Старая кровать

                Старая  кровать.

     Мало сказать, что бабушка любила своих внучек: Олюшку и Зоюшку. Она в них просто души не чаяла. Дочка привозила девочек к маме в село, а сама с зятем к морю уезжала, отдыхать. Мама вздыхала, провожая их до калитки.
     - Укатили, Бог знает куда, - жаловалась она мужу. – Нет, чтоб пожить в родительском доме, помочь или хотя бы поговорить с родителями. Мы же не вечные. Старость к земле гнёт, а они не хотят этого понять…
     - Не бери в голову, мать. Они нынче все такие. Легковесные какие-то. До неба далеко и земля их не радует. Вот и живут, будто бы жизнь им на одни развлечения дадена.
     Так и этим летом было. Погоревали старики и, за домашними хлопотами улеглось всё в душе и забылось. А внучки остались. Чем не радость? Олюшка, постарше, за цыплятками приглядывает. Ягняток так любит, что готова с ними в хлеву ночевать. Зоюшка же всё больше с куколками играет. Прошлым летом к деду приставала: построй да построй домик для кукол. А деду на детские затеи времени нет. А как откажешь? Вот он и достал из чердака большую клетку. Когда-то в ней кроликов держали. Вычистил, выскоблил её, соломки подстелил, а сверху ещё и дерюжкой прикрыл.
     - Девчонки! Вот вам хатка. Я бы и сам там с полчасика вздремнул, да дверка для меня узковата. Боюсь – не пролезу, - шутит старик.
     - А и пролез бы, всё едино ноги б наружу торчали, - смеётся бабушка.
     Вот в этом крольчатнике и пропадали девочки. Дед для кукол из лозы кроватки сплёл. Спинки гнутые, затейливые, узорчатые. Прямо таки – заглядение. Маленькие хозяюшки то за стол кукол усаживают, то спать укладывают. Олюшка на лугу цветов нарвёт, половину бабушке отдаст, а второй половиной домик для кукол украсит. А тут вздумалось ей фольгой от шоколадных конфет креслице для куклы обвернуть. Что-то вроде царского трона сделать. На ту минуту бабушка подошла, хотела позвать внучек обедать, да засмотрелась на играющих девочек. Глянула на поблескивающее креслице, горько вздохнула и задумалась. Так в задумчивости до самого вечера проходила. А как сели ужинать, дедушка и спрашивает её:
     - Мать, ты что-то нынче молчаливая. Не заболела ли часом?
     - Да, нет, Бог с тобой, скажешь тоже. Вот, посмотрела, как наши «козочки» играют в крольчатнике, вспомнилась мне история одна. И так она мне душу разбередила, что ни о чём другом и думать не могла.
     - А что за история? Ну-ка, напомни мне…
     - Вряд ли ты о ней слышал. Мне её ещё до замужества рассказывали. Говорили, будто бы на самом деле так было.
     - Бабушка, расскажи, пожалуйста. Мы тоже хотим послушать, - в один голос попросили внучки.
     - И то правда, расскажи. Вечер хорош, тихо, тепло. Посидим, отдохнём после трудов дневных, заодно послушаем.
     - Ладно, вспоминать не пуд проса покупать. Расскажу, что знаю. Только дайте с мыслями собраться. Вот как это было:
     На дальнем хуторе жили себе муж да жена. Ну, кто мир повидал, слезу утирал, тот знает, что не просто живётся на свете бедному человеку. Куда не глянет око – ждёт его работа. С утра до вечера так наломаешься, что нет сил ложку до рта донести. Помощи ждать неоткуда, кроме как от детей своих. Вот, что ни год – жена по сыну рожала. Восьмерых родила, с девятым ходила, да родить силёнок не хватило. Померла сердешная. Ох и намаялся муженёк с детишками. Какая там ласка? Окриком да подзатыльником понуждал. Одна забота: прокормить бы такую ораву. Знай, работал, не покладая рук. Тут, хоть как его вини, а нелёгкая судьба мужику досталась. Не до потехи, коли на локтях прорехи.
     Не сказать, что отец на детях всю обиду за неудавшуюся жизнь вымещал. Может просто усталому человеку ласковые слова на ум не шли, может и сам их сроду не слыхал, только от этого не легче. Мальчишки тоже росли нелюдимыми, что волчата под еловым выворотнем.
     Известное дело, что только та работа хороша, когда, благословясь, с радостью за неё принимаешься. А когда с тяжёлыми мыслями – вдвое тяжельше кажется. Другое дело, когда человек со смирением в сердце живёт. Дескать, так на роду написано. А раз так, то и роптать не на кого. Живи, как живётся и проси у Бога здоровья. От согласия с самим собой, от благости в душе и работа спорится. Но, опять же, не каждый может усмирить в сердце своём растущее с каждым днём недовольство. Вот и тот хозяин, о котором речь веду, прежде чем за какую работу возьмётся, её проклятьем, бранными словами осыплет и, остервенев от злости, начнёт ворочать, как медведь в буреломе. А когда человек с обидой за дело принимается, то всё, за что он не возьмётся – противится ему. Э-эх, кремень да железо – только искры летят. А если б с добром да с лаской, глядишь, и козу можно в саночки запрячь. Вот ведь какое дело. Да-а, грешному да злобному человеку черти камушки под ноги подкладывают. Тот спешит, спотыкается, но не кается, а бранится. От того грех его только множится. О-ох, беда-беда! Куда не кинь – везде клин.
     Бабушка горестно вздохнула, подлила внучку чаю, поближе придвинула оладушки, вареньице на блюдце, потом села, скрестив руки под грудью, и стала дальше рассказывать.
     - Вот, прошло лет этак семь после смерти жены. Хозяин тоже преставился. Кто говорил, будто бы на работе надорвался бедолага, а кто крестясь сказывал, будто бы сам на себя руки наложил. Одним словом: детишки сиротами остались. Поначалу соседи их подкармливали. Ну, так это – раз, другой. А есть-то каждый день хочется. Вот и стали детишки приворовывать. Вскоре на хуторе от «бедных сирот» никому житья не стало. Поколачивали, конечно, их мужики, если на воровстве попадались. Но поймать было непросто, их же восемь. А голодный человек увёртлив. Так-то. Вскоре, чуть ли не на каждой двери появились запоры, чего раньше сроду небыло. Собакам цепи удлинили. И хозяйки более осмотрительными стали.
     До осени детишки на хуторе кое-как продержались, а к зиме куда-то ушли. Ну, ушли и ушли. Хуторяне облегчённо вздохнули да и забыли о них. Своих дел по горло. Правда, доходили слухи, будто бы братья стали на дорогах пошаливать, грабежом промышлять. Хуторяне смекнули, сговариваться стали и ездили на ярмарку по несколько подвод. На всякий случай в соломе дубинки припрятывали. Но через пару лет как-то поутихло всё. В другие края видать подались разбойнички.
     На том бы всё и кончилось, но вот какая история приключилась. О той семье за два десятка лет давно уже забыли. Старики на хуторе повымерли, а молодые и в глаза их не видали. Но, вот, однажды, на хутор завернула новая телега, доверху нагруженная всяким барахлом. Кони добрые и люди, по всему видать, не бедные. Мужик с лёгкой проседью в волосах, а рядом молодая жена. Стали спрашивать тех, кого на дороге повстречали: не продаётся ли где изба? «Нет», - отвечали хуторяне. Потом вспомнили о пустующей полуразвалившейся избёнке. Мужик кивнул головой и, спрятав усмешку в бородищу до глаз, направил коней к покосившимся воротам. Денька через два на том дворе появились плотники-работники. Хозяин деньгами не скупился, кормил-поил досыта и через недельку-другую избу стало не узнать. Хлева да амбары обновили. Даже колодец выкопали. Молодая хозяйка хуторянам по сердцу пришлась. Как птичка весенняя по двору порхает, напевает. Ни на минуточку не присядет. И в доме и в огороде – везде поспевает. Муженёк показался соседям человеком набожным. Словами попусту не сорил и табачищем не дымил. Плечист, ухватист, да только сразу видно, что крестьянскому делу не больно-то обучен. Но умом не обделён. Прежде чем что сделать, долго думает, приноравливается. Была бы охота, а опыт – дело наживное.
     Пронырливые соседушки пытались молодуху разговорить. Она и не скрывала, что недавно из-под венца. Мужа своего до свадьбы и в глаза не видала. А у него много ли выспросишь? Молчит, вздыхает, да по вечерам подолгу перед образами на коленях Богу молится. Жену не обижает, но и не балует. На гулянье они не ходили и в церкви их тоже ни разу не видали.
     Однажды поехал хозяин в город. Вернулся к вечеру. На возу привёз кровать с резными ножками, а спинки – просто загляденье. Кое-как её в избу внесли. Ещё через год за люлькой своему первенцу в город съездил. Вот и всё. Более и сказать нечего. Мужик и мужик, пашет, как умеет, сеет да веет. Мужики зовут покурить, а то и водочкой после баньки побаловаться. Отнекивается. Те не настаивают. Каждый норовит, как разум ему велит. Да мало ли у кого какие причуды…
     Вот, живут себе люди мирком да ладком. Соседи ни окрика, ни худого слова с их двора никогда не слыхали. Только со временем и песен у хозяйки поубавилось. Погрустнела, побледнела молодуха. Стали соседушки допытываться: что да как? Не обижает ли муженёк?
     - Что вы, соседушки-голубушки! Родная матушка мне спуску не давала. А супруг и пересоленные щи съест и спасибо скажет. Сыночка так любит, так пестует. Смотрю иной раз на них и Бога благодарю.
     - Может болезнь какая тело грызёт? – не унимались соседки.
     - Да, нет. Вроде ничего не болит. Сплю только плохо. Не спится что-то. А усну – приснится сон один страшнее другого. Во сне такого страху натерплюсь, что белый свет не мил. Люди чужие, незнакомые, ко мне руки тянут, какие-то деньги с меня требуют. Сами израненные, в лохмотьях. А я сроду ни у кого в долг не брала и никому ничего не обещала. С чего бы такое? Извелась я совсем не спавши…
     Выслушали соседки и посоветовали позвать в дом священника. Они и позвали. Освятил избу батюшка, ладаном окурил. Повеселела хозяйка. Но потом стали примечать, что не к добру её весёлость. Умом повредилась молодуха. Каких только лекарей не привозил к ней муженёк, все бестолку. Так в могилу и сошла несчастная.
     Очень горевал по жене вдовец. Печаль прилипчива. Не враз отступится. Год, другой и третий на исходе, а он и не думает жениться. Соседки с советами пристают, а он только вздохнёт, возьмёт сына на руки и уйдёт с глаз подальше. Вдвоём с сыном и в поле, и на покос, и в лес за дровами. Сам корову доит и квашню ставит.
     Однажды на хутор разбойники нагрянули. Только тогда тот мужик попросил приютить сына и сам, с голыми руками на встречу с лихими людьми пошёл. О чём они там говорили, никто не слыхал. Только вот что с этого вышло: всё, что успели награбить – назад людям вернули и, как тихо пришли, так и ушли. И опять живут в осиротевшем доме стареющий отец с подрастающим сыном.
     Случилось так, что встретил того мужика священник. Будучи наслышанным о его набожности, спросил: почему тот Храм Божий стороной обходит?
     - Не хочу горе своё на люди нести, - только лишь ответил батюшке мужик.
     - Ты, как знаешь, а сына не неволь.
     Вот с того дня мальчика в полотняной рубашке и штанишках часто видели в церкви. Отец же дожидался его у церковных ворот. А дождавшись, садил на возок и неспешным шагом вёз домой, на хутор.
     Много раз раздвигала берега их говорливая речка, уносила на плечах своих толстые льдины. С годами сынок сам стал священником и не единожды пробовал разговорить отца. Но тот, если и отвечал, то только одно и то же:
     - Грешен я перед Богом и виноват перед людьми. Ни одной молитвы я не произнёс во своё спасение, а только просил Владыку Небесного, чтоб мои прегрешения остались на мне, а сыну моему счастье даровал.
     Так и помер мужик на возу с пашни домой едучи. Похоронили его, как полагается и, конечно же, за повседневными заботами забыли бы о нём. Но грех, как тот гвоздь из мешка нос высунул. А дело вот как было:
     Горько и тоскливо одному в избе осиротевшему, хоть и взрослому сыну. Утром протопит печь, а вернётся с вечерней службы, а в доме опять холодно и сыро. Конечно же, он с детских лет не был избалованным ребёнком. Всякую работу умел делать. Только, как не старайся, а одному за всем не поспеть. Так и эдак раздумывал, и по всему выходило, что жениться ему надо. Минул год после кончины батюшки его, привёл он в дом свой жену добрую, кроткую, что голубку белую. До свадьбы спал он на узкой кровати, которую давным-давно отец ему сам выстрогал. Но эта кровать была хороша для одного. Молодая жена постелила постель на большой, когда-то привезённой из города кровати.
     Вот, неделю они спят на той кровати, другую. Люди они молодые, нацеловаться, намиловаться друг дружкой не могут. Ночи им мало. Однако в одну из ночей снится молодой жене страшный сон. Проснулась она среди ночи встревоженная, вся в слезах и рассказывает мужу. Дескать, во сне страшные окровавленные люди требовали вернуть им деньги. И пошло-поехало. Что ни ночь – то новые кошмары. Уже не до любовных утех. Бедная женщина с лица спала. Да и муженёк места себе не находит.
     Как-то, после обеда, сморил его сон. Он и прилёг на ту кровать, на которой вырос. Приснился ему отец родной. Глянул сын на отца и ужаснулся. Лежит его старый отец на большой кровати, прикрытый красным атласным покрывалом до самого подбородка. Никогда раньше в доме и покрывала такого небыло. Отец ему и говорит:
     - Сын мой, единственный. Сними с меня это покрывало. Тяжко мне под ним.
     Сын сдёрнул покрывало, да так и обмер от увиденного. А испугаться было чего. На постели лежал отец, как есть нагой. Всё тело старика покрыто гнойными ранами. В тех ранах черви копошатся. И столько тех червей было, что они даже по простыни ползали.
     - Гляди, сын мой. Это не черви, это грехи мои. Много невинных людей было мною и братьями моими ограблено и загублено. Я был старшим среди осиротевших братьев моих. Они боялись меня и по моему приказу творили беззакония. Их грехи на меня легли. Один за другим все в землю легли. Я один в живых остался. Тогда и приснился мне отец мой. Велел сойти с воровского пути, жениться и жить в любви и согласии. Ибо от этого брака родится сын, ни на тебя, ни на меня не похожий. Сердцем чист, как утро летнее, кроток, как ягнёнок беленький. Именно ему предначертано свыше в нашем хуторе построить Храм Святой. Время придёт и ему будет открыта Истина. Чтоб услышать Её, из уст его, люди будут пешком идти по семь дней пути.
     - Батюшка, не мне ли дедушка велел Храм Святой выстроить? – изумлённо спросил сын.
     - Тебе, сын мой. Тяжела большая кровать. В ней запрятано много золота и серебра. Вот на это золото, омытое слезами и кровью ни в чём неповинных людей, и построй Храм. И упаси тебя Бог потратить на себя хоть малый грош! Слышишь меня, сын мой?
     - Слышу батюшка.
     - Искушений много будет, но ты молись и помни: только после освящения Храма спадёт проклятие с рода нашего. А через год жена родит тебе двойню. Счастье великое придёт в дом твой. А ты передай детям, внукам и правнукам своим, чтобы они семь поколений не называли детей своих моим именем…
     - Отец, ответь мне: почему жене моей снятся страшные сны?
     - От страшных снов помутился разум у матушки твоей. Это каждая монета ей, чистой душе, свою историю рассказывала. Требовала вернуть её истинному хозяину. А как вернуть, коли их давно на свете нет. Поэтому, сын мой, сделай благое дело, построй Храм Святой и помолись за души невинно убиенных. А на кровать эту больше не ложитесь. Изруби её на дрова и сожги.
     С тем и проснулся сын.  Схватился руками за голову и заплакал. На другой день, спозаранку, поехал в город, к протоирею, а может и куда выше. Всё как есть рассказал и попросил благословить его на постройку Храма.
     Ещё семь лет разливалась река, унося на плечах своих тяжёлые льдины, прежде чем построили и освятили Храм Божий. Настоятелем в этом Храме служил сын самого страшного в тех краях разбойника. Но никто из прихожан этого не знал. По Божьему велению никому и в голову не приходило правду доискиваться. Благочестивый род заново начинался. Много добрых дел предстояло сделать сынам и дочерям, ведь каждому на всё время своё.

                29 января 2007 года.
    


Рецензии
Анна! Такая история страшная. Но с добрым концом. Искупил сын вину отца.
Интересно, а за разбой нынешник больших разбойников потомство будет рассчитываться или они смогут откупиться?

Спасибо, Анна!
Всего Вам хорошего!


Татьяна Збиглей   30.03.2012 16:54     Заявить о нарушении
Принято считать, что сын за отца не в ответе. И ещё надеюсь, что наше общество дорастёт да состояния, когда миром будет править чувство совести... А то, что сказка страшная, тут я не виновата. Это мне такой сон приснился... Всё это я видела и мне было ещё страшнее. И рада бы забыть, но не тут-то было... пока не выпишусь.
Спасибо Танечка!!! Радости Вам!!!

Анна Боднарук   30.03.2012 18:13   Заявить о нарушении
На это произведение написаны 2 рецензии, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.