Фотография или Раз и навсегда...

«Фотография» или «Раз и навсегда...»

- Папа, а как вы с мамой познакомились?
На парковой лавочке сидели двое: темноволосый мужчина в сером плаще и улыбчивый мальчонка с зелеными глазюками, как говорится, на пол-лица.
- Не поверишь, я искал твою маму почти 7 лет…
***
Это был 86 год. Я как раз закрыл очередную сессию и с чувством выполненного долга отправлялся на Азов в компании сокурсников. Душный поезд, верхние боковухи, разливные Жигули и гитара – мы были беспечными и веселыми студентами, хоть и были без года выпускниками меда.
Наш скорый поезда Москва-Геленджик в очередной раз остановился на богом забытой платформе.  Полуденный зной вытравил из вагона практически всех пассажиров: кто просто прыгал, разминая затекшие ноги, а кто и докупал спиртное с вареными раками. Моё же внимание привлекла старая, покосившаяся церквушка. Религия в то время уже не была под запретом, но и особого энтузиазма к делам церковным я не испытывал. Но что-то в этой деревянной громадине заставило меня достать из сумки отцовский Зенит. Я со странным ликованием тратил драгоценную пленку на глаза-окна, с грустью взирающие на прохожих; на заколоченный досками проем; на облезший синий купол. Что это было? Случайность? Судьба? Я даже и не знаю. Я прыгал по платформе, пытаясь ухватить, поймать, остановить то незаметное и притягательное, когда в окошко видоискателя попала она. Низенькая, белокурая, в длинной юбке с красными маками – ОНА остановилась около этой самой церквушки. Я до сих пор до мельчайших деталей помню, как ее тоненькие плечики слегка дрогнули от глубоко вздоха, как она испугано оглянулась вокруг, как быстро и неловко перекрестилась три раза и поспешила дальше… А я все так же стоял, кажется, даже не дыша, и смотрел ей вслед через окошко фотоаппарата.
- Молодой человек, хватит ворон считать! Мы отъезжаем! Или хотите остаться? – голос проводницы вывел меня из ступора.
- Да, простите. Девушка, а какая это станция?
- Это поселок Октября.
2 недели пролетели незаметно. Загоревший и отдохнувший я распрощался с друзьями на вокзале и поспешил домой. Но нет, я не хотел поскорее увидеть маму, подарить ракушечные бусы племяшке или, наконец, нормально помыться. Я буквально летел, что бы как можно быстрее запереться в кладовке, включить красную лампу и проявить ту самую плёнку. Нажал ли я кнопку затвора? Смог ли запечатлеть этого хрупкого ангела, так прочно застрявшего в голове? Ту, что видел лишь пару мгновений, но которая снилась мне почти каждую ночь?
Я с дрожью в руках смотрел на негативы. «Вот Шурик с Антоном, их я сфотографировал по дороге на вокзал. Тут мы стоим всей честной компанией на фоне нашего вагона. Снова Шурик и наши соседи… жаль, света маловато. Но где же? Вот, та самая церковь.» Руки мгновенно вспотели, а колени подогнулись. На следующей фотографии была ОНА! Пьянящий адреналин бил в голову, когда в ванночке с проявителем появлялись хрупкая фигурка, опущенные плечи и глаза… невероятно, какие грустные у нее были глаза.
Не помня себя от счастья, я вылетел из кладовки и с криком «Ура!!!» начал прыгать чуть ли не до потолка. Но радость схлынула очень быстро. А что делать дальше?

Я встретил непонимание семьи и насмешки друзей. Все крутили пальцем у виска и советовали сходить к психиатру. Ту красоту и изящество на снимке мог рассмотреть только я, остальные видели лишь ничем не примечательную деревенскую девушку. Когда через пару дней я вернулся с билетами до того самого поселка Октября, мама сперва с руганью, а потом и со слезами уговаривала меня выкинуть всю эту чушь из головы. Я уже и сам стал сомневаться. Ну приеду я туда, и что дальше? Я ведь даже имени ее не знаю. А фотография… она слабый помощник. Была еще одна проблема, на тот момент у меня уже была невеста по имени Лена. Мы начали встречаться еще на первом курсе. Она была хорошей, милой девушкой, мы вместе весело кутили в общежитии, ходили на танцы, гуляли по центру... До этой роковой поездки я думал что люблю её, что следующим летом мы сыграем свадьбу. А теперь? Я впервые не знал что мне делать. На тот момент она гостила у родителей на Украине и через неделю должна была вернуться. Голова готова была лопнуть от всего происходящего…
От окончательного отчаяния меня спас дед. Сидя на кухне и смоля горькую ПРИМУ, он не стал ни отговаривать, ни осуждать. Он спокойно выслушал мой сбивчивый рассказ, затушил папиросу и произнес запомнившуюся на всю жизнь фразу: «Не слушай никого, в любви советчиков нет. Если сердце говорит так, то так и надо делать», а потом со смехом добавил – «Тем более такое приключение пойдет тебе на пользу, авось повзрослеешь. Я вот твою бабку с чужой свадьбы выкрал».

Станция «поселок Октября» встретила меня ливнем. Я даже не представлял ни куда мне идти, ни что делать. Промокший до нитки, и не найдя никакой идеи лучше, я решил начать поиски с привокзального кафе.
В нос ударил сильный запах алкоголя, табака и жареных котлет. За стойкой скучала немолодая, но вполне приятная женщина в синем переднике.
- Ноги вытираем и проходим! Пирожки кончились, есть котлеты с пюре и капуста квашеная. Положить? Да что ты стоишь истуканом, с тебя ж грязюка течет! – ее хриплый голос сильно контрастировал с внешностью… такой скорее подойдет офицеру на плацу. И с таким уж точно спорить не будешь. Я послушно пошаркал ботинками о тряпку и сел за стол.
- Первый раз у нас? По делам, али от поезда отстал? Да не молчи ты, язык шоли проглотил? – женщина плюхнула передо мной тарелку. – На, еще теплые. Как звать?
- Женя. А Вас?
- Маргарита Семеновна, но можешь просто звать Семённа. Так какой черт тебя занес в нашу деревню, милок?
Я рассказал ей обо всем, и о нашем отпуске, о церкви, и о девушке… даже зачем-то упомянул деда. Семённа слушала внимательно, не перебивала, потом долго рассматривала фотографию.
- Прям французский роман у тебя. Не видала бы своими глазами карточку с нашей рухлядью, сказала бы, что брешешь. Но тут ничем помочь не могу, не знаю я этой девки, уж прости. Много через меня людей проходит, но этой не видала.
На мою радость, Семённа не только объяснила, как дойти до гостиницы, но и позвонила работавшей там приятельнице. Так что в гостинице с гордым названием «Восход» меня уже ждали. Остаток дня я потратил, пересказывая историю и показывая фотографию. Но никто этой девушки не видел.
Еще два дня пролетели в поисках. Я сходил в местное отделение милиции, заглянул во все магазины, расспрашивал каждого встреченного прохожего, но все тщетно. Никто ее не знал и никогда не видел. Перед отъездом я оставил свой номер телефона и фотографию Семённе. Это была моя последняя надежда… которой, можно сказать, и не было уже.

Вернувшись домой, я попросил всех забыть об этой истории. Поначалу я еще с надеждой вздрагивал от каждого телефонного звонка, но со временем и это ушло. Жизнь вернулась в своё русло: я окончил институт, расписался с Леной, мы перебрались в собственную двушку, у нас родился сын... а потом начались проблемы.
Первым шагом к краху спокойной жизни стал скандал, когда Лена нашла у меня в кошельке ту самую фотографию. Не знаю, зачем столько лет носил ее с собой. То ли это был памятник моему безрассудству, то ли символ неумирающей надежды... Я рассказал Лене об этой девушке, полностью уверенный, что она поймет, что просто посмеемся вместе над моей юношеской глупостью. Ведь к тому моменту уже пять лет прошло. Но Лена закатила истерику с битьем посуды и обвинениями во всех смертных грехах. Нет, конечно, мы не раз ссорились до этого момента, но ни разу настолько сильно. Впервые я видел ее такой… впервые я чувствовал себя предателем. Некогда веселая и беззаботная Леночка теперь плакала, кричала об измене, о том, что я ее обманул. А я? Я плакал вместе с ней, я успокаивал, уговаривал, убеждал, что там не было ничего, что все эти годы любил лишь ее одну, мою единственную, мою Алёну.
Конечно мы помирились, но после того случая между нами как кошка пробежала. Лена очень сильно изменилась: стала нервной, дёрганой и какой-то холодной. Мы очень часто ругались. При этом ссора могла начаться из-за моего опоздания с работы или невымытой чашки, но заканчивалась всегда одним – Лена в очередной раз возвращалась к истории про незнакомку с того снимка. Фотографию, к слову, вместе с негативами она изрезала ножницами и выбросила. Я начал пить, чаще задерживаться на работе, от чего мы ссорились еще больше, и мне все меньше хотелось идти домой. Этот порочный круг длился почти год, потом мы развелись. Я оставил ей и квартиру, и сына, и всё то, что мы нажили за эти годы. Чувство вины съедало меня изнутри. Ведь именно из-за меня наше семейное счастье рухнуло.

После развода время потянулось серыми буднями. Мама пыталась найти мне новую спутницу, постоянно приглашая в гости подруг с незамужними дочерьми. А что я? Мне не было ничего нужно. Я просто просыпался утром, шел на работу в городскую больницу, возвращался домой и ложился спать… что бы утром снова проснуться и пойти на работу. Депрессия стала моим верным спутником. В надежде найти успокоение, я съездил в поселок Октябрь. К моему удивлению, то самое привокзальное кафе еще работало. Постаревшая Семённа встретила меня короной фразой о грязных ногах, которые надо вытирать. После ее смены мы пили водку в подсобке и болтали за жизнь. Она помнила и меня, и ту давнишнюю историю. Фотографию она тоже хранила среди бумаг.
- Семённа, а фотографию зачем столько времени хранили?
- А как же я кому докажу, что ты и правда искал тут любовь? Это ж у нас похлещи серьялов мексиканских буит. То у них там далеко любови да измены, а то у нас, считай под носом. Да не грусти ты так, найдешь еще новую, получше да покрасивше. Я вон замужем 3 раза была, за первого так вообще еще девчонкой несмышленой выскочила. Такой он красавец был, комсомолец. Пушкина и Ленина наизусть читал… Да только подлецом оказался. Как в люди выбился, в Москву вашу проклятущую сбежал. А я ему нужна не оказалась. Ой, плакала да рыдала. Думала всё, не нужна никому. А видишь, еще даже двум нужна оказалась. И это в нашем Октябре, в Москве то, пади, баб то больше.
Ночь пролетела незаметно. С шумящей, еще не до конца трезвой головой я сел в поезд и отправился обратно. Во внутреннем кармане куртки лежала фотография.
Разговор с Семённой действительно подействовал плодотворно. Я перестал пить, пригласил на свидание свою коллегу из педиатрии, снова занялся фотографией. Так пролетел еще год.

Из сложившегося равновесия меня выдернул ночной звонок.
- Женька, Это Семённа. Объявилась твоя ненаглядная! Приезжай скорее, она у Тамары Федоровны, в «Восходе» остановилась.
Сон сняло как рукой. Я напрочь забыл про нынешнюю пассию, и прошедшие 7 лет. Через час я уже был на вокзале и уговаривал женщину в окошке еще раз проверить, нет ли билетов.
- Да нет, говорю же. До Октября поезд только раз в неделю ходит. Следующий в пятницу.
- Девушка, миленькая, но это только через 5 дней. Я Вас умоляю, это вопрос жизни и смерти.
- Все вы тут с вопросом жизни и смерти приходите. Не волшебница я, мужчина. Поездов с этой остановкой до пятницы нет.
- А какие мимо проходить будут?
- Ой, ну ладно, сейчас по карте посмотрю. Так, Симферопольский, будет. Еще Туапсе, но они далековато проходят.
- Мне все равно, какой ближайший?
- Туапсе через 12 часов отходит. Но на него только СВ осталось. Брать будем?
- Да хоть в багажный вагон! Беру!!!

Я лежал на накрахмаленных простынях и слушал мирный стук колес. Забытое чувство предвкушения чуда гнало сон прочь. Сердце в груди то сжималось от волнения, пропуская удар, то заходилось быстрым ритмом, обгоняя колеса. Тук-тук-тук, тук-тук-тук, тук-тук-тук. Как в юности.
До Октября я добирался сперва на автобусе, потом на попутке. Действительно, Богом забытое место. И вот усталый, но полный решимости, я стоял с букетом перед знакомыми дверями гостиницы. Меня уже встречала Тамара Федоровна, прекрасно осведомленная обо всем.
- Анна ее зовут, Нефронова Анна Владимировна. 26 годков, не замужем, детей нет. Да не смотри ты на меня так, я когда ее регистрировала, паспорт посмотрела.
- Тамара Федоровна, Вы чудо! Спасибо Вам!
- Да рано благодарить. Иди, она в 18 номере. Наверх по лестнице, направо.

Так странно, я ждал этого 7 лет. И вот, стоя перед дверью, когда до столь желанного остался маленький шажок, мне не хватало решимости постучать.
«Что я ей скажу? Ведь она может меня выставить за дверь и будет права. А вдруг я ей не понравлюсь? Вдруг подумает, что маньяк какой-то. ААааааа!!! К черту.»
Я, дрожащей от нервов рукой, постучал в дверь.
- Кто там?
- Анна, откройте, пожалуйста! Я Вас семь лет искал!
«Вот идиот!» - пронеслось в голове – «Она же теперь в жизни не откроет».
Послышался щелчок замка и глаза резанул яркий свет. Первое, что я увидел, проморгавшись, были те самые глаза. Они оказались зелеными, и все такими же грустными, как на той фотографии.
- Вы кто? Вы, наверное, дверью ошиблись.
- Анна, стойте. Вы не поверите, я действительно искал Вас целых семь лет!

Мы пили чай в кафе у Семённы. Я рассказал ей историю, показал фотографию… вопреки моим опасениям, она, хоть и удивилась, но не стала обвинять меня в сумасшествии или грозить милицией. Оказалось, что в Октябре жил ее отец. В тот день она приехала сюда первый раз, на его похороны, т.к. хоронить его больше было некому, и больше никогда не собиралась сюда возвращаться. Но что-то, и мне приятнее думать, что это судьба, заставило её вернуться сюда, навестить его могилу.
Мы просидели несколько часов, болтая, будто знали друг друга как минимум вечность. Я рассказал ей про Лену и сына, она про своего жениха, который в последний момент ушел к лучше подруге. Мы то с серьезным видом что-то обсуждали, то смеялись до слез. Никогда еще счастье не было таким ощутимым. Я прекрасно знал, что Семённа тихо нас подслушивала, стараясь запомнить все до мельчайших деталей. А как же иначе, ведь почти «любовный сериал», только перед глазами.
Вечером я пошел провожать ее на поезд до Волгограда, где она жила.
- И до сих пор мне не верится. Вроде да, все сходится, но как-то слишком на сказку похоже.
- Мне тоже не верится, но вот он я, а вот ты. Столько времени прошло, а мы все равно встретились.
- Скажи, зачем ты все же меня искал? Неужели только что бы фотографию показать?
-   Нет, не только. Я влюбился тогда, 7 лет назад. По-настоящему влюбился, как влюбляются раз и навсегда.
- А сейчас?
- А если бы сейчас было по-другому, я бы не проделал этот путь сюда…

Мы перезванивались каждый день. Через месяц она приехала в Москву, а еще через неделю она сказала: «Да».