Глава 23. Байка о том, как Юрочка без Эйнштейна...

              БАЙКА О ТОМ, КАК ЮРОЧКА БЕЗ ЭЙНШТЕЙНА ОТКРЫЛ ТЕОРИЮ ОТНОСИТЕЛЬНОСТИ

   - Таня, смотри, как я могу, - крикнул Юрочка Тане Карининой и, разбежавшись, съехал с горки стоя. Правда в конце накатанной дорожки покачнулся и чуть не упал, но удержался на ногах.
   -  Ха-ха-ха!   Тоже  мне  съехал.   Вот  я  съеду,    так съеду. Девчонки, смотрите, как я умею, - это подал свой голос Вовочка Попов, уязвлённый успехом Юрочки и тоже решивший выпендриться перед девчонками и показать на что он способен. Вовочка  так же, как Юрочка покатился с горки, но, проехав пару метров, не устоял на ногах и грохнулся под дружный смех Тани с Ирой. А Юрочка довольный провалом своего злейшего врага,  желая закрепить успех, снова скатился с горки,  высоко подпрыгнул и, опять устояв, лихо проехал мимо девчонок и поверженного врага Вовочки. Тот воспринял очередную удачу своего соперника, как личное оскорбление, и стал  думать, чем бы ответить этому «зайчику-попрыгайчику» и придумал. На глаза ему попалась тара для молочных бутылок размерами со стандартный деревянный ящик, только эта была из толстой проволоки. Она была крепче и легче обычной. Вовочка мигом схватил её и, взбежав на горку, завопил на всю округу:
   - А я вот как съеду! Как самолёт!  – с разбегу плюхнувшись на проволочный ящик животом и раскинув в стороны руки, словно крылья, быстро покатился вниз. Съехал он действительно красиво, и теперь уже Юрочке надо было думать, чем ответить. Он тоже огляделся вокруг и заметил пару детских лыж, воткнутых в сугроб,  забытых там кем-то из младшей группы. Юрочка сгрёб их под мышку, забрался на горку и, вставив ноги в крепления, покатил с горки на лыжах. Как он устоял на ногах, не упал и не расквасил  нос, это просто чудо. А со стороны показалось, что съехал он привычно, легко и эффектно.
Танечка и Ирочка ахнули!
   Вовочка заметался у горки в поисках достойного ответа, но ничего не нашёл и куда-то убежал. Юрочка, решив, что его злейший враг признал своё поражение и просто сбежал от позора, походкой победителя подошёл к Танечке и Ирочке, чтобы ещё раз насладиться их охами и ахами. Хитрые девчонки, действительно немного повосторгались, но тут же, льстиво улыбаясь, решили использовать его в качестве дармовой тягловой силы.
   - Юрочка, покатай нас, – скромненько опустив глазки,  попросили они  и сунули ему в руки верёвку от санок. Пришлось Юрочке впрягаться в этот хомут, потому что, как говорится, любишь славу – люби и саночки возить. И повёз он девчонок по кругу. Мимо горки. Мимо засыпанной снегом песочницы. Мимо фанерного домика. Мимо входа на чёрную лестницу, по которой работники их детсадовской столовой получают продукты на кухню и выносят пищевые отходы. Мимо штабелей деревянных и металлических ящиков. Мимо только что подъехавшей за отходами машины. Мимо кустов, утонувших в сугробе. Мимо старушек с бидончиками, стоящих в очереди к бочке с совхозным молоком. Мимо стены дома, глядящего на их детскую площадку множеством окон. Мимо сараев и сараюшек. И вот уже остаётся каких-то десять  метров до горки. До конца Юрочкиных мучений. Но он их так и не прошёл, потому, что увидел Вовочку, сидящего в бочке на горке и отдающего какие-то распоряжения Вовке Бакаеву и Олежке Тимошину. А те в свою очередь пытались эту бочку вместе с Вовочкой спихнуть вниз.
   - Ага, появились, – обрадовано заорал он, заметив Юрочку с Таней и Ирой, – сейчас увидите, как я скачусь. Кроме меня так никто не сможет. – И на этих словах усилия Вовки Бакаева и Олежки Тимошина, наконец-то, увенчались успехом. Бочка накренилась и соскользнула на наклонную поверхность горки. Тогда ребята с криком: «Пошла!» выложились в последнем толчке, и бочка, с сидящим в ней Вовочкой, стремительно набирая скорость, поехала  вниз, с каждым мигом всё быстрее и быстрее. Вовочкина храбрость тут же испарилась, и он, от страха свернувшись калачиком, затих на дне своей деревянной бочки.
Дальнейшее можно сравнить только с дурным сном. Бочка, достигнув нижней точки спуска, не пожелала скользить дальше, а просто опрокинулась и покатилась боком, а в ней словно горошинка в погремушке, кувыркался Вовочка. Бочка пронеслась мимо песочницы, фанерного домика, напугала двух рабочих, которые несли бак с пищевыми отходами, да так, что те с перепугу опрокинули его и, не устояв на ногах, упали в разлитые помои, а сверху на них рухнул штабель ящиков, попутно задетый всё той же бочкой. А та уже неслась в лобовую атаку на грузовик, приехавший за отходами. Юрочка видел, как за долю секунды сидящий за его рулём розовощёкий шофёр побелел, как мел. Столкновение, казалось, неизбежным, но бочка круто изменила направление и, подпрыгнув на сугробе с кустами, словно на трамплине, и, наконец, извергнув из своего нутра Вовочку, пролетела над головами старушек с бидончиками и со страшной силой ударилась о бочку с молоком. На этом несчастная бочка закончила своё существование, потому что рассыпалась на дощечки и два железных обруча.
   Но начатые беды на этом не закончились. От удара молочная бочка стронулась с места и, расплёскивая молоко через верхний люк, покатилась вдоль по наклонному тротуару. Если бы дело было летом, то бочка просто упёрлась  бы дышлом в землю и всё. Но была зима, и тротуар обледенел, и она, скользя дышлом по льду и снегу, словно переняв эстафету от Вовочкиной бочки, покатила в свой последний путь до угла соседнего дома, где от удара и опрокинулась, выплеснув из себя сказочную молочную реку, правда, без кисельных берегов.
Всё это время Юрочка как застыл на месте, так  и продолжал стоять, наблюдая за происходящим вокруг кошмаром. Он слушал   какофонию звуков, в которой слились воедино нецензурный дуэт рабочих, плещущихся в луже помоев, и такое же соло шофёра грузовика, и разноголосый хор старушек, оставшихся без молока, и полная страстных и крутых выражений ария продавщицы погибшей бочки с молоком. Завершающим аккордом прозвучал мощный рёв вытащенного воспитательницами из сугроба Вовочки.
   Что было дальше? А дальше у взрослых было много крика, шума, взаимных обвинений, оскорблений, поиска виновных, слёз, разбирательств и даже смеха. У Вовочки, на удивление, не было ни вывихов, ни переломов, ни даже сотрясения мозга, он отделался лишь шишками, царапинами и синяками, но их было так много, что на него израсходовали целый пузырёк зелёнки, и он стал похож на мелкую побитую жабу. Но было во всей этой  истории и хорошее. И это хорошее Юрочка запомнил на всю жизнь. Он запомнил огромную лужу молока, и со всех сторон уткнувшиеся в неё морды кошек и собак, породистых и нет, домашних и бродячих, что, позабыв про распри и инстинкты лакали дармовое молоко, а люди, глядя на них, потихоньку смолкали и с удивлением смотрели на это всеобщее звериное братство.
   Так Юрочка узнал, что в жизни всё относительно, и неприятности для одних выливаются в счастье для других, а трепло и пустомеля Вовочка тоже может оказаться правым, ведь ни до него, ни тем более после, так эффектно с горки уже никто не съезжал.