Шоколад

          Иногда прошлое тянет к себе так нестерпимо сильно, что нет ни малейшего желания более держаться тонкими пальцами за победившую реальность, суррогатную до мозга костей. Желание только одно – грустно созерцать стену или угол стола и периодически вскидывать брови в унисон поднимающимся уголкам губ вослед какому-нибудь наиболее яркому мазку из прошлого.
          У окна в маленькой и плохо освещенной кухне сидел мужчина. Когда-то черноволосый, остроумный и перспективный, теперь он чувствовал себя зажатым в бетон деревом, год от года теряющим по ветке, на которой раньше шелестела листва. Корни больше не разрастались, окруженные подземными фундаментами новых строений, а те, что были прежде, полностью переработали плодородность почвы около себя, и уже не питали крону.
         Мужчина доставал из коробка спички, чиркал ими о коробок, затем тушил пламя в недопитой чашке с чаем. Когда спичек было сожжено несколько десятков, он начал выкладывать ими на подоконнике цифры. Это были номера годов. Мужчина начал с нынешнего, наступившего несколько месяцев назад. Составив число, долго выравнивал спички пальцами, смотрел на них, что-то вспоминал. Затем, после некоторой паузы, сдвинул их в кучу и начал выкладывать новый номер. Позапрошлый год? Нет, в нем ничего интересного не было. А вот четыре года назад…
          Он любил шоколад, чуть меньше – свою работу, и лишь формально – людей. Шоколад не был для него фетишем, просто редко разочаровывал, в отличие от двух последних категорий.
          Люди имели довольно неприятную особенность – они любили самоутверждаться за счет таких любителей шоколада, как он. Иногда они проникали в учреждение, где он трудился, и тогда пропитывали своим болотным духом свободолюбивые легкие его творческой деятельности. Синергия зла была столь разрушительной, что подобное он уже выносил с трудом. Принимая происходящее близко к сердцу, портил свое здоровье, зарабатывал сердечную аритмию, гипертонию и нервные расстройства.
          Но, что гораздо хуже, окруженный догмами и незыблемыми правилами повиновения, он постепенно терял веру в то, что когда-нибудь сможет нарисовать картину или написать гениальный роман. Такой, над которым однажды задумается молодая студентка экономического института, сидя на очередной скучной лекции. Задумается, потому что в свои двадцать лет найдет в прочитанном тексте нечто такое, что не будет укладываться в сюжетную линию, что напомнит о прожитой ею минуте с неоднозначным поворотом судьбы. И тогда она, как и автор прочитанного рассказа, тоже будет грустно сидеть и смотреть куда-нибудь на край оконной рамы, думая о своем. А еще она решит когда-нибудь перечить этот роман, чтобы узнать, что поменялось в ее мироощущении за истекшие годы. Ну а если эта студентка тоже будет неравнодушна к шоколаду - то нет большей радости для его седин. Надпись «моей самой преданной поклоннице» на сигнальном экземпляре его новой книги воспоминаний девушке обеспечена.
          А что, если Примиритель, этот красный сигнал светофора на дороге развития личности, наступает у всех людей прямо с самого рождения? Как только чистый лист бумаги, под названием младенец, появляется на свет – ему тут же определяют личные или фамильные рельсы, по которым надлежит катиться ближайшие семьдесят-восемьдесят лет. Приписан к такой-то религии, наречен таким-то именем, да и жить будет в конкретном определенном месте, обеспечивающем свой специфический контингент общения. Потом пружина сжимается, на миг замирает  – и маленький человечек летит по рельсам. Садик, школа, институт, карьера – у чьих родителей на сколько лет хватит запала. Некоторые, уже по дороге успевают прикупить у торговцев на маленьких полустаночках лыжные палки, и с помощью них вновь разгоняются, когда чувствуют, что первоначальное ускорение заканчивается, и скорость начинает падать. А иные, с загадочной улыбкой знатоков, раскачивают вагончик и однажды опрокидываются вместе с ним в кювет, глубокий и безнадежный. Что там? И сколько вагончиков уже сгинуло в этом преддверье непознанного?
          А память человеческая – как резиновый жгут. Одним концом прикреплен к вокзальному перрону в точке старта, а конец другой в течение жизни выполняет роль то платка для слез, то ремня для порки, а иногда и вовсе резинки для спадающих портков. Натягивается такой жгут все сильнее, и при случайном неаккуратном задевании бездушного окружения начинает разговаривать. Чем дальше заезжает человек по своим рельсам – тем тоньше и нервнее этот звук, пронзительнее рассказ.
          Людей становится так много, что параллельность человеческих рельсов соблюдается уже не всегда. И тогда кого-то, мчащегося, на полном ходу сбивает другой, крепкий и набравший более высокую скорость движения индивид. Человек слетает со своих рельсов, теряет с ними контакт, и жгут с силой рвет его к начальной точке маршрута. За секунду перед глазами проносятся все впечатления минувших дней – это память сворачивается резиновой змеей, стремительно и беспощадно. Словно по закономерности Ньютона – противодействие будет адекватным их желанию подальше продвинуться на своих рельсах по дороге из небытия в небытие…
          Мужчина вздохнул, поморгал глазами и выложил на подоконнике последнюю цифру – год своего рождения. Линии цифр, составленные из горелых спичек, он равнял особенно долго и любовно. Там было совсем нечего вспоминать, но очень много чего домыслить…
Он перевел глаза со стены на окно. Конечно, теперь он понимал, что и сам был в детстве пинком под зад послан путешествовать по стальной колее, а, стало быть, его мысли – тоже плод умственной деятельности человека с заштампованным мышлением.
          Жаль, если это действительно так… В этом случае шанса на оригинальность нет ни у кого, разве что у младенца в первые мгновенья его земного бытия. Может его первый вздох, сопряженный с горловым воплем и есть голос истины? А все остальное – лишь ярлыки?
Мужчина вздохнул, достал из блестящей упаковки с шоколадом последний квадратик сладкой кофеиновой массы с дробленными орешками, и угрюмо отправил его в рот. Потом свернул открытую обертку  и выбросил ее в мусорную корзину. Горелые спички были отправлены по тому же адресу.
          Кое-что начинало проясняться.
          В этот момент мужчина жалел лишь об одном: ему понадобилось слишком много времени для понимания того, что упаковка и содержание – это совсем разные вещи. А ведь в этом мире с подмененными понятиями они имели одно общее название – шоколад…