Дом, который так и не построился... отрывки

Этот дом в конце улочки, выныривающей на лесную опушку, в городке знал если не каждый, то каждый третий - наверняка. Причудливые надстройки в виде разнообразных башенок взлетали над хаосом деревьев, цветов и хитросплетений виноградной лозы. Оранжевая черепица пламенела на солнце. От калитки к двери дома, сквозь уютную дремучесть запущенного сада, вела бетонная дорожка, изучившая много сотен ног.

В доме бывали гости. Для них под лестницей высилась гора спальных мешков. Огромный холодильник ломился от продуктов, а погреб - от выпивки.

Вечером случайный прохожий мог услышать из окон взрывы смеха, хриплый дуэт или мелодичное соло под гитару. Прохожий мог запросто войти и отдохнуть в кругу добрых друзей, часто не совсем даже знакомых друг с другом. Коньяк искрился в хрустале, трепетали свечи в лапах бронзовых драконов, гитара путешествовала по рукам. Затевались интеллектуальные игры и яростные дискуссии, где преобладала тема бессмертия.

Стучала калитка, в дом заходил кто-то ещё и ещё, и ещё... Громко здоровались и чертыхались, спотыкаясь в прихожей о рюкзаки, велосипеды, верёвки, лыжи, ледорубы...

Утром застеклённый участок крыши, увитый плющом, просеивал расцвеченные солнцем осколки сияющих небес в чердачную каморку. Там трудилась, как раб на галерах, пишущая машинка. Музыкальные пальцы ловко бегали по клавишам, и машинка пела, перекликаясь с мыслями, пляшущими в блеске изумрудных глаз. Открытая коробка вкусных сигар светски возлежала рядом с бронзовой пепельницей, представляющей собой сморщенную руку нищего с двумя золотыми на ладони. Бутылка лёгкого вина и термос, полный обжигающего кофе, молчаливо наблюдали за витиеватой траекторией полёта вдохновения.

Всему приходит конец...


Я вижу озеро, летающее в небе,
Я слышу троллей, проповедующих зло;
Осколки солнца я ищу в засохшем хлебе,
Я помню то, что было… было и ушло...


- Лис умер.
- Да что ты! Когда похороны?
- А вот, когда подохнет.
- Кто??
- Лис...


Одна мне назвалась: "Любовь",
Другая представилась "Жизнью",
А третья морозила кровь,
Сочась возбуждённою слизью...
Мне губы её - сладкий мёд, мать его…