ОТ СЕБЯ К БОГУ

(о премьере спектакля по мотивам романа
Ф. М. Достоевского «Преступление и наказание»)
Не успели отгреметь аплодисменты в театре имени А. П. Чехова на двух предыдущих премьерах, как коллектив уже подготовил новую. Несмотря на то, что публика мало-помалу привыкла, что в течение сезона на этой сцене появляются, как минимум, пять премьерных постановок, зрители не перестают удивляться поразительной работоспособности труппы и всегда ждут от нее сюрпризов.
(Это, кстати, замечено редакцией самого престижного в мире экономического справочника «Кто есть кто». Театр имени А. П. Чехова получил из шведского города Мальмё официальное письмо с  настоятельной просьбой выслать туда, в европейский филиал издания, краткие сведения для включения их в очередной том справочника. Стало быть, надо будет ожидать ангажемента по всему миру.)
Сюрприз не заставил себя ждать: к концу марта на сцену выходит весь наличный состав труппы, чтобы показать павлодарцам спектакль по мотивам романа Ф. М. Достоевского «Преступление и наказание». Сразу хотелось бы предостеречь сопоставлять новизну  хорошо забытой стариной: постановка не похожа ни на одну из предшествующих четырех  (две в России, одна в США, одна во Франции), увидевших свет рампы и киноэкран в течение всего ХХ века (!).
Для воплощения пятой по счету был приглашен уже хорошо известный павлодарским театралам московский режиссер Игорь Меркулов, подаривший зрителям радость общения с чеховским «Вишневым садом». О том, как он решился осваивать сложнейший внутренний космос прозы Достоевского, он говорит с оттенком самоудивления. О работе над спектаклем, конечно, режиссер-постановщик, конечно, расскажет лучше. Ему и слово.

В театральном деле нет ничего случайного, и ничего не совершается по чьему-то капризу или прихоти. Выбор постановки – всегда конкретно-материальное проявление определенного этапа творческой эволюции. Почему, но не вдруг – «Преступление и наказание» Ф. М. Достоевского?
Фактически это настоятельное духовная потребность нынешней социальной среды. Отсюда и запрос театра, чутко реагирующего на все, что совершается вне его стен.
Проработка всех основ будущего спектакля – труд огромный, в уж по мотивам прозы Достоевского – всегда неимоверно сложный. Мои собственные задумки по поводу «Преступления и наказания» созревали целых 12 лет. В 1992 году я начинал работать в южноафриканском городе Блумфонтейне и предложил своему коллеге Николасу Льюису поставить инсценировку на основе английского перевода, а мне поручить роль Родиона Раскольникова. Льюис живо заинтересовался, раздобыл книгу, вчитался в нее и… В общем, он не справился с масштабами Достоевского, и проект сам собой загас.
Вернувшись домой, я не расстался с идеей. Отыскал драматургические источники, делал свои наброски. До меня самую лучшую, и, пожалуй, единственную сценическую версию романа создал Эдвард Радзинский. С первого прочтения ясно, что он «заточил» ее под конкретный московский театр, под заранее увиденную расстановку актеров. В ней максимально сохранена вся сюжетная структура романа, и действующих лиц в ней как бы не около 100.
Но труд Радзинского помог мне определиться с тем, что можно сделать с учетом возможностей павлодарского театра и его аудитории. Перелопатив все варианты, я остановился на самом существенном – художественном показе хроники внезапного сумасшествия и долгого, мучительного нравственного выздоровления.
Работа моя даром не пропала, и «ружье» все-таки «выстрелило». С Виктором Аввакумовым у нас уже установились прочные отношения, и я уже ждал приглашения в 59-ом сезоне. Правда, настраивался я на что-нибудь веселенькое, легкую комедию. А он огорошил меня: давай Достоевского! Тут уж, знаете, неизбежно почувствуешь себя семикрылым серафимом…
Вот взялись и за короткий срок, в привычном интенсивном режиме «ваяли» историю личности, сбившейся с пути истинного. Внутренне действие развивается как бы в форме воронки: Родион Раскольников, подорвав здоровье лишениями и нуждой, терзаемый мнимой идеей своей исключительности (интеллектуального суперменства), решается на тяжкое преступление, избрав его как орудие возмездия. Толчок к этому дало знакомство с Сонечкой Мармеладовой, которую губят невыносимые обстоятельства – пьянство отца доводит до крайней нищеты семью и грозит ей голодной смертью.
Старуха-процентщица Алена Ивановна в больном воображении студента-недоучки становится гиперболическим воплощением всего зла. После двойного убийства (под топор попала и сестра старухи Лизавета) начинается падение.
 Воронка затягивает Раскольникова на адово дно совести, и уже оттуда, пройдя сквозь цепь раскаяния, прозрений, моральных исканий, поднимается вверх, к новой жизни. Наказание за убийство он воспринимает как духовный подвиг, любовь и помощь Сонечки – как высшую награду добродетели, извалянной в грязи блуда, но сохранившей непорочную душу.
Внешне на сцене происходит двойная интрига: убийца соревнуется со следователем и ждет, когда и в какой момент состоится разоблачение. Это состязание переходит в поиск единственно верного способа очиститься от скверны, порожденной наваждениями петербургских трущоб – средоточия демонических и дьявольских сил, толкающих к нарушению всех десяти библейских заповедей.
Крохотная искорка нравственной чистоты благодаря обращению к Библии, к Богу разгорается в очищающее пламя. Заканчивается двойная интрига определением двойного же пути. Любовь есть Бог – путь Сонечки, через самоотречение во имя чужих судеб. Бог есть Любовь – путь Родиона, через принятие заслуженной кары за то, что попытался отбиться от людей, подобно овце заблудшей. Любовь Сонечки становится наградой высшей добродетели и целомудрия за возвращение на путь истинный.
Так раскрывается замысел и ход хроники безумия. Сюжетные линии, не вошедшие в хронику, незримо присутствуют, и впечатление целостности не исчезает.
Самые нелегкие, главные роли, по значимости и масштабам равные образам трагедий Шекспира, Гете и Шиллера, достались молодым актерам Дмитрию Доморощенову и Татьяне Кияшко. Несомненно, для них это большое личное событие. И если исполнителю роли Раскольникова легче, он смог одолеть рубеж первостепенности в спектакле «Банкрот (он сыграл в нем купца Большова), то Татьяне творческая судьба преподнесла подарок –  такая главная роль у нее первая. После Сонечки актриса перешагнет статус инженю, работавшей в эпизодах и во вторых планах.
Судя по настроению всего коллектива, премьера по Достоевскому для всех ошеломительна, - не осталось никого, кто не был бы занят в подготовке, за кулисами и на сцене. Отсюда и вполне максимальное приближение спектакля к элитному качеству.