Ямышевский тракт, продолжене 10

КРАСНОЕ ПЛАМЯ ТЮЛЬПАНА
1.
Весенняя зеленая поросль пестрела яркими красными пятнами раскрывшихся тюльпанов. Соцветия медленно колыхались под ленивым теплым ветерком. Вдруг в небольшой ложбинке трава и цветы закачались сильнее. Какая-то серая тень промелькнула над бутонами и снова скрылась между ними.
Жасыбай машинально снял с плеча лук, вставил стрелу, натянул тетиву, прицелился и затаил дыхание. Впереди тихо покачивались потревоженные тюльпаны. Их колыхание перемещалось в сторону засохших зарослей табылги.
Батыр вел острие стрелы следом, держа цепкими пальцами воловью жилу тетивы.
Кусты зашевелились, и оттуда с криком вывалился маленький байгуш в обтрепанном чапане. Голова его была повязана грязным орамалом, двумя руками он удерживал тощую котомку, в которую судорожно запихивал деревянный тастаган и торсык из собачьей шкуры. Батыр ослабил тетиву, снял стрелу и воткнул обратно в саадак за спиной.
- Уа, славный и сильный жигит, очень рад приветствовать тебя! Не стреляй в меня. Мы земляки, оба казахи
- Кто ты, какого рода, что тут делаешь? – сурово спросил байгуша Жасыбай.
- Я здешний, простой орманшы, из Кок-шилика, от деда Тойганбая получил имя Кузеубая. Прячусь от разорителей нашего аула.
- Значит, калмаки дошли до Егиндыбулакской гряды… - Жасыбай спешился, присел на валун и указал камчой байгушу на место рядом с собой. – Есть, наверное, хочешь? На одном айране далеко не уедешь.
Жасыбай раскрыл коржун, вынул свою кесе, нехитрую походную еду воина – курт, пластинки вяленой конины; откупорил бурдючок с ключевой водой. Байгуш тем временем нарвал сухих ягод боярышника и черного шиповника, ловко развел костерок в ямке меж камней и поставил на огонь небольшой казанок. В него он налил воды, всыпал в нее ягоды и добавил чабреца.
— Так ты совсем один остался? – спросил Жасыбай. Оба стали разжевывать сушеное мясо и запивать душистым отваром.
— Так, батыр. Мужчин и мальчиков, стариков и старух перебили, девочек, девушек и женщин угнали с собой. Я шел с жайлау, увидел уже пепелища и мертвецов.
— Так все и бросил?
— Жок, агай. Как смог, собрал все тела и захоронил в большой расщелине. Два дня камни собирал и забрасывал ими общую могилу.
— Скот разбежался?
— Я согнал всех в одно стадо и направил на Жамбак.
— И овцы, и козы, и коровы, и лошади, — сказал с улыбкой Жасыбай. – У всех животных одно тавро в виде ветки…
— Так ты их видел, батыр? Все целы?
— Как не видел, видел. Такой вожак у твоего стада… Бежит и остановится, глянет назад и ржет, будто зовет за собой, потом опять бежит.
— А, это айгыр, любимец моего деда, нашего скота верный сторож.
— Так ты из рода кокшиликских колдунов, такой же аткумар-лошадник. Куда ж ты теперь?
— Хочу пробраться в Акшиманские коныртасы. Говорят, там собралось ополчение. Скот по кругу пошел, а я через перевал, перехвачу стадо на Сабындыколе и погоню к Акшиману.
— Не торопись. Был здесь батыр Олжабай, завтра на берегу Шоинкола состоится наш тойгын. Здесь оборону против калмаков поставим. Ты можешь пригодиться. Не забыл дедову науку?
— Все помню и умею, батыр.
— Так оставайся, Кузеубай, здесь будешь более полезен. И здесь нам хватит дела, надо нам не пустить калмаков дальше перевала, не дать им соединиться.
— Хорошо, агай, останусь.
— Вот и хорошо. Встречай свой скот и перегони его на Шоинколь к ущелью Кара Булак. Знаешь это место?
— Я там родился во время перекочевки. Там зарыта моя пуповина.
—. Я пошлю к тебе людей с тремя юртами.
— Жырайды, а;ай, — сказал паренек и исчез так быстро, что только шелест травы ненадолго повис в тишине.
Батыр усмехнулся, поднялся с камня, вскочил в седло и, понукая коня, поскакал в свою ставку, разбитую у подножия горы Акбет, на краю долины, которую издавна предки называли Баянаула – Краем Благодати и Изобилия.
2.
Кузеубай, внук и сын потомственных шырыкшы — хранителей священных мест Касиетти Орны — тем временем поспешил на Балык-Сай. Он шел привычным быстрым шагом чабана, не выходя на открытые места, огибая скалы и холмы по тропам между ними.
До места встречи со своим стадом он добрался почти на закате и уже издали услышал приветственное ржание своего айгыра. Набежали и собаки — две тазы, три алабая, один полукровка ит-каскыр — помесь алабая с волком. Каждому досталось по ласковому шлепку.
Встав на большую скалу, Кузеубай оглядел свое разношерстное стадо и горестно вздохнул – все достояние аула кокшиликских орманшы разбрелось около ручья. Два десятка коров с семью телятами, три десятка овец с ягнятами, восемнадцать коз, да главное богатство - косяк из шестидесяти лошадей, жеребчики, матки, стригунки.
Сойдя со скалы, Кузеубай еще нашел силы и подоил коров в бурдюки, которые дал ему батыр, потом поймал ягненка, разделал его, зажарил на костре и плотно поужинал. Потому что знал — с утра ждали его большие труды: встретить сородичей Жасыбая, потом вместе с ними начать заготовку мяса.
Плоское подножие скалы, на котором Кузеубай устроился на ночлег, было теплым – солнце нагрело его за день. Закрыв глаза, он вспоминал аул, деда. Слезы комком подступили к горлу – в свои неполные шестнадцать лет он остался круглым сиротой. Что жалеть скот? Скоро сражение, мясо пойдет сарбазам на еду, а коней оседлают лучшие аскеры Жасыбая.
И он, Кузеубай, в меру своих сил поможет батыру и его отряду, отомстит калмакам за гибель аула. Сон постепенно одолел юношу, и он заснул с мокрым от невольных слез лицом.
Проснулся он как от удара камчой. Вскочил, протер глаза и настороженно огляделся. Кроме скота, рассыпавшегося по большой лужайке и его самого — ни одной души. Но Кузеубай был готов поклясться стрелой батыра Жасыбая, которая никогда не пролетала мимо цели: кто-то пришел сюда и осматривается зорко и неотрывно.
Парнишка быстро метнулся в сторону и юркнул за скалу, у подножия которой заночевал вчера.
Из развесистых зарослей карагача над ручьем танцующей походкой крадущегося воина вышел калмык в легком боевом снаряжении. «Мерген-одиночка», - догадался Кузеубай. Калмык уселся на валун, снял свои зеленые сапоги из козьей шагрени. Тяжелый смрад от пропотевших ног пополз по ложбинке.
Оглядевшись, мальчик отыскал взглядом подъем на скалу, что возвышалась как раз над мергеном. На ее лысом каменном лбу лежала большая плита с округлыми краями Пробраться на вершинку было парой пустяков. Кузеубай прихватил свой толстый дорожный посох-таяк и ловко проскользнул наверх.
Мерген растопырил свои вонючие лапы, подставляя их солнцу. Снятую обувь он навесил на ветки низкорослой сосенки. Кузеубай узнал любимые сапоги деда Тойганбая. Его убийца взял их себе.
Мальчик укрепился на скале, подсунул таяк под гранитную плиту и стал полегоньку спихивать ее вниз. Делая передышки, он раз за разом подложил под нее мелкие камни и затолкал их поглубже в щель. Край плиты приподнялся, она, наконец, поддалась и с тихим шуршанием свалилась прямо на голову калмыка.
Мерген затих сразу. Кузеубай спустился к нему, снял с мертвеца доспехи и обшарил всю одежду. Так и есть — вот серебряное ожерелье-моншак матери, вот сердоликовые безделушки сестренок. Вот душпан-вражина, даже игрушечной камчой не побрезговал. Ее сделал дед Тойганбай для пятилетнего внука.
Нет больше у Кузеубая самого младшего братишки… Никого нет, даже дальней родни. Ком горечи катался в горле подростка, пока он собирал вещи своих погибших родичей. Каргысты калмактар — проклятые калмыки! Ничего, наши батыры Олжабай и Жасыбай, наши сарбазы отомстят за всех и за всё.
В походной суме мергена юный пастух-бахсы обнаружил уздечку, богато разукрашенную серебряной чеканкой и зелеными прозрачными самоцветами. Она принадлежала главе аула, в который приняли семью Кузеубая. Эта вещь была кстати. Теперь она принадлежала ему. Кузеубай сложил собранное в свой дорожный калта и спрятал в широкий пояс. Уздечку навесил на согнутую в локте руку.
3.
Надо было собрать скот и перегнать к озеру Шоинкол. Там есть укромное ущельице среди скал, есть небольшой водопад-саркырама Кара Булак. Там разношерстное стадо перестоит перед тем, как стать горой мяса и грудой шкур.
Мальчик условным сигналом позвал своего айгыра. Конь отозвался звонким ржанием и прибежал к молодому хозяину, развевая хвостом, как знаменем-жолау. Кузеубай взнуздал коня жуген-уздечкой, снятой с пояса калмыка, нахлобучил на айгыра свой чапан, уселся, взялся за повод и повернул коня в обход горы над Сабындыколем. Наевшийся и отдохнувший скот бодро затрусил за вожаком. Собаки бежали сзади и подгоняли отставших или отбившихся.
На переход к Кара Булаку ушло часа три. Это Кузеубай привычно определил по теням сосен и бликам солнечного света на озерной воде. Подсказывали ему свой счет времени и цветы на склонах и в лощинах.
Их было много, они повсюду пестрели в высокой густой траве. Но взгляд юного аткумара искал огоньки лепестков кызгалдака — красного тюльпана. Это был цветок, который Кузеубай увидел в первый раз в жизни. В день своего семилетия он, как учил его дед, вышел утром из юрты, чтобы увидеть цветок, птицу и животное, которые станут на всю жизнь его хранителями.
И он увидел их — синицу-шымшык, жеребца-айгыра и тюльпан-кызгалдак. С тех пор бабушка и мать украшали его одежду орнаментами желтого, синего, светло-коричневого и красного цвета. А узоры напоминали своими очертаниями пичугу, коня и цветок.
Иногда попадались целые островки тюльпанов. Бутоны колыхались от порывов горного ветерка и все больше напоминали пламя. Их багрянец озарял душу Кузеубая целительным светом, и сердце парнишки, превращалось в один большой тюльпан — символ решимости и готовности к подвигу.
Вон и гора Акбет, во всей своей красе. Айгыр заплясал под Кузеубаем, всхрапнул. Он учуял других лошадей и призывно заржал. Издалека ему ответили несколько скакунов. Они бы рады прискакать на зов, поиграть и порезвиться, а то и подраться. Но их держала прочная коновязь-атказыкю
Стадо сбилось в кучу, согнанное собаками. Сами псы расселись вокруг скота, ожидая команды хозяина. Уговаривая жеребца, Кузеубай поглаживал и похлопывал шею, ласково трепал гриву. Айгыр успокоился только после того, как парнишка пообещал, что отпустит его сюда, как только все доберутся до Кара Булака. Даром что конь, а понимание не хуже, чем у человека…
Жеребец мотнул головой, будто выражал свое согласие и сам повернул к темному проходу между лесистых скал, который вел от долины Баян Аулы к Шоинколу.. Он понесся с такой скоростью, что собаки залаяли, словно просили замедлить бег. Но конь проржал что-то отрывисто-повелительное, и вся живность покорно зарысила следом.
По проходу животные промчались, как подгоняемые невидимой силой. Выскочив к открывшемуся впереди водному зеркалу Шоинкола, они перешли на шаг и направились к воде. Но жеребец снова им что-то приказал, и скотина послушно побрела вправо и вошла в ущельице Кара Булака.
Здесь все припали к холодной прозрачной воде, а потом разбрелись и улеглись, притулившись к камням. Кузеубай спешился, снял уздечку с айгыра. Тот, осмотрев все, убедился, что все в порядке, потом махнул головой, как бы кивая хозяину «Пока!» и ускакал.
А Кузеубай поймал двух овец, заколол их. разделал тушки и положил мясо в казан. Когда он закончил варить баранину, солнце склонилось к закату. Цветок кунбагар уже опускал свою круглую плоскую головку, обрамленную рядами желтых лепестков. Вот-вот должны были появиться люди Жасыбая с юртами и инструментами для забоя скота.
Кузеубай пошел в рощицу поискать вкусной дикорослой зелени. Дед не смог научить его разбирать знаки на бумаге, но зато успел сделать шоп-билгиш — травознаем.
Собаки разлеглись, перекрывая вход в ущелье, и за Кузеубаем увязался только полукровка ит-каскыр. Смышленый пес не носился, не лаял, и даже не скулил – сказывалась примесь волчьей крови. Он принюхивался к растениям и легким ворчанием давал понять хозяину, что нашел кое-что стоящее.
Вдруг ит-каскыр зарычал и напрягся, как перед прыжком.
— Мында кым бар? Кто здесь? — испугался было Кузеубай.
Под плитой, нависшей козырьком, зашевелились заросли молодых берёз- аккайынов. За густой листвой оказалось большое углубление — коныртас. Из пещеры наружу сквозь тонкие стволы продрался человек неказахской внешности.
— Корку кажетсэз, жигит. Не надо бояться, паренек. Я не причиню тебе вреда.
— Что вы тут делаете, а;ай?
— Я пришел издалека, от озера Зайсан и заночевал здесь. Мне нужно поговорить с кем-нибудь из батыров. Есть очень важный хабар о калмыках.
— Батыры будут здесь завтра. Мне нужно приготовить для всех много еды.
— Я тебе помогу.