Поднебесная. Книга первая

Все персонажи вымышлены и возможные совпадения,
 лишь уловка автора, дабы запутать подсознания читателей.

Поднебесная, златоглавая, сумасбродная.

Последний день юности.


2002 г. Почему-то это решение было для него самым верным. Море сомнений, но всё же. Маньякин сказал, что всё просчитано, и ждать до осени нет смысла, раньше начнёшь, позже кончишь. Надо было бы маме ещё рассказать. Она так боится этого слова «армия», что даже хотела найти ему одинокую тётку с двумя детьми, с которой можно было бы заключить фиктивный брак. Павлу почему то эта идея не понравилась. Вообще он к женитьбе относился слишком сентиментально, всё что он знал о счастливой семейной жизни было им вычитано в книгах школьной программы и показано в дешёвых мексиканских сериалах, которые удачно скармливались российской телеаудитории уже второй десяток лет. И девушки у него никогда не было, той с которой реально можно было бы создать семью, хотя и пожил с одной, было дело. Сейчас другое время, и ценности, которые двигали его с самого детства, только стали больше и набрали вес.
Павел встал с постели, потянулся. Посмотрев на полуржавый эспандер в углу, сморщил лицо, после вчерашнего, как-то не особо тянуло, да и вообще давно уже не тянуло. Спорт прошёл и давно, и только книги про тренировки, записи о свойствах витаминов и старые фотографии напоминают о нём. Да и эспандер этот ещё. Прошёл в другую комнату, от туда на балкон, закурил. Летнее утро, как оно прекрасно, можно в одних трусах стоять на балконе и курить заморский табак. Что вчера было? Надо Вовану позвонить, он как обычно выпил меньше всех. Прошёл с непотушенной сигаретой от балкона до телефона, уронил пепел на ковровую дорожку. Развалился на диване. Протянул руку к телефону. Он зазвонил. Взял трубку. Наглым, немного скрипучим, неторным, своим родным голосом с примесью усталости в интонации сказал:
- Смольный…
- Павла Николаевича можно.
- Здесь только Павел Владимирович, - сумничал.
- А фамилия у него Граф?
- Да.
- Не забудьте что вам завтра с вещами в военкомат.
- Не забуду, до свидания.
Он положил трубку и выразился, «заебали суки», волки позорные. Понимая, что сам напросился на их внимание, добрёл до балкона и изящно швырнул окурок до самого забора туберкулёзки. Пошёл пить чай, есть не хотелось и мысль, что надо было позвонить Вовану затерялась где-то в подсознании.
Маньякин сказал раньше сядешь – раньше выйдешь, да кто он такой? Он что авторитет, он уже долгие годы портит ему жизнь и вот подогрел советом. Сводил в пункт приёма честного бойца, сдал как говорится человечка с потрохами. Всё, завтра в армию.
Павел оделся и пошёл на рынок. Во дворе он встретил Антона с братом Алексеем.
- Есть чего? – грубо.
- Нее, Паш, нету ничего. – ребята тянули слова и отвечали синхронно, сразу видно что родные братья. – Ты, говорят в армейку собрался? Косить не будешь?
- Не собрался, а собрали, косить занятие для необразованных, а я институт вчера закончил. Готовьтесь, сегодня отметим. Павел присел и протёр ладошкой туфли от пыли, почему-то дома перед уходом он забыл это сделать. Понимая что с этими двумя молодыми, а они были моложе его на 4 и 6 лет, каши не сваришь, он отправился на базар, к маме.
Всё что он делал, по его пониманию было максимум продуманно, если что-то и не получалось, то только потому что «несудьба». Помимо несудьбы в жизни Павла было ещё много разных словечек, которые стали накапливаться в его словарном запасе ещё со школы. Позже из них образовывались словосочетания, и даже маленькие монологи.
Павел шёл дворами, вдоль тубика (туберкулёзная больница), потом через дорогу в другой квартал и там прямо до колхозного рынка. Это была старая часть города. Дома были не выше четырёх этажей, всё было пропитано ветхостью и разрухой. И ещё эти бабки, главная составляющая, совковский атрибут, вопиющее нечто. Когда Павел смотрел на них он морщился, пытался уподобиться им сами, становился вредным дедом, готовым принять вызов, поспорить поорать друг на друга. Он всегда провоцировал их. И сейчас кинул одной из мимо проходящих бабок окурок под ноги и нагло посмотрел в глаза. Она только заохала, слабый экземпляр. Почесав нос, он продолжал свой путь.
В его голове крутилась картинка, которую он видел как-то в детстве в журнале «Пионер». Там были расписаны мужские имена и характеристики, напротив имени «Павел» был нарисован пьянчуган с фишками под глазами. В тот момент он ещё испугался, неужели судьба? А где-то на задворках сознания он обрабатывал мысль что он сейчас скажет маме.
Базар, колхозный рынок, самое первое запланированное место торговли в этом городе. Мама занималась реализацией атрибутов нижней одежды. Она была милым человеком лет пятидесяти, всегда спорила с Павлом и видела в нём шестиклассника, при том постоянно.
Павел подошёл со стороны прилавка, такая дистанция его вполне устраивала. Солнце падало на его улыбающееся лицо. Лето. Под козырьками стояла духота, мама Павла была в лёгком пёстром платье деревенского покроя. Продавцы всего базара были преимущественно женского пола и делились на людей в таких платьях или лосинах. Тем кто был в лосинах, торговалось торговалось гораздо жарче.
Мама Павла когда видела своего сына с такой улыбкой, всегда смотрела на него удивлёнными, широко раскрытыми глазами, исподлобья, наклонив голову вперёд на 5 градусов. Оставаясь в тени прилавка, полумраке она смотрела на хорошо освещённую его физиономию, он был как на сцене, сынок.
- Павлик, ты проснулся. Нашёл что поесть?
- Ма, я не голоден. Эээ. Я знаешь что пришёл-то?
- Надо кушать, Павел. Надо, сынок, ты так похудел, пока этот институт закончил. Будь он проклят (горхоз).
- Мааа, у меня к тебе дело срочное.
- Ты вчера почему так поздно пришёл? Ты же знаешь как я за тебя волнуюсь. Я знаю что ты взрослый уже стал, но пока ты живёшь со мной.
- Мама, - не выдержал Павел, - я завтра ухожу в армию. Дай 300 рублей.


Мать укоризненно посмотрела на Павла, - Ты чё, сдурел? Павлик, ты что, у тебя выпускной в институте в конце недели, ты же сам говорил. – Она была в замешательстве. Маленькие картины всплывали в её голове одна за другой. Сначала пронёсся калейдоскоп недолгой жизни сына.
1. стрижка наголо, боец без одного зуба худой и высокий, глядя прям в глаза её
сыну, улыбается, и предельно точно орудуя ручной машинкой отстригает редкие белокурые волосы. Павел смотрит на это всё спокойно и как бы испуганно, этот страх наигран, он заставляет себя показывать его, чтобы боец думал специально что его беззубый вид просто ужас как впечатляет.
2. присяга. Маленькая такая картинка присяги, всегда все матери приезжают посмотреть
как их дитя присягает отчизне.
3. удары в лицо. Да просто так от нечего делать бьют его солдатики больно так,
расстановочно.
4. Чечня. Смерть. Самая короткая картинка, кто-то её поставил на паузу, мать
остолбенела.

После она достала деньги и протянула Павлу. Его улыбающееся лицо не предвещало
ничего плохого. 350 рублей, вся её выручка за день. Шутит он или нет ей уже было всё равно, он умер в её сознании 30 секунд назад, и всё что ей сейчас было надо так это представить как она будет его оплакивать. Картина не самая приятная, представьте похороны своего лучшего друга например. Кошмар.


Маленькая победа. Прибалтать маму, вот это настоящее сражение, тут шахматы просто отдыхают. Нужное слово в нужное время, в нужное место, иногда без поддержки не обходилось. Раньше помогал, Вован, потом Санёк, Санёк погиб, потом опять Вован, но другой.

Жизнь как колесница,
Люди в ней как спицы.
Гнуться и ломаются,
И не возвращаются.

Павел шагал по летнему двору, всё зашибись, завтра в армию, да ни чё до завтра ещё целый фестиваль.
Он не хотел устраивать разного вида проводы, он даже не хотел предупреждать своих друзей, бывших и настоящих. Просто хотел уйти, раствориться, этот город давил на него своим прошлым, и это давление было таким сильным, что не важно куда но следовало сделать маленький шаг в сторону, хотя бы на время, хотя бы маленький. Распределили Павла в военную часть в Арчеде, в соседнем районе, километров 150 от города. Вот там его никто не найдёт, думал он, только то что его уже никто давно и не ищет кроме его самого, его не беспокоило. Вырваться из клетки, испытать свой организм на прочность, выйти и из клетки оставив свой корм.
- На сотку ща травы, мальцам закажу, на 100 пива, а 150 на сигареты и на дорогу завтра. Жара путала его мысли, он глянул на небо:

1. в тот момент, когда он смотрел на небо он шёл между забором садика и забором
туберкулёзной больницы.
2. старые вязы своими полуголыми верхними ветвями практически не закрывали небо,
гусеницы от голода грызли не только листья, но и саму кору.
3. как он не щурился, солнце его всё же предательски ослепило.

- Блин. – Он споткнулся, но всё же выровнял своё движение, и побрёл дальше. Подойдя к
своему подъезду он осмотрелся, мальцов не было. Сел на лавку, зной косил с ног, время тянулось вязкой смесью секунд и звуков. Чего-то явно не хватало. Вспоминая концепцию звука и цвета которая была разработана самим Павлом и его бывшим лучшим другом Владимиром после конкретной серии долбежа, он понял что не хватает мальцов и всего что с ними вытекает.


Немного о концепции. Находясь в наркотическом состоянии, непосредственно под ганджем, человек видит и слышит всё иначе. Как говорил дед Карлос мозг ускоряется и начинает воспринимать всё так как оно есть на самом деле. Звуки разделяются на отдельные потоки, цвета обретают свойство Труколора а не обыденные 16 бит. И самый главный цвет конечно же зелёный, цвет травы, цвет самой распространённой валюты, цвет стен в подъездах о которые зажигаются спички, цвет лета, самого беззаботного времени года. Даже если занят по уши, с тебя всё равно снимается ряд забот, даже по процессу одевания, что летом надо? Шорты, тапки, майка. А звуки, особенно птицы, мы не замечаем их песен в обыденности, а вот когда на скорости, это совсем другая история, история оборотня-министреля, Синицы Золотой Дудки.


- Паш, деньги есть? Давай возьмём. – Первичное его желание было вскочить и в игривой форме сказать: «да вы чё? конешна, есть на такое дело», чем очень сильно удивить своих «подопечных». Но учитывая тот факт, что он ещё вспоминал все пункты концепции, то не желая выходить из своих грузов в виде эмоций, просто протянул им сотню. Даже таким простым отрешённым ходом он тоже их удивил. Состояние постоянного долбежа расслабляло организм и человек через некоторое время начинал удивляться даже самому себе. Вот это – я. Ух ты, какой я.
- Через пол часа, чтоб было. – Сказал как отрезал. Лёха поморщился, Антон толкнул его, типа пошли не понятно что ли. Гонцы ушли.
Паша побрёл домой, в сумраке подъезда раздавался лай Жульки. Эта бестия не давала спокойной жизни всем местным жителям уже лет десять. Её смерть ждал даже её хозяин, хотя вряд ли. Дома попив водички прямо с горла чайника, отправился на балкон.
- Даже курить не хочется, - сказал он сам себе. Выпить что ли. Ждать и догонять самое тяжёлое состояние человека, особенно если воля его такая слабая, мораль на нуле, у золотых птиц крылья опущены, а на весах с большим перевесом уходила в нижний уровень куча гавна.
С балкона открывался непонятного характера вид, к которому уже давно привыкли все местные жители. Это был задний двор туберкулёзной больницы, вся территория которой была огорожена кирпичным забором в два метра вышиной. Павлу весь пейзаж напоминал первые уровни Sanitarium. Такие же санитары с мётлами, обшарпанные стены, да задумчивые лица в окнах.
Соседка с нижнего этажа начала развешивать бельё. Не боится, а зря. Ща плюну – подумал Павел. Он находился сейчас в такой прострации от всех его окружающих событиях, что плюнуть было бы сейчас для него первостепенной темой. Но он не плюнул. Плюнуть вниз, какой же пошлый процесс и как он может подействовать на человека. На него нахлынули воспоминания. Он перенёсся года на четыре назад.


1998 г. Такой экстрим, стоять на стометровой вышке, которая находится рядом с городской прокуратурой, в убитейшем состоянии. Он и она стояли, вцепившись руками в холодный метал поручня. Она казалась повыше него, её белокурые волосы извивались как пламя на ветру. Их глаза были прикованы к родному ночному городу. За спиной мигал разными огнями Волгоград, но это было не интересное зрелище. Большая и холодная рыба, вот на что он был сейчас похож. А то что видели они сейчас было чем-то большим, родные улочки и закоулки, дворики и скверики. Недавнее употребление канабиса подарило каждому свою разноцветную призму. Лиля смотрела на заводскую трубу в дали, ей нравился столб лилового дыма на фоне ночного неба. Павел же вглядывался в яркие огни проспекта, они напоминали ему картинку Лас-Вегаса, которая ещё не стёрлась со времени последнего просмотра сериала про этот город. Красота. Они поцеловались. Поцелуй был долгим, и его итог был таков, что пришло время сушняка.
- Давай поиграем в птиц, - сказала Лиля.
- Ты хочешь с прыгнуть?
- Нет, мой дурачок. – она потрепала его короткую стрижку.
- Вот смотри. – и она плюнула вниз. Пенообразное вещество медленно запарило вниз. Раскачиваясь на слабом ветерке, постепенно опускалось, медленно. Павел начал собирать у себя во рту свою птицу, наблюдая за «первой ласточкой», но вот она достигла верхних веток деревьев и рассыпалась.




2002 г. Прозвенел звонок и раздумья Павла закончились. На пороге стояли братья.
- У тебя? – бросил Антон.
- Да, давай. – ответил Павел.

Всё было быстро, балкон, бутылка из под минералки, пробка по технологии неизвестного Кулибина. Раздули, пацаны жадно всасывались в дырочку, прожженную бычком. Кашель, каждый по очереди склонялся через балкон, и отхаркивал. У Лёхи произошло разжижение какое-то, он просто открыл рот и слюни потянулись длинными блестящими линиями. Через пять минут все бельё на втором этаже было в пепле и слизи. Морозная свежесть отдыхает.
- Так, всё свалили от сюда. – Паша говорил быстро и немного отрывисто, слова он старался произносит максимально чётко и у него это получалось.
- Ты, чё как Путин, Пашок, гыыы. – Антон растянул улыбку до максимума.
- Чё, не поняли? – Паша, свернул что осталось и кинул себе на карман, взял скалку, которая очень удачно лежала на балконе и сделав свирепое лицо посмотрел на братьев. – Мне ещё Вовану надо позвонить, свалили от сюда быстро.
Они ушли, как вовремя Паша вспомнил про Вована. Вот что значит вернуться в своё привычное состояние. Вован, был интересной личностью, они учились вместе в одной группе в институте. В первое время он казался тормознутым. Его стандартный взгляд из под чёрных как смоль бровей напоминал взгляд молодого аксакала, хотя он всегда божился о своих русских корнях. А как он разговаривал, это надо было слышать, словами этого не передашь. Голос как будто поднимался с каких-то глубин и с задержкой в 5 миллисекунд выдавал максимально лаконичную мысль автора. Уникальный тип человека.
- Алё, Вован. – Паша максимально пытался спародировать интонацию Вована.
- Даа.
- Как поживааешь? В армию меня сегодня будем проважать?
- Паш, ты чё накуренный? Или ты ещё после вчерашнего не отошёл?
- Отошёл, я уже в сегодняшнем. Только что с ребятками дунули. Будешь?
- Может быть вечером. Давай попозже позвони, мне сейчас надо родителей на дачу отвезти. Пока.
Положил трубку. Не фига себе. Вот это Вован приколол, взял трубку положил. Взял и разорвал связь, конекшин фэйлд, вот это сильный ход.

- Павлик, ты почему меня не встретил? – мать с порога была решительна и как показалось Павлу кровожадна.
- А гонорар будет? – Павел улыбался глядя ей в глаза, ему было всё равно что его палят.
- Будет, с утра уже был. Что ты там говорил про армию, я сейчас с тётей Таей разговаривала, она сказала, что можно на осень всё это перенести, и стоить будет всего 5 тысяч.
- Мама, - голос у Павла был такой, как будто ему надо нос прочистить. – это можно и без денег сделать. Раньше сядешь, раньше выйдешь.
- Как хочешь, - мать махнула рукой и пошла на кухню.

Паша пошёл в свою комнату и бубнил под нос песенку «…я живу в самой лучшей стране, мне каждый третий враг…». Мать разобрала на кухне привезённые продукты, раскидала из тележки товар в шифоньер и решила позвонить. Подняв трубку, она почувствовала, как от той разит куревом.
- Павел, ты опять курил?
- Мам, ты же уже давно знаешь что я курю, зачем спрашивать об этом каждый день?




1998 г. Был у Паши друг, учились в одном классе, потом он перешёл в другую школу, но всё равно они поддерживали отношения. Постоянно встречались, тусовали. Звали его Владимиром, но Паше нравилось называть его Володькой. Так ещё Саша Борисов придумал. Саша жил этажом выше, так сказать друг детства. До третьего курса Паша с Володькой были лучшими друзьями, не разлей вода. Позже они поссорились и поддерживали отношения постольку поскольку и Паша стал тусить с Саньком. Продолжалось это до прошлого лета. Саша перепил в шатрах в одну ночь, пошёл купаться на Гиблое озеро и утонул. Сильнейший удар по Пашенному окружению, но сейчас не об этом. Володька всплыл в памяти не случайно.
Лето 98-го года. Надо было поклеить обои в коридоре и Паша позвал Володьку. Ребята убились и раздался звонок, звонил телефон. Паше позвонила Лиля, его маленький цветочек, это было как раз то время, когда они встречались с ней чуть ли не каждый вечер, выпивали,  дурачились, заканчивалось всё занятием любовью, сексом вообщем.
- Алё, приветик.
- Привет, Лиль. Я перезвоню. – Павел намеренно хотел казаться грубым и очень занятым. Осталось ещё целая банка и была как раз его очередь.
Павел ни курил сигарет и был очень спортивен. До марта месяца он не пил даже пиво, это был маленький обет, который он дал себе в том же марте, только годом раньше, ещё в 11 классе. И вот в марте он так сказать сорвался, дунул, потом стал пивко потягивать, в апреле на Володькиной днюхе хлопнули по водочке, понравилось.
Последние клубочки зелёного гурмана в очередной раз разодрали его глотку. Минутное молчание с гримасой на лице, выдох, плевок за балкон. Ребята посмотрели друг на друга и заулыбались, настроение поднялось. Стоя на балконе они услышали как открылась входная дверь, пришла мать с базара. Решили остаться и проветрится. Зазвонил телефон, опять наверно Лиля подумали мы. Подошла мать.
- Да, я пришла. – Голос её был твердый и возмущённый, она положила трубку.
- Кто там, маам? – Паша растягивал гласные, изображая стонущего раненого солдата.
- Тётя Тая. Скажи Павлик, кто у нас был? – она явно была настроена решительно.
- Да никого не было.
- Не ври мне. – она начинала говорить громче. – от трубки пахнет куревом.
- Хорошим? – буркнул Володька. Паша закатился смехом.
- Мам, да это Кащей заходил, позвонить.
- Какой Кащей? – в ушах молодых людей это звучало как протест. Не знать Кащея, пацана с первого этажа лет 15, который уже курил и таскал девок к себе в хату, когда там народ мал по малу рассасывался – это было кощунство.
- Кащей, это Лёша с первого этажа, мама.
- Лёша, что курит, ему лет то сколько ещё? – смущение матери было для Павла маленькой победой. Надо было додавливать стену серьёзности и недоверия.
- Лёша, у него уже девушка беременна, а ты такие вопросы задаёшь. – мать так и села на диван. Всё победа. – Вот это палево прошептал Павел Вовке.
- Базаришь, чуть не пальнулись. –они отвернулись от комнаты и просто стояли и смотрели с балкона во двор тубика. Солнце подсушила покошенную утром траву и пока её никто не собрал, она напоминала разбросанные мокрые светлые волосы. Паша протянул руки вперёд и сказал:
- Ключ поверни и полетели. – Володька оглянулся на сидящую мать, она выглядела уставшей и озабоченноq. Повернувшись обратно он тоже вытянул руки, посмотрел на Павла и сказал:
- У меня нет ключа, облом на сегодня с полётами. – и они заржали.
Они ещё долго стояли и прикалывались на балконе под лучами летнего солнца, которые с трудом пробивались сквозь густые зелёные ветви деревьев. Все разговоры сводились к тому, что какой дурак с детства Фарель, какой жадный и трусливый Аноха и как теперь Шай ответит за все свои грехи, сидя в холодной камере. Стоя сейчас на балконе они ощущали себя вершителями судеб, золотое время, никаких страхов, никаких обязательств, самое обманчивое чувство подростка лет семнадцати тире девятнадцати. Многие в городе их знали, как они считали, и не малый процент уважал их не понятно за что, за умение говорить? за пробивную способность? за что-то, чего не было у этого самого процента…
- Ребята, ничего клеить сегодня не будем, просто снимите мне шкафы на кухне, я трубу вентиляционную покрашу. – слова матери, очень порадовали друзей, хотя снимать шкафы было и не очень то просто.




2002 г. Друзей, да они были тогда друзьями. А сейчас? Сейчас Павел даже не хотел звонить Владимиру, он это сделает лучше после, когда будет уже в армии, хотя Вован всегда как бы не относился к Павлу был очень отзывчив и придавал уверенности. Даже его постоянные упрёки и то давали свой результат, не физический, а метафизический, возвращали на несколько секунд сознание Павла в реальность. На протяжении уже нескольких лет Павел и курил, и сигареты тоже и выпивал, загонял свой организм, не обращая на него внимания, главной целью было в начале забыть горькую любовь, после привычка к такому эйфорийному состоянию.
Он вышел с балкона, прошёл через комнату матери в свою, переоделся и направился к входной двери.
- Павел ты поешь? – Мать уже не влияла на него как раньше, когда учился в школе, и поэтому её вопрос звучал очень неуверенно.
- Не, я не хочу.
Выйдя на улицу, он даже не понял в начале для чего, после дошло, что общество матери сейчас для него не самое полезное, и организм сам свалил действуя на инстинктах. Он вышел на центральный проспект и двинулся в сторону старой части города. Рабочий день подходил к концу, на улицах пока ещё было не очень много народу. Подойдя к бабкам Паша купил семечек и продолжил прогулку. Что бы такого сделать, когда в голове все мысли сводятся только к одной: «Зачем я завтра пойду в армию?». Что сделать, что сделать, взять и пойти, но это завтра, а сегодня. Пройдя несколько автобусных остановок он добрёл до парка, не, в парк желания нет заходить, придётся обратно. Обратно, так же не спеша и с тем же восторженным лицом, мимо своего двора, к центру города.
В центре прям на площади, господа предприниматели поставили несколько шатров и очень много столиков. Вот туда он и направлялся. У Цума был встречен Семён, этот товарищ учился с Павлом в школе много лет назад, они узнались. Оказалось что Семён тоже уходит завтра в армию, последовала секундная пауза… Которая потом вылилась в 2 по 50, в одну 0,5 и когда их нашёл Вован Тик, за столиком в полной темноте два тела лежали в коматозе. Вова вызвал такси и повёз Павла домой, там их встретила мать. Ночью снились кошмары.
Когда Павел пришёл в себя, он стоял на плацу и безжалостное Солнце слепило его и таких же раскумаренных призывников как и он.
- Раз все в сборе, то прошу в автобус уважаемые призывники – попросил капитан.


Отчизну надо защищать.

2002г. Жара не давала покоя не только Павлу. В душном автобусе, под июньским небом люди превращались в пластилиновых фигурок. Руки и ноги свисали, головы мотались взад вперёд или раскачивались из стороны в сторону, всё зависело от того у кого куда сместился центр тяжести головы. Павлу было дурно, изредка он просыпался в дороге, пристально смотрел на сидящего напротив парня лет восемнадцати, протягивал руку за минералкой, которую тот держал, пил и засыпал. Автобус пару раз останавливался, кому-то становилось очень плохо или просто для профилактики. Постепенно Павел приходил в себя. Первые мысли, которые его посетили, интересно если бы его сейчас заснять на камеру, его и всё что вокруг него, какой бы получился интересный документальный фильм: «Пластилиновый бронепоезд» или «Аты-быты, везли типа солдатов».
Через некоторое время он пришёл в себя. Ещё не открывая глаз, он стал прислушиваться к окружающей среде. Вроде бы эта среда пока безобидна. Паша знал, что для полного спокойствия, необходимо себя зарекомендовать, каких бы усилий этого не стоило. Армия это не горхоз, здесь не все равны, и для роста авторитета и карьеры совсем другие методики, он всё это понимал, но было одно «но». Он также понимал, что бороться со своей сущностью, со своими привычками поведения и амбициями он не в силах, уже не в силах. А помочь никто не сможет, потому что рядом, того кто его хорошо знает, кроме него самого уже никого не будет.
Щурив глаза, он пытался поглотить пейзаж за грязным окном автобуса. Вроде бы красиво, только не из этого окна. В сознании Павла произошла метапауза, затянувшаяся километров на десять.
- Виталик, - паренёк протянул Павлу руку. Тот же посмотрел на него чересчур оценивающе.
- Павел. – голос был надменный, это был даже не ответ, а нечто большее, целое заявление о себе. Восемнадцатилетний Виталик почувствовал озноб, ледяное напряжение породили в нём глаза, которые на него смотрели. Рука же была тёплой и твёрдой, рукопожатие подтверждало, что перед ним сидит настоящий человек.
- Ты с Волжского. – Виталий не знал что ещё спросить, ну надо же было как то начать разговор.
- Нет, с Урюпинска. – пауза – в этом авто все с Волжского, военкомат волжский. – как Павел и рассчитывал такой расклад должен был произвести впечатление на парня. Виталик же человек впечатлительный, понял куда может завести так начатая беседа и поэтому оценив ситуацию, удивил сам себя бросив такую фразу:
- А ты значит умный очень как я посмотрю. – сказав это он захлопал глазами как филин.
- Ты в какую часть? – бросил Павел.
- В тамбовской области есть такой городок… - было начал Виталик. Всё ясно, сделал Паша умозаключения для себя, мимо значит едет. Фраза была прервана вырыванием из рук Виталика почти уже пустой бутылки с минералкой.
- Вот и едь тихо, - Паша глянул озлобленно на Витальку, и задумчиво уставился на красоту за окном…
Виталик порозовел, значит засмущался.

1998г. Жёсткость, свойственная Павлу в отношениях с незнакомыми людьми, появилась в нём во времена былой юности. Этап становления его личности совпал с концом девяностых. Уже в это время появлялись книги о бандитском Петербурге и такой же Москве. Вся страна испытывала передел. Делили всё, и все те авантюристы кому в это время было лет по двадцать пять – тридцать, встретил новый век или маленьким олигархом или в могиле. Опасные времена распаляли молодую кровь. Постоянные разговоры о местных авторитетах и громких разборках не давали покоя. С каждым днём сознание восемнадцатилетнего человека потребляло огромные объёмы информации, как можно заработать деньги ничего не делая. В итоге всё сводилось к мелкому мошенничеству, которое не так то легко осуществить в таком возрасте. Думать о группированной преступности тоже было рано. Случай показал, что очень легко можно заработать немного денег если их просто правильно отобрать. Что значит правильно? Ну это когда человек сам их тебе приносит и отдаёт. Зачем он это делает? Потому что он не прав, главное его убедить в этом факте.
Был это именно тот случай или нет уже не важно, главное, что смысловая нагрузка была примерно такой. Одним осенним вечером 97-го года, Паша и Вова шли по улице Горького, между сто вторым и ещё каким то кварталом. Володя был в подпитии, Паша же вёл спартанский образ жизни. Шли и о чём-то негромко разговаривали и вот из темноты (а осенние вечера на улице Горького на самом деле очень тёмные) выбегает маленькая чёрная собачка и кидается на Вована, цепляется клыком за коленку, виснет зараза и рвёт старые изношенные джинсы.
- Касяк, - брякнул Вован и дал пинка тузику. Тузик отлетел под ноги к подпитой хозяйки.
- Полегче верзила, - перед глазами хозяйки была такая сцена. Два молодых но уже на вид нетинейджера, один невысокий и коренастый, руки в карманах и кепка кожаная, как у чекиста, другой высоченный в огромных ботинках, дутой короткой куртке (блин да это бомбер был, от куда ей знать такие тонкости) и кепке-бейсболке. Из под бейсболки на тётку глядели озлобленные глаза.
- Гражданочка, собачку то в наморднике надо выгуливать если без поводка, - Паша знал это прекрасно, ему об это сам Вова и рассказывал ни раз, так как у него была у самого огромная псина.
  - Да какой ей намордник, она же мелкая совсем, - у тётки был низкий прокуренный голос, немного недоумённый.
- Тогда на поводке, - рубанул Вован.
- Административный штраф, гражданочка, - Паша сам удивился своему официальному тону. Вован же присел и рассматривал дыру на колене.
- Эй, да тут царапина.
- Да ну? – Паша неподдельно удивился. Про сорок уколов в пупок знали все, - Вы где живёте женщина?
- А вам зачем? – голос начинал вздрагивать, она подошла ближе, запах дешёвых сигарет и винища резанул Павлу нос.
- Как зачем, новые джинсы раз, заражение бешенством два, моральн…
- Какое заражение, каким бешенством, собачка нормальная, - женщина была в панике. Паша замешкался и тут Вова который никогда не брал инициативы на себя вдруг вставил, - Ага, не бешенные не кидаются.
- Логично, - Паша посмотрел на тётку из под кепки так, как будто та была в сицилийском заговоре с этой шавкой против Вована. Она немного пошатнулась и выдала, - Триста рублей вас устроит?
- Да.
- Да.
Отвел был почти синхронным и наверное даже жадным, нормальные деньги. Джинсы рублей двести стоят, да и кому они нужны, это самые старые джинсы которые были у Вована. Паша так вообще не думал о каких-то джинсах, «цель вашего напряга? -  просто деньги».
Зашли на квартиру, и тётка отдала деньги. Пройдя немного молча друзья раскидали по братски и Вован решил взять ещё пивка. Хотя погода была сырой и промозглой пиво пить хотелось. Пока стояли у ларька он выпил пол бутылки, потом принюхался что-то запах не нравиться, пережженное слишком.
- Нука понюхай, - он протянул Пашке под нос бутылку. Так как Паша пиво не пил, то особо и не разбирался в нём, воняет падалью какой-то.
- И чего? – Паша вообще думал что ему просто хотят указать на то как клёво пиво пахнет.
- Того что протухшее оно.
- Да ну, не может быть, дай как сюда, - и что тут началось, Паша стал ломиться в ларёк и орать что ж вы протухшим пивом торгуете, отдайте деньги, комитет по защите прав потребителей по вам плачет. Молодая девка ларёчница конечно же испугалась, но денег отдавать на отрез отказалась. Сказала что лучше пиво даст другое. После этого открытую бутылку ей пытались вернуть, и так как она отказалась её забрали тоже.
Итогом вечера были три сотни и бутылка пива на халяву, потому что Вован и «протухшую» тоже допил и другую выпил. С того времени понеслось, чем дальше, тем больше. Не так посмотрел, не то сказал, многие стали жертвами своего «неправильного» поведения, цель наведения правильного восприятия мира окружающими была простая – просто деньги.
Безнаказанность и возможность лёгкой наживы, по мелочи, на карманные расходы, на этапе становления личности сыграли очень важную роль. Павел стал удачливым аферистом в своих глазах. Применение силы было минимальным, хотя и было, всё заключалось в психологии.

2002г. К тому времени когда все выпрыгнули из автобуса, поднялась такая пылища, что гарнизон нельзя было рассмотреть дальше чем 100 метров. Их построили, развернули и отправили стричься. Солдатская жизнь началась с того, что отобрали старые вещи и дали новые. Первую неделю было трудно, Паша понимал что он всего лишь на год и это уже повод к нему относиться не очень хорошо со стороны сослуживцев. Благодаря своей харизме и преимущественно гуманитарному образованию и складу ума он смог найти себе место и не затеряться среди серости солдатских мундиров.
Через полтора месяца пришло первое письмо. Писал Стас со двора, что было очень удивительно. Оказывается весь дворовый молодняк скучал без Паши и Стас решил обо всём об этом рассказать в своём письме, да ещё изложить некую схему которую слышал от одних знакомых по которой Паша сможет расслабиться даже на службе. Идея понравилась, да чем чёрт не шутит. Прошло ещё пару месяцев службы, тоска вместе с осенью накатила, пришло время открыть карты и Паша написал письмо бывшему другу Володьке, адрес он помнил с давних времён, ещё когда был в бегах в Урюпинске переписывались с ним. Володька очень удивился, что старый друг в армии, отписал что-то типа работаю, скоро институт заканчиваю, ничего полезного.
Самое страшное в армии это быть спаленным пьяным. Об этом ему поведали и сами сослуживцы, да и через месяц Паша сам в этом убедился. Новоявленный капитан ещё в не обмытых старлейских погонах «строил» один взвод. Августовское солнце ещё грело дай Бог, а так же влажность была повышенной. Два рядовых спалились на синьке. Только выпили и попались, запах такое дело, его в карман не спрячешь. Так вот, капитан построил весь взвод по форме. Одел на них железные рюкзаки, название которых Павел уже и не помнил, до этого они сами туда насыпали песочку, и заставил отжиматься. Двадцать отжиманий, кружок бегом по плацу, и так весь взвод, а пьяных только двоя. Жара. Кто падает лицом в пыль получает в ухо ногой. Закончилось это действие через два часа, на взвод было страшно смотреть. Уж лучше в бой, подумал Павел…
Солдатская жизнь была монотонная и нудная и разбавить её хоть как-нибудь желание появилось уже давно. И вот одним осенним днём пришло ещё одно письмо от Стаса с фотографиями. В письме было две фотографии а между ними одним тонким слоем приклеена трава. Паша аккуратно травку соскоблил и решил дунуть, но делать это одному было не с руки да и просто для пущей весёлости он решил накурить Роман, который в этот день стоял на посту дневального. Пока Ромку сменял другой солдат, они вместе с Пашей раскурились на заднем дворе кухни. Паша сразу же разболтал всем, что с Ромой что-то не так и предложил его пойти поглумить.

1998г. - Ну как ощущения? – Саша спросил Вову и посмотрел ему прямо в глаза. Глаза блестели, зрачки были расширены.
- Я ног не чувствую.
Последовал удар по ногам, ноги даже не прогнулись.
- И правда дерево, - отметил Саша. – на сигарету, - и протянул беломорину.
- Дай мне, - попросил Паша.
- Ты же не куришь, - сказал Вова. Голос был тяжёлый и медленный.
- Что? Первый раз так забрало? – Саша пытался подражать Вовкиному голосу.
- Даа.
Они стояли напротив двадцать пятого микрорайона на остановке. Мимо проезжали автобусы, увозили и привозили людей, но залазить в них Вова не хотел.
Павел смотрел на него и как Саша ставит разного вида эксперименты. Он просил его то сильно сжать руку, потом резко разжать, то приподнять ногу потом попробовать опустить. Самое эффективное было нашептывание на ухо с разной громкостью одного и того же слова. Искусственное эхо…

2002г. Искусственное эхо приводило выражение лица постового в кромешный ужас. Пацаны ржали и тыкали в Романа пальцами, Паша сказал, что ему по фигу. Япошка (скорее всего казах) Якомото был заслан на кухню за алюминиевой вилкой. Вилку юзал сам сержант Петро. Он пытался проткнуть Ромкину ногу раза четыре, после того как вилка окончательно перегнулась он развернул её и тупым концом ткнул ему в плечо. Радости на лицах боевого состава не было предела. Паша так был счастлив, что ему удалось принести всеобщее счастье, он явно набрал кучу очков после этой выходки. Даже Ромка на него не обижался, так как ему также было смешно как и всем, только он мог выразить свою радость полуубитой улыбкой. Радость и свобода этой самой радости, вот за что он был ему благодарен.
С того самого дня Паша был неким тайным драг дилером. Водку пить никто не решался, а вот покурить, что тут такого, махорку курили все, «махорку» же только избранные.

Мартовское солнце светило в окно и дарило солдатским сердцам ощущение весны, любви и свободы. Такие чувства пробирались в эти запылённые души в полевых гимнастерках.
Павел сидел в красном уголке с Петром и Максом. Прикольные ребята, они были крупнее его и пользовались авторитетом. И чем больше авторитет, тем умилительнее были те моменты, когда они смотрели на Павла, открыв рты и слушали его байки про бандитское детство. Сидя на столе он прильнул лицом к его поверхности и вдувал в папиросу махорку. Так расслабленно он себя уже привык ощущать, безнаказанность расслабила его инстинкты самосохранения. И когда зашёл капитан и увидел эту сцену… Паша не отрываясь втягивать, покосился на капитана и сквозь зубы прошипел, - Здравия желаю, товарищ капитан…
Макс и Петро в один голос сказали, что им пора и кое как протиснулись мимо капитана, выбежали из красного уголка. Кличка капитана говорила за всё – Живодёр.
- Что, Граф, папироску собираешь?
- Да, рассыпалась товарищ капитан. – Паша понимал, что если сейчас не сыграть роль, то всё может плохо обернуться, очень плохо.
- Нука, нука, что тут у нас? – капитан подошёл и пальцем потыкал в остатки на столе. Разбадяженная махорка очень сильно отличалась своим зелёным цветом от коричневой поверхности полированного стола и рыжеватых остатках беломорских перьев.
- Что то табачок какой-то странный. Граф ты не замечаешь?
- Пока нет, товарищ капитан, надо покурить чтобы заметить разницу. Вот разломалась, щас починю проверю. – Паша держался довольно уверенно, хотя со стола и слез. Он продолжал поочерёдно вдыхать в себя остатки.
- Граф, слышь, а чё столько брёвен то, почище не было что ли табачка. – Капитан явно решил подыграть бойцу. Паша чувствуя подвох, уже четыре раза проклянув себя за беспечность, просто решил отвестись от этой темы.
- Не понимаю о чём вы, товарищ капитан, что выдают, то и курим. – Аккуратно ответил он.
- Ааа, ну да. Ну давай уже кури, а то я тоже покурить хочу, оставишь в общем. – Капитан пошёл ва-банк.
- Что прям здесь? – Паша сделал очень удивлённое лицо, ракета была уже готова и её осталось только взорвать.
- Да, а что, посидим покурим, пообщаемся, это же место отдыха, ты никуда не торопишься, выходной же? – Живодёр явно переигрывал, с каждым словом он заводил себя и накручивал. Хитрый голос скрывал под собой явную угрозу. Паша же надеялся, что он сейчас и правда накурит капитана, и они мирно разойдутся. Не зря же он его разводит покурить, значит хочется.
- Да без проблем. – Паша сел напротив Живодёра и подкурил. Капитан с издёвкой смотрел на него, он же пытался состроить максимально сосредоточенное лицо, как будто не курит, а выходит на орбиту. Рванувшая ракета, затрещала, пряный запах сразу же заполнил комнату отдыха. Паша потянул. В сознание рванулось прошлое. Оно входило стремительно и непобедимо. Этот факт приходящего прошлого они ещё с Вованом обнаружили курсе на третьем. Как бы ты не старался поменять свою сущность в жизни, как бы не пробовал поменять свой имидж в более авторитетную сторону, как только ты покуришь, ты возвращаешься в детство. В своё последнее пребывание в этом состоянии, вспоминаются все шутки сказанные в тот раз, все приколы и маленькие тонкости и нюансы о которых сразу позабыл, как только вернулся в реальное время, а теперь вот оно, вот опять та же скорость, те же мысли… Паша так увлёкся загрузкой привычного рабочего стола своего нетрезвого сознания, что потерял контроль ситуации. Он подлечил и протянул косяк Живодёру.
- Так простые папиросы не курят, боец. – Капитан сказал это очень жёстко, ещё жёстче был его удар в голову. Паша упал. С пола он сквозь влагу в глазах видел образ весёлого капитана, тот стоял уже в белом мундире, с бескозыркой и потягивал сигару.
- Губа по тебе плачет, Граф. – Протянула его наглая рожа. – Боец встать, когда перед тобой стоит офицер. – сказав это как бы между прочем, Живодёр засадил сапогом в бочину и заржав удалился из красного уголка.
Махорка была на удивление хороша, до вечера Пашка прятался на задних дворах спасая свои мысли. Бойцы приносили ему весточки, что Живодёр сначала поиграл в кун-фу с дневальными, после чего их пришлось госпитализировать, после пошёл в свою комнату и вроде бы рисовал там что-то долго, периодически засылая за чайком.
На следующий день Паша был отправлен на губу.
Его первое тюремное заключение в этой жизни особо ни чем ему не запомнилось. Здесь не было никаких воровских законов, которые он так долго изучал по книжкам в студенческие годы.
Первые ночи на губе он не спал, было страшно. Позже он вспомнил историю об одном заключении и решил её поделиться со своими сокамерниками. Болваны молчали в ужасе, история была жутковатой. Тем более сам амфитеатр оставлял желать лучшего, несколько двухэтажных коек, голые стены, сырость и хриплый голос Павла, блеск глаз которого мог быть следствием только токсичного отравления некими природными релаксантами в детском возрасте.
Вот некоторые выдержки от туда, без некоторых подробностей:

1998г. «Был теплый апрель, братцы. Как сейчас помню Солнце фигачило с утра до вечера и стояла духота. С наступлением тьмы тяжёлая прохлада заставляла ещё кутаться в куртки. Не помню от куда были у меня с корешем денюжки. Было их не много, и путь их дОбычи был наверно очень простым, чтобы мы их захотели все под частую потратить. И спрашивается на что? На махорку, братцы. На большое её количество. Не хочу хвастать нереальными объёмами, как некоторые из вас я уверен привыкли делать. Нам не нужны были килограммы, мы хотели приобрести для себя стакашек. И так как наши рожи были уже сфотканы на всех известных городских точках, мы решили двинуть за товаром на остров Зелёный. Есть у нас такой, край цыган, чурбан и воровья. При слове «чурбан», боец Мухаммед в дальнем углу непроизвольно заёрзал под взглядом рассказчика. Была у меня знакомая одна, так сказать землячка. Была она татарка, по совместительству цыганка и был у неё брат Эльдар. Когда мы приехали с корешем и она нас с ним свела, и мы спросили его Эльдар он или Ильдар, он сказал что похуй, так же как Ренат или Ринат. Нам тоже было без разницы как цыгана называть и в записную книжку я черканул, как сейчас помню Цыган Эльдар и номер его телефона. Цыган сам отписался нам помогать, но решил познакомить с семейством Бармалеев. Старший Бармалей и младший были братьями. Младший был нам тогда не нужен, он брал в основном пластик, а вот крупные партии травы можно было взять только через старшего. Пакет тогда стоил полтос. Эти слова произвели огромное впечатление на окружающих. И это был реальный пакет, на четыре папиросы и если разбадяжить, то на целых пять. На пять таких за одну из которых сейчас сотку просят. На было необходимо взять десять таких пакетов. Схема была проста. Корефан с баблом остаётся с Эльдаром и младшим Бармалеем, а я иду со старшим по дворам на поиски. Объект поиска мы попробовали, дунули с корефаном и расстались. Что я, что корефан хапнули горя. Он попал на развод «дай денег на чернягу, нас ломает, дай хотя бы на демидрол, а то мы спать не сможем», благо парень был крепкий, кинуться на него было им страшно, а сам он на бетоне был. После он рассказывал как ужасно по накурке слушать нариков и их голоса ещё долго будут ему сниться… «ну дааай денег» - простонал Павел и театрально протянул руку в темноту и бойцы прижались к холодным стенам и втянули животы. «ну дааай, ну что тебе жалко что-ли…» Я же отправился в приподнятом настроении, на самом деле в полных грузах с Барамалеем старшим ходить по дворам, искать где же это счастье продаётся. Кумарило жутко и поэтому говорить, что трава беспантовая  было очень трудно, но было необходимостью. Нельзя было показывать, что мы на сто процентов заинтересованы в этом товаре. Бармалей же не терялся, будучи пробитым нариком он об этом так и заявил. Показал мне левую руку, где на сгибе красовались четыре чёрных точки. Знаешь, они даже если брошу вмазываться никогда не пройдут, - сказал он. Глядя на его рожу я подумал, что вмазываться он уже никогда не бросит. Чёрная шапка волос таскала в себе ещё прошлогодний репей, который после первого же дождя должен был дать корни. Зубы были желтее фильтра от «Родопи», и были не сточены, а скорее всего скурены. Как будто дым разъел их своей субстанцией. Казюльчитая борода и опалённые от коротких бычков усы были чернее собаки Черныш, и явно перекочевали на лицо от куда-то из трусов, а не сами выросли. Про запах молчу, пришлось курить сигарету чтобы находиться максимально близко к оппоненту, и слышать что он там тянет своим наркоманским говором. А чудовище продолжало начатое. А знаешь почему они не пройдут? Нет, не знаешь. Сидел я как то за то что наркоман на централе Владимирском… Ничего не путаешь? … Ну может не на Владимирском, уже точно не помню. Сидим мы значит наркоманы все в одной камере, друг на друга смотрим. Долго сидим, уже ломает всех, кости выворачивает, слёзы из глаз… И только тогда я заметил, что глаза у него и правда всё выплакали в своё время, пустые как пропасть, чёрная бездна… Один в законе был, все феньки знал, как чего и через кого. Ломало его тоже жутко, матом ругался, всех крыс распугал. И вот когда прослышал про смертников обрадовался как ребёнок, от чафира даже отказался в нашу пользу. Лежал весь день на лежанке, маляву на пачке карябал. Мы всё думали к чему он, чего малюет. Оказывается про смертничков он знал всё, и главное в этом всём было последняя посылочка. Этот скарб, который включал в себя всё, что душе смертника пожелается. В маляве законник просил, чтобы смертник заказл себе шняги и махры. Смертник ответил, что сам никогда не парился по этой теме и перед смертью не собирается, но для соседей сделает всё что можно. Смертная казнь была назначена через день, на следующий пришёл тот долгожданный скарб. По ”голубиной” почте прислал смертничек три чека и пакет травы. Махорку спалили сразу, ломку не сняло, но грузы хоть как-то отвлекли от боли. Курили все, и законник и опущенные, так как горе было массовым, всенародная ломка так сказать. Нас всего-то пять человек было. Чеки завернули в общак и стали мутить процесс. В кружку налили топливо, водяры можно было пробить прям у охраны, а вот со шмалью было сложнее. Зажгли. Стали варить в алюминиевой ложке, грелась она нереально, держали по очереди, на подушечках пальцев живого места не осталось. Пока варили мысль метнулась в наши головы а чем закачивать то. Это было ужасно, у одного даже белочка выпрыгнула, всё есть всё сварено, а качать нечем, ни одного баяна нет. Законник дернул из-за пазухи ручку и быстро её разобрал, его всего трясло, но руки делали всё быстро и механически чётко. Вынул стержень, вытащил наконечник, иглой выдавил шарик, выдул пасту, вставил наконечник, выстрогал бритвой щепку длинной чуть больше стержня и вставил как шомпол. Промыл два раза, что на самом деле ничего не дало, только расшатало конструкцию. Набрал дозу и дал мне. «БЕЙ!». Я ударил, тупой стержень соскользил, ещё раз, то же самое. Пробил я его вену только с четвёртого раза. Закачал кайф и стал варить себе. Остальные ждали с нетерпением. Процесс повторился, пока законник валялся в эйфории, пробивали меня, пробили раза с шестого. Потом я ничего не помню, после мне только рассказали, что самый последний жалил сам себя и пробил себя только раза с двадцатого, даже не пробил а проковырял. Дырка у него на утро в руке была за всё. У себя же я обнаружил вот эти четыре точки, как били мимо вены так и остались теперь у меня эти показательные тату… Реально, братцы на его руку было страшно смотреть, ни одного живого места. Да он и сам уже явно не жилец сейчас.»

2002г.
- Так вы стакан-то купили тогда? – спросил один бодрый.
- Тогда нет, на следующий день приезжали и взяли. Нарикам дали тридцатник, радовались черти безумно. А в тот день еле ушли от них, ныли и канючили, денюжек хотели.
- Круто, и долго вы убивались со стакана?
- Не ваше, дело, это совсем другая история, всё спать давай. – Паша умел резать словами затянувшийся разговор, тем более порядком ему поднадоевший. Он рассказывал это скорее не для них, а для себя, заново пережить свои впечатления, мысли семнадцатилетнего подростка, ощущения свободы и непокорности, именно сейчас, здесь, в этом месте и в этой форме ему были нужны эти ощущения, они предавали ему силы. Этой силы хватило, чтобы спокойно заснуть.

Влажность и холод подорвали его здоровье. Весенний авитаминоз и тяжёлые работы на губе добили его окончательно. Сильно он не заболел, но вялость и бледность лица сильно повлияли на его однополчан, когда он вернулся. Курить больше никому не хотелось.
Лёжа на кровати на второй день после возвращения он думал о своём будущем, какое будет оно.
- Рядовой Граф, докладываю, что вам необходимо явиться в главнокомандующему Южно-Восточного округа, который прибывает сейчас у нас в части на подтверждение приказа о вашей мобилизации в Ханкалу.
Лёжа на кровати на второй день после возвращения он думал, что будущего у него не будет.

Приказ на двадцать человек из части на отправление в Ханкалу был состряпан за два дня. Раз ты уже прослужил пол года, значит, все обучения ты уже прошёл, всё знаешь, всё умеешь, пора тебе и долг отдать отчизне.
Сборы были краткосрочные, новая форма, ботинки, продзапас на время транзита. Отправление было запланировано на без десяти минут рассвет. Было такое время. Когда их построили перед составом Павлу стало жутковато, зачем ему всё это, до окончания службы остаётся менее трёх месяцев и вот тебе горячая точка. «Что делать?» - стучалось в его голове, что же, он не знал, вот он, вот поезд. И где он был раньше со своими мысля о соскоке. Да вообще где он был раньше, когда его в армию брали. Можно же было куда-то деться, что-то сделать. Абсурдная ситуация.
На перроне стоял кромешный туман. Деревья были покрыты инеем, наверное, последним в этом году. На сером утреннем небе белесые облака напоминали черепа музейных отполированных скелетов. Туман был такой, что вагон за семь метров впереди был практически неразличим. Перрон был тоже покрыт инеем и деревья тоже стояли как привидения, некоторые уже с набухшими почками. Солнце ещё не встало, а его лучи захлёбывались в тумане. Паша пошаркал ногой, скользко, надо быть осторожнее, надо ли…
Команда по вагонам была воспринята с неохотой только им, он подорвался саамы последний. Потом уже расталкивая остальных стал пробиваться ко входу в тот самый вагон, который закрепили для их перевозки. У самого входа он притормозил глядя как малолетний разжиревший бугай пытается одной рукой, так вторая занята рюкзаком, затянуть свою тушку в вагон. Бортанув его он глянул как тот брякнулся на перрон и медленно стал залазить. Телок приземлился на ноги и обескуражено посмотрел на «маленького Павлика», который осмелился так поступить с великаном. Паша же преднамеренно залез на одну ступеньку, держась рукой за поручень, и стал ждать ответной реакции. Она не застала себя ждать, закипевшая кровь в молодецких жилах надавила на поршень руки и эта кувалда медленно но верно, немного с испугом, не ударила, а скорее всего столкнула обидчика с лестницы. Паша не долго думая падает грациозно, запрокинув одну ногу, а второй стуча по стенке вагона. Лёжа на перроне «маленький Паша» дрыгал ногами и визжал якобы от боли. Подбежавший капитан, растолкал быстро всех и поинтересовался, что произошло.
- Оступился, - пробурчал Павел, чем очень сильно порадовал обосравшееся лицо толстяка. Тот было попытался по быстрому заскочить в вагон, но…
- Стоять всем, - капитан проорал это так, что мурашки побежали по спинам бойцов, свиноматка так и повис на лестнице в вагон, Паша вжался в асфальт сантиметра на два, а в окнах появились белые глазища любопытствующих.
- Как оступился? Кем было спровоцировано. – капитан смотрел на сжатую на поручне руку бойца, на ней болтался содранный окровавленный кусочек свинячьей шкуры. Морда бойца телячьего происхождения спровоцировала максимально возможное удивление.
- Да ни кем. – проплакали поросячьи губы телячьей головы.
- Рядовой Скотобаза, - вас никто не спрашивает. Сержант Штыкало, опишите ситуацию.
Штыкало посмотрел на болезненный оскал Павла и влажность в районе глаз (просто он вовремя зевнул), потом на реально вот-вот разрыдавшееся лицо Скотобазы и выдал единственное верное определение ситуации.
- Рядовой Граф оступился сам, непроизвольно, скорее всего в связи с погодными условиями.
- Ладно, буркнул капитан, - пока что там с тобой, хули лежишь?
- Ногааа, простонал рядовой Граф, больно. – он задрал штанину там где немного пощипывало. Он не знал сам что там, чувствовал только, что ничего особенного. На вид же там была кровоточащая рана, явно на глазах превращающаяся в гангрену. Именно это и хотел там увидеть Павел. Наверно если чего-то и хочешь очень сильно, то оно и происходит, только хотеть надо как в последний раз.
- В госпиталь. – Эти слова капитана стали самым радостным мгновением в армии для Павла. Это было сопоставимо только с оценкой пять по английскому языку в одиннадцатом классе, только пакетом драпа найденного в коридоре в горхозе, только с прекрасной девушкой, количество которых в своём сознании он измерял только одной штукой.
В Ханкалу поехало девятнадцать человек, и одного пришлось вернуть. У Скотобазы в поездке развилась дизентерия, медвежья болезнь сделала своё дело.

В палате было тепло и уютно. От камеры губы она очень сильно отличалась интерьером и контингентом присутствующих лиц. Лица больных сослуживцев были наигранно измученными. Благодаря молодым медсёстрам на тумбочках всегда стояли бумажные цветы в вазах и не было пыли. Девушки старались не общаться с солдатами, а только мило улыбались их шуткам и некультурным просьбам.
Паша быстро освоился, передвигаясь на одной ноге как заправский кенгуру он часто выпрыгивал на лестничный пролёт покурить. Там он и познакомился с медсестрой Анфисой. Девушка была деревенская и мнительная. Её немалые удивительные формы и манера выражаться поразили мужское сердце, и те кровоотводящие сосуды от него, которые ведут сами понимаете куда. Наступившая весна нагоняла своим солнцем и пением птиц необыкновенный гормональный фон, как мужскую половину человечества, так и на женскую. Также Паша понимал, чем больше втереться девушке в доверие, тем больше привилегий он получит. Анфиса же, которая пыталась казаться старше своих лет и образованной горожанкой, не отказала солдатику ни разу, чем ускорило его неофициально выздоровление. При врачах Павел продолжать корчить рожи и изображать приступы боли. Излюбленным словом в его лексиконе в то время было слово «гангрена». Он лепил его на всё что не попадя, на свою болячку, на гороховую кашу в столовой, на ситуацию по отсутствию туалетной бумаги в туалете.
По вечерам все в палате любили травить байки. Паша старался не выделяться из толпы, много ничего не рассказывал, ни к чему это было. Тут все равны, - все калеки. Жизнь была сладкой, три недели безделья. Солдат болеет, а служба идёт.
Был один солдат лет тридцати с виду, на самом деле ему было около двадцати пяти, звали его Дрончик. Все так его звали, и врач майор Анисимов (старый жёсткий палач, мясник, клёвый мужик, любимая фраза «болеть так болеть, сэкономим боеприпасов стране»), и уборщица тётушка Степанида (горбатая бабуленция постоянно передвигающаяся раком, протирая полы, любила прокряхтеть «Дрончик тапки падними»), и сам Дрончик себя так кликал и представлял при новых знакомствах. Видимо с этого всё и началось. Этот самый Дрончик не обделённый опытом, очень любил разные истории рассказывать. Паша запомнил только одну.


«Новогодняя история. Обожаю дороги, долгие поездки и путешествия. Работал я в своё время экспедитором, возили что-то, а я наблюдал, сопровождал, катался одним словом. Работа нравилась, города, дороги, своеобразная романтика. Всегда нравилось возвращаться домой, не важно ждёт тебя кто-то или нет, меня всегда ждал мой город. Да я люблю свой город, много городов я повидал, и осознал, что мой лучший, да, для меня он лучший.
Поехали мы как-то раз на КАМАЗе перед новым годом до Москвы и обратно. Надо было агрегат какой-то забрать. Небольшая бандура, но тяжёлая очень, ничего сложного вроде бы, если бы не погода. Небольшой мороз и влажный снег сделали дорогу скользкой и очень опасной. Василич сильно не гнал, давал обгонять даже некоторым большегрузам. На мой вопрос, что ползём ответил, что опасно гнать в такую погоду, да и резина изношена на половину. Больше я не приставал. В окне были очень красивые пейзажи, люблю природу. Зимнее солнце хоть и холодное, но очень яркое. Оно пыталось пробиваться через снежные облака и коверкало изображения деревьев в лесных просеках вдоль дороги. Мороз нарастал, и на ветру снег таял на лобовом стекле и превращался в тонкую корку. По дороге пробегались снежные угри, то по одиночке, то целыми стаями, переплетаясь в клубки. Когда облака рассасывались, метель пропадала и открывающаяся взору белая гладь, под лучами Солнца становилась похожа на ледяную планету. Всё белое и поля и дорога, редко коричневой полосой в дали пробегали лесополосы. Небо тоже было белым, холодным и безжизненным. Вся оголодавшая дичь крутилась вдоль обочин или непосредственно на дороге. Вороны, сороки и воробьи пытались отковырять хоть что-нибудь съестное с поверхности дороги. Приходилось каждый раз гудеть этим маленьким стайкам, чтобы они успевали разлетаться. Самые голодные как оказалось были воробьи, они взлетали в самый последний момент огромными стаями, как бы играя в игру, кто последний, тому и не повезло. Те из них кто всё таки не успевал, рисовал на стекле цветом мозга и разбитой головы свои последние мысли. Василич, человек простой и остроумный предлагал рисовать звёздочки на бардачке с каждым сбитым пернатым. Периодически приходилось включать оледеневшие дворники, чтобы они поскоблили примёршие кусочки влаги. Солнце стало садиться и небо затянуло серой пеленой, снова началась метель. Дорожные призраки от обычных угрей переросли в нечто большее и жуткое. Целые деревья и перекати-поле вырастали перед лобовым стеклом и рассыпались. Метель закручивала снежинки в стаи мелких рыбёшек и устраивала белый карнавал. Был момент когда мы реально испугались. Ещё солнце не село, оно было близко от горизонта, но ещё не касалось его. За серой пеленой неба оно напоминало светлое пятно. На дороге в дали появилась чёрная точка, из-за беснующей стихии она то пропадала, то появлялась, становилась всё больше, мы явно к чему то приближались. Стал прорисовываться силуэт, это был человек. Что сжалось внутри меня, такое можно было узреть только в фильмах, трасса, метель и человек стоит на дороге. Я сказал Василичу, что наверное что-то случилось, тот сбавил скорость, хотя по выражению его лица я понял, что ряд ли что-то серьёзное. Он сбавил скорость, мы приблизились к фигуре почти вплотную. Пожилой человек стоял почти посередине дороги и смотрел на Солнце, вытянул вперёд руки. Губы его шевелились, он явно разговаривал с ним. Мне стало жутко, этот человек произвёл на меня впечатление…

…после слова «впечатление» Паша отключился. На него впечатление мог произвести только один человек. Перед ним нарисовалась картина, он едет по дороге на грузовике, не понятно кто за рулём, да это и не важно. Солнце светит почти в лицо, на обочине стоит девушка. Она вся светится, лучи солнца разбиваются об её спину и создают некую ауру света. Широко расставленные ноги подчёркивают усилие, которые они приложили, чтобы натянуть нижнюю линию бирюзового платья, которая была сантиметров на пятнадцать выше колен. Её длинные волнистые светлые волосы развивались на ветру, как сноп белых молний. Она держала в одной руке сигарету, в другой открытую бутылку шампанского. Маленькая сумочка висела у неё на боку. Метель окружала её танцующими снежинками. Она смотрела Павлу в глаза, они сближались. Поравнявшись с ней, он увидел её улыбку, немного ехидную, с издёвкой, отражающую всю хищную натуру. Он увидел в этой улыбке наркотик, от которого уже долгое время не мог отказаться. Развернувшись к водителю, он заорал, - «Стооой!»…»

Дрончик замолчал, - а в чём дело то? Чё орёшь? Все смотрели на Павла, тот смотрел в окно с испуганным видом. Видать крыша у пацана поехала, бывает.
Рассказчик продолжил.

«Ну так вот, стало темнеть и поездка стала ещё более опасной. Температура резко стала понижаться, повалил снег, настоящая ночная метель. Дорога сливалась с общим ландшафтом, там где каша, туда и рули, Василич руководствовался только этим. Двигаться быстро не получалось, про обгон вообще можно было позабыть. Если Василич видел, что сзади кто-то боится обгонять, а встречка пустая, то давал поворотником сигнал. Снег прилипал к лобовому стеклу и от мороза образовывал толстую корку льда.
Мы уже подъезжали к волгоградской области, оставалось километров тридцать. Вдоль дороги, вплотную, частоколом угрожал своим зубастым видом сосновый бор. Василич сказал, что скоро проедем Святославку. Он периодически сообщался названия приближающихся населённых пунктов, это одна из специфик дальнобойщиков. В принципе в долгой дороге такая тренировка памяти не повредит.
Дороги практически не было видно. Впереди показались красные огни, как будто вдалеке стояли вышки, на самом же деле Василич сказал «приехали» и пояснил, что дорога уходить резко в гору и красные огни это стопаки тех, кто туда пытается залезть. Это «тёщин язык», Василич показал рукой спиральное движение вверх, - дорога вот так уходит, подняться нереально.
Мы прождали около 2 часов пока не пропали все красные огни. Навстречу иногда проезжали фуры и легковые, медленно, полубоком, скользя по снежной дороге. Мы стартанули, уверенно прошли три четверти пути и началось. Пробуксовки, медленные продвижения по метру, машину просто не хотело поднимать и всё. Снег продолжал идти. Был момент когда машина просто начинала скользить обратно вниз и тормоз не помогал, фура сразу превращалась в огромные сани. Приходилось на пониженных оборотах тормозить, а потом продолжать движение вверх. Забравшись почти на самый верх я понял почему это «тёщин язык», дорога резко сворачивала вправо и пришлось выворачивать колёса, что при подъёме по такой дороге просто нереально. Василич вывернул колёса, машина замерла, было слышно, как колёса шлифуют дорогу. Они докапывались до асфальта, нагревались от трения и плавили снег со льдом, касались асфальта, сдвигали на метр всю фуру и начинали копать дальше. Так продолжалось около трёх часов, за это время мы продвинулись на метров тридцать – сорок. Когда мы целиком перевалили на верхушку, нас понесло вниз на вывернутых колёсах. Съехав с дороги, мы скользили по обочине, потом съехали в кювет, не переворачиваясь заскользили в частокол сосен. Василич застопорил колёса, но это не помогало, смяв под передней рамой столб электропередачи мы увидели как за рощей чудь дальше по дороге и ниже по ландшафту как потом выяснилось, потух жилой массив. Доехав до частокола, мы упёрлись в одну из сосен. Она хрустнув переломилась, наконец-то мы остановились. Василич вышел, отрубил макушку и кинул в кузов. Вывернув руль, он подал немного назад и стал выезжать на дорогу. Получилось. Проезжая мимо Святославки, Василич выкрикнул «С Новым Годом!» и свирепо заржал. Я же представил, как люди наготовили салатов, картошки наварили, мяса нажарили, и хлоп, придётся при свечах праздновать…»

Паша после этой истории долго думал, как прикольно покататься по стране, повидать разные города, авантюрно и познавательно. Он никогда не был дальше Урюпинска и Узбекистана. Он там родился, в этом нарицательном городке, символе российской глубинки. После мать уехала в Узбекистан, там прошло его детство. Жара, барханные черепашки, старики в тюрбанах, нацвай, который продавали только взрослым и маленький Алик, который стал дурачком, после того как Паша попал ему камнем в голову – это всё, что он помнил об Узбекистане. Алик долго снился ему, до самого окончания школы Паша чувствовал на себе эту вину. Просто дети кидались камнями друг в друга, и Паша видел как его камень разбил Алику голову. После этого Алик забыл, как читать и перестал ходить в школу. Вспомнив Алика, Паша ещё долго думал о смысле своей жизни, на утро его ждал сюрприз о котором он даже и не догадывался. Он вспомнил Лилю и наконец то уснул.

- Павел, - полужелезный голос Жени не узнать было невозможно. Маньякин в любое время года с загорелым молдованским лицом и широкой улыбкой белых зубов смотрел на него счастливыми глазами. Внутри у Павла родилось маленькое счастье, чувство эйфории, «человек знакомый» - такая формулировка сразу пронеслась у него в мыслях. Он уже более полугода не видел никого из прошлой своей жизни. И вот он Женя. Он подошёл и обнял его, непроизвольно, искренне и радостно.
- Привет, Жень. – Паша старался выглядеть как можно более нейтральным. Сейчас он был очень уязвим, армия его доконала, даже этот госпиталь его не радовал. Любое ограничение – ни есть свобода, и он это понимал только тогда, когда с этим сталкивался напрямую. Направляясь в такую ловушку, он мнил себя псевдо героем, который шёл на спецзадание.
- Ты как здесь? У тебя всё нормально? – по Евгению было ясно, что он то в своей тарелке, он говорил бодро и наигранно весело. Но если есть наигранность, значит и есть ресурс от куда её играть.
- Да нормально, солдат спит, служба идёт, хотя скоро на выписку.
- А я прям тут работаю, так что если выписываться не хочешь, могу помочь.
- Чё, правда, а как?
И тут Евгений поведал, что диагноз он ему за пару дней у молодой врачихи выбьет любой, и чтобы особенно было круто диагноз ему надо ставить серьёзный, типа отравления, чтобы его в городской (Волгоград) госпиталь перевести. А там у него тётка работает, так через неё можно из этого госпиталя вообще до дому срулить.
Стоило это в общей сложности около шестисот рублей, Паша даже думать не стал, один звонок домой и мама высылает ему деньги. Три дня он ждал этот перевод и вот она свобода. Паша ушёл из армии легко и красиво. Одним днём он вернулся забрал больничный, и другим днём уже через месяц забрал военник. Таким образом армия закончилась для него на целый месяц раньше, всё спасибо старым связям, как он потом выражался во дворе перед молодняком. Был месяц май, и впереди целое лето, лето надежд.


Лето надежд.

2003г. Лето, опять это замечательное время года, опять не больше трёх вещей на тело, зелёная трава, зелёные стены подъездов, зелёный змий, зелёный цвет американских денег. Денег, которых явно не хватало. Паша устало курил сигареты изо дня в день на балконе. Гулять не хотелось, да и встреча с друзьями и знакомыми в таком возрасте, это всегда перспектива выпить и погулять, но вот на что? Его голову разрывали мысли о возможных вариантах добычи. Учитывая тот факт, что в этом маленьком городе он уже успел себя зарекомендовать с не лучших сторон в разных сферах, соваться в мелкий криминал у него желания не было. В крупный же было бесполезно. Других мыслей почему, то у него не было, или так или никак. Работать честно и за гроши явно не хотелось. Был ещё один конёк у Павла, это предвыборные компании, но к сожалению этим летом, да и будущей осенью в Поволжье политическая жизнь порадовать «Остапа» ни чем не могла.
Редко Павел выбирался на базар, забирал у мамы продукты, чтобы ей не переться с большими сумками, да ещё и еду таскать. В тот день по телевизору показывали передачу про игровые заведения, казино и обычные лохотроны. Диктор долго рассказывал о возможных методиках игры, о коррупционных схемах и всевозможных махинациях, как со стороны игроков, так и хозяев заведений. Но в итоге оказалось суть передачи не в этом, основной целью было повествование о «счастливчике», так называемом Лаки. Это был простой паренёк, который впервые зашёл в казино и выиграл миллион. Все удивлялись, и мафия и полиция, все говорили, это же лох. Диктор так и сказал «лох», без всяких пояснений. Павла это немного удивило, телевиденье стало более открытым. Он досмотрел передачу из которой узнал, что Лаки потом взяла на поруки мафия и он для них постоянно выигрывал крупные состояния в казино, пока ему не закрыли доступ во все казино Америки и Европы.
Идя по улице, Паша думал, что суть программы в том, что кем ты ни был, как бы не старался, что бы не делал, халява свалится на голову только заурядному лоху. И из этого напрашивается простой вывод, не надо ничего делать, ничего придумывать и стараться. Просто надо найти лоха и окультурить его. Паша глянул на пацанчика, идущего навстречу, явный мажор. Сразу видно на него свалилась благодать щедрой родительской руки. Кроссовки конечно отбирать было бы глупо, да и фирменная майка с шортами тоже особо не нужны. Всё же Паша решил вступить в контакт.
- Дай, сигарету. – Павел вплотную встал перед пареньком, и смотрел ему в глаза снизу вверх, исподлобья.
- Нету, не курю. – пацан это сказал резко, отрывисто, сразу почувствовались в его голосе и испуг и наглость и напор.
Павел схватил его за руку, заглянул в глаза. Да, так и есть.
- Да ты убитый. – очень утвердительно сказал Павел.
- Эээ, нээеет. – с чего ты взял.
- Нука, пройдёмте. – Паша попытался вложить в интонацию этой фразы максимум авторитета и серьёзности.
Он потащил парня в подъезд, там он ему дал подзатыльник, так сказать по отцовски.
- Гони курево, пока я тебя куда поинтересней не отвёл. Папа наверно твой и не знает, на что сын деньги тратит.
Паша ещё долго говорил, угрожающе и размеренно, держа паренька за майку. Чтобы парень не паниковал и не начал орать, Паша давил его дружеской улыбкой, в голове же у него крутился ряд мыслей:

1. да отдай ты уже по добру по здорову, не бить же тебя.
2. интересно много у него
3. не стоит палиться где он брал, этот вопрос будет сейчас неуместен.

Парень не долго ломался, достал из портмоне свёрнутый кочек газеты. Паша сразу
прикинул на руке и сказал многозначительное слово «вес». Оно могло означать несколько пониманий, в данном случае оно в первую очередь должно было испугать парня, что и произошло.
- Да там децл совсем, - парень воспринял это слово, как срок.
- Ладна, дуй от сюда. – Паша даже не глянул на него, он изучал продукт, вороша пальцем зелёную россыпь в развёрнутой газетке. Парень вылетел из подъезда, осмотрелся и стартанул по прежнему направлению.
Паша насладился видом марихуаны, аккуратно запечатал её и кинул на карман. Он пошёл дальше к рынку. Лето обжигало его, хорошо и приятно, тепло, а главное свобода, полная свобода перед государством. Армия уже за плечами, а больше он ничего и ни кому не должен…

Рынок ни чем не отличался от своего прошлогоднего или позапрошлогоднего состояния. Пока Паша дошёл до сюда он совсем забыл причину, которая его сюда привела. На этот случай у него всегда была отмазка перед самим собой, он мог просто подойти к матери и спросить купила ли она продуктов домой, чтобы он их отнёс. На самом деле именно за этим он и шёл, но то что случилось с ним по дороге отклонило его мысли он насущных вопросов к проблемам мироздания. И к тому же сейчас ему не хотелось бродить в такую жару с полными сумками еды.
Павел задумался о своей жизни, происхождении и возможном становлении. Он бродил между торговыми рядами, стараясь не пересечь линию взгляда своей матери, поэтому её лоток он постоянно подвергал уклончивому манёвру. Лица, которые ему попадались он видел здесь каждый, каждый год, на протяжении долгого времени. Что это за люди, может с кем-то он состоит в родственной связи на двадцатом колене, с кем его связывают звёзды, и нередки были затуманенные глаза, сознание которых давно уже поджидало его в астрале…

Фамилия Сваренко отложилась в его сознании ещё с младенчества. Он знал что есть кто-то близкий с такой фамилией в этом мире. В классе третьем он спрашивал у матери знает ли она таких Сваренко, она сказала что не знает. Уже в десятом классе он  не спал рано утром и слышал как мать ругается с отцом в полголоса на кухне. Из их разговора он понял что это не его родной отец. Не было никакой горечи, никакого сожаления. Всю свою жизнь Павел не получал от этого человека практически ничего, они находились поодаль друг от друга. Даже отчество от него Николаевич не лепилось к нему. Звучать оно конечно звучало «Павел Николаевич», но не лепилось, не ложилось, не клеилось, было чем-то инородным. В тот же день «отец» уехал в Урюпинск, там у них был дом и маленькое хозяйство. Он там чувствовал себя свободным и изредка присылал деньги в город, якобы помогая семье. Павел по его отъезду спросил сразу мать о том чей он сын. Он не сомневался, что мать то у него родная, они очень похожи, её отец, его дед тоже был очень похож с Павлом. А вот с отцом какие-то нескладушечки получаются.

Вован выгуливал свою собаку каждый вечер, в свои шестнадцать лет он имел кучу обязанностей по дому. Родители пытались воспитать в нём «правильного» человека, уважение внедрялось книгами, ответственность обязанностями, ум обучениями и так далее. В огромных ботинках и дутой куртке Вова был похож со своим ростом на марсианского додика. Он был выше среднего роста, а всё что не среднее то в основном пугает. Даже собаки видя размер друг друга уже начинают боятся если потенциального соперника. Люди побаивались молодого переростка, тем более когда он гулял со своей собакой. Смесь ротвейлера с боксёром. Чёрный окрас и белая грудь выделяли нестандартного зверя. Парочка была за всё, на тихих улицах города сразу бросались в глаза.

…была одна незабываемая прогулка… зима, кольцо Спутника, так сказать площадь Свердлова. В 16.30 Рич (так звали эту псину Вована) вырвался с поводка и убежал. Он бегал по проезжей части, мимо людей, стоящих на остановке и проходящих мимо, забегал за здание и возвращался обратно. Вова с Пашей стояли на остановке и смотрели на кольцо Свердлова, где были лавки и стоял памятник.
- Чо делать то? Он же не кастрированный, бегает с белочкой в глазах, его ни хрена не поймаешь. – Вован был расстроен, но больше всего ему было просто палево, куча народу и он тут с поводком собаку поймать не может. А как её поймаешь, такая дура бегает туда сюда, ему всего пол года, дури немеренно, он может ещё часа два побегать.
- Убери поводок в карман. – Паша предложил минимальный вариант действий.
- Да, точно, мы тут палимся. – Вова был готов расплакаться, хотя лицо у него было скорее всего злое в данный момент. Пёс пробежал за их спинами. Какая женщина, идущая там же в толпе перед магазином «Кедр» охнула – «ох».
- Дааа, бляяя, оох. – протянул Павел. – ещё какой ох. Ну что приступим. У Вована прям от сердца отлегло. Он уж беспокоился что Паша бросит его в такой ситуации. Они разбрелись по остановке, пёс нарезал круги туда и обратно. Было морозно, но буквально минут через 10 ребята вспотели. Сужая кольцо они зажимали его между собой и тогда Рич выбегал на проезжую часть и оббегал их и ждал у ларька либо с одной, либо с другой стороны. Попытки погонять его вокруг ларька заканчивались тем что он уходил под ёлки и проскальзывал, ребята даже прыгали на него, всё не удачно, только перепачкались. Всё это действо продолжалось около часа. Они частенько останавливались отдышаться. В этих промежутках они стояли на остановке, типа тоже ждут автобус. Самым палевом было то что в это время был час пик, люди возвращались с работы и Рич бегал в самой толпе, люди его веселили и по видимому он получал особое щенячье удовольствие. Через некоторое время Вован заметил, что пёс забежал за угол как идти к дворцу пионеров и долго не возвращается. Они пошли туда, и за углом обнаружили Рича с Вовановской соседкой по дому, которая знала глупый нрав собаки и её неумеренное желание побегать без поводка. Она подозвала псину к себе и стояла гладила.
- Держите, - крикнули ребята хором.
- Держу, - улыбнулась она им. На вид ей было лет тридцать, старовата для пацанов, но Вова тоже ей улыбнулся, соседка же.
Они подошли и одели на него ошейник, поблагодарив девушку. Дождались когда она уйдёт за угол и переглянулись. Рич стоял на замёрзшей луже, на голом льде, было всё предрешено. Ребята смотрели друг на друга, внизу под ногами чувствовался организм, который начинало охватывать мандраже, чего тянуть???
- На счёт три, - скомандовал Вован, - раз.
- Два, - Паша подхватил.
- Три, - было сказано хором. Рич получил по три отличных пинка с каждой стороны. По одному удару было нацелено специально на лапы, пёс грохнулся на лёд. Напряжение спало. Псина лежала, тяжело дыша, замучилась бегать. Собака явно ожидала большего, мордой она улыбалась и щурила глаз.
- Хитрый сука, - обозначил Паша, - долго будет жить значит.
Вова присел, обнял пса. Рич встал и они пошли домой…

С того самого случая Вова никогда не отпускал Рича гулять без поводка и затягивал ошейник по максимуму. Созвонившись, ребята договорились встретиться в лесополосе у кинотеатра «Родина». У Паши был встревоженный голос, он явно хотел поведать что-то важное и новое, у него что-то случилось. Они встретились и немного прогулявшись по осеннему парку присели на лавочку. Паша был не просто с замороченным лицом, это была не просто информация, Владимир чувствовал это и переживал что вдруг что-то случилось глобальное. Но на самом деле просто его другу стало известно в этот день, что у него на самом деле другой отец, и вдобавок ко всему есть два брата, один ровесник, один помладше.
- Брат, Вован, у меня есть брат, родной, представляешь, но только я его не знаю, ты вот со своей сестрой с самого детства знаком, а я даже не знаю встретимся ли мы когда-нибудь…

Гуляя по рынку помимо людей Павел ещё читал разные объявления, которые висели на стенах ларьков. Проходя мимо заколоченного павильона, он увидел на нём большое объявление «продаётся», внизу было два номера телефона, домашний и сотовый. У Паши не было сотового и его в тот момент (2003 год лето) удивила практичность данного объявления. Это ж можно было позвонить человеку и стопроцентно попасть на него и сразу договориться о встрече. Павел знал, что в современном мире принято звонить на сотовый именно с сотового, так входящий бесплатно, а так же Павел знал что подпись Владимир Сваренко означала, что продавец его родной брат.
Имя Владимир проходило тонкой непрерывистой линией через всю Пашину жизнь. Друг детства и одноклассник Владимир, одногруппник в институте Владимир, брат Владимир… Владимир Сваренко стоял у входа своего павильона и смотрел на Павла, Павел смотрел на него. Нельзя было сказать что это одно лицо. Вова был повыше, Паша немного пошире. Свеже прилепленное объявление напоминала титры для Павла на образе Владимира, так сказать подпись под живым портретом. Вова знал, что у него есть брат, отец рассказывал ему о слабостях в своей юности, и вот она встреча.
- Здравствуй брат, - Паша был уверен в этом сто процентов, он сказал это и понял что «угадал», хотя уверенность не подразумевает под собой угадываемость.
Они пожали друг другу руки, загорелое худощавое лицо Володьки искренне улыбалось довольному лицу Павла. Они отразились в друг друге своими улыбками и одинаково сощуренными глазами. Решили пойти посидеть где-нибудь, поболтать, Вова предложил в его машине. Старенький Опель произвёл на Павла впечатление, это всё таки иномарка. Они долго болтали, каждый рассказывал о своих основных направлениях в жизни. Оказалось, что Павел сейчас на распутье и не знает чем себя занять, недавнее возвращение из армии, которая выбила его совсем из колеи затянуло его в нескончаемый отдых. Многие его друзья и знакомые работали на заводах и получали тысячи три-четыре, такая перспектива его явно не устраивала. Поговорили о том чем занимается Вова, он гонял в Москву за машинами или наоборот гонял машины на продажу в Москву. Паша так и не уловил смысла в его движухе, но уяснил основное. В Москве много денег и их гораздо легче поиметь, чем здесь. Паша предложил Вове покурить, он отказался. Они договорились о следующей встрече…

Вова с Юрой уже несколько лет считали себя лучшими друзьями, раньше Вова тусил с Пашей, потом что-то охладело, потом Паша вообще облажался по одной теме, но связи друг с другом они не теряли. Друзья стояли напротив центрального корпуса горхоза и ждали Павла. С его возвращения с армии они его так ни разу и не видели. Ему по сути надо было просто пройти через сквер, но он как всегда опаздывал минут на пятнадцать уже. Они стояли в предвкушении встречи, Юрок курил.
Хромающая улыбка не спеша приближалась, неровно переступая с ноги на ногу. Павел шёл и курил Bond, сигареты американских солдат. Подходил он с милой улыбкой, напоминавшей Владимиру о детстве, а Юрию о тех нескольких раз, когда им приходилось делить на троих зелёного змея. Первым делом бывший солдат обратил внимание на сорт сигарет, которые курил Юрий, Мальборо лайтс.
- Хорошо сидим, - тон Павла был нескрываемо язвительный.
- Ты о чём? Привет, - Юра почти понял, но не подал виду, что речь была о сигаретах.
- Да, так не о чём. – произошло всеобщее рукопожатие. Атмосфера была немного наколённой, ребята смотрели на Павла, как на человека с армии, с другой стороны городской жизни, с измененной психикой и возможными переменами характера. Но с первых же слов стало ясно, что сейчас будет не общение, а как и раньше кто больше понтов кинет, тот сам для себя и прав. Не дружба, а так – показательное выступление.
- Ну ты как, всё нормально, исхудал что-то, - Вова пытался быть нейтральным в своих вопросах, не напоминать об армии, там ничего хорошего это и так понятна, поменьше конкретики, побольше оптимизма, ну и конечно же критика.
- Я сейчас, - Паша показательно затянулся и демонстративно пытался щелчком далеко отправить бычок, но получилось что он упал, пролетев метр, - пятнадцать раз могу подтянуться, а вы? – Вопрос поставил парней в тупик, они конечно же ходили в спорт зал, разъели каждый себе по круглому лицу и немаленькому пузу, и турник их ну совсем никак не возбуждал.
- Конечно же меньше чем ты, - с улыбкой сказал Юра, - ты лучше скажи как у тебя дела, чем заниматься собираешься.
- Всё отлично, может по пиву? – Паша хотел разбавить обстановку циничности и напряжённости слабым алкоголем.
- Нее, - ответ был синхронным, - нам ещё ехать. У Вовы зазвонил мобильник. Даа, вот как шагнула цивилизация, пока некоторые морозились в армии, у Вовы, который пол года назад закончил институт, который работает на заводе и получает там сто баксов задрипезных есть мобильник баксов за 120 не меньше. Люди готовы тратить такие суммы на предметы связи, ведь мобильник это же не предмет роскоши, как и автомобиль, и зачем? Может у него и впрямь какие-то дела… В Пашиной голове мысли вспыхивали и гасли, те которые не гасли он гасил своей мыслью «это всё ху*ня», у нас тоже будет праздник. Мобиильник, это не пейджер сраный, который делает бип и потом читаешь куда тебе нужно прийти или позвонить. Бип, как это устарело, надо бежать, да, надо бежать от сюда, к цивилизации, туда где его раскрутят гораздо быстрее, чем здесь, к людям, к мобильникам и тонким экранам теле-дисплеев, он видел такие в рекламе, к карманным компьютерам и беспроводным устройствам связи, он где-то читал о них…
- Ладно, у меня тоже дела, Вов у тебя номер старый? Я позвоню, дело есть. – Паша уже сделал пару шагов назад, отступая. Не жать руку при прощании его ещё на первом курсе научил Саша, который утонул. Объяснил это тем, что при встрече ты всем желаешь здоровья, всем, кого знаешь и не знаешь жмёшь руки. Уходя ты получил полную картину о присутствующих, понял кто есть кто, и уяснил, что уродов тут хватает, и не каждого уже трогать хочется, а через одного руку не жмут, поэтому «пока пацаны» и махнуть рукой.
- Запиши, я теперь один живу в дедовской квартире, 551383, - Вова сказал это и продолжил разговор по мобильному. Паша нервничал, там что за тариф такой, беспредельный что ли? Вова живёт один, куда катится мир. Номер он не запомнил и стал просто отбирать шариковую ручку и девушки прохожей, когда выяснил, что она у неё есть. Ещё раз переспросил номер и стал записывать на руке.
- Пока пацаны, - он махнул рукой и побрёл в сторону дома.
 Юра, засунув руки в карманы, наблюдал на нервозность «пациента», Паша всегда вызывал в нём только позитив. Особенно когда однажды оказал не большую услугу, но тогда он его воспринимал совсем по другому.

- Проблема в том, что этот хачик знает, что у неё есть парень и всё равно достаёт её. – Юра был взбешён. Его щёки покрылись розовым румянцем, кулаки были сжаты.
- Что ты на меня смотришь, как будто этот хачик я? – Вова был циничен в любой ситуации.
- Короче я еду ему бить морду, минимум серьёзно разговаривать, ты со мной?
- Конечно, но можно просто повлиять, без кровопролития, - Вова вообще любил все проблемы урегулировать по понятиям. Продуманно.
- Да, я тоже об этом думал, но не поедем же мы его на моей шахе осаживать, хотя, - он задумался.
- Ну должны же быть варианты, у тебя куча друзей, - Вова прикидывал шансы на правильный исход мероприятия.

- Я нашёл, Дима какой-то на девятке, ему только на бензин надо дать, отвезёт куда угодно, на юриста учится на пятом курсе в гуманитарном. – Юра уже входил в раж, он уже видел как они подъезжают к учебному заведению где учится его девушка, выцепляют этого хачика и убивают, да просто убивают, а  что ещё делать с обезьянами???
- Я договорился с Павлом, он сейчас не в лучшей форме, у него куча проблем на всех фронтах, сильно переживает, но в качестве разгрузки готов пообщаться с этим Васгеном. – Вова тоже имел свой более гуманный план. Они не знали никого, кроме Павла, кто мог бы на стрелках выступать в роли общающегося. Этот человек по понятиям мог разговаривать с кем угодно, как бы человек не выглядел и чего бы из себя не представлял. В 18 лет у него уже был опыт в этом деле, опыт был оставил горкий след…
- Отлично, значит без кровопролитий, его не Васген зовут, а Агрель, греческое имя, - Юра уже пританцовывал от предвкушения.
- Да хоть южно-корейское, завтра едем к концу их занятий.
- Хорошо.

- Куда ехать? – чернобровый Дима совсем не был похож на пятикурсника, он жалобно смотрел на большого Вову и его успокаивало лишь то, что Вова на его стороне. А ещё ему очень нравилось, что он едет на стрелку, это же так модно.
- Мед академия, - сказал Юра со спины, - в Волгоград, вот тебе деньги на бензин.
- Что он от неё хотел?, - Паша важно сидел на заднем сидении, пытаясь вникнуть в суть дела, - как его зовут.
- Его зовут Агрель, пристаёт к ней, типа давай встречаться, она ответила, что у неё есть парень, он типа да похер на твоего парня, короче обезьяна тупорылая. Я наверно не пойду, я же его за*уярю прям там. – Юра говорил всё это перевозбуждено, жестикулируя кулаком.
- Всё будет хорошо. – Паша был невозмутим.

Девятка подъехала к крыльцу мед академии, Юрина девушка уже ждала их, неподалёку стоял Агрель, он был в курсе что сейчас с ним приедет разговаривать её парень. Было не понятно на что надеялся этот чурка… Из машины вышло три человека, двоя были в чёрных куртках аля бомбер, дежурный наряд скинхедов, один очень высокий второй очень маленький, в контрасте первый казался огромным, третий был в коричневой кожаной куртке. Короткие стрижки поголовно. Они подошли к Агрелю, Паша (тот что в бомбере и очень маленький) сразу узнал в нём Агреля, потерпевшего. Он сказал ему «Не бойся, пойдём». Они развернулись и втроём пошли через дорогу на аллею. У обезьяны был выбор идти за ними как пацан, или обассаца и бежать за своим стадом. Он изобразил, что он пацан.

Возле лавки стоял Павел и Агрель, Юра с Вовой стояли немного поодаль, разговор проходил якобы один на один. Беседа была короткой, так с первых же слов, говорил только один человек…
Павел сел на лавку.
- Присаживайся, Апрель.
- Агрель, мэня завут.
- Какая разница, сегодня Агрель, завтра Март, - философствовать у Павла получалось на любые темы. Агрель сел.
- Да ладно, что ты, не дрожи, не холодно, - Павел хлопнул хачика слегка по ноге, и посмотрел в упор в глаза. Для восточных рас такой взгляд как вызов, не выдержал проиграл, оказался слабее морально, потерялся в разговоре… Агрель глянул в светлые глаза Павла, вздрогнул и опустил голову. И задрожал. Он не дрожал до этого, но совокупность действий и слов заставила его задрожать, он придерживал свои ноги, хотя разговор ещё не начался.
- Ты её видишь?
- Угу.
- А его видишь, - Паша показал на Юрку.
- Угу.
- Он её парень, у нас в России если у девушки есть парень, то ей уже больше парни не нужны, у нас девушки приличные, а не шлюхи черномазые, ты понял?
- Угу.
- Чо угу? Ты чо ща сделать должен?
- Ни знау.
- Чо ты сказал.
- Я правда не знау, - Агрель уже елозил по лавке, он хотел испариться, телепортироваться, исчезнуть, съесть сам себя и не посрать, чтобы никто не нашёл.
- Иди к ней извинись, всему вас учить, волчье племя.
Весь трясущийся, как конфета из цветного желе он подошёл к ней и сказал «прасты» и быстренько метнулся по алее.
- Агрель, - Павел показательно махнул рукой что означало «ко мне». Тот подошёл. – Агрель, а до свидания?
- До свыданиа…
В принципе ничего особенного, но человек был доведён до максимальной точки страха. После, эта обезьяна собрала своё племя и пришлось ещё раз ехать туда же, три часа разговоров, три уазика ОМОНа и тридцать курносых лиц лежало в асфальт лицом, русских пацанов не трогали, их всего то было трое. «Акция по истреблению черножопых в центре Волгограда» это заголовки газет. У одного нашли нож кухонный, он наверное повар был. Бугага.

- Алло, Вов, привет это Павел. – по голосу в трубке Вова сразу понял, что это Павел.
- Привет, что хотел?
- Что я теперь просто так не могу позвонить?
- И то верно, извини, чего хотел? – по второму разу вопрос возник непроизвольно.
- Телефон у тебя какой? Есть человек купить хочет выгодно. – Вова, понял что слово «выгодно» означает выгодно для всех. Ему уже поднадоел этот сименс с оранжевым экраном, хотелось взять с синим.
- Сименс ц45, пошарпаный немного, но корпус за стольник на каждом углу продаётся, за 2800 отдам.
- Хорошо я передам, как дела то? Мошт пива попьём как-нибудь, я скоро в Москву уезжаю.
- Зачем? – Вове стало интересно зачем Павлу сразу после армии в Москву. У него там уже тусовал один одногруппник, сразу после окончания института отправился программить на 1С.
- Да я тут брата встретил, - …
- Брата? – голос у Вовы стал более возбуждённым, он помнил рассказ о брате, о том что Паша говорил, что сейчас они не плохо живут с отцом и даже не подозревают о существовании его, Павла. Паша вкратце рассказал ему о встрече с братом, о том что они беседовали о Москве и что его туда потянуло. Его последние дни были в надеждах на лучшее будущее, он уже душой и сердцем скакнул в огромный город, в поднебесную.
- Значит говоришь кнопку за восемь тысяч жать туда едешь, - Вова говорил с укором.
- Ну да. Сидишь в клубе, спортзале или ещё где-то, если что кнопку нажал и ждёшь пока береты приедут.
- Пока ждёшь – убили.
- Да ну, кому ты там нужен, просто если борогозит кто нажал, потом пальцем показал, …
- Завтра тебе этот палец сломали.
- Блин, Вова, я тебя туда не зову с собой, страшно сиди здесь, ты тут в теме. Не обижайся, просто я хочу туда, у меня тут нет прошлого, а там есть будущее.
- Я всё понял, звони на счёт телефона, пока.
- Пока.

- Алло, Вован, это я. Слушай купи ларёк за десять тонн. На рынке колхозном. За 10 купишь за рубль сдавать будешь, через год окупится. А то ты свои три тысячи до пенсии будешь получать.
- Не Паш, спасибо. Не имею средств.
- Ладна, телефон твой возьмут завтра, я уезжаю через три дня.

Паша перепродал телефон, на этом он заработал пару сотен. Они сразу же были пущены в оборот. Мать дала денег на билет и на пропой, ну, она думала на питание, но есть не хотелось совсем в дороге. Паша со своим братом Вовой отправились на поезде в Москву. Зачем? Да просто прошлого тут не было, а там было будущее…



Начало пути.

В поезде Паша пил пиво, по старой памяти взял две баклажки Волжанина и давился, пока его не сморило. Вагон был платскартный, поэтому новоявленные братья во всю вкусили прелесть постсоветского быта на колёсах. Вова уже привык к таким переездам, ему порой приходилось в месяц мотаться туда сюда раза по четыре. Причин было несколько, его автомобильный бизнес и незаконченное высшее образование в Волжском. Учился он на вечернем факультете в политехническом вузе и весь процесс состоял из того, что он звонил декану и спрашивал когда и сколько ему необходимо привести. Куда вести уже было ясно заранее, вечерний деканат находился в корпусе на химкомплексе.
- Ну и когда ты заканчиваешь? – Паша продирая глаза, показательно зевнул.
- Да вот уже в декабре, надо будет в сентябре смотаться на родину за госы отвезти. – До сентября Вова предполагал с Москвы не срываться.
- А человек надёжный через которого ты мутишь? – Паша сам вспомнил всех людей через которых он мутил в горхозе. Самая колоритная личность была конечно же Максимыч. Но иногда приходилось прибегать к услугам историка или всем известных физруков. Вспомнил Паша и Ширяева, бывшего мэра. Тот ничего не брал, но и оценки не зажимал.
- Вполне надёжный. Ульяныч, по моему направлению самый главный, староват конечно уже дедок, но дела делает. Я даже не парюсь. Звякну ему за неделю до госов спрошу сколько надо и поеду «сдавать».
Тут нарисовался мужичок из соседней комнатушки.
- Ребят, попить не найдётся чего-нибудь холодненького? – Вид у него был помятый. Вспоминая вчерашний день Паша осознал, что мужик которого в умате заносили в вагон был именно этот.
- На, батя вот осталось маленько. – В протянутой бутылке было ещё около литра вчерашнего пива. «Бомжанин» имел свойство мгновенно выдыхаться, поэтому у Паши к нему уже не лежала душа. Мужик присел к ним и стал приводить свой организм в чувство размеренными глотками живительного напитка. Насытившись и приобретя блеск в глазах он решил начать беседу.
- На работу едете в Москву?
- Пожить да на работу, - Вова себя в этой ситуации считал более стабильно. Так как квартира у него там уже была. Да и заработок основной был связан со столицей. – Да вот ещё гастрбайтера везём, может продать удастся удачно. – Вова глумливо улыбнулся, глядя на Павла.
- Да пошёл ты. – Паша тоже улыбался, хотя ему нравилось, что брат шутит над ним.
- Много не заработаете. – Мужик как отрезал. – Я вот коренной москвич, на заводе всю жизнь пашу, и имею пятнадцать тысяч рублей. На жизнь хватает, но мне много то и не надо. А вам с вашими запросами денег надо огого.
- Да ты, бать, за нас не беспокойся. Нам для начала и пятнадцать много будет. – Паша сказал это не подумав. Да он и не мог подумать на данную тему. Его провинциальное сознание крутилось вокруг понятие «большая зарплата – десять тысяч рублей». Он ещё не видел широты масштабов жизни, столица для него пока ещё оставалась «Красной площадью, мавзолеем и Кремлём».

Приехать поезд должен был в 12.40 по московскому времени. Мимо окон проносились зеленеющие леса и поля средней полосы России. Павлу очень запомнились берёзы, такие большие и в таком количестве, так много ни разу он не видел. Красивая природа, определённо. Особо много вещей у Павла не было, поэтому долго он не собирался. Сидя у окна, он улыбался своей не простой судьбе. Ему нравилось это маленькое приключение, это маленькое начало чего-то большого. Вован, читал газету, люди поочередно посещали туалет для того чтобы привести себя в порядок. Проводница таскала постоянно кому-то чай, мимо проходили люди с соседних вагонов и бабка с разносом пива и конфет. Паша ни на кого не обращал внимания, вся эта суета была не сравнима с бликами солнца на его лице. Свет преломлялся от мелькающих в окне деревьев, Паша вспомнил схожее ощущение от стробоскопа…

- Круто, я такого ещё не видел, - Вован стоял и смотрел по сторонам. Танцующие тела по всюду, перегар образовывал дымку в помещении дворца культуры. Самая первая ночная дискотека в городе под эгидой PEPSI. Паша стоял рядом, руки в карманах, на лице пренебрежение. Пьяных Павел называл дураками и быдлом, он считал их на тот момент людьми-неудачниками, у которых весь жизненный смысл заключался в пьянке. У самого же из жизненных ценностей на данном этапе развитие были отношения с другим полом. Но так как они у него отсутствовали, то ему хотелось с кем-нибудь замутить. Как начать разговор он не знал, и поэтому обламывался, а тела продолжали танцевать.
- Даа, вакханалия по деревенски. – Паша отнёсся к увиденному с показательным скепсисом. Музыка звучала популярная, а самое главное громко. Отжигающее продиджи вводило толпу в пьяный экстаз. Ребята прошли к боковой стенке танцпола, там были расположены окна, которые вели на улицу. Возле одного из окон стояла белокурая девушка Лиля. С ней они уже были знакомы, её приводил во двор Ринат пару раз. Она всегда выглядела ярко и феерически, немного с ****цой, но это только притягивало молодые души.
- Глянь кто. – Вован старался выстроить оборонительный щит в своём сознании, старался говорить о девушках с пренебрежением и грубовато. Это свойственно подросткам его комплекции тела и комплектации мозга. Павел хищно посмотрел на Лилию. Не сказать, что девушка его мечты, но всё же. Жаркая блондинка, хотя блондинок не называют жаркими, но как ещё скажешь про девушку, которая обладает длинными, белыми, вьющимися волосами, миниюбкой, и поставив ногу на подоконник поглощает шампанское «Советское» прямо из горла бутылки.
- Девушка, вы сегодня одна тусуетесь? – Павел подошёл и взял Лилю за локоть. Она полуиспуганно обернулся и неподдельно разулыбалась. Да она была немного пьяна, но как выяснилось позже, даже бутылка водки без закуски редко её сбивала с жизненной колеи.
- Ребята я так рада, вы хотите что-нибудь выпить, у меня есть деньги, давайте я сбегаю в ларёк.
Какая честь – одновременно задумались ребята. – Нет спасибо, давай свою курточку, иди подвигайся. – Вова на удивление даже для себя, проявил максимум доброжелательности. Лилия очень обрадовалась данному предложению, и допив бутылку бросилась в пляс. Её молодое, но уже изрядно поюзанное тело извивалось эротичным танцем в лучах стробоскопов, и запало в сознание Павла именно красивой стерео гиф-картинкой, желанной и востребованной его телом.


Когда состав въехал в Москву, Павел был в возбуждённом состоянии, во всех смыслах этого слова. Выходя на вокзал он услышал старую мелодию, это оказалась «Возвращение Славянки». Эта мелодия обычно звучала при отправление поездов на Павелецком вокзале, скорее всего уходил какой-то состав, но Павлу это событие с ассоциировалось с его личным прибытием в столицу. Такая ностальгически-патриотическая музычка. Первое впечатление от города, сколько много людей, хотя это логично, это же вокзал. Но на самом деле не люди, а пространства поразили Павла. Тридцать хачиков, кричащих тебе в лицо «Тагсы ни нада?» занимали одну десятую перрона и явно мешали передвижениям прибывших москвичей и гостей столицы.
С вокзала Паша на улицу так и не попал. Вход в метро было прямо в здании. Вован его потащил сразу налево. У трёх касс глазам провинциала предстала картина из трёх длиннющих очередей. Не далеко в сторонке стояли молодые ребята, которые приторговывали этими же билетами в три раза дороже. «Зато без очереди» обосновали они немой вопрос Павла.
Черёмушки, или Новые Черёмушки были удалены от центра и напоминали новые микро районы Волжского, только дома выше а протяжённость улиц дольше. И ещё есть метро, оно всегда удивляла Павла, можно было сесть и перенестись в другой мир.
Квартира у брата была двухкомнатной, всем хватит места, решил Павел. Первые пару дней он пытался освоится. Изучил ближайшие магазины, оказывается здесь модно отовариваться в больших супермаркетах. Во первых это удобно, там практически всё есть, во вторых они практически вытеснили маленькие торговые точки по Москве. Только через некоторое время Павел понял концепцию таких магазинов. Ты приходишь конкретно за двумя покупками, а уходишь минимум с пятью. Ассортимент таков, что ты имея деньги по любому что-то докупишь.
Также за эти два дня Паша пару раз съездил в центр. Перемещаясь строго от станции метро и в обратном направлении, он был рад что не заблудился. Он опасался потеряться не с проста, в родном маленьком городке в новых микрорайонах у него самовключался территориальный кретинизм. Ему очень понравились памятные места столицы, он вспоминал как видел некоторые из них в книгах в младших классах или по телевизору. Этот город нравился ему всё больше и больше, в основном своей свободой. Подсознательное желание избавится от материнской опеки сейчас ликовало, отыгрываясь свободой действия в любом направлении. Очень сдержанный в денежных ресурсах, Павел понимал, что всё что он видит есть безграничная оболочка бытия, а если бы у него был тот самый ключ к этой оболочке в виде материальных средств, то он смог бы познать и безграничную составляющую.
Паша хотел очень быстро и без проблем обрести постоянный заработок. Это было его основным желанием, побочные же складывались в пирамидки, которые выстраиваясь друг за другом образовывали сооружение в его сознании, напоминающую берлинскую стену времён Советского Союза. Ему хотелось сотовый, новые шмотки, если будет хорошая зарплата, то можно было бы накопить на маломальскую машину, сдать на права, отправлять маме, …
Самый простой способ заработать деньги это спросить у брата как их зарабатывает он. Вова, сказал что это невозможно, взял его с собой на базар, где занимался бизнесом. При входе на рынок к ним пристали пара лохотронщиков с криками «приз до 6 миллионов рублей». Они подходили и просто впихивали какие-то лотерейки в руки. Паша навострившись в их направлении, был сбит фразой брата – «Мы местные». Эти слова многое что объясняли, и то что они знают правила игры, и то что напрягать их не имеет ни смысла, ни здравого смысла тем более…
Весь день растопырив уши Павел вникал в такие словосочетания как, гибридные двигатели, расход топлива, количество клапанов, европанель, тюнинг внешний и салона, велюр, винил, неон, впрыск, турбо, полный привод и так далее. Ничего не понимая, он пытался встревать в разговоры энергичным киванием головы и цыканьем. После он сбивался, типа признавая что-то хотел сказать что-то не то, из разряда кибернетики скажем или квантовой физики. На самом деле, выглядело это глуповато, и чересчур искусственно. После рабочего дня Вова с ухмылкой заявил, что это не для Паши. Потому как Паша нихрена не знает, Паша никого не знает и никто не знает Пашу, и что самое главное его никто не будет учить и не с кем не будет знакомить, потому что это никому не надо. Паша даже не обиделся, потому как «работать учёным», обладая «профессией солдата» было нереально.
Купив за 10 рублей библию «Работа и цены» у бабки газетчицы, он всё таки нашёл себе то, к чему стремился. Работа на стройке прорабом за 12 тысяч рублей была для него в принципе на первое время отличным вариантом. Рассчитав сколько он будет тратить на еду, на проживание и так далее, он решил что сотовый телефон он приобретёт с первой же зарплаты, а то люди как люди, а он…
Вот так за одну неделю Павел стал жителем столицы, нашёл работу и заимел даже несколько планов на будущее. Прошло ещё три дня и Вова придя домой заявил, что приезжает Алёна, его девушка, ранимая и прихотливая и она не хотела бы, чтобы Паша здесь жил. У Паши на всё про всё осталось 4 дня. Был предложен вариант, что Паша может переехать в Подмосковье к Денису, какому-то дальнему родственнику Вовы, у Дениса была жена и ребёнок и неопределённый стиль жизни. Жил он в однокомнатной квартире, и в перспективе Павел должен был спать на полу в кухне. В принципе всё подходило…
У Дениса были непонятные отношения с женой, она в основном только приходила к нему, а жила либо у сестры, либо у родственников. Паша проводя ассоциативные линии судеб первые дни пытался внушить Денису, что он тоже его родственник.

- Короче, Ден, я Вовану брат родной, так?
- Таак, - Денис вообще был не против Пашиного трёпа, он методично чистил судачка прихлёбывая пиво. Болтливый собеседник, который теперь и квартирант его забавлял и не напрягал ни капли.
- А ты Вовану троюродный дядька, так? – Паша пытался построить разговор как жёсткую логическую цепочку.
- Тааак.
- Получается, ты и мне троюродный дядька.
- Неет, - Денис улыбался настойчивости Павла породниться.
- Ну как нет, почему же? – Паша и сам где-то понимал, что не обязательно должно быть так как он сказал, но вот в чём подвох сам не мог разобраться.
- Я же, по матери ему дядька, а тебе мать Вована кто? – Денис допивал уже третью бутылку Оболони, и его язык уже тоже был готов подискутировать.
- Мать Вована она мне, кто же ещё. – Паша не сдавался. Он конечно же понимал, даже если она ему мать Вована, то он ей абсолютно никто. Даже если он придёт к ней и скажете, здравствуйте, я брат вашего сына, то ничего по сути не получит, кроме как нарекание от брата, что его родители опять ругались. Если он придёт к отцу, то может получить по шее…
Через некоторое время спор о родстве надоел Павлу, и они стали обсуждать экономические темы. Что хлеб вкуснее в тех супермаркетах, где есть пекарни, что пиво иногда дешевле продают, потому что оно уже просрочено, что на базаре можно нарваться на товар дороже чем в магазине. О волшебных промоакциях, когда банку колы можно взять меньше чем за червонец.

«Работа не волк…» - любил акцентировать Павел. Ещё от неё кони дохнут и вообще очень много всяких болезней. Но всё же чтобы жить он работал. На стройке было весело, русские авантюристы были прорабами и специалистами, весь остальной контингент был нерусским. Молдаване, узбеки, таджики непонятные русскомычащие нации. Наступали московские будни, наступали взрослые моменты самостоятельной жизни.


На стройке.

Иногда Паша оставался на стройке чтобы посторожить, денег много за это не давали, зато было где переночевать не напрягая Дена. Тем более был телефон, с которого можно было звонить куда угодно, как думал Павел. На работу не надо было рано просыпаться и долго ехать. Правда от такого сервиса Павел зарастал грязью и начинал подванивать, поэтому иногда мылся в самодельном душе. Но только ночью, когда никто не видит, так в народе (в русском конечно) этот душ называли смыватель греха, так как кроме неместных чурок там больше при людях никто не мылся. Было конечно несусветное палево там мытья, но и грязным ходить в ларёк к Маринке тоже было палевом.
Стройка была недалеко от станции метро Севастопольская, в принципе и Каховка тоже была там рядом. Строилась автобаза, поэтому проект не должен был быть слишком затяжным. И Паша знал что ему пора бы уже искать другую работу, да и не только поэтому.
Не доходя до спуска в метро стоял ларёк «Куры-Гриль», там и затоваривался Паша ужином, вернее он и завтраком был и обедом, просто покупался вечером. Марина всегда улыбалась Павлу и милым голосом просила сигаретку. Bond уже давно был в прошлом, синий L&M – вот это сила, для настоящего рабочего класса.
Работа была у Пашки не пыльная, и поэтому он сильно не уставал. А бодрый сытый мужчина, всегда нравился Маринке. Поэтому после часу ночи зачастую можно было увидеть на станции метро Севастопольская ларёк «Куры-Гриль» исполняющий партию избы на курьих ножках, под инерционным давлением двух жарких тел.

Как-то раз к нему подошёл начальник участка и сказал, - Павел, ты как относишься к спорту? – шеф, был из Екатеринбурга, дядька грузный и усатый. В Москве был уже давно со всей семьёй, и поэтому авантюрные мероприятия не приемлил.
- Положительно, хотя и пиво тоже спорт. – Паша очень сильно напрягался, чтобы не язвить. В последнее время он уже не мог обходиться без подъёпки.
- У нас тут намечаются соревнования спортивные по районы между строительными организациями. Нам нужен человек со славянской внешностью ядро метать.
Паша даже и не думал, что кидание ядра когда-нибудь его так возбудит. Хитрый уроженец севера знал чем пронят парнягу. Внушаемому и легко поддающемуся мозгу Павла представилась картина как он в майке с огромной надписью «славянин» или «русский» завоевывает золотую медаль на районных соревнованиях между стройподрядов….
- Да, я согласен, что для этого необходимо.
- Ну ты это, не пей дня четыре, чтобы сердечко было сильным. Майку и шорты мы тебе выдадим. За места конечно призы буду, ну а в принципе выступать будешь за отгул.
- За один?
- За два. – Шеф сказал так утвердительно, чтобы торговаться больше желания не возникало.

В соревнованиях по метанию ядра Павел занял девятое место из десяти. Первым оказался совсем не славянский Урдылбек килограммов так на 150. Конечно же никаких весовых категорий не было. Урдылка так метнул это ядро, что всем стало понятно, что на стройке он вместо подъёмника кидает кирпичина крышу. Паша же понял, что у него есть два отгула и теперь ему надо либо обрисоваться к Денису, либо где-то загулять.

К Денису он появлялся редко. Если только постираться или взять что-то из своих уникальных вещей. К брату же вообще раз в пол месяца не чаще. Поэтому эти два отгула Паша не знал где провести, а брать их надо было сразу, так текучка кадров говорила о том, сейчас не отгуляешь, потом уже не дадут.


Санёк.

Саша, работал вместе с Павлом на стройке. Ему было немного за 30 и внешний вид сразу олицетворял его как уркагана. Хотя поговорив с ним, становилось ясно, что человек он добрый, душевный, общительный, хоть и сидел. Очень чистоплотный, всегда если и ругался не матом, то использовал слова «свинья», «срач», «свинота», «свинство». Пашку он называл поросёнком, потому как тот купался раз в три дня в связи с определёнными причинами, да и Пашке это нравилось.

В седьмом классе…
- Пятачок, пятачок, - ребята кричали обзывательство и разбегались по школе. Паша не воспринимал это всерьёз. Почему пятачок ему уже объяснили, он маленький (небольшого роста) и розовенький (не болел). Паша конечно же гонялся за одноклассниками первое дело, но бегал он не быстро, да и не особо его это расстраивало. В детстве все обзываются и дразнятся. В пашином классе все друг друга обзывали, как потом выяснилось это было высокоинтеллектуальное хулиганство. Так как на самом деле, драки и воровство гораздо хуже. Хоть и оскорбления и приводят к расстройству психики, дракам и нарушению личности, но они также развивали воображение, фантазию и мозг в целом. Паша значит был запомнен всеми в классе как пятачок, а более старших классах как свин, или хрюндель, или просто свинья.

На первом курсе…
Вован с Пашей шли к пашиному дому, как раз между забором садика и туберкулёзки в 34 квартале. На дорожке сидело два пацана лет по десять и играли в машинки. Паша проходя мимо, не очень жестоко, но в принципе и ни с чего дал одному из них пинка.
- Свинья! – крикнул мальчик в след.
Вован с Пашей резко посмотрели на мальчика, потом друг другу в глаза, Вова сказал
- От куда он знает? – друзья заржали, и пошли дальше, хотя мелкие уже были на низком старте бежать за своё оскорбление куда глаза глядят.

Оскорбления на самом деле являются провокацией будущему преступлению. Хотя манера преподнести иногда играет гораздо большую роль, чем содержание.

Павлу нравилось общаться с Сашей, так как половину слов он произносил по фене. Также Саша мог пересказать всю книгу «Москва Бандитская», которую так любил Павел на первом курсе (1997 год) в лицах, датах и событиях, и совсем не потому что тоже её читал. Половину героев произведения Саша знал даже не понаслышке, время их славы совпало как раз со временем его пребывания в бутырке. Как оказалось, что Маринка из ларька куриного была Сашина знакомая. Её муж был авторитетом в Бирюлёво, она об этом не распространялась особо. Паша не стал ей вскрывать мозг на эту тему. Марина позже получила прозвище от Павла «дарагая». Ей конечно льстило, что он ею дорожил, но самом деле, был ещё и другой аспект. Как объяснял Павел, у Маринки был сын пяти лет, когда он стал к ней уже захаживать в гости, то без подарка понятное дело было уже не обойтись. Да и Санёк намекнул Павлу, что пока её муж сидит в тюрьме с пустыми руками к ней лучше не ходить, братва заметит не поймёт. Поэтому Паша накупал полную сумку еды, а иногда покупал пол сумки, а половину просто выносил, и шёл к дарагой, попить-поесть-поспать.

Помимо всех историй Александра про зону, авторитетов и разборки, самая коронная из них была про Юру Шатунова. Сам он жил не далеко от станции метро Севастопольская, через дорогу от его двора был детдом, где раньше проводил своё детство Юра Шатунов. Саша очень гордился тем фактом, что в детстве лет до 15-16 они дружили с Юрой, а потом говорит «парниша после фестивалей своих выездных зазнался». Хотя деньги давал своим друзьям, просто так давал после концертов. И когда он рассказывал это, то постоянно делал акцент на том, что вот Юра звезда, известный сейчас очень, а для него он просто Юрок, друг детства из детдома. И глядя в Сашины глаза нельзя было понять, завидовал он ему, либо сожалел, уж больно неустойчива у русских людей мысль – сами не знают чего хотят.


Дарагая.

Паша постоянно мигрировал, жил то на работе, то у Дениса, то у Марины. Девушка в районе 32 лет с радостью принимала молодого парня у себя. К середине сентября Паша выучил многие окрестности Москвы, изучил специфику работы служб безопасности разных сетей супермаркетов. Паша знал, что в перекрёстках нет камер, супермаркеты настолько большие, что в этой толпе народу просто ходит якобы покупатель и палит тебя. Потом рапортует по рации на кассу охраннику, тебя там принимают. Так Паша спалился раза 3. В Патерсоне прямо под домом дарагой с ним уже здоровались у входа. Магазин не имеет права запретить вору в последствии посещать их заведение, но проявить особое внимание можно всегда. Паша никогда не признавал свою вину, но всегда отдавал откуп или как в Перекрёстке покупал такого же товара ещё 5 или 10 штук. В сентябре когда уже похолодало, стало полегче. В рукавах лёгкой куртки очень хорошо помещалась бутылка водки, палка копчёной колбасы (только надо было проверить не приклеена ли к хвосту магнитка), шампунь, туалетная вода и т.д. Весь товар Паша осматривал на наличие магнитных наклеек, чтобы на кассе они не пищали. Он знал что на коньяк всегда лепится такая штука. Иногда он просто заходил купить носков, и выходил заряженный тысячи на полторы. В большинстве случаев он брал дорогие, плохоохраняемые вещи, те которые не мог применить для себя – дарил дарагой.
Паша воровал не потому, что болел клептоманией, просто он любил адреналин, да и зарплата у него была не большая, а молодому организму так хочется гулять.

Дорогая жила в трёхкомнатной квартире в Бирюлёво. В одной из комнат у неё проживали таджики. Пашу это не смущало, его смущал факт что они барыжили коксом. Просто он не хотел при очередной операции ГНК оказаться там и попасть под горячую руку. Пару раз они открывали ему дверь и мотая головой говорили «нисиго нет». Он вырывал у них дверь и заходя в коридор делал заявление – «а мы сейчас с собачками поищем». Далее проходил на кухню, там его встречал малой. Паша всегда забывал как его зовут, значит и мы не будем заострять внимание. Хотя проявлял отеческую заботу к ребёнку. Он вручал малому всяких киндерсюрпризов, мороженое, и новую машинку с которой отправлял его на улицу. Вообще ситуация была с первого взгляда ужасна: молодая мать с ребёнком живёт в квартире в которой сдаёт комнату таджикам для торговли наркотой. Те же нерусские суки устраивают там мини притон, иногда набиваются человек по восемь и фестивалят по три дня, раскумарки в этой квартире явление было частое и страшное. Умирающий от передоза таджик ещё не разу не бредил на русском языке. Даже на Пашиной памяти скорая туда приезжала раз четыре.
Паша пытался объяснить Марине, что жизнь в таком ключе не для неё. Спрашивал почему друзья её мужа допустили такое. Она сказала, что они в принципе это и устроили. Типа точка будет на хате, беды знать не будешь. Ну да, беды она не знала, одно сплошное горе. Он пытался пробить некоторые темы, как можно устранить данное мероприятие из её жизни. И вот вроде бы уже что-то прорисовалось, таджики стали понимать русские фразы «идите_на_***» и «заебали», как у Паши случилось непредвиденное, стройка его закончилась, персонал распускали.
Паша не был стрессово-устойчивым человеком, поэтому безработица совсем выбила его из колеи. Он одомашнился у Дениса, чтобы быть скажем так не в напряг он подсознательно пытался откупиться, гоняя в магазин за хавкой и пивом на последние бабки. Так прошла неделя. Финансы таяли просто на глазах, и понятное дело с пустым карманом к дарагой не придешь.
Паша съездил к брату, он как оказывается за это время сгонял в Волжский. Брат ни чем существенным не могему помочь, вообще Вован уже немного разочаровался в Паше. Думал что тот за пару месяцев хоть какую-то карьерку себе состряпает. Он отдал ему старый телефон NOKIA 3110, чем порадовал «младенца» не на шутку. Паша получив телефон первым делом думал где взять симку, вернее денег на неё. За день он изучил всю менюшку. На последние деньги купил симку и сбросил смс на номер дарагой – «Дарагая, я тебя люблю, моя зайка. Хочу к тебе. Твой Павлик». Наверно она будет смеятся, но она ответила: «Сегодня. Курский вокзал. В 18.04 мы едем на море». Паша так и понял что они едут на море.
Пока он добирался до вокзала, в одном из переходов стащил длинную красную розу. На вокзал он прибыл в 17.55, Марина стояла с малым, их вещи держал один из друзей мужа. Он оглядел прибывшего.
- Павел? – голос был усталый, но не накуренный.
- Да, Павел. – он протянул демонстративно руку, показывая, что если с ним не познакомятся официально встреча может быть резко закончена.
- Макс. Паспорт с собой?
- Да.
- Дашь сотку за то что в билете не твоё имя. – Макс протянул Павлу билеты и документы. И тут дошло до нашего героя, что его то не особо хотели брать на море, а потом не особо захотелось на море ехать этому Максу. И вот теперь он с 70 рублями в кармане, сотовым телефоном и странным настроением, протягивал Марине красную розу – эмблему любви.


Паравоз.

Всё хорошо, а с баблом ещё лучше. У Паши в данной ситуации было просто всё хорошо. У Марины по видимому было ещё лучше, но проблемы дам не волнуют настоящих ковбоев.
Купе было как купе, не тесное не просторное. Парень, девушка, малой плюс солдат. Солдат был ни скромный, ни бодрый, просто солдат, и по этой самой простоте подружился быстро с Павлом и со всеми. Мужчины вышли в тамбур покурить. Там Паша выяснил, что солдата зовут Сергей, что он служит в Москве в штабе и едет на побывку в Туапсе домой. Серёга был избалован столичной жизнью, и ехал заряженным на целый бокс.


В институте Павел знал только пару определений контейнерного содержания травянистого наркотика. Максимальная тара «стакан», содержащий в себе 10 «пакетов», каждый из которого представлял собой 4 «косяка». Также ещё было понятие «пятка», но оно означала незначительный вес на одну раскурку, и не имело ценности на чёрном рынке. Пяткой можно было только взгреть, либо убиться самому.
Уже после армии в Москве словарный запас расширился донельзя. Коробок, бокс, ракета, пяток, всё это и ещё многое другое в целом означало одно и тоже. Только и разновидность наркотиков тоже проапгрейдило Павла. Такие как пластилин, шоколадка, фен, винт, шустрые, ешки, белый, чёрный, шалфей, смешной и так далее.

Бокс, конечно же был опробирован, ибо пятка между друзьями благое дело. Уже навеселе в купе давили пивко и ржали.