Великолепные руины. Глава 4. 4

Начало на http://www.proza.ru/2010/11/23/5 - предисловие
http://www.proza.ru/2010/11/23/15 - глава 1
Предыдущая страница http://www.proza.ru/2010/11/27/1721


Последующие дни ничем не отличались от череды других дней в трактире. Вот только с чужеземцем происходило нечто странное. То ли порка на него так повлияла, то ли еще что.
Энтин, конечно же, считал все перемены в мальчике своей заслугой. Он был горд тем,  что все-таки не отступился и наказал строптивого слугу. А может, так он гасил в себе чувство вины за излишне суровое наказание.
- Давно надо было. Видишь, как шелковый теперь ходит, – поговаривал он матушке Тэнирь, которая отчитывала его за жестокость.
Один только Нирэй понимал, что его друг не просто присмирел. Мальчик даже подумывал, что Альмаир опять упал с коня и стукнулся головой. Только, если от первого удара тот стал не совсем нормальным, то от второго, наоборот, пришел в себя.
Нирэй не замечал больше пренебрежительности в речи спасенного некогда чужеземца и в его отношениях с людьми. Казалось, что Альмаир вдруг сразу как-то подобрел и стал обыкновенным, без всякого ореола величия, который то и дело витал над ним раньше. Особенно, если затрагивали его честь.
Понять разумом и описать словами все перемены, которые произошли с другом, мальчик не мог. Он просто чувствовал их. А еще ему казалось, что у того словно горе какое-то случилось. Иногда ему даже очень хотелось подойти к нему, обнять и подбодрить, но каждый раз он думал, что это все его воображение рисует ему картины внутренних страданий друга. Вероятнее всего, тот переживал из-за урона, нанесенного «его чести», как имел обыкновение высказываться раньше Алаир. Но, по мнению всех, это только пошло ему на пользу. Во-первых, тот наконец признал, что он не король, а во-вторых…
Во-вторых, Альмаир стал другим человеком.
Вот только отец почему-то не хотел этого замечать и хмурился каждый раз, когда видел слугу-чужеземца.


Боль от порки Альмаир переносил стоически. Следующим же утром он в положенный час вышел на работу к своему чану, ловя на себе косые взгляды остальных слуг.
Правда, со временем взгляды из косых стали заинтересованными. Это распространилось известие о ночном происшествии.  Все знали, что у Энтина рука тяжелая. Но наказанный старался сохранять непроницаемость. Не потому, что хотел спасти лицо. Теперь к подобным вещам он стал равнодушен. Какая разница, как выглядит человек внешне, если он ненавидит то, что находится внутри. И даже свисающая свободно рубаха его, всегда дотошно-опрятного и щеголеватого даже в рабочей одежде, не интересовала. Равно, как и вопросы королевской чести. Просто он не хотел, чтобы ему сочувствовали.
Он сам не сочувствовал себе.
Он нес наказание.
По счетам надо платить!
И он платил, даже не пытаясь избежать боли. С угрюмой решимостью он  исправно выполнял все поручения. Носил тяжести, мыл, скреб, прислуживал гостям, чистил овощи. Он собирался хоть чего-то достигнуть в жизни,  хоть в чем-то быть ответственным до конца.
После работы бывший король уходил и падал ничком на свой топчан в комнате для слуг, старался не шевелиться. Тогда боль утихала, но к горлу подкатывал комок. Лучше бы уж болело. Тогда, по крайней мере, не посещали бы эти уничтожающие мысли, своей холодной беспристрастностью бьющие сильнее, чем розга Энтина.
В часы отдыха к нему приходила матушка Тэнирь. Она смазывала вспухшие рубцы на его спине своим бальзамом, который приглушал боль и помогал затянуться ранам. Зря. Сам-то он к выздоровлению не стремился.  Но женщине, проявившей столько тепла и заботы, был безмерно благодарен. Не удивительно, что в эти дни они сблизились больше, чем за все время, прожитое Альмаиром в трактире.
А вот Нирэя он стал почему-то избегать. Дружба с искренним и благородным Нирэем казалась изгнаннику слишком щедрым даром, чтобы можно было его принять.
С матушкой Тэнирь было приятно беседовать.
Оказалось, они не совсем верно представляли себе друг друга.
Однажды Альмаир набрался храбрости и, нежно взяв морщинистые и грубые от работы матушкины руки, поцеловал их. Он был так благодарен ей!
- Вы сделали мне столько добра! – раньше он никогда ничего подобного не говорил. Не умел. И не считал нужным. - Я никогда не знал своей матери, но через Вас я как будто чувствую ее тепло.
Слова шли из глубины сердца. Он приоткрыл перед ней дверь, ведущую в душу.
Слезы потекли из глаз уже немолодой женщины при этом признании, и она стала гладить его по светлым волнистым волосам. А ему хотелось уткнуться лицом в ее шершавые ладони. Или сесть у ног, положив голову ей на колени, как это иногда делал Нирэй.
- Милый мальчик! Ты уж прости Энтина. Я знаю, что ты страдаешь, но такой у него характер. Он не плохой, но вспыльчивый. И порой не может контролировать себя.
От этих слез дрогнуло сердце. Он совсем не хотел ее расстраивать.
- Не переживайте так. Вы о боли? Так она только отвлекает меня. Да я ее и заслужил.


Матушка не понимала, о чем он говорит. Она думала о проступке Альмаира, о его бегстве с трудового фронта.
«Зачем так корить себя? Тем более, если ты уже наказан? - с недоумением думала она. - И стоит ли так убиваться из-за одного проступка?»
С мальчиком творилось что-то неладное. Можно было подумать, что он сам наказывает себя. Он упрямо работал, хотя ему стоило поберечься. Не удивительно, что раны на его спине не заживали. Даже несмотря на бальзам чудесного состава, рецепт которого достался ей по наследству от прабабки. Рубцы становились все краснее, и на них уже  нельзя было смотреть без содрогания.
- Энтин, ему нужен врач, – матушка настойчиво теребила мужа за обедом. - Ты посмотри на его спину.
- С чего это я буду смотреть на него? Он заслужил порку, а потому пусть терпит. Еще ни одному слуге мы не вызывали врача, хотя они наказывались гораздо чаще и сильнее.
- Может быть, Энтин. Но здесь – другое. У него может начаться воспаление. Иди, посмотри сам.
- Не выдумывай, милая. Это твоя доброта нашептывает тебе все это. Если бы у него была хоть одна серьезная рана, то он не смог бы работать, а лежал бы пластом на своем топчане. А легкое недомогание переживают все после порки. Не волнуйся. Ему это полезно. Ты заметила, как он сразу стал работать? Чуть ли не один из лучших слуг.
- Так тем более. Его надо поощрить, дать ему выходной и показать врачу.
- Нет, Тэнирь, дорогая. Ты не понимаешь. Стоит нам только пойти на поводу у прохвоста, как он тут же примется за старое, – мудро отвечал ей муж, тщательно пережевывая кусок свинины.
Матушка всплеснула руками.
- Энтин, ну почему ты такой упрямый? Или ты боишься посмотреть на дело своих рук?


Удар был ниже пояса.
Энтин действительно стыдился своей ярости, а потому успокаивал себя тем, что от неё произошло только благо. В припадке бешенства он бросил вилку и выскочил из-за стола.
Трактирщик был раздосадован и теперь злился и на матушку, и на нерадивого слугу, из-за которого попал в такое положение, и на нерасторопность остальных слуг, и на все на свете. Выйдя на кухню, он увидел там свою отраду – младшенького. Но и тот вызвал у него досадные чувства, так как опять крутился возле чужеземца.
- Нирэй, ты готов к встрече со своими учителями?
- Еще не совсем, отец, – мальчик посмотрел на него, видимо собираясь что-то сказать. Но Энтин не стал слушать.
- Так чего же ты стоишь здесь, вместо того, чтобы заниматься делом? – взревел он, грозно направляясь в его сторону.
- Но…
- Никаких «но». Быстро к себе в комнату.
 В такие моменты с ним лучше было не спорить. Нирэй это уже хорошо знал по собственному опыту. А потому молча подчинился, исчезнув из кухни.
Все слуги начали быстрей шевелить руками, стараясь выглядеть более прилежными. Но он, шумно выдохнув, круто развернулся и ушел.

Продолжение http://www.proza.ru/2010/12/01/976