Черное зеркало

Колючий порывистый ветер кружил ледяную пыль. Вокруг, сколько хватало глаз, огромными застывшими, как на фотоснимке, волнами простирался океан льда и снега. С каждой минутой обзор сокращался – на белую пустыню опускалась ночь. Скоро вместе с темнотой придет буря и превратит все вокруг в непроходимый водоворот снега. Безжизненный белый мир в этот час будто стремится очиститься от жизни, которая могла бы на нем появиться. Если человек хочет выжить, он спешит укрыться и не стать добычей хозяйки этих мест, ночной арктической бури. С начала времен это место рождало бури, которые несли страх и разрушения по всей планете.
Древний миф о ледяной земле, родине всех бурь, оказался правдой. Старый колдун стоял между двух высоких глыб льда, похожих на застывшие волны. Несмотря на сильный мороз, его лицо и руки, покрытые замысловатыми узорами, были открыты пронизывающему ветру. Легкие одежды и, намотанные поверх, шкуры животных едва спасали его от смертельного переохлаждения. Краска на коже примерзла, потрескалась, и каждое движение доставляло старику страдания. Он игнорировал боль и холод, все внимание колдуна было сосредоточенно на небольшом, около метра в длину, свертке, лежавшем на примитивных деревянных санях.
Плотно обмотанный потемневшей от грязи тканью предмет покрывали замысловатые символы, нанесенные на нее известью, кусок которой старик держал в руке. На родине колдуна этот известняк считался практически бесценным. Для получения даже того небольшого куска, который он держал в руках, потребовались тысячи принесенных в жертву пленников. Уже много дней экономно, но с большой аккуратностью, старик обновлял узоры на свертке. Замысловатый рисунок на грубой материи был единственным средством удержать ее содержимое внутри.
Колдун помнил день, когда в его родном городе пропал первый юноша. За ним были сотни, потом тысячи жертв, до тех пор, пока с помощью сил старше самого Кецалькоатля старику удалось загнать зло в покрытый древними символами сверток. Здесь в стране льда древнее зло бессильно. Вода - основа его силы, тверда как камень, но до тех пор, пока по близости есть хоть один человек никто не может чувствовать себя в безопасности.
«И для чего боги породили на свет эту мерзость?» Старик передернул окоченевшими плечами и нанес последний символ на сверток.
Затем были долгие месяцы пути по суше и по воде в специально построенных больших лодках. Он помнил каждый день изнурительного путешествия. Сотни раз обновлялся узор на ткани, и каждый раз старик просил Аколмистли* дать ему достаточно времени. Стоило старому сердцу не выдержать тягот пути, и заточенное в свертке зло попало бы в большую воду, обрекая все живое под солнцем и луной на медленное и мучительное вымирание.
Губы колдуна шептали слова на языке его предков, руки, доведенными до автоматизма движениями, наносили на сверток едва различимые в густеющей тьме символы. Спустя час все было готово. Старик позвал двоих молодых сильных воинов, приказал им нести сверток, и начал медленный и опасный спуск в узкую расщелину. Метр за метром они продвигались в кромешной темноте. Когда воздух стал настолько холодным, что каждый вдох причинял боль, старый колдун остановился. Резким жестом руки он отпустил воинов, которые, не скрывая облегчения, начали подниматься обратно, а сам замер в ожидании.
Еще одно предание должно подтвердиться, иначе старику придется сделать все самому и ценой своей жизни. Он был готов к этому с самого первого дня, когда развязал войну с древним злом. Больше всего пугала не смерть, гораздо страшнее было не справиться. Если сверток останется здесь, то останется шанс, что его содержимое вырвется наружу, а на достаточную глубину человеку никогда не спуститься. Уже здесь, в нескольких десятках метров ниже поверхности, воздух стал похож на густой кисель, и каждый вдох впивался в легкие сотнями мелких иголочек.
Старик не знал, сколько прошло времени. Используя тайные техники, передаваемые в их роду от отца к сыну, он впал в транс, сохраняя максимум тепла и энергии в своем истощенном теле. Только потрескавшиеся губы продолжали бормотать слова древнего языка, на котором говорят сами боги.
По потолку скользнула тень, следом еще одна, но уже по стене. Колдун вздрогнул и попятился. Отступать было слишком поздно. Из темноты одна за другой возникли пять жутких теней. Огромные около трех метров в высоту чудовища больше всего похожие на летучих мышей, возникли ниоткуда, словно материализовавшись из ледяной пыли и густого обжигающего воздуха. Ближайшая к старику тварь подалась вперед и зашипела.
Спохватившись, колдун громко, произнес слова, которые можно произнести вслух только один раз в жизни. Так было написано в древних рукописях единственном источнике знаний и оружии против врага жизни. Гигантские нетопыри замерли прислушиваясь. Старик выкрикивал слова, забыв про горящие легкие, и обмороженные конечности.
Рисунки, нанесенные на куски кожи, рассказали ему о загадочном народе, с которым столкнулись его предки, пытаясь пересечь ледяную пустыню. Эти существа единственные чье существование не связанно с водой, и они единственные, кому не страшен пленник тряпичного свертка. Предки колдуна признали, что ледяная земля не место для людей и оставили ее существам способным на ней выжить.
Он говорил на языке богов понятном любому живому существу. Старик умолял ледяной народ забрать сверток и укрыть его как можно глубже подо льдом там, где ни люди, ни боги не смогут до него добраться. В знак благодарности он предлагал им десяток корзин набитых заледенелыми человеческими костями, которые молодые воины аккуратно спускали сюда несколько предыдущих часов. В рукописях, завернутых в сверток, говорилось, что кости единственное, чем можно задобрить хозяев ледяных лабиринтов. Напоследок колдун добавил, что он единственный, кто знает их тайну, и она умрет вместе с ним.
Несколько минут монстры не двигались, издавая шипящие и щелкающие звуки. Затем ближайший к человеку нетопырь подался вперед и резким движением перепончатой когтистой лапы оторвал ему голову. Еще двое бросились вверх по расщелине туда, где группа молодых воинов с ужасом прислушивалась к загадочным звукам, доносящимся из глубины.
Из темноты возникли ползущие по стенам и потолку тени, когтистые лапы ухватили тела, корзины и сверток и исчезли в ледяном мраке. Единственным доказательством невероятных событий развернувшихся тут минуту назад остался застывший на стене расщелины фонтан алых брызг и моментально замерзшая лужа крови на полу. Сделка состоялась.

Одиночество и смертельный холод – к такой пытке привыкнуть даже божеству. Сначала его сковывала древняя магия, потом добавился парализующий холод, но рано или поздно люди ошибутся, в этом Амокуалиатль* не сомневался. Пища не может вечно пленить хищника. И тогда он не насытится и не остановится до тех пор, пока во Вселенной есть хоть капля жизни. Злобный дух веками репетировал свое кровавое освобождение в созданной им вселенной, внутри скованного вековыми льдами свертка.
Могущественное воображение демона создавало миры, в которых он мог править безраздельно. Целые народы топили друг друга в крови. Великое множество раз он восходил на трон своего вымышленного мироздания по горам трупов, ввергал целые миры в кровопролитные войны, морил миллиарды людей голодом.
Иногда он пользовался своим божественным могуществом, чтобы выглянуть наружу. Бесчисленное множество людей, огромные города, буйство растительности, словно в искривленном зеркале с множеством серебристых бликов, представали перед взором демона. От этого злой дух испытывал ярость, и предвкушение страшной мести переполняло его.
Скоро не осталось способов уничтожения жизни, до которых не додумался бы изощренный ум демона, и тогда Амокуалиатль топил свою скуку и боль в воображаемой крови отдельных живых существ. Он разрывал своих жертв голыми руками, вырывал и пожирал их сердца, ходил по колено в еще теплой крови, развешивал на своей шее ожерелья из их внутренностей. Их боль и страдания, пусть и воображаемые, наполняли его силами. Брызги густой алой массы разлетались в воздухе, переплетаясь с криками боли и ужаса. Но потом приходило отрезвляющее понимание того, что все это иллюзии – теплые реки крови сковывал лед, сладкие еще бьющиеся сердца превращались в ледышки, а боль и муки жертв оказывались его собственными. Тогда вопль ярости наполнял старый тканевый сверток, и древние символы едва светились в холодной бездне.

Гидравлические резаки вгрызались в толщу многовекового льда, постепенно высвобождая тысячетонную глыбу прямоугольной формы. Воронка, наполненная техникой, казалась уродливой язвой на великолепной в своем однообразии поверхности ледяной пустыни. На дне ровными рядами располагались два десятка ледяных кубов различной степени готовности. К карьеру вел широкий канал, пробитый от чистой воды почти к самой выработке.
Тим Эйсер смотрел на, копошащиеся на дне карьера механизмы, через прямоугольный иллюминатор административного здания. Построенное в форме трехэтажного цилиндра, на склоне почти у самой вершины, оно только увеличивало диссонанс с окружающей природой.
С завода, расположенного в пустыне, уже подтвердили заказ на десяток ледяных кубов. Через час по каналу один за другим зайдут пять тримаранов, которые доставят груз почти без потерь драгоценной влаги в Дубаи. Там лед растопят с помощью горячего пустынного воздуха, а высвободившийся холод используют в системах кондиционирования. Тим занимался этим бизнесом всю свою жизнь, но не переставал восхищаться способностью человека при помощи изящных инженерных решений превращать самые неприветливые части планеты в райские уголки.
Первый из пяти тримаранов вошел в канал и направился к карьеру. Эйсер натянул тяжелую шубу и вышел наружу, чтобы лично возглавить погрузку. Бонни, трехлетняя сука лайки, повизгивая, протиснулась в дверной проем следом за ним. На базе все уже давно привыкли к постоянной спутнице руководителя проекта, за время, проведенное здесь, она стала чем-то наподобие любимого талисмана полярников. Каждый норовил потрепать ее по голове или угостить вкусненьким. Бонни благосклонно принимала все знаки внимания.
Эндрю Блейк озадаченно топтался вокруг третьего из двух десятков готовящихся к погрузке кубов льда. Появление своего босса он встретил с нехарактерным для него энтузиазмом. Тим работал со своим старшим бригадиром слишком много лет чтобы не понять: сейчас на него переложат ответственное решение. Вместо приветствия Эндрю сунул ему в руки морозостойкий планшет.
- Полюбуйся, - Блейк большую часть жизни провел в морских походах на военных кораблях и всегда был немногословен. В усы бригадира, торчащие наружу, набился снег, слипся с маской-шапкой, образовав вокруг глаз белый овал. Помимо этого отличить его среди множества фигур в пуховиках, можно было только по низкому росту и непропорционально широким плечам.
- Что случилось? – Тим вернул ему планшет с понятными только специалистам данными, он без напоминания знал, что площадка – территория инженеров и рабочих и, что без их помощи ему не справиться с работой, но технические специалисты никогда не упускали шанса напомнить об этом.
- В монолите что-то есть.
Ритуал приветствия руководителя проекта на площадке был окончен, и удовлетворенный бригадир повел Эйсера к глыбе льда, с которой возникла проблема. Тим шел молча, не желая доставлять инженеру дополнительное удовольствие глупыми вопросами.
На вид десятитонный куб льда выглядел вполне обычно. И проблема не могла заключаться в трещине или пустотах внутри. В таком случае глыбу просто разделили бы на более мелкие части и отправили другим способом транспортировки. Скорее всего, это «находка». Такое случалось не часто, но бизнес страдал даже от небольшой находки, а если это какое-нибудь серьезное археологическое открытие. Тим тоскливо посмотрел на кусок льда – видимо технической терминологии не избежать.
Блейк уже тянул за собой одного из технических специалистов, имена которых Эйсер все время путал. Настроение руководителя проекта стало еще хуже.
- Это Джиджо Куриан, наш специалист по ультразвуковому видению, мы зовем его Джи.
Джиджо, индусское происхождение которого можно было различить даже через узкую щель в маске, протянул Тиму руку в рукавице.
- Пойдемте, это проще показать, чем рассказывать.

Профессор Набатов не страдал психическими заболеваниями сверх обычных причуд и рассеянности крупного ученого. О голосах в его собственной голове и речи быть не могло. Тем не менее, второй час подряд сначала тихий неразборчивый шепот, а в последние минуты уже довольно разборчивый голос в его голове повторял: «…calaquiloya… amiquiliztli…
Больше всего Валерия Дмитриевича смущало то, что значение странных слов было ему хорошо известно: " …заключенный в тюрьму... жажда…", но это совершенно ничего не объясняло. Древний язык ацтеков, науатль, входил в длинный перечень специализаций ученого.
Ко всему прочему, найденные свитки не поддавались расшифровке, и коллеги из разных стран, все как один, затруднялись опознать диалект, на котором составлен текст.
Сам артефакт представлял собой подобие мумии, содержащей в себе вместо человеческих останков идол, наверняка, принадлежащий ацтекской культуре, в этом коллеги профессора тоже были единогласны. Но никто, включая профессора, не мог определить, какое из божеств ацтекского пантеона он изображает.
Анализы еще не вернулись из лаборатории, но, по мнению ученого, метровая статуэтка была изготовлена из обсидиана. В правой руке идол держал зеркало изготовленное из того же вулканического минерала.
Это натолкнуло Набатова на поразительную догадку - это могло быть еще неизвестное изображение Тескатлипока*, одного из величайших богов ацтеков, чье имя переводится как "дымящееся зеркало".
Против этого предположения у профессора было несколько возражений. Во-первых, этот бог никогда не изображался подобным образом, а выдвигать предположения, исходя только из зеркала и обсидиана, было бы не научно.
Во-вторых, появление ацтеков в Антарктиде представлялось ему маловероятным Валерию Дмитриевичу, и он всерьез опасался подделки.
В-третьих, ткань, в которую был замотан идол, покрывали частично уцелевшие надписи на том же языке, что и на кожаных свитках найденных внутри, и единственное слово на науатль*, которое поддавалось переводу: «Amoacualliatl» - «плохая вода», ничего не говорило об их происхождении.
Несколько часов назад, разглядывая идола, Набатов с удивлением обнаружил, что зеркало в руке крутится. С величайшей осторожностью профессор начал его вращать, в надежде найти на внутренней поверхности хоть какой-то намек на разгадку. В тот момент, когда зеркало сделало полный разворот, раздалось тихое шипение и Валерию Дмитриевичу показалось, что его внутренняя поверхность состоит из дыма, затем раздался шепот больше похожий на шипение или шумный выдох: " ic-с-с-cen"*, и ученый потерял сознание.
Когда Валерий Дмитриевич очнулся, то первым делом обратился к врачам, но никаких следов токсических веществ обнаружить не удалось. Более того, пропали все признаки нескольких хронических заболеваний, которые мучили ученого много лет.
Исчерпав все доступные способы диагностики, врачи предположили, что ловушка с ядом в идоле, возможно была, но за прошедшие сотни лет токсины утратили свои свойства. За неимением других версий, профессор согласился с медиками и вернулся к работе.

Крик ужаса пронесся по темной комнате, многократно отразился от звуконепроницаемых переборок и засел в голове у, сидящего на кровати Эйсера. Его пижама пропиталась потом, и на лбу выступили крупные капли. Тим слушал бешено колотящееся сердце, и тщетно пытался убедить бьющийся в ужасе разум, что кошмар – это просто сон, который уже закончился.
Этой ночью, во сне Тим Эйсер убил человека. Просто страшного сна было бы недостаточно, чтобы так напугать взрослого полярника. Ужас на него наводило удовольствие, которое доставляло убийство.
Жертва успела проснуться и узнала его. Тим видел, как удивление на ее лице сменилось улыбкой, потом опять вернулось недоумение, за ним испуг, страх, ужас, боль, мольба. Читая в ее глазах как в кулинарной книге, убийца выбирал, какой будет следующая маска на лице жертвы, затем пробовал ее на вкус, наслаждался и переходил к следующей. Жуткое пиршество длилось не один час.
Все это время Тим одновременно был и испуганным наблюдателем и безжалостным садистом. Все вокруг выглядело неестественно, предметы, словно отражения в ярко освещенном зеркальном зале, то перемещались в неожиданных направлениях, то скрывались под серебряными бликами отраженного света. Вокруг не было ничего постоянного, все менялось, переливалось, сверкало зеркальным серебром. Он бродил, оставляя повсюду кровавые следы, отпечатки рук, разводы.
Эйсер сам не заметил, как оказался снаружи. К его удивлению холод не убил его, а принял в свои объятия. Тим шел по снежной пустыне неопределенное количество времени. Вокруг тоннами невесомых снежинок кружила буря, в которой одинокая человеческая фигурка смотрелась совсем нелепо. Белые водовороты не сбивали Тима с пути, будто кто-то сильный и неподвластный стихии вел его за руку.
Из снежной мглы появился разлом во льду. Не колеблясь ни секунды, мужчина начал спускаться вниз. Спустя десяток метров, навстречу пробежали двое смуглых мужчин в странных одеждах похожие то ли на индейцев, то ли на африканских дикарей. Поверх легкой одежды на их тела были намотаны грубо обработанные шкуры животных. Испуганно оглядываясь, мужчины пробежали мимо, даже не взглянув на Тима. Он проводил их удивленным взглядом, и продолжил спуск.
Вскоре впереди возник темный силуэт. В тот же момент сквозь завывание ветра стали слышны странные слова, произносимые нараспев. К своему удивлению, Эйсер понимал этот язык. Он словно знал его всегда. От певучего голоса, разносящегося по расщелине серебристые блики в глазах Тима стали ярче. Теперь фигура впереди стала четко видна и сверток, лежащий на ледяном полу перед ней, начал светиться множеством символов. Горящие надписи тоже показались мужчине знакомыми, более того он их ненавидел.
Эйсер почувствовал приступ ярости. Ничего общего с садистским упоением, которое он испытывал убивая. Его злость, казалось, могла бы растопить весь лед на сотни километров, стоило ему пожелать. Но у нее была другая мишень – спина поющего человека.
Тим уже подался вперед, чтобы напасть на врага, которого ненавидел как никого в своей жизни, хотя даже не знал его имени, когда на потолке и стенах появились тени. Его парализовал страх. Ледяной, лишающей воли ужас сковал каждую клеточку его тела. По сравнению с этим испугом, все, через что прошла его сегодняшняя жертва, было легким щекотанием нервов.
Одна из теней с невероятной легкостью обезглавила поющего человека. Но при виде катящейся головы и фонтанов крови поливающих ледяные стены, Тим не почувствовал радости – он только что понял, что будет дальше. Одна из теней схватила сверток, лежащий на полу, и утащила в темноту. Остальные бросились к парализованному страхом мужчине. Темная туша налетела на Эйсера, и он почувствовал себя скованным по рукам и ногам, уже не страхом, а какими-то гадко пахнущими тряпками. Сквозь ткань Тим видел уже знакомые тускло светящиеся символы, будто отраженными в грязном зеркале – он был внутри свертка, который безымянные тени тащили в ледяные глубины. С каждой секундой становилось все холоднее, и скоро он перестал понимать, что не дает ему пошевелиться: страх, обмотанные вокруг тела тряпки или плоть уже превратилось в кусок льда.
Тряска продолжалась, и становилось все холоднее, наконец, Эйсер почувствовал, что у него в груди нарастает крик ужаса, который вот-вот вырвется наружу. Тим кричал как никогда в своей жизни. От его животного вопля страх и холод отступили, а грязные тряпки со светящимися символами разорвались на куски. Разбросав в разные стороны одеяла и подушки, Тим Эйсер подскочил в своей кровати и проснулся.

Кофе не лез в горло – трудно что-либо есть, когда у тебя перед глазами собственные внутренности и чужая рука с твоим, еще бьющимся, сердцем. Монику Липски передернуло. Этой ночью ей снилось, что ее убил Тим Эйсер, и не просто убил, а медленно и мучительно разрезал на куски и заставил на все это смотреть, разместив вокруг множество зеркал. Они кружили, сверкая серебристыми бликами, и в каждом отражались ее боль и радость мучителя. И еще этот фокус вырванным из груди, но еще бьющимся сердцем, и где она только этого набралась. Моника решительно поставила чашку на стол и направилась к выходу – мороз и работа точно приведут ее в чувства.
В дверях она буквально налетела на Эйсера. Красные глаза, мешки под глазами и жеванная пропитанная потом пижама, Тим выглядел хуже любого кошмара. Короткое мгновение они смотрели друг на друга, потом молча развернулись и бросились в разные стороны. Через мгновение хлопнули двери туалетов в разных концах коридора.
- Что это с ними? – в столовую, недоуменно оглядываясь, зашел Джи.
Набатов молча пожал плечами, не отрывая носа от своей овсянки. Остальные полярники тоже промолчали, уткнувшись в тарелки. В воздухе повисла непривычная для этого места тишина, все ели молча. Не было характерных для завтрака на станции шуток, смеха, звона посуды. Казалось, каждый хочет как можно быстрее поесть и уйти.
Профессор не был исключением. После вчерашних событий ему мучительно хотелось покинуть не только столовую, а по возможности планету. Валерию Дмитриевичу приснился сон. Все будто происходило наяву, только странное ощущение словно смотришь на мир сквозь воду или зеркало: постоянно перед глазами проскальзывают блики света, переливаясь серебром.
Во сне он вдруг понял, что за идола они нашли во льдах, что означают надписи на ткани и кожаных свитках, а главное он точно знал, что нужно со всем этим делать. Проснувшись, профессор не помнил, что именно рассказали ему древние символы, но разгадка таилась внутри идола. Валерий Дмитриевич четко помнил, как в своем сне пробовал до нее добраться. Попытки просверлить или разбить статуэтку не увенчались успехом, тогда он просто сунул ее в пресс для дробления льда. Механизм поломался, но зато идол, наконец, треснул. Внутри оказалась жидкость, которая пролилась на пресс, а потом на пол. Профессор попробовал жидкость на вкус – это была обычная вода. Можно сказать, что это глупый поступок, но во сне этот метод показался ему единственно правильным.
В тот момент серебристая пелена словно схлынула с его глаз. Набатов стоял в пижаме напротив поломанного пресса для льда. Между пластин механизма застряли черные обломки – все, что осталось от бесценного древнего артефакта. Никакой жидкости ни на пластинах, ни на полу не оказалось. Валерий Дмитриевич почувствовал, что его сердце увеличивается в размерах так, что вот-вот лопнет. В глазах потемнело, ученый уперся спиной в стену и медленно сполз на пол.
Он очнулся у себя в комнате на кровати. Кружилась голова, немного пересохло в горле, в остальном он чувствовал себя нормально. Первым делом профессор бросился в лабораторию и во второй раз чуть не лишился чувств – идола на месте не было. Совладав с собой, он побежал к прессу для льда. Устройство было поломано, но ни одной крошки обсидиана найти не удалось.
Пребывая в полном замешательстве, Набатов даже не проинформировал никого о случившемся. Он просто переоделся и пошел завтракать в нелепой уверенности, что все это либо плохой сон, либо чья-то глупая шутка, поэтому лучше не торопиться с действиями и подождать. Эта мысль немного успокоила ученого, но желание оказаться как можно дальше от этого места его не покинуло.

Картошка оказалась холодной, а яйца пережаренными. Забытая вилка так и осталась торчать в холодном пюре, а Джиджо Куриан тоскливо смотрел на кружащие за окном снежинки. Он совершенно не понимал, что происходит со всеми на базе, включая его самого. Люди, которых он хорошо знал и которым привык доверять, словно посходили с ума. Никто не хотел разговаривать, в коридоре полярники шарахались друг от друга. Только что Тим и Моника, которые уже второй месяц строят друг другу глазки, разбежались как ошпаренные.
Сам Джи, серьезно занимающийся различными направлениями йоги, привык точно знать, что происходит с его организмом и душей. Вчерашний сон был первым сновидением за последние несколько лет, которое Куриан не смог объяснить.
Ничего особенного в его сне не случилось. Джи просто бродил по спящей базе, пока не понял, что у него есть срочное дело. Спустившись на первый этаж, он взял плотный мусорный мешок и пошел к машине для колки льда. Как и следовало ожидать, почему «следовало» спящий индус не понимал, пресс оказался сломанным, а его пластины и механизмы были забиты осколками чего-то черного похожего толи на стекло, толи на камень. Джи собрал все до последней крошки в мешок, оделся и вышел наружу. Рискуя оказаться в воде, он забрался на край канала пробитого для тримаранов и бросил мешок в воду. На обратном пути, мимо него прошел Тим Эйсер в окровавленной пижаме. Проигнорировав индуса, он направился вглубь Арктики и скоро исчез из виду.
Казалось бы, во сне можно совершать и более бессмысленные действия, но Куриана смущали две вещи. Во-первых, весь сон он смотрел через какое-то кривое зеркало, которое постоянно бликовало и переливалось серебристой рябью. Это было необычно для индуса, сновидения которого вообще редко отличались от реальной жизни. И, во-вторых, еще до сна, во время медитации Джи одно за другим посещали видения, которые он хотел бы забыть навсегда. Он списал бы все это на усталость, но, пройдясь утром по базе, понял, что вокруг творится что-то неладное.

Злобный Амокуалиатль ликовал. Спустя столько веков час расплаты для людей наступил. Сейчас рядом с ним была жалкая горстка этих жалких тварей, но их было гораздо больше за большой водой, которая простиралась вокруг. Демон мог бы убить всех сразу, но не хотел лишать себя удовольствия. Теми людьми, которые у него под рукой он насладится сполна, а потом дойдет дело и до остальных.
Затаившись в одном из них, Амокуалиатль принялся плести черную паутину, несущую всем гибель, а ему наслаждение мести, которого он так долго ждал. После нескольких поражений и долгого заточения демон в первую очередь избавился от единственного действенного оружия против него. Когда мешок c осколками его бывшей темницы исчез в темных водах, жестокое божество ликовало.
С тех пор как его создатель черный Тескатлипока извлек злобного духа из своего дымящегося зеркала в тот момент, когда в нем отражался Атлуа добрый бог воды, Амокуалиатль стал воплощением гнева водной стихии, но это длилось не долго. Как случалось много раз до этого, черный бог обманул белого. Созданный ими дух был зеркальным отражением Атлуа, но не захотел служить доброму божеству. Очень быстро злобный демон стал ненавистен не только людям, но и богам. Тогда небожители научили жрецов как его пленить. Подаренные ими рукописи содержали в себе способ победы над темным духом, и обладали силой, не дающей ему вырваться на свободу.
Люди воспользовались даром богов, но выполнили не все их наставления. Не решившись на путешествие в страну льда, они погребли демона в глубинах известняковой шахты. Этого оказалось не достаточно, чтобы удержать Амокуалиатля. Тогда ему удалось вырваться, и не один город утонул в крови. Нашлось множество почитателей, и приносились жертвы, но демон хотел все больше и больше. Вероятно, людей ждало полное уничтожение, когда ученик старого колдуна нашел древние рукописи на коже среди кусков материи в заброшенной известняковой шахте.

Это был самый необычный день в истории базы. Пропавшего идола, к огромному облегчению Набатова, так никто и не хватился. Работы почти прекратились. Полярники под разными предлогами избегали друг друга. Руководитель проекта лежал у себя в комнате и, ссылаясь на болезнь, всячески избегал заниматься делами. База напоминала заброшенный городок – только вчера тут кипела жизнь и в одночасье все жители исчезли по какой-то мистической причине.
Профессор Набатов проснулся от шума. Он поспешно натянул халат и выбежал в пустынный коридор. Похоже, кроме него никто не слышал или просто не захотели обращать на него внимания. Шум раздавался из комнаты Моники Липски. Когда профессор приблизился к двери из комнаты, прямо на него, спиной вперед вылетел Тим Эйсер. Руководителя проекта было трудно узнать: вся его пижама пропиталась кровью, руки были в крови по локоть, алые брызги покрывали все лицо. Тим скулил как побитая собака, было очевидно, что он слишком шокирован, чтобы говорить.
Следом в разбитый дверной проем выскочил Эндрю Блейк. Его глаза горели яростным огнем, усы топорщились в разные стороны, раздутые ноздри еще больше увеличили нос «картошкой». Одного взгляда было достаточно, чтобы понять – сейчас произойдет убийство. На одежде бригадира было гораздо меньше крови, видимо, попавшей на него с рук Эйсера.
Валерий Дмитриевич с трудом высвободил руку из под, барахтавшегося на нем Тима, и выставил ее вперед, собираясь сказать что-нибудь успокаивающее, но осекся на полуслове. Комната за спиной Блейка была буквально залита кровью. Красная густая масса покрывала даже потолок и тягучими каплями падала на пол со светильника.
Эндрю ухватил своего руководителя за грудки и одним движением поставил на ноги, и тут же ударом лба в лицо отправил обратно на пол. Уже не обращая внимания на дерущихся мужчин, Набатов медленно, как во сне, поднялся на ноги и заглянул в комнату.
Профессора рвало уже десять минут, желудок давно опустел, но спазмы не прекращались. Одного взгляда на комнату Моники Липски хватило, чтобы все, что профессор считал незыблемым в окружающем его мире, рассыпалось в прах. Тело молодой женщины, буквально разобранное на мелкие части, было повсюду. Стены, пол и даже потолок покрывал толстый слой крови так, что изначальный их цвет не поддавался определению. Отчлененные конечности убийца пригвоздил ножами к стене, вокруг позвоночного столба вырванного из тела, выше висел исполосованный мозг с двумя, похожими на теннисные мячики, глазными яблоками. Картину довершало, лежащее на полу посреди комнаты сердце с оторванным куском и явными следами зубов. «Недоел… ему помешали…» - подумал профессор и бросился прочь, закрывая рот рукой.

Эндрю Блейк пробирался по пустому коридору, профессор Набатов следовал за ним, стараясь не отставать ни на шаг. Эйсера они заперли в лаборатории – единственном помещении без окон на этаже. Они приближались к последней, десятой двери этажа. Синяя табличка гласила «Джиджо Куриан. Ультразвуковые исследования. Старший специалист». В руках Блейка был пистолет, найденный в столе Тима, профессор сжимал в дрожащих руках красный топор из пожарного щитка.
До сих пор им не удалось найти ни одного живого обитателя базы. Пройденные и еще закрытые помещения выстраивались в мерзкий калейдоскоп, леденящий кровь похлеще арктической стужи. Все, кого они находили в комнатах, были мертвы: повешенные, утопленные, со вскрытыми венами, сломанными позвоночниками. Некоторые явно покончили с собой, другие боролись за свою жизнь, но были убиты. Убийцы всегда обнаруживались в той же комнате, покончившими с собой.
Эндрю выбил ногой дверь и ворвался в комнату, держа оружие наготове. В отличие от всех предыдущих в этом помещении был порядок, и ее обитатель сидел на полу в позе лотоса.
- Не двигаться! Подними руки, чтобы я их видел! – несмотря на армейскую подготовку, Блейк едва сохранял рассудок, от этого крики звучали истерически. Джи открыл глаза и поднял руки вверх.
- Спокойно, Эндрю это я – Джиджо. Я не тот, кого ты ищешь.
- А ты знаешь, кого я ищу?! – Взвизгнул бригадир, размахивая пистолетом перед лицом индуса. Его глаза совсем обезумели за последние часы, казалось, они вот-вот выпадут из орбит, волосы на голове слиплись от пота, а усы от частого прерывистого дыхания ритмично подрагивали. Руки, сжимающие пистолет заметно дрожали. – Откуда тебе, мать твою, знать, кого я ищу, если это не ты?!
Обойдя вокруг сидящего йога, Эндрю убедился, что у него нет оружия, схватил его под руку и рывком поставил на ноги.
- Разберемся, а пока посидишь в лаборатории! Руки выше! – Блейк толкнул пленника к двери.
- Эндрю, послушай меня, на это нет времени, - Джи изо всех сил старался говорить спокойно и убедительно. Конвоируемый обезумевшим бригадиром и тихо помешавшимся профессором он вышел в коридор. – Все намного страшнее, чем ты думаешь…
- Ты не знаешь, что я думаю, урод, - Блейк с силой толкнул пленника в спину так, что тот оступился и едва не упал, - Иначе ты был бы очень напуган…
- Послушай меня, Эндрю, я могу объяснить все, что тут происходит, я знаю, как с этим бороться, но мне не все ясно из того, что я знаю… Профессор мне понадобится ваша помощь…
Услышав, что обращаются к нему, Набатов вздрогнул и сильнее сжал топор.
- Заткнись! – Блейк снова толкнул индуса, на этот раз рукоятью пистолета.
- Эндрю, можешь связать меня, но дай мне договорить, времени и так мало, я слишком долго пробыл в медитации и не успел никого предупредить. Дай мне спасти тех, кто остался.
- Да говори что хочешь! – бригадир нервно рассмеялся. – Профессор хотите послушать исповедь кровавого мясника?
Валерий Дмитриевич остановился и растерянно уставился в спины, идущих впереди спутников, потом пожал плечами и вернулся в прежнее отстраненное состояние.
Джи заговорил быстро и сбивчиво, опасаясь, что его перебьют. Он старался идти медленно, и тянуть время, но Блейк сильно толкнул его в спину.
- Это дело рук какой-то нечисти, она излучает такие энергии, что не мудрено всем слететь с катушек. У меня уже два дня во время медитаций жуткие видения, я сначала пытался от них абстрагироваться… А сегодня решил наоборот во всем разобраться… Я видел очень многое, но далеко не все понял. Его, кажется, зовут Амокатль…
- Амокулиатль… - Пробормотал Набатов плетущийся сзади. – «Плохая вода» - это на языке науатль, на котором говорили древние ацтеки. Там был еще текст на неизвестном мне языке, его не удалось перевести…
- Где там? – голос индуса дрогнул от возбуждения. Он даже остановился и попытался оглянуться, но получил толчок в спину. – Где вы это прочитали профессор?
- На свитках из артефакта… - начал было Набатов и осекся, вспомнив историю с идолом.
- Валерий Дмитриевич говорите все, что знаете, умоляю вас, времени нет совсем.
- Да ничего я не знаю, - ученый ответил неожиданно резко, Блэйк бросил на него удивленный взгляд. – Это единственное слово, которое я смог перевести. Науке не известен язык, на котором сделаны остальные записи. Может это вообще не язык, а просто узоры. Я не знаю. Я не успел как следует разобраться. А потом артефакт пропал…
- Стойте! Как пропал?! – Джи остановился как вкопанный, бригадир наткнулся на него, чертыхнулся и ударил пистолетом по спине, - Профессор, где сейчас артефакт?
- Я не знаю. Я сам не понимаю, как все получилось. Сначала я пытался вскрыть идола.
-Зачем!?
- Я не знаю, - Набатов раздраженно махнул рукой. – Так было нужно, я был уверен. Внутри оказалась простая вода… А потом осколки исчезли… И кожаные свитки и ткань – все!
- Черные осколки! Как же я сразу не догадался! Их выкинул я!
Валерий Дмитриевич остановился, жестикулируя, словно помогал себе вспоминать. Седовласый, в старомодном костюме он нелепо смотрелся с огромным пожарным топором в руке. Блейк остановил за плечо Джи и остановился сам.
- Все! Хватит! Весь мир сошел с ума! А теперь единственный не свихнувшийся человек, которому я доверяю, несет полную ерунду, вместе с ненормальным, которому я не верю ни на грамм.
Он резко повернулся к Куриану и надавил ногой на верхнюю часть его правой голени, вынуждая встать на колени. Щелчок от взводимого затвора заставил профессора вздрогнуть.
- Что вы делаете!?
- То, что надо было сделать с самого начала, - Блейк направил пистолет в затылок индусу.
Грянул выстрел. В коридоре запахло палеными волосами. Эндрю повалился на бок, больно ударив Джи пистолетом по голове. Не опуская руки, он оглянулся и увидел, лежащего на боку бригадира и перепуганного ученого с огромным топором в руках.
- Профессор, что вы наделали! - Джи развернулся и попробовал найти пульс на шее Блейка. – Вы его чуть не убили!
- Позаботимся о нем позднее! Вы должны рассказать мне все, что помните! Я догадываюсь, с чем мы имеем дело, но в это пока верится с трудом. Нужно во всем разобраться.
Глаза ученого горели возбуждением. Ступив на знакомую почву, его разум ухватился за совершенно невероятное объяснение, как за спасительную соломинку.
Джи несколько минут с сомнением смотрел на собеседника, потом вздохнул и опустился на пол рядом с бесчувственным бригадиром.
- Я видел убийства, много крови, пытки, ритуалы похожие на жертвоприношения. Там были пирамиды похожие на египетские, но меньше по размерам и со ступеньками.
- Пирамиды ацтеков…
- Не знаю, там убивали людей, в основном молодых, вырывали сердца, отрубали головы. Это было ужасно. Мне не хотелось бы углубляться в эти образы и, похоже, они нам не помогут. Главное, что я видел нашего идола. Он стоял на какой-то каменной плите. Перед ним выстроили несколько человек. Тела тех, кто их привел, были все исписаны какими-то рисунками. Люди начали кричать, трястись, биться в судорогах. Затем от каждого из них к предмету в руках идола потянулась струя толи воды толи какой-то серебристой пыли. Один из разрисованных людей подбежал и повернул предмет. Раздался оглушительный крик и все исчезло…
- Этого слишком мало! Что вы еще видели? – Профессор сидел, подавшись вперед всем видом показывая заинтересованность.
- Остальное мне не понятно… - индус задумался, несколько раз звучало слово Тетлипок, или что-то похожее… и еще я понял, что кто-то в моем видении владыка воды…
- Тескатлипока?
- Возможно и так – я не знаком с этим языком.
Набатов задумчиво мял рукой древко топора. Джи терпеливо ждал, зная, что сейчас ничего происходить не будет: после видений он чувствовал заранее, когда что-то затевалось. Наконец, ученый заговорил.
- Тескатлипока переводится, как «дымящееся зеркало». Тут все совпадает – это злобный бог ацтекского пантеона, к тому же, один из самых сильных. Но его изображения совсем не похожи на нашего идола. И к воде он не имеет отношения. Бог воды, Атлуа, считался добрым богом. У меня тоже было видение, как сон… тогда я и разбил идола. В том видении я прочитал все надписи на идоле, свитках и ткани… я знал правду… но, проснувшись, все забыл. Боюсь, друг мой, что, не увидев ваших видений, мне их не разобрать.
Джи заговорчески улыбался и даже подмигнул профессору:
- Нет ничего невозможного.
- О чем вы?
- Одну из известных мне техник я никогда не мог практиковать, ну кто из полярников согласится на подобные эксперименты? Думаю я смогу передать вам образы из своих видений, если вы конечно не против.
Валерий Дмитриевич развел руками как бы говоря: «А что нам терять». Следуя указаниям индуса, он лег на спину. Джи сел у его головы. Профессор закрыл глаза и сам не заметил, как заснул.
Набатов подскочил на полу, затравленно оглядываясь. Через мгновение он осознал, где находится и заметил сидящего у стены Джи.
- Я долго спал?
- Думаю около двадцати минут…
- Мы должны спешить, - профессор вскочил и потянул Куриана за руку, помогая встать. – Я знаю, что делать, но времени мало. Скоро он примется за нас.
- Подождите, профессор, кто он, объясните толком, что происходит?
- Некогда, друг мой, некогда… - под укоризненным взглядом индуса ученый осекся, - Ладно, в двух словах…
Из сбивчивого объяснения профессора Джи понял, что злой бог ацтеков, создал из отражения доброго бога ацтеков демона, который должен был помогать доброму. Злой дух вышел из-под контроля и наделал бед. За это его заточили внутри идола, который был найден во льду два дня назад. Демон жаждет мести и все люди обречены. Единственный способ с ним бороться – зеркала и холод Антарктиды.
- Если все это правда, - подытожил Набатов, - Наш единственный шанс собрать всех, кто уцелел перед одним зеркалом. Я нанесу на него несколько символов, которые запомнил из ваших видений, надеюсь, это даст нам достаточно времени, чтобы сбежать. Все нужно сделать подальше от базы, чтобы никто не нашел это зеркало. В прошлый раз его захоронили в ледяной расщелине, Думаю мы поступим так же.
- Надо обыскать базу. Давайте держаться вместе – неизвестно, кто находится под его влиянием.
Мужчины двинулись по коридору, осторожно заглядывая в открытые двери. Набатов остановился перед дверью лаборатории:
- Он здесь.
Профессор кивнул и сильнее сжал топор. Они ворвались в лабораторию с оружием на перевес, но тут же заткнули носы. Помещение переполнял отвратительный сладковатый запах горелой плоти. Тим Эйсер сидел на столе перед ним стояли четыре спиртовые горелки. Сверху он водрузил металлический поднос. На этой импровизированной плите Тим пытался что-то жарить. У профессора Набатова снова начались приступы рвоты – в ноге Эйсера зияла розовая дыра, там явно не хватало большого куска плоти.
- Друзья прошу к столу, - от его улыбки у обоих мужчин по телу поползли мурашки. С таким выражением лица обычно изображают клоунов из детских кошмаров. – Не стесняйтесь, проходите, прошу!
Под столом медленно расползалась большая лужа крови. Они стояли, как парализованные, не в силах пошевелиться, глядя немигающими глазами на жуткое угощение.
- Я возьму это, - у них за спиной появился Блейк и выхватил пистолет из безвольно повисшей руки Джи.
Грянул выстрел. Тим Эйсер, опрокинул стол и несколько стеллажей и упал в лужу собственной крови.
- Минус один. Что делаем дальше? - Эндрю, как ни в чем не бывало, смотрел на окончательно растерявшихся товарищей по несчастью. – Расслабьтесь - я все слышал. Не то чтобы я верил, но, похоже, другого выбора пока нет. А вы, профессор, когда в следующий раз захотите кого-нибудь вырубить бейте сильнее и обухом, а не рукояткой.
- Нужно обыскать всю базу, - Джи решил: чтобы не задумал Блейк, он должен быть с ними, когда они соберутся перед зеркалом. – Идемте.
- Я не против, - Эндрю вышел вслед за решительно шагающим индусом. Бледный как мел ученый с топором в руках последовал за ними.
Тщательный осмотр базы занял около часа. Повсюду была одна и та же картина кровь и трупы. Похоже, злой дух умышленно оставлял их в живых, с какой-то неизвестной целью. От этой догадки у Джи сосало под ложечкой, и он молчал, не желая еще больше пугать своих спутников. Единственным выжившим на всей базе оказался пожилой техник, который, почувствовав неладное, заперся в дизельном зале и мертвецки напился, там его и нашли лежащим на старом матрасе. Луи Бредли всегда решал все свои проблемы с помощью, и это был единственный случай, когда пагубная привычка спасла его, а не принесла неприятности.
Блейк поднялся в радиорубку и передал на тримараны, что база до дальнейших распоряжений закрыта на карантин. Это давало им достаточно времени на осуществление задуманного. Тем временем остальные сняли в душевой большое зеркало, упаковали и погрузили на вездеход. Оставшееся место в кузове заполнили взрывчаткой, предназначенной для разработки ледников.
Спустя полтора часа, натужно ревя мотором, вездеход выехал из бокса. В противоположном направлении по, вырубленному во льдах, каналу двинулся тримаран, чтобы присоединиться к остальным четырем, стоящим на рейде на время карантина.
На пятом часу пути техник остановил вездеход:
- Еще десяток километров максимум, - Луи развернулся в водительском кресле, обращаясь к спутникам, - Если это поможет, можем рискнуть проехать дальше, но нет гарантий, что топлива хватит на обратный путь.
Профессор развернул карту местности, прихваченную в кабинете Эйсера. Его палец, серый от грязи с несколькими пятнышками крови, на которую никто уже не обращал внимания, заскользил по глянцевой бумаге.
- По данным GPS, мы находимся здесь. Южнее, примерно в километре, большая расщелина, еще одна в пяти километрах на юго-запад. Думаю, нет смысла рисковать первая нам вполне подойдет.
- Что скажешь, Эндрю? – Джи повернулся к сидящему рядом бригадиру, насколько позволяла теплая одежда. Блейк задумчиво кивнул, не переставая чертить на запотевшем стекле замысловатые узоры мушкой пистолета. – Тогда не будем рисковать, Луи давай к ближайшей расщелине.
Двигатель взревел, толкая громоздкую машину по ледяному океану. Ветер поспешно заметал следы на идеальной белой поверхности, как чистоплотная хозяйка на затоптанном незваными гостями полу.

В расщелину не удалось спуститься глубже трех десятков метров, воздух становился густым и обжигающим, делая невозможным дыхание. Первым спустили огромное зеркало, затем несколько часов размещали по склонам взрывчатку и разводили проводку к взрывателям. Луи уверял, что много раз помогал подрывникам и знает, как это делается. Под его руководством заряды разместили так чтобы полностью завалить расщелину льдом и снегом. Когда все было готово, все пятеро мужчин собрались в самом глубоком месте, где стояло прислоненное к ледяной глыбе зеркало. Джи повернулся к остальным с видом инструктора:
- Господа, план таков. Мы все становимся перед зеркалом. Когда оно выйдет из нас и окажется в зеркале, профессор нарисует на нем символы, которые должны дать нам несколько минут, после этого все быстро поднимаемся наверх и подрываем расщелину. Если что-то пойдет не так, я подрываю все вместе с нами. Мы все видели, что произошло на базе это не должно попасть во внешний мир. Детонатор у меня, - Он поднял руку, в которой держал массивный прибор похожий на пульт от радиоуправляемой игрушки. – И при необходимости я без колебаний им воспользуюсь.
- А почему детонатор у тебя, - Блейк смотрел на пистолет, который держал двумя руками. Он резко поднял правую руку и теперь Джи смотрел в темное отверстие ствола. – Что, если другие хотят побыть героями.
Эндрю криво усмехнулся, безумный блеск, не покидавший его глаз, стал заметнее. Куриан невольно сделал шаг назад и выставил обе руки перед собой.
- Эндрю, пожалуйста, успокойся. Какая разница, кто нажмет кнопку, если мы будем в безопасности? А если все пойдет не по плану, то об этом никто не узнает. Пойми, я единственный из нас готов к смерти. Я долгие годы занимался духовными дисциплинами. Ели бы здесь нужна была сила и ловкость, я первым просил тебя сделать это. Но нам необходимо быть уверенными, что тот, у кого пульт не передумает…
- Хочешь сказать у меня «кишка тонка»!
- Блейк, не глупите, - Набатов тоже выставил руки вперед. В фильмах, которые он видел множество раз, это всегда срабатывало. – У нас общая цель и она важнее…
Грянул выстрел. Профессор, не опуская вытянутых рук, как неловкий ныряльщик упал лицом в снег. На его затылке появилось выходное отверстие размером с теннисный мяч. Брызги крови и кусочки мозга разлетелись по снегу и прилипли к ледяной стене позади.
- Какого черта вы делаете!? – заорал Луи, не отрывая глаз от жуткой картины убийства.
Джи пристально смотрел на лицо Блейка.
- Это и есть ВАШ план?
- Все просто, - пистолет опять смотрел на индуса. Техник был в ступоре, не веря своим глазам, он смотрел на мертвого профессора, и только частое дыхание и клубы пара доказывали, что Луи еще жив. Он точно не представлял угрозы, но Эндрю присматривал и за ним. Главное не дать чокнутому йогу нажать на кнопку пока он внизу. – Убийца здесь. На базе кроме нас никого не осталось. И поскольку это не я – значить один из вас. Благодаря изобретательности нашего пьянчужки, тела никто не найдет. Меня обнаружат в сотне километров, от базы в вездеходе, перепуганного, но живого… Вернемся к делу.
Джи не успел даже вздрогнуть. Грянул второй выстрел и индус повалился на лед. Сверху посыпался снег. Похоже, стрелять в ледяной пещере опасно – Блейк заторопился. Он наклонился за пультом, и в этот момент Луи неожиданно вышел из оцепенения и бросился на него. Возня на ледяном полу длилась несколько секунд. Эндрю откатился к стене и направил оружие на техника, который сидел у противоположной стенки, сжимая в дрожащих руках взрыватель. Его всего трясло, на глазах выступили слезы.
- Хорошо. Все. Успокоились, - Блейк тяжело дышал, воздух выжигал ему легкие, но он постарался придать голосу примирительный тон. Бригадир разжал ладонь, и пистолет повис на указательном пальце.– Убийца один из них – это понятно. Ты же был мертвецки пьян. Ты и ходить не мог. Успокойся парень, я тебе верю. Давай выберемся отсюда вместе. С меня выпивка, когда вернемся домой, а?
Громкий оглушительный крик разлетелся по расщелине. Луи кричал, словно с него живьем снимали кожу. Блейк понял, что происходит, но было поздно – непослушные руки в перчатках слишком долго перехватывали пистолет. Вверху раздался раскатистый грохот.
«Он же и себя убивает» - изумленно подумал Блейк, глядя на приближающуюся белую лавину.

Сиротский приют с утра наполняло приятное напряжение, почти как в канун Рождества. Ожидание лучшего дня в году разбудило детей раньше обычного. Никто не канючил, и все как один выстроились в очередь к умывальнику.
- Почаще бы к директору приезжали знаменитые друзья, - сказала мисс Хорстон своей коллеге воспитательнице мисс Литтлфилд, ответив на очередное писклявое «доброе утро». – Детей как подменили.
Все утро детвора сидела на газоне большим кругом и с открытыми ртами слушала истории про Арктические экспедиции. Высокий спортивного телосложения мужчина, оказался настоящим полярником, как и обещали воспитатели. Было много вопросов, смеха, а в конце настоящая страшная история, про опустевшую арктическую базу – до сих пор никто не знает, что случилось с ее обитателями. Когда полярник сказал, что ему пора ехать, дети умоляли его остаться еще немного, кто-то даже расплакался. Тогда мужчина сказал:
- К сожалению, у меня самолет через час, - он поднял руку, заставив затихнуть даже самых капризных малышей, - Но у меня для вас подарок.
По его сигналу из припаркованной у обочины машины выпустили лайку – настоящую полярную собаку. Дети моментально забыли про гостя. Столпившись вокруг пса, они толкались, стараясь хоть пальчиком коснуться шерсти.
- Ее зовут Бонни, она единственная кто выжил на заброшенной базе…
От этих слов ребячий восторг от нового любимца удвоился. Возле собаки кто-то чуть не подрался.
- Позаботьтесь он ней, она потеряла хозяина…
Детей с трудом оторвали от подарка, чтобы сказать хором: «До свидания». Полярник сел в машину, а ребятню повели на уроки.
- Заходи милая.
Мисс Хорстон придержала дверь. Впуская собаку. Когда пушистый хвост исчез в проеме, дверь плотно захлопнулась.

Словарик:

Аколмистли (Acolmiztli) – бог подземного мира. Другое имя Аколнауакатль. Аколмистли («Сильная кошка») - огромная черная пума, охранял вход в подземный мир. Его рев был так ужасен, что живые не осмеливались войти под землю.

Амокуалиатль – вымышленный персонаж. Амокуалиатль (Amoacualliatl) - в переводе означает «Это плохая вода».

Тескатлипока (Дымящееся Зеркало) – черный Тескатлипока олицетворяющий северную часть света, собственно сам Тескатлипока был хтоническим божеством разрушения – испытатель воинов. Антипод Кецалькоатля, вредил ему и даже обманом отправил его в изгнание. Тескатлипока имел светлых двойников: Шипетотека, Тлалока, Кецалькоатля и Уицилопочтли, в образе, которых, и выступает как доброе божество, однако, в своем собственном он является разрушителем мира. Свое имя Тескатлипока получил от зеркала из обсидиана, в котором он мог видеть все происходившее в прошлом, настоящем и будущем. Тескатлипока приносили огромные жертвы, но помимо того раз в год избирался красивый юноша, который олицетворял его. В течении года выполнялись все его прихоти, но по истечению года юноша приносился в жертву и избирался новый. (Если бы не вторжение конкистадоров Тескатлипока невидимый, всемогущий, имеющий множество ипостасей и в пору появления испанцев практически высший бог ацтекского пантеона – стал бы единственным богом будущей ацтекской монотеистической религии).

Науатль - это живой (разговорный) язык. Первоначально ацтеки записывали свой язык рисунками, которые называются глифы. После Конкисты испанские священники транскрибировали звуки науатля используя кастильский алфавит. Используя этот алфавит можно транскрибировать почти все звуки (за редким исключением). Эти звуки записываются испанским алфавитом с небольшим изменением в произношении, чтобы произношение было правильным.

Iccen (науатль) - наконец; раз и навсегда; в последний раз