Serenity

Бесконечность всегда ставит нас в это ужасное положение, когда нужно выбирать.
Мы хотим бесконечности, но в то же время мы хотим сбежать от неё.
Ты хочешь послать меня подальше, но в то же время тебе неудержимо хочется остаться.
Тебе было бы бесконечно легче просто неудержимо хотеть остаться.



Я просыпаюсь от стука дождя по стеклу, стука дождя по стеклу стук-стук-стука дождя, почему вся постель заляпана этим синим цветом, как краской неоновой облита, мягкая, была белая, но так лучше, как в море тропическом сейчас опущусь на дно самое, на песок, только левой рукой за твёрдое железное схватиться надо, унесёт ещё, засосёт водоворот, уже засосало, глубина чувствуется, но пальцами крепко держусь, не вырвет, только темно сильно, темно, в темноту, ту, тууу, стууу, стуук, стук…
Стук!
Я просыпаюсь от стука дождя по стеклу. Делаю глубокий вдох и медленный выдох. Лежу несколько секунд, поглаживая накрахмаленную простынь, и прислушиваюсь к звукам в комнате.
Свет от включённого экрана освещает белую стену напротив кровати. Я смотрю на неё, голую, без картин, не заслонённую мебелью, и вспоминаю: «Если то, что ты хочешь сказать, не важнее молчания – молчи». Чем я горжусь? Пустотой вокруг себя? Почему бы и нет?
Зато за окном не пусто. Даже в полчетвёртого ночи осень наполняет город до краёв, видимо-невидимо присутствует в каждом кубическом сантиметре пространства, впитывает себя в него туманом и моросящим дождём, липнет мокрыми листьями, опутывает голыми ветвями небо, злобное, злостное, просто серое, грустное.
Я перелажу по широкой двуспальной кровати на другой её конец и выглядываю в окно. По улице проезжает машина… Спокойствие переполняет меня. Я поворачиваюсь на пятках, смотрю на экран ноутбука и громко произношу вслух: «Ну, и!?»
И-мэйл… Мысли какие-то идиотские, в голове каша, надо водички попить, во рту какашка, и окно приоткрыть… Если так тяжело просыпаюсь, значит долго не засну.
Расслабляюсь, вдыхаю минуту свежий воздух с улицы, а потом закрываю окно и сажусь на кровать возле тумбочки с ноутбуком. У меня одно входящее сообщение.

«От кого: serenity@gmail.com
Тема: без темы

привет, предатель!))
сколько лет, сколько зим!)))
мне тут вспомнились твои слова одни.. «счастья одного на всех не бывает».. помнишь, ты так говорил? и ещё потом добавлял, что у каждого свой путь. и что все пути одинаковы, и все они ведут в никуда. я хорошо запомнила... не знаю почему, в память въелось как-то.
слушай, нам надо встретиться. точнее, мне нужна твоя помощь, если уж быть откровенной. я понимаю, что мы не виделись и не слышались четыре года, но ты меня не забыл, я знаю точно ;) у меня большие неприятности… и ты – первый и единственный человек, о котором я подумала сразу же, как только поняла, что дела мои в полной заднице.
ты уж прости за прямоту такую, но если бы я начала юлить – ты бы всё равно всё понял, и тогда мне бы стало стыдно тебя о чём-то просить.
«никогда не говори никогда».. это уже мои слова. помнишь, что ты на них ответил? а потом ещё дал обещание. ты помнишь своё обещание?
буду ждать тебя на Цепном мосту в Будапеште завтра после заката. мне нужно евро 500 наличными и новый чемодан, небольшой какой-то… если будет интересно – при встрече поговорим.
«надышаться можно только ветром» - это как раз про меня в нынешней ситуации…
буду ждать. пока».

Я тру опухшие глаза до приятной рези, потом начинаю массировать лоб, виски, щёки, мну своё лицо словно резиновое, издаю протяжный стон и плюхаюсь на спину расправив руки. Простынь подо мной белоснежная и хрустящая, пахнет лимонной свежестью, морским бризом и луговыми цветами, и сон и лень проглатывают меня, как удав кролика, медленно, но уверено, не оставляя никаких шансов продолжать бодрствование, разворачивать деятельность, планировать будущее, преобразовывать действительность. Мне остается только вспоминать, витая в полудрёме, о той, которая написала это сообщение, которая когда-то давно писала мне тысячи сообщений, миллионы слов, пряча в них сотни различных интонаций, намёков, эмоций, просьб и приказов, скрытых в построении предложений, пунктуации, лексике, орфографии. О той, которая избегала личных встреч, но оставалась непобедимой, жонглируя смыслами между строк электронного текста.
Что может значить моя привязанность через четыре года, которые я о ней не думал? Я предпочёл верить, что это маленькое-большое чувство просто потерялось где-то в бескрайних просторах сети, не умерло, но ушло в неизвестность, ту дикую непроходимую неизвестность, в которой слишком много всего остального, чтобы в ней можно было отыскать что-нибудь конкретное. И сейчас моя когда-то сердешная симпатия стала так микроскопически мала, что даже не способна вырвать меня из плена блаженной неги, создаваемой запахом дешёвого порошка на моей простыне.
Но подсознательно я знаю, что она всегда на расстоянии вытянутой руки, ведь безысходность – это вовсе не про неё! Она всегда оставляла пути для отступления, полусожённые мосты, едва заметные, заросшие тропы в душах людей, которые для неё давно ничего не значили, но в то же время значили всё, потому что были живыми вехами, обозначающими её бесконечное путешествие.
Путешествие куда? Целей, которые она перед собой ставила, хватило бы на несколько жизней! Их было так много, и они были такими разными! Но она была так талантлива и столь энергична, что эти цели сгорали в пламени, которое окутывало её, не успев до конца сформироваться в её мозгу. Она жила ради абстрактного – и это было прекрасно, но сама думала, что живёт ради какого-то обыденного фуфла – и это был отстой.
Не знаю, что я значил для неё. Да, наверное, такое невозможно знать, в смысле понимать разумом. Она была частью неведомой мне стихии, и двигалась слишком быстро, поэтому я не был способен за ней угнаться. Я с самого начала предпочёл сидеть высоко на скале, чтобы лучше было видно, и не без интереса следить за тем, как она постепенно сгорает изнутри, принося в жертву самой себе очередного наивного мудака, уверенного в том, что он способен приручить настоящую ведьму.
Я называл её безмятежной, восхищаясь её умением переворачивать чужие жизни с таким же спокойствием и естественной простотой, с которой это делает сама судьба. А её это злило, потому что она считала такое поведение моим способом защиты от неё самой.
Впрочем, её злость была оправданной, потому что моя защита действительно работала.
Были ли мы с ней близки? Мы были близки налегке, и эта невыносимая лёгкость заставляла меня прогибаться под тяжестью своей неопределённости.
С тех пор, как она исчезла из моей жизни, всё изменилось. Точнее, изменилось моё отношение ко всему. Я научился молчать и слушать, говорить коротко и ясно, а иногда совсем не говорить. А в моей памяти она осталась как та, которая никогда не говорит никогда. А я отвечаю ей на это… что же я ей отвечаю?

Небо на высоте 8 километров чистое и глубокое. Впервые за несколько дней я вижу солнце. Кажется, только тут, наверху, мне удалось по-настоящему проснуться, но лишь для того, чтобы через час снова провалиться в густой, как осенние облака, сон.
У меня нет багажа, и впереди ещё целый день для того, чтобы насладиться незнакомым городом. Покупаю карту и прикидываю маршрут. Меняю валюту и отправляюсь в путь.
Пешт – Буда – Обуда – Буда – Пешт; с перерывами на еду и отдых. Что она потеряла здесь? Или, точнее, – что нашла? Большая река и два берега: правый – холмистый, левый – равнинный. Острова, мосты, набережная. Красивый европейский город, знакомый и не знакомый, как и все такие города. О нём нечего сказать, но всегда приятно увидеть. Благоустроенность, развитие, прогресс на фоне великолепных памятников прошлого. Вечерние земли - если и есть где-то такая страна, то тут, неподалёку.
Закат не видно за облаками, и сумерки сливаются с ночной иллюминацией большого города, особенно яркой в сыром осеннем воздухе. С реки начинает дуть неприятный холодный ветер, и жёлтая вода Дуная становиться тёмно-синей, заляпанной у берегов колышущимися пятнами света от зданий и уличного освещения.
Её видно издалека. Она стоит на мосту и смотрит в ту сторону, откуда ей навстречу течёт река. Я останавливаюсь в нескольких шагах от неё, но она не обращает на меня внимания, как будто вовсе никого не ждёт.
Я молчу несколько секунд и говорю фразу, придуманную ещё на борту самолёта:
– Далеко тебя занесло на этот раз…
Я не успеваю произнести последние слова, а она уже смотрит на меня как ребёнок, который первый раз в жизни увидел слона, – с выражением самого искреннего удивления на лице.
Но ответа не следует. Через несколько секунд она начинает медленно переводить взгляд обратно на воду, закусывает нижнюю губу и едва заметно улыбается:
– Не так уж далеко, каких-нибудь две тысячи километров.
Она выглядит спокойной, и только слегка подрагивает от холодных порывов ветра с реки.
– Ну да, погода такая же мерзкая, как и дома - развиваю я тему.
– Ты же знаешь, я люблю осень… - тихо произносит она.
– Знаю, но не понимаю за что, - отвечаю я нервной скороговоркой.
Она ничуть не изменилась со времён нашей последней встречи, разве что немного похудела: красивые вьющиеся светло-каштановые волосы; большие и блестящие глаза с вечно пляшущим в них огоньком затаившейся глубоко внутри неудовлетворённости как главной черты характера; тонкие пальцы, всегда холодные, как будто покрытые инеем.
Я рассказываю ей, как замечательно прогулялся по городу. Она слушает, и советует несколько интересных для туристов мест, объясняя, как их найти. Наш первый за 4 года разговор, во всех отношениях приятный и, можно даже сказать, образцовый для такого рода встреч, прерывается её продолжительным молчанием после очередного моего вопроса.
Я, наконец, решаюсь прекратить этот бессмысленный трёп.
- Не хочешь рассказать, что у тебя случилось?
- За четыре года до хрена всего случилось, малыш, - отвечает она каким-то осипшим голосом. – А сейчас вот собираюсь уезжать. И для этого нужны деньги, которых у меня нет.
Она смотрит на меня своими грустными глазами, и уже через секунду я тону в них окончательно и бесповоротно. Я автоматически достаю из кармана пакет с наличными и протягиваю ей.
- Тут должно хватить на какое-то время.
Но она не спешит брать деньги. Она упёрлась в меня каким-то онемевшим взглядом, в котором я не могу прочитать ни одной знакомой мне эмоции. Затем она всё же берёт конверт и тихим голосом, не сводя с меня глаз, говорит: «Спасибо».
Мы молчим. Гул большого города и сырость делают воздух таким плотно сбитым и густым, вибрирующим от напряжения, что даже ветер с реки не способен разрядить обстановку. А потом произносим одновременно:
ОНА: Зачем ты приехал в Будапешт?
Я: Я протупил, и не купил чемодан…
И через пару секунд добавляю:
- Как ты просила…
Она продолжает пялиться на меня, но этот раз у неё ещё и отвисает челюсть.
– Ах, ты, больной мудак! – говорит она, с  расстановкой, громко и отчётливо произнося каждое слово.
От неожиданности я начинаю пятиться назад.
– Ээ… прости, что ты имеешь в виду?
Она издаёт визжащий смешок, и в чертах её лица проступает до этого не знакомое мне выражение. Страх?
– Я имею в виду, что ты псих конченый, ты знаешь об этом?! – она начинает срываться на крик.
После этой фразы она, кажется, немного остывает, и я прошу её объясниться. Она огрызается, что объясниться должен я, в частности, ответить, что я делаю в Будапеште.
За ту минуту, пока я коротко рассказываю ей, как я оказался в Будапеште, она обнимает себя руками и начинает дрожать, сутулит плечи и сопит маленьким покрасневшим носиком, смотря себе под ноги, – она становится похожей на несчастного мокрого щенка, выкинутого на мороз.
После своего короткого отчёта я достаю распечатку и-мэйла и протягиваю ей с глупым смешком:
-  Ну, ты актриса. Устраиваешь цирк по любому поводу.
Она быстро пробегает глазами по тексту, а затем выпускает лист из руки. Ветер подхватывает его и уносит, кружа, под мост. Конверт с деньгами всё ещё у неё в руках. Она мнёт его несколько секунд, словно не зная, что с ним делать.
- Так ты помнишь своё обещание? То, о котором написано в письме? – спрашивает она.
Я отвечаю, что нет. В этот момент она выглядит невероятно слабой, или, скорее, уставшей, измотанной, утомленной. Она смотрит на меня со злобой и отчаянием.
- Ты обещал, что всегда окажешь мне помощь, когда бы я об этом не попросила.
Она права. Я вспоминаю, что действительно обещал ей такое. Я спрашиваю, что из этого следует
- Из этого следует то, - продолжает она, - что четыре года назад ты создал в гугл-мэйле специальный ящик с идиотским названием serenity, потому что я, видите ли, ассоциируюсь у тебя с этим словом. И сказал, чтобы я писала тебе туда, когда бы мне ни понадобилась твоя помощь. Ты уже тогда был придурком, но со временем, видимо, у тебя это прогрессирует.
Очевидно, что я раздражаю её без меры и она едва сдерживается, чтобы не послать меня куда подальше. Но я всё же решаюсь спросить:
- Я не понимаю: разве serenity@gmail.com – это не твой и-мэйл? Зачем ты попросила меня приехать и назначила встречу, если ведёшь себя так?
Она начинает дрожать всем телом и делает шаг мне на встречу.
- Ты – придурок! Я ничего тебе не писал. Этот ящик – твой, - она задыхается от возбуждения и выплевывает слова с такой злобой, что мне становится не по себе. – Ты сам его создал, сам себе написал письмо, сам приехал, и сам каким-то, мать твою, совершенно непонятным способом нашёл меня здесь! И ещё и узнал, что мне нужны деньги! Лунатик грёбаный! А я просто вышла подышать воздухом на этот мост!
Она орёт на меня, дрожа от испуга и злости, а я вдруг неожиданно для себя самого начинаю дико хохотать. Я сгибаюсь пополам от приступов смеха, которые, кажется, совершенно не способен контролировать, и вспоминаю, что она права: этот ящик действительно мой, и я его создал именно с той целью, о которой она говорила.
Я хохочу, а она смотрит на меня, скукожившись, ненавидящим взглядом.
«Никто не может знать, что такое Дух. Мы лишь можем быть его свидетелями». Эта мысль помогает мне понемногу успокоится. Впервые в жизни я полностью, абсолютно точно понимаю, что означает эта фраза. Безмятежность охватывает меня, я становлюсь легче воздуха, и, чтобы меня не унесло ветром, беру её за руку. Она напрягается от моего прикосновения, но не вырывает ладонь.
- Всегда говори навсегда – вот что я ответил тебе, - с улыбкой говорю я. – Я правильно вспомнил? «Всегда говори навсегда» вместо «никогда не говори никогда».
Она кивает в ответ. Я пытаюсь её обнять, но она отталкивает меня и вырывает руку из моей руки. Я поворачиваюсь к реке, к великолепным огням города. Она стоит в двух шагах от меня, но не уходит – сверлит меня взглядом. И я знаю, что она ещё не приняла решения. О чём она думает? Это не важно. Я никуда не спешу. В конце концов, теперь её ход.