Быль

               
Майская ночь шла на убыль. Маленький дворик провинциального городка,  густо заросший сиренью и черемухой, освещала полная луна. Она  разложила брабантские кружева теней под деревьями, отбеливая их своим  лилейным  светом.  Городок был невелик, и не отличался бурной ночной жизнью. Здесь ночь еще не потеряла своего таинственного очарования, оставаясь непредсказуемой и загадочной. Она не  превратилась еще из целомудренной искренней пастушки звездного стада в бледную лицемерную королеву, с фальшивой улыбкой веселья на бескровном лице, увешанную разноцветными  подвесками рекламных  огней.
У подъезда четырехэтажной «хрущевки», развалившись на  выщербленных ступеньках  и почти перекрывая подступы к двери, спал мужчина. От  нечистой  рванины, в которую он был одет, пахло отнюдь не сиренью. Дворовым котам, обитающим на недалекой помойке, был прекрасно знаком этот душок. Из кармана пиджака, в который был одет  подъездный постоялец, выглядывал уголок полиэтиленового пакетика с надписью «…ий сад».   Стар ли был мужчина, молод ли, определить не было никакой возможности, так как спал он, уткнувшись носом в угол между ступеньками, а нечесаные  сальные лохмы свисали на лицо.
Откуда-то сверху, постепенно приближаясь к дворику и становясь все громче, послышались женские  голоса. По мере их приближения   стали различимы  слова песни и веселый смех, временами  прерывавший пение:

Мы рождены,
Чтоб сказку сделать былью.
Преодолеть пространство и простор.
Нам Дьявол дал
Свободу, ночь и крылья.
Приделал к щетке пламенный мотор.

- Виолка, ну тише ты!  Не хватало еще разбудить всех в доме. Про меня и так уже черт знает что говорят!
- Конечно, черт знает. Ладно, Оленька, уже молчу.
Но вместо этого воздух вновь наполнился бесшабашным  звонким смехом, и в самый центр дворика, наиболее ярко освещенный луной, опустилась нагая  рыжеволосая ведьма. Её подруга, осторожно выглянув из-за угла дома на высоте четвертого этажа и оглядевшись, укоризненно покачала головой. Осторожно пролетев под деревьями, вторая колдунья опустилась  в тени подъездного козырька.
- О-о, у-фф, - сморщила она нос, увидев спящего на ступеньках пьянчугу. – Достали уже. Ну, мужики пошли. Вот скажи, Виол, ну какие из таких черти, а? Из них и люди-то не получаются.  Всю дорогу перегородил. У, бомжара.  Я те покажу, как валяться  где попало.
Ольга приподняла метлу и прищурила один глаз, прикидывая, на какую проделку хватит у неё сил после сегодняшнего шабаша. Рыжая Виолетта хмыкнула.
- И охота силы тратить. Плюнь ты на него! Иди, отдыхай, ночка та еще была. До встречи, подруга, созвонимся! – расхохотавшись, Виолетта  оседлала щетку и, невидимая для посторонних глаз, скользнула вверх. До Ольги   донесся её удаляющийся голос,  распевающий песенку.
-  До встречи!
Ведьма, улыбнувшись,  махнула рукой подруге. Улыбка превратилась в брезгливую гримаску,  едва она повернулась к входу в подъезд. Ольга несильно толкнула босой ногой  неподвижного мужчину у своих ног. 
- Сдох, что ли? Может, милицию вызвать? Да нет, вроде живой. У, алкаш беспризорный.
Она, на секунду зависнув в воздухе,  перепрыгнула  спящего, и, не удержавшись, сплюнула.
- Тьфу на тебя!
Плевок прожег дырку  на штанах, а ведьма, довольная своей выходкой, скользнула в подъезд. Чувствуя, как накатывает усталость, и смыкаются глаза, Ольга проплелась по шести ступенькам до квартиры, которая находилась на первом этаже, нашарила  в закутке за электрощитком  ключ и открыла дверь.
Наступающее утро выходного дня  обещало отдых. Смыв  под теплым душем запахи ночи с тела,  Ольга вышла из ванной.  Кошка Лиска, дожидавшаяся хозяйку,  спрыгнула с трюмо и, звонко мурлыча, принялась тереться о голые ноги ведьмы.
- Ах, ты, киска-мурлыска! – Ольга подхватила кошку на руки, ласково прижав к еще влажной  коже пушистое тельце.  Напевая и покачивая Лиску, словно ребенка,  она прошла в комнату, бросила взгляд на настенные часы. Без десяти пять. Блаженно вздохнув,  Ольга повалилась на предусмотрительно расправленный с вечера диван,  и мгновенно заснула.
Разбудили Ольгу настойчивые  звонки в прихожей, перемежающиеся  громким  стуком по обитой дерматином входной двери. 
- Кому делать нечего…
Ведьма приоткрыла правый глаз. Сквозь  сонную пелену разглядела циферблат, и простонала:
- Вот уроды.
Пять минут она пыталась игнорировать настойчивые звонки и удары по двери, но потом терпение её кончилось. Сорвавшись с дивана и на ходу набросив халат, Ольга  выскочила в прихожую. Она распахнула дверь, даже не озаботившись спросить «Кто там». 
- Совсем обалдели, да?! Пол седьмого! Совесть есть?!
На пороге, пошатываясь и свесив  голову,  стоял проспавшийся бомж.  Одной рукой он держался за дверной косяк, а другой терзал кнопку звонка.
- А ну, вали отсюда! – взбесилась Ольга. – Ща милицию вызову! Убери свои лапы от моей двери!
- О-о, - поднял голову бродяга, и промямлил. – Х..хозяюшка, дай водички п- попить.
- У, вражина! Отвали, я сказала!  – прошипела Ольга и захлопнула дверь. 
Звонки прекратились, снаружи  донесся шуршащий звук. Ольга поняла, что наглый выпивоха, не удержавшись на ногах, съехал по стене, и привалился к её двери.    
- Н-ну, не бранись, хозяюшка. Воды, что ль, ч-человеку жалко?
- Я те дам воды, алкаш подзаборный! Уползай, пока муж не вышел!
- Му-уж? Да  пускай. Д-дай водички, хозяюшка. 
Прорычав сквозь зубы ругательство, Ольга метнулась в кухню, налила в литровую банку воды из крана, и вернулась.
- На, подавись! – она рывком открыла  дверь и поставила банку на лестничные ступени. – Тару себе оставь. 
Вернувшись в комнату, Ольга опустилась на диван, закрыла глаза  и постаралась успокоиться. Но, едва только ей это удалось, как в дверь снова затарабанили.
- Убью сволочь! – взвилась ведьма.
Не помня себя от ярости, она вылетела в прихожую и распахнула дверь.
- Х-хозяюшка, слышь, дай ч-червонец. Взы… Взаймы.
Ольга онемела от такой наглости.  А бомж беспардонно напирал, почти вваливаясь в квартиру.
- Не, с-серьезно. Ч-червонец – и меня тут не будет. Дай, а? А я  в-верну.
- Иди ты…, - Ольга ухватила первое, что подвернулось под руку –  щетку с длинной ручкой, и наставила её на  манер ружья на  попрошайку. – Еще шаг сделаешь, пришибу!
Она попыталась захлопнуть дверь, но незваный гость подставил ногу.
- Да-ай, - тянул своё бродяга, ударяя себя кулаком по груди. – Су… Сушит, вот тут сушит.   
Ольга в сердцах отшвырнула щетку, нашарила в кармане джинсов, висящих на вешалке, горсть мелочи, и, отсчитав два пятака, кинула их на пол у ног бомжа. 
- На, подавись! Чтоб у тебя от выпивки все кишки наизнанку вывернуло и узлом завязало!
- Во  с-спасибо, хозяюшка, - просипел пьянчуга, нагибаясь за монетами.
Ольга захлопнула дверь и приникла к глазку. Бродяга поднял с пола деньги, сунул их в карман, и, держась двумя руками за перила, спустился по лестнице. Хлопнула подъездная дверь, и Ольга облегченно вздохнула.

Два месяца спустя Ольга, совершенно позабывшая эту историю, возвращалась с работы домой.  На лавочке у подъезда, наблюдая за  играющими во дворе детьми, сидели две соседские старухи. Рядом с ними, провожая внимательным взглядом каждую проходящую мимо женщину, сидел мужчина лет сорока, в потертых джинсах,  футболке и китайских кроссовках. Ольга кивнула соседкам – «Здравствуйте!»,  скользнула беглым взглядом по незнакомцу  и вошла в подъезд.
- Здрасссии, - едва разомкнув губы, просвистели старухи, провожая  недружелюбными взглядами молодую женщину. Одна бабка толкнула мужчину локтем в бок. – Вона, пошла. Все ж, не связывался бы ты с ней, сынок. 
- Что так? – усмехнулся «сынок».
- Говорю ж, ведьма она, - таинственно и многозначительно скосив глаза, прошелестела другая ему в ухо.
- А, - неопределенно отозвался незнакомец и поднялся. – Ну, спасибо, баушки. 
Он поднялся на первый этаж и остановился перед дверью напротив лестницы. Поднял руку, подержал её над кнопкой звонка, нервно облизал губы и надавил пальцем пластмассовый  квадратик.
Ольга  едва успела разуться, как в дверь позвонили.  Отодвинув ногой Лиску с дороги, она открыла дверь.
-  Здравствуйте. Вы Оля?
Ольга удивленно  оглядела  незнакомого мужчину, стоящего по другую сторону порога. Ничего особенного – худощавый сероглазый шатен, выше среднего роста, с приветливым, хоть и  немного напряженным  выражением на лице. Одет  в  поношенную, но чистую одежду.
- Ну, допустим, я Ольга. А вы кто?
- Я… Простите… Я, - незнакомец замялся. – Меня Вадим зовут.
- И что?
- Я вам долг принес.
- Какой еще долг? – нахмурилась Ольга. – Вы ошиблись, гражданин.
Она собралась, было,  закрыть дверь, но Вадим, торопливо выудив из нагрудного кармана десятирублевую купюру,  выпалил:
- Я у вас десять рублей брал. На опохмелку, помните? – он стыдливо потупился. - Вот, принес. Раньше никак не получилось.
Тут только Ольга признала в нем настойчивого возмутителя её спокойствия. Она удивленно пригляделась к мужчине, и насмешливо фыркнула:
- Ну, анекдот. Вы их что, два месяца копили?
- Да нет, - качнул головой Вадим. – Я вообще долги всегда возвращаю. Любые. Просто  неудачно в больницу загремел, на целый месяц. Язва желудка. Это все спиртное, будь оно неладно. Сроду никогда не болел,  понимаешь, а тут…,  - он смутился от собственной болтливости, и протянул деньги. - В общем, спасибо.
Ольга смотрела на купюру, и чувствовала себя до ужаса неловко. «Язва? Ого. Н-да, перестаралась, это мне вперед наука».
  - Ладно, входите, - посторонилась она, пропуская гостя.
Вадим, нерешительно потоптавшись, переступил порог.
- Не стойте у входа. Проходите в комнату. Я чайник согрею. 
Лиска, усевшись на трюмо и обернув пушистым хвостом лапки,  внимательно  и ревниво наблюдала, как гость  разувается.
- Кис-кис, - позвал её Вадим и протянул руку, чтобы погладить. Кошка увернулась от его руки и спрыгнула с трюмо. Пренебрежительно оглядев гостя и  гордо подняв хвост, Лиска удалилась  вслед за хозяйкой.   Вадим хмыкнул - «Ишь ты какая».
- Проходите, не стесняйтесь, - послышался  голос Ольги. – Я сейчас.
- Спасибо, - откликнулся он, пригладил пятерней волосы и вошел в комнату.
Прислушиваясь, как Ольга позвякивает чашками на кухне, Вадим  присел на краешек дивана и, покусывая от волнения губы, стал рассматривать нехитрую обстановку:  раскладной диван, напротив дивана – сервант с книгами и дешевым хрусталем, цветной  отечественный телевизор на тумбочке, потертое кресло у окна, занавешенного белой капроновой тюлью. 
Вошла Ольга, и поставила на край журнального столика, накрытого светлой клеенкой, подставку, на подставку –  большой фарфоровый чайник.
- Осторожно, горячий, - чуть улыбнулась она гостю. – Сейчас чашки принесу. 
- Я помогу, - Вадим  вскочил, задев низкий столик коленом. Чайник накренился и  пополз с подставки.
- Ай! – Ольга шикнула, успев ухватиться за  горячий фарфоровый бок, и удержала злополучный чайник, едва не упавший на рыжий войлочный палас. – Нет, я уж лучше сама. 
Вадим покраснел, и мысленно обругал себя «неуклюжим жирафом». Ольга вернулась с кухни, изловчившись принести за один раз  чашки, сахарницу, пакет с печеньем  и булочками. 
- Так что, за знакомство?
- Угу, - смущенно кивнул Вадим, - за знакомство. Мне, вообще-то ужасно неловко, что я вот так вот…. И чайник еще этот.
- Да ладно, - махнула Ольга ладонью. – Печенье пробуйте. Я его в нашей кулинарке беру, вкусное.
Кошка запрыгнула на диванную спинку, и, устроившись позади Вадима, уставилась на него желтыми глазами. Хозяйка и гость сидели в тишине, не включив ни телевизора,  ни радио, молча пили чай, ели булочки и печенье.  Медленно клонящееся к закату солнце собирало с городка свой свет. Озорные лучики посверкивали  в черных волосах Ольги, прячась и не желая возвращаться домой.
- Налить вам еще чаю? – спросила она после второй выпитой гостем чашки.
- О, нет, нет. Спасибо.
Вадим  торопливо поставил чашку, и взглянул на  хозяйку. Мягким светящимся ореолом окутывая её фигуру, в  окно лукаво заглядывало солнце. Алый свет дрожащим маревом  скользил по  волосам, стекал по плечам.  У Вадима перехватило дыхание. Он, не отрываясь, смотрел на сидящую перед ним женщину.
- Оля, простите, -  хрипло выдохнул он. – Вы позволите… Можно мне… Я …
  - Что? – внутренне собравшись, подозрительно прищурилась Ольга.
- Простите мне мою наглость, - Вадим замялся, по-прежнему не отводя от неё глаз. - Можно  я вас… нарисую?
- Че-его-о? – всерьез изумилась Ольга.
- Такой свет, потрясающе просто! – в голосе гостя слышалось волнение и мольба. – Мне бы очень, очень хотелось нарисовать вас такой! 
- Ну, хорошо, - растерялась она. – А.. а как?
- Найдется у вас простой карандаш и лист чистой бумаги?
- Ватман подойдет?
- Вполне.
Удивленная и заинтригованная, заразившаяся волнением странного гостя, Ольга сорвалась с кресла. Она вытащила из письменного стола набор простых  карандашей,  листы ватмана  и, сдвинув в сторону посуду, сложила всё на стол.
- Ух, ты. Зачем вам столько? 
- Я  в конструкторском бюро работаю, на нашей фабрике.
- Так. Садитесь на своё место. Нет, ближе к окну. Да, вот так. Голову чуть вправо и вниз. Замечательно! Просто великолепно! 
Еще недавно такие неловкие,  пальцы гостя уверенно подхватили карандаш, и   грифель зашуршал по  бумаге. Ольга, не смея пошевелиться, искоса наблюдала за Вадимом. Её поразило выражение его глаз – они горели таким вдохновением! Он совершенно преобразился – вместо  потёртого бродяги-неудачника перед ней предстал Художник.   Карандаши сменяли один другой – Вадим даже не удосуживался взглядывать на марку, определяя степень мягкости стержня прикосновением пальцев.
- Вадим, - тихо позвала Ольга, впервые назвав своего нечаянного гостя по имени.
- М-м? – отозвался тот, не отрываясь от работы.
- Вы – художник, да?
- Что? – он недовольно вскинул  голову. –  Нет. То есть да. Оля, пожалуйста, потом! Ладно?
И столько в его голосе было значимости, что Ольга смутилась.   
- Хорошо, хорошо, - торопливо отозвалась она. – Извините. 
Подмигнув,  ушмыгнул в окно последний солнечный лучик. Вадим отложил карандаш.    
- Ну,  вот. Можете смотреть.
В его голос вернулись прежние стеснительные интонации, полыхавший в  глазах огонь уступил место прозрачной мягкости. Ольга  соскользнула с кресла, расправляя плечи и взглянула на рисунок. Никогда в жизни она бы не подумала, что при помощи простых карандашей можно создать подобное! 
- Это я? – не веря глазам,  спросила она.
- Что-то не так? - забеспокоился Вадим. – Не нравится, да? Я так  и знал, что не получится, давно уже… Но, знаете… такой свет! Я просто… просто…
- Да что вы! Это просто потрясающе! Нет, серьезно! Я никогда ничего подобного не видела.
- Правда? – обрадовался Вадим. – Я давно уж ничего не рисовал. А тут. Просто само так получилось. Вам правда нравится?
- Да, очень, - улыбнулась Ольга. – Я его себе оставлю?
- Конечно! Пусть это будет мой вам подарок. Так сказать, компенсация за то утро.
Они рассмеялись. Так, как смеются двое давних друзей.
- Тогда на неё  подпись поставьте. А то  бомжеватая картина какая-то, ничья.
- Нет, - почему-то нахмурился Вадим. – Пусть она будет только ваша, без клейма.
    - Какого клейма? – удивилась Ольга.
- Да, это я так, не обращайте внимания, - Вадим, как-то сразу сникнув, поднялся. -   Ну, мне пора. Утомил я вас изрядно, вы уж извините. Спасибо за чай.
- Не за что.
Они вышли  в прихожую. Лиска, уже перебравшаяся в прихожую и дремавшая на трюмо, приоткрыла один глаз,  потянулась и, спрыгнув, уселась у  кроссовок гостя. 
- Провожаешь? – Вадим протянул руку.  Кошка муркнула и потерлась о его ладонь. – Ты смотри-ка, соизволила! – усмехнулся  Вадим,  поглаживая пеструю шерстку. Лиска подняла мордочку  и заговорщицки подмигнула хозяйке. Ольга улыбнулась ей в ответ.
- До свидания, Оля, -  берясь за ручку двери, обернулся Вадим.
- Всего доброго, Вадим, - кивнула она.
- И вам тоже всего доброго.
- До свидания.
Потоптавшись на пороге, и делая вид, что возится с замком, Вадим обернулся.
- Оля.
- Что?
- Можно, я как-нибудь еще к вам загляну? Не беспокойтесь, я теперь работаю, и спиртного не пью больше. Просто… ну…
- Конечно, заходите, - улыбнулась Ольга.
- Правда?!
- Да. Приходите. Мне будет приятно вас увидеть.
- Спасибо, Оля! Я… Я.  До свидания!
Дверь за Вадимом закрылась. Ольга стояла, задумчиво глядя на закрытую дверь. По квартире медленно расползались сумерки.
- Ну, Лиска, что скажешь? – Ольга присела, почесывая кошку под подбородком.
- Мяу! – ответила та. – Мря-яу!
- Да ну тебя! – рассмеялась Ольга.
На следующий день, возвращаясь с работы, Ольга  зашла в канцелярский магазин. В пакете, который ей вручили на кассе, были акварельные и масляные краски, кисти, цветные карандаши  и  бумага.

-/-

По стеклу сбегали струйки воды. Альбина стояла в кабинете у окна, глядя на хмурое питерское  небо сквозь прозрачные ручейки.  Осенний дождь окрасил город в серый цвет. А может, ей это только казалось.   Может, просто не хватало красок новых, так и не нарисованных картин.
- Альбина Эдуардовна, к вам Самохин.
Голос секретаря отвлек её от скучных мыслей. Альбина отошла от окна, мельком взглянула в зеркало на стене,  и опустилась в глубокое кожаное кресло.
- Пригласи.
Дверь открылась, и детектив  вошел в кабинет. 
- Здравствуйте, Альбина Эдуардовна.
- Добрый день, Анатолий Сергеевич. Присаживайтесь. 
- Угу, спасибо. 
Самохин сел, поскрипел стулом, поёрзал и, положив локти на стол, посмотрел на сидящую перед ним женщину. Ему нравилось на неё смотреть. На неё было приятно смотреть. Всегда приятно смотреть на красоту. А Альбина была не просто красива - она  была… обворожительна. Именно такое слово пришло в голову Анатолия Сергеевича, когда он в первый раз увидел её.  Вообще-то Самохин предпочитал блондинок, но….  Да, эта женщина могла приворожить кого угодно. И его тоже. Но не хотела! Ей нужен был тот ненормальный. Сбежать от такой женщины!
Альбина отвернулась к переговорному устройству.
- Света, сделай нам кофе.
- Хорошо, сейчас.
- Какие новости? – Альбина взглянула на  детектива.
- Новости? – встрепенулся Самохин, и развел руками. – Никаких. Обшарил всю область, все прилегающие районы. Сделал запрос в Москву. Там он не появлялся. Как в воду канул.
- Плохо шарили, Анатолий Сергеевич.
- Плохо? – обиделся Самохин. – Между прочим, у меня всего три сотрудника. И уже полгода они занимаются тем, что разыскивают вашу пропажу. А все другие дела мы, так сказать, побоку!  И вот по этому боку как-то сильно бьет отсутствие средств.
- У вас материальные затруднения? Так и скажите. Я увеличу оплату.
- Дело не только в этом. Альбина Эдуардовна, поймите,  вся моя мелкая контора занимается только вашим делом. А конкуренты не дремлют, перехватывают наших клиентов. И когда мы  закончим с поисками вашего мужа, то рискуем вылететь с рынка.
Раздался стук в дверь, Самохин замолчал и оглянулся. Секретарша внесла поднос, на котором стояли  чашки с кофе, сахарница, блюдечко с печеньем и сливочник.  Поставив всё на стол, она тихо и быстро вышла.
- Так  вот, - проводив взглядом  секретаршу и оценив рисунок на её колготках,   детектив продолжил, - Альбина Эдуардовна, я сожалею, но не смогу больше вести это дело.
- Вас не устраивает оплата?
- Нет, нет, суть не в этом.
  - А в чём? Вы ведь работаете ради денег?
- Не только.
Самохин замялся. Подвинул чашку, бросил кусочек сахара, позвенел ложечкой, отпил половину.
- Хм, крепкий.
- Добавьте сливок.
- Нет, не люблю.
- Так в чём же дело?
- В квалификации.
- Не понимаю.
- Альбина Эдуардовна! На свете столько всего происходит!  Странного и загадочного, страшного и… Я из милиции ушел именно потому, что рутина задол… Простите. В общем, когда открывал своё агентство, предполагалось, что буду раскрывать настоящие преступления, а не гоняться по полгода за чужими мужьями.   
Он смутился от собственной смелости, и замолчал. Альбина смотрела на него, и он ничего не мог понять по выражению её лица.
- А хотите стать директором самого востребованного детективного агентства в городе? – вдруг спросила она.
- Кто же не хочет, -  улыбнулся Самохин. – Только не так-то это легко.
- Легко, - эхом отозвалась Альбина.
Самохин перестал улыбаться. На мгновение ему стало зябко, но женщина улыбнулась, и неприятное ощущение пропало.
- А действительно, Анатолий Сергеевич, - она заинтересованно прищурилась. – Увеличим штат, поднимем профессиональный уровень сотрудников, немного снизим оплату по сравнению с другими, дадим хорошую рекламу, и люди к нам потянутся. Я вижу, вы талантливый и целеустремленный человек. 
- К нам? – непонимающе свел брови Самохин.
- Вы меня заинтересовали. Как детектив тоже, - Альбина ясно улыбнулась Самохину, поднялась, прошлась по кабинету. - Я беру ваше агентство под своё покровительство.   
- Но я…
- Понимаю, несколько неожиданно, - она подошла сзади, и, положив руки на плечи, склонилась к его уху. Самохин сглотнул, вдохнув запах её духов, и ощутив, как мягкие  каштановые пряди  щекочут ему затылок.
- Я возьму небольшой процент за сотрудничество. А взамен вы получите то, что хотите – самые запутанные и интересные дела, известность лучшего сыщика, признание клиентов.  Деньги, наконец. Но решать надо прямо  сейчас.
У Самохина  кружилась голова. «К чёрту!». Он развернулся, протянул руки, обхватив плечи Альбины. Она продолжала улыбаться.
- Тебя не интересует, что я попрошу взамен? – прошептала она ему в губы. 
Она сказала «тебя»!   
- К чёрту условия! Я согласен! Согласен. На всё, если ты теперь моя!
- Не так, - Альбина  качнула головой. – Это ты - мой. 
Самохин потянулся к ней, приник к губам, закрыв глаза. А она, отвечая  на поцелуй, коснулась его лба  указательным пальцем. На мгновение, проступив сквозь  кожу,  под светлыми прядями его волос  загорелся непонятный знак, и погас.  Самохин вздрогнул, расцепил руки и поник.  Альбина вернулась в своё кресло, и в ожидании, пока детектив очнется, пригубила кофе. Наконец, он вздохнул, открыл глаза  и посмотрел на хозяйку.   
  - Возьми, - сказала она и протянула ему салфетку, - помаду вытри.
Самохин коснулся своих губ, немного нервно улыбнулся  женщине и взял салфетку.
- Иди. У тебя  теперь много дел.
- Да. Да, иду. А как же… Этот…
Он неопределенно покрутил пальцами в воздухе.
- Оставь, - без всякого выражения проронила Альбина. - Он сам себя найдет рано или поздно.  Не сможет сдержаться. И я его верну.
-/-

- Как же ты опустилась, - сокрушено покачала головой Виолетта. 
Ольга в коротком несвежем халатике  и с ободком на растрепанных волосах  бестолково вертелась по кухне, намереваясь напоить подругу  чаем.  Виолетта, теребя на пальце перстенек, вопросительно взглянула на Ольгу.
- У нас в эту пятницу сбор назначен. Придешь?
- Нет.
- Старшая про тебя спрашивала, почему давно не появляешься
- Некогда. Да и не хочу я больше. Нехорошо это как-то... по отношению к Вадиму.
- Нехорошо?! – Виолетта расхохоталась. – А ты, часом, крестик не носишь? Это тебя твой благоверный на путь истинный направляет?
  - Перестань, Виол. Он даже не знает, что я…. В общем, не приду я больше.
Виолетта  нахмурилась.
- Ну, совсем дошла.   Это, конечно, тебе решать, только против природы не попрешь. Засохнешь так, ты все ж ведьма!
- Не засохну. Меня есть, кому поливать,- усмехнулась Ольга. – Тебе надо, ты и лети. Ко всем чертям.  Тебе чай зеленый или черный?
- Оль, да не буду я ничего! – Виолетта с раздражением отодвинула  от себя  чашку.
- Почему? – Ольга с деланным удивлением подняла брови. А глаза говорили совсем другое: «Уходи быстрее». Виолетта поняла. Но  не встала.
- Потому. Потому, что все кончается на «у». Послушай, Оль, ты на себя когда в последний раз в  зеркало смотрела, а?
- А что?
- А то! – не выдержала подруга. – Выглядишь, как образина! Даже домработницы так не выглядят, а ты его жена! Жена бомжа. Даже не жена – сожительница. Сожительница и содержательница бомжа и альфонса. За два-то года мог бы и поработать хоть один день нормально. Тоже мне, ночной директор. Ты пашешь, как лошадь,  а он на тебе едет.   И вообще, мог бы и жениться.
- Не надо так о Вадиме, - тихо ответила Ольга и опустила глаза. В её голосе  Виолетта уловила  угрозу. – Я его люблю. И он тоже меня любит. Он работает. Он художник. Безумно талантливый, гениальный художник. У него скоро выставка в областной галерее. На его картины есть спрос, после выставки он выставит их на продажу.
- Ну-у? Прям в областной? Уж куда выше. Художник, - хмыкнула Виолетта. – Вампир он, вот кто! Пиявка! Все ж его картины твоей кровью нарисованы! Он не красками, он твоей силой рисует! От тебя вообще скоро ничего не останется! А ты не ведьма, ты – дура! Позволить себе унизиться до такой степени перед каким-то…!
- Уходи, - прошептала Ольга, не поднимая глаз.
- Что? – Виолетта поднялась.
-  Пошла отсюда.
- Дура.
Виолетта   выскочила в коридор,  подхватила  куртку. Обуваясь, крикнула:
- Я на тебя не в обиде, подруга! Будет хреново, звони, - и хлопнула входной дверью.   
Ольга опустилась на табурет, положила локти на стол и грустно задумалась. Иногда ей приходило в голову, что они с Вадимом могли бы и расписаться, как все нормальные люди, и что он мог бы проводить дома больше времени. Возникали  и прочие мысли житейского характера. Но, бывая в его мастерской и глядя на созданные им картины, она понимала, что с этим человеком нельзя жить обычной человеческой жизнью.  И, понимая это, внутренне печально улыбалась: «Ведьме захотелось человеческой жизни!». И она  жила для него и молча любила.
Те образы, что рождались под кистью Вадима, было бы неправильно назвать просто картинами. Это было как… как дар свыше. Дар от кого-то, кто сделал бывшего пьяницу, беспорточника  и бомжа своим избранником, и через него являл миру красоту.
  Вадим работал сторожем и по совместительству художником-оформителем в городском доме культуры, и там же, в небольшой комнате-бытовке в подвале, была у него мастерская. Свою небольшую зарплату Вадим всю до копейки тратил на краски.  Директор благоволил своему безотказному в любой работе сотруднику, и  одновременно лелеял мечту  о славе родного дома культуры как о родине нового гения. Это он помог Вадиму получить «добро» на персональную выставку в областной галерее. И Вадим по мере сил был благодарен, пропадая на работе целыми днями и подхалтуривая для директора. 
Задумавшись, Ольга не расслышала шагов, и вздрогнула, когда Вадим, тихонько подойдя, закрыл ей глаза ладонями. 
- Угадай, кто.
- Вадим! Ты меня напугал.
- Напугал? У нас дверь нараспашку, а я тебя напугал, - он рассмеялся и чмокнул Ольгу в щеку. – Проветриваешь, что ли? Горелым вроде не пахнет.
- Виолка заходила, видимо, неплотно закрыла за собой.
- А, эта стремительная рыжая нахалка, - Вадим включил воду, сполоснул руки. - Есть будем?
- Сейчас, - Ольга улыбнулась.
Она молча смотрела, как он ест. Вадим перехватил её взгляд.
- М-м?
- Вадим…
- Что?
- Почему мы не поженимся?
- Виолетта опять нашипела? Ты же знаешь, что…
- Да, я знаю. А развестись никак нельзя?
Вадим отложил вилку, нахмурился, помолчал.
- Оля, понимаешь… Я тебе не только свой паспорт готов отдать, сейчас я весь, целиком, только тебе и принадлежу. Я ни при каких обстоятельствах не буду встречаться с той,  потому что боюсь потерять тебя. И себя. Понимаешь?
- Нет. Но это не важно. А почему ты уехал оттуда?
- Там надо мной смеялся Сатана. А здесь мне улыбается Бог. Твоими губами.   

-/-

Звякнули ключи и Вадим, отряхивая  капли дождя с зонта и потопав ногами в коридоре, вошел в квартиру. 
- Ох, ну и погодка, - улыбнулся он выглянувшей в прихожую Ольге. – Даром что апрель!  Привет.
- Привет, - держа руки за спиной, загадочно улыбнулась Ольга. – А у меня для тебя сюрприз.
- Да? – Вадим стянул  с ног ботинки, бросил куртку на вешалку. -  Обожаю сюрпризы. Ну-ка, покажи. Ну, покажи, что там прячешь?
Он потянулся к жене, обнял за плечи.
- А-а, нет, - Ольга выскользнула, отступила на пару шагов и сложила губы бантиком. – Сначала поцелуй.
- Ах, так? Шантаж? – рассмеялся Вадим. – Ну, держись, шантажистка.
Он быстро шагнул вперед и  подхватил Ольгу на руки. Она взвизгнула, хохоча и отбрыкиваясь, а он целовал её  губы, шею, ямочки на щеках, глаза.
- Какая же ты у меня красавица, - зашептал Вадим, зарываясь лицом в выбившиеся из-под ободка черные волосы и жадно вдыхая  их запах. – Милая моя, счастье моё нечаянное.   
Не разжимая рук, он опустился на диван, провел рукой по Ольгиным волосам, высвобождая их из плена, коснулся  верхней пуговицы на халате.
- Погоди, - прошептала она. – А как же мой сюрприз?   
- М? – откликнулся он, колдуя над второй пуговицей. – Какой?
- Вот какой, - радостно улыбнувшись, Ольга  помахала  газетой. – Про твою выставку в «Комсомолке» напечатали! Смотри, и фотография твоя тут!
- Что?!
Вадим  выхватил из её рук газету, и впился потемневшими глазами в обведенную красным карандашом заметку.
- «Уральская находка».   «…состоялась выставка художника… новые открытия мастера кисти … полотна дышат непривычной для современности религиозностью…  Вадим….». 
Он побелел, и, уронив руку с газетой на колени, уперся невидящим взглядом в стену.  Увидев перемену в лице  Вадима, Ольга тихо сползла с колен мужа. Его губы шевелились, и Ольга различила в тихом шепоте:
- Кто их просил… Кто их…Я не хочу… снова…
Внезапно он вскочил, в ярости скомкал газету и рванулся  прочь из комнаты.
- Вадим! – Ольга бросилась вслед за ним, но входная дверь уже грохнула, с притолоки на черные волосы посыпалась штукатурка. – Ва-ади-им!!!
Она сидела на диване в полной темноте, одной рукой обхватив колени, а другой поглаживая Лиску, прижавшуюся к ней теплым боком. Она ждала. Ждала его, как много ночей до этого, когда Вадим оставался в своей мастерской на всю ночь, а то и на следующий день. Ольга уже привыкла к этому. Ночную тишину нарушало лишь тиканье часов, изредка – шум ночных автомобилей, проносящихся по дороге. Ей не было страшно или тревожно. Она спокойно ждала. Потом заснула, склонив голову на спинку дивана.
Телефонный звонок сдернул её с дивана, и Ольга метнулась в прихожую.
- Алё? Вадим! Ты когда…
Её прервал чужой женский голос.
- Здравствуйте. Вы Шевцова знаете?
- Вадима? –  сердце налилось бедой. – Это мой… муж. А в чем дело?
- Он в больнице, в первой городской. В реанимации. Приезжайте.
И положили трубку.  Ольга заметалась по комнате, хватая одежду, натягивая её на себя трясущимися руками. Лиска громко и жалобно замяукала, путаясь у неё под ногами. Ольга ногой отшвырнула её с дороги и выскочила из квартиры.
Возле двери с надписью «реанимация» стояли стулья. Там сидел мужчина с забинтованной  головой и подвешенной на повязке рукой. За другую руку его держала женщина с бледным, мокрым от слез лицом. Увидев бегущую по коридору Ольгу, мужчина нерешительно поднялся навстречу. Женщина за руку потянула его вниз, но он высвободился.
- Откройте! – толкнув дверь, и убедившись, что она закрыта, Ольга застучала в неё.  Меня к мужу вызвали! Я к Шевцову!
Мужчина рванулся к ней, ухватил за плечо.
- Простите, - голос его сильно дрожал. – Я его не видел. Темно уже было, а он… прямо по обочине.  И на дорогу! Не видел я его!
Ольга недоуменно  глянула на говорившего и снова принялась колотить в дверь. Потом поняла, повернулась к говорившему.
- Что?
- Не видел! Не видел я его! – как заведенный, твердил раненый. А женщина, повторяя  «не надо,  Саша!», все старалась оттащить его от Ольги. 
Открылась дверь, выглянула санитарка.
-     Кто тут шумит?
- Я к Шевцову! – бросилась к ней Ольга. – Пустите!
Врач у кровати покачал головой, и отошел в сторону. Ольга наклонилась над Вадимом, трясущимися руками погладила его по щеке, убрала со лба прядь волос. Слезы падали на его лицо, она вытирала их своими ладонями. Вадим открыл глаза.
- Господь смилостивился, - прошептал Вадим. – Не плачь, Олюшка. Это хорошо, что всё так. Это милость господня. 
- Какая же милость?! Что ты болтаешь?! Ты же…. Ты же умираешь!
- Это хорошо. Хорошо, милая. Зато жить буду, вечно с тобой буду. С Богом.  Олюшка, он помогает, ты держись его. Я ведь знаю, кто ты. Сразу знал. А ты держись. Милостив...
Ольга больше не смогла сдерживаться – заплакала в голос.
- Пойду я…, -  выдохнул Вадим, на улыбку  уже  не хватило  жизни.

-/-
- Альбина!
Самохин, держа в руках свернутую в трубку газету, вошел в кабинет без стука.
- Не занята?
- Я всегда занята, - недовольно взглянув на вошедшего, произнесла Альбина.
- Не сердись, дорогая, - Самохин присел на край стола. – Сегодня мне простительно. Я сегодня молодец.
- Говори.
- Какая же ты все-таки сухая и холодная, Альбина Эдуардовна, - усмехнулся Самохин. – Нашлась твоя пропажа. Только ньюанс один есть.
Он бросил газету с заметкой на стол перед Альбиной.  Та впилась глазами в обведенный зеленым маркером текст. Прочитала. Усмехнулась. Подняла взгляд на любовника.
- Какой еще ньюанс?
- Он умер. Позавчера. Несчастный случай.
И испытующе вгляделся в её лицо. Но Альбина даже бровью не повела. Только молча смотрела на него. Он терпеливо ждал.
- Мне нужны корреспонденты, Толя, - после долгого молчания, наконец, произнесла она. – Пара-тройка светских журналов. Телевизионщики обязательно. Адвокату я сама позвоню. Мне нужна максимальная цена.
- Ты его смертью спекулировать собралась? – скривился детектив.
Альбина недобро прищурилась.
- Он мне должен. И ты тоже. Не забыл? Завтра чтобы все знали! Весь этот протухший бомонд, половина которого тоже мне должна!
Самохин сжал губы и спрыгнул со стола. Выходя из кабинета, в который раз поймал себя на мысли, что сбежавший муж не был таким уж ненормальным,  когда сбегал. 
А Альбина, оставшись одна, еще раз перечитала заметку. Перечитав, швырнула газету в урну.
- Сбежал все-таки.

-/-

Голодная Лиска, пустой холодильник, пыльная квартира.  Виолетта, сокрушенно качая головой, выложила из сумки на стол хлеб и сосиски. Кошка умоляюще мяукала и терлась о ее ноги. Виолетта очистила сосиску и отдала Лиске.
- Кошку-то кормить надо, - с тихим укором произнесла рыжеволосая.
Поставив чайник, Виолетта прошла в комнату, и присела на диван возле Ольги.
- Оля, дорогая ты моя, - коснулась плеча подруги. – Сколько же так можно? Надо есть. Идем. Я с тобой посижу, чаю попьешь. Идем.
Виолетта потрясла Ольгу, лежащую на диване, за плечо.
- Я не хочу, - прошептала та. – Я ничего не хочу.
Виолетта молча посидела, потом тихо заговорила:
- Нельзя так. Сушишь себя. На выселках бабка есть, из наших. Сходи. Боль снимет, душу успокоит. Сходи, Оль. Она недорого возьмет.
Ольга качнула головой.
- Не хочу я. Да и денег нет, долги одни. Все на похороны ушло.
- Не беда. Я дам. Можешь не возвращать. Ты про деньги не переживай. Картины Вадима продать можно.
- Картины, - Ольга приподнялась на диване, глаза заблестели. – Пойдем в его мастерскую, Виол! Я хочу туда!
- Хорошо, - Виолетта обрадовалась Ольгиному энтузиазму. – Но сначала чай!

-/-

Возле ДК было людно и шумно. Ольга и Виолетта, пробираясь сквозь любопытствующую толпу,  с удивлением отметили присутствие людей с видеоаппаратурой и микрофонами. На микрофонах были логотипы популярных телевизионных  каналов. Корреспонденты  сгрудились  у крыльца,  внимательно  и сосредоточенно  записывая  чьи-то слова.  Недоумевая, Ольга подошла ближе и увидела, что интервью дает незнакомая женщина. Одетая  в элегантный черный костюм, дама  общалась с прессой привычно и с достоинством, разговаривала негромко и спокойно.
- Ого, - хмыкнула Виолетта, оценив наряд дамы. – Столичная штучка.
Возле дамы,  смущенный и польщенный вниманием, переминался с ноги на ногу директор дома культуры. А за директорской спиной  двое мужчин в костюмах держали картину Вадима. Другие картины  выносили из дверей ДК работники в голубой униформе и грузили в закрытый автофургон с питерскими номерами.
- Это что еще такое? – изумилась Ольга и бросилась к директору. – Извините! Олег Николаевич! Олег Николаевич!! Что случилось? Это что?
  Увидев Ольгу, тот замахал на нее руками и бочком-бочком  отодвинулся от дамы в черном.
- Здравствуйте, Оленька, - пряча глаза, пробормотал он, оттесняя Ольгу в сторону.
- Олег Николаевич, что это значит? Куда картины увозят?
- Оленька, вы не волнуйтесь. Тут такое дело – жена приехала. Забирает.
- Какая жена?
- Ну, Вадима Александровича. Понимаете? Из самого Санкт-Петербурга. 
Ольгу как током ударило. Ноги ослабели, и она, ухватившись за директорское плечо, взглянула в сторону корреспондентов.
- …  все эти годы. В этом был он весь. Бросить все ради призвания, и творить в безвестности и одиночестве. Но ни на один миг ни я, ни его близкие и друзья не забывали о нем. Больно сознавать, что его более нет с нами. Но его душа, его талант и свет, который он нес людям, навсегда останутся с нами. Я сделаю все, чтобы его картины увидели в лучших галереях страны и Европы.
Дама  замолчала, и на неё тут же обрушился шквал вопросов.
- Вадим Шевцов известен лишь в узком кругу любителей живописи. Вы собираетесь  познакомить с его творчеством  всю страну?
- Да.  Разве его произведения этого недостойны?
- Он сбежал из дома. Почему?
- В поисках вдохновения.
- Вы будете проводить эксгумацию?
- Нет. Он заслужил покой там, куда привела его судьба.
- Вы любили своего мужа?
- Конечно.
Ольга во все глаза смотрела на  говорившую. Этой женщины Вадим боялся больше всего. Он хотел, но не мог с ней развестись. Он не хотел её видеть. И не любил её.
- Я его жена, - по щеке Ольги скатилась слеза. -  Олег Николаевич! Вы же меня знаете! Вадим – мой муж! Она не имеет никаких прав на него!
- Оленька, - сочувственно вздохнул директор. – В жизни все бывает. Вы и Вадим прекрасная пара, я все понимаю. Дело житейское. Только у неё свидетельство о браке. А у вас – ничего. Вот и получается – у кого печать, у того и права. Извините, Оленька.
Директор оторвал Ольгины руки от себя, и вновь пристроился справа от миссис Шевцовой. В Ольге проснулась ведьма – своевольная, уверенная, решительная.
- Вы не имеете права! – громко выкрикнула она и рванулась к сопернице. – Вы не имеете права!
Дама изумленно оглянулась. Ольга подлетела к ней и выпалила:
- Вы не имеете права! Это не ваше!
- Во-первых, воспитанные люди сначала здороваются, - дама оглядела Ольгу. – Во-вторых - не кричите. Это - мое. А вы, видимо, и есть последняя пассия моего мужа.
- Я его жена.
- Импассбл. У него одна жена. Я.
- Вы не жена! Вы воровка!
- Сударыня, сбавьте тон! – зло прищурилась дама. - И усмирите свой провинциальный гонор. Вы не в торговых рядах. Знаете вы, что это?
Она указала в угол полотна за своей спиной. Ольга бросила туда взгляд, и заметила на холсте маленькую закорючку, сделанную красной краской.
- Знаю, - хмуро ответила Ольга. - Это авторский знак.
- Правильно! – улыбнулась дама. – Именно. Это не просто закорючка, это зарегистрированный авторский знак. Зарегистрирован он на Шевцова Вадима Александровича. На все полотна, помеченные этим клеймом, распространяется его авторское право, и право собственности. А так как сам Вадим Александрович распоряжаться ими более не в состоянии, то распоряжаться  этими картинами буду я, его законная супруга. Повторяю – законная. Еще вопросы есть? 
Ольга подавленно молчала.  Зато Виолетта отступать не собиралась.
- Мы на вас в суд подадим! – вскинув подбородок, она стала наступать на стоящую перед ними женщину. – У нас свидетели есть! Он с Ольгой жил, пока все это рисовал! Ел, пил и спал за её счет! Если б не она, окочурился бы в сточной канаве еще три года назад! Если власть не поможет, я сама вами займусь!
-  Он и так, как вы выразились, окочурился, - свела брови черная дама. – И еще вопрос, кто в этом виноват. Знаете, есть такая статья в уголовном кодексе – доведение до самоубийства. Мой вам совет – отойдите и не вмешивайтесь. И не смейте мне угрожать. Иначе не только летать, но и ходить не сможете. Я вас насквозь вижу. Вам со мной не справится. Никакими способами. Понятно?
Внезапно Виолетта поняла. Поняла и стушевалась. С ведьмами такого ранга она еще никогда не сталкивалась. Альбина удовлетворенно кивнула головой и развернулась, чтобы уйти.
- Это вы виноваты в его гибели, - тихо произнесла Ольга. – Я обвиняю вас. Не перед людским судом. Перед другим.  Он от вас сбежал. Он хотел развестись и жить со мной. Он ненавидел вас, а меня любил. Ненавидел вас и боялся. Вы сломали ему жизнь. Он хотел свободы от вас. Вы виноваты, что он умер. Ведьма!
Вдова резко обернулась и, схватив Ольгу за плечи, зашипела ей в лицо:
- Ведьма? Ведьмы – это ты и твоя подружка. А у таких, как я, названия в вашем лексиконе нет! Потому что вам в наш круг входа нет. Я – аристократия тьмы, а ты –  плебс! Что ты знаешь о его жизни, кроме последних трех лет? Его талант – это мой дар! А эти полотна – моя плата за потраченные силы! За усилия по вытаскиванию его из бесконечных запоев и депрессий, из сточных канав и постелей дешевых бесталанных шлюх вроде тебя! Он не мог быть свободным! Никто, обладающий талантом, не может быть свободным, понимаешь ты это?! Талант – это тюрьма, пожизненное заключение! Если бы он хотел быть свободным, он бы не стал писать! Не льсти себе, что давала ему вдохновенье! Ни на одной картине тебя нет.
- Вас тоже, - глядя ей прямо в глаза, парировала Ольга.
Альбина отшвырнула Ольгу от себя, и быстрым шагом направилась к своему авто. Погрузку уже закончили. Корреспонденты собирали свое оборудование. Директор дома культуры благодарно раскланивался с мужчиной в светлом костюме.
- Пойдем, - потянула Виолетта Ольгу за руку.

-/-

Виолетта подтолкнула подругу  к крыльцу.
- Она только тебя пустит. Иди. Я тут подожду.
Ольга, уставшая, похудевшая и неимоверно постаревшая за последние четыре недели, покорно стукнула в дверь. Дом бабки-ведуньи, к которой привела-таки её Виолетта тоску заговаривать, стоял на самой окраине Выселок. От Выселок до городского кладбища – рукой подать. На стук выглянула бабулька, беленькая да чистенькая. Кто другой принял бы такую за набожную христианку. Да ведь и про Ольгу никто ничего такого не думал. Дворовые бабки и те только из вредности ведьмой называли.
- Пришла, касатка,  - старушка распахнула дверь, впуская Ольгу, и кивнула Виолетте. – А ты тута подругу обожди. Не зима чай, не замерзнешь.
Ведунья проводила Ольгу в комнату, усадила на диван, сама села напротив.
- Дай руки-то, - взяла её ладони в свои. – Глазки подними. На меня глянь-ка.
Ольга нехотя посмотрела на собеседницу. Глаза у ведуньи были светлые и ласковые.
- Тяжело глядишь, Касатка, - покачала головой бабка. – Горе – камень. У иного душу, у иного сердце, а иного и самого  в землю вдавит. А ты просто гляди на меня. А я на тебя погляжу.
Глаза ведуньи затягивали. Ладоням стало горячо. 
- Любовь, - вздохнула бабка. – Таким как мы с ней тяжелей, чем простым бабам. У них сердце отходчивей. Бросил али увели?
- Погиб, - еле слышно прошептала Ольга. И заплакала. – Не могу я, бабушка. Помру я. Помоги.
Ведунья грустно покачала головой.
- Отпустила бы ты его. Не держи. Есть что-то у тебя, им даденное. Только  для тебя предназначенное. Есть?
Ольга вспомнила портрет, нарисованный Вадимом в первый день их знакомства. Он висел в комнате, в рамке за стеклом.
- Есть. Рисунок. Он меня рисовал. Дома висит.
- Портрет твой? Выкинь! – глаза бабки стали вдруг жесткими и злыми. – Сожги, порви! Али сама не чуешь?! Твоя душа в нем им заперта! Пока жив был, хранил тебя. Теперь с собой заберет. Поняла? Сничтожь портрет. Иначе и вправду помрешь. Иди! Иди!!
Бабка поволокла Ольгу к двери. И та, напуганная её криком и поспешностью, выскочила во двор, а оттуда на улицу
- Сничтожь портрет!! – кричала бабка вслед  бегущей Ольге. Виолетта припустила следом.
- Чего такое? Чего она сказала? - хватала рыжеволосая подругу  за рукав.
Ольга остановилась. Потерла ладонями лицо.
- Чушь она сказала, бабка твоя. Чтобы я Вадикин портрет сожгла. Дура. Это все, что у меня от него осталось. Остальное все та забрала.
Виолетта распахнула глаза.
- Точно! Правильно сказала! Все картины-то клейменные были, той принадлежат. А эту он для тебя рисовал. Твоей силой пользовался! Я ж тебе говорила! Домой, дорогая!
Виолетта схватила подругу и потащила к остановке.

-/-

Ольга нерешительно сняла портрет со стены, подержала в руках. Припомнила давний вечер в этой же комнате. Как вдохновенно он рисовал! Виолетта без лишних сантиментов выхватила из Ольгиных рук рамку, распотрошила её, и вытащила лист.
- Какая ты здесь… Что лучше? Порвать или сжечь, а?
- Я не знаю, - простонала Ольга и опустилась на диван. – Что хочешь.
- Оль, - присела рядом Виолетта, - я же для тебя стараюсь. Лучше сжечь, наверное.
Она ушла в кухню, принесла оттуда широкую тарелку, поставила на стол. Потом взяла портрет, и решительно разорвала его на две половины. Потом еще на две. Потом еще. Виолетта рвала ватман на мелкие кусочки, а Ольга плакала навзрыд, забравшись на диван с ногами. Потом все это было сожжено на тарелке дотла и смыто в раковину. Потом они долго сидели на диване поодаль, и не смотрели друг от друга. Потом Ольга заснула. Виолетта укрыла её покрывалом и ушла.
В полночь пошел дождь. Лил как из ведра, топя город. Ольга проснулась от грохота водяных струй о жестяной подоконник.  В комнате пахло жженой бумагой и сыростью. Она пролежала остаток ночи, слушая, как капает, шумит, стучит в окна вода. Промучилась в давящей тоске и без сна до рассвета. На работу Ольга утром не пошла. Первым автобусом она поехала  на кладбище.
Бредя  среди рядов свежих могил с крестами и пустых пока еще ям, она думала о том, где тут будет её место. В этот ранний час кладбищенский сторож еще спал. Самое время для ведьмы. Свежая насыпь над  могилой Вадима осела под напором весеннего тепла и дождевой воды. Виолетта настаивала на гранитном памятнике. Ольга не согласилась. Поставили крест.
- Здравствуй, Вадим, - присела Ольга на корточки, коснулась земли. – Я портрет сожгла. Прости. Только не помогает что-то. Твоя жена приезжала. Все забрала. У меня совсем ничего от тебя не осталось. Тебе Бог улыбался. А на меня, ведьму, он и смотреть не хочет. И вообще – нет его. Нет! И тебя нет!  Ничего нет! Докажи! Докажи мне!
Она поднялась с колен.
- Здесь нет Бога!!! Его нет!!! – Ольга ударила крест кулаком, вцепилась в него, тряся и раскачивая.  Размокшая осевшая земля выпустила просмоленное основание, массивный деревянный крест накренился, пополз вниз, и тяжело упал на Ольгу.

-/-

Вечером её нашел сторож. Вызвал скорую. Приехавший фельдшер сказал, что жива. Уложили на носилки и увезли в больницу. Сторож прочитал надпись на кресте. И, глядя вслед завывающей скорой, вздохнул: «Вдова, видать».
Пришла в себя Ольга на утро следующего дня. Рядом на стуле дремала  Виолетта.
- Виол, - шепнула  Ольга.
Та резко открыла глаза, поглядела на подругу и  шепотом, чтобы не беспокоить соседей по палате, закричала:
- Ты ненормальная! Идиотка! Ты не ведьма – ты дура! Выздоровеешь – убью нафиг!
И заплакала. Ольга  смотрела на неё и тихо улыбалась.
- Виол, хватит. Я же в порядке.
Виолетта показала ей кулак и тоже улыбнулась. В палату вошел врач – солидный дядечка со старомодной бородкой клинышком.
- А-а, вот и разрушительница могил очнулась, - кивнул он Ольге, усмехнувшись. - Крестовый поход оказался неудачным, я так понимаю. Я шучу, не обижайтесь. Как вы себя чувствуете?
Ольга прислушалась к себе.
- Нормально, вроде. А что у меня?
- Сотрясение мозга, что ж еще. Ну и простуда, само собой. На мокрой-то земле столько пролежать. Так ведь можно и в саму землю угодить, под такой же крестик.  Если себя не жалко, о ребенке б подумали, - с укором глядя на Ольгу, дернул бородкой доктор.
- Каком ребенке? – в один голос спросили Виолетта и Ольга.
Врач поднял брови. Потом присел на краешек кровати, и, взяв Ольгу за руку, с улыбкой произнес:
- Какого-какого. Вашего. Вы, милочка, беременны. Семь  недель сроку. Бога благодарите, что оба живы. А остальное мы вылечим.
Ольгу выписали через две недели. Посвежевшая, с румянцем на щеках, сошла она по больничной лестнице на залитый майским солнцем асфальт.  Виолетта ждала её у приемного покоя в такси.
- Давай сумки. Тяжеленные! Не поднимай, тебе нельзя. Ох, и понатаскала я тебе всего! Садись в машину.
- Виол, я не хочу, - Ольга улыбнулась. На душе было спокойно и легко. – Я столько времени в четырех стенах. Пройдусь пешком. Мне полезно. А ты езжай.
Виолетта подумала, погрозила ей пальцем, и, прыгнув в машину, умчалась.
Ольга  вдохнула пахнущий умиротворением и радостью воздух, и пошла домой. Отражаясь в свежевымытых  витринах, сверкая в струях фонтанов, бликуя на свежей зелени, ей улыбалось солнце. А, может быть, Бог?