мохнатые гусеницы

Мохнатые гусеницы ворочались у Нее в ушах,укладываясь поудобнее. Свернувшись уютным клубочком, гусеницы закрыли ушное отверстие так, что Она ничего не могла слышать. Сердце, словно мячик в детской игре, колотилось о стену под бессмысленнейшую считалочку "чоки-чоки, щеки-щеки,моты-моты, жмоты-жмоты..." Она вдруг сбивалась, то ли счет забывала, то ли сердце, отскочив от стенки, закатывалось в тайный уголок и трусливо умолкало там, так что его невозможно было отыскать. Пространство плавилось от подступающих слез, на борьбу с которыми просто не было сил. Руки тяжелыми гирями болтались в такт громко тикающим часам. Чтобы хоть как-то занять свои напряженные мысли, она перебирала в голове слова с формообразующим суффиксом ВШ (вэша): бывший, любивший, забывший...Эпитеты не выполняли эстетической функции красочных определений: сбежавший, предавший, солгавший... Напротив сидел Он, измученный ожиданием конца неприятной процедуры, которая обещала Ему "моральную" свободу и "материальную" безответственность...
Скрипнула дверь, прервав тревожную тишину казенных коридоров ОВИРа. Беспристрастная Дама императивно пригласила войти. Они, как чужие однофамильцы, расписались в трех местах...Он вышел первый.Ее задержала Дама: "Что Он Тебе оставил?" -"Сына!" -почему-то с гордым вызовом ответила Она. Он ждал Её на улице, Ему трудно было скрывать виноватую радость, но в Него проросла уже новая жизнь! Он брезгливо прощался с прошлым...и чтоб как-то отметить этот рубеж, пригласил Ее в кафе.
Они вошли в знакомое "Ленинградское", чего-то заказали, взобрались на высокие барные стульчики. Оторвавшись от земли, Она заметно качнулась, но громким смехом попыталась скрыть неловкость. Ей хотелось скорее остаться наедине со своим новым горем. Ей шел 27 год, сын перешел в третий класс...и Она понимала, что Ее "новая жизнь" в отличие от Его "новой жизни" начнется нескоро. Держалась Она героически. С трудом глотая угощения, зачем-то жаловалась на неудобно составленное расписание... Он прервал Ее бесцветным голосом, и Она едва разобрала сквозь клубочки мохнатых гусениц: "Я ХОЧУ ЗНАТЬ ЧЕЙ У НАС РЕБЕНОК? Надо сходить в кабинет - я уже заплатил."
Не помня себя от ярости, Она чеканила шаг по мосту и думала: "Почему французская разлука под музыку Леграна полна благородства и пафоса?" И осень с фальшиво-золотой красотой и обманной теплотой раздражала, как молодящаяся старуха...
Наутро раздался телефонный звонок: "Он - в небе". Прости Его," - просила мать за сына.Прощение пришло внезапно, само собой, вместе с рождением Их общего внука. Прошла целая жизнь, и Она поняла: вопрос об отцовстве был Его местью за Его предательство! Он мстил Ей за Её чистоту, невинность и бескорыстие. Все прошло. Только мохнатые гусеницы ворочаются прежде чем уютно улечься...ПАМЯТЬ МОЯ ВРАЖДЕБНА!