Время звучания две минуты

Это рассказ о том как я подвёл одного своего приятеля. Случай в общем-то ничем не примечательный, но запомнился мне до сих пор.

Знаете, иногда получается, что вот не хочешь никому свинью подкладывать, а всё же подложишь, совсем для себя неожиданно.

Началось всё с того, что у меня родители куда-то уехали. Вы может быть не поймёте насколько это важно для компании сопляков, коими мы тогда были, если уехали родители и следовательно можно было "собраться". И то, что мы немедленно решили "собраться", было, конечно, категорическим что ли императивом, поступить иначе было бы дикой нелепостью. Мой приятель позвонил мне уже после того, как мы договорились и сообщил, плохо скрывая своё торжество, что придет с девочкой. А я, также плохо скрывая свою зависть, равнодушно ответил, - О чём ты говоришь? - что означало, что тут нет проблем, с девочкой, так с девочкой.


И вот они пришли вечером, мой приятель Серёга и с ним она. По тем, давнишним нашим понятиям, она была красавица - ярко одетая и ярко крашеная блондинка, курящая почти всё время сигареты с тем покоряющим напряжением на лице, которое мы безоговорочно тогда принимали за внутреннюю глубину. Я оставил их в комнате, а сам - девочки у меня ещё не было - поплёлся на кухню. Ожидался ещё один наш приятель, тоже обещавший быть "не один". Вернувшись в комнату, я заметил, что что-то у них не клеится. Лица какие-то нервные, недовольные.

 - Может вам музыку включить? - спрашиваю.
 - Да, включите что-нибудь, - говорит она, звали её кажется Аллочкой. Думаю, что бы им включить. Пока суть да дело, запускаю им эстраду, что-то у меня было сладкое-пресладкое, на итальянском. Тут мой приятель сразу млеть начал, но танцевать он не умел, поэтому стал млеть, сидя на диване, и она вроде тоже сразу размягчилась, подобрела. Я свет выключил и опять ушёл, чтобы не мешать.

Спустя некое время Серёга появляется на кухне и говорит, что девочке эта музыка не нравится и нет ли, дескать, у меня чего-нибудь посерьёзнее.

 - Есть, а что ей, классику что-ли надо?
 - Не знаю, может и классику, кто ж его знает, что ей там надо.

И видно,что расстроен он чем-то.
А я иду обратно и начинаю рыться в пластинках. Все ребята тогда их называли пласты или диски, а я, из упрямства, - просто пластинки. Натыкаюсь на маленькую такую пластиночку, на таких обычно пару хороших песен можно уместить, не больше, но на этой была записана небольшая вещица Моцарта со странным названием: "Масонская траурная музыка". Как она ко мне попала, не помню. Может  отцу кто-то подарил. И зачем-то я её поставил, без всякой задней мысли. Ну, вы знаете, у Моцарта в основном музыка весёленькая, в крайнем случае так себе, спи моя крошка, усни, или что-то  такое, редко когда мрачная, разве в Реквиеме, или там в Дон-Жуане. Я Дон-Жуана, если честно, не слышал, но предки говорили, что там всё мрачно, особенно в конце. А тут не то что невесёлая, а просто ложись и помирай - такая тоскливая музыка. Сразу видно,что масоном Моцарт был не в шутку, а серьёзно относился. Вот не знаю, но если у Пушкина (говорят, он тоже имел отношение к масонам), такие же масонские стихи есть...

Ну так вот, проиграл я им эту пластинку, думаю, сейчас опять попросят что-нибудь сладкое. А девочка говорит - Можно ещё разочек?
И от моего приятеля, вижу, немножко в сторону отодвинулась, то ли чтобы не очень с ним обниматься то ли чтобы музыку лучше слышать. Я опять завёл. Вижу - погрустнела она ещё больше.
 - Ещё раз, можно? - говорит тихо.
Я уж и на моего приятеля не смотрю, завожу опять. И гляжу - плачет она, плачет просто навзрыд, но очень осторожно, чтобы музыку не заглушать.

Я сразу пластинку остановил и кидаюсь к магнитофону, пускаю "Порги и Бесс" на всю громкость, пытаюсь что-то исправить. А Серёга на меня странно так смотрит, будто съесть хочет. Сидит на диване, а она в другом уголке съёжилась и плачет. Выходим мы с ним из комнаты, и он говорит:
 - Я тебе этого никогда не забуду, спасибо.
 - Да я же не нарочно.
 - Знаю, что не нарочно, но всё равно не забуду. Ты ведь мне вечер испортил.

А девочка так расстроилась, что и разговаривать ни с кем не хотела.
Уложили мы её на диване, а сами ушли на кухню и стали молча выпивать. Но пить просто так было неинтересно и вскоре мы завалились на широкую кровать моих предков.
 - Большое счастье спать с тобой, дорогая, - мрачно сострил Серёга, отвернулся и больше я от него ничего не услышал.

Ночью просыпаюсь я отчего-то и слышу - музыка играет, хоть и очень тихо. Прислушался - так и есть, это она опять эту пластиночку заводит. Лежу я, заснуть не могу и думаю, как это могло случиться, чтобы такая маленькая пластиночка так могла подействовать на человека? Звучит-то она всего минуты две, не больше.

Утром захожу к ней в комнату, а она уже сидит одетая и журнал смотрит. Посмотрела на меня робко так, словно виновата и говорит:
 - Ну мне пора, спасибо большое.
И идёт к двери. Надела пальто быстренько, взялась за ручку двери и говорит вдруг:
 - А можно вас попросить?
 - Можно.
 - Не подарите вы мне ту пластиночку?
 - Нет, - говорю, - зачем вам жизнь себе портить?
 - Вы правы. А можно ещё разочек последний послушать?
И садится прямо в коридоре возле вешалки, чтобы сапоги не снимать, а я завожу ей опять эту "Масонскую траурную музыку". А хмурый Серёга стоит возле неё.
Послушала она и говорит:
 - Всего хорошего, до свидания, большое спасибо вам, мальчики.
 - Всего хорошего, зря вы так спешите.
 - Мне пора.
 - Ну, раз пора....

И ведь много лет прошло, но теперь когда я при Серёге берусь за пластинки, он, следя за мной взглядом, говорит обычно:
 - Только ты... того..., эту не ставь лучше, ладно?

                03/77