Круиз, еще круиз. Гл. 4. Окончание

***

А Игнатий и Александр Викторович долго стояли в коридорчике между своими каютами, обсуждая случившееся.

– Мы ж хотели, как лучше. А, Щекин? Кто знал, что он такой хлипкий на это дело.

– Да не казни ты себя. Никто ему насильно этот «Нарзан» не вливал.

– Ты хоть понял, что сказал?

– А, ну да. И все равно. В самом деле, не мог понять, что пьет?

– Это у тебя такой типично ментовской подход, участковый. Сам дурак, типа, и лучше застрелиться, чем ждать, что тебя оправдают.

– Вот сейчас ты глубоко не прав. Я за гуманность и справедливый суд.

– Ха! Мент-фантаст, Жюль Верн и Александр Беляев в одном флаконе. Иди со своими идеалами в женский монастырь евнухом работать. Тебя даже кастрировать не придется. Незачем.

Вот тут Игнатий, как бурый медведь, долго терпевший, но, в конце концов, не выдержавший, и ударил фермера Семенова снизу в челюсть. Как учили в секции бокса, которую он посещал в школе милиции.

Раздался хруст еще не закончивших фразу зубов, а потом сразу же глухой удар затылка о ковровую дорожку. И тут же опять хруст зубов, так как челюсть фермера от удара об пол опять раскрылась и закрылась, как крышка рояля.

Щекин нашарил в кармане у охраняемого им объекта ключ от каюты, открыл дверь и втащил находящееся в глубоком нокауте тело. Игнатий даже не стал включать свет, чтобы не привлекать чьего-либо внимания, и раздел Семенова почти на ощупь. Тем более, он не стал считать до девяти, как рефери на ринге. Потому что не видел в этом никакого смысла.

Когда Щекин укладывал фермера на кровать, он услышал, как тот протестует, и почему-то девичьим голоском. Но Игнатий решил, что и сам немало выпил, и устал слегка, потому и чудится, черт знает что. Поэтому положил ключ на стол, закрыл дверь и пошел спать. Вот так оно справедливо будет.

***

Ксюха проснулась в кромешной темноте. Нестерпимо болела голова. Артур почему-то храпел, как фермер Семенов. Хотя все три предыдущие ночи спал тихо, как мышка. Она потолкала парня – бесполезно. Храп стал еще сильнее. Тогда она сделала то, что обычно помогало Александру Викторовичу, то есть перевернула его на бок. Стало тихо.

Черт, но почему же так болит голова? Вроде ничего вчера не пила. Ксюха соскочила с кровати и резко поднялась на ноги. Ее так качнуло, что она чуть не упала на Артура.

Где же этот дурацкий выключатель? Ноги переломаешь, пока до туалета дойдешь. Надо попросить охранника, чтобы нашел цитрамон. А классно иметь на побегушках такого накачанного дядьку, майора в отставке.

А вот и свет. Срочно писать.

Ну и рожа. Сколько же я проспала?

Боже, опять храпит. Ар…турчик? Семенов, сволочь! Что ты здесь делаешь?

Охрана!

Что я здесь делаю?

Ксюха выскочила из каюты и босиком побежала к Артуру. У его двери стоял усиленный наряд, состоящий из охранника и начальника службы безопасности. Их взоры были суровы и беспристрастны, как у Ильи Муромца и Добрыни Никитича на восточном кордоне.

 – Ребята, – жизнерадостно защебетала девушка, – я как-то случайно оказалась совершенно в другом месте. Пустите, пожалуйста.

Мужчины плотнее сомкнули плечи, не давая повода для сомнения.

– Меня Артурчик ищет. А?

Михалыч отрицательно покачал головой, как бы говоря, что никто про тебя не спрашивал. Извини, если что не так.

– А там сумочка моя осталась, – вдруг пришел в голову Ксюхе последний аргумент.

Майор в отставке извлек откуда-то из рукава этот самый аргумент плюс кое-что из бельишка.

– Значит, все?

Мужчины синхронно кивнули.

– Артур!!! – вдруг заорала Ксюха. – Меня к тебе не пускают!!!

– Ну, зачем же так, – огорчился Михалыч, зажимая рот кричащей ладонью, похожей на раскрытую боксерскую перчатку. – Люди же еще спят.

Изнутри каюты раздались глухие удары. Похоже было, что парень только что обнаружил отсутствие предмета эрекции, и ломился на его зов. Но дверь была закрыта снаружи. По приказу вдовы.

Артур затих.

Ксюха заплакала.

– Зря ты это, – сказал Михалыч. – Иди в свою каюту. Мы через два часа в Стамбуле сходим, а тебе обратно в деревню возвращаться.

Девушка обмякла.

– Отпусти, я сама.

Генерал в отставке убрал руки, и Ксения, опустив голову, побрела к каюте Семенова.

А Михалыч постучал в дверь вдовы:

– Порядок, Марианна Сергеевна.

На что услышал слегка раздраженный ответ:

– Можно было и немного потише.

ТРИ НЕДЕЛИ СПУСТЯ

Мазины лежали, обнявшись.

– Это я во всем виновата, – шептала Тоня.

– Ну, ты-то здесь при чем? – сердился Олег.

– Надо было везде ходить с тобой.

– Ты же знаешь, что это невозможно.

– Все гордость проклятая, – продолжала корить себя Антонина.

– Вот это точно.

– Что точно?

– Гордая ты у меня. Пиво с моими друзьями пить – выше твоего достоинства.

– Да какие у тебя друзья? Гопники и тунеядцы.

– Да как ты можешь так говорить о людях, которых в глаза не видела?

– Мне и видеть не надо. Достаточно на тебя, Олежка, посмотреть, чтобы понять, кто твои дружки.

– И что ты видишь, на меня глядя? Нет, продолжай, раз начала!

– Может, лучше не стоит? Посмотри на себя, и сам поймешь.

– Что пойму? Хорошо, смотрю, – Мазин вскочил и уставился в зеркало. – И что? Молодой, симпатичный, умный, правда, слегка помятый. Но это временно.

– Да, скромностью ты не испорчен. А там не видно того, что ты – бабник, трепло и пьяница?

– Спасибо, дорогая. Как приятно слышать от родной жены такие нежные слова. Почему же ты живешь с таким ничтожеством? Чего молчишь?

– Дурак ты, Мазин, и нос у тебя холодный.

– Почему это холодный? Вон, тепленький.

– А то, что дураком назвала, у тебя вопросов не вызывает?

***

До захода в турецкий порт оставалось тридцать шесть часов. Скоро, совсем скоро вдова Степанян со свитой поднимется на борт теплохода.

Три недели капитан Приходько изводил себя мыслью: «Ну зачем, зачем мне все это было нужно»? Деньги? К ним он всегда был равнодушен. Да и сам зарабатывал неплохо. На бутылку коньяка и кусок сырокопченой колбаски и без того хватает.

Так нет же, связался с миллионершей. Красивая женщина, ничего не скажешь. Но как подумаешь, что каждый ее пальчик стоимостью примерно в десять с шестью нулями. Не рублей, естественно. Когда ручку целуешь, будто прикасаешься губами к двери в хранилище золотовалютного запаса крепкой европейской страны.

Как бы потом губки с мясом отрывать не пришлось. Надо в первый же вечер все и решить. Иначе у него мозг взорвется. «Кипит наш разум возмущенный», – это как раз про капитана сказано.

***

Степаняны могли себе позволить отдых в любой точке земного шара, причем круглогодичный. Даже остров приобрести при желании. Но приезжали всегда в этот симпатичный турецкий отель, расположенный вдали от шумных скоплений народа, не указанный ни в одном туристическом каталоге.

Всего лишь три или четыре семьи одновременно принимал хозяин отеля или даже, скорее, не отеля, а целого развлекательного комплекса. Но стоимость услуг с лихвой компенсировала малочисленность гостей. На эти деньги в средней руки отеле Анталии мог бы отдохнуть коллектив небольшой трикотажной фабрики.

Марианна Сергеевна любила это место и приезжала сюда в одно и то же время. В этом году она впервые была здесь в роли вдовы. Она еще не совсем привыкла к своему статусу, хотя в укладе ее жизни мало что изменилось. Она всегда была вольна делать все, что пожелает, и сумма на ее счету никогда не уменьшалась,

Но странно, если при муже она очень удачно и часто флиртовала, играя с огнем на самой грани дозволенного, то теперь, сделав несколько попыток, Марианна поняла, что не испытывает от этих игр никакого удовольствия.

Запретный плод стал дозволенным и потерял всякий вкус.

Ей удалось перед прибытием теплохода в Стамбул перемолвиться парой слов с капитаном и даже незаметно для него пустить слезу. Что ж, будет еще шанс. Настоящий мужик этот Приходько, черт возьми. Можно на него положиться, а, может, и под него. Надо подумать. Но все это после. Боже, как она может об этом думать? Впрочем, похоже, что все-таки может.

Ее сын же, оторванный от Ксюхи, как младенец от титьки кормилицы, потерял всякий интерес к жизни. Он с того самого момента, когда открылась дверь его каюты на теплоходе, не разговаривал с матерью. Молчал всю дорогу до отеля, потом отказался от обеда и заперся в своем номере. Вдова не обращала, по крайней мере, внешне, никакого внимания на эти проявления протеста. Но попросила генерала Михалыча посматривать за парнем. Черт его знает, что ему взбредет в голову.

***

А Ксюха, поняв, что не обломилось, постояла на палубе в надежде, что увидит Артура. Она наблюдала, как теплоход причаливал в стамбульском порту, как семья олигархов в окружении охраны спешно сбежала по трапу и погрузилась в поджидавшие их автомобили, тут же затерявшиеся в уличном потоке.

 После этого Ксюха вернулась в каюту к фермеру, который ночью, получив апперкот от боксера-любителя Щекина, потерял сознание. Это его бессознательное состояние, без всяких внешних изменений, перешло в глубокий, здоровый сон. Где Семенов и пребывал в данный момент времени.

Интуитивно полагая, что атака есть наилучший способ защиты, Ксения, войдя в каюту, сразу же приступила к решительным действиям. Она сдернула с сопящего тела фермера одеяло и закричала:

– Подъем, мой черноземный король!

Рука Александра Викторовича инстинктивно поискала какую-нибудь дерюжку. Но глаза его пока открываться не собирались, поэтому он свернулся клубком и продолжил спать.

– Вот наглец! – громко сказала Ксюха, наклонившись к самому уху Семенова. – Привез девушку в круиз и отдал в рабство семье олигархов.

 Сознание фермера начало медленно возвращаться. Сначала слух уловил знакомый голос, потом нос учуял запах духов, которые он сам покупал обладательнице этого запаха. Оставалось только открыть глаза и убедиться, что вместе с голосом и запахом вернулась и плоть.

Что он и сделал. Семенов резко сел и уставился на Ксюху. Она стояла, подбоченясь и презрительно глядя на обнаженного Александра Викторовича. Он был небрит, глазки воспаленные и красные, в нижней части лица синел след прикосновения кулака милиционера. Про все остальное, то есть про то, что иногда составляет предмет мужской гордости, вообще стыдно упоминать.

– Да, – протянула Ксения. – И этому человеку я отдала три лучших месяца своей молодости.

– Ты? – издал Семенов первый адекватный звук.

– Нет, принцесса на горошине.

– Почему на горошине? – не сразу сообразил Александр Викторович.

– Сказки нужно было в детстве читать.

– Я читал. Только детство давно кончилось. Забыл, видно. Ты что здесь делаешь?

– У меня, между прочим, билет в эту каюту. Так что полное право имею туточки находиться.

– Что, поматросил олигарх и бросил?

– Ты сам себе противоречишь, Шурик. Если поматросил, то это матрос, а если олигарх, то поолигархил.

– Один хрен. А ты другого ожидала? Думала, что женится на тебе наследник нефтяного капитала. Или хотя бы в Турцию с собой возьмет. Это в Малых Косяках ты – принцесса, а здесь – девочка на час. Или на день, в лучшем случае.

– Не твое дело! – заорала Ксюха. – Он меня любит. Это все его мать, ненавижу ее!

Слезы по лицу девчонки непроизвольно катились вместе с тушью.

– Ты думаешь, что я тебя пожалею? Глазки вытру? Баиньки уложу? Где моя одежда? Отвернись.

Семенов с трудом натянул на себя слегка пожеванный вчерашний прикид, валявшийся там, где бросил его добрый дяденька Игнатий, то есть где попало, и выскочил из каюты.

***

В это время все желающие собирались на экскурсию в Стамбул. Точнее, все пассажиры, кроме Семенова и Ксюхи, занятых более важными делами. Даже Щекин решил осмотреть достопримечательности, как он выразился, исторической родины Магомета. Почему он так решил, не знал и сам. Федор Артемьев, строгий и чинный, шел по сходням под руку с Екатериной.

Семенов схватил за рубашку помощника капитана Ганеева и повернул к себе:

– Очень срочное дело, товарищ офицер.

– Извините, но я занят. Мне нужно зарегистрировать всех сходящих на берег. А вы почему не идете? Не нужен нам берег турецкий?

– Я не готов. И потом, мне не до экскурсий.

– Тогда подождите немного.

– Хорошо, я посижу в баре.

– Только не увлекайтесь, а то забудете, зачем я был вам нужен.

***

Через полчаса, когда судно опустело, и экипаж приступил к генеральной уборке, Ганеев вспомнил о странном пассажире и направился в бар.

– Ты понимаешь, Ашот, – чуть не плакал уже опохмелившийся Семенов. – Ладно, деньги, ладно, мои чувства, но какой позор! Ведь приедем обратно, только ленивый не узнает про ее похождения. В меня же пальцами будут тыкать. За спиной смеяться будут!

– Женщину, уважаемый, надо в строгом ошейнике держать, как злую собачку. Пусть ошейник будет с бриллиантами, но между ними пару шипов обязательно надо вкрутить. Чтобы место свое знала, уважаемый. Кормить хорошо надо, причесывать, шампунем мыть, но ошейник никогда не снимать, даже в постели.

Фермер согласно кивал, горестно опустив голову.

– Что за средневековые устои, Ашот? – поинтересовался Ганеев. – Ты что, пока в круизах работаешь, свою жену на цепь сажаешь? Она же у тебя, вроде бы, в прокуратуре работает?

– Уже и помечтать нельзя, Руслан Тимурович. Моя Нина Ивановна – женщина самостоятельная. Член партии была. Сам уважаю!

– Товарищ офицер, – взмолился Семенов, – вопрос мужской чести.

– Тихо, тихо. Давайте по порядку. Ашот, налей водички холодной.

– Мне очень нужна каюта, – четко выговорил Александр Викторович.

– А в вашей что, уже пепельницы полные?

– Не понял?

– Ладно, это анекдот такой. Я имею в виду, что с вашей каютой? Вид из иллюминатора не устраивает?

– Товарищ офицер, вопрос сугубо интимный. Как бы вам объяснить.

Тут Ашот решил внести ясность и помочь постоянному клиенту:

– Руслан Тимурович, дорогой. Это наш самый уважаемый гость, по секрету скажу, он один за пять дней месячный план мне сделал. Не перебивай, дорогой товарищ пассажир. Все имеет отношение к делу.

Так у него есть девушка. Какая девушка? Рыжая такая, все на месте, кроме совести. Правильно говорю?

Семенов обреченно кивнул, мол, говори, что хочешь, лишь бы был результат.

– Нельзя ли быстрее? – спросил Ганеев. – У меня масса неотложных дел.

– Послушай, товарищ помощник капитана, – огорчился бармен. – Что может быть важнее мужской солидарности? Эта неблагодарная девушка, как бабочка с цветка на цветок, перепрыгнула в постель к Артуру Степаняну. Я ее, конечно, понимаю. Если бы Ашот был молодой рыжеволосой девушкой. Да, извините.

– Ах, вот о ком речь, – сказал Руслан. – Так бы сразу и сказали. Они же сошли в Стамбуле, олигархи эти. А девчонку, значит, с собой не взяли. Аренда закончилась.

– Это не смешно, товарищ офицер, – заявил Александр Викторович. – Найдите мне любую каюту, я доплачу, сколько нужно.

– Так Степаняны вместе с охраной пять кают занимали. Сейчас приберут там, перебирайтесь в любую. У них за весь круиз заплачено. Думаю, капитан не потребует доплаты. При таких форс-мажорных обстоятельствах.

– Спасибо, товарищ офицер, пойду, соберу вещи.

Ашот посмотрел вслед удалившемуся фермеру и спросил у Ганеева:

– Руслан Тимурович, ты, вроде бы, еще не женат?

– Нет, пока холост.

– Молодец, дорогой. Не спеши. Чем позже женишься, тем нервы крепче будут.

***

Семенов тихонько открыл дверь в каюту, надеясь, что Ксюха спит, и ему удастся уйти без прощальных объяснений.

Вот дурацкая русская натура – считать себя виноватым в чужих грехах и бояться даже поднять глаза на истинных виновников, а не то, чтобы даже решиться обвинить их в чем-либо.

Ксении нигде не было видно.

«Наверное, вышла куда-нибудь», – подумал он и потянулся за сумкой.

В этот момент на него сзади и сверху что-то обрушилось. Это Ксюха, которая пряталась в ванной комнате, прыгнула на Семенова и закричала:

– Прости меня, Шурик!

– Никогда! – закричал в ответ фермер.

Он попытался вырваться, но добился лишь того, что задний обхват девица сменила на передний. И залепила его лицо беспорядочными поцелуями.

– Черт, я ж не железный, – сказал сам себе Александр Викторович. Занавес.