В тёмных аллеях или маньяк по воле... Глава 4

В тёмных или маньяк по воле…

Глава четвёртая.

Прошла неделя. Алексей метался по комнате, не зная чем бы ему занять себя, чтобы не чувствовать это давящее в паху, выворачивающее на изнанку и  сводящее с ума дикое вожделение. Сорвав с вешалки шапку, на ходу надевая куртку, выскочил из подъезда.

Подмораживало. Мелкие снежинки  уже не таяли, а ледяными иглами впивались в лицо, тонкой белой порошей покрывали чуть застывшую землю. Парк, словно замер. На аллеях покрытых девственной чистой «новоиспечённого» снега – ни следа.  Лишь изредка доносились лязг  трамвайных колёс об обледенелые рельсы, да нетерпеливые звонки оного, нарушали тишину притаившегося леса. Всполохи от пантографов, вырывали из черноты   затянувшегося вечера причудливые образы парковых деревьев. Казалось, что своими голыми ветвями они пытались остановить этот плавно падающий на землю снежный поток.
Алексей, свернув на боковую тропинку, вышел на параллельную аллею, вдоль которой в глубину парка тянулись следы небольшого размера, причём, след от правой ноги был какой-то смазанный, словно хозяин или хозяйка вывернули стопу – как бы подволакивая её.

От прогулки «внизу» немного поулеглось. Просто из любопытства мужчина пошёл по следам - кто такой смелый, в такое время решил прогуляться, да, ещё, может быть, ребёнок.  Следы привели к беседке, где на заснеженной скамеечке, нахохлившись, сидело существо, кутаясь в воротник и придерживая его маленькими ручками в чёрных кожаных перчатках. 
- Действительно, метр с кепкой, - подумал Алексей, взглядом измерив притулившегося здесь человечка.
Из-под норковой шапки выглядывали лишь глаза: чёрные, бездонные, с немым вопросом смотревшие на Алексея снизу вверх.
- Вы меня, наверное, изнасилуете и убьёте? - после минутной паузы, послышался мягкий, грудной голосок. И грустно добавила. – А! Всё равно: жить такой калекой…
Он только сейчас разглядел и понял, что женщина или девушка была горбата. Что-то внутри Алексея перевернулось, тёплой волной нахлынув под сердце. Хотелось прижать к себе эту обездоленную женщину-ребёнка. Утопить в своём теле, растворить и раствориться самому. Не осознавая, что делает, он приподнял её и впился в тёплые, чуть солоноватые губы, раздвинув подбородком воротник пальто.
Запах чеснока разбудил дремавшее в нём чувство вожделения, победив подкатившееся ранее чувство умиления и  нежности. Он бросил её на стол, изменив самому себе: распахнул вместе с пуговицами  полы пальто, нетерпеливо спустив до самых щиколоток женское бельё, и пододвинул ближе к краю стола…
Ирина не кричала, не взывала о помощи, напружинилась вся, вспоминая тот первый и последний случай полового акта в её жизни.
Несколько лет назад, когда соседа по площадке провожали в армию. Её каким-то образом напоили, и спустили в подвал. Где соседские дружки вдоволь потешились над её телом. Она плохо помнит, лишь какие-то образы вдруг всплывают в памяти, оставляя в душе мерзостное и гадливое чувство и, вот, опять…
 Да, урод, она осознавала это, но зачем же так. Ведь она тоже человек. Вспомнилась мама, её похороны. Ирина ощутила, что она одна – одна в этом безразличном и несправедливом мире. Одна, и  никого вокруг. Нет, ни одна – над ней совершал копулятивные фрикции какой-то мужчина.
- А, может?.. – неожиданная мысль захватила сознание. – Да!.. Мне нужен ребёнок – живая душа. Ради которого и стоило жить.
Ирина расслабилась и как могла, стала помогать насильнику. Он, поняв это, усмехнулся и хотел остановиться: это худосочное тело, грубо выпирающий лобок, который неприятно мешал - уже порядком набил его собственный, да, и ничего особенного – как всегда. Но женщина, чьё нутро  подогретое мыслью о живом существе, её, да её,  и только её ребёнке, палая жаром, никак не хотело выпускать его из себя. Ирина вцепилась  в волосы насильника, то умоляла, то  оскорбительно кричала:
- Сволочь, сволочь сделай мне ребёнка. Ну, пожалуйста. Ну, что тебе стоит. –  Неиспытанная ранее дрожь колотила, выворачивая бёдра наизнанку. Обхватив насильника ногами; ещё крепче вцепившись в волоса мужчины, притянула к себе, по лицу её катились крупные солёные слёзы.
Ирина почувствовала, как что-то горячее  растеклось у неё внутри, только тогда, выдохнув, она отпустила объятия…
Алексей, отвернувшись, заправился.
- А теперь, что? Вы меня убьёте?  - раздался за спиной голос Ирины.
- Больно нужно, - повернулся мужчина.
- Тогда помогите.
- Что, штанишки тебе надеть?
- Пожалуйста, снимите меня со стола, - женщина запахнула пальто, - и отвернитесь… пожалуйста.
Она, пытаясь натянуть на себя колготки, неуклюже облокотилась на Алексея и чуть не завалилась в снег.
- Вы не могли бы меня поддержать, у меня к тому же нога…
- Вот, ещё, - пробурчал Алексей, но подхватил, немного согнувшись, женщину подруку.
Он почему-то не скрылся, не убежал, а стоял, поддерживая  свою жертву.
- А, чего бежать? Ведь она сама, вроде бы как, хотела этого. Даже просила об этом.  – Думалось мужчине.  И ещё, как это он умудрился сегодня сделать то, что не делал почти никогда – «кончить». Если это произошло от боли, которую ему нанесла женщина, чуть не вырвав изрядный клок волос? Тогда, может быть он мазохист? Или вняв  рыданиям обезумевшей сиюминутно женщине, каким-то уголком своего мозга заставил себя сделать это? Так кто же он?
Углядев снег на спине женщины, он смахнул его перчатками.
- Спасибо, - Ирина завернулась плотнее в пальто, - а пуговицы… что… у меня дома их целая коробочка.
- Ну, я пошёл, - Алексей, было, пошагал, но услышав голос Ирины, обернулся. Она сидела в снегу, делая попытки подняться.
- Вы не могли бы меня проводить, а то я сегодня, видно, притомилась.
- Да, уж, вот, - только и выдавил из себя Алексей, и они пошли рядом - слева Алексей, справа Ирина,  волоча по снегу полиомиелитную ногу.
- А, как Вас зовут?  - спросила женщина, уже уверенно вышагивая, опираясь на мужчину.
- Когда трахают фамилии не спрашивают, - хотел ответить Алексей, но почему-то сказал следующее, - с какой целью интересуетесь?
- Так, хочу узнать отчество своего будущего ребёнка.
- А Вы уверены в этом? – почему-то перешёл на «Вы» Алексей.
- Больше чем… Вы не беспокойтесь, я всё возьму на себя. Хотя я и инвалид, но и самодостаточна. У меня очень хорошая зарплата, да, ещё получаю пенсию.
 Алексей не боялся, что его имя будет озвучено и придётся платить какие-то алименты, просто, он ощущал себя каким-то бесполым существом, и не верил, что он, именно он, может стать когда-нибудь отцом. Немного подумав, произнёс:
- Алексей.
- Очень приятно, а меня Ирина…  Вот и пришли… Может, зайдёте?
- Нет уж, - то ли возмутился, то ли удивился мужчина.


- Вот, чёрт, угораздило. Прости меня, Господи! – Алексей выскочил из-под душа, подбежал к новомодному комоду и, вытащив из второго сверху ящика серебряный  двадцати сантиметровый крест, яростно перекрестился:
- Всё, Господи, клянусь. Больше ни-ни. – Поцеловав, повесил на стену – чтобы помнил о своей клятве.

В комнате было тепло и уютно. На кровати, занимая ровно её половину, лежала маленькая женщина, бережно поглаживая себе оголённый живот. От света автомобильных фар, по стене комнаты, словно на экране кинозала, из угла в угол, перемещались фантастические тени деревьев, высаженных под окном. Они тянулись к кровати, ложились на подушку, наползали на лицо Ирины, которое светилось нежной, трогательной улыбкой.
- Я знаю, родится мальчик – Антон Алексеевич. А, если, девочка?  Нет! Лучше мальчик.

Продолжение следует.