Первая поездка в Страну

   Самолёт, конечно же, снижался над морем. Над дымчато-синим, преломляющим солнечные брызги Средиземным морем. На горизонте всё отчётливее проступала желтоватая  полоска. Вдавившись щекой в пластик, я смотрела на неё сквозь две мутных преграды - толстое стекло иллюминатора и солёную пелену, которую я упорно, усилием воли пыталась загнать назад – в глаза, в горло, в нос, куда-нибудь внутрь себя. И думала о том, сколько же раз я читала в книгах про этот момент – годы, долгие десятилетия. Сидящая рядом красивая черноволосая дама посмотрела на меня: «В первый раз? Чего же Вы плачете? Радоваться надо! Я вот в четвёртый уже...». Я могла ответить только то, что всю свою сознательную и даже бессознательную жизнь любила эту проступающую вдали Землю так отчаянно, так мучительно-недостижимо, что уже и не надеялась её когда-нибудь увидеть.
   Слёзы ушли, когда показалась сплошная застройка Приморской равнины. Меня ждали три недели солнца, тепла и света -  три недели счастья. Это очень много даже для нескольких жизней.  И когда меня впоследствии спрашивали, какое из израильских впечатлений было самым ярким, я поначалу терялась. Что выбрать? Такие насыщенные недели… поездки по стране с друзьями, экскурсии, взятые в  сохнуте и в известных турфирмах и, наконец, просто одинокие прогулки по улицам израильских городов. Впечатлений так много…
   От Голан до Эйлата, от Ашдода до Мёртвого Моря – за три недели я объездила и обходила далеко не весь Израиль, но увидела его разным, многоликим, пёстрым.
   Я слушала пение шакалов на закате в хвойно-лесистых горах Галилеи: солнце быстро спускалось за соседний каменистый холм, от сосен легли длинные тени. И тут раздался высокий и тонкий протяжный звук, исходивший, казалось, от заходящего солнца. Он тут же удвоился, потом утроился, потом с другой стороны был подхвачен таким же, но на тон выше. «Что это?» - «Шакалы поют». Несколько минут, пока садилось солнце, шакалы демонстрировали высочайший класс полифонии. Упала тьма – и повисла тишина.
    От шоссе, огибающего Кинерет севернее Тверии, есть поворот в природный парк  ущелья Мишушим. Мишушим – это шестиугольники. По дну глубокого ущелья течёт ручей, а высоко над ним, прижимаясь к скалам, ползёт узкая дорожка, проехать по которой можно только на хорошем джипе, и то – с трудом. Через полчаса тряской и опасной езды – крутой спуск к водопаду и образованному им бассейну. Фантастически-неземные базальтовые шестиугольные колонны окаймляют небольшой, но глубокий водоём с прохладной водой, которая из-за тёмно-серого цвета окружающих колонн кажется чёрной. Погружаешься в эту воду с опаской, но она оказывается такой же чистой, как прозрачные прибайкальские речки.
   На самом юге страны, рядом с Эйлатом, есть удивительная гора Хизкияу. Это граница с Египтом. Там я тоже наблюдала закат. Но сначала автобус поднимался в горы. В этих горах – тайные тропы контрабандистов и замаскированные наблюдательные пункты израильских пограничников, старающихся держать эти тропы под контролем. Граница с Египтом – просто одинарная линия колючей проволоки, можно подойти и потрогать. С той стороны – Синай. Туда и уходило Солнце. Его торопил ветер, казавшийся холодным по сравнению с разогретой каменистой землёй. Я насыпала мелкие камешки этой земли в одну из пластиковых бутылочек – собирала коллекцию таких бутылочек из разных, неслучайных для меня, мест Израиля. Когда Солнце коснулось гор, воздух будто задрожал, все контуры размылись, вокруг разлилось молочное марево - и меня охватило чувство дежавю: я видела это в мечтах и снах.
   Алые капли цветов в траве Кунейтры на Голанских высотах и дети, играющие в бетонных траншеях, захватывающая историческая сказочность пещерного города-крепости на горе Арбель, ласковая вода Кинерета, изумительно-неестественная прозрачная аквамариновость  Эйлатского залива и цветные рыбины, плавно проплывающие прямо у ног, раскалённая величественность скал Тимны, обалденная безлюдная красота пустыни Арава – я не представляла, что пустыня может быть настолько живописной.
Или вот ещё острое воспоминание: я в быстро летящем по шоссе автомобиле где-то среди плодородных просторов Изреельской долины, мелькают жёлто-серые от солнца поля, стада коров, манговые и яблоневые сады, а в открытые окна врывается горячий ветер, пропитанный таким неслыханным ароматом выжженного до нематериальной стерильности навоза, что можно только догадываться о происхождении этого сладко щекочущего запаха.
   Любой уголок Израиля – ожившая цитата, нет, целая библиотека явных и скрытых цитат! Смотришь вокруг, слышишь название – и выплывают из памяти ассоциации: исторические сюжеты, картины, музыка, стихи и проза, книги, книги, книги…и великая Книга. Аялонская долина…О, эти замершие над ней небесные светила!
   Я побывала много где и всё же – очень мало где. Но когда впечатления осели в душе и осмыслились, одно из них оказалось самым значительным и стойким в памяти. Не экскурсии по знаменитым маршрутам и исхоженным туристами местам, не природные красоты и архитектурные памятники, а скромные вагончики-караваны среди ещё не озеленённых  каменистых холмов возникают перед моими глазами при вопросе о «самом – самом» израильском впечатлении.
   А дело было так. В холле тель-авивской гостиницы я нашла скромную листовку одной молодой израильской турфирмы. И так как я старалась обращаться ко всем, кто предлагал экскурсии, то позвонила и туда. Оказалось, что через два дня состоится необычная экскурсия  - на так называемые «спорные территории» Шомрона (Самарии),  в еврейские поселения, в том числе и в совсем новые форпосты. Ещё осталось несколько мест в автобусе. Меня сочли необходимым предупредить, что автобус будет необычным – бронированным, и что будет вооружённая охрана – «три ствола на автобус». Такого мне ещё не предлагали. Отказаться было просто невозможно!
   Бронированный автобус, на вид казавшийся  вполне обычным (ну разве что стёкла какие-то толстые),  двинулся по шоссе №40 с юга на север, а потом свернул на восток, уже на шомронское шоссе №55. Когда въезжаешь на территории Шомрона, на первый взгляд – ничего особенного, обычные еврейские деревушки – чистенькие, скромные, с красноватыми треугольными крышами. Ну а то, что на въезде – шлагбаум и пропускной пункт, что школы огорожены высокими металлическими заборами с наглухо закрытыми воротами, что повсюду памятные камни-обелиски – уже кажется привычным после досмотров на входе в любое общественное место по всему Израилю. Перед въездом в поселение Алфей Менаше наш автобус подобрал экскурсовода – седого, очень демократичного вида пожилого мужчину, который представился Мишей, поселенцем с 20-летним стажем. Как выяснилось позже, Миша – доктор истории и археологии. Алфей Менаше он назвал столицей поселений, самым старым и развитым посёлком в окрестностях. И действительно – обычный израильский посёлок. Вот только зелени как-то поменьше, чем я привыкла видеть в утопающем в буйной растительности, похожем на райский сад Израиле. Деревья пониже, а металлический забор вокруг школы – уж больно высок. Я наблюдала, как школьник заходил в  ворота возле будки охранника. Автоматические ворота - двойные. Сначала открылись первые, мальчик попал между двумя рядами забора, потом первые ворота закрылись, и только после этого открылись вторые. Необходимые предосторожности.
   Дальше мы ехали вдоль ущелья Нахаль Кана, в котором находится 70% еврейских поселений Шомрона. Миша рассказывал, что вся земля, на которой построены дома и разбиты сады поселенцев, выкуплена у бывших арабских владельцев частным образом. Каждый клочок этой древней еврейской земли выкуплен, не захвачено силой ни метра. Но выкупать надо сложными путями, через посредников, чтобы не возникло «неприятностей» с бывшими хозяевами. Об одном из таких посредников-подвижников, ничего для себя не получавшем со «сделок» нам рассказал наш экскурсовод, доктор истории Миша. Рассказал и показал гору, всю выкупленную человеком по имени Моше Зар. Выкупал по клочкам у арабов и «перепродавал» по документам евреям. Моше Зар и сам живёт на этой горе – в поселении Карней Шомрон, живёт с 1979 года. Эту гору так и называют – гора Моше Зара. А сын и продолжатель дела Моше Зара - Гилад Зар – погиб, расстрелян, как и многие поселенцы, в своей машине прямо на дороге арабскими террористами, причём не с первой попытки. До неё было много покушений. Могила Гилада Зара по традиции – на месте гибели. Простой камень с надписью, каких так много по всему Израилю, но на территориях их особенно много. Дорога эта теперь так и называется – дорога Гилада Зара. И ещё  в честь Гилада Зара основано совсем молодое поселение – так называемый форпост – Хават Гилад – ферма Гилада. В этом форпосте мы тоже были. По-настоящему осознаётся, что ты на территориях только в форпостах, когда видишь караваны – жилые фургоны, вагончики по-нашему. Под постоянной угрозой выселения и сноса люди предпочитают сначала жить в караванах, да и средства на постройку дома есть не у всех. Земля – в законной собственности, но строить дома на ней не позволено. А люди всё равно строят. Но в первую очередь сажают деревья: оливки, гранаты, виноградники. Могут разрушить твой дом, выгнать твою семью, но посаженные деревья – останутся, потому что в Израиле есть закон, запрещающий рубить или уничтожать деревья. Люди живут здесь под постоянным прессингом – террор арабов, нападки ультра-левых, угроза выселения, армейский контроль. И тем не менее, у каждого каравана в Хават Гилад – детские игрушки и коляски. И уже работает небольшой заводик по производству стройматериалов, снабжающий окрестные поселения.  Наконец-то понимаешь, почему такое малое количество зелени по сравнению с другими уголками Израиля – деревья-то просто ещё не успели вырасти, они ведь недавно посажены! Но пройдут годы – и здесь тоже будет рукотворный рай. Будет. 
Мы побывали в поселениях Кдумим, Ицхар и – наконец – Элон Морэ. Да-да, именно так называется это поселение неподалёку от Шхема. Тот самый Элон Морэ, про который говорится в Торе: «И прошёл Аврам по стране этой до места Шхема, до Элон-Морэ – а кнаанеи уже были тогда в той стране. И явился Б-г Авраму, и сказал: потомству твоему отдам я эту страну. И построил он там жертвенник Б-гу, который явился ему.» (Берешит, 12, 6-7). Элон Морэ был тем первым местом, где остановился праотец наш Авраам, выполняя приказ Вс-вышнего идти в указанную ему Страну. Две тысячи лет здесь не обитало его потомство, и земля лежала в запустении. А сейчас это уже довольно большое еврейское  поселение с аккуратными рядами одноэтажных белых домиков под красноватыми крышами, и посаженные поселенцами деревья уже поднялись чуть выше крыш. Здесь есть школа, представляющая из себя несколько огороженных забором вагончиков.
   По вьющейся серпантином дороге наш автобус поднялся на высокий холм над Элон Морэ и остановился около постоянно действующего наблюдательного пункта ЦАХАЛа. С этого холма открылся великолепный и уникальный вид на всю стратегически важную долину, окрестные горы и …на легендарный Шхем. Попасть в сам Шхем невозможно, это сейчас арабский город, въезд туда перекрыт армией. Но с этого холма он виден как на ладони! Я стояла и затаив дыхание смотрела на  это священное место, столько раз упомянутое в ТАНАХе – смотрела издалека, с вершины холма, в белёсой дымке. Напрягая глаза, пыталась разглядеть могилу Йосефа. И слушала рассказ экскурсовода про одного американского еврея, который так любил Йосефа, что специально приехал сюда и поселился поблизости от его могилы. А когда израильская армия покидала Шхем, он надел талит и тфилин, взял в руки Тору и пошёл в одиночку защищать его могилу.
   Известно, что Шхем лежит между горами Эйваль и Гризим. Именно здесь еврейский народ по заповеди Вс-вышнего должен был подтвердить верность завету после завоевания Эрец Исраэль: «и вот, когда приведёт тебя Б-г, всесильный твой, в страну, в которую ты вступаешь, чтобы овладеть ею, то дашь благословение на горе Гризим, а проклятие на горе Эйваль – они за Иорданом, по дороге к заходу солнца, в стране кнаанеев, живущих в степи напротив Гильгаля, возле Элон-Морэ» (Дварим, 11, 29-30). Голая гора Эйваль – с северной стороны Шхема, чуть лесистая Гризим – с южной, Стоя на этом холме лицом на запад,  я видела Эйваль справа, а Гризим слева. И чувствуя, как мурашки бегут по коже,  представляла величественную сцену, описанную в Пророках, в «Книге Йhошуа». Йhошуа бин Нун, возглавив народ после смерти Моше Рабейну и войдя в Землю Израиля, подтвердил верность завету, разделив весь народ поровну по шесть колен с каждой стороны и расставив на горах Эйваль и Гризим для произнесения проклятий и благословений. Это удивительное  ощущение истории, пронизывающей современность, и было кульминацией всей моей поездки в Израиль.
    Закончилась наша экскурсия в большом поселении Итамар – самом крупном сельскохозяйственном центре поселений Шомрона. Чего здесь только не выращивают и не производят! Причём всё – без наёмного труда и только экологически чистое. Производят мёд, вино, выращивают все виды овощей и фруктов и даже – малину, что огромная редкость в Израиле. Малину нам дали пособирать прямо на расположенной на одном из холмов плантации, раздав пластиковые контейнеры за 5 шекелей. Это была такая мужественная и стойкая малина – невысокие цепкие прутики, схватившиеся корнями за каменистую сухую почву под палящим солнцем и горным ветром.
   Разные чувства я испытывала, путешествуя по Земле Израиля, но здесь, в поселениях,  я остро почувствовала зависть. Я завидовала этим людям и их жизни – очень простой и честной, непритязательной, в трудностях и испытаниях, но глубоко осмысленной, освещённой целью и греющим  светом идеи, еврейской идеи. Верность идее придаёт жизни смысл и наполненность. Как же хорошо так жить! Сажать деревья, ухаживать за садом, преодолевать трудности, постоянно учиться, читать книги и Книгу, молиться – в кругу близких и родных по духу единомышленников, здесь, на Святой Земле, и только на этой земле. И накрывать субботний стол и зажигать рядом с ним свечи. Отдать этой земле всё, что есть – и физического, и духовного – и больше ничего не надо. Я завидую этой жизни щемящей, грустной, бескорыстной завистью.
   В последний свой день в Израиле, в шабат, я одна гуляла по Тель Авиву, прощаясь со Страной. Я бродила по уже знакомыми улицам и в последний раз вдыхала ставший любимым запах этого города. В течение трёх недель я впитывала Израиль всеми органами чувств, всеми возможными способами, погружалась в него с головой, старалась пропитаться им насквозь на всю оставшуюся жизнь, и сейчас я допивала последние глотки, последние вдохи. Слёзы потекли предательски неуместно. Я злилась на них, но они не слушались. Проходивший мимо человек заглянул мне в лицо, заговорил участливо и ласково. Я сказала в ответ несколько тёплых слов. Спасибо, мои дорогие, спасибо, израильтяне – я люблю вас всех, со всеми вашими разногласиями и противоречиями.
   Солнце село – и я уехала в аэропорт. Свет погас. Наступила ночь. Было темно за стеклом иллюминатора, но далеко внизу трепетали огни Приморской равнины - последними отблесками израильского света, всё дальше и дальше. Потом погасли и они.   Долго ещё после моего приезда окружающие смотрели на меня удивлённо: «У тебя  глаза светятся». Видимо, мои глаза сохраняли впитанный в них свет. 



фото - автора. Форпост Хават Гилад