Часть 5. Глава 4

Глава 4.

Двор у трактирщика Мякина был просторный. Для собрания-дискуссии его дополнительно освободили от лишних предметов, подмели, расставили столы и стулья.
Денёк выдался поутру пасмурный, даже с грозовой хмарью, но ветер вдруг утих, тучи разбежались, и выглянуло плутоватое солнце. Оно подмигнуло, будто подбадривая спорщиков, и удобно умостилось в своём небесном ложе с явным намерением понаблюдать за людскими хлопотами.
Первыми прибыли “советчики”, вернее, их рядовая часть. Фрол пока не угадывался. Поговаривали, что мужик от нахлынувших забот принял с вечера лишку, но, как бывалый печник и начинающий революционер беспокойства у товарищей по борьбе не вызывал: свой час не пропустит и будет ко времени.
В этой перевозбуждённой компании выделялся теоретик Осип. Паренёк уселся в уголке, достал желтоватую газету и сосредоточенно в неё уткнулся. Он шевелил губами, иногда их облизывал и с натугой морщил лоб. По всему было видно, что юный большевик основательно готовится к нелёгкой битве идей.
“Прависты” прибыли по-военному пунктуально, и вошли во двор организованной группой. Возглавляла её Мира и Аристарх. Денис с дядей Венедиктом замыкали процессию.
Появление оппонентов было встречено большевиками разноречивыми возгласами, в которых преобладали агрессивные тона. Только расселись, появился Фрол. Оказалось, лидер задержался не просто так: за ним ввались приличная толпа горожан, в основном разнорабочих.
Крупных производств в городке не было, поэтому ядро трудового народа составляли именно они, трудяги широкого профиля. Были тут и подсобники из скотобойни, “мяльщики” кожевенной мастерской, “ваятели” валяльной фабрики, мойщики посуды в забегаловках, полотёры постоялых дворов и им подобные.
Фрол выглядел слегка примятым, с коричневыми кругами вокруг глазниц. Но эти характерные отметины придавали ему воинственный вид. Он пронзительно оглядел собрание, убедился, что ещё есть свободные места и решительно подошёл к столу, который был призван служить президиумом.
Поскольку нужной стеклянной посуды у Мякина не нашлось, то для выступающих на стол поставили не очень ржавое ведро с водой  и литровую кружку рядом. Убедившись в наличии воды, отпив сходу полкружки, Фрол явно взбодрился и начал:
- Собрание по  случаю возникших искривлений в кладке... в смысле понимания текущей ситуации и разбора по кирпичикам наших супротивников-портунистов считаю открытым! Как опытный кладчик для заначки скажу: у нас главное – фундамент. Ежели тут прошибить, то не только печь завалится, но и... В обчем, принципами революции и нашего вождя, товарища Ленина, мы не поступимся и разоблачим любую контру, в каком бы дыму она не привиделась!
Вид у Фрола становился всё более грозным, а слова так и сыпались с нарастанием лозунговости и смутно воспринимаемых выводов. Как долго бы продолжалась вступительная речь, но влез “правист”, оппозиционер Родькин. Он резко поднялся и басисто рявкнул:
- Говоришь ты цветасто, но муторно. Дай и нам, противодействующим, высказаться!
- Рано ишшо! – заволновались большевики. – Фролка до сути не докопался, а вы рвёте мысль человеку! Контра недобитая!
- Стойте! – поднял руку Фрол, у которого опять пересохло в горле, и он с трудом отводил взгляд от кружки. – Заговорился я, конечно. Но первое слово представлю нашему человеку, теоретику Осипу... Подстёжкину. Давай Ося!
Махнув рукой, Фрол энергично приложился к воде, после чего торжественно уступил место взмыленному пареньку. У того высохло всё: губы, горло и руки, в которых дрожала помятая “Рабочая газета” со статьёй Ленина. Парень воспалёнными глазами обвёл лица собравшихся, почему-то задержался на Аристархе и нерешительно взялся за кружку. Не сразу сообразил, что она пуста, потратил ещё время, раздумывая, с какого боку лучше набрать из ведра воды. Эта задержка вызвала ропот в стане горожан и “правистов”. Афоня с места крикнул:
- Вы чё там, воды вышли попить или делом заниматься!
Большевики опять вступились, и Осип заговорил, так и не смочив горло, постоянно заглядывая в газету:
-... несмотря на весь гнет преследований, несмотря на массовые аресты, - откашливаясь, всё более уверенно вещал Осип, пропуская строчки - мы дали полные ответы на все насущные вопросы движения. Лозунги партии — республика, 8-часовой рабочий день, конфискация помещичьей земли — обошли всю Россию!
Тут Осип оторвался и торжествующе уставился на Аристарха.
- И ещё товарищ Ленин делает упор на ликвидаторов. Это люди которые смело и неумолимо ликвидируют контру, которая не даёт вопхнуть в жизнь лозунги наши... – Парень вновь уткнулся в газету, а большевики восторженно взбаламутились:
- Даёшь земельку! Свободу мужикам и бабам!...
Осип осмелел, решительно зачерпнул воды и страстно приложился к кружке. От резкого глотка он закашлялся и не сразу смог продолжить. Большевики притихли, переживая за товарища. И тот не подвёл, продолжив:
- ...Только такие платформы ценны, которые завершают долгую работу рево¬люционной агитации, давшей уже полные ответы на все вопросы движения, а не те (ле¬гальные особенно!) платформы, которые сочиняются наспех, для затыкания дыр, для крикливой вывески, как у ликвидаторов...
В этом месте парень споткнулся, аудитория притихла, и поднялся Аристарх. Он запыхтел паровозом:
- Вот, уважаемые оппоненты! Даже ваш вождь, не поддерживает ликвидаторство. Поскольку наука нам говорит...
- Врёшь ты, боров старорежимный! – заорал Фрол.
Он уже полностью адаптировался и чувствовал в себе революционные силы.
- Товарищ Ленин пишет о тех крикунах, которые, как наш бывший комиссар Мира, фартят контре, подмешивают её в наши ряды. А нужно ломать-ликвидировать так, чтобы и песка не осталось от оперзиции нашим светлым идеалам! Так? – подняв руку, грозно осмотрел он своих сторонников.
В этот момент активизировались и горожане. Они загалдели, обсуждая услышанное. Результатом галдежа стал некий официант Кузя. Его вытолкали к президиуму с криками:
- Разъясни нашу диспозицию, Кузька!
  Официант имел лёгкую плешину на темечке, усики-кнопку под удлинённым, как у цапли, носом и галстук-бабочку на толстой шее. Поправив бабочку, пискляво начал:
- Это что ж получается, господа-товарищи хорошие? Революция всё зацепила, а наши трактиры особливо. Хуже того – клиент опаршивел и обнаглел! Вон, намедни. Собралась кумпания лесорубов. Выпили ушат водки, ведро пива и заказали шампанского! Представьте себе: когда это было, чтоб после водки – шампанского. Естественно, мужланы озверели и стали грызться. Сначала между собой, потом заняли соседние столы. Короче – перебили посуду, поломали мебель и намяли бока и морды обслуживающему персоналу! И, заметьте, бесплатно...
Тут стал видно, что у Кузи один глаз темнее, а на лбу громоздилась несвежая шишка.
- Ты чё революцию позоришь! – подхватился опять Фрол. – Трудовой народ хаешь! Эй, где там моя охрана? Повязать его, провокатора вонючего!
Поднялся шум, гам! Откуда-то объявились вооружённые берданками люди. Они угрюмо пробивались к столу. Кузя, осознав, что превратно понял принципы наступившей свободы, и стремительно, как заяц-беляк от волков, метнулся ко входу. Его попытались задержать,  но он вьюном увернулся и неожиданно исчез.
Осип вертел газету, ошалело оглядывался. Парень был не готов к такому повороту. Во дворе Мякина явственно запахло угрозой срыва дискуссии. И тут у стола объявился Денис. Его появление почему-то урезонило толпу. В наступившей тишине голос Дениса зазвучал диссонансом всему, что говорилось до этого:
- Когда я сидел за свои убеждения в тюрьме, мне пришлось многое осмыслить и передумать. У меня появился хороший, умный товарищ, философ, размышляющий о человеке как личности. И пусть я не учёный  и не всё мне понятно в его рассуждениях, но в одном мы сходимся: революция должна опираться на законы развития общества и человечества в целом. Нельзя опираться на искусственные, нежизнеспособные идеи, замыкаться на сегодняшнем дне, нужно думать о будущем. Да, Ленин нам обещает светлое коммунистическое будущее. Но поверьте мне...
Тут Денис почувствовал, как заломило в висках, а в затылке налилось свинцом. Мысли полетели вихрем, натыкаясь друг на друга. Они все устремились к выходу, чтобы крикнуть о себе! Но возникла давка.
На помощь побледневшему соратнику кинулись и Мира, и Аристарх, а большевики вдруг зааплодировали. Раздались крики одобрения:
- Контра прозревать зачала!
- Супротив Ленина кишка у них тонковата!
- Ура товарищу Ленину!
Тем временем Мира подхватила Дениса под руку и повела к выходу, а Аристарх потребовал тишины и зычно прокричал:
- Уважаемые оппоненты! Дайте закончить мысль...
Но его слова были встречены топотом ног, грубыми выкриками и даже угрозами. Дискуссия вливалась в бунтарское, революционное русло, в котором верховенствовали эмоции. Попытался и Венедикт высказаться. Но его слова о христианстве, Боге, только раззадорили большевиков.
Пока накалялись страсти, к Фролу протиснулся мужичок с алым бантом на груди - он появился со стороны чёрного входа. Мужичок с заговорщицким видом, настороженно оглядываясь, вытащил из-за пазухи пакет и протянул Фролу.
Лидер лихорадочно отодрал шнурок с сургучной печатью, дрожащими пальцами развернул бумагу и тут же крикнул своей охране с берданками:
- Никого не выпускать со двора! Получена директива: всех контриков-позиционеров арестовать и судить революционным судом! Эта занюханная оперзиция, как разъяснил губком, – чистой воды контра!
- Но как же, товарищи, - попытался отбиваться Аристарх, - революция даёт свободу выражать своё мнение. А вы губите её суть. Ведь свобода приведёт  систему к равновесию, а насилие...
Наиболее рьяные уже повисли на плечах философа и заламывали ему руки. Миру с Денисом так и не выпустили, окружив плотным, накалённым добела железным кольцом.
Венедикт с суровым лицом оставался не тронутым – его почему-то побаивались.
Погода вновь испортилась. На потонувших в революционных страстях людей накинулся ветер, его поддержал дивизион чёрных туч. На даже первые капли холодного дождя не умерили воинственный пыл “советчиков”. Очень скоро всех “правистов” под усиленной охраной привели в дом Миры и расселили, восстановив статус дома как тюрьмы.

*  *  *
Поскольку камер не хватило, Миру поместили на втором этаже, в коморке для прислуги. Остальных  втиснули в две комнаты в подвале. Денис с Аристархом и Венедиктом оказались вместе. “Трудовая” часть “правистов”, поникшая, притихшая, кроме актрисы, которая на диспут не прибыла, осмысливала ситуацию напротив, в бывшей столярной мастерской.

Совет заседал в рабочем кабинете хозяина дома. Вёл заседание Фрол: обсуждали теоретические и технические детали предстоящей казни.
- Надо бы оформить бумагой революционный приговор... – робко предложил Осип.
Парень явно набирал обороты как активист, и уже ощущал себя не простым рядовым, а, как минимум, в звании полковника революции. Его предложение поддержали и тут же набросали вариант приговора. Осип внутренне, старательно гася свет в глазах, восторгался, что вводная часть, была принята в его редакции. А звучала она так: “...Учитывая платформу революции, воздвигнутую товарищем Лениным, как вдохновителем и организатором массированной революции, совет сознательного трудового народа города... учитывая момент, когда  лозунги товарища Ленина овладевают массами, а им противодействуют оппортунисты и несознательные ликвидаторы, в целях очистки города от мусора контрреволюции, постановляет...”
Наступивший вечер принёс советчикам старую неприятность -отсутствие электрического освещения. По этой причине, принятие окончательной формулировки и решение технических вопросов – отложили до утра.
Фрол с активом остались ночевать на рабочем месте, снарядив двоих мальчиков школьного возраста в ближайший трактир за ужином. Для  уверенности и солидности, мальчикам придали вооружённого мужика. Пока гонцы выполняли революционное поручение, Фрол отлучился домой и вернулся весёлым, удовлетворённым, с прочным запашком местного горячительного...

Всех этих перипетий Мира, естественно, не могла наблюдать. Опустившийся вечер напомнил ей об отце. Его слова о нише в спальне зазвенели в висках призывными колокольчиками и наполнили девушку смелостью. Она подошла к двери и негромко постучала.
Для молодого охранника, некоего Антона, до революции служившего подмастерьем у сапожника Шпокмана, известного в округе умельца русского мата, этот стук показался игривым и манящим!... Парень давно маялся и чувствовал томную тяжесть в нижней части живота. Да, с тех пор как он окунулся в гремучий омут перемен и впервые увидел эту неповторимую революционную гетеру, Мира завладела духом и телом подступающего к супружескому возрасту парня.
Вспотевшими руками, подавляя дрожь в коленках, Антон вытащил из ручки кривой брусок, которым запиралась дверь, и с замиранием сердца шагнул в коморку-камеру... Последовавший стук-шлепок и шорохи, связанные с опусканием недвижимого тела на пол, никому, кроме Миры, слышны не были. Девушка не озаботилась дальнейшей судьбой охранника, её даже не волновало его скорое оживление, поскольку она поспешила наверх, в свою спальню.
Комната встретила таинственными полосами, которыми звёздное небо просачивалось сквозь ставни. Они мягко ложились на тёмные остовы  родной кровати и шкафчика, в котором когда-то хранила девичьи наряды и секреты. Знакомая обстановка и еле уловимые родные запахи не задержали её – она решительно отвернула коврик над кроватью и увидела кусок наклеенной газеты “Питерский курьер” с бородатым купцом.
Мужик демонстрировал ценную бумагу некоего банка и одобрительно щурил левый глаз. Мира смело ухватилась за конец бумаги и резко потянула в сторону – газета на удивление легко отделилась от стены и за ней проглянула железная дверца. Девушка раздумывала не долго: она нажала что-то в уголке и дверца беззвучно открылась...
В тайнике оказалось много интересного и полезного: шкатулка с золотыми вещицами, архивные отцовские бумаги, дневник и дубликаты ключей от всех комнат. Но главным оказался свиток бумаги. Именно он по наитию привлёк внимание девушки. Она привычно отыскала свечу и спички в нижнем ящике шкафчика и при мигающем свете углубилась в чтение...
Буквы прыгали, двоились, изгибались словами, но смысл прочитанного поражал. “...это мой перевод с древнеславянского, - писал отец там, где обычно помещают введение или краткое описание последующего текста, - Человек выделился из природной среды благодаря... Изначально он не был...”
Шум внизу отвлёк её. Что-то громыхнуло, очевидно, входная дверь, потом грубый голос неразборчиво прокричал, или ругнулся, и вновь всё стихло. Девушка стала торопиться. Она уже бегло просмотрела текст, уловив главное: ей передаётся родовая тайна, которую она должна сохранить вместе с человеком, у которого будет на плече отметина в виде рисунка. Сам рисунок, который оказался в правом нижнем углу свитка, она рассмотрела с трудом, так как свеча догорала.
“И кто же этот человек?” – забеспокоилась она, лихорадочно пробегая глазами по свитку. “...Появится неожиданно в смутное время... Денис?” Мира вдруг почувствовала облегчение. Ей показалось, она постигла такое, что даст силы, решимость и удачу! Она нашла сумку, свою, ещё сшитую мамой, сложила содержимое тайника и направилась вниз.

*  *  *
Со стороны рабочего кабинета доносились разнотональные звуки, в которых преобладала постреволюционная энергетика. Большевики, воодушевлённые победными решениями и бескомпромиссными действиями, явно расслабились. В порыве чувств, подогретых градусами и духовным всплеском, Фрол пригласил охранников на ранний завтрак, что и помогло Мире без помех спуститься в подвал.
Когда вошла в камеру, на неё даже не сразу среагировали – так были заняты разговором. В этот раз внимание было приковано к Денису: он оппонировал Аристарху, а Венедикт, согласно статусу старшего и священника внимательно слушал, анализировал и готовился высказаться.
- Твоя теория душевного равновесия имеет один изъян – любая система, чтобы выйти на новый уровень, качественный и количественный, просто обязана сначала выйти из равновесия! – стараясь не очень горячиться, доказывал Денис. – В этом смысле революции нужны. Но...
На этом “но” парень запнулся, осознав, наконец, что кто-то вошёл. Он резко обернулся и просиял:
- Мира!
Инстинктивно кинулся к ней и прижал к себе. Девушку смутил порыв парня, и она растерялась. Однако чувство опасности и времени, которого было в обрез, подстёгивало. Мира отстранилась и, покрасневшая, взволнованная, пролепетала:
- Пока наши оппоненты празднуют победу, нужно уходить. Кстати, Денис, сними-ка рубашку...
Просьба удивила не только парня, но девушка продолжила:
- Почитайте вот это, - протянула она свиток Венедикту и Аристарху.
Мужчины углубились в чтение, а Денис, непонимающе мигая, попытался разоблачиться. Вскоре ему это удалось и Мира, уже не смущаясь, стала осматривать его тело. Рисунок на плече повёрг её в такой транс, что она присела на топчан и вытерла вспотевший лоб.
- Всё... нужно спешить...
- В чём же дело? – растерялся Денис.
- Объясню по дороге, - протянула она рубаху. – Одевай и пошли!
Тем временем Венедикт дочитал свиток и взволнованно поднялся, а Аристарх нахмурил в размышлении лоб и значительно засопел:
- Ну, и дела... Похоже, ребята-молодята, вам нужно срочно улепётывать, а потом залечь на дно.
- Да, - торжественно разгладил бороду Венедикт, - мы останемся, чтобы задержать возможную погоню, а вы, с Мирой, поспешите. У меня на окраине есть знакомая, бывшая монашка, Ефросинья, в её доме и переждёте.
Венедикт, тоном, не терпящим возражений, растолковал, как найти Ефросинью, и подтолкнул к двери молодую парочку.