Не прелюбодействуй - Эстер Кей, Тема 7

Никто никого не бросил - только нас сразу же после того разбросала жизнь, расшвыряла, замучила, оторвала от любимых губ. На следующей экзаменационной сессии, когда я еще один раз оказалась с ним в постели, то он наотрез отказался обниматься и только рассказывал анекдоты, лежа ко мне спиной (причем плохие, скверные, как перегар, анекдоты, - нарочно, чтобы разочаровать меня и сбить с романтического настроя) ... а наутро я смотрела в его спящее потрепанное темное лицо и думала, какой несвежий цвет лица и вообще зачем он мне нужен и любила его все сильнее и сильнее и бегала по парку и принесла ему охапку кленовых листьев и поставила на тумбочку, в стакан, и - ушла, пока он еще спал. Помню, что радость оттого, что проснулась рядом с возлюбленным, была непередаваема, неизъяснима: выйти из небытия и увидеть сразу, в той трезвой реальности утра, которую мне еще ни разу не доводилось испытать с ним вместе, это любимое лицо. Я знала, что он - душа моя, вся суть моя, неотрывный, щемящий образ. Он не был нежен - он не позволил себе быть нежным. А как я целовала его, провожая на Казанском вокзале! Потом прошли годы, долгие годы - груда лет, целая масса, громада Хроноса навалилась на это хрупкое тлеющее угольями воспоминание... Я пыталась променять его на других, подменить его кем-нибудь - не получилось. И не помогало мне писание о нем судорожных, неумелых стихов -
     Родной ты мой, родной до дрожи,
     Роднее быть никто не сможет.
     ("Нежизненная ты баба,- втолковывал мне Гена Гутов, сосед Алеся по комнате, пока наш общий друг шагал по Москве, которую утро красило нежным светом, и, наверное, покупал что-то для семьи, - ну как ты не понимаешь, что он бы и рад на тебе жениться, но на нем уже груз ответственности лежит, и никто, никто его от нее освободить не может. Кроме Б-га, ну там, судьбы, что ли.")
     Ломать - не строить.