Ямышевский тракт, продолжене 11

СБОР БАТЫРОВ В ОЗЕРНОЙ ДОЛИНЕ

Утро в горах
Ночь перед прибытием батыров и сардаров Кузеубай и Жакуп (так назвал себя гость озерной долины) скоротали в гроте, прикрытом порослью молодых деревьев. Мальчику не спалось, и Жакуп рассказывал ему о том, что делается к востоку от озера.
С удивлением Кузеубай слушал орыса-барлаушы. Разведчик говорил о приходе людей с севера, которые двигались вдоль реки Ертис на лошадях, по реке на лодках и связанных бревнах. Эти люди строили деревянные и саманные дома, огораживали их. Если понадобится, они смогут стрелять сквозь дыры в оградах. У пришельцев есть ружья и пушки-зембиреки, есть бросательные шары из шоин-чугуна, набитые порохом.
— Вот бы и нашим сарбазам такое! — несколько раз с восхищением отзывался подросток на неторопливое повествование умудрённого бородача. — Им легче было бы воевать с калмыками. А орысы с ними воюют?
— Нет, Джунгары на русских нападают, уводят в плен. Русские защищаются и тоже пленных берут.
— А наши, казахи, тоже в плен попадают?
— Тоже, но потом их всегда выменивают на своих, еще и подарки даем.
— А калмыков тоже выменивают?
— Нет, их стараются христианами сделать и отправить по крепостям. Тогда они перестают воевать.
Рассвет в горах, как всегда, наступил неожиданно. Только-только было темно – и вдруг над вершинами сопок и скал поднялось солнце и затопило золотым светом всю округу. Жакуп и Кузеубай ополоснулись в потоке Карабулак и взялись отделять от стад и табунов животных для убоя. Коровы, овцы и лошади разбрелись по длинной широкой лощине.
— Вот здесь, — показал Кузеубай на подъем в конце лощины, — можно пройти к озеру Торайгыр.
— Да, — подтвердил Жакуп, — я так и пришел. Видел я, как джунгары разоряли твой аул, убивали твоих родственников. И тебя видел, когда ты пришел и должен был схоронить свою родню. И как ты выгнал стада на Жамбак, и пошел на перевал к Сабындыколю. Я ведь шел за тобой. Нельзя было мне открываться, пока не увижу батыров ваших.
— Но мне же ты открылся!
— Тебе можно, ты не из вражеского стана. Джунгары сейчас всем враги — и русским, и казахам. Их китайцы прогнали из Тибета со своих земель. И из горного Алтая гонят джунгар их же родичи — теленгеты.
— Так вот почему калмыки сюда идут, — догадался подросток. — Им наши пастбища нужны! Там, на юге, их тоже не пускают к себе.
— Ты не по годам догадлив и рассудителен, сынок, — добродушно потрепал мальчика по плечу Жакуп. — надо бы тебе русскую грамоту выучить. Будешь вдвое полезен своему народу. Я вот по службе и вашу, и калмыцкую речь узнал, и китайская мне знакома.
— Это ты, дядя Жакуп, верно сказал. — куда мне теперь одному? Батыры с войсками уйдут, меня с собой не возьмут.
— Это ты зря говоришь, возразил Жакуп. — Я видел твоих ровесников среди ваших сарбазов.
— Так они сыновья ханов, их с трех лет учат. А я пастух-травознай, шопан-шопбильгиш.
— И тут сгодишься, раненым пособишь, подлечишь. Я сейчас послужить среди вас должен, будь со мной вместе. Я и русской грамоте тебя подучу. Глядишь, в родных местах главным станешь.
У Кузеубая посветлело лицо: не зря дед говорил, что ему, Кузеубаю, всегда будут встречаться хорошие люди! И он принялся точить ножи о выступы гранитных «лепешек», из которых были сложены скалы Карабулакской лощины.
А разведчик Яков вышел к озеру осмотреться. Оно лежало огромным зеркалом на дне гигантской каменной чаши. Даже со скалы было видно, как чиста и прозрачна светлая вода. Оглядывая озеро, Яков заметил на берегу, совсем недалеко от урочища Карабулак темное пятно и направился к тому месту.
Площадка была ровная, покрытая редкой порослью хвощей и папоротников. А темное пятно вблизи напоминало большое кострище — словно очень давно здесь жгли дрова. Поковыряв носком сапога грунт, Яков вывернул из земли несколько черепков и продолговатых острых камешков.
Да тут, никак, древние людишки обретались. Больно уж похоже на такие же места по берегам Иртыша и в тибетских горах (оттуда и пробирался Яков, держа в памяти ценные сведения, добытые тайно). Сроду не знал бы о тех, кого на Урале называют еще «стары люди», да надоумил премудрый монах-буддист.
Яков хотел нагнуться, чтобы собрать кремневые лезвия, да почувствовал, что в спину кто-то смотрит. Осмотрелся – никого. Шагами прыжками он добрался до ближней скалы и прижался к ней, нащупывая в сапоге кашгарский клинок-жало.
Тот, кто смотрел в спину, довольно рассмеялся и прямо-таки возник из лопушистых кустов конского каштана.
— Апырай, Жакуп, теперь я тебя поймал!
Из поросли вылез Байдаулет, давний знакомец Якова, с которым он состоял в одной команде при генерале Лихареве. Погоняв по шпионскому ремеслу, Лихарев разослал тайную команду во все концы степи и щедро платил за каждое сообщение солью, товарами, скотом, давал и монеты-акша.
— Эй, как твой-живой, Теменьга? — весело окликнул тамыра Яков, нарочно коверкая речь.
— Теменги. Родовое имя мое помнишь? — удивился Байдаулет. — Ещё что-нибудь помнишь?
— Сказки твои помню. Мастак ты узорно излагать. Вот хотя бы про это озеро: три брата кидали камни на спор, кто дальше. Один кинул, да камень в земле застрял. Другой бросил и попал в камень первого брата. Третий бросил и попал в камни братьев. Из-под них полилась вода и заполнила вот эту долину. А верхний камень стал островом. Мораль же проста: под скалами много воды, и вся наверх идёт.
— Жарайды! Однако хорошо, что мы раньше увиделись, до приезда батыров на их тойгын-совет. Мы сможем общие слова найти, иначе с нами не посчитаются.
— Идет, — согласился Яков. — Я должен предложить приход русских на горные озера.
— А я расскажу о последней поездке в Тобыл-кала, — заключил Байдаулет. — Я оттуда целую ораву привел, все из калмыцкого плена.
Байдаулет ткнул камчой за плечо. Яков поглядел в ту сторону: в лощине под руководством Кузеубая возились тридцать-сорок кайсаков.
— Как думаешь, согласятся ваши бастыки?
— Кто знает, — пожал плечами Байдаулет. — Калмыки сюда постепенно передвигаются, есть угроза и нашим урочищам, где веками много травы и воды. Военную помощь у орысов просить точно не будут. В Тобыл-кала сибир-патша руками разводит: мол, царь запрещает…
Перед лихой годиной
Бывшие джунгарские пленники носились по просторному отлогому побережью озера и под присмотром Кузеубая развертывали ставки батыров. Каждому полагалась отдельный шатер и для дружинников десяток юрт. Яков посоветовал по казачьему обычаю устроить общую коновязь с кормушками, но Байдаулет предложил обойтись торбами — мешками с кормом, которые в иртышских крепостях вешают на головы лошадям.
Большинство вызволенных кайсаков, видимо, долго пробыли в ясырях и подзабыли свою ана тили — родную речь, — и Якову приходилось повторять команды Кузеубая и Байдаулета по-калмыцки. Когда солнце над озером поднялось в зенит, лагерь для сбора батыров был готов.
Над шатрами торчали шесты для бунчуков, войлочные занавески юрт были подняты и скатаны. Оралманы поднатужились, натаскали обломков плоских плит и устроили из них подобия столов. А место для совещания оборудовали каменным возвышением, с которого удобно было бы обращаться с речью к собравшимся.
Закончив, умаявшиеся работники и хлопотуны присели возле котлов и припали к турсучкам и тастаганам с айраном, бурдюки с которым рачительный Кузеубай достал в водопаде-саркырама.
И тут со всех сторон послышался топот копыт. Озерную долину заполнили вооруженные всадники. Каждый занимал точно обозначенное место, окружая своего предводителя. Все отряды были похожи друг на друга и различались только цветом одежды и орнаментами. Байдаулет, Яков, Кузеубай и толпа бывших пленников во все глаза смотрели на это пришествие.
— Эй, смотрите и знайте все,  — подал голос Байдаулет. Лицо его светилось от радости и гордости. — Вот они, защитники и заступники наши: Богенбай Олжабай, Малайсары, Тайлак, Сауран, Жаныбек, Жасыбай, Тугел, Жазы… Близится время большого отпора калмыкам! Хватит степнякам терпеть лишения и с обожженными пятками, актабан шубырынды, брести по раскаленным пескам и камням пустынь.
Менялись лица оралманов — бывших джунгарских рабов. В глазах загорались искорки свободолюбия, преждевременные горестно-покорные складки на лбах и щеках разгладились. На темных загорелых скулах проступил коричневый румянец, и не было ни одного, чья грудь от волнения не дышала бы глубоко, ритмично опускаясь и поднимаясь.
Даже разведчика Якова охватило чувство, которое Лихарев называл заморским словом «энтузиазм». Да, Иван Михайлович не чета был Бухгольцу и иным немцам, он быстро ухватывал любую суть, намертво запоминал любые крохи знаний. Сейчас бы да его сюда, на это сбор-совещание. Его речь была бы сочней, полней и точней, чем его грамотейские посказульки. Придется упереться, припомнить всё, чему учил Иван Михайлович и не подвести его. Почитай, он, Яков, тут как посол от державы.
Батыры с дружинами заняли свои ставки. Оралманы быстро разнесли по ним казаны с готовой едой и бурдюки с айраном. Яков и Байдаулет занялись приготовлением чая, который был у разведчика в большом тряпичном кисете на поясе. В эту пору не каждого угощали китайским волшебным напитком, от которого светлело в уме и прибавлялось бодрости. Чай заварили для батыров.
Пока он настаивался, предводители ополчения собрались на площадке с томпешиком-возвышением и расселись каждый на своем камне — тас-отыргыш. Стараясь быть незамеченными, как это умеют только степняки, несколько оралманов поставили перед каждым батыром пиалу с чаем. Глотнув несколько раз, батыры одобрительно зацокали языками, но Малайсары попросил добавить килегея — густых сливок. Кузеубай схватил турсучок, вихрем подлетел к батыру и подлил сливок в пиалу. Малайсары отпил и кивнул: вот теперь тамаша!
Богенбай покачал головой — бала и есть бала! — и подал голос:
— Агайындар, пора начать наш сбор-тойгын! Нам нужно окончательно обговорить всё, что нам предстоит делать в ближайшие годы. Может случиться, что вот так, мирно и безопасно, мы можем и не собраться. От хана Тауке пришли с юга вести, что калмыки озверели и ищут выхода на север и запад. С юга гонят их кытаи, с Алтая теснят орысы. Потому калмыки, как вода в половодье, ринулись туда, где им ничто не препятствует. Скажи, Олжабай, о том, что мы ч тобой обсуждали недавно.
— Братья, — обратился к батырам с томпешика сподвижник Богенбая. — Сражаться с калмыками мы сможем, если все будем едины. Сразу прогнать мы их не сможем. Но можем остановить, замедлить их движение. И сразу мы должны решить: принимать ли их нам, чтобы ужиться, или склониться к орысам…
— Олжабай, — крикнул с места Малайсары, — ничего плохого нет в союзе с калмыками. Живем мы одинаково, кочуем, точно так же ведем хозяйство. Заключим союз и мирно поживем хоть полвека.
— Маке, они ведь нас в себе растворят…— ответил Олжабай. — Кто мы тогда будем? Кытаи тоже этого хотят, чтобы мы забыли и язык, и обычаи.
— Этот спор давно идет, — перенял слово Богенбай. — Скажу вам то, что думают все наши степняки во всех жузах: кытаи пострашнее будут. Вспомните новую пословицу: если черноголовый китаец навалится, то рыжий русский отцом покажется.
— Нам сейчас надо условиться о сопротивлении, — взял слово Жасыбай. — каждый в своих родовых урочищах поставит заслон и даст отпор. А между собой будем посылать гонцов-хабаршы. Калмыки захватывают земли и уничтожают нас, и мир с ними невозможен.
Байдаулет подал знак Богенбаю, и старшина батыров поманил его к себе.
— Иди-ка сюда, расскажи про орысов
— Агайындар, - обратился ко всем Байдаулет, — я уже три года по поручению хана Тауке езжу с другими старшинами в Тобыл-кала. Эта поездка была последней. Теперь мы можем только торговать или родню искать. Царь орысов предлагает ставить крепости для того, чтобы безопасно ездить по торговым делам. Еще они хотят брать из-под земли камни, песок и превращать их в темир, жез и алтын, — в железо, медь и золото. Вот Жакуп-барлаушы, он добавит свое слово.
Яков, собравшись с духом, изложил предложение Лихарева: дозвольте, господа кайсаки, поставить крепости русские там, где калмыки больше всего угрожают. Они враз угомонятся и уберутся в свои хотоны на Тарбагатае. Батыры выслушали русского разведчика, и Богенбай от имени всех заверил:
— Можешь передать своему главному сардару и аталыку, что в случае необходимости его предложение мы примем. А теперь обговорим, как нам действовать в ближайшие десять лет. Чутье нас никого не обманывает: битвы будут трудные и кровопролитные.