Письмо

ПИСЬМО

Эти  тетрадные листки, исписанные мелким, четким, разборчивым почерком, попались мне совершенно случайно.

Несколько лет назад довелось купить дачу – ветхий домишко на окраине города. Года два ушло на приведение в порядок большого, запущенного приусадебного участка, и под крышей я прятался разве что от дождя, да хранил там ставшую ненужной в городской квартире мебель. Но дошли руки и всего остального.

Однажды летом, в отпуске, было решено отремонтировать дом. Дел предстояло много, но все началось с разбора вещей, оставленных прежними хозяевами за ненадобностью в кладовке. Здесь были какие-то старые пальто, давно вышедшие из моды синтетические шубы, сломанный хозяйственный инвентарь и груда книг советского периода, в большей степени – политические, которые годились теперь разве что на свалку. Туда я и стал их перетаскивать, когда из тома вождя революции выпало несколько пожелтевших от времени листочков из ученической тетради в линеечку. И, если бы не любопытство, которое по поговорке и пороком-то не считается, эта история канула бы в небытие. Только Провидению было угодно, чтобы чужая исповедь все же увидела свет. Исповедь, написанная дочерью человека, ставшего свидетелем и непосредственным участником событий начала 20 века…

-Моя мама, - было выведено в начале листка, - Евдокия Афанасьевна, родилась в 1897 году на Украине в небольшом селе, где каменных зданий было всего-то два: церковь и дом местного помещика.

У мамы было четверо братьев и сестра. Все работали от зари до зари, жили хоть и небогато, но последнее не доедали. Как бы оно сложилось дальше, неведомо, да грянула революция, затем в край пришла гражданская война.

Семью мамы разметало словно взрывом. Кто-то воевал на стороне белых, кто-то проливал кровь за красных, а кто и вовсе подался в бандиты.

Моя мама сразу приняла сторону большевиков. Она вошла в только что организованный  колхоз, стараясь своим примером воодушевлять других сельчан идти за советской властью. И это ей удавалось. Бойкая, молодая, красивая, в красной косынке, она везде была впереди: в работе, на отдыхе, в агитации.

Когда пришло время гонений на церковь, моя мама тоже была первой. Я хорошо помню ее рассказ о том, как в село приехали люди в кожаных куртках с наганами на поясах. Они забрали с собой нескольких сельчан и приходского священника, которых больше никто не видел. А вскоре пришло распоряжение активу колхоза – закрыть церковь. В активе была и моя мама.

Она рассказывала о том, как забирали ключи у старого сторожа от церкви, как вошли в нее и начали выносить все ценное и иконы. Ценного было немного, его сразу описали и увезли в районный центр, а иконы, все что были, активисты вынесли во двор храма и покидали в кучу. И под залихватский перелив гармони, под лозунги против Бога эту кучу подожгли.

Мама вынула одну икону – самую большую, покровительницу их казацкого рода и начала танцевать на ней, давая пример, что Бога нет, и ей ничего за это не будет. Потом активисты сбросили вниз колокола. Из храма был сделан клуб, где нарисованные на стенах сцены рая и ада, лики святых второпях завесили красным кумачом.

Моя мама прожила долгую жизнь и я ее единственная дочь. Она умерла в 97 лет, но до этого долгих десять лет влачила полубезумное растительное существование, смерть не шла к ней. Иногда, в редкие минуты просветления - она горько плакала.

У меня родились трое детей. Но дочь в молодом возрасте погибла в автоаварии, один сын - законченный алкоголик, другой – наркоман. У меня нет, и уже не будет внуков, не будет будущего.

Моя мама не верила в Бога, не верю в него и я. Но что-то есть такое на свете, что наказывает нас за наши грехи, даже за грехи родителей. И это самое страшное.

Тетя Даша. Отсылаю это письмо в надежде, что оно не затеряется, все же Вы мне человек не чужой. И еще, я помню, что Вы человек верующий, так помолитесь же за нас.

Не знаю, свидимся ли когда, у меня опускаются руки, жизнь не в радость. Иногда я размышляю над своей судьбой, вспоминаю прошлое и прихожу к выводу: может быть, все это за то, что моя мама когда-то плясала на иконе?

До свидания. Ваша Мария.

Все письмо уложилось в два неполных листка. Даты его написания не было, как и какой-нибудь фамилии, или адреса. Так что передать его родственникам Марии я не смог.

Быть может, рассказанная в нем история, всколыхнет в чьей-то памяти что-либо еще подобное, схожее, чтобы  потомки знали: история их Родины была куда сложнее, чем о ней пишут в учебниках. И слагалась она из миллионов подобных или противоположных ей судеб, сплавленных огнем междоусобной войны начала 20 века в единый неразделимый монолит.

Светослав Ильиных.