Красное

Только один-единственный зверь воет в лесу по ночам.
Анджела Картер

И люди все, и все дома,
где есть тепло покуда,
произнесут: пришла зима.
Но не поймут откуда.
Иосиф Бродский


Каждую третью зиму мы отдавали детей на съедение волкам.

В конце осени холод спускался к нам с гор, а с ним - ветер, такой сильный, что снег забивался в щели меж окон и таял на занавесках. Мы все были бедны. Каждый, у кого получалось нарастить жира, чаще всего нечестным и аморальным способом, уезжал прочь и никогда не возвращался. В наших домах постоянно пахло гарью, чесноком и потом, а из погребов тянуло гнилью и стоячей водой. Дьявол был рядом – мы все это знали. Он не был красным, у него не было рогов и он не пах серой – Дьявол прятался в темноте, когда с гор прилетал холодный ветер, и он пах сладко и остро, как отмороженные пальцы. Когда горы рожали ветра на наши головы, мы запирали двери покрепче и не выходили на улицу с наступлением темноты. Но иногда – не часто, но всё же – темнота вламывалась в наши двери, и тогда, по утру, мы прибирали за ней. Дьявол ломал замки, протискивался в окна – и мы сыпали опилки на кровавые пятна, размазанные по дощатому полу – будто кто-то долго и тщательно слизывал горячие капли длинным языком. Каждая третья зима начиналась рано и тянулась долго. С каждым днем, казалось, становилось все холоднее. Мы старались говорить тише, и все чаще в наши разговоры прокрадывалось молчание. То самое молчание, во время которого все как бы прислушиваются – и смотрят с особенным выражением лица в темноту за окном или на дверь с хлипкими засовами, сделанными из дерева.

А потом, однажды, мы все просыпались, слыша волчий вой. Он все тянулся и тянулся; как только одна из этих тварей захлебывалась и умолкала, сразу же, с другой стороны, принималась за дело другая, еще протяжнее, еще дольше, еще страшнее; ледяной ветер присоединялся к их вою, и казалось, что так будет вечно. Младенцы просыпались в своих постелях, но не плакали, а лишь вслушивались – как и все мы. Мы внимали, а волки выли. Они знали, что мы не спим; они знали, что мы боимся. Они знали, что скоро их накормят.
Мы отсылали детей в лес, страшась того, что лес придет к нам.

Утром моя мать пожарила для меня три яйца; все остальные получили по одному. Отец отводил глаза и за все утро не произнес ни слова. Мои братья съели свою порцию и теперь жадно смотрели на мою тарелку. Затем моя мать сказала:
- Тебе нужно сходить к бабушке, в лес. Это недалеко, ты помнишь?
Бабушка умерла два года назад, но я кивнула.
- Я приготовила лепешек, отнеси их ей, - сказала мать, и её голос звучал тише с каждым новым словом, - и постарайся вернуться до того, как стемнеет.
Отец встал из-за стола и вышел на улицу. Он боялся смотреть на меня. Я услышала, как он зашел в сарай и стал греметь там инструментами.
Мама протянула мне корзинку, укрытую красным платком и дала мне плащ с капюшоном, тоже красный. «Это чтобы меня было легче заметить», - поняла я, но вслух, конечно же, ничего не сказала. На прощание мама обняла меня и провела до изгороди, тяжело ступая по глубокому снегу – у нее были больные ноги, и каждую зиму становилось только хуже. По ее лицу текли слезы.
Я отошла довольно далеко от дома, прежде чем заглянуть в корзинку. Там были камни. Но, помимо камней, там лежало и еще кое-что, маслянисто блестя на зимнем солнце. Моя мама любила меня, поэтому она положила в мою корзинку острый нож, которым отец резал ягнят.
Повсюду в лесу виднелись следы волчьих лап. Их пересекали следы детских ног – все глубже в лес, все ближе к смерти. Я направилась в ту же сторону.

Зайдя в лес, я встретила Волка.
Волк стоял у большого дерева, перед развилкой, и грыз ногти. Он был высок, на его плечах висела грязная косматая шкура, кожаные ремни перетягивали его грудь; ноги были босыми.
- Привет, – сказал он.
- Здравствуйте, - ответила я.
Волк вытащил обслюнявленную руку изо рта и сплюнул ноготь на снег. Посмотрев вниз, я увидела десяток таких же ногтей, но вот что странно: когда они лежали на снегу, они больше напоминали когти.
- Куда ты идешь? – спросил он меня. – К бабушке?
Я кивнула. А куда еще я могла идти?
Его ноздри раздулись, и он отошел от дерева.
- Что в твоей корзине? – спросил он и попытался выхватить ее у меня, но я убрала корзинку за спину.
- Там только лепешки для моей бабушки, - сказала я. – И больше ничего.
- Я чувствую железо, - сказал он. – Твоя мать печет лепешки из железа?
- Нет, - сказала я. – Вам показалось.
- Покажи мне корзинку, - напирал он. – Что там внутри?
- Я не могу, - сказала я. – Я спешу к бабушке. Она очень голодна.
- Я тоже голоден. Я голоден посильней, чем твоя бабушка, уж поверь мне.
- Мне нельзя разговаривать с вами. Я должна идти к бабушке.
Волк вновь прислонился к дереву, его плечи расслабились; но его глаза все еще оставались напряженными.
- Иди налево, - сказал он. – Это более короткая дорога.
- Вы знаете, где живет моя бабушка? – спросила я его, и он улыбнулся. Зубы его были желтыми.
- Я знаю ВСЕХ бабушек в этом лесу, - сказал он.
- Я, пожалуй, доберусь сама, - сказала я. – Это недалеко.
- Как знаешь. Только не сходи с дороги, - сказал Волк. – В лесу много опасных животных. Очень много.
«Например - ты!» - подумала я, но вслух, конечно же, ничего не сказала.
- Идти по дороге, - повторила я. – Никуда не сворачивать.
Он дважды кивнул.
- Никуда. Даже если очень захочется. Люди должны гулять по дорогам.
- Овцы должны гулять по загону, - вырвалось у меня, и я прикусила язык. Волк засмеялся, хлопая ладонями себя по коленям.
- Точно! Похоже! – он вытер слезы ладонью и громко сплюнул. – Ну, тогда до встречи, девочка!
- Прощайте, - сказала я. - Приятно было поговорить с вами.
Он улыбался и смотрел на меня. Как-то по особому смотрел. От таких взглядов по телу пробегают мурашки.
- И кстати, - сказал он вдруг. – Если увидишь женщину с черными волосами, - не говори с ней.
- Почему? – спросила я.
- Просто не говори. Так будет лучше для всех.
- И для неё?
- Нет, не для неё. Нет. Будет лучше для всех остальных.
Я задумалась.
- А как я смогу отличить ее от других женщин с черными волосами? – спросила я, и он вновь рассмеялся.
- Глупая ты! – сказал он. – Думаешь, по лесу бродят десятки женщин с черными волосами? Поверь мне, ты её ни с кем не перепутаешь!
- Почему?
- Слишком много вопросов. Ты сама все поймешь, когда встретишься с ней.
 Он повернулся ко мне спиной и громко высморкался.
- Еще раз спасибо, - сказала я, и, сжимая корзинку, пошла направо по узкой тропинке.
Я знала, что это неверный путь.
Через несколько секунд мою спину пробрал холод, и я еле сдержалась от того, чтобы обернуться. Я и так знала, кто на меня смотрит.

И, конечно же, вскоре я встретила Женщину с Чёрными Волосами.

Но сначала я встретила Патрика.
Он сидел прямо на снегу. Его корзинка валялась рядом, перевернутая; камни высыпались на снег. Патрик же был занят тем, что обнимал ягнёнка.
Услышав мои шаги, он вздрогнул и вскочил на ноги.
- А, это ты, - сказал он. И снова уселся на снег. Ягненок водил мордой из стороны в сторону, стараясь понять, кто там еще пришёл.
- Откуда у тебя ягнёнок? – спросила я. Патрик нахмурился.
- Дедушка дал, - сказал он, наконец. – Только он велел мне никому об этом не говорить.
«Так зачем же ты мне это рассказываешь, дурья башка?» - подумала я. Вслух я сказала другое:
- Ну и зачем он его тебе дал?
- Не знаю, - Патрик пожал плечами. – Скорее всего, потому, что он тёплый. Можно погреться.
Ягнёнок так не думал. Его била дрожь. Я протянула руку, чтобы погладить его, но он вдруг заблеял и попытался вскочить на ноги. Патрик поймал его за голову и притянул обратно.
- Ты ему не нравишься, - сказал он, и подозрительно посмотрел на меня – Твой запах ему не нравится.
«Не мой, а Волка» - мысленно поправила его я, но вслух ничего не сказала. Не хватало еще чтобы Патрик перепугался почище ягнёнка.
- Послушай, Патрик, - сказала я. – Ты не можешь просто так сидеть здесь, на снегу. Когда стемнеет, ты замёрзнешь!
- Ну и пускай, - сказал он. – Все лучше, чем тебя сожрут.
- Но нельзя же просто сидеть!
- Но я же сижу!
Я разозлилась и топнула ногой, перепугав ягнёнка еще сильнее.
- А ну вставай! – сказала я.
- Не встану, - сказал он. – И ты меня не заставишь.
Я пнула его в колено. Он бросился в меня комком снега.
- Патрик! Вставай СЕЙЧАС ЖЕ! – я была в ярости. На самом деле Патрик мне никогда особо не нравился, да и жил он слишком далеко для того, чтобы мы с ним часто виделись, но не могла же я оставить его волкам!
- Не встану! Я хочу домой! Хочу в тепло! Хочу кушать!
Я уже совсем было решила тащить его силой, но нас вдруг перебили.
- Я слышала, что какой-то мальчик здесь хочет кушать? – раздался голос позади нас. Томный, мурлычущий – и холодный, как лед. Мы повернулись.
Рядом с дорогой стояла Женщина. И у нее были самые чёрные волосы, какие я когда-либо видела.

Это было пятно мрака, шевелящееся, грозное, бесконечно красивое. Это была подвижная тьма, и, казалось, она имела тысячу оттенков и перетекала из одного в другой. Ее волосы были чернее всего, что я видела до и после в своей жизни. Кожа её была белее снега, но, может быть, это просто так казалось – из-за её волос. Это была действительно Женщина с Чёрными Волосами. Сколько на нее ни смотри – другого имени не придумаешь.
Патрик приподнялся.
- У вас есть еда? – подозрительно спросил он.
Женщина кивнула.
- У меня есть мясо, - сказала она, выходя на дорогу. – Мясо молодого кролика, с пряностями и овощами, сваренного в печи. А ещё у меня есть хлеб, всё ещё горячий, мягкий и нежный, как твоя кожа, малыш. А на десерт у меня есть клюквенный морс, густой и терпкий, и сладкие булочки с начинкой из малины.
 Патрик все еще сомневался. «Молчи, - подумала я, - Просто молчи!»
- А чего ж ты такая худая? – спросил он. Женщина тихонько рассмеялась.
- Какой же ты ЗАМЕЧАТЕЛЬНЫЙ! Какой ты смышлёный! – она подошла к нему и провела рукой по его волосам. – Мне нельзя много есть, я же не ребёнок. Я должна следить за собой.
- Следить за собой? – переспросил Патрик, нахмурившись. – То есть?
- Да замолчи же ты! – не выдержала я. – Она тебя охмурить пытается!
Женщина впервые взглянула на меня, и ее лицо приняло задумчивое выражение.
- Это твоя подруга? – спросила она, и Патрик, дурак этакий, кивнул.
- Её зовут, - начал было он, но я перебила его.
- Снежинка! Меня зовут снежинка!
- Снежинка… - повторила за мной Женщина, и тряхнула головой. Помимо своей воли, я наблюдала, как ее волосы волнами пришли в движение и вновь успокоились.
Какая же она красивая!
- И что делает Снежинка зимой в лесу?- спросила она.
- Это загадка?
- Загадка? Возможно, и загадка. Почему нет, - она, не переставая, гладила Патрика по голове ладонью. – Ну, так что же она делает?
Я задумалась.
- Падает? – рискнула я. Женщина улыбнулась.
- Точно. Падает и лежит. А потом тает, и от нее ничего, совсем ничего не остается. Ты понимаешь меня, девочка? Пошли, Патрик.
И Патрик пошел.
- Стой, идиот! – закричала я, но было уже поздно. Патрик, улыбаясь, пошел вслед за Женщиной, сошел с дороги – и в тот же миг исчез. Ягнёнок, жалобно блея, побежал за ними – и тоже сгинул.
- Вот гадость! – сказала я пустой дороге. – Вот гадость же гадкая!
Я покрутилась на месте, зажмурилась на мгновение – и вновь раскрыла глаза. Патрика всё ещё не было. Только на снегу, там где он сидел, осталась небольшая вмятина.
- Вот гадость! – снова сказала я и побрела дальше по дороге.
Нет, ну надо же быть таким идиотом! Как последний придурок пошел в лес, только потому, что ему пообещали еду. Если он думает, что я за ним вернусь… Ну уж нет! Пусть она его уведёт куда-нибудь, и делает с ним, чего хочет.
Я остановилась и задумалась. А что она может с ним сделать?
Ответ не заставил себя ждать.
- Съесть, - сказала я вслух и даже вздрогнула, такое страшное слово я только что произнесла. – Она его съесть хочет.
Я обернулась.
- Вот гадство! – сказала я, затем еще немного постояла и побрела назад. А вдруг там уже все снегом замело, и никаких следов не осталось? Сомневаюсь, что могу отличить один кусок снега от другого. Как я найду то самое место?
А потом я увидела Волка. Он сидел на корточках и нюхал следы, оставленные Патриком, мной и ягнёнком. Услышав мои шаги, он поднял голову и посмотрел мне в глаза.
- Вот и встретились опять, да? – сказал он и улыбнулся.
Теперь его зубы были красными от крови.

- Здравствуйте еще раз, - сказала я, делая шаг назад. – Вы что-то ищете?
Он поднялся на ноги.
- Возможно, - сказал он. – Может быть, и ищу. Ты знаешь, здесь, по лесу, ходит много детей – по крайней мере, так мне казалось вначале. Но стоит только тебе обернуться – и хлоп! Они исчезают. Не так ли?
- Я не знаю, - сказала я. – Я никого не видела.
Волк провел ногой по снегу, засыпая две цепочки следов, ведущих в лес.
- А мне кажется, кто-то только что исчез. Возможно, навсегда. Это же была Женщина с Чёрными Волосами, да? Не отвечай. По лицу вижу, что да. И она увела твоего друга с собой, верно?
- Вы знаете, куда она его повела? – вырвалось у меня, и Волк ощерился. По его подбородку потекла слюна. Он вытер ее ладонью и долго разглядывал влажную руку.
- Возможно, - сказал он.
- Вы можете сказать мне, где они? – спросила я.
- Может быть, и скажу. Только мне-то что с того будет?
Я задумалась.
- У Патрика есть ягнёнок, - начала я, и он весь подобрался.
- У Патрика! – воскликнул он, - Его зовут Патрик! О-о-о, какое хорошее имя! Оно звучит очень чарующе, тебе так не кажется? Патрик!
"Ну я и дура!" – подумала я.
- Я дам вам этого ягнёнка, если вы отведёте меня к той женщине.
- О нет. Это Патрик даст мне ягнёнка, если я помогу тебе. А ты, - он ткнул пальцем в мою сторону. – Покажешь мне то, что находится в твоей корзине.
Я кивнула, и Волк хохотнул.
- Хорошо. Но только после того, как ты отведёшь меня к ним, - сказала я, и он перестал смеяться.
- Умная девочка, - сказал он довольно злобно, и по моей спине побежали мурашки. – Но в лесу ум – дело второе. А знаешь, что идет первым делом?
- Зубы?
- Нет, не зубы. Первым делом в лесу идет сам Лес. И ему плевать на то, насколько ты умна. Он убивал людей и поумнее, поверь мне.
Волк повернулся и пошел в сторону леса. Я бросилась за ним, боясь, что он исчезнет, как до него все остальные. В лицо ударил снег, и на секунду я зажмурилась, а когда открыла глаза, мы были уже в лесу. Падал густой снег, и от этого, казалось, было намного темнее. Волк стоял впереди меня и улыбался.
- Ты готова? – спросил он.
Я кивнула, и он стал углубляться в лес. Я понимала, что делаю глупость, но не могла себя сдерживать.
- А кто та женщина? – спросила я, и Волк на секунду обернулся.
- Не важно, - сказал он. – Все равно ты не сможешь понять.
- Ну, уж постараюсь.
- Я же говорю, это не важно. Ты – маленькая девочка, куда тебе до нее. Ты даже ее имя произнести не сможешь.
- Почему?
- Потому что твой маленький ротик никогда таких звуков не выдавит, вот почему.
- Она как ты? – не отставала я.
- Нет, - сказал Волк. – Она как ты. И больше никаких вопросов.
Некоторое время мы шли молча. Клянусь, я даже слышала, как падает рядом со мной снег – такими крупными были его хлопья.
- Она человек? – спросила я снова. Волк недовольно пробурчал, но все же ответил:
- Нет. В лесу нет людей.
- А как же я?
- В лесу есть только живые и мёртвые. Живые из леса выходят, мёртвые – нет, вот и вся разница.
- А она?
- Что она? – Волк обернулся и посмотрел на меня.
- Она живая?
- Сама спросишь, когда увидишь.
- А кто сильнее – ты или она?
Волк расхохотался.
- Какие ты вопросы стала задавать! Кто из нас сильнее? Откуда же я знаю? Мы редко с ней встречались, и ни разу даже не говорили, не то чтобы выяснять, кто из нас сильней.
- А откуда она взялась?
Волк долго молчал. Я еле поспевала за ним, так быстро он шел.
- Иногда Лес берёт своё, - сказал он, наконец. - И поверь мне, это неприятно. Лес молчалив, но когда он говорит – все повинуются. Ты находишься внутри него, и он огромен, уж поверь мне. Он в любой момент может уничтожить и тебя, и меня – про это не стоит забывать. И когда Лес хочет что-то – он просто берёт, и никто ему не указ.
- И он забрал её, да? – спросила я, но Волк не ответил. Я, было, хотела повторить вопрос, но Волк вдруг остановился.
- Пришли, - сказал он. – Это её дом. Теперь показывай, что там у тебя.
- Нет, - сказала я. – Ты обещал привести меня к ней, а не к её дому.
- Я внутрь не войду! – он разозлился. – Я не настолько глуп.
- Ну, тогда и я ничего показывать тебе не буду, - и с этими словами я направилась к двери. Через несколько секунд сзади послышались ругательства, и он обогнал меня.
- Ты глупая девчонка! Ты никогда оттуда не выйдешь!
- Я попробую.
Он вздохнул и поднялся на оледеневшее крыльцо.
- Ладно. Я пойду с тобой, - его лицо дернулось. – Запомни: ни при каких обстоятельствах не дотрагивайся до неё, понятно? Можешь говорить с ней, но трогать не вздумай. Если она предложит тебе еды или питья – обязательно съешь все до последней крошки, и не вставай из-за стола, пока не очистишь всю тарелку. И не смей смеяться! В ее доме смеётся только она сама, понятно?
- Понятно, - сказала я. Он несколько секунд смотрел на меня, затем снова выругался, и повернулся к двери, но постучать не успел, потому что хозяйка дома открыла дверь сама.

Патрик встретил меня сытой улыбкой.
- О, ты тоже решила зайти к нам, да? Я так и знал, что ты придёшь. Надо быть глупцом, чтобы променять тепло и мясо на снег и холод.
Он сидел за столом, на котором, действительно, в избытке стояла еда. В печи был разведен огонь, потрескивали поленья. Женщина была теперь одета в просторное зеленое платье, а её волосы, всё такие же чёрные, рассыпались по её плечам.
- Абсолютно точно, мой маленький поросёнок, - засмеялась она и чмокнула его в лоб. – Проходите, садитесь! Вы не хотите снять свою одежду? – обратилась она к Волку, но тот лишь буркнул что-то и уселся на стул. – Как я тебя рада видеть, ты не представляешь! – она захихикала и обняла меня за плечи. – Всё это время я только и думала: бедная девочка! Как же она там, одна, на холоде? Мне было тебя до слез жалко, такая хорошая девочка – и такая глупенькая, не то, что мой умненький Патрик, правда? Как же вы добрались сюда, в такой снегопад? Мой дом стоит в такой глуши! Я все было собиралась переехать, но как-то не хватает сил оторваться от корней, так сказать! Все работаю и работаю, так редко получается кого-нибудь принять! – она заламывала руки, причитала и бегала от печи к столу, выставляя на стол все новые угощения. – Ешьте что угодно, я ем совсем мало, можно сказать, ничего не ем! А эти деревенские вечно тащат мне еду – то окорок, то еще чего, как будто я сама не могу о себе позаботится, да, Патрик? – и она потрепала улыбающегося мальчика по подбородку. От тепла он начал засыпать, и уже клевал носом. – А вот и ягнёнок поспел, чуднейший ягнёнок!
Волк протянул руку и схватил с блюда, которое несла Женщина, кусок запечённого мяса.
- Я вот тоже решил зайти, - сказал он, как будто, между прочим.
- О, ну конечно! Правда, я думала, что вначале надо дождаться приглашения, ну да чёрт с ним!
Волк глянул на неё и вновь вцепился в мясо.
- Я с девочкой, - сказал он и кивнул на меня. – Потом уйдём.
- Девочка может остаться, - ответила женщина с той же улыбкой на лице, но в ее голосе появилась властность. – Нечего ей ходить ночью в лесу с кем попало.
Я в это время взяла кусок ягнёнка и внимательно разглядывала его. Моя корзинка стояла между моих ног, и я изредка проводила по ней ладонью, чтобы убедится - она всё ещё здесь, со мной.
- Тебе хватит и од… то есть, ты же не сможешь принять у себя двоих за раз, да? – сказал Волк, на секунду запнувшись.
- О нет, что ты! Я могу принять и двоих! А если понадобится, - тут она улыбнулась, - даже троих. Так что, пусть они останутся здесь вдвоём.
- Ну, это я сомневаюсь, - сказал Волк, и щелкнул зубами, разгрызая кость. – Троих ты не осилишь.
- Вот как? А по-моему, нечего и осиливать. Я однажды пятерых приняла – и даже не поморщилась.
- Ну и когда это было? - ухмыльнулся Волк. - Сколько зим назад?
- Это было давно, - подтвердила женщина. - Зим с тех пор прошло больше, чем ты помнишь. И больше, чем ты ещё проживёшь.
Некоторое время они смотрели друг на друга.
- А почему вы сами ничего не едите? Спросила я и взяла сладкую булочку. – Попробуйте ягнёнка.
- О нет, я поем попозже, - улыбнулась она.
- Попозже? – Патрик осоловело поднял голову. – Но что вы будете есть? Вы же ведь уже выставили всё, что было.
- Да, - улыбнулся Волк и взял с блюда еще один кусок мяса. – Что же ты будешь есть, если вся еда уже на столе?
Женщина замялась, но потом махнула рукой и рассмеялась.
- И ладно, чего это я! Перебью аппетит, ничего страшного!
- Возьмите ягнёнка, - сказала я и пододвинула к ней блюдо. – Наешьтесь получше.
- О, сомневаюсь, что это возможно! – Волк отбросил от себя обглоданные кости и схватил еще один кусок.
- Почему же? – Женщина взяла ножку и аккуратно укусила ее зубками. – И такое бывало.
- И скольких ты тогда принимала, позволь спросить?
- О, я уже и не помню. Четверых или пятерых.
- Холодный, наверное, год выдался?
- Ты даже представить себе не можешь, насколько.
- А еще булочки с малиной есть? – спросил Патрик, и Женщина улыбнулась.
- Нет, ты все уже скушал. Возьми ягнёнка.
- У меня есть одна, - быстро сказала я, и передала ее Патрику. Патрик улыбнулся и принял ее из моих рук, после чего жадно съел. И куда в него столько лезет?
- А чего же ты ничего не ешь? – спросила Женщина, ласково мне улыбнувшись. Вместе с Волком они умяли уже половину ягнёнка.
- Спасибо, но я поем попозже, - сказала я.
- Ты дура, я же тебе говорил… - начал было Волк, но сразу же замолк.
- И что же ты ей говорил? Может, ты рассказал ей, кто ты сам такой? – голос Женщины наполнился низкими нотами, на грани рычания. – Эти дети останутся у меня.
- Здесь есть вода? – спросил Волк.
- Какая к чёрту вода? – Женщина вытерла рукой пот. – В этом доме никто не пьёт воду.
Я тихонько рассмеялась, и они оба повернулись ко мне.
- Ты что себе позволяешь? – спросила меня Женщина. – Не пытайся смеяться в моём доме! Это непозволительно!
- Простите, - сказала я ей, - но вы довольно глупо выглядите.
Волк яростно чесал голову ладонью. Женщина посмотрела на него, затем снова на меня. По ее лицу струился пот.
- Ты почему ничего не ешь, а? – спросила она.
- Ягнёнка я принес! – подал голос Патрика. – Дайте мне кусочек! Это мой ягнёнок! Мне его дедушка дал!
- Тебе он не понравится, Патрик! – вновь рассмеялась я. – Хотя твой дедушка был бы ужасно рад, если б узнал, что вы двое так на него набросились.
 Волк вскочил на ноги, опрокинув стул.
- Где вода? – спросил он. – Мне надо полакать воды!
Я засмеялась.
- Не смей смеяться в моем доме! – завизжала Женщина и попыталась подняться, но потеряла равновесие и упала на колени, смахнув со стола тарелку. По полу застучали кости. – Замолчи!
- Дедушка! – зарычал Волк. – Что за дедушка?
- Мой дедушка! – сказал Патрик. – Он у меня главный крысолов в деревне. Он травит крыс, сусликов, кротов… много кого травит.
Женщина закричала и, держась рукой за стол, поднялась на ноги. Патрик удивлённо смотрел на нее.
- Маленькая шлюха! – прошипела Женщина. – Ты еще пожалеешь!
Волк ринулся ко мне, но я вскочила на ноги, оттолкнув свой стул в его сторону. Он попытался было перешагнуть, но, покачнувшись, зацепился за него ногой и грузно повалился на доски. Его лицо все меньше походило на человеческое, нос выдался вперёд, а глаза, наоборот, стали западать; куртка, в том месте, где касалась шеи,  уже врастала в кожу, покрывающуюся тёмными густыми волосами. Он тяжело и часто дышал.
- Ты хотел увидеть то, что в моей корзинке, а, Волк? – спросила я, наклоняясь над ним. – Так смотри!
С этими словами я достала нож и ударила его по лицу. Он закричал и попытался подняться, но я вонзила лезвие ему в шею, и он вновь повалился на пол, истекая кровью. Оставив его умирать, я отправилась к женщине. Она очень изменилась: платье порвалось под быстро жиреющим телом, огромная грудь выпала из корсета и болталась у пояса, все сильнее набухая и вытягиваясь, волосы теперь висели вдоль шеи, редкие и грязные. Её лицо раздалось вширь, нос почти пропал между огромных бледных щёк, а рот стал походить на влажную, кроваво-красную дыру. Она зашипела при моем приближении.
- Ты `умаешь, што шмошешь `жареать ме`я эим `ожом, шрянь? – она приподнялась на коротких распухших ногах и двинулась ко мне, вытянув руки. – Съ`ишком `ало от`авы для `акой `ак я!
Но я и не думала бить её ножом. Я бросилась к печи и, подхватив железные щипцы, вытянула из огня головню. Тварь, распухшая уже до таких размеров, что под складками кожи не было видно даже ног, двинулась ко мне, бурча что-то совсем уж неразборчивое, но я и не слушала, а вместо этого бросила в нее горящее полено, и то мгновенно скрылось в наползающих складках жира. Тварь завизжала, трясясь всем телом и стараясь вытрясти полено, но головня прилипла где-то среди бесконечного живота и теперь яростно шипела, прожигая бледную жабью кожу. Я стала бросать в нее головешки одну за другой, и комната заполнилась визгом и криками, едкий дым застилал мне глаза, но раненая бестия продолжала ползти ко мне. В очередной раз повернувшись, я чуть не задохнулась от вони, идущей из ее рта – так пахнет гнилая картошка, мышиный помет, плесень, закисшее варенье – так пахнет всё, что давно уже сгнило и испортилось. Она рассмеялась, хлюпая огромным ртом, довольная тому, что все-таки добралась до меня, и я, в ужасе от ее запаха, ткнула в нее каминными щипцами, раскаленными добела. Щипцы проникли в нее, как палец проникает в гнилую картофелину, и тварь, заорав, схватилась за раскалённое железо толстыми лапами, и то зашипело, остужаясь под ее холодными пальцами. Я двигала щипцами внутри ее тела, расширяя рану, и вдруг уткнулась во что-то твёрдое. Глаза твари расширились, а после закатились, когда я, сжав щипцы и чувствуя, как что-то сжимается и хрустит в глубине её тела, рванула их на себя.
Раздутая дымящаяся туша рухнула на дощатый пол и больше уже не двигалась. Щипцы же остались у меня в руках, а в них – черное жирное сердце, раздавленное и разорванное. Его цвет жег мне глаза – настолько он был черным, но уже через секунду, я поняла, что привыкла к нему и теперь могу без опаски смотреть в самый его центр. Я кинула сердце в печь, и сказала огню, что с ним надо сделать – удивительно, но он меня послушался. Я обернулась, ища взглядом Патрика, но его уже и след простыл. Испуганный происходящим, он выбежал на улицу, в ночь, и я с ужасом услышала, как во дворе, под окнами, пируют волки. Один из них валялся здесь же, на полу - с перерезанным горлом, уже закоченевший. Я подобрала нож и вышла на улицу. Перед крыльцом, рыча, дрались за добычу волки. Когда я сошла на снег, они повернули окровавленные морды в мою сторону.
- Прочь! – сказала я. Они зарычали. Я взмахнула ножом и закричала громче. – Пошли прочь!
- Кто ты такая, чтобы так обращаться с нами? – спросили меня, и я посмотрела в темноту. Там, за рычащей стаей, сидя на корточках, улыбался старый Волк, так похожий на своего собрата, которого я досыта накормила сталью.
Я тоже улыбнулась и двинулась к нему. Волк приподнялся, ухмыляясь и готовясь к прыжку, но я прыгнула раньше – и одним ударом отрубила ему голову. Стая позади меня взвыла. Я повернулась, чувствуя, как меня распирает сила; чувствуя, как всё-таки огромен этот лес – и как мало в нём дорог для людей.
- Кто из вас осмелится напасть на меня? – спросила я их, и они попятились. Ветер взвыл позади и растрепал мои волосы, обернул ими моё лицо – и только тогда я заметила, что теперь они абсолютно белые, цвета парного молока. – Кто хочет сразиться с Королевой?
Позади меня, вместе с сердцем колдуньи, вспыхнул и её дом. Волки пятились, и на снегу остался лежать только Патрик, мёртвый, выпотрошенный, никчёмный. Волки смотрели в мои глаза – и видели Зиму. Мои волосы, белые, как Снег, холодные как Зима, приподнял ветер, и, не в силах удерживать такую ношу, опустил обратно на мои плечи. Я засмеялась, играя с метелью – и та подчинилась. Я засвистела, подзывая ветра – и они засвистели вместе со мной. Я закричала, призывая зиму – и та откликнулась. Волки, преклоняясь перед Снежной Королевой, завыли и бухнулись в снег, на свои дрожащие от ужаса животы.

Иногда Лес брал своё. Этой ночью своё взяла Зима.