Срок на Колыме - Людмила Лебедева, Тема 8

Иришка была необыкновенным ребенком. Столько у неё всегда было затей, столько фантазий! После переезда на Колыму из теплых краев она расцвела. Да и не удивительно. Ведь здесь её все любили. Сельчане смотрели на приехавшую докторшу с почтением, которое распространялось и  на её детей. Совсем не то, что дома, где мама была одна из множества фельдшеров.
А еще Иришка начала учиться музицировать. Старая Алевтина Кондратьевна, еще из ссыльных политических, с удовольствием учила её играть на фортепиано.
В доме у Алевтинушки было интересно. Старинные вещи наполняли его таинственностью. А самыми интересными были, конечно,  маленькие золотые часики. Уже само то, что это были часики, было совершенно необычным. Но они к тому же были очень тонкой работы. Красивые.
- Полчаса будешь играть гаммы, - голос у Алевтины Кондратьевны был низкий, грудной, но очень приятный. – Потом позовешь меня, будем разучивать этюд.
Алевтина Кондратьевна вышла из просторной комнаты, большую часть которой занимал огромный инструмент.
Иришка добросовестно играла гаммы и поглядывала на большие ходики на стене. Но покоя ей не давали не они, а маленькие часики, забытые учительницей на резном дубовом комоде.
Ах, как снедало ученицу любопытство. Настоящие золотые часики лежат без присмотра и можно взять их в руки, потрогать тонкий, витиевато украшенный корпус. И никто не поругает, не цыкнет. Мол, куда лезешь! Неприлично! Сколько раз рассматривала Иришка чудесную вещицу, когда та была в руках у хозяйки дома. Но заходилась от стеснения  при одной только мысли о том, чтобы попросить  подержать часики самой.
Иришка еще раз сыграла гамму и не выдержала. Драгоценная безделушка непреодолимо манила к себе.
Она встала, на цыпочках подошла к комоду и взяла в руки заветную вещь. Часики были очаровательными. И тихонько тикали. Иришка приложила их к уху и наслаждалась этим тихим ритмичным поцокиванием внутри.  Осталось только примерить их на руку и все, мечта осуществится полностью. Иришка застегнула великоватый браслет и в этот момент открылась дверь.
- Я смотрю, время истекло, - Алевтинушка посмотрела на циферблат ходиков, а Иришка покрылась краской. Она спрятала руку в кармашек, и часики легко соскользнули в него. Что же делать? Как положить часики на место? – Теперь открывай ноты на странице 15, - продолжила учительница. - Там очень хороший этюд. Не слишком сложный и звучит красиво. Тебе понравится.
Они сели за рояль. Алевтина Кондратьевна наиграла Иришке этюд, но та ничего не слышала и не понимала. Все мысли были только о часиках в кармашке её скромного платья. Их надо было незаметно положить на место, но как? Иришка мечтала только о том, чтобы Алевтинушка вышла.
- О чем ты думаешь? - Алевтина Кондратьевна с удивлением посмотрела на Иришку. – Ты не заболела? У меня складывается впечатление, что ты меня совершенно не слушаешь. – Она пощупала влажный от волнения лоб Иришки.  Покачала головой. – Наверное, в школе перенапряглась. Ладно, встретимся завтра, а сейчас иди домой, отдыхай.
Учительница встала. Высокая, стройная несмотря на свои годы, всегда аккуратно и строго одетая, она никак не располагала к простецкому отношению, как другие жители села. Иришка взглянула на неё, еще надеясь на какое-то чудо, а потом понуро побрела за ней к входной двери. В голове скакали лихорадочные мысли: «Может сейчас? Може, на пол бросить? А если заметит? Может, на тумбочке в прихожей?» Нет, ничего не получалось.
Иришка, как обреченная, побрела домой, безнадежно надеясь, что до завтра Алевтинушка пропажи не обнаружит.

Дома  Иришка надежно спрятала дорогую игрушку. Засунула её в щель у порога. Там был её небольшой тайник, и часики должны были там без проблем долежать до завтра. Потом заглянула в буфет, нашла там хлеб и без аппетита пожевала краюху. Почему-то её клонило в сон. Уставшая от переживаний, она уснула на диване, как была в пальто и ботинках.
Разбудил Иришку непонятный шум. Она открыла глаза и с ужасом поняла, что слышит голос Алевтины Кондратьевны.
- Это возмутительно! Разве я сделала что-то для вашей семьи плохое, что вы так обходитесь со мной.
Мать жалобно оправдывалась, что-то говорила учительнице, что должно было успокоить её, но видно, толку от этого было мало.
- Подождите, Алевтина Кондратьевна, сейчас все выясним. Вы не переживайте. Ваши часики непременно найдутся. Ирина! - дверь в неосвещенную комнату распахнулась и Иришка захлопнула глаза, надеясь, что беда как-нибудь минует её. Но надеялась она зря. – Ирина! Просыпайся немедленно! – мама зажгла лампу, подошла к ней, требовательно тряхнула за плечо. – Где часы Алевтины Кондратьевны?!
Иришка нехотя села на стареньком диване, подслеповато захлопала глазами.
- Не знаю, - испуганно посмотрела она на взрослых. – Какие часы?
Все. Теперь уже отступать было некуда. Ей бы сказать, что примерить взяла, рассказать, как все было. Но она не могла. На воре и шапка горит, говорят. Вот она и горела на Иришке. Кто ж ей поверит, если сюда они с матерью уехали от дурной славы воровки, которую Иришка успела заработать дома. Там, где они жили прежде.
- Давай часы! – требовательно заявила мать. Она нисколько не сомневалась, в том что это Иришкиных рук дело.
Но ведь Иришка не хотела! Она совсем не собиралась начинать все сначала. Если бы не зашла Алевтинушка тогда в комнату, она б поиграла немного, налюбовалась чудесной вещицей и положила бы её на место.
Мать принялась обшаривать Иришкины карманы.
- Мама, я не брала, - захныкала дочка вполне натурально. Но на мать это не действовало. В доверии Иришке дома давно уже было отказано.
- Сейчас же верни человеку её вещь! – мать срывалась на крик. На её лице были видны и страх, и отчаяние, и близкие слезы. Мама была так расстроена! Даже больше, чем прежде, когда Иришку ловили с поличным.
Иришка стоически отнекивалась и отпиралась. Теперь назад уже не попрешь. И возмущалась она вполне натурально. Ведь часики она и впрямь не воровала.
Алевтина Кондратьевна  вытянутой струной возвышалась над ругающимися родственниками, иногда вставляла реплики, но в конце концов устала от этого потока слов, слез, клятв и упреков.
- Хорошо, если часики завтра не найдутся, я напишу заявление в милицию, - спокойно сказала она напоследок Иришке. – Ты меня очень сильно разочаровала.
Она  развернулась как-то сразу всем корпусом, сухо попрощалась с мамой Иришкой и вышла в холодную ночь.


Утро не принесло облегчения. Мама с утра ходила с опухшим от слез лицом, сестра зло зыркала в её сторону.
- Воровка! – она толкнула её возле рукомойника, когда та пошла умываться. Но Иришка, верная своему амплуа, обиженно  закричала в ответ:
- сама воровка. Не брала я ваши часы.
Потом была школа. Разговор с директрисой, у которой уже успела побывать Алевтинушка.
Директриса  располагала к себе, она не набросилась на Иришку. В школе девочка до сих пор была на хорошем счету.
- Послушай, Ира. Все мы знаем, что часы взяла ты. Больше некому, - Нина Григорьевна наклонилась к ней, понуро смотрящей в крышку стола. – НО если ты сейчас сама принесешь часы в школу, то я обещаю тебе, что дело останется между нами. Алевтина Кондратьевна не станет писать заявления в милицию. Понимаешь, это твое спасение.
Иришка кивнула. Нине Кондратьевне она доверяла. Девочка сумбурно поведала женщине историю с часами. Та покивала и посоветовала быстрее их принести.
Иришка пулей вылетела из кабинета директора. До её села пешим ходом было часа два. Но если поторопиться – за полтора можно было управиться.
К концу уроков запыхавшаяся Иришка стояла в кабинете директора и сжимала в руке злополучные часы.
- Вот и хорошо, Ира. Я передам их Алевтине Кондратьевне. А ты, пожалуйста, не делай больше глупостей.
Иришка согласно кивнула. На душе стало как-то легче, стоило лишь избавиться от часов. Успокоенная, она вышла из кабинета. Её одноклассники  носились по коридору неподалеку, не слишком заботясь о тишине и спокойствии. Перемена все-таки. И вдруг все остановились и замолчали.
Иришка поняла: все про неё всё знают…

Они смогли прожить в этом селе 2 года. А потом не выдержали и уехали, сполна хлебнув общественного презрения. Иришку преследовали нещадно. Пнуть её физически или словесно каждый считал чуть ли не своим долгом. И куда подевалась прежняя к ней любовь. Но и маме, и сестре воровки  приходилось не слаще.
А Иришка назло всем с упоением воровала все, что плохо лежало.
Под перестук колес поезда Иришка вспоминала свою жизнь на Колыме. Она отмотала свой «срок» по полной программе. Как все хорошо начиналось, и как плохо закончилось.
Она смотрела в потолок вагона и с каждым перестуком твердила в себе:
- Не хо-чу! Не хо-чу! Господи! Если Ты есть! Не хочу!
Повзрослевшая Иришка впервые молилась.
Никогда в жизни она больше не брала чужого.