Мои рассказы

ВОЛКИ – 1


  В  этом году  весна в  Заилийском Ала-Тоо  пришла ранняя.  Всё в урочище Кой-Таш было пропитано весной. Запах  всходящей травы, запах  горных подснежников  особенно приятно дурманил голову. Это трудно описать  словами, не побывав в это время года в горах. Лучше В. С. Высоцкого не скажешь: «Лучше гор могут  быть  только горы»,  когда находишься  в горах  ранней весной.  Кто хоть  раз в жизни был в горах в это время года, он в точности  подтвердит мои слова. Если выйти из палатки, когда все уже спят, и нет посторонних  звуков, то действительно  слышишь голос  гор. Это  удивительный  голос. Это надо слышать. Они как будто  поют журчаньем  бесчисленных ручьёв  и у  каждого свой  неповторимый  голос. Взберёшься на ближайшую  возвышенность,  присядешь на  холодный камень  и слушаешь голос гор. Слышно буквально каждый шорох, возню мышей, и в этом  чистом разряженном воздухе  слышишь стук собственного сердца, своё дыхание. Ну, где  ещё на свете  можно всё это почувствовать всем своим существом, когда просто глубокий свой  вздох ты  слышишь далеко-далеко  в ущелье,  повторённое эхом  несколько  раз! Просто поражаешься всему  этому, даже  не понимая, что  эти горы, природа  общается, таким образом, с человеком, нежно говорит: «Человек,  мы любим  тебя. Не  вреди, пожалуйста,  нам. Не  сталкивай ради забавы камень с вершины, ведь, поверь, что под камнем и в нём самом, лежащем веками на одном месте – Жизнь! Такая же, как в тебе, человек. Только  не  такая  скоротечная. Не  ломай,  мы  все хотим  жить!» И  стыдно  становится  за себя, за людей, чего только мы уже не натворили...
  Есть  в урочище Кой-Таш  место, где два  отрога коренных  хребтов сходятся очень близко, и в этом узком проходе  выступают две  почти одинаковые  скалы, а  между ними  проходит  дорога.  Место это называется «Волчьи ворота». Когда я спрашивал у местных аксакалов, откуда название, то каждый из них рассказывает свою версию названия и уверяет, что его версия единственно  верная. Один рассказывал,  что давным-давно на  одного чабана  напала волчья  стая и  он, как  опытный чабан,  загнал  отару овец между скалами и сам с собаками  всю ночь  отбивал натиск  волков и  к утру отбил, таким образом, спас отару. Другой аксакал мне рассказывал другую историю, что давным-давно  жили-были парень с девушкой. Очень сильно любили они друг  друга, но жили они в  разных аулах. Парень  жил в ауле Таш-Майнок, а  девушка в ауле Кой-Таш, расстояние между аулами и сейчас составляет 12 км. И  вот парень каждый  день ходил к девушке на свидание. Долго это  продолжалось, точно уже никто не помнит. Но вот однажды парень задержался у неё допоздна, а девушка очень переживала за него, как же пойдёт он один ночью в такую даль. «Давай, - говорит девушка, - я  тебя немного  провожу». Так и договорились. Пошли. Они даже не заметили в пути в разговорах, как оказались  у  аула парня.  Теперь парень  говорит:  «Сейчас  я тебя  провожу». И  пошли.
  В тот год в горах было очень много  волков. И вот только они дошли до двух скал, как на них напали волки. Парень отбивался палкой от них,  защищая девушку, пока она карабкалась на скалу, а волки всё наседали и наседали на него и оттеснили его к другой скале. Увидев, что  девушка удачно  добралась уже до середины, парень тоже полез на свою  скалу, но  волки разделились  и не  отставали от  них. Так и загнали они влюблённых на самый верх, а дальше им и деться некуда, а волки наступают и наступают. Парень крикнул своей любимой, что пусть лучше  его съедят  эти сволочи, а  ты живи, любовь моя, и кинулся со скалы вниз головой. Девушка дико закричала: - Я не могу жить без тебя, милый мой! – и, не раздумывая, кинулась вслед за любимым. Вот так грустно закончилась  их любовь. А скалы эти стали называть с тех пор Волчьи ворота. И ещё пару баек я слышал от  других аксакалов, но  сам больше склоняюсь  к первой, более  правдоподобной.  Потому что я сам лично пробовал залезать на эти скалы и, скажу правду, не без труда.  И могу  точно уверить, что по таким уступам сможет на них подняться только человек да горный баран архар. Порой там держаться приходится кончиками пальцев рук и даже ног, и мне интересно было бы посмотреть на тех волков. Либо они были с крыльями, либо с ногами и руками человека, но это уже другие волки.
  Стояла холодная весенняя  ночь в урочище Кой-Таш. Небо было безлунное, высокое и только звезда освещала  слабым светом  горы. Волчица  не без труда  взошла на вершину хребта. Её  непомерно раздутые бока говорили о  том, что ей  надо срочно  подыскивать  логово. Волчица  была  немолода и  она знала, что это её последний помёт. Облезлые бока и выпирающие рёбра, торчащие двумя острыми горбами лопатки – это всё говорило, что силы её уже не те, как ей казалось ещё совсем недавно. Как будто  вчера она была ещё сильна и молода, и вырыть в твёрдом горном грунте логово ей ничего не стоило. Сейчас  всё было по-другому. Она уже не раз принималась в разных местах рыть, но слабые лапы и твёрдый грунт  не позволяли ей выполнить задуманное.
  Волчица  втянула ноздрями  морозный воздух. Уже  слабый её нюх  всё-таки уловил  запах  человеческого жилья. Волчица глубоко и тяжело вдохнула и начала спускаться с хребта по направлению к аулу. Уже начинало светать. Уже первые ещё далёкие лучи восходящего солнца коснулись белых шапок вечных снегов, казалось бы,  пронзивших само  небо пиков Заилийского Ала-Тоо. Волчица устало подошла к небольшому ручейку, с  краёв  схваченного тонким  хрустящим  льдом, долго  лакала ледяную  воду, потом, подняв голову, опять  с   шумом  втянула  ноздрями  воздух.  Жильё  человека  было  рядом,  километра  1,5. Справа  от  неё находилось сельское кладбище и волчица, не раздумывая, затрусила  в его направлении. Человеческий  дух, дух её  врага присутствовал  и на кладбище. Волчица,  постоянно озираясь по сторонам, обнюхивала свежие могилы погоста и в углу, поросшем бурьяне, она нашла несколько уже заброшенных, почти сравнявшихся с землёй  старых могил. Ей  больше не  оставалось выбора и она, постоянно озираясь, принялась быстро рыть одну  из могил. Грунт,  хоть и  слежавшийся, всё-таки  легко  поддавался её  слабым  лапам, и  дело шло довольно  быстро. И  когда солнце  уже полностью  поднялось над вершинами гор, волчица прорыла довольно глубокую  нору, а сама  лежала, тяжело  дыша, возле  входа, но время  её уже пришло и она, устало, подняв-шись,  спустилась в  логово. Многолетний  опыт не  подвёл её  и в  этот раз.  Логово получилось  глубокое и просторное внутри. Волчица успокоилась и принялась за своё старое, как мир, дело, дело, которое  известно каждому  виду, живущему на  земле.  Священное, можно  сказать, дело, нелёгкое, но нужное – дело продолжения рода.
  - Мишка, хватит  спать!  Да  сколько же можно?!  Сейчас  ремень возьму,  вставай! Опять опоздаешь в школу! – кричала мать, собираясь на работу, своему сыну второкласснику. Слово «ремень» действовало на  Мишку  как весомый аргумент, и  он точно знал, что если сию же минуту не встать, ремень обязательно придёт и, скорее всего, уже  выползает, как главный враг, как подлая змея гадюка, из отцовских брюк, и он не ошибся. Вошла  мать с ремнём  в руках, но  опоздала. Мишка,  хоть и сонный, но одетый и с портфелем на коле-нях, сидел на кровати с видом превосходства: мол, а чего пугать-то, я и не сплю давно, но мать знала своего обалдуя. Знала, что стоит только поверить Мишке и пойти на работу, как  он тут же с портфелем в  обнимку завалится мёртвым сном на кровать.
  -  Быстро встал  и в школу, - прикрикнула мать, для острастки покрутив в руках ремень. Мишка, как бравый солдат, чётко  прочеканил твёрдым  шагом мимо  матери из  дома во  двор. Во  дворе  мать осмотрела его со всех  сторон,  одёрнула пиджак и,  хлопнув, любя,  по заднице, уже  ласково  сказала: - Давай, давай, двигай ногами, а то опоздаешь.
Выйдя за ворота, вся бравада  Мишкина осталась  дома, возле отцовского  ремня, но никто её не заметил и он,  как маломощный древний  старик, шаркая башмаками и волоча почти по земле портфель, ковылял в школу.  В  заведение, которое  он считал  созданным специально  для издевательства над детьми, и сидеть ему в нём аж  до самого обеда.  «Господи, да когда же это кончится?»  Доковылял  так до переулка.  Ему навстречу ну точно  такой же походкой  вышел Стёпка. Ну, «молочные братья». Так их,  впрочем, и звали в школе, за что они, конечно, нещадно били остряков, так что всерьёз побаивались их даже пацаны классом старше.
  - Привет, братан, - приветствовал Стёпа Мишку.
  - Привет, - тут же проснувшись, ответил Миша. И они, уже весело  болтая, в обнимку шагали,  но почему-то мимо  школы к  магазину. Магазин, конечно,  был ещё закрыт. А  им это и не нужно было. Они точно знали, зачем они туда шли. Насобирав целую пригоршню «жирных», по выражению Стёпки, бычков или попросту окурков, они  вышли на окраину  села, закрутили  самокрутки,  забрались в бурьян, густо росший на старых навозных кучах,  устроив из притоптанного  бурьяна лежанку,  сладко закурили. Голова  кругом,  солнышко греет почти как летом. Какая там школа?  Рай! Правда, в бурьяне.               
  Накурившись до одурения, напрочь забыв о школе, пацаны размышляли о  глобальной проблеме мирового масштаба №1: где и как им провести заслуженный отдых  до обеда и проблема №2: что  они скажут дома, возвратясь  якобы из школы? Ну, такие вопросы  никогда не занимали  у них много  времени, особенно второй. Что  о нём вообще думать? Потому что, что  бы они ни  сказали, им не поверят. Да и соседки-одноклассницы, ох и ехидные девчонки, продадут, как пить  дать. Значит,  остаётся одно – РЕМЕНЬ! Ну,  ремень так ремень, не в первый же раз, вытерпим! С первым  вопросом сложнее. Они облазили уже все окрестности, неинтересно. Вопрос: что делать? Над этим вопросом  придётся  долго  думать,  ведь  главное-то в  вопросе, чтоб  их видели как можно меньше, а, значит, надо где-то скрыться. ГДЕ?
  И тут Мишка вспомнил. – Стёпка, а мы недавно деду 40 дней справили.
  - Да? – протянул Стёпа. – А вроде недавно хоронили, быстро время летит. Хороший у тебя дед был, Мишка, добрый.
  - Да, - гордо ответил Мишка. – И знаешь, Стёп, порол редко и не больно вообще, не то, что мамка.
  И ему грустно  вспомнилось, что и  за сегодняшний день  вечером, ну, в крайнем случае,  завтра, но ремня ему от мамки не миновать. И так заныло у Мишки известное место, что аж мурашки пробежали по коже.
  - Стёпка, а пойдём, на кладбище сходим и деда попроведаем, да и вообще, что нам всё равно делать?
  - А что, Миш, нормально ты придумал, пошли.
  Всю  дорогу  до кладбища  друзья болтали  обо всём,  дурачились друг перед другом.  Выломав два прута, бились на них как заправские мушкетёры. То  как Д’Артаньяны, то Д’Артаньяны перевоплощались в наших и немцев,  и пруты  уже были не шпагами, а автоматами, потом они уже папуасы на необитаемом острове, а прутья уже  не автоматы, а смертельным  ядом смазанные копья. Так, в бесконечном споре, кто больше кого убил, они незаметно и подошли к погосту. 
  - А вот и могила деда, - хотел, было сказать Мишка, как оба, как по  команде, упали  на бугорок  дедовой могилы,  мгновенно онемев.  Лёгкий тёплый ветерок дул с гор им в лицо, а в метрах 50-ти они увидели выскочившую волчицу. Выскочив, волчица  повернулась  в  их  сторону, от  чего друзья  моментом скрылись  за бугорком. Но  всё-таки волчица была очень стара, и чутьё и зрение у неё  были уже не те, что в молодости. Она долго принюхивалась в сторону аула, но так точно она и не смогла определить, откуда шёл очень слабый запах человека. То ли  из аула, то ли от свежей могилы. Да и  ветер дул с  гор, а по  ветру и молодой  волк не смог бы точно определить. Но молодой бы сделал проверку, приблизившись  скрытно к селу. Но  волчица  была стара и силы она тратила только на поиски еды, чтоб прокормить  своих четверых, довольно-таки  крепких для её возраста, щенков. Постояв  ещё немного, волчица потрусила в сторону гор, где было много сурков, и вскоре она скрылась  за хребтом. Друзья  вылезли из  своего «укрытия».
  - Ух, ты, Мишка, твой дед-то нас из могилы спас, - сказал первое слово струхнувший Стёпка.
  - Не боись. Мы бы её мигом уложили, - ответил Мишка и скомандовал. – За мной. У неё здесь где-то нора.
  - Миш, мож, не надо, а? – робко спросил Стёпка.
  - Пошли, - сказал-прикрикнул  на  друга  Мишка. – Эх, ты,  мужик, суши  штаны, ха-ха. – А сам, взяв в руки свой прут, бросив портфель, смело ринулся в бурьян. Стёпка не отставал.  Логово Мишка отыскал быстро и сразу влез в него по пояс. Тут же быстро вылез и с восторгом в глазах почти закричал:
  - Стёпка, вот повезло! Волчата!!! Лезь быстро на тополь, и если увидишь  волчицу, шумнёшь мне, а я махом вытащу  пару  штук, и  рванём  домой. Она  ещё  долго  будет в  горах, я успею.  Не  дрейфь, друган, вперёд, на тополь!
  Мишка  подсадил  Стёпку до  первых веток,  а там Степан сам ловко взобрался до середины. Убедившись, что  дозор уже  работает, Мишка  пулей влетел в нору. Но всё-таки тесновато было ползти, благо, что не так глубоко. В  темноте рукой  на слух  он обследовал  нору, в  углу  нащупал  притихших волчат и сразу кто-то тяпнул  его за  палец, да  больно! Мишка  вскрикнул, ругнулся  матом, ухватил  первого попавшегося за бок шкуры,  потянул к себе. Щенок не  сдавался и  постоянно  кусал  Мишку. Мишка зло сопел и уже запихивал его  за пазуху, а он успел-таки тяпнуть Мишку за подбородок и серьёзно, на что Мишка долбанул его по голове  кулаком,  да  так,  что  волчонок махом  влетел в  пазуху и  затих.  Мишка вытер  грязной рукой кровь, бежавшую  уже по  шее, матюгнулся,  и ухватил  за заднюю  ногу второго  волчонка и уже почти без укусов подтащил  к  себе, для  профилактики дав  по голове  и этому, сунул его за пазуху к первому.  Начал задним ходом  выползать из  норы, но было это  очень трудно. Во-первых, мешала ноша на животе, во-вторых, нора была очень крутая. Отжимаясь одними руками, Мишка   очень медленно двигался к выходу.
  А  в это время наверху происходило совсем иное действие. Пока Стёпка, как ротозей, озирал окрестности, которые  видел 10000 раз,  он заметил волчицу прямо под тополем и от страха не то, что крикнуть другу, он просто онемел, окаменел, крепко сжав ветки тополя.
  Волчица, побежав к норе, очень обессиленная бесплодной охотой, растеряв от усталости все свои природные  инстинкты, задом начала  спуск в логово. Не  опустившись и на половину норы, она неожиданно получила такой сильный пинок в зад с отборной бранью: «Стёпка, козёл, мать твою! Куда  лезешь, скотина!  Тут одному  не повернуться. Нет бы, сволочь, потащил  наверх, подмог, а он сам лезет! Пошёл вон, убью!» Волчица, выскочив  из норы, тут  же упала замертво. Её старое сердце, не ожидая никакой опасности, не выдержало неожиданности, остановилось навсегда.
  Спустя  некоторое время  грязный как чёрт, весь в крови, вылез страшно уставший Мишка и, увидев мёртвую волчицу, не удивился, не испугался. У него просто не было на это сил, он даже не мог громко говорить. Просто спросил: - Стёпка, чем ты её убил, а?
  Стёпка молчал и тупо смотрел на волчицу. Мишку он не видел.
  - Ну, ты, чума, слазь, уже домой пора!
  Степан  молчал. Что  только ни делал  Мишка: и орал, и  грозил, и камнями кидал. Даже несколько раз попал и, наверное, чувствительно - всё напрасно. Стёпка не слышал, не видел,  не чувствовал. Мишке надоело орать, он сплюнул, матюгнулся и пошёл домой.
  Дома, выгрузив  волчат и  рассказав отцу  о Стёпке  на дереве,  сразу схлопотал  вначале от  отца, потом за школу  приложилась  мать, и  бабка, не  выдержав,  выдала  несколько затрещин, довольно чувствительных. Потом отец потащил его к Стёпкиным родителям, где  Мишку оттаскала  Стёпкина мать. Мишка проклинал весь белый свет. А  особо Стёпку,  слюнтяя, труса, скотину, собаку, бабу и т. д., и т. п. Конечно, не вслух, а в душе.  И  поклялся, когда  всё это  угомонится, он  ему таких  навешает,  всю жизнь помнить будет, сволочь! Потом  почти полсела  пошли поглазеть на волчицу и  Степана. Когда  все пришли  на кладбище, мужики не смогли разжать пальцы Степана. И что только ни делали... БЕСПОЛЕЗНО! Он окаменел и всё! Ни на что не реагировал. Еле-еле обломав толстые ветки, Степан держался за них. На них же спустили его вниз.
  Наблюдая со стороны за всем этим, Мишка ехидничал про себя: «Ишь, гимнаст хренов, ишь, как ухватился, силач. Тьфу. А в школе на турнике подтянуться не может, дохляк. Ну, погоди, у меня ещё схлопочешь».
  Окаменевшего Стёпку так же с ветками и понесли в село. Мишка опять съехидничал про себя: «Несут как генерала на кладбище. Скотина, притворяется. Хитрый, сволочь! Ну, погоди!»
  Местный фельдшер в селе сделал несколько уколов, результата не было. Он, разведя руки в стороны, только и сказал: - Редкий случай. Шок. В район надо везти.
  Вызвали «скорую» из райцентра и Степана увезли.
  Пока Степана лечили в районной больнице, а лечили его долго, 2,5 месяца, Мишку пороли если уж не каждый день, то два раза в неделю – это точно. Ох, и зол был на друга Мишка... Какие только экзекуции он ни придумывал вечерами в мыслях, просто страшно подумать. Как он будет расправляться с трусом!
  Но вот однажды Стёпу привезли в село. Мишка не удержался, и первый прибежал к нему. И когда увидел друга, подошёл и протянул ему руку, Стёпа был очень рад, но он не мог разговаривать, только мычал. У Мишки сердце сжалось. Он заплакал и обнял друга. И стояли они на улице среди людей и ревели, ревели, но все вокруг молчали. Потом подошла Стёпкина мать, вся в слезах, обняла Мишку как родного, от чего он ещё больше разрыдался, и ласково сказала: - Миша, ты приходи к нам почаще, а то Стёпе скучно будет без тебя, хорошо?
  Мишка поспешно закивал головой сквозь слёзы. И с тех пор Мишка каждый день был со Стёпкой, научился со временем разговаривать с другом жестами и, если не дай Бог, кто их пытался передразнить, Мишка колотил за друга всех нещадно. Он просто стал как одичавший волчонок при Стёпке. Его уже побаивались старшеклассники. Дрался как зверёныш, ничего не боялся.
  Только через 3 года Степан начал понемногу учиться разговаривать. Мишка в тот год был на седьмом небе от радости. За это время ребята подросли, окрепли, особенно Мишка. Он в 6-м классе во всю колотил 10-классников и никто не мог с ним справиться.   
  Киргизы, аксакалы говорили: - Ай, молодэц,   Мышка. В него каскыр вселился. – От чего за Мишкой на всю жизнь закрепилась кличка, которой он гордился больше, чем именем - «Каскыр» - Волк.
  А Степан так и заикался всю жизнь. Но верный Каскыр был всегда рядом с ним, готовый в любой момент порвать любого за друга.
Мишка – Каскыр – Волк.


ЛЕОНОВ ВИКТОР