Сидю на полустаночке...

 
               

   В приятном расположении духа сидел я на полустаночке, ожидая электричку на Питер.
Успокоился к вечеру занудливый старикашка-сиверко, сообразив, наконец, что в сумерках все равно никто уже не оценит его титанический дворницкий труд; скандинавские плакучие березы расчесали, наконец свои рыжеватые космы; наступившая тишина дала покой и отдохновение после короткого и оттого суматошного выходного дня…
Народу на платформе было немного и ничто не мешало мне молитвенно сосредоточиться на картине звездного неба, готовясь потихоньку к предстоящей встрече с вечностью…
Время от времени космический покой созвездий нарушали суетливые быстрокрылые спутники-шпионы, на мгновения вспыхивая в лучах померкшего для нас солнца.
Летите, голуби, летите...
Все равно не выдам никакому шпиёну клевые места на нижнем озере! Но пассаран!
Общение с Высшим разумом разом и вдруг было прервано - на платформе объявился парень лет двадцати пяти, естесственно, - в изрядном подпитии.
Догадайтесь с трех раз, к кому он направил свои неокрепшие стопы? – Правильно, угадали с первого раза… Конечно. Любят они меня. Устремляются как виски – к содовой, как отпетые грешники – на исповедь к папе Римскому, как зайцы – к деду Мазаю.
И как бы стыдливо не прятал я свой взор, стоит в битком набитом трамвае объявиться какому-нибудь алкашу – будьте уверены: уже через семь с половиной секунд, протолкавшись через вязкую целлюлитную толпу, смачно дыша смрадным перегаром, он будет в избытке благодарных чувств хлопать меня по плечу и жать поочередно все мои руки.
Не спешите с поспешными выводами, почему я так притягателен именно для алкашей. Нет, тянутся ко мне и другие социальные слои населения… Иеговистки, например. Те засекают меня за километр, вычисляют загодя траекторию моего полета и встречают невинной фразой типа:
- Скажите, а вас волнует проблема распространения туберкулеза в России? - После чего я около часа пытаюсь высвободиться из хитроумного сплетения их казуистических щупалец, пообещав перед смертью записать на их имя квартиру, две лодки, четыре удочки и пять донок.
Но кто уж любит меня бескорыстной, искренней любовью, так это - продавцы. Сейчас, правда сила их страсти угасает, а вот в советские времена, в пору всеобщего дефицита,– это был полный атас.
Стоило мне с приходом очередного секретаря КПСС попробовать самому, в очередной раз воочию убедиться в росте ВВП и благосостояния народа и, скрепя сердце, на полчаса – час построиться в очередь, как при подходе к продавцу меня ожидал традиционный, тщательно отрепетированный ритуал…Либо продавщица объявляла, что товар заканчивается и начинала продавать сосиски и пельмени поштучно, либо вообще, облегченно вздохнув, бесследно исчезала. Некоторые магазины, которые я посетил в ту пору, не открылись и по сей день, на постсовецком пространстве… Вот…
Словом, подсел ко мне алкаш и заплетающимся языком тридцать два раза повторил:
- Слушай, с тобой можно поговорить? – в ответ я поддакивал, покрякивал, согласно кивал головой и по-мушкетерски притоптывал.
Загрузив первый пусковой файл (ехе, видать), он приступил к инициализации следующего:
- Я умею копать…
Я радостно закивал головой:
- И моя уметь копать. Цукча умный. Сегодня на своем болоте канаву метров десять прокопал. Два куба чернозема накопать, однако…
Он посмотрел на меня с презрением, размышляя, стоит ли дальше продолжать фтему…
Всёж, решился:
- У вас тут есть чего копать?
- Есть, - говорю, - конечно, но мы сами копаем, а новые русские – те бульдозер нанимают, однако. Лопатой тут много не заработаешь. Ты лучше строить бы пошел, как таджики. Те здорово навострились. И не пьют так много, как ты. Им много пить Коран запрещает.
- Но я же русский человек! – воскликнул вдруг алкаш с неожиданным душевным подъемом. Примерно также восклицал когда-то великий русский артист Кадочников устами Мересьева, после чего на добротных сосновых протезах пускался вприсядку.
- Дык, милок. Тут все теперь – русские. Все, кого по-русски за годы советской власти говорить научили – они все для нас свои, практически такие ж русские.
- А я сегодня, знаешь, вроде морду кому-то набил. Потому что я – русский.
- Милок говорю, - у нас русских миллион в тюряге сидит, миллионов пять после тюряги шастает и миллиона три в тюрьму сесть готовиться. Итого – девять миллионов, не считая Ходорковского. Практически, каждый шестой взрослый мужик – бандит или вор. Вот тебе и русские! Подумай, девять миллионов! Население Финляндии и Швеции…
Пьяный, пьяный, а парень меня понял, однозначно:
- Это чо, все шведы и финны - тоже все воруют? Ну и дела… Утешил. – И он пожал мою руку.
Потом для верности хлопнул по плечу:
- Не трухай, пробьемся. Всем финнам морду начистим, еще и шведам впридачу. Ты только скажи надо, чего копать? Ты не думай, я когда работаю – не пью…Русский я, понимаешь…
И он задремал, затих под воркованье знаков Зодиака…
Подошла электричка. Я не стал его будить. Пусть проспится, бедолага. Через час еще одна будет…
Жаль, жаль нашего русского человека, подумал я отъезжая…Безработица, проклятая... Наш человек погряз по уши в бидэ...
А, с другой стороны, может, все-таки, надо было лучше учиться в четверти? В полугодии? И вообще?...