Черные паруса анархии, Концепция и Оглавление

 Каринберг Всеволод Карлович
www.proza.ru/avtor/tigena

Для делового человека его жизнь – мастерская. Для
критически мыслящего – лаборатория, в которой
внешний мир – объект исследования. Для поэта его
жизнь – вдохновение, в котором искусство отражает
его внутренний мир. Способность насыщать
пространство чувством, обозначить пустоту этого
пространства, отстраненность, и одновременно
глубочайшее слияние с ним, соединенное эмоциональным
единством образа, - показатель мастерства, - мы как
бы касаемся начала творения форм…

Черные паруса анархии

СИНОПСИС: РОМАН О ПОБЕГЕ МИШЕЛЯ БАКУНИНА ИЗ СИБИРСКОЙ ССЫЛКИ
С МАЯ ПО ДЕКАБРЬ 1861 ГОДА.

Странствия беглеца от берегов Татарского пролива в
Японию, пересечение Великого Океана. За
государственным преступником вдогонку была послана
Тихоокеанская эскадра Попова. Мишель, добравшись до
Америки, попал в гущу Гражданской войны и
встретился, словно случайно, с её ведущими
историческими личностями. Это были – Альберт Пайк,
масон и Державный Великий Командор Материнского
Верховного Совета Тридцать третьего и последнего
градуса Древнего и Принятого Шотландского Устава
Южной юрисдикции для Соединенных Штатов Америки,
боевой генерал Конфедерации; Лафайет Бейкер, глава
армейской контрразведки Севера и будущий глава
Федеральной службы безопасности США.
 
Бакунин был вынужден бежать из Сан-Франциско, когда
там был подавлен бунт рабочих. Попал в переделку в
Мексике с контрабандистами оружием, возглавляемых
генералом Мексиканских Соединенных Штатов и будущим
пожизненным диктатором Мексики Порфирио Диасом Мори.
Пересекая на поезде Панамский перешеек, Мишель чуть
не погиб от кинжала фанатика.
 Добравшись до Нью-Йорка и Бостона, Бакунин месяц
ждал денег от Герцена из Лондона. Он встретился с
основателем и главным редактором «Нью-Йорк Трибюн»
Хорэс Грили (Гораций Грили), издателем Карла Маркса
в Америке; поэтом и публицистом Генри Дэвид Торо,
теоретиком «гражданского неповиновения».

По прибытии в Лондон Мишель получил от Герцена
аванс в &2000 фунтов за будущую публикацию в его
журнале мемуаров о побеге ..., но ничего не написал!
Все, о чем Бакунин мог бы написать – противоречило
бы общественным нормам имперского 19 века.
Это вынужденное путешествие сильно повлияло на
мировоззрение анархиста – Бакунин из стихийного
пропагандиста-революционера превратился в
организатора и теоретика международного рабочего
движения.

Краткие ВЫДЕРЖКИ из романа:

Сапог в руке Бакунина

Сапог в руке Бакунина предвещал дорогу дальнюю. Сибирь - большая тюрьма, дальше все равно не отправят, разве что на Аляску, поближе к полярному сиянию, или примерят царские сатрапы кандалы и каторгу Нерчинских рудников. Мишель решился. Сбросив домашние чуни, он теперь натягивал сапог на свою массивную ступню. Тучное тело потело от усердия. А милая Антоша хлопотала, собирая в дорогу любимому мужу сибирские шанежки с молотой черемухой. Еще в Томске, когда она, семнадцатилетняя, прилежно выговаривала французские фразы под его проницательным и отстраненным взглядом, ее плоть плавилась как в лучах солнца, а в сердечке пела флейта неземную радость. Галантные манеры учителя быстро уступили перед любопытством и бесстыдной страстностью Антонины, раскрывающейся навстречу порыву её серебряно-кудрого фавна.  В юной головке жены пели жаворонки и обещания великого мужа сделать её счастливой, под синим бездонным небом Италии на берегу лазурного залива, где водопады бордовых розанов свисают с низеньких каменных оград, а в их чистеньком семейном гнездышке они среди доброжелательных великих друзей,  Гарибальди и Костюшко.  А в дверях стояла загрустившая София старшая сестра Тони, девица, жившая с Бакунинами одной семьей.
Мишелю так хотелось дать этим сапогом по морде государя-императора, портрет краснощекого и сорокалетнего самодержца вынужденно висел вместо иконы в красном углу избы, он то точно переживет его бессрочную ссылку. Бакунину скоро пятьдесят, он зрелый мужчина, оставивший зубы в царских казематах. Он не собирается играть роль мечтателя-социалиста в кругу иркутских безусых разночинцев, исполнять их карьерные амбиции. Может самому надеть шинельку провинциального чиновника и пить «без затей» простую водку, повальное увлечение «сибиряков». Служить деспотическому Отечеству - Мишеля одна мысль об этом приводила в дрожь. Русский путь кондовых сибирских откупщиков, золотопромышленников и финансовых дельцов тоже не прельщал Бакунина, а другого дела, кроме революционного, он не видел для себя.
...Будучи председателем Амурского акционерного общества, где служил Бакунин, аферист Бенардаки привел Амурское кумпанство к банкротству, скупив потом акции, принадлежавшие генерал-губернаторству, по десяти копеек. Бакунин был вынужден писать и просить братьев отдать его долг финансовому магнату векселями под свою долю наследства – это вбило последний гвоздь в его отношения с родной семьей Бакуниных.
 Генерал-губернатор Восточной Сибири, всемогущий родственник и «посаженный отец» на его венчании с Антониной Квятковской, которого Бакунин пророчил в полемическом запале в демократические диктаторы отделившейся Сибири, сейчас в опале у придворной клики. А породнившийся с семьей Бакуниных Корсаков, военный губернатор и наказной атаман Забайкальского казачьего войска, пришедший на смену Муравьеву, отказал ему в доме после доносов «декабриста» Д.Завалишина и «петрашевца» А. Розенталя в III Отделение: «Бакунин, этот сумасбродный гений, готовит революцию в Сибири».
Произошла скандальная размолвка со ссыльным кружком Петрашевского в Иркутске.
Последовало нежелание братьев-либералов Бакуниных, героев Крымской кампании, хлопотать перед начальником III Отделения В.А.Долгоруковым о восстановлении наследственных прав дворянина – и Мишелю было отказано в возвращении в имение
Прямухино, на родину. ...Все связи порвались, и Бакунина одиночество стало
неизбывным. Да и крестьянская революция, на которую надеялся и на которую работал пропагандист Бакунин, теперь, после отмены крепостного права, откладывалась на неопределенное время. Ржавая и неповоротливая Российская Империя, проигравшая бездарно Крымскую войну, скрипя, медленно сворачивала на путь буржуазного прогресса.

 Аристократы духа
 
Бакунин поднялся на палубу парохода-клипера «Стрелок», смотрел в бездонное голубое пространство, говорящее ему скорее не о красоте мироздания, а о близости побережья. Облака, словно наткнувшись на невидимую преграду, бесследно растворяются над Татарским проливом, там, где по траверсу суровых скалистых берегов неведомый, огромный край, пустынный теперь, но богатый огромною будущностью и уже оживленный неутомимою энергией славянского духа, - ведь это - просто чудо, как Муравьеву удалось такое совершить. Есть, от чего пробудиться всей было заснувшей романтике юности и старой, русской охоте к бродяжничеству.
 На выскобленной и выдраенной кирпичом до белизны палубе пустынно, поблескивают зачищенные до золотого блеска головки медных гвоздей, на шканцах свернуты тросы в тугие бухты. Молчаливые и выдрессированные морскими уставами матросы заняты делом, везде чистота и порядок, все приказы исполняются без промедления.
 ...Офицеры, по роду их занятий побывавшие во многих морях и странах, поражались его знаниями языков и практической жизни в Европе. В его мировоззрении не было нигилизма, в споры он не вступал – не было смысла в фехтовании словами. Точное определение сути вещей заставляло собеседников внимательно относиться к своим собственным воззрениям. Этим своим свойством влиять на окружающих, заставлять их думать самостоятельно, Бакунин часто пользовался в своей непростой жизни. Разговор с ним приносил удовлетворение, как после хорошей выпивки. Мишель понимал, когда до помогавших ему дойдут сведения о его бегстве из бессрочной ссылки, все его прошлые слова будут восприниматься яснее и убийственнее для слабого сознания.
...Пересаживаясь к американцам на шкуну «Викерс», которую клипер вел до сих пор на буксире до бухты, Бакунин сказал капитану, что хотел бы побывать в Хакодате по делам торговли. Пышные эполеты и баки на лице Сухомлина придавали ему так ненавистную Мишелю физиономию Александра II, что Бакунин на время оставил тревожные мысли, с саркастической ухмылкой попрощался с тиражированным олицетворением российского небожителя, не забыв принять от него подарок, зажав подмышкой штучную коробку с
натуральными манильскими сигарами.

Пост Святой Ольги
 
Сутки от Амгу «Викерс» шел на юг. При подходе к заливу Святой Ольги гористый берег прикрыт туманом, но в просвете хорошо высветилась широкая долина реки
Вай-Фудзина. Отливное течение при встрече с волной, идущей с моря, образует небольшие сулои у входа в бухту. Берега гавани окаймлены крутыми горами, заросшими кудрявым дубняком и подходят к ним вплотную. Мишель увидел широкую пойму реки Аввакумовки и стесненную сопками, у входа, длинную бухту за скалой. Пост Святой Ольги состоит из двух десятков домов самой невзрачной постройки. Из них наиболее выдающиеся: дом начальника поста, казармы и лазарет. Военная команда - дюжина солдат.
...Со стороны мыса из глубины бухты от брандвахтенного поста показался безобразный плашкоут с нещадно дымящей черной трубой, торчащей посередине палубы из сооружения похожего на дровяной сарай. Небольшой, весь черный, с золотою полоской вокруг, с красивыми линиями обводов, высоким рангоутом и белоснежной трубой, «Викерс», несмотря на колеса машины с обеих бортов, выглядел в красивой бухте Ольги середины лета изящно и по-щегольски. Подали концы на шхуну с плашкоута, где на палубе тесно стоят солдатики военной команды, и пришвартовались к борту. Она колышется как лапоть над изумрудной водой бухты, бьет по волне плоским днищем.
По спущенному трапу поднялся унтер с двумя конвойными. Кэп «Викерса» вынес документы, и офицер углубился в изучение судовой роли. Недоверчивые глаза смотрят на пассажира Бакунина, потребовал от него бумаги. Долго разглядывал подорожную, выписанную до Николаевского поста.
- Вам придется проследовать на берег, - заявил унтер. Солдаты встрепенулись, угрожающе задвигали старыми, еще времен Крымской войны гладкоствольными
карабинами. Мишель не выдал своего волнения, а перешел в атаку, стараясь завладеть инициативой. Достал бумагу, позволявшую ему, как представителю Амурской коммерческой компании, передвижение по вновь присоединенным землям. Но унтер со стальными глазами был упрям. Чтобы выдержать паузу, Бакунин раскурил сигару, и неторопливо достал еще бумагу, но за подписью военного генерал-губернатора Корсакова. Как она ему досталась, знал только Бакунин и сам Корсаков, которому Мишель дал «честное слово благородного человека», что не сбежит. В Николаевске-на-Амуре именно эта бумага помогла ему подняться на борт парохода-клипера «Стрелок», капитан Сухомлин, не усомнился в лояльность Бакунина. Но тщательно постриженный и выбритый проверяющий, поправив высокую казенную фуражку, с настороженностью смотрел на чересчур вольную крупную фигуру Бакунина с пышной шевелюрой «революционера-гарибальдийца.
- Я не собираюсь покидать шкуну, мне незачем на берег. Так и передайте по команде лейтенанту Маневскому, своему начальнику поста. Если он сочтет нужным мое присутствие на посту, пусть соизволит прислать распоряжение. Видно унтер понял, что конфликт с господином из Иркутска, в виду отсутствуя командира, отправившегося на транспорте "Байкал" на патрулирование в залив Владимира, нежелателен - некому показать служебное рвение, а перед безгласными солдатами не хотелось уронить лицо.
Покочевряжившись еще, он оставил на палубе солдатика, чтобы присматривал за иностранцами во время разгрузки «Викерса», а сам спустился на плашкоут. Шлепала пола форменного сюртука с четырьмя большими пуговицами по отставленной заднице, и на шлюпке с двумя гребцами таможенный чиновник отплыл на берег.

 Жизнь как договор

С борта «Викерса» в рассветном тумане открылась живописная панорама Йокогамы. Снующие среди громадин европейских торговых судов на рейде, лодчонки японцев не подходили к каменной пристани, огороженной частоколом. Поставлено изрядно в воде высоких столбов, на них прибиты  доски с приказами губернатора, запрещавшими, под страхом строгого наказания, приближаться к фактории европейцев посторонним джонкам и судам. Единственные проход со стороны причалов, с караульным домом, вел вовнутрь европейской колонии у подножья холмов. Здесь помещалась главная стража ворот "мом-бам". Она бдительно следила за всеми входящими и выходящими.  Бакунин, пройдя процедуру освидетельствования японским приставом в европеизированном форменном кителе, сошел на берег залива. Этот полицейский офицер имел высший надзор в деревне европейцев за забором и смотрел за порядком, заботился о доставлении необходимых припасов, наблюдал за продажей товаров, выдавал пропускные билеты, чинил суд и расправу над японцами и иностранцами.  По пологому склону протянулась улица с типично английскими домами. Мишель  разместился в отеле «Континенталь», где единственно напоминало азиатскую страну – это сплошь китайская обслуга. Обменять свои ценные векселя, коими снабдил его купец Сабашников еще в Иркутске, на деньги, Бакунину пришлось в конторе «Английской торговой компании». Разговаривая с молодым предупредительным англичанином, Бакунин почувствовал некую странность  в его поведении, и сразу понял, что тот - еврей. Проблема в том, что любая коллективная идентичность – это ограниченность.
...Вечером с новым приятелем, имея на руках пропускные билеты, Бакунин вышел в город. Сама Йокогама была основана даймё всего два года назад и представляла хаотичную коммерческую застройку, где жилые хибары аборигенов перемежались блокгаузами с товарами иностранцев, лавчонками, трактирами и кумирнями китайцев. Всё напоминало стихийный рынок с узкими проулками, переполненными спешащими по грязи в высоких деревянных гета толпами экзотов. Мелькали черные шапочки китайских купцов, одетых в длиннополые темные халаты из качественного шелка, и фуражки полицейских. Попадались и опустившиеся самураи в форменных белых хакама, кимоно на них было старое и потрепанное, волосы по обыкновению небрежно связаны на затылке - а не собраны в аккуратный пучок и не уложены вперед, как положено, меч - один, и тот короткий, а в правой руке держит свой новенький европейский пистолет, спрятав его в рукав. По дороге спешили простоволосые носильщики тяжестей, босоногие и с закатанными выше колен штанами, и пугливо озирающиеся узкоглазые женщины с безобразными черными зубами во рту. 

Океан

 Океан, его чувствуешь по запаху, блеску, вереницам облаков по горизонту - жемчужным ожерельям. Он один вместит все континенты и моря нашей маленькой Земли, в его вершине плещется Космос. Пакетбот с трехстами китайцами в трюме и тремя десятками космополитов-европейцев, из которых половина – команда судна, уже полмесяца продвигается в широтном направлении по пути к Сан-Франциско.
Остались позади, в основании Азии и океанской глубине, дельфины и летучие рыбы. Дневная жара расплавляет все желания. Птиц не видно с тех пор, как на третьи сутки выхода из залива Сагами и траверса на виду архипелага Идзусимы, оторвавшись от острова Панафидина в направлении Северного Тропика, на одинокое судно налетел плетью ветер, разметав иллюзии скольжения над покорной, казалось, человеку стихией. Только безумец, верящий в счастливую звезду, рискнет в одиночестве отправиться в путь по зыбким безднам Океана. И если бы не светоносное веретено сверкающих ночных светил над ужасающей монотонностью зенонова движения, и человеческий запах блевотины и чеснока в трюмах - казалась бы реальность бредом сумасшедшего, и кто устанавливает порядок вселенной – неизвестно. Только неизменные звезды знакомых
морским странникам созвездий дают отдых на темной палубе слабеющему сознанию. И еще вера в то, что есть где-то другие берега.
О-Аху, в глубине восхитительного залива, завершенного похожей на сахарную голову горой Алмазной и мысом Леахи, плоская гавань Перл-Харбор, надежно защищенная от морских волн коралловыми рифами и в подножье острова массивной крепостью, над которой расцвеченный яркими полосами национальный флаг Сандвичевых островов. В заливе - многочисленные мачты судов-китобоев и неизвестно как затесавшийся американский военный фрегат, возвышающийся как больной вопрос принадлежности пупа Океана – Гавайских островов. Кто только не претендовал на них – и англичане и монархи Европы пытались породниться с чужой радостью и босоногими королями Океана, и даже Рязанов высадил несколько команд и поставил остроги на виду у аборигенов, объявив земли Гавайев - принадлежащие Святой Руси, жаль только на пару лет! Гонолулу, разбрызганный, растянувшийся по открытой равнине рядами разнообразных хижин, прячущихся в тени пальм, и сверкающими на солнцепеке белеными европейскими домами в порту. В синеющем просторе над дальними крутыми дикими горами, густо заросшими лесом, зависли сизые с темным ядром облака. Над вершинами чернеющих гор - дождевые пучки, соединяющие в единое пространство расположенные амфитеатром плантации таро, сахарного тростника и ананасов за городом, и купол неба.

Фриско

Захватывающий вид открылся Бакунину с высоты Downtown - фасадом выходящего в Океан! Романтический фон для моряков, эмигрантов и путешественников. Ноги не слушались, земля ходила под ними, после моря очутиться среди зелени и цветов настолько роскошно и покойно, что Мишель почувствовал себя счастливым. Он жадно вдыхал напоенные ароматом землю и воздух. Под легким бризом с залива шелестели серебристые эвкалипты, завезенные с далекой Австралии, подтверждая собой родство с берегами Океана. По несущейся вверх и заворачивающейся по спирали корой карабкается плющ. Колыхается над обрывом полынь и цветущий повторно рододендрон. Глядя на набережную Embarcadero и рябь волн залива, на большой белый двухпалубный пассажирский пароход, маневрирующий к причалам, видишь, словно на живописной статичной картине - зеленые острова и туманные громады с другой стороны залива. Берег от города уходит вглубь континента живописными вздыбившимися холмами с белыми домиками и деревьями, бегущими по склонам, замыкающими пространство пригорода.
Пройдя назад к пристаням по Bay-strit, Бакунин свернул на Columbus-avenue. Поднялся в город по Mason-strit, вышел на большую Montgomery-strit, заглядываясь на высокие большие дома, сплошь покрытые объявлениями, как написанными на стенах, так и на вывесках. Он глядел на роскошные гостиницы, на витрины блестящих магазинов, на публику - все напоминало ему Париж, только провинциальный и покойный. Женщины в чепцах, капотах и шляпках, в зависимости от социального положения, простолюдинки
и китайцы в повязанных платках. В этом светлом городе смешались расы и народы: китайцы, русские с Аляски, евреи, итальянцы, африканцы, свободные от рабства, мексиканцы, ирландцы, англичане, немцы, филиппинцы и жители Океана, наподобие папуасов. Только аборигенов, индейцев Калифорнии, не видно – вымерли за последние пятьдесят лет испанского владычества. Мишель прошел до конторы дилижансов в конце Montgomery-стрит, и неожиданно чуть не столкнулся с крупным мужчиной, вдруг вышедшим из дилижанса и остановившимся к нему спиной, пропуская сходящую со складной ступеньки даму в пышном платье. Спина обширного в талии господина показалась ему ужасно знакомой. Тот был одет в подчеркнуто новой черной пиджачной паре, с черной широкополой шляпой на голове, из-под которой падали на плечи черные, тщательно расчесанные волосы с сединой, в накрахмаленной рубашке с отложным воротником, повязанным черным галстуком – это напомнило Мишелю все тот же Париж, и он решился зайти с фасада. Узкий нос с горбинкой, показатель благородного происхождения, проницательные глаза, тонкие черты аристократа.
- У тебя проблема? – Мишель услышал знакомый голос, звучавший казалось из его далекой молодости.
- Ты знаешь, кто я?
- А ты ждешь от меня ответа? – господин на вопрос ответил вопросом.
- «Альб-еретик из Бостона»!
- «Revolution is not showing life to people, but making them live...» (Революция заключается не в том, чтобы показать людям, как надо жить, а в том, чтобы оживить их самих) – твои слова?
Дальше они перешли на французский:
- Мишель, я тебе не «Альб», а Альберт Пайк! С 1859 года Верховный Совет избрал вашего покорного слугу Державным Великим Командором...
...Затянувшееся путешествие к Европе: сначала в зачарованной деспотизмом пространстве России, потом необъятный Океан, и эта его странная встреча в первый же день пребывания на земле Сан-Франциско - напомнили ему времена его мистико-оккультной юности и мысли, возникшие на пароходе при подходе к
берегам Нового Света.
- Смешно вспоминать, верил во всеобщую любовь и равноправие женщин, а еще - в религиозность революционеров. «Я, Михаил Бакунин, посланный провидением для всемирных переворотов, для того, чтобы, свергнув презренные формы старины и предрассудков, вырвав отечество мое из невежественных объятий деспотизма, вкинуть его в мир новый, святой, в гармонию беспредельную».
- Вы, русские, такие большие фаталисты. Ты, Мишель, всегда был практиком, врагом всех существующих в Европе режимов и настоящим guerillero. «Кто хочет делать зло, чтобы таким путем достичь добра, тот есть безбожник», – твои слова, мой друг?
- Я бы сказал иначе. Добро есть бунт, а зло – лишь обличие его.
- Насколько мне известно, твое противостояние миру было оценено романтичными саксонцами смертной казнью. Как тебя занесло на землю «хорошей травы» - Ерба Буена?
- Революция позвала, - иронически усмехнулся Мишель.


Хосе де ла Крус Порфирио Диас Мори

Бакунин и Абрахам в легких рабочих блузах цвета ультрамарина и свободных белых шароварах сидели на ружейных ящиках, болтая босыми ногами. Приятели старались особо не шевелиться в крохотной тени от пальм. Только легкий прохладный бриз с океана трогал панцирь жары, освежая лица. Теплые воды, ласкающие золотистые пляжи, полоса которых протянулась на сколько хватало зрения вдоль живописной бухты, глубоко врезались в берег. Над яркой зеленью прибрежных гор Мексики вздымалась, как сахарная голова, вершина заснеженного вулкана Колима.
...Неожиданно проявились из марева жары в полный рост фигуры солдат в мундирах, развернутой цепью стали приближаться с поднятыми ружьями в руках. Громыхнул как раскат грома первый беглый залп, и беспечные американцы, раздувая ноздри и открыв перекошенные рты, хватая жадно разреженного воздуха, рассыпались между одиночными пальмами. Они падали в песок под смертельным свинцом, и словно зайцы, среди одиноко стоящих прибрежных пальм, носились зигзагами как на заснеженных полях России во время гончей потравы. Бакунин словно ожидал чего-то подобного, разбил ящик из пирамиды со «спрингфилдами», открыл подсумок с патронами, и зачерпнул горсть, пропуская патроны между пальцев. Не обращая внимания на множество солдат в зеленых мундирах, бежавших навстречу своей смерти, на град пуль с их стороны, с визгом барабанивших в доски ящиков, начал стрелять, быстро вычесывая в цепи наступающих широкие зубья. Враги отваливались как отработанные снопы на поле жаркого пляжа, и скоро не выдержали, откатились назад в заросли.
...Порфирио Диас снял шляпу, круглое лицо обрамляли пышные черные бакенбарды - как пейсы еврея спускались к заросшему громадными усами широкому рту, составляя единые заросли. Глаза были завораживающие, не моргая, смотрели на жертву, словно змеиные, светло карие, с каким то звериным отблеском. Казалось жертвы должны, так и идти на зов этого взгляда. Притащили раненого в живот страдальца-мексиканца, с перебитым пулей позвоночником, он остался лежать на раскаленном солнцепеке и вопил, недвижимо раскинув руки. Кто-то услужливо указывал на Мишеля, у которого странным образом вынули ружье из рук. Проскальзывающие за спиной Бакунина мексиканос не задерживали на нем своего внимания. Порфирио Диас наступил на грудь орущему, тот сразу замолчал, и вытащив шпагу, рубанул коротко его по шее, смотря в глаза Бакунина. Голова солдатика с благодарными слезами на потухших глазах, свалилась набок, сочась густой кровью в песок.  Команданте сел на ящик. Он молча командовал своей шайкой, что обчищали мертвых своих товарищей, снимали с них золотые кресты и индейские амулеты, стягивали лакированные желтые краги с восковых ног, оставляя торчащими желтые пятки на убийственном солнце.
«…От меня он отмахнулся, на меня не действует этот совиный взгляд, и бандиты исчезли как морок. Какая сила воздействия на своих рабов, какая мистика власти, прямо таки завораживает!». Осталось несколько человек, в том числе и давешний сирота. Теперь он был по взрослому деловит. Бродящие между стволов пальм мексиканосы спугивали безобразных птицы, словно черных ворон, появившихся ниоткуда. Размером с гуся, с голыми шеями и большими клювами - черная стая, неуклюже разбегаясь по земле, подымалась над верхушками пальм. Это мирные падальщики Мексики, их привлекли размякшие на жаре трупы. Вслушиваясь в чужую речь, Бакунин спросил перевода.
Абрахам, ошарашенный происходящим, словно просветленный вердиктом помилования, радостно произнес: «Он разрешил нам уйти!». Абрахам смотрел в сторону моря и словно не замечал Мишеля, который помахал рукой перед его глазами. Со стороны моря донесся зов капитана, и Мишель легко пошел на него. Уже в колышущемся ялике, ужас пробежал холодком по его спине. На берегу, он увидел высокую фигуру Абрахама, среди окруживших его солдат, он взмахнул рукой, словно прощаясь. Скользнул под сердце солнечный отблеск стали, и площадь берега от людей вся сразу опустела, оставив на земле уткнувшееся в песок немое тело. Среди разбредающихся мексиканосов Мишель уловил как во сне совиный взгляд убийцы – это тот гадкий парнишка, и он смотрел на удаляющегося по воде Мишеля. Выкарабкавшись из провала сознания, Бакунин, плохой, очнулся на палубе брига - его, связанного, матросы обливали из кожаного ведра водой из-за борта. Ныл расшибленный затылок. Сверху смотрели сочувственно капитан и два негра-кочегара.

Генри Дэвид Торо или право выбора

...- Еще раз убеждаюсь, вы тот, кто написал «Уолден, или Жизнь в лесу», книгу которого дал мне в дорогу Грили.
- Что ж, представлю себя. Бакунин Мишель, неприкаянный странник.
- Вы поэт? Для мистических прозрений не требуется передвижения в пространстве. Не стоит ехать вокруг света ради того, чтобы сосчитать кошек в Занзибаре.
- Скорее, политик без аудитории, беглец от нее.
- Меня не интересует политика.
- Что ж так?
- Политика дело нечистое. Для человека, который привык созерцать суть вещей, мир политики практически больше не существует. Он не действителен, не заслуживает веры в него и не имеет для такого человека почти никакого значения.
- Тогда, религия?
- Церковь есть нечто вроде госпиталя для людских душ и так же полна притворного милосердия, как любая больница. В церкви нет успокоения.
- Грили рассказывал, что Торо – непревзойденный спорщик на моральные темы, после Карла Маркса.
- Это кто?
- Так, никто - просто упертый социалист.
- Как Оуэн или Фурье? Ныне нет философов, а только профессора философии.
- Нет, покруче, Маркс не удовлетворяется только фурьеристской «фалангой», ему нужна экономика всего мира.
- Производственно-потребительские ассоциации, из которых должно вырасти гармоническое общество будущего? Много ныне пророков не в своем отечестве.
...Беседовавшие так долго, продвигаясь, дошли до залива. Они услышали тревогу в звуках рожков, несущихся с рыбацких лодок, холодным зимним утром выплывающих из бухт. Рассвет был тяжелым – со стороны Нью-Йорка надвигалась ужасающе плотная и черная стена облачности. Скоро порывы ветра стали взметать полы пальто. Путь в Чарльзтаун проходил по набережной вдоль Commercial Street. Прибрежный район был первым пригородом Бостона, и очень важным, грузовые суда с товарами приходили именно сюда. Здесь предпочитали селиться и эмигранты из Европы. На выходе из залива начали стрелять из сигнальных пушек и пускать в небо красные ракеты. Постепенно они дошли до Charlestown bridge, который вел на северный берег реки Чарльза. Повсюду
множество простых деревянных домов и белые колокольни церквей, которые так характерны для окраин городов.
...Ураган накрыл Бостон, словно крышкой бурлящий котел. Ветер сеял размашисто снег с дождем, и собеседники, не замечавшие до этого бег времени, вернулись на центральную улицу города, вошли в отель «Ритц Карлтон», где остановился Бакунин. Еще не очнувшийся от ночи отель был пуст, сонный портье провел странную парочку в просторный зал ресторации, а в высокие незрячие окна ветер швырял комьями снег, грозил выдавить своим напором стекла. Портье зажег светильники и плотно задвинул гардины, отчего в зале не стало темнее, но тише. Из-за высокой ширмы, скрывавшей проход на кухню, величавая горничная-негритянка принесла чай, сливки в кувшинчике, белые головки сахара и свежие булочки. Бакунин попросил принести сигары и спички.
Собеседники перешли на немецкий язык.
- Наша революция произошла из-за неудобств, связанных с повышением акциза на чай, введенных Британскими властями, – Дейвид Торо отодвинул
опустевшую чашку, а Мишель попросил негритянку в тяжелом платье принести целый самовар. Вскоре на столе водрузилось сооружение с горящей спиртовкой под металлическим ведерком, где побулькивал кипяток. По чашкам воду любители чая разливали серебряным черпачком.
... Бакунин вышел на пестрый, ручной работы тротуар из отеля, чтобы проводить Торо, но в уютный отель уже не вернулся. Ураган умчался в океан, но погода в Бостоне установилась лютая – холодно. Обсаженная липами с черными сучками, на которых намерзли рваные флаги снега и замерзшие капли дождя, улица шла с едва заметным наклоном в перспективу, начинаясь почтамтом напротив отеля и кончаясь белой церковью вдали. Мишель ждал денежного перевода из Лондона через Бостонский филиал Английского банка Ротшильдов, вот уже две недели не было телеграфного сообщения с Ньюфаундлендом, откуда курсировали скоростные пароходы «Королевской Почты» в Ирландию, англичане толи саботировали правительство США, толи в самом деле, был обрыв на линии. Настроение Бакунина стало мрачным. Все чуждо здесь – и люди и дела. Он спустился к бухте, где воды словно остекленели, и ушел подальше от рыбацкого поселка. Земля до этого, как палуба на корабле вращалась и скользила, ничем не связанная, и вдруг остановилась. За мысом стынут корабли, и мачты их, словно тонкие православные кресты на погосте воткнуты в разрыв тяжелого занавеса по горизонту. Прибившаяся бездомная собака воет у ноги. У деревьев, примерзших к берегу клочьями снега, обломаны вершины, и над ними вороны каркают надрывно. Не радует лазурь небес, и бухты холод – вечен. Пространства много, времени – в обрез, и крики чаек – страшный знак там, где камни, как во сне, лижет море. Развал камней - куда идти? Все изменилось - дороги снесены. Конец пути, конец, Мишель, твоей любви к Америке. Твой
черный человек – за спиной, и лик его страшен. Он с черным сердцем, черною душой - смертельный холод кладбища ощутив, ты от него избавиться не в силах. Уйти уж не в состоянии, не носят ноги, ты, как твой черный человек – всегда один. Торо не зря говорил тебе, что «темную ночь души» никоим образом нельзя преодолеть усилиями собственной воли человека, а только нужно пережить. Она необходимая переходная фаза в процессе мистического познания высших состояний сознания (unio mystiса). Ураган сменил направление ветра и задул в спину.

Послесловие

Вернувшись в Старый Свет, Бакунин в Лондоне попал в объятия Герцена и Огарева и получил аванс в 2000 фунтов, но не на революционное "дело", а на право "Колокола" печатать его мемуары - все хотели заработать на «фантастиш-побеге» Бакунина. В Европе он больше никогда не был сторонником американских проектов. Бакунин ничего не написал - ни о своем побеге, ни о либеральных "революционерах", "томящихся" в Сибирской ссылке, ни о «друзьях-предателях», ни о "сатрапах" Муравьеве-Амурском и
Корсакове. Мишель потратил деньги на приезд жены из России и на подготовку восстания в Польше. Бакунин, пытался склонить Джузеппе Гарибальди к участию в польском деле. Дружески приняв Мишеля, Джузеппе, предложение отклонил, сославшись на нежелание самих поляков, к тому времени он получал от итальянского государства большую пенсию.
...Ренессансный человек был готов бороться со Злом без помощи Любви, Милосердия и Справедливости - раз их нет в мире людей, – одной только негативной силой неприятия его. Это от безмерной гордыни Уходящего Ренессансного человека, считающего себя центром Вселенной. У Бакунина никогда не было столь пессимистического взгляда на природу и мышление человека. «Быть или не быть» - это не волевое действие куда-то уйти, - это единственный волевой вектор, исходящий от Ренессансного человека в ответ
на восприятие мира. Ему противостоит этическая воля Свободного человека, основанная на его деятельности в мире – борьбе за Свободу. Человек не распоряжается «своей волей» во внешнем мире, как действием - она ему не принадлежит, - только отказавшись от «своей воли» в пользу свободной этической воли, он становится в строй инсургентов грядущей вселенской войны между добром и злом. Другого мира нет, только в этом, Единственном мире, возможно превратить Универсум в «Царство Божье» - и это будет Анархия, культура Утренней Зари, свободной от полуденных теней, замыкающих человека на себя. "Люцифер-светоносец! Странное и таинственное имя Духа Тьмы! Люцифер, Сын Утренней Зари! Это он несет Свет и этим невыносимым Светом ослепляет слабые, чувственные и самовлюбленные души!". В старости, выплевывая последние зубы, Бакунин смеялся над своей судьбой. «Смерть? - восклицал Мишель. - Она мне улыбается!».
 

Оглавление:
Черные паруса анархии, Часть I, Татарский прорыв

1. Сапог в руке Бакунина – Рассказ / рейтинг 10 / рецензий 1 / опубл. 04.08.2009 в 09:37

2. Аристократы духа – Рассказ / рейтинг 0 / рецензий 0 / опубл. 04.08.2009 в 09:51

3. Западный Край, Глава №3 – Политика / рейтинг 3 / рецензий 1 / опубл. 02.09.2008 в 07:50

4. Имморализм – Рассказ / рейтинг 0 / рецензий 0 / опубл. 21.02.2009 в 03:48

5. Амгу – Рассказ / рейтинг 0 / рецензий 1 / опубл. 29.06.2008 в 07:51

6. Пост Святой Ольги или русский матерный слог. – Рассказ / рейтинг 0 / рецензий 0 / опубл. 01.10.2008 в 07:24
7. Бухта – Рассказ / рейтинг 0 / рецензий 0 / опубл. 05.08.2009 в 09:00

8. Прошлое – Рассказ / рейтинг 10 / рецензий 1 / опубл. 20.02.2009 в 07:44

9. Акт бунта – Рассказ / рейтинг 0 / рецензий 0 / опубл. 23.04.2009 в 11:54

10. Бухта Евстафия – Рассказ / рейтинг 0 / рецензий 0 / опубл. 06.08.2009 в 07:37

11. Беглец – Рассказ / рейтинг 0 / рецензий 0 / опубл. 06.08.2009 в 20:18

12. Кавасаки – Рассказ / рейтинг 0 / рецензий 0 / опубл. 07.08.2009 в 14:30

13. Наедине с Бакуниным – Рассказ / рейтинг 0 / рецензий 0 / опубл. 08.08.2009 в 10:06

14. Жизнь как договор – Политика / рейтинг 10 / рецензий 1 / опубл. 10.06.2009 в 19:10

15. Жизнь как несчастье – Рассказ / рейтинг 0 / рецензий 0 / опубл. 16.06.2009 в 11:50


  Черные паруса анархии, Часть II, Другие берега

1. Океан – Рассказ / рейтинг 0 / рецензий 0 / опубл. 09.11.2008 в 04:09

2. Маргиналы и революция в Париже – Рассказ / рейтинг 0 / рецензий 0 / опубл. 09.08.2009 в 08:59

3. Афина Паллада – Философия / рейтинг 0 / рецензий 0 / опубл. 09.08.2009 в 21:41

4. Пути Америки и России – Рассказ / рейтинг 0 / рецензий 0 / опубл. 09.11.2008 в 06:19

5. Фриско – Рассказ / рейтинг 0 / рецензий 0 / опубл. 10.08.2009 в 09:33

6. Альберт Пайк – Исторический роман / рейтинг 0 / рецензий 0 / опубл. 31.12.2008 в 03:00

7. Баварский Лес – Рассказ / рейтинг 0 / рецензий 0 / опубл. 10.08.2009 в 11:07

8. Novus Ordo Seclorum (Новый мировой порядок) – Исторический роман / рейтинг 0 / рецензий 0 / опубл. 30.06.2009 в 09:38
9. Русская Пацифика – Рассказ / рейтинг 0 / рецензий 0 / опубл. 09.11.2008 в 04:18

10. По траверсу Калифорнии – Рассказ / рейтинг 0 / рецензий 0 / опубл. 11.08.2009 в 08:38

11. Хосе де ла Крус Порфирио Диас Мори, Глава №24 – Приключения / рейтинг 0 / рецензий 0 / опубл. 02.06.2009 в 16:17
12. Санта Муэрте (Святая Смерть) в Акапулько – Рассказ / рейтинг 0 / рецензий 0 / опубл. 30.04.2009 в 18:23
13. Выбор Кетцалькоатля (из романа "Черные паруса анархии") – Исторический роман / рейтинг 1 / рецензий 1 / опубл. 18.12.2007 в 04:17

  Черные паруса анархии, Часть III, Переход Дарьен

1. Панама – Исторический роман / рейтинг 0 / рецензий 0 / опубл. 11.01.2008 в 03:28

2. Миф – Политика / рейтинг 27 / рецензий 3 / опубл. 30.04.2008 в 04:00

3. Картахена Симона Боливара – Исторический роман / рейтинг 0 / рецензий 0 / опубл. 26.01.2008 в 06:47
4. Вист на Карибском рейсе – Исторический роман / рейтинг 0 / рецензий 0 / опубл. 09.02.2008 в 05:33
5. Таможня – Исторический роман / рейтинг 0 / рецензий 0 / опубл. 09.02.2008 в 05:36

6. Нью-Йорк Трибюн – Исторический роман / рейтинг 0 / рецензий 0 / опубл. 15.02.2008 в 03:26

7. Генри Дэвид Торо (Henry David Thoreau) или право выбора – Исторический роман / рейтинг 0 / рецензий 0 / опубл. 01.03.2008 в 05:31
8. Опыт Вечного Возвращения из Небытия – Философия / рейтинг 25 / рецензий 3 / опубл. 30.04.2008 в 03:51
9. Послесловие – Политика / рейтинг 0 / рецензий 0 / опубл. 22.01.2009 в 05:14

Книга "Черные паруса анархии" издана в Издательский дом – YAM Publishing, Saarbrucken, Germany