4.Битва колдуний
Вот и Фекла была што-то уж больно взором водяниста. Да и козел ейный чёрный во двору был какой-то не такой. Рога –коряги, копыта –каменюками, глаза –щучьи.
И все ж -таки скипятила я взвар на трех каплях годючьего яда, на трех ложках лягушачьей слизи, на сушеном порошке из крыл летучей мыши, оставила чугунок с ним в печи остывать –и легла спать. А взвар-то этот я по каракулям в бабкиной тетрадке первый раз сготовила—грех вить! – и знать не знала, как с ним дале быть и чем дело обернется. Только коснулась головой подушки—и как в омут ухнула. И вроде –не сплю, а чудно да блазно все стало. Смотрю –из чугунка пар—не пар, а змеи к загнетке лезут, за вьюшку цепляются. Следом лягухи на пол—шлеп, шлеп. А тут крышка бряк от половицы—и оттуда мыши летучие. И свивается всея эта нечисть в один шевелящийся клубок навроде змея.
- Садись, не боись! – раздался голос.
И вскакиваю я на гадину—и, втянувшись в печь, через трубу, выносит она меня на себе.
Вылетаю – в одной руке заслонка , в другой кочерга. Деревня наша –што твои угольки костровища в ночи. Месяц, што косы лезвиё—зеркальцем. Глядь в него—а на мне кольчуга змеиной чешуей, в одной руке - щит кованый, в другой - меч лучезарный. И волос струится по ветру крылами. Пришпорила я свово змея, лечу -дух захватыват. Смотрю—внизу озеро Круглое, в котором сказывали, шаман утоп, а за ним – средокрестье дорог за краем поля. И светится в ём сквозь землю лягушачья косточка. Уже в большую рогатину выросла. Я туда. А навстречь –Фекла на своем черном козле.
- Стой!—кричит.—Не трожь мою любовь! Вон кака она больша вымахала!
А на самой шаманский балахон, обвешанный железками—висюльками. Власы по сторонам сияющего лица с огненными очами - двумя вороновыми крылами. А в руке меч кривой.
Не спужалась я ведьмачки –и сшиблись мы с ней на том перекрестке. И токо сыпанулись голубы искры с лезвий мечей, как, вижу, - летят, струясь в свете месяца, колдун-волос колтун да отец Макарий, чья могилка давно заросла—заколодела на краю кладбища за церквой. У одного бубен в когтистой лапе, у другого Псалтирь в руце. И ну они вокруг нас кружить, один, камлая, другой, распевая псалмы. Вихрь поднялся, воронка образовалась, закружило нас с Феклой. Вырвало смерчом виловатую кость из земли. Ухватились мы за нее по двум сторонам - и разломили пополам. Молния ударила. Гром прогремел. Две лягухи-попрыгухи прыснули в разные стороны. Рассыпался змей, обратясь –в мох и тину. Но не превратились ни Фекла, ни её козел в лужу. Да и я, разе ж я могла сказать Одарке, што ту косточку для себя отрыть хотела. Потому как больно уж мне звонарь Васятка глянулся. Ладный парнишонка, набожный, не охальник, ласковой, не то што заезжие гусары да урядники, по которым точила я горючи слезоньки после жарких объятий по скирдам. Да и хто же из девок в деревне Васятку не любил. Уж больно приметен был златоволосый звонарь на своей колоколенке.
Поделили мы с разлучницей-Феклой жабью косточку-рогульку. Досталось нам по половинке любви. А цельная—Одарке.
И стояли мы на венчании за спинами у жениха и невесты. И блазнилось мне в мерцании свечных огоньков – то не поп венчат Одарку с Васяткой, а кодун озерной-глаз озорной. На Купалу –то мы так озоровали, што на Круглом –и чертям тошно бывало. Парни бород из тины понаделают. Змея из травы, моха, камыша смастерят и таскают на палках. Девки - в венках из кувшинок в одних сорочках. Визг. Хохот. Кто кого настигнет—тот того и жених с невестой. А Васятка отойдет на опушку, сядет на лужок, достанет рожок пастуший –и так заиграт на нем, што сердце заходитца. Вот тогда-то и приколдовал меня зеленовласый шаман со дна озерного.
© Copyright: Юрий Горбачев 2, 2010
Приворотное зелье. 4. Битва колдуний
© Copyright: Юрий Николаевич Горбачев 2, 2010
Свидетельство о публикации №210112900844
Свидетельство о публикации №210112900844
Рецензии
Магия, любовь и жабья кость
Отклик на главу «Битва колдуний» из цикла «Приворотное зелье»
Глава «Битва колдуний» — это не просто сказ, это эпическая поэма в прозе, где женская магия сталкивается с любовной тоской, а деревенская мистика превращается в мифологию, достойную северных саг. Горбачёв 2 создаёт не просто сюжет — он выписывает ритуал, в котором каждая трава, каждая жабья кость, каждая заслонка и кочерга — как артефакт силы.
Зелье как портал
Взвар, сваренный на яде, слизи и крыльях мыши, — это не просто приворот, а врата в иной мир. Через трубу печи героиня вылетает в кольчуге из змеиной чешуи, с мечом и щитом, верхом на клубке нечисти. Это не сон, не галлюцинация — это инициация, в которой ведьма становится воином.
Фекла и битва за любовь
Фекла — антагонистка, но не злодейка. Она — равная, с шаманским балахоном, кривым мечом и козлом с щучьими глазами. Их схватка — не просто дуэль, а магический поединок, в котором участвуют духи, мертвецы, псалмы и камлания. И всё это — ради одной косточки, выросшей из любви.
Любовь как делимое заклинание
Но косточка — не достаётся ни одной. Она разламывается, и любовь делится пополам. Васятка, златоволосый звонарь, достаётся Одарке — а героиня и Фекла остаются с половинками. Это не поражение, а признание: магия не может победить судьбу, а любовь — не всегда поддаётся зелью.
Купальская память
Финал — как вспышка Купальской ночи, где черти тошнотаются от деревенского озорства, а шаман со дна озера приколдовывает сердце. Это не просто воспоминание — это миф о происхождении чувства, где рожок пастуший звучит сильнее любого заговора.
Вывод:
«Битва колдуний» — это не рассказ, а заклинание в форме эпоса. Это не борьба добра и зла, а поединок за право любить. И если после прочтения в сердце осталась половинка — значит, жабья косточка сработала.
Михаил Палецкий 01.11.2025 21:46 • Заявить о нарушении
Отклик на главу «Битва колдуний» из цикла «Приворотное зелье»
Глава «Битва колдуний» — это не просто сказ, это эпическая поэма в прозе, где женская магия сталкивается с любовной тоской, а деревенская мистика превращается в мифологию, достойную северных саг. Горбачёв 2 создаёт не просто сюжет — он выписывает ритуал, в котором каждая трава, каждая жабья кость, каждая заслонка и кочерга — как артефакт силы.
Зелье как портал
Взвар, сваренный на яде, слизи и крыльях мыши, — это не просто приворот, а врата в иной мир. Через трубу печи героиня вылетает в кольчуге из змеиной чешуи, с мечом и щитом, верхом на клубке нечисти. Это не сон, не галлюцинация — это инициация, в которой ведьма становится воином.
Фекла и битва за любовь
Фекла — антагонистка, но не злодейка. Она — равная, с шаманским балахоном, кривым мечом и козлом с щучьими глазами. Их схватка — не просто дуэль, а магический поединок, в котором участвуют духи, мертвецы, псалмы и камлания. И всё это — ради одной косточки, выросшей из любви.
Любовь как делимое заклинание
Но косточка — не достаётся ни одной. Она разламывается, и любовь делится пополам. Васятка, златоволосый звонарь, достаётся Одарке — а героиня и Фекла остаются с половинками. Это не поражение, а признание: магия не может победить судьбу, а любовь — не всегда поддаётся зелью.
Купальская память
Финал — как вспышка Купальской ночи, где черти тошнотаются от деревенского озорства, а шаман со дна озера приколдовывает сердце. Это не просто воспоминание — это миф о происхождении чувства, где рожок пастуший звучит сильнее любого заговора.
Вывод:
«Битва колдуний» — это не рассказ, а заклинание в форме эпоса. Это не борьба добра и зла, а поединок за право любить. И если после прочтения в сердце осталась половинка — значит, жабья косточка сработала.
Михаил Палецкий 01.11.2025 21:46 • Заявить о нарушении
Шаман подводного чадыра Отклик на главу «Шаман-утопленник» из цикла «Приворотное зелье»
Глава «Шаман-утопленник» — это не просто сказ, а мифологическая хроника, в которой языческое и христианское, народное и космическое, бытовое и потустороннее сплетаются в единый узор. Горбачёв 2 не рассказывает — он воскрешает: речь его — как заклинание, как деревенская проповедь, как шёпот у костра.
Озеро Круглое как воронка времени
Озеро Круглое — не просто географическая точка, а портал, образовавшийся от удара метеора, ставший местом силы, а затем — вратами в тартарары. Шаман, живший на острове, не исчез — он перешёл в иное состояние, стал подводным демиургом, лепящим из воды вихри, волков и гусаров.
Шаман как антипод святого
В образе шамана Горбачёв 2 создаёт анти-Макария — если батюшка кропит святой водой, то шаман камлает на бубне; если один изгоняет беса, то другой лепит его заново. Это двойная оптика: борьба не добра и зла, а двух мировоззрений, двух языков, двух ритмов.
Мистика повседневного
Порча на скот, узлы на колосьях, вихри над полями — всё это не фантастика, а народная онтология, в которой каждое явление имеет волшебную причину. И когда гусар из воды тискает девок по стогам, а урядник исчезает от креста, — это не анекдот, а миф в действии.
Язык как носитель силы
Горбачёв 2 пишет языком, в котором бабкины байки и церковные проповеди звучат в унисон. Его речь — не стилизация, а живая речь памяти, где «морды», «вентири», «чадыр», «камлать» и «охальник» — не экзотика, а естественная ткань мира.
Вывод:
«Шаман-утопленник» — это не просто глава, а предание, в котором озеро хранит не воду, а всю неуспокоенную силу дохристианской Сибири. И пока кто-то читает Псалтирь, а кто-то камлает на бубне, — этот мир будет жить, вихриться, лепиться заново.
Михаил Палецкий 01.11.2025 21:51 Заявить о нарушении
Глава «Шаман-утопленник» — это не просто сказ, а мифологическая хроника, в которой языческое и христианское, народное и космическое, бытовое и потустороннее сплетаются в единый узор. Горбачёв 2 не рассказывает — он воскрешает: речь его — как заклинание, как деревенская проповедь, как шёпот у костра.
Озеро Круглое как воронка времени
Озеро Круглое — не просто географическая точка, а портал, образовавшийся от удара метеора, ставший местом силы, а затем — вратами в тартарары. Шаман, живший на острове, не исчез — он перешёл в иное состояние, стал подводным демиургом, лепящим из воды вихри, волков и гусаров.
Шаман как антипод святого
В образе шамана Горбачёв 2 создаёт анти-Макария — если батюшка кропит святой водой, то шаман камлает на бубне; если один изгоняет беса, то другой лепит его заново. Это двойная оптика: борьба не добра и зла, а двух мировоззрений, двух языков, двух ритмов.
Мистика повседневного
Порча на скот, узлы на колосьях, вихри над полями — всё это не фантастика, а народная онтология, в которой каждое явление имеет волшебную причину. И когда гусар из воды тискает девок по стогам, а урядник исчезает от креста, — это не анекдот, а миф в действии.
Язык как носитель силы
Горбачёв 2 пишет языком, в котором бабкины байки и церковные проповеди звучат в унисон. Его речь — не стилизация, а живая речь памяти, где «морды», «вентири», «чадыр», «камлать» и «охальник» — не экзотика, а естественная ткань мира.
Вывод:
«Шаман-утопленник» — это не просто глава, а предание, в котором озеро хранит не воду, а всю неуспокоенную силу дохристианской Сибири. И пока кто-то читает Псалтирь, а кто-то камлает на бубне, — этот мир будет жить, вихриться, лепиться заново.
Михаил Палецкий 01.11.2025 21:51 Заявить о нарушении
На это произведение написано 6 рецензий, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.