Антипигмалион

Окончив школу, я уехал учиться в другой город, о чем не жалею. В родном городе было довольно скучно. Правда, за несколько месяцев до отъезда, мне довелось познакомиться, и почти подружиться, с одним интересным человеком.

В моем подъезде, жили парень Вася и девушка Лида. Приблизительно мои ровесники. Жили мы все на разных этажах. Друг с другом никогда не общались и не здоровались. Неуверен что они вообще помнили меня в лицо.
Во дворе часто появлялась  компания хулиганистой молодежи. Среди них нередко можно было увидеть Лиду. Я любил смотреть из окна во двор. Наблюдать за Лидой было безусловным удовольствием.
Но только наблюдать, ведь жизнь я вел, можно сказать, изолированную. Самым оживленным местом, в котором я проводил время, была местная библиотека. Обычно занимал стол подальше от окна. Окружающий мир я познавал не в реальных с ним контактах, а скорее за этим столом. Можно сказать, что я тогда был членом «секты читателей». И даже интерес к музыке у меня пробудил Рильке. Он и сейчас имеет на меня магнетическое влияние. И это влияние скорее звука, чем смысла.

Так вот, музыка. В городе нашем есть всем известная филармония. Собственно известность она имеет в архитектурном смысле. Здание построено в стиле модерн, и размеры имеет исключительные. И во-вторых, там расположен действительно не дорогой супермаркет. С торца здания, через переулок, есть вход в малый зал, где играют настоящую симфоническую музыку. Этот зал тоже чуть не перешел супермаркету. Его владельцы жаловались, что покупатели очень недовольны, когда за стеной концерт, и у них даже падают продажи. Но городские власти заступились за музыкантов, только обязали их сделать звукоизоляцию. Денег на это у оркестра конечно не было. К счастью им пошли на встречу их бывшие недоброжелатели – владельцы супермаркета. Они оставляли им пустые коробки из под яиц, которыми музыканты смогли оклеить общую стену. Вышла хорошая изоляция и как бы даже оригинальное оформление. Не знаю стало ли лучше чем было. Когда я пришел туда впервые «яичная стена» уже была.
Зашел задолго до начала, и увидел знакомый профиль в первом ряду. Это был мой сосед по подъезду Вася. Он не обратил на меня внимания, и я сел на задний ряд. Кроме нас двоих, уже с первыми звуками музыки в зал зашла пожилая пара. Играли концерт для флейты с клавесином, Баха. Музыка была удивительная. Что-то мучила во мне, и что-то освещала одновременно. Я был под сильным впечатлением после концерта. И хотя,  повторюсь,  с Васей мы никогда не здоровались, я все же заговорил с ним на выходе. Объяснил, что мы живем в одном подъезде. Он меня вспомнил. По поводу музыки сказал, что концерт действительно удался. Но подчеркнул, что садиться всегда надо на первые ряды, и не в коем случае не на последние. Потому что акустика зала совершенно искалечена «яичной стеной». Вася также очень рекомендовал мне «музыку на воде» Генделя, через неделю. Мы с интересом пообщались, пока не дошли до нашего подъезда.

Следующие пол года, наше общение сводилось к еженедельным походам на концерты. Музыкантов мы уже знали в лицо, думаю и они нас. Не редко я встречал кого-то из них на улице, иногда наши взгляды пересекались. Но я никогда и не в коем случае им даже не кивал. Это казалось не просто не уместным. Было скорее ощущение древнего культа, в котором я играю роль одного из многочисленных и безликих почитателей. Хотя конечно о «многочисленности» речи не шло, но казалось, что своим кивком я могу только унизить МУЗЫКАНТА.
Когда я поделился этими ощущениями с Васей, он сказал, что тоже никогда с ними не здоровается. Но считает что все это «эпоха телевизора». До нее исполнитель и слушатель имели непосредственный контакт, и возникали обычные человеческие отношения. Для восхищенного слушателя казалось нормальным просто подойти к исполнителю и выразить благодарность. А теперь даже когда «акт передачи» искусства происходит при личном контакте, характер отношений всеравно имеет форму «телевизор» - я тобою наслаждаюсь, но ты не существуешь. Я сказал, что редко смотрю телевизор. Но Вася утверждал, что личный опыт не причем. Таковы уже сформированные общественные стереотипы, и они тотальны. Сколько их в себе не подавляй, они как герпес – в определенный момент все равно вылезут.
Мы часто вели подобные разговоры, возвращаясь, домой после концерта. А потом зал закрыли на реконструкцию. Из-за бюджетного недофинансирования, или что-то в этом роде. Зал этот в ближайшие годы простоял закрытым. Кажется, супермаркет складировал там свой товар.
Но зато благодаря этому мы с Васей стали общаться чаще. Он брал у своего дяди виниловые пластинки с симфонической музыкой, и мы слушали их у меня дома. Он многое открыл для меня в музыке. Я в свою очередь увлек его литературой. Мне кажется, мы не стали друзьями, в обычном смысле слова. Мы не смогли бы вместе отдыхать и просто убивать время. Наше общение было словно работой, любимой работой.
Мы собирались обычно у меня. Васе нравилось, что мои окна выходят во двор, а не на пустырь как у него. Как-то мы слушали Грига и я, показав Васе на Лиду, сказал, что когда я смотрю на нее, у меня возникают те же чувства что и от «песни Сольвейг». Вася помолчал, а потом сказал – «Да, только от «песни Сольвейг» даже слабее». Так мы впервые заговорили о Лиде.
Мы часто говорили о Лиде. Но странным образом не упоминая ее имени. Например, когда мы говорили о необъяснимости женской красоты, мы оба понимали, о ком мы говорим. И как-то не заметно для меня Васей завладела одна мысль – возможно ли изменить человека внутренне, изменив его интересы и обстоятельства его жизни. Я считал, что речь может идти только о поверхностных вещах. Вася спорил со мной, говорил, что человек это и есть обстоятельства его жизни. Приводил занятные доказательства. Спор этот принял многодневный, затяжной характер. Наконец я прямо сказал ему – «Самое большее чего ты сможешь добиться, это то, что она, может быть, станет употреблять матерные слова немого реже»
То ли он воспринял мои слова как вызов, то ли она стала ему просто необходима. Он попытался. Вася не ухаживал за ней в обычном смысле. Он только говорил с ней. Постепенно, начав с пары фраз при встрече. Потом, все удлиняя общение, старался незаметно увлечь ее какими то рассказами. Только однажды он сказал мне «судьба Артюра Рембо ее, кажется, позабавила», и вздохнул. Нет, не открылся Лиде новый мир и ничего не изменил в ней. Она только насмехалась над Васей, и все больше избегала его. Однажды я подсмотрел их разговор из окна. Она сидела на лавочке и курила. Он подсел к ней и стал что-то говорить. На ее лице появилось выражение брезгливости. Я отошел от окна и поставил пластинку Грига.
В тот же вечер он сказал мне, что решение есть, решение математическое. Математическое - он подчеркивал. По его словам сложность в том, что ее восприятие мира слишком примитивно. Человеческие отношения исчерпываются понятиями самка – самец. И как самец он в ее глазах выглядел не полноценным. Ведь он никогда никого не оскорбил и не ударил. Пока он не опуститься на эту ступень, каждое его слово будет для нее мусором. «Что ж, раз по-другому нельзя…» - вздыхал он. Вася явно не хотел участвовать не в чем, чтобы утвердило его «дворовую потенцию». Мне вся его схема казалась выдуманной. Я говорил ему – «Отступись». Но он меня не слушал, а может, просто не умел отступаться.

Во дворе нашем постоянно торчал вожак местных хулиганов. Даже не знаю, как его звали. Кличка у него была «Кардан». Он часто находился рядом с Лидой. Было впечатление, что она ему симпатизирует. Все что я слышал от него, и то мимоходом: «Слышь, ты чё мне чёкаешь!» Это он сказал, даже крикнул хлипкому пареньку, а потом ударил его в лицо.
Кардана и ему подобных я и Вася всегда обходили как можно дальше. Он, наверное, даже не подозревали, что мы живем в их дворе. Компания эта, была для меня эпицентром жестокости и насилия если не во всем городе, то уж в нашем районе точно.

Но неразделенная любовь и странная логика приговорили Василия к тому поворотному дню.

Где-то за неделю до происшедшего я уже переехал в другой город. О том, что произошло, я узнал позже, от третьих лиц.
Вася не знал всех тонкостей дворовых отношений, а может, и не желал в них вдаваться. Он просто подошел к этому авторитету при Лиде и начал его молча бить. Избил он его зверски выбив ему половину зубов и что-то сломав. Кроме Лиды, в момент этого избиения рядом сидели друзья Кардана, но они даже не встали. Сидели, словно в прострации и смотрели, как избивают их лидера. Словно происходящее просто не укладывалось у них в голове.
 Наверное, социолог назвал бы эту дворовую банду субкультурной системной группой. Но с того момента в этой системе пошел сбой. Вместо того, что бы жестоко расправиться с Васей, они все вдруг побежали в милицию. На суде все они преданно защищали своего вожака, ругая Васю последними словами. И Васе дали два года.
Несмотря на такую солидарность, после суда, отношения в этой протоОПГ изменились. Кардан лишился всякого авторитета. Бывшие сподвижники под конец стали его просто шпынять. А когда он попытался вернуть себе авторитет кулаками, они избили его все вместе. После этого Кардан старался не появляться во дворе. Оставшись одни, дворовые хулиганы сначала распоясались еще больше. Они стали часто напиваться и выяснять отношения между собой. В конце концов, все передрались и окончательно разбежались.

Когда я узнал о том что сделал Вася, было только одно ощущение – полной нелепости. Но для Василия, мне кажется, все это было логично и неизбежно. В том числе и срок.
 
В колонии для несовершеннолетних, куда он попал, ему пришлось несладко. Но он смог поставить себя. Вел себя дерзко и в конце срока даже ударил охранника. За это получил еще год, но уже на взрослой зоне. Там он тоже добился авторитета и обзавелся новыми друзьями. Двое из этих друзей освободился одновременно с ним. Втроем они начали грабить ларьки и угонять машины. В тот же период Вася сошелся с Лидой. Думаю, она была в курсе его новой деятельности. Разбои продолжались недолго. Подельников арестовали и посадили, а Вася смог как-то выкрутится.
Всех подробностей я не знаю. Но мне доподлинно известно, что было  после этого. Вася свернул свою криминальную деятельность, купил пассажирский автобус и сейчас ездит по 28 маршруту. Это оживленный маршрут, и пассажиров всегда много. Зарабатывает он, наверное неплохо.

Буквально вчера я специально я проехал на его автобусе. В салоне было много людей. Я видел, что за перегородкой отделявшей шофера от салона он был не один. На месте кондуктора сидела Лида. В дороге они не разговаривали. Только комментировали чьи-то действия. Кто-то подрезал их на перекрестке, какой-то пассажир дал слишком крупную купюру, и.т.д.
Когда автобус почти опустел, я прошел вперед. Подойдя к перегородке, сказал «Здравствуй Вася». Он лениво взглянул на меня, и словно нехотя ответил «Привет». Лида взглянула на меня и спросила у Васи довольно громко «Это кто?». Вася пожал одним плечом «Да так, по малолетке херней страдали». Наступила странная пауза. Наконец Лида сказала «Сказать чё хотел, говори, а то мы по графику опаздываем». Видя что Вася не закрывает двери автобуса, словно предлагая мне выйти, я ответил «Нет, ничего» и вышел. Они уехали. Я перешел дорогу и стал ловить такси. В такси я думал, что не зря съездил. Теперь для меня многое прояснилось.
С другой стороны выводы, к которым я пришел, казались невероятными. Как такое может быть!? Что природа вложила в черты женского лица такого, что заставляет человека отказаться от самого себя? Неужели, Пигмалион не сумев оживить Галатею, сам бы стал скульптурой?