Часть 5. Глава 1

Часть 5. Есть у революции начало...

Глава 1.

- Вот, непонятно, - рассуждала Ника, идя по шумной улице под руку с Денисом, - ты, погладив рисунок, отключаешься, а я этого не замечаю. Лишь глаза у тебя на миг становятся потусторонними и очень задумчивыми. Но, только на мгновение. Может, тебе всё кажется? И ни куда ты не улетаешь?
Денис ответил не сразу. Он и сам иногда сомневался в своих ощущениях после прикосновений к чудному камню. Однако...
- Чувство, что я становлюсь другим, обрывки странных видений и мыслей – это во мне присутствует определённо.
- И что за обрывки? – допытывалась девушка. – Попытайся вспомнить.
- Как после сна: ощущение остаётся, а детали улетучиваются. И кажется мне, будто я чего-то хочу сделать там, в этом сне, но что-то мешает.
- Говоришь ты загадками... Слушай! Нужно обратиться к спецам по снам. Отличная идея. Или к гипнотизёрам, - наполнялась Ника творческим порывом. – У меня есть знакомые...
- Давай-ка с надписью разберёмся, - на подходе к музею, мягко прервал Денис подругу.
Та недовольно хмыкнула, поморщила лобик, продолжая витать в своих планах, но временно умолкла.
Евгений Борисович, так звали специалиста по старославянской письменности, в данный момент оказался занят, и их попросили подождать в фойе. Молодые люди уселись на длинный, с потёртой кожаной обивкой, диван.
- А ну-ка дай мне камень, - попросила Ника, потешно сузив глаза. – Хочу ещё раз взглянуть на текст.
Денис полез в карман, нащупал камень и пальцами невольно прошёлся по рифлёной поверхности...

*  *  *
Сырость и горькая затхлость неприятно били в ноздри, вызывая жжение, проникающее в горло. В полумраке коридора, напоминающего подвал, Денис шёл между двумя мужчинами в полувоенной форме. Тот, что впереди, шагал размеренно, важно и демонстративно держался за деревянную кобуру, из которой торчала рукоятка револьвера, а замыкающий – выпячивал губы дудочкой и до посинения в пальцах сжимал  винтовку, будто боялся её уронить. Процессия остановилась возле двери, которая была наспех оббита жестью, отчего производила мрачное впечатление.
Лязг замка, скрежет петель, стук - и Дениса втолкнули внутрь. Из полутьмы помещения навстречу поднялся странного вида человек. Выглядел он очень тучным, скорее, толстым. Крупные черты лица дополнялись громоздкими очками и плоской лысиной. Он, изучая новичка, опустил края губ, расширил невзрачные глаза и протянул пухлую ладонь:
- Аристарх Подвижкин, подследственный...
За спиной у Дениса снова лязгнуло, а Аристарх невозмутимо продолжил:
- ...чрезвычайной большевистской комиссии по очень запутанному делу. Надеюсь, мы найдём общий язык в этом мрачном заведении. Как Вас величать, извиняюсь?...
В голове у Дениса проносился вихрь видений и мыслей, поэтому он не сразу нашёлся, что ответить. Аристарх понимающе закивал:
- Да, попадая в эти казематы революционные, человек, как правило, так теряется, что и память отшибает. Перед Вами... Да Вы садитесь, - указал он на топчан, укрытый серой тряпкой, и продолжил:
-...Человека чуть не расстреляли, за путаницу с фамилией. Следователь Голенищев, который Вас и сопровождал, усмотрел в этой путанице умысел. Он, вообще, начальник подозрительный, в смысле – всех подозревает, отчего, говорят, и выдвинулся.  А, так, он человек рабочий, бывший мойщик на скотобойне. Профессия, похоже, наложила отпечаток, потому как Голенищев любит во всём порядок и чистоту. В частности, начинает беспокоиться, когда в тюремном подвале скапливается много люду...
Денис слушал словоохотливого человека, усевшись на топчан, и собирался с мыслями. Перед глазами проплывали события последних дней, предшествовавших аресту...

Ветры перемен, вызванные осенней революцией в стольном граде, до уездного городка, скорее таёжного посёлка с древним названием Осиново, долетели с большим опозданием. В этих ветрах уже чуялся запах гражданской войны, а жители только пытались разобраться: чего у них там наверху, в столицах, сотворилось?
Денис, как учёный внук уважаемого в городке просветителя, руководителя народного театра, по совместительству священника,  Венедикта Варфоломеевича Кудесина, готовился выступить на внеочередном митинге. Оратор, который в данный момент пытался объяснить суть надвигающихся перемен, заметно отвлекался:
- ...В столице власть перешла к ленинским большунам. Ну, вы, уважаемые земляки, знаете такую речку Лену. Есть там на правом обрывистом берегу тунгусское племя – большуны. Так его в шутку называют, потому как людишки там натурально мелкие и плюгавенькие. Хотя бабы покрупнее! Мой сосед-охотник Мотька, когда белка поджирела и телом, и шкуркой, как-то заблудил по осени. Настрелял бельчат с десяток. Уже домой собрался, а тут – косолапый на него вызверился откель-то... Ну, мужик дал дёру, да так лихо, что до Лены добёг! Взлетает он ребята, на крутой утёс. А хозяин таёжный не отстаёт. Ну, думает, хана мне... А тут тунгуска из-за валуна выскакивает с рогатиной да на косолапого...
- Ты по делу давай... – перебил говоруна чей-то робкий голос и народ заволновался.
- Вот, я говорю: мужиков у нас хватает, которые при силе и росте...
Тут оратор запнулся и явно сбился с мысли. Стоявший рядом распорядитель мероприятия, таёжный бортник Булыга, разочарованно махнул рукой и вытолкал с помоста незадачливого активиста.
- Кто ещё прояснить желает? – вопросительно оглядел толпу Булыга.
Денис поднял руку и уверенно направился к импровизированной трибуне.
Люди притихли...
- Из того, что предлагают большевики... – начал он.
- Так кто ж они такие? – перебили его. – Поясни учёный человек!
- Просвети! – добавились ещё голоса.
Рассматривая неприветливые, хитроватые, а то и звероватые бородатые лица, Денис попытался доходчивее донести новые революционные понятия.
- Большевики – это часть противников царской власти, которых, в действительности не так много, и ростом они разные. Более того, их лидер, по кличке Ленин, малорослый с плешиной человек. Однако умом обладает незаурядным. Но не в этом суть, - постарался Денис не лезть в дебри революционных тонкостей. – Главное, что мы должны взять из нового революционного момента – это свободу. Только настоящую, когда человек руководствуется законами государственными, моральными и этическими и строит  жизнь по своему разумению, безо всяких догм, будь то социалистических,  религиозных, или иных.
- А “догм” – энто что за ягода? Кислая, али сладкая? – опять перебили Дениса.
- Догма, - начал горячиться Денис, - это правило, закон, которому нужно следовать неуклонно, бездумно.
- Знать непутёвого сына честить за распутство тоже догма, котра ведётся от дедов? – захихикали в переднем ряду.
Денис с тревогой ощущал, что теряет нить речи. Нужно проще:
- Большевики взяли на вооружение насилие, уважаемые горожане, что ведёт к войне. А сама идея – передать власть народу – выродится! Об истинной свободе только вещать будут. Говорю вам об этом компетентно. Поэтому...
Наконец ему удалось найти понятные слова и заинтересовать слушателей, но... договорить не пришлось.
Все так увлеклись, что не заметили примкнувших к митингу людей в полувоенной форме. Среди них выделялась девушка в форменной курточке, с красным платочком, обвивающим шею. Сбоку, на поясе, красовался морской кортик, на ногах - кирзовые сапоги отблескивали жиром. На голове волосы отсутствовали, навевая мысли о тифозном прошлом. В целом, девушка в затёртых брюках выглядела как подросток-мальчишка, сбежавший из приюта.
-...Нам нужно организовать новые органы власти, избранные на демократической основе, - воодушевлялся Денис.
Опережая вопросы, он тут же пояснил:
- А демократия, дорогие земляки, это...
Закончить мысль ему не дали, поскольку девушка неожиданно звонко крикнула:
- Кто позволил разводить контрреволюционную агитацию? Ты, Булыга?
Девушка решительно направилась к помосту. За ней, опасно размахивая винтовками, заторопилось её сопровождение, и люди почтительно расступились.
- Арестовать этого, - кивнула она в сторону Дениса. - А Булыгу отвести в совет – пусть там поучат, как проводить митинги!-  бойко неслись команды.
Процедура ареста проходила при гробовом молчании толпы...

*  *  *
Через час общения с Аристархом, Денис уже представлял, в какую неприятность вляпался, мягко говоря, и кто с  ним будет делить в ближайшее время все прелести доли-злодейки.
Аристарх Максимович Подвижкин, потомственный ссыльный, вёл родословную от скромного гусара Ивана Подвижкина, сосланного в эти края за “недостойное дворянского звания поведение”. Да, таким было определение суда “скромному” воину.
В этом месте рассказа, Аристарх коснулся семейной легенды, поэтому высказался подробнее...

В противовес Аристарху, Иван Подвижкин – что было красочно отображено неизвестным художником на семейном портрете – отличался стройностью и красотой. Казалось, суждено ему быть местным Казановой, хотя бы. Однако жизнь в провинциальном городке в семье дворянина, очень религиозного человека, наложила свой отпечаток: Иван имел тихий и кроткий нрав.
Когда пришло время послужить отечеству, его, благодаря выразительной внешности, определили в гвардейский гусарский полк, в самую столицу! Полк частенько навещали царственные особы, да и не раз гусары несли охрану в самом Зимнем дворце.
Отношение сослуживцев к Ивану сложилось неоднозначное. Меньшая часть его уважала за умеренность во всём, а большая посмеивалась и откровенно недолюбливала за отлынивание от гусарского образа жизни, как-то: карты, попойки, женщины и всё скандальное из этого вытекающее. “Ты, как статуя греческая – идеально красива, но каменно холодна и невозмутима”, - подначивали недоброжелатели и скрытые завистники.
Иван на эти выпады не отвечал, исправно неся службу. Однажды группа наиболее ретивых гусар решила своеобразно наказать упрямца.
Как-то по весне в Зимнем дворце случился скандал: забеременела юная прачка! В самом факте беременности ничего особенного не было бы, если бы ни одно обстоятельство: прачечная располагалось в отдельном здании и была тщательно изолирована от внешнего мира, поскольку считалась особо важным государственным объектом. Девушки-прачки были под неусыпным наблюдением и контролем специально обученных женщин-китаянок. И тут такой конфуз! Кто и как из мужчин проник на “запретную” территорию?
Следствие ещё не началось, а появилась тайная записка, в которой извещалось, что юную девицу совратил гусар Иван Подвижкин! Нашлись свидетели, которые видели его в районе прачечной. Скоро улики были собраны и Ивана вызвали на допрос. На очной ставке, Иван, увидев, заплаканное юное создание, признал себя виновным и согласился жениться, дабы не оставлять девушку опозоренной, а будущее дитя сиротой.
Его признание и покаяние оценил сам царский завхоз и, заминая скандал, в котором усматривалась и его вина, упросил дознавателей не давать ход делу.  Перепуганная девушка соглашалась со всем и только радовалась нежданному мужу.
Но история имела продолжение. Истинный зачинщик афёры не смирился с таким разрешением каверзы и как-то вечером устроил в казарме посмешище над Иваном: мол, гусар, дворянин, покусился на простую девку-прачку.
На наглый выпад Подвижкин ответил по-гусарски: вызвал насмешника-провокатора на дуэль. Когда тот промахнулся, Иван не стал стрелять, а подошёл к противнику и под угрозой смерти, заставил раздеться догола! Такого позора ещё не случалось в полку. Вот за это и сослали смирного Ивана в ссылку, где он со своей прачкой-женой положил начало сибирской ветви рода Подвижкиных.

- Потомственная кротость и смиренность толкнули меня в философы, - то ли печально, то ли со скрытой гордостью говорил Аристарх. – Здесь я нашёл пристанище уму и телу. Да-да...  и телу тоже. С моим весом физически работать накладно и непроизводительно. А умственные изыски, отвлечённые исследования очень затратны энергетически. Они и не дают мне превратиться в мешок с жиром.
- А за что тебя, безобидного философа, привлекли чекисты? – не удержался Денис от естественного вопроса, поражаясь рассказу и внушительным телесам собеседника.
- В этом мы, с Голенищевым, и пытаемся  разобраться, поскольку инициатором ареста явилась местная достопримечательность, комиссар Мира! Наверное, и ты пострадал от её революционной бдительности?
- Это тот лысый, своеобразно одетый подросток?
- Он... она самая. Очень неординарная личность.
- Да, её внешний вид говорит о своеобразном вкусе.
- Если бы только вид, дорогуша, - зашевелился шумно Аристарх, удобнее умащиваясь на нарах. – Она просто сатанеет от всего большого, сильного и обожает хилое и убогое.
- ???
- Да, к сожалению. Обрати внимание на её помощников, того же Голенищева: тощ, невзрачен. А охранники в этих казематах  напоминают безусых мальчиков-гимназистов. Мне пришлось наблюдать за её перепалкой с Голенищевым. Поспорили они по поводу купца Стрельникова, крупного телом бородача, промышлявшего в нашем городке валенками, сапогами и другой обувкой собственного производства. Когда слухи о революции дошли до наших мест, работники фабрики забастовали, требуя бесплатной водки, как надбавку за вредные условия труда. Купец уступил, и фабрика гуляла неделю, пока не кончилось спиртное в городке и окрестностях. За время простоя, Стрельников понёс ощутимые убытки, а трудяги нормально работать уже не могли. Пришлось купцу временно прикрыть дело. Тут и вмешалась Мира, которая к тому времени успела организовать  рабочий совет. Активистка усмотрела в действиях фабриканта контрреволюционные намерения.
Однако главным аргументом  Миры было не это, а его крупная фигура! “Такая огромадная туша давит психически на революционное сознание и активность, потому должна быть изолирована от трудовых масс!” – высказывала она Голенищеву, когда тот пытался доказать, что пить много водки – вредно. И требовать её в больших количествах от хозяина фабрики, которая обувает половину губернии, недальновидно и аполитично.
Эти слова я привожу почти дословно, - пропыхтел Аристарх, переводя дыхание от энергичной речи. – Кончилось тем, что купец сбежал, поговаривают, в северный Китай. Там в последнее время похолодало, и повысился спрос на русские валенки.
- Выходит, и тебя упекли за размеры? – развеселился Денис. – Но это же абсурд!
- Со мной сложнее... Хотя моя туша сыграла не последнюю роль, - самокритично отозвался философ. – Беда - в моих философских, как выяснилось, не совсем безобидных изысках, - печально опустил он кончики толстых губ. – В последнее время я прорабатывал вопрос о законе вселенского равновесия и его проявлении в человеческом сознании и бытии!
- Равновесие в сознании... Очевидно, не новая идея, - собрался подискутировать Денис, но послышался уже знакомый лязг, скрип и двери отворились - принесли ужин.
Охранники-гимназисты с суровыми лицами, молча оставили еду в железных тарелках и также удалились без слов. Денис только водил глазами и морщил лоб – еда для тюрьмы выглядела нетрадиционно: для Дениса - тарелка рисовой каши, а для Аристарха - целая кастрюлька. Всё это умащено подливкой с мясом в той же пропорции - с удвоением для философа. Три кружки с чаем, горсть сахара, белый хлеб, сыр...
- Откуда такое трактирное изобилие? – даже покраснел, глотая слюну, Денис. – Или мне это снится?
- Наяву этот пищевой феномен, наяву, дорогуша... – грустно ответил Аристарх, проворно хватая ложку и набрасываясь на кастрюлю.
Откровенно чавкая, философ продолжал комментировать:
- В этом изобильном кормлении готовится та пуля, которая и оборвёт, во всяком случае, мою жизнь.
Денис удивлённо оторвался от каши, а философ пояснил:
- Мы проедаем запасы продуктов, экспроприированных со складов ещё одного местного богача, дельца широкого профиля, Губастого Порфирия. Самого его, по решению рабочего совета, определили дворником в центральном районе, дабы исправить его эксплуататорскую сущность. И хотя мужик он был крепкий, но не выдержал физической, а, скорее моральной,  нагрузки и... сгинул в глубокой мусорной яме. Поговаривают, что это было самоубийство. А смысл такого тюремного кормления я усматриваю в следующем: во-первых, оно скоро закончится, ввиду надвигающегося дефицита продуктов. После чего, пытка для меня будет ещё похуже средневековой инквизиторской. Во-вторых, Мира хочет продемонстрировать перед сознательным народом, насколько вредны контрреволюционеры. Они не только собираются вернуть старые порядки, но и ещё, пользуясь гуманностью новой власти, объедают трудовой народ! А контра больших размеров, естественно, требует и больше пищи, что лишний раз подтверждает мировоззренческую  правоту комиссарши.
- Ты уверен в своих выводах? – чуть не поперхнулся Денис. – Уж очень необычно как-то...
- Я же подчёркивал: комиссар Мира - революционно оригинальная личность!
В маленьком окошке под самым потолком вдруг потемнело, а затем надсадно пророкотало. Собеседники насторожились, но яркая вспышка подсказала, что надвигается гроза. Они переглянулись и продолжили трапезу. Философ, на время умолк, старательно поглощая пищу, а Денис, насытившись, отложил ложку, взял кружку с чаем, пригубил и задумался...