Александр Ивин. Их знают не только в лицо
Александр Ивин
Их знают не только в лицо
Остросюжетный эротический роман.
В романе рассказывается о жизни девушек и юношей легкого, но хорошо оплачиваемого поведения и о тех прожженных, циничных дельцах, которые, не стесняясь в выборе средств, делают на них свой бизнес. В центре повествования две молодые влюбленные пары, волею обстоятельств постоянно попадающие в щекотливые, а порою невыносимые ситуации. Любовь преодолевает, однако, все препятствия...
Роман рассчитан на широкого читателя.
В оформлении обложки использована репродукция картины А. Модильяни «Молодая рыжеволосая женщина в вечернем платье» (1918).
Издательское содружество Э.РА, Издательство «Летний сад», Москва – Петербург, 2010.
ISBN 978-5-98575-438-4
© Александр Ивин, 2010
Часть 1
ВЫБОР ИЗ НИЧЕГО
Глава 1
Утром, еще не было девяти, Аню разбудил телефон.
- Здравствуйте. Вас беспокоит кинорежиссер Сергей Громов. Вы Анна Третьякова?
Сонная и недовольная Аня резко ответила:
- Конечно, я. Кто же еще?
- Извините за ранний звонок. Но сегодня съемка, и я хочу пригласить вас на одну из главных ролей.
- Я не актриса.
- Вас рекомендовал Альберт Львович. Он сказал, что вы очень артистичны, ходили в драмкружок в школе и в университете. Этого достаточно. Театральные училища только портят будущих актеров. Заучивая улыбки и жесты, они перестают быть естественными. Начало съемки в двенадцать. В десять за вами подъедет машина. Приедете чуть пораньше, познакомимся, наши гримеры здесь вас разрисуют…
Режиссер повесил трубку, не дожидаясь выражения согласия. Аня подумала, что Альберт Львович вспомнил, наконец, о своем обещании помочь ей и устроил ее на маленькую роль в фильме.
В десять часов она была уже у своего подъезда, и почти тут же подъехала машина. «Неплохо они живут, возят начинающих актеров на «вольво», - подумала Аня и уселась рядом с шофером. К счастью, он оказался молчаливым и нелюбопытным человеком. За всю дорогу он произнес единственную фразу:
- Съемки на даче в Жуковке, это недалеко от окружной дороги.
Минут через сорок машина остановилась около железных ворот в высоком кирпичном заборе. Шофер нажал кнопку звонка, погрозил кулаком в объектив видеокамеры, уставившейся на них с забора. Калитка щелкнула и распахнулась. По гравийной дорожке, обсаженной молодыми пушистыми соснами, они пошли к группе людей, стоявшей у каменной лестницы, ведущей в дом. Дача выглядела игрушечной, хотя Аня тут же обратила внимание, что в ней три этажа.
Режиссер отделился от группы и двинулся им навстречу. Ему еще не было сорока, вытянутое лицо заканчивалось прямоугольной бородкой.
- Госпожа Третьякова? Известный кинорежиссер Сергей Громов. Можете называть меня просто Сергей.
Он наклонился и поцеловал Ане руку, потом взял ее за талию и повел по дорожке назад, к воротам.
- Я, к сожалению, не видела ни одного вашего фильма, - сказала Аня, искоса глядя на его бледное лицо.
- Широко известный, но в узких кругах. Это так называется. А мои фильмы вы видели, но не обратили внимания на имя режиссера. Зритель пристрастен, он запоминает исполнителей главных ролей, а вот режиссера и тем более оператора считает людьми техническими и малоинтересными. Снимем новый фильм, вас запомнят, а меня нет. Я очень тщеславен, и это больно меня ранит. Моих фотографий нет в популярных журналах, на меня не оглядываются на улице. Не знаю, что с этим делать…
Анна прыснула в кулак и извинилась. Болезненное тщеславие режиссера показалось ей мелким.
Режиссер снял руку с ее талии, повернул ее за плечи и стал внимательно рассматривать ее лицо.
- Неплохо, - заключил он и вдруг неожиданно спросил: – Вы случайно не дочь Павла Михайловича Третьякова? Того, который основал Третьяковскую галерею?
- Вы угадали, я дочь Третьякова. Но другого.
- Да я и сам сомневался, - охотно согласился режиссер. – Павел Михайлович умер ведь больше стал лет назад… Считайте мою гипотезу шуткой. Вы снимались в кино?
- Нет, ни разу.
- Ничего страшного! Это доступно каждой посредственности. Тем более у вас подвижное, выразительное лицо. Хотя лицо в моем фильме не главное…
- Не главное? – машинально переспросила Аня.
Режиссер потеребил пальцем свою бутафорскую бородку, прошелся вокруг Ани, осматривая ее снизу вверх.
- Кстати, маленькая тонкость, - неожиданно оживился он. – Надеюсь, вы не обидитесь, что я начал не с нее. Мы будем снимать порнографический фильм. Ничего крайнего! Легкая сексуальная фантазия!
Аня удивленно смотрела на него, но он стал обдергивать подол ее платья.
- Нет, не пойдет, - сказал он с сожалением. - Это платье красивое, но придется его заменить… Как у вас с нижним бельем? Хотя это не проблема, все заменим…
Взяв его за руку, Аня повернула его к себе и заставила смотреть ей в глаза.
- Эту порнографию будут показывать в кинотеатрах?
- Что вы, кому это нужно! Господь не зря придумал видео! В кинотеатры ходят десятки тысяч, а вас будут смотреть десятки миллионов. И учтите, вашими зрителями будут не первые встречные, а знатоки этого дела! – Какого именно «дела», режиссер не стал пояснять. – Вы представляете, вас увидят больше людей, чем видели в театрах пьесу Чехова «Чайка» за все время, после ее создания? Во всех театрах мира за целых сто лет. Чертовская популярность! В театр, даже на Чехова, ходят сотни, а видео, особенно порно, смотрят все!
Аня решительно направилась к калитке, режиссер догнал и задержал ее.
- Нужно был начинать с того, что это будет порнофильм! – резко сказала она.
- Я еще раз приношу свои извинения! Совсем забыл! Понимаете, для искусства нет разницы, любовь это, эротика или неприкрытый секс. Важен только человек, тончайшие движения его души. А в каких телесных формах они проявляются – вопрос второстепенный.
- У меня нет желания раздеваться перед камерой!
- Ваши пожелания для меня закон! Снимитесь в общих проходах. Идете по этой дорожке. Навстречу камере, радостно улыбаетесь. Поднимаетесь по лестнице, входите в гостиную, ведете непринужденный разговор с подругой… Впрочем, подниматься по лестнице вместо вас будет дублер. Видите, в сторонке стоят два трансвестита. Один из них в вашем платье и в парике, похожем на ваши волосы, медленно и очень сексуально взойдет по лестнице и позвонит в дверь. Еще древние китайцы установили, что лучше всего женщину, обуреваемую желанием, играет мужчина. Собственно говоря, снимаем мы не женщину, а, скорее, мечтания мужчины о ней! Кому, как не мужчине, воплощать эти мечтания!
- У вас странные представления о театре.
- Опыт, Анна, опыт! И специфика кино. Вздыхаете, стонете и раздеваетесь вы. Но под сексуальным партнером лежит совсем другая женщина! У вас стройные ноги, но вы мало двигаете бедрами. На лестнице нужен дублер. Фигура у вас выше всяких похвал. Но если дать ее сверху и крупным планом, бедра покажутся недостаточно возбуждающими, они узковаты. Здесь тоже потребуется дублерша. Женщина с более сексапильными формами.
- Я не хочу раздеваться!
Режиссер подумал и отрицательно покачал головой.
- Нет, не выйдет. По сценарию вы должны некоторое время ходить по гостиной обнаженной. В этих кадрах вас никто не заменит. Нужны ваша мимика, улыбка, смех, грация. В постели вместо вас может лежать толстуха. Но ходить и потягиваться вместо вас… К тому же у вашей дублерши грудь пятого размера. Когда женщина с такой массивной грудью лежит, это очень неплохо. Но, если женщина ходит, все это болтается, да еще и не в такт. Обещаю, что ваше раздевание мы сведем к минимуму.
Видя, что Аня заколебалась, режиссер взял ее за локоть и повел к дому.
- Пойдемте, выпьем по чашке кофе, полистаем сценарий и обговорим некоторые детали.
Когда они подходили к лестнице, от группы отделился невысокий черноволосый парень с орлиным носом и направился к ним.
- Героиня? – спросил он, глядя на Аню огненным взглядом.
- Да, да, - рассеянно подтвердил режиссер, - одна из героинь.
- Может, показать ей? – спросил черноволосый и взялся обеими руками за пряжку ремня, словно намеревался расстегнуть его.
Режиссер жестом остановил его.
- Нет, дорогой, не надо. Она – положительная героиня, ты с нею не будешь иметь дела. Она даст тебе бутылкой по башке, и ты будешь лежать на полу верх лицом, показывая крупным планом то, чем тебя наградила природа. Покажешь отрицательной героине, с которой у тебя все и произойдет.
- Отрицательная – значит страшная? – грустно спросил черноволосый.
- Какая есть! – Режиссер, не церемонясь, развернул черноволосого и подтолкнул его к группе. – Всем хочется показать свое мужское достоинство красивой девушке. А ты некрасивой покажи! Да дождись, пока она потрогает пальчиком твой пенис и небрежно скажет: «Видали и побольше!»
В просторной гостиной, обставленной дорогой мебелью, они уселись в кожаные кресла около небольшого столика. Ассистентка тут же принесла им ароматный кофе и пирожные.
- С вами, героями, не соскучишься! – улыбаясь, сказал режиссер. – У этого парня уникальное мужское достоинство. Это при его-то росте! Приехал из дальнего горного аула поразить Москву. Но вышла осечка. Он все время хочет продемонстрировать своего длинномерного друга, а никто смотреть не хочет! Трагедия, шекспировские страсти! Лучше ездить в час пик в метро, чем ходить с таким пенисом и не иметь возможности кому-то его показывать.
Смущенная Аня не поднимала глаз от стола.
- Зачем он вам нужен, такой невзрачный?
Режиссер закурил сигарету, выпустил несколько колечек дыма.
- Он мне уже надоел. Но нужен. Дублер. У героя, лицо которого будет в кадре, мужское достоинство так себе, среднего калибра. К тому же капризное. Представьте, Анюта, камера наезжает, план все укрупняется, а там… Поникший тростник.
- Не хочу представлять это.
- Ваше полное право! Но я, как режиссер, должен думать и о таких вещах. Дальний план – на полу голый обаятельный герой, которого вы шарахнули бутылкой по башке, чтобы не приставал. Ближний план – гениталии и волосатый живот этого невзрачного человека. Зритель не замечает подмены…
- Но я ведь тоже буду зрителем!
- Если захотите, пожалуйста. Постойте в уголке, чтобы не попасть в кадр. А не хотите, пойдите, погуляйте во дворе.
- Вы тоже зритель! Мужчина! – она, наконец, подняла глаза на режиссера. Он, улыбаясь, пил кофе. На его лице читалось, что все ее страхи – детские.
- Откуда вы взяли, что я мужчина? На работе я существо среднего рода. Облако, как говорил Маяковский. Пока в штанах, а потом посмотрим. Может быть, буду надевать на съемку платье или что-нибудь безразмерное и бесполое. Я сторонник унисекса как стиля и образа жизни. Формируется раса бесполых существ, общечеловеческие ценности уступают место ценностям общефизиологическим. Женщины и мужчины не должны отличаться друг от друга…
Аня смотрела на него с недоверием. Он явно говорил не то, что на самом деле думал. Когда они шли по дорожке к воротам, его рука лежала на ее талии по-мужски крепко и властно.
В гостиную вошла и поздоровалась скуластая молодая женщина. На щеках ее лежал густой румянец, черные брови почти сходились на переносице.
- Ваша дублерша в интимных сценах. Обратите внимание на ее бедра. – Режиссер не встал навстречу женщине. – Ее лицо не мелькает в кадрах, поэтому она так издевается над ним. Смотрите, как накрасилась. Уму непостижимо.
Женщина потопталась у входа, из-за ее спины показался черноволосый горец. Увидев его, режиссер досадливо махнул рукой.
- Идите на кухню! – Когда они скрылись на кухне, он рассмеялся. – Все-таки уговорил ее наш джигит! Сейчас покажет!
Через минуту из кухни раздался удивленный женский возглас:
- Вау, какой большой!
Послышалась глухая возня, что-то упало и зазвенело.
- Немедленно прекратить! – сердито закричал режиссер. – Никаких репетиций! Будет три-четыре дубля, тогда и поработаете! К началу съемки все должно быть свежим и аппетитным, как в секс-шопе! Марш на улицу!
Из кухни вышла, оправляя на себе платье, дублерша, за нею понуро поплелся к выходу черноволосый.
- Они что-то разбили, - сказала Анна и неожиданно спросила: - Это ваш дом, Сергей?
Она впервые назвала режиссера по имени, и он с любопытством посмотрел на нее. Девушки от Альберта Львовича были обычно намного раскованнее, не отказывались от сцен близости и тут же начинали говорить «Сереженька». Эта была необычно сдержаннной.
- Нет, это дача моего продюсера. К семи вечера здесь все должно быть убрано к его приезду. Вы думаете, Анюта, у свободного художника может быть такая дача? Попозже мы пройдемся вокруг дома и посмотрим величественный, весь в темном стекле фасад… У кинорежиссеров таких дач не бывает.
- Называйте меня просто Эн.
- Вы что американка? Все сокращаете. – Режиссер сурово сдвинул брови, а потом тут же просиял широкой белозубой улыбкой. – Мне нравится имя Анюта. Если позволите, я так и буду вас называть. – Он поднял руку и приблизил два растопыренных шевелящихся пальца к ее глазам. – Анютины глазки! Разве это не прелесть! Понимаете, Анна, здесь много личного. Когда мне было двенадцать-тринадцать лет, я был влюблен в девочку по имени Аня. Мне ужасно хотелось называть ее Анютой, но я так и не решился. Вечером, когда улица была пустынной, я выбирал красивый сугроб рядом с тротуаром и художественно писал в снег. Я рисовал, как вы догадываетесь, сердце, пронзенное стрелой. Хотелось написать рядом «Анюта», но не решался, да и жидкости могло не хватить. Утром, когда мы с Аней шли в школу, я небрежно кивал в сторону ярко-желтого знака любви и гордо говорил: «Это – я!». Она почему-то всегда отвечала: «Врешь!» – Режиссер откинулся на спинку кресла и добавил мечтательно: - Первая любовь! Сколько в ней чистого и нежного! Она дает заряд бодрости на всю последующую жизнь!
Не замечая удивленного взгляда Ани, он встал, подошел к роялю, стоявшему в углу гостиной и принялся одним пальцем выстукивать «Чижика-пыжика».
«Что-то я ему напомнила, - подумала Аня. – А может, этот джигит напомнил? Очень хотелось кое-что показать девочке Ане, но не хватало смелости… Первая любовь всегда неуклюжая и робкая…».
Режиссер оторвался от рояля и уселся на вертящийся табурет около него.
- Вы видели, Анюта, порнофильм «Окорока и ляжки»?
- Нет.
- Жаль. Там героиня долго расхаживает в кадре обнаженной. Она раскрепощена, глаза сияют. Видно, что она счастлива, хотя ничего еще не произошло. Вы тоже, гуляя по этой прекрасной гостиной, должны лучиться счастьем. Представляйте тех мужчин, сердца которых непременно забьются чаще, как только они увидят вас. Возбудите их, заставьте лезть на стену… Или в крайнем случае на собственную жену…
- Вся съемочная группа будет смотреть на меня? И этот ваш озабоченный джигит?
- Нет, конечно. Здесь будем только я и оператор. Он вообще смотрит в свой окуляр, а я буду взглядом подбадривать и возбуждать вас. Можете видеть во мне во время этой сцены желанного мужчину. Вожделейте… Глаза у вас должны блестеть, как нержавеющая сталь.
- Сиять, как алмазы?
- Ни в коем случае! Где вы набрались этой глупой романтики? Это должен быть похотливый, тусклый, металлический блеск! Вздохните несколько раз! Так, как вздыхает женщина, ожидающая близости с мужчиной.
Аня повздыхала, поднимая глаза к небу.
- Не то! Это нужно делать страстно, а вы вздыхаете мечтательно. Как старая корова, вспоминающая своего первого ветеринара-осеменителя. Засмейтесь, пожалуйста.
- Скажите что-нибудь смешное.
- Я дурак!
Аня звонко рассмеялась. Режиссер терпеливо дождался, пока она перестала прыскать, исподлобья глядя на нее.
- Хороший у вас смех. Но он для фильма о чистой, ничем не замутненной любви. Вам нужно добавить в свой смех сексуальные, мужские, грубоватые элементы. Вы замечали, что пятиклассницы и восьмиклассницы смеются совершенно по-разному? Ваш смех очень музыкален, в нем преобладают гласные звуки. А нам нужно немножко похмыкивания и похрюкивания, как в смехе мужчины.
- Но женский смех тоже сексуален, - попыталась возразить Аня.
Режиссер посмотрел на нее скептически. Чувствовалось, что у него есть своя теория сексуального, от которой он не собирается отступать.
- Сексуальность бывает только мужской. Это сказал еще Зигмунд Фрейд. Сексуальное – это всегда мужское, эректирующее. Отсюда страх утраты пениса, кастрации, всегда преследующий мужчину. Отсюда же острая зависть юной женщины к мужчине. Она страдает от того, что у нее нет пениса и с неудовольствием смотрит на свое влагалище – аморфное, влажное, неопределенное. Только годам к шестнадцати-семнадцати девушка начинает инстинктивно осознавать, что у нее есть свое оружие – соблазн. Я бы сказал, соблазн глубины. Соблазн сильнее сексуальности, их ни в коем случае нельзя смешивать. Например, вы, Анюта, соблазнительная, но о вас вряд ли можно сказать, что вы сексуальная. Вы втягиваете мужчину внутрь себя. С вами нужно снимать возвышенное порно, где сексуальное обладание остается в стороне. Мужчину какая-то таинственная, чисто женская сила втягивает с головы до ног меж ваших раздвинутых ляжек…
Аня почувствовала, что краснеет, и мягко попросила:
- Может, не будем об этом…
- Хорошо, не будем, раз вы боитесь теории, - охотно согласился режиссер. – Мой продюсер иногда спрашивает у меня: «Почему ты не снимаешь сексапильных женщин? Иногда я вижу таких цыпочек, что у меня сыреет в трусах». Но сексапильность – это мужская сексуальность наизнанку. Поставьте двух сексапильных женщин рядом, и вы увидите, что это будет смешно. А у продюсера – скрытый гомоэротизм, в котором он не хочет признаваться. Сексапильность – это власть. Власть женщины над мужчиной, и значит обычная мужская сексуальность. Женская соблазнительность – противоположность власти. В символическом строе отношений мужчины и женщины сначала идет как раз соблазн, а секс только присовокупляется, идет вслед за соблазном, как его нечаянный прирост. Со временем мы снимем с вами, Анюта, фильм, в котором не будет никаких половых актов! Только чистый соблазн, втягивающий в себя, как в бездну. А сейчас полистайте, пожалуйста, сценарий нашего сегодняшнего фильма. Там всего пять страниц.
Аня взяла со столика весь исчерканный желтым фломастером сценарий и пробежала его по диагонали.
- Что у вас глаза округлились, как у совы? – засмеялся режиссер. – Там ведь нет матерных выражений. Ругаться матом, тем более во время сексуального акта, теперь немодно. Модно говорить по-русски и говорить правильно. Модно быть образованным и культурным.
- Здесь очень много… совокуплений…
- Ах это… Если зрителя хорошо разогреть в начале фильма, актов может быть сколько угодно. Принцип простой: чем больше, тем лучше. Но с учетом их разнообразия. Вы видели классический порнофильм Луки Дамиано «Белоснежка и семь гномов». Жаль… Там сказочная красавица трахается с семью гномами, с симпатичным принцем, а потом трахает себя ручкой от метлы. Принц тоже зря времени не теряет. Он спит со всеми придворными дамами и захаживает пару раз к толстой жене мельника. Злая королева забавляется с четырьмя неграми-охранниками. И так далее. Но детали вас не должны волновать. Вы отказались от интимных сцен. Остается только несколько проходов и несколько позиций на этом вот диване, на ковре и в креслах. Кстати, должен с сожалением отметить, что вы существенно уменьшили свой гонорар. Ваши пятьсот долларов придется разделить между вами и вашими дублерами…
- Это не так важно. Просто я не готова оказаться на полу под первым встречным мужчиной… Спасибо, что вы беспокоитесь о моем гонораре. Но, Сергей, по сценарию у меня слов не больше, чем у собачки Муму!
Режиссер улыбнулся, подошел к ней сзади и положил ей руки на плечи.
- Вы читали тургеневскую «Муму»? Как прелестно! Но заметьте, у вас больше слов, чем у тургеневского Герасима.
- Он был глухонемой!
- Тем не менее, больше - значит больше. – Режиссер поднял Аню за плечи и мягко подтолкнул ее вперед. – Пройдитесь! А я посижу на вашем месте и еще раз посмотрю на вас… Вы знаете, Анюта, как только вспомню бедную Муму, которую пришлось утопить несчастному Герасиму, у меня слезы набегают на ресницы…
Аня прохаживалась из конца в конец гостиной, пытаясь двигаться естественно и раскованно под пристальным, словно впитывающем ее пластику взглядом режиссера.
- Вы все время шутите, Сергей, – сказала она, пытаясь отвлечься от мыслей о своем движении.
- Еще бы мне не шутить! – подхватил ее мысль режиссер. – Юмор уже много лет спасает меня от самоубийства. Еще в юности я убедился, что жизнь – это зловещая дьявольская выдумка. С нею нужно порвать, и чем скорее, тем лучше. Первый же день без юмора будет для меня последним…
- Но вы знамениты…
- Тем более незачем жить.
- А в юности? Когда была девочка Аня? Разве вам не хотелось жить?
- Нет, - заулыбался режиссер. – И особенно не хотелось, когда она впервые отдалась моему однокласснику, а утром, по пути в школу рассказала мне об этом. Ее глаза сияли! А в моих глазах стоял могильный мрак!
- Любовь?! У них была любовь?
- Не знаю. Хотя потом, когда он через пару лет попал в тюрьму, она писала ему нежные письма. Но не будем отвлекаться. Теперь главный момент нашей репетиции – вам нужно раздеться и походить обнаженной.
Аня медленно сняла с себя платье, затем еще медленнее сняла белье.
- Снимайте и туфли, - попросил ее режиссер. – Обнаженная женщина в туфлях – это уже извращение. Их она может надеть потом, но в начале – только босиком.
Не нагибаясь, Аня сбросила с ног туфли, повернулась к режиссеру спиной и пошла в конец гостиной. Обернуться лицом к режиссеру оказалось сложнее, но она пересилила себя.
- Хорошо ходите, - похвалил ее режиссер. – Драматическая актриса без комплексов. Не надо ничего искусственного. И никакой похотливости. Здесь нечего бояться. Голый мужчина не выскочит из-за шторы и не набросится на вас. А вы молодец! Молчите, от похвал не розовеете.
- Вы меня пока только ругаете, - сдавленным голосом ответила Аня.
- Но не словами, от которых девушки краснеют.
- А разве есть такие слова?
- В моем словаре их нет.
Аня почувствовала себя свободнее. «Нужно говорить, - подумала она. – Это поможет забыть, что на мне нет ничего».
- Вы слышали, Сережа, что не Герасим утопил Муму, а она его утопила? Привязала камень ему на шею и в воду. Герасим ведь был немой, и если бы он утопил Муму, кто рассказал бы об этом Тургеневу?
- Интересная гипотеза… - Подперев рукой подбородок, режиссер исподлобья смотрел на Аню, ожидая, когда она окончательно раскрепостится. – Но мне не хотелось бы верить в это предположение. В русской литературе всего три ярких образа собаки. Крыловская Моська, самозабвенно лающая на слона, бедная Муму и чеховская Каштанка, нашедшая, в конце концов, свое счастье. Может, и в самом деле Муму утопила Герасима, но мне не хотелось бы в это верить. Хотя, впрочем, теперь это уже неважно. Муму все равно умерла, пусть на руках у Тургенева, и ее жалко. Вы слышали, Анюта, в Москве хотят поставить памятник Муму?
Аня остановилась перед ним и заулыбалась.
- На Красной площади? – весело спросила она.
- Нет, немного подальше. И я думаю: «Увидеть Муму и умереть!».
Продолжив движение, Аня сложила ладони и сказала полувопросительно:
- Но если неизвестно, кто кого утопил, надо ставить памятник и Герасиму! Муму и Герасим! Будет совсем, как Минин и Пожарский!
- В таком случае памятник придется поставить на Красной площади! Вместо этого глупого, языческого Мавзолея… Все хорошо, Анюта. Вы удивительно естественная, когда голая. Как будто родились уже обнаженной!
Аня весело рассеялась.
- Я и в самом деле родилась без платья. И даже без трусиков.
- Я об этом сразу догадался, - кивнул головой режиссер. – И это мне в вас нравится… Не хотите в заключение посидеть у меня на коленях?
Аня остановилась удивленно, ей снова стало некуда девать свои руки.
- Нет, не хочу.
- Тогда одевайтесь. Через десять минут начнем снимать.
Режиссер говорил спокойно, и невозможно было понять, являлось сидение на его коленях частью репетиции или это было что-то другое.
- Вы знаете, - продолжил он, внимательно наблюдая, как Аня одевается, - я хотел бы снять с вами видеоклип для одного известного нашего певца… Нет, нет, там вы будете одетой, хотя и без трусиков. Он поет о любви, а его физиономия перемежается лирическими кадрами. Море, яхта, ветер, поднимающий ваше платье… Но все это в дымке… Пусть зритель гадает, есть на вас что-нибудь или нет…
Быстро одевшись, Аня с облегчением села на диван.
- У вас много планов, Сережа… Если я понадоблюсь вам, звоните. Только скажите мне, когда вы с последний раз видели свою жену?
Режиссер мельком взглянул на свою руку с обручальным кольцом и задумался.
- На нашей свадьбе – это точно. Потом на дне рождения у ее подруги. Жена сказала, что посидит еще часок, и после этого я ее, по-моему, больше не видел. Но у нас подрастает сын. Долг перед природой мы выполнили. Наш брак можно назвать если не счастливым, то удачным.
- Жена изменяет вам?
- Какая вы, Анюта, непосредственная и любознательная девочка! Не знаю, меня этот вопрос не задевает. Жена – не костюм, не износится. Вот постареет она – это точно, от этого никуда не уйдешь. Верные жены даже быстрее стареют. Это один из самых гадких законов природы – чем вернее жена, тем быстрее она старится и увядает. Что касается моих планов… – Режиссер задумался и погрустнел. – Все, о чем я говорил, это только планы. А не планы - вот этот наш с вами порнофильм. Сценарий нравится продюсеру, и он мне его навязал. Вы приходите в гости к подруге, вместе выпиваете, начинаете примерять ее новые платья. Когда вы ходите обнаженной, она впервые видит вас новыми глазами и страстно хочет вас. В конце концов, вы успокаиваете ее бутылкой по голове. Кстати, бейте, не боясь, наотмашь. Бутылки из специального стекла, разлетаются сразу. Подруга, голая, на полу, вы, такая же, на диване. Входит агент по недвижимости, думает, что обе вы хорошо набрались, и имеет вас обоих. На шум заходит почтальон. Сначала он имеет голого агента, чтобы хорошенько наказать его за насилие над женщинами, а потом трахает лесбиянку. Потом будет еще электрик и случайно зашедший в поисках работы горец. С лесбиянкой у него все проходит, а вы даете ему бутылкой по голове, и он оказывается на полу. Когда является, наконец, жених лесбиянки, он, как гомосексуалист, первым делом припадает к горцу. В финале заходит соседка лесбиянки, и вы, вшестером, отрываетесь по полной программе. Я говорю: «Чушь собачья! Чего здесь только не намешано! Никакой гармонии!». А продюссер уверяет, что лесбиянка, попавшая сразу под двух активных натуралов, - это оригинально и согревает душу зрителю, который сам является чаще всего натуралом и хочет, чтобы женщины не путались между собой… А клип, который мы с вами, надеюсь, снимем? Толстощекое лицо певца и ваша, обдуваемая ветром попа, снова лицо и снова попа… Самовлюбленный певец исчеркал мой сценарий. Есть такая примитивная мысль, что если о любви поет мужчина, надо показывать красивую девушку. Поет женщина, должна мелькать смазливая рожа ее виртуального поклонника. Теперь все, что я могу сделать как профессионал, так это заставить зрителя незаметно для себя почувствовать, что между мелькающими друг за другом физиономией певца и вашей попой нет почти никакой разницы.. Все это грустно. Но будем надеяться, что нас ждут хорошие времена, и мы снимем прекрасный фильм. Пусть это будет порно, но философское, возвышенное порно… Своего рода критика сексуального разума, которую собирался когда-то написать Иммануил Кант…
- Но он не был, как будто, женат, и о сексе знал только понаслышке… - засомневалась Аня.
- Теория и практика – совсем разные вещи. Чем реже вы сталкивались с какой-то вещью, тем легче вам теоретизировать о ней. Вот так было, я думаю, и у Канта, - ответил режиссер.
- Возвышенное, философское порно… Критика сексуального разума… - задумчиво произнесла Аня. – Но это – пока чистая теория. Вы лучше скажите мне, Сергей… Во всех интимных сценах меня заменяет дублерша… Но ведь зритель этого не замечает! Он будет думать, что все кренделя, которые выкидывает она, обслуживая возбужденных жеребцов, выделываю я!
- Так он и будет думать, - подтвердил режиссер. – Но не волнуйтесь. Это специфика нашего жанра. Эротические модели и актеры порнофильмов не имеют лица. Они демонстрируют пол, чистый пол, если можно так выразиться. Тело у них не противопоставлено лицу, а является естественным его продолжением...
Аня смотрела на него с недоверием, и режиссер попытался пояснить свою мысль:
- Я напомню вам, Анюта, один эпизод. Белый человек спрашивает у индейца, почему тот ходит голый. А индеец в ответ: «У меня все – лицо». У вас тоже тело будет лицом, и вы будете смотреть телом, а не лицом или глазами. Ваше лицо промелькнет в начальных кадрах, пока будет оставаться контраст между открытым, или голым, лицом и одетым телом. Когда вы разденетесь, лицо и тело сольются. Вы не будете красивой или уродливой, выразительной или невзрачной. Только нагота и зрелищность пола. Можно вообще дать просто крупный план совокупления в сопровождении утробных шумов. Тогда и тело разлетится на самостоятельные части. Лицо при совокуплении неуместно. Могут быть только его фрагменты: искаженный судорогой рот, вздувшиеся ноздри, ручейки пота на висках. Мы показываем умопомрачительное исступление пола. Если мелькнет лицо – неважно, красивое или нет, - нарушится непристойность и появится инородный смысл. А у нас должен быть только один смысл – нескончаемый сексуальный труд, бесконечное, почти механическое совокупление.
- Вы хотите сказать, что зритель не запомнит мое лицо?
- Совершенно верно. Ему нужно посмотреть десять фильмов с вашим участием, чтобы начать интересоваться вашим лицом и противопоставлять его вашему телу. У вашей героини на лице почти нет макияжа. Женщина под макияжем невидима. У героини нет биографии, у нее почти нет слов. Есть тело и совсем мало лица. Это хорошо. Обидно только, что у вас не будет и запаха. Запаха подмышек и половых органов. Вы думаете, зря у человека растут волосы под руками и между ног? Разумеется, нет. Они сохраняют очень индивидуальный сексуальный аромат, не дают ему сразу же разлететься. Дуры-феминистки приучили женщин брить подмышки и поливать их дезодорантом. Некоторые доходят до того, что бреют лобок!- режиссер возмущенно поднял руку, а затем неожиданно спросил: - Кстати, что у вас вытатуировано на лобке?
- Ничего, - смутилась Аня.
- Нарисуем какого-нибудь дельфинчика. Выкалывать уже поздно. У мастера есть альбом, выберите, что понравится. Только, пожалуйста, без глупых надписей, как у вашей дублерши: «Возьми меня!» и «Поглубже!» Их придется замазать. Если и слова, то самое большое - пара каких-нибудь замысловатых китайских иероглифов. Надпись у нас в фильме будет только одна. Горец появится в темно-синей рабочей куртке с крупной надписью на спине: «Москабель». Это подчеркивает размер его мужского достоинства.
- Я не знаю, что мне делать! – неожиданно выпалила Аня. – Эти дельфинчики… и этот кабель.
Режиссер встал и направился к выходу.
- Дельфинчики – пустяк, а кабелей вы не увидите. Через два часа будете свободны. А сейчас пойдемте, мы с вами уже опаздываем. Выше голову, смотрите веселее! Часто говорят, что хорошо смеется тот, кто смеется последним. Это неправда. Хорошо смеется тот, кто смеется всегда! Пусть даже и над самим собой…
…Возвращаясь домой, Аня сидела, сжавшись в комочек, в углу машины. Она была возбуждена первой в ее жизни киносъемкой и одновременно подавлена. «У меня нет таланта порноактрисы, - думала она. – Я скована, не смотрю в глаза партнерам. Чтобы меня расшевелить, потребовалось пять дублей… Альберт Львович, что называется, удружил… Он меня попросту подставил. Что он вообще хочет от меня?».
С Альбертом Львовичем Аня познакомилась совсем недавно, всего чуть больше месяца назад. Но за это время жизнь Ани совершенно изменилась, и трудно было сказать, в какую сторону она теперь шла. В душе Ани созревало чувство, что при всех внешних ее успехах она катится в какую-то темную пропасть… Это пугало ее все больше.
Глава 2
Альберт Львович не заставил себя долго ждать. Он позвонил Ане через два дня, вскользь спросил о съемках «кинофильма» и пригласил ее в ресторан. Долго извинялся, что из-за чрезмерной занятости не смог сделать это раньше. Но теперь он освободился от многих дел и получил возможность уделять ей больше внимания. Говорил он таким виноватым голосом, что создавалось впечатление, будто приглашать Анну в ресторан он начнет теперь едва ли не каждую неделю. Они договорились встретиться в ресторане «Якорь» отеля «Шератон-Палас».
Альберт Львович ожидал ее за столиком, стоящим у большого окна. Увидев ее у входа, он энергично двинулся ей навстречу. Немногочисленные еще посетители с интересом поглядывали на необычную пару: маленького, уже в возрасте человека в дорогом костюме, целующего руку высокой, красивой и совсем юной девушке. Впрочем, за столиками сидели в основном похожие пары: мужчины, не первой, а иногда и не второй молодости, и их совсем юные спутницы.
- Вы замечаете, как на нас смотрят? – говорил Альберт Львович, усаживая Аню за столик. – Я чувствую себя принцем на коронации. Несу в руках корону, а все смотрят и ждут: вот-вот он оденет ее на себя, вот-вот оденет…
- Как-то двусмысленно это звучит, Альберт Львович… Ведете вы молодую женщину и вот-вот оденете ее на себя… – усмехнулась Аня.
- А вы придира… - смутился Альберт Львович. – За самым простым выражением восторга видите несколько смыслов. Мне приятно быть в обществе красивой молодой женщины, приятно, что в глазах присутствующих светится явная зависть… А что касается, «оденет на себя», могу сразу сказать, хотя и огорчу всех, кто мне сейчас завидует: не оденет. Принц где-нибудь спрячет свою корону и потихоньку улизнет с коронации со своим нежно любимым охранником… Не сморите так на меня, лучше взгляните в меню.
Аня опустила взгляд на белоснежную накрахмаленную скатерть стола. Она не ожидала от Альберта Львовича такой откровенности уже в первые минуты встречи.
- Я полагаюсь на выбор принца, - сказала она и отодвинула от себя меню.
- Прекрасно! – тут же согласился Альберт Львович, но меню брать не стал. – Предлагаю начать с виноградных улиток с зеленым чесночным соусом. Возьмем по полдюжины, а потом посмотрим. Говорят, Бальзак съедал их по три десятка, но куда нам равняться с гением… Затем канадский лобстер, заправленный салатом из крабов и авокадо. Запивают этот деликатес белым сухим вином. Но вы любите розовое шампанское из Калифорнии…
- Хорошая у вас память. Но выбирайте, пожалуйста, вы.
- Тогда бутылку «Брунелло ди Монтальчино», восемьдесят восьмого года. – В ответ на вопросительный взгляд Ани, Альберт Львович пояснил: - Прекрасное вино. Всего триста с чем-то долларов бутылка. Все-таки я перед вами в долгу, и мне хочется порадовать вас хотя бы пустяком…
- Пусть будет это вино. Я вчера как раз заработала двести долларов на съемках фильма.
Альберт Львович посмотрел на нее изучающе, широко улыбнулся, но ничего не сказал. Сделав заказ официанту, он некоторое время осматривал зал, словно ожидал встретить здесь близких друзей.
- Значит, на съемках фильма вы почти от всего отказались… Только проходы и общие планы… - Он рассуждал как бы с самим собой. Аню удивило его хорошее знакомство с техникой съемок порнофильмов и системой оплаты труда актеров. – И правильно сделали! У человека всегда должен быть выбор. Лучше избегать делать то, к чему не лежит душа. Ложиться в постель со случайным мужчиной, который тебе не симпатичен… Это насилие над собой!
- Там не было постели, - заметила Аня.
- А, на ковре и на кожаном диване… Или на этих холодных кожаных креслах… - Оказывается, Альберт Львович хорошо представлял себе и место съемки. – Если станут платить в десять раз больше, тогда можно будет подумать. А при нынешних ставках – ни за что! Тем более сценарий был, наверно, глупым?
- Сценарий самый примитивный. Но режиссер определенно талантлив. Он предложил мне сняться в клипе с известным певцом и еще в возвышенном, философском, как он выразился, порно.
Альберт Львович оживился, глаза его заблестели.
- Великолепные идеи! Думаю, вам удастся их реализовать. Если кто-то даст деньги на съемки. – Помолчав, он неожиданно добавил: - А их никто не даст! Певец, с которым вы собираетесь сниматься, обыкновенный жмот. Он потратит несколько тысяч на свой дурацкий костюм в блестках, вам заплатит пару сотен. И еще станет торговаться. Он убежден, что делает вам большое одолжение, приглашая сняться с собой. Платить, думает он, должны вы ему, а не он вам. К тому же он так переделает сценарий, что от вас останутся только части... Разрозненные части вашего тела. А вы хороши как раз целиком, а не в отрывках.
- Останется только моя попа, - засмеялась Аня. – А лицо – в нежной дымке.
- Попа – это неплохо. Особенно, если она и в самом деле будет ваша. Но за ее обозрение заплатят копейки… Возвышенное порно – это, конечно, лучше чем то, что вы снимали. – Альберт Львович перешел на доверительный тон. – Я сам обычно просматриваю на сон грядущий какой-нибудь порнофильм. И знаете, буду с вами откровенен, - почти всегда это оказывается какой-то примитив. Бесконечное механическое совокупление. Ни мысли, ни даже чувства. Чисто животные эмоции. Нужны новые подходы! Но знаете, Аня, у нас они не пройдут. Сама наша аудитория пока примитивна. Она не хочет новаций. В порнофильме должны грубо и прямолинейно трахаться, и ничего больше. Чем больше персон, тем лучше. Всех занимает количество актов, а качество никого не интересует. На возвышенное порно никто не даст денег. На это не стоит даже рассчитывать.
Альберт Львович сказал это твердо, давая вместе с тем понять, что сам он думает иначе.
Официант принес вино и улиток. Отверстие каждой раковины было залеплено зеленой слизью. Альберт Львович, сделав несколько глотков вина, вооружился специальными щипцами и обхватил ими круглую скользкую раковину. На специальную вилочку он накрутил нежную оболочку, извлек ее из раковины и с удовольствием съел.
- Отличный деликатес! – сказал он и схватил щипцами следующую раковину.
Аня никогда не ела улиток и не предполагала, что это не так просто. Повторяя действия Альберта Львовича, она попыталась щипцами взять раковину, но та упрямо выскальзывала. Ее содержимое, накрученное на вилочку, не хотело покидать свою оболочку. Хорошо, что Альберт Львович занимался своими улитками и не обращал никакого внимания на неуклюжие действия Ани.
- Удивительно вкусно! – сказал он, отправив в рот последнюю улитку. – Вот что значит французская кухня! Я уже приближаюсь к оргазму! Надо остановиться и выпить вина. А вы не торопитесь, Анечка. Обед в рыбном ресторане – это искусство. Ему, как балетному танцу, нужно учиться с ранней молодости.
Аня долго ковырялась со своими улитками, и они не показались ей вкусными.
- Вы знаете, Альберт Львович, я думала, раз мы будем в рыбном ресторане, мы закажем рыбу лабардан. Помните в комедии «Ревизор» Гоголя голодный Хлестаков с завистью смотрит на тех, кто ест эту рыбу?
- Этого я не помню. Откровенно говоря, «Ревизора» я еще не прочел. Теперь я прорабатываю современную литературу. Вы знаете, Пелевин и другие. А с лабарданом мы могли попасть впросак. Здесь, скорее всего, его вообще нет. Ведь лабардан – это, если я не ошибаюсь, обыкновенная треска. В таких ресторанах ее подают редко. – Альберт Львович радостно заулыбался. – Кажется, я вас огорчил? Школьная мечта – попробовать рыбу лабардан. А оказывается, эту рыбу мы едим едва ли не каждую неделю! Так обычно и бывает в жизни. Стремишься к чему-то, вкладываешь все силы, а достигнешь – оказывается, ты этого не очень и хотел. Или вообще это у тебя уже было, но под другим соусом…
Альберт Львович задумался, глядя в окно, а потом неожиданно повернулся к Ане и спросил:
- Вы девственница, Анна?
- Нет, конечно. А почему вас это интересует?
- Это хорошо… - задумчиво продолжал Альберт Львович, не ответив на ее вопрос. – А сколько их было?
Аня засмеялась. «Ну, уж о том, что у меня вытатуировано на лобке, он точно не спросит, - мелькнуло у нее в голове. – Староват он для таких вопросов».
- Кто же такие вещи считает, Альберт Львович? Мужчины были очень разные и совершенно не поддавались счету. Это все равно, что идти по улице и считать: два дома, четыре прохожих, два облака вверху, молодая мама с коляской…
- Не скажите, - попытался возразить Альберт Львович, но без всякой настойчивости. – Пушкин, например, считал. У него было ровно сто тридцать семь любовных связей, и каждую из них он заносил в специальный кондуит. Об одной из своих женщин он, в частности, написал: «Добивался долго, а она оказалась так себе».
- Это когда было? У Казановы, жившего за несколько веков до Пушкина, вообще было меньше пятидесяти любовниц. А ведь его считали знаменитым сердцеедом.
Альберт Львович потер пальцем висок.
- Интересно, сколько женщин было у Дон Жуана? Уж он-то был неотразим…
- Этого я не знаю. По-моему, Дон Жуан вообще миф. Но, кстати, его последней женщиной была донна Анна. Ее муж, командор, и задушил Дон Жуана. Этот пример – другим наука.
- Вы намекаете, что с Аннами надо быть поосторожнее? Я приму это во внимание… Понимаю, Аня, сейчас счет идет уже не на десятки, как при Дон Жуане или Казанове, и не на сотни, как при Пушкине. Счет идет на тысячи. Начни считать, запутаешься. Что и говорить, сексуальная революция. Стоит только запеть «Вставай, проклятьем заклейменный», как он тут же встает…
- Вы грубоваты, Альберт Львович! – удивленно сказала Аня.
- Простите, не хотел вас обидеть. Иногда, чтобы показать свою интеллигентность, приходится быть предельно грубым… Я только хотел сказать, что сейчас мужчины опускаются на женщин так же часто, как на сидения унитазов. Удивительно, как люди в этой суете создают, в конце концов, семью… Я им по-хорошему завидую.
- А что вам мешает? – спросила Аня, стараясь быть максимально простодушной.
Альберт Львович не смутился, но ответил уклончиво:
- Кое-что мешает… так мешает, что и сказать неудобно…
- Да уж говорите, раз начали.
- Я гомосексуалист, - ответил он, стараясь не смотреть ей в глаза. Потом поднял взгляд и зачем-то пояснил: - По-простому говоря, голубой. В сексуальном плане женщины меня совершенно не интересуют.
Аня не удивилась этому признанию, но, не зная, что сказать, неопределенно протянула:
- Интересно… Необычно… Я обратила внимание на то, что вы регулярно делаете маникюр…
- Ах, это! – Альберт Львович, известив собеседницу о своих пристрастиях, не всегда понимаемых правильно, с удовольствием перешел к другой теме. – Нужно ухаживать за своим телом! Те же ногти. Не стриги их, они так отрастут! Один индус, мой дальний знакомый, не ухаживал за своим мужским достоинством. Так оно отросло у него до самой щиколотки и ужасно мешало ходить!
- Альберт Львович! – остановила его Аня. – Вы злоупотребляете своей интеллигентностью!
- Извините! Ради бога, извините! Я сбился, мы ведь о ногтях. Так вот, этот индус перестал ухаживать и за своими ногтями. В результате они отросли у него…
- До самой земли и тоже мешали ему ходить!
- Совершенно верно! Он не ухаживал и за своими волосами. Они отросли…
Усмехнувшись, Аня недоуменно пожала плечами.
- Какой-то странный этот ваш знакомый. Он вообще за чем-нибудь ухаживал?
- Только за женщинами! И ни за чем другим!
- С такими ногтями и волосами? – не поверила Аня. – И как женщины воспринимали его?
- Очень благосклонно! Мужчину любят ведь не за смазливую внешность, а за красивую, широкую душу. Не мне объяснять вам это. К тому же он очень богат. На каждый миллиметр ногтей у него приходится по миллиону долларов. К этой стороне дела женщины очень неравнодушны.
Альберт Львович щелкнул в воздухе пальцами, и официант через минуту подал им лобстера и положил рядом с тарелками щипцы, похожие на пассатижи, чистые салфетки и чашку с водой. Альберт Львович принял у него два небольших полотняных фартука, похожих на детские слюнявчики.
- Оденьте, Анюта. Отварной лобстер очень сочен. Тем более на вас новое платье. Вы смотритесь в нем, как кинозвезда на вручении «Оскара».
Пока Аня завязывала на шее тесемки фартука, Альберт Львович ловко подцепил клещами-ножницами панцирь и с хрустом разломил его. Шея лобстера осталась целой.
- Эти раки, или, как говорят в Европе, омары – вкуснейшая вещь, - комментировал Альберт Львович, ломая клещами клешни лобстера и извлекая из них мясо специальной вилочкой. - Справиться со всеми десятью рачьими лапами – ювелирная работа.
Аня вертела в руках щипцы и вилочку, не зная, как приступить к своему омару.
- Все-таки нужно было заказать разделанного лобстера! – с напускным сожалением сказал, взглянув на нее Альберт Львович. – Но такое удовольствие не спеша разделать его самому!
«Он специально заказал и улиток, и этого чертового омара! – злилась Аня. – Чтобы я почувствовала свою неумелость. Лучше бы я сидела дома и ела рыбу лабардан! Но не будешь же теперь отказываться от этого деликатеса!». Она обратила внимание, что за некоторыми соседними столиками девушки деловито и без всяких затруднений справлялись с жесткими и непокорными раками.
Альберт Львович не обращал, казалось, внимания, как Аня неумело копается со своими улитками, а потом с лобстером. Когда она жалобно посмотрела на него, он лишь заметил:
- Не торопитесь! Научитесь! Главное начать!
- А как вы начинали? – обиженно спросила она.
Вопрос был с подвохом и явно относился не к поеданию улиток и лобстеров. Альберт Львович сделал, однако, вид, что занят своим делом и не ответил. Аня повторила свой вопрос, уже в открытой форме:
- Правда, что голубым надо родиться?
- Ах, вы об этом! – Альберт Львович посмотрел на нее невозмутимым взором, расправил плечи и потянулся на стуле. – Конечно, правда. Не родившись, не станешь геем… Но это шутка. Не знаю. Боюсь, никто этого не знает. Но, скажу вам откровенно, почти что стихами: трудна и терниста дорога гомосексуалиста. Но это у нас в стране. В Западной Европе и в Америке намного проще. Мы должны вместе с тем помнить, что есть страны, в которых за однополую любовь забивают камнями… И еще, что делает жизнь гея тяжелой – непомерный физический голод на все новых и новых любовников. Непостоянство, я бы даже сказал, вероломство самих геев. О танцоре Нуриеве говорили, что он поглощает своих любовников как блины и никогда не способен насытиться. Большинство геев такие же, им подавай все новых и новых партнеров. Знаете, чем закончил Нуриев? Заболел спидом и умер. А Фреди Меркюри? Это грустно, но страсть к новизне – в природе гомосексуалистов. Отсюда и их вероломство, постоянные измены…
- Но, может, поискать женщину? – робко вставила Аня. – Женская привязанность гораздо надежнее…
Альберт Львович посмотрел на нее участливо.
- Но женщина не мужчина! Даже слепой способен это определить! У меня в юности было две мечты: одна – простая, вторая – голубая…
- А в чем же состояла первая?
- Конечно, стать космонавтом.
- А голубая?
- Разумеется, стать голубым!
Анне стало смешно, но она постаралась не рассмеяться.
- Голубой в космосе… - Она многозначительно помолчала. – Это звучало бы необычно. И какая ваша мечта сбылась?
- К сожалению, только вторая. – Альберт Львович неожиданно воодушевился: - В моей жизни не было ни одной женщины. Я – девственник! Пусть это звучит заносчиво и гордо, но я этого не смущаюсь.
Аня смотрела на него недоверчиво, и после паузы все-таки спросила:
- Но недавно у вас обнаружился взрослый сын… Об этом было много разговоров во время конкурса…
- А, Виктор… Нет, оказалось, что он не мой сын. Генетическая экспертиза установила, что между нами нет ничего общего. К большому моему сожалению. – Альберт Львович задумался и сделал грустное лицо. – Ведь я питал надежду… Вы представляете, что переживает стареющий отец, теряющий единственного сына? Нет, вы не представляете…
- Виктор сначала был вашей дочерью…
- Какая разница! Дочерью он был совсем недолго, пока я его не увидел. Не знаю, какому негодяю пришла в голову мысль так жестоко разыграть меня…
Аня пожалела, что затронула эту тему. Кто мог подумать, что старички так остро воспринимают вопрос о своих наследниках?
- Это была, я думаю, шутка, - попыталась она оправдать Виктора и Олега. – Знаете, молодежь иногда подшучивает над старшим поколением, и не всегда это выходит удачно…
- Не жених ли моего сына придумал эту шутку? – Альберт Львович пристально посмотрел на Аню, но она только пожала плечами. – Нет, это, скорее всего, идея самого Виктора. Олег простоват для таких замысловатых ходов. К слову говоря, как раз я рекомендовал Олега на должность президента модельного агентства «Новые звезды». Мы подробно поговорили с ним о модельном бизнесе, и я убедился, что это именно тот человек, который нужен на таком ответственном посту. Так что теперь Олег – ваш руководитель. И мой тоже. Полагаю, он добьется больших успехов. Только бы не попал под дурное влияние…
Выбор Альберта Львовича удивил Аню, но она не подала виду. Олег развалит, конечно, работу, но никаких козней ни против кого строить не будет. Может, это как раз то, что нужно Альберту Львовичу, постоянно плетущему свои замысловатые интриги.
- На Олега можно положиться, Альберт Львович. Он вас не подведет. И Виктор тоже надежный человек, хотя и немного легкомысленный…
- Вашего разлюбезного Виктора я пока никуда не рекомендовал.
- А вы порекомендуйте! – смело предложила Аня. Она почувствовала, что у Альберта Львовича осталась какая-то обида на Виктора, и тут же ушла от этой острой темы. – Женщины! В вашем представлении, Альберт Львович, - это страшные, демонические существа. Они пожирает мозги, пьют кровь, вырывают сердца и отрывают головы. С женщинами не интересно. Они даже внешне отличаются от мужчин. Не нужно быть даже слепым, чтобы заметить это. Но вы обращались к экспертизе… Были сомнения… Значит, когда-то у вас были не только мужчины, но и женщины? Хотя бы одна женщина? Как же быть с вашей девственностью?
Альберт Львович сполоснул руки в чаше с водой, аккуратно вытер их льняной салфеткой, лежащей рядом с чашей, и снял свой фартук.
- Как много колких вопросов способна задавать женщина! Не завидую тем, кто заводит гарем. Не семейная жизнь, а вечера вопросов и ответов…- Альберт Львович помолчал, обдумывая свой ответ. – У меня действительно была любимая женщина. Прекрасная женщина! В семнадцать лет я влюбился в сестру моего приятеля, а ей было всего тринадцать. Я с нетерпением ждал, пока ей исполнится восемнадцать. После этого мы с нею поженились. Но в постели дело не пошло. Я опозорился в первую же брачную ночь. Все было, как будто, хорошо, но не хватало энергии и силы. Измученные, мы, в конце концов, уснули. На следующую ночь повторилось то же самое. Я не мог войти в нее, как ни старался. Можно представить, сколько я приложил усилий для обладания любимой женщиной после пяти лет ожидания этого упоительного, как мне тогда казалось, момента! Мы опять измучились и уснули ни с чем… На следующую ночь…
- Альберт Львович, - прервала его Аня, - вы рассказываете какую-то литературную историю в духе Куприна. На самом деле все было, наверно, иначе…
«Аня совсем юная, она светло и оптимистично смотрит в будущее, - подумал Альберт Львович. - Полезно порадовать ее красочным рассказом о большой, хотя и закончившейся трагически любви».
- Думаю, моя жена была фригидна, - с напускной грустью заметил Альберт Львович. – Я ерзал по ней, как по булыжной мостовой, а она только бубнила: «Плохо стараешься… Растратил все на тех, кто дает сразу. Невинную девушку не можешь осилить?». Так продолжалось полгода. Я не уставал ее домогаться, и бедной девушке не оставалось ничего другого, как наложить на себя руки… Бедная Лиза!
Аня, слушавшая эту явно выдуманную историю с недоверчивой усмешкой на лице, поправила:
- У писателя Карамзина его бедная Лиза забеременела. И довольно быстро…
- Ну, значит, Карамзин трудился основательнее. После смерти любимой жены я ополоумел от горя. Врач прописал мне валиум, и я употреблял его пачками, размешивая в стаканах с водкой. Был даже момент, когда я хотел покончить с собой! Купил пистолет и трижды стрелял из него в свое разбитое сердце!
- Неужели? – насмешливо спросила Аня, но Альберт Львович, увлеченный своим рассказом, не заметил иронии.
- Да! Три раза стрелялся! Холостыми, разумеется, патронами. Кому была бы польза от моей смерти, если Лизы уже не было? На женщин я совершенно перестал обращать внимание. Чтобы найти новую любовь, я пошел непростой тропой гомосексуалиста. Это меня спасло, и постепенно я пришел в себя …
- Вы прямо подвижник любви, Альберт Львович! Всю жизнь посвятили поискам светлого и чистого чувства! Транквилизаторы с водкой, пистолет, постоянная смена партнеров! Нечеловеческая устремленность!
Альберт Львович, довольный эффектом своего рассказа, не замечал иронии Ани и согласно кивал головой.
- Вы знаете, Анечка, - сказал он, перейдя на доверительный полушепот, - после двадцати я уже заметно полысел, и мне приходилось надевать на свидания небольшой паричок…
- Как это делает один наш известный певец?
- Ну, у вашего известного певца лысина давно уже доходит до задницы. У меня была аккуратная плешь, которую приходилось прикрывать паричком. И представляете, я так переживал весь свой медовый месяц, что мой бедный паричок поседел! Как-то утром беру его с тумбочки, намереваясь одеть, а он совершенно белый! Словно вывалялся в муке!
- А ваши собственные волосы?
- Удивительно, но они остались, как видите, без всякого изменения.
- Что делает с человеком большая страсть! - Анна наконец не выдержала и рассмеялась.
Но Альберт Львович совершенно не обиделся. Как бы оправдываясь, он сказал:
- Говорят, в раю все голубое и розовое …
- Кто это говорит?
- Те, кто смотрит на небо. Они видят, что в ясную погоду оно голубое, а на рассвете розовое. В раю все аккуратно подкрашено первосортными голубой и розовой красками. Они закупают эти краски в Финляндии, мне один знакомый бизнесмен рассказывал…
- Ваш брак, Альберт Львович, был в некотором смысле образцовым… - успокоила его Аня. - Но когда зачинался Виктор, вашей любимой жены в живых уже не было… Так ведь? Выходит, все произошло позднее, скорее всего, в раю, на голубой скамейке под выкрашенным в розовое платаном? Там ведь была в этот период ваша Лиза…
- Ах, это… - Альберт Львович уже исчерпал свою фантазию и явно хотел перейти к другой теме. – Здесь совсем другая история… Можно сказать, прямо противоположная. Но я расскажу ее как-нибудь в другой раз. Тоже по-своему поучительный случай. Молодой, любознательной девушке полезно было бы познакомиться с ним. Но в другой раз… Душа покоя просит. Легко закрыть глаза на действительность, но не на свои горькие воспоминания!
Альберт Львович налил в бокалы вино, и они в первый раз чокнулись. Помедлив, он спросил:
- Можно, Аня, я буду называть вас на «ты»? Это не брудершафт, целоваться не обязательно. А вы будете называть меня на «вы», так, наверно, будет удобнее…
- Конечно, можно, - ответила Аня. – Мне будет даже приятно. Я теперь так много знаю о вас! Вы для меня не посторонний человек… Вы стали мне чем-то близки.
- Спасибо, ты очень чуткая девушка. Удивительно, но я готов доверить тебе свои самые сокровенные тайны! Но это потом…
Они еще раз чокнулись и выпили. Аня почувствовала, что приближается момент, когда ее спутник объяснит ей свое неожиданное приглашение в ресторан. Она напряглась едва ли не до дрожи. И было чего опасаться. За затянувшейся увертюрой вместо прекрасной музыки вполне могла последовать ужасная какофония со вскрикивающими тромбонами и дребезжащими литаврами. Рассказ Альберта Львовича о своей юношеской влюбленности только подтверждал такое мрачное предчувствие.
Глава 3
Симфония все не начиналась. Альберт Львович в неспешной манере человека, привыкшего часами сидеть в ресторане, вел разговор обо всем на свете. Мысль его постоянно перескакивала с одного предмета на другой.
- Не заказать ли нам еще улиток? – вдруг спросил он и тут же ответил сам себе: - Нет, поздно, поезд уже ушел. Теперь до следующего раза, наверно, до завтра. Нужно уметь наступать на горло собственной песне. Мне один знакомый как-то рассказывал о своем посещении ресторана «Донизл» в Мюнхене. Поднимаются они по центральной лестнице на второй этаж ресторана. Первый марш лестницы заканчивается площадкой, в стену которой вмурована большая плита из белого мрамора с выбитыми на ней золотом именами. Под плитой лежат букеты живых цветов. Знакомый спрашивает у сопровождавшего его немца: «Это мемориальная доска в честь погибших в битве при Мюнхене?» – «Нет, - отвечает тот. – Никакой битвы при Мюнхене никогда не было. Это доска в честь посетителей, умерших прямо за столиками в нашем самом знаменитом мюнхенском ресторане. Ресторан имеет долгую историю, он основан в девятнадцатом веке, поэтому имен довольно много». – «Они умерли от переедания?» – довольно бестактно спросил мой знакомый. – «Причина смерти здесь не указана. Просто написано: «Эти господа имели честь умереть в нашем прекрасном ресторане». После такого уведомления указание диагноза было бы, сами понимаете, бестактным». Представляешь, Аня: «Имели честь…». У меня есть голубая мечта… Нет, «голубая» здесь звучит двусмысленно. Большая, светлая мечта. Поехать в Мюнхен и так наесться в ресторане «Донизл» устриц, чтобы там же за столиком и умереть! Достойная будет смерть! Мое имя занесут золотыми буквами на белую мраморную доску, и ты, приезжая в Мюнхен, будешь класть к ней букетик цветов!
- Я так и буду делать, Альберт Львович. Но вы, однако, тщеславны. Быть увековеченным в мраморе в самом центре Мюнхена!
- Есть некоторое тщеславие… - согласился Альберт Львович. – Все-таки наше общество меня недооценивает…
- Это удел всех людей, опережающих свое время, - успокоила его Аня. – Только спустя годы потомки осознают, какого человека они потеряли… Но сколько же нужно будет съесть устриц, чтобы тут же умереть? Они ведь совсем невесомые… Русский человек если и умирает от переедания, то только от переедания блинов. Помните у Лескова есть рассказ «Что русскому здорово, то немцу смерть»? Там немец, взявшийся соревноваться с русским, съел несколько больших тарелок блинов и умер. А русский посмотрел на него снисходительно и заказал себе еще пару тарелок блинов. Так что даже блинов потребуется изрядно…
Альберт Львович только поморщился.
- Какие блины в первоклассном ресторане? Чтобы умереть от переедания блинов, надо ехать в какой-нибудь Урюпинск. Но там даже мемориальных досок никаких нет. Недавно до них дошла весть, что в семнадцатом году у нас была Октябрьская революция. В местной газете написали, что хотят отметить это событие первой в городе мемориальной доской… Кстати, Аня, будете в Мюнхене, учтите особенности западной психологии. Они там, на Западе, считают, что русские девушки скрытны и очень неохотно говорят о своих интимных связях. Я вот размышляю над тем, что вас нужно послать в Мюнхен в командировку. Там много интересного, особенно в районе вокзала… Посмотрите, изучите и потом расскажете мне.
Аня не стала спрашивать, что ей нужно будет изучить в далеком и неведомом Мюнхене. Она позволила себе даже пропустить мимо ушей весьма туманный намек насчет ее зарубежных командировок.
- Ну, наши девушки совсем не скрытны. Они просто плохо помнят свои любовные связи. Представьте, собирается кампания довольно случайных молодых людей. Выпивка, полумрак, ванная комната или балкон… Что здесь может запасть в память? Да и какая радость от таких воспоминаний? Если рассказать все это иностранцу, он, чего доброго, испугается. Как возможно такое? Без душа, без презерватива? Такого не бывает. Он даже свой первый сексуальный опыт ставит как спектакль. Договаривается со школьной подругой, снимает комнату в мотеле, припасает шампанское. Даже наручники иногда прихватывает с собой. А вдруг девушка захочет приковать его руки к спинке кровати? И не упивается до такого состояния, чтобы наутро не вспомнить, как все происходило…
Альберт Львович согласно кивал головой, но слушал без особого интереса. Как только Аня остановилась, он вернулся к своей мысли.
- Мне нужен будет передовой зарубежный опыт. Раз уж мы с тобой теперь хорошие приятели, открою тебе некоторые свои планы. Я мечтаю со временем открыть собственный «секс-Макдоналдс». Никаких очередей, всегда на выбор свободные девочки, в наличии номера, словом – все для быстрого и безопасного секса. Без путан мир пресен, как обед в диетической столовой. Конечно, секс в жизни не главное, но он основное. Нужно помочь человеку осуществлять его естественную и такую важную потребность. Но в сексуальных играх, как и во всяком театрализованном представлении, непременно нужен режиссер, или, лучше сказать, продюсер. Этакий незаметный организатор сексуального досуга. Иначе, как ты правильно говоришь, все перетрахаются со всеми и наутро нечего будет вспомнить. И что очень важно, секс относится к разряду азартных игр. За него надо платить. Кто-то должен следить за этим. А следить буду я, совершенно незаметный человек из той массовки, которая называется жизнью. Третий слева в седьмом ряду…
Аня внимательно слушала Альберта Львовича, но не сказала ни слова, даже когда он своевольно переделал сказанное ею.
- Но все это в будущем… - Альберт Львович помолчал, отхлебывая вино, а потом неожиданно заявил: - Все, что ты слышала о манекенщицах, правда.
Удивившись такому резкому переходу, Аня переспросила:
- А что я о них слышала?
- Ну, как же! Работа манекенщиц «мебелью», спонсорство богатых компаний, периодически ублажающих своих клерков красивыми девушками из модельных агентств, портфолио, рассылаемые десяткам индивидуальных заказчиков, и тому подобное. Манекенщицы параллельно подрабатывают сексом. Чем выше класс модели, тем больше ей платят в смежной области. Как говорится, любовь не продается, но купить ее за хорошие деньги можно.
- Но это проституция! – возмутилась Аня, и, смутившись от своей неожиданной резкости, покраснела.
- Нет, ни в коем случае! – тут же возразил ей Альберт Львович. – Ты упрощаешь ситуацию. Без денег и с кем попало – это, по-твоему, любовь и самовыражение. А если с хорошей оплатой и только с тем, кто нравится, - проституция. Все не так прямолинейно, милая моя. Модельный бизнес еще не созрел для того, чтобы стоять на своих собственных ногах. Он пользуется костылями спонсорства и покровительства. В том числе и финансового покровительства. А кто ужинает девушку, тот ее и танцует. Со временем все, конечно, изменится. Но сейчас у нас в стране это так. Модельный бизнес – только приложение к фэшн-индустрии, производству модной одежды. Мировой оборот этой индустрии – двести пятьдесят миллиардов долларов. У нас в стране – всего два миллиона! Как говорится, почувствуйте разницу! Модно одеваются в богатых странах, и только там. А у нас даже в воскресенье треть населения ходит в ватниках. Разумеется, мы первые в ряду самых бедных стран и у нас хорошие перспективы. Но наш модельный бизнес в самом зачаточном состоянии. Он не способен без спонсорства и меценатства содержать своих сотрудников.
- Но глянцевые обложки журналов, поездки наших моделей в Париж, подиумы и конкурсы моделей? – Ане не хотелось так сразу соглашаться с той картиной, которую нарисовал Альберт Львович, хотя она уже чувствовала, что он прав.
- Не надо громких слов… - охладил он ее. – Везет единицам, а как-то существовать должны тысячи. Кстати, те, кому повезло, тут же уезжают в Париж или Нью-Йорк и больше сюда не возвращаются. Здесь им нечего делать. Все остальные ведут двойную жизнь. Одна, видимая всем, - на обложках журналов и на подиумах. Другая, неизвестная никому, - длинными уютными вечерами в компании с теми, у кого тугой кошелек… - Альберт Львович помолчал, словно собираясь с мыслями, а потом неожиданно заявил: - Я убежден, что человек должен отдавать себя людям. Отдавать, даже если его и брать не хотят. А тебя, милая моя, возьмут!
- Спасибо за комплимент! – резко ответила Аня. Тут же она растерялась от этого, совершенно неожиданного заключения из разговора о модельном бизнесе и замерла в странной задумчивости. Ее состояние было похоже на прострацию.
Альберт Львович подозвал официанта и заказал мороженое и кофе. Потом он принялся смотреть в окно и делал это так сосредоточенно, будто для наблюдения за редкими прохожими он и пришел сегодня в ресторан.
Спустя несколько минут, Аня, наконец, зашевелилась, поправила волосы и принялась разглядывать посетителей уже заполнивших все столики. Она еще раз обратила внимание, что за многими столиками сидели ухоженные, хорошо одетые мужчины в обществе совсем юных симпатичных девушек.
- Альберт Львович… - медленно начала она, - а вот эти милые создания за соседними столиками тоже манекенщицы?
Альберт Львович вскользь окинул взглядом зал.
- Вполне может быть. В Москве модельных агентств больше, чем в Париже, Лондоне и Нью-Йорке вместе взятых. Возможно, эти девушки тоже ведут двойную жизнь. Если повезло на кастингах, днем они выходят на подиум, а вечером почти все манекенщицы здесь или в похожем месте.
- И это не проституция?
- Что ты прилипла к этому слову! – Альберт Львович даже рассердился. – Конечно, нет. У этих девушек есть профессия. Уважаемая, я бы сказал, почетная, профессия. А как они проводят свое свободное время – это уже их личное дело. Они могут сидеть на скамейке в парке, но могут сидеть и здесь.
- А в этой вашей двойной жизни у девушки остаются какие-то права?
Альберт Львович сразу же оживился и погрозил Ане пальцем.
- Не в моей, а в твоей будущей двойной жизни… Я хотел бы подрабатывать, как эти милые девушки, но я никому не нужен. Даже задаром.
- Я и сказала «в вашей»…
- Не играй словами. Я так отвечу на твой вопрос. Ты вся будешь состоять из прав. Обязанностей окажется только чуть-чуть. Первое право – получать хорошие гонорары за свои услуги…
- Что значит, хорошие? Я только что получила гонорар за съемку в порнофильме… Меня увидят обнаженной тысячи людей… А плата за это смешная…
Официант принес мороженое, и Альберт Львович тут же принялся с удовольствием его есть. «Набросился на мороженое, как маленький ребенок», - подумала Аня и заулыбалась.
- Надо мной, конечно, смеешься? – Альберт Львович тоже улыбнулся. – Смейся, на здоровье. А я посмеюсь над твоим фильмом. Мог бы похихикать и над твоим гонораром за съемку, но не стану этого делать. Ты обидишься. Никакой твердой таксы у тебя не будет. У нас, к счастью, не Америка, где даже миллиардер платит девушке по вызову стандартные двести долларов и ни цента больше. Если согласишься с моим предложением, будешь иметь дело с самыми богатыми у нас людьми. Деньги достаются им легко. И они так же легко расстаются с ними. К тому же у нас особая психология. Если мужчина уважает себя, он не оставит утром на твоем столике меньше тысячи долларов. А то, что он заплатит мне, тебя не должно касаться.
- Но бывают несимпатичные мужчины… - Аня стеснялась яснее выразить свою мысль.
- Разумеется, бывают, и их большинство. Но ты не обязана каждому идти навстречу. Ты – модель, и с кем тебе провести вечер или ночь – твое свободное решение. Выбор остается за тобой. Как раз, поэтому мне и не нравится слово «проституция». Очень не нравится. У тебя есть профессия, ты – модель. У тебя не будет таксы, за интимные услуги. За тобой останется право отказать каждому, кто несимпатичен тебе… Вырази согласие, и я дам тебе список тех, кто может позвонить тебе и договориться о встрече. Там только имена и отчества и ничего другого. Запомнишь этот список и вернешь его мне… Только и всего. Если человек покажется тебе несимпатичным, а тем более неприятным, за тобой всегда будет право отказать ему. Посидеть с ним вот так, как со мною, в ресторане, поговорить о том, о сем, вежливо поблагодарить за прекрасно проведенный вечер и попрощаться. Уверяю, никто не пойдет за тобою следом. И не выразит обиды. Только благодарность за встречу и за твое милое щебетание. А говорить ты умеешь, в этом нет проблемы. Потом еще кое-что подучим, но к работе можно приступать уже теперь. Есть здесь, конечно, один тонкий момент. Отказать можно любому, но следует все-таки помнить, что самое лучшее предложение состоит из одного слова. Хотелось бы, чтобы этим твоим словом в случае людей из моего списка было «да». Но, еще раз повторю, и в отрицательном ответе нет ничего страшного. Я вижу, ты заслушалась…
Аня встряхнула головой и принялась за мороженое.
- Странный какой-то мир…Страшно далеко все это от обычной жизни. Я думала… Впрочем, какая разница, как я раньше все это представляла!
- Мир, действительно, в чем-то необычный, - согласился Альберт Львович. – Как ты могла представить, что перед тобою может распахнуться невероятный простор, безбрежный, как океан под безоблачным небом? Как скромная девушка из небогатой семьи может вообразить, что начиная с одного прекрасного дня ее жизнь будет сверкать, вспыхивать, гореть, хотя сами чувства станут бесстрастными?
- Вы поэт, Альберт Львович! После сухой калькуляции у вас сразу же идут стихи в прозе. – Аня улыбнулась и, подражая собеседнику, с некоторым пафосом сказала: - Главное в нас – душа, наше тело – всего лишь игра света и бликов. Стоит распознать это и не испугаться – вмиг придет спасение. Пусть с телом происходит все, что угодно, но если душа чиста и устремлена ввысь…
Альберт Львович жестом остановил ее.
- Не надо смеяться надо мной. Я занимаюсь, как уже сказал, маленьким, незаметным делом – налаживаю человеческие контакты. Но стараюсь выполнять свою работу хорошо. Разве это недостаток?
- Извините, я увлеклась. А останется у меня личная жизнь?
- Само собой! Твои обязанности будут совершенно необременительны. Все остальное время ты можешь посвящать своей профессии манекенщицы, сниматься в журналах и в своих любимых фильмах… Все что угодно.
- Я имела в виду не профессиональные занятия…
- А, твои увлечения! В них ты совершенно свободна. Ты молода, постоянно будешь в кого-нибудь влюблена… Кто может на это покушаться? Любовь – это святое. Не рекомендую только торопиться с замужеством. Но это не больше, чем совет.
Некоторое время Аня молча пила кофе, не зная, о чем еще спросить.
- Вы дадите мне время подумать, Альберт Львович?
- Разумеется! Хоть целую неделю.
- А если я соглашусь, но потом через месяц передумаю?
Альберт Львович сделал грустное выражение лица.
- Это будет печально, и мне будет жалко тебя. Тебя ждет блестящая карьера. Но ты остаешься совершенно свободной и можешь в любой момент махнуть на все рукой и уйти в почтальоны или в дворники. Мне останется сказать одно: «До свидания». И я не обижусь на тебя. Человек рождается свободным, и ни у кого нет права покушаться на его свободу.
Альберт Львович рассчитался с официантом, и они вышли на улицу.
- Давайте я провожу вас до вашей гостиницы? – предложила Аня.
- Слишком большая честь для меня.
- Здесь недалеко, пойдемте.
Болтая о пустяках, они направились к Тверской площади.
- На тебя обращают внимание мужчины, - заметил Альберт Львович. – Меня они осматривают после того, как налюбуются тобой, и смотрят на меня, к сожалению, с некоторым презрением. Они убеждены, что я срубил дерево не по себе.
- Не придавайте этому значения. Мужчины завистливы и самонадеянны. «Я рядом с нею смотрелся бы неплохо, - думает каждый из них. – А этот невысокий лысоватый мужчина явно не на своем месте». А я не обращаю внимания на мужчин. Знакомства на улице редко бывают удачными… - Помолчав, она усмехнулась: - Мужчина для души у меня есть. А все остальные нужные мне мужчины – в вашем таинственном списке. Думаю, на улице они к девушкам не пристают…
Позднее, обдумывая предложение Альберта Львовича, Аня неожиданно поняла, зачем он предложил ее для съемок порнофильма. Делать из нее порнозвезду он, конечно, не собирался. Ему нужно было психологически подготовить ее к разговору в ресторане о возможности сотрудничества с ней. Она снимается в порнофильме, ходит обнаженной перед посторонними и в итоге получает за это копейки. Ее нужно подготовить к мысли, что гораздо лучше обнажаться в другом месте и на намного более выгодных условиях. Режиссер Громов Ане понравился. Но из того, как поворачиваются ее дела, нетрудно заключить, что режиссера она больше никогда не увидит и ни в каких его фильмах и роликах сниматься не будет.
Наконец-то Ане открылась та пропасть, в которую, как она чувствовала, она все с большей скоростью катится. И столкнул ее с обрыва именно Альберт Львович. Он только кажется милым и симпатичным человеком. А что у него в глубине души, никто не скажет…
Глава 4
Многие карьеры, блестяще начинаясь, потом разваливаются в считанные дни. Те, кто раньше подобострастно здоровался, прогибаясь в спине и пытаясь одновременно заглянуть в глаза, при встрече перестают узнавать неудачника. Некоторые наглеют до того, что, заметив его, демонстративно отворачиваются в сторону. И даже бурчат себе под нос что-то ругательное. Sic transic gloria mundi – незаметно и бесследно уходит слава людская, если верить наблюдательным древним римлянам.
С такими грустными мыслями Альберт Львович выходил из метро на станции «Маяковская». Он направлялся к своему шефу. Там, как было уже очевидно, его ждали крупные неприятности.
Он приехал на метро, в вагонах которого было душно и пахло потом, словно в переполненной камере предварительного заключения. При визитах к руководству нельзя было брать даже такси. Вынырни из толпы, а потом, отчитавшись и получив очередной нагоняй, тут же смешайся с нею. На этот раз «втык» обещал быть особенно сильным.
Преодолев два пролета крутой лестницы на выходе из метро, Альберт Львович остановился, чтобы отдышаться. «Не тот уже возраст, чтобы быть мальчиком на побегушках, подумал он. - Пора уже самому сидеть в прохладном кабинете с молодым, улыбчивым секретарем в предбаннике и вызывать кого-то к себе на ковер». Сам он понимал, что это наивные и пустые мечтания.
Стоявший посреди сквера напротив бронзовый Маяковский, выставивший ногу и держащий в руке какие-то заметки, показался Альберту Львовичу государственным обвинителем, выступающим в суде и требующим высшей меры наказания. «Нет уж, не выйдет! Все, что я делал за последние пять-семь лет, не тянет не только на вышку, но даже на десятку. От трех до пяти, а с хорошими адвокатами и того меньше, - подытожил Альберт Львович. - В мои пятьдесят это терпимо. А выйду, тоже встану где-нибудь посреди зеленого ухоженного газона на красивой гранитной дорожке и буду уверенно писать в будущее».
Отдышавшись и несколько успокоившись, Альберт Львович не спеша, отправился дальше по Садовому кольцу. Взглянув мельком на цветные маски на фасаде Театра сатиры, он отметил, что только одна из них улыбается открыто и честно. У остальных трех рожи не внушают радости. Одна так вообще скуксилась, опустила кончики губ вниз, как будто ее только что вместо поощрения неожиданно и незаслуженно выпороли. «Сволочи!» – пошевелил губами Альберт Львович. Это относилось, конечно, не к бездушным маскам, а к тем неизвестным ему темным силам, плетущим против него свои зловещие сети.
Начал накрапывать легкий летний дождик, и Альберту Львовичу, забывшему зонтик, пришлось ускорить шаг и, взяв в обе руки тяжелый дипломат, прикрыть им голову. Волос на ней оставалось немного, но их пробивал аккуратный пробор. Он придавал, как полагал Альберт Львович, интеллигентность и нужную в его возрасте и при его обязанностях строгость. Эти же черты характера призваны были подчеркнуть прекрасно сшитый темно серый костюм, белоснежная рубашка и серо-стальной галстук-бабочка. Так мог выглядеть стареющий, но остающийся при хороших ролях актер, преуспевающий литературный критик или кто-то еще из артистической богемы. Да и формально Альберт Львович относился как раз к этому кругу людей, поскольку являлся вице-президентом известного модельного агентства. В его нагрудном кармане покоилось красивое, тисненное золотом по коже горного абиссинского козла удостоверение, подтверждающее его высокую и почетную должность.
Дойдя до Большого Козихинского переулка, Альберт Львович повернул налево. Он не стал сразу же заходить в подъезд, над которым висела бронзовая табличка с названием мало кому известной фирмы, а пристроился под козырьком дома напротив. Хотелось окончательно успокоиться, чтобы войти к шефу, сияя улыбкой и излучая умеренный оптимизм. Закрытый шлагбаумом проезд между домами был забит столпившимися носами к бордюру шикарными иномарками. Альберт Львович еще раз осмотрел массивный, сталинской постройки семиэтажный дом. Первый его этаж был недавно облицован красно-коричневым мрамором. К единственному на весь огромный дом подъезду со скромной, ничего не говорящей табличкой вели пять широких гранитных ступеней. В дом никто не входил и из него никто не выходил. «Напоминает центральный офис ФСБ», - подумал Альберт Львович. В этом офисе как будто никого нет, даже вечерами его окна темны, в единственную огромную дверь, выходящую на Лубянскую площадь, никто никогда не входит. А между тем работа кипит. «Новый стиль новой жизни» - резюмировал Альберт Львович, Он порадовался за себя, что усвоил этот стиль и хорошо понимает энергичную, но не терпящую внешней суеты современную жизнь.
Рядом с закрытым проездом с замершими иномарками торчал дешевый павильончик, торгующий какой-то мелочевкой. У его перил расположились три брюхатых мужика с помятыми лицами и бутылками пива в руках. Неподалеку от них крутился замурзанный бомж, рассчитывающий забрать пустую посуду. «Приводят себя в чувство … Чтобы вечером снова поддать … Спивается народ, притом лучшая, мужская его половина» - грустно отметил Альберт Львович.
Он знал, как исправить положение, Развернуть кипучую деятельность в одном, наиболее динамичном секторе. Он потянет за собой все остальные. Нет, не в захиревшем сельском хозяйстве. И даже не в хромающей промышленности. Только в сфере обслуживания. Начать следует, разумеется, со сферы интимного обслуживания. Она станет мотором всей экономики. Нефть, газ и секс – вот та птица-тройка, которая помчит страну. Как хорошо сказал какой-то современный поэт, «любовь и платный секс, поставленные рядом, дадут стране богатство и порядок». Хотя при чем тут любовь, не очень ясно. Для того и платишь за секс, чтобы не приходилось распространяться о своих чувствах. Но поэты ко всему приплетают любовь. Такая у них профессия. Все песни о любви, все стихи тоже … Никакого коммунизма на таком фундаменте не построишь – это ясно, но капитализм – вполне. Будем жить как в Западной Европе. С хорошей зарплатой и с доступными для среднего класса публичными домами. Нигде за рубежом Альберт Львович не был, но знал, что при капитализме можно жить вполне прилично, хотя и приходится вертеться. И, само собой, не накачиваться перед рабочим днем пивом.
Этими соображениями Альберт Львович делился только в узком кругу хороших знакомых, сидя за бутылочкой дорогого французского вина и рассуждая о высоких материях. Общество еще не созрело для правильного понимания его новаторских идей, и, сделай он их предметом публичного обсуждения, непременно превратит их в какую-нибудь пошлость.
Убедившись, что до назначенного времени осталось ровно пять минут, Альберт Львович открыл тяжелую, как будто и вовсе не предназначавшуюся для открывания дверь подъезда. В прохладном вестибюле с сияющими, без единой пылинки мраморными полами его встретил вежливый охранник. На хорошо сидящей на нем униформе была единственная малозаметная нашивка «Охрана» над карманом куртки. Он внимательно изучил удостоверение посетителя, словно видел его впервые. Альберт Львович бывал здесь, по меньшей мере, раз в неделю, обычно в один и тот же день и час, Но процедура не менялась. Сверив фотографию, охранник пальцами одной руки набрал что-то на клавиатуре стоящего на его столе компьютера. По смазанному изображению на светлом мраморе стены Альберт Львович знал, что сейчас на экране появится точная копия его удостоверения с темным пятном фотографии слева, а внизу – какие-то штрихи, скорее всего, надпись, подтверждающая действие удостоверения и указывающая, куда должен идти его владелец.
Альберт Львович подумал о том, что однажды охранник вернет ему его удостоверение с мягким упреком: «Извините, но оно уже недействительно». И укажет легким жестом на дубовую входную дверь. «Оказаться на улице» обычно означает потерять работу. Но в фирме, сотрудником которой был Альберт Львович, это могло значить все, что угодно. Нельзя было предсказать даже то, что с тобой случится через пару часов.
Охранник вернул Альберту Львовичу его удостоверение, покосился на дипломат и сказал:
- Вас ждут в пятьсот восьмом кабинете.
Направляясь к лифту, Альберт Львович представил, как удивился бы охранник, если бы попросил его открыть дипломат. Впрочем, вряд ли этого немногословного парня, работающего здесь уже полгода, можно чем-нибудь удивить. Тем более дипломатом, набитым доверху пачками со стодолларовыми купюрами. «Люди, рангом повыше, носят доллары в коробках из-под ксерокса, а я со своим жалким дипломатом!» - эта мысль даже расстроила Альберта Львовича, но не надолго. Каждому своя судьба и свой уровень полета. Одни – буревестники, реющие под облаками с наворованными миллионами, а то и миллиардами, долларов в клюве, другие - жалкие пингвины, прячущиеся в расщелинах скал с двадцатью-тридцатью тысячами заработанных честным, хотя и нелегальным трудом долларов.
В лифте было всего две кнопки: «Верх» и «Вниз». Отсутствовала даже привычная красная кнопка «Стоп», без которой не обходится ни один лифт и которую так любят маньяки и насильники. Лифт управлялся компьютером охраны и вез только туда, куда следует.
В первые визиты это странное, как бы вымершее здание в самом центре Москвы, вызывало острый интерес Альберта Львовича. Кто сидит на его этажах? Откуда берутся деньги на шикарные, иногда бронированные автомашины, стоящие у подъезда? Куда эти машины разъезжаются вечером? Что-то здесь нечисто.
Неподалеку отсюда Патриаршие пруды и знаменитый дом Булгакова. Там расположена трехкомнатная квартира, в которой, если верить Михаилу Михайловичу, некоторое время проживал Воланд с двумя своими колоритными помощниками. В этой квартире происходили чудеса. Но еще большие чудеса происходят теперь рядом, в этом вот самом доме. Но о них мало кто подозревает.
Сам Альберт Львович, десятки раз побывавший здесь, не видел ни четвертого, ни шестого этажей, не говоря уже о других частях здания. Лифт аккуратно доставлял его на пустынный пятый этаж, на котором ему был один маршрут – в кабинет пятьсот восемь. Альберт Львович ни разу не отклонился от этого маршрута. Потому что сразу понял: зайди он в какой-то другой кабинет с пустяковым вопросом или попытайся поискать лестницу, ведущую на другие этажи, его визит в этот дом станет последним. Здесь не обычная контора, где служащие снуют по кабинетам и группами собираются в буфете. Тут встречаются в строго назначенное время, а камеры слежения в холле и в коридорах на этажах разводят людей так, что они никогда не оказываются идущими навстречу друг другу.
Лифт прибыл на указанный ему этаж, и Альберт Львович по строгой ковровой дорожке направился в нужный ему кабинет. Миловидная секретарша вежливо, но без тени улыбки поздоровалась с ним и указала рукой на дверь кабинета шефа:
- Юрий Петрович ждет вас.
«Знает ведь меня несколько лет, - подумал Альберт Львович, - а ни разу не сказала ничего, кроме этих дежурных слов».
- Здравствуй, Юрий Петрович! Я прибыл, – произнес Альберт Львович, плотно прикрыв за собою дверь и остановившись у самой кромки роскошного персидского ковра, лежащего перед столом шефа.
- Здравствуй, хер мордастый. Тебя здесь только не хватало.
Субтильному Альберту Львовичу такое неожиданное приветствие не показалось вдохновляющим. Но это был все же и не гром с молнией. Когда Юрий Петрович был чем-то крайне недоволен, он наливался чернотой. В жилах у него начинала пульсировать как будто не кровь, а желчь. Сейчас он выглядел раздраженным, но не более того. Подперев левою рукою лоб, он рассматривал какую-то бумагу, написанную, судя по шершавому обороту, скорее всего от руки. На широком столе не было ничего, кроме телефонного аппарата и вазы с алыми, источающими нежный аромат розами.
Альберт Львович поставил на стол свой дипломат, щелкнул замками и откинул крышку.
- Все, как раньше? – спросил Юрий Петрович.
- Копеечка в копеечку!
- Какие копеечки, глупый человек! Ты что принес? «Цент в цент» нужно говорить.
Юрий Петрович мельком заглянул в дипломат, закрыл его и пошел с ним в соседнюю комнату. Деньги в фирме не принято было пересчитывать. Назвавший сумму отвечал за нее головой, так что дважды здесь никто не ошибался. Как догадывался Альберт Львович, в комнате отдыха находился сейф с двумя замками. В его нутро Юрий Петрович всегда отправлял приносимый ему дипломат. Сколько было в этом сейфе других дипломатов или даже коробок из-под ксерокса, набитых валютой, и куда они потом девались, Альберт Львович не знал. Он считал благоразумным вообще не размышлять над этим. Хотя с Юрием Петровичем они были знакомы уже давно и их можно было даже назвать приятелями, в его комнате отдыха Альберт Львович никогда не был и таинственного сейфа, щелкавшего своими замками, ни разу не видел.
Юрий Петрович вернулся на свое место за столом. Он не предложил Альберту Львовичу сесть.
- Плохо ты ведешь дело. Можно сказать, заваливаешь его, - Юрий Петрович поднял со стола свою бумагу. – Смотри, у тебя одни и те же цифры из месяца в месяц. Разве это бизнес? Настоящий бизнес растет как на дрожжах. Твой - топчется на месте. Ты знаешь, сколько денег вложено и продолжает вкладываться в твое дело? А отдача мизерная. Во что обходятся фешемебельные … нет, неправильно … фешенебельные апартаменты твоих сотрудников? А они там пьют и разлагаются. Перетрахались между собой. Это денег не приносит. Наоборот, отвлекает от работы. У тебя лучший район в Москве, лучший участок деятельности – путаны-люкс и салоны. Это должен быть экстракласс, а ты набираешь шушеру. – Юрий Петрович сделал паузу и поморщился, словно сразу съел незрелый лимон. – На прошлой неделе одна обнюхалась и укусила клиента за член! Ей, видите ли, было весело и она хотела пошутить! Хороши шутки! Клиент выразил свое неудовольствие моему начальству, а оно намылило мне шею. За твои же деньги тебе член откусят!
Альберт Львович, переминавшийся с ноги на ногу, попытался вставить:
- Она не хотела ничего плохого …
- Еще бы! – саркастически усмехнулся Юрий Петрович. – Во Франции женщины зубы удаляют, чтобы минет удобнее было делать! А здесь, наоборот, вставляют металлокерамику, чтобы покрепче вцепиться. – Сделав паузу и опять поморщившись, Юрий Петрович продолжил: - Еще одна пристает к клиенту в самый решающий момент: «Ты меня любишь? Скажи, ты меня любишь?» Его собственная жена двадцать лет об этом уже не спрашивает, а какая-то шлюшка мечтает поиграть в любовь. Не иначе, как сама метит в жены. Путана существует не для того, чтобы разбивать семью. Она для того, чтобы семью укреплять! – Юрий Петрович побарабанил пальцами по столу. – А твой мужской контингент? Упиваются в ресторане, клиенты потом волокут их под мышки в номер. А кому нужна пьяная жопа? Бесплатно никому не нужна, а тем более за хорошие деньги… Кое-кто забывает, что у нас рынок. Кто платит, тот заказывает музыку, а не наоборот…
- Кто девушку ужинает, тот ее и танцует, - попытался поддакнуть Альберт Львович.
- Не перебивай, - оборвал его Юрий Петрович. - Если пристаешь, готовься платить. А если денег нет, забудь про свой член или что там у тебя вместо него.
Юрий Петрович помолчал и подытожил:
- Членовредительство, намеки на любовь, пьянки в рабочее время, приставание к клиентам … Богатый букет. Предлагали снять тебя со всеми вытекающими последствиями … А может, даже отправит тебя отдохнуть лет на пять в прохладные северные края. – Юрий Петрович многозначительно смотрел на собеседника, давая тому время прочувствовать остроту ситуации. – Мне на этот раз удалось отстоять тебя … Убедил, что пока тебя некем заменить и что ты сумеешь поправить дело. Можно сказать, поручился за тебя … - Он нахмурился, показывая, как трудно ему дался этот шаг. – Сам понимаешь, я не на верху пирамиды. Надо мной много высокого начальства. Люди вложили в дело большие деньги и хотят иметь достойную прибыль. Они – акулы, а я всего лишь руководящая щука среднего звена. Они хотят брать наличными, а нам с тобой остается одно – брать умом. Справишься, может, сбудется твоя мечта – откроешь свой частный публичный дом. Не справишься – поедешь отдыхать и набираться опыта у братьев по лагерному разуму. Установка понятна?
- Конечно, понятна, - лаконично ответил Альберт Львович, испытывавший двойственные чувства. Ясно, что грозу с ураганом, способным переместить его на тысячу километров к северу, пока что пронесло. Но понятно и то, что зловещие тучи на горизонте остались.
Юрий Петрович взял из вазы розу, понюхал ее и положил на стол перед собой.
- Что наша жизнь? – задал он риторический вопрос и развел руками. – Игра! Точка в хаосе, как говорит наш известный философ Пародога. А он знает, о чем говорит. Сейчас ты, Альберт, точка, величина, личность. А будешь работать, как теперь, толкнут тебя и ты снова растворишься в хаосе. Имеешь ты тело, в нем всякие органы. А толкни тебя посильнее, станешь телом без органов. Так учит нас философия, и она права. – Юрий Петрович остановился, подыскивая пример, понятный собеседнику. – Какие, скажем, у зэка органы? Только чуть-чуть желудка, и все. Ни сердца, ни почек, ничего другого. Скажи он, что у него почечные колики, так его засмеют. Умри ты на зоне, так даже паталогоанатом не будет нужен. Потому что разрежет он тебя, а внутри никаких органов! Ничего вообще нет, пусто! – Юрий Петрович задумчиво повертел на столе розу и хмуро посмотрел на Альберта Львовича. – Я к чему клоню? Не растешь ты. И это вторая претензия к тебе. Простоват. На таком важном участке должен быть интеллигентный, эрудированный, умеющий поддержать умную беседу человек. А ты? Философии не знаешь, за театральной модой не следишь, в консерваторию тоже, наверняка, не ходишь… Одни рестораны. А общаться тебе приходится с людьми, которые университеты закончили. Ученые степени имеют. Особенно плохо то, что твои сотрудники видят в тебе образец и тоже перестают работать над собой. Не хватает им глубины, эрудиции, интеллекта. Дорогие безделушки… Пустышки … Если твоя сотрудница на два-три часа подъезжает, чтобы обслужить и тут же отправиться восвояси, это не так бросается в глаза. А когда она два-три дня проводит с умным человеком, сидит с ним в кампаниях? И тем более, если едет с ним в командировку, по стране или за рубеж? На курорт? Тогда все выплывает наружу. Смотрит клиент на нее, слушает ее пустую болтовню и думает: «Ничем она не лучше, чем моя жена. Или моя постоянная любовница. Только помоложе». Это касается, кстати, не только твоих женщин, но и твоих мужчин. Я сам с ними не общался, но клиенты намекают: пустоваты и легкомысленны. Так что сам не совершенствуешься и своих сотрудников не подтягиваешь.
- У меня тоже были в свое время университеты, – хмуро возразил Альберт Львович. – В двух из них мы вместе курс наук проходили…
- Были, - согласился Юрий Петрович. - Кое-что мы прошли… Но нужно продолжать работать над собой. «Учиться, учиться и учиться!» Кто это сказал? Вот видишь, не знаешь… А надо бы знать. Я сейчас философию прохожу, ко мне раз в неделю преподаватель подъезжает …
- Пародога этот, что ли? – не удержался Альберт Львович.
- Нет, другой. Профессор Клинский. Тоже голова. В последний раз он мне про этот самый экси… экзистенциализм … сразу и не выговоришь … рассказывал. Говорит, что только наивные люди могут думать, будто человек рожден для счастья как птица для полета. Удел настоящего человека – страдание. И чем больше он мучается, тем чище и благороднее становится. Со временем настрадается и закалится настолько, что станет сверхчеловеком. А толпа – пусть она наслаждается. По ресторанам, как ты, ходит. Ей до очищающего страдания все равно не подняться… Вот я учусь, совершенствуюсь, а ты?
Альберт Львович понуро молчал.
- Не думай, что я тебя не ценю, - продолжал Юрий Петрович, не очень дожидаясь ответа на свой вопрос. - Ты хорош по-своему. Надежный, никогда не продашь – это главное. Хитрый. В нашем деле это немаловажно. Внушаешь доверие, умеешь влезть человеку в душу. Представительный, прямо деятель искусства какой! – Юрий Петрович улыбнулся, словно вспомнив какой-то комический эпизод. – Ты мне этого кинорежиссера напоминаешь … Который царя изображает и на коне с ребеночком скачет… Царь, конечно, дурак, иначе Октябрьской революции не было бы. Режиссер тоже, по-моему, звезд с неба не хватает. Но взгляд какой! Открытый, честный, совсем как у тебя! – Юрий Петрович еще поулыбался, а затем вдруг посерьезнел и заключил: - Но не учишься, не работаешь над собой… Скоро не будешь соответствовать своему месту.
Юрий Петрович внимательно смотрел на Альберта Львовича, приунывшего так, что его не воодушевили даже похвальные слова.
- Смотри, не подведи меня, - Шеф поставил розу обратно в вазу, словно показывая, что отлучение собеседника от дружного коллектива фирмы пока откладывается. – Твои промахи засчитываются и мне. И учти, места под солнцем распределяются в тени. Кто будет решать твою судьбу, если не справишься, не знаю ни я, ни тем более ты. Раз! И загремишь вверх кармашками! Загремишь туда, где двенадцать месяцев зима, а все остальное лето. Вверх пустыми кармашками!
- Может, мне в отставку попроситься? – робко спросил Альберт Львович, заранее зная, каким будет ответ.
- Ты что, президент страны, чтобы досрочно уходить в отставку? У нас и премьер-министры не уходят, пока их не вытолкают в шею. А о министрах я уже и не говорю. Запомни еще, ты много знаешь. Сегодня ты держишь язык за зубами, а что будет завтра, когда ты окажешься не у дел? Наши конкуренты уже обхаживали тебя. Если над тобой не будет нашей крыши, они тут же съедят тебя. И у них в животе ты расскажешь все, как миленький. Они знают о тебе, может, только чуть меньше, чем мы. И все это могут выложить в нужный момент, чтобы придавить тебя. Так что для тебя отставка – это заслуженный отдых на нарах. Там ты будешь под нашим неусыпным присмотром. Не трясись, у меня такое же положение. Или я работаю с полной отдачей, или сижу в тюрьме под хорошим присмотром, чтобы у меня язык не развязался. А фирма нас и там не забудет … Будет подбрасывать на сухарики и на твой любимый чефир. После отсидки куда-нибудь снова пристроит…
- Понятно, - только и смог сказать Альберт Львович. – Я стараюсь…
- Лучше старайся! Прежде, чем меня подвесят за яйца, я посажу тебя на кол. Ты любишь, чтобы тебя жалили в задницу. Так вот, это будет твой последний гомосексуальтный опыт! Представляешь, в лесу, на солнечной поляне ты сидишь на колу! Одновременно и могила и оригинальный надгробный памятник! – Юрий Петрович рассмеялся над удачно найденным образом.
- Хороший памятник… - промямлил Альберт Львович, близкий к обмороку.
Юрий Петрович еще поухмылялся своей шутке и махнул рукой. Стало ясно, что серьезная и тяжелая часть встречи подошла к концу. Нажав кнопку на телефонном аппарате, шеф сказал секретарше:
- Наташенька, пожалуйста, два коньяка и два кофе!
Затем он взглянул на бледного Альберта Львовича и удивленно вскинул брови, словно только сейчас заметил, что тот переминается с ноги на ногу перед его столом.
- Ты что стоишь как столб? Столбового дворянина изображаешь? Голубая кровь покоя не дает? Садись. Свое - ты еще не отсидел.
Альберт Львович с облегчением направился к журнальному столику и стоящим рядом с ним двум кожаным креслам.
- Я твою родословную помню, - с растяжкой продолжил Юрий Петрович. – И Ивановым был. И Петровым … Сейчас, наверно, Сидоров по паспорту? Знатная фамилия. И имя ты себе подобрал звучное – Альберт. А ведь недавно был обычным Василием … Растешь…
- Под твоим присмотром, Юрий Петрович … Твоими заботами и твоими ценными указаниями … - Альберт Львович уже начинал приходить в себя.
- Не ехидничай, - прервал его Юрий Петрович.
Он встал из-за стола и начал прохаживаться по кабинету. Среднего роста, крепко сложенный, с круглой, прямо сидящей головой и серыми, почти не мигающими глазами он излучал уверенность и спокойствие. На нем были коричневатый, в мелкую клеточку пиджак, темно коричневые брюки и темно оранжевые, какого-то замысловатого техасского покроя ботинки. Особое внимание Альберта Львовича привлек его галстук, желтый, в зеленовато-золотистую полоску. «Пиджак, конечно, от Армани,- прикидывал Альберт Львович. – а галстук, пожалуй, от Валентино … Умеет, однако, одеться…»
Сам Альберт Львович уделял одежде особое внимание. Он считал, что как голубой, он имеет особо тонкий вкус и всегда сумеет одеться элегантнее любого натурала. Но, нет. Рядом с шефом он выглядел бедным родственником, только что приехавшим из провинции. От Юрия Петровича исходили флюиды власти и силы, и это придавало его облику особое обаяние, как бы он ни был одет. Он и в тюремном бушлате смотрелся неплохо, отметил про себя Альберт Львович. Всегда чем-то руководил. При трениях с лагерной администрацией его непременно выбирали на роль переговорщика. Когда-то Альберт Львович завидовал этой нематериальной, неизвестно из чего складывающейся харизме, но потом успокоился. Харизматичность, как и красота, дается от природы, и здесь выше себя не прыгнешь.
Словно угадав его мысли, Юрий Петрович внимательно осмотрел его костюм, задержался взглядом на бабочке и проборе и неожиданно заметил:
- Одеваться нужно проще, как Ленин. Но, как и он, со вкусом.
К чему это клонилось, Альберт Львович не мог понять. Он живо представил Ленина в мятом, заношенном пиджаке, с кепкой в кармане и решил, что это только ирония.
Глава 5
Секретарша внесла поднос, на котором стояли две чашки кофе, два пузатых бокала, на треть наполненные коньяком, и блюдечко с порезанным на тонкие дольки лимоном. Юрий Петрович снял с полки какую-то толстую книгу и тоже присел к журнальному столику.
- Ты, может, чефир желаешь заказать? – спросил он с поддельным участием. – Извини, не держим. Чефир мы с тобой еще успеем попить, если будем так работать. А пока придется удовлетвориться ирландским коньяком. Давай выпьем, Альберт, за то, чтобы ты пережил катарсис!
-Что, что? – удивился Альберт Львович и даже поставил свой бокал на столик.
- После тоста пью, а не спрашивают, - остановил его Юрий Петрович. Они чокнулись и отпили по паре глотков.
- Ну, как коньячок? – Юрий Петрович явно ожидал услышать восторженный отзыв.- «Хенесси». Десятилетней выдержки. Пятьсот долларов бутылка. А широкие бокалы для того, чтобы немного подогреть его теплом ладони и оживить букет. Ты, правда, предпочитаешь граненый стакан…
- Коньяк великолепный, - согласился Альберт Львович, хотя сам ни коньяка, ни водки в последнее время уже не пил. Заботясь о здоровье, он предпочитал сухие французские и американские вина. – Так за что мы все-таки пили?
- За катарсис. За очищение души от отягчающих ее грехов и страданий. И от денег, конечно, потому что от них основные грехи. Тебе этот самый катарсис очень будет полезен. За промахи в работе на тебя налагается штраф в пять тысяч зеленых. Принесешь потом. Будешь помнить: топтание на месте может завести далеко.
- Штраф – это хорошо… - задумчиво сказал Альберт Львович. – А откуда ты взял этот самый катарсис?
- Вот из этого словаря. - Юрий Петрович положил на столик «Словарь иностранных слов», который он держал на коленях. – Я теперь расширяю свой кругозор. На зоне ничего ведь, кроме мата и блатной фени, не усвоишь. А здесь приходится общаться с грамотными, интеллигентными людьми. У них дипломы, они по-английски спикают и по-немецки шпрехают. И мне не хочется быть лыком шитым. Если нужно, я тоже могу выглядеть раскованным, эрудированным и даже немного эксцентричным и экстравагантным.
- Это ты неплохо придумал, - поддержал Альберт Львович, но в голосе его все же звучала ирония. – Может, ты и иностранные языки выучишь?
- Если для дела будет нужно, выучу, - вполне серьезно ответил Юрий Петрович. – А сейчас это не нужно и даже вредно. Соберусь за рубеж, всю мою биографию перелопатят. Такое найдут, что я и сам не хотел бы вспоминать. – Неожиданно он сменил тему. – На прошлой неделе тебя четыре раза видели в центральных ресторанах. Любишь отдохнуть после напряженного трудового дня? Наверно, за казенный счет?
- Я только за свои!
- Да уж надеюсь… Хотя где свои, где казенные, у тебя не очень разберешь. Транспарантность нужна, дорогой, открытость финансовых потоков. Ты, кстати, не крысятничашь случаем, всю прибыть сдаешь?
- Упаси бог, Юрий Петрович! Сам знаешь! – как можно увереннее ответил Альберт Львович, хотя довольно смутно представлял, где кончаются общие деньги и начинаются «свои». Ему назначалась сумма прибыли, и он ее регулярно приносил. Все остальное он считал собственными, честно заработанными доходами.
- Знаю, - подтвердил Юрий Петрович, - сам тебя учил. За крысятничество разговор простой – голова долой. Но я боюсь, что ты с этой жизнью в верхах, с дорогими ресторанами и приемами совсем прогнил. Каких пороков у тебя нет?
- Я не лесбиянка! – не раздумывая, решительно заявил Альберт Львович.
- А разве это порок? Лесбиянство приносит тебе почти четверть всей прибыли, а ты о нем так дурно думаешь. Двум мужикам, значит, можно, а двум женщинам нельзя? А где же равенство полов, где эмансипация?
- Я не против, - отступил Альберт Львович. – Пусть лижутся, если это никому не мешает.
Юрий Петрович поднял бокал:
- Ну, еще по чуть- чуть? Может, тост какой скажешь? Похвастаешься чем-нибудь? Не желаешь, нечем хвастаться. Давай выпьем за принцип «чего хочет клиент, того хочет бог»! Ты, наверное, слышал о таком законе природы?
- Еще бы! – Альберт Львович обрел уверенность. – Это основное правило нашей работы!
- А хочет клиент, чтобы его за член кусали. Как ты думаешь?
- Не хочет. Точно не хочет.
- А ведь в следующий раз она еще больше обнюхается, обкурится, обопьется, а потом – в игривом своем настроении – откусит полчлена и проглотит. Даже пришить назад будет нечего … Придется у тебя наполовину обрезать. Трансплантант будет! – Юрий Петрович засмеялся, довольный неожиданным поворотом своей мысли.
- Пожалуйста, - ответил, хотя и без энтузиазма Альберт Львович. – Пописать можно и коротышкой … А что если, Юрий Петрович, клиент захочет вдруг что-нибудь несовершеннолетнее, девочку или мальчика?
- Это не наш клиент. Это – педофил, уголовник. Таких лучших друзей маленьких детей не любит не только милиция, но и тюрьма. Ты это знаешь, Мы действуем исключительно в рамках закона. Иногда идем по самой грани, но эту грань не переступаем. Проституция не запрещена законом. Рамки ее еще не определились, но прямого запрета нет. А в нашем свободном обществе все, что не запрещено, разрешено.
- Хорошо бы ввести проституцию в кодекс законов о труде. Как особую специальность, - мечтательно сказал Альберт Львович. – Слесарь, шофер, предприниматель, учительница, проститутка …
- Со временем введут. Но не надейся, что скоро. Наверху работают над этим. Но люди, от которых зависит решение вопроса, пока слишком много хотят даже за то, чтобы намекнуть на легализацию проституции.
- Жалко. Но когда-нибудь будет так… - начал фантазировать Альберт Львович, - Приходит в учреждение симпатичная женщина и говорит: «Здравствуйте, я проститутка. Вот мое служебное удостоверение. Кого у вас сегодня обслужить?» Или приходит в учреждение симпатичный молодой мужчина…
Юрий Петрович усмехнулся и покрутил пальцем у виска.
- Ты совсем обалдел? «Обслужить!» На канцелярских столах, что ли? В рабочее время или, может, в обеденный перерыв? Для этого дела будут специальные места, может даже целые кварталы, где только этим и станут заниматься. Ты профанируешь важную идею.
Неожиданно Юрий Петрович сменил тему, словно вспомнив что-то.
- Следовало бы, как в прежние времена, выговор тебе закатить или даже строгача с занесением в личное дело! – горячо заговорил он, но тут же перешел на обычный тон. – Но нет у тебя личного дела.. Некуда заносить взыскания… Твое личное дело лежит теперь, наверно, в милиции или, бери выше, в ФСБ. И туда военный чиновник пишет ленивой рукой какую-нибудь мелочевку. А может, благодарности тебе в личное дело пишут, не подскажешь? Смотри, ты знаешь, что бывает со свиньей, которая ест из двух корыт сразу, Под нож она идет. Пузо у нее слишком толстое… Ты состоял в партии?
- В какой? – недоуменно спросил Альберт Львович.
- В какой, в какой! В самой демократической и единственной.
- Нет, - ответил Альберт Львович, догадавшись, что речь идет о старой коммунистической партии. «Скучает по старым временам… - подумал он. – Вождь мирового пролетариата неожиданно вынырнул … А что ему эти времена? Ничего хорошего в них не было. Кроме нашей с ним молодости. По ней и скучает… А признаваться не хочет».
- А состоял бы, - продолжал тем временем Юрий Петрович, - я бы сейчас рубанул тебе: «За развал работы – партбилет на стол!»
- Не было у меня никакого партбилета. Октябренком был, а из пионеров выгнали …
- Хорош гусь! Даже в комсомоле не состоял, а теперь на руководящей работе!
- Но ты тоже «не был» и «не состоял», - возразил Альберт Львович.
- А вот здесь ты ошибаешься! - Юрий Петрович довольно усмехнулся. – Пока ты после очередной отсидки за сто первым километром картошку выращивал, я в райкоме партии работал. Руководил, что называется, массами… После тюрьмы товарищи помогли, хорошие бумаги сделали… По биографии я теперь из самых низов, от станка. Потом заочный институт, работа на БАМе … Ты о БАМе одно знаешь: «Приезжай ко мне на БАМ, я тебе на рельсах дам». А я лично …
- Да не был ты на БАМе! – прервал его обиженно Альберт Львович. – В райкоме, может, работал, а там не был. Под какой фамилией ты бамовскими партийцами руководил?
- Много знать хочешь, - умерил его любопытство Юрий Петрович. –Поостерегись … Не будем спорить. Ты в молодости форточником был? – вдруг спросил он, как если бы подзабыл об этом.
- Да, первый срок …- подтвердил Альберт Львович, явно не склонный предаваться воспоминаниям.
- Ну вот, - неожиданно заключил шеф. - Выгонят из фирмы, у тебя есть какая никакая профессия. На рестораны и молодых любовников не заработаешь, но на хлеб с селедочкой хватит. А трахаться, в конце концов, и с дворником можно. Я валютчиком был, фарцевал. Кому сейчас это нужно? На каждом углу обменный пункт, Меняй, не хочу. Если окажусь безработным, придется переучиваться…
Они допили коньяк, Юрий Петрович встал начал снова прогуливаться по ворсистому ковру кабинета. Наступила пауза, предвещающая завершение разговора. «Сидячая работа … Тяжело человеку, привыкшему к постоянному движению на свежем воздухе сидеть теперь в кабинете … - думал Альберт Львович, глядя, как шей крутит регулятор кондиционера, висящего за стеной. – И мне не легче. Почти каждый день четыре- пять часов вечером в ресторане … Зад отсидишь … В моем возрасте и с моей подорванной тяжелым физическим трудом биографией это неполезно …» Он взял со столика и раскрыл «Словарь иностранных слов» и его мысли потекли в другом направлении. «Букву «э» шеф хорошо проработал. Сейчас, чего доброго, вставит «эволюцию» и «экстрадицию». Надо бы и мне заняться самообразованием … Почитать что-нибудь умное … Булгакова я недавно почти всего прочитал. Кино про Шарикова видел … Теперь следует познакомится поближе с Пелевиным. Тоже классик. Его «Чапаева и Пустоту» я читал. Неплохо, кое-что запало в душу. Но в целом темновато … Стихи хороши. Каждый пролетарий получит в светлом будущем большой бублик, чтобы вращать его на своем члене … Ни в одной кампании не посидишь, чтобы не услышать: «Ну, Пелевин! Это великолепно! Он теперь живет в Германии, в старинном замке и снова что-то пишет…» В памяти всплыл черный томик Пелевина, купленный недавно. На обложке помещена фотография автора. Он в больших темных очках, да и еще закрыл нижнюю часть лица ладонями. «Вот так на паспорт бы сфотографироваться, - усмехнулся Альберт Львович. – Цены бы не было такому паспорту. Им мог бы воспользоваться почти любой. А если бы потом поместили афишку на стенд «Их разыскивает милиция», задерживать пришлось бы каждого второго …»
Башмаки Юрия Петровича чуть слышно поскрипывали. «И скрип какой-то особенный …- мысль Альберта Львовича вновь изменила направление. Об отвлеченных материях он долго думать не любил. – Зачем они делают со скрипом? И еще интереснее: зачем люди платят за этот скрип?» Он посмотрел на свои туфли. «Неплохо. Хорошая фирма, но сразу видно, что не тысяча долларов … Такие носят клерки в банке. А я все-таки вице-президент … Корочки моего удостоверения, изготовленные по специальному заказу, стоят дороже, чем все, что на мне одето …»
- Значит, так, - прервал затянувшееся молчание Юрий Петрович, - перейдем к делу. Баба с возу упала, не вырубишь топором. Работали мы спустя рукава. Ты лентяйничал, устраивал свою личную жизнь, а я тебе потакал …
Альберт Львович попытался протестующе поднять руку, но шеф отмахнулся от него.
- Ты просто законченный мудак, если называть вещи своими именами. Тебе дали лакомый кусочек, а ты суешь его… Не хочется даже говорить, куда… Подожди, и он сам оттуда выйдет. Дела идут кое-как, а ты развлекаешься. … Еще один прокол и я переведу тебя с «люкса» и салонов на проституток-дорожниц. Будешь курировать участок от Белорусского вокзала до Шереметьево. Там в основном на обочине стоят женщины и ждут подъезжающих клиентов. Но есть немного и голубых. Бардак там полнейший. Все время нашим опекунам морды бьют. Наведешь порядок. Рабочий день будет заканчиваться в три ночи, а начинаться в шесть утра. Чтобы ты мог проконтролировать и утреннюю, и вечернюю смены …
- Ты что, Юрий Петрович! – забеспокоился Альберт Львович. - Пощади! Там мордоворот нужен, а посмотри на меня!
- Ну, это в будущем. Пора тебе знать, в каком углу стоит кнут. Маленький кнутик. А большой ты знаешь, где находится. Там, куда Макар телят не гоняет. Оленей он в этих местах пасет.
Края, где пасутся стада оленей, Альберт Львович знал не понаслышке, и поэтому только согласительно кивнул.
- Я эти места знаю … Но стараюсь не вспоминать.
- Твоя задача простая. Продумать, как перестроить свою работу. Иначе, боюсь, придется кое-что из прошлого не только вспомнить, но и увидеть. – Юрий Петрович помедлил и заключил: - Встретимся через три дня, в это же время. Я тоже буду размышлять. Одна голова в корзине для мусора – это хорошо, а две, если вторая из них моя, - намного хуже.
Шеф проводил Альберта Львовича до дверей своего кабинета, пожал руку, ободряюще улыбнулся.
Глава 6
Несколько дней Аня ходила как потерянная. Мысли постоянно возвращались к разговору с Альбертом Львовичем. «Как он посмел предложить мне стать путаной? – думала она. – Неужели в моем облике есть какой-то изъян, позволяющий надеяться, что я соглашусь на такое гнусное предложение?» Она перебирала свою жизнь в последний год и не находила ничего, что говорило бы против нее…
Но все-таки что-то было… Знакомство с Виктором, неожиданно вспыхнувшая любовь, а потом лихорадочные поиски работы. Не просто «работы», а хорошей работы, за которую прилично платили бы… Уже в этих поисках она переступала какую-то грань… И вот результат…
Аня вспомнила, как они в очередной раз встретились с Виктором. Это было в парке, в прекрасный летний день. Шелестела листва, щебетали птицы. Пустынное небо без воздуха поддерживалось, казалось, только солнечным светом.
Впрочем, каждый из дней, в которые они встречались, казался им прекрасным, хотя иногда небо хмурилось тяжелыми тучами или шел дождь. Это о чем-то говорило. Наверное, о тех чувствах, через призму которых окружающий их мир разлагался для них в многоцветную, сияющую радугу.
Анна немного опоздала. Запыхавшись, она рухнула на скамейку рядом с Виктором.
- Уф … Прости. Эти автобусы…Они вымотали мне всю душу.
- Прощаю и наказывать не буду, - с деланным равнодушием произнес Виктор. Приобняв ее за плечи, он наклонился к ее уху и прошептал заговорщески: - Накажу позже и в другом месте…
- Нет, милый, другого места сегодня не будет. Посидим немного и по домам …
Виктор явно этого не ожидал и на некоторое время замолчал. Глядя вдаль, Анна спокойно выдержала паузу.
- Ты как-то странно сегодня одета … - начал Виктор, искоса рассматривая ее. – Платье тебе явно мало …
Он как будто хотел поддеть ее.
- Я купила его еще перед десятым классом. А сейчас мне почти двадцать.
- Но в нем ты выглядишь немного легкомысленно …Какая-то полуодетая …. Кто-то может даже посчитать тебя … - Виктор не мог подобрать нужного слова.
- Шлюшкой, что ли? – насмешливо спросила Анна. – Если бы я была шлюхой, я была бы одета гораздо лучше. И не сидела бы в этом глупом парке. Ты взгляни, здесь одни подростки и пенсионеры, которым некуда больше податься!
- Я совсем не то хотел сказать! – попытался исправить ситуацию Виктор. – Платье как платье, парк как парк …
Снова наступила пауза. Мимо скамейки медленно прошли две молодые еще пары. Мужчины переругивались между собой и угрожающе тянули друг к другу кулаки, но женщины успевали вовремя растаскивать их. На одной из женщин топорщилось какое-то безразмерное платье. Другая была в игривой прозрачной блузке и напоминала добропорядочную мать семейства, вздумавшую прикинуться «ночной бабочкой». Мужчины были одеты в обвисшие рубашки и вытянутые на коленях брюки и чем-то неуловимо походили друг на друга.
- Беременный гвоздь! – обзывал один из них другого, у которого явно намечалось отвисающее брюшко.
- Членоголовый мудак! - отвечал тот, явно довольный своим остроумием.
До мата дело не доходило, дракой не пахло. Вяло переругиваясь, пары тащились по аллее, не желая почему-то разойтись в разные стороны.
- Отдыхают …- заметил Виктор. – Обожрались у киоска пивом и там же переругались…
- Наше недалекое будущее, - с сарказмом сказала Анна. – Перебрать пива и искать, с кем бы сцепиться. А я стану разнимать и, может, схлопочу по физиономии …
- У нас все будет иначе … - возразил Виктор. Но каким окажется это «иначе», он не представлял и снова замолк.
Раньше они болтали без умолку, нередко перебивая друг друга. Говорили обо всем и ни о чем, и каждая мелочь казалась им достойной внимания. Их переполняла радость от встречи и близости друг другу, придававшая какое-то особое значение тому, что говорилось, даже если речь шла о букашке, ползущей по парковой скамейке. Но что-то менялось в них самих или вокруг них, и учащающиеся паузы в их разговорах являлись наглядным свидетельством этого.
- О чем ты мечтаешь? – спросил Виктор.
Анна повернулась к нему, взяла его за плечи и посмотрела прямо в глаза.
- Сейчас или вообще? Сейчас ни о чем. А вот что касается будущего, у меня действительно есть мечта. Одна, но большая и необычная …
- Может, скажешь, если не секрет? – В голосе Виктора не было настойчивости. Он был уверен, что разговор пойдет о ее чувстве к нему и об их дальнейших отношениях, и не хотел оказывать давление на нее.
- Конечно, скажу, - улыбнулась Анна. И ее ответ оказался полной неожиданностью для Виктора. – Моя мечта – красивая жизнь среди красивых вещей.
Она продолжала смотреть ему в глаза. На минуту Виктор задумался, отвел взгляд и равнодушно произнес:
- Хорошая мечта … Но какая-то абстрактная … Красивая жизнь – только образ, иносказание …
Анна рассмеялась.
- Ты мне скажи еще, что настоящая красота – в душе человека, а внешняя красота – только мишура.
Она оттянула кончиками пальцев его рубашку и затем брюки на бедре.
- Посмотри, в чем ты ходишь, - произнесла она с чувством жалости. – Молодой, энергичный, можно сказать красивый … А донашиваешь вещи старшего брата …
- Ты прекрасно знаешь, что у меня нет никакого старшего брата, - сухо и обиженно остановил ее Виктор.
- Тогда, значит, еще хуже – дедушки. Он-то у тебя, надеюсь, был? А ты еще пытаешься подколоть меня моим старым, давно вышедшим из моды платьем …
Он примирительно погладил ее ладонью по обнаженному колену.
Скоро у нас все изменится … Уверяю тебя …
- С интересом слушаю. И заметь, не в первый раз. Вот-вот все перевернется. Мужественный Вик окажется на самом верху и подаст руку своей ненаглядной Эн … И они окажутся в сияющем новом мире, в котором люди не донашивают годами старые платья и рубашки, пользуются французскими духами и американскими презервативами, а не заканчивают себе на бедра …
Рука Вика поползла по ее ноге, забралась под платье и кончики его пальцев замерли под ее трусиками. Он положил голову на ее плечо и, искоса заглядывая в ее потемневшие, ставшие из ярко серых вдруг сероголубыми глаза, произнес с деланным равнодушием:
- Может быть, сходим в гости к Кустинскому?
Анна нежно погладила его руку, но сказала:
- Нет, не пойдем.
- Ну, тогда к Лужайкину? – настойчивее произнес Вик. – В конце парка живет великолепный Лужайкин.
- Ты прекрасно знаешь, что я не пойду в конец парка. Там скинхеды терроризируют всех в перерывах между траханиями друг с другом.
- Но в парке нет других мест! – В голосе Виктора сквозило недоумение.
Анна поцеловала его в щеку и ласково провела ладонью по его волосам.
Ты должен понять, - мягко произнесла она, - что я устала постоянно трахаться в кустах и на лужайках. Эта влажная, колючая земля … Бр-р-р … Устала в грязных подъездах, в подвалах, на чердаках!
- Ну, хоть чердаки пощади! – Виктор попытался свести разговор к шутке. – Наш хитрый и добрый друг Карлсон только на чердаках все и делает. Говорят, и Малыш уже начинает потихоньку осваивать чердачок своего дома со своей многоопытной гувернанткой …
Виктор нес ерунду, пытаясь перевести разговор в другую плоскость. Он знал, что Анна до крайности раздражена неустроенностью их сексуального общения. Между ними уже не раз возникали трения, когда он пытался овладеть ею прямо на улице, в нише какого-нибудь дома, у дерева на тротуаре или во дворе, неподалеку от провонявших до самой своей ненасытной железной утробы мусорных баков. В последнее время ее раздражали уже и романтические кустики с маленькими уютными лужайками между ними. Даже столь любимый раньше пляж, на котором можно было трахаться и одновременно катиться в пугающую ночную черноту, не вызывал теперь у нее энтузиазма. Анна все больше ограничивала их интимные отношения поспешным оральным сексом, прямо на скамейке. Особенно Виктора злило то, что потом, вместо горячего, влажного поцелуя, она доставала из сумочки платочек и аккуратно вытирала им губы. В этот момент она напоминала религиозную старушку, слишком горячо приложившуюся губами к замусоленной стеклянной крышке с мощами провинциального святого. «Вот так … - думал он. – Не отходя от кассы, то есть от скамейки …»
Все это тяготило и его. Но что можно было сделать? К тому же вся его сексуальная жизнь и до Анны протекала в кустах и на лужайках. А когда становилось холодно – в чужих подъездах, в замусоренных подвалах и на еще более грязных чердаках. Все жили так, и он не был исключением. В редких случаях оказывалась пустой чья-то квартира. Но в нее обычно набивалось столько пар, что об уединении не могло быть и речи.
- В парке, кроме, скамеек, кустов и лужаек, ничего нет … - грустно заметил Виктор, начинавший уже утрачивать уверенность в том, что сегодня ему удастся добиться своего. – Может, ты хочешь на веранде вон того кафе? – показал он на открытую и ярко освещенную веранду, на которой вяло переминались в танце несколько совсем юных посетителей.
- Да уж лучше на этой веранде, чем в твоих паршивых кустах!
Вопрос был исчерпан, и к нему не стоило больше возвращаться. Виктор убрал свою руку из-под платья Эн и прислонился спиной к спинке скамейки. Потом он забросил руки за голову и минуту, не отрываясь, смотрел в пустое, без единого облачка небо. Никаких новых мыслей не приходило.
- Эн, ты меня любишь? – Он спрашивал с таким видом, будто не был уверен в ее ответе.
- Люблю, конечно. Но ты в этом все еще сомневаешься.
- Крепко?
- А как ты думаешь? – Она потянулась к нему и поцеловала.
- Думаю, что да, - сказал он, не меняя положения и по-прежнему глядя вдаль. – Надеюсь, что да, – поправился он. - Ты веришь, что я тебя люблю?
- Верю.
- Очень люблю?
- Тоже верю.
Эти разговоры о «любишь» и «как любишь» происходили между ними постоянно. Им снова и снова хотелось убедиться, что их взаимная привязанность, вспыхнувшая полгода назад с такой силой, ничуть не ослабела и ей ничего не грозит. Однако в последнее время в уверения о любви стала вторгаться новая нота. Она была связана с неопределенностью их будущего.
- И веришь, что никогда не разлюблю? – продолжал Виктор.
- Вот в это не очень. – Анна шутливо провела пальцем по его носу и остановилась на его губах, мешая ему возразить. – Все меняется.
- Но я остаюсь тем же!
- Как сказать, - не согласилась она. – Тебя изменит, а потом и вовсе съест нищета. Это ужасная, неподвластная ни уму, ни воле сила. Ее воздействие на характер человека так же неотвратимо, как действие на его тело земного притяжения. Ты даже не замечаешь, что уже сейчас ты бываешь по-люмпенски агрессивен и даже антисоциален. У тебя вызывает неприязнь все, что связано с богатством. Дорогие автомобили, фирменная одежда, рестораны. Еще пять-семь лет нищеты, и ты начнешь требовать поделить все между всеми поровну. Но это уже было и ничего не дало …
- Ты, конечно, умная …- с явной желчью протянул Виктор. – Ты ведь училась в университете … Психологию там проходила …
- Социологию, - поправила его Анна.
- А теперь пишешь картины маслом… Скоро тебя пригласят на вернисаж и ты станешь богатой…
- Никто меня никуда не пригласит. Ты знаешь, сколько своих картин я продала? Одну! И получила за нее копейки! Я художница только для своих хороших знакомых, а для всех остальных – я ничто! Тебе нравятся мои картины?
- Я их не видел! Я никогда не был у тебя дома, как и ты у меня. Но, думаю, что понравятся, когда увижу…
- А мне самой они пока что не очень нравятся! Я стараюсь, но мое старание прямо лезет через холст. Оно режет глаз зрителю. У меня не было хорошей художественной школы, в училище нас учили кое-как… Покупать мои картины пока что можно только из большого уважения ко мне.
- Но твой приятель, с которым ты вместе когда-то училась в университете, говорил, что ты не без таланта…
Анна досадливо отмахнулась от него.
- Талант, если он и есть, - это всего лишь бриллиантик. А кто его огранит? Кто выставит на продажу? Ничего этого у меня нет, и, боюсь, что не будет. А без поддержки я – никто.
Виктор перевел разговор на себя, но, как оказалось, неудачно.
- Мы университетов не кончали. Для нас кулинарный техникум – недостижимая вершина …
- Не надо, Вик, - остановила его Анна. – Я в университете недолго училась… Университетов, как ты говоришь, не кончала, но хвастаться здесь нечем. А люмпенскую психологию я знаю по своему отцу. Вместо того чтобы заняться каким-нибудь стоящим делом, он отработает кое-как восемь часов в своей нищей конторе, а потом лежит на диване и ворчит на несправедливую жизнь. Все достается, мол, богатым бездельникам, а работяга остается ни с чем…
- Я не такой, - возразил Виктор. – У меня есть самолюбие, и я многого добьюсь!
- Хотелось бы в это верить, - без всякой уверенности произнесла Аня. – Но пока ты ничего не делаешь. Ты считаешь себя хитрым. А хитрый человек знает, что легче плыть по течению, чем грести против него. Вот ты и плывешь по течению, как и большинство людей, бравирующих своей хитростью. А что из этого, в конце концов, выходит?
- Ты не права! Я стараюсь …
- Старайся. И со временем ты пригласишь меня куда-нибудь, а не только в кусты.
- Приглашу. Обязательно приглашу. Скоро у меня появится новая работа, а с нею и деньги …
Анна посмотрела на него с сожалением.
- Ха-ха, - произнесла она по слогам. – Это смех. Ты врешь не только мне, но и самому себе. Ты доволен своей жизнью и ничего не хочешь в ней менять.
- У меня будут большие деньги!
- Ха-ха-ха! Это уже большой смех. Во-первых, не в деньгах счастье. Оно в том, чтобы с максимальной полнотой проявить себя. А, во-вторых, помнишь, как у тебя были большие, как ты выражаешься, деньги и мы ходили с тобой в ресторан? Ты пересчитывал свою мелочь в кармане и волновался, что не хватит расплатиться. Мне стало жалко тебя, а потом и себя. Человек с деньгами живет по принципу правой руки. Он держит ресторанное меню в правой руке, так как цены его не интересуют, и читает только названия блюд и вин. А мы с тобой, если даже и попадем в ресторан, будем действовать по принципу левой руки. Закроем все названия и выберем те цены, которые мы способны осилить. Как саперам на минном поле, нам нельзя будет ошибиться. Иначе будет стыдно. И не надо уверять, что у тебя вот-вот все переменится. Ты лучше пообещай мне платить хоть какие-то алименты, если я рожу тебе ребенка. Ты даже не можешь купить мне гормональные противозачаточные таблетки, а презерватив ты не любишь …
Пока она говорила, Виктор все больше задумывался. Все правильно, но что можно сделать? Все его попытки найти более или менее приличную работу кончались ничем. О каком-нибудь маленьком бизнесе не могло быть и речи с его хилыми знакомствами. «Все мои друзья – начинающие неудачники, - с грустью подумал он. - И я такой же начинающий неудачник. Мне не удержать Эн. Как бы я ее ни любил». Он понимал, что Анна красива. Редкий мужчина не задерживал на ней изучающий, а иногда и призывающий взгляд. Она его любит, но со временем найдется человек, более удачливый в этой жизни, чем он, и уведет ее с собой. Вот если бы ничего не менялось и оставалось таким же безоблачным и чистым, как в последние месяцы!
После минуты молчания Виктор неожиданно и с горечью в голосе воскликнул, заставив Аню вздрогнуть:
- Какое несчастье – быть влюбленным и не иметь денег!
- Это просто бедствие! – эхом отозвалась Анна.
- Но все-таки мы счастливы … - как бы оправдываясь, начал он.
- Счастливые нищие! Явно комические персонажи!
Она растрепала его волосы и уверенно сказала:
- Не унывай, мы что-нибудь придумаем. У меня есть кое-какие идеи …
Виктор насторожился, предчувствуя грозящие опасностями перемены. Анна достала из своей потертой сумочки лист из рекламной газеты, нашла отчеркнутое объявление и начала читать вслух:
- «Юноши и девушки! Профессиональная школа эротического танца предлагает работу по специальности стриптиз. Возможно обучение высококвалифицированными педагогами, постановка номеров». Как тебе это нравится?
Виктор представил себе помост в прокуренном кабаке, полном пьяных мужиков, и свою Эн, стоящую без лифчика на этом помосте и собирающуюся снять свои миниатюрные трусики. Она держится одной рукой за вертикальную стойку, вокруг которой будет потом вертеться, рассылая другой рукой воздушные поцелуи. На ее лице ослепительная улыбка, в глазах у публики неприкрытая похоть.
- Мне это совершенно не нравится! Нагишом перед мужиками, да еще пьяными! А они будут совать тебе в трусы мятые купюры своими грязными лапами!
- Ты видел когда-нибудь стриптиз?
- Конечно, видел! В кино.
- А наяву?
- Нет, не видел. И не очень хочу. По-моему, это пошло.
Анна посмотрела на него с неприкрытой усмешкой:
- А почему ты решил, что стриптизершей буду я?
- А кто? – повернулся к ней обескураженный Виктор.
- Ты, Вик!
- Я?!
- Конечно, ты. Закончишь школу стриптиза и будешь показывать нам, женщинам, эротический танец. Ну, и тем мужчинам, которые любят других мужчин. У тебя есть все данные.
- Какие еще данные?
- Ты хорошо сложен, гибок, у тебя длинные ноги, выразительное, хотя и не совсем правильной формы лицо… Немного потренируешься – и на сцену.
- А если придется совсем раздеться?
- Ничего страшного, у тебя есть что показать. Я ведь сама мерила! – захохотала Анна.
- Зря я тебе это разрешил…
- У меня есть интересная книжка, ты обязательно ее почитай. «Психология сексуальных отклонений». Ты, можно сказать, половой гигант. Хотя бывают и заметно больше, но это уже редкость.
- Ты из книжки это берешь или из личного опыта? – насторожился Виктор.
- Какая разница, - отмахнулась Анна. – Мы о деле, а ты о пустяках. Я не такая уж большая любительница измерять. Твой мне просто понравился… Ты ведь только что уверял, что стараешься что-то придумать. Вот и покажи свое старание!
- Вывалить член наружу, на обозрение публики!
- Если ты вывалишь его здесь, в парке, - это будет эксгибиционизм. Прохожие только испугаются, а тебя заберут и упрячут в психушку. Но если ты обнажишь свой железный меч на сцене, перед понимающей публикой, - это будет уже высокое искусство. Ведь стриптиз – искусство человеческого тела. Тот же балет, но только с большим эротическим уклоном. Балет обожают старички, которым достаточно только легкой щекотки и для которых секс – это преимущественно ностальгия по сексу. А стриптиз любят молодые, сильные люди, которые хотят и умеют кончать, и щекотать их особенно незачем – они и без этого всегда наготове.
Виктор с подозрением посмотрел на нее, взял из ее рук газету и еще раз перечитал объявление.
- По-моему, ты это не сейчас придумала…- задумчиво сказал он. – Запаслась газетой, полистала книжечку…
- В этой книжечке – семьсот страниц, - возразила Эн.
- И все об этих самых отклонениях? Много же их. Будем теперь читать вместе. Пора и нам начать извращаться! Но что будешь делать ты? Я оголяюсь перед публикой, а где ты? В зале, что ли?
Анна засмеялась.
- Зачем мне быть в зале? Вход туда платный, а я вижу тебя голым и бесплатно. Не у Кустинского, конечно, и не у Лужайкина, где ты штаны ниже колен спустить не рискуешь. Но вижу. И если нужно, еще раз перемерю, а то ты, как будто, засомневался и в моих измерениях, и в самом себе. А вот я… Я тоже, наверное, пойду в стриптиз!
- Только не это! – воскликнул Виктор. – Ради бога, Эн!
- Ну, почему же? На курсах стриптиза, на которые мы с тобою поступим, будем сидеть за одной партой, как в школе, и писать друг другу нежные записочки. А вечером мы оба на сцене, ты показываешь свой, а я свою… Люди, понимающие толк в этих вещах, скажут: «Какая чудесная пара! Как они гармонично дополняют друг друга!».
- Не нужны мне такие комплименты. Ради тебя я готов на все, но ты должна быть невинна и чиста! Стриптиз тебя развратит.
- Тебя, значит, не развратит, а меня непременно развратит! А где же равенство полов? Я – свободная женщина, и если ты будешь раздеваться при публике, у меня есть полное право делать то же самое.
Виктор притих и только произнес:
- Не надо об этом. Я просто прошу тебя… Придумай что-нибудь другое…
- Может, мне стать секретарем-референтом? – Аня не столько вопросительно, сколько с иронией смотрела на Виктора.
- У этого толстопузого, которого ты мне показывала? У него же есть жена! И хватит с него!
- Его жена уже в возрасте и такая же толстощекая, как и он. Его охранник позванивает мне: «Анюта, переходите к нам на работу, не пожалеете!» Но можно поставить себя строго…
- Он тут же тебя уволит. Некрасивых и пожилых в секретарши хватает. Ему нужна как раз красавица, которая не будет ничего делать и которую он станет регулярно утрамбовывать своим жирным пузом. Это намного хуже, чем стриптиз! Там за деньги только раздеваешься, а все остальное – по твоему усмотрению. А здесь все сразу, на блюдечке с голубой каемочкой… В конце концов его жена узнает о новой красотке-секретарше и заставит его уволить тебя.
- Мне тоже не хочется, - согласилась Аня. – Я буду полностью от него зависеть. Это кабала. А ты сгоришь от ревности, постоянно представляя меня в постели с этим вечно потным толстяком… У тебя, пожалуй, и стриптиз не пойдет. Без этого самого… без энтузиазма… Какой из импотента стриптизер? Я хочу быть независимой женщиной. Хочу выбирать сама.
Виктор задумчиво водил пальцем в глубоком вырезе ее платья.
- Может, такое объявление дать в твою газету, - задумчиво начал он: «Красивая девушка ищет работу, где не нужно будет раздеваться»?
- Не глупи. Это будет звучать как намек на оральный секс: «Ниже подбородка мужчинам вход запрещен!» Таких объявлений, как ты предлагаешь, полно. Они только звучат иначе: «Интим не предлагать». Я звонила по нескольким таким объявлениям, представлялась секретарем-референтом. Везде? в конце концов? соглашаются и на интим, но за особую, дополнительную плату. В одном месте, правда, женщина сказала мне: «Насчет интима – это для красного словца. Ваш шеф как увидит меня, так сам начнет доплачивать мне только за то, что я не навязываю ему свои интимные услуги».
- Неужели для тебя нет вариантов? Должно что-то быть. Домохозяйкой тебе рано становиться …
- Еще бы, - отозвалась Анна. – Нет ни дома, ни хозяйства. Только скамейка в парке и любимый мужчина рядом.
- Но ведь я буду зарабатывать, - возразил Вик. – И надеюсь неплохо.
- Ах, ты уже согласен стать стриптизером?
- Ну, примерно да… Если примут, конечно …
- Но у тебя в трудовой книжке запишут: «Профессия – стриптизер, показывает все, за умеренную плату»!
- Во-первых, так не напишут, а во-вторых, почему «за умеренную плату»? Если есть, как ты говоришь, что показать, то и плата должна быть соответствующей … Будут еще и чаевые …
- От восторженных поклонниц! – засмеялась Анна. – И прямо тебе в трусы!
- Если на мне будут трусы! – Виктору тоже стало смешно. – А нет, буду брать зубами, как собака! Не с перевернутой же шляпой мне ходить, подобно бродячему музыканту? Что-то я тебя не пойму …- посерьезнел он. – Сначала ты меня уговорила, а теперь, как будто, отговариваешь …
- Ни в коем случае! – возразила Анна. - Мне просто смешно представлять тебя голым на сцене. Номер окончен, аплодисменты, а у тебя … этот самый …
- Встал, что ли? – догадался Виктор.
- Вот именно! – снова засмеялась она.
- Боюсь, что мне не будет смешно, - остановил ее он.
- Не переживай, наверно, есть какие-то средства … Есть средства для поднятия его вверх, должно быть что-то и для укладки его на место. И потом, милый, это же ненадолго, - проникновенно сказала она. – Просто у нас сейчас нет другого выхода… Как только он появится, мы бросил все и будем жить только друг для друга … Мы отправимся на необитаемый остров и там погрузимся в пучину своих чувств. Нам никто не будет нужен!
- Я надеюсь, - ответил Виктор, тронутый ее нежностью.
Однако это был еще не конец задуманного Анной. Она открыла свою сумочку и достала оттуда еще один лист рекламной газеты.
- Вот, смотри, - провела она пальцем по строчке. – «Массаж и релаксация». Это для меня. Неплохо?
Виктор удивленно посмотрел на нее. Его взгляд задержался на ее руках.
- Ты взгляни на себя! Ты худенькая, хрупкая. Какая из тебя массажистка? Она должна быть массивной, мускулистой бабой! У нее задница должна быть как асфальтовый каток!
- Массаж этим местом не делают! – осекла его Анна. – Ты еще титьки вспомни! Речь идет об эротическом массаже, а в нем сила – не главное. В нем берут улыбкой, обаянием, даже лаской … Нужно поднять у клиента … э-э-э … настроение … Повысить его тонус перед будущей бурной схваткой … Вот, прослушай: «Массаж. Как глоток дорогого вина, дает наслаждение жизнью сполна. Круглосуточно. Алена». Или вот: «Массаж, расслабляющий для вас. Отдых для души и тела. Выезд и прием на дому. Круглосуточно. Настя». А тот массаж, о котором ты говоришь, - это дешевый, грубый портвейн, бормотуха.
- Что-то здесь не так … - напрягся Виктор. – Какой у тебя прием на дому? Ты даже меня не можешь пригласить к себе в гости.
- У меня будет только выезд.
- Круглосуточно? Я представляю … Просыпаюсь я ночью, скажем, часа в три-четыре, а у меня эрекция. Срочно нужен эротический массаж. Иначе до утра не усну. Звоню тебе, и ты выезжаешь …
- Ты не позвонишь. У тебя денег нет на такое дорогое удовольствие. И тебе некуда вызывать массажистку. К себе в подъезд, что ли? Или на свой чердак?
- Я для примера! – запротестовал Виктор.
- Пример никудышний. Такие, как ты, когда у них эрекция, сами себе делают эротический массаж!
- Я здесь ни при чем! Мне все это не нравится! Какая-то пошлость! Приезжать ночью к мужику, чтобы мягким и нежным поглаживанием подготовить его к схватке … Да он с тобой первой и схватится! Не ждать же ему до следующей ночи!
- Как ты все огрубляешь! – мягко остановила его Анна.- Все сводишь к примитивному, животному сексу … Но можно и в другой форме дать объявление, здесь есть такие образцы. «Массаж для людей с утонченным вкусом и высоким интеллектом. Индивидуальные эротическаие программы. Релаксация-люкс. Высокопрофессионально. Комфортно. Эстетично. Интересно. Оксана».
У Виктора и этот вариант вызвал ухмылку.
- «Для людей с утонченным вкусом …» - ехидно повторил он. Для извращенцев, что ли? «С высоким интеллектом …» Если ты такой умный, сиди, книги пиши, а не вызывай по ночам девушек, чтобы они массажировали твое … это самое … стило. Твое перо …
- Откуда ты такие мудреные слова знаешь? А только что жаловался на недостаток образования! Но можно не выезжать на дом, а быть массажисткой в специализированной фирме. Там я буду не в одиночестве, а в группе массажисток. Смотри: «Аквамассаж, великолепный, эротический, боди и тайский в четыре руки. Попробуйте и вам понравится».
Но Виктор уже был полон скепсиса в отношении массажа.
- Обычному человеку это не понравится, - уверенно заявил он. – В четыре руки? Примитивный коллективный секс!
- Но это же аквамассаж! Клиент лежит в ванне! – возразила Анна.
- А вы рядом с ним, как рыбки в аквариуме. А что такое «тайский»?
- Восточный какой-то.
- Ну вот. Как экзотические рыбки из дальних стран. И трете своему богатому сому разные места, пока он вас не проглотит в этой же ванне.
Было понятно, что идея стать массажисткой вряд ли найдет поддержку Виктора.
- А знаешь, - уже теряя уверенность, добавила Анна, - есть еще массаж в танце … Я ведь неплохо танцую …
- Но не с голым же мужиком! Если вы танцуете, и он раздет, то и тебе придется быть раздетой! Мне все это не понятно. Приглашает человек к себе массажистку. Раздевается для массажа и вдруг начинает танцевать с голой массажисткой! Не иначе, как извращенец.
Анна задумалась и прикрыла глаза. Виктор, искоса смотревший на нее, с интересом наблюдал, как ее длинные ресницы упали на розовые от солнца щеки, губы чуть-чуть приоткрылись, как на шее ритмично пульсировала голубая жилка.
- Ты обиделась, Эн? – вкрадчиво спросил он. – Я хочу как лучше …
- У меня нет больше идей, - устало ответила Анна. – Ты меня монополизировал и никуда не отпускаешь… Стриптиз – плохо, секретарь-референт – еще хуже, массаж – вообще извращение … Если буду слушать тебя, всегда буду сидеть, как сейчас, под твоим боком. Чтобы ты мог протянуть руку и убедиться, что я на месте и со мною ничего не происходит … Ты не веришь мне. Тебя съедает грубая ревность … Мелкий, тщеславный собственник …
Они расстались, так ни о чем и не договорившись.
Глава 7
На очередную встречу с шефом Альберт Львович явился, как всегда, минута в минуту.
Юрий Петрович был спокоен и сосредоточен. Чувствовалось, что он уже принял какое-то решение и ему остается только изложить его. Показав рукой на кресло рядом с журнальным столиком, Юрий Петрович спросил:
- Думал, что будем делать? - Тон его был серьезным, и это означало, что долгого предисловия не будет.
- Думал.
- Головой или этой самой?
- Сейчас не время для этой самой. Подождет …
- Смотри, монахом станешь. А может, монашкой?..
Усмехнувшись, Юрий Петрович взял со стола исписанный лист бумаги и тоже присел к журнальному столику.
- Я тоже думал, - медленно, как бы продолжая свои размышления, начал он. – И тоже не тем местом, на котором сижу. Подвел некоторые итоги и наметил перспективу. Послушай и выскажись. А заодно и ответь на некоторые интересные вопросы. Если, конечно, сумеешь ответить. Проясни кое-что … А то иногда создается впечатление, что не я руковожу тобою, а ты мною. Хвост вертит собакой …
Такое начало лишало Альберта Львовича главного козыря. Собственный план перестройки «люкса» красочно изложить он уже не сумеет. Но что-то важное, может, удастся все же вставить.
- В моем ведении, - продолжал Юрий Петрович, глядя в свои заметки, - шесть департаментов. Своего рода пирамида. Ты ее хорошо знаешь. Чем ниже, тем больше народа, а значит, и бардака. Чем выше, тем сотрудников меньше, а порядка больше. Но это по идее. На самом деле все не так просто. В основании пирамиды – быстрый и доступный, я бы сказал, дешевый, секс. «Дорожницы», как их любят называть. Потом идут «уличные». Они во главе со своими бригадиршами, или мамками, располагаются группами от Белорусского вокзала и до самого центра. Потом всякие салоны, сауны, массажи. Они сейчас у тебя. – Юрий Петрович поднял глаза на собеседника и ухмыльнулся. – Просвети, пожалуйста, что это ты навыдумывал: эротический массаж, французский массаж, тай-массаж? А это: «Люкс-досуг. Блондинки», «Супер-досуг. Все, что видится в фантазиях», «V.I.P.-досуг»?
- Это все снизу идет, от самих сотрудников. Чтобы привлечь клиента экзотикой. А кончается все одинаково …- вяло ответил Альберт Львович, не догадываясь, к чему клонится разговор.
- Ну, кончают-то все одинаково. Только в разные отверстия. Вот этот твой французский массаж, с чем его едят?
- Обычный оральный секс.
- Но делают как-то с фантазией?
- Да нет, только не торопятся. И клиенту помогают созреть. Ласки, поцелуи в разные места … Кроме губ, конечно … Целуют, как французскую розу …
- Ты плохо знаешь, что такое французская роза, - укоризненно покачал головой Юрий Петрович. – Ее не целуют, а лечат.
- Ну, в Парижах я не бывал … Все ездил в другие места …
- Я тоже в Париже не был, а в дальние турне отправлялся, как и ты, как раз в противоположную сторону. Но французскую розу знаю.
- Тогда, просто как розу, - нехотя согласился Альберт Львович. – Ласкают лепестки, дают ей распуститься … А в остальном ничего особенного.
- Черт с ними, пусть так и делают! Не во Францию же их посылать на стажировку! Дома усовершенствуются. А тай-массаж? – продолжал допытываться шеф.
- С восточным уклоном … Позу примут и пауза. Еще поза – опять пауза … И так довольно долго. Больше сорока стандартных поз. Есть еще позы по выбору клиента и за дополнительную плату … Ты бы сам сходил и на себе испытал!
- Схожу, когда интерес будет. Восток – дело тонкое. Спешить там, как ты говоришь, нельзя. А сам ты прошел все эти французские, тайские и другие фантазии? – продолжал вникать Юрий Петрович. Создавалось впечатление, что его интересуют в первую очередь субъективные ощущения Альберта Львовича.
- Как я мог их пройти, если там везде женщины? – даже обиделся тот.
- Женщин, значит, боишься. А ведь медициной давно установлено, что женщина – друг человека. Особенно красивая женщина, которая помогает человеку зарабатывать деньги.
Хотя Юрий Петрович говорил без тени улыбки, было очевидно, что он подшучивает над собеседником и постепенно клонит к какому-то неприятному для того выводу. Впрочем, такой вывод не заставил себя ждать. Юрий Петрович прошел к своему массивному столу, достал из ящика несколько исчерканных страниц рекламных газет и стал читать:
- «Приглашаются девушки для работы в массажном салоне. Желательны хорошие внешние данные, хореографическая подготовка. Возможно без опыта работы. Зарплата от 1000 долларов». Твое объявление?
- Я, как будто, не давал такого объявления …
- Телефон твоей гостиницы на Тверской. Зачем тебе нужна хореография? Ты что, на балет Большого театра работаешь или на нашу фирму? Новичкам, без опыта работы сразу даешь больше тысячи долларов. Набираешь, значит, претенциозных красавиц, да еще и с балетной подготовкой. Меньше тысячи таким платить, конечно, неудобно. А за что? За то, что способна сделать любая более или менее смазливая девчонка? И сделает не хуже, чем твои звезды балета. Вот, еще твое: «Приглашаем девушек-танцовщиц для работы в танцевальных шоу в Испании, Японии, Италии, Боснии, на Карибах. Возможна постановка номера». По глобусу, что ли, выбирал? Пока ты учишь их, они работают на тебя. А потом начинают пищать: «Хотим в Японию! На Карибы! Давай нам желтого или черного … Свои, замухренные, отечественные, нас уже не устраивают!» Ты тратишь деньги на постановку им мифического «номера», а через два-три месяца они разбегаются. Лучше поучил бы их профессиональней свои основные обязанности исполнять …
- Многие дольше работают, - попытался оправдаться Альберт Львович. – Хотя проблемы есть … Вся эта хореография дорого обходится … Но если …
- Вот если бы да кабы, то в заднице у некоторых росли бы грибы! – Юрий Петрович явно не хотел слушать оправданий. – Одни негр написал для эскимосов пособие, как вести себя в сильный холод. Поехал вручать им свое творение, но по дороге, сам понимаешь, замерз. Они потом долго смеялись на его похоронах. Улавливаешь мою мысль?
- Не учи ученого, что ли?
- Вот именно! А ответь мне, пожалуйста, сколько будет пять умноженное на семь плюс два?
Альберт Львович посмотрел на шефа с недоумением.
- Тридцать семь …
- Нет, это будет сорок пять. А вот еще ответь … Сколько будет пять умноженное на семь плюс два?
- Сорок пять! – Лицо Альберта Львовича просветлело.
- Опять неверно! – огорчил его шеф. – Это будет тридцать семь. Не умеешь угадывать мысли начальства! Я в уме расставляю скобки, а тебя это словно не касается. Хороший подчиненный не учит свое руководство. А мысли начальства он читает лучше, чем свои собственные. Улавливаешь мою идею? Не возносись! Тебе есть еще куда расти! Я не зря тебя наставлял, что учиться, учиться и учиться – это лучше, чем работать, работать и работать. Помнишь наш разговор о том, что нужно постоянно совершенствоваться?
Обиженный Альберт Львович не ответил на вопрос. Шеф назидательно поднял палец.
- Молчишь. Возразить нечего. Совершенствоваться надо во всем. Начиная с грамматики и кончая философией. – Юрий Петрович сделал вид, что прислушивается к чему-то, а затем удовлетворенно заключил: - Вот ты молчишь, а я в твоем молчании замечаю грубые грамматические ошибки. О философских ляпах я уже не говорю …
Альберт Львович ждал, когда красноречие шефа иссякнет. Стало окончательно ясно, что тот все уже решил и в советах не нуждается. Остается молчать, мотать себе на ус, и если возражать, то только по мелочам, чтобы окончательно не потерять лицо.
- Проще надо действовать! И эффективнее! – Юрий Петрович энергично рубанул рукой. - Ты руководишь салонами, а что там происходит, толком не знаешь. Навыдумывал неизвестно чего, а в итоге выходит то же самое, что и в подворотне, только помедленнее и с танцами. Выручка твоих салонов не растет, а прикрытие их - и сверху, от милиции, и снизу, от бандитов - постоянно дорожает. Сейчас твои салоны дают меньше, чем «дорожницы». …
- Но тех сколько! – подал голос Альберт Львович. – Они числом берут!
- А салоны должны брать умением! Но не берут. В общем, салоны я у тебя забираю и передаю их другому человеку.
- Кому? – машинально спросил Альберт Львович, предполагая услышать знакомое имя, и тут же пожалел.
- Опять интересуешься? – остановил его шеф. – Запомни, у того, кто слишком много знает, голова болит. Если она вообще остается у него на плечах. Слышал, что сделали на базаре с любопытной Варварой?
- Ей нос оторвали.
- Твой нос, как и твой член, никому не нужен. Случись базар, тебе оторвут голову. Того, кто не умеет молчать, берут за жабры. А тот, кто знает лишнее, молчать не умеет.
- Учту, – только и оставалось ответить Альберту Львовичу.
- Кстати, между нами. Это не ты давал объявление в газете … - Юрий Петрович поднял со столика газету и с явной насмешкой в голосе зачитал: «Не особенно молодой, но симпатичный московский бизнесмен ищет юношу. Требования: красивая европейская внешность; красивое рельефное телосложение; возраст 18-24 года (строго); рост не менее 180 сантиметров»?
- Нет, не я, - ответил Альберт Львович и испугался, что покраснеет.
- А телефон твой. А вот еще объявление: «Преуспевающий предприниматель познакомится с активным молодым мужчиной с большим мужским достоинством».
- Это, наверно, мое, - признал Альберт Львович и на этот раз действительно слегка порозовел.
- Хороший у тебя вкус. А «большое достоинство» - это что, твоя голубая мечта? Можешь не отвечать. Ты мне лучше скажи, во сколько это обходится? Европейская внешность, рельефное телосложение, изрядное достоинство? И куда тебе такой дылда – метр восемьдесят?
- Да это так, случайность… Минутная прихоть …
- Раз салонов у тебя нет, доходы твои уменьшатся. И рост твоих любовников уменьшится. И их мужское достоинство тоже. Но со временем все компенсируешь, если развернешь более активно свой основной участок. – Юрий Петрович взглянул в исписанный лист бумаги. – Дальше, девочки и мальчики по вызову. Тоже куча проблем. Неорганизованные забивают весь рынок. Милиция бессильна что-то с ними сделать. Говорят, нет закона об интимных услугах. Назначенный мною куратор этого департамента оказался неважным руководителем. Берет только то, что само плывет в руки. С конкурентами и самодеятельностью не борется. Ты послушай, какие объявления он дает. Может, тебе легче будет, что не ты один у нас фантазер. - Шеф снова взял лист рекламной газеты и стал читать: «Приглашаем юношей и девушек для доставки и бронирования театральных билетов на премьеры и популярные спектакли состоятельным, деловым людям. Возраст 18-25 лет. Зарплата от десяти тысяч рублей». Идея простая. Юноши и девушки навещают богатых людей под видом продажи им билетов и постепенно набирают себе клиентуру. Но это сколько же нужно ходить? Один мой дальний знакомый тридцать лет проработал курьером и ни разу к нему никто не пристал. А сейчас, я думаю, уже и не пристанет. Состоятельный человек вряд ли начнет липнуть с гнусными предложениями к посыльному …- Юрий Петрович замолчал, а затем заключил нравоучительно: - У богатых, конечно, свои причуды. Они, бывает, тоже плачут. Но плачут как раз от того, что зарабатывают намного больше, чем способны потратить. У них свой, очень широкий выбор. Зачем им смазливые курьерши и курьеры, когда есть профессиональные проститутки?
- Пожалуй, не нужны, - согласился Альберт Львович. - Это все равно, что под видом сантехников и уборщиц рассылать наших сотрудников вербовать себе клиентов.
- Нужно действовать прямолинейнее и не тратить кучу денег на подготовительном этапе.
- Фундамент до трети дома стоит, - вставил Альберт Львович, но, как оказалось, неудачно.
Юрий Петрович только досадливо поморщился.
- Дом стоит сто и больше лет. А все наши агентства и фирмочки – однодневки. Высунул голову, схватил, урвал, как говорят, и быстренько в тень, чтобы не засекли. На Тверской сколько мы денег вложили, чтобы расположить там «уличных»? Казалось, очень выгодно и удобно: едет человек после работы на машине из офиса в центре и захватывает с собой для приятного досуга пару-тройку девочек. Или мальчиков, если ему это нравится. Сейчас все развалилось! Прошелся мэр по Тверской – в каждом переулке проститутки. «Неудобно, - говорит. - По центральной улице города проститутки ходят табунами. Прямо штаны с тебя на ходу снимают». Действительно, неудобно. Уж мэра могли бы знать в лицо и не клеиться к нему! Одна так прямо и сказала: «Если ты действительно мэр, покажи свое удостоверение, и я тебя обслужу бесплатно». У мэра две дочери растут. Хороший это для них пример? Сомневаюсь …
- А что с «индивидуальными»? – спросил Альберт Львович, которого Тверская интересовала только как место для прогулок. – Я ведь когда-то ставил это дело…
- Неплохо. Но финансовая отчетность запутана так, что ничего не поймешь. Впору иностранных аудиторов приглашать. Эти «индивидуалы» - и женщины, и мужчины – ведут себя как свободные художники. Им, как рыбкам в аквариуме, кажется, что они живут сами по себе. Но мы прикрываем их и сверху, через чиновников, и снизу, от всякого рода бандитов и сутенеров. Не будь этого, уже завтра каждую «индивидуалку» трахал бы местный участковый, да еще и брал бы за это деньги. Милиция на такие штуки горазда. А потом приходил бы местный браток и тоже трахал бы. Разумеется, не бесплатно.
Юрий Петрович заказал секретарше кофе и снова принялся расхаживать по кабинету.
«Не зря он такой ворсистый ковер постелил, - думал Альберт Львович, уставший уже от выговоров и долгого сидения в кресле. - Гуляет себе, как по лужайке, и новые замысловатые планы строит. Непрост он, очень непрост. В свободной жизни стал совсем другим, чем на зоне. Философией, видите ли, интересуется. Напирает на самосовершенствование. И свой «Словарь иностранных слов» не зря читает… Не иначе, как намечает переход в какие-то другие, более высокие сферы …» Альберта Львовича охватила смутная тревога. Если он лишится покровительства Юрия Петровича, продержаться на своем месте удастся два-три месяца, не больше …
- Ну и, наконец, наша конфетка – «люкс». Я за ним внимательно слежу. Не потому, что сам иногда им пользуюсь. Это – наш бутик. Мало ли что там на фабрике массового пошива и связанных с нею магазинах происходит… Даже салоны – это ширпотреб. А в «люксе» – все в единственном экземпляре и все индивидуальной работы. Сюда мы водим самых нужных и самых состоятельных людей. Красота, шарм, умение поддержать непринужденный разговор, если нужно, то и помолчать … - Юрий Петрович подошел к собеседнику и усмехнулся. - Кстати, что за чучело ты мне прислал в последний раз? Трещала, как сорока. «Ах, какой у тебя этот, а какая у тебя та! И вообще ты - Сахар Рафинадович, изумруд бриллиантовый!» Не надо меня хвалить. Я себя в зеркало вижу. Знаю, какой у меня спереди и какая у меня сзади.
- Вообще-то одна из лучших, Училась в консерватории … - начал оправдываться Альберт Львович.
- Чтобы петь дифирамбы, не надо кончать консерваторию. Но в постели она действительно хороша …- Шеф помолчал, как бы припоминая подробности. – Пожалуй даже горячевата для нашего с тобой возраста… Хотя, причем здесь ты? Я тебя однажды в наказание уложу с нею в постель!
- Ну, ты скажешь! – только и смог возразить Альберт Львович.
- Но болтлива до невозможности! И, по-моему, глуповата.
- Некоторые любят поглупее … Она же не секретарша, чтобы с умным лицом входить в кабинет. – Сказав это, Альберт Львович забеспокоился. Нет ли у его шефа интима со своей секретаршей? Если да, может понять неправильно.
- Может и так. Глупость не всем мешает. К тому же глупость и непосредственность – они как сестры. Ум – это всегда холодность и отстраненность. А непосредственность ценится высоко. Если, конечно, она естественная …
Альберт Львович решил, что настал момент взять инициативу на себя.
- Я уже вижу, как поправить дело, - твердым голосом начал он. – Нужно уволить две трети сотрудников «люкса» и набрать новых, по совершенно новым критериям …
- Горяченькую все-таки оставь!
- Хорошо. Но велю ей не трещать без умолку. Внешние данные, темперамент, умение держаться в приличном обществе, эта … как ее …
- Эрудиция, - подсказал Юрий Петрович.
- Да, общая эрудиция, - подтвердил Альберт Львович, довольный тем, что сделал паузу и дал шефу возможность блеснуть еще одним иностранным словом на букву «э».
- Набирай не просто красивых, а очень красивых. Самых красивых, а не внебрачных дочерей Фреди Крюгера! Ты мне прислал однажды … Ноги иксом, лицо как сухофрукт …
- Ты сам просил постарше и поопытнее …
- Но не домохозяйку же, уставшую от продуктовых магазинов и кухни! – парировал Юрий Петрович. – Нужны легкие, непринужденные, поэтичные … Умеющие рассуждать о театре, музыке, живописи, литературе … Я думаю, нужно провести тендер, как это сейчас делается. Открытый конкурс, - пояснил он, видя вопрос на лице собеседника. – Скажем, конкурс на «Мисс и мистер такие-то …»
- Мужчин и женщин обычно в таких случаях не объединяют. Будет как селедка под шампанское… Деньги потребуются, и немаленькие, - предостерег Альберт Львович.
- Деньги будут. Пусти на набор нового контингента прибыль за следующие две недели. И свой штраф добавь сюда же. Все окупится за два-три месяца. Отчет представишь сразу же после конкурса. С фотографиями набранных в модельное агентство.
- В обнаженном виде? – улыбаясь, уточнил Альберт Львович.
- Нет, - в тон ему ответил шеф. – В анфас и в профиль. Как тебя периодически снимают. А в обнаженном виде оставь для себя. Будешь на досуге любоваться голыми девицами, старый эротоман… - Юрий Петрович посерьезнел. – Как ты думаешь, сколько денег вложено в наше дело?
- Откуда мне знать? – искренне удивился Альберт Львович.
- И я не знаю. Но думаю, сотни тысяч долларов, если не миллионы. А сколько у нас в стране миллионеров, как ты считаешь?
- Ты вопросы задаешь, прямо на засыпку! Как я могу это знать? Много, это точно.
- Да, много, - подтвердил задумчиво Юрий Петрович. – Но как много, не знает никто. Они ведь скрывают свои состояния и от окружающих и от налоговой инспекции. Государство у нас всесильно. В любой момент может у одного все отобрать, а другому, более влазливому отдать. Потом и этот другой не понравится. У него отберут - отдадут третьему … Дикий капитализм, полный беспредел … То ли дело в Штатах! Там, кроме торговли наркотиками, все прозрачно …
- И проституции …- вставил Альберт Львович.
- В двадцати штатах она уже легализована. Дело пошло. Официальная статистика говорит, что в Америке пятеро из тысячи человек – миллионеры. Сотни тысяч одних миллионеров! Целая наша крупная область! Известно, и сколько миллиардеров. Из них одних можно дивизию особого назначения сформировать. А у нас их сколько? Никто не скажет. Сами они молчат, как в рот воды набрали … - Юрий Петрович помахал указательным пальцем, словно заранее осуждая недоверие к тому, что он скажет. – Но есть у нас миллионеры, и их много! И миллиардеры имеются, хотя их заметно меньше! И вот представь, Альберт, кончается у этих очень богатых и немыслимо богатых людей рабочий день. Складывают они полученные за этот день деньги в кубышку. И встает вопрос, которым нас так донимал в школе Чернышевский: «Что делать?» Спешить к жене, чтобы вместе с нею усесться к телевизору? Побаловать себя просмотром нового зарубежного порнофильма? Нет, говорят состоятельные люди, мы пойдем другим путем! Но перед вами стена моральных запретов, кричат им. Стена эта, отвечают они, гнилая. Ткни и развалится!
Юрий Петрович с интересом посматривал на своего собеседника, но явно не ожидал от него каких-либо вопросов. Впрочем, Альберт Львович и не собирался о чем-либо спрашивать.
- Богатый человек, - продолжал шеф, - особенно тонко чувствует скоротечность жизни, переменчивость судьбы и мимолетность удачи. Жизнь бедняка пресная, как вода из крана. Жизнь богача – коньяк многолетней выдержки. И чем больше богатство, тем выдержка дольше. Или как французское шампанское, которое ты так любишь. «Люкс» должен быть рассчитан на очень богатых и чрезвычайно богатых людей. Ну, и на тех, конечно, кто нужен нам для дела. Зарплаты у них мизерные, но власть и претензии большие. Пусть развлекаются с пользой для нас. Мы им все оплатим. Без всяких подглядываний в щелку и тем более без тайных видеосъемок. Шантажируя одного, есть риск провалить всю фирму. Все должно быть сугубо конфиденциально.
- Так и было всегда, - подтвердил Альберт Львович. – И нужно постоянно следить за конкурентами, чтобы не подставили кого-то из наших клиентов.
- Учти также, у богатого человека – богатая фантазия. Ее нужно максимально удовлетворить. У каждого свои причуды. Один любит, когда ему в задницу загоняют бильярдные шары, другой ловит кайф, когда ему пердят или ссут в лицо. К каждому нужен индивидуальный подход. Клиент хочет, чтобы самые темные его инстинкты вышли наружу и рассеялись. Самые гнусные фантазии пусть найдут воплощение. Любая, самая абсурдная и грязная прихоть должна быть исполнена беспрекословно. Наша обязанность – помочь клиенту выплеснуть всю ту грязь, которую он накопил в своей душе. Мы – как психоаналитики, только те работают словом, а мы телом.
- Так и действуем! - поспешил согласиться Альберт Львович. – И шары загоняем, и ссым в лицо, если это кому-то нравится. Фантазию клиента не лимитируем.
- Да, без фантазии он и дома с женой все сделает. Жена для того и служит, чтобы с нею не нужно было фантазировать и изощряться… Особое внимание обрати на педерастов, или, как там у вас говорят, голубых. Сейчас быть голубым у нас в стране стало модным. Во всяком случае, среди артистической богемы. Не зря они то и дело показывают голую жопу со сцены, бегают в юбках и женских париках и поют фальцетом. Набирай не только женоподобных гомосеков, но и самых мужественных. Настоящих мачо! Атлетического телосложения, с рельефной, как ты пишешь в своем объявлении, мускулатурой. С волосами на груди! Это особенно ценится. Женоподобного, толстозадого пидора любят в тюрьме. Там он заменяет женщину. Здесь, на воле женщин полно, их выше крыши. Идеал пидора тут совсем другой. В общем, твои голубые должны быть, как говорится, гомосексуалистами без страха и упрека, пидорами, выкованными из чистой стали с головы до пят. Понятно? Ну и само собой, должно быть немного томных пидоров, вихляющих задом при ходьбе. Их обожает богема…
- Что ты меня просвещаешь? – прервал его Альберт Львович. – Наверно, я понимаю в этом побольше тебя.
- Понимаешь, так действуй… О лесбиянках позаботься. Некоторые жены и дочери богатых дельцов прямо-таки сходят с ума по женской любви. Ты, правда, лесбиянок недолюбливаешь. Забываешь, что лесбиянка – зеркальное отражение пидора. Лесбиянка и пидор – близнецы-братья, как учил нас Маяковский. Имей на примете мощных, мужеподобных баб, способных разрывать своих партнерш на части. Если им не хватает мужественности, пусть принимают гормоны. Работа требует жертв. В том числе и от женщин. Ну и, естественно, должны присутствовать нежные, ангелоподобные создания, которых хочется облизать как конфетку даже обычной женщине…
- Разберусь, - вмешался Альберт Львович. – Не надо о мелочах.
- Хорошо. Не буду учить ученого. Только учти моду – трансвеститы. Они ведь не только переодеваются в одежду противоположного пола. У многих бродит в голове мысль окончательно перевоплотиться в свою противоположность. Мужик, переодевающийся бабой, втайне мечтает, как и всякая баба, отдаться в своем женском наряде другому мужику. Испытать интимные женские чувства. С женщинами-трансвеститами то же самое… Некоторым приятно прогуляться по улице или прийти на вечеринку с красиво одетой женщиной, которая на самом деле явлется мужиком. Нет, ты этого не способен оценить! Да и я тоже. Но есть люди, которые смотрят на вещи шире, чем мы с тобой. А если у них тугой карман, почему не согласиться с их точкой зрения?! В нашем деле кто богат, тот и прав! А кто богаче, тот еще правее!
- Согласимся, - подтвердил Альберт Львович. – Чем оттопыреннее карман, тем быстрее согласимся.
- Как насчет травки, порошка? – строго спросил Юрий Петрович.
- Ни, ни! Правда, клиенты иногда приносят с собой, но мои в этом не участвуют.
- Никаких пыльных пакетиков, делающих людей счастливыми! При первом же подозрении гони в шею! Вы ходите по колено в шампанском, и этого достаточно. Если поймают на наркотиках, трудно будет выкрутиться. Ими занимаются совсем другие органы. Там у нас своих людей кот наплакал.
- Я это всегда имею в виду.
- Теперь, пожалуй, последнее … - Юрий Петрович явно подыскивал слова для новых, непривычных для него мыслей. – Мне один из твоих клиентов недавно доверительно высказал свое мнение … У твоих подопечных все хорошо и все на месте. И сиси, и писи, и члены, и полагающиеся к ним задницы … Но у многих из твоих сотрудников - а он знает не одного и не двух, чуть не всех прошел, и женщин, и мужчин! – не хватает одного, но очень важного качества – драйва … Это мое новое иностранное слово, по-простому – задора, огонька. Если, скажем, у музыканта или актера есть драйв, ему прощается все, даже грубые огрехи в исполнении. А если драйв отсутствует, все теряет натуральность и цвет. Остается одна старательная работа и желание услужить.
- Как сказано в Евангелии от Иоанна, - вставил Альберт Львович, - «если бы ты был холоден или горяч, но ты только тепел …».
- Вот именно, - согласился Юрий Петрович. – Хорошо сказано. Не зря ты так старательно читал на нарах Библию. Там и насчет нашего дела многое есть.
- За пять лет многое можно было почитать … Но некоторые уверяют, что можно обойтись без драйва. Вот, сейчас шел мимо Маяковского и вспомнил …«Тысячи тонн словесной руды изводишь единого слова ради». А где же вдохновение, где задор?
- Не морочь мне голову стихами, - прервал его Юрий Петрович. – Я тебя не в Союз писателей принимаю, а учу тебя жить. Работать твоим подопечным надо не по принципу: если долго мучиться, что-нибудь получится, а непременно с драйвом. С вдохновением и блеском. Иначе что это будет за «люкс»?!
Юрий Петрович помолчал, а потом спросил:
- Вопросы есть?
- По перестройке «люкса» нет. Я примерно так же все это представлял, но ждал команды сверху…
- Вот мое распоряжение, или, как говорят в армии, приказ. Сам ты до таких простых вещей не можешь, конечно, додуматься. Для обновления персонала твоего модельного агентства нужно немедленно провести конкурс красоты. Не на улицах же набирать красавиц, как это делаешь ты? Придумай шикарное название, дай объявления в газеты. Но конкурс красоты – чисто женский! В таком состязании, как и в тюрьме, нельзя объединять женщин с мужчинами. Кто будет в жюри конкурса – очень важно. Ты – председатель жюри, за столами президиумов ты неплохо смотришься. А кто члены?
Альберт Львович на секунду задумался.
- Вы, разумеется, мой заместитель. Будете играть роль вышедшего в отставку боксера, специалиста в женских вопросах…
- Сыграю, я действительно специалист в этом самом… Дашь мне возможность выступить с красивой речью, задать, так сказать тон, - согласился Юрий Петрович. – А еще кто?
- Пригласим Бориса Михайловича. Человек он богатый, делать ему совершенно нечего, его жена где-то во Франции или в Англии… К тому же он наш постоянный клиент. Думаю, не откажется…
Юрий Петрович согласно кивнул головой.
- Борис Михайлович будет там на месте. Он человек представительный и, как говорят, эрудированный… Хорошо, если бы он согласился… Кто еще?
- Сергей Григорьевич! – воскликнул Альберт Львович. – Он так обожает красивых молодых женщин… Ты даже не представляешь…
Юрий Петрович на минуту задумался.
- В его-то возрасте и так обожает? Конечно, не представляю. Есть у него какое-то представление о женской красоте? Понавыбирает нам с тобою сутулых и кривоногих… Ты видел его последнюю любовницу? Где он такую страшилу откопал?
- Он с нею встречается больше тридцати лет… А выбрал он ее по молодости, только по молодости! – решительно заступился за своего кандидата Альберт Львович. - Вкуса у него тогда не было, считай, никакого. Для воспитания хорошего вкуса нужны деньги, а он женился и завел любовницу совсем молодым, финансы у него пели тогда романсы. Вот и пришлось схватить в качестве и жены, и любовницы первых, которые подвернулись. К тому же, сам понимаешь, у его любовницы возраст уже приличный, может в молодости она была чуть лучше.... Тонкий вкус к женской красоте оттачивается на совсем юных, можно сказать, невинных созданиях.
- Пусть заседает, - без особой охоты согласился Юрий Петрович. – В конце концов, что нам это жюри, когда окончательное решение будем выносить мы с тобой? Точнее говоря, решение буду выносить я. На тебя в вопросе о женской красоте тоже трудно полагаться. У тебя испорченный, я бы даже сказал, порочный, вкус. Но кого еще взять в жюри? Сразу и не придумаешь… Пригласи парочку нейтральных людей, кого-нибудь из интеллигенции, чтобы солидно звучало.
- Хорошо, найду нужных людей. Но особенно жюри раздувать не надо – им ведь придется платить…
- Борису Михайловичу ничего платить не надо. Предложи ему деньги, он только обидится. Сергей Григорьевич скуповат, конечно, но ради такого большого дела отсидит в жюри за милую душу. А вот как с банкетом после проведения конкурса? Нужно ведь достойно отметить такое мероприятие…
- Это проще простого. Обзвоню наших постоянных клиентов, они снимут ресторан у Сергея Григорьевича для просмотра выбранных нами красавиц… Повеселятся с ними всю ночь…
Эта идея Юрию Петровичу понравилась.
- В таком случае и я внесу посильный вклад. Только ресторан снимай на всю ночь и при гостинице со свободными номерами. Мало ли что кому придет в голову… особенно в пьяную голову…
- Так и сделаем, - охотно согласился Альберт Львович.
Шеф замолчал, словно додумывая какую-то мысль, и решительно заключил:
- План по перестройке «люкса» мы наметили. Теперь некогда сосать друг другу концы! К делу!
Они попрощались.
Через пару часов Альберт Львович был уже в редакции рекламной газеты «Рука об руку». Войдя без стука в крохотный кабинетик заместителя главного редактора, он сел на край его стола и решительно сказал:
- Все прежние мои объявления, дорогой Сема, отменяются. Записывай новое … И давай его из номера в номер!
- Но за старые заплачено! … - попытался возразить Семен. – За несколько месяцев вперед!
- Возьми эти деньги себе, - великодушно разрешил Альберт Львович. Было непонятно, как его собеседник сумеет сделать своими деньги, внесенные раньше в кассу редакции. Но Семен на то он и Гольдфарб, полагал Альберт Львович, чтобы решать такие финансовые головоломки. – Вот новое объявление: «Известное модельное агентство «Новые звезды» … Не забудь добавить в скобках по-английски «New Stars», народ активно повалит и из-за рубежа … Агентство «Новые звезды» объявляет конкурс «Топ-модель нового тысячелетия». К участию в конкурсе приглашаются девушки до 25 лет, считающие себя достойными представлять высокую мировую моду у нас в стране и за рубежом. Занявшие шесть первых мест получают дипломы агентства и крупные денежные призы. Конкурс состоится в субботу, 4 августа во Дворце культуры завода ЗИМ. Начало конкурса в 10 часов. Для пятидесяти лучших участников по завершении конкурса будет дан банкет». Все записал? Прочти.
Семен перечитал текст объявления и запустил пальцы в свою растрепанную, начинающую седеть шевелюру.
- Ты даешь, однако! – попытался возразить он. - Размахнулся на целое тысячелетие! Сколько лет живет, по-твоему, человек?
- Это, смотря какой, человек, - с улыбкой остановил его Альберт Львович. – Такой дотошный и скрупулезный, как ты, не доживает и до пятидесяти.
- Мне уже шестьдесят! – с достоинством заметил Семен. – И еще поживу. Буду упираться рогами и копытами, но поживу.
- Ты правильный, Сема. Поэтому копыт у тебя никогда не было и не будет. Они есть только у козлов и чертей. Рогами упирайся, рогами … Жена разве не говорила тебе, что они у тебя ветвистые, как у северного оленя?
- Шутник ты, мать твою за ногу!
- Я не еврей, Сема. Любимой мамочки у меня никогда не было. Только папа…
- У отца из задницы ты и вылез! – заливисто рассмеялся Семен. – Эх, отца твоего за … - Он не смог придумать, за какое место следовало бы схватить такого уникального отца, и перешел к своей любимой теме - к финансам. - Крупные призы … Какие конкретно? Здесь телефон оборвут, спрашивая: «Сколько?» Такие объявления вызывают ажиотаж и ставят редакцию на уши. По-моему, ты большой привратник. Однако…
- Что ты, как чукча, все «однако» и «однако»! Размер призов будет зависеть от достоинств победительниц. А мы их пока не знаем. Объявление дай полужирным шрифтом и в рамке.
- На объявления у нас сейчас большая очередь … - начал свое обычное Семен.
- Ну, с этим ты знаешь, как справиться. – Альберт Львович сунул ему в нагрудный карман мятой рубашки две зеленых купюры. – И окажи мне услугу. Это объявление должно, начиная с завтрашнего дня, появляться в течение недели в газетах «Московский застрельщик», «Ночная Москва» и «Метрополитен Экспресс». Позвонишь мне завтра, сколько все это будет стоить.
- Вообще-то у них предоплата …
- Подождут до завтра. Они меня знают. Я никогда и никого не подводил. А конкурс и в твоих интересах. Развернем модельный бизнес, смотришь, и тебя приоденем как Сару Бернар …
Потрепав Семена по непокорной шевелюре, Альберт Львович ушел. Впереди его ждал вечер в ресторане «Ностальжи».
Глава 8
Анна вспомнила, как она познакомилась с Альбертом Львовичем. Он произвел на нее благоприятное впечатление и ничто не предвещало, что он окажется совсем не тем, кем он ей первоначально показался.
…Целый день она провела в безуспешных поисках работы. От бесед с нагловатыми менеджерами и руководителями мелких, а иногда и совсем задрипанных фирм остался тяжелый осадок. Эти люди смотрели на нее как на вещь, которая за умеренную плату поступает в их полное распоряжение. Они без всякого интереса слушали ее рассказ о том, где она училась и что могла бы делать, но зато с большим вниманием наблюдали, как она, сидя на стуле, закидывает ногу на ногу. «Спасибо еще, что пускали к руководству, - думала она. - Не очень симпатичные девушки не идут дальше хамоватых охранников. В лучшем случае на пути возникают раздраженные секретарши. И везде не только сальные взгляды, но и сальные намеки. За триста-четыреста долларов в месяц будешь делать ему все, чего его развратная натура пожелает. Если он захочет, то прямо в его кабинете. А за пятьсот он будет брать тебя с собой в сауну, где тебя поимеет любой из его друзей, если захочет. Гадко … Примитивная, плохо оплачиваемая сексуальная игрушка – вот моя перспектива».
Возвращаясь уже вечером домой, Анна зашла на расположенный недалеко от ее дома рынок «Тишинка». В огромной железной пирамиде, покоящейся на приземистых кирпичных стенах, было прохладно и малолюдно. Воздух был наполнен ароматом цветов, занимавших все отделы перед входом в супермаркет. Анна заглянула украдкой в свой потрепанный кошелек. Денег хватало на пакет молока, батон хлеба и, может быть, шоколадку.
Положив молоко и хлеб в металлическую корзинку, она задержалась в отделе вин. Чего здесь только не было! И Франция, и Испания, и Германия … Внимание Анны привлекло розовое шампанское из Калифорнии. Она никогда не пробовала его, а сквозь толстое бутылочное стекло невозможно было различить цвет вина. «Когда я в последний раз пила шампанское?» - попыталась вспомнить она.
У нее за спиной остановился невысокий пожилой человек, одетый, несмотря на теплый вечер, в костюм и с ярким галстуком-бабочкой. Анна заметила, что он ходил между высокими стеллажами, уставленными бутылками, и тщательно выбирал что-то.
- Интересуетесь винами? – мягко спросил незнакомец.
- Нет, - ответила Анна. – Не столько винами, сколько ценами на них…
- Бутылка хорошего вина не может стоить меньше двухсот долларов, - уверенно сказал мужчина. – А если вино американское и редкое, как это шампанское, то и дороже. Но цены здесь написаны в рублях, поэтому и вина, и коньяки кажутся довольно дорогими. Но их качество вполне соответствует их цене. Уверяю вас.
Чувствовалось, что этот человек разбирается в винах. Голос его был тихим, но настолько выразительным, что заставлял прислушиваться к каждому слову.
- Я вам верю, - ответила, улыбнувшись. Анна. – Но я просто смотрю. У меня нет денег, чтобы что-то купить здесь.
Незнакомец покосился на ее корзинку и, широко улыбаясь, сказал:
- Это нонсенс. Такая очаровательная девушка и без денег. Такого не бывает. Как нас учили в школе, природа не терпит пустоты, и в особенности финансовой пустоты. Тем более, когда речь идет о красоте. Хотите, я угощу вас таким шампанским? Оно всегда есть в ресторане гостиницы «Шератон-Палас». Это рядом.
- Спасибо, - ответила Анна. – Не надо. Как-нибудь в другой раз. А где «Шератон-Палас», я знаю. Я живу здесь рядом.
- Хорошо, - охотно согласился незнакомец. - Пусть будет в другой раз.
На какое-то мгновение Анне показалось, что этот, несомненно, обеспеченный мужчина не прочь познакомиться с симпатичной девушкой, способной покупать в дорогом супермаркете только молоко и хлеб. Но она тут же отбросила эту мысль. Незнакомец вел себя естественно и свободно, в его глазах не мелькало каких-то скрываемых намерений. К тому же он был намного старше ее и больше, чем на голову, ниже.
- Мне кажется, я мог бы помочь вам, если вы, конечно, не возражаете, советом, - продолжал незнакомец. – Вы юная и красивая, и у вас есть шанс стать моделью в модельном агентстве …
Анна с насмешкой посмотрела на него. Нет ничего легче, чем давать такие советы.
- Я пыталась, но меня не взяли. К тому же у меня есть профессия – я художница. Начинающая художница… - добавила Анна и почему-то покраснела.
- Это очень интересно! – почему-то оживился незнакомец. – Быть художником, посвятить свою жизнь искусству – это прекрасно! Я всегда мечтал о карьере в искусстве, но жизнь перевела меня на другие рельсы. Теперь я художник только в переносном смысле…
- Быть художником, особенно начинающим, это не так хорошо, как вам кажется…
- Я вас понимаю, у вас пока что совсем мало денег…
- Можно сказать, что у меня - их вообще нет, - прямолинейно, отбросив условности, сказала Анна.
- Я вам сочувствую! Сам, помню, жил почти на одном нуле… но это было уже давно. Но вы ведь продаете свои картины: в музеи, частным коллекционерам?
- Пока что я продала всего одну картину, да и то состоятельному мужчине, который хотел со мною переспать.
- Какой нехороший мужчина! – возмутился незнакомец. – Он смешивает подлинное искусство с сексом, а это две совсем разные вещи!
- Это вы так думаете! – засмеялась Анна. – Желаю пребывать в неведении счастливом… - Не желая обидеть незнакомца, так очевидно сочувствующего ей, она сменила тему. - А в манекенщицы меня не взяли, знаете почему? Манекенщица должна быть повыше ростом …
- Какая ерунда! – живо возразил незнакомец. - Те, кто сказал вам это, ничего не смыслят в модельном бизнесе. У вас есть несомненные грация и очарование. А этот поразительный контраст между невинным взглядом больших прозрачных грустных глаз и страстным обещание красиво очерченных губ! Я поставил бы вас рядом с топ-моделями Наоми Кэмпбелл и Адрианой Карамбо. Если бы вам повезло выиграть конкурс, вы получили бы известность и шли бы нарасхват на всех дефиле пред-а-порте и от кутюр, не сходили бы с обложек самых дорогих и престижных журналов мира…
Подошла и встала невдалеке продавщица, как бы желая принять участие в их разговоре.
Незнакомец мягко взял Анну за руку и повел ее к кассам. Уже на выходе из рынка они остановились на минуту под большим козырьком.
- Быть может, у меня много недостатков, - продолжал незнакомец, - но у меня есть и несомненное достоинство. Я не даю пустых советов.
Он достал из внутреннего кармана пиджака аккуратно сложенную газету и вручил ее Анне.
- Взгляните на это объявление, - показал он пальцем на очерченное красным фломастером объявление. – Вам есть смысл принять участие в этом конкурсе. Он проводится модельным агентством «Новые звезды».
- Участвовать я могу … Но выиграть конкурс …
- Я уже сказал: у вас есть шанс. Верьте мне. А работа манекенщицей, если вы выиграете конкурс, не отвлечет вас особенно от ваших профессиональных занятий. Будете художницей, а манекенщицей - в свое свободное время.
Она еще раз взглянула на него. Взгляд его был открытым и ясным, без всяких задних мыслей. Этот человек действительно внушал доверие, хотя трудно было понять, благодаря чему это происходило. «А ногти у него, кажется, наманикюрены», - неожиданно подумала она и улыбнулась.
- А вы имеете какое-то отношение к этому конкурсу? – спросила она, почему-то заранее предполагая, что это так.
- Я вице-президент модельного агентства, объявившего конкурс и председатель жюри конкурса.
Он достал из нагрудного кармана яркую визитную карточку и вручил ей.
- Спасибо вам за совет … - Анна взглянула на визитку и добавила: - Альберт Львович… Здесь номер телефона …
- Этой мой телефон в гостинице «Центр». Звоните, если возникнут вопросы. А как ваше имя?
- Анна.
- Очень приятно, - церемонно поклонился Альберт Львович и сделался в этот момент еще ниже. – Можно я буду называть вас Эн?
«Немного старомодный и смешной человек», - подумала Анна и ответила:
- Да, конечно … Так меня называет … мой друг…
С искорками смеха в глазах она ожидала, что сейчас подчеркнуто церемонный новый знакомый начнет передавать свои стариковские приветы ее другу. Однако он заговорил совершенно о другом.
- Что касается одежды, вы можете приходить на конкурс в чем угодно. Там вам подберут все необходимое для каждого из четырех туров.
- Я отвлекла вас, и вы ничего не купили …
- Пустяки, - махнул рукой Альберт Львович. – Я и не собирался ничего покупать. У меня было полчаса до обеда в рыбном ресторане «Якорь» отеля «Шератон-Палас». Вы бывали там? Прекрасное место. У них шеф-повар – француз. Щупальца осьминога и лангусты … А свежие голубые устрицы из Жиронды? Просто изумительно!.. Но не буду задерживать вас. Всего доброго.
На этом они попрощались.
Анна ощутила на себе дыхание какой-то совершенно неизвестной для нее жизни. «Мы ходим по одной улице, - подумала она об Альберте Львовиче, удалявшемся вверх по Васильевской улице, - а живем в разных мирах. Он для меня – инопланетянин». Она вспомнила его реплику, что на конкурс можно приходить в чем угодно, и тут же связала ее с замечанием Вика по поводу ее старого школьного платьица. Ей стало грустно до слез.
Она обошла огромный металлический фаллос, торчащий в сквере посредине Тишинской площади, и остановилась в задумчивости. «Если бы у его автора, господина Церетели был такой же … Что бы он с ним делал?..» Потом ее взгляд упал на окна длинного девятиэтажного кирпичного дома.
Слева, над первым этажом сверкала радугой надпись «Эксклюзив». Там помещался большой магазин новаторской, существующей, быть может, в единственном экземпляре мебели. В этом магазине не было, пожалуй, даже пустяковой вещицы, которая стоила бы менее тысячи долларов.
За одним из окон над магазином сейчас сидел и напряженно работал известный философ профессор Парадога. Даже если кто-то звонил ему глубокой ночью и интересовался, чем он занимается, профессор произносил неизменное: «Работаю». Он конструировал какую-то грандиозную теорию, объясняющую мир и место человека в нем. Эта напряженная, изнуряющая работа создавала впечатление, что если в ближайшее время новая концепция не будет разработана до мелочей, Вселенная разрушится, а человек исчезнет. Философские концепции, подумала Анна, приходят и уходят, а мир существует и будет существовать, независимо от них. «Теория слепа, мой дорогой профессор, но вечно зеленеет древо жизни», - вполголоса произнесла она, обращаясь к невидимому собеседнику.
Она вспомнила, как, еще будучи студенткой университета, напросилась к профессору домой с какими-то пустяковыми, но будто бы очень принципиальными для нее вопросами. Профессор, живущий неподалеку от университета, открыл дверь с широкой улыбкой. Не часто такие красивые девушки, думал, вероятно, он, так увлечены философией, что тратят на нее все свое драгоценное время. Он познакомил Анну со своей почти взрослой дочерью. Та внимательно осмотрела гостью, понимающе улыбнулась и тут же ушла гулять. В кабинете профессора Анна села в глубокое кресло, а он, как всегда, за свой рабочий стол, заваленный книгами и бумагами.
Детали разговора ушли из памяти. Но Анна помнила, что профессор настаивал, что мы ничего не знаем о существовании других людей. Не только их мыслей и чувств, но даже самих их тел.
- Но вот смотрите, - возражала она. - Мое колено. – Она постаралась сесть так, чтобы ее ноги обнажились почти до трусиков. – Потрогайте за него, и вы убедитесь, что я существую.
- Какая наивность! – Профессор даже подпрыгнул на своем стуле, но и не подумал встать и подойти к ней. – Если я потрогаю ваше колено, в моих пальцах возникнет ощущение гладкого, эластичного, теплого. Я буду знать об этом. Однако это знание будет касаться только кончиков моих пальцев, но не вас.
- А если вы проведете рукой повыше … Если обнимите меня … Или даже, допустим, поцелуете? – робко настаивала она.
Профессор досадливо отмахнулся и снова не обнаружил ни малейшего намерения привстать из-за стола.
- Это ровным счетом ничего не даст! Чем поцелуй принципиально отличается от прикосновения пальцев или ощупывания взглядом? Ничем! Поцелуй, как я его понимаю, это прикосновение губами к телу другого человека, может быть даже к его губам. Если сейчас я прикоснусь к вам губами, я получу знание о своих губах, но не о вас. Точно также в случае взгляда. Пути к познанию другого человека нет. Каждый индивид знает только самого себя и никого другого.
- А чувственное влечение? Такое сильное, как, скажем, любовь? – Анна потупила взгляд. Так, казалось ей, должна делать каждая порядочная девушка в восемнадцать лет, произнося волшебное слово «любовь».
- Все это только сантименты. – Профессор не стал даже обсуждать представляющуюся ему столь пустяковой проблему.
Вспоминая этот визит, Анна подумала, что и они с Виком окружили себя частоколом надуманных и кажущихся им твердыми принципов и потеряли способность видеть мир в его первозданной простоте. Они не живут, а всего лишь выполняют определенные, застрявшие в их головах, словно ржавые гвозди в старой доске, предписания. Говорят, что это традиция, мораль … Но предписания – только теория. Если она мешает жить, ее нужно отбросить. Кто-то сомневается в существовании других людей, потому что так велит его философская теория. Они с Виком не видят возможности иной, не такой скудной, однообразной и унизительной, как сейчас, жизни, из-за того, что их головы забиты своим теоретическим хламом. «Надо забыть рассуждения, открыть глаза и просто жить, - думала Анна. – Жить совершенно по-новому …»
Поднимаясь по грязной лестнице своего подъезда, Анна перефразировала старое изречение и с удовольствие повторила про себя новый его вариант. Жизнь дается человеку всего один раз. И прожить ее нужно так, чтобы не было мучительно больно за долгие годы полунищенского существования. Чтобы не жег позор за бездарно упущенные возможности. И чтобы, умирая, можно было сказать: я делала все, что могла. Я постаралась использовать все, что было отпущено мне природой…
Когда она звонила в свою дверь, в ее мыслях промелькнул магазин «Эксклюзив». Она входит в него и говорит: «Заверните мне это и это. А эту крупную вещь доставьте мне вечером домой. Это рядом с 1-ой Тверской-Ямской». Спустя минуту Аня вернулась мыслями к Альберту Львовичу. «Быть может, он как раз тот человек, который поможет осуществиться моим глупым мечтам? Хотя, вряд ли…»
Глава 9
Анна и Виктор снова встретились в парке. Она понимала, что отвлекает и его, и себя от поисков работы, но нужно было довести до конца разговор, начатый на прошлой встрече. Действовать следовало более умно, чем в предыдущий раз, но в то же время более настойчиво. Хотя, какой именно держаться линии и куда эта линия, в конце концов, должна вывести, Анна представляла смутно.
Они гулял по тенистой, почти темной аллее. Целовались, но Виктор почему-то не настаивал на большем. Он казался подавленным. Анна, напротив, была настроена прекрасно, как будто в глубине души она уже все решила если не за них двоих, то, по крайней мере, за себя. Она специально надела прежнее старенькое платьице и позволяла ладоням Виктора свободно скользить под ним.
- Мы встречаемся только в парке и только днем, - задумчиво сказала она. – Почему бы это?
- А где еще? – Виктор казался озабоченным ее вопросом. – Вечером здесь небезопасно. Чуть стемнеет, все гуляют только по центральным, хорошо освещенным аллеям. На них толпа, а сделай пару шагов в сторону – не знаешь, какие пьяные ублюдки там тебя ждут.
- Маньяки?
- Нет, обычные местные хулиганы. Но отделают так, что самый отъявленный маньяк позавидует. Ни за что, ни про что …
- Грустно… А ведь скоро осень. А потом длинная-длинная зима … Где тогда встречаться?
- Давай не думать об этом, - помрачнел Виктор. – До зимы еще далеко … Что-нибудь изменится …
Уверенности в его голосе не было. По своему прежнему опыту он знал, что зима означает конец всем весенним и летним его увлечениям. Вполне возможно, что и на этот раз случится так же.
Потом они отправились в летнее кафе и, стоя под большим зонтом, защищающим от солнца, съели по сэндвичу и выпили кофе. Виктор предложил даже съесть по мороженому, но Анна отказалась. Если у него и появились деньги, подумала она, то совсем небольшие. Маленькие деньги всегда даются с огромным трудом. Не надо их тратить.
Незаметно они подошли к той же скамейке, на которой сидели в прошлый раз. Она была в тени, и они с удовольствием уселись на свои прежние места. «Те же и то же. – Анна мысленно вернулась к своей роли. – Но в чем должна состоять моя хитрость?»
- В мусульманском раю коитус длится шесть столетий, - начала она, еще не зная, как построить разговор.
- Неужели? Это здорово! Завидую им. Но сколько же они там живут?
- Вечность, - безмятежно сказала она, как если бы человеку легко было представить вечную жизнь. – Им на все хватает времени. А на это в особенности.
- А как в нашем раю с этим делом?
Анна посмотрела на него с напускной строгостью, сделала постное лицо и назидательно сказала:
- В христианском раю секса нет. Там чисто духовное, умозрительное общение. Если, конечно, после сексуальной революции у нас на земле они не провели там у себя какие-то реформы.
- Провели, давно провели. Без этого там особенно и делать нечего. – Виктор говорил с такой уверенностью, словно только что вернулся из рая.
- А как ты думаешь, сколько длится коитус в гостях у Кустинского или у Лужайкина?
Вопрос был, конечно, на засыпку, и Виктор ответил на него не сразу.
- А что здесь думать? Если десять минут, то уже много. Обязательно кто-нибудь из кустов вылезет, да еще и не один. Хорошо, если не заорет: «Смотри! Трахаются!» А то, что в соседние кусты кто-то заранее заполз и лежит, наблюдая за тобой, так это точно. Но к чему ты клонишь?
- Ни к чему, - улыбнулась Анна. – Просто так. Летом – десять минут. Осенью – пять, потому что холодно и сыро. А зимой – так и вовсе надо укладываться в минуту, иначе кое-что отморозишь… Станем совсем как кролики, - засмеялась она.
- Смешно, но не очень, - не поддержал ее Виктор. – К твоему сведению в норме половой акт должен длиться от полутора до пяти минут. Я читал об этом в одной … эротической газете. У среднестатистического россиянина он длится две минуты двадцать три секунды … Статистике известно все.
- Ты меня успокоил! Мы, оказывается близки к норме! Но меня это совершенно не устраивает – быть среднестатистическим кроликом!
- Ты хочешь, я вижу, вернуться к нашему прежнему разговору …
Анна положила руку ему на плечо и беззаботно сказала:
- От него никуда не уйдешь. Мы еще не раз будем возвращаться к нему, если у нас есть желание быть вместе. Вернемся, но не сейчас …
Она помолчала немного и, неожиданно для самой себя, совершенно спокойно произнесла:
- Тебе привет от Альберта Львовича.
- Кто это? – Виктор подозрительно посмотрел на нее. – У меня нет такого знакомого.
- Это мой знакомый. Мы только вчера познакомились, и он просил непременно передать тебе привет.
- Вчера познакомились, и он уже знает обо мне? Ты что-то недоговариваешь, Эн. Он что, заочно сделался моим другом?
- Можно сказать и так, - согласилась Анна. – Я много рассказывала ему о тебе и, по-моему, он проникся к тебе симпатией.
- Спасибо ему. Но я не приглашал его в свои друзья. И его симпатия мне ни к чему.
- Напрасно ты отказываешься от таких знакомств. Они пригодились бы тебе. Или у тебя есть связи получше? – Задавая этот вопрос, она знала, что наступает ему на больную мозоль.
- Как вы с ним познакомились? – Виктор был весь настороже.
- Мы обедали с ним в ресторане «Якорь». Прекрасный был обед. Голубые устрицы, омар, жаренный в оливковом масле, розовое шампанское из Калифорнии …
Анна фантазировала без всякой ясной цели. Ей доставляло удовольствие смотреть, как у Виктора все больше вытягивается лицо и округляются глаза.
- Не может быть …- В его голосе не было уверенности.
Анна взглянула на него с иронией.
- Ты напоминаешь мне человека, который не верил, что у жирафа очень длинная шея, а потом, попав в зоопарк и увидев жирафа, сказал удивленно: «Не может быть!»
Она открыла сумочку, достала визитку Альберта Львовича и дала ее Виктору. Он стал внимательно рассматривать глянцевитый кусочек картона. В углу визитки красовалось в розовой рамке зеленое дерево с роскошной кроной, а на голубом, все сгущающемся к низу фоне выделялась надпись, сделанная витиеватыми золотыми буквами: «Новосельцев Альберт Львович. Вице-президент модельного агентства «Новые звезды». Затем шел номер телефона, а в самом низу строгими маленькими буквами значилось: «Эксперт Международной ассоциации высокой моды. Действительный член Нью-йоркской академии наук и искусств». Пока Виктор с растущим недоумением рассматривал визитку, Анна продолжала невозмутимо щебетать, словно рассказывала о встрече со своей школьной подругой.
- Он советовал мне называть тебя не Виктором, а Виком. У меня он попросил разрешения назвать меня Эн. Он сказал, что Вик и Эн – это очень по-американски. Они там любят сокращать свои имена. Это упрощает общение и делает его более человечным. В Америке он был бы не Альберт Львович, а просто Аль. Он так и сказал: «Передавайте Вику привет от Аля». Он удивился, когда узнал, что мы давно уже называем друг друга «Вик» и «Эн» и заметил, что это очень современно…
- Я не в Америке, - угрюмо буркнул Виктор.- А здесь мне никакой Аль не нужен… Тем более Аль Капоне.
- Ты будешь называть его Альбертом Львовичем, как и я, - продолжала как ни в чем не бывало Анна. – Он ведь пожилой человек. У нас людей его возраста называют по имени и отчеству.
- Старый ловелас, значит. – Для Виктора ситуация начала, как будто, проясняться. – Ухлестывает за молодыми симпатичными девушками, надеясь выхватить лакомый кусочек. Не пришлось бы мне при встрече набить ему морду, чтобы он оставил тебя в покое!
- Как ты можешь! – возмутилась Анна. – Он не ухлестывал, как ты выражаешься, за мной. И вообще он невысокого роста и хрупкого телосложения. Зачем я ему?
- От тебя вряд ли кто откажется. Даже старый, прогнивший сморчок.
- Глупости. У нас с ним чисто деловые отношения. Понятно?
- Уже и отношения… - Виктор опять не знал, что сказать. – А этот твой новый член… член Нью-йоркской академии…
- Прекрати! – оборвала его Анна. – Твоя грубость иногда бывает невыносимой. Следи за своим языком… И забудь тех красавиц, с которыми ты когда-то общался, как ты рассказывал, «не без мата». – Она сложила руки на коленях и продолжала, не глядя на него. – Со мной ты должен стать совершенно другим. Интеллигентным, умным и деликатным собеседником. А пока у тебя постоянно мелькают «морды» и «члены». У интеллигентного человека нет «морды», у него – интеллигентное лицо. У него нет этого самого… всегда торчащего колом… У него интеллигентный… - Она затруднилась с поиском подходящего слова.
- Интеллигентный, редко стоящий член, - подсказал Виктор.
- Глупо! Интеллигентный взгляд! А что у него в штанах – до этого никому нет дела!
- Боюсь, что и его жене тоже… - ввернул Виктор.
Однако под укоризненным взглядом Анны он затих, а затем сказал, пересиливая себя:
- Хорошо, я, пожалуй, не прав. Допускаю, что твой Альберт Львович действительно прекрасный человек и интересный собеседник и отношения у вас исключительно деловые… Но кто все-таки расплачивался в ресторане?
- Естественно, он, - спокойно ответила Анна.
- Да… Обед в ресторане на Тверской недешево стоит.. У него что, много денег? Толстая пачка банкнот, перетянутая резинкой? Как это они делают там, в Америке …
- Такая толстая, - сказала она с усмешкой, - что ты не удержал бы ее в руках. Наивный! Он расплачивался кредиткой. У него золотая кредитная карточка «Альфа-банка».
- Интересно… - Виктор на минуту замолчал, осмысливая услышанное и продолжал с деланным любопытством: - Понравился обед?
- Впечатление как от оргазма! – с напускным восторгом ответила Анна.
Явно ощущалось, что Виктор не разделяет ее восхищения неожиданно вынырнувшим, как грабитель из-за угла, Альбертом Львовичем и данным им роскошным обедом. Не начало ли это тех ненавистных перемен, думал он, которые способны разрушить их спокойные, ничем до сих пор не омрачавшиеся отношения с Эн? Деньги – они как парус, позволяющий человеку преодолевать бурное море жизни. Корабль, лишившийся паруса, становится неуправляемым. Ближайший, пусть небольшой шторм может потопить его. Денег нет, и они не предвидятся. Немного удалось одолжить у приятеля, но этого хватит на два-три дня прогулок в парке. На этом фоне даже пожилой и, как будто, респектабельный и не липкий Альберт Львович, с его золотой кредитной карточкой стал представляться Виктору зловещей черной тучей, неожиданно возникшей на горизонте. «Счастливые нищие …» - вспомнил он предыдущий разговор с Анной. Счастье без денег – дом, построенный на песке. Оно недолговечно. Первая же, совсем несильная гроза превратит его в жалкую груду мусора.
- Кто-то обедает в шикарных ресторанах и испытывает от этого оргазм, а я не знаю, что делать …- грустно заметил Виктор.
Анна прильнула к Виктору, ее волосы скользнули по его лицу.
- Я знаю, - успокаивающе сказала она и произнесла это так, как если бы знала это давным-давно. – Я представляю, как надо действовать. Я начну, а потом мы что-нибудь придумаем и для тебя. Через полгода ты будешь ездить на «мерседесе».
- Интересно, - протянул Виктор. – И кто же нам его пригонит?
- Я, - с прежним спокойствием отвечала Анна.
- Как это ты?
- Так это я. Раз ты такой у нас лопух.
- Не обижай, Эн …
- Скажи спасибо, что не назвала козлом …
- За козла принято отвечать!
- Козлом отпущения, дурачок. А это совсем другое. – Она смотрела прямо ему в глаза, как всегда делала, когда речь шла о чем-то серьезном. – Древние иудеи брали козла, перекладывали на него все свои грехи и отправляли его в пустыню. Они считали, что тем самым облегчили свои души и очистились. Этого козла, которого мы называем козлом отпущения, они звали Азазель…. Ты хорошо знаешь нынешнее время. Одни катаются на «мерседесах», а другие горбатятся на стройках и заводах, приносят первым жратву и выпивку и говорят любезно: «Кушать подано, господа!» Эти другие и есть козлы, козлы отпущения. Ты обходишь отделы кадров, читаешь все объявления на стендах, не пропускаешь даже объявлений на столбах. В конце концов, найдешь работу. Но что это будет за работа? Ты потеряешь всякую свободу и станешь обычным козлом отпущения, нашим Азазелем. Нужно идти другим путем.
- И ты знаешь этот путь?
- Для себя, да. А для тебя он откроется позже.
- Интересно … - Виктор задумался, но было видно, что он не очень верит в возможность какого-то таинственного другого пути, который со временем должен открыться перед ним.
- Сегодня все, что я скажу, покажется тебе интересным. И чем дальше, тем будет любопытнее.
Она достала из сумочки лист рекламной газеты, в центре которого красным овалом было выделено крупно набранное объявление.
- Смотри, в рамке, - заметил Виктор. – Всегда приятно, когда умирают известные люди.
- Не говори глупостей. Лучше прочти.
Прочитав объявление, Виктор посерьезнел и вопросительно посмотрел на Анну.
- Зачем тебе этот конкурс? Ты уже пыталась стать моделью, но ничего не вышло.
- Мне не хватает пяти-семи сантиметров роста, - пояснила Анна. – На подиуме женщина смотрится совсем иначе, чем в обычной жизни. Она должна быть высокой, худой и пластичной.
- Ты подросла?
- Нет, конечно. Но мне повезло. В этом модельном агентстве не считают каждый недостающий сантиметр. Для них главное другое – обаяние женщины, ее очарование, ее аура …
- А это что такое?
- Что-то вроде того нимба, сияющего кружка, который всегда висит над головой святого. Женщина должна быть не просто красивой, ее должна окружать особая атмосфера, особое сияние, притягивающее к ней взгляды. И сердца, разумеется.
- Сердца мужчин, - полуутвердительно вставил Виктор.
- Не только. Модели существуют не для одних мужчин, интересующихся женской красотой, но мало что понимающих в женской моде. Но и для женщин. В первую - очередь для женщин, хотя они и относятся завистливо к красоте и обаянию других женщин. Так что дело не в одном росте.
- А со всем остальным у тебя полный порядок … И с этой самой … аурой …
- Кроме подиума, есть обложки модных, дорогих журналов, есть реклама. Там рост не так важен.
- Ничего из того, что ты говоришь, в этом объявлении нет. – На лице Виктора сквозило подозрение. – Откуда все эти новые идеи?
- Из общения с Альбертом Львовичем. И из собственных размышлений.
- Ах, опять Альберт Львович! Наш дорогой Аль … - Виктор сначала удивился, но тут же поставил все на свои места. – Действительно он. Кому еще другому быть! Ведь он вице-президент модельного агентства, давшего объявление …
- И председатель жюри конкурса, - дополнила Анна.
- Ах, и председатель тоже …
- Что ты разахался, как зять на похоронах любимой тещи! Кому быть председателем жюри, если не вице-президенту?
- После обеда с ним в ресторане твои шансы войти в число призеров резко возросли?
- Альберт Львович ничего не обещал! Он сказал только, что у меня есть шансы стать победительницей или призершей конкурса. Он уверен, что со временем я войду в десятку ведущих топ-моделей и что у меня впереди блестящая карьера.
- Я рад за тебя … И за Альберта Львовича тоже … Еще бы! Открыть для модельного бизнеса такую красавицу! Ему очень повезло … Боюсь, что не только как вице-президенту, но и как …
- Опять глупости!
- Нет, нет! Я очень доволен! И за тебя и за …
В голосе Виктора не было, однако, никакого удовлетворения. В нем сквозила даже потерянность. Еще несколько дней назад все было хорошо и спокойно, а сегодня - бах! - появляется, как чертик из табакерки, богатый вице-президент и открывает перед его Эн блестящие перспективы … У нее впереди сияющая дорога, а он остается на обочине и задумчиво, как в раннем детстве, ковыряет в носу.
Мимо них по аллее тащились два парня, один из которых покачивался заметно сильнее другого.
- Закурить не найдется? – обратился к Виктору более трезвый.
- Не курю, - сухо ответил Виктор.
- Ну и мудак! – тут же вставил другой, и его физиономия засияла.
- А у твоей крали? У этой вот самой … жопы?
Виктор рванулся было вперед, но Анна крепко вцепилась ему в руку. Помявшись, парни, пошатываясь, пошли дальше.
- Ты что, не видишь? – укоризненно сказала Анна. – Они нарываются на драку! У высокого в кармане рубашки пачка сигарет. Так они, наверно, к каждой паре подходят.
Виктор зло сплюнул и раздраженно махнул рукой.
- Сволочи! Для них выпить и ни с кем не подраться – последнее дело! Надавать бы им хорошенько!
- В этом парке половина таких! Всем не надаешь! Они сюда лезут как мухи на мед. Единственный выход – держаться от таких мест подальше.
- Но как это сделать? – Виктор переключился на прежние мысли и замолчал.
Анна положила голову Виктора себе на плечо и задумчиво перебирала его волосы. День становился все жарче, обоим уже хотелось есть, но они оставались на месте.
- Я с моим ростом хорошо смотрелся бы на подиуме, - мечтательно заметил Виктор.
- Но конкурс только для девушек, так что ты отпадаешь.
- Обидно, но девушкой мне уже, пожалуй, не стать …
- Кстати, - словно вспомнив что-то важное, начала Анна, - Альберт Львович говорил мне, что вскоре будет объявлен конкурс и для мужчин. Конкурс на красивую мужскую грудь.
- Это еще что? – Виктор был искренне удивлен. – Какая красивая грудь?
- Но у тебя ведь есть грудь?
- Грудь есть. Но титек у меня нет.
- А они и не нужны. Ты же не женщина. Конкурс именно на красивую мужскую грудь.
- Разве она бывает красивой или некрасивой?
- Конечно. У мужчины может быть красивым все …
- И лицо, и одежда, и мысли?
- Все! – категорично ответила Анна. – И в первую очередь лицо, грудь и задница. Ты, кстати, вполне мог бы участвовать не только в конкурсе на красивую грудь, но и в конкурсе на красивый зад.
- А что, такой тоже объявят? Что говорит наш Альберт Львович?
- Он говорит, что непременно объявят. Но не так скоро.
Слова Анны звучали искренне. Ее совершенно не смущало, что она обманывает любимого человека. Ложь во спасение казалась ей вполне извинительной. Это все равно, что говорить у постели смертельно больного человека, что он непременно выздоровеет.
- Если объявят конкурс на красивую мужскую грудь, я буду в нем участвовать, - решился Виктор.
- Из-за денег? – хитро спросила Анна.
- Только из-за денег.
- Но от таких денег у тебя будут угрызения совести!
- Угрызения совести у меня уже есть, а вот денег нет. Но перед конкурсом мне нужно будет непременно пообедать с Альбертом Львовичем …- съехидничал Виктор. – Теперь я знаю, как завоевываются первые места на таких соревнованиях!
- Ничего ты не знаешь и незачем тебе обедать с ним!
- Чтобы очаровать его и посетителей ресторана, в котором мы будем обедать, своей очаровательной мужской грудью! Пусть полюбуются!
- Но она у тебя волосатая!
- Неважно, - с ходу отмел ее возражение Виктор. – Еще неизвестно, что ценится в приличной мужской груди. Быть может, волосатость – необходимое ее качество. Конкурс – это жюри, и оно решит, что хорошо, а что плохо. А Альберт Львович как вице-президент будет, разумеется, председателем этого жюри.
- А как насчет конкурса на самую аппетитную мужскую задницу? – продолжила свою линию Анна. – Здесь ты, конечно, пас?
- Это какой-то абсурд! Кому интересна моя задница?
- Я тебе уже сказала: это едва ли не первое, на что смотрит женщина, знакомясь с мужчиной. К тому же и некоторые мужчины очень неравнодушны к этой части мужского тела. Они отобьют ладони, аплодируя тебе …
- Геи, что ли? Они меня совершенно не интересуют. – На лице Виктора промелькнуло брезгливое выражение. – Я ничего им не стану показывать. Пусть смотрят друг на друга … Я не голубой, чтобы раздеваться перед ними.
- А за деньги?
- И за деньги тоже.
- Я имею в виду, за большие деньги?
- И за большие …- Виктор настороженно посмотрел на нее. – Ты опять куда-то клонишь. Раньше мы никогда не вели таких разговоров. Не хватало вспомнить еще лесбиянок …
- Ну, лесбиянкам что-то показывать могу только я. Ты им неинтересен. Даже противен будешь, когда разденешься. Ты очень негармонично сложен. У тебя между ног что-то болтается, чему трудно найти применение.
- Странные вещи ты говоришь. – Виктор пожал плечами. - Сама применяла и с большим удовольствием, а теперь уверяешь, что это, вроде, и ни к чему …
- Я сейчас рассуждаю как лесбиянка, - рассмеялась Анна. – Ей все твои прелести совершенно по фигу.
Виктор посмотрел на нее изучающе, отвел прядь, упавшую ей на лоб, потом привлек к себе и поцеловал.
- Быстро же ты входишь в роль. Я иногда не понимаю, где кончаются твои роли и начинаешься ты сама. Из-за этих ролей ты такая разная все время …
- Я сама плохо представляю, где неожиданно выбранная мною роль, а где я. – Анна задумалась на мгновение. – Кто-то сказал, что человек в спектакле собственной жизни играет только небольшой эпизод. И в самом деле. С утра я заботливая дочь, успокаивающая отца, что все будет хорошо. Потом пассажирка метро, прохожая, посетительница парка … В каждом случае все расписано почти до мелочей. Как пройти турникет при входе на станцию метро, куда деть бумажный стаканчик из-под кофе … Нужно только помнить свою роль, и жизнь потечет сама собой. Все будет происходить автоматически. А где же я, единственная и неповторимая? В чем моя свобода, если я постоянно играю роли, которые знают и играют все?
- «Жизнь есть театр и люди в нем актеры», - процитировал Виктор. – Кто это сказал?
- Шекспир. Но это надо понимать прямо, а не в переносном смысле, как он. Мы только рождаемся, а пьеса, которую нам предстоит играть всю жизнь, уже написана. Хуже того, роли в основном уже распределены. Вот мне досталась роль девочки из малообеспеченной семьи. И я терпеливо играю эту роль. Играю точно так же, как тысячи, как миллионы других малообеспеченных девушек. Утешаю неудачника отца, донашиваю свои старые платья, хожу с любимым человеком гулять в парк, который я, если честно, терпеть не могу … Только однажды попала в Большой театр, слушала «Ночь перед рождеством» Римского-Корсакова. Не помню, когда последний раз была в театре … Балет видела лишь по телевизору … Ни разу не была в консерватории … И все это входит в мою роль. Я как бы родилась с этим … И ничего не могу изменить… Но, может быть, я гожусь для другой роли? Или для многих других, гораздо более ярких ролей?
Внимательно слушавший ее Виктор встрепенулся.
- Конечно, годишься! Не случайно ты так легко переходишь от одной роли к другой! У тебя еще все впереди!
- У нас все впереди, - поправила его Анна. - Я уже не представляю, что могу жить без тебя. Нам нужно быть вместе, всегда вместе. И пытаться вдвоем изменить нашу жизнь. – Она замолчала, а потом с грустью добавила: - Но пока ты только мешаешь… Ты не хочешь никаких перемен, как будто боишься их …
- Ничего я не боюсь, - угрюмо пробормотал Виктор.
- Нет, боишься.
- Я только против твоих теперешних планов … Против всех этих массажей и стриптизов, конкурсов моделей с богатыми покровителями …
- Ах, ты против конкурсов тоже?
- Да, твой конкурс мне совершенно не нравится! Я окажусь пятым колесом в телеге, если ты добьешься успеха… Ты будешь общаться только с теми, у кого есть золотые кредитные карточки …
Анна успокоительно положила свою руку на его ладонь.
- Но ведь ты тоже будешь участвовать в конкурсах! И я уверена, будешь побеждать!
- Ты смеешься? – возмутился Виктор. – Конкурс на красивую мужскую грудь! На мужскую мохнатую и мускулистую задницу! Я не голубой и не буду ходить по сцене с голой задницей, срывая аплодисменты. Может еще конкурс на самый красивый мужской член?
- Может быть, - сухо сказала Анна. – Если вдруг объявят такой конкурс, ты будешь в нем участвовать. И не исключается, что станешь одним из призеров. А может, даже победишь.
- Ни за что! – отрезал Виктор. – Никаких сомнительных конкурсов! И ты не будешь участвовать ни в каких конкурсах!
- Но ты, как будто, соглашался? Мужская грудь?
- Нет! Увлекся и пошел за тобой. Это было ошибкой.
Некоторое время они молчали. Анна смотрела в небо с редкими, медленно плывущими облачками, Виктор, упираясь локтями в колени, уставился в землю.
- У тебя есть другой план? – Ее голос звучал скептически. В нем сквозила твердая уверенность, что Виктору нечего предложить.
- Пока нет… - Он помедлил и с напускной твердостью сказал: - Но план появится!
- Пустые слова. – Анна отвернулась от него. – А что касается моего участия в каких-то конкурсах, то позволь мне самой принимать решение. Я еще не твоя жена. И даже если бы была женой, все равно решала бы сама. Ты мог бы только советовать, не больше.
Виктор напрягся и готов был ответить резко и решительно. Но Анна опередила его. Ровным и, как могло показаться, спокойным голосом она сказала, глядя на свои колени:
- Я предлагала тебе идти вместе. Ты не захотел. Я пойду сама.
Она поднялась со скамейки и стала уходить к выходу из парка. «Даже не попрощалась, - мелькнуло в голове у Виктора. – Не объяснила… Надо окликнуть ее …» Но потом он сник. Что объяснять, когда и так все ясно… С тюфяком и размазней, не способным ничего добиться в жизни, не имеющим даже примерного представления, как действовать, не о чем особенно говорить…
Виктор долго сидел в какой-то полу-прострации, раскинув руки по спинке скамейки и ничего не замечая. В голове мелькали неясные обрывки мыслей, вспоминались встречи с Анной и их разговоры, перепрыгивавшие обычно с одного на другое… Раньше ничего не нужно было решать, все катилось как бы само собой. И вдруг такой обвал …
Особенно отчетливо вспомнился почему-то эпизод их последней близости. Повинуясь неконтролируемому приступу животной плоти, они совокупились прямо у березы, около которой начались ласки и поцелуи. Чахлый кустарник отделял их от аллеи, по которой иногда проходили утомленные солнцем пары. В кустах за березой что-то шуршало и даже, как будто сопело. Наверно, какой-то любитель острых ощущений заранее занял там позицию, а она оказалась неудобной. Джинсы Виктора упали до самых его щиколоток, обнажив белый зад и волосатые ноги. Чувство опасности придавало особую остроту сексу, но оно мешало сдерживаться, чтобы продлить удовольствие. Половой акт был скоропалительным и закончился сдавленными стонами…
«Больше так не будет, - подумал Виктор. – Эн стала другой… Еще немного и с нею меня вообще ничего не будет связывать… Останется только вспоминать, как я нырял в нее по четыре-пять раз в день неугомонным жизнерадостным дельфином…».
Часть 2
«МИСС ТРЕТЬЕ ТЫСЯЧЕЛЕТИЕ»
Глава 1
Тревога Виктора нарастала. Время шло, хорошая работа не находилась, а конкурс красоты, после которого Аня неминуемо исчезнет с горизонта, приближался. В конце концов, Виктор перестал думать о чем-либо, кроме этого проклятого конкурса. Аня не звонила, и этот заставляло его мысль работать особенно лихорадочно.
Постепенно начала созревать идея, как выйти из сложившейся ситуации. Поначалу эта идея показалась Виктору бредовой, но уже пару дней спустя он стал обдумывать ее более спокойно. Из безвыходной ситуации нет, конечно, выхода. Остается одно – взорвать ее. Разрушить неблагоприятное стечение обстоятельств. Тогда, быть может, появится какой-то просвет. Ясно было, что с Эн нельзя расставаться. Чтобы сохранить ее, можно пойти на все, что угодно.
Бросив все дела, Виктор отправился посоветоваться к своему старому приятелю. Они жили в одном дворе, когда-то ходили вместе в школу. После школы их пути начали постепенно расходиться, но старая дружба осталась неизменной. «На Олега можно положиться, - решил Виктор. – К тому же без него мне просто не обойтись».
Недавно Олег со скрипом закончил какой-то технический институт, работу по специальности не нашел, и теперь подрабатывал извозом на стареньких отцовских «жигулях». Он хорохорился, но дела у него шли неважно. Машина все больше изнашивалась, а денег на покупку новой не предвиделось. Дважды Олега грабили какие-то подонки, отбирая скудную выручку. Один раз, когда денег у него оказалось совсем мало, два парня выбросили его из машины и уехали на ней. Повезло, что она заглохла через несколько кварталов, и ее быстро удалось найти.
Единственное, что радовало Олега, так это обилие знакомств с девушками, которых он подвозил. Обычно это были продавщицы и секретарши, которые считали своим долгом два-три раза в неделю подъехать на работу или на свидание на такси. Садясь в машину, они выглядели строго и неприступно, но затем, разговорившись, делались гораздо проще. Олег рассказывал, что некоторые не прочь были расплатиться за проезд натурой, и будто бы не раз они доставляли ему удовольствие прямо в машине, в каком-нибудь безлюдном переулке. А вечером все могло происходить прямо на ходу, хотя, признавался Олег, это сильно мешало ему вести машину. Вспомнив обшарпанный салон машины и едкий запах бензина в нем, Виктор тогда подумал, что в парке, пусть на пнях и кочках, заниматься этим делом гораздо романтичнее.
До знакомства с Аней Виктор иногда присоединялся к Олегу и его очередной девушке, обычно приводившей с собой, чтобы не было скучно, подругу. Олег звонил всегда неожиданно и говорил как заговорщик, чтобы присутствующие при разговоре девушки не могли ничего понять:
- Послушай, дружище, здесь поступили две новые книги. Одну из них я, правда, вчера уже прочитал, но очень бегло, в дороге. А вторая, я тебе скажу, эксклюзив, как раз в твоем вкусе. В дорогой обложке, хорошего формата, прекрасная белая бумага, и все монолог, все монолог, прямо не остановишь. А суперобложка у нее, по-моему, вообще из Франции. Думаю, прочесть сможешь сегодня же, за один вечер, не выходя из моей библиотеки. Автор у нее Устинов, да, уверен, Устинов… Чернила для заметок я уже запас, захвати с собой только немного бумаги…
На обычном языке это означало, что у Олега сидят в ожидании дальнейших событий две девушки, с которыми Виктор еще не знаком. С одной из них Олег уже был близок, но в машине, скорее всего на ходу. Девушка, предназначаемая Виктору, хорошо одета, стройна, с белой кожей, очень разговорчива, а плащ или пальто у нее импортные. Договориться с нею обо всем удастся, по всей вероятности, в этот же вечер, не выходя от Олега. Девушка явно склонна к оральному сексу, во всяком случае губы у нее хороши и кажутся располагающими как раз к такой форме интимного общения. Выпивка имеется, но нужно захватить с собой что-нибудь поесть. Трудно сказать, насколько слышавшие разговор девушки понимали необычный для них разговор двух молодых библиофилов о новых книгах, требующих немедленного прочтения, но виду не подавали.
Олег был увлечен оральным сексом, и первое, или даже единственное, что он замечал в женщине, были ее губы. «Некоторые книги, - говорил он с энтузиазмом, - прирожденные Устиновы. Они не суют тебя куда попало, а сразу берут в рот. Но таких, к сожалению, немного. Большинство зачитаешь до всех дыр, а до главного так и не дойдешь».
Многие забавные ситуации приключались в тесной квартирке Олега, где присутствующие обычно располагались парами на противоположных сторонах вытертого и пыльного ковра. Скрипучий диван обычно оставался неприкосновенным, отчасти чтобы никому не было обидно, но прежде всего потому, что как только на диване начинались активные телодвижения, соседка снизу настойчиво стучала в потолок, а потом звонила в дверь. «Разбогатею, - мечтательно говорил Олег, - куплю себе толстенный и здоровенный
вьетнамский ковер. Тогда никаких синяков ни у кого не будет».
Мечты Олега всегда имели один и тот же отправной пункт и забегали не дальше пригородной электрички. Стать богатым и купить ковер, так и зовущий прилечь на себя две-три пары; стать богатым и купить новые шины к «Жигулям», чтобы каждый второй автоинспектор не останавливал машину и не спрашивал ехидно, явно на что-то намекая: «А почему это у вас резина такая лысая?».
Уверенность в том, что большие деньги не за горами, Олег черпал из общих, довольно туманных соображений. Страна на подъеме, благосостояние граждан растет как на дрожжах, скоро в каждом гараже и даже в каждой «ракушке» будет стоять «феррари» или на худой конец подержанный «мерседес». Если все станут богатыми, то и самые невезучие, даже если они к этому вовсе не стремятся, окажутся с карманами, полными звонкой монетой. «Я скоро сделаюсь таким богатым, - уверял всех своих новых девушек Олег, - что деньги на дне моих карманов будут плесневеть». Но если девушки появлялись в достаточном количестве, богатство почему-то все не шло.
После знакомства с Аней Виктор перестал составлять компанию Олегу. Тот, провертевшись без всякого результата между двумя, а то и тремя подругами, нередко обижался на Виктора. Однако, познакомившись с Аней, Олег проникся к ней большим расположением и сказал Виктору: «То, что надо. Лучше у тебя никогда не будет. Да и эту скоро отберет какой-нибудь денежный мешок. Так что, пользуйся моментом».
Изредка Виктор и Анна брали у Олега ключи от его квартиры, но делать это часто было неудобно. К тому же иногда, в самый разгар событий, Олег открывал дверь квартиры вторым ключом и появлялся на пороге с улыбкой на лице, делавшей его похожим на школьника, опоздавшего на урок. С ним была очередная девушка. Он, оказывается, подвозил ее куда-то на своей машине и успел между делом разглядеть ее пухлые, зовущие губки. Она не отказалась заглянуть к нему на огонек, и вот они здесь. Олегу было глубоко безразлично, сколько пар возятся у него на ковре и даже на диване. Он настолько увлекался собственными занятиями, что не видел никого, кроме себя и своей партнерши. Итог он подводил дикими вскриками, пугая, наверное, соседку внизу еще больше, чем скрипом и стуком дивана. И только после этого он, раскинув руки и блаженно сопя, неожиданно нащупывал рядом на ковре соседей и просительно говорил: «Есть кто-то? Закурить бы кто-нибудь принес... ». Анну, да и Виктора, такая простота нравов шокировала. Они предпочитали уединяться для интимных дел.
Олег, открывший дверь Виктору, был в старом трико, которое он неизменно одевал, попрощавшись со своей девушкой и сообщив ей с обезоруживающей улыбкой, что денег на такси у него нет, но скоро непременно будут. Сам он отвезти не может, потому что дома не убирал уже две недели. Вот если бы она сделала у него генеральную уборку, он тут же отвез бы ее домой на свой машине. Девушки скорее предпочитали отправляться домой на городском транспорте, чем заниматься уборкой.
Виктор сел на единственный стул, стоявший комнате, а Олег расположился на диване, накрытом, по-видимому, в ожидании предстоящего вечером важного свидания старым, выцветшим покрывалом.
Внимательно выслушав историю знакомства Анны с Альбертом Львовичем, Олег помотал головой и восхищенно сказал:
- Ничего себе! Обед в ресторане! Так просто такие обеды не закатывают! Это что-то подозрительное...
Особое впечатление на него произвело меню обеда.
- А икра там была? Красная или черная? - заинтересовался он.
- Не знаю, - пожал плечами Виктор. - Она ничего об этом не говорила.
- Точно была! - Олег уверенно хлопнул ладонью по дивану, подняв облачко пыли. -Думаю, что черная. Она дико дорогая и гораздо вкуснее красной. Все богатые люди едят только черную икру. В тарелку с красной икрой, если им ее предлагают, они просто плюют. Обед с черной икрой - это, я скажу тебе, высший шик! Я сам ее не пробовал, уже не помню сколько лет. Стану побогаче - обязательно приглашу тебя в этот ресторан и поставлю перед тобой целую миску черной икры. Лопай, как миллиардер, ложкой!
Виктор рассердился на него.
- Ты что, не можешь врубиться? Причем здесь икра? Главное - конкурс! А этот Альберт Львович - вице-президент модельного агентства, объявившего конкурс и председатель жюри. Он к ней явно благоволит и сделает все, чтобы она победила!
- Точно сделает! - охотно согласился Олег - Не зря же он так подъезжает к ней и закармливает деликатесами. Этот старый навозный жук своего потом не упустит!
- Он, как будто, не очень старый. Она говорила «пожилой».
- Больше сорока, значит старый, - отмел это возражение Олег. - А как подъехал! Первый день знакомства - и уже в ресторане! Скромной, малообеспеченной девушке нетрудно вскружить голову! Ты когда последний раз был с нею в ресторане?
- Один-единственный раз мы там были. А так, пирожки ели в парке, ну и мороженое...
- Вот то-то же! А здесь все на блюдечке с золотой каемочкой! Сегодня вечером, я думаю, они тоже отправятся в ресторан. А чего тянуть? Как говорится, член железный, пока горячий. Пожалуй, они уже сидят там. Какая раскрасавица устоит перед таким напором? Я таких не знаю. Будь я девушкой, я бы точно не устоял!
- Аня не такая... - попытался возразить Виктор.
Олег огорченно помотал головой и скривился, как будто сразу съел пол-лимона.
- Я понимаю тебя, Вик. Любовь и все такое. Страсти по мордасти. Но, поверь мне, я уж это дело знаю, все бабы одинаковы Пару раз в ресторан и, пожалуйста, - в постель. Плохи твои дела, дружище. Уводят кобылу прямо из стойла!
- Что ты лепишь! - одернул его Виктор. - Какая кобыла, дурак!
- Извини, это просто образ... Что ты теперь должен делать? - Олег сжал кулак и выбросил правую руку вперед. - Перейти в контратаку! Ответить на его ресторан двумя своими ресторанами! Пусть это будут «Националь» и «Метрополь», не ниже.
Виктор обиженно посмотрел на него.
- Тебя все время несет! Тоже мне тайный советник! - В голосе Виктора стало звучать ехидство. - За какие шиши в ресторан? Я взял у тебя в долг немного денег, их на чаевые официанту не хватит! Ты посмотри, как я одет! У меня молния на штанах не каждый раз застегивается, а я отправлюсь в «Метрополь»! Ты сам давно приглашал девушку в ресторан?
- У меня их много, всех не наприглашаешься... - начал сдавать Олег. - А когда в последний раз, не помню. Скорее всего, никогда. Да, точно, никогда не приглашал. Я и сам бываю в ресторане только по приглашению, не за свои же идти. А в «Метрополе» и в «Национале» я вообще ни разу не был. Все как-то некогда… - Полминуты подумав, Олег нашел новый выход. - Ресторан отпадает, во всяком случае, на ближайшее время. И подарок дорогой ты не можешь ей сделать… Скажем, платиновое колечко с бриллиантом. Не потянешь…Нас с тобой только на латунное хватит... Тогда сделаем вот что. Пойдем к этому жуку и набьем ему морду! Скажем ему: «Еще раз подкатишь к Анечке, оторвем яйца! Если и после этого не успокоишься - отрежем член!»
- Как ты можешь! - поморщился Виктор. - Ты же интеллигентный человек, а в разговоре у тебя все время «морды» и «члены»! - Школа Анны явно шла Виктору на пользу.
- Ну, это в переносном смысле, - смутился Олег. - Образ, сам понимаешь. Пригрозим ему. Скажем: «Мы - мафия! Мы опекаем Анну, с нами лучше не связываться!».
- Мафия не ходит в застиранном трико и в выцветшей рубашке, - поморщился Виктор. - И раз он настолько богатый, что ест икру в ресторане и других ею угощает, за ним стоят такие ребята, что морды будут бить нам, а не мы ему. Ты ему пригрозишь, а он пальчиком на тебя укажет, и они тебя так обработают, что мама родная не узнает. Будешь потом всю жизнь работать на лекарства или, как Квазимодо, подметать Собор парижской богоматери...
Олег задумался, обхватив колени руками и покачиваясь на диване.
- Ты прав, старина. Придешь к нему, а там тебя уже ждут. Отметелят по первое число и выбросят где-нибудь из иномарки на асфальт... Ничего мы не можем предпринять...- Но уже через мгновение у Олега, усвоившего из своего опыта, что и из кажущихся совсем безвыходными положений всегда находится выход, появился новый план. - Надо мне пойти к старикану и попросить его включить меня в состав жюри. У меня все данные для этого! Молодой, но уже широко известный специалист по женскому вопросу… Знаток и ценитель женской красоты... А уж в жюри я развернусь! Самую страшную поставлю на первое место, разбушуюсь, если со мной не согласятся... Никому не дам высказаться, задавлю всех мощью своего интеллекта!
- Ерунду ты говоришь, - досадливо поморщился Виктор. - У тебя интеллекта пока что больше в кулаках, чем в голове. Чего ради первого встречного включать в жюри? Ты ведь не можешь сказать, что ты знаком с Аней. И если даже скажешь, так это только повредит...
- Пожалуй, что так, - согласился Олег. - На что я этому старому хрену? Зачем ему включать меня в жюри? На хер я ему нужен?..
Олег снова замолк, не в состоянии найти выход из беспросветного тупика.
- Не вижу выхода, - подвел итог своим размышлениям Олег. - Получается как в той поговорке: отдай невесту чужому старенькому дяде, а сам иди к ... Извини, чуть хуже «морды» не получилось...
Олег замолчал и, обхватив голову руками, начал покачиваться взад вперед. Диван жалобно поскрипывал в такт его движениям.
- Знаешь, дорогой, у меня башка скоро лопнет от таких размышлений, - заявил через минуту он. - Я даже в институте на экзаменах не думал так напряженно...
- В институте ты вообще мало о чем думал, кроме женщин.
- Но кончил же все-таки институт! Значит, думал. Но не с таким напряжением! Давай-ка мы попьем с тобою чаю, может это просветлит мозги...
Друзья перешли в тесную кухоньку Олега. Виктор сел на скрипучую табуретку около крошечного столика, а Олег налил воды в чайник, поставил его на газовую плиту и тоже присел на табуретку. Хотелось помочь другу, но как? Редкий случай, когда в голову ничего, даже отдаленно похожего на приемлемое решение не приходило.
- Поговорка твоя насчет дяди хорошая, но она не про нас ...- медленно начал Виктор, как бы давая приятелю возможность прийти в себя и яснее понять то, что будет сказано дальше. - Пусть твой дядя отдает своих невест первым встречным. Мой дядя, - Виктор указал пальцем себе между ног, - разбрасываться невестами не станет. Он сам будет их иметь. Это - его профессиональный долг, професьон де фуа, как говорят французы, а они знают в этом толк. - Выждав минуту и видя, что Олег еще не скоро выйдет из ступора, Виктор решительно сказал: - Выход у нас есть! У нас осталась последняя карта. Но козырная!
- Что же это за карта? - недоумевая, поднял на него глаза Олег.
- Развалить конкурс! Если Аня не выиграет какой-нибудь приз, все кончится ничем. Она и раньше хотела стать моделью, но ничего не выходило. Если и теперь все провалится, она забросит эту идею.
- А как ты его развалишь? - недоумение Олега только усилилось. - Ты что, президент модельного агентства? Или дашь объявление, что конкурс отменяется?
- Такое объявление никто не примет. Нужно действовать тоньше. Мы должны принять участие в этом конкурсе, а еще лучше - занять на нем призовые места. Потом мы объявим, что мы мужики, и конкурс лопнет, как мыльный пузырь!
- Да кто же нам поверит! - воскликнул Олег.
- Что мы мужчины?
- Нет, этому поверят. А если нет, мы предъявим веские вещественные доказательства! Кто поверит, что мы девушки? Конкурс ведь для них!
- Вот это самое трудное, - охотно согласился Виктор. - Надо перевоплотиться в девушек, сыграть их роль! Ну, соответственно, переодеться, сделать себе грудь побольше, навести макияж...
Олег весело рассмеялся, хлопая себе обеими ладонями по коленям. Потом, продолжая смеяться, вытер слезы и стал отрицательно мотать головой.
- Макияж! Ну, ты скажешь! На мою рожу - и макияж! Может, мне и губки сделать попышнее, да еще бантиком? «Здравствуйте, я настоящая Устинова! Один из призов -мой!» И почему только грудь? Мы и задницы себе сделаем настоящие, женские! Мягко сидеть будет!
- Чего ты смеешься! - прикрикнул на него Виктор. - У нас что, есть другой выход?
- Но это разве выход? В платьях еще туда-сюда, хотя в женских туфельках я в любой момент могу оступиться и упасть. А если заставят раздеться?
- Разденемся! - решительно ответил Виктор.
- Догола раздеться! Тогда как? Скажем: «Извините, мы салями принесли с собой, перекусим в перерыве»?
- Полностью ни на каких конкурсах не раздеваются, - возразил Виктор. - Максимум - в купальниках.
- Какой ты знаток этого дела! - Олег посмотрел на него с ехидцей. - Раздевают наголо, да еще и ощупывают эти самые, интимные места! Уж я то эти вещи точно знаю!
Виктор на мгновение смутился, но быстро нашел ответ.
- Ничего ты не знаешь! Ни в каких конкурсах ты не участвовал. Даже девушкой никогда не переодевался. Я видел на Тверской парней, одетых, как женщины, и накрашенных. Так этих трансвеститов не отличишь от настоящих женщин! К ним даже молодые люди клеются, пытаются познакомиться: «Девушка, мы, кажется, с вами где-то встречались...»
- Я тоже видел этих самых по телевизору, - кивнул Олег. - Действительно, не отличишь от полноценных баб. Некоторые даже симпатичные... Не разберешься, так и влипнешь. Кончится тем, что не ты ее, а она тебя... Точнее, он тебя...
- Аня смотрела пьесу «М. Баттерфляй». Так там один американец двадцать лет был влюблен в красивую китаянку, спал с нею и только в конце обнаружилось, что она - мужчина, да к тому же – шпионка…
- Как же он спал с нею? - удивился Олег. – Может, у них был только оральный секс? Некоторые мужчины тоже балуются этим…
- У них был самый обычный секс! Но она - или какая она! – он! - подставлял любовнику в самый решающий момент свою задницу, и все проходило без сучка и задоринки.
- Это надо же! - удивленно присвистнул Олег и задумался. Не проводили ли и его самого таким образом? Думаешь, что имеешь дело с женщиной, а в действительности под тобой коварный мужчина! - Вполне может быть, - заключил он, соглашаясь то ли с содержанием пьесы, то ли со своими внезапно возникшими подозрениями. - Есть такие стервозные мужики, что вполне могут провести... Щупать надо, обязательно все прощупывать! Особенно интимные места!
- Если ты уже получил большое удовольствие, - ухмыльнулся Виктор, - какая тебе разница, если потом вдруг нащупаешь у своей любовницы член?
- Ну, не скажи! - возмутился Олег - Все пойдет насмарку! Противно будет даже вспомнить! Зачем мне женщина с членом?! У меня у самого он имеется!
- Успокойся, я шучу, - охладил его Виктор
Засвистел чайник. Олег выключил газ, налил в чашки кипяток и слегка закрасил
его старой заваркой из объемистого заварного чайника с обколотым носиком. Чувствовалось, что Олегу хотелось бы сменить тему, заставляющую напрягать свои мозги так, что они вот-вот расплавятся. Отхлебнув чаю и похрустев баранкой, он задумчиво сказал:
- Зачем это нужно, мужчине с мужчиной? Совершенно не нужно! – Олег говорил возмущенно. - Я понимаю еще анальный секс с женщиной, иногда обстоятельства этого требуют. Иная разогреется под тобой до того, что прямо стонет: «Делай со мною все, что хочешь!». А что делать, если все остальное с нею уже испробовал!? Перевернешь ее и вонзишь свой страннический посох в последнее отверстие! Некоторым женщинам это нравится, прямо, как юла под тобою ходят. Но мне это довольно безразлично. Я такое делаю, можно сказать, по долгу службы…
- У нас не вечер воспоминаний, - оборвал его Виктор. - Ты, вот, говоришь: раздеться догола. Ничего страшного! Пожалуйста, разденемся. Пусть их чертово жюри вместе с его председателем упадет в обморок. Таких, как у нас с тобой, они никогда еще не видели! Нам есть, что показать! Тем более показать мужчинам, понимающим в таких вещах толк! Конкурс не выиграем, но зато посмеемся!
- Да уж, смешно будет, это точно. Но вот вопрос: кто над кем будет смеяться?
- За свой, что ли, беспокоишься? Нечем удивить?
- Нет, не за свой. Скрывать мне нечего, а вот гордиться есть чем. Я девочкам не пустышку какую-нибудь сую. Полноценный банан! Или, если сказать без этой иностранщины, родимый кукурузный початок молочно-восковой спелости! Самый вкусный фрукт, произрастающий в нашей суровой, полгода покрытой снегом стране. Я беспокоюсь за общую ситуацию. Не выставили бы нагишом на улицу! - Он замолчал, потом махнул рукой. - Все! Хватит об этом! Давай пить чай...
Виктор повертелся на своем скрипучем табурете.
- Может, угостишь кофе? Чай как-то не идет …
- Нет, приятель. Нам с тобою пока только чай. Иначе разоримся. Кофе для интеллигентных дамочек, которые любят выпендриваться.
Пока пили чай, Олег задумчиво тер себе лоб ладонью.
- Ты меня этим своим конкурсом как пыльным мешком по голове… Все смешалось, не знаю, что и делать …
- Но другого выхода нет, - настаивал Виктор.
- Действительно нет. Если то, что ты предлагаешь, считать выходом…- Видя, как мрачнеет Виктор, Олег поспешил добавить: - Я готов тебе помочь! Но переодеться девушкой, а потом еще и снять с себя платье – это у меня не выйдет. Я же каждое утро занимаюсь с тяжестями, качаюсь, чтобы из машины лишний раз не выбросили. Ты посмотри, какая у меня мускулатура, бицепсы, рельеф …- Он заставил Виктора потрогать свои бугристые бицепсы, как заставлял это делать каждую новую свою знакомую. – И задница у меня сделалась оттопыренной. Ягодичные мышцы разработались …
- Такие задницы у каждой второй негритянки, - попытался переубедить его Виктор. – И ничего. Очень даже ничего …
- Но я же не черный!
- Намажься ваксой!
- Ты все шутишь! Там от запаха гуталина не только члены жюри передохнут, но и все тараканы. И кто даст негритянке приз, если даже я выкупаюсь в каких-нибудь чернилах? Здесь же не Африка, а как раз наоборот!
- Нет, черненькие и здесь пользуются спросом. В газетах постоянно мелькают объявления «Мулаткам и шоколадкам звонить по такому-то телефону».
- А лицо у меня? А походка? Я же хожу как грузчик, у которого на каждом плече по мешку цемента!
Виктор долго барабанил пальцами по столу и, не найдя ничего лучшего, решил надавить на самолюбие Олега.
- Раз ты не можешь быть женщиной, ты не мужчина!
Олег изумленно поднял брови.
- Это как?
- Вот так! Не настоящий мужчина. Стопроцентный мужчина умеет делать все. Если нужно, он играет роль мужика, а когда надо – роль бабы, прошу извинения, женщины. Возьми китайский или японский театр! Все женские роли там исполняют мужчины. Да так исполняют, что женщины рыдают!
- Ты меня уже достал своими примерами из китайской жизни, - поморщился Олег. - У них там, может, все наоборот. Вместо дня – ночь, а вместо ночи – день.
- Это и у нас во Владивостоке так. В Китае высокая культура мужчины. Там его воспитывают с детства. И даже раньше – когда он еще в утробе матери.
- А откуда им знать, кто потом родится? – Олег хитро ухмыльнулся. – В утробе воспитывают мужчину, а рождается женщина – вот и лесбиянка! Воспитывают во время беременности женщину, а рождается мужчина – готовый голубой! Опасные это эксперименты!
Чувствуя, что Олега не переубедить, Виктор стал отступать.
- Черт с тобой! Хотел сделать из тебя приличную девушку, а из тебя действительно получается грузчик в юбке. Но ты будешь мне помогать, раз я один буду участвовать в конкурсе!
- Само собой! – обрадовался Олег. – Я буду стоять за кулисами, и если что …
- Кому ты нужен за кулисами? Ты будешь сопровождать меня, пока я привыкну, что я девушка.
- Боишься, что изнасилуют? Так не ходи по ночам! Не лезь в темные подворотни! К тому же, как тебя изнасилуешь, если у тебя нет этой самой?
- Ерунду ты говоришь! – Виктор покрутил пальцем у виска. – Кому я нужна?
- Ну не скажи! – Олег осмотрел его как бы новыми глазами. – Ты длинненькая, стройненькая, гибкая… Талия, правда, широковата, но зато хорошие ножки… И личико симпатичное, только губки могли быть попышнее… Бровки надо бы подщипать … Есть выпуклости, есть впадины … Аппетитный задок … Мог бы быть побольше, но ты же совсем юная девушка!
Виктора это возмутило.
- Какая совсем юная! Мне скоро двадцать пять!
- В таком случае, - не смутился Олег, - могла бы уже дать приличные формы… Но ничего, некоторые женщины и в сорок как стиральная доска – вместо груди и зада только мелкие волны. Плечи у тебя чуть широковаты… Но с этим, видно, уже ничего не поделаешь. Кость, конечно, крупновата… Я предпочитаю субтильных девушек. Чтоб большие губы и ничего лишнего…
Виктор постучал пальцем по его лбу.
- Проснись! Для себя, что ли, выбираешь? Суди объективно, как член жюри.
- Разве они судят объективно! – запальчиво возразил Олег. - По каким таким критериям? Где он, эталон женской красоты? В каком музее? Я понимаю, эталон длины, платиновый метр, лежит в Париже, в Политехничеком музее. А покажи мне эталон красоты? Покажешь какую-нибудь женщину, которая, по-твоему, красавица, а я скажу «Уродина!» Нет такого эталона! У нас одна считается красивой, в Африке - другая, а в Китае или у эскимосов – третья.
- Но члены жюри как-то оценивают красоту. Решают же они, какая самая красивая, а какая похуже?
- Знаю я, как они оценивают! – уверенно заявил Олег, как если бы сам не вылезал из жюри конкурсов красоты. – Они ориентируются на господствующие предрассудки насчет женской красоты и на свое субъективное мнение. Такой член постоянно думает: а хотел бы я эту конкурсантку? а вот эту? а какую больше хотелось бы? Он не только думает, он еще и пристает! Лезет своими грязными жюрийными ручонками девочкам под юбчонки… Я уверен, членам жюри обязательно захочется тебя трахнуть. Если, конечно, у них что-то еще шевелится в штанах. Я бы на их месте…
- Ты что, обалдел! – вспыхнул Виктор. – Рассуждаешь обо мне как о женщине!
- Так ты теперь и есть женщина! – радостно воскликнул Олег. Он искренне хотел помочь, но ему не по душе была мысль, что для этого придется надеть женскую одежду, пройтись в ней по сцене перед жюри и публикой, а потом – и это хуже всего – снять эту одежду и продефилировать перед ними в каком-нибудь купальнике. Теперь, когда этот вариант отпал, Олег заметно повеселел.
- Ты еще начни клеиться ко мне! – умерил его восторг Виктор.
- Это еще зачем? Я же не тот американец, который не мог нащупать яйца у своей любовницы! Я буду помогать тебе как бывшему мужчине. Ты учти, женщиной не рождаются – женщиной становятся! Постепенно и ты сделаешься юной и обаятельной девушкой. Может за тобой станет даже ухаживать какой-нибудь хмырь. Не я, разумеется. Я ведь догадываюсь, что ты мужчина. Скажу тебе как специалист специалисту: женщиной быть неплохо, очень даже неплохо! О хате не думаешь, вино не покупаешь, на такси тебя подвозят, да еще и цветы дарят!
- Ага, зато она может забеременеть! – вставил Виктор.
Олега это возражение ничуть не смутило.
- Ну, ты-то, надеюсь, не забеременеешь! А если оральный секс, так и натуральная женщина не забеременеет. У меня, правда, была одна… Мы с нею только орально... И вдруг звонит: «Я залетела! Нужны деньги!» Я ей отвечаю: «Дура, в канализационный люк ты залетела! У меня есть общая тетрадь, на обложке крупными зелеными буквами написано хорошо известное слово из трех букв. Так вот, в этой, можно сказать, «автобиографии моего члена» напротив твоего имени под каждым днем, когда мы встречались, стоит «ор.», «ор.» и так далее». Ты представляешь, Вик, какая наглость!
- Меньше трепись! – перебил его Виктор. – Ты будешь ходить со мной по магазинам, поможешь купить, что носят женщины. Потом мы с тобой начнем гулять по городу. Примечательная такая парочка: накачанный бычок и стройная, гибкая… как ты там еще говорил?.. симпатичная, но на голову выше его девушка… Явная б…
Олег настороженно посмотрел на него.
- По каким еще магазинам? В женское белье, что ли?
- По разным магазинам, и в женское белье тоже! Носят ведь женщины белье, или они приезжают к тебе уже без трусов и без лифчика? Ты будешь дарить мне предметы нижнего женского туалета…
- Теперь это так называется? – Олега явно смущала перспектива посещать отделы женского белья с приятелем, переодетым женщиной.
- Взялся помогать, значит помогай!
- Я в этом ничего не понимаю! Как выбирать?
- Проконсультируйся с какой-нибудь своей знакомой… Подойди издалека. Я, мол, очень интересуюсь женским нижним бельем…
- Ничего себе издалека!
- Но мне нужно самое шикарное…
- Она меня пошлет! – испугался Олег. – Скажет, мне ничего не дарил, все чайком с баранками поил, а какой-то другой стерве – так сразу нижнее белье, да еще шикарное! Или, еще хуже, подумает, что у меня крыша поехала, и я с женщин перешел на мужчин. Роскошным бельем их поражаю, паршивый гомосексуалист!
- Придумай что-нибудь. Скажи, хочу подарить красивое нижнее белье жене своего хорошего приятеля.
- Пошлет еще дальше! – не мог прийти в себя Олег. – Подумает … да нет, не подумает, так прямо и скажет: всех перебрал, теперь к женам приятелей подбирается!
- Ничего, придумаешь что-нибудь. В таком деле невозможно без трудностей. Ты считаешь, мне легко будет по сцене в женском платье маршировать, а потом еще в купальнике? Покупать женское белье стесняешься, а каково мне будет его носить?! Что труднее?
- Да уж понятно, - начал уступать Олег. – Купить намного легче, чем потом это на себя одеть …
Глава 2
Друзья допили чай, дожевали в задумчивости все сушки. Подумать действительно было о чем. Ни один из них не только никогда не переодевался женщиной, но даже ни разу не девал на себя женские трусы или бюстгальтер. «Ане легко подготовиться к конкурсу, - с завистью думал Виктор. – Постирает трусики и выпорхнет в них на сцену. Поднимет ручку, задерет… нет, поднимет ножку, сделает глазки, изобразит улыбочку пошире – и вот тебе первое место. А здесь снарядишься как десантник перед броском во вражеский тыл, обвешаешься женской амуницией и порхай по сцене как птичка… Да еще улыбайся и строй глазки…».
Молчание прервал Олег.
- А ты представь, кто-то из жюри начнет приставать к тебе. Что делать? У них без этого, по-моему, не бывает…
- Ну, это просто, - успокоил его Виктор. – Я поведу себя с ним как та китаянка, или точнее китаец, со своим американским любовником…
Олег выпучил на него глаза.
- Пошлешь его… нет, направишь его в задницу, что ли?
- Нет, зачем это... Буду, как она, или точнее он, вешать лапшу на уши. Я, мол, невинная, неискушенная девушка и вот так сразу не могу. Если через часок или лучше через два, тогда, пожалуйста, все мои отверстия открыты для вас! Весь конкурс в два часа уложится. Это время можно продержаться. Ты давай-ка, дорогой, решай свою часть задачи, а то будешь потом краснеть, стоя за кулисами. Твое дело – обеспечить одежду! Белье, там, платье по моде, а не роба уборщицы, туфельки лодочкой, на невысоком каблучке, но не галоши… Ну, и купальничек, конечно, соответствующий… Модный, но не очень открытый. Показывать мне особенно нечего – все будет искусственное… Мой размер – пятьдесят два, обувь – сорок три.
- Ну и ножки у красавицы! – ахнул Олег, а потом добавил злорадно: - Такие ножки да председателю жюри на плечи! Покувыркался бы он между них!
- Ты не отвлекайся и относись к делу серьезнее. Одень меня поприличнее, чтобы я могла появиться даже в высшем свете. Драгоценностей и украшений там всяких не надо – я скромная девушка. Мужчину я валю на себя не какой-то там мишурой, а чистым обаянием. Взгляну робким, невинным взором, и он тут же на мне, причем уже без штанов…
- Да, девушка ты, что надо, - согласился Олег. – Тебя нужно одеть скромно, но с большим вкусом…
- Само собой, со вкусом! Какой конкурс! «Мисс третье тысячелетие», а не какая-нибудь «Мисс прыщавый лобик»! Такой конкурс бывает раз в тысячу лет. Победительница станет эталоном красоты на десять столетий. Совсем как эта самая…- Виктор задумался на секунду. – Венера Милосская!
- Это без рук которая?
- Нет, без рук другая. Хотя, может, и эта без рук. Красивой женщине руки ни к чему. Она же не домохозяйка. А почему ты не знаешь эту Венеру, которая Милосская?
Олег смутился, а затем обречено махнул рукой.
- Чего ты хочешь? Технический вуз! Поступаешь туда дураком, а выходишь оттуда идиотом! Сопромат я там учил. Расчет балки на сжатие, кручение и изгиб. Ну, и еще что-то. Но Венеры не было… Триппер только подхватил от своей прыщавой однокурсницы… От мисс прыщавый лобик, как ты говоришь…После этого пришлось перейти на более современные формы сексуального общения… А так, больше ничего венерического в моем институте не было.
Олег ушел в свои мысли, прикидывая, по-видимому, что ему предстоит сделать.
- Да, задал ты мне задачу, - вздохнул он. – Хорошо еще, что сейчас лето, а то пришлось бы тебе шубу из норки покупать. Ты учти, денег у меня не густо. Но ради такого случая придется потратить… Пусть гости кувыркаются пока на старом ковре.
- Вот-вот, лето, - перебил его Виктор. – Купи мне шортики из гипюра. Я на одной киске такие недавно видел. Все, как будто, открыто, а ничего не видно. Прохожие не могли оторвать глаз от одного ее места: видно там все-таки что-то или нет.
Олег сначала заслушался, но потом запротестовал.
- Шортики из гипюра – это уже излишество! Это даже не предмет роскоши, а черт знает что! Шикарное нижнее белье, шортики из гипюра – да у меня ни одной книги не было в таком великолепном переплете!
- Плохо выбирал, значит. И потом, такие хорошо упакованные девушки ездят не на разбитых «жигулях», а на иномарках. Тебе только кажется, что ты живешь с ними в одном городе – ваши пути не пересекаются. Я бы на твоем месте радовался, что имеешь дело со мной. Будешь наконец-то гулять с хорошо одетой девушкой, а не с какой-то чувырлой.
- Крупно повезло. – Олег опять был в сомнении. - У тебя грудь волосатая! Какой же лифчик тебе нужен? До шеи, что ли?
- Побреем, это не проблема.
- А ноги? Они тоже волосатые…
- Ты за кем следил, кот? За книгами, которые читал, или за мной? - возмутился Виктор. – И грудь мою изучил, и ноги… Волосы на груди придется побрить, а ноги оставим так. Волосы на ногах я брить не буду! Я никогда их там не брил! Не хватало еще и между ног выбрить!
- Но ты же не был еще девушкой! А теперь стал ею! В Америке все уважающие себя девушки постоянно бреют себе ноги. Кроме этого, они там вообще ничего, по-моему, не делают.
- Ты, значит, в Америке был? – ехидно спросил Виктор.
- Не был, но знаю. По телевизору все время показывают. Разведет ноги в стороны и безопасной бритвой чик-чик. Или намажет ноги расплавленным воском, а потом, когда он застынет, сдерет его вместе со всеми волосами…
- Врет твой телевизор! Обманывает в целях рекламы. По моему телевизору такую похабщину не показывают, потому что у меня нет денег на все их бритвенные станки и кремы. В Америке уже давно никто не бреет себе ноги! Ни мужчины, ни женщины, ни сам их президент! Прошла мода. Ходят с волосатыми. И чем волосатее, тем лучше. Твои девушки бреют ноги? Может ты им в этом помогаешь?
- Нет, что ты! – замахал на него руками Олег. – Если некоторые и бреют, то не ноги, а между ног. Для большей, так сказать, сексуальности. Ну, и эстетика, само собой. Здесь я не прочь помочь, когда попросят. А ноги я никому не брею! Можно об этом и не просить, все равно не стану! Я даже американскому президенту или его жене не стал бы брить ноги, сколько бы они об этом ни просили. Не брею, и все! И какая разница, волосатые ноги или нет? Главное у женщины – губы, а ноги потом, они всегда на втором плане. Я часто их вообще не вижу. Они нужны женщине, чтобы прийти и уйти, зачем еще? – Олег замолчал, считая этот вопрос исчерпанным, но потом все-таки добавил: - Но у тебя ноги очень уж волосатые…
- Ничего страшного. – Виктор стоял на своем. – Мои ноги… хотя, раз я теперь девушка, то не ноги, а ножки… мои ножки на любителя. Некоторые всю жизнь питаются манной кашей, а другим хочется чего-нибудь поострее. Вот мои ножки да на шею такому любителю острых ощущений!
- Ну, ты давай, не увлекайся! – пристыдил его Олег. – Такие фантазии не к лицу приличной девушке. Ты должен постоянно помнить, что девушку украшает скромность. Даже в самых распутных своих мечтах она представляет себя в темной комнате, на спине и только ноги чуть раздвинуты. И обязательно под одеялом! К тому же ты еще не совсем полноценная девушка. Грудь не выбрита, модного белья на тебе нет, гипюровых шортиков тоже… Может тебе и женский зонтик нужен? – неожиданно спросил Олег.
Виктор махнул рукой.
- Да нет, черт с ним! Будем надеяться, что дождя не будет. И так расходы большие… К тому же конкурс проходит в зале, а там зонтик ни к чему. – Виктор немного подумал и подытожил: - С одеждой, как будто, разобрались. Не подведи, одень эту красавицу… - он показал на себя, - по высшему разряду. И не пытайся всучить мне те трусы и лифчики, которые забыли у тебя твои подруги!
- Кстати, дорогая моя! – прямо-таки вскрикнул Олег. – Не знаю, удобно ли тебя об этом спрашивать… Грудь у тебя какого размера? Ты носишь большую или поменьше? Или для разных случаев одеваешь разную?
Этот вопрос застал Виктора врасплох. Он приложил к своей груди кулаки, но что-то не понравилось. Сделал горкой ладони и стал отводить их все дальше.
- Постой, постой! – остановил его Олег. – Это уже восьмой размер! Ты что, дорогуша, уже рожала и титьки надо собирать в две авоськи?
- Ничего я не рожала! – возразил Виктор и смутился. – Вообще-то я люблю, чтобы груди была среднего размера. Вот как у Ани…
Олег аж подпрыгнул от возмущения.
- При чем здесь Аня? Она нам сейчас не пример! Мы с нею конкурируем! Она красавица, а ты посмотри на себя как на женщину! Не на что смотреть! Грудь у тебя должна быть заметно больше, чем у Ани. Если в жюри будут сидеть настоящие мужчины, это принесет тебе дополнительные очки. Какой размер груди у Ани?
- Как ты можешь обсуждать такие вещи! – в свою очередь возмутился Виктор. – Его, видите ли, интересует размер груди любимой своего друга!
- Ты остынь, пожалуйста! Раньше не интересовался, а теперь мне важно знать. Ты сам вовлек меня в это дело. Я должен помочь тебе выиграть конкурс, а для этого тебе нужно победить Аню. Переиграть ее в честном состязании.
- Какое же это честное состязание, если я могу взять себе грудь хоть восьмого размера, а у нее только третий?
- Ах, третий… Вот теперь ясно. – Олег стал прикидывать размер женской груди на себе. – Твой размер – не меньше пятого. Иначе тебе вообще незачем выходить на сцену.
Виктор безразлично махнул рукой.
- Пятый, так пятый. Пусть будет по-твоему. – Подумав, он добавил: - Но все-таки припаси для меня и третий… Вдруг в жюри будут и женщины… Подумают: «Ничего себе вымя!»
- Хорошо, - согласился Олег. – Вот мы все и решили. Теперь смело на конкурс.
- Эх, ты… - посмотрел на него укоризненно Виктор. – По-твоему, женщина – это только особая, специально придуманная для нее одежда? Выходит так, сняла она с себя эту одежду и уже не женщина! Ты только что уверял меня, что женщинами не рождаются, а становятся. Женская одежда – одна лишь поверхность! Есть еще манеры, походка, умение строить глазки… А макияж, который ты так любишь! А голос…
Виктор внезапно смолк и схватился руками за голову.
- Все пропало! Голос! У меня мужской голос!
Олег тоже заволновался.
- Все мелочи обсудили, а слона как раз проворонили! У тебя же, красавица, голос как гудок у электрички! Так хорошо все начиналось, и так плохо закончилось!
Приятели расстроились и замолчали. Олег принялся мыть чашки. Наверное, это помогло ему прийти в себя.
- Ты помнишь, Вик, детскую сказку, в которой козлята не пускают волка в дом из-за того, что его голос не похож на голос их матери-козы? Волк бежит к кузнецу и тот перековывает ему голос…
- Тебе бы воспитателем в детском саду работать. Там в эту сказку поверили бы.
- Нет, нет, - оживился Олег. – У волка мужской голос, у козлихи – женский. Кузнец переделывает мужской голос в женский! «Сказка - ложь, да в ней намек, добрым молодцам урок». Это – Пушкин, а ты ему не веришь! Мужской голос всегда можно переделать!
- Ты предлагаешь мне лечь на наковальню?
- Кузнец – это только образ! Ты сам сумеешь изменить свой голос! Ну, разумеется, под руководством опытного человека. Это и будет твой кузнец.
Виктор смотрел на него с явным недоверием.
- Возьми трансвеститов, - продолжал Олег. – Они ведь не только носят женскую одежду, но и говорят женскими голосами. Не очень, правда, красивыми, но женскими. Прокуренными такими…
- Вот именно, сипят…- хмуро пробормотал Виктор.
- Ну и что! – Олег уже начинал загораться снова. – Тебе же, черт побери, не в консерваторию поступать, не на отделение женского вокала! Тебе пару слов пробурчать, а потом глазки состроишь, улыбочку такую женскую изобразишь: «Хи-хи-хи, вы шутите…». Нежной ручкой махнешь, отстаньте, мол, наглый мужчина от скромной, благородной девушки…
- Какая еще благородная девушка? – недоуменно посмотрел на него Виктор. – Ты в какое время живешь? Таких девушек уже сто лет как нет!
- Не в этом дело! Черт с ними, с этими благородными девушками. И хорошо, что их давно нет... Недостатки своего нового голоса ты компенсируешь женскими же приемами! Глазки, улыбочка, гримасочка, хиханьки и хаханьки… Ты обрати внимание, как женщины говорят! Они слова не скажут по-простому, а все то ручкой махнут, то ножкой дрыгнут. А ты еще и особая женщина! Виноват, девушка. Рост – сто восемьдесят, грудь – пятый размер, обувь – сорок третий! Не девушка, а можно сказать кобыла!
- Ну-ну! – погрозил ему пальцем Виктор, начинавший приходить в себя. – Прошу не обзываться и матерно не ругаться. Я очень обидчивая, очень впечатлительная и чрезвычайно благородная девушка! За мат могу и по морде врезать!
- Настоящее благородство! Без дела не бьешь. Но учти на будущее, что обычно девушка бьет мужчину не по лицу, а ногой по этим самым… Гораздо эффективнее!
- Но кто мне поможет подправить голос? Вот в чем вопрос…
- Это я тебе обеспечу, - успокоил его Олег. - Одна моя знакомая училась в Щукинском училище. Это как раз она когда-то звонила мне, что, мол, залетела, нуждаюсь в срочной материальной помощи. Ее из Щуки выгнали, я думаю, за разврат… Все время залетала…
- Если бы за это выгоняли из театральных училищ, они давно все закрылись бы!
- Ну, не знаю… Может, за что-то другое, дело не в этом. Но курс театрального мастерства она успела пройти. Она поставит тебе твой женский голос. Да так поставит, что в Миланской опере партию Аиды будешь петь! И с походкою поможет, чтобы ты не топал как слон в посудной лавке, а плыл как лебедушка. Крупногабаритная, конечно, лебедушка. А грация и разные там женские ужимки и прыжки! Все сделает. В память о том большом удовольствии, которое я ей доставил когда-то. Денег ей не дал, в этом я, конечно, свинья. Но у меня их и не было. Ты встретишься с ней, обрати внимание, какая она вся из себя! И ротик, и носик, и глазки – все на месте!
- Не до этого сейчас. – Мысли Виктора были заняты уже совершенно другим.
- Как это не до этого! – возмутился Олег. - До этого! Как раз до этого! Ты уделишь ей минут десять-пятнадцать в ванной комнате, пока я буду лежать на диване, и дело пойдет! Ей мы скажем, что ты в доме культуры будешь играть в китайской пьесе. Роль женщины, миниатюрной китаяночки, на ногах которой сабо сорок третьего размера! Мужика поменьше на эту роль в вашей труппе не нашлось. То-то она будет смеяться! Или скажешь, что это новый режиссерский замысел: китайские мужчины – маленькие, под стол пешком ходят, а китайские женщины – очень крупные. Мужчины у них все время меж ног снуют и постоянно вверх поглядывают, на небо, покрытое звездами… Одной большой мохнатой звездой…
- У меня одноклассница была, - вспомнил Виктор. - Я на ней тоже небольшой триппачок подхватил… Так она теперь в парфюмерном магазине работает. С косметикой поможет и с этим, макияжем…
- Звони ей сейчас же! Прямо на работу! – распорядился Олег. – Как у нее губки? Может, сама и подвезет весь этот парфюм? Заказывай побольше пудры! Щетина у тебя светлая, но так и прет изо всех дыр. Но наштукатуришься потолще и сойдет. У меня была одна, осталась на ночь… Когда утром умылась…
- Оказалась мужчиной? – рассмеялся Виктор.
- Нет, хуже! Негритянка или мулатка какая-то!
- А ты что, расист?
- Нет, мне все равно, какой у нее цвет кожи. Но ты представляешь! Вечером общаюсь с белокожей красавицей, а утром, когда еще сонный и лежу в постели, к моему дивану подходит совершенно незнакомая девушка! Я даже ойкнул от неожиданности. Откуда она взялась?!
- Вот ты все говоришь: губки, да губки. Это тебя и подвело. Иногда нужно посматривать и на другие места. У негритянок губки что надо. Но остальное-то все - черное! И вывернуто! Одно ты правильно сказал: щупать надо! Особенно интимные места!
- Ладно, о негритянках поговорим потом… Сейчас о пудре. С помощью толстого слоя пудры женщина способна сотворить из себя первую красавицу!..
…Друзья еще долго говорили о том, что такое женщина, как каждый день она создает себя почти что из ничего, во что любит одеться и под каким предлогом обычно соглашается раздеться. Меж ними, как заметил поэт, все рождало споры. Олег, считавший себя знатоком женского вопроса, постепенно подрастерял былую уверенность в себе. Виктор, относившийся к женщинам как к данности, вроде травы и деревьев, начал осознавать, что женщина – это в некотором смысле загадка и тайна. Трава и деревья существуют сами по себе, о них можно не думать. О женщине же приходится размышлять, и чем больше раздумываешь, тем меньше становится ясности и определенности.
В конце концов, они договорились встретиться через пару дней, чтобы примерить новую женскую одежду и под руководством знакомой Олега поучиться ходить, как ходит женщина.
Глава 3
Примерка на Виктора женской одежды с самого начала не заладилась. Бюстгальтер сидел на нем как на корове седло и при малейшем движении рук немедленно сползал к подбородку. Набили его ватой, надерганной из старого матраца, но он все равно сидел криво и съезжал теперь уже не вверх, а вбок.
- Надо ехать в секс-шоп и купить резиновые титьки, - заключил Олег. – Без титек женщиной никогда не станешь, правда, Алла?
Знакомая Олега, ставшая после четверти часа перешептываний и возни с Виктором в ванной его лучшей приятельницей и прилежной наставницей, согласно кивнула.
- Плохая грудь может испортить саму красивую женщину. Грудь нужно ставить так же, как ставят голос. Это только у девочек-тинейджеров она располагается, где надо… А почему у тебя трусы гипюровые? – Алла нежно погладила Виктора между ног. – Через них же все видно. Вот, пожалуйста, сначала лежал, а теперь встал…
- Наш идиот купил не только гипюровые шорты, о которых я просил, но и гипюровые трусы! Какая-то советчица сказала ему, что это сейчас модно. Даже в метро, говорит, можно убедиться, что все молодые девушки в гипюровых трусах.
Олег, который старался при покупке одежды как мог, обиделся.
- В балете никто ничего не прячет, - возразил он. – Посмотри на балеруна. У него в обычной жизни, может, с мизинец, а выходит на сцену – впереди толстая резиновая палка в штанах. Он даже вату накладывает на свой, родимый… Насует ваты и танцует. Поэтому сразу видно – настоящий мужчина. Партнерша еще и намека не подала, пальчиком до этого места не дотронулась, а у него уже торчит. Мужественно и эстетично…
- Глупо, - оборвала его Алла. Она теперь во всем держала сторону Виктора и, кружась вокруг него, то и дело пробегала пальчиком по выпуклости под его гипюровыми трусами. – В балете мужчина играет роль мужчины, поэтому у него должен быть настоящий этот самый, а не заморыш, как у некоторых. А Вик будет играть женщину. Ему нужно перевоплотиться и избавиться от мужских качеств. В том числе и от своего мужского достоинства… На время, разумеется, не насовсем…
Она отошла в сторону, критически осмотрела Виктора и заявила:
- Колхозная тетка, купившая себе по дурости дорогое белье. На такую даже ее собственный бригадир не позарится, не говоря уже о вышестоящем начальстве. Кобыла – она и в гипюре кобыла. Я привезу тебе, Вик, свои трусики, в них ты будешь намного элегантнее. А пока пойдем в ванную комнату, уточним размер…
- Вы там недолго! – предупредил Олег. – Надо ехать в секс-шоп, я один туда не поеду. Мне неудобно бывать в таких магазинах!
- Ведь ты бывал там! И не раз! – Алла испытующе смотрела на него.
Олег смутился и начал рыться в женской одежде, разложенной на диване.
- Заскакивал… - пробурчал он. - Случайно забегал… Товарищу на день рождения надо было кое-что купить…
- А откуда у тебя резиновая надувная тетя с раскрытым ртом и ярко раскрашенным влагалищем? Она у тебя в шкафу припрятана, - продолжала наступать Алла.
- Ну, это свинство, по чужим шкафам рыскать! – недовольно бормотал Олег, продолжая копаться в одежде на диване. – Мне эту резиновую сексуальную партнершу Вик подарил. – Он врал настолько натурально, что Виктор не решился возразить. – Это было как раз после того, как ты покинула меня… Я был, сама понимаешь, безутешен… Вик принес мне эту куклу в коробке, перевязанной розовой лентой, и грустно сказал: «Может быть, хоть она скрасит теперь твои одинокие вечера».
Алла посмотрела на Виктора, потом снова но Олега.
- Водите меня за нос. Не я тебя оставила, а ты меня бросил. И это вместо того, чтобы посочувствовать невинной девушке, попавшей в беду. Но это старая история, забудем ее. Пойдем, Вик. – Она нежно взяла его двумя пальчиками за оттопырившийся гипюр.
- Постойте! – задержал их Олег. – Может, перебинтовать ему это самое место, чтобы оно не привлекало внимания? Не на балет ведь пойдем…
- Ну-ну! – пригрозила ему кулаком свободной руки Алла. – Затянешь бинтом – кровоснабжение нарушится, он расти перестанет.
Олег хотел сказать, что там давно уже не растет, но только махнул рукой, и они ушли в ванную.
Пока Олег и Алла ездили за резиновой грудью, Виктор учился ходить в женских туфлях. Олег жаловался, что с большим трудом нашел такой большой размер. Чтобы убедить продавщицу сходить на склад и посмотреть, нет ли там туфелек большего размера, ему пришлось сочинить историю о любимой девушке, которая уже месяц не была в театре только из-за того, что у нее нет приличной обуви. Продавщица вернулась еще с двумя подругами, принявшимися с любопытством рассматривать Олега. «Если бы у любимой девушки, завзятой театралки, был сорок пятый размер, - сказал потом он, - меня знали бы во всех обувных магазинах. Как легко завоевывается популярность толпы!» У него самого был сорок первый размер и рост всего метр семьдесят.
Туфли были вполне приличные, каблук узкий, но невысокий, размер как раз. Но ходить в них оказалось мучительно трудно. Потерялась устойчивость, ноги все время выворачивались коленями в стороны и цеплялись ступнями друг за друга. Виктор решил потренироваться в одной туфле, но из этого ничего не вышло. Он ковылял, как хромая утка. Обутая нога подламывалась, а туфля начала подозрительно поскрипывать. «Не хватало остаться перед первым балом без обуви», - подумал он и продолжил прогулки по комнате уже в двух туфлях. С симпатией посматривал он на свои собственные разношенные и очень удобные мокасины. Ему казалось, что они взирают на его эксперименты с женской обувью с немым укором.
Уставший, изрядно наломавший себе ноги Виктор сел на диван, прямо на разбросанные предметы женской одежды.
Тут же стали наплывать грустные, пессимистические мысли. «Ничего у меня не выйдет. Зря все эти мучения и затраты. Выставят с треском, скажут: «Что за уродина!». Или еще хуже: «Что это за лошадь? Мы же не на ипподроме!». А может даже к конкурсу не допустят… Да туда попробуй еще дойти в этих чертовых туфлях и в женском платье! Его я даже не примерял еще. А вдруг оно будет висеть на мне, как занавеска на окне общественного туалета? Формы у меня не те… Ни груди, ни более или менее приличной задницы… А ноги? Два волосатых бревна, пятка, как голова новорожденного. А размер, размер! Почему я с детства не ходил в обуви на два размера меньше, чем надо?! Или туго бинтовал бы ноги, как это делали в старину китаянки? Не лучше ли плюнуть уже сейчас на все и жить, как раньше?»
Но тут же в голову пришло совершенно ясное соображение. Той спокойной жизни, что была раньше, уже нет и никогда больше не будет. Благодаря Эн, все переворачивается. Начинается новая, страшная в своей непредсказуемости жизнь. Но только в этой жизни будет Эн. Если ты хочешь быть вместе с нею, ты тоже должен стать другим.
Виктору даже показалось, что он закончил свои размышления вслух. «До чего довел себя, до чего накалился! Скоро буду думать только вслух, а писать – исключительно кипятком! Не нужно будет чайник на плиту ставить!».
Выругав себя за малодушие, он встал и снова принялся неуклюже ходить по комнате.
Олег и Алла вернулись очень возбужденные. Олег нес в руке большой целлофановый пакет с яркой надписью «Лучший секс-шоп» и иллюстрацией в духе картин английского художника Фрэнсиса Бэкона. На ней два тела – то ли женских, то ли мужских – переплетались в мучительной конвульсии. Алла с разбегу попыталась поцеловать Виктора в щеку, но не достала и поцеловала в красно-голубую розу, вытатуированную на его левом плече. Потом, проведя пальцем по причудливой кельтской вязи, охватывающей его бицепс ниже розы и напоминающей ветку терновника, она пролепетала:
- Я соскучилась по тебе, котик… Скажи: «Моя киска»…
Виктор помолчал, а потом нарочито сиплым голосом гаркнул:
- Моя собака!
- Ах, какой нехороший! Ты не ждал свою кошечку! – она надула на мгновение губки, но затем деловито сказала – Все равно мы научим тебя говорить, как говорит настоящая женщина. И ходить ты будешь, как женщина, и закатывать глазки, и все остальное. Только вот давать, как женщина ты не сумеешь… Тебе, наверно, это будет обидно… Чего только нет в этом магазине! – сразу же перешла она к другой теме. – Там и хлысты, и плетки, и цепи… Резиновые куклы, еще лучше, чем та, что в шкафу у Олега. У них не только ротик открыт, но есть и приличная дырочка в попе. Целых три дырочки, как у настоящей женщины! Еще там особые кожаные костюмы с большими прорезями для интимных мест и все в заклепках! А самый важный мужской орган должен вставляться в блестящее стальное кольцо. Это так романтично! Я хочу, чтобы ты надел такой кожаный костюм и крепко выпорол меня треххвостой плетью! Это было бы так сексуально! Я стону, а у тебя из стального кольца торчит и тоже как из стали! Я спросила, у них есть твой размер. В таком костюме ты был бы как средневековый рыцарь. – Она плохо представляла, в чем в средние века мужчины отправлялись на войну. – Но такие костюмы стоят бешеных денег. Олег сказал, что когда станет богатым, первым делом подарит тебе такой костюм…
Олег посмотрел на нее с изумлением, а потом обречено мотнул головой.
- Еще там есть силиконовая насадка, «Цветок страсти»! – щебетала Алла, которую первый в ее жизни поход в секс-шоп заметно воодушевил. – Этот цветок одевает мужчина…
Алла продолжала, не слушая его:
- Мужчина активно стимулирует женщине ее G-точку…
- Это еще что? – удивился Виктор. - Десять лет этим делом занимаюсь, но о такой точке не слышал.
- Она далеко внутри женщины… Не нужно подробностей. Обычным образом ее не достанешь. Нужны особые мягкие усики…
- Член с усиками будет похож на таракана, - скривился Виктор. – Не надо этой пошлости!
- Ну, не усики… Мягкие шипчики…
- Все равно не надо!
- Я же не предлагаю тебе сейчас! Как-нибудь потом… Когда ты станешь мужчиной! А пока ты девушка! Будешь настоящим мужчиной, отпустишь себе длинные тонкие усы. Представляешь, сверху усики и снизу усики! Это так романтично!
- Потом посмотрим, а сейчас не надо! – Виктор был непреклонен.
- Успокойся, мы не купили этот цветок страсти. Я так и думала, что ты будешь возражать! Ты такой несовременный…
- Зато ты бежишь впереди прогресса! – вмешался Олег. – Не хочет человек усиков, ни сверху, ни снизу! В задницу их!
- Ты что, педик? Если не голубой, тогда не мешай интеллигентной беседе! – Алла решительно взяла Олега за руки и поставила его за своей спиной. – Все товары в секс-шопе можно примерить на себя. Ну, не в прямом, конечно, смысле… Прикинуть к себе. Так вот, представляешь, Олег отошел потихоньку в дальний угол и одел на свой этот самый вагину с вибрацией! Она как зажужжит, а он как заорет! Потом перед всеми извинялся. Говорил, что у него ни разу еще не было женщины, и он не ожидал таких острых ощущений…
Олег, слушая это, только покачивал головой. Вранье было настолько очевидным, что он не находил нужным его опровергать.
- Вы показывайте, что купили, - вмешался Виктор. – То, что осталось в магазине, потом успеем обсудить.
Олег положил пакет на диван и достал две объемистые резиновые груди. Не дав толком их рассмотреть, он быстрым движением пришлепнул одну грудь, а затем другую на голую грудь Виктора. Они скрипнули и словно приросли к его телу.
- То, что надо! – удовлетворенно произнес Олег. – Как будто всегда здесь были. Они с выемкой с внутренней стороны и присасываются за счет вакуума, - пояснил он. – Рви, не оторвешь!
- Как это не оторвешь! – возмутился Виктор и отодрал обе груди. – Они все волосы мне повыдерут!
Олег отобрал у него груди и вновь прилепил их на прежнее место.
- Никаких волос у тебя не будет! Кто же носит такие шикарные титьки на волосатой груди?! Не снимай их, нужно привыкнуть. Теперь ты даже ночью должен быть в них. Женщина же не снимает на ночь свои груди и не кладет их на прикроватную тумбочку, правда, Алла? Пройдись, мы на тебя посмотрим…
Виктор стал прохаживаться, чувствуя себя очень неудобно. Он задирал подбородок и старался не особенно двигать руками, чтобы груди не отпали.
- Как это на ночь…- бормотал он себе под нос. – А если я буду спать с женщиной?
- Если секс будет нетрадиционным, она ничего не заметит. Зачем ей твои груди? Она другими частями твоего тела будет занята… И двигайся посвободнее… Да, прекрасно! О женщинах с такой грудью в советские времена с гордостью говорили: «У них все впереди!».
Алла, склонив голову набок, смотрела на Виктора задумчиво.
- Грудь явно великовата, - заметила она. – Может, сделать ее поменьше?
- С грудью женщина рождается, с нею она живет и с нею умирает, - возразил Олег, которому такие большие, стоящие почти торчком груди определенно нравились.
- Это у нас. В Америке женщина носит ту грудь, которая в моде. И если надо, она ее меняет, хоть дважды в год. – Алла отстранила Олега от пакета с женскими аксессуарами и достала оттуда две резиновые груди заметно меньшего размера. – Давай попробуем эти.
Отлепив от тела Виктора большие груди, она пришлепнула груди поменьше.
- Вот так будет заметно лучше. Ты посмотри, Олег, какая у нас в гостях красавица!
- Маловаты, - хмыкнул Олег. – Не будят воображения…
Сам Виктор не представлял, как он выглядит с этими резинками на груди и попросил принести зеркало. В небольшом, покрытом пылью зеркале была видна то одна титька, то другая, но цельного впечатления не получалось.
- Ладно, - сказал он, - потом решим, какие носить. А пока поношу большие, чтобы лучше привыкнуть.
Олег удовлетворенно нацепил ему большие груди.
- Самый раз. Носи на здоровье. Хватит до самой старости. Они такие прочные, износу не будет. Умрешь, перейдут по наследству твоему сыну. Он подрастет, начнет носить их, и будет радоваться…
Алла достала из пакета два выпуклых продолговатых предмета, назначение которых было Виктору непонятно. «Еще одни груди, что ли? – мелькнуло у него в голове. – Но какие-то странные…».
Алла вертела эти предметы в руках, одновременно посматривая на Виктора чуть ниже пояса.
- Я раньше никак не думала, что женщина в гипюровых трусиках будет настолько сексапильной. – Она рассмеялась и добавила: - А это, милый, накладки на зад. Олег считает, что он у тебя маловат и недостаточно рельефен.
- У женщин после талии идут выступы, наподобие подлокотников у кресла, - вмешался с пояснениями Олег. – А у тебя, когда смотришь спереди, талия сразу переходит в ноги. Как в романах пишут? «Он положил ей руки на талию…» А у тебя на торсе руки некуда пристроить…
Алла подошла к Виктору, обхватила руками с накладками его зад и процитировала четверостишие, наверно, из какой-то игранной ею пьесы:
И дал он ей баталию:
Он брал ее за талию,
За талию и далее,
И даже ниже талии,
Намного ниже талии…
- Вот что значит театральное образование, - саркастически прокомментировал Олег. - Берут гораздо ниже талии. Извращаются, значит… Их там всему учат. Не учат только тому, что задница у человека находится под трусами, а не над ними.
Он отлепил накладки от трусов Виктора, приспустил резинку трусов и пристроил накладки на его голое тело. Поправив трусы, Олег покрутил Виктора перед собой и сказал:
- То, что надо. Хотя иногда носят и побольше. Некоторые очень даже широкозадые…
- У него с задницей и так все было в порядке. – Алла была недовольна. – А теперь он стал какой-то бабистый. У бухгалтерш такие зады бывают, от долгого сидения и зависти к чужим деньгам.
Виктор, не видя себя со стороны, не мог решить, лучше ему с этими накладками или нет. Он прошелся по комнате, стараясь хотя бы немного вилять задом, и вопросительно посмотрел на Олега и Аллу. Те тоже были в нерешительности, но потом Олег нашел компромисс.
- Большую грудь и широкий зад ты будешь носить по торжественным случаям. А в обычной жизни ходи с маленькой грудь. И своим собственным задом.
Алла извлекла из сумки довольно толстую и длинную серебристую металлическую цепь. На одном из концов цепи болтался небольшой замочек с ключами в нем.
- А это от меня - моему очаровательному котику! – Она обвила Виктора два раза цепью вокруг туловища, притянула к себе и прошептала, жарко дыша ему в шею: - Пойдем, милый, в ванную… Я прикую тебя к батарее…
Олег, однако, был начеку и тут же вмешался.
- В ванную ни-ни! Сантехника – дело святое! Этот бугай вырвет отопительную трубу с корнем. Она у меня и так подтекает. И что это за фантазия? Никто не приковывает кошку цепью. В деревне на цепь сажают дворовых собак.
- А вот и неправда! – живо возразила Алла. – «И днем, и ночью кот ученый все ходит по цепи кругом». Книжки надо читать, деревня! Мой котик будет ходить вокруг меня на цепи.
Не слушая ее, Олег освободил Виктора от цепи и бросил ее назад в пакет.
- Эту цепь Вик будет хранить у себя дома и брать ее на свидания с тобой, Аллочка. Это будет ваш талисман.
Виктор замахал на него руками.
- Я не могу явиться домой с таким пакетом, да еще с цепью внутри. Как на меня посмотрят?
- Скажут: «Мальчик взрослеет, он перестал уже писать себе на ботинки», - успокоил его Олег.
- Оставь эту цепь у себя, Олежка, - вмешалась Алла. – Она понадобится нам, когда мы будем навещать тебя. А в наше отсутствие ты будешь приковывать к батарее своих обнаженных поклонниц. Только ключик не потеряй, а той придется сантехника вызывать.
- В Америке приковывают обычно к спинке кровати… - вставил Виктор.
- У него нет кровати, только диван без спинки. – Алла махнула рукой в сторону двери, ведущей на балкон. – Если он боится соперничества сантехника, может приковывать к балконной решетке. Но тогда, если потеряет ключ, придется вызывать бригаду спасателей. Уверяю, это будет не лучше, чем пригласить сантехника и попытаться найти с ним компромисс в отношении единственной имеющейся в наличии девушки.
Виктор решительно сел на диван.
- Ну, все, вы меня утомили! То большая грудь, то маленькая, то широкий зад, то обычный… Щиколотки уже болят, как в детстве, когда учился кататься на коньках… Поесть бы что-нибудь! – вопросительно посмотрел он на Аллу и Олега.
Алла в свою очередь взглянула на Олега, на ее выразительных губах мелькнула усмешка.
- Олег! Может быть, сводишь нашу очаровательную девушку в ресторан? Тебе не стыдно будет появиться с нею в самом шикарном ресторане. Какую грудь ты ей выбрал, какую задницу! Не пришлось бы ей сидеть там на двух стульях, а свою грудь положить на большое блюдо…
- Какой ресторан! – испуганно вмешался Виктор. – Я в этих туфлях до туалета не могу дойти! А платье вообще всего один раз примерил! И парика еще нет! Кто я, блондинка или брюнетка?
Олег похлопал его по плечу, а затем присел рядом с ним.
- Ты, красавица, будешь рыжей! Говорят, рыжие самые темпераментные… Очень возбуждают мужчин. Как увидит рыжую, так и заведется с пол-оборота. Так и задергается. Хотя и стоит на нейтралке, то есть под ручку с собственной женой…
- Ты не уводи в сторону, Сусанин, - перебила его Алла. – Давай ближе к ресторану.
Олег блаженно потянулся, погладил себя по животу и проглотил слюну.
- Я бы с удовольствием… Тем более сам есть хочу, - произнес он мечтательно. – С такой красоткой почему бы не прогуляться, скажем, в ресторан отеля «Шератон-Палас»? Публика засмотрится на очаровательную парочку. Мужики толпой повалят за мной в туалет: «Где снял? Где снял?». Пообедаем долларов эдак на триста-четыреста. Я гурман. Люблю повеселиться, особенно поесть! Черной икры закажу, это непременно. Можно еще на закуску щупальца осьминога в рассоле. Говорят, хорошо идут под водочку, хрустят, как малосольные огурчики…- Олег остановился, прикрыв глаза и как бы размышляя над тем, что еще можно было бы заказать. Затем неожиданно хлопнул ладонями по дивану и с напускной суровостью спросил: - А кто деньги даст? Мани, мани? Фор хандред оф долларс онли? Аск ю, едрена корень!
Алла, выслушавшая его монолог с ироничной улыбкой, спокойно ответила:
- Ноу, ноу… Ты за свои рубли своди! – И добавила обреченно: - Такого не раскрутишь… Во всяком случае мне это ни разу не удалось…
- Это ни одной девушке пока не удалось, - успокоил ее Виктор. – Раз ресторан откладывается, поджарь-ка, Аллочка, колбаски. Там еще макароны от завтрака остались, подогрей…
- Колбаска – это неплохо! – оживился Олег. – А в ресторан я вас свожу в ближайшее время. Как только разбогатею - туда! Вы первые в моем списке!
- Первые – это уже обнадеживает, - вяло отозвалась Алла и отправилась на кухню.
Олег выждал, пока на кухне что-то загремело, и заговорщически спросил:
- Ну, как Аллочка? Только ты не очень увлекайся. О ней не зря говорят: «Алла – горячие трусики». Трусики прямо жгут ей одно место, и она по каждому поводу спешит их снять, чтобы охладить и проветрить его. И без повода снимет, был бы какой-нибудь вентилятор рядом…
Виктора это ничуть не удивило. Он покачал свои груди и ответил равнодушно:
- Мне она до лампочки… Но раз нужно для дела… Ты ведь сам сказал, что без этого не пойдет!
- Без этого точно не пошло бы! Какой смысл ей возиться с тобой? Ты даже заплатить не можешь… Но уж слишком часто в ванную вы бегаете…
- Но у меня женщины уже три дня не было! Нужно снять напряжение. Только гигиена и профилактика, не больше…
- А если она заявит вдруг: «Ах, милый, я залетела»?
- Со мной бессмысленно залетать и тем более говорить мне об этом. У меня денег нет.
- А как Эн? Не звонит? – не унимался Олег, словно они собрались для того, чтобы обсудить личную жизнь Виктора.
- Нет, не звонит.
- Ты бы ей позвонил!
- А что я ей скажу? Что я согласен, чтобы она приняла участие в конкурсе и ушла от меня в модельный бизнес? Или расскажу, что вместе с тобой готовлю ей подлянку и намереваюсь развалить конкурс? А что касается Аллочки, то Ане это будет неинтересно. Она уверена в себе и в моих чувствах к ней. Мои случайные подруги ее совершенно не задевают. Она ими даже не интересуется. Считает себя выше всего этого.
Наскоро перекусив колбасой со слипшимися макаронами, друзья попили чаю и
незаметно умяли новый пакетик сушек, припасенный Олегом.
Виктору мешали его резиновые груди. Несколько раз он машинально пытался сдвинуть их в сторону. Заметив это, Олег засмеялся.
- Я же тебе говорил, будут стоять намертво. Как солдаты в окопах. За ними конкурс, отступать им некуда!
- Тебе смешно, а мне неудобно. Действительно, хоть на блюдо клади.
- Может быть, к обеду делать себе маленькую грудь? – засомневался в своей правоте Олег. – По-моему, аристократки так и делали: на бал являлись с большой, пышной грудью, а к обеду переодевались и цепляли себе грудь поменьше, чтобы не мешала кушать и вести светский разговор. Я читал, что перед обедом аристократы обязательно переодеваются. А зачем женщине в середине дня переодеваться, если она не меняет себе грудь? Вот Аллочка, скажем, не переодевается к обеду…
Слушая его, Алла только качала головой.
- Все смешалось в голове у этого дурачка… - с участием заметила она. – Причем здесь аристократки? Резиновую грудь носят не женщины, а мужчины, которым хочется выглядеть женщиной. Зачем мне переодеваться к обеду, если у меня своя грудь! Замечу, между прочим, великолепная! И она всегда на своем законном месте. Ты меня посреди ночи разбуди, пощупай – на месте. Кстати, неизвестно, Олежек, где твой находится в это время? Удастся ли его нащупать?
Откинувшись на спинку стула, Алла звонко рассмеялась, довольная своей шуткой.
- Поищешь, найдешь, - буркнул Олег. – Как говорят, «Ишши, ишши, должон быть».
- Под подушкой, что ли? Или ты на ночь в холодильник его кладешь? В морозилку, чтобы затвердел?
Она снова расхохоталась и, продолжая смеяться, ушла в комнату. Олег досадливо поморщился и показал ей вслед язык.
- Обрати внимание, - он изобразил руками колышущуюся женскую грудь, - когда эта глупая девушка смеется, грудь у нее трясется. Даже в лифчике. А у тебя нет, не колышется.
- Алла без лифчика. Сказала, что его долго снимать. Одевает его теперь только в театр, по старой привычке. А я как нацепил свою, так еще ни разу не рассмеялся.
- Смейся, все равно трястись не будет. Монолит. Хотя и мягкая. Некоторым мужчинам как раз такая и нравится… Но имей в виду, что смеяться тебе вот так: «Ха-ха-ха!» нельзя. Ты хохочешь, а твоя грудь неподвижна. У нее нет чувства юмора, она всегда серьезна, как классная руководительница. Так что ты не очень там расхохатывайся. Старайся все больше: «Хи-хи, хи-хи». Улыбочкой бери, а не смехом. Скромные девушки не хохочут в приличном обществе, тем более с взвизгиванием, как эта… Они только прыскают. Лучше всего в кулачок. А в кулачке – небольшой платочек, чтобы сопельки вытереть после смеха… А как у тебя сзади?
- Даже не чувствую, - похлопал себя ниже спины Виктор.
- Это хорошо. Можно носить круглые сутки.
Виктор возмущенно посмотрел на него.
- Ты что? На всю жизнь хочешь пришлепать мне эти блямбы? Это ведь только для конкурса!
- Для конкурса, само собой, - ничуть не смутился Олег. – Но может и потом придется при случае одеть. Поносишь – понравится. Мало ли каким трудом человеку иногда приходится зарабатывать хлеб свой насущный…
Виктор кипятился, что он никогда не станет зарабатывать широкой задницей, но Олег остужал его пыл легким покачиванием поднятой ладони.
- Поживем, увидим…
В голове Олега не мелькало каких-то конкретных идей, его глаза смотрели бесхитростно. Как обычно он говорил первое, что приходило на ум, и далеко не всегда сказанное оказывалось к месту. Кто из них двоих мог предположить, что уже через короткое время прорицание Олега сбудется?
Алла окликнула Виктора из комнаты.
- Вик, иди сюда! Самое интересное мы тебе еще не показали!
Виктор, а за ним и Олег отправились к ней. Алла держала в вытянутой руке продолговатый предмет, похожий на укороченную милицейскую дубинку с пояском на одном конце.
- Что это? – недоуменно спросил Виктор.
Олег выглянул из-за его спины и равнодушно сказал:
- Член.
- Фу, какой некультурный человек! – махнула на него своим предметом Алла. – Не член, а фаллос!
- Как его ни назови, член он и есть член, - стоял на своем Олег.
Присмотревшись, Виктор убедился, что в руке у Аллы действительно точная копия мужского полового органа в сильно эрегированном состоянии. Орган был черным и удлиненным, на его конце, обращенном к Виктору, были такие же складки, бороздка и дырочка, как и у обычного члена.
- Это, конечно, не настоящий фаллос, а резиновый имитатор мужского полового органа, - пояснила Алла и провела пальцем по всей длине имитатора. – Как видишь, все есть, но только немножко преувеличенное… По научному это называется дилдо… Жезл страсти!
- Все есть! – не умерял своего скепсиса Олег. – А яйца где?
- Зачем ему яйца? Ты же им трахать девушку будешь, а не яичницу ей готовить! – одернула его Алла.
- Какой-то длинноватый… - Виктор посмотрел на нее вопросительно.
Она быстро пристроила дилдо у него между него и удовлетворенно заметила:
- Совсем как твой! Только подлиннее немного. Его в руке надо держать, поэтому он длинноват. А твой приклепан намертво.
- А почему черный? – продолжал уточнять Виктор.
- От негра! – ляпнул Олег.
- Черный, потому что дешевый! Там были самых разных цветов, даже голубые и розовые. А самый лучший – из натурального латекса, телесного цвета, очень упругий и вместе с тем напористый. Я попробовала…
- На себе, - не преминул вставить Олег, но Алла пропустила его реплику мимо ушей.
- Но он самый дорогой. Мы взяли подешевле и среднего размера… Это неправда, будто все девушки считают, что чем больше, тем лучше. Некоторым нравится средний, но упругий и верткий…
- Он вроде бы немного изогнут? – присмотрелся Виктор.
- Последняя компьютерная разработка! – сообщила Алла таким тоном, будто сама сидела за компьютером, рассчитывая оптимальную форму. – Ученые доказали, что наиболее эффективен чуть изогнутый кверху. Продавец объяснил мне, что это проверено на группе очень опытных женщин. Результат превосходный! Милый, - она опять оттянула пальцами гипюровые трусы Вика, - тебе надо примерить этот пенис!
- Зачем ему второй член! У него есть свой! – вмешался Олег. – Ты помнишь, как Василий Иванович не мог понять, что такое квадратный многочлен? – обратился он к Виктору. – Вот и у тебя будет двучлен, хорошо еще, что не квадратный. Ты же девушка! Тебе и один член не к лицу! Он тебя не украшает!
Виктор вопросительно глядел на Аллу.
- Действительно, зачем мне еще и резиновый член, если я не знаю, куда деть собственный? Я ведь теперь девушка…
Алла отступила на шаг, а затем начала прикладывать свой резиновый предмет к ширинке Олега. Однако тот демонстративно повернулся спиной. Новое, рассчитанное на компьютере мужское достоинство ему явно не нравилось.
- Вообще-то, этот член для Олега. Тебе я хотела только примерить… - проворковала Алла, явно чувствующая за собой какую-то вину.
- Для Олега! – саркастически воскликнул Олег, пародируя ее интонацию. – Она опозорила меня на весь магазин! Я стою в другом конце зала, рассматриваю разные женские причиндалы, а она кричит через весь зал: «Олежек! Я нашла тебе член!». И показывает его мне. Все, кто там был, тут же повернулись ко мне и стали во все глаза смотреть. Как раз ниже пояса! Мол, там у меня собственный или его давно уже нет? Я чуть не сгорел со стыда. Пришлось прикрыть это место твоей большой титькой, я ее как раз в руках держал. Лучше б уж она крикнула: «Олег! Тут для тебя есть подходящее влагалище!».
Виктор с недоумением уставился на Олега.
- Зачем тебе этот резиновый член? У тебя что, собственный не фурычит?
За Олега насмешливо ответила Алла:
- Он говорит, что у него есть этот самый, и просит девушек верить ему на слово.
- Есть, - хмуро сказал после паузы Олег. – И, как выражался Борис Пильняк, он у меня «энергически фукцирует». Он потверже, чем этот вот, резиновый.
- У резинового есть, конечно, недостатки, - издалека начала Алла. – Но у него есть и такое достоинство, которое перекрывает все. Он всегда стоит! Не то, что у некоторых…
- Ну, это ты оставь! – решительно возразил Олег. – У некоторых очень даже стоит! Целый день, а то и целую неделю стоит! Я иногда штаны не могу одеть, чтобы поехать пошабашить. Если бы не это, я, может, зарабатывал бы втрое больше!
Алла смутилась от его напора и, боясь, что он может обидеться, тут же отступила.
- Может быть! Очень даже может быть! – проворковала она нежным голоском. – Ты не волнуйся, мы верим тебе на слово и не требуем вещественных доказательств. А резиновый я ему купила, - обратилась она к Виктору, - в подарок. Он может повесить его в рамке на стену. Пусть его девушки наглядно убеждаются, что его собственный во всем отвечает эталону… Но это шутка, конечно. Олег предпочитает один вид секса и старается не применять свой не по назначению. Но девушки ведь разные! Одним достаточно орального секса, но другие хотят и еще чего-нибудь. Вот в этих случаях, чтобы не изнашивать свой орган, можно воспользоваться резиновым. Снимай его со стены и работай им. А потом помой теплой водой с мылом, как мне объяснили в магазине, и снова на стену… Раньше богатые люди украшали стены своего жилища дорогим оружием, ну, кинжалами, саблями, ружьями там разными… А теперь новые богачи…- она сделала вид, что стряхивает пылинки с плеча Олега, - украшают стены своих апартаментов вот такими резиновыми орудиями страсти…
Пока Алле говорила, Олег достал из сумки маленький черный предмет и зажал его в кулаке. Как только она замолчала, он протянул Виктору ладонь, на которой лежало что-то вроде пробки, заканчивающейся широким ободком.
- Это еще что? – спросил Виктор.
- Это от меня, дружище. Не думай, что это бесполезная вещь… Уверяю, она тебе пригодится. Ты – молодая, неискушенная девушка. К тебе обязательно кто-нибудь прилипнет. Потом завалит тебя, как в народе говорят. И тогда эта маленькая штучка окажет тебе неоценимую помощь. Она спасет тебя!
Виктор взял фигурную пробку, покрутил ее в ладони и даже понюхал.
- Ничего не пойму! Завалит, спасет…
- По-английски это называется баттплаг, так было написано на этикетке. А вот русского названия у этой интересной вещицы пока нет. Продавщица сказала, что пока не придумают хорошее отечественное название, лучше называть это «затычкой для жопы».
- Что, что? – переспросил Виктор, думая, что ослышался. – Какая еще затычка и зачем она там нужна?
Олег смутился, но потом, взяв себя в руки, начал сбивчиво говорить.
- Понимаешь, молодой, неопытной девушке это трудно объяснить… А ты как раз такая девушка! Обычно это место, ну, я имею в виду жопу, никто не затыкает особой пробкой… Вот, у меня она не заткнута, у Аллы тоже. Входи свободно! Но на нас никто не покушается. А ты будешь в таком месте, что обязательно какой-нибудь кобель захочет воспользоваться твоей неопытностью и трахнуть тебя… Он туда, а там затычка! Вход посторонним воспрещен! Никто тебя не изнасилует…
- Как можно меня изнасиловать, если я не девушка и у меня нет этой самой! – все еще не мог понять Виктор.
- Но он-то не знает, что ты не совсем женщина! Он будет обращаться с тобой как с обычной девушкой. Не найдет одного отверстия, сунется в другое! Оно ведь совсем рядом. В порыве страсти! Вот как у того китайца, о котором ты мне рассказывал. Он глубоко запал мне в душу. Его принимали за женщину и трахали целых двадцать лет. А он, может, и не хотел этого! Но у него не было такой, как у тебя, затычки. Как он мог спастись?
- Ну, спасибо… - только и мог сказать Виктор. – Обезопасил…
- Кстати, должен заметить, что точно такую же затычку носит, как говорят, певец Майкл Джексон. Она ему очень помогает.
- А ему она зачем? Он же не играет роль женщины?
- Черт его знает! Я как автомобилист могу предположить, чтобы не подтекало масло из картера. Но у певца нет никакого картера. Тем не менее, он регулярно затыкает это место и говорит, что помогает. Может, нервы успокаивает…
- Если таким большим людям этот баттплаг приносит пользу, мне он тем более не повредит. Хорошо ты это придумал. Большое тебе спасибо. Но в будущем ты все-таки советуйся со мной.
- Я за нею очередь в кассу выстоял! – радостно сообщил Олег. – Ее очень педики любят. У них она идет нарасхват.
- У вас там, в пакете никаких сюрпризов больше не осталось? – настороженно спросил Виктор.
- Нет! - почти в один голос воскликнули Алла и Олег.
- Ну, слава богу, - облегченно вздохнул Виктор и устало повалился на диван. – Тяжело же быть женщиной! Даже эту самую приходится затыкать…
Алла фыркнула, но ничего не сказала.
…Первый выход в город в одежде и со всеми аксессуарами женщины показался Виктору кошмаром.
Начиналось все неплохо. Он тщательно побрился, уделив особое внимание волосам на груди. Как ни убеждал его Олег, брить волосы на ногах Виктор отказался.
Алла выщипала ему брови до тонких стрелочек, удивленно взбегающих к вискам.
- На таком материале, - говорила она удовлетворенно, - приятно работать. Через неделю мы придадим его бровям другую форму. Будем экспериментировать до тех пор, пока не достигнем совершенства. Девочки начинают такие эксперименты на себе в тринадцать-четырнадцать лет и продолжают их годами. Ты, подруга, уже старовата, конечно. Но мы будем говорить, что ты только что приехала из деревни и теперь ищешь свое лицо. Там на тебя никто не позарился, и у тебя остался последний вариант – выйти замуж за приличного москвича. Лучше – с отдельной квартирой и машиной.
Уже несколько дней друзья обращались к Виктору только как к женщине, чтобы он вошел в свою новую роль и не лепил «хер с вами, я пошел» или «я скажу тебе как мужчина мужчине».
Олег помог приладить всю женскую амуницию. Остановились на большой груди и накладках на бедрах, поскольку Олег настаивал, что товар нужно показывать лицом и лучше весь сразу.
- Ты же не скажешь, дорогуша, какому-нибудь новому своему поклоннику: «Пусть вас не смущает мой скромный бюст. Большую его часть я оставила дома. А что касается моего зада, то почти половина его тоже лежит дома на рояле».
Олег предлагал обойтись без бюстгальтера, так как груди хороши и сами по себе. К тому же Вик - девушка из такой глухомани, где о таком предмете женского туалета, скорее всего, вообще никогда не слышали. Но бюстгальтер все-таки одели, чтобы на плечах из-под платья иногда проглядывали его лямки и подчеркивали, что это – женщина, а не кто-то еще.
После всего Виктора тщательно напудрили, включая и грудь. Его губами занимался Олег, считавший себя специалистом в этом деле. Он изобразил на лице Виктора губы бантиком и с уголками, чуть приподнятыми вверх, не особенно считаясь с его собственными губами. Алла довершила макияж, приклеив ему длинные ресницы, наложив тени на веки и обведя тонким темным контуром губы.
Подготавливая Виктора к выходу в чуждый и, может быть, даже враждебный ему мир, Олег активно использовал примеры из классической литературы. Ее он знал в пределах школьного курса, основательно, впрочем, подзабытого.
- Бери за образец Наташу Ростову из «Войны и мира». Она тоже страшно боялась своего первого бала. Хотела даже не идти. И платье, казалось, не так сидит, и грудь не на месте, и губы черт знает, как нарисованы. А потом взяла себя в руки. Какого хера, думает, мне бояться? Не укусят! Скорей, я кого-нибудь за ляжку тяпну. Приехала она на бал, прошлась деловито по залу, осмотрелась. К ней подваливать стали разные. Позвольте, мол, вас ангажировать на танец. А она отвечает в том духе, что отвали, в другой раз как-нибудь, когда подрастешь. А потом выбрала себе самого красивого и пошла с ним танцевать. Вот так и ты, Вик, действуй. Смело, напористо. Женская красота – страшная сила. Идет красивая женщина по улице, а у встречных мужчин брюки в одном месте начинают оттопыриваться. Такая красота у мертвого поднимет…
Закончив все приготовления к выходу, Олег и Алла заставили его походить по комнате и покрутиться.
- Паричок хорош, - заметил Олег. – Я ведь сказал: чем рыжее, тем дорожее!
- Выделяется сильно, - засомневалась Алла. – Тем более рост приличный и губы явно не свои… Платье спереди короче, чем сзади…
- Это грудь его поднимает. Тут выбирай одно: или высокая грудь и кривое платье, или ровное платье и плоская грудь. Да кто на платье смотрит! Мужчина ощупывает взглядом формы под платьем. Платье ему только мешает. А формы, что надо! Впереди – буфер, сзади – бампер! Мечта железнодорожника! Профиль очень хорош. И анфас ничего.
Склонив голову набок, Алла произнесла задумчиво:
- А из Вика вышла симпатичная девушка… Красивые глаза, прямой нос, овальный подбородочек…Высокая, прямые ножки… Я бы с такой не взялась конкурировать… Но вульгарная, конечно… Слишком выделяется, все у нее прямо кричит, да еще и каждая часть тела на свой голос… Это твоя вина, Олег, сконструировал свой идеал…
- К следующему выходу будешь готовить ты, - не стал спорить с нею Олег. – Можешь сделать из нее синий чулок. Нам еще не раз предстоит гулять по городу…
Олег еще раз осмотрел Виктора, потом себя и Аллу и остался удовлетворенным.
- Ничего мы, как будто не упустили, - начал он. – Но осталась все-таки одна деталь. Вот смотрим мы на него, ты – женским взглядом, я – мужским. А хорошо если бы кто-то оценил его сразу и с женской, и с мужской точки зрения! Чтобы кто-то был и женщиной, и мужчиной сразу и дал ему объективную оценку.
- Ты как-то замысловато выражаешься, - пожала плечами Алла. – Женщина и мужчина сразу? Но это же гермафродит. Я за всю свою жизнь ни одного не видела. Да и зачем он нужен, если у него есть и отверстие, и выпуклость?
Олег недоуменно посмотрел на нее.
- Причем здесь гермафродит? Я говорю о трансвестите! О мужчине, который любит в свободное от работы время гулять в женской одежде и с другими женскими принадлежностями, скажем, с женской грудью. Или о женщине, которая одевается и ведет себя как мужчина. Он – мужчина, а смотрит на мир как женщина, или она – женщина, а все видит глазами мужчины. Вот кто нам нужен!
- А где ты возьмешь трансвестита? Я что-то их вообще не вижу, - засомневалась Алла.
- Их полно, особенно на Тверской. Но они же не носят плакатик на груди, я, мол, трансвестит, дай мне в морду! Гуляют как обычные мужчины и женщины. Только наоборот. Кажется, что мужчины – а это женщины, а там где женщины – мужчины.
- А за что же их бьют?
- Просто так! У нас всех бьют! Гомосексуалистов – бей, трансвеститов – бей, лиц кавказской наружности – бей. Панков уже всех повыбили. Традиция у нас такая: всех, кто от тебя отличается, надо бить.
- Ну, тогда из твоей идеи ничего не выйдет! - огорчилась Алла. – Как ты сюда затянешь трансвестита, если он уверен, что его здесь побьют? Жалко этих людей… Кому они мешают, почему бы им не переодеваться?
Алла замолчала и стала внимательно смотреть на Олега. Потом, взяв его за локоть и заглядывая ему в глаза, подозрительно спросила:
- А что это у тебя, Олежек, все мужчины как-то странновато отдыхают? Один вставит себе пробку в попку и гуляет себе по улице. Культурно отдыхает, как ты говоришь. Другой переоденется в женское платье, нацепит себе бюст, накрасит губы и туда же – культурно отдыхать. Разве нельзя отдыхать без фокусов? Или это будет не очень культурный отдых?
Эта дискуссия осталась, однако, незаконченной. Виктор, не подававший раньше голоса из-за боязни осечься раньше времени, вдруг сказал высоким, срывающимся на фальцет, голосом:
- Хватит вам о трансвеститах и о культурном отдыхе! Жарко в этой сбруе! У меня из-под груди уже пот течет, да и сзади по ногам. Выйду на улицу, скажут: «Девушка описалась»!
Его поддержала Алла.
- Невозможно приличной девушке жить в такой дрянной пятиэтажке, да еще на последнем этаже! Взопреет во всех местах!
- Все, все! – Олег обрадовался, что больше вопросов к нему не будет. – Птичка созрела, чтобы выпорхнуть из клетки на волю! – Обхватив Виктора за талию, он повел его к выходу. – Аллочка, иди, пожалуйста, сзади. Ты мешаешь публике любоваться на прелестную пару!
По лестнице Виктор шел, держась за перила. Оказалось, что высокая грудь мешает ему видеть ступени. Он попытался примять ее, но из этого ничего не вышло. Каблуки клонили ноги вперед, и он боялся кувыркнуться. После третьего пролета навстречу показалась старушка. Она шла, тоже держась за перила, и уже издалека начала сверлить Виктора маленькими злыми глазками. Ему пришлось отцепиться от перил и прислониться к стене. Когда старушка прошла, он решительно снял туфли и пошел босиком.
- Вот вам и хорошее отношение к трансвеститам, - бурчал он, - пройти по лестнице и то не дают…
Они втиснулись в раскаленную солнцем машину Олега. Виктора усадили на переднее сидение, чтобы он мог немного вытянуть босые ноги.
- Они ему сегодня еще понадобятся! – радостно сообщил Олег. На его лице сквозила уверенность в успехе первого выхода в свет. Рассказ о первом бале Наташи Ростовой больше воодушевил его самого, чем Виктора.
- Поехали! – торжественно произнес Олег и включил зажигание.
Машина затарахтела, как старая газонокосилка, салон стал наполняться запахом бензина. Создавалось впечатление, что выхлопная труба автомобиля заканчивалась не за его багажником, а прямо под задним сидением. С двух или трех попыток Олег включил первую передачу, и они начали выезжать из двора.
- Куда же нам двинуть? – сморщил переносицу Олег. – Я думаю, на смотровую площадку на Воробьевых горах. Там сейчас много народу. Будет, кому показать нашу красавицу…
На смотровой площадке напротив главного входа в высотку Московского университета действительно было многолюдно. Гуляли молодые пары, откуда-то все время прибывали молодые мамы с колясками, хотя до ближайших жилых домов было далеко. Все время подъезжали шумные свадебные кортежи. Новобрачные вместе со своими друзьями спешили сюда сразу после загса, чтобы сфотографироваться у мраморной балюстрады на фоне панорамы Москвы и напротив тридцатидвухэтажного здания университета, увенчанного отреставрированной звездой.
Виктор с Олегом вначале прошлись около длинного бассейна с фонтанами, в котором купались дети. Они не рискнули, однако, обойти другую его сторону, потому что ветерок относил туда брызги воды. Немного посидели на скамейке, полукругом уходящей в кусты и укрывающей от любопытных взглядов.
- Не трут? – участливо спросил Олег.
- Груди, что ли? Нет, все нормально. И туфли не трут, только какие-то неудобные, - Виктор попытался снова снять туфли, но потом передумал. – Пойдем туда, где больше народа, но держи меня все время под ручку. – Виктор говорил теперь все время женским, немного взвизгивающим голосом. Алла, прогуливавшаяся напротив них по аллее, прислушивалась и морщилась. На ее взгляд, этой рыжей высокой красотке еще многого не хватало.
На смотровой площадке Виктор отделился от Олега и попытался вступить в беседу с подъезжающими новобрачными. Они скороговоркой благодарили его за поздравления и, уклонившись от его поцелуев, быстро отходили в сторону. Эта сцена повторилась несколько раз. Рассерженный Олег подошел к Виктору, взял его под руку и прошипел, не глядя на него:
- Что ты, рыжая сука, к невестам все лезешь! Не хватай их за талию своими длинными лапами! Сегодня они неприкосновенны! Завтра, пожалуйста, подходи к любой, хватай, за что хочешь. А сегодня ни-ни! И не лезь целоваться! Красивые губы – твое главное оружие. Размажешь, сам не восстановишь. Не мне же при посторонних этим заниматься!
- Инерция! – оправдывался Виктор. – Все еще к женщинам тянет…
Он перешел на женихов, но и они, боязливо косясь на невест, уклонялись от объятий такой яркой и такой активной девушки. Попытки завести беседу с другими мужчинами тоже не приводили к успеху. Молодые люди отвечали односложно и быстро растворялись среди гуляющих.
- Ты все время рожи корчишь, - прошипела Виктору, проходя мимо, Алла. – И не ковыляй, не размахивай руками…
Пришлось перейти на простое хождение среди гуляющих. С некоторыми мужчинами Виктор вежливо здоровался и улыбался с намеком на возможное продолжение разговора. Но они, пробормотав что-то, отшатывались в сторону.
Попытка присоединиться к фотографирующимся группам с молодоженами в центре тоже не увенчалась успехом. Как только рыжая голова Виктора появлялась среди фотографирующихся, они начинали волноваться и вопросительно смотреть на жениха с невестой и на фотографа. Тот нервничал и махал рукой, потому что такую растерянную свадьбу бессмысленно было снимать. На выручку приходил Олег и за локоток вытаскивал случайную девушку, яркая голова которой возвышалась над снимающейся группой.
Пару раз Виктора приходилось уводить в ближайшие кусты, чтобы поправить на нем платье и парик. Пользуясь моментом, Олег припудривал его.
- Не ложись женихам на грудь. Они отходят от тебя все в мелу, хуже, чем двоечники от классной доски, - назидательно говорила Алла. – Не размахивай руками, как солдат на плацу. Не выбрасывай в сторону колени. И главное – не хватайся раз за разом за грудь, как будто ты поправляешь бюст. Это делают женщины только старше пятидесяти. Молодые девушки даже не подозревают о том, что у них есть грудь…
- Ноги устают, - жаловался Виктор. – Высокая грудь мешает видеть землю…
- Нужно быть терпеливым! - ободрял его Олег. – Исследования в области межличностной коммуникации легко не даются!
Прогулка продолжалась. Виктор держался все увереннее, здоровался и улыбался естественнее. Роскошные рыжие волосы, короткие ажурные шортики и плавно покачивающиеся бедра производили впечатление на мужчин. Глядя на длинноногую скучающую красавицу, явно ищущую приключений, многие из них отмечали про себя: «Хороша, но несколько островата для любителя». Были, однако, и те, которые распознавали в Викторе переодетого мужчину и зло косились на его волосатые ноги.
- Скоро тебя здесь побьют! – прошептала, как бы случайно проходя мимо, Алла.
- За что? – испуганно прошипел ей в ухо Вик.
- За то, что ведешь себя как «б...».
Виктор меланхолично прошествовал дальше.
- Вечером могут и побить. Но не мужчины, а женщины. Но к вечеру я буду уже на Тверской. Там спокойнее…
Планы красиво провести вечер на центральной улице вскоре пришлось, однако, оставить. Высокую рыжую девушку начали подводить ноги, она все чаще оступалась.
К Олегу, на минуту отпустившего Виктора, подошел молоденький невысокий милиционер. Козырнув, он наклонился к уху Олега и доверительно произнес:
- Извините, но ваша девушка, по-моему, выпивши… Может, вам увести ее?
- Что вы! Она вообще не употребляет! Может, самогону чуть-чуть на праздник, а так ни-ни! – Пока Олег говорил, милиционер крутил носом около его рта. Если девушка выпивала, то не иначе, как со своим кавалером. – Она просто обалдела от Москвы! Только что из деревни. Закончила десять классов и прямиком сюда.
- Лет ей, как будто многовато для школьницы…
- У них там, в глухих краях, заканчивать школу в тридцать – вполне нормальное дело.
- Ну и глухомань! – сочувственно посмотрел на ковылявшего невдалеке Виктора милиционер. – Я сам из деревни, но у нас там культура! На мотоциклах ездят!
- У нее деревня не совсем, конечно, глухомань… Колодцы там есть…
- А самогону она из деревни случайно не привезла? – Милиционер вернулся к своим подозрениям, но опять не уловил в дыхании Олега знакомого запаха.
- О чем ты говоришь! – насмешливо посмотрел на него Олег. – Самогон – теперь дефицит. Его в деревне употребляют только по большим праздникам! А в остальные дни пьют бурбон.
- Это еще что? Одеколон, что ли?
Олег покровительственно похлопал его ладонью по погону и наставительно произнес:
- Станешь полковником – узнаешь! Жену будешь купать в бурбоне!
- Это когда еще будет…- с сожалением протянул милиционер, как если бы ему хотелось, чтобы уже сегодня его жена плавала в бурбоне. – Вообще-то она девушка видная, можно даже сказать, симпатичная… - Его глаза не отрывались от Виктора, гулявшего, сложив руки за спиной и выставив вперед объемистую грудь.
- Еще бы! – охотно поддержал этот комплимент Олег. – Как говорят в Украине, не девушка, а сало в шоколаде! Правильно сказал поэт: есть женщины в русских селеньях! Но только такие, вот, рослые, остались.
- Жалко, рост у меня невысокий… - смутился милиционер. – А то я за нею приударил бы! У меня в деревне отбою от девок не было…
- Нет, - остановил его Олег. – Ты не пройдешь! Зарплата маленькая! Ей на одно платье десять метров креп-жоржета надо. А всего остального? И не перечислишь…Такая красавица вполне может на нового русского рассчитывать. Тем более – совершенно невинная, можно сказать, настоящая девственница. Прямо от сохи. Она и мужчин-то видела всего двоих. Бригадир у нее был и председатель сельхозартели. Ну, и еще человек пять-шесть из районного начальства…
Милиционер, огорченный своим небольшим ростом, отошел и потерялся среди гуляющих. «Каждому хочется заполучить в свою постель высокую красавицу, - подумал Олег, - но не каждому это позволяет его рост… И финансовые возможности! – мелькнуло у него в голове. – Они важнее всякого роста. У маленького, страшненького, но богатого гораздо больше шансов, чем у высокого, красивого и бедного! Рост у меня средний, но все равно следует как можно скорее разбогатеть…». Мысль Олега пошла проторенным путем: нужно разбогатеть, и тогда все удовольствия жизни потекут полным потоком.
Случилось и приятное событие, воодушевившее друзей. Подъехали три серебристых «мерседеса» со свадебными лентами. Из машин вывалило больше десятка молодых людей. Жених был высокий, спортивный, симпатичный, а невеста, как бы в противовес ему, кургузенькая, толстобокая и с уже явно обозначившимся животиком. Единственным, что скрашивало ее недостатки, было прекрасное подвенечное платье из тонкой, почти прозрачной органзы.
Не успел Олег подумать, что такое шикарное и дико дорогое платье лучше смотрелось бы в витрине на манекене, чем на этой девице, как Виктор уже подошел к жениху, поздравил его и размашисто обнял. Жених сначала обалдел и отстранился, но затем наклонил голову и нежно поцеловал Виктора в щеку. В ответ Виктор еще раз обнял жениха и жарко поцеловал его прямо в губы. «Боже, - пришел в ужас Олег, - только не это!». Однако хорошо прорисованные губы Виктора почти не пострадали, хотя вокруг губ жениха явственно обозначилось красное пятно. «Вот что значит французский парфюм!» - сказал про себя Олег и, подойдя к Виктору, аккуратно подправил белоснежным платочком его губы. Невысокая невеста дотянулась до губ жениха и вытерла их платком. Потом она стал отряхивать пудру с лацканов пиджака своего суженого. Делала она все это деловито и спокойно, наверное, не в первый уже раз за бесконечный день свадьбы.
Вслед за «мерседесами» подкатила «газель» с надписью на боку «Ресторан «Прага». Из нее моментально выскочили три официанта в белых полотняных пиджаках и черных бабочках и принялись разливать шампанское и разносить его на подносах участникам свадьбы. Жених сделал знак официанту, и тот тут же принес ему на маленьком подносе пузатый бокал с напитком яркого, золотисто-коричневого цвета. «Ну, вот, наверно, и бурбон! – подумал Олег. – Москва все больше становится глухоманью. Перестают пить шампанское. Считают, нечего переводить деньги на газировку». Жених чокнулся сначала с невестой, затем с несколькими гостями и особо с Виктором и Олегом. Все выпили, кто-то попытался закричать «Горько!», но его быстро уняли. Жених что-то шепнул официанту. На подносах снова поплыло шампанское, а на маленьком подносе, отливающем серебром, появились уже два бокала с напитком покрепче. Один из них жених передал Виктору, и они, переплетя руки, выпили на брудершафт. После этого жених сам обнял Виктора и крепко, что называется по-мужски, поцеловал его в губы. Кто-то то ли в шутку, то ли не врубившись в ситуацию, снова пропищал «Горько!», но его быстро успокоили.
Освоившись на новом месте, свадьба отправилась к балюстраде фотографироваться. Жених сам расставлял присутствующих и поместил Виктора в центре второго ряда. Когда жених занял свое место рядом с невозмутимой невестой и фотограф стал требовать улыбок, Алла подошла к Олегу, замершему в сторонке с пустым бокалом в руке:
- Какая пара! – Она показала глазами на жениха и на Виктора. – Хоть сейчас под венец!
Олега произошедшее поразило до глубины души, и он казался заторможенным.
- Какой венец? – недоумевая, спросил он. – Этот парень час назад расписался, и ему надо еще развестись, а потом уже делать всякие предложения. Двоеженство у нас запрещено!
- Вик будет пока его любовницей! – засмеялась она и толкнула Олега, чтобы тот пришел в себя. – Или его любовником. Это уж как сами они решат!
После фотографирования участники свадьбы разбрелись по площадке, а Виктор вернулся к своим друзьям.
- Видели, как я его? – Он широко улыбался и явно был доволен собой.
- Видели, - спокойно ответила Алла. – Только не увлекайся, а то уже сегодня окажешься в новобрачной постели. Тогда и затычка не поможет. И улыбочку поумерь. Она у тебя малохудожественная для скромной, прогуливающейся со своими знакомыми девушки.
- Что это вы пили с женихом? – перебил ее Олег.
- Не знаю… Вроде бурбон…
- Так я и думал! - удовлетворенно воскликнул Олег. – Крепкий?
- Изрядный.
- Я боялся, что ты губы после этого вытрешь тыльной стороной ладони. Так мужчины всегда делают, когда выпивают полный стакан бурбона. Но ты молодец! Выпил и только скривился. Главное для девушки – губы беречь. Они ей для другого даны природой, нечего их кулаками тереть. И они намазаны!
Спустя пару минут к ним подошел жених и обратился к Виктору.
- Вика, мы сейчас уезжаем… У нас свадьба будет в «Праге», на втором этаже. Может быть, присоединишься к нам? Будем гудеть до утра! А потом немного поспим и отправимся в загородный ресторан «Медведь». Поехали с нами…
Виктор растерялся от неожиданного приглашения, и за него ответил Олег.
- Она не может, совершенно не может! Сегодня вечером улетает в Париж, на съемки нового видеоклипа. Она сообщила тебе, что она знаменитая топ-модель? Она и голенькой снимается… За приличные деньги, разумеется…
- Я не знал… - ответил смутившийся от встречи лицом к лицу со знаменитостью жених. – Тем более жаль, Виктория, что ты не сможешь разделить наше торжество…
Олег плечом оттеснил обескураженного этим приглашением Виктора и сам выступил вперед.
- А может, я пойду вместо нее? Икра там будет? Красная или черная?
- Ты? – уставился на Олега жених. – Приходи, раз она не может… А икрой там будут заставлены все столы. Икра будет шести разных сортов. Отец невесты все оплачивает. Он сказал: «Захотите птичьего молока, заказывайте! Тут же доставят, хоть с Аляски!» - Жених приостановился, а затем вдруг спросил Олега: - А ты кем ей приходишься? Ее менеджер?
- Нет, - ответил многозначительно Олег и неожиданно ляпнул: - Я ее жених!
У жениха взгляд сначала остановился, а затем стал бегать между Олегом и Виктором.
- Как жених? Она… она сказала, что ищет жениха и очень хочет выйти замуж… Потому что ждет ребенка от одного подлеца. А я ответил: «Усыновим или удочерим! Нам все равно, кто будет!». А, оказывается, есть жених… Может, ты и есть тот самый подлец…
- Нет, нет! – замахал руками Олег. – Ты меня неправильно понял! Я такой, липовый жених, для публики… Сопровождаю ее, чтобы не особенно приставали. А так у меня у самого есть невеста. Вот она, невдалеке. Аллочка! – позвал он и, когда Алла подошла, нежно поцеловал ее в щеку.
- А, теперь все понятно! – Жених успокоился. – Подъезжай, если хочешь с невестой. Скажешь: «Я от Петра Сергеевича», и тебя проведут к нам.
- Ты Петр Сергеевич? – спросил опять выпавший из ситуации Олег.
- Нет, это отец невесты. Он – крупный бизнесмен. А я – просто Сергей. – Он пожал руки всем и обратился к Виктору. – Надеюсь, еще увидимся, Вика! Блеск славы, прожектора, пюпитры… Я тебя понимаю. Но все-таки есть и простые человеческие чувства! – Он нежно поцеловал Виктора в щеку.
- Они есть, Сереженька! – очень искренне, хотя и несколько басовито для девушки, ответил Виктор и начал уже раскрывать свои объятия. Олег вовремя дернул его за руку. – Мы еще увидимся, и не раз!
- Вот мои координаты, - Сергей достал из нагрудного кармана пиджака визитную карточку и вручил ее Виктору. – Тесть распорядился изготовить. Вчера я был простой охранник, а сегодня – вице-президент известной фирмы! – сказал он не без гордости, но потом смутился, махнул рукой и пошел к ожидавшей его группе во главе с нарядной невестой. Лицо ее по-прежнему было совершенно невозмутимым. По-видимому, она была убеждена: свое она еще возьмет, появятся и у нее поклонники.
В машине Виктор тут же сбросил туфли и вытянул уставшие ноги. Немного покрутившись, он не столько спросил, сколько сказал вслух:
- Первый бал… И как же он прошел?
- Неплохо, - отозвался Олег. – Вначале не клеилось, а в конце смотри! На свадьбе бы еще побывать… - добавил он мечтательно. – Вот это было бы боевое крещение!
Алла расхохоталась и рукой растрепала шевелюру Олега.
- Люблю первую брачную ночь! Столько всегда неожиданностей! Мы с тобой, Олег, лежим на ковре. А на диване познают друг друга Сергей и Виктор!
- Это был бы неплохой спектакль! – поддержал ее Олег. – Не хуже, чем у того китайца с американцем!
Алла не могла понять, о чем идет речь, а Виктор молчал. Его обуревали противоречивые чувства…
Вечером Виктор все-таки позвонил Ане. Она обрадовалась его звонку. Но он говорил из дома, где обязательно кто-нибудь прислушивался к каждому слову, сказанному им по телефону, и разговор получился скомканным.
- У меня все хорошо, готовлюсь к конкурсу. Ведь осталось всего четыре дня! – Она говорила звонко и уверенно.
- Трусики стираешь?
- При чем здесь трусики? У тебя в голове нет ничего, кроме женских трусиков!
- Твоих, Эн! Только твоих.
- Спасибо, но и они ни при чем. Одежду для каждого из четырех туров конкурса предоставляют его организаторы. Включая и трусики.
- Какие еще четыре тура? – обеспокоено воскликнул Виктор. – Вышел, прошелся в платье, а потом без него, и все! И почему нельзя в своей одежде? Если эта одежда только что из магазина и очень модная?
- Какой ты любопытный! – удивилась Аня. – Ты ведь против моего конкурса?
- Категорически против. Я не советую тебе участвовать.
- Это я знаю. Но участвовать буду. Звонил Альберт Львович и интересовался, как идет у меня подготовка. Еще раз просил непременно принять участие в конкурсе. Сказал, что у меня очень неплохие шансы. Жюри уже сформировано. А что касается одежды, то, наверно, можно быть и в своей. Если, разумеется, это не такие устаревшие тряпки, как у меня…
- А зачем тогда готовиться, если все будет? – опять встревожился Виктор.
Эн рассмеялась и долго не могла сказать ни слова.
- Какой ты… какой наивный! Сразу видно, ни разу не бывал на таких конкурсах! Я отрабатываю пластику, декламацию, пение…
- Что еще за пение? – Виктор был в панике. – Это же не экзамен в консерваторию!
- Я не знаю, нужно ли будет петь… Но если попросят, спою…
- Спой им государственный гимн! – в раздражении бросил Виктор. - Когда его исполняют в купальнике, он особенно трогает!
Он бросил трубку и погрузился в мрачные раздумья. Декламация – это куда еще ни шло, но петь! Петь женским голосом! Это было выше его еще совсем слабых женских сил.
День конкурса, как ни хотелось его отдалить, приближался. Виктора одолевали самые мрачные предчувствия. Несколько выходов в город прошли более успешно, чем первый, но уверенности в себе не принесли.
Однажды на Тверской с ним даже хотел познакомиться прилично одетый молодой человек. Но оказалось, что он только что вышел из ресторана, где хорошо поддал, и ищет легких приключений. Пришлось его тут же отшить. Виктор сделал это в резкой форме, о чем потом даже пожалел.
- Отстаньте, нахал! Не лезьте с пьяной рожей к приличной девушке! Вам нужно искать проститутку!
Обескураженный поклонник застыл, как вкопанный и покраснел до корней волос. Теперь не скоро, думал Виктор, он придет в себя и попытается заговорить на улице с понравившейся ему девушкой. А уж рыжих он точно будет обходить за версту. Окажись такая в его постели, он до утра будет хлопать глазами и размышлять, что с нею делать.
Других примечательных событий во время прогулок так и не произошло. Не удалось ни потренировать голос, ни пустить в ход то женское обаяние, которому настойчиво учила его Алла. Даже Олег, всегда сопровождавший Виктора в его «женских» прогулках, начал волноваться.
- Смотри, какое свинство! Идет по улице яркая, можно сказать красивая девушка, которая многое может предложить, а к ней никто не пристает! Даже смотрят, и то вполглаза! – Желая успокоить Виктора и вселить в него уверенность, Олег добавлял: - Мне ты, конечно, нравишься. Как женщина! Исключительно как женщина! А вот другие – лопухи. У них одно на уме: приволочь домой какую-нибудь корягу и строгать ее потом всю ночь!
Некоторый оптимизм в Олега вселял лишь эпизод на Ленинских горах, где Виктор дважды крепко расцеловался с женихом и получил от него приглашение в ресторан.
- Сергей – настоящий ценитель женской красоты! Пришел, познакомился, трахнул! Жену себе, правда, не очень видную выбрал. Но жена – это только для дома и хозяйства. Для души он предпочитает совсем другое… А на свадьбе у него было шикарно! От икры столы ломились! Я в ресторанном туалете с одной девушкой, забыл ее имя…
Но какие бы сомнения ни роились в душах Виктора и Олега, день конкурса пришел и надо было действовать. Один этот день мог изменить жизнь до безобразной неузнаваемости.
Уже ранним утром Виктор был у Олега. Они тщательно приладили и осмотрели всю женскую амуницию. Олег настоял на большой груди и накладках на зад.
- Если там будут четыре тура, как сказала Эн, ты все успеешь показать! Грудей даже не хватит, но уже поздно докупать! Но если все-таки докупим, может, и размер их тогда увеличим.
- Куда еще! – испугался Виктор. – Я и из-за этих не вижу землю и спотыкаюсь. По лестнице вообще опускаюсь на ощупь.
Глава 4
Уже над входом в массивный, построенный углом Дворец культуры автозавода был растянут транспарант «Конкурс красоты «Мисс третье тысячелетие». Довольные тем, что так быстро добрались сюда, Виктор и Олег переглянулись, подмигнули друг другу и решительно вошли в фойе. От направившегося было к ним охранника они просто отмахнулись: «Отстань, не видишь, что ли, люди идут на конкурс».
Охранник с любопытством посмотрел на них, но остался стоять в стороне. Взглянуть действительно было на что. Это была колоритная пара: высокая, рыжеволосая, ярко накрашенная девушка в пестром платье и ведущий ее под руку скромно одетый молодой человек, ниже ее на голову.
Около девяти утра они были уже у Дворца культуры, где должен был проходить конкурс. Чтобы успокоиться и привыкнуть к новому месту, в стеклянном фойе они выпили по стакану кофе в маленьком буфете. Блондинка-буфетчица ростом с Виктора переводила взгляд с него на Олега и обратно. «Наверное, считает, что я не заслуживаю такой красавицы, - подумал Олег. – Дура! Знала бы она меня в постели!»
Поднявшись на второй этаж, Виктор и Олег прошли в комнату секретариата.
- Рановато вы, молодые люди, - недовольно сказала секретарь, худенькая женщина лет тридцати с чем-то в падающих с носа очках. – Конкурс начинается в одиннадцать, подготовка к нему – с десяти. А зачем здесь вы, молодой человек? – обратилась она к Олегу. – У нас больше восьмисот участниц. Представьте, что каждая из них приведет с собой своего друга, что здесь будет?
Олег, равнодушно смотревший в окно, дал ей выговориться, а затем многозначительно заметил:
- Альберт Львович просил нас прийти пораньше.
- Ах, Альберт Львович! – Тон секретарши тут же изменился, а ее лицо как будто даже порозовело. – Тогда присаживайтесь, пожалуйста. Может быть, хотите чаю? Еще есть время… Альберт Львович здесь царь и бог! Все его так полюбили за последнюю неделю! Мягкий, обходительный, предупредительный… Не жмется из-за копеек, все поставил на широкую ногу. А какой мужчина! Редкая женщина не мечтала бы иметь такого мужа! Современная молодежь совсем не такая… - Под «молодежью» она, по-видимому, имела в виду всех, кому еще нет сорока. – У женщины день рождения, а бывший муж не позвонит и не поздравит. А ведь мог бы прийти с букетом роз, с шампанским и хорошим подарком…
- Не надо рассчитывать на бывших мужей, - перебил ее скороговорку Олег. - В вашем окружении нужны новые лица. Молодые, энергичные, может быть, вихрастые, как я, готовые ради женщины на подвиг. Они не пропустят ни одного вашего дня рождения и не будут скупиться на дорогие подарки.
Удивленная его откровенным намеком секретарша машинально сняла очки и уставилась на него.
- Но ведь вы… друг этой девушки?
- Да, - ответил равнодушным голосом Олег. – Я ее жених.
- Даже жених?
- Да, она моя невеста. – Олег забросил ногу на ногу и неопределенно повел рукой. – Как понимаете, не навсегда. Сегодня она невеста, а завтра останется без места! Такова, как говорят французы, наша селяви.
Секретарша настолько изумилась этим публичным, а главное – совершенно спокойным отказом от невесты, что Олегу пришлось продолжить свою мысль.
- Вот я привел ее на конкурс. Принес, можно сказать, на собственных руках! Ну, это только образ, у меня есть, разумеется, автомашина… Невеста хочет участвовать в конкурсе красоты. Я – человек широких взглядов, поэтому говорю: «Пожалуйста!». Она выигрывает конкурс! Сыплются предложения от модельных агентств и от частных лиц, тут же начинаются большие деньги. Она уходит с головой – и не только головой – в новую жизнь. А я остаюсь в старой – пусть достойной, обеспеченной! – но все-таки в старой, обычной жизни. Как человек самолюбивый, я не буду ждать, пока меня выбросят, как изношенный башмак. Я брошу ее сам и найду новую невесту! Между нами говоря, я ее уже ищу…
- Но почему вы решили, что она победит на конкурсе? – Секретарша уже прониклась переживаниями Олега и смотрела на него с сочувствием. – Ведь участвуют столько красивых девушек! И каждая из них мечтает занять призовое место! Я сама хотела принять участие в конкурсе. Думаю, у меня были бы неплохие шансы. Но здесь эти глупые возрастные ограничения…
Олег окинул ее изучающим взором, особо задержался на ее губах, и, помедлив, лениво произнес:
- Моя невеста победит. В этом нет никакого сомнения. Альберт Львович так прямо и сказал: «Или она выиграет конкурс, или я не ее отец!».
На лице секретарши отразилось еще более глубокое изумление. Она надела очки, тут же сняла их и уставилась немигающими глазами на Олега.
- Альберт Львович ее отец? Как я об этом не подумала! Но почему он никому об этом не сказал? Даже мне?
- Она его внебрачная дочь. Поэтому он хранит свое отцовство в глубокой тайне. Понимаете, молодость, любовь с первого взгляда, бурный роман, неожиданная, как всегда, беременность… Но ее родители не дают согласия на брак. Категорически против! Его родители – а у него ведь тоже были, уверяю вас, родители! – еще более против! – Олег сделал паузу, чтобы насладиться изумлением не только секретарши, но и Виктора. – Все дело было в том, что любимая девушка была почти на полметра выше Альберта Львовича! Она была такой высокой, что он, чуть согнувшись, свободно проходил между ее ног. Туда и сюда! Вперед и обратно! Сновал, как ткацкий челнок…
- Какие предрассудки! – воскликнула секретарша. – Какое значение имеет разница в росте или… - она на секунду замялась и бросила быстрый взгляд на Олега, - или в возрасте! Мне, допустим, около тридцати…
Олег внимательно посмотрел на нее и сказал:
- Около сорока, но, действительно, какое это имеет значение! Однако мы должны учитывать, что история с Альбертом Львовичем случилась двадцать лет назад. – Олег развел руками. – Люди тогда состояли сплошь из одних предрассудков. Ничего позитивного, только предрассудки!
- Теперь я все понимаю! – До секретарши дошла трагичность услышанного. – Так всегда бывает. Всегда вмешиваются родители. Говорят: «Выкинь ты эту очкастую калошу из головы! Ты такой умный и такой красивый, а она…». Бедный Альберт Львович! Пережить такой удар судьбы! Поэтому он с таким участием смотрит на женщин! Жалко, лет ему многовато… Но это как посмотреть…
- Альберту Львовичу надо помочь! – продолжил ее мысль Олег. – Не прямо, конечно, не назойливо. Помочь его дочери выиграть конкурс!
- Это было бы прекрасно! Но как это можно сделать? Ведь решает не один он, там целое жюри…
- Поговорить с членами жюри, намекнуть, что эта красавица пользуется большим расположением Альберта Львовича, что он сам привел ее сюда… Ну, вы знаете, как это делается… Мимоходом, между прочим… Альберту Львовичу, само собой, ни слова! Он председатель жюри, борец за объективную оценку. Конечно, он и сам что-то сделает… Но мимоходом и между прочим. А сейчас нам хотелось бы получить какую-нибудь изолированную комнату. Чтобы успешнее подготовиться… В общем зале, где девушки будут переодеваться, не сосредоточишься на этом самом... на творчестве. Надо платье какое-нибудь подобрать ей. Лучше поярче и пообъемистее. Видите размер какой – вдвое больше папочки!
- Это легко сделать, - откликнулась секретарша, начавшая почему-то рассматривать свою плоскую грудь. – Рядом есть свободная комната. Я ее открою, а вы можете закрыться изнутри, чтобы вам не мешали. Потом я проведу вас к гардеробщице, она подберет для вас платье. Но учтите, два тура из четырех будут проходить в купальниках!
- Два тура в купальниках? – поразился Олег.
- Только в третьем туре будет состязание на лучший костюм. Ну, там медсестра, милиционер с полосатым жезлом, пожарник, стюардесса… Я советую вам взять костюм монахини. Он тем более подойдет, что Альберт Львович как-то заметил, что хотел бы всех женщин видеть в монастыре. Костюм очень симпатичный! Впереди скромный, а сзади – разрез, разведешь края, и все открывается. Почти до шеи… - Секретарша на мгновение потупила взор. – Ну, вы знаете, что там у женщины сзади. И впереди только с виду скромненькое платьице. Но без всяких пуговиц! Открываешь борта платья и все видно ниже пояса. Если пошире распахнуть, и дальше видно. Сам костюм черный с белым, а чулки к нему белые, ажурные… Очень ярко и нарядно.
- Примеряли? – доверительно наклонился к ней Олег. – Извините, не знаю вашего имени…
- Светлана, - ответила она, зардевшись. – Только к этому костюму нужны красивые трусики, их тоже видно…
- Меня зовут Олег. А что касается трусиков, с ними у нас полный порядок. – Олег поднялся и поцеловал секретаршу в щеку, заставив ее в очередной раз зардеться. – Моя невеста пока без трусов, чтобы в дороге кружева не помялись. Но перед выходом на сцену мы их ей оденем. – Многозначительно посмотрев на секретаршу долгим взором, он добавил: - Запишите, Светочка, мой телефон. Праздновать победу будем вместе! Хорошо бы вам взять отгул дня на три – праздник затянется!
Олег обошел стол, поднял Светлану за плечи со стула и еще раз нежно поцеловал ее, на этот раз прямо в губы. Женщина покраснела еще сильнее, хотя казалось, краснеть ей было больше некуда.
- А пока, Светочка, пожелайте нам успеха! Битва будет суровой. Аустерлиц! – Олег многозначительно поднял палец.
- Желаю успеха… Я не сомневаюсь в успехе… - пролепетала внезапно начавшая бледнеть Светлана. – А отгул можно взять на целую неделю!
После ухода Олега и его невесты Светлана никак не могла прийти в себя.
- Что происходит! Что происходит! – восклицала она, всплескивая руками. - Настоящий Ромео! А я его Джульетта! Я, правда, лет на десять старше его, но это совершенные пустяки. Кто это заметит?
Схватив со стола какую-то случайную папку, Светлана выбежала из приемной комнаты и помчалась по коридору. Куда она так торопилась, трудно было понять. Впрочем, она сама не смогла бы ответить на этот вопрос, если бы вдруг задала его себе.
Не успели Виктор и Олег покинуть комнату секретариата, как неожиданно встретили Анну. Она остановила их жестом руки, секунду вглядывалась в лицо Виктора и неожиданно бросилась к нему не шею. Потом отстранилась и внимательно оглядела его.
- Виктор, дорогой! С трудом узнала тебя! Зачем ты так вырядился? Посмотри на себя! «Не влезай, убьет!» Тебя ни на минуту нельзя оставить одного!
Олег энергично развел двумя вытянутыми руками.
- Не Виктор, а Виктория! – назидательно сказал он. - Девушка нарядно оделась, чтобы завоевать приз. У нас с нею денег нет!
- Это все ты, Олег! – возмущенно сказала Аня. - Нарядил моего дурачка ради какой-то паршивой сотни долларов! Сам бы лучше переоделся!
Олег добродушно рассмеялся.
- В женской одежде я выглядел бы пугалом! Как ты этого не понимаешь?
- Эн, послушай, - торопливо заговорил Виктор, - тебе не надо участвовать в этом конкурсе! Это дорога в бездну…
Он попытался обнять Аню, но она, криво улыбаясь, резко оттолкнула его.
- Милая подруга Виктория! – произнесла она с нескрываемой иронией. - Тебе, значит, можно в эту самую бездну, а мне нельзя? Если хочешь знать, дорогая, за своим любимым я пойду хоть на край света!
Аня порывисто обняла Виктора, крепко прижалась к нему, но потом резко оттолкнула его.
- Идите вы отсюда подальше! – решительно сказала она друзьям. - Никто вам здесь ничего не даст, оденьтесь хоть инопланетянами! А я буду участвовать в конкурсе!
Развернув Виктора и Олега, Аня некоторое время толкала их в спины кулаками, направляя к выходу из здания, но потом повернулась и ушла куда-то вдаль по коридору.
- Ничего себе! – только и сумел вымолвить Виктор.
- Конечно, ничего, - равнодушно заметил Олег и добавил: - Пока не перестанешь отговаривать ее от участия в конкурсе, такое «ничего» будет постоянно повторяться. Тебе нужно заткнуться и сопеть в тряпочку. Если из нашего плана что-то выйдет, конкурс развалится как карточный домик! И то, участвует в нем Аня или нет, не играет теперь никакого значения. Ты не понимаешь самых простых вещей! И за что только прекрасная и умная девушка любит тебя, такого дурака!?
Олег замолчал и молча направился в отведенную им комнату.
Когда друзья вошли в свою небольшую комнату и закрылись изнутри на ключ, Виктор тут же плюхнулся в кресло и снял свои туфли.
- Эти чертовы лестницы ноги переломают! Мрамор – такая коварная вещь! Поскользнулся – и носом о ступеньку! Ну и чушь ты нес! – с восхищением и одновременно с негодованием стал выговаривать он Олегу. – «Внебрачная дочь Альберта Львовича»! Это надо же! Когда ты все это придумал? А вдруг все всплывет наружу?
- У нас тактика простая: или пан, или пропал. Пока что пан, а дальше посмотрим.
- А зачем тебе эта Света? Какие-то встречи с нею?
- Без нее не обойтись. А теперь она наша помощница. Будет стараться, сделает все в лучшем виде. А после этого, почему бы не встретиться?
- Но она заметно старше тебя… И такая… сухонькая… плоскенькая…
- Старше – это ничего, - без тени сомнения отозвался Олег. – Как сказал Александр Сергеевич Пушкин, уезжая из Кишинева: «В чужих краях и старушка подарок!». Была у него в Кишиневе старушка, была, говорит его биографы. Ты заметила, как Света то краснеет, то бледнеет? То пунцовая, то белая… Борьба противоречивых страстей! Вот что больше всего привлекает в женщине! Вначале она разденется, подумает, что это неприлично и тут же вся покраснеет. А в конце станет белой, как простыня, потому что отдастся страсти и забудет о приличиях. Война Алой и Белой роз!
- Пожалуй, ты прав, - согласилась Виктор. – Аустерлиц! Это ты у Толстого из «Войны и мира» взял?
- Естественно!
- Основательно ты подготовился к жизни в высшем обществе!
- Еще бы!
- А может, сейчас она и начинается? Смотри, в каком беломраморном дворце мы с тобою даем концерт!
- Правильно ты все понимаешь! Но… - Олег предостерегающе поднял палец. – Говори теперь только умные вещи! Ты ведь конкурсантка.
- Будет исполнено, милый! – проворковал Виктор и кокетливо улыбнулся своему мнимому жениху.
Глядя на поролоновую грудь полураздетого Виктора, Олег изобразил ладонями большие полукружья перед своей грудью:
- Девушка нарядно оделась, чтобы завоевать большой денежный приз. У нас денег нет – этим объясняется все. Но теперь важно нарядно раздеться во время конкурса… «Прилег вздремнуть я у лафета»! – вдруг вспомнил Олег строчку из школьного учебника. - Еще в начальных классах учил, но только теперь начинаю понимать, что такое лафет! Около него и в самом деле приятно вздремнуть! Хотя у Светочки лафет не дотягивает, конечно, до моих стандартов…
- Взрослеешь, моя радость! В школе твой взгляд до лафета не поднимался! Там ты все больше уставлялся на жерло у одноклассниц. Да и что у них за лафет? Так, два прыщика. О таком лафете и стихотворение не напишешь… Во всяком случае, для школьного учебника…
Глава 5
Возбужденная Светлана вернулась в свой кабинет, села за стол и углубилась в бумаги.
Глядя сверху вниз, как если бы он был организатором конкурса, в приемную вошел Андрей. За ним, потупив глаза, шла Ника.
- Здравствуйте, Светлана! – энергично и даже радостно поздоровался Андрей.
Удивленная Светлана оторвала голову от своих бумаг.
- Что вы здесь делаете, молодой человек? – резко спросила она. - Конкурс женский, а не мужской…
Андрей, извиняясь, развел руки.
- Меня зовут Андрей, или, если хотите по-французски, Андре, - представился он. - Я привел на конкурс свою сестру. Вероника, или просто Ника. Удивительно застенчивая девушка! Ей скоро двадцать, а у нее не было еще ни одного мужчины! Я имею в виду, настоящего мужчины… Такого, что выложит пару тысяч баксов за вечер в ресторане и не поморщится. Вот я ее и опекаю. Если откровенно, мне хотелось бы опекать и вас…
- Зачем меня опекать? – уже мягче спросила Светлана. - Я самостоятельная женщина.
Андрей присел на стул рядом со Светланой, чуть поодаль села пока не сказавшая ни слова Ника.
- Опекать в переносном смысле, - пояснил Андрей. - Приглашать вас в дорогие, красивые места… Или к себе домой… Посидеть за бутылочкой французского шампанского, поболтать о разумном, добром, вечном… Посмотреть какой-нибудь новый порнофильм. Вам нравятся фильмы нашего знаменитого режиссера Сергея Громова? – неожиданно спросил он.
- Я его совсем не знаю, - ответила Светлана и почему-то смутилась.
- За чем дело стало! Я вас познакомлю, - тут же успокоил ее Андрей. - И заодно попрошу подобрать для вас хорошую роль в его новом фильме. Я снимаюсь у него в главных ролях. Неотразимый герой-любовник! А для вас я уже придумал амплуа – красивая девушка с принципами. С очень высокими принципами!
Как ни странно, Светлана восприняла это неожиданное предложение всерьез.
- Но там нужно раздеваться! – еще больше смутилась она. - Мне бы этого не хотелось… При посторонних…
Андрей непринужденно похлопал ее по плечу.
- Какие посторонние? – сделал он удивленное лицо. - Только Сережа и я. А раздеваться можно только до пояса. Или ниже пояса. На ваш выбор.
Светлана была, однако, смущена и не решалась ответить «да» на неожиданное, но очень лестное предложение.
- Но я никогда не снималась в кино… Тем более голой ниже пояса…
Андрей равнодушно махнул рукой.
- Пустяки, - заверил он, - у вас природный талант. Без всяких мастер-классов вы – само очарование! – Он отклонился на стуле, как бы любуясь Светланой, затем приблизился к ней и нежно поцеловал ее в щеку. - Не краснейте, пожалуйста, дорогая. Это, можно сказать, начало нашей с вами учебы. Вы даже не представляете, как далеко мы с вами зайдем! Ну, ну, бледнеть тоже не надо. Никаких извращений не будет. Это я обещаю. Может, только самую малость, для возбуждения перед съемкой…
- Вы меня смутили! – пролепетала зардевшаяся Светлана.
Андрей положил свою руку на ее руку.
- Но не разочаровал?
- Нет, - сказала Светлана, даже не попытавшаяся убрать свою руку из-под ладони Андрея. - Мне приятно познакомиться с вами. Талантливый актер и, думаю... состоятельный человек.
- Правильно думаете, - подтвердил Андрей. - Но знаете, сам я немного огорчен. Мысли, как облака по ночному небу… Моя сестра – красавица, с таких теперь пишут иконы… Но как ей получить приз на конкурсе? Ведь в жюри сидят старые придиры, импотенты на пенсии…
Светлана задумалась.
- Выиграть будет сложно, - серьезно сказала она, как если была уже убеждена в том, что выиграть сестре симпатичного Андрея нужно обязательно. - Несколько сотен красавиц…
Андрей наклонился к ней и доверительно попросил:
- Может, вы поможете? Без вас дело не пойдет. Поговорите с членами жюри…
- Мимоходом, между прочим… - Светлана начала приходить в себя и даже улыбнулась.
- Совершенно верно! – воскликнул Андрей. - Шепните им, например, что Ника – дочь самого председателя жюри…
Сразу же посерьезневшая Светлана прервала Андрея:
- Председатель жюри, Альберт Львович, никогда не был женат.
Андрей на пару секунд задумался, запрокинув голову кверху, и нашел выход:
- Тогда – внебрачная дочь! – решительно предложил он. - У какого мужчины в возрасте нашего дорогого Альберта Львовича нет двух-трех внебрачных дочерей?!
Светлана отрицательно покачала головой.
- К сожалению, Андрюша, ничего не выйдет. У Альберта Львовича уже есть внебрачная дочь. И она участвует в нашем конкурсе.
- Вот это да! – воскликнул Андрей. - Приходишь с прекрасной идеей, опоздал на десять минут, а место уже занято!
Светлана не поняла его.
- Дочери Альберта Львовича двадцать лет, причем здесь десять минут?
- Да это я так, к слову… - не стал развивать свою мысль Андрей. - Но две внебрачных дочери на одном конкурсе – это уже явный перебор. А кто эта умная девушка, которой приходят в голову светлые внебрачные мысли?
- Она только что заходила сюда со своим…
- Старшим братом? – попытался подсказать Андрей.
Светлана отрицательно покачала головой.
- Нет, с женихом.
Андрей понимающе улыбнулся.
- И он, конечно, заливался соловьем?
- Нет, - очень серьезно возразила Светлана. - Он говорил очень солидно. Сказал: «Сейчас она моя невеста, а завтра я останусь без места. Нужно искать другую невесту». А она точно его бросит! Выиграет конкурс и выбросит его, как старые, застиранные трусы. Победит она обязательно! Такая эффектная, ярко рыжая, с большой грудью…
Скривившийся, как от съеденного целиком лайма, Андрей остановил Светлану.
- Не продолжайте, милая Света, - уверенно сказал он. - Все понятно. Стопроцентный кич. Настоящая грудь должна быть такой…
Андрей протянул руку к ее груди.
- Нет, нет! - испуганно отшатнулась Светлана. - Не трогайте меня за грудь! У меня там наложена вата, вы испортите форму!
Убрав руку под стол, Андрей уверенно сказал:
- Женская грудь должна быть такой, как у вас. А ваты не надо, это устарело. Если хотите, мы сделаем вам красивую, очень современную силиконовую грудь. Над ее размером подумайте. Советую пятый или шестой. Завтра же сходим к косметологу. А потом в ресторан. Какой вы предпочитаете?
Чувствовалось, что Светлана уже, что называется, «поплыла». Она начала принимать всерьез все, сказанное этим красивым молодым человеком, неожиданно проявившим к ней живой интерес.
- Мне все равно, - стесняясь, ответила она.
- Тогда я сам выберу что-нибудь пошикарнее, - решил эту проблему Андрей. - Но осталась мелочь – пристроить мою бедную сестру…
Задумавшаяся Светлана перебирала в голове только ей известные варианты.
- Что-то сделать можно, конечно... – начала она. - Но место внебрачной дочери уже занято, это твердо. Ее жених намекал на предложение… Зачем простому, хотя и симпатичному молодому человеку рыжая, преуспевающая красавица?
Андрей понимающе, без тени осуждения посмотрел на нее и утвердительно кивнул головой.
- Вы краснеете, Света, и я догадываюсь, что это было за предложение... Но призовых мест три! Рыжая внебрачная красотка со своим липовым женихом нас обошла. Однако не все еще потеряно. Вовсе не обязательно идти по родственной линии! Моя сестра вполне могла бы быть любовницей Альберта Львовича…
Светлана живо поддержала эту идею и даже попыталась ее развить.
- И лучшей подругой его дочери! - добавила она и, вспомнив разговор с Олегом, тут же набросала маленький план: - Надо поработать приватно с членами жюри. Сказать, что Альберт Львович просит только за двоих – за свою внебрачную дочь и за ее лучшую подругу, ставшую уже почти членом его семьи…
Заулыбавшийся Андрей обнял Светлану за плечо и поцеловал ее в щеку.
- Светочка, - радостно и, как казалось искренне, сказал он: - Вы не только красавица, но и умница! Ближайшую неделю после конкурса мы проведем с вами на Канарских островах! Это я вам твердо обещаю. Сегодня же закажу путевки.
Светлана смутилась и тут же пунцово покраснела, а потом стала быстро бледнеть.
- В ближайшую неделю не выйдет… - робко сказала она.
- Вы бледнеете! – воскликнул нисколько не огорченный Андрей. - Я понимаю, в чем дело. Козни жениха внебрачной дочери! Он забронировал вашу первую неделю. Повезет вас, наверно, в какой-нибудь дешевый подмосковный пансионат… Впрочем, это не мое дело. Он будущий муж и ему все позволено. Но есть ведь вторая неделя! И есть укромные, свободные от выполнения супружеских обязанностей вечера! И не только вечера…
Заворожено слушавшая его Светлана только и ответила:
- Я все сделаю!
Андрей встал со стула и приподнял Светлану за плечи.
- Вот и прекрасно! – он расцеловал Светлану в обе щеки, а затем в губы. - Прощаюсь! – с ноткой грусти сказал он. – Обещаю, вы не пожалеете! Искусству любви я обучался в Париже, на краткосрочных, но очень насыщенных курсах. Вы знаете позицию «летающая женщина»? Ее нет даже в «Камасутре»! Кстати, какой номер вы дадите моей сестре?
- На всякий случай я оставила незанятым номер тринадцать, - ответила Светлана. - Говорят, он приносит удачу…
Андрей еще раз притянул ее к себе и поцеловал, на этот раз в лоб.
- Прекрасно! – воскликнул он. - Это то, что нужно! До встречи!
Андрей и Ника ушли. Светлана встала из-за стола и стала возбужденно прохаживается по своему кабинету.
- Это надо же! Уму непостижимо! – бормотала она, как в бреду. - Двадцать минут назад ничего не было, а теперь есть симпатичный жених и богатый любовник! Что еще нужно не очень молодой, непритязательной женщине? За это мы и ценим любовь! За ее внезапность. Она бьет человека наповал, как молния посреди пустого поля!
Вошел Альберт Львович. Он был в прекрасном костюме с голубым галстуком-бабочкой.
- Светочка, вы возбуждены? – остановившись у входа, спросил он. - Вы вся пылаете! Я хочу пригласить вас…
Светлана моментально пришла в себя.
- В театр, Альберт Львович? В консерваторию? – робко спросила она.
Альберт Львович, протестующее, поднял руку.
- Берите выше – в ресторан!
- Ах, Альберт Львович! – воскликнула внезапно побледневшая Светлана. - Но когда?
Альберт Львович торжественно посмотрел на нее.
- Сегодня же вечером! – гордо сказал он. - Лучший ресторан Москвы – ресторан «Япона мама»! Ночь – в номерах при ресторане! Вот так оно, японский городовой, как говаривали в моей молодости!
Светлана бросилась к Альберту Львовичу и обняла его.
- Ах, Альберт Львович! Как я вас люблю! – лепетала она. - Вы удивительный человек! У вас нет никаких недостатков. Только достоинства. Большие и малые. Причем больших заметно больше, чем малых. Но малых еще больше! Вы – маг и телепат! Соблазняете женщину даже на расстоянии!
Неожиданно она схватила Альберта Львовича за голову и крепко поцеловала его в губы. Потом с возгласом «Как я вас всех, всех люблю!» она выбежала из кабинета.
Альберт Львович недовольно помотал головой, сплюнул, достал носовой платок и вытер губы.
- Какая гадость! – пробормотал он. - И главное – прямо в губы! Не хватало еще взасос!.. – Вытер платком пот со лба и задумчиво добавил: - Но какой порыв… Какая стремительность… - Секунду подумав, заключил: - Все-таки в женщине что-то есть… Это несомненно. Иногда и сам пожалеешь, что ты закоренелый голубой. Недаром говорят: «Женщина – друг человека, а красивая женщина – друг богатого человека». Если, конечно, он не с моими порочными наклонностями…
Глава 6
Большой зал, в котором должен был проходить конкурс красоты, постепенно заполнился почти до предела. Ряды кресел поднимались ярусом, как в кинотеатре, и из-за кулис было видно, что большинство в зале составляют парни, с улыбками на лицах ожидающие начала интересного представления. У многих в руках были бутылки с пивом, которые они периодически опрокидывали донышками кверху. Увидев это, Альберт Львович пожалел, что не запретил продавать пиво в буфете и распорядился на всякий случай вызвать в зал двух охранников. Одетые в черную униформу, они ходили теперь по наклонному пандусу, ведущему от входных дверей к сцене, и строго поглядывали на особенно развеселившихся молодых людей. Еще два дюжих охранника проверяли билеты на входе в зал, и в случае чего могли прийти на помощь. «Не футбол, конечно. Драки не будет и на поле выбегать никто не станет, - подумал Альберт Львович. - Но лучше все-таки обезопаситься. Народ молодой, горячий, ему только дай повод, и он забросает пустыми бутылками всю сцену».
В глубине просторной сцены наискосок стоял длинный стол, покрытый красным бархатом. За столом рассаживались члены жюри конкурса. Они о чем-то деловито переговаривались между собой. В зале звучала громкая музыка, и слов не было слышно. В центре стола сел Альберт Львович. Он был в темно-сером с синеватым отливом костюме, только что полученном от портного, и ярко желтом галстуке-бабочке. По редеющим волосам пробегал неизменно ровный пробор, из нагрудного кармана пиджака выглядывал уголок ярко желтого носового платка. Те, кто сидел в первых рядах, могли рассмотреть на левой руке Альберта Львовича, небрежно, в позе изнеженной красавицы лежавшей на бархате стола, массивные золотые часы.
Всего членов жюри было шестеро, но среди них оказалась только одна женщина. Высокий синклит призван был вынести окончательное суждение об эталоне женской красоты на новое тысячелетие. По старой традиции предполагалось, что лучше всего это способны сделать мужчины, для которых, собственно, и была, как известно, когда-то сотворена женщина.
Сразу после одиннадцати музыка в зале смолкла. Дождавшись того момента, когда внимание всех сидящих в зале сосредоточилось на сцене и на жюри, Альберт Львович неспешно встал, вынул из стоящей перед ним подставки микрофон на длинном шнуре и в течение нескольких секунд спокойно и вместе с тем внимательно всматривался в зал. Когда тишина достигла предела, на его лице появилась широкая улыбка, обнажившая по-американски белоснежные зубы.
- Дорогие друзья! Разрешите мне, как председателю жюри, открыть наш замечательный конкурс «Мисс третье тысячелетие»!
В зале раздались аплодисменты, сопровождаемые энергичным одобрительным гулом.
- Нам нужно установить, - продолжил Альберт Львович, когда аплодисменты пошли на убыль, - образец красоты на будущие десять веков! Будем достойны этой высокой миссии! – Зал снова дружно загудел то ли в знак согласия с так поставленной задачей, то ли, наоборот, сомневаясь, что она выполнима. – В конкурсе принимают участие восемьсот самых красивых девушек страны! – эту фразу Альберт Львович почти выкрикнул, и после нее зал буквально взорвался не только аплодисментами, но и гулом, топаньем ног и даже свистом. – Мы не уйдем отсюда, пока не выберем из них шесть лучших! Красота спасет мир, и в первую очередь она спасет нашу страну. Я уверен – это будет женская красота! – Зал снова разразился аплодисментами, а из доносившихся возгласов преобладало «Не уйдем!». Улыбаясь и доброжелательно глядя в зал, Альберт Львович вместе с тем думал, что было бы спокойнее, если бы хоть половина зрителей постепенно рассосалась: за билеты заплачено, атмосфера оживления и напряженного ожидания уже создана. - О составе жюри конкурса расскажет мой заместитель, в прошлом знамениты боксер, а теперь известный спортивный комментатор, истинный друг не только больших женщин, но и женщин с большой буквы Юрий Петрович Перетута! – С этими словами Альберт Львович сел и передал микрофон поднявшемуся из-за стола Юрию Петровичу, не поленившемуся с помощью гримера сделать себе перебитый нос и более массивную челюсть.
- Господа! Дамы и господа! Леди и джентльмены или как там вас еще называть! В зале пятьсот человек, в конкурсе участвуют, как вы уже знаете, восемьсот очаровательных девушек. Можно смело сказать: хватит на всех! И даже не по одному разу! – Зал разразился довольным смехом. – Каждый сегодня познает подлинную красоту и лично убедится, что это – убийственная сила. Я не буду делать тайны из того, что входные билеты на этот конкурс стоили недешево. Эти билеты у вас на руках. Но вы не пожалеете потраченных денег – зрелище будет потрясающим! За такие, можно сказать, гроши не снимешь девушку не то что на Тверской, но даже за Московской кольцевой автодорогой! Поверьте мне, сам проверял, и не раз. Здесь удовольствие будет несравненно большим! Это, как вы понимаете, шутка юмора. – Юрий Петрович широко улыбнулся, словно до него самого только сейчас дошел комический эффект сказанного. – Конкурс будет честным, и его победительницы определятся по очкам. Это как у нас в боксе: он тебе в морду, ты ему в морду, он тебе в морду, ты ему в морду, он тебе … - Говорящий изображал свободной рукой резкие хуки снизу и сбоку. – И так до финального гонга. Нанес хотя бы на один удар больше – ты победитель. Давайте пожелаем нашим красавицам хорошо держать удары! В том числе – удары ниже пояса! Такие удары тоже бывают, особенно если речь идет о женском поле. Мы это хорошо знаем, потому что все мы, включая и бывших боксеров, любим женщин. А женщина, у которой ничего нет ниже пояса – это… - Юрий Петрович обвел глазами зал, как бы ожидая подсказки. – Это – синий чулок! Как бывший боксер, я советую также нашим дорогим красавицам – работайте корпусом! Больше работайте корпусом! У женщины главная часть корпуса – бедра. Активно работайте бедрами, и успех не заставит себя ждать.
Судить состязания будет жюри в составе шести человек. Главный судья – знаменитый женовед и женолюб Альберт Львович Новосельцев. Я знал его еще тогда, когда он был скромным и небогатым товарищем Старосельцевым. Но уже тогда он говорил мне: «Женщина – друг человека, красивая женщина – друг богатого мужчины!». Верная и глубокая мысль!
В жюри входит также известный писатель Пискарев, инженер тонко устроенных женских душ… - Говорящий приподнял за локоть сидевшего рядом с ним сравнительно молодого для своей профессии, но уже начинающего лысеть писателя. На нем был помятый костюм и съехавший на сторону, еще более помятый галстук. Писатель поклонился и, не дожидаясь аплодисментов, которых, как он догадывался, могло и не быть, тут же сел. – Нашим писателем опубликовано много книг, в том числе… - оратор выжидающе посмотрел на других членов жюри, но те отвели взгляды. – В том числе книг хороших и разных. Но особый интерес наш дорогой писатель вызывает тем, что в конкурсе участвует его молодая жена! Ее зовут Мышка! – Зал замер в каком-то странном недоумении, как бы ожидая разъяснений. И оратор эти разъяснения тут же дал. – Вы ее узнаете сразу! - радостно сообщил он. – Нет, не по серой шубке! Шубу летом даже мыши не носят. Она на восьмом месяце беременности! – В зале стал шириться неопределенный гул, но опытный Юрий Петрович не дал ему разрастись. – Женщина прекрасна всегда! И на восьмом месяце беременности, и на девятом, и на десятом… - Альберт Львович дернул своего шефа за полу пиджака. Тот моментально сориентировался и заключил: – И на каждом последующем месяце! Давайте поаплодируем нашей Мышке и ее котику-писателю, пожелаем ей успеха и попросим воздержаться сейчас от преждевременных родов! Если рожать, так только завтра, выиграв предварительно звание победительницы конкурса красоты!
В зале активно зааплодировали, раздались возгласы: «Даешь Мышку!».
– Я забыл добавить, - Юрий Петрович потер ладонью бугристый лоб, как бы возвращая память, - что любимый многими – и не только женщинами - писатель Пискарев является членом Союза писателей. Раз он член, это не значит, как вы понимаете, что у них, в этом Союзе, писателей подсчитывают по членам. Среди членов Союза писателей есть и женщины! Что у них вместо мужского органа, вы прекрасно знаете. Число членов Союза писателей не совпадает, как видите, с количеством членов у них! Этот парадокс им еще предстоит разрешить. – Переждав смех в зале, Юрий Петрович добавил, словно опять вспоминая: - Это, конечно, новая небольшая шутка юмора. Со своей задачей они справятся…
Вам не нужно представлять нашу известнейшую актрису театра и кино мадам… или мадмуазель… Хотя, если вы не собираетесь сейчас же сделать ей предложение, это без разницы, госпожу Торопыгину! В молодости о ней говорили, что она обладает неувядаемой красотой. Теперь вы можете наглядно убедиться в справедливости этих слов. – За столом жюри встала атлетически сложенная жена Сергея Григорьевича, мрачно посмотрела в зал, а затем громко и басисто прокашлялась. – Она знает женщин не понаслышке. Изучает их и даже анатомирует, если об этом деле можно так выразиться. Мы встречали ее в самых разных фильмах. Их так много, что даже не вспомнишь… Она создала образ настоящей русской женщины. Такой женщины, о которой поэт сказал: «Мужика на пороге пивной остановит, в библиотеку его, подлеца, отведет».
Еще один уважаемый член жюри – президент знаменитой фирмы «Изделие номер два» господин Подкорытов! – Из-за стола поднялся представительный Борис Михайлович и помахал залу рукой. – Что такое изделие номер один, мы хорошо с вами знаем. Оно дается мужчине природой. Это – ракета, устремленная ввысь, точнее вверх и вперед! А изделие номер два – это тот резиновый чехол, который мужчина одевает на свою ракету в самые ответственные моменты. Это – оборона и безопасность, и именно поэтому мы никогда не расстаемся с ним. Вот они, презервативы нашей известнейшей и такой нужной всем нам фирмы! – Юрий Петрович вышел из-за стола президиума, подошел с микрофоном к краю сцены и быстрым движением достал из нагрудного кармана пиджака толстую пачку серебристых плоских квадратиков. Он поднял их в вытянутой руке над головой, и когда почти весь зал стал смеяться, широким жестом бросил пакетики в первые ряды, где их дружно расхватали. – Каждый, кто ходит в таком изделии, может, вслед за известным поэтом, с гордостью сказать: «Смотрите, завидуйте! Я в презервативе фирмы Подкорытова!». Говорят, кое-кто вообще не снимает с себя изделие номер два. Но я в это слабо верю. Даже шины автомобиля истираются от ухабистых дорог. А дороги у нас, сами знаете какие! Наши женщины им ни в чем не уступают! Полезную вещь производит эта процветающая фирма. Уверен, если понадобится, она изготовит презерватив и для самой Эйфелевой башни! Во всяком случае, уже сейчас налажен выпуск презерватива, в котором целиком умещается Дед Мороз. Заказываешь детишкам под Новый год Деда Мороза со Снегурочкой. Звонят, открываешь дверь, а там Дед Мороз, но весь в прозрачной, тонкой резине! А рядом с ним готовая к употреблению Снегурочка! И тоже в резине, но меньшего размера! Впрочем, с прорезиненной Снегуркой пока не все ясно. Детишки могут ее не узнать, поскольку женщина в презервативе – это, несомненно, парадокс, недоступный детскому воображению… Я уверен, - неожиданно заключил Юрий Петрович, - что если бы господин Подкорытов был женщиной, он непременно занял бы одно из призовых мест на этом конкурсе! К сожалению, он не женщина, я имел возможность убедиться в этом лично. Сегодня ему придется, поэтому уйти без приза. Но жизнь переменчива. И может быть, когда-нибудь он волею судьбы и быстро прогрессирующей медицины все-таки станет женщиной. И вот тогда мы увидим его, наконец, с долгожданным призом!
Последний – по списку, но не по значению – член жюри – владелец ресторана «Япона мама» господин Самохвалов! – Юрий Петрович повел рукой в сторону привставшего Сергея Григорьевича с коричнево-красной, почти черной розой в петлице пиджака. – Каждый из нас знает, что такое ресторан. Это как раз то место, после посещения которого, срочно требуется изделие номер два. Так вот, новый ресторан «Япона мама» - то место, побывав в котором, вы в ту же ночь используете, по меньшей мере, пять экземпляров этого изделия! И вам покажется мало! Если, конечно, после пяти раундов напряженного поединка вы еще будете держаться на ногах. А если вы уже лежите на помосте, то держаться хотя бы на руках. Многие из членов жюри убеждались в этом лично, и они не дадут мне соврать.
О составе жюри довольно. Это - достойные, уважаемые люди, глубоко разбирающиеся и в психологии, и в анатомии женщины. Кому еще судить о женской красоте, если не им?!
С этим вопросом, поданным как чисто риторический, Юрий Петрович сел. Конец его выступления сопровождали аплодисменты и невнятные выкрики о презервативах. Несколько раз звучало слово «бесплатно». Вероятно, публика настаивала на бесплатной раздаче этих пользующихся растущим спросом изделий.
Поднялся Альберт Львович и, выждав пока смолкнет шумок в зале, начал говорить с доверительными интонациями в голосе:
- Юрий Петрович подробно, пожалуй, даже чересчур подробно, рассказал о членах нашего уважаемого жюри. Он увлекся и забыл, что и комментаторы, и судьи на всяком состязании – лица второстепенные. В центре внимания должны быть участники соревнования, и только они. Вернемся же к нашим красавицам. А то, носят ли они в своих сумочках изделие номер два или нет, для нас несущественно. Красивая женщина даже без презерватива остается красивой. Со временем Эйфелеву башню оденут, можно полагать, в огромный презерватив. Но если всех женщин, подобно Дедам Морозам облачить в презервативы, все они сделаются на одно лицо, и красота исчезнет. Так что, ближе к нашему конкурсу, господа. О его этапах и его призах несколько слов скажет мой уважаемый коллега, уже известный вам господин Подкорытов.
Не успел Альберт Львович сесть и передать микрофон Борису Михайловичу, как раздались аплодисменты. Чувствовалось, что публика хорошо отнеслась к деятельности по переодеванию Дедов Морозов в презервативы и даже к грандиозному замыслу облачить в презерватив саму Эйфелеву башню. Если бы сейчас Борис Михайлович, не дожидаясь, пока он волею судьбы или силою медицины превратится в женщину, выставил свою кандидатуру на конкурсе, он получил бы, чего доброго, приз зрительских симпатий. Итоги голосований и опросов часто бывают не предсказуемыми.
- Господа! – хорошо поставленным голосом начал Борис Михайлович. – Прежде, чем перейти к существу дела, сделаю два коротких замечания. Самое главное! По настойчивым просьбам зрителей, да и участниц конкурса, к завершению первого тура в фойе будут смонтированы автоматы по бесплатной раздаче изделий нашей фирмы. Все расходы фирма берет на себя! – В зале раздались аплодисменты и оратору пришлось пережидать их. – Советую только не набивать ими карманы без пользы. Проведенные нами всесторонние эксперименты убедительно показали, что в сутки мужчина использует всего лишь пять-шесть презервативов! Что касается идеи изготовить презерватив для Эйфелевой башни, то должен уточнить, что пока это только мечта дружного коллектива нашей фирмы. Когда она осуществится? В обозримом будущем. Как только человек полетит на Марс, мы приступим к работе. Вернувшись, астронавт увидит знаменитую башню преображенной. Она предстанет его глазам в огромном презервативе. Это будет наш сюрприз первому человеку, побывавшему на Марсе!
Переждав новую бурю аплодисментов, Борис Михайлович добавил:
- А заодно и тем марсианам, которых он непременно привезет с собой на Землю! Проект презервативов для марсиан пока только в эскизе. Неизвестно, захотят они пользоваться нашими женщинами или будут, как это делали раньше, обходиться своими.
Из зала послышались выкрики: «Захотят!», «Обязательно захотят!»
- А сейчас наши планы скромнее, - продолжил Борис Михайлович, – одеть презерватив на памятник, стоящий на Тишинской площади! Этот известный памятник, можно сказать шедевр скульптуры и всех других искусств, имеет форму высокого столба с утолщением на верху. Он идеально подходит для нашего изделия. Ведутся измерения и расчеты, подбирается резина нужной эластичности. В скором времени вы увидите этот наш подарок москвичам и гостям столицы!
А теперь к делу. Конкурс пройдет в четыре тура. В первом туре девушки будут выступать в своих обычных платьях, но постараются двигаться с особой пластикой и с непременной улыбкой. Необходимость этого, можно сказать, предварительного, тура понятна. Наш конкурс демократичный, ограничивается только возраст участниц. Это позволило собрать уникальных красавиц, и, что особенно ценно, - очень разных. В этом вы убедитесь сами. Одна из участниц весит, например, сто с чем-то килограммов! – Оратор переждал шумок в зале и добавил: - Это я на глазок определяю. Мы никого не взвешивали и никого не обмеряли. Здесь не свиноферма и не конюшня. У полных женщин есть свой, достаточно широкий и устойчивый потребитель. Как говорит народная мудрость, в чужом саду трава зеленее, а в чужих руках женщина толще! Но таких женщин, чтобы их даже в руки не удалось взять, на нашем конкурсе, к сожалению, нет. Зато у нас есть участница ростом выше двух метров! Это опять-таки на глазок, может там все два пятьдесят… Из Верхнего Волочка поступила телеграмма от двух сестер, сиамских близнецов, об их участии в конкурсе. Но возникли трудности с отгрузкой. Из Нижнего Волочка пришел факс от девушки без паспорта. Она оформляет пенсию, но уверяет, что ей только что исполнилось восемнадцать, и паспорт она не успела еще получить. Мы ей верим и не сомневаемся, что в этом замечательном городе на пенсию выходят сразу после окончания школы. Она пишет, что выехала вчера на поезде. Но боюсь, что мы ее все же не увидим. В Нижний Волочек не летают самолеты, и туда не ходят даже поезда. Только автобус, но и он бывает там раз в полгода… Красавиц, как видите, много, хороших и разных, поэтому в предварительном туре надо выбрать из них восемьдесят самых-самых!
Предполагалось, что во втором туре участницы будут выступать в бальных платьях фирмы «Кристиан Диор». Администрация обеспечивает каждой конкурсантке красивое бальное платье, в котором не стыдно появиться не только в метро, но и на железнодорожном вокзале. А еще лучше – в шикарном ресторане, в меню которого есть не только заморские деликатесы, но и красивые заморские мужчины! Но это, сами понимаете, шутка. Бальные платья имеются, только что доставлены из Парижа и его окрестностей. Но как подогнать эти платья по размеру конкурсанток, пошедших во второй тур? Ведь мы их еще не знаем, а конкурс завершается уже сегодня? Найдено очень оригинальное решение: бальные платья не одевать! Девушки будут нести их в руках! А выступать они будут в своих обычных нарядных купальниках. Поступило даже предложение, чтобы девушки несли свои бальные платья без купальников! – Выступающий остановился как бы в раздумье. В зале воцарилась гробовая тишина, кто-то скрипнул креслом, и звук разнесся по всему залу. – Предложение нести по сцене бальные платья без купальников, - медленно и с нотками сожаления в голосе продолжил Борис Михайлович, - после долгой дискуссии было оставлено. – Он опять смолк, а зал замер в недоумении. – Да, предложение было отставлено. И для этого имелись веские основания. Ведь посмотрите, внимательно посмотрите, - говорящий показал в угол сцены, где смотреть было совершенно не на что, - женщина без купальника – это голая женщина! А здесь – не женская баня! К тому же в зале, помимо конкурсанток, находится много, так сказать, банщиков… много молодых и горячих банщиков, не все из которых уже успели запастись презервативами нашей фирмы. Они забросают и конкурсанток, и жюри шайбами… виноват, шайками!
Из зала стали доноситься крики «Без купальников!», но выступающий остудил слишком горячие головы неожиданным отступлением:
– Матерок слышу из зала! Вот та обаятельная девушка в третьем ряду… Некоторые сейчас матом ругаются, а потом будут подходить и этими же руками победительниц поздравлять. Нехорошо! Материться станут те, кто проиграет конкурс. У них на это будет полное право… Есть и заменители мата, специально для женского общества. Вы слушаете меня, вот та влюбленная парочка в середине четвертого ряда? Например, хорошее слово «блин». Еще «хер моржовый». Или «едрена корень», но это, пожалуй, для мужчин. «Ёхана бабай» или «япона мать», наконец. Но это, наверно, иностранное. Нужно шире использовать нормативную лексику.
Но вернемся, как говорят понимающие толк в женской красоте французы, к нашим овечкам. Итак, во втором туре конкурсантки выходят в купальниках! Что касается бальных платьев от фирмы «Кристиан Диор» у них в руках, то зачем они нужны? В купальнике девушка находится на пляже. А лежать там лучше прямо на песке, а не на бальном платье знаменитой фирмы. Девушки могли бы идти в этом туре с какими-нибудь старыми покрывалами в руках, какие часто используются на пляже. Но старых покрывал, как мы выяснили, ни одна известная фирма не выпускает. После второго тура половина из прошедших в него конкурсанток отсеивается.
В третьем туре – конкурс на лучшее использование профессиональных костюмов. Тут будут костюмы стюардессы, медсестры, сотрудника автоинспекции с этакой полосатой палочкой… в руках, конечно... Уверен, что это будет трудная задача для конкурсанток. А для нас с вами – интереснейшее зрелище. Я в порядке эксперимента оделся в костюм монахини и вышел в нем в фойе. Так, представляете, пожалел, что на мне не было нижнего белья!
После третьего тура останется всего двадцать участниц. Нам будет жалко расставаться с проигравшими. Мы уже привыкнем к ним, а некоторых даже полюбим. Но жизнь – это борьба, и она диктует нам свои суровые законы. Без проигравших нет конкурса – это один из таких законов. Но проигравшие получат утешительные призы. За умеренную плату они могут приобрести в секретариате дипломы об участии в конкурсе и даже памятные медали с голубой эмалью. Медали, конечно, стоят дорого. Но спешу вас порадовать! Точно такие же дипломы и медали может приобрести и каждый сидящий в зале! Включая, естественно, и мужчин - у нас ведь давно равноправие полов. Приятно будет Пете, или, скажем, Сереже, прийти домой и повесть в рамочке на стену диплом «Петр, или Сергей, такой-то – участник конкурса «Мисс третье тысячелетие»». Родители будут в восторге от успехов одаренного и разностороннего сына! А когда прочтут на медали рельефную надпись «Голубая мечта мужчины», могут даже прослезиться.
В четвертом, последнем, туре мы зададим им вопросы на умственное развитие. Существует предрассудок, будто красивая женщина обязательно глуповата. Мы этот предрассудок наглядно опровергнем и докажем: чем более красивой является девушка, тем выше коэффициент ее интеллектуального развития. Это будет означать, что отныне красивых девушек, впрочем, как и красивых мужчин, следует принимать в вузы без экзаменов. Обычно говорят, красота – это сила. После четвертого тура мы поймем, что красота, как и знание, – это еще и сокрушительная интеллектуальная сила. Каждая красивая женщина заслуживает Нобелевской премии по науке! Поскольку таких премий мало, красивым мужчинам можно выдавать Нобелевские премии по литературе.
И в заключение конкурса – пластический танец. Здесь будет всего десять участниц, из которых жюри отберет шесть победительниц. Девушки танцуют в тех же платьях, что и в первом туре, или, если захотят, в купальниках…
Из зала снова послышались возгласы «Без купальников!», но Борис Михайлович без колебаний отверг эту идею.
– Нет, нет, без купальников будут танцевать только победительницы конкурса… в кругу своих близких знакомых... Приз за первое место – пять тысяч долларов и поцелуи всех членов жюри! Есть за что побороться, если кто-то не предлагает вам за одну ночь вдвое больше. За второе место – четыре тысячи долларов и поцелуи жюри, за третье – какое знаменательное совпадение! – три тысячи и поцелуи членов жюри, если они до этого времени не сотрут себе губы. За четвертое – две, за пятое – одна тысяча и за шестое - только пятьсот долларов, но зато поцелуи всех желающих!
Борис Михайлович поднял руку, умеряя шум в зале.
– Молодой человек из шестого ряда кричит: «Мало!». Я на это отвечу так. Во-первых, насколько я могу судить по его усам и бородке, он мужчина, и если это действительно так, то сегодня он вообще ничего не получит. Не получит ни много, ни мало! А, во-вторых, если он настоящий мужчина, я уверен, он добавит нашим победительницам по паре тысяч долларов из своих личных сбережений. Давайте поприветствуем этот его благородный поступок! – В зале раздался смех, а потом аплодисменты. – Кроме того, каждая из победительниц будет награждена специальным дипломом знаменитого модельного агентства «Новые звезды» и принята в штат этого прекрасного агентства! Дипломы отпечатаны на веленевой бумаге. Не знаю, что это такое, но уверен - это красиво.
Не ошибусь, если скажу, что мы будем потрясены профессионализмом, хореографией, выдумкой, творческим подходом наших конкурсанток. Главное, чтобы они чувствовали себя здесь на сцене совершенно раскованными, были свободны, как воздух, вырывающийся из автомобильной шины! Благодарю за внимание.
В зале загремели аплодисменты, сопровождаемые свистом и топаньем ног. Зритель созрел, и надо было срочно выпускать на сцену девушек.
Альберт Львович подал знак, загремела музыка и на сцену вышла первая конкурсантка. Она была высокой и неуклюжей, двигалась как-то боком и все время вздымала вверх худые руки, подчеркивая плоские груди и массивные коленные чашечки. Когда она замерла посреди сцены, изображая кривыми ногами реверанс, аплодисменты стихли, и зал застыл в недоуменном напряжении.
Глядя на вытянувшиеся лица зрителей, надеявшихся, видимо, сразу же узреть неземную красавицу, Альберт Львович думал с ехидцей: «Вот так-то… Красота бывает очень разной. Особенно женская красота… Легко полюбить девушку с обложки «Плейбоя». А ты попробуй полюбить вот такую, без груди и без задницы! Но сама она уверена, что является первостатейной красавицей, иначе не участвовала бы в конкурсе. Какая вообще женщина сомневается в том, что она красива? Нет такой женщины! И никто нам ее не покажет! И эта девочка с неестественной, криво приклеенной к лицу улыбкой не исключение. Теперь ей остается одно – убедить в своей уверенности какого-нибудь мужчину. И такой мужчина найдется! Обязательно найдется. Выйдет замуж и заведет любовника. Непременно заведет! Нет, женская красота – это лабиринты и загадки. То ли дело мужская красота! Она обнажена и прозрачна, в ней все лежит на поверхности…»
Конкурсантки проходили по сцене во все ускоряющемся темпе. Рутинный предварительный тур следовало провести за два часа. Неудачницы отправятся в секретариат покупать себе дипломы об участии в конкурсе, и начнется основная работа.
Члены жюри едва успевали сделать лихорадочные пометки рядом с номерами появлявшихся на сцене девушек, вращения и приседания которых только мешали рассмотреть их лица.
Настроение в зале падало. Некоторые любители женской красоты на время покидали зал, чтобы покурить и выпить пива. Почти сплошной поток девушек утомлял. Такое ли уж это большое удовольствие смотреть на толпу пассажиров, выходящих из электрички, в ожидании, не промелькнет ли среди них красивое женское лицо или красивая женская фигура…
Глава 7
Сидя за столом жюри, Альберт Львович меланхолично смотрел на проходивших по подиуму девушек в ярких купальниках, медленно потягивая «боржоми» и периодически поглядывая на часы.
В женской красоте он соображал мало, эта тема его почти не интересовала. Если его взгляд и задерживался на женщине, которую все называли красивой, то только с вопросом: «А не пригласить ли ее к себе на работу?». В основном он ориентировался на мнение клиентов и старался набирать себе в штат девушек, похожих на тех, которых они настойчиво хвалили. Он выписывал американский «Playboy» и его русский вариант. Эти два «Играющих мальчика» были нужны не для души, а только для работы, чтобы составить какое-то представление о современном, так быстро меняющемся идеале женской красоты. Но листал их Альберт Львович, лениво позевывая, без всякого интереса.
Если уж женщина, думал иногда Альберт Львович, то высокая, мощная, как мужчина, и в то же время, гибкая и стройная. Только такая способна одним броском положить мужчину на себя и с упоением вращать его вокруг его же собственной оси.
Коротая время и машинально проставляя иногда баллы проходящим по сцене девушкам, Альберт Львович думал о том, что конкурс красоты идет неплохо.
Всякое состязание, подобное этому, – в конце концов, только игра, смех, да особая атмосфера в зале, захватывающая и жюри, и участниц. Все напряжены и ждут кульминационного события. Может даже скандала. Выступавшие члены жюри несли откровенную чушь. Но как раз она оказалась здесь наиболее уместной. Она раскрепостила всех, повернула и чувства, и мысли присутствующих в фривольную, с оттенком сексуальности сторону.
Альберт Львович назначил большие призы победительницам не только для того, чтобы подчеркнуть значение конкурса. В конце концов, и тысячи долларов за первое место и еще по пятьсот-семьсот за третье и второе места вполне хватило бы. Многие, красивые и не очень, девушки готовы участвовать в конкурсах красоты и без всяких призов. Раздеться и появиться перед большим залом, который пристально рассматривает тебя, а потом разражается аплодисментами, такое - дороже всяких денег. А если есть шанс попасть на работу в престижное модельное агентство – за это самой можно доплатить. За призовой фонд, аренду зала и другие неизбежные расходы придется представить отчет Юрию Петровичу. Сумма должна получиться солидной, иначе как объяснить, куда делись доходы от «люкса» за целых две недели?
Хорошо, что удалось раскрутить добродушного Бориса Михайловича на бесплатную раздачу презервативов. Их стоимость можно включить в смету конкурса. Энтузиаст изделия номер два согласился сидеть в жюри бесплатно.
К бескорыстному «главному презерватору страны» присоединился директор ресторана, Сергей Григорьевич. Его удалось убедить бесплатно сидеть в жюри соображениями рекламы его ресторана. Теперь он так наслаждался своей ролью ведущего специалиста по женской красоте, что логично было бы попытаться раскрутить его на преодоление каких-нибудь форс-мажорных обстоятельств, грозящих сорвать все мероприятие.
Писатель обошелся всего в триста долларов, но заручился дополнительно согласием включить свою молодую беременную жену в число участниц. Этот «профессор человеческих душ», влюбленный в свою супругу, почему-то был уверен, что она очарует всех и непременно займет одно из призовых мест. Альберт Львович для вида сначала упирался, но потом со скрипом согласился на ее участие. Он не стал огорчать писателя и не сказал ему, что жена могла бы просто позвонить в секретариат конкурса и записаться заочно. Ей присвоили бы определенный номер, а потом, когда она вышла бы с ним в руках на сцену, членам жюри и всему залу оставалось только любоваться на ее выпуклый живот и ставшую безразмерной грудь.
Жена Сергея Григорьевича, «актриса Торопыгина», сначала говорила о трех тысячах долларов, ниже которых она никогда не опускается. Но потом сошлись на пятистах, чем она осталась вполне довольна, хотя непонятно было, зачем эти деньги такой богатой женщине. Скорее всего, она боялась отпускать на такое ответственное мероприятие с участием юных красавиц своего увлекающегося мужа.
В отчете Юрию Петровичу все эти гонорары нужно увеличить в несколько раз. Есть, конечно, опасность, что он захочет проверить и позвонит кому-нибудь из тех членов жюри, которых хорошо знает. Но человеческая психология проста: надо преувеличивать свои успехи и преуменьшать достижения других. Разве признается считающий себя знаменитым писатель, что он отсидел целый день на конкурсе за какие-то триста долларов? Ни за что! Он снисходительно скажет, что получил пять или даже десять тысяч, да и то согласился на такую смехотворную оплату только из бескорыстной любви к женской красоте. Жена Сергея Григорьевича непременно выпалит про те три тысячи, с которых она начинала торговаться. Альберт Львович кое-что понимал в человеческой психологии и преувеличений в отчете о выплаченных им гонорарах не особенно опасался.
Билеты для зрителей стоили дорого, но зал был почти полон. В нем все больше становилось девушек, уже прошедших предварительный тур и теперь наблюдавших, как выступают их соперницы. Девушкам, желающим войти в зал после своего прохода по сцене, тоже можно было бы продавать билеты. Но это грозило неприятностями. Тут не опера, где при фальшивых нотах только морщатся. Здесь – почти, что стадион во время футбольного матча, на котором от благодушного созерцания игры до забрасывания футболистов и судей петардами и пустыми бутылками проходят мгновения. Зал, полный молодых людей, уже подогретых пивом и успевших проникнуться симпатией к девушкам на сцене, может взорваться, если этих девушек заставить еще и платить за входные билеты.
Хорошие деньги приносит продажа дипломов на какой-то глупой «веленевой» бумаге. Какая из проигравших девушек не пожелает приобрести свидетельство о своем участии в столь престижном конкурсе? Надо бы в помощь секретарю Светлане отправить еще пару женщин, чтобы вписывать в дипломы фамилии их обладательниц. Если желающих купить дипломы будет много, цену на них можно удвоить. Участие в таком конкурсе стоит денег! Пока же девушки платили только чисто символический взнос за допуск к конкурсу. Медали вряд ли что дадут… Хорошо, что их изготовили немного. Какая красавица рискнет украсить свою грудь медалью с надписью «Голубая мечта мужчины»? Мало таких отчаянных девушек. Уж лучше носить в двадцать лет медаль «Мать-героиня», чем эту «голубую мечту». С нею он явно дал маху. Какая у женщины может быть «голубая мечта»? Женщина, тянущаяся к связям с другими женщинами, носит в душе «розовую мечту», мечту стать любимой и послать этих противных, вонючих мужиков к черту…
Борис Михайлович, конечно, настоящий бизнесмен! Владей он действительно фабрикой по производству «изделий номер два», он сумел бы всучить пачку своих презервативов даже столетней старушке, чтобы она смогла достойно отметить свой юбилей. Парень с дипломом конкурса «Мисс такая-то» будет выглядеть смешно. Но у него есть подружка, которой он может подарить такой диплом. Он может оказаться трансвеститом, и тогда диплом определенно согреет ему душу.
Самая большая ошибка – это та, которую совершаешь в начале дела. Такую ошибку уже не исправить, все пойдет наперекосяк. Как говорил незабвенной памяти Иоганн Гёте, тот, кто неправильно застегнул первую пуговицу камзола, неправильно застегнет и все остальные. Альберт Львович по примеру своего шефа приступил уже к углубленному самообразованию, и на ночь почитывал толстый сборник афоризмов. Кажется, что на первом этапе конкурса грубых ошибок не было. Конкурс потребовал изрядных денег, но он окупил себя и даже принес изрядный доход. Это значит, что двухнедельную прибыль «люкса» плюс штраф, наложенный шефом, можно со спокойной душой положить себе в карман.
Альберт Львович просчитывал финансовую сторону всякого начинаемого дела. Как настоящий бизнесмен, он любил повторять: «Бизнес – это подсчет, без цифр в нем делать нечего». Но была и другая, гораздо более веская причина для постоянного, скрупулезного оглядывания финансовых перспектив. Он утаивал, тратил на свои нужды или клал на свой счет до четверти прибыли от «люкса», а раньше и от «салонов». Если это обнаружится – ему конец. За присвоение общих денег, или, как это называют, «крысятничество», наказание одно – смерть. Не он один умеет считать. Прибыль подсчитывает и Юрий Петрович, и что самое опасное - штатные бухгалтеры фирмы, профессионалы своего дела. Как только с фактами в руках они докажут своему руководству присвоение общих денег, тогда все пропало. Его пристрелят, как бешенную собаку. Или хуже того, прикажут самому повеситься или что-нибудь в таком духе. А перед этим написать предсмертную записку, что мечты не сбылись, устал от жизни, ухожу из нее с радостью. Какой-нибудь шутник может придумать для этого случая даже стихи, чтобы все потом с удовольствием их цитировали: «Я в этот мир пришел как гость, и женщинами не утешился. Повесил шляпу я на гвоздь, а рядом сам повесился». Не поленятся, принесут в его номер шляпу и вобьют в стену самый настоящий гвоздь, на который и повесят специально принесенную шляпу.
Представив все это, самый ленивый будет считать так, что никакой профессор математики не подкопается.
Спокойные и даже умиротворенные размышления о конкурсе были в сознании Альберта Львовича только поверхностью. Под нею скрывался слой гораздо более тревожных и время от времени вырывающихся наружу мыслей. В конце концов, они, как ни давил их Альберт Львович, захватили его целиком. Продолжая сидеть за столом жюри, он постепенно отключился даже от поверхностного наблюдения за происходящими на сцене и в зале событиями.
Перед самым началом конкурса его остановила в фойе секретарь Светлана и, отведя его в сторону, сказала громким шепотом:
- Ваша внебрачная дочь уже пришла. Я делаю все, чтобы она выиграла один из первых призов. Но она просила ничего не говорить об этом папе.
Альберт Львович растерялся и не знал, что сказать. Такое с ним, тертым калачом, всю жизнь попадавшим в разные передряги, случалось редко. Из слов Светочки, как он ее всегда называл, ясно было одно: внебрачная дочь. В молодости он так и не решился вступить в брак с какой-либо из женщин, периодически появлявшихся в кругу его близких знакомых. А от мужчин, с которыми он постоянно жил, ожидать детей, естественно, не приходилось.
Он отвел Свету в сторону и, взяв ее под руку, медленно пошел по коридору. Первой была пришедшая ему в голову мысль, что какая-то молодая авантюристка выдает себя за его дочь. Делает все, чтобы получить хорошее место на конкурсе. Но это бессмысленно! Даже дураку понятно, что информация об участии в конкурсе дочери председателя жюри тут же распространится. И одним из первых, кому сообщат об этом, будет мнимый папочка. Вряд ли девушка, выдающая себя за его дочь, настолько глупа, чтобы не понимать этого. Ее с позором выдворят – причем по распоряжению самого «папы» - из участниц конкурса еще до его начала. Что-то здесь не так…
Чтобы прийти в себя и обдумать ситуацию, Альберт Львович начал издалека.
- И как же вы, Светочка, помогаете этой девушке? – Он специально не употребил слов «дочери» или «моей дочери», чтобы не создалось впечатление, что он признает эту авантюристку собственной дочерью.
- Я поговорила почти со всеми членами жюри… Приватно, конечно, с глазу на глаз… Ни на кого не давила. Просто сообщала: «Вот и дочь Альберта Львовича появилась. Такая красавица, вылитый папа! Я дала ей номер 69. Папа об этом пока ничего не знает. Но он сам рекомендовал ей участвовать в нашем конкурсе. «Засидишься дома, - говорит, - залежишься на диване перед телевизором, и не заметишь, как окажешься старой девой. Иди! Красота – это общественное достояние! Ее нельзя скрывать!». Девочка у вас очаровательная, Альберт Львович! Но очень стеснительная! У меня в кабинете она не произнесла ни слова. Потупила глазки, сложила ручки и молчит. Зато без умолку говорил ее жених. Очень энергичный и симпатичный парень… Члены жюри меня поддержали: надо помочь девочке! И с завистью говорили: «Везучий же Альберт Львович! Все ему удается! Как дочь, так красавица!». Вот только актриса наша такая завистливая… «А если мы все, - говорит, - своих дочерей на конкурс притащим? Это что будет?». А я узнала, у нее детей вообще нет! Писатель тоже морщился. Мол, здесь и кроме дочери председателя есть достойные претендентки на первое место. Тем более некоторым из них перед родами хорошо было бы преподнести приятный сюрприз. А мне по секрету сказали, что у его жены давно есть молодой любовник! Забулдыга, жениться на ней не хотел. А с писателем они расписались всего месяц назад! Вот она, классическая литература! Зачем немолодому уже писателю совсем маленький ребенок! Ему нужна такая дочь, как у вас!..
Альберт Львович не мог перебить эту пустую болтовню, потому что не знал, о чем спросить. Не ляпнуть же: «А как дочь выглядит, похожа ли она на папу?» Само слово «дочь» нельзя было употреблять. Но сказать «девушка» было бы еще хуже. Кто же называет собственную дочь «девушкой»? Наконец он нашел вроде бы нейтральную фразу:
- А как вы думаете, хорошо она подготовилась к конкурсу?
Но и здесь Светлана, прежде чем ответить, взглянула на него с некоторым недоумением.
- Великолепно! Очень эффектная девушка! Если бы мне ее рост и ее бюст, я выглядела бы такой же импозантной. Платьице она одела, конечно, так себе… - В голосе Светланы звучала твердая уверенность в том, что дочери такого папы было из чего выбирать. – Скромность ей мешает, не хочет выделяться дорогими нарядами. Но белье на ней, я вам скажу, французское! Я краешком глаза видела ее бюстгальтер – это прелесть! А когда она хотела закинуть ногу на ногу, я подсмотрела – гипюровые трусики! Только очень смелая женщина решится на свой ответственный выход одеть такие откровенные трусики! Если бы меня какой-нибудь элегантный мужчина пригласил в ресторан, я бы подумала и одела такие трусики… А так, нет! А вдруг ветер поднимет платье? Я раньше времени окажусь раздетой…
Ее намек на ресторан Альберт Львович пропустил мимо ушей.
- А как волосы, как укладка?
- Просто прекрасно! Никакой укладки, у нее ведь собственные волосы вьются и хорошо лежат. Она красится в такой ярко рыжий цвет или от природы рыжая? - Альберт Львович молчал и зачем-то рылся в карманах своего пиджака. – Я, кстати, забыла сказать, что я выделила ей с женихом отдельную комнатку. Им там никто не будет мешать. Там, в зале, где готовятся все девушки, шум и суета… Ваша дочь и ее жених хорошо подготовятся… - хитро улыбаясь, добавила Светлана. – Если только не займутся, закрывшись на ключ, другими делами… Хотя это исключено! Ее жених сказал, что она – только формально его невеста. Он уже подыскивает себе другую… И кое-кого себе недавно присмотрел…
- Он это при ней сказал?
- Ну да, а она даже глазки не подняла. Чувствуется, у них это вопрос уже решенный. Ей – большое плавание, а ему – одинокий путь в тихую семейную гавань… С женщиной, пусть постарше, но поопытнее. Он не хочет рубить дерево не по себе. Такое дерево не вынесешь потом из леса…
Альберт Львович остановил ее щебетанье и не задал больше ни одного вопроса.
- Хорошо, Светочка. Посмотрим, что будет дальше.
А вопросов было больше, чем достаточно. И, прежде всего, хотелось спросить, сколько точно лет этой рыжей, высокой девушке? Но разве мог отец спрашивать у посторонней женщины, сколько лет его дочери?
Светлана ушла немного обиженной тем, что Альберт Львович не поблагодарил ее за живое участие в делах дочери. «Наверное, он все-таки не хотел, чтобы дочь получила какой-то приз на этом конкурсе, - подумала она. – Зачем ребенку обеспеченного человека самому что-то делать? Сиди себе в ресторанах, отдыхай на Лазурном берегу во Франции, а зимой в швейцарских Альпах. И жди, когда подойдет красивый, молодой человек, имеющий таких же богатых родителей. Подойдет и сделает тебе предложение. Это мы, секретарши, не ждем милостей от природы, а берем их своими мозолистыми руками. Богатая невеста не успеет пролепетать «Да» своему красавцу, как становится еще богаче».
Сведения, полученные Альбертом Львовичем из бестолкового рассказа Светланы, потрясли его. А что, если это и в самом деле его дочь? Не может же приличная девушка без всяких оснований бросаться на шею пожилому мужчине с возгласом «Папочка!» Эта, правда, не бросается, но определенно дает понять, кто ее отец. Может, Юрий Петрович подшутил, подослав ее? Вряд ли. С дочерями не шутят. Так и самому Юрию Петровичу какой-нибудь шутник из его начальства может раз в неделю присылать очередного нового сына. Будет ли это смешно? Высокая, ярко рыжая, с вьющимися волосами, симпатичная и даже красивая… Возраст от восемнадцати до двадцати пяти… Это самое главное. Гипюровые трусы и жених – ерунда, они могут быть у каждой девушки этого возраста. Дочь или не дочь, вот в чем вопрос! Внешние приметы говорят в пользу первого варианта. Но многое зависит от возраста…
…Пока Светлана заговорщицки щебетала о дочери, Альберт Львович вспоминал события, более чем двадцатилетней давности. О них он никому и никогда не рассказывал, да и сам старался не будоражить их в своей памяти.
Это было, всё яснее представлял Альберт Львович, в Житомире, двадцать три года назад. Он только что вышел из тюрьмы, где сидел под фамилией Старохатько. Приобрел документы на имя Новохатько и решил начать новую жизнь. Мелкий конторский служащий, ни о какой карьере он не мечтал. Но следовало решительно пересмотреть свою личную интимную жизнь.
Тюрьма внушила ему глубокое отвращение к той форме гомосексуализма, которая процветала там. Тюремная жизнь наваливала на него примитивное, тяжело дышащее, поминутно сплевывающее на пол животное. А он мечтал уподобиться поэту Жаку Кокто, пишущему стихотворение после близости с великим актером Жаном Марэ… А вместо этого грязный, малограмотный мужик…
Скромно отмечая свое тридцатилетие, Альберт Львович твердо решил попытаться в последний, быть может, раз покончить со своими гомосексуальными наклонностями. Они опротивели ему в тюрьме, и выход виделся один – начать жить обычной половой жизнью. Ведь живет же ею большинство мужчин! Чем он хуже других! К тому же его зарплата не позволяла ему рассчитывать на молодых, красивых любовников.
К решению изменить сексуальную ориентацию Альберт Львович пришел еще и под влиянием знакомства с молодой женщиной, очень тепло отнесшейся к нему. Она была высокой, на целую голову выше его. И это ему определенно нравилось. Он считал ее красивой, хотя и понимал, что его вкус во многом испорчен. Когда Альберт и она шли рядом по улице, и ее вьющиеся, ярко рыжие волосы щекотали ему темя, он чувствовал что-то вроде озноба и начинал заикаться. Это любовь, думал он, настоящая любовь, если такая вообще бывает на свете между мужчиной и женщиной.
Они подали заявление в загс и стали с нетерпением ждать окончания назначенного двухмесячного испытательного срока.
Однажды, уже к концу этого срока, она пришла к нему и осталась у него на ночь. Счастливый Альбертик раздел и исследовал ее всю. Его особенно поразили ее большие груди, которые так резко отличали ее от мужчин. Он не снимал с них своих маленьких ладошек и непрерывно целовал. Поразило его также отсутствие у невесты пениса. Это действительно было что-то совершенно необычное. «После этой ночи, - думал Альберт Львович, - я встану обновленным! Птица Феникс возродилась из пепла, мне предстоит выйти из лона этой прекрасной женщины!».
Однако прежде чем выйти откуда-то, туда надо войти. И с этим возникли проблемы. Лаская невесту и все теснее прижимаясь к ней, Альбертик чувствовал, как постепенно твердеет его мужское достоинство. Ему хотелось обладать своей удивительной женщиной, и для этого, казалось, созревали все условия. Но когда он лег на нее и попытался отправиться в ее интимные глубины, его жезл страсти начал странно сгибаться, словно был изготовлен из тугой, но все же эластичной резины. Пришлось помогать ему рукой, что заняло немало времени. Тем не менее, как он ни старался, вдеть нитку в ушко иголки не удалось. Когда же невеста, взяв его ладонь, глубоко засунула ее себе внутрь, Альбертик с ужасом почувствовал, что лежать ему на ней уже не с чем. Ощущения были настолько непривычными, что он сполз с невесты и даже немного отодвинулся от нее.
Через некоторое время ласки возобновились. Невеста, припав к его жезлу губами, попыталась извлечь из него живительный сок. Она работала как мощный пылесос, и Альбертик почувствовал, что возрождается из праха. С еще упругим жезлом он влез на невесту и даже вошел в нее. Зарывшись лицом в ее большие груди, он выждал некоторое время, а затем принялся ритмично двигать взад-вперед своим поршнем. Невеста начала постанывать все громче и громче. Ее большое тело двигалось все активнее и разбрасывалось все шире. Казалось, начинается бравурная финальная часть, вот-вот зазвучат литавры и фанфары, и партнеры, испустив общий радостный вопль, забьются в короткой финишной судороге. Но это только казалось…. Лучший друг Альберта сперва вел себя вполне прилично. Но через некоторое время выкинул неожиданную и неприятную штуку. Вместо того, чтобы все больше крепнуть и достичь в заключительный момент твердости скорлупы грецкого ореха, он стал неожиданно сникать, а через некоторое время вообще обмяк.
Пришлось опять слезать с невесты и, краснея, смотреть в потолок. Она с помощью рук и рта попыталась поднять его воина. Но тот вел себя как старый пьяница, которого сердобольные друзья ведут домой. Вставал и вроде бы шел, а потом – раз и с копыт. Друзья снова ставят его на ноги, и он опять начинает переставлять их. Но стоит друзьям зазеваться, как он валится на землю и лежит, не подавая признаков жизни. Невеста шептала как заклинание: «Разве наш малыш не хочет туда, где он уже был?» Но строптивый малыш делал вид, что ничего не слышит.
Так продолжалось до глубокой ночи. Наконец, любовники, если их можно так назвать, окончательно выдохлись и уснули. Невеста жарко дышала жениху в пах, а он посапывал в низу ее живота.
Под утро Альберт, почувствовавший прилив свежих сил, попытался восстановить свою репутацию и завершить начатое дело. Некоторое время он, неуклюже оседлав невесту, двигался взад-вперед внутри нее. Однако, постепенно просыпаясь, он все яснее чувствовал, что и на этот раз ему не удастся добиться успеха. Его самый близкий друг, сперва упругий и относительно напористый, быстро начал вянуть, а потом и вообще залег, как солдат в окопе во время артиллерийского обстрела.
Когда позднее Альберт Львович изредка вспоминал свое фиаско, ему на память приходила жевательная резинка. Как только ее развернешь, она твердая и даже жесткая. Но потом, чем дольше ее жуешь, тем мягче она становится. Доходит до того, что она превращается в пузыри, лопающиеся с резким хлопком. Мужское же достоинство должно обладать как раз противоположными качествами. Вначале оно такое мягкое, что его можно при соответствующей, конечно, его длине завязать узлом. Затем в процессе его использования, оно все твердеет и твердеет. И если его извлечь как раз перед заключительными аккордами, на него вполне можно повесить ведро. Пусть у некоторых это всего лишь пустое ведро, а у других - ведро с водой, но ведро висит, и это главное.
Первая ночь любви кончилась тем, что неудовлетворенная и раздосадованная невеста резко встала с постели, оделась и в сердцах сказала:
- Твоему ненадежному товарищу не поможет и подъемный кран! Настоящий мужчина способен, если у него нет лопаты, вскопать своим железным посохом огород. А ты, со своим шлангом, поливай цветочки! Больше не подходи ко мне. Если подойдешь, отрежу, засуну в миксер и превращу твоего друга в пюре. Ты знаешь, зачем!
Раздосадованная женщина способна сказать многое. Разгневанная женщина может выложить всё. Впрочем, как и мужчина. О миксере говорилось, разумеется, для красного словца. Она любила своего Альберта, и это просвечивало даже сквозь ее злость. Скорее всего, она сохранила бы его ненадежного друга как память о своей искренней и, может быть, первой любви. Он лежал бы в морозилке ее дребезжащего холодильника как талисман. Доставая его оттуда, такого непривычно твердого, она смотрела бы на него с нежностью и иногда целовала бы его в заиндевевшую головку… Так думал, успокаивая себя Альберт Львович. Мысль о мясном фарше была ему противна. Котлет с тех пор он не кушал.
Невеста ушла, не попрощавшись, и больше он не видел ее…. Так закончилась эта печальная история. История перековки закоренелого гомосексуалиста в мужчину, уверенно подходящего к обнаженному лицу другого пола. Такого мужчину, который, переспав с женщиной, вставая, имеет право сказать, похлопав ее ниже пояса: «Из постели с чистой совестью!».
После этого печального случая Альберт Львович не предпринимал больше попыток изменить свои сексуальные пристрастия. Но он стал особенно тепло относиться ко всем женщинам. В каждой из них ему виделось отдаленное подобие той, которая хотела, но не смогла перевернуть его жизнь.
Вспомнив все это, Альберт Львович вытер носовым платком увлажнившиеся уголки глаз. «Что делает с человеком любовь… - заключил он с грустью. – Бьет его наотмашь ногой по…» - он не додумал свою мысль, потому что надо было действовать.
Не выходя из-за стола жюри, Альберт Львович попросил девушку, приставленную к жюри, принести ему анкеты нескольких участниц конкурса. В списке номеров участниц, наспех набросанном им на листке бумаги, был и номер 69.
Анкеты были совсем короткими, но в них значился возраст участниц. Формально нижний возрастной предел не упоминался в условиях конкурса, но Альберт Львович не хотел, чтобы в первой двадцатке оказалась хоть одна участница, моложе восемнадцати лет. Резкий отзыв Юрия Петровича о педофилах он помнил хорошо и связываться с несовершеннолетними не желал.
Из всех анкет Альберта Львовича интересовала только одна. Он тут же ее отыскал и взглянул в строку «возраст». «Двадцать лет»! – констатировал он. Чувства были, однако, двойственными. Приятно, конечно, разоблачить авантюристку, сделать ей внушение и исключить из конкурса. Но, с другой стороны, каково отцу, которому уже за пятьдесят, потерять единственную дочь? «Типичная авантюристка… - размышлял Альберт Львович. – Нагло выдает себя за мою дочь и умоляет не сообщать мне об этом… Но надо все же разобраться…».
Он набросал на листочке бумаги некоторые даты своей жизни. Еще раз, сопоставив их, он аккуратно сложил листочек и сунул его в карман. Нет, ошибки не было. Если она его дочь, ей действительно должно быть не двадцать, а двадцать два года. «А может в анкете неточность? – мелькнула мысль. – К тому же когда имеешь дело с женщиной, глупо спрашивать ее в лоб, сколько ей лет. Обязательно уменьшит свой возраст, причем так уменьшит, что дураком будешь выглядеть ты сам».
Альберт Львович снова отправил посыльную к Светлане, узнать, на основе каких данных заполнялись анкеты. Девушка вернулась через несколько минут и сообщила, что анкеты заполняли сами конкурсантки или те, кто пришел с ними, а Светлана сверяла данные с тем документом, который ей давали. Иногда это были паспорта, а чаще разного рода удостоверения и даже профсоюзные билеты. Что касается конкурсантки под номером 69, то анкету заполнял за нее ее бывший жених. Сама анкету она не смотрела, а в ее удостоверении, которое достал из своего кармана молодой человек, стояла какая-то странная квадратная печать с неразборчивой надписью. «Светлана уже что-то почуяла своим тонким носом, - подумал Альберт Львович. – Такую следовало бы брать на охоту вместо собаки. Ну да, бог с ней, уже сегодня я во всем разберусь».
К этому моменту его мысли полностью отключились от конкурса. Его занимал один вопрос: дочь или не дочь? Анкета ничего не дала. Жених знает ее возраст, но вполне мог его преуменьшить. Как говорится, молодым везде у нас дорога, и чем ты моложе, тем дорога шире. К тому же это какой-то бывший жених, от такого можно ожидать всего.
А внешние данные, о которых упоминала Светлана, твердо говорят «за»: высокая, яркие серые глаза, вьющиеся рыжие волосы и все остальное. Неужели та первая и единственная ночь, проведенная в постели с женщиной, ночь, в которую он потерпел, как он всегда думал, сокрушительное поражение, оказалась на самом деле ночью его убедительного мужского триумфа? Женщина все-таки забеременела, а потом втайне от него родила? В голове Альберта Львовича роем закружились сперматозоиды.
«Читал об этом… помню… - неслись его мысли. – Мужчина не кончает или выскакивает наружу перед самым концом, а женщина, тем не менее, залетает…». Целых двадцать миллионов сперматозоидов приготовились ринуться в атаку на маячащую где-то вдали женскую яйцеклетку. Вот-вот прозвучит сигнал, и полчище помчится вперед. Но бывает и так, что один или несколько особенно активных сперматозоидов, не дождавшись общей команды, выскакивают из окопов и мчатся, сломя голову, к желанной цели. Самый прыткий первым достигает оболочки яйцеклетки и, ударив в нее как пушечное ядро в стену крепости, проникает внутрь. Сигнал к атаке так и не звучит. Дается отбой, и все дисциплинированные сперматозоиды отправляются ждать нового наступления. Но этот-то, прорвавшийся в одиночку, ничего не знает! Он уже растворился в яйцеклетке, оплодотворил ее и дал начало новой жизни! Вот к чему приводит отсутствие дисциплины в армии… Альберт Львович грустно покачал головой и неодобрительно захмыкал. Вырвался один, самый прыткий вперед, кричит: «Тварь я дрожащая или хвост имею?» И натворил дел… Вполне так могло быть…
К этому моменту пришла очередь выступать девушке с номером 69. Руководивший всей процедурой Борис Михайлович громким голосом объявил этот номер и неожиданно добавил, желая, видимо, показать свою эрудицию:
- В оккультных науках число 69 символизирует нетрадиционное оральное совокупление. Как вы знаете, оно широко распространено в некоторых слоях общества. Мы такое совокупление не приветствуем. При нем трудно, если вообще возможно, использовать презерватив. А без него всё может пойти насмарку!
Что именно идет насмарку без презерватива, осталось неясным, но в зале раздался смех и зазвучали разрозненные аплодисменты. На сцену вышла, медленно кружась как в вальсе рослая, стройная девушка с большой грудью и рельефным задом. На ярко накрашенном ее лице особенно выделялись крупные, причудливой формы губы, периодически растягиваемые широкой улыбкой. Наибольшее внимание в девушке привлекали рыжие волосы, непокорной гривой сбегавшие ниже плеч.
- Эффектная, черт возьми! – Борис Михайлович толкнул локтем сидевшего рядом с ним Григория Семеновича.
- Хороша, - согласился тот. – Только ноги волосатые…
- У меня тоже волосатые, и ничего, - живо возразил Борис Михайлович. – Но у нее они стройные, не то, что мои.
Альберта Львовича, внимательно смотревшего на свою предполагаемую дочь, после нескольких шагов ее по сцене, вдруг пронзила мысль: «Да это же мужчина!». Он присмотрелся внимательнее и уже без сомнения заключил: «Переодетый мужчина». «Вот это сюрприз!” - пронеслось у него в голове. Только что выяснял, есть у него дочь или нет, а оказывается, у него не дочь, а сын! Другие могут ошибаться, но его не проведешь. Он всегда отличит переодетого мужчину от женщины. Нет, не волосатые ноги, а сама пластика движений мужского тела выдает его. «Зачем он, стервец, переоделся? Может он трансвестит? Хотя какая мне разница! – одернул себя Альберт Львович. – Если он не мой сын, пусть на здоровье переодевается, хоть обезьяной». Хорошее телосложение, правильные черты лица, прямые, длинные ноги – отмечал Альберт Львович. «А похож, как будто, не на мать, а на меня! От матери – рост и широта в кости, ну и, пожалуй, ноги… От меня унаследовал прямой нос, брови вразлет, глаза… Однако брови выщипаны до неприличия, не поймешь, какие они на самом деле… Губы нарисованы… Но улыбка, точно, моя…». Очная встреча с дочерью, превратившаяся по ходу дела во встречу с сыном, породила еще больше сомнений в душе Альберта Львовича.
«Установить точный возраст – вот что надо. Вплоть до месяца, - решил он. – Мой единственный роман с женщиной начался летом и оборвался в самом начале осени. Если этот симпатичный молодой человек мой сын, он родился в мае, самое позднее – в начале июня… А двигается он плохо, - вдруг оценил он переодетого юношу. – Наверно, женщина учила. Крутит бедрами как пустой хозяйственной сумкой».
Никаких баллов напротив номера 69 Альберт Львович не поставил, ему было не до этого. Он сосредоточился на поиске способа установить точный возраст этого неожиданно возникшего претендента на роль его сына. Но возраст, подумал он, это еще не все. Нужна генетическая экспертиза, которая точно установит, является этот юноша его сыном или нет.
Еще в период подготовки к конкурсу в кабинет Альберта Львовича дважды заходила, как бы невзначай, симпатичная стройная белокурая девушка, собирающаяся участвовать в конкурсе. Альберту Львовичу Танечка, как он тут же стал ее называть, понравилась не только своей открытостью и общительностью, но и готовностью оказать ему любую услугу.
- Вы, Альберт Львович, такой видный и представительный мужчина, - щебетала Танечка, усевшись с ногами на крохотном диванчике и томно закатывая глазки. – Но весь в работе, на женщин у вас совсем не остается времени. Обидно…
- Ну, у меня сейчас почти восемьсот женщин, - уклончиво отвечал Альберт Львович, не отрываясь от бумаг, и только изредка поглядывал на круглые колени Танечки, ее обнажившиеся упругие бедра и видневшийся уголок ее трусиков. Он помнил, что в первый раз она была в белых трусиках, а потом в ярко красных. В следующий визит, думал он, она может явиться вообще без них. Если она будет действовать так напористо, какое жестокое разочарование ее ждет…
- Я имею в виду женщин для души, для чувства… Восемьсот для этого, пожалуй, многовато… У вас здесь такой очаровательный диванчик… Это не заняло бы много времени…
В другой раз Танечка завела разговор о трудностях руководящей работы и о тех неизбежных жертвах, которые приходится приносить ради нее.
- Когда руководишь большим коллективом, нужно совершенно забыть о себе… Дела, бумаги, телефонные звонки… Но человек остается человеком. Ему нужна и личная жизнь. Все это так трудно совместить… А ведь мужчины, облеченные властью, чертовски привлекательны. В них особая эротическая сила… А если они еще и невысокого роста…
«Бойкая девушка, - думал, слушая ее детскую болтовню, Альберт Львович. – У такой все в жизни будет ладиться. И муж у нее будет хороший, и любовник приличный. А если ее вдруг случайно изнасилуют, так и это ее подруги поставят ей в плюс: имеет мужа, любовника, да еще и изнасиловали».
Когда нашли Танечку, Альберт Львович прошел с нею в свой кабинет.
- Вы уже прошли предварительный тур, Танечка. Просто великолепно! Ослепительная красота! А грация, грация! Платье так обвивало ваши ноги! Мне даже показалось, что на вас нет нижнего белья…
- В ответственных случаях я не одеваю его. Оно так стесняет…
- И правильно делаете! Ваши прекрасные формы не надо помещать в какую-то искусственную оболочку. Они должны говорить сами за себя, от первого лица! Монологом!.. Вы знаете, у меня к вам небольшая просьба. Деликатное поручение… У девушки с номером 69 неточности в анкете… Когда она родилась? Не только год, но и месяц, потому что здесь важно: май или июнь. От этого зависит знак Зодиака, а значит, и характер девушки… У нее хорошие шансы, но если она психологически не устойчива, ей трудно будет работать в нашем агентстве. И еще тонкий момент… У некоторых членов жюри возникло подозрение… Это глупо, конечно, но подозревают, что она вовсе не девушка, а переодетый мужчина! Надо бы и это проверить… Но как? Не станешь же раздевать ее прямо на сцене? Она готовится не в общем зале, а в комнате рядом с секретариатом. С нею там жених, так что вы действуйте похитрее…
- Я все сделаю, Альберт Львович! Но как проверить, что это мужчина? Она же одета…
- Танечка! Вы меня поражаете! Не знать, чем мужчина отличается от женщины! Это называется - святая простота…
Танечка секунду подумала и предложила:
- Я подойду к ней и неожиданно возьму ее за это самое место, а если это мужчина - за этот самый… Как бы между прочим… - Она привстала, намереваясь продемонстрировать свой замысел на Альберте Львовиче, но тот взглядом остановил ее.
- Что вы, Танечка! Ни в коем случае! Я еще понимаю, мужчину врасплох схватить, извините меня, за яйца. Он подумает, что это шутка. А если это делает юная, симпатичная девушка, он решит, что она намекает на кое-что. Но женщину и неожиданно за яйца! Вдруг это окажется женщина! Вот так, ни с того, ни с сего схватить женщину между ног – это совсем не годится. Это будет расценено как хулиганство. Вас исключат из конкурса за попытку вывести соперницу из психологического равновесия. Неспортивный прием! Такой спорт нам не нужен!
- Но я могу подсмотреть, например, в туалете. Ему незачем там садиться по малой нужде. Он справляет ее, как все мужчины, стоя.
- Уверяю вас, - удивился ее юношеской бесхитростности Альберт Львович, - он, или точнее она, в женском туалете всегда садится. И по малой, и по большой надобности. В этом туалете, по-моему, все сидят. Стоячих мест в женском туалете нет! Это же не общественный транспорт! – Тут Альберт Львович помолчал, перекатывая по столу толстый красный фломастер. Потом поднял его и, нежно поглаживая его пальцем, сказал: - Выход только один. Нужно взять у него слюну на анализ! – Полюбовавшись удивлением девушки, которое не было, впрочем, таким глубоким, как он ожидал, Альберт Львович продолжил раздумчиво: - Пенис природа иногда прикладывает не к тому телу. Пенис есть, а мужчины нет. Бывает и наоборот… - Альберт Львович почувствовал, что говорит неубедительно, но тут же заметил, что Танечка ему верит.
Он пригласил Танечку с намерением узнать точный возраст предполагаемого сына. Но ей можно поручить и гораздо более сложное задание. Никакие, даже самые точные даты не принесут полной ясности. Нужна генетическая экспертиза. Только она поставит обе точки над «ё», как любил выражаться Юрий Петрович. Жалко будет потерять единственного сына, но записывать в сыновья наглого самозванца – еще хуже.
- Но нельзя же брать слюну у одной-единственной участницы конкурса. Это покажется странным. Мы пригласим в лабораторию для сдачи слюны вас и его, это покажется довольно естественным, - Альберт Львович испытующе посмотрел на Танечку. «Нет, она молодец. Не дрогнет и сделает все как надо», - с удовольствием подумал он.
- Я пойду к нему в комнату и скажу ему об этом.
- Там, кроме прочего, его жених. Что он скажет, когда его невесту позовут для сдачи анализа крови?
- Жениха можно отправить за какой-нибудь мелочью… Он принесет бутерброды и кофе из буфета.
- Успеете сходить и сдать анализ?
- Само собой. Сначала познакомимся… Скажу, что хочу кофе и бутербродов… А когда он ушлет жениха в буфет, быстренько скажу, что мне и ему нужно срочно сдать слюну на анализ… Но зачем ее сдавать? – остановилась Танечка.
Альберт Львович задумчиво посмотрел в потолок, потом туманно ответил:
- Общий анализ… Скажите, на всякий случай… Мало ли всяких инфекций.
Он вызвал по телефону администратора и сказал ему:
- К вам сейчас придет вот эта девушка с молодым человеком. Проводите их, пожалуйста, в лабораторию, чтобы они могли сдать слюну на анализ.
Пожилой и апатичный администратор недоуменно посмотрел на него, потом уставился на Танечку.
- Девушка забеременела, что ли? – поинтересовался он.
- Что вы говорите! - одернул его Альберт Львович. – Девушка незамужняя, как она окажется беременной? И как можно забеременеть во время конкурса женской красоты? На сцене показывают не то, что у нас с вами в штанах, а совсем противоположное. От этого сходят с ума, но не беременеют.
- Да мне все равно, - смутился администратор. – Беременна так беременна, а нет так нет… Но лаборатория у нас слабая, не знаю, что они способны делать…
- Пусть просто наберут слюну этих молодых людей в пробирки. А девушка принесет пробирки мне, - объяснил Альберт Львович. – Ничего больше.
- Это мы сделаем, - ответил администратор и ушел.
Глава 8
Оставшись один, Альберт Львович задумался о детях. Мысли путались. Его отношение к потомкам и наследникам было противоречивым. Чтобы были дети, требуется женщина. Но зачем она нужна, если ты не в состоянии с нею справиться?
Необходимо, конечно, отдать долг природе и произвести на свет кого-то, себе подобного, или даже нескольких, похожих на тебя. Продолжить свой род, передать кому-то наследство… А в старости или в случае болезни они будут сидеть около твоей постели и сочувственно смотреть на тебя. Потом один встанет и скажет: «Как это мы не догадались принести нашему дорогому папочке стакан воды? Стыдно! Ведь именно для этого мы и появились на свет! А потом долго ждали, когда папа занеможет и попросит попить!» Встанет, пройдет на кухню и принесет оттуда вошедший в поговорку стакан свежей, еще пахнущей хлором воды из-под крана. Папа выпьет и скажет чуть слышно: «Спасибо». Это – в позитиве. А что в негативе?
Какой именно род предстояло продолжить его детям, Альберт Львович представлял смутно. Отца своего он не знал. Мама уверяла его, что он видел папочку, когда был совсем маленьким. Папа будто бы очень любил держать его на коленях. И держал до тех пор, пока развеселившийся сыночек не обсикивал его. Иногда случалось даже обкакивать. После этого папа возвращал своего потомка маме со словами: «Убери своего засранца! Он испортил мне новый костюм». Как только папа приходил к ним в новом костюме, маленький Альбертик непременно обделывал ему по крупному штаны, а иногда даже пиджак с рубашкой. Случалось пострадать и новенькому галстуку. Все это папу, любившего выглядеть элегантно, не радовало. Во всяком случае, он исчез с их семейного горизонта как раз после того периода, когда Альбертик научился произносить, разбрызгивая капли слюны, слово «папа».
Куда исчез папа, да так, что больше никогда не появился, осталось неизвестным. Он, конечно, был, в этом не приходилось сомневаться. Но из сбивчивых рассказов мамы о нем трудно было понять, что он собою представлял. У него, как будто, имелась другая семья, с которой он никак не мог порвать. В другой раз мама проникновенно рассказывала, что папочка был обычным холостым ловеласом, легко охмурявшим женщин, но неспособным остановить свой выбор на какой-то одной из них. Иногда папочка рисовался совсем темными красками, и Альбертику оставалось только радоваться тому, что он так скоро исчез.
В конце концов, запутавшись в рассказах мамы, Альбертик перестал скучать по папе, а потом и думать о нем. Скорее всего, мама, рассказывая сыну о его отце, каждый раз имела в виду другого человека или просто поддавалась минутному настроению. Папа представал то стройным, умным и красивым мужчиной, то глупым, самодовольным, толстопузым индюком. Повзрослев, Альберт Львович приходил даже к крамольной мысли, что его мама сама не знала толком, кто был его отцом. Она рисовала любознательному мальчику портрет того мужчины, который в этот период ей нравился или, напротив, выводил ее из себя.
Рода, состоявшего из многих колен и уходящего своими корнями, быть может, к самим Рюриковичам, у Альберта Львовича явно не было. Материала для ветвистого генеалогического дерева не хватало. О двух когда-то существовавших своих дедушках и двух своих бабушках Альберт Львович просто ничего не знал. Мама умерла совсем молодой и ничего не успела рассказать своему единственному сыну о его предках.
Род нужно было, скорее, не продолжать, а начинать заново. И с самого своего начала он оказывался уже подмоченным. Мало того, что его основателем становился твердокаменный гомосексуалист. Чей это был бы род? Отсидев в тюрьме, Альберт Львович всякий раз менял свою фамилию. Он был Старохатько и Новохатько, пока обитал в Украине. Перебравшись в Москву, он стал вначале Старосельцевым, а потом сделался Новосельцевым. А если вояж в места не столь отдаленные был не последним? Как вытекало из последних бесед с Юрием Петровичем, от тюрьмы и от идущей на шаг впереди нее сумы зарекаться пока не следовало.
Альберт Львович думал о продолжении рода с изрядной долей иронии. Тем не менее, в душе у него пробуждались мягкие и теплые чувства. Преобладала острая жалость к себе. Всю жизнь он провел в мире корысти, взаимного подсиживания, жестокости и обмана. Почему бы рядом с ним не быть близкому человеку, уважающему его, и может быть даже любящему его? Любящему не за что-то, а просто так… Только потому, что он живет и страдает. Человека, сопереживающего ему не из соображений выгоды, а из-за своей настроенности на ту же душевную волну, что и он. Таким человеком мог быть, конечно, только его собственный ребенок…
Конкурс набирал между тем обороты. Занятость председателя жюри своими делами никак не сказывалась на поступательном движении к шестерке лучших. Были объявлены номера участниц, прошедших первый тур. Большинство девушек выбыло из дальнейшей борьбы. Все они старались, и им теперь было обидно. Но результаты стараний большинства из них выглядели не более ободряюще, чем свежий макияж на лице покойника. Кроме молодости и внешней привлекательности для успеха у зала и, в особенности, у жюри требовалось что-то еще, трудно определимое словами. Этого таинственного «что-то» как раз и не хватало большинству участниц. Некоторым просто не повезло, как это бывает во всяком состязании.
Пятеро из проигравших девушек объявили голодовку. Их протест был направлен против необъективного решения жюри. Сначала они сидели в общем зале, где переодевались и ждали своего выхода на сцену все участницы. Но демарш не привлек внимания ни тех, кто как они проиграл, ни тем более тех немногих счастливиц, которые пробились в первый тур. Осыпаемые насмешками, протестующие наспех написали плакатик «Голодовка» и отправились к буфету. Там они выстроились в плотную шеренгу и отгородили буфетчицу от довольно внушительной очереди желающих перекусить. Добром это кончиться не могло. Обеспокоенные охранники бережно доставили девушек по одиночке в подсобку буфета. Здесь, запертые снаружи, они могли наслаждаться ароматом копченостей, сдобных булочек и других вкусных вещей. Испытание было нелегким, тем более, что какие-то недоброжелатели, вопреки запрету охраны, периодически выключали в подсобке свет. Прождав два часа вестей от жюри и убедившись, что их судьба никого не волнует, девушки сдались и запросились домой. Они отвергли предложение проникшейся к ним сочувствием буфетчицы угостить их на прощание бесплатным чаем с бутербродами. Молодая, но уже увядшая женщина, пропитанная колбасно-ванильным духом, выглядела немым укором всем новомодным конкурсам красоты.
Девушки ошибались, что ими никто не интересуется. Узнав о голодовке, Альберт Львович решил посетить оставшихся после первого тура девушек и немного приободрить их. Красота – тонкая, легкоранимая штука, - напомнил себе он. Особенно женская красота. Это тебе не швейцарские часы, которые будут идти даже под водой. На красивую девушку только капни, пусть даже не спермой, она сразу заволнуется и закапризничает. Осталось восемьдесят претенденток. Масса все еще критическая, может произойти взрыв.
Трижды постучав в дверь зала, в котором девушки готовились к выходу на сцену, Альберт Львович так и не дождался ответа. Из-за двери доносился нестройный гул голосов. Председатель жюри энергичным движением открыл дверь и пошел к центру зала. Раздались громкие вскрики и визг девушек, смущенных неожиданным появлением в их владениях мужчины. Некоторые из них были в купальниках, другие только в трусиках. Совсем обнаженные прикрывались одеждой, которая попалась под руку или просто ладонями.
Альберт Львович заметил, что его конкурсантки в основном прикрывают обнаженную грудь, оставляя открытым все, что ниже. «Просвещенные, - с удовлетворением подумал он. - Знают, что ниже пояса у стоящей без одежды женщины все равно ничего не видно. А, может, не принимают меня как мужчину всерьез».
Подождав пока стихнет шум, Альберт Львович радостно улыбнулся и широко развел руки:
- Капитан Кук среди радостно приветствующих его аборигенов! – громко и весело сказал он. - Не смущайтесь девочки! Скорее вы съедите меня, чем я вас. Подходите поближе, я скажу пару слов. Одеваться не обязательно. Когда я вижу голую женщину, я становлюсь ужасно близоруким.
Девушки стали собираться к центру зала, одеваться в присутствии такого пожилого мужчины они не считали нужным.
- Прежде всего, я принес вам бусы! Вот они: сорок из вас примут участие в сегодняшнем банкете! Ну – ну - ну, без поцелуев! – Альберт Львович кое-как выпутался из объятий стоявших рядом с ним девушек – Мы еще не на банкете! Торжество по поводу закрытия конкурса начнется в семь часов вечера в шикарном ресторане «Япона мама». Там будет все! Омары, устрицы и креветки, плюс а–волонте. Выпивка в виде шампанского, вина, водки и пива предоставляется по системе «сколько выпьешь». Если кто–то из вас собирается устроить интимную или, наоборот, массовую секс-вечеринку, можно за сто долларов снять там же отличный гостиничный номер. В промежутках между танцами желающие смогут подниматься наверх для дополнительных острых впечатлений. Спонсоры помогли нам организовать этот конкурс! Они будут сидеть вместе с нами в зале! Их хватит на всех!.. Поцелуи, как я уже сказал, только на банкете!
Выждав, пока стихнет поднявшийся шум, Альберт Львович продолжил:
- Если позволите, я дам вам несколько советов, которые могут оказаться небесполезными. Вы молоды, стройны, симпатичны, раскрепощены… И, естественно, в хорошем смысле, сексуально озабочены. Я желаю вам успеха! И не нужно взаимных обид и зависти. Кто–то из вас проиграет, но это не так уж и важно. Главное, ради чего живет человек – это общение с другими людьми. Общайтесь с ними любыми способами: по телефону, в магазине, здесь на конкурсе, в постели. Чем больше в вас доброжелательности к другому человеку, тем лучше. Я уверен, со временем человек покорит не только космическое, но и межчеловеческое пространство. Воспринимайте конкурс с этой его стороны и получайте огромное удовольствие от общения. Победы еще придут!
Под восторженные крики девушек Альберт Львович покинул зал и вернулся на свое место за столом жюри.
Во втором туре конкурсантки выступали в купальниках. Они по одной выходили из кулис, медленно шли к противоположной стороне сцены и возвращались обратно. Некоторые девушки прошли уже курс обучения в модельных школах и двигались особенно грациозно. Иногда они включали в свой короткий путь элементы танца. Это радовало мужскую часть жюри, но раздражало жену Сергея Григорьевича, сидевшую в жюри под псевдонимом «актриса Торопыгина». Когда–то, в молодости, она играла в фильмах роли простых советских женщин. Ни стройной фигуры, ни пластики у нее и в те времена не было, поэтому она подобные поверхностные признаки женственности презирала. Мужчин, любующихся женщиной, она недолюбливала, а к женщинам, привлекающим взгляды мужчин, относилась резко отрицательно.
Несколько раз «актриса» останавливала конкурсанток, пальцем подзывала их к столу, строгим голосом спрашивала:
- Сколько у тебя бедра? Девяносто? Самое малое - сто пять!
Борис Михайлович вызывался промерить объем бедер с помощью сантиметра, случайно оказавшегося у него в кармане, но «актриса» досадливо отмахивалась:
- Не надо! Вам, мужчинам, только бы обхватить женщину за это место своими лапами. И чем больше оно окажется, тем лучше. «Визьмешь в руки, маешь вещь», говорят хохлы о толстой заднице. А сантиметр ваш не иначе, как поддельный. Он кого угодно превратит в Дюймовочку.
Только одна девушка осмелилась настаивать, что объем ее бедер ровно девяносто. «Актриса» отобрала у Михаила Борисовича сантиметр, вышла из-за стола и взялась за измерение.
- Девяносто пять! – удовлетворенно заявила она.
Борис Михайлович не выдержал и перемерил сам.
- Восемьдесят девять!
«Актриса» спокойно заявила:
- Вы недомерили! Все равно через полгода будет девяносто пять! А если измерять будут заинтересованные лица, опять окажется восемьдесят!
Альберт Львович, раздраженный этими препирательствами, попросил Бориса Михайловича убрать свой сантиметр.
- Наш конкурс никакого измерения объема груди или бедер не предполагает. Все оценивается визуально. Ставьте свои баллы, а в конце мы подытожим.
Сам Альберт Львович баллов почти никому из участниц конкурса не ставил. Он ограничивался только тем, что обводил номера кандидаток на следующие туры одним, двумя или - в исключительных случаях - тремя кружками.
Когда одна из девушек, кружась по сцене, оступилась и упала, «актриса» зычным голосом сказала:
- Ха–ха! Корова на льду!
Сергей Григорьевич на свое несчастье посочувствовал упавшей:
- Бедняжка! Не повредила бы какие-нибудь члены!
«Актриса» тут же развернулась к своему легкомысленному мужу и одернула его:
- Органы, а не члены! Она же не мужик! У мужика и то член всего один. А у нее ни одного нет!
Сергей Григорьевич подозвал к столу жюри одну из конкурсанток.
- Скажите, девушка номер семьдесят, вы, случайно не родственница Танечки Никоновой, моей секретарши?
- Я и есть Танечка Никонова, ваша секретарша, - смутившись, ответила девушка.
- Не узнал! Никогда не видел вас голой! Простите обнаженной. То–то я смотрю, так похожа на Танечку!
«Актриса» тут же прокомментировала этот диалог так, что слышно было не только членам жюри, но и первым рядам зала:
- Врет, что никогда не видел свою секретаршу голой. Она у него одетой почти не бывает!
Когда на сцену вышла Аня, и в зале, в жюри наметилось оживление. Писатель Пискарев, жена которого чуть раньше проскользнула серой мышкой, обнимающей свой толстенький животик, даже привстал. Юрий Петрович, заместитель председателя жюри, толкнул Бориса Михайловича кулаком в плечо так, что тот чуть не упал.
- Вот это ноги! Ну и ноги! – гулко произнес «бывший боксер», а потом добавил с мрачной решительностью: - Оторвать бы да по морде!
- Неспортивный прием, очень неспортивный! – охладил его пыл Борис Михайлович. Скрипнув стулом, он немного отодвинулся от коллеги с тяжелыми кулаками.
Появление Вика вызвало шум и хлопки в зале. Рыжеволосая красавица остановилась на мгновенье на краю сцены, легким движением рук поправила свой большой бюст и послала публике воздушный поцелуй.
- Вот это женщина! – не удержался от возгласа Юрий Петрович. – Пятнадцать тысяч вольт! А какие ноги волосатые, просто обалдеть!
- Концентрированная фемина! – поддержал его «директор ресторана». – Если не пройдет в манекенщицы, возьму ее к себе!
- У тебя уже есть секретарша, - наклонившись к нему, вполголоса напоммнил Борис Михайлович.
- Будет две! У тебя, я думаю, уже не меньше трех. С моей комплекцией тоже требуются три!
- Господа, господа! – прервал их Альберт Львович. – Обращайте внимание, прежде всего, на индивидуальность девушки! В ней должна быть какая-то изюминка!
В своем списке он обвел номер Аню тремя кружками. Над номером Виктора он некоторое время подумал и обвел его двумя кружками. Нельзя давать преимущество родному сыну, тем более на женском конкурсе красоты. Зачем ему быть победителем такого конкурса? К тому же сын пока только гипотетический. Через пару недель, которые займет генетическая экспертиза, он вполне может оказаться мошенником. Номер Танечки Альберт Львович обвел двумя кружками. «Полезная, но слишком активная, – подумал он. – И чересчур доступная… Мужчины обычно таких не любят. Девушка должна быть как хорошо укрепленная крепость. Ее нужно осаждать. Чем упорнее сопротивление, тем больше наслаждение от победы». Просмотрев все свои кружочки, Альберт Львович грустно усмехнулся. Конкурс еще только начинается, а победители, в сущности, уже известны. Так и со всеми нашими нынешними конкурсами…
В третьем туре конкурсантки должны были дать маленькое костюмированное представление.
Альберт Львович взял для этой цели напрокат два десятка костюмов. Среди них были костюмы медсестры, монашки, милиционера, стюардессы. Всю эту одежду следовало вернуть уже до семи вечера. Она уже была заарендована для другого конкурса, начинавшегося в восемь и проходившего где–то на окраине Москвы. С арендой зала, прокатом костюмов и банкетом Альберту Львовичу помогли спонсоры. Он не потратил даже трети тех средств, которые они выделили. Всех кто финансировал конкурс, пришлось пригласить на банкет для юных дарований. Девушек нужно, конечно, предупредить, что в ресторане на них набросятся не дикари из подмосковного леса, а вполне респектабельные люди. Они готовы не только до упаду поить красавиц шампанским, но и снять для них номера. В постели можно будет нежиться до вечера следующего дня. Утром желающие смогут побаловать утомленный организм на бранче, включенном в стоимость номера.
Из всех костюмов Виктору по его комплекции подошел только костюм монашки. Олег долго осматривал его в этом черно–белом наряде, потом огорченно заключил:
- От большой груди придется отказаться. Не носят в монастырях такую. Там у них в моде не поймешь что. Никак не догадаешься, как оно умещается в этой длинной плоской робе. Придется компенсировать внешнюю скромность белыми чулками, белыми подвязками и белыми гипюровыми трусиками. Видишь, пригодились все-таки эти трусики! А ты говорил – предмет роскоши…
- Вполне мог бы выйти в трусах Аллы, - возразил Виктор. – Все равно в этом балахоне их никто не увидит.
- Ты не прав, дружище! Во-первых, эта монашеская роба рассчитана на современную, раскрепощенную монашку. Обрати внимание, она распахивается почти до шеи сзади и едва ли не до груди спереди. А, во-вторых, из балахона мы сделаем мини–юбку. Подол понесешь в руках и периодически будешь поднимать его повыше, чтобы все было видно!
- Монашки так не делают!
- Много ты видел монашек! У меня самого всего пара–тройка была! Они теперь на вес золота! Ты - современная, продвинутая монашка! – Олег высоко приподнял подол черного платья и задумался. – Торчит все–таки у тебя между ног… Давай так. Когда лицом к залу или к жюри, подол поднимай умеренно, не выше этого места. А когда повернешься к зрителям спиной, действуй в полную силу! Двумя руками и повыше! Чтобы белье хорошо просматривалось, не зря мы на него так потратились. И нагибайся! Как поднимешь платье повыше, так и согнись в поясе! Зад будет выглядеть рельефным и очень аппетитным.
Виктор прошелся в длинном черном платье, несколько раз поднял подол почти до пояса, а, сгибаясь, набрасывал его прямо на спину.
- Неплохо, очень неплохо! – ободрил его Олег. – Черное вверху, белое внизу – это, понимаешь, стиль. Можно было бы, конечно, усложнить эту комбинацию. В первый раз поднимаешь подол – на тебе белые трусики. Во второй раз – они уже черные. А в третий раз – ярко красные! Но как это сделать, не знаю. Нужен профессиональный режиссер… Кстати, только что я разговорился в коридоре с одной симпатичной девушкой. Ее зовут Вероника, но она просит называть себя Никой… Губки, я тебе скажу! Спрашиваю ее: - «Со сколькими мужчинами вы переспали?» – А она отвечает: - «С пятью или семью» - «Это не так много» - «Да, - говорит, - эта неделя не удалась». Содержательный разговор! Подхожу к ней издалека: «Вы спите, конечно, нагишом?» - «Только, - отвечает, - когда на мне нет одежды. И всего остального…».
Виктор слушал не очень внимательно.
- Ника…Ника…Это та, которая без рук? Богиня победы?
- У тебя все без рук! И Венера, и еще какая–то… У самого нет рук! Были бы руки, сидел бы дома и вполне мог бы обходиться без женщины. Тогда не было бы ничего венерического и безрукого. Ника сказала, что вечером будет шикарный банкет. Вы с Аней, конечно, попадете, а вот меня не пустят. У Ники тоже есть жених. Она очень переживает, что в ресторане будет без него. Боится не удержаться. Жалко, что она не удержится не со мной. А на ночь там можно снять номер за сто зеленых. Это тебе не в парке или у меня на ковре…
Виктор посмотрел на него возмущенно.
- Ты что, шутишь?! Откуда у меня деньги на номер? Я дома переночую, бесплатно.
- А Аня, я думаю, останется. Там будет полно богатых спонсоров. Какой-нибудь обеспечит ей лучший номер. Непременно люкс!
- Ты, ты… - Виктор задохнулся от бешенства и полез на Олега с кулаками.
Тот поднял руки, закрывая лицо.
- Успокойся! Монашка, а кулаки, как у боксера Тайсона! Ты еще ухо мне откуси! – Олег завел руки Виктора ему за спину и поддал ему коленом между ног. – Будь я твоя матушка- настоятельница, я бы тебе яйца отбил! Шучу ведь! Раз номера у вас не будет, пойдете по городу погуляете. Отметите участие в конкурсе. Я дам тебе на две бутылки пива, скучать не будете. А теперь давай – ходи и тренируйся с подолом!
Когда Виктор вышел на сцену, публика его не узнала. Не долго думая, он сбросил с головы широкополую черную шляпу с белыми полями и стал вскидывать ноги, все выше поднимая подол платья. Это было то, что Олег называл модным французским танцем канкан. Когда платье доползло почти до подбородка, а ноги в белых чулках стали вздыматься до плеч, в зале началось оживление, а потом раздались аплодисменты. Вспомнив совет друга, Вик повернулся к залу спиной, согнулся и забросил мешавшее ему платье себе на спину. Он не знал, как называется то, что ему удалось изобразить своим ритмично двигающимся задом. Но в зале это вызвало одобрительный гул голосов. Приблизившись к столу жюри, Вик сначала просто выбрасывал над столом ноги. Потом, повернувшись, опять закинул платье на спину и продемонстрировал впечатляющее соло зада.
- А ноги, ноги… - только и смог произнести изумившийся Борис Михайлович.
- А эта, эта … Какая у нее эта…Которой она крутит… - эхом отозвался Сергей Григорьевич.
«Хорош у меня сынок! – Альберт Львович даже отклонился на стуле назад. – Весь в папу! Если, конечно, он мой сынок…»
Пышные рыжие кудри монашки растрепались, ее платье то падало вниз, то вздымалось до подбородка. Наконец она, стыдливо закрывая личико подолом, покинула сцену.
- Очень неплохо! – громко произнес Борис Михайлович. – Так войти в свою роль! А ноги! – У женщин его почему-то интересовали, прежде всего, ноги. Скорее всего, потому, что он играл роль директора фабрики, выпускающей «изделие номер два». А ноги своей продолговатостью напоминают мужской орган, на который надевается это изделие. Что хорошего может быть в кривых женских ногах?
Григорий Семенович толкнул Бориса Михайловича локтем.
- А ты заметил, коллега, что грудь у нашей рыжей красавицы стала заметно меньше?
- Нет, не обратил внимания на такие мелочи. Я не смотрел выше талии.
- А я с пеленок смотрю только на женскую грудь! И вот представьте, была нормальная, а стала совсем крошечная! Не больше третьего размера.
Их разговор перебила своим вопросом жена Сергея Григорьевича.
- Разве монашке можно в таком белье?
Она так надоела Борису Михайловичу своими постоянными придирками к конкурсанткам, что он тут же ее срезал.
- Это не наша монашка! Она – оттуда! – Он показал пальцем вверх. - Наши монашки белья не носят!
«Актриса» некоторое время похмыкала, но больше вопросов не задавала.
К четвертому туру осталось двадцать претенденток. Девушки уже устали и без дела слонялись по коридорам. Как значилось в программке конкурса, их ждали «вопросы на интеллектуальное развитие». Что может быть проще таких заданий, если ты уже привык к сцене и держишься уверенно?
Объявлял номера конкурсанток Михаил Борисович. Вопросы задавал «спортивный комментатор» Юрий Петрович, прогуливавшийся по сцене с микрофоном в руке. В другой руке у него был заранее подготовленный список вопросов. Уже через пару минут он так измял этот список в потном кулаке, что почти ничего не мог прочесть и лепил отсебятину.
Когда вышла Анна, «спортивный комментатор» заулыбался и вообще засунул список в карман.
- Не могли бы вы… - Начал он с глубокомысленным видом, - прочесть нам какое–то короткое стихотворение. Не о боксе, это было бы для головы! Для души, так сказать… Чтобы ласкало слух. Не пушкинское, которое известно всем! Зима, какой-то сельский дундук очнулся от пьянки, катит по свежему снежку и торжествует. Торжествовать надо летом, когда отправляешься в отпуск, на Кипр или в Анталию…
«Комментатор» обнял своей крепкой рукой Аню за талию и стал притягивать ее к себе. Она затрепыхалась, но безуспешно. Скороговоркой Аня прокричала в микрофон:
Цветы мне говорят: «Прощай!»,
Головками склоняясь ниже.
Теперь вовек я не увижу
Любимый дом и отчий край…
- А это кто? – положил ей голову на плечо «комментатор».
- Сергей Есенин.
- А, Сережа! – панибратски улыбнулся «комментатор» и еще плотнее прижал Аню к своему боку. – «Узнаю я их по голосам, звонких повелителей мгновенья…»
- Вот еще… - Аня перестала сопротивляться и ее грудь расплющилась о плечо «комментатора»:
Четверорогие, как вымя,
По-псиному разинув рты,
В горячечном, горчичном дыме
Стояли поздние цветы…
«Комментатор» в задумчивости положил руку с микрофоном на грудь Ани.
- Цветы – это неплохо… На свадьбе там или на похоронах… Или когда к любовнице в гости едешь… Если она, конечно, не стерва… К любовнице гораздо приятнее ехать, чем на похороны. Тем более на собственные похороны…
- Вот еще этого же автора… - пропищала в микрофон Аня:
У этих цветов был неслыханный запах,
Они на губах оставляли следы…
Они, как видно, стояли на лапах
У черной, наполненной страхом воды.
Задумавшийся «комментатор» отпустил талию Ани и замер, глядя поверх зала. «Любовницу вспомнил!» - усмехнулась Аня и уже смелее сказала в микрофон:
- Это – Павел Васильев! Трагически погиб совсем молодым в начале тридцатых годов…
«Комментатор» горестно покачал головой.
- Жаль молодого поэта! Ведь мог «Евгения Онегина» написать! Спасибо вам…
- «Евгений Онегин» давно уже написан! – осмелилась вставить Аня.
- А он мог еще одного написать! – засмеялся «комментатор».
Объявляя выход Виктора, Михаил Борисович широко улыбался:
- Номер шестьдесят девять! Как говорится, большому кораблю… большую торпеду! В бок, разумеется!
«Комментатор» прошелся около Виктора, посмотрел на него снизу вверх, но обнимать его не стал. Он явно не рисковал оказаться подмышкой у этой высокой и очень активной девушки.
- Скажите, моя крошка, нравится вам фильм Антониони «Джульетта и духи»? Эта тонкая гомоэротическая штучка?
- Не Антониони, а Феллини! – густым голосом поправила его «актриса Торопыгина».
- Да, да! – охотно согласился «комментатор». – В главной роли там Феллини! Не менее знаменитый и не менее итальянский!
Не видевший этого фильма Виктор, тем не менее, решительно ответил:
- Очень нравится! Обожаю такие штучки!
- Вам хотелось бы снимать такие фильмы?
Виктор, боявшийся, что сорвется голос, не рискнул пускаться в долгие объяснения.
- Пока нет, - ответил он коротко и смущенно потупил взгляд.
- Вы совсем юная. У вас все впереди… - «Комментатор» не мог придумать следующего вопроса и вдруг ляпнул: - А что было первым – курица или яйцо? Я, представьте, сам не знаю ответа на этот вечный вопрос!
Виктор растерялся и стал искать глазами Олега, стоявшего в кулисах. Тот почему-то вытянул вперед руку со сжатым кулаком, а другой рукой энергично пересек ее в локте. «Послать этого дурака с микрофоном подальше?» - мелькнуло в голове Виктора. Ситуацию спасла, однако, «актриса».
- О яйцах не надо! – отчетливо сказала она и, откашлявшись, добавила – В приличном обществе о таких вещах не говорят! На ринге беседуйте, о чем хотите. Хоть по морде друг друга бейте. А здесь не надо!
Смутившийся «комментатор» отпустил Виктора без дальнейших вопросов.
Не успел завершится четвертый тур, как Альберта Львовича вызвали в его кабинет.
- Вас ждет девушка, наша конкурсантка. Очень возбуждена и очень торопится. Наверно, просить о чем-то будет…
В кабинете сидела раскрасневшаяся и явно довольная собой Танечка. Альберта Львович сел за свой стол, взглянул на гостью, раскинувшую руки на спинке дивана и с иронией подумал: «Молодец, очень старалась».
- Пробирки в ящике вашего стола. Все о’кей!
Достав пробирки, Альберт Львович рассмотрел на свет их содержимое и удовлетворенно кивнул головой. Он поместил пробирку с слюной Виктории в небольшую картонную коробку, поместил туда же еще одну пробирку, уже со своей слюной, переложил все это ватой, а сверху положил свою визитную картонку. Пробирку со слюной Танечки он сунул в ящик стола. Танечка ни о чем не спрашивала. «Я так вам верила, Альберт наш Львович, как может быть не верила себе», - искоса взглянув на нее, усмехнулся Альберт Львович. Коробка была обвязана шпагатом, поверх которого Альберт Львович наклеил листочек бумаги, расписался на нем и поставил неизвестно откуда взявшуюся печать. После этого он позвонил по телефону и сказал тут же появившемуся посыльному:
- Адрес вы знаете. Там вас ждут.
Откинувшись на спинку стула, Альберт Львович некоторое время смотрел на Танечку.
- Спасибо вам, мой друг. Я перед вами в долгу.
- Ах, что вы, Альберт Львович! Только ради большого уважения к вам! И знаете, мне самой было интересно…
- Вы хорошая девочка. Вас есть за что похвалить. Уверен, вы завоюете высокое место на конкурсе. После этого у вас резко возрастут шансы выйти замуж за мужчину своей мечты. Кто мог бы претендовать на вашу руку и сердце?
- Тот мужчина, который богат! – воскликнула Танечка. – А если он как те, которые постоянно лезут ко мне с предложениями, так зачем он нужен!
Альберт Львович великодушно успокоил ее.
- Не волнуйтесь, моя дорогая, появится и у вас состоятельный жених. В будущем у каждой девушки будет, я уверен, богатый или даже супербогатый жених. Но пока таких женихов на всех не хватает. Но вам мы подыщем! Не сразу, но обязательно найдем.
- Но я хотела бы выйти замуж по любви!
- Похвальное желание, - поддержал ее Альберт Львович. – Я сам когда-то…- Что он сделал или собирался когда-то сделать сам, Альберт Львович так и не смог придумать сразу. – Только по любви! Но это не значит, что за какого–то оборванца или босяка. Вот, Максим Горький воспевал босяков, а потом что ж, женился на каком–то из них? Нет, он женился на актрисе. Она была обеспеченной женщиной, потому что имела кучу богатых любовников.
Танечка согласно закивала головой.
- И правильно сделал! С босяком можно встречаться, но зачем на нем жениться?
- Я вам открою, Танечка, секрет. Богатые тоже любят! По-моему, жизнь вообще так устроена, что только они и любят. Жених из бедных, какой-нибудь инженер или учитель привезет вам скромный букетик гвоздик со своего садового участка за Можайском. А сам на электричке ездит туда зайцем. Пусть он эти свои гвоздички к Мавзолею несет! А богатый жених закажет вам огромный букет роз в Голландии. И к нему приложит вот такие часики, - Альберт Львович продемонстрировал свои новые часы. - Ценой пятнадцать тысяч долларов. Ну, в женском, конечно, варианте. И от такого подарка не разорится, потому, что у него самого часы за миллион долларов…
Танечка была благодарной собеседницей, она ловила каждое слово.
- А эти дорогие часы вам подарила…богатая женщина? Наверное, актриса, у которой тьма богатых поклонников?
- Ну, не совсем женщина… Но что–то похожее. - Альберту Львовичу не хотелось открывать, что он сам купил эти часы на деньги спонсоров конкурса.
- А бывает часы за миллион долларов? И кто их покупает?
Альберт Львович только усмехнулся и снисходительно посмотрел на Танечку.
- Разумеется, бывают. И даже, скажу вам, – идут нарасхват. Недавно в газетах писали, что одному нашему соотечественнику удалось приобрести себе такие часы.
- Это надо же! Удивительный человек! Но как его найти?
- Свое имя от прессы он, сами понимаете, скрывает. Зачем возбуждать мелкое любопытство, как, мол, удалось достать… Но найти его можно. Впрочем, зачем его искать! Он сам придет к нам! А на руке эти знаменитые часы. Без ценника, разумеется.
- Куда к нам? – не поняла Танечка. – Вот сюда, на этот конкурс?
Переложив на столе какие–то бумажки, Альберт Львович поставил локоть левой руки на стол и задумчиво подпер пальцами висок. Его часы на лакированном темном ремешке засияли полным своим блеском.
- Зачем же на конкурс, - меланхолично сказал он. - Здесь черновая работа, добыча руды… А ему нужны алмазы. И эти алмазы будут в нашем модельном агентстве! Вот туда он и придет. Искать его не будем. Сам придет с букетом роз из Голландии. Думаю, через пару недель уже и заглянет. Готовьтесь!
- Я уже готова!
- Вот и хорошо. А сейчас извините, мне нужно в жюри. Скоро подводить итоги. Кстати, не забудьте, вечером банкет. Там тоже будут богатые претенденты на ваше очарование. На ваши руку и сердце… Ну, и, возможно, на все остальное.
Глава 9
В заключительной части конкурса, пока жюри подводило выбирало из десяти финалисток шесть самых-самых, предстояло исполнить какой-нибудь танцевальный этюд.
- Мы уже в десятке! – возбужденно заговорил Олег, когда они остались с Виктором наедине в своей комнате. – Это уже победа! Пора разваливать конкурс! Я поговорил с Никой – она поможет. Выйдет в самом начале тура на сцену и громко заявит: «Одна из девушек, пробившихся в финал, - мужчина! Это - номер шестьдесят девять! Пусть она покажет всем свои мужские принадлежности!» Ты представляешь, что будет? Зал взорвется! Все полезут на сцену! Жюри побьют! Конкурсу конец…
Виктор задумался, расхаживая по комнате в своем монашеском одеянии. Широкополую шляпу он положил на стул, и на ней теперь сидел энергично жестикулирующий Олег. Впрочем, это не имело уже никакого значения.
- Пожалуй, ты прав… Когда объявят результаты конкурса, поздно будет выступать с заявлениями. И даже веские мужские доказательства не произведут впечатления на публику… Все бросятся поздравлять победителей. Пора действовать! Давай, зови сюда свою Нику!
- Хорошо, что ты в этом монашеском балахоне. – Олег еще раз внимательно осмотрел стоящего навытяжку Виктора. – Видная, стройная монашка. Ни прибавить, ни отнять. И вдруг она поднимает перед всем залом подол и показывает…Страшно представить, что она показывает! Прямо как в трагедии Шекспира! Театрально и эстетично! Это будет шок! Я пошел за Никой, еще раз проинструктируем ее… Ты, кстати, уже сейчас сними свои любимые гипюровые трусы, а то начнешь копаться с ними на сцене…
Виктор поднял подол платья и стал возиться с поясом для чулок.
- Трусы под поясом, а он никак не расстегивается…- бормотал он.
- Да что ты за девушка – не умеешь быстро раздеваться! – в сердцах закричал на него Олег. – Брал бы пример с Аллы. Дернет она молнию, поведет плечиками и платье уже у ее ног. А под платьем ничего другого нет, можно приступать к общению…
С трудом расстегнув пояс, Виктор снял его вместе с чулками и сунул в ящик стола. Трусы он бросил на диванчик и принялся оправлять на себе платье.
- Вот теперь и ноги твои волосатые пригодятся! – добродушно заметил Олег. – Я слышал из-за кулис, как в жюри удивлялись: «Что это ноги у нее в таких волосах? Разве бывают такие волосатые манекенщицы?» Скоро мы им докажем – бывают!
Не успел Олег взяться за ручку двери, как снаружи раздался настойчивый стук и дверь тут же распахнулась. Олег отскочил, потирая ушибленный лоб.
В комнату быстро вошла Аня. Она старалась придать лицу серьезное выражение, но в ее глазах стоял смех. На ней был коротенький белый халатик медсестры, а на голове белая шапочка с красным крестом.
- Ах, извините молодой человек! Я, кажется, дала вам по лбу? Если будет синяк, я тут же смажу его зеленкой…
- Лучше скорую вызови! Не для меня, для этой вот красавицы! – пробурчал Олег, показывая на Виктора.
- Мне сказали, здесь должна быть любимая дочь Альберта Львовича? – Аня скользнула взглядом по дивану и удовлетворенно заметила. – Она здесь! Вот ее знаменитые трусики, пятьдесят второго размера… - Она посмотрела прямо на Виктора, всплеснула руками и радостно вскрикнула: - Ах, вот она! Я узнаю ее!
Она сделала несколько быстрых шагов и повисла на шее у Виктора. Ее ноги сплелись у него за спиной. Пылко расцеловав Вика в ярко накрашенные губы, она принялась целовать его в щеки и в глаза. Все его лицо оказалось в губной помаде.
Виктор осторожно взял ее подмышки, сделал пару шагов и посадил на диван.
- Откуда ты знаешь, что я дочь Альберта Львовича? – спросил он недоверчиво.
- Об этом все говорят! – радостно сообщила Аня. – Девочки возмущаются! Председатель жюри пропихивает на призовое место свою дочь. Это нечестно!
Виктор подозрительно взглянул на Олега, но тот только развел руками.
- Пусть твои девочки не беспокоятся! – Виктор сел рядом с нею на диванчик и обнял ее за плечи. - Теперь я уже не дочь Альберта Львовича. Я его сын! К нам неожиданно ввалилась девушка, участница конкурса, и увидела меня раздетым. Думаю, она пришла по поручению Альберта Львовича.
- Как так? Двадцать лет была дочерью, а теперь оказался сын? – Аня изобразила гримасу недоумения. – Так не бывает! К тому же у дочери есть жених. Вот этот невысокий, но обаятельный молодой человек! – она показала рукой на Олега. – Как тебе, кстати, Олежек, с нашей красавицей?
Олег, топтавшийся у двери и еще не пришедший в себя от неожиданного прихода Ани, односложно ответил:
- Ничего, мы с нею всегда такие – бодримся, пока не свалимся. В постель, конечно. Ну а там уже, сама понимаешь, не до бодрости.
- А она, хоть и монашка, накрашена поярче ночной бабочки. В твоем, Олежек, вкусе! Этакая знойная женщина, мечта поэта…Не пристает она к тебе?
- Нет, терпимо.
- Еще бы приставать! – Аня прижалась к Виктору и ласково погладила его по рыжим волосам. – Здесь нет не только биде, но даже умывальника!
Взявшийся за ручку двери Олег неохотно ответил:
- Ты права Анечка. Настоящий друг, особенно если это женщина, познается именно в биде. Но его здесь нет, так что мы занимаемся только самопознанием… Я схожу в буфет, принесу кофе. Виктор теперь не дочь Альберта Львовича, а его сын. Значит, я не жених дочери Альберта Львовича, а друг его сына. Поэтому я не ревную, но учтите, у вас только четверть часа. Советую закрыть дверь на ключ, а то ввалится еще какая–то… Устроит сцену…
Олег ушел, а Виктор встал и повернул ключ в дверном замке. Аня посмотрела на него подозрительно, а когда он сел, начала поглаживать его между ног.
- Что–то здесь у тебя маловато… Значит, все–таки вваливаются. И даже устраивают сцены… Хотя, как сказать, ты ведь теперь женщина… Может, отсыхает?
- Я и.о. женщины! Как это говорят? Врио женщины!
- Я слышала, ты дал имя своему железному другу?
- Какая ерунда! – возмутился Вик. – И как же я его назвал?
- «Коротышка»! – смеясь, выдавила Аня. – Много у тебя было женщин без меня?
- Ты что? Ни одной!
- Не ври. Я знаю, как облупленных, и тебя, и твоего когда–то железного друга. Его нет у меня под рукой, значит, недавно он был в гостях у кого–то. Там поддал и теперь отдыхает. Если это не так, фак ми, плиз, дорогой! Я так хочу тебя!
«Чертова Танечка! – подумал, растерявшийся Виктор. – Не во время она появилась…» Чтобы скоротать, время он обнял Аню и стал целовать ее в волосы.
- С удовольствием, любимая… Но потом… Сейчас я так занят… Если минут через десять–пятнадцать…
- У нас осталось только десять минут.
- Тогда в другой раз! И сразу двойную программу!
Аня крепко надавила ладонью на платье Виктора.
- Э – э – э, там вообще, по-моему, ничего нет! Не захватил сегодня с собой? Уникальный случай! Забыл дома на тумбочке! Не за ним ли ты только что послал Олега? Но за десять минут он не успеет обернуться… - Она засмеялась и убрала свою руку. - Столько красивых девушек на конкурсе, а тебе нечего даже показать! Я советую тебе говорить, что ты оставил своего железного друга дома на рояле… Но я понимаю тебя, милый. Женщины налетают на тебя как стервятники, а ты ни одной не в силах отказать… Пожалуй, я буду учиться у тебя. Мне тоже поступают предложения…
- Только не это! – заволновался Виктор. – Все, что угодно, только не это! Ты же знаешь…
Аня повернула его лицо к себе и долгим взглядом посмотрела ему в глаза.
- Все, что угодно, говоришь? – Она крепко поцеловала его в губы. – Хорошо, я буду пай–девочкой. Ты останешься моим любимым и единственным… Но только при условии…
- Заранее согласен! Я не буду тебе изменять!
- Я не об этих мелочах жизни… Условие в другом… Но о нем потом… - Аня потрепала рыжие кудри Виктора, потом отстранилась от него и сказала с ноткой ужаса: - Помнишь, я сказала на кого ты теперь похож? «Не влезай, убьет!»
Еще пару секунд она смотрела на него страшными глазами, но не выдержала и рассмеялась. Чувствуя, что гроза миновала, Виктор оживился и тоже заулыбался.
- Если кто–то полезет на меня, как на женщину, действительно убью! К тому же у меня есть предохраняющее средство…
- Презерватив, что ли?
Заранее довольный тем впечатлением, которое он произведет, Виктор учительским тоном произнес:
- Похлеще презерватива. Презерватив предохраняет от беременности, я мое средство предохраняет от изнасилования.
- Что это за диковина? Электрошок!
- Похлеще! – Виктор сделал длинную паузу и только потом раскрыл свой секрет: - Затычка для жопы!
Он подошел к столу, порылся в ящике и достал оттуда черную резиновую пробку с ободком. Вручив пробку изумленной Ане, он негромко пропел:
В нашу гавань не заходят корабли,
Большие корабли из океана…
И в нас не проникают моряки,
Сошедшие на берег с капитаном…
Аня непонимающе крутила пробку в руках, потом, наконец, сказала:
- Вы с Олегом начинаете сходить с ума! Тебе нельзя ни на минуту оставить одного! С тобою обязательно что–то случится! – Она с отвращением бросила пробку на диван. – Если эта штука нужна, чтобы затыкать эту самую, почему ты хранишь ее в столе? Сейчас ты, выходит, беззащитен? Или ты стол с собою носишь? Прикрываешь им свою задницу?
- Это шутка! – смутился Виктор. – Олег мне подарил… Сказал, для безопасного секса…
- Хороши у вас с ним шуточки! Где, кстати, этот юморист со своим кофе?
- Он задерживается… чтобы мы успели…
- Ах, он не знает, что у тебя полчаса назад была другая женщина? Хорошо, хоть так. Надеюсь, ты предохранялся?
Виктор неопределенно пожал плечами и уселся рядом с нею на диван, задвинув злополучную пробку в угол.
- Я тоже выпил бы кофе. И бутербродов он мог бы захватить… Но он понятливый человек, пока не подадим знак, не придет…
- А ты знаешь… - Аня положила подбородок на его плечо. – У меня для тебя небольшой сюрприз! На мне съедобные трусики! Если хочешь, можешь их съесть.
Виктор почувствовал, что настала очередь удивляться ему.
- Снять с тебя и съесть? – переспросил он. – Ты лучше принесла бы их в коробке.
- Трусики из коробки безвкусные. А при температуре человеческого тела они приобретают приятный вишневый вкус. Их нужно есть, как говорят, свежее приготовленными. С пылу, с жару. Представь, ты в порыве страсти срываешь их с меня и тут же съедаешь!
Виктор приподнял край ее халатика, внимательно осмотрел ее белоснежные трусики и отрицательно покачал головой.
- Красиво, но не хочу. Ты лучше угости ими Альберта Львовича. – А на второе можешь предложить ему свой бюстгальтер.
- Как хочешь. Я своими трусами не разбрасываюсь, как некоторые. А бюстгальтер у меня обычный, несъедобный… А что касается Альберта Львовича… С ним, дружочек, ничего не выйдет. Он не станет перекусывать женскими трусиками. Даже съедобными.
- Но ведь у вас с ним…
Аня усмехнулась и намотала на палец прядь парика Виктора.
- Это ты, милый, так думаешь. А я полагаю, что роман скорее возможен у него с тобой, чем у меня с ним.
- Что за глупость? – Виктор освободил от ее пальца свой парик и посмотрел на нее с недоумением. – Какой может быть роман между двумя мужчинами? Тем более что теперь я его сын? Или дочь… Ведь он пригласил тебя на конкурс и гарантировал приз…
- Это, дорогой мой, ни о чем не говорит. У него на ногтях маникюр. Женский маникюр!
- При чем здесь маникюр? На что ты намекаешь?
- А вот на то…
- На это самое?
- Вот именно!
- Не может быть! – Виктор взял ее за плечи и повернул к себе. Она смотрела ему в глаза доверчивым, прямо–таки собачьим, не способным обманывать взглядом. - Альберт Львович – голубой? Не верю!
Аня высунула кончик языка, облизала им губы и понимающе подмигнула Виктору.
- Ты совсем как театральный режиссер Станиславский. Кроме «Не верю!», ничего не можешь сказать. Именно в этом и состоит, наверное, ваша с ним театральная система.
Было очевидно, что Аня не лгала. Собираясь соврать, она отводила взгляд. Сейчас она смотрела прямо и открыто.
- Но зачем тогда ты на конкурсе? – недоумевая, спросил Виктор.
- Не знаю.
- Не знаешь или не хочешь сказать?
- Не знаю! Если ты дочь Альберта Львовича, я – дочь Сократа! Как и папа, я знаю только то, что я ничего не знаю.
- Нет, кое-что ты знаешь…
- Мне нужно первое место и новая работа! Ничего другого я не знаю! Клянусь тебе!
Виктор отпустил ее плечи и откинулся на спинку дивана.
- Ты, наверное, догадываешься, зачем я участвую в конкурсе… - сказал он грустно.
- Раньше я думала, что знаю, в каких ситуациях девушка снимает трусы и бросает их, где попало. Но я ошибалась! Не предполагала, что она может снимать их для таких похабных целей! Ты хочешь выйти на сцену, поднять подол своего целомудренного монашеского одеяния и показать всему залу… А потом и жюри свои… свои, боязно сказать, что! Свои гениталии! У меня волосы встают дыбом! Скажу тебе прямо – монашки так не поступают!
Виктор в сердцах ударил себя кулаком по колену.
- Догадалась! А все этот Олег! Сними, говорит, трусы заранее, на сцене запутаешься в этих женских причиндалах…
Аня постучала острым ногтем по его лбу и с упреком выговорила:
- В заговорщиков играем! Какая наивность! Да просто глупость! Как только я увидела тебя на сцене, я начала догадываться о вашем коварном замысле. Но надеялась, что ты провалишься в первом же туре. Кто мог подумать, что у тебя такие скрытые актерские данные? А чего стоят члены жюри? Боксер, он, конечно, и на конкурсе красоты остается боксером. Актриса – шкаф на коротких ножках. Для нее настоящие девушки начинаются с пятьдесят четвертого размера одежды. Но писатель, инженер человеческих душ… Не отличает мужчину от женщины!
- Он влюблен, - робко вмешался Виктор. – В собственную жену. Это редкий случай. Такие вещи надо уважать…
- Любовь слепа, ты прав… Тем более жена – молодая, а писатель – не очень. Он, пожалуй, так толком и не видел ни одной участницы конкурса. Все ждал свою красавицу. А когда она появилась на сцене, даже привскочил и не садился до конца ее прохода… Два бизнесмена, сидящие в жюри, по – моему, делят всех женщин на тех, которые для сцены, и тех, которые для души. Такие, как я, хрупкие и изящные, - для зрителей, а вот такие здоровенные, как ты, - это для себя…
Слушая ее, Виктор ерзал на диване, и, наконец, не выдержал и заметил:
- Ты умаляешь мои достоинства! Жюри слепое, конкурентки слабые… А я разве не старался? Меня учила опытная помощница! У нее незаконченное театральное образование!… И другие яркие данные… Как у педагога, конечно…
Аня внимательно посмотрела на него, дождалась пока он потупился и похлопала его ладонью между ног.
- Ну вот, еще одна любовница! Я так и знала!
- Нет, она учила меня за плату… Я ее нанимал, - вяло возразил Виктор.
- На какие шиши? – без особого ехидства спросила Аня. – Не на те ли, что у тебя остались, когда я отказалась в парке от мороженого? Не ври уж. У тебя это плохо получается…
- Чем всяких «б…» считать трудиться, не лучше ль на себя оборотиться?» - ляпнул Виктор, но оказалось совершенно невпопад.
- Господи, дедушка Крылов! – воскликнула Аня и всплеснула руками. – Моська лает на слона! Обезьяна примеряет очки! Волк попал на псарню и огрызается! Как тебе не стыдно! – Она крепко взяла в кулак платье на груди Вика и начала трясти его. – Я вытряхну тебя из этой овечьей шкуры! И оторву искусственные титьки и резиновые накладки на заду! Твою любимую затычку вобью тебе не сзади, а спереди! В твой нагло врущий рот! Ты развлекался… Но я–то тебе не изменяла! Ни разу!
Виктор оторвал ее руки от своего платья, поцеловал ее в ладошку и сокрушенно покачал головой.
- Извини, я не прав…
Некоторое время прошло в молчании. Потом Аня огорченно вздохнула и встряхнула головой, слово приняла нелегкое решение. Когда она заговорила, в ее голосе звучали усталость и отчуждение.
- Секс в неожиданных местах и в неординарных ситуациях… Это тебя очень зажигает. Начитался индийской «Камасутры», и теперь кама - с утра, но по–русски, где–то на грязной лестнице или в гардеробе, а сутра - по вечерам, у телеграфного столба или у дерева… А дальше пойдут «золотой дождь», клизмы и полный набор всего того, чего требует служение собственному пенису… Раньше ты любил традиционный скромный секс на природе. Как быстро меняются люди! Я вынуждена буду изменяться вместе с тобой… Ты – красивый, ты – сильный, ты – умный, ты – добрый. И все это, кроме многого другого, открыл в себе ты. Девушки не способны устоять перед тобой…
Виктор слушал ее с напряженным вниманием, не понимая, к чему она клонит.
- Но есть одна, которая положит конец твоей самоуверенности и твоему бесконечному самолюбованию. Это я. И действовать я буду прямо и просто. Ты изменяешь мне, я буду изменять тебе. И не стану шкодить тайком, как это делаешь ты, а изменять в открытую. Если хочешь, вероломно! На каждое свидание с тобой я буду подъезжать на шикарной машине моего нового поклонника. Буду знакомить тебя с ним, если ты не станешь возражать. А потом мы с тобой…
- Нет, ни за что! – вырвалось у Виктора.
- Хорошо, на заднем сидении его машины мы не будем… Я знаю, ты этого не любишь. Тем более при любопытном наблюдателе мы не будем чувствовать себя раскрепощенно… Мы с тобой будем гулять. Возьмемся за руки, как восьмиклассники, и полчаса походим по улице. Потом я укачу, а ты будешь гулять в одиночестве на свежем воздухе и вспоминать меня…
Виктор побледнел от обиды и злости. На его лбу выступил пот, заметный даже сквозь пудру. Начавшие дрожать руки он сцепил вместе у себя на коленях.
- Это…это будет садизм! – наконец выдохнул он.
- Может быть, - спокойно согласилась Аня. – То, что ты делаешь со мной, - это не садизм. Это – подвиги во имя любви. А если я причиню тебе боль, это будет садизм. – Она минуту помолчала, а потом добавила с улыбкой: - А знаешь, когда я стану, как ты говоришь, садисткой, у тебя будет один выход – сделаться мазохистом. Иначе ты не будешь получать наслаждение от встреч со мной. Вспомни старую историю. Мазохист со слезами на глазах просит садиста: «Укуси меня!». А садист обливается слезами, но отвечает: «Нет, не укушу!» И оба испытывают огромное удовольствие… Вик, что с тобой! Лицо у тебя, как черный квадрат Малевича!
У Виктора по коже живота вдруг забегали мурашки, словно на нее плеснули холодной водой.
- Я не позволю издеваться над собой… - пробормотал он, и Аня увидела, что губы плохо слушаются его. – Ты можешь заниматься сексом с кем хочешь! Если это, конечно, я! Иначе я расстанусь с тобой!
- Ради бога! – как можно равнодушнее сказала Аня, хотя ей было очень жалко его.
- Не сразу…через некоторое время…
- А вот это уже не выйдет! – в ее голосе появилась твердость. – Или ты сделаешь то, что я скажу, или из моего любовника превратишься в друга моей семьи… Моих новых, часто меняющихся семей… Если это тебя не устраивает, мы расстанемся уже сейчас. Решай.
Виктор был словно в ступоре, его губы беззвучно шевелились. Аня снова, до слез пожалела его.
- Вик, ты меня любишь? – спросила она вкрадчиво.
- Да.
- Крепко любишь?
- Очень крепко.
- И сделаешь ради этой любви все, что угодно?
- На что ты намекаешь? – спросил он сдавленным голосом.
Она положила свои ладони на его крепко сжатые руки.
- Знаешь, милый… Для ослов и любящих людей трава пахнет по–разному. Для обычных людей и влюбленных этот конкурс очень разный. Я хочу, чтобы ты не срывал конкурс. Атмосфера в зале уже накалена, достаточно маленькой искры, чтобы все полетело вверх тормашками… Пройдись последний раз по сцене. Сделай это ради меня…
Виктор помолчал и выдавил:
- Ты должна быть со мной!
- Какой ты смешной! – Аня встала и подняла за руки его. – Если сделаешь, буду! Боюсь, что мы уже опаздываем…
- Где Олег запропастился? Хоть бы воды принес. В горле пересохло…
Аня подняла Виктора с дивана и радостно закружила его вокруг себя.
- Не нужна тебе вода! Тебе не придется говорить. Маленький проход по сцене! Только не дрыгай ногами, не забрасывай платье на спину и не крути задом, как это ты делал.
- Как я могу показать зад! Я еще без трусов!
Виктор бросился к дивану, схватил трусы и стал натягивать их на себя. В этот момент раздался настойчивый стук. Ковыляя, Виктор бросился к двери, открыл ее и в комнату вошел Олег.
- Вы обалдели! Уже зовут на сцену! – Олег внимательно посмотрел на Виктора, поправляющего трусы и многозначительно сказал: - Теперь понятно, чем вы тут занимались. А я то думал… Хотел дать вам побольше времени для важных дел…
Аня порывисто обняла Олега, наспех поцеловала его и убежала. Он сел на диван, скептически осмотрел Виктора, держащего в руках пояс с пристегнутыми к нему чулками.
- Зря я ушел. – Олег говорил сокрушенно. - Тылы остались беззащитными. Пропустил сражение при Аустерлице. Какая диспозиция была намечена! Помнишь, как Толстой это дело описывает? «Эрсте колонне марширт, цвайте колонне марширт, дритте колонне маршит!» Все пошло насмарку… Да брось ты этот свой чертов пояс! Тебе с ним не справиться, у тебя руки дрожат! Еще бы, такое поражение! Пора скрываться бегством! Так поступают настоящие, мужественные солдаты в случае сокрушительного разгрома...
Виктор засунул пояс обратно в ящик стола. Потом подошел к Олегу, порылся под ним, достал резиновую пробку и спрятал ее в карман платья.
- Боялся, что изнасилует! – усмехнулся Олег. – А что, такая вполне могла бы! Только пробка и спасла тебя!
- Не говори глупостей! – огрызнулся на него Виктор. – Сейчас выступлю, завоюем приз и пойдем на банкет. Оттянемся на полную катушку!
- Но план был другой!
- Деньги нужны! – Виктор решил не оправдываться, а наступать. – Вон я тебе сколько должен! Половина призовых по праву принадлежит тебе и Аллочке. А на банкете непременно будет икра… Устрицы на горке льда, стейки из лососины… И всякое другое…
- Говорил тебе, ноги надо брить! Как ты поднимешь подол с такими волосатыми ногами?
- Аня меня научила.
- Ах, вместо того, чтобы заняться полезным для продолжения человеческого рода делом, вы репетицию здесь проводили? Знал бы, не ушел. А на банкет меня не пригласят. Я не участник конкурса и тем более не его победитель.
- Ты законный жених дочери председателя жюри! Кому еще быть на банкете, если не тебе? Я попрошу за тебя папу! Мне нельзя без жениха. Будут приставать, а я не смогу отказать. Хотя… теперь я уже не дочь Альберта Львовича, а его сын.
- Как это сын? – недоумению Олега, казалось, не было предела.
- Просто сын. Альберту Львовичу больше нравится, чтобы у него была не дочь, а сын. Мы этого не знали! Теперь узнали, и я спешно сделался сыном. Какая тебе разница – дочь я или сын?
Олег решительно замахал руками.
- Ну, не скажи! Раньше я был женихом дочери Альберта Львовича, а теперь я кто? Разве у его сына может быть жених?
- Может! – решительно ответил Виктор. – Вполне может, потому что Альберт Львович – голубой!
Олег вытаращил глаза от удивления.
- Повтори!
- Слышал, нечего здесь повторять. Тебе это неинтересно и неважно.
Пару секунд помолчав, Олег потер себе лоб и нерешительно возразил:
- Почему неважно? Жених сына… Звучит странно!
- Тебя это удивляет?
- Еще бы! В качестве жениха сына я на банкет не пойду! Даже если пригласят! Все будут показывать на меня пальцем! Кругом столько красавиц, а я …
- Успокойся, ничего страшного. Никто не знает, что я уже не дочь, а сын. Если сам не проболтаешься, что ты жених сына. Мало ли какая фантазия придет в голову старенькому папе. Хочу, что бы у меня была не дочь, а сын! Ну и хоти себе на здоровье. А мне даже легче быть сыном, а не дочерью, ты сам понимаешь почему. Но пока все не раскрылось, я должен быть дочерью.
Глаза Олега перестали округляться от удивления, и он обречено махнул рукой:
- Замотали вы меня со своим папочкой! То ему дочь подавай, то сына! Черт с тобой, будь ты, кем хочешь, мое дело сторона…
Виктор поднял Олега с дивана и подтолкнул к выходу.
- Какое место ты собираешься занять? – приостановился Олег.
- Хотя бы четвертое–пятое…За шестое мало платят.
- Нет, нет! – решительно возразил Олег. – Мы, мужчины! Мы всегда должны быть намбер ван!
- Но конкурс ведь женский!
- А это уже мелочи!
Глава 10
Последняя часть конкурса заняла совсем немного времени, но получилась очень зрелищной. Вначале десять девушек, попавших в финал, построились на сцене. Когда стихли аплодисменты, они прошлись змейкой друг за другом и, взявшись за руки, закружились под плавную, умиротворяющую музыку.
Пока девушки кружились в хороводе, а затем снова двигались змейкой по сцене, Альберт Львович отключил микрофон и обратился к членам жюри:
- Дорогие друзья! Пора подвести итоги. В лучших традициях таких конкурсов предлагаю начать с определения последней, или худшей, из шести призерш. Хотя слово «худшая» здесь явно не на месте. Все десять наших финалисток – красавицы!
- А за седьмое и последующие места? – робко вмешался писатель. – Может премию?
- Премий не будет, - не раздумывая, ответил Альберт Львович. – Всем, кто не получит призов, мы объявим безвалютную благодарность. Не забудьте, сорок участниц вечером будут на банкете. Я надеюсь, спонсоры их утешат. Каждый мужчина имеет право сходить «налево». Тем более, если у него есть на это деньги … Что думает наш дорогой спортивный комментатор?
Юрий Петрович сделал над столом несколько хуков, заставивших сидевшую рядом «актрису» отодвинуться, и радостно улыбнулся.
- Теплое, добротное, хорошо озонированное зрелище! Очень похоже на схватки на ринге. Та же грация и тот же накал страстей. Но здесь, на конкурсе, все возведено на фундамент упругого и прелестного женского тела…
- Это как раз и плохо! – прервала его «актриса». – Лучше бы ходили обнаженные мужики! Хотя и это было бы довольно противно…
- На вас не угодишь, - обиделся «спортивный комментатор». – Вы думаете головой, а здесь нужно рассуждать другим концом…
«Актрису» не так легко было переубедить. Она снова придвинулась к столу, чтобы видеть лица других членов жюри.
- Мне больше нравится тип цветущих, кровь с молоком крестьянок, - заявила она. – Широкие запястья, мощные щиколотки, пухлые щечки. Предлагаю первые шесть призов никому не присуждать!
- Но других призов у нас нет! – удивился «комментатор». – А если нет призов, зачем жюри?
- Не отвлекайтесь господа! – остановил их Альберт Львович. – Я тоже, быть может, хотел бы чего–то иного, более острого. Но так устроен модельный бизнес. Нет у девушки стандартных 90 – 60 – 90, значит, она не вписывается в сценарий нашего прекрасного мира и остается за кадром.
- На свалку? – мрачно спросила «актриса».
- Почему на свалку? На любителя!
- Знаем мы этих любителей! Им подавай прутики с тонкими ножками…А подлинная красота…Настоящая голубая кровь… - «Актриса» мечтательно посмотрела вдаль. – Моя прабабушка была русской аристократкой. Я по крови – княгиня!
- Ну и что? – прервал ее «комментатор», которому она так и не дала высказаться. – Мой дедушка тоже был граф!
- Козел он был, а не граф! Это я вам как княгиня говорю!
- А я, как граф, сейчас такое скажу…
- Господа, господа! – Альберт Львович поднял руки. – Леди и джентльмены, княгини, графины и графья! У нас всего десять минут! Нельзя же заставлять девушек бесконечно ходить по сцене.
На помощь председателю жюри пришел Борис Михайлович.
- Взгляните на нашу монашку! – он указал рукой на рыжеволосую монашку, платье которой все время распахивалось сзади, показывая белые полупрозрачные трусы и крепкие волосатые ноги. – Всем монашкам монашка! Узнать бы, в каком она монастыре, ушел бы туда матушкой–настоятельницей! Я за то, чтобы монашке дать первое место! Господин писатель, вы, как человек верующий, меня, конечно, поддержите? Могу я на вас положиться!
- Я не женщина, чтобы на мне лежать! – Раздраженный тем, что его жена не попала в финал, писатель склонялся к мнению «актрисы»: никому никаких премий не давать. – Женщина должна быть маленькой, пухленькой и уютной. А эта, ваша так называемая монашка? Высокая, на голову выше меня. Резкие, вызывающие формы. Плечи не покаты. Грудь так и проситься на операцию. Но не на увеличение, как некоторые безвкусные женщины это делают, а на уменьшение. А эти рыжие длинные кудри! Нужно запретить женщинам быть рыжими! Это возбуждает низкие сексуальные инстинкты! Волосатые ноги тоже надо запретить! Лучше уж выбрать ту светловолосую девушку, на которую так страстно смотрит монашка. Очень страстно смотрит. Не пойму, что там у них в монастыре творится?
- Это же роль, монастырь здесь ни причем! – прервал писателя Сергей Григорьевич. - Роль темпераментной монашки. Таких монашек теперь много. То, что она крупная – это неплохо, красивой женщины должно быть много. Не в лупу же ее рассматривать?! Я так рассуждаю о женской красоте… Взял бы ее в секретарши или нет? Если взял бы, значит, хороша. Не взял бы, не достигает уровня. А рыженькую, я даже не знаю… Если б я сидел в своем кабинете один, то мог бы попить с нею вечером чайку или чего–то покрепче. Но ведь у меня ресторан, все время люди приходят! Она встанет и будет смотреть на моих коллег–бизнесменов свысока. Задавит их своей грудью! А что моя жена скажет, увидев у меня секретаршу, на две головы выше меня! Убьет, не меньше. Сначала меня, а потом и ее. А на моей могильной плите напишет: «Извращенец. Таким навсегда останется в памяти». Я весь в противоречиях … Первое место лучше отдать светленькой медсестричке. А рыженькую – на третье–четвертое место. В порядке поощрения я уже сейчас готов подписать с нею контракт. Будет три раза в неделю бесплатно ужинать в моем ресторане. Сидит, смотрит по сторонам, изредка проходится по залу. Хорошая реклама заведения. Без крайностей, конечно… А вот приз секс–бомбы ей можно дать! Я вижу в ней эротический идеал женщины, которая не может оставить равнодушным любого мужчину. Красный перчик!
- Настоящий перчик чили! – поддержал Борис Михайлович.
К столу жюри подошла девушка, собиравшая записки зрителей в зале.
- Приз зрительских симпатий выиграла медсестра. И с большим преимуществом, - доложила она. – А приз секс–бомба не определился. Вровень идут монашка и вон та девушка из ГАИ, которая носит полосатый жезл между ногами…
- А, Танечка! – Довольный Альберт Львович оглядел жюри и подытожил: - Нам не совсем удобно расходиться во мнениях со зрителями. Они молодые, им виднее. Первое место мы и отдадим нашей очаровательной медсестричке. Приз зрительских симпатий и второе место присудим представительнице нашего бдительного и бескорыстного ГАИ. Пусть его сотрудники помнят, что мы любим их не только на дороге, но и в постели. Третье место пусть будет у стюардессы, поскольку мы не только ездим на машинах, но и летаем на самолетах. Рыжая монашка занимает четвертое место…Хороша, но островата…
- Будем голосовать? – робко вмешался писатель.
- Нет, зачем эти формальности! – добродушно ответил Альберт Львович. – Мы же не на партсобрании, чтобы поднимать руки! Голосовать будем ногами! В ресторане во время танцев…
Альберт Львович поднял руку, и музыка стихла. Включив микрофон, он встал с ним и радостно, сияя улыбкой, оглядел зал.
- Дорогие друзья! Даже самые прекрасные вещи в мире имеют конец. Не всегда конец является таким большим, как хотелось бы, но он обязательно есть. Вот и наш замечательный конкурс, наше торжество молодости и красоты, наш марш во славу истины и добра подошел к концу. Наше жюри… этот божественный синклит ценителей подлинной женской красоты…собрание достойнейших людей, каждый из которых сам мог бы стать участником какого–то конкурса…Короче говоря, разрешите огласить вам решение жюри, принятое не без споров, но – в лучших наших традициях – единогласно…
Назвав шестерых победительниц конкурса, Альберт Львович отложил в сторону микрофон и принялся аплодировать. Зал поддержал его бурными аплодисментами, переходившими местами в истошные крики, свист и топот. Из–за кулис вынесли большой поднос, на котором сияли три короны. Председатель жюри вышел из–за стола, чтобы водрузить короны на головы девушек, занявших три первых места. Но, пройдясь около них, он убедился, что едва достигает им до плеча и ограничился тем, что поцеловал каждой из них ручку. Возвращаясь на свое место, он подтолкнул самого высокого из членов жюри, Михаила Борисовича. Тот с удовольствием увенчал трех призерш коронами.
Публика, основательно поаплодировав, начала покидать зал. Конкурс закончился, и он явно удался.
Свет постепенно померк, все члены жюри ушли за кулисы. За длинным столом остался один Альберт Львович. Он подпер кулаками голову и на минуту задумался. Для него это было самое начало его кропотливой и высокопрофессиональной работы. Предстояли индивидуальные беседы с теми двадцатью или тридцатью девушками, которых он бы хотел пригласить в свой филиал модельного агентства.
Когда Альберт Львович уже складывал бумаги, к нему вошла раскрасневшаяся и возбужденная девушка. Уже с порога она заявила:
- Одна из ваших шести призерш – мужчина! Я это точно знаю! У меня седьмое место, и она должна отдать свои призовые мне!
Альберт Львович усадил девушку в кресло и налил ей стакан воды.
- Может, вы ошибаетесь?
- Ха, я ошибаюсь! В одиннадцать утра мы делали с ним кое–что…
- Но это «кое-что» можно делать и с женщиной…
- Это было мужское «кое-что». Я держала его в руках, а потом … Неважно где… Как Моника у Билла. Вы меня понимаете или объяснить более популярно?
Альберт Львович прошелся по кабинету, поглаживая виски. «Бойкий парень! – подумал он о претенденте на роль его сына. – Еще день не кончился, а он уже был с двумя. Наверное, четыре раза в день – это его норма… Если окажется, что он не мой сын, можно будет пригласить его ко мне на работу…Хотя он, стервец, заставил меня поволноваться и изрядно потрепал мне нервы».
- Я случайно зашла к ним – рассказывала девушка. – В комнате молодой человек и рыжая, симпатичная, очень скромная на вид девушка. Молодой человек, его зовут Олег, тут же принялся меня обхаживать. Усадил на диван, говорит: «Моя невеста тоже участвует в конкурсе. Нам, как семейной паре, выделили отдельный номер. Но, кажется, мы зря пришли сюда? Разве можно состязаться с такой красавицей, как вы! Какие у вас данные! Какие губки! Они требуют самых дорогих украшений! Позвольте проверить ваши формы!» Я посмотрела на него удивленно и отвечаю: «Постыдились бы, Олег! Как можно при собственной невесте?». Она меня поддержала. «Хороший жених, - говорит, - приносит прелестной гостье кофе, а не ощупывает ее в присутствии любимой и единственной невесты». Олег смутился, в сердцах сказал: «Ну и черт с вами!» и ушел за кофе. А невеста подошла ко мне и раз – рукою меня за грудь! «Прекрасно! – говорит. – Если и внизу порядок, успех гарантирован!» И раз – другою рукою мне под платье! Я наклонилась к ней и чувствую – щекою упираюсь во что–то твердое. Потрогала рукой – мужчина! А он смеётся. «Это, - говорит, - мы с моим другом так шутим! Я играю роль невесты, а он жениха. А потом наоборот». Здесь мне уже ничего не оставалось... Повозились мы минут пять, а потом все и произошло…
Альберт Львович не мог придумать, как выпутаться из этой деликатной ситуации, бросающей тень на конкурс.
- Все–таки вы ошибаетесь… - тянул он время. - Как эта юная леди могла оказаться мужчиной? Вы, я полагаю, не совсем хорошо знаете мужчин…
- Ха, я не знаю мужчин! – Девушка посмотрела на него высокомерно. – Вам бы знать их так, как я их знаю! Мне еще нет двадцати, а я уже два раза была беременна. И сейчас жду малыша…
- Но вот в Америке одна кинозвезда, говорят, лесбиянка, все время беременна…
- У нас не заграница! Здесь от святого духа не беременеют! Если женщина ждет ребенка, у нас говорят не «Шерше женщину!», как во Франции, а «Шерше мужчину!»
Стало понятно, что девушку не переубедить, и нужно искать компромисс.
- Не согласились бы вы за шестьсот долларов… - начал Альберт Львович.
Девушка осмотрела его сверху вниз, потом снизу вверх, сделала кислую мину, но сказала:
- Согласилась бы.
- Я имею в виду…
- Платите и имейте, что хотите. Но только за шестьсот!
- Нет, речь о призовых! Понимаете, юная леди, если бы мы исключили из конкурса этого нашего трансвестита, вы переместились бы на шестое место и получили приз в пятьсот долларов. Но конкурс уже закончился, переиграть что–то трудно… Я хочу без всяких формальностей вручить вам честно завоеванные призовые и маленькую компенсацию за моральный ущерб.
- Ах, вон оно что! – Девушка еще раз довольно критично осмотрела Альберта Львовича и ответила: - Разумеется, я согласна.
- Но это будет нашей тайной! – Он вынул бумажник и вручил ей шесть зеленых купюр.
- Если бы что–то было у меня с вами, это имело бы смысл держать в секрете, - усмехнулась девушка. – А так… Какая это тайна! Но раз вы просите, пусть это будет наш с вами маленький секрет.
Альберт Львович проводил ее до двери и на прощание поцеловал руку.
- Призерше полагается поцелуй председателя жюри! – улыбнулся он. – Надеюсь на дальнейшее сотрудничество. В ближайшие дни я позвоню вам…
- Сексуал херрасмент? Сексуальное домогательство? – довольно улыбнулась в ответ девушка. – Если вам позволяют финансы, звоните… домогайтесь…
- Нет, нет! Не сексуальное домогательство! Хотя, если откровенно, что–то вроде этого…
Проводив девушку, Альберт Львович пару минут посидел за столом в задумчивости. «Милые, небесные создания… - вспомнил он Танечку и только что ушедшую девушку, имя которой он забыл спросить. – Обаятельные, очаровательные, готовые поддержать ближнего и всегда настроенные на компромисс… Вот оно племя молодое, незнакомое… С ним приятно работать. Жалко только, что на нас, старичков, они смотрят свысока».
Потом мысли Альберта Львовича вернулись к неожиданно появившемуся сыну: «А сын хорош, ничего не скажешь! Вот что бывает, когда ребенок растет без отца… Нужно немедленно заняться его воспитанием. Сделать из него настоящего мужчину… Решительного, властного… Натурала, само собой. Но без грубости! И, конечно, без мата!»
Неожиданно из-за кулис появилась Анна, толкающая перед собой Виктора, все еще одетого в платье монашки. Альберт Львовичу поднялся им навстречу и с напускной радостью сказал:
- А, наши призеры!
- Альберт Львович! – возбужденно сказала Анна. - Он мошенник!
Альберт Львович мягко поправил ее, как если бы ничего не знал:
- Не он, а она, милая Аня. Это ведь, если я не ошибаюсь, наша дорогая Виктория…
- Нет, именно «он», - повторила Анна. - Потому что это – мужчина!
Альберт Львович сделал удивленное лицо.
- Не может быть! Вы, Анечка, наверно, ошибаетесь!
- Как я могу ошибаться? – искренне удивилась Аня. - Я уже полгода сплю с ним, и мы собираемся пожениться!
Альберт Львович гнул, однако, свою линию, хотя не мог понять, зачем он это делает.
- Вообще-то, спать можно и с женщиной, - высказал он предположение. - Некоторым это даже нравится. Я смотрел недавно одну пьесу, так там симпатичный белый мужчина двадцать лет спал с китаянкой и очень любил ее. Но, в конце концов, она оказалась мужчиной! Да к тому же китайским шпионом! Вот как можно ошибаться!
Анна сжала в кулаке платье Виктора между его ног.
- Потрогайте, Альберт Львович!
Альберт Львович поднял руки и изобразил крайнее смущение.
- Что вы, что вы! Взять женщину за это место! Что она может подумать?
- А вы знаете, что этот мошенник без трусов? – продолжала Аня. - Хотите, я вам покажу, что у него под платьем? – Она нагнулась и начала поднимать подол платья Виктора.
Альберт Львович тут же замахал руками.
- Нет, нет! Слишком острые впечатления! Верю вам на слово! Но почему этот симпатичный молодой человек ходит без нижнего белья? И в женском платье?
Анна, явно довольная тем, что ей удалось, наконец, убедить Альберта Львовича, с ехидством сказала:
- Он хотел сорвать конкурс! В последнем туре он собирался выйти на сцену, заявить, что он мужчина, поднять подол и показать зрителям свои… страшно сказать… свои гениталии!
Альберт Львович казался растерянным.
- Что вы говорите! Но монашки так не поступают! – воскликнул он и в его голосе прозвучало даже возмущение. - Хотя монашек я плохо знаю…
Довольная Анна подвела итог:
- Зал взревел бы, полез на сцену, и конкурс был бы сорван.
- Да, это была бы катастрофа, - тут же согласился с нею Альберт Львович. - А там, у него действительно есть… что показывать?
Аня усмехнулась.
- Поверьте мне еще раз на слово, Альберт Львович, и было, и есть.
- Тем хуже для конкурса… - сокрушался Альберт Львович, но уже больше для приличия. - Я понимаю, был бы это конкурс на… мужские достоинства… Там показывай, сколько угодно. А на женском конкурсе – нет, не поймут. Как вам, Аня, удалось отговорить его от этого опрометчивого шага?
- Я сказала, - улыбнулась Анна, - что если он сорвет конкурс, я буду изменять ему.
- Сейчас вы ему не изменяете? – спросил как бы из вежливости Альберт Львович.
Аня помялась, а потом негромко ответила:
- Почти что нет... Но стала бы изменять регулярно, - с новой энергией заявила она. - На каждое свидание с ним я приезжала бы на шикарной машине с новым своим любовником. И мы с Виктором вынуждены были бы делать все на заднем сидении этой машины. В присутствии постороннего человека!
Альберт Львович притворно всплеснул руками.
- Это так жестоко! Анна, милый друг, пожалейте этого симпатичного юношу! По-моему, он уже раскаялся…
- Если бы я стала мягче, мы гуляли бы с Виктором по улице, взявшись за руки, а мой любовник, не спеша, ехал бы за мною на своей машине.
- Это тоже… немилосердно, - заметил Альберт Львович.
Наконец Виктор, удрученно молчавший до этого времени, обрел дар голоса.
- Альберт Львович! Я, конечно, обманщик. Но я тысячу раз готов целовать это прекрасное личико! – Виктор обнял Аню и крепко прижал ее к себе. - Я хочу, чтобы она всегда была со мной. Я люблю ее. Но если она уйдет в модельный бизнес, у нас все пойдет прахом…
- Она уже ушла, - равнодушно ответил Альберт Львович. - У нее диплом манекенщицы.
- Она исчезнет из моей жизни! – воскликнул Виктор. - Я виноват, но вы, пожалуйста, простите меня. Все это сделала любовь!
Альберт Львович подошел к Виктору и обнял его за плечи.
- Любовь, говоришь? А не фантазия?
Смутившийся Виктор на секунду задумался.
- У меня до Ани было много фантазий. Очень много… Но на этот раз – закончил он уверенно, - определенно любовь.
Альберт Львович стал прохаживаться по сцене.
- Если любовь, это серьезно… - нравоучительно заметил он и неожиданно добавил: - Тем более любовь к женщине. Я сам десятки раз был влюблен… В молодости у меня была даже одна женщина… Зубной врач… Я ее помню до сих пор…
- У вас прекрасные зубы, Альберт Львович! – попыталась сделать ему комплимент Аня, но он только досадливо отмахнулся.
- Эти зубы я вставил в Германии, гораздо позднее. Когда я был влюблен, у меня были еще свои зубы. И однажды мы … - Альберт Львович какое-то время подбирал подходящие слова, - вступили в интимную связь… Что из этого вышло, я расскажу как-нибудь при случае… Если это будет интересно… Но сейчас я не пойму, что вы, друзья, хотите! Конкурс завершен. Оба вы приняты в штат модельного агентства. Какие могут быть проблемы?
Аня забеспокоилась.
- Как только обнаружится, что Виктория – мужчина, ее тут же выгонят из агентства.
- Само собой! – тут же согласился с нею Альберт Львович, хотя прекрасно знал, что в штате модельного агентства числятся не только девушки, но и юноши.
Анна растерянно и с надеждой посмотрела на него.
- Но я хочу, чтобы Виктор работал вместе со мною... Поэтому сама раскрываю его тайну.
Альберт Львович заговорил задумчиво.
- Да, это была глубокая тайна, покрытая мраком. Однако все всплыло бы наружу в первую же рабочую ночь… Хотя, о чем это я… Можно ли принять в агентство вместо Виктории Виктора? Здесь нужно хорошенько подумать. Вы замечаете, Анна, какой у него дурной вкус? Взгляните на эту монашку! На лице – сантиметр пудры, брови – как на картине Сальвадора Дали! А губы… губы… Какой идиот их ему нарисовал?!
- Но я призер конкурса красоты! – попытался возразить Виктор.
- Женского конкурса! – усмехнулся Альберт Львович и развел руками.
- Какая разница?! – с ноткой возмущения спросил Виктор.
Его тут же поддержала Аня:
- Действительно, какая разница?
Альберт Львович заговорил примирительным голосом:
- Успокойтесь, друзья. Я поразмышляю над вашей идеей. В модельном агентстве работают не только женщины, но и мужчины. Обычная работа для обычных молодых людей… Но над будущим нашей милой Виктории… виноват, нашего дорогого Виктора придется задуматься… Здесь много разных обстоятельств. Проблема еще в том, что его нужно воспитывать и воспитывать!
- Когда обнимаешь такого ежа, как Виктор, любовь действительно становится сущей мукой, - охотно согласилась с ним Аня. - Но, Альберт Львович, его можно сделать мягче!
- Плюшевым, что ли? – с иронией спросил Альберт Львович.
- Почти что, - уверенно сказала Аня.
- Будем думать… - произнес неопределенно Альберт Львович, давая понять, что разговор на эту тему окончен.
Аня искренне попросила:
- Думайте, пожалуйста, в нашу сторону!
Однако у Альберта Львовича были какие-то свои соображения, которые он не спешил раскрывать.
- Я буду думать в ту сторону, - многозначительно сказал он, - в которую подует ветер. А пока попрощаемся, друзья. Приступайте к своей новой работе!
Альберт Львович поцеловал руку Ане, обнял Виктора и ушел за кулисы. Аня и Виктор некоторое время стояли, обнявшись, а затем разошлись в противоположные стороны, не сказав ни слова друг другу.
Часть 3
ПОЛОСА НЕОПРЕДЕЛЕННОСТИ
Глава 1
Через день после окончания конкурса Альберт Львович был уже у своего шефа.
Юрий Петрович, говоривший по телефону, быстро свернул разговор и положил телефонную трубку.
- Здравствуй! – поднялся он навстречу Альберту Львовичу пожал ему руку и даже обнял его другой рукой. - Как самочувствие после банкета? – весело спросил он. - Столько красивых женщин, глаза разбегались! Хотя, что тебе? Чем больше женщин, тем ты холоднее и равнодушнее… Неплохо мы провели конкурс. Твои постоянные клиенты отменно сыграли роли членов жюри! Особенно хорош был Борис Михайлович! Разорился на бесплатную раздачу презервативов! Но презервативы в автоматах оказались американскими. Я на всякий случай запасся…
– Отечественных достать не удалось, - сказал, оправдываясь, Альберт Львович и, не дожидаясь приглашения, уселся в кресло. - У нас ведь секса нет, зачем нам презервативы? А члены жюри действительно старались. Для себя ведь выбирали! И ты, Юрий Петрович, был очень неплох в роли бывшего боксера!
- Тренировался когда-то в тюремной самодеятельности, - скромно, не выпячивая свою персону, сказал Юрий Петрович. И тут же спросил: - А эта актриса, колоритная баба? Матерком все время что-то бубнила мне на ухо…
Альберт Львович рассмеялся.
- Никакая она ни актриса! Это – жена Сергея Григорьевича!
Юрий Петрович удивился.
- Зачем она приперлась?
- Боится за мужа, - пояснил Альберт Львович. - Знаешь, насмотрится он на красивых девочек, набанкетируется с ними и убежит с какой-нибудь из них от своей старой коровы. Плакали тогда ее денежки! Задача жены, - добавил он нравоучительно, – довести стареющего мужа до сексуальной пенсии целым и невредимым. Поставить его в стойло, а потом уже самой наверстывать упущенное.
- Понятно, - согласился Юрий Петрович и покрутил головой. Было видно, что психология стареющей жены, боящейся потерять богатого, но легкомысленного мужа, была для него новинкой. - Но хоть писатель настоящий был?
- А черт его знает! - откровенно ответил Альберт Львович. - Подарил мне какую-то книжку. Но на книжке не его фамилия. Уверял, что написал ее под псевдонимом, чтобы укрыться от злобных критиков. Попросил за сидение в жюри всего пятьсот долларов. И еще приз для своей беременной жены. Но насчет приза я ему ответил: как выйдет!
Юрий Петрович с усмешкой посмотрел на собеседника и спросил, как бы между прочим:
- У тебя, говорят, сын обнаружился?
- Предполагаемый сын, - уточнил Альберт Львович и добавил, как если бы извинялся: - Была у меня все-таки одна женщина…
Юрий Петрович с интересом посмотрел на него, но тут же попросил подробнее рассказать о конкурсе.
Пока Альберт Львович рассказывал о деталях конкурса, Юрий Петрович, чем-то заметно возбужденный, расхаживал по кабинету. Сообщение Альберта Львовича слушал не очень внимательно.
- Финансовый отчет оставь, проверим, - распорядился он. – Все остальное беллетристика. Вручи новым манекенщицам удостоверения своего модельного агентства, дай какие-нибудь расплывчатые рекомендации. Подчеркни, что никакой зарплаты в агентстве не полагается. Волка ноги кормят. Пусть записываются в другие модельные агентства, ходят на кастинги, выступают на подиумах, если повезет. Дай возможность девушкам созреть. Пусть поймут, что звание манекенщицы только звучит гордо. Денег оно почти не приносит. Намекни также, что модель – не просто красивая вешалка для одежды, а молодая, привлекающая мужчин женщина. Она вполне способна зарабатывать много, но только при твоей поддержке. Как именно зарабатывать, пока не объясняй. Через неделю–другую сами поймут. Дай девушкам адреса московских эротических журналов. Полезно на собственном опыте убедиться, какое это барахло. Разбуди нашего дорогого кинорежиссера Грымова, что–то затянулся у него творческий застой. Пусть снимет несколько порнографических фильмов с твоими красавицами. Если, разумеется, они сами согласятся на это. А откажутся, будет еще лучше. Мечты о карьере в кино многим туманят голову. Когда начнем снимать жесткое порно, туман скорее рассеется… Когда головы у девочек просветлятся, объясни им, что такое русский сексуальный рэкет, осмысленный и беспощадный. Сами поймут, что у тебя – райское место. Действуй, не торопясь…
Альберт Львович, с неохотой слушавший шефа, наконец, не выдержал и вставил реплику:
- Все это есть в плане моей работы! Он у тебя на столе…
- У меня на столе должен остаться только финансовый отчет. Через час его зашифруют, и он уйдет по назначению. Проверять финансы будем не мы с тобой, а профессионалы. – Юрий Петрович бросил взгляд на руку своего подчиненного. – Вижу, у тебя новые золотые часы… Какая фирма?
- Швейцарская, «Омега». - Альберт Львович смутился, спрятал часы под обшлаг рубашки и пожалел, что явился в этих часах. – Всего пара тысяч долларов…
- Врешь, - спокойно обрезал его Юрий Петрович. – Десять–пятнадцать тысяч. Вот пусть бухгалтеры и поищут эту сумму в твоем финансовом отчете… А что касается твоего плана…Я на него взглянул. Теперь забирай его и можешь засунуть его в… - он остановился, поулыбался и добавил: - Нет, это будет ненадежно… Забери план и, как только вернешься к себе, сожги его, а пепел съешь. Так делают все настоящие разведчики. Учись у них, раз неважно учишься у меня.
Альберт Львович поднялся с кресла, прошел к столу шефа и забрал свои бумаги, кроме странички финансового отчета. Шеф предполагает, что в отчете много вранья, но о том, что весь отчет – чистая липа, он, разумеется, не догадывается. С большим удовольствием Альберт Львович оставил бы для изучения свои размашистые планы, чем этот листочек отчета, написанный его мелким почерком.
- Через пару недель твои красавицы поймут, что быть манекенщицей – не сахар, тогда и начинай разъяснительную работу. Все модельные агентства добывают основные деньги за счет сексуальных услуг. Может, за рубежом дело обстоит иначе, не знаю. Но очень сомневаюсь. Десяток самых известных топ-моделей живет за счет пятиминутных прогулок по подиуму и рекламы. А основная масса манекенщиц – это, как и у нас, представительницы самой древней в мире профессии. Подиумы и съемки – только антураж. Они нужны, чтобы сделать из красивой женщины дорогую сексуальную штучку…
«Букву «а» уже прошел…- думал Альберт Львович, слушая общие рассуждения шефа. – Приступил к «б». А может, к букве «к»? Не обязан же он идти по алфавиту! Умнеет прямо на глазах…»
- Сколько девушек ты собираешься принять на работу в модельное агентство? – прервал его размышления Юрий Петрович.
- Двадцать – двадцать пять.
- Мало. Набирай сорок–пятьдесят. Обстоятельства изменились, будем расширять работу. Когда вручаешь девушкам удостоверения манекенщиц?
- Через три дня. Денежные призы первым шести уже вручил. Пришлось пойти даже на дополнительные траты… - Под недоуменным взглядом шефа Альберт Львович пояснил: - Трансвестит один затесался. Всех провел, занял призовое место. А девушка, оказавшаяся на седьмом месте, его раскусила и хотела устроить скандал. Пришлось и ей присудить шестое место и выплатить приз.
Юрий Петрович смотрел недоверчиво и широко ухмылялся.
- Девушка, значит, разобралась, а ты не догадался, что перед тобой мужик в юбке? Прямо сказка братьев Гримм! Но я даже в хорошие сказки не верю. Твой сын, что ли, этот трансвестит?
Альберт Львович пожалел, что затронул эту болезненную тему. И в финансовом отчете не следовало упоминать жалкие шестьсот долларов, потраченные на дополнительный приз.
- Предполагаемый сын. Через две недели станет ясно, сын он или шарлатан. А девушка догадалась, что перед нею переодетый мужчина, когда вступила с ним в интимную связь…
- Ах, вон оно что! – Юрий Петрович довольно рассмеялся. – Как еще узнаешь, мужчина перед тобой или нет! Но, ты Альберт, хорош! Совсем не занимаешься воспитанием единственного сына. Ходит он у тебя почему–то в женском платье. Участвует в конкурсе красавиц. Да еще и имеет некоторых из них. Что выйдет из такого ребенка?
- Гомосексуалист не выйдет, - угрюмо ответил Альберт Львович.
- Ну, что не самое страшное, - засмеялся Юрий Петрович. - Натуралом тоже можно жить. Хотя, я тебя понимаю, удовольствие от жизни не то. Это ясно. Активный у тебя мальчик. Если окажется, что не твой сын, принимай его к себе на работу. Потом, может, усыновишь его, если захочешь…
Такое направление разговора Альберту Львовичу не понравилось, и он поспешил сменить его.
- С удостоверениями, боюсь, будут проблемы. Нужна подпись и печать президента нашего модельного агентства.
- Проблем не будет. Скоро поймешь почему, - спокойно заметил шеф и снова пустился в общие рассуждения: - Вручение проведи в торжественной обстановке. Тебе, как вручанту, нужно выглядеть энергичным и оптимистичным. Получантки должны волноваться и думать, что начинается новая, полная радости и блеска жизнь. Чем большим будет душевный подъем получанток, тем острее уже через две–три недели окажется их разочарование. Тому, кто высоко взлетает в своих радужных мечтах, особенно неприятно падать в вонючую грязь модельного бизнеса. Когда ты будешь позднее беседовать со своими манекенщицами и приглашать их к себе на работу, каждая из них должна воспринимать твое предложение как спасательный круг. Разговоры с девушками обставь солидно, выбери хорошие рестораны. Денег тебе на это, как понимаешь, я не дам. Расплатишься из своих. Вон, какие у тебя шикарные часы! Если возникнут финансовые затруднения, советую продать их.
Шеф остановился, размышляя, не упустил ли он какое–то ценное указание. Альберту Львовичу все эти указания казались банальными, и он перебил мысль шефа, намереваясь сделать ему комплимент.
- Ты бы женился, Юрий Петрович! Крепкий, здоровый мужчина… А девушки у меня есть просто чудо! Свадьбу сыграли бы…
Шеф посмотрел на него с недоумением, словно не понимал, о чем идет речь.
- Здоровый мужчина… - машинально повторил он. – Клиническая форма суперздоровья, не иначе… А свадьба – это хорошо. Очень хорошо. Лучше свадьбы только развод!
- Ну, уж сразу и развод!
- А как ты думаешь? Если вообще думаешь, давая такие советы. Был бы я женат… Представь, сидим мы с тобой в шикарном ресторане. Я с красивой любовницей, ты, если хочешь, с самым дорогим своим любовником. Спрашиваешь, ты меня, хорошо ли мы проводим время. Догадайся, что ответил бы я? Сказал бы, что не знаю. Все зависит от того, хорошо ли сейчас проводит время моя жена! В каком она ресторане и с кем! Тебя со временем могут посадить. Это ясно. А меня? Тоже могут, а если буду женат, обязательно посадят. Это конец семье. Жена моментально подает на развод. Дальше – спешная распродажа имущества.
- Разве оно у тебя есть? – ляпнул Альберт Львович и тут же выругал себя за такой необдуманный вопрос.
Шеф погрозил ему пальцем, но ответил:
- Мелочь. Квартиры, машины, дачи… Не в них счастье. Проблема в том, что если женюсь, уже через полгода меня посадят. Молодая жена в этом поможет. К тому времени у нее уже появится такой же молодой любовник. Будет с кем обдумать варианты. Расплатятся моими деньгами и отправят меня подальше, чтоб посидел подольше. А потом он ее обдерет до нитки. Представляешь, с каким настроением я буду сидеть и наблюдать как моя бывшая жена постепенно становиться такой же нищей, какой была до свадьбы? Таким советникам, как ты, в одну камеру со мной тогда лучше не попадать.
- Пессимист ты, однако, - только и оставалось сказать Альберту Львовичу.
Шеф посмотрел на него с усмешкой.
- Твое счастье, что у нас не регистрируют пока однополые браки. Стал бы таким же пессимистом. И не торопился бы на свадьбу, как голый трахаться…
Юрий Петрович подошел к столу, нажал кнопку на телефонном аппарате и заказал секретарше коньяк и кофе.
- Теперь слушай, - сказал шеф, когда они пригубили коньяк. - Даю тебе новое поручение. Необычное и тонкое дело, не подведи меня… Помнишь, в прошлый раз, когда мы говорили о президенте твоего модельного агентства, я заметил, что тебя может спасти только чудо?
- Еще бы! - Альберт Львович не забывал об этом разговоре ни на минуту. – Но чудес не бывает.
- Ошибаешься. Бывают, и еще какие! Ты, наверное, каждый день ходил в храм, молился, ставил свечки?
- Не ходил. Я в храме бываю реже, чем в Белом доме на заседаниях правительства. А на этих заседаниях я не бываю никогда.
- Но чудо случилось, и чудо в твою пользу! И это непонятно. Не член правительства, безбожник…
- Просто не особенно верующий, - поправил его Альберт Львович. – Не записывай меня в воинствующие атеисты. Я, может, еще поверю во что–то. Скажем, в золотого тельца…
Юрий Петрович только махнул на него рукой.
- А чудо вот в чем, - продолжал шеф. – Президент твоего любимого модельного агентства «Новые звезды» - педофил! Совращает малолеток, девочек одиннадцати – тринадцати лет. Он неплохо им платит, но это ничего не меняет. Растление малолетних – тяжкое преступление. Не понимаю этого идиота! Тянет на совсем молодых – займись девочками от четырнадцати и старше. По новому уголовному кодексу интимная связь с ними, с их разумеется согласия, - не преступление. Так нет, твоего дурака тянет на преступное сожительство с малолетними!
Пораженный Альберт Львович только и смог сказать:
- Парадокс! Его поставили растить и опекать молодое поколение, а он его развращает!
- Вся жизнь состоит из таких парадоксов. Не морализируй. Как идет бизнес твоего президента, прояснить не удалось. Его секретарша оказалась неподкупной и не согласилась информировать нас. Припугнули, потом пообещали десять тысяч – нет. Больше предлагать было опасно. Могла испугаться и рассказать своему шефу.
Помявшись, Альберт Львович пояснил:
- Она его любовница.
- Ах, вот оно что! Что же ты, дурак, не сообщил мне об этом?
- Посчитал, что мелочь.
- В нашем деле нет мелочей. Я говорил это тебе не раз, не заставляй больше повторять. – Юрий Петрович некоторое время пил кофе и о чем–то размышлял. – Ну, так вот. Секретарша, маленькая дурнушка, скорее всего, по уши влюблена в своего шефа. Он, надо полагать, обещает вот–вот жениться на ней. Но, говорит он, сложности с разводом, с разделом имущества…Требуется подождать. Лучшей приманки для таких кривоногих дур не придумано. Любовь творит чудеса, особенно любовь некрасивой и зарабатывающей на жизнь своим трудом женщины. Здесь никакими деньгами не перебьешь. Бросили секретаршу, вышли на мастера, обслуживающего компьютеры в его офисе. Взял немного, он, по–видимому, постоянно подрабатывает скачиванием информации из компьютеров своих клиентов и сбытом ее заинтересованным лицам. Кстати, именно поэтому я и не держу компьютера и тебе запрещаю его иметь…
Предчувствуя выговор, Альберт Львович отвел глаза.
- У меня есть ноутбук. Но я записываю туда только очень личные сведения. Ничего делового или официального.
- И здесь ты своевольничаешь! – прикрикнул на него шеф. – Придешь домой, выбрось свой чемоданчик!
- Он стоит три тысячи зеленых, - попытался возразить Альберт Львович.
- Выбрось и считай, что как раз на эту сумму я оштрафовал тебя за нарушение моего запрета на компьютеры. И никаких заметок, никаких бумажек! Ты видел хотя бы однажды у меня на столе какую–то бумагу?
- Не видел.
- И не увидишь. У меня в столе нет даже чистой бумаги, чтобы не возникло искушение сделать какие–то заметки. В любой момент все может перевернуться, и мои пустяковые каракули станут неопровержимой уликой. Ни одна бумага не лежит у меня в столе дольше двух часов…
- Ну и что компьютерный мастер?
- Переписал всю информацию из компьютера твоего шефа по модельному бизнесу. Но все, кроме пустяков оказалось зашифрованным! Шифр профессиональный, на выходе – чистая абракадабра.
- Что? – переспросил Альберт Львович.
- Бессмыслица, темный человек. Пришлось привлечь знатоков этого дела. Не сразу, но расшифруют. Узнаем, где у него и сколько напрятано. Параллельно следили за ним. Пригласили профессиональную «наружку». Они не спускали с него глаз круглые сутки, прослушивали его телефонные переговоры, у них есть нужная техника. Как видишь, иногда без помощи спецслужб не обойдешься. По телефону оказалась довольно пустая болтовня. Хотя, когда ее соединят с расшифровкой информации из компьютера, она может стать более содержательной. Зато поездки за твоим президентом дали все, что требовалось. Здесь он оказался простаком, для слежки за ним хватало пары-тройки машин. Оказалось, два-три раза в неделю он ездит в подмосковный город Королев…
- К своей матери?
- А вот и нет! У матери он бывает раз в месяц, привозит ей деньги и продукты. Ее соседка все подробно рассказала подосланным нами женщинам. После визита к матери он тут же уезжает в Москву. Стыдно, наверно, после разговора со старенькой мамой совать несмышленным девочкам мужскую конфетку…
- Какой стеснительный! Но зачем ему эти королевские малышки?
- Поднимает целину.
- Лишает их девственности?
- Вот именно. За это хорошо платит. Двести долларов за штуку. А если оказывается, что девочка обманула и у нее уже что–то было, ей полагается всего пятьдесят.
- Не так много…
- Это в сравнении с твоими красавицами немного. А если девочка из плохо обеспеченной семьи, то изрядно. Почти все девочки были из таких семей. Но хорошо зарабатывать они могли только однажды. Когда девственниц не находилось, он забавлялся с обычными девочками, но совсем юными. Такса – пятьдесят. На сеанс приглашал двух – трех девчонок…
- Пять–шесть девственниц в неделю! Это надо заносить в книгу рекордов Гиннеса! – Альберта Львовича эта история задела за живое. Высокомерный президент модельного агентства не нравился ему всегда. Приятно, когда несимпатичный тебе человек оказывается таким вот подлецом. – Сколько же у него всего побывало девственниц?
- Да уж побольше, чем у тебя!
Альберт Львович обиженно поджал губы.
- У меня вообще не было ни одной, ты знаешь. Но как он отыскивал этих девочек? Нюх особый?
Юрий Петрович встал с кресла и начал, как обычно, ходить из конца в конец своего просторного кабинета.
- Опыта хочешь набраться? – усмехнулся он. – Расспросишь его при случае. Но, в общем, схема была простой. Королев – маленький городишко. По улицам гуляют совсем юные девушки, лет пятнадцати – шестнадцати. Скучно. Денег нет, а хочется чего–то острого. И вдруг рядом с тротуаром останавливается сверкающий серебристый джип. Открывается дверца и выглядывает немолодой, но интеллигентный мужчина в темных очках. Спрашивает, как проехать на такую–то улицу, обычно на окраине. Предлагает девочкам прокатиться на новеньком «джипе» и показать ему город, а потом и нужную улицу. Обычно девочки соглашаются. В машине музыка, интересный собеседник, много знающий о мире моды и жизни манекенщиц. Но мода – это будто бы его хобби, сам он бизнесмен по экспорту–импорту…
Альберт Львович довольно заулыбался.
- Чувствую, мода и в самом деле скоро станет не его профессией, а чистым хобби. Если, конечно, не сядет. Там будет не до хобби.
- Правильно чувствуешь. В машине есть прекрасный импортный ликер и конфеты. Если девочки хотят… Сам он не может, за рулем. Хотя полрюмки можно…Девочки, конечно, хотят. Они уже очарованы атмосферой богатства и непринужденности. Смотреть в Королеве особенно нечего, так что через тридцать–сорок минут они отправляются к лесу. Девочки сами показывают, куда лучше свернуть. На уютной поляне он имеет их обеих. За хорошую плату, само собой. Когда я ездил за ним в машине наблюдения, у него на все – от знакомства с девушками до выезда из леса – ушло пятьдесят пять минут.
Альберт Львович сразу почувствовал, что эта история чем–то задевает его шефа. Но чем?
- А зачем ты ездил? – сделал он удивленное лицо. – Не доверял «наружке»?
- Нет, хотелось прокатиться. – Юрий Петрович явно не намеривался раскрывать карты. – Сидел на заднем сидении, за шторкой, в темных очках…
- Как настоящий разведчик! Пароли, явки, адреса… - с ехидцей заметил Альберт Львович, но шеф пропустил его реплику мимо ушей.
- Мог бы не ездить, - продолжил он. – Но интересно было посмотреть, как все это происходит. В моей молодости, чтобы вывести девушку первый раз в лес, приходилось потратить месяц-другой и постоянно занимать рубли у приятелей. А здесь, пожалуйста! Покатался полчаса с юными особами на иномарке, заплатил им по двести зеленых и отымел их в ближайшем лесочке по полной программе. Нам с тобой такие скорости и не снились! Вот что делают большие деньги!
- И время стало другим. Не представляю, чтобы раньше мужчина под пятьдесят, пусть и обаятельный, мог познакомится на улице с шестнадцатилетними девушками и пригласить их к себе в машину. А потом поехать с ними в лес! Ни за какие шиши, то есть доллары!
- Ты прав, время теперь совсем другое.
Альберт Львович задумался, потому что концы не сходились с концами.
- Платил он девушкам многовато. Вполне хватило бы ста, а может и пятидесяти. В Москве за такие деньги можно снять на улице вполне приличную шлюху. В провинции этот товар заметно дешевле. К тому же, если девочки старше четырнадцати, они вправе распоряжаться своим женским богатством, как им захочется.
- Платил щедро, - согласился Юрий Петрович. – Думаю, он переоценил силу денег. Ему казалось, что хорошая плата способна законопатить все щели. Кто станет сам жаловаться на такого благодетеля или хотя бы поддержит чужую жалобу? Из девочек ни одна не предъявляла к нему никаких претензий. Не жаловались ни те, кто постарше, ни те, кому меньше четырнадцати. Чтобы они что-то рассказали, пришлось припугнуть их оглаской этого дела. И, само собой, заплатить. Больше, чем платил или пообещает заплатить он. Для суда нужны только три–четыре свидетельницы, так что это пустяки. Деньги, конечно, сила. Но на большие деньги есть еще более крупные деньги, и это надо помнить. Меньшую силу всегда передавит большая сила. Так нас учил знаменитый английский физик Исаак Ньютон. Есть к тому же вещи, которые не покупаются или, скажем мягче, которые не сразу купишь. Например, уголовный кодекс. Он говорит: «Не трогай девочек до четырнадцати, это - преступление». Можно купить тех, кто толкует и применяет кодекс, но сам кодекс не купишь. И это хорошо…
- Особенно нам с тобою! – его окликнул Альберт Львович, не понявший, что здесь хорошего.
- Особенно нам, - спокойно повторил шеф. – Мы не преступаем уголовный закон. Никогда. Более того, мы направляем его против тех, кто мешает нашему бизнесу. Как только наш конкурс нарушает закон, мы тут как тут. Сами мы не ведем следствия и не судим. У нас, как принято говорить, разделение властей. Мы собираем нужный материал и кладем его на нужный стол. А дальше машина правосудия упекает неудобного нам человека в казенный дом. Не в погребе же его на своей даче держать? Пусть сидит за казенный счет.
Альберту Львовичу объяснение ценности независимого правосудия понравилось. Но оставались еще многие вопросы.
- Как появлялись малолетки? Пока в действиях моего президента трудно доказать криминал.
Юрий Петрович присел к столу, сделал пару глотков коньяка и пожевал лимон. Альберта Львовича удивляло, что он никуда не спешил, словно кроме обсуждения этой истории никаких других дел у него не было. Скорее всего, шеф чувствовал большие деньги. Если их удастся вырвать у президента, распорядиться ими шеф по своему усмотрению. Юрий Петрович требовал от своих подчиненных предельной прозрачности во всех финансовых делах, но сам вряд ли не хитрил со своим собственным руководством. Впрочем, Альберта Львовича это совершенно не касалось.
- Все происходило очень просто, - объяснил Юрий Петрович. – Мы сами это наблюдали. Девочки постарше, с которыми он уже был в интимных отношениях, вербовали ему малолеток. Подбирали симпатичных, рано начинающих созревать девчушек, обещали им щедрое вознаграждение, за каждую завербованную он хорошо платил своим агентам. Одна из них расплакалась, когда мои люди ее прижали, и призналась, что накопила полторы тысячи долларов. Если приплюсовать то, что она успела потратить, выходит, что она завербовала ему больше двадцати девственниц. А ведь вербовала не только она! Сотни прошли через его грязные руки, я полагаю…
Альберт Львович всплеснул руками от удивления.
- Жеребец какой-то! Ему не хватало жены и секретарши! Да в его распоряжении были, считай, все манекенщицы его агентства! Откровенное распутство. Извращенец!
- Кто бы говорил, а? – насмешливо посмотрел на него шеф.
- Я на малолеток не покушаюсь!
- И правильно делаешь.
- Но что, в Подмосковье мало девочек, старше четырнадцати?
- Я думаю, он и начинал с тех, кто постарше. Многих перепробовал. Пресытился. И тут ему попадается, может быть случайно, совсем юная и неопытная… - Чувствовалось, что Юрия Петровича тоже занимали психологические моменты этой истории. – Совершенно неопытная, которая и мужского органа не видела, может, ни разу. Ему понравилось, запало в душу. Не в смысле настоящего секса… Какая уж тут сексуальная симфония с совсем неопытной, еще неокрепшей женщиной! С девочкой, только начинающей чувствовать в себе женское начало… Понравилось то, что он первый в ее жизни мужчина. Некоторых это привлекает, очень привлекает. У меня, как и у тебя, тоже не было ни одной девственницы. Откуда на зоне невинные женщины? Так что нам с тобою его увлечения не понять. Я, наоборот, думаю, что трубка должна быть хорошо прокуренной, а женщина – хорошо… Но видишь, не все со мною пока что согласны…
- Почему он не искал девственниц постарше? Зачем ему конфликт с законом?
Юрий Петрович рассмеялся.
- Отстал ты, старичок, от жизни! Попытайся, найди девушку старше четырнадцати, которая не успела бы уже все испробовать со своими ровесниками! Таких и в провинциальных городках раз-два и обчелся. Не давать же объявления в газетах, как это делаешь ты!
- А может, ему надо было поискать в Сибири?
- Повезут тебя туда по этапу, поищешь. Но, боюсь, и там не найдешь.
Альберт Львович не стал препираться дальше. Черт с ними, с девственницами. Нет их после четырнадцати, и не надо. Могло бы и вообще не быть, кому они нужны.
- Как все происходило? Где доказательства? – спросил он у шефа.
- Доказательства на видеопленках. Плюс показания старших девочек и двух младших. Остальные отказались от всего: «Только катались на машине и ели конфеты!». А происходило все со вкусом, денег он не жалел. Подъезжая к часу дня, останавливался в квартале от школы. Старшие девочки выводили двух или трех завербованных ими младших. Садились в «джип» и отправлялись в местную сауну. Там у него уже был заказан номер с ванной «джакузи».
- В сауне есть номера? – удивился Альберт Львович, не любивший всех этих новорусских увлечений коллективным сексом в саунах.
- Номера с отдельными входами, чтобы посетители не пересекались.
- Хорошо живут!
Юрий Петрович махнул на него рукой.
- Съездь туда с парой-тройкой своих молодых друзей. Прочувствуй, что такое красивая жизнь. А пока не отвлекай! Вахтер, молодой парень, как всегда, спортсмен, встречал их и провожал в подготовленный номер. В предбаннике был уже накрыт стол: шампанское, легкие закуски, конфеты. Выпивали по паре бокалов и наш герой удалялся в ванную комнату и там раздевался. Младшие девочки очень смущались, и старшим приходилось еще полчаса раздевать их и уговаривать.
- Еще бы не смущаться! Первый раз и с таким… старым козлом…
Шеф посмотрел на него укоризненно.
- Не можешь без комментариев! Привык руководить и отучился слушать… О деталях не буду рассказывать, гадко. Девочки пищали, но не вырывались и не пытались убежать. Да и старшие были рядом, помогали. А потом все вместе сидели в сауне, плавали в ванной, ели конфеты и пили шампанское. На пленке все это есть.
- Видеокамеру вахтер устанавливал?
- Нет. Этот амбал от всего отказался. Ничего, говорит, не видел, ничего не слышал. Хотя заснято, как он покрывает стол, ставит шампанское и фужеры. Записаны и крики девочек, которых он не мог не слышать, сидя за дверью. Но он сам соучастник преступления. Если нужно будет, мы его прижмем, и он все, как миленький, расскажет. Камеру тайком установил и менял в ней пленку электрик. Молодой мужик, он у них подрабатывает. Когда ему объяснили, что будет сниматься, он заявил, что сделает все бесплатно. Его дочери десять лет, еще год-два и ее, того и гляди, могут завербовать.
- Дикая история! Расстрелять надо этого гада! – Альберт Львович был искренне возмущен.
- Суров ты, - охладил его пыл Юрий Петрович. – Сейчас никого не расстреливают, только пожизненное заключение. Если дойдет до суда, дадут этому педофилу десятку. А в тюрьме он долго не протянет. Что бы ты сделал, если бы оказался с ним в одной камере?
Не колеблясь, Альберт Львович выпалил:
- Убил бы.
- Ну, он бугай, а ты у нас далеко не Геркулес…
- Я не говорю, что задушил бы голыми руками. Ночью перерезал бы ему горло. А потом сказал бы, что покойный добровольно ушел из жизни…
- Очень тебе поверили бы… Я бы заставил его написать записочку, что-то вроде раскаяния перед смертью: «Тошнит от самого себя, и голова кружится, и девочки кровавые в глазах». А потом он сам вскрыл бы себе вены.
- С записочкой было бы намного интеллигентнее, - охотно согласился Альберт Львович. – Он ведь какой-то вуз кончил. Не станет, как уголовник, полосовать себя по горлу ножиком, а аккуратно веночки вскроет. Но диплом он, может быть, купил.
- Если есть диплом, значит, образованный, - строго заметил Юрий Петрович. – Я вот теперь тоже не какой-нибудь старый рецидивист. Все мои досье уничтожены, чист, как стекло. И вуз закончил с красным дипломом, это внушает уважение. Только забываю, какую получил специальность. Что-то гуманитарное...
- Юрист? – живо заинтересовался Альберт Львович.
Юрий Петрович даже вздрогнул.
- Ни в коем случае! Это была бы наглость! Юрист-рецидивист! Нет, то ли экономист, то ли менеджер… Вот ты раскинь мозгами. У нас с тобой нет детей. Не подпрыгивай, я думаю, что у тебя их нет. Но мы готовы отправить твоего президента ускоренным поездом на тот свет. На что ж окажутся готовы те его сокамерники, у которых дома несовершеннолетние дочери сидят теперь в нищете?
- На все! Разорвут на клочки!
- Вот именно!
- Ты сдаешь его милиции?
Шеф задумался и некоторое время сидел, сложив руки на животе и глядя вдаль.
- К сожалению, не сдаю, - наконец ответил он. – Во всяком случае, если и сдам, то не сразу. Прежде нужно отобрать у него модельное агентство и вообще все, что обнаружим. Как говорится, обобрать до нитки. А напрятано у него, я думаю, много. Модельный бизнес, действительно, только его хобби. Раздеть президента догола я поручаю тебе. Мое дело – снабжать тебя информацией. Дело веди тонко. Почувствует смертельную опасность, может скрыться, как суслик в норе. С его деньгами это нетрудно.
- У него жена и две дочери, - вставил Альберт Львович.
- Это не помешает ему жить в Греции или где-нибудь на Кипре. Греческий паспорт у него, скорее всего, уже есть. Отберу у него дачу в Одинцовском районе. Лучше будет, если он продаст ее, а деньги передаст тебе. У него есть, это уже установлено, вторая квартира в центре. Пусть тоже продает ее. Если будет нужно, дам тебе копии видеокассет. Пусть твой герой полюбуется вместе с тобою на свои художества. А пока вот данные о его вербовщицах, завербованных их девочках, копия рассказа электрика. Если нужно будет, мы и вахтера прижмем, все расскажет. За ним стоит какая-то местная группа. Надавим на них, они сами приведут его к тебе с чистосердечными признаниями. Потребуется, устрой очную ставку: вахтер, электрик и распутник. Главное – действовать шаг за шагом и вытянуть из него все. Коготок увяз, всей птичке пропасть.
- А потом сдадим его милиции?
- Сдадим, если не наследим. Чтобы его сдать, тебя придется спрятать. Он ведь будет иметь дело только с тобой и передаст тебе все свои трудовые и нетрудовые сбережения. Найди человека на модельное агентство, своего я не хочу подставлять.
Альберт Львович заволновался и попытался отказаться.
- Я не советчик! С этим извращенцем я уже попал впросак, больше проколов не хочу. Ты уже обозвал меня «тайным советником»…
- Советов не давай, а определи круг поиска кандидата. Я сам выберу. Все надо делать быстро. Встретишься со своим президентом в ближайшие дни. Мягко побеседуешь с ним, не выкладывая всех козырей. Предварительно определим, кому передать акции модельного агентства.
- Вопрос довольно неожиданный… Есть, конечно, молодые, энергичные люди…
- Только не из твоих поклонников! – предостерег его шеф. – Надеюсь, ты понимаешь, какая шушера вертится вокруг тебя.
- Само собой! Я личное с деловым не путаю, - оскорбился Альберт Львович. – Есть у меня на примете один молодой человек… И есть крючок, на котором его можно подвесить… Но увлекается…
- Поддает, что ли?
- Нет, с этим все в норме. Увлекается женским полом.
Юрий Петрович расхохотался и долго не мог успокоиться. Потом вытер уголки глаз носовым платком и покачал головой.
- Специально, Альберт, меня смешишь! Это называется – пустить козла в огород! Он перетрахает всех манекенщиц! Из нашего дома моделей сделает себе гарем!
Обиженный Альберт Львович помолчал, потом, стараясь говорить спокойно, пояснил:
- Со временем он будет неплохо зарабатывать. Если сумеет поставить дело. Девушек найдет на стороне. Я поставлю ему условие: к моделям не прикасаться.
- А как его удерживать?
- Его лучший друг будет работать у меня.
- Опять твой сын! – Юрий Петрович снова разулыбался. – Ты дал ему приз на женском конкурсе красоты, теперь продвигаешь его друга. Злоупотребляешь родственными связями! Давно они дружат?
- С детства. Выросли в одном дворе.
- Хорошо. Но поищи еще какие-нибудь зацепки. При необходимости мы должны получить модельное агентство назад без всяких проблем. Угрозы и физическое насилие - теперь не наш метод. Грубые приемы уходят в прошлое, остается только мягкое давление. Шантаж, если хочешь это так называть.
- Подумаю, на чем его можно было бы еще подцепить.
- Как его зовут?
- Олег Александрович Теребилов.
- Побеседуй с ним, не раскрывая карт, и через пару дней позвони мне. Потом встретимся втроем где-нибудь в ресторане. Если твой кандидат понравится мне, за ресторан плачу я. А нет, не обижайся, платить будешь ты. У него, кстати, есть высшее образование? Все-таки он жених твоего сына, хотелось бы, чтобы приличный был человек…
Альберт Львович сразу же почувствовал подвох.
- Меня проверяешь? Есть, конечно, иначе не предлагал бы. Закончил какой-то технический вуз. И помнит какой.
- Ты меньше обижайся, - остудил его Юрий Петрович. – Доверяй, но постоянно проверяй.
- Понятно…
- Раз понятно, действуй! Встретимся через три-четыре дня.
Глава 2
После встречи с шефом Альберт Львович прогулялся, как обычно, по Тверской, посидел немного в скверике на Пушкинской площади. Действовать предстояло не только быстро, но и тонко. Это будет микрохирургия, размышлял он. Одному пьяному американцу, улегшемуся спать, жена отрезала член почти под самый корешок и выбросила в окно. Пьянчуга тут же вскочил, нашел на газоне своего незабвенного друга, упаковал его в целлофановый мешочек со льдом и помчался в больницу. Через три часа все было, как они говорят, о’кей. Хирурги пришили утраченный орган. Вот так же нужно действовать и сейчас. Отрезать извращенца-президента от модельного агентства. И тут же на место утраченного члена совета директоров предложить нового члена и сделать его президентом. Нет только ухоженного американского газона, на котором валяются члены. Это делает задачу сложнее…
Альберт Львович позвонил Анне и минут двадцать расспрашивал ее о женихе Виктора. Она удивилась неожиданному интересу к Олегу, но вопросов не задавала. Было понятно, что у Альберта Львовича есть какой-то план, детали которого раскроются лишь позже. Затем Альберт Львович позвонил Олегу и договорился встретиться с ним через день. Олег тоже удивился неожиданному звонку, но ни о чем не спрашивал. За время конкурса красоты Альберт Львович вырос в глазах узнавших его людей в исполинскую фигуру. От людей, подобных ему, зависит многое, а может быть все. Такому корифею не задают вопросов. Если он просит о встрече, значит надо идти, хотя и придется встать совсем рано. У стариков свои причуды. А то, что они просыпаются ни свет, ни заря, известно всем.
В назначенный день Олег постучал в дверь номера Альберта Львовича даже чуть раньше времени, о котором они договорились. Тот был, однако, уже за своим рабочим столом. И не в каком-нибудь халате, а в прекрасном костюме и с галстуком.
Предложив Олегу сесть, Альберт Львович вышел из-за стола и, продолжая размышлять о чем-то, направился к резному шкафу красного дерева. Верхние, застекленные полки шкафа занимали книги с яркими разноцветными корешками. Альберт Львович снял с полки толстую, прекрасно изданную книгу и с минуту перелистывал ее, словно отыскивая ответ на занимавший его вопрос. «Не только блестящий организатор, но и крупный мыслитель, - думал, глядя на него, несколько оробевший Олег. – С утра и уже такие толстые книги! Их и на ночь читать вредно. Совсем как Карл Маркс, только без бороды…». Вернув книгу на место, Альберт Львович взял другую книгу, потоньше и присел на кресло за журнальным столиком.
- Вы знаете, Олег, что такое эгоцентризм? – Альберт Львович положил на столик свою книгу.
- Нет, Альберт Львович. Эгоизм знаю, а этот ваш… нет.
- Эгоцентризм – это крайняя степень эгоизма. Когда человек делает центром всего мира свое «я». Думает, что вокруг его персоны вертится все остальное, как планеты вокруг Солнца. Среди ваших знакомых есть такие люди? Эгоцентрики?
Олег ненадолго задумался и довольно твердо ответил:
- Пожалуй, нет. Если думать, что ты – пуп земли, растеряешь всех друзей. Дружба в нашей жизни – все. Для одного себя скучно жить. Даже рассказать анекдот, уже кто-то нужен… Тем более, когда какое-то дело…
- Вот именно, - поддержал его Альберт Львович. – Друзей нельзя предавать. Эгоцентрики и эгоисты обкрадывают самих себя. Верность данному слову, благодарность тому, кто сделал тебе добро, украшают человека. Разве могли бы вы предать, допустим, Виктора или Анну? Или кого-то еще из ваших друзей?
- Ни за что! – Олег был совершенно искренен. Ему и в голову никогда не приходило подставить кого-то из близких и симпатичных ему людей. – Для друга я готов сделать все, что угодно.
- Я в этом убедился недавно, - улыбнулся Альберт Львович. – Вам ведь не хотелось играть роль жениха Виктора?
- Конечно, нет! – щеки Олега порозовели от мысли, что кто-то мог подумать, будто их с Виктором связывают интимные отношения. – Но он просил, значит надо. Хотя, скажу вам откровенно, быть женихом мужчины не очень приятно…
Альберт Львович кивнул головой в знак согласия. Одновременно он подумал, что быть женихом женщины – еще меньшая радость. Встав с кресла и заложив руки за спину, он стал неспешно прогуливаться по кабинету. Собеседнику нужно дать время привыкнуть к новой обстановке.
После критики Юрия Петровича перестройку своего бизнеса Альберт Львович начал с самого себя. Кое-что он перенял у шефа, но многое придумал сам.
На рабочем столе не было теперь ни одной бумаги. Только два телефонных аппарата и фарфоровая китайская ваза с букетом свежих голубовато-сиреневых роз. Появился новый книжный шкаф с плотными рядами книг. В былые времена на журнальном столике постоянно валялось несколько журналов. Они доставлялось из Америки и стоили немалых денег. Теперь журнальный столик был девственно чист.
Разговор с каждым гостем Альберт Львович начинал теперь не с мелких бытовых подробностей, а с какой-нибудь общей проблемы. В бизнесмене интересны не только предприимчивость и умение выполнять свои обещания. Важны также эрудиция и способность видеть частные вопросы в свете общих, непреходящих ценностей. Всякий бизнес направлен, в конечном счете, на утверждение в человеческих отношениях истины, добра и красоты. Тем более это касается того специфического бизнеса, которым занимался Альберт Львович.
Вводная, просветительская часть разговора давалась пока Альберту Львовичу с трудом. Помогал, конечно, «Словарь иностранных слов», особенно статьи на букву «э». У них была какая-то особая интеллектуальная сила. Но легкости и непринужденности еще не было.
Чтобы не сказать Олегу что-нибудь невпопад, пора было переходить к более конкретным вещам.
- Внизу проблем не было? – спросил Альберт Львович, снова садясь в кресло.
- Что вы! – живо откликнулся Олег, которому пауза в разговоре показалась непонятной. – Здесь вас хорошо знают, только назвал ваше имя, все заулыбались, прямо засияли, как солдатские котелки. Администратор вызвался проводить. Я ответил: «Сам найду, не маленький». Гостиница эта, в общем-то, небольшая. Но очень неплохая! Тишина, вежливый персонал… И самый центр Москвы! Хочешь, прогуляйся по Тверской. Совсем рядом Пушкинская площадь, мое любимое место… Но я здесь редко бываю. На машине иногда проскакиваю. А на окраине сами знаете что! Толпы с хозяйственными сумками, давка у метро, автобусы не каждый час появляются… Людей много, но все вялые и сонные. Глянешь на человека и сразу видно: он из спального района.
Неудобства жизни на окраине мало интересовали Альберта Львовича. Он задумался над своей жизнью в «Центре». «Заулыбались и засияли… Я здесь как народный артист на провинциальной сцене. Весь на просвет. А популярность мне совсем ни к чему. Щедрые чаевые… Тоже бросаются в глаза в этой гостинице. Но без них будешь беспомощен. Как пассажир, стоящий вечером на автобусной остановке где-то на окраине…» Внимательно посмотрев на Олега, Альберт Львович прервал его сбивчивый рассказ.
- Вы сегодня, как будто, не в лучшей форме?
Олег замолк и смутился.
- Между нами говоря, вчера немного поддали…
- А почему «между нами»? – заулыбался Альберт Львович.
- Это к слову. Образ, можно сказать, - еще больше смутился Олег. - Такой повод! Лучший друг выигрывает конкурс красоты! Престижнейший конкурс, я вам скажу! Отмечали, но немного увлеклись…
- Среди ваших знакомых есть те, кто выпивает крепко?
- Нет. Пожалуй, нет. – Олег кисло сморщился. – Зачем мне знакомый алкаш? То пьет, то опохмеляется. В нашем доме таких хватает. Ничего интересного.
- «Пьяный проспится, дурак – никогда», говорил Ленин.
- Но для меня он в деле выпивки не авторитет. Настоящий пьяница никогда не проспится. Он и просыпается только затем, чтобы добавить. А что касается дураков, их тоже в моем окружении, можно сказать, нет. Попадаются ограниченные, глуповатые девушки. Но с ними я быстро расстаюсь.
- Давайте мы, пожалуй, спустимся и поговорим в баре, - предложил Альберт Львович. – Там в это время почти никого нет.
- Как скажете, - охотно согласился Олег. – А вы вчера ничего не отмечали? Вы все-таки организатор конкурса…
- Отмечал, хорошо отмечал… Но пил только французское сухое вино. – Альберт Львович закрыл дверь номера, и они отправились на первый этаж.
- Были бы у меня деньги, - мечтательно заговорил Олег, - я тоже пил бы только такое вино… А сейчас, что попадется под руку, то и принимаешь на грудь.
Альберт Львович засмеялся. Он вспомнил свою молодость, когда даже «Тройной одеколон» считался приличным напитком.
- Пьете все, что горит?
- Ну что вы! Я не сумасшедший! – Олег даже обиделся, но ненадолго.
Альберт Львович обратил внимание, что на лице Олега ни разу не появлялась гримаса противоборства. Он был не только вежлив, но и уступчив. Обиженное выражение, если оно и появлялось, исчезало с его лица буквально через несколько секунд.
В маленьком, почти пустом баре Альберт Львович заказал своему гостю большой бокал шотландского виски, а себе немного легкого бургундского.
- Как насчет завтрака? Уже позавтракали… Тогда только кофе.
Рассчитываясь с барменом, Альберт Львович протянул ему сто долларов.
- У вас нет купюры поменьше? – спросил бармен.
- Нет, возьмите сдачу себе. – Небрежно заметил Альберт Львович.
Ему хотелось продемонстрировать, что он человек широкого жеста. Однако бармен все испортил.
- В таком случае, нет ли купюры покрупнее? – неожиданно спросил он.
В его голосе звучала, конечно, не просьба, а явная ирония.
- Крупнее ста долларов у нас в стране ничего нет, - раздраженно ответил Альберт Львович. – Кроме, конечно, скульптур вашего любимого скульптора, господина Церетели.
Когда они сели за столик у окна, Альберт Львович некоторое время сосредоточенно помешивал кофе. Потом, не глядя на собеседника, двусмысленно улыбнулся.
- Вот вы вчера отмечали с Виктором его победу в конкурсе. Но ведь это был не просто конкурс красоты, а конкурс женской красоты! Виктор теперь вице-мисс нового тысячелетия! Это вас не смущает? Был мужчиной, а стал как бы женщиной. Красивой, но все-таки женщиной…
Олег был озадачен таким поворотом дела и не сразу нашелся, что ответить.
- Все-таки он выиграл приз, - Олег помолчал, подыскивая доводы. – Деньги, я хочу сказать хорошие деньги, как говорится, не пахнут… К тому же его мужское достоинство в конце концов было восстановлено. Выиграл он как женщина, но приз получал, как мужчина. И мало ли что, переоделся в женскую одежду! Будь я посмазливее и не имей таких бицепсов, я, может быть, тоже переоделся бы. Для доброго дела, почему не походить в женском платье?
- Вполне можно походить, - охотно согласился Альберт Львович. - А знаете, умение Виктора перевоплотиться в женщину вполне может пригодиться. Сейчас появилось много мужчин, любящих в свободное время предстать женщиной. Такая милая, невинная забава… Но многие над ними смеются. Могут даже побить…
- Побить трансвестита? За что его бить? – Олег недоуменно развел руками, но потом уточнил: - Если он, конечно, не липнет к тебе, не тянет мужчину на себя… За такое можно и по яйцам… Они у него точно есть.
- Вы человек широких взглядов! – одобрил его Альберт Львович. – Но есть и отсталые, можно сказать, темные люди. Трансвеститам нужно объединяться, чтобы защищать свои права. Они могли бы издавать журнал, просвещать общественность, назвать его, скажем, «Два в одном» или что-то в этом роде … Вик мог бы выступить инициатором сплочения трансвеститов…
- «Трансвеститы всех стран, объединяйтесь»? Нет, Виктору это не подойдет. Ему ведь придется все время ходить в женской одежде!
- Совершенно не обязательно! На съездах, митингах, демонстрациях – в женской, а в другое время – в чем хочешь! Хоть в том, в чем мать родила!
- Если так… Но об этом лучше спросить самого Вика.
- При случае поговорю с ним. – Альберт Львович заулыбался и добавил: - Но вас мы в ассоциацию трансвеститов вербовать не будем! Истолкуете такой жест неправильно и ногой по этим самым, как вы выражаетесь… Больно будет!
- Извините, грубовато выразился, - смутился Олег.
- Ничего страшного! Грубо, но точно. А главное искренне. – Альберт Львович отпил глоток вина, откинулся на спинку стула и спросил, как бы, между прочим:
- Как вы относитесь к голубым?
- Я к ним не отношусь, - испугался Олег, но тут же поправился. – В общем, нормально. Их дела – это их проблемы. Меня все это не касается.
- Голубым тоже надо бы объединяться. Создать свою ассоциацию, издавать свой журнал… Или даже несколько журналов, потому что голубые очень разные… Но это дело будущего. Наше общество еще не созрело, чтобы провести, скажем, в Москве большой фестиваль гомосексуалистов и лесбиянок… Пройтись шумной, красочно разодетой колонной по Тверской, устроить праздничный концерт на Красной площади…
- На Красной площади? – переспросил Олег. – Но там парады проходят?
- Это и будет парад! Но не ветеранов, которые давно уже не помнят своего пола, а молодых людей нетрадиционной сексуальной ориентации. Такой же парад, как тот, что устраивается ежегодно в Берлине. Туда съезжаются из разных стран почти два миллиона человек! Грандиозное зрелище!
Для Олега эти идеи были в новинку. Увидеть пару голубых обычное дело. Иногда он сам подвозил такие пары. Однако, заметив в зеркальце заднего вида поцелуи и объятия двух мужиков, строго грозил им пальцем. Вся Тверская, заполненная гомосексуалистами и лесбиянками, была выше его воображения. Не хватало только все это показать по телевизору! Половина пенсионеров грохнется от инфаркта!
- У нас это не скоро будет. Очень непривычно. Но посмотреть было бы интересно! – Олег говорил спокойно и самое главное искренне, не пытаясь подладиться к мнению собеседника. Это порадовало Альберта Львовича. Неприятно было бы обнаружить, что его будущий подчиненный смотрит на людей иной сексуальной ориентации с предубеждением, а то и с презрением.
- Будете в Берлине – увидите! – заверил его Альберт Львович. В ответ на недоуменный взгляд Олега добавил: - Уверяю вас, уже в ближайшие полгода вы побываете и в Берлине, и в Париже. Иногда я бываю хорошим прорицателем!
Олег принял эти слова за обычный комплимент его предприимчивости и пропустил их мимо ушей. Приятно, когда тебя вот так переоценивают, не имея представления о состоянии твоих дел. Но принимать подобные похвалы всерьез смешно. Денег нет не то, что на развлекательные поездки по Европе, но даже на ремонт машины и квартиры.
Олег, не спеша, маленькими глотками пил свое виски и пригубливал ароматный кофе. В душе разливались теплота и блаженство. Хотелось, правда, есть, потому что он не успел позавтракать, а теперь из чувства ложного достоинства отказался от завтрака. Но это были уже пустяки. «Забавный старикан… - думал он, с интересом поглядывая на Альберта Львовича. - Но к чему он клонит? Неясно… Скорее всего, хочет использовать меня, чтобы как-то надавить на Вика… Но я не мячик для гольфа. Меня куда попало не пошлешь…».
И вот, наконец, Альберт Львович задал прямой вопрос о Вике.
- Как всякий прорицатель, я хорошо вижу будущее, но прошлое для меня почти закрыто. – Альберт Львович приучал себя приближаться к важным темам не спеша. – Прошлое хорошо знает историк. А предсказатель будущего – как раз противоположность историка. Здесь, как вы понимаете, очень жесткое разделение труда. Вот, скажем, жизнь нашего дорогого Виктора… Его перспективы я вижу вполне ясно. А что в его прошлом? Вы ведь хорошо его знаете…
- Да ничего особенного… - Олег боялся сболтнуть лишнее, чтобы не навредить другу. – Обычный парень… Симпатичный, неглупый… А главное – добрый и надежный…
- А его родители?
Это был сложный вопрос, и Олег задумался. Проще всего было бы соврать что-нибудь. А если вранье всплывет? Это может навредить Виктору.
- Отчим у него неплохой человек. Где-то работает… Но выпивает. Не так чтобы очень, но периодически крепко поддает… А мать Виктора я совсем не знаю… Она давно куда-то исчезла… Потом отчим еще раз женился, но неудачно. Быстро разбежались. У Вика сестра от этого брака… Хотя можно ли назвать ее сестрой? Ни по отцу, ни по матери родства нет…
- А родная мать Виктора? Вы говорите, исчезла…
Олег забеспокоился, хотя внешне этого не показал. «Черт меня дернул ляпнуть секретарше, что Виктор – внебрачный сын Альберта Львовича! – выругал он себя. – Теперь отдувайся! Сейчас мнимый папаша задаст мне жару!» Чтобы не сболтнуть лишнее, Олег отхлебнул виски, сделал несколько глотков кофе и только после этого поднял глаза на собеседника.
- Родная мать… Сложная история… - Олег продолжал напряженно размышлять. – Я ее, в общем-то, никогда не видел. Она ушла, когда Вик был совсем маленьким…
- Но почему мальчик остался у отчима?
- Не могу сказать… Какая-то драма за всем этим скрывается. Виктор об этом мне не рассказывал… Да, боюсь, он и сам мало что знает. Отчим говорил ему, что у его матери в молодости был любимый человек. Но оказался подлецом. Она забеременела, а он не захотел на ней жениться. И вроде бы, мать вернулась к этому человеку… Старая любовь не ржавеет…
Альберт Львович выглядел изумленным. Совершенно непонятная история! Женщина бросает мужа и возвращается к человеку, которого любила в молодости. Так бывает. Но она оставляет их общего ребенка у покинутого мужа. Такого не могло быть!
Недоумение Альберта Львовича и некоторая даже его растерянность не ускользнули от Олега. «Чем запутаннее история, тем она лучше», - подумал он, и к нему вернулось спокойствие. Какой мужчина может поручиться, что у него нет внебрачных детей? Только полный импотент. Даже гомосексуалист от этого не застрахован. Вон, у Бори Моисеева, голубого до мозга костей, недавно обнаружился взрослый сын. Теперь Боря встречается с ним и ведет нравоучительные отеческие беседы… Пусть Альберт Львович хорошенько запутается. Это даст выигрыш во времени. Если он сейчас разоблачит их с Виктором, - может обидеться и подстроить им что-нибудь…
- Какие только истории не случаются в жизни! – Альберт Львович тоже пришел в себя. Его даже порадовало, что он сразу же придумал идею с генетической экспертизой. Только она даст точный ответ. А разговоры, подобные этому… Жена исчезает, оставляя своего сына у пьяницы-отчима… Старая любовь… Сплошной туман. В нем никогда не найдешь дорогу. – Самые невероятны бывают истории! Особенно, когда в дело вмешивается эта самая… любовь. Вы в нее очень верите?
- Верю, само собой, но не переоцениваю. Для женитьбы любовь нужна. Иначе уже в медовый месяц побежишь на сторону. А для всего остального, как сказать… У меня, Альберт Львович, есть определенный скептицизм в отношении любви…
- Да, понимаю, - кивнул головой Альберт Львович. – Неудачная первая любовь… Бригада этих самых…
- Точно. Влюбись, а у нее спид! Вот тогда и запрыгаешь вокруг да около, как повар вокруг подгоревшего жаркого. Дружбу я высоко ценю, а любовь – это как кому повезет… Одному может пустяковый триппер достанется, а другого спидом по темечку…
Альберт Львович был вполне удовлетворен разговором, но оставались еще некоторые вопросы.
- Давайте, Олег, пофантазируем… Обстановка здесь как раз располагает к ненаучной фантастике… - Он как бы приглашал собеседника раскрепостить свое воображение и не относиться серьезно к тому, что будет сказано. – Вот, допустим, одеваете вы фрак и идете на званый ужин…
Олега такое начало свободного фантазирования, тем не менее, удивило.
- Во фраке? – переспросил он.
- Конечно. В доставленном вам гостевом билете написано: «Женщины в вечерних платьях, мужчины во фраках».
- Во фраках, так во фраках, - не особенно раздумывая, согласился Олег. – У меня фрака, к сожалению, нет. Но для ужина в кругу интересных людей можно раздобыть его. Одел бы и пошел.
- Не стеснял бы он вас?
- Не знаю… Во фраке я пока не ходил… Сперва было бы, наверное, непривычно. Там ведь фалды сзади. Я читал даже, что в одной из фалд есть небольшой кармашек для носового платка. Попробуй его достань. Но если для дела нужно, то отчего же не во фраке? Тем более все мужчины будут так одеты. Это, пожалуй, проще, чем женщине в вечернем платье…
- А вот, предположим, - улыбаясь, продолжал Альберт Львович, - вы идете на прием в дипломатическое представительство. И написано: «Мужчины в смокингах».
Олег подумал, отхлебнул немного виски и вопросительно посмотрел на Альберта Львовича.
- А разве фрак и смокинг не одно и то же?
- Совсем разные вещи. Это как телевизор и магнитофон.
Олег подозревал какой-то подвох, но Альберт Львович улыбался открыто и бесхитростно.
- Смокинга у меня тоже нет. Боюсь, на прием к дипломатам я не попал бы… - Извиняющимся голосом Олег добавил: - Смокинг нигде не найдешь. Я вообще ни разу не видел человека в смокинге.
- А во фраке?
- Во фраках много! – Олег воодушевился, словно нужный для званого ужина фрак уже висел в его шкафу. – По телевизору все дирижеры во фраках. Позвонил какому-нибудь из них, вежливо попросил… Думаю, не откажет, на один вечер… А в смокингах никто не ходит… Одни пингвины! – он весело рассмеялся своей шутке.
- А если куда-то нужно пойти просто в хорошем костюме? – продолжал допытываться Альберт Львович.
- Ну, это совсем просто! Такой костюм вот сейчас на мне. Прогладить брюки… - Олег стал осматривать себя. – Придавить утюгом борта пиджака, и костюм будет как новый.
- Вы готовились к свадьбе и, наверно, запаслись совсем новым костюмом?
- Что вы! Какая могла быть свадьба с Виктором! Это же был розыгрыш! А на своей свадьбе три года назад я был вот в этом костюме. Он выглядел тогда еще новее. Но семейная жизнь не удалась… Я понимаю, бывают ограниченные женщины. Но такой дуры, как моя бывшая жена, я никогда не встречал! Ничего нельзя! Если секс, то только для рождения ребенка. Подозреваю, она и в какую-нибудь секту тайком похаживала… Никакого удовольствия в постели! Пришлось развестись…
Поглядывая на разговорившегося Олега, Альберт Львович думал: «Скромный, непритязательный молодой человек. Ничего не знает о шикарной жизни. Да и не интересуется ею. Фраки, смокинги, дорогие любовницы, ирландский коньяк по пятьсот долларов за бутылку… Все это другой, неинтересный ему мир… Пришел на деловую встречу в старом, залоснившемся костюме, но считает, что неплохо одет… Однако предприимчив. Нужно найти фрак, найдет, если даже придется просить его у известного дирижера… Кажется, не врет. Нет возможности найти смокинг, прямо говорит об этом. Не упрямец, способен меняться и приспосабливаться. Потребуется – будет ходить во фраке. Надо – оденет смокинг и так привыкнет к нему, будто это вторая его кожа… Не пьяница. Свой бокал не торопится опорожнить. Пьет, как и я, по паре глотков… Таких людей деньги обычно не портят, а улучшают».
- Женщины, женщины… С ними всегда проблемы, - сочувственно закивал Альберт Львович. – Но и у самих женщин бывают ведь трудности. Прижмет жизнь молодую, красивую женщину… Так прижмет, что просвета не видно. И становится она, допустим, путаной…
- Так сразу и путаной? – Олега уже не поражали неожиданные повороты мысли Альберта Львовича. Последний тоже перестал удивляться тому, что Олег сначала начинает говорить и только потом думает. – Но вы правы, бывают и такие случаи, конечно.
- И что вы думаете о путанах?
- Я о них особенно не думаю… Сами понимаете, не тот у меня пока что статус, чтобы платить девушке за интим. Я ищу бесплатных… Красивых, разумеется, но без вознаграждения…
- А такие разве бывают? – Альберт Львович спрашивал так, как если бы очень в этом сомневался. Или создавал впечатление, что сам он пользуется только платными интимными услугами.
- Сколько угодно! – заверил его Олег. – Если, разумеется, не особенно придираться к внешности, а рассматривать лицо и фигуру по деталям. Скажем, губы – отдельно, уши – отдельно…
- И уши учитывать?
- Ну, уши не обязательно. Они особой роли не играют… А что касается путан, то им не позавидуешь. Тяжелая у них работа. И все в ночную смену. Я изредка подвожу их на своей машине. Чаще всего рано утром, когда они возвращаются домой. Все жалуются. Не помню, чтобы хоть одна сказала: «Какую шикарную ночь провела! Какое удовольствие получила!». Клиенты обычно грубые, а то и просто хамы. Встречаются даже садисты. Иногда по кругу пускают. Бывает, что и побьют! А поиметь и не заплатить – так это каждый третий норовит. Пакостная работа! Никакой знакомой не пожелаешь!
Альберт Львович слушал и согласно кивал.
- Работа, действительно, не сахар. Но бывают ведь и путаны более высокого класса. У них все происходит легко и непринужденно. В светской, можно сказать, обстановке. Совсем другая жизнь… И деньги, конечно, другие…
- Таких я не встречал, - признался Олег. – Видел только тех, которые ищут клиентов на улице. Но, наверно, есть и другие… Но ко мне в машину такие не садятся! Они на иномарках ездят…
- Хотелось бы вам познакомиться с такой… девушкой?
Олег вопросительно посмотрел на Альберта Львовича, словно не понял его вопроса.
- Мне? Зачем? У меня и денег таких нет, чтобы ей заплатить… Не знаю даже, сколько подобная стоит…
- У вас, наверное, большие планы на будущее? Намечаете себе перспективы? – Альберт Львович в очередной раз сменил тему разговора. Олег надеялся, что речь пойдет, наконец, о нем, иначе непонятно, зачем нужна была эта встреча. «Какое-то странное утро, при франке и в смокинге», - улыбнулся он про себя.
- Планы есть и большие. Но, понимаете, Альберт Львович, везения нет. Нужны деньги, а их как раз и не хватает. Колеса у машины поменять… это непременно. И двигатель пора перебрать, иначе скоро ему кранты. Виктору хотелось бы помочь…
Альберт Львович остановил его легким жестом руки.
- О Викторе теперь можно не беспокоиться! Он встал на рельсы. Вот-вот помчится как скорый поезд. Вам будет помогать.
- Это уже лишнее! Я сам справлюсь. – Олег говорил уверенно. – Жизнь улучшается. Надеюсь, и меня она не обойдет. Я, в общем-то, трудяга. Вполне способен сам себя обеспечить. Немножко везения, и все будет в норме… Но не везет! Постоянно вместо крупного выигрыша в лотерее жизни выпадает какая-нибудь мелкая пакость! Вчера какой-то идиот проткнул у моих «жигулей» заднее колесо! Зачем ему это понадобилось?! Разбил бы лучше светильник в подъезде!.. Хотя, светильник давно уже разбит… Для чего все это делается?
Альберт Львович устало и меланхолично пожал плечами, как если бы его самого уже изрядно утомили несообразности нынешней жизни.
- Все это, Олег, можно понять и объяснить. Сейчас у нас такие перемены, что покруче любого шторма на море. У многих, особенно у неудачников, появляется озлобленность. Они ищут разрядки. Колесо у чужой машины проколол – уже легче. Лампочку в подъезде разбил или стену ругательствами расписал – на душе сосем хорошо. Но это, как вы понимаете, иллюзия. Собственную жизнь менять надо, а не пакостить другим!
- Вот это верно! Рассчитывать нужно на свою удачу, а не на несчастья других. Если, скажем…
- Давно вы знакомы с Виктором? – прервал его Альберт Львович.
- С детства! В школе учились в одном классе.
- Завидуете теперь ему. Есть чему позавидовать…
Олег посмотрел на собеседника с недоумением.
- Нет. Как можно здесь завидовать? Он высокий, красивый, ему прямая дорога в модели. Я попроще, особой красотой не отличаюсь… Хотя, нужно сказать, девушкам нравлюсь. Да и сам, когда увижу себя в зеркало, не отворачиваюсь. Не обезьяна, это точно. Но моя сила – не внешность, как у Виктора или у его Ани. Главные мои преимущества внутри, а не снаружи. Мое оружие – интеллект. Я беру силой ума. Ну, и физическими данными, как видите, не обижен…
Олег все еще не мог понять, зачем он понадобился Альберту Львовичу. Но на всякий случай решил подчеркнуть свои достоинства. «Странные вопросы он задает… - думал он. – Есть ли у меня фрак? А не висит ли у меня в платяном шкафу смокинг? У меня и шкафа никакого нет. Вся одежда умещается на вешалке в прихожей… Но и я не промах! Фрака нет, но вполне могут раздобыть. Хотя, где его достать? Ежу понятно, что ни у меня, ни у моих знакомых ни фраками, ни смокингами не пахнет… У одной моей недавней подруги муж работает грузчиком в магазине «Элитная мебель из Франции». Он был однажды на приеме во французском посольстве. Но и у него нет никакого фрака. Он алкаш, как она его описывает. У таких не только фраков нет, но и член не сразу найдешь. Рожденный пить во фраке не ходит! Но к чему клонит дорогой Альберт Львович? О Викторе упомянул вскользь, расспрашивает о моей жизни… Хвастаться не надо, но похвалить себя все же не мешает. Как говорится, хвали себя сам, пока другие привыкнут, что ты хороший...».
- Вы молодой, энергичный, по-мужски симпатичный, - продолжал свои расспросы Альберт Львович. – Наверно, девушки к вам благоволят?
- Ну, не так чтобы очень… - поскромничал Олег. – Но не отказывают. Только меняются они часто… Сегодня одна, завтра другая…
- А что так?
- Современные девушки не очень любят постоянство. Ахи, вздохи, прогулки при луне – это не про них. Познакомились, оживили организм парой рюмок – и в постель. А утром она уже с трудом вспоминает, как тебя зовут. Но это не так уж важно… Хватит того, что я сам свое имя не забываю.
- Но случались ведь какие-то юношеские влюбленности… Без этого в вашем возрасте не бывает.
Олег заулыбался. Этих старичков хлебом не корми, только дай им возможность поговорить о большой и чистой, как слон в зоопарке, любви. Им кажется, что в молодости человек ничем другим не занимается, как только влюбляется. Далекая собственная юность представляется пожилому человеку царской короной, сиявшей изумрудами и бриллиантами пламенного чувства. Как будто ничего в этой юности не было, кроме пылкой и беззаветной любви. Даже секса, и того не было. А уж абортов в пятнадцать-шестнадцать лет тем более.
Однако открыто иронизировать над Альбертом Львовичем Олег не решился. Немного подшутить над ним – это можно.
- Были устойчивые, пылкие романы, как без этого, - в тон собеседнику, посерьезнев, ответил он. – Со своей первой любовью я целых три месяца каждый день встречался. Она приходила на свидания все в духах, я весь в галстуке… По театрам ходили, были даже в опере. Но ко мне домой ни-ни. И на улице, представьте себе, ничего! Только поцелуи, и то скромно, через ее шелковый шарфик. В чем, думаю дело?
Олег умолк и многозначительно посмотрел на собеседника. Альберт Львович заинтересованно слушал.
– Потом узнал, все лежало на поверхности! - с какой-то даже радостью воскликнул Олег. - Она сифилис в это время долечивала! Боялась меня наградить… Благородная оказалась девушка!
Альберт Львович был поражен таким поворотом истории о первой любви. Юношеская влюбленность бесконечно разнообразна, хотя в основе своей проста. Но чтобы вот так сразу и сифилис! Это уже не умещается в обычную схему. Не зная, что сказать, Альберт Львович только пробормотал:
- Высоконравственная девушка… Такие сейчас редкость…
- Еще бы! – подтвердил Олег. – Тем более редкость, что у нее, оказалось, был не только сифилис, но еще и триппер, и трихомоноз! Но это уже мелочи…
- Целый букет! – взволновался Альберт Львович. – Вот что значит любовь! – При чем здесь любовь, было не совсем понятно и ему самому. Наверно, притом, что слова «любовь» и «букет» интимно связаны. Какой влюбленный идет на свидание без букета? Но, как говорится, букет букету рознь. – А не было у нее, случайно, еще и герпеса?
- Вполне мог быть! Отчего бы ему не быть. – Вопрос казался Олегу риторическим. – Но точно не знаю. Герпеса не хотелось бы… Говорят, очень плохо лечится.
- Неизлечим! – воскликнул Альберт Львович, но тут же, ругая себя за горячность, смягчил формулировку: - Я слышал, что неизлечим. Вот только в Америке или во Франции, возможно, и лечат. А у нас с герпесом возникли бы большие проблемы… Какой же это, не побоюсь этого слова, негодяй наградил ее таким пышным букетом? Для полного букета не хватает единственного цветка!
- Там не один поработал. – Олег усмехнулся. То, что собеседник принял эту историю так близко к сердцу, его забавляло. – Думаю, целая бригада трудилась. Профессионалы высокого венерического класса!
- Как легко испортить первую любовь! Случайное слово, неосторожное прикосновение… Несобранность в решающий момент… Тургенев очень хорошо описал это. Повесть так и называется «Первая любовь». Похоже на вашу историю. Героиня водила за нос влюбленного в нее юношу, потому что спала с его отцом…
- И наградила папашу букетом? – оживился Олег. – А потом и сына?
- Что вы! Каким букетом! Тогда и слова такого не было!
- Ну, тогда ничего, если б наградила, было бы похуже… Вот такой была моя первая любовь, - закончил свою историю Олег. – Первая настоящая любовь. Другой такой уже не будет… Ночные прогулки, беседы при луне… Залезешь ей под лифчик, сожмешь ладонью ее грудь, а сердце прямо застынет. И у меня, и у нее. У нее даже сильнее. Но ниже, как я уже сказал, ни-ни.
- Вам повезло с этим «ни-ни». Могли и влипнуть.
- Мне вообще везло на женщин, - с довольной улыбкой обобщил Олег. – Внешне они не всегда были красавицы. Попадались и просто страшненькие. Но в душе все были перламутры и кристаллы!
- Вы, однако, романтик!
- Пожалуй, - согласился Олег. – Не люблю, конечно, оттягивать удовольствие, доставляемое интимным общением. Стараюсь сразу перейти от слов к телу. Но если нужно, могу пару недель и так, вокруг да около походить… Если, конечно, с другой в это время спишь…
Альберт Львович засмеялся.
- Если возлюбленная в это время что-нибудь долечивает!
- Тогда тем более! – Олег тоже заулыбался. Потом, наклонившись к Альберту Львовичу, доверительно добавил: - Но нужно все же обязательно выяснить, что конкретно у нее. Некоторые болезни не помеха оральному сексу. Кроме того, есть презервативы…
- «Изделие номер два» нашего коллеги Подкорытова! Запало оно вам в память!
- Запасся на всякий случай в его автоматах. Но, в общем-то, я предпочитаю, между нами говоря, орально…
- Тоже неплохо. Но здесь, как говорится, на вкус и цвет… - Альберт Львович посерьезнел и испытующе посмотрел на Олега. – А вот представьте, мой друг, что вы руководите престижной фирмой и вокруг вас полно красивых женщин. Одна лучше другой! Вы бы там, я думаю, развернулись…
- Ни в коем случае! – не раздумывая, ответил Олег.
- А некоторые руководители любят, чтобы прямо в рабочее время… В кабинете… допустим, на письменном столе…
- Он скользкий! – вспомнил старый анекдот Олег. – Пусть любят. На вкус и цвет в сексе товарищей нет. Я предпочитаю у себя дома… На диване или еще лучше на полу. На ковре… Если откровенно, это дело я воспринимаю чрезвычайно эмоционально. В конце реагирую очень активно, бывает даже вскрикиваю… Не хватало на работе заорать, будто тебя режут! Там и сопеть, пожалуй, нельзя. Лучше работу с интимом не путать. На улице мало, что ли, девушек? Полно! А если у тебя есть деньги, то их еще больше. Намного больше! Выбирай, не перевыбираешь…
Олег говорил без всякого притворства. Случайная знакомая намного лучше секретарши. Дела и интим должны разделяться Великой китайской стеной. На этот счет у Олега уже был печальный опыт. В институте он по очереди ухаживал за всеми своими однокурсницами. Но без всякого успеха. Зато потом они постоянно и не без ехидства подшучивали над ним. А однокурсники, имевшие этих же девушек, поглядывали на него свысока.
- Работа и личные дела – вещи совсем разные, - продолжал Олег. - Не обязательно красавиц в своем учреждении искать. Доищешься до того, что потом по конторе спокойно не пройдешь. Одна за зад демонстративно ущипнет. Другая ладошкой по ширинке погладит. Мол, в твоем подвале на мешках никого, как будто, нет. В бессрочном отпуске, что ли?
- Ну, довольно о девушках. Разговор на эту тему, как черная икра – начнешь ее есть, не остановишься. А имеется ли у вас, Олег, какая-то большая мечта?
Вопрос не был для Олега таким уж неожиданным. Однако он сделал вид, что задумался. Больше всего ему хотелось бы, конечно, улучшить свое материальное положение. Но прямо сказать об этом нескромно. Мечтать надо не о толстом кошельке, а о чем-то красивом и благородном. Большая мечта – это непременно мечта о возвышенном, почти что недоступном… Вроде случайного знакомства с инопланетянкой, у которой не сразу даже поймешь, где у нее рот, а где все остальное.
- Многого хотелось бы, я уже говорил об этом… Но если по-крупному, то больше всего хотелось бы иметь роскошную картину с видом Венеции… Написанную маслом и, само собой, в хорошей, дорогой раме. Площадь святого Марка, гондольеры…
- Вы были в Венеции?
- Нет, видел по телевизору. Очень понравилось. Это так сурово и в то же время сентиментально. Современность и седая старина…
- А может просто съездить в Венецию?
- Можно и съездить. – Олег не выразил энтузиазма. «Интересно, на какие шиши, - удалось бы это сделать?» - подумал он. – Но опасаюсь, поездка только испортит впечатление… Картина лучше. В нарисованной Венеции вода не воняет, ноги не мокнут, никто не кричит. Одна моя знакомая была в Венеции. Говорит, толпы на улицах, ор стоит невыносимый, сырость и запах гнили от всех этих каналов…
- Вы, Олег, имеете, конечно, в виду картину какого-то старого мастера?
- Да, художник уже довольно пожилой…
- Может, Каналетто?
- Каналетто? – Олег на мгновение задумался. – Возможно и Каналетто. С такой фамилией только каналы и рисовать… Хотя лицо у него русское и волосы светлые. Не похож на иностранца. Он стоит со своей картиной у Дома художника на Крымском валу. На улице, под навесами… Просит за этот пейзаж пятьсот баксов. Да еще на раму нужно будет потратиться… Мне такую роскошь не потянуть.
- Со временем купите, - утешил его Альберт Львович. – Вы же сказали, что жизнь улучшается. Уверен, и вас она не обойдет. Тем более, что человек вы трудолюбивый, порядочный… Как, кстати, вы себя оцениваете? Хороший вы человек? Вам доверяют?
Олег задумался, уставившись в стол. Потом взъерошил себе шевелюру. Она осталась, однако, точно такой же, как была. Альберт Львович, постоянно заботившийся о проборе в своих редеющих волосах, с завистью наблюдал за этой манипуляцией.
- Наверно, хороший, - ответил Олег и грустно улыбнулся. – Говорю об этом прямо, потому что тут нечем гордиться. Сейчас больше ценятся всякие ловкачи и проходимцы. Они быстро добиваются успеха. А у меня принципы, совесть… Ум, конечно… Все это только мешает. Но мне трудно уже измениться. Соврать могу, а лгать нет. Если пообещал – выполняю, задолжал – отдаю… Но толку в этом мало. Живу по принципу, честность – лучшая политика. А сейчас время такое, что в цене хитрость. Кажется, Вольтер сказал, что хитрость – ум дураков. Значит, теперь время дураков. Хитрых дураков. Не мое время… Если и хитрю, так только в мелочах. В основном с женщинами. Да и то потому, что они сами это любят. Спрашивает она тебя: «Я тебе нравлюсь?» Не ляпнешь же: «Кому ты можешь нравиться, кривоногая дура!». Отвечаешь что-нибудь вежливое и уклончивое: «Обожаю женщин! А с такими стройными ножками, как у тебя, особенно!». Случается, конечно, делаю гадости. Но без всякого удовольствия! Значит, порядочный человек. Непорядочный тем и отличается, что сделает пакость, а потом наслаждается этим. И пакостит только затем, чтобы потом посмаковать! Мне это противно…
Выслушав эту исповедь, Альберт Львович остался доволен. Все звучало искренне, ни одной фальшивой ноты.
- Рад был с вами познакомиться, Олег. Уверен, вас ждут лучшие времена! Мы с вами еще не раз встретимся.
Олег забеспокоился, что беседа подошла к концу. Зачем он разоткровенничался? Что о нем теперь можно подумать? Простак, душа нараспашку. Да еще и неудачник. Неисправимый неудачник! Считает, что жизнь требует хитрости, и одновременно хвастается своей честностью и порядочностью.
- Альберт Львович! Как же так! Все время говорили только обо мне! Кому это интересно? Мне и рассказывать особенно нечего. Хотелось бы узнать что-нибудь о вас! Большая жизнь, богатый опыт. Ответственная руководящая работа!..
- Что вы, Олег! – остановил его Альберт Львович. – Как раз в моей биографии мало интересного. Канцелярская, бумажная работа. Каждый час расписан. Личная жизнь сведена к минимуму. Можно сказать, ее вообще нет. Служение обществу! На словах это звучит громко, а на деле скука и постоянная занятость. Вот даже семью вовремя не успел создать… Теперь, пожалуй, уже поздновато…
- Что вы, Альберт Львович! Любви все возрасты покорны!
Альберт Львович ограничился туманным намеком:
- Все возрасты, Олег, может быть. Но не законы!
Олег вопросительно посмотрел на него, но разъяснений не последовало.
- Вы такой завидный жених, Альберт Львович! – продолжал настаивать Олег. – Я вам скажу, хороший жених на дороге не валяется! А если он валяется пьяный на дороге, то какой же он хороший жених?! Пусть ищет себе невесту рядом, в канаве…
- Нет, нет! – продолжал упорствовать Альберт Львович. – В Бельгии или может скорее в Норвегии о женитьбе, может быть, стоило бы подумать. А здесь нет. Не выйдет!
«Вобьет же человек себе в голову глупую идею жениться только на бельгийке! – подумал Олег. – А где ее возьмешь? В самой Бельгии невест, конечно, как в Украине сала. А здесь бельгийку попробуй, поищи… И что у нее, эта самая расположена не вдоль, а поперек? Очень сомневаюсь! Тогда зачем вообще искать?». Через минуту он уже забыл о странной причуде старого холостяка. Чудачество, скорее всего, связано с тем, что Альберт Львович и в самом деле голубой. А такому невесту надо искать только в заморских странах.
Со встречи с Альбертом Львовичем Олег возвращался домой в полном недоумении. Зачем он был нужен этому человеку? Руководителю, у которого, как он сам сообщил, каждый час расписан? Совершенно непонятно… Но собой Олег был доволен. Говорил он умно и даже тонко разыграл любопытного, но простоватого старикана. Вот только в конце сплоховал. Потянуло на откровенность… Виновато, конечно, это виски… Бокал был изрядный. На пустой желудок это как шпионские капли честности, о которых однажды говорили по телевизору…
Вернувшись в номер, Альберт Львович позвонил Юрию Петровичу и доложил ему о состоявшейся встрече с Олегом.
- Позитивное, значит, впечатление… - В голосе шефа звучало недоверие. – Лицо, как ты говоришь, мужественное и открытое… Ага, честное и благородное… По-моему, и о своем нынешнем президенте ты когда-то говорил то же самое. И вроде бы этими же словами…
- У того лицо оказалось только ширмой, - попытался возразить Альберт Львович. – Внешне он был благородным, а в душе – сплошная грязь.
Юрий Петрович выслушал возражение равнодушно, только причмокнул.
- Говорить ты, Альберт, умеешь, а вот в людях разбираешься плохо. Ошибешься еще раз, направим на переподготовку. С такими людьми познакомишься! Титаны криминальной мысли и уголовного духа! Человеколюбы, а иногда и человекоеды!.. Но это я, сам понимаешь, шучу. Экспромт, так сказать… Неожиданно все это свалилось на нашу голову. Модельное агентство – не наш профиль. Только прикрытие. Через пару лет потребуется что-нибудь понадежнее. Другого хорошего кандидата у нас на примете нет… Так что приглашай своего орла с мужественным клювом завтра в ресторан. Я посмотрю на него и примем решение… Ресторан выбери по своему вкусу. Но чтоб без громыхающего оркестра и глупых танцев…
- Можно пойти в «Шаталет», недавно открылся. Это в центре, на набережной Яузы. Изысканный дизайн, резные своды, мебель в стиле ретро… Музыка только инструментальная… Бизнес-ланч в стиле «а ля рус»…
- С борщом, что ли?
- С украинским борщом. Но есть также суп-харчо и другое… Французские вина…
- Хорошо. Пусть будет этот твой любимый борщ. За столом о деле ни слова. Встреча старых друзей… Если мое решение будет положительным, сразу начинай работать со своим президентом. Учти, останутся у него деньги, у него появится искушение отомстить тебе. Пулю на тебя тратить не станут. Комплекция у тебя хлипкая, можно промахнуться. Но ножичком так называемые хулиганы вполне могут поковырять. И возьмут за это недорого… Раздевай президента не торопясь. Как женщину! Не надо рвать с нее лифчик, пока платье не снял!…Хотя ты в этом деле мало что понимаешь. Ты раздевал когда-нибудь женщин?
- Раздевал, - Альберту Львовичу эта тема не нравилась и отвечал он сухо.
- И много?
- Одну.
- И раздел?
- Почти раздел. Чулки снять не смог… Женщины их тогда на особом поясе носили. Там застежки оказались замысловатые…
- Значит, кончилось ничем? – не отставал Юрий Петрович.
- Почему ничем! – Альберт Львович оскорбился этим недоверием к его умению обращаться с женщинами. – Просто ей надоело, что долго вожусь. Схватила меня и бросила на постель. «Чулки, - говорит, - настоящей любви никогда не мешают!»
- Кальсоны хоть успел снять?
- Какие кальсоны? Это в Украине было, там тепло. И я молодой был. Молодежь, к твоему сведению, кальсоны не носит – яйца перегреваются.
- Любопытно… - протянул Юрий Петрович. – Ты мне об этом никогда не рассказывал… Я удивился, когда мне по секрету сказали, что у тебя обнаружился взрослый сын. Откуда, думаю? Может, непорочное зачатие? Но причем тогда ты? Задаешь ты ребусы-кроссворды. Может, еще и дочь обнаружится. Не забудь тогда рассказать… Значит, в Украине все это было? Теперь понятно, почему тебя так тянет на украинский борщ. До завтра.
«Что за странный человек! – подумал Альберт Львович, вешая трубку. – Обязательно нужно испортить настроение! Но насчет возможной мести он, пожалуй, прав…».
Глава 3
Через пару дней Альберт Львович позвонил президенту своего модельного агентства и сказал, что завтра в десять тот должен прибыть к нему. Высокомерный, как обычно, президент не мог понять изменения ролей.
- Вы что-то путаете, Альберт Львович. Я - президент модельного агентства, а вы пока что мой вице-президент. Вы идете ко мне на прием, а не я к вам.
Альберт Львович некоторое время хихикал в трубку, а затем огорошил собеседника совершенно неуместной шуткой.
- Знаете, Сергей Николаевич, почему я прошу быть именно в десять? Потому что речь пойдет о десяти годах тюрьмы! Для вас, разумеется, не для меня. В такой ситуации мне идти к вам некорректно. К тому же у меня пачка интересных для вас документов. Не возить же их по городу! Чего доброго забудешь где-нибудь в такси…
Повесив трубку, Альберт Львович продумал в общих чертах предстоящий разговор. Неожиданностей не предполагалось, и он позвонил Олегу.
- Олег Александрович, как вы относитесь к модельному бизнесу?
- Лучше, просто Олег. Как отношусь? – Олег задумался, а потом решительно ответил. - Хорошо отношусь! Такие красавицы среди манекенщиц бывают, что иногда пожалеешь, что денег нет!
- Нет, Олег, не в этом плане. Ваши лучшие друзья теперь в модельном бизнесе. Их успехи зависят от того, насколько успешно идет этот бизнес. Плохой руководитель посадит их на мель. А в модельном агентстве «Новые звезды» президент ни то, ни се. Пришло время менять его. У меня возникла идея предложить вашу кандидатуру на его место. Как вы на это смотрите?
В трубке некоторое время слышалось сопение и шуршание. Наконец Олег удовлетворенно сказал:
- Теперь я понимаю, Альберт Львович, зачем мы с вами встречались. Вы меня изучали! Даже в ресторан пригласили! А этот с нами дядечка был, Юрий Петрович, кто он?
- Случайный знакомый.
- Одет он был хорошо. Его бы на модельное агентство!
- Нет, он этим не занимается. У него лес или нефть, что-то совсем простое. И я его слишком мало знаю, чтобы рекомендовать на должность президента модельного агентства. Я сам, как известно, только вице-президент. Если вы согласитесь, будете мною руководить.
- Что вы, Альберт Львович! – испугался Олег. – Не нужно никаких формальностей! Руководить всем будете вы! А я буду у вас учиться. Если откровенно, в модельном бизнесе я мало что соображаю. Знаю его в основном по телевизору. Без вас модельное агентство будет все равно, что макароны по-флотски без вермишели…
- Хорошо. Будьте завтра в середине дня дома. Может быть, мы съездим с вами в наше модельное агентство и еще кое-куда. Не забудьте, пожалуйста, надеть тот свой костюм, в котором вы приходили ко мне. Надо произвести на этих зазнавшихся модельеров особое впечатление…
Положив трубку, Альберт Львович некоторое время улыбался, представляя, как вытянутся завтра лица сотрудников модельного агентства. Мятый пиджак и пузырящиеся в коленях брюки нового президента определенно повергнут этих зазнавшихся снобов в шок.
Вылощенный президент модельного агентства явился на следующий день минута в минуту. Альберт Львович не поднялся навстречу ему из-за стола и лишь указал рукой на кресло. Потом он отобрал из толстой пачки лежащих перед ним фотографий наиболее колоритные, пересек комнату и бросил их веером на журнальный столик.
- Полюбуйтесь, Сергей Николаевич. Известный педофил занимается своими грязными делами. Есть подозрение, что трогательную любовь к детям он пронес через всю свою жизнь.
Президент сразу же побледнел, на его висках выступил пот. Дрожащими руками он пытался собрать фотографии, но из этого ничего не выходило.
- Я понимаю, был бы какой-нибудь отъявленный бандит. – Альберт Львович медленно прогуливался по ковру, заложив руки за спину. – Бандит, о котором в анкетах пишут: «Не женат, бездетен, судим, нагл и дик». Но вы! Образованный, интеллигентный, как я раньше о вас думал, человек. Примерный семьянин, Дочери десяти и двенадцати лет. И вдруг такой провал! Не знаю даже, что с вами делать…
Президент попытался заговорить, но от волнения смог выдавить из себя только:
- Шантаж! Грязный шантаж! Подделка!
Альберт Львович критически посмотрел на него и сурово свел брови.
- Вы не узнаете себя? Вижу, что узнаете. Тогда не нужно театральных речей, вспотевших рук и огненных очей. Давайте лучше подумаем, что делать дальше.
- С помощью этой грязи вы хотите отнять у меня деньги… - начал неуверенно президент.
- Совершенно верно! – подхватил его мысль Альберт Львович. – Но не просто отнять, а отнять в извращенной форме. Как это вы любите! А что касается грязи, то на фотографиях, по-моему, вы, а не я. Мне нужно вас стыдить, а не вам меня.
Президент сдвинул фотографии на край стола, потеряв к ним интерес. Его фигура странным образом размягчилась, так что в кресле сидел теперь не уверенный в себе преуспевающий бизнесмен, а испуганный немолодой человек в ставшем неожиданно мешковатом для него костюме. Альберт Львович обратил внимание на эту метаморфозу, но не придал ей особого значения. Через несколько часов этот человек придет в себя и будет готов зубами и когтями вцепиться во всякого, кто посягнет на его имущество.
- Отнять деньги в извращенной форме… - вяло повторил президент. – Вы уж лучше меня изнасилуйте!
- Это еще зачем! – моментально откликнулся Альберт Львович и даже всплеснул руками. – За ваши деньги я изнасилую тысячу таких красавцев, как вы! Но я не насильник, мне это неинтересно. Нужны только ваши деньги, и ничего больше. Но готовьтесь раздеться основательно. Король окажется если не совсем голым, то, во всяком случае, будет страдать от отсутствия многих деталей туалета.
Президент снова замолчал, и на этот раз надолго. Альберт Львович достал из холодильника бутылку минеральной воды, поставил на журнальный столик два стакана и налил воды. Президент жадно осушил свой стакан.
- Это вы все придумали?
- Может я, а может, и нет, - уклончиво ответил Альберт Львович. – Теперь это уже несущественно.
- Если у человека нет денег, он не способен понять того, у кого они есть…
Альберт Львович сначала ухмыльнулся, потом заулыбался.
- Вы, Сергей Николаевич, намекаете, что я нищий, а вы богатый. Отсюда будто бы моя неприязнь к вам. Поверьте мне, вы ошибаетесь. Через какое-то время вы станете нищим, а я благодаря вам сделаюсь богатым. Но я не стану и после этого заявлять, что вы не понимаете меня.
- Кроме этих фотографий у вас нет никаких других доказательств!
- Ошибаетесь, я не так прост, как вы меня представляете. Если вас не интересуют фотографии, вы можете почитать показания девушек, которые вербовали для вас несовершеннолетних. Есть показания и самих малолеток, но я не советую вам читать их рассказы. Бесхитростные истории, но производят очень тяжелое впечатление. Бедные тинейджерки! Они даже не дергались! Что делает с людьми нищета! Человек становится, как манекен. Бери его хоть вдоль, хоть поперек и неси, куда вздумается. Я думаю, показания несовершеннолетних вам лучше будет прослушать в суде. К тому времени вы уже привыкнете, что вас ждет десять лет тюрьмы.
- Так много? – испугался президент.
- Не беспокойтесь, вы и первого года не отсидите. Тюрьма беспощадна к растлителям малолетних. Вас там или зарежут, как мальчика Дмитрия, или удавят, как девочку Тараканову…
- Как царевича Дмитрия и княжну Тараканову?
- Ну да. В отечественную историю не попадете, но в хронике тюремных происшествий о вас обязательно расскажут… А что касается доказательств, то есть еще показания вахтера той сауны, в которой вы развлекались. И представляете, показания человека, устанавливавшего в сауне видеокамеру! Мало ему было просмотреть дома фильм о ваших приключениях, так он еще и в щелку подглядывал. Плохой пример вы подавали… Но не будем больше об этом. Сегодня мы только немного войдем в курс ваших дел, составим реестр вашего имущества. Завтра вы передадите все права на модельное агентство «Новые звезды» известному отечественному модельеру Олегу Теребилову.
Президент удивленно вскинул брови.
- Никогда о таком не слышал!
- Он несколько лет был на стажировке в Париже, у Труссарди, и в Италии, у Джона Гальяно. Привез оригинальнейшие идеи по поводу мужского костюма! Впрочем, уже завтра вы увидите Олега Александровича и убедитесь, что он умеет воплощать свои идеи в жизнь. О вас он ничего не знает. Не надо отвлекать талантливую молодежь от творчества всякими пустяками. Для всех рутинных дел вполне хватит нас двоих.
- Но вы, я уверен, не один? За вами какая-то группа?
- Думайте как угодно. Но если хотите, чтобы вашей жене и дочерям осталось хоть что-то, советую идти мне навстречу. Во всем. Иначе придется разорить не только вас, но и их. Еще четверо нищих в нашей и без того небогатой стране – это будет уже слишком!
- Мои жена и дочери узнают обо всем?
- Нет, их лучше не посвящать в эту историю. Я ведь даже вам не советовал читать показания девочек. А представьте, ваши дочери читают рассказы своих ровесниц! Краснеть придется за папу! А потом просмотрят порнофильм в трех частях, в котором папочка играет главную роль! Боюсь, потеряете дочерей… Но многое зависит от вас. Слушайтесь меня во всем и выпутаетесь с минимальными потерями.
Президент склонил голову и закрыл лицо ладонями.
- Не представляю, что мне делать… Был богатым, стану нищим…
- Не в деньгах счастье! – ободрил его Альберт Львович. – Начнете новую жизнь… Но в общем, я не знаю, что вам посоветовать… Про самоубийство вы, как вижу, еще не думали?
- Вы что! – встрепенулся президент.
-А вы подумайте, подумайте… Но вряд ли это поможет. Сейчас даже в Японии редко кто делает себе харакири. Если с вами что-то случится, все тут же всплывет наружу. Вам нужно беречь себя…
Глава 4
Эйфория от победы в конкурсе быстро прошла. Уже через неделю Аня почувствовала себя подавленной.
Банкет, организованный Альбертом Львовичем, прошел прекрасно. С маленькой короной на голове и в том же костюме медсестры, в котором она выступала на последних турах конкурса, Аня смотрелась великолепно. От предложений потанцевать или пересесть за другой столик не было отбоя. Но все предлагавшие смотрели на нее сальными глазами и только что не раздевали ее взглядом. Никто не заикнулся о ее будущей работе. Один толстячок, дважды приглашавший ее танец, сопел и покрывался испариной, но сумел выдавить из себя лишь невнятную фразу:
- Номер наверху… Потом… секретарь у меня в фирме… Другие варианты…
Аня ласково погладила его ладонью по влажной лысине и уткнула его носом в свою грудь.
- Не надо ничего говорить. Вы слишком волнуетесь…
- Королева… принцесса… Сами понимаете… могу ли я… - сопел он снизу.
- Не можете… Сегодня вы ничего не сможете.
Потеряв надежду, толстячок переключился на Танечку, которую Аня немного узнала во время конкурса. Танечка быстро пересела к толстячку за столик, а потом они надолго исчезли из зала ресторана. Смог ли он, в конце концов, собраться с силами, Ане было неинтересно. Но на всякий случай она сняла с головы корону и спрятала ее в пакет. Не всякий мужчина рискнет ухаживать за королевой и тем более подойти к ней с каким-то деловым предложением.
Виктор с Олегом чувствовали себя в ресторане свободно и раскованно Они отличались от липких спонсоров своей молодостью и сполна использовали это преимущество. Аня сначала удивлялась, что никто не узнает Виктора, переодевшегося в своей обычный костюм. Но, взглянув несколько раз в сторону Олега и Виктора, окруженных девушками, подумала, что так и должно быть. Симпатичный, веселый парень. При чем здесь монашка Виктория? На этом веселье, пронизанном сексуальными токами, монашкам не место. Виктор подошел к столику Ани, поздравил ее, но даже не пригласил потанцевать. «Понимаешь, Олег остался один! Его разорвут на части! Он заказал наверху номер. Мы останемся здесь до утра. Завтра созвонимся…». Аня не стала даже спрашивать, заказал ли себе номер и Вик. «Увлеклись ребята, - грустно подумала она. – Пусть снимут напряжение. Выговор Виктору я всегда успею сделать…».
Три дня у Ани ушло на то, чтобы хотя бы частично обновить свой гардероб. Ее поразили цены в известных магазинах. После посещения двух-трех бутиков она перестала заходить в них. Ее приз, полученный на выигранном ею конкурсе красоты и показавшийся ей поначалу огромным, таял на глазах, хотя она не покупала никаких зимних вещей. «Сколько же должна зарабатывать манекенщица? Она ведь просто обязана быть хорошо одетой не только на подиуме, но и в обычной жизни… - думала она. - Страшно представить! Не меньше пары тысяч долларов! Наверно, так они и зарабатывают…».
Первый визит на свою новую работу, в модельное агентство «Новые звезды», поверг Анну в смятение. Невысокая, носатенькая секретарша выдала ей красивое удостоверение манекенщицы и сухо поздравила с приемом на работу. Аня долго смотрела на нее, потом не выдержала и спросила:
- А в чем будет состоять моя работа?
- Это вы сами решите. – Секретарша смотрела на Аню высокомерно. – Никакой зарплаты таким, как вы, не полагается. Вы же не сидите за столом и не ведете делопроизводство! Бывают заказы, они поступают сюда. Позванивайте. Оплата – по договоренности с заказчиком, двадцать процентов агентству.
- А что за заказы?
- Разные. Иногда просят прислать девочек «поработать мебелью» в ресторане. Или в дорогом загородном пансионате. Приставать к вам никто там не станет. Будете ходить по залу и изображать красивую женщину… Работать «тусовщицей» в каком-нибудь ночном клубе – это престижно. Приехала в одиннадцать вечера, пошаталась часов до трех и получай свои двадцать долларов. Кроме того, на входе выдают флаерсы на три бесплатных напитка. Нельзя мозолить посетителям глаза своей незанятостью. Клубам красивые женщины нужны для престижа. Посетитель думает, что у них красотки стаями ходят. Некоторые девушки принимают приглашения сесть за столик. Но это уже нехорошо. За сексуальные услуги, разумеется, заплатят, но уважающая себя девушка не пойдет на это…
Аня слушала секретаршу с растущим изумлением.
- Но разве это модельный бизнес? Зачем в ночном ресторане манекенщица?
- У нас другого модельного бизнеса нет! – секретарша сухо поджала губы. – Путану, даже красивую, нехорошо приглашать в ресторан. Посетители могут обидеться. А манекенщица – совсем другая профессия. Она может бывать в любом обществе, тем более в ресторане. За нею нужно ухаживать, постараться понравиться ей… За сексуальные услуги, если уж они случаются, в агентство никаких отчислений не производится. Считается, что наши сотрудницы таких услуг не оказывают.
- И сколько стоят такие… услуги? – робко спросила Аня.
Секретарша посмотрела на нее испепеляющим взглядом.
- Я вам сказала: в нашем прейскуранте таких услуг нет! Что вы, девушка, с Луны свалились? Два часа – сто долларов, на всю ночь – двести.
- Извините, я, в самом деле, не знала…
- Это все знают! – обрезала секретарша, но спустя минуту она все-таки смягчилась. – Иногда организации приглашают манекенщиц на свои торжества: банкеты, юбилеи. Платят чуть поменьше, чем за «мебель», но и претензий больше. Наши девушки не любят таких мероприятий. Перепьются все и начинают приставать. Врываются даже в женский туалет. Давай и все! Фирма заплатила!
Не дождавшись приглашения секретарши, Аня села в кресло и съежилась в комочек.
- Бывает, что приглашают нескольких девушек в ресторан. Состоятельные господа, ведут себя очень обходительно, никто пальцем не тронет. В этих случаях платят долларов пятьдесят, однако нужно уметь поговорить. Но такое бывает редко. Главное у нас – спонсорская поддержка банков и солидных компаний. Все московские модельные агентства живут на счет спонсоров. В договоре расписывается, сколько раз в месяц спонсор может заказывать наших девушек, чтобы они поработали «мебелью». Чем они на самом деле занимаются на этих бесконечных банкетах, нас не интересует.
- Но зачем на банкете манекенщица?
- Я уже сказала! Не путану же приглашать! – резко ответила секретарша. – Солидная компания всегда поддерживает материально несколько модельных агентств. Их услуги нужны в случае всяких торжественных мероприятий, приезда компаньонов фирмы. Ну, сами понимаете! Мы рассылаем альбомы с фотографиями наших девушек в разные фирмы. Некоторые откликаются и берут нас на спонсорский буксир. Завтра, кстати, наш фотохудожник будет снимать принятых на работу девушек…
- Обнаженными? – почему-то испугалась Аня.
- Ну что вы! Конечно, в купальниках. Грудь может быть немного открытой. Но не больше. Это ведь не порнография! У нас в агентстве секса нет! Только сдержанная эротика!
«Сплошное притворство! – подумала Аня. – Никаким модельным бизнесом здесь и не пахнет. Красивая «мебель» или секс-услуги – вот и весь репертуар. Об этом можно было догадаться еще на банкете. Уже там девушек ожидала куча жаждущих секса спонсоров…».
- А выступления на подиуме, демонстрация новых моделей одежды? Рекламные журналы? – на всякий случай спросила она.
- Ах, это! – секретарша поскучнела. – Бывает, но редко. Иногда звонят из эротических журналов: «Дайте нам красивую обнаженку!». Но девушки редко соглашаются. Кому охота за сто долларов сниматься, в чем мама родила? И попасть потом на глаза своим знакомым. Позы они заставляют принимать такие, что... Сами понимаете… Любимому человеку не всегда позволяешь ставить себя в такую позу…
Секретарша достала из ящика стола лист бумаги, забитый мелким текстом.
- Вот, возьмите. Список модельных агентств. Адреса, телефоны. Обойдите их, сфотографируйтесь. Они включат вас в свои картотеки. Перед показом новой коллекции моделей, они проводят просмотры манекенщиц, могут пригласить и вас. Некоторые наши девушки пользуются большим успехом и ходят на пять-шесть кастингов в день. Если подойдете модельеру, он выпустит вас на подиум. Но не обольщайтесь. На кастинг обычно приходят больше сотни манекенщиц, а отбирают десять-пятнадцать. За показ модели манекенщица получает двадцать долларов. Иностранные модельеры платят по пятьдесят, но они бывают теперь у нас редко…
Растерянная Анна поднялась с кресла и стала прощаться.
- Спасибо. Я зайду завтра, когда будет фотограф…
Секретарша покивала головой, а потом вдруг заговорщически прошептала Ане:
- Вы знаете… Будете бегать, как собачка по всем этим кастингам… и ничего не заработаете. Симпатичная девушка… На вашем месте я нашла бы несколько постоянных спонсоров и ничего больше не делала бы!
Аня посмотрела на нее испуганно и быстро распрощалась.
Некоторое время она бездумно шла по улице, потом зашла в небольшое, полупустое в это время дня кафе. «Наверно, сгущает краски эта длинноносая мымра, - думала она. – Может, из зависти. Тысячи модельных агентств, а модельного бизнеса нет. Разве так бывает? Быть манекенщицей считается престижным, каждая вторая девочка мечтает об этой профессии. А оказывается, манекенщицы – в подавляющем своем большинстве работают не столько на подиумах, сколько «мебелью» в ночных ресторанах. А эти фирмы, спонсирующие модельные агентства? Просто грязь… Покупают девушек, чтобы периодически радовать своих сотрудников…».
Но в чем секретарша не могла обмануть, так это оплата труда манекенщицы. Приглянуться модельеру, пробиться через сотню претенденток… И в итоге получишь двадцать долларов…
Просмотрев список московских модельных агентств, Аня выбрала три ближайших и отправилась туда. Особого шика и блеска в агентствах не было. Никаких демонстрационных залов с новыми, только что придуманными коллекциями одежды. Две комнатки, в первой из которых сидела секретарша, а на дверях второй красовалась выщербленная табличка «Президент модельного агентства».
«В обычных туристических агентствах обстановка приличнее», - подумала Аня, глядя на вытертые стулья, стоящие у стены в комнатке секретарши.
Диплом о первом места на конкурсе красоты, который показывала Аня, не производил никакого впечатления. В одном месте секретарша даже сказала:
- Какой еще конкурс? Их так много, что они потеряли смысл. Хотите работать у нас манекенщицей, платите пятьдесят долларов, и мы внесем вас в нашу базу данных. Будет кастинг, мы вам позвоним.
- Я уже зачислена на работу в агентство «Новые звезды».
- Не слышала о таком. Обычно девушки оформляются в пять-шесть модельных агентств. Особо активные в десяти-пятнадцати работают. Тогда выбор шире.
- И каждое агентство дает свое удостоверение манекенщицы?
- Естественно, а какие проблемы? Платите и получайте свое удостоверение. Не так давно приезжал французский букер, просматривающий девушек для работы за рубежом. Он провел за день несколько кастингов, к вечеру выдохся и говорит: «Впервые с таким сталкиваюсь! Был в пяти модельных агентствах, и везде одни и те же лица!»
Аня получила удостоверение еще трех модельных агентств и, уставшая, поехала домой. «Нужно хозяйственную сумку покупать, чтобы носить все свои удостоверения манекенщицы. Хорошо еще, что денег у меня хватит только на два-три десятка агентств», - грустно думала она.
Следующий день не принес никаких перемен. Все шло по простой схеме. Хотите быть манекенщицей агентства – платите за включение в картотеку, получайте удостоверение и ждите известий о предстоящих кастингах или других мероприятиях. Как новичку, подробности об этих «мероприятиях» ей не сообщали. Поработаете, узнаете.
В двух агентствах ей предложили поучиться на специальных курсах.
- За триста долларов вас обучат походке манекенщицы и многим другим важным вещам, - убеждала ее секретарша. – Подиум – это двадцать четыре метра! Их нужно пройти красиво! Профессиональная манекенщица не ходит по подиуму, а порхает над ним! А умение общаться? Ему вы сможете научиться только у нас! Модель – это на семьдесят процентов внешность, а все остальное – искусство общения!
В нескольких местах предложили оформить портфолио.
- Вы делаете фотографии, где попало, - выговорила ей она секретарша. – Ни света, ни улыбки, ни позы. Для семейного альбома это еще сойдет. Но если хотите быть востребованной у нас, вами должен заняться профессиональный фотохудожник. У нас есть блестящие мастера этого дела! Они создадут такой альбом ваших фотографий, что вы не узнаете саму себя. Раскроют неожиданные стороны вашего тела и души. Портфолио – визитная карточка модели. Есть художники, которые берут за портфолио всего двести долларов. Но хорошо раскрученные мастера этого дела запросят пятьсот и больше.
«Мне нужно быть миллионершей, чтобы в каждом агентстве оставлять свой портфолио, - думала Аня. – Но будь я миллионерша, я вообще не заходила бы в эти конторы. Здесь на тебя смотрят не как на человека, а как на вещь… Красивую, но вещь. Это не лучше, чем «работать мебелью» в каком-нибудь ресторане или казино».
Лишь в одном агентстве Аня попала в кабинет с гордой надписью «Президент». Когда она разговаривала с секретаршей, из кабинета вышел чем-то озабоченный молодой человек и тоже обратился к секретарше. Потом его взгляд поднялся вверх и остановился на лице Анны.
- Вы к нам на работу? Очень приятно! Я – вице-президент модельного агентства по связям с общественностью. Сергей Александрович. Закончите свои дела, зайдите, пожалуйста, на пару минут ко мне.
В кабинете президента стояло три старых канцелярских стола, только на одном из которых возвышался телефонный аппарат. «Небогато они живут, - подумала Аня. – Но зато у них два вице-президента, если те не ходят на работу по очереди».
- Вы заказали порфолио? – первым делом поинтересовался Сергей Александрович. – Ну, ничего страшного. Достаточно того, что я вас видел. Буду вас всячески рекомендовать. Сами понимаете, рекомендация многого стоит. Что вы делаете сегодня вечером?
«Слишком активный, - подумала Аня. – Еще ничего не сделал, а уже назначает свидание».
- К сожалению, вечером я занята, - вежливо ответила она, присаживаясь на скрипучий стул. – Встречаюсь с вице-президентом модельного агентства «Новые звезды».
- Ничего страшного, - успокоил ее Сергей Александрович. – Встретимся в другой раз. Часто вы бываете на кастингах?
- Три-четыре раза в день. – Аня решила разыгрывать из себя опытную манекенщицу, у которой нет отбоя от заманчивых предложений.
- Ну и как?
- Не особенно интересно.
- Я так и думал! Эти прогулки по подиуму в плохо подогнанной одежде не могут вдохновить такую красивую девушку как вы.
- «Поработать мебелью» меня тоже не воодушевляет.
Вице-президент встал из-за стола и жестом попросил Аню подняться. Она встала и еще раз внимательно осмотрела его. Поношенный костюм, застиранная рубашка, съехавший на сторону галстук, явно побывавший уже в химчистке. Можно было догадаться, что и обувь у вице-президента под стать всему остальному.
- Пройдитесь, пожалуйста, - попросил ее Сергей Александрович. – Здесь тесно, так что вы боком, боком! Прекрасно! То, что надо! Стройная, гибкая, женственная… Скорее пассивная, чем активная.
Сергей Александрович сел, задумчиво потер пальцем висок.
- Все эти подиумы и «мебель», я вам скажу, - барахло! – начал он с некоторым даже раздражением. – Вы и сами это знаете! Платят копейки! К тому же с агентством надо делиться. А что агентство? Почти пустышка! Хотя мы и состоим в отечественной Ассоциации высокой моды и прет-а-порте. Ассоциация есть, а ни высокой моды, ни тем более прет-а-парте нет… Эти вещи теперь, конечно, все больше сливаются… Но если их нет, так и сливаться нечему…
- Что вы предлагаете? – не выдержала Аня.
Сергей Александрович поморщился, словно ему предстояло расстаться с ценной для него вещью.
- Понимаете, приезжает руководительница одного из отделов журнала «Вог». Ей нужна сопровождающая… Возьмет она ваши фотографии, тиснет в своем журнале и держись Америка! Пробудет она здесь всего неделю…
- Я не очень по-английски…
- У нее есть переводчица! Вы будете сопровождающей. Вы меня понимаете?
Аня растерянно пожала плечами. Сергей Александрович был огорчен такой непонятливостью.
- Она лесбиянка! – без обиняков выложил он. – Ей нужна… как это у вас, у женщин, называется… Нужна подруга. Ее она обязательно даст потом в своем журнале. Ну и еще кого-то из наших девушек, в порядке благодарности… Заплатит, это само собой!
«Вот они связи с общественностью!» – подумала Аня. Ей стало жалко активного и одновременно неудачливого вице-президента, и она только отрицательно покачала головой.
- Жалко, - сказал Сергей Александрович. – Вы, как будто, в ее вкусе. Когда она приезжала прошлый раз, целый кастинг устроила в поисках себе любовницы. Сейчас постарела, наверно. Говорит, подберите мне сами что-нибудь. Совсем свежее, пусть будет сюрприз…
- Не огорчайтесь, Сергей Александрович. Найдете ей подругу, у вас много кандидаток…
- Другая будет не то. – Сергей Александрович явно расстроился. – Через эту журналистку мне хотелось найти подход к вам… Так сказать, по принципу: я – вам, вы – мне… С женщинами вы совсем ни-ни?
- Совсем, Сергей Александрович.
- Ну и бог с ними! Я тоже с мужчинами не имею дела и ничего, живу себе понемногу.
- Но вы, как будто, женаты?
Сергей Александрович покрутил перед глазами левую ладонь с обручальным кольцом на безымянном пальце, поморщился и ответил:
- Как будто женат. Но в стадии развода! Явно в стадии развода! Нам с вами это никак не помешало бы… Знаете, раз уж вы так привязаны к мужчинам, есть другое предложение. Очень заманчивое, я его берег, именно для вас. Три недели отдыха в Сочи, в гостинице «Дагомыс». Бархатный сезон, днем на пляже, вечером в ресторане или в казино. Там одних ресторанов пять штук!
- С вами, Сергей Александрович?
Спрашивая, Аня не думала, что он так смутится. Но вице-президент даже порозовел, на лбу у него появились капельки пота. «Зря я так прямолинейно намекнула ему на его бедность. Он старается как-то заполучить меня, а я ему прямо в лицо заявляю: нечем платить – не липни!».
- Нет… Извините, не спросил ваше имя…
- Анна, можно просто Эн.
- Не со мной, Эн. С одним богатым бизнесменом. Очень приличный человек. Толстоват только, но знает несколько иностранных языков…
- Такой полиглот и на месте найдет то, что ему нужно.
- Он привык брать с собою из Москвы. На месте можно найти такое, что потом никакая медицина не поможет.
Аня сделала вид, что задумалась над заманчивым предложением, и только после этого ответила:
- Нет, Сергей Александрович, и в Сочи я не хочу. Мне нужно делать карьеру манекенщицы. Моя мечта – стать всемирно известной топ-моделью.
- Да, да, хорошая мечта! – Вице-президент сказал это без всякого энтузиазма. – Но вы отвергаете все пути моего с вами общения! Два прекрасных варианта и ни один из них вам не подошел!
- Сергей Александрович! – Аня старалась говорить прочувствованно. – Мы с вами будем общаться не в Сочи и тем более не на страницах журнала «Вог». Я буду просто изредка заходить к вам. Посидим вот в этом кабинете, может быть, даже чаю попьем…
Вице-президент моментально погрустнел. Других вариантов более тесного знакомства с понравившейся ему моделью у него, по-видимому, не было.
- Заходите, обязательно заходите… - обреченно пробубнил он. - Может быть, чаю… - Надежда умирает, однако, последней. Уже когда Аня стояла у двери, вице-президент неожиданно и очень прочувствованно сказал: - Вы мне очень понравились. Я буду ждать вас. Буду рад вас видеть, милая Эн.
Идя по улице, Аня усмехалась про себя. «Чем, интересно, я так неожиданно запала ему в душу? Непонятно… Только увидел и тут же сделал два самых заманчивых, как ему кажется, предложения… Мимо другого мужчины пройдешь десять раз, он даже не обратит на тебя внимания. А здесь раз – и наповал. Даже о скором разводе заговорил…».
Несколько дней Аня ходила по разным модельным агентствам и включалась в их картотеки. В конце недели она обнаружила, что ее призовые деньги почти растаяли. «Манекенщице, как и начинающей певице, требуются хорошие деньги на раскрутку, - думала она. – Несколько тысяч долларов здесь ничего не решают. Или нужен счастливый случай… Но его можно ждать бесконечно…».
Она позвонила Альберту Львовичу, чтобы пожаловаться на свои неудачи. Но он был чрезвычайно занят и ограничился общими пожеланиями успеха. Обещал перезвонить, когда будет свободнее. Аня обиделась на него. Обещал блестящие перспективы, прекрасно зная, что наш модный бизнес надо рассматривать в особо мощный микроскоп. Манекенщиц штампуют стахановскими методами. Модельных агентств скоро будет больше, чем продуктовых ларьков. В списке их больше сотни, а оказывается есть еще куча тех, которые никак себя не рекламируют и существуют только за счет спонсорской поддержки. Судя по всему, в одной Москве модельных агентств больше, чем во всем остальном мире.
Альберт Львович прекрасно знал об этом, но не сказал ни слова. Зачем он организовал тогда свой конкурс? Потратил кучу денег ради тех спонсоров, которые ожидали девушек на банкете? Непохоже. Что-то за конкурсом стоит, но что – непонятно. Ясно, что не модельный бизнес. Тогда остается только одно… Но об этом не хочется даже думать.
Бросив ходить по агентствам, Аня целую неделю просидела дома. Периодически она позванивала в агентства, в штат которых ее зачислили, но ничего интересного не было. Пару раз предлагали посетить ночные рестораны, но она отказывалась. Несколько часов сидеть в ресторане с рюмкой дешевого вина, изображая скучающую и ничем не интересующуюся красавицу, ей не хотелось. В одном агентстве ей предложили выезд в какой-то загородный пансионат.
- Шикарный банкет, богатые мужчины! – восторженно говорила секретарша.
- А как я ночью доберусь оттуда домой? – полюбопытствовала Аня.
- Тем, кто собирается уезжать ночью, лучше вообще туда не ездить! Отдельный номер для вас там никто не станет бронировать! – резко ответила секретарша. – Если вы, девушка, будете так капризничать, вы вообще никуда не попадете.
- Я жду кастингов.…
- Ждите, может быть, дождетесь!
«Еще несколько отказов, - подумала Аня, - и на мне в большинстве агентств поставят крест. Капризная, привередливая, воображает себя топ-моделью… Полноценная манекенщица покладиста и мобильна. Она работает не столько днем, сколько ночью, и выезжает в указанное ей место по первому звонку.
Глава 5
В конце недели Аня позвонила Виктору. Они не виделись уже больше десяти дней, но он почему-то ни разу не позвонил ей.
- Три дня гудели у Олега! – тут же доложил Вик. – Он на конкурсе познакомился со многими очень симпатичными девушками, нужно было произвести селекцию.
- Надеюсь, ты в этом не участвовал?
- Само собой! Только визуально! Для острых тактильных ощущений ждал встречи с тобой!
- Встретимся вечером…
- Понимаешь, у Олега не выйдет… Он теперь богатый человек. Входная дверь в его квартиру перестала закрываться…
- Погуляем по улице.
Виктор поколебался и робко спросил:
- Может, все-таки в парк? Как в старые времена? Но будет лучше, если я приглашу тебя в кафе! Там можно потанцевать…
- Хватит с нас парка, - резко ответила Аня и повесила трубку.
Виктор перезвонил, и они договорились встретиться на улице, а потом сходить куда-нибудь, но не в парк.
На встречу Виктор пришел в новом, прекрасно сидящем на нем костюме. Его туфли сияли, из нагрудного кармана пиджака выглядывал кончик носового платка в тон галстуку. Поцеловав Аню, он обнял ее и долго не отпускал от себя.
- На нас уже смотрят, - прошептала она.
- Есть на что посмотреть! – беззаботно ответил он. – Я теперь топ-модель. Эталон красоты, элегантности и обаяния.
- А я кто? – Аня освободилась от его объятий и взяла его под руку.
- А ты – любимая девушка известного манекенщика, а в ближайшем будущем – еще и стриптизера.
Аня смотрела на него недоуменно, но он не спешил с объяснениями.
- Милая, здесь рядом есть очень хороший ресторан, предлагаю посидеть пару часиков там.
Ресторан оказался самым заурядным, но Аню удивило, что у Виктора вообще есть деньги даже на скромный ужин. Что-то у него происходило, но нужно было подождать, пока он сам обо всем расскажет.
Сделав заказ, Виктор откинулся на спинку стула и стал разглядывать сидящих за столиками.
- Ничего интересного, - заключил он. - Дамы бальзаковского возраста, в основном со своими мужьями. И не очень состоятельные. Ни на одной нет бриллиантов. У наших женщин так: есть у нее драгоценности, она надевает их каждый день, нет драгоценностей, она вообще их не носит.
Аня посмотрела на него подозрительно.
- Юмор у тебя какой-то странный… Какие бриллианты? Ты раньше вообще никаких украшений не замечал. И что значит стриптизер? Ты ведь манекенщик…. которому, кстати, ничего не платят.
- Вот в этом все и дело! – радостно заулыбался Виктор. – Я не хотел что-то подсказывать тебе. Думаю, пусть она своим маленьким умом до всего дойдет. Но ты две недели ходишь, обиваешь пороги модельных агентств…
- Уже не хожу…
- Значит, сидишь дома, ждешь звонков и сама звонишь. А я тебе еще раньше сказал – весь этот твой модельный бизнес – фуфло…
- Не помню, чтобы ты мне это говорил.
- В парке, на скамейке. И твой конкурс красоты – чистая подстава. Вовсе не модели нужны модельным агентствам… Им нужны… нет, не скажу. Ты расстроишься. Давай сначала выпьем. За тебя!
- Нет, за наши с тобой успехи!
Виктор поморщился, но выпил.
- Двусмысленный тост. Не относись я к тебе хорошо, сейчас бы встал и ушел.
- Не уходи, мне нечем будет расплатиться.
- Ах, вон оно что! – он как будто даже обрадовался. – Призовых уже нет! Этого нужно было ожидать! Записалась в два десятка агентств, учишься ходить по подиуму, готовишь портфолио… Лучшая визитная карточка манекенщицы!
- Ходить не учусь и альбомы не готовлю. Ты хотел раскрыть какой-то секрет…
- Секрет – это громко звучит. Я еще раньше тебе говорил…
- В парке, на скамейке?
- Именно там. Нашему модельному бизнесу нужны не модели, а красивые, сексуально раскрепощенные молодые люди. Такие, как мы с тобой! – Виктор весело рассмеялся, но, видя, что Аня смотрит на него обиженно, затих. – Шучу, извини. После первых трех агентств я раскусил, в чем дело. В одном месте мне девушка прямым текстом сказала: «На вас был бы хороший спрос. Женщинам после сорока нравятся такие, как вы». Я тут же спросил: «А я могу выбирать? После сорока всякие бывают…». «Нет, - отвечает она. – Выбирает заказчица, потому что она платит. И хорошо платит». «А нет ли, - говорю, - портфолио заказчиц? Лицо, фигура и прочее…». Девушка даже обиделась. «Если не хотите женщину, можем предложить вас мужчинам. Раз уж вы такой скупой, агентство сделает ваше портфолио за свой счет». «А ходить, - спрашиваю, - вы не поучите меня за свой счет?». «Красиво ходить вам, - отвечает, - не обязательно. Вы будете больше лежать». Вот теперь позванивают…
Аня слушала его с изумлением. Обычно во всех их делах инициатива принадлежала ей. Но здесь он прозрел гораздо раньше. Не тратил зря время и деньги на агентства, не строил иллюзий.
- Почему ты не позвонил мне сразу и не рассказал обо всем?
- Милая моя, разве тебя можно переубедить! Тем более ты победительница конкурса, а я мелкий мошенник, внебрачный сын Альберта Львовича.
- Но есть ведь настоящие модели? – От огорчения у Ани выступили на глазах слезы.
Виктор взял ее подрагивающую ладонь в свои ладони.
- Не расстраивайся. Есть и настоящие модели. Девочки, которым случайно повезло. Но их десять-пятнадцать, не больше. А манекенщиц и вот таких манекенщиков, как я, в Москве тысячи. Они работают не на подиуме, а в ресторанах и по телефону.
Аня все-таки не выдержала и заплакала. Вик подал ей свой красивый шелковый платок, но она покачала головой и промокнула глаза салфеткой.
- Какая я наивная… - грустно сказала она. – Несмотря на весь свой выпендреж, я часто оказываюсь, что называется не в своей тарелке… Ты знаешь, когда я ходила по модельным агентствам, президент одного из них назначил мне встречу в холле гостиницы «Метрополь». Там очень красиво. Фонтан, зеркала… Я сидела и вспомнила американского художника Энди Уорхола. Он говорил, что холлы – всегда самое красивое место в отеле, хочется даже вынести раскладушку, чтобы спать там. В сравнении с холлом любая квартира выглядит как чулан. Но среди этой красоты я почувствовала себя полным ничтожеством. Мне казалось, что сейчас я встану, взгляну на себя в зеркало и ничего не увижу! Меня можно было назвать «само ничто». Портье посматривал на меня и, наверно, размышлял, не пора ли меня попросить вон. А потом вместо президента ко мне подошел какой-то пожилой мужчина. Подошел очень уверенно. Он знал меня! Объяснил, что президент не смог прийти, но мы и без него решим все вопросы здесь же в ресторане…
- Тебе прислали будущего любовника, я так думаю.
- Тоже мне любовник! Какой-то ходячий марципан, торт с розочками! – вспыхнула Аня.
- Я ведь тебе сказал: выбирает заказчик.
Аня раздраженно посмотрела на него.
- Ты такой умный, что хочется послать тебя подальше! Кончилось все тем, что я повернулась и ушла. Боюсь, из этого агентства мне больше не позвонят…
- Не унывай! Все будет хорошо. Я учусь в женском ночном клубе на стриптизера. На сцену пока не выпускают, но перспектива есть…
- Вот оно что! Не ожидала!
Виктор рассмеялся, раскачиваясь на стуле.
- Еще бы тебе ожидать! Ты ведь сама направила меня по этой линии! Свои подарки женщины будут засовывать мне в трусы, а если я и их сниму, то буду брать деньги в зубы, как собака…
Аня внимательно смотрела на него. «Раньше, когда мы попадали в кафе, он был скован и периодически лез в карман, проверяя, на месте ли деньги. А сейчас раскрепощен, осматривается, как у себя дома, хохочет, ни на кого не обращая внимания…».
- Позванивают… из модельных агентств? – вкрадчиво спросила она.
- А, это… - Виктор говорил как-то подчеркнуто равнодушно. – Позванивают. И знаешь, есть интересные тети. Я всегда думал, что женщина после сорока уже неинтересна. Присмотрелся, ничего. Спортивные, ухоженные, не обремененные предрассудками. И что им делать из себя затворниц, если их мужья активно развлекаются на стороне. С молоденькими манекенщицами… А некоторые тети богаты, но не замужем… У меня с ними, сама понимаешь, ни-ни. Встречусь, побеседую и домой. Уже при встрече говорю, что я, мол, не по этой линии. Для меня главное профессия, выходы на подиум, овации публики… Только в этом нахожу упоение…
Говорил он неубедительно и сам явно это чувствовал. Достал платок, вытер вспотевший лоб, кое-как засунул платок в кармашек пиджака.
- Выходы на подиум… - Аня критически осмотрела его и вдруг потребовала. – Дай свой бумажник!
Виктор смешался, протестуя, поднял руку, но под настойчивым взглядом Ани неохотно полез во внутренний карман пиджака и передал ей новенький кожаный бумажник. Она открыла его, пошевелила пальцем купюры.
- По меньшей мере две тысячи долларов… И несколько наших тысячных купюр… - задумчиво сказала она. – Ученик стриптизера, а уже неплохо зарабатываешь. А почему здесь нет купюр, меньше тысячи рублей?
- Мелочь у меня в кармане. Понимаешь…
- Конечно, понимаю. Меньше тысячи для тебя мелочь… А почему в бумажнике нет моей фотографии? Открывал бы его и сразу вспоминал меня…
- Она осталась в старом бумажнике.
Аня вернула ему бумажник и огорченно сказала:
- Не ври. Нет у тебя никакого старого бумажника. Этот – твой первый и единственный. А врать ты, как и раньше, не умеешь.
- Возьми половину денег! Пусть они будут нашими общими…
Передернув плечами, Аня спрятала руки под стол.
- Не возьму! Таким способом, как ты, я заработаю втрое больше! Твои курсы стриптиза – чистое вранье! Теперь я понимаю, почему ты две недели не звонил мне… Трудился в поте лица под подиумом… виновата, под простыней…
- Ты неправильно все понимаешь! – попытался оправдаться Виктор. – Это остатки призовых…
Аня взглянула не него с досадой, и он замолк.
- Призовыми ты поделился с Олегом. Потом вы с ним гудели, как ты выражаешься. Не думаю, что участницы конкурса навещали вас за красивые глаза…
- Да, да, Олег! – Виктор как будто нашел способ, как уйти в сторону от неприятных объяснений. – Он теперь президент нашего модельного агентства «Новые звезды»!
Аня замолчала, от удивления губы ее полуоткрылись. Чувствуя, что самое страшное уже позади и остается только обстоятельно обсудить успехи Олега, Виктор разлил шампанское и чокнулся с ее бокалом.
- За успехи Олега! Его рекомендовал на этот пост Альберт Львович. Теперь Олег – наш с тобой начальник. Можешь просить его, о чем хочешь!
Аня отпила несколько глотков вина и снова подозрительно уставилась на Вика.
- Какой из него президент! Он ведь ничего не смыслит в модельном бизнесе!
- Будет учиться! – бодро возразил Виктор. - Тем более что учиться здесь особенно нечему. Набирай красивых девушек и находит для них заказчиков. Для приличия иногда выводи их на показы мод...
- Не только красивых девушек! Но и парней, вроде тебя! И находить для них заказчиц!
Виктор снисходительно заулыбался.
- Ты, как будто, не знаешь Олега! Инженер он неплохой, товарищ прекрасный, но руководитель никакой. Кого он мне подбросит? Со своей секретаршей не может справиться. У него вице-президент – суровая баба, ни к какой информации его не допускает. Альберт Львович обещал ему помочь, но все говорит некогда.
- И как же Олег руководит?
- Никак! Приезжает утром, расписывается на тех бумагах, которые подготовила для него вице-президент, и ставит печать. Печать пока у него. Я ему говорю: «Береги печать больше, чем свои яйца! Они у тебя в двух экземплярах, а печать одна!»
- Красиво ты говоришь, но при мне не повторяй.
- А потом едет шабашить на своей машине. Вечером, конечно, девушки…
- И ты тут как тут!
- Нет, что ты! Вечерами я занят! – чувствуя, что сказал не то, Виктор смутился.
- Понятно, в школе стриптиза… - Аня не стала придираться к его словам. Картина была ясной, и ей не хотелось заставлять Виктора снова врать. – Пойдем погуляем по парку! – неожиданно предложила она. – Вспомним старые времена! Если, конечно, у тебя еще остались силы…
- Что ты! Мои силы удвоились! И ты в этом убедишься уже через полчаса! Но я предлагаю не в парк, а в гостиницу. Есть очень уютная гостиница в центре, там меня знают… - Чувствуя, что сболтнул лишнее, Виктор нахмурился и серьезным голосом добавил: - Знают с позитивной стороны. Снимем номер, и у нас будет впереди целая ночь!
- У меня нет с собой паспорта…
- Какие пустяки! Ты со мной!
- А там не удивятся, что ты с такой юной… дамой?
Виктор довольно усмехнулся.
- Плохо ты знаешь еще жизнь моделей-мужчин, если думаешь, что они работают только по антиквариату. Молодым состоятельным девочкам тоже хочется развлечься со звездой модельного бизнеса. Особенно тем, для которых родители уже присмотрели богатого жениха. Девушки перед свадьбой становятся, уверяю тебя, совершенно ненасытными! Иногда приходится даже виагру принимать, чтобы не ударить в грязь лицом…
- Не скомпрометировать высокое звание модели…
- Вот именно!
Когда они ехали в такси, Виктор взял ее за руку и прошептал:
- Я о единственном прошу тебя! Раз уж так вышло, пусть это буду я, но не ты!
- Принимаешь сексуальный удар на себя?
- Если ты, это будет выше моих сил!
Аня долго молчала, потом положила голову на плечо Виктора. Все менялось с калейдоскопической быстротой, и она не знала, что сказать.
- Успокойся, я не буду ни «мебелью» в ночном ресторане, ни девушкой, приглашенной украсить банкет. Это унизительно, а платят гроши. Я буду пока только моделью… Безработной моделью…
Глава 6
Спустя несколько дней, Аня позвонила Альберту Львовичу. Он отвечал без особого энтузиазма, словно ни минуты не сомневался в ее решении.
- Правильный выбор, Анечка. Контракты со всемирно известными фотографами и модельными агентствами у тебя еще впереди. А сейчас нужно с хорошей скоростью пройти через черноту. В конце темного туннеля тебя ждут свет и радость от своей профессии. Кстати, я снял для тебя квартиру. Очень уютная и спокойная, к тому же рядом с твоим домом. На той самой Васильевской улице, по которой я когда-то уходил, познакомившись с тобой… Давай встретимся завтра утром, я передам тебе ключи.
- Хорошо, Альберт Львович… Но у меня есть маленькая просьба…
Засмеявшийся Альберт Львович целую минуту не мог успокоиться, и было слышно, как он даже ненадолго положил трубку на стол.
- С тобою не соскучишься! Еще не приступила к работе и уже просьба. Что будет потом? Догадываюсь, о ком ты собираешься просить. Но ведь он провинился передо мной! Поверг мое отеческое сердце в хаос!
- Он не виноват!
- Почему он сам не просит за себя? Согласится ли он на ту несколько необычную работу, которую могу предложить я? Думаю, у него куча предложений от модельных агентств и модельных журналов. Он по асфальту уже, наверно, не ходит, а только прогуливается под овации по подиуму…
- Нет, вы ошибаетесь. Виктор прозрел намного раньше, чем я. Сейчас он идет той дорогой, по которой только собираюсь пойти я.
Альберт Львович искренне удивился.
- Правда? Проницательный молодой человек. Вокруг модельного бизнеса столько пустой болтовни. Самостоятельно понять существо дела почти невозможно. Он не рассказывал, как он отыскивает своих клиентов? Мне это интересно.
- Нет, детали он скрывает. Думаю, это случайные связи. Сидит в каком-нибудь хорошем ресторане или кафе и всем своим видом показывает, что он свободен. И не только на вечер, но и, возможно, на всю ночь…
- Случайные связи… - задумчиво повторил Альберт Львович. – Многие красивые молодые люди промышляют этим. Среди завсегдатаев кафе и ресторанов целый штат потенциальных любовников и любовниц. Смазливые мальчики и девочки с сиротливым коктейлем ждут подходящего предложения. Изредка им улыбается удача – модельер, режиссер, фотограф, скучающая богатая дама. Но это секс для среднего класса. Чтобы хорошо зарабатывать, нужно переходить на совсем другой уровень. Требуется организация, профессионально занимающаяся такими делами. В этой области нельзя полагаться на случай. Вик заслуживает, конечно, лучшей участи. В нем есть то, что особенно ценят опытные женщины, - скрытая, мрачноватая мужская сила. От него исходит, я бы сказал, дымчатый черный цвет. Но он, случайно, не фригиден?
Аня даже задохнулась от возмущения.
- Как вы можете… Как можно подозревать его в этом? Если начистоту, то он…
- Многим даст фору, - закончил ее фразу Альберт Львович и довольно захмыкал. – Ты, я вижу, предвзято относишься к нему. И к фригидным людям тоже. Они ведь есть, их даже много. И они нужны, их надо ценить. Скажем, в управлении государством, на чиновничьих должностях, в правлениях компаний – здесь они незаменимы. Они полезны везде, где холодный расчет должен преобладать над страстями и эмоциональными порывами. Но в нашем деле фригидность, к сожалению, недостаток.
- Вы сделаете что-нибудь для него?
У Ани создалось впечатление, что Альберт Львович специально оттягивает свой ответ. Но впечатление было ошибочным. Еще во время конкурса Альберт Львович решил, что в случае отрицательного результата экспертизы, нужно будет попробовать завербовать Вика в свой штат. Спрос на красивых парней постоянно возрастал, а набирать их, как ни странно, оказалось гораздо труднее, чем девушек. У молодых мужчин больше комплексов. Виктор пригодился бы и для давления на Олега. Однако полезно внушить Ане иллюзию, что, принимая вместе с нею на работу Вика, Альберт Львович оказывает и ей, и ему особую услугу.
- Я подумаю над этим…- неопределенно протянул Альберт Львович. – Постараюсь что-то сделать… Ради тебя, конечно. Давай мы встретимся завтра утром. Я передам тебе ключи от квартиры…
На следующий день они встретились около Дома кино. Альберт Львович протянул Ане ключи и собирался распрощаться.
- Давайте, мы зайдем вместе, - попросила Аня. – Все-таки в первый раз…
- Я обычно не навещаю своих подопечных.
- В порядке исключения. Это же рядом…
Альберт Львович неохотно двинулся за нею.
- Хорошие отношения обычно основываются на правилах, а у нас с тобой одни исключения, - выговаривал он. – Дружба – это правила и только любовь – неожиданности и исключения…
Магнитным ключом Аня открыла входную дверь, и они поднялись на девятый, последний этаж.
- Люблю жить высоко, - говорила Аня, открывая железную, обитую темным дерматином дверь квартиры. – Устала смотреть из окна своей комнаты в окна соседнего дома.
- Не ты одна это любишь. Я хотел бы жить на восемьдесят каком-то этаже.
Аня деловито осмотрела обе комнаты и остановилась у широкого окна на кухне.
- Хорошая перспектива… Вон справа Новый Арбат, а чуть подальше – купол Храма Христа Спасителя… Вы видели, Альберт Львович?
- Нет, я здесь особенно не осматривался. Нравится тебе здесь?
- Да, но в спальне такая широкая кровать… можно ложиться и вдоль, и поперек…
- Здесь не монастырь. Там, говорят, лежат по одному и только вдоль. А молиться будешь в другом месте. При случае поставь свечку за раба божьего Альберта Львовича, денно и нощно унавоживающего ниву межличностной коммуникации.
Аня прошла в гостиную и включила телевизор.
- Нет, нет! – запротестовал Альберт Львович. – Порнофильм со своим участием посмотришь попозже. Я видел его мельком, ты там ничего не показываешь. Кроме прелестной девичьей груди, но это на любителя.
Он усадил Аню в кресло, достал из кармана и вручил ей густо покрытый с двух сторон машинописью лист бумаги.
- Это список тех, кто будет звонить тебе. Прочти его и постарайся запомнить. Там, как я уже говорил, только имена и отчества. Но это очень состоятельные и уважаемые люди. Нам нужно заботиться об их репутации. Поэтому все следует держать в памяти. Никаких заметок, никаких записных книжек...
- Альберт Львович, не отвлекайте меня! – взмолилась Аня. – Эти имена трудно запомнить, я не вижу за ними людей!
- Со временем запомнишь всех. А сейчас представь, что ты идешь от своего дома к метро. К каждому приметному месту привязывай отдельное имя. Окажется, что все эти люди стоят на хорошо знакомом тебе пути. Не ставь только никого в подворотню или в телефонную будку. Там темновато, и есть риск не узнать человека. Когда будут появляться новые лица, я тебе позвоню. Запоминай, а я пока сварю нам кофе.
Альберт Львович отправился на кухню, и было слышно, как он открывал шкафчики, молол кофе, а потом включил кофеварку. Спустя несколько минут он позвал Аню. Забрав у нее список, он аккуратно сложил его и положил в карман пиджака.
- А сжигать когда будем? – засмеялась Аня.
- Через час я сожгу его дома, - без тени иронии ответил Альберт Львович. – У меня ни одна бумага не существует больше двух часов.
- В списке так много имен… - робко заметила Аня.
- Но они ведь не придут к тебе все сразу! Первым позвонит, скорее всего, Роман Абрамович. Он любит опекать начинающих… девушек. Отеческая такая, бескорыстная забота и ласка. Советы его не особенно слушай, потому что он постоянно впадает в сентиментальность. У него странная идея, что все красивые женщины должны посвятить себя служению высоким духовным ценностям. У него жена сбежала с молодым любовником и отсудила половину имущества. После этого Роман Абрамович очень ударился в духовность…
- Он может позвонить уже сегодня?
- Нет, вероятнее всего завтра или послезавтра. Он щедрый человек, особенно когда чувствует, что девушка вот-вот встанет на путь истины. У некоторых девушек это «вот-вот» продолжается, правда, два-три года, но Роман Абрамович не теряет из-за таких мелочей оптимизма. Он мыслит категорией вечности… Деньги, которые получишь от него, потрать, пожалуйста, на одежду. У тебя красивое платье, но, по-моему, оно у тебя единственное. Ты блистала в нем в своем киношедевре. На свидание нужно было бы одеть что-то другое…
- Вы хорошо готовите кофе, - попыталась отвлечь его Аня.
- Это не я. Итальянская кофеварка хорошо работает. Мое искусство в одном – я кладу кофе вдвое больше, чем рекомендует инструкция. Кстати, у тебя сегодня свободный вечер, и ты, наверно, пригласишь в гости Виктора… Новоселье все-таки…
- Я еще не думала об этом, - Аня смутила его проницательность.
- Не вмешиваюсь в твою личную жизнь. Но если это будет Виктор, скажи, пожалуйста, ему, чтобы он позвонил мне. У меня для него тоже есть список…
- У Виктора нет квартиры… Не знаю, где он встречается со своими дамочками…
Альберт Львович поморщился и почмокал губами.
- Квартира появится у него сразу же. Но об этом ему не говори. Хочу сделать ему сюрприз. А своих дамочек пусть забудет. Это не его уровень. Если, разумеется, у него нет каких-то особых сердечных привязанностей… - Видя, что Аня готова резко возразить, Альберт Львович успокаивающе поднял ладонь. – Нет, так нет! Тебе это лучше знать. Намекни ему, между прочим, конечно, что первые две недели ему придется тратить все заработанные деньги на одежду… На свою, не на твою. Ты сумеешь одеться и сама.
- Он хорошо одет! Я его видела!
Не вступая в спор, Альберт Львович только заметил:
- Охотно верю. Хорошо одет… Но для своего среднего уровня! В люксе одеваются лучше, да и просто иначе. Обрати, в частности, его внимание, что хорошие шелковые носки стоят не сто-двести рублей, а не меньше ста долларов. Сейчас он наслаждается первыми успехами… Начни я давать советы, он может обидеться на меня, а тебя поймет. Нужно дать окружающим понять, что если дамочка накопила двести зеленых, это не значит, что она может отправиться и взять себе мужчину, у которого одни носки стоят столько же. Но не будем об этих мелочах. Давай лучше поговорим о чем-нибудь высоком… Вот ты правильно мне подсказала, что тот, кто мечтает умереть прямо за столиком в ресторане, должен заказывать не устриц, а блины. Придя домой, я открыл жизнеописание дедушки Крылова… У меня очень хорошая библиотека. Это – самое ценное, что у меня есть. Кроме, конечно, обширной коллекции порнофильмов. Но они специфического содержания, можно сказать, на любителя. В моей библиотеке, представь себе, три разных издания «Словаря иностранных слов»! К сожалению, все три идентичные. Так вот, дедушка Крылов сидел у окна и кушал блины. Видит, маленькая собачка Моська собирается перейти через улицу по каким-то там своим собачьим делам. А в это время по улице ведут огромного слона. Загородил он все на свете, и Моська, естественно, его хорошенько облаяла. Крылов тут же запечатлел все это в своей знаменитой басне. А пока писал ее, съел еще три больших тарелки блинов. Почувствовал тяжесть в животе, хотел встать – не может. Прибежали доктора, засуетились, но было уже поздно. Кончилось все, как ты и предполагала, печально. А если бы ел устриц, могло бы ничего не выйти…
- Вы сами басни сочиняете, Альберт Львович. Я понимаю, вы хотите отвлечь меня от грустных мыслей. Но их сейчас нет, они придут потом.
Аня улыбнулась, и Альберт Львович стал торопливо прощаться.
- Хорошо, что психотерапевт здесь не нужен. Отправлюсь туда, где душевно страдают и ждут моей помощи.
Оставшись одна, Аня некоторое время сидела перед телевизором, перещелкивая программы. Шестнадцать программ, а смотреть было нечего. По половине шла реклама, большей частью с разнообразными бутылками пива, на других каналах торчали какие-то головы, говорящие нудными голосами.
Надо было, конечно, звонить Виктору, но как описать ситуацию? Может быть, выложить все, как есть? Раскричится, станет махать руками. Заденет, сядешь на пятую точку. Хотя он не агрессивен и никогда не давал волю кулакам. А рассказать все, так или иначе, придется.
Почему она сидит здесь, в этой просторной, хорошо обставленной квартире? И главное, кто платит? Пожалуй, лучше всего вывалить на Виктора все сразу. У него есть свой замысел. Его идея очень простая. Он подрабатывает деньги своими связями с дамочками, а она терпеливо сидит дома и ждет, когда у него окажется свободное время и они вместе отправятся в какое-нибудь приличное место. Но ее план гораздо лучше и выгоднее. Нужно, наверно, упирать на равенство мужчин и женщин. Если ей нельзя изредка и исключительно ради заработка встречаться с другими мужчинами, то и ему следует забыть о своих дамочках, а идти торговать где-нибудь шаурмой или этим, лезущим из телевизора пивом.
Виктор оказался дома, настроение его было благодушным. Соображал он, однако, медленно.
- Какая новая квартира? Какое новоселье? – недоумевал он. – Говоришь, что нет ни копейки и нечего есть. А сама сняла квартиру и собираешься вечером смотреть видеофильм со своим участием… Ничего не понимаю. Завтра приеду, и ты мне все объяснишь… Ах, завтра ты будешь занята! Еще один видеофильм, что ли? Подожди, я перезвоню через полчаса. Может быть, освобожусь на сегодняшний вечер и привезу тебе денег… Какие цветы? В холодильнике у тебя шаром покати, а ты просишь не забыть цветы… Бессмыслица какая-то…
Виктор все-таки смог освободиться на вечер и уже через час был у Ани. Объяснение оказалось бурным, Аня даже боялась, что он ударит ее. Кончилось тем, что они допили бутылку шампанского, доели холодного уже цыпленка-гриль и окончательно поссорились. Раздраженный Виктор завалился на широкую кровать, отвернулся к стене и уснул. Аня долго лежала рядом, заложив руки под голову и бездумно глядя в потолок. Тому, кто помчался на санках с горы, поздно передумывать и поворачивать назад.
Но с Виктором определенно будут проблемы. За пару дней его не переубедишь. Он не ушел, и это уже хороший знак. «Выпрыгнула рыбой из воды и попала прямо в огонь…» – подумала Аня, засыпая.
Среди ночи она проснулась. Виктор лежал в той же позе, в которой уснул. «Устает, бедняжка… старается ради меня… может разбудить его? «Надо привыкнуть смело, в глаза людям, говорить об их достоинствах» – это Альберт Львович хорошо сказал. Сейчас было бы самое время сказать Виктору, какой он хороший… только поймет ли он ее неожиданные и, как ему может показаться, двусмысленные комплименты? Лучше отложить все. Время лечит, и это единственное, что оно умеет делать хорошо…». Поворочавшись, Аня снова уснула.
Однако она плохо знала своего Вика. Уже утром, за завтраком он угрюмо сказал ей:
- Все-таки прав, Анюта, твой Альберт Львович. Я действительно занимаюсь ерундой… Эти случайные знакомства с женщинами… В результате – две-три сотни долларов, и опять ищи новую… Позвони, пожалуйста, ему и скажи, что я готов работать в его штате…
- Ты сам позвонишь, так будет солиднее.
Удивленная Аня долго смотрела на него, потом поднялась со своего стула, наклонилась к Виктору и поцеловала его.
- Значит, пойдем по одной дороге, дорогой? – сказала она, возвращаясь на свое место, и усмехнулась. - Но куда нас с тобою заведет эта дорога?
- Все будет хорошо, милая, - ответил Виктор. – Давай, во всяком случае, надеяться на лучшее…
Он положил свою ладонь на ее руку, и они долго сидели молча, глядя в глаза друг другу.
Глава 7
В ресторан вошла Ника и остановилась у входной двери, ища глазами Альберта Львовича. Он приветливо помахал ей рукой и показал на место за своим столиком.
- Добрый вечер, красавица! – ласково сказал он, когда Ника села.
- Здравствуйте, Альберт Львович! – радостно откликнулась она.
Альберт Львович протянул ей меню и заметил:
- Твой Андре говорит, что ты не только красавица, но и умница.
Ника рассмеялась так, что уронила меню на стол.
- Это он шутит! У него очень своеобразный юмор.
Альберт Львович сказал уже серьезно:
- Знаешь, Вероника…
- Можно просто Ника.
- Хорошо, Ника, - согласился он. - Но меня уж, пожалуйста, по имени-отчеству и на «вы». Так что брудершафта с поцелуями не будет…
Ника простодушно заметила:
- Я знаю, вы не любите женских поцелуев.
- Не то, что не люблю, но в восторг от них не прихожу. И в трусах у меня от них не сыреет… - уточнил он и отобрал у нее меню. – То, что здесь написано, сама понимаешь, условность. Я взял на себя смелость заказать ужин самостоятельно. Голубые устрицы из Жиронды, стейк из семги и шампанское. Устроит тебя?
Ника согласно кивнула головой.
- Еще бы! Но хотелось бы еще и мороженное…
- Обязательно будет… - успокоил ее Альберт Львович, а про себя подумал: «Ну, просто детский сад! Ко всему приплетается мороженное». - Вот недавно мы с тобою познакомились, а я уже проникся доверием к тебе…
Ника посмотрела на него с благодарностью
- Мне можно доверять, Альберт Львович! – горячо сказала она. – Вы можете считать беседы со мною своей исповедью... Вы ведь ходите в церковь?
Альберт Львович ответил несколько замысловато:
- В церкви я бываю не чаще, чем в консерватории. А в консерватории не бываю никогда…
- Но «секс-МакДональдс» - это в будущем… - Ника понимала, что не для этих неожиданных откровений Альберт Львович пригласил ее в ресторан. - А сейчас?
Особенно темнить и деликатничать с Никой нет нужды, решил Альберт Львович. Она вполне готова к откровенному и серьезному разговору.
- А сейчас, милая Ника, индивидуальная работа. Общество еще не созрело для больших перемен. Нужно постепенно готовить для них почву… И приступать нужно немедленно. Вчера было еще рано, завтра будет уже поздно! Я снял для тебя уютную квартиру. Вот твой новый адрес, ключи от квартиры… - Альберт Львович достал из кармана лист бумаги и ключи и передал их Нике. – На этом листике - список тех, кто может позвонить тебе. Постарайся запомнить их имена, список потом вернешь мне.
- Лучше я сожгу его, а пепел съем! Так делают теперь настоящие разведчики! – с напускным ужасом сказала ничуть не смутившаяся Ника и тут же рассмеялась.
Альберт Львович тоже усмехнулся.
- Современный разведчик, - продолжал он в тоне Ники, - получив депешу, сжигает ее, не вскрывая, а пепел съедает. И только после этого начинает размышлять, что могло быть в полученном сообщении. Он берет силой ума, а не простой памятью. Относительно клиентов, помимо списка, я буду звонить тебе. Все понятно?
- Еще бы! – Ника, как будто, даже обрадовалась.
- Ты красивая девушка, Ника, - прочувствованно сказал Альберт Львович. - Я верю, что у тебя будет много поклонников… Только знаешь, не кажись общедоступной, - тут же добавил он. - Мужчина, даже если он платит, должен обаять и очаровать тебя. Только в этом случае он сможет получить твое тело, светящееся чистым голубым светом. Получить как подарок! Если ему это не нравится, он может заказать себе девушку по телефону или отправиться в массажный салон. Или пусть идет в платную сауну. Там отказа никогда не будет и ухаживать ни за кем не надо. Но такие варианты нравятся только примитивным мужчинам, жаждущим от женщины раболепного подчинения. Богатый мужчина любит ухаживать за женщиной, покорять ее своим умом и обаянием. Он уверен, что он потому и богат, что умен и обаятелен. Деньги всегда остаются на втором или даже на третьем плане. Я вижу, ты заслушалась…
Увлеченная его монологом, Ника ответила восторженно:
- Вы поэт, Альберт Львович! Но я все поняла. Главное в нас – чувства, все остальное, включая деньги, - только игра света и тени.
Альберт Львович был доволен.
- Ты коротко и ясно излагаешь мои мысли, - кивнул он головой. - Прав твой Андре, ты умница. Вот, собственно, и весь наш с тобою разговор…
Ника поднялась из-за столика и, ласково глядя на Альберта Львовича, попрощалась:
- До свидания, Альберт Львович!
- До встречи, Ника! – откликнулся Альберт Львович.
Официант только убирал столик Альберта Львовича, как в ресторане появился Виктор и, увидев Альберта Львовича, направился к его столику.
- Здравствуйте, Альберт Львович! – Виктор склонился в вежливом поклоне.
- Привет, Виктор! – ответил довольно небрежно Альберт Львович. - Садись. Я уже заказал легкий ужин. Устрицы, омар, шотландское виски, кофе. Ты догадался, по какому поводу мы встречаемся? За тебя просила Анна… Если бы не она…
Виктор заговорил взволнованно:
- Альберт Львович! Я так виноват перед вами! Простите, пожалуйста!
- Ты был категорически против того, чтобы Аня занималась модельным бизнесом. А сам уже пошел по этому пути! Известный манекенщик знакомится в ресторане с состоятельными женщинами и проводит с ними ночь… - с долей ехидства заметил Альберт Львович.
Виктор встревожился.
- Аня рассказала вам и об этом?
Альберт Львович добродушно рассмеялся.
- А что здесь рассказывать? – развел он руками. - Я сразу догадался, что ты занимаешься такими пустяками. Сто, двести долларов за ночь… Копейки. Не купишь бутылку хорошего виски.
Виктор не стал ничего объяснять и начал прямо с просьбы:
- Альберт Львович! Если бы вы помогли…
- Конечно, помогу, раз за тебя так просят… - тут же ответил Альберт Львович. - Я уже снял для тебя квартиру. Вот список тех прекрасных дам, которые могут тебя побеспокоить, - он достал из кармана и передал Виктору сложенный листок бумаги. - Завтра вернешь этот список мне. Я не хочу, чтобы кого-то из этих милых женщин шантажировали… Вот, кстати, ключи от твоей новой квартиры.
Виктор взял список и ключи и положил их в карман.
- А знаете, Альберт Львович… если говорить откровенно, мне не хотелось бы, чтобы Аня работала у вас… Извините, что напоминаю вам об этом.
- Я это прекрасно знаю, - спокойно ответил Альберт Львович. – Ты ведь дошел даже до того, что хотел сорвать конкурс красоты! Знаешь, - заметил он доверительно, - если уж мы говорим откровенно, мне и самому не очень хотелось бы, чтобы Аня работала по моей линии. Не так уж все это хорошо, как я рассказываю вам. Но я агитирую, поймите меня! Но сам думаю о себе: «В не очень хорошее дело втягиваешь ты, дорогой Альберт, молодых людей. Предложи им что-то получше!» И с сожалением вижу: мне нечего предложить, кроме этого дела. Собственно говоря, если уж на то пошло, скажу тебе: не я втягиваю юношей и девушек в те ситуации, которые мне самому не особенно нравятся. Их втягивает сама жизнь, хотя и делает это моими руками. Я – всего лишь слепое орудие, передаточное звено. «Винтик», как говорили в старые времена. Вот так вот, мой дорогой… А что касается Ани, то сейчас она еще не работает. Ждет тебя. Но потом приступит к своим новым обязанностям. Обязанностям женщины легкого, но хорошо оплачиваемого поведения!
Виктор воскликнул:
- Но я был категорически против!
От возбуждения он даже машинально встал.
- Она, наверно, забыла об этом, - равнодушно заметил Альберт Львович и повторил интонацию Виктора: «Категорически против…» Хорошо сказано. Но ты ее муж?
- Пока нет.
- Просто любовник, - констатировал Альберт Львович. - И уже категорически против… Что у вас дальше будет? Сам ты хочешь работать у меня, а ей что? Сидеть дома и готовить тебе обеды? Боюсь, такая роль ее не устроит. Тебе лучше вообще не говорить с нею на эту тему… Садись, в ресторане не принято ужинать стоя. Может, у тебя есть какие-то вопросы ко мне?
Хмурый Виктор сел, не ожидая приглашения, налил себе виски и выпил.
- Вот вы говорили, что я мало зарабатываю… - хмуро и обиженно сказал он.
- Конечно, мало, - охотно согласился с ним Альберт Львович, совершенно не обративший внимания на не очень понятную ему обиду Виктора. - Ты молодой, энергичный, по-мужскому симпатичный. При таких данных можно рассчитывать на гораздо большее…
- Надеюсь… - кивнул Виктор.
Альберт Львович тут же по своему обыкновению перешел к другой теме.
- Хочу посоветоваться с тобой, Вик. Ты недавно прекрасно сыграл роль девушки… Меня, правда, за столом жюри не было, когда ты выходил на сцену… Теперь вошли в моду трансвеститы. Они переодеваются женщинами и ведут себя, как женщины. Есть мужчины, которым приятно прогуляться по улице или прийти в ресторан с красиво одетой женщиной, которая на самом деле является мужиком. Нет, я вижу, ты не способен этого оценить…
- Не способен, - кивнул Виктор.
- Я тоже, - присоединился к нему Альберт Львович. - Но есть люди, которые смотрят на вещи шире, чем мы с тобой. И если у них тугой карман, почему бы не согласиться с их точкой зрения?! В нашем деле кто богат, тот и прав. А кто богаче, тот еще правее! – Альберт Львович хорошо помнил инструкции своего шефа и теперь доводил их до своих подопечных.
До Виктора, наконец, дошло, к чему клонит его собеседник.
- Нет, Альберт Львович, я не готов пока к такой роли. А вдруг мужик приставать начнет?
- И это не исключено, - согласился Альберт Львович. - Черт его знает, что в голове у того, кто проводит вечер с трансвеститом?! Давай мы отложим такие эксперименты на будущее…
Виктор благодарно улыбнулся.
- Лучше отложить, я ведь у вас новичок… Хотя, вообще-то, в своем деле я уже приличный мастер. Но совершенствованию нет предела…
- А стриптиз свой брось, - неожиданно заметил Альберт Львович. - Стриптизер – это для дамочек среднего класса. Богатой женщине он не к лицу.
Виктор удивился.
- И о моих занятиях стриптизом Аня рассказала вам?
- Нет, но какой здесь секрет? – удивленным выглядел теперь Альберт Львович. - Я сам догадался об этом.
Альберт Львович поднялся из-за стола и протянул руку Виктору, тут же вставшему и возвышавшемуся над ним на голову.
- Ну, давай, дорогой, действуй. Аня, наверно, уже заждалась тебя, а у меня еще несколько встреч. Если что, звони. Обнимаю.
- Всего доброго, Альберт Львович. Спасибо вам, - Виктор пожал руку своему новому шефу.
- Это называется «безвалютная благодарность», - рассмеялся Альберт Львович и помахал рукой вслед уходящему Виктору.
Уже сидя за столиком в ожидании очередной встречи, Альберт Львович подумал: «Симпатичные молодые люди. Приятно иметь с ними дело. Народ кругом стрессует и депрессует, а я сижу с ними, беззаботно отдыхаю и веду спокойные, интеллигентные беседы…»
Глава 8
Первый вечер, проведенный в постели с мужчиной, заплатившим за «сексуальные услуги», ошеломила Анну. На следующий день она проснулась поздно и чувствовала себя совершенно потерянной. Долго слонялась по малознакомой еще квартире. Не хотелось ни умываться, ни завтракать. С чашкой кофе она села у окна на кухне и безучастно смотрела на очередь, стоявшую под дождем у консульского отдела чешского посольства. Где-то в глубине души бурлили противоречивые чувства. В голове не было ничего, кроме сумбура обрывочных мыслей.
«Если и дальше будет так, я не выдержу, - вяло подумала она. – Мне еще повезло, что первым был спокойный и тактичный человек… Окажись на его месте кто-то другой, я уже умерла бы…».
Потребовалось больше часа, прежде чем Аня немного пришла в себя. Принимая ванну, она повторяла как заклинание, что нынешнюю роль ей никто не навязывал. Решение было свободным и теперь нечего раскисать. Жаловаться не на кого. Она не только сделала опрометчивый шаг, но и потянула за собою Виктора… «Бедный Вик, бедная я… Вот тебе и женское очарование и все эти конкурсы красоты… Красивая женщина вполне может быть несчастной… Сама красота – уже дурной знак и намек на несчастье…». Грустным мыслям, казалось, не было конца, и по щекам потекли слезы…
Наплакавшись, она вылезла из ванны, наспех причесалась, но не стала краситься. «Так хотелось быть одной… - мелькнула мысль. – А, оказывается, оставаться одной нельзя. Опять нужен Вик, только он сможет меня понять…».
Она позвонила на новую квартиру Виктора, но его не было дома. «То же, что и у меня! Первая рабочая ночь! Да еще в каком-то чужом месте! Интересно, что у него было…». Однако задавать вопросы Виктору ей быстро расхотелось. Он сам тут же начнет расспрашивать ее, а рассказать ему что-то она сможет нескоро. Некоторое время Аня слонялась без дела по квартире, поливала цветы, разглядывала в окно далекие плоские книжки домов на Новом Арбате. «Не хнычь, и никому не жалуйся… - говорила она себе. – Лучшее, что можно придумать, - это сделать хорошую мину при плохой игре…».
Впрочем, если приедет Виктор, вдвоем они съедят друг друга. Лучше пригласить Веронику. Она легкий и веселый человек. Попросить ее, чтобы она подъехала со своим приятелем. Не с очередным клиентом, а с человеком, который для души…
С Вероникой, или, как все ее называли, Никой, Аня подружилась на конкурсе. Ника была очень непосредственной. Она сразу же перезнакомилась со всеми девушками, вышедшими в финал, и без всякой зависти восприняла победу Ани. Немного легкомысленная, она была смешливой и необидчивой. У нее отсутствовали комплексы. Аня вспомнила, что Альберт Львович, агитируя ее, вскользь ссылался как раз на Нику. Она без всяких колебаний согласилась работать под его руководством и даже поблагодарила за такое лестное предложение. На нее это похоже. Такое впечатление, что на конкурс она шла, заранее зная, к чему он приведет. Ника, конечно, болтушка. Но, может, это как раз то, что сейчас нужно…
Аня набрала телефон Ники, но никто не отвечал. Позвонила ей по мобильнику, но и здесь было глухо. «Нет, ей не до меня… В эту новую жизнь она вошла, как рыба в воду… Вряд ли ей интересно будет слушать мои причитания. Остается снова только Вик…».
Аня принялась названивать Вику, но безрезультатно. Странно, что он не дал ей номер своего нового мобильника. Наверное, чтобы не отвлекала. И сам не звонит… Деловой, предприимчивый молодой человек. Упирался, как баран перед новыми воротами, а теперь…
Наконец Виктор снял трубку. Он был хмурым и немногословным, будто его и в самом деле отвлекали от важных дел.
- Ты рано звонишь. Только что вошел. И хочу спать.
- Можно было бы поспать у меня…
- Мне не с чем у тебя спать! К тому же ночью я такое выделывал, что мне стыдно теперь притрагиваться к тебе…
- Просто поспишь…
- С тобой это нереально! Давай подъеду к тебе часа через три… Вот тогда и поспим!
Аня помолчала, а потом, поколебавшись, спросила:
- А ты не хочешь узнать, что было у меня?
- Нет! Даже не заикайся! Не хочу слышать! – Виктор начинал заводиться, и Аня поспешила закончить разговор.
- Обо мне ни звука, милый! Но на душе гадко… Я пойду прогуляюсь, позавтракаю и буду ждать тебя. Целую, пока…
Виктору совершенно не хотелось ехать к Ане. «Какая-то она подавленная, - мелькнула мысль. - Впрочем, я сам не лучше». Он, однако, завел будильник, отмерив себе на сон три часа, и рухнул на постель. И день, и вечер были у него свободны, но никуда выходить из дома не хотелось. О том, чтобы рассказать Ане о событиях минувшей ночи, не могло быть и речи. Как при таком рассказе смотреть ей в глаза? Притрагиваться к ней, когда она знает, что его руки несколько часов назад ласкали другое тело?
Все женщины притворщицы, и Аня не исключение. К тому же она хорошая актриса. Ей нетрудно изобразить невинный взгляд и сделать вид, что прошлой ночью с нею ничего особенного не происходило. При большом желании она, пожалуй, способна даже заставить себя поверить, будто никакой прошлой ночи вообще не было, и жизнь только что началась.
Но она была, эта ночь. Ночь со случайной, совершенно не интересной Виктору женщиной бальзаковского возраста. На прощание она небрежно расплатилась с ним и помахала ручкой: «Чао, бамбино!». Деньги… Вот что самое гадкое во всем этом. Лучше бы уж все было бесплатно, за так…
С этой ненавистью к деньгам, существующим только для того, чтобы искажать и извращать естественные человеческие отношения, превращать их в грязь и пошлость, Виктор и уснул как убитый.
Направляясь к Ане, Виктор задумался о том, что новая работа, чего доброго, засосет его, как трясина, по самое горло. Раньше они виделись с Аней едва ли не через день. Теперь каждая встреча может сделаться событием. И в какой физической форме он едет к любимой женщине? На какие подвиги он способен? А она? Господи, лучше не размышлять об этом…
Дверь подъезда Виктор открыл магнитным ключом, который дала ему Аня. Поднялся на девятый этаж и позвонил ей. Некоторое время из квартиры не доносилось ни звука. Потом в металлической двери загремел наконец поворачивающийся ключ. Дверь открыла, однако, не Аня, а какая-то девочка-подросток. Виктор даже подумал, что ошибся и хотел извиниться.
- Входите, мы ждем вас. – Девочка пропустила его в знакомый длинный, ярко освещенный оранжевый коридор с большим лепным кругом на потолке. – Вы – Виктор, а меня зовут Оксана. Эн в ванной, она готовится встретить вас.
Девочка понимающе улыбнулась, как если бы знала какую-то тайну о предстоящей встрече. «Это даже хорошо, что Эн не одна, - подумал Виктор, рассматривая симпатичную, но чересчур крикливо накрашенную девочку. – Не нужно будет говорить ни о чем серьезном…».
Проходя мимо двери ванной, Вик еле слышно постучал.
- Иду! – откликнулась Анна.
Он прошел на кухню и, не ожидая приглашения, сел на стул около большого стола с массивными деревянными ножками. Девочка уселась напротив и, подперев подбородок ладонями, с интересом уставилась на него. Не обращая на нее внимания, Вик извлек из своего пакета небольшой плоский торт, коньяк и бутылку нравившегося Ане красного французского вина.
- А цветы? – девочка спрашивала таким тоном, будто ожидала, что в ответ на ее вопрос гость тут же извлечет из пустого уже пакета большой букет роз.
Виктор поднял на нее глаза и, не говоря ни слова, стал внимательно ее разглядывать. Светлые волосы, серые глаза, отчетливо очерченные, ярко накрашенные губы. «Привлекательная, - еще раз отметил он. – В ее возрасте можно останавливать на себе мужские взгляды и без всякой глупой косметики. Выражение лица постоянно меняется, как у Ани. Но попроще, чем Аня. Нет глубины… Никакой загадки… Может, с возрастом…». Вспомнив, что ему был задан вопрос, он сделал вид, что смутился и потер нос кончиком пальца.
- Ах, цветы! Я не знал, что вы будете здесь…
- Не для меня. Для Эн. Разве вы не дарите ей при встрече цветы? Только торт и выпивка?
Она задавала вопросы очень уверенно. «Эта пигалица говорит так, - подумал Виктор, - словно знает все о том, как должно проходить свидание… А ведь, она права…». Он смутился уже без всякого притворства.
- Дарю, всегда дарю! Но на этот раз по пути не встретилось цветочного киоска.
- У метро «Белорусская» море цветов. Вы ведь приехали по кольцу?
- Нет, я приехал на такси. В метро я не был уже месяц. – Виктор сказал это нарочито сухо.
Он отвел взгляд от лица девушки и стал смотреть в окно на охристые стены посольства и его ярко зеленую крышу. Сколько раз он приходил на свидание с Аней с цветами? Два-три раза за все время знакомства с ней… «Безработный отправляется на свидание с возлюбленной с цветами»… Смешно. Не лучше, чем «Бомж спешит на встречу с дамой сердца с пышным букетом роз». Теперь мог бы, конечно, прийти с цветами. Но плохие привычки стали уже второй натурой. «Надо по каплям выдавливать из себя психологию нищего. Но девочке этого не объяснишь…» - подумал Виктор.
Вошла Аня, поцеловала Виктора, прижала его голову к своей груди.
- Очень рада тебя видеть! Мог бы прийти даже без торта и коньяка, тем более такого шикарного! – Она подняла приземистую пузатую бутылку и внимательно рассмотрела ее. – Французский, «Мартель Кордон Блю»! На новой работе тебе, как видно, неплохо платят!
- Пустяки! – Виктор небрежно махнул рукой и с трудом удержался от того, чтобы не подколоть ее такой же «работой». «Девушки легкого поведения не должны делать подобных двусмысленных замечаний!» - эту фразу он придумал еще по пути. Но при посторонних она была бы неуместной. – Извини, что без цветов! Торопился…
- Ерунда, - Аня небрежно отмахнулась и села за стол. – Ты всегда без цветов. Я уже привыкла. Вот если бы ты явился с букетом, я была бы удивлена. Подумала бы, не иначе, как хочет сделать предложение! – Она засмеялась, а потом положила руку на плечо девочки. – Это Оксана. Вы уже познакомились? И обменялись любезностями? У тебя вытянутое лицо. Оксана острая. И правильная. Только живет, к сожалению, не по своим идеальным правилам.
- Нет, я вспомнил прошлое…
Аня снова рассмеялась и погладила его руку лежащую на столе.
- У нас есть, что вспомнить! - ее слова были обращены скорее к Оксане, чем к Виктору. – Жили в раю! Этот рай назывался Парк культуры и отдыха имени Горького. Мы знали там каждую скамейку. – Аня повернулась к Оксане и продолжила с напускной серьезностью: - У нас там было много друзей. Но особенно мы любили Кустинского и Лужайкина. Каждый день ходили к ним в гости. А Кочкина мы не любили. Он все время делал нам гадости. Особенно мне, потому что чаще внизу была я, а Вик наверху. Но это летом. Когда становилось прохладно или шел дождь, мы навещали Подъездинского и Чердачникова. Иногда заскакивали к Подвальникову, но он грязнуля. После визита к нему полчаса стряхивали с себя на улице пыль и паутину…
Виктор смотрел на Аню с растущим изумлением. Разве можно при посторонней девочке о таких вещах? Здесь же все идет почти открытым текстом!
Аня заметила его недоумение и пояснила:
- Мы познакомились с Оксаной у Белорусского вокзала. Вместе завтракали в кафе «Канадский бейгл». Мы с тобой там никогда не были. Я пригласила Оксану, чтобы было с кем поговорить. Поговорить откровенно, что называется по душам… Оксана – дорожница.
- В каком смысле дорожница? – Виктор взглянул на Оксану. Тонкие руки, хрупкая фигурка. Ничего от женщин, которые вкалывают в тяжелых робах на проезжей части улицы. – Вы асфальт кладете?
Девочка усмехнулась и ответила совершенно спокойно:
- Нет, сама ложусь на асфальт. А клиент уплотняет меня как каток. – Она смотрела прямо в глаза Вику. – Но это если обычный секс. А если в рот, тогда проще. Достаточно встать на корточки или на колени. Но чаще, конечно, в машине… Там совсем просто. Две-три минуты и готово.
Она говорила ровным, почти бесстрастным голосом, словно сказанное относилось не к ней, а к кому-то другому. Виктор был поражен. Вот это фокус! Правильная девочка делает выговор за то, что он пришел на свидание без цветов… А на самом деле она – уличная путана! Он не знал, что сказать.
- Интересная работа… - зачем-то промямлил он. Исправляя свой промах, невпопад спросил: - Наверно, хорошо платят?
Теперь уже Оксана смотрела на него с удивлением. Потом она перевела свой взгляд на Аню.
- Темный он, - кивнула ей Аня.
- Странный… Насчет цветов хорошо соображает, а вот в быстром сексе совсем не разбирается… - Оксана с усмешкой смотрела на Виктора. – Очень странный. - Она забросила руки за голову. Майка обтянула два упругих конуса ее грудей. – Я возьму вас, Виктор, с собой на экскурсию. Это обойдется вам совсем недорого. За деньги, потраченные на этот вот коньяк, - она указала подбородком на матового стекла бутылку, - вы сможете поиметь всю нашу бригаду. Включая и нашу мамку. Хотя нет, она берет немного дороже. Придется отказаться и от этого вот вина. Как оно, кстати, называется?
- «Бордо», девяносто первого года разлива. Стоит всего сто долларов….
Виктор утратил обычно присущую ему находчивость и отвечал как слабый студент, заглядывающий в шпаргалку. Оксана же явно наслаждалась произведенным эффектом.
- Ого-го, - протянула она. – За эти деньги наша бригадирша два дня будет облизывать вас с головы до пят! Можете потребовать от нее даже что-нибудь не совсем естественное! Если доплатите…
- Мне ничего не нужно от этой вашей…
- Бригадирши, - подсказала Оксана. – Ее называют еще «мамкой». Она принимает от клиентов деньги. Двадцать долларов за минет и сорок за обычный секс где-нибудь в подворотне или в кустах… Но в кустах не советую. Неудобно, не к чему прислониться… Все в рублях, конечно. Исполнительнице сексуального шоу достается потом половина, хотя нет, раньше была половина, а теперь только треть. Но если шесть-восемь клиентов за вечер, то ничего, можно жить…
Виктор слушал Оксану как завороженный. От изумления у него даже округлились глаза. Аня внимательно смотрела на Оксану и не прерывала ее. Та подробно и красочно рассказывала ей об особенностях своей профессии еще за завтраком, и теперь Аня с интересом наблюдала, как Виктор переживает те же чувства, которые утром испытала она сама.
- Вот это да! – только и мог сказать Виктор.
Аня успокаивающе потрепала его по короткой шевелюре.
- Это и есть твой сегодняшний мастер-класс. Учись, дорогой. Тебя что-то удивляет? Или, может, есть вопросы к нашей юной, но уже опытной наставнице?
Виктор поднялся из-за стола, налил себе стакан воды из крана. Отпив немного, он вернулся за стол и принялся вертеть стакан в образовавшейся под ним лужице. Его взгляд перебегал с одной девушки на другую. Но обе они были спокойны, словно беседа шла об абстрактных, мало касающихся их вещах.
- Удивляет» не то слово! Это меня поражает! – Виктор все еще не мог уложить в голове услышанное. – И какой это мастер-класс! Восемь клиентов за вечер! Какое в этом потоке мастерство?!
- Милый мой, это опыт, идущий от земли. - Аня прищурила глаза и усмехнулась. – Или, если хочешь, от асфальта. Из глубин народной жизни. Ты действительно странный, Оксана права. Ты читал повесть Куприна «Яма»? Так вот, там одна проститутка кричит из своей комнатки наверху хозяйке публичного заведения: «У меня тридцатый прошел! Запиши!». Ей некогда сойти вниз. У дверей очередь желающих… приобщиться. От каждого из них ей достается несколько копеек.
- Виктор непросвещенный, - поправилась Оксана. Ей стало неловко, что она вот так, сразу вывалила на Виктора целый ком не очень приятных подробностей своей жизни. – А вы, Виктор, и в самом деле никогда не имели дела с путаной? Или притворяетесь невинным?
Виктор пробежал глазами по лицу Ани, но та была невозмутима. Ее этот вопрос словно бы не касался. Что она успела рассказать Оксане?
- С уличной нет, - нашелся Виктор. – Чтобы вот так, за маленькие деньги… большой секс в подворотне… Нет.
Оксана недоверчиво усмехнулась.
- А когда еще не были знакомы с Эн?
- Тем более! – Виктор отвечал уже уверенно. Ему не приходилось врать. О том, что у него на путан, даже самых дешевых, никогда не было денег, можно было промолчать.
- Аня, он у тебя святой! – В голосе Оксаны все еще звучало недоверие. – Одной лишь короны на голове нет!
- Святой, - поддакнула Аня. – Только ни одной юбки мимо себя не пропустит. Но ни одной не платит. В этом смысле святой. У него, как у всех святых, не корона, а нимб. Такой золотистый ободок над головой. Он виден лишь посвященным.
Наклоняя голову то вправо, то влево, Оксана, изучающее, рассматривала Виктора. В ее глазах вспыхивали веселые искорки. Она явно делала вид, что безуспешно ищет какой-то таинственный ободок над его головой. Ничего не найдя, она заметила вскользь:
- Мимо такого красавца ни одна женщина не пройдет равнодушно. Может, сама еще ему заплатит. Хорошо заплатит. – Оксана понимающе посмотрела на вино и коньяк на столе. Виктор смутился и решил, что Аня уже посвятила ее в детали их нынешней жизни.
- Хватит о пустяках! – перебила их Аня. – Давайте немного выпьем. А потом будет чай с тортом. Вчера такой же торт приносил один мой знакомый. Мои поклонники, я чувствую, налягут на кондитерский отдел нашего супермаркета. Этот сухой торт мне очень нравится.
«Всё рассказала. – Смутная догадка Виктора подтвердилась. – Но зачем? Никому ничего не говорит и вдруг выкладывает все первой встречной девчонке! А я уже поклонник… Один из многих… Но с хорошим вкусом…».
- Некоторым надо бы ходить в церковь на исповедь. – Виктор обиженно ковырял свои ногти. – Им есть, что рассказать…
Оксана громко рассмеялась, хотя сказанное относилось явно не к ней.
- От моих рассказов батюшка грохнется в обморок! Кто тогда отпустит мне грехи?
Аня погладила Виктора по плечу.
- Вместо того чтобы обижаться, налей-ка вина. Я тоже не святая. За деньги в подворотне или в кустах – этого нет. Пока нет. Но в автомобиле, если хорошо попросят, – пожалуй, не откажу… Думаю, что не откажу. Наверно, это тоже входит в мои новые профессиональные обязанности… Займись-ка, Оксана, чаем и порежь нам к коньяку лимон. Сахара поменьше. Сделай и кофе. Вик обожает искусственное возбуждение. Двух красивых женщин он не замечает. Мы его не волнуем…
Напряженность первых минут разговора спала. Виктор почувствовал, что роль серьезного молодого человека, ухаживающего за Аней, никому здесь не интересна. Нужно быть проще и естественнее и принимать ситуацию такой, какая она есть.
Оксана налила воду в чайник и поставила его на огонь. Заправила кофеварку и включила ее в сеть. Девочка была стройная и длинноногая, но с очень выпуклой попкой. Она походила на школьницу, у которой маленький ранец сполз со спины и остановился под юбкой.
- Оксане надо бы заняться своей фигурой, - наставительно, на правах старшего товарища, заметил Виктор.
- Зачем? У нее все в норме! – немедленно возразила Аня.
- Но попка…
- Она на своем месте. – Аня смотрела на него снисходительно. – Ты плохо знаешь женщин. И совсем не знаешь мужчин. Большинству из них именно такая и нравится.
- Не может быть.
- А ты спроси.
Оксана спокойно возилась у плиты, как будто не слышала их разговора. Потом она вдруг повернулась и опередила вопрос Виктора.
- Моя попка – это мое несчастье. Мужчины только на нее и смотрят. И все руками лезут, мнут и тискают… Все время только она, как будто у меня нет ничего другого.
- А есть? – Виктор с интересом смотрел на нее. Вначале она показалась ему наивной девчонкой. Но теперь было видно, что девочка уже вполне освоилась со своей ролью сексуально привлекательной женщины.
- Конечно, есть! – Оксана звонко засмеялась. – Я кстати могу все! Но без извращений.
Ее откровенность и простота поставили Виктора в тупик.
- Что такое извращение?
Он сам не смог бы вот так, сразу ответить на этот вопрос. Но для Оксаны он оказался несложным.
- Это когда в ухо или в глаз… Или когда больше двух мужчин. Мне такие вещи не нравятся… Еще я не люблю, когда меня обливают вином, а потом долго облизывают. Но это уже не извращение. Многие мужчины такое любят. Это просто глупая прихоть.
Оксана разрезала торт и поставила его на стол. Аня принесла из комнаты три рюмки на длинных черных витых ножках.
- Эти рюмки – единственное, кроме одежды, что принадлежит здесь мне. Французские. Я люблю красивую посуду. Но собирать ее негде. – Аня изучающе посмотрела на Виктора. – Значит, ты не извращенец? Каждый день новая женщина, а иногда и не одна, - это, по-твоему, нормально?
Оксана ответила за него:
- Две-три за вечер – это нормально, А больше он просто не потянет.
- Ты его плохо знаешь, - ухмыльнулась Аня. – Уже бывали случаи… - Но продолжать она не стала.
- Кто вино, кто коньяк? – Виктор вопросительно посмотрел на девушек.
- Мне вино. – Аня отвела взгляд в сторону. – Вечером я иду в театр.
Рука Вика с бутылкой замерла над ее рюмкой.
- С новым своим знакомым?
- С новым знакомым. Не с его же женой!
Оксана колебалась, но потом махнула рукой.
- Мне коньяк! Такой шикарный я никогда не пробовала! Хотя вечером мне на работу. На панель, как некоторые говорят. Но немножко пьяной быть можно. Клиентам это даже нравится. Больше энтузиазма. А если изрядно пьяная, мамка оштрафует. Всю ночь будешь работать без оплаты.
- Я тоже, пожалуй, коньяк, - поддержал ее Виктор. – Тем более вечером я теперь свободен… Взял билеты на оперу в Большой театр… «Ночь перед Рождеством» Римского-Корсакова. Но одному идти не хочется, схожу в другой раз… А коньяк великолепный! Новый знакомый нашей Анечки пьет его, я думаю, каждый день. Начинает за завтраком, продолжает за обедом, и так до ужина, до позднего вечера.
Оксана не могла понять, к чему он клонит. Аня смотрела на него с легкой усмешкой.
- А зачем вы принесли столько выпивки? – неожиданно спросила Оксана. – Нам все это не одолеть!
- Оставим на будущее. Не прокиснет. – Виктор покрутил свою рюмку, потом поднял ее и понюхал коньяк. – Новый знакомый Эн зайдет, захочет опохмелиться. Он куда ни заходит, тут же просит налить ему для опохмелки… Башка, говорит, трещит.
Аня отщипнула кусочек торта, медленно пожевала его и обратилась к Оксане.
- Я не рассказывала тебе об этом своем знакомом. Если в двух словах, то он человек, готовый каждый день наполнять своей женщине ванну французским шампанским. Цветы в комнате – это от него.
- Там пятьдесят одна роза! – воскликнула Оксана, успевшая зачем-то сосчитать цветы. – Сколько же у него денег!?
- Много, - вмешался Виктор. – И они его… развращают. И тех, кто рядом с ним….
- Глупости. – Ане не нравился этот неожиданно возникший разговор о ее новом знакомом. – Он давно уже богат. Но остается совершенно нормальным человеком. Вик сейчас ревнует меня к нему. И даже не столько к нему, сколько к его большим деньгам.
- А есть у него какие-то увлечения? Может быть, женщины? – Этот необычный, словно только что спустившийся с неба человек, живо заинтересовал Оксану.
- У него одно увлечение – тратить деньги. И делает он это с большим удовольствием. – Аня немного задумалась. – Другие увлечения? Пожалуй, его работа… Но женщин он тоже любит…
Продолжая обиженно смотреть вниз, Виктор поднял свою рюмку.
- Давайте не будем о чувствах. При нашей профессии – это смешно. Предлагаю тост за нашу важную, ответственную работу, приносящую большую радость людям! И одновременно за то, чтобы она доставляла удовольствие и нам самим!
Сказано это было с вызовом, тем не менее Виктор, не дожидаясь возражений и не чокаясь ни с кем, выпил свою рюмку до дна. Оксана сделала то же самое, а Аня лишь пригубила вино.
- Вообще-то коньяк пьют медленно. – Виктор заметил, что у Оксаны в уголках глаз собрались слезы. – Мы варвары, все торопимся… У нас впереди театры и оперы… - Уловив укоризненный взгляд Ани, Виктор переключился на Оксану и даже потянулся к ней. – Расскажите, Оксаночка, о своей работе. Я действительно не просвещенный…
- Ничего интересного, - Оксана жевала торт, и голос ее звучал глухо. – Девочки в возрасте от шестнадцати до пятидесяти лет. Клиенты – от шестнадцати и до восьмидесяти…
- Девочки около пятидесяти… Какие-то староватые… Кому они нужны? А клиенты… Некоторые, как будто, отпросились на вечер из крематория.
- Любви все возрасты покорны! У нас ведь быстрый секс. Никто никого особенно не рассматривает. Старушки берут подешевле, но делают все кое-как, по старинке. Клиент тоже очень разный. Если он сам еле ноги передвигает, куда ему молодая! Инфаркт схватит, уже случалось. Такой берет постарше. Но в нашей группе никого старше тридцати нет. Мы ведь ближе к центру. Мужчины на нашем участке разборчивые… А у окраины, там совсем малолетки. Еще грудь не оформилась, но раз есть рот и эта самая, считают себя женщинами. Нам они не конкурентки. Стоят далеко, да и молодые парни их не очень любят…
- Почему? – Виктора удивляло, что сам он никогда не видел ничего этого. Ни совсем юных, ни пожилых женщин, поджидающих мужчин, готовых платить за их тело.
- Нет опыта. Нет форм. Как птенцы – один широко открытый клюв. – Оксана говорила снисходительно. – Им еще учиться и учиться. Да и то не из всякой выйдет настоящая… путана.
«Себя она, наверно, считает профессионалкой, - подумал Виктор. – Забавно. Особенно смешно, что меня она относит к другой, не очень интересной для нее возрастной категории. Рассказывает мне как учителю на уроке…».
- А почему я не вижу всех этих женщин… и девушек?
- Но все происходит вечером, когда начинает темнеть. И мы не стоим демонстративно, рядами. У обочины обычно мамка и одна из девочек. Обязательно симпатичная. Она – наш фирменный знак. Часто это бываю я. А все остальные поодаль, где-нибудь в переулочке, в тени. Если клиенты заинтересовались, они подходят, выбирают… Обычно берут подешевле и не надолго. Прямо в соседних дворах или в машине. Раз-два и готово. Все деньги мамке. Нам она раньше отдавала половину, а теперь только треть… У нее свои расходы: на милицию, на охрану, еще что то… Если встанем там, где местной милиции не проплачено, она тут же явится и загребет всех в отделение. Продержат несколько часов, порыгочут, а потом возьмут и завезут в другой район. Там, на чужом месте, да еще без охраны не очень поработаешь. Поимеют бесплатно, да еще и побьют.
Аня слушала все это, подперев подбородок кулаками и, не отрываясь, глядела на Оксану. Но у Виктора мелькнуло подозрение, что Аня давно знает все эти подробности ночной жизни и только делает вид, что она вся – внимание. Во всяком случае, следов удивления на ее лице не было заметно.
- Значит, так целый вечер – чик-чик и готово… - Виктор удивленно вскинул брови. – Тут и в самом деле некогда рассматривать лица. Взглянул на фирменный знак вашей группы и отправился с любой из вас в ближайший подъезд или в машину…
- Подъезды теперь закрыты, - уточнила Оксана. – В машине или просто у стены, в темном углу. Это ведь недолго.
- Да уж представляю!
Виктор хорошо помнил начальные классы своей сексуальной школы. Если и приходилось прилечь с девочкой, то только на старом матрасе в провонявшем подвале или на замусоренном чердаке. Почти всегда рядом располагалась кампания приятелей. Обычно они делали вид, что сопение рядом их совершенно не занимает. Но иногда кто-то вмешивался с пошлым советом, и все начинали ржать. Как далеко все это ушло!
- Бывает, что приглашают на целый вечер или даже на всю ночь, - продолжала Оксана. - Обычно это для кампании парней, которые что-то отмечают или просто решили повеселиться. Тогда они присылают гонца на машине. Он отбирает двух-трех девушек и увозит их. Деньги вперед, за каждую сто долларов, мамке. С некоторых она берет и больше. Она сразу видит, с кого сколько запросить. Бывает, что выжимает даже по двести баксов за душу. На мужской вечеринке хорошо. Расслабишься, выпьешь, поешь всяких вкусных вещей… Но так бывает не всегда. Иногда там столько народу, что потом страшно бывает вспомнить. Не знаешь, как это выдержала…
Аня почувствовала, что пришло время вмешаться. Картина, которую безмятежно и даже отрешенно рисовала Оксана, была лишена совсем уж грубых деталей. А они непременно есть в жизни уличной проститутки.
- Вик, налей-ка себе и Оксане коньяка. Может, хватит об этих вещах? Если совсем уж не о чем говорить, давайте, как англичане, поговорим о погоде…
- Нет, нет! Оксана подошла, по-моему, к самому интересному! – Виктор явно обиделся на Аню и не хотел ей уступать. – Бывают ведь и кризисные ситуации?
Наливая коньяк, он смотрел на Оксану. Та согласно кивнула головой.
- Бывают, отчего им не быть. Иногда милиционеры заберут с собою в машину ту, которая им понравилась, и забавляются с ней… Денег, конечно, не платят. Это у нас называется «субботник» - бесплатный труд на благо общества. Пикнешь – загребут всех, вместе с мамкой. В отделении перепишут данные и отпустят, а у мамки могут быть крупные неприятности… Приходится ей откупаться. А деньги идут из общей кассы… Случается, что подъедет один, вполне приличный, пригласит к себе домой. Входишь, а там кампания, человек пять-шесть. Оттрахают так, что утром не сядешь…
- Дикие забавы! – возмутился Виктор.
- Но некоторым нравится групповуха… К тому же платит один, а пользуются все. Хорошо, если среди них нет садиста. Такой истязатель обязательно что-нибудь придумает. Свяжет, заставит принять надолго глупую позу, а то и сигаретой прижжет… Вообще, садисты – наш страх. Один приковал меня к кровати наручниками и исхлестал плетью. Я умоляла: «Прекрати, заплачу!», а он знай, хлещет. Потом целую неделю не могла работать – по всему телу синяки и шишки. А больничных у нас не бывает! Но однажды… - Оксана хитро улыбнулась. – Однажды я сама так по одному прошлась, что он, наверно, до сих пор меня помнит! Хотя больше за мной не заезжает… - Оксана повеселела. Эпизод явно был светлым пятном в ее жизни. – Сначала он привязал меня к постели и так, легонько прошелся по мне солдатским ремнем. Попке досталось, но не очень. А потом попросил привязать себя и немного расшевелить его этим ремешком. Сначала я хлопала в меру. А потом вспомнила, как один садист надо мной издевался! Засовывал мне, связанной, четвертинку то спереди, то сзади… И разошлась! Прошлась широким ремнем по его спине так, чтобы красные полосы остались. Потом повернула ремень пряжкой и по заднице ему, что есть силы. Чтобы стала синей и в звездах. Он пищит, умоляет… А я ему в ответ: «Молчи! Будешь, как полосатый и в звездах американский флаг!» Так его отделала, что он заплакал. Встать и расплатиться не мог! Но был доволен! «Возьми, - говорит, - в шкатулке сколько хочешь. Так меня еще никто не удовлетворял!». В шкатулке на полке было много денег. Но я, как честная девушка, взяла только сотню баксов. Как и договаривались. Он мне лепечет с постели: «Бай, бай, бэби!». Совсем объамериканился! «Если понравилось, - говорю, - подъезжай. Знаешь, где мы обычно стоим». Но не подъехал. Наверно, запорола какая-нибудь стерва беднягу. Девушки тоже бывают очень разные, так что мазохистом быть трудно.
- Но почетно! – Аня засмеялась.
- Какой жестокой вы можете быть! Кто бы мог подумать – невинное создание! – На эпизод с раскрашиванием мазохиста в цвета американского флага Виктор отреагировал без тени юмора. Скорее всего, потому, что «невинное создание» придумал он сам, столкнувшись нос к носу с этой девочкой в дверях квартиры.
Оксана посмотрела на него сузившимися, злыми глазами. Она напоминала крысу, загнанную шваброй в угол.
- Если бы над вами издевались столько, сколько надо мной… - Она явно обиделась, на ее глазах выступили слезы.
- Знаете, друзья, переходите-ка на «ты»! – вмешалась Аня, боясь, что Оксана расплачется. – Такие откровенные вещи можно рассказывать только близкому другу, а не в вагоне, соседу по купе.
- Давайте на брудершафт! – воскликнула вмиг повеселевшая Оксана. – Я люблю на брудершафт!
Она взяла свою рюмку с остатками коньяка, обошла Аню и села к Виктору на колени.
- Налейте мне еще! Все равно сегодня я уже не в рабочей форме! – Свободной рукой она обняла Виктора за шею.
Виктор долил Оксане и себе коньяка. Они сплели руки с рюмками, поцеловались и выпили. Потом Оксана неожиданно еще два раза горячо поцеловала Виктора в губы.
- Ну и ну! – Аня дернула ее за задравшуюся и оголившую бедра юбку. – Садись на место. Он не твой. Я его не собираюсь отдавать. И держу на коротком поводке. Потому что как волка ни корми, он все равно трахаться хочет.
Оксана вернулась на свое место и невозмутимо отправила в рот кусочек торта.
- Конечно, не мой. У нас разные возрастные категории. Зачем мне такой взрослый?! Мы не будем понимать друг друга. У меня со временем появится ровесник. Сейчас его нет, но обязательно будет. А Виктор твой, это же ясно!
- Но тебе он нравится?
- Как мужчина – да, но как сексуальный партнер – нет. Он меня подавляет своим величием. Я была бы под ним как половая тряпка под ногами аристократа…
- Ты меня успокоила. – Аня положила руку на колено Оксаны, и та поспешила в очередной раз одернуть свою коротенькую, все время сползавшую вверх юбочку. – И все-таки не искушай Виктора. Он слаб, хотя и кажется сильным. Не способен отказаться от того, что само надевается ему на шампур.
Виктор выслушивал эти, не особенно лестные суждения о нем спокойно. Аня считает его увлекающимся и способным изменить ей с любой женщиной. Насчет любой она не права, это преувеличение. Подруги Ани, конечно, исключаются. И из других далеко не всякую он готов одеть, как она выражается, на свой шампур. Но некоторых – с удовольствием. С сексуальным, разумеется, удовольствием. Потому что настоящую, полнокровную радость ему доставляет только Аня. Минутная близость с другими женщинами этому нисколько не мешает. Наоборот, после других, она кажется особенно острой и очаровательной. Сама она этого не понимает. И ревнует… Надо не давать ей повода для этого. Иначе она устроит такое, что он сам сгорит от ревности… Как этот, театральный, курчавый, намазанный черной ваксой… Отелло. На эту пьесу Виктора недавно затащила Аня. Хотела, наверно, отучить его от плохих привычек…
Пока Виктор задумался, девушки непринужденно болтали. Казалось, они продолжали беседу, начатую еще в кафе. Виктор стал прислушиваться к разговору и невпопад спросил:
- Говорят, путаны не целуются?
Оксана тут же обиделась и поджала губы.
- Я не на работе! В свободное время я такая же девушка, как все! – На секунду ей показалось, что ее неожиданно пылкие поцелуи были настолько не к месту, что Виктор замолчал на несколько минут. Однако его лицо оставалось спокойным и выражало только любопытство. Интуитивно она почувствовала, что ее внезапный порыв не был ему неприятен. Она смягчилась и изобразила губами еще один, адресованный Виктору поцелуй. - Действительно, не целуются.
- Так давно заведено. Ведь клиента приходится целовать туда, куда надо и куда он хочет. После этого поцеловать его или тем более другого клиента в губы? Отшатнется, если не хуже! А сколько за вечер клиентов? Одного целовать в пенис, а следующего в губы – это смешно! Поэтому в губы – никого. Но некоторые мужчины сами лезут целоваться. Особенно выпившие. Приходится их одергивать: «Поцелуев в нашем прейскуранте нет! Целоваться будешь с женой или с любовницей, а здесь надо трахаться!». Гигиена какая-то должна быть…
Аня задумчиво смотрела в свою рюмку, но была явно заинтересована. Виктору показалось, что она согласно с Оксаной. Однако он ошибся.
- Гигиена в этом деле не главное… - Аня жестом руки остановила разговорившуюся Оксану. Девушка с панели – не молодая картошка, которую можно есть с кожурой. Она корнеплод, выкопанный из земли, когда он изрядно уже там посидел. Ее перед употреблением нужно хорошенько помыть и приготовить… Но ведь никто не моет! Несколько мужчин за вечер, и без всякого душа! Девочки успевают только трусики менять, да и то не после каждого. Какая уж тут гигиена! Я думаю, не целуются из-за того, что поцелуй – это символ. Знак особых отношений и особых чувств. А какие к уличной проститутке особые чувства? Она только тело, не больше. Ее легче поцеловать в грудь или ниже, чем в губы…
- А ты, Виктор, целуешься со своими женщинами? Ну, кроме Эн? – неожиданно спросила Оксана.
- Знаешь, целуюсь. – Виктор смущенно посмотрел на Аню, но та оставалась невозмутимой. «Эта девочка подставляет меня своей непосредственностью», - мелькнула у него мысль. С Аней они об этом никогда не говорили. Все детали, касающиеся их отношений с клиентами, были у них пока что под грифом «Совершенно секретно».
- Крепко? – продолжала выспрашивать Оксана.
- Бывает и крепко. Так, как ты меня поцеловала. Все зависит от ситуации. – Он улыбнулся и, не дожидаясь реакции Ани, неожиданно вставил: - Эн тоже целуется… И иногда очень крепко! У нее тоже ситуации бывают разными. Но принцип один – чем богаче человек, тем крепче она его целует!
Аня никак не прореагировала на этот выпад. Зато Оксана явно огорчилась.
- Значит, вы не настоящие путаны… Или не такие, как мы… Еще бы, у вас не бывает несколько клиентов за вечер! Вы обнимаетесь со своими мужчинами и женщинами. Целуетесь с ними… У Ани, я чувствую, какие-то удивительные духи. А я никогда не пользуюсь духами. Если только в свободные от работы дни. На мужчине не должно оставаться ни следов моих губ, ни моих волос, ни моего запаха… От меня он должен уходить более чистым, чем пришел…
Неожиданно Оксана встала, взяла со стола кофе и кусочек торта и ушла в комнату. Щелкнула дверь, было слышно, как зазвучала музыка. «Понятливая девочка, - подумал Виктор. – Дает нам возможность побыть наедине. Но заметно расстроилась…».
- Как она тебе показалась? – Аня с любопытством посмотрела на Виктора.
- Милая девчонка. Симпатичная, очень искренняя. И вроде, неглупая… Жаль только, жизнь у нее начинается как то неудачно…
- Можно подумать, что у нас с тобой она начиналась намного лучше. Ее отец пьет. С братом какая то неясная история, скорее всего, наркоман. Мама у нее странная – дома почти не бывает. Семьи, можно сказать, нет…
- Но как ты могла первой встречной рассказать о нас всё? Я вхожу, как друг сердца к любимой женщине… А оказывается, я вовсе не тот, за кого себя выдаю! – Вик был раздражен. Ему казалось, что этим неожиданным знакомством Аня поставила его в глупое положение.
- Успокойся! То же мне - «друг сердца»! Где ты набираешься этой высокопарной ерунды? Говори ее своим клиенткам, они за такой вздор хорошо платят. А для меня ты просто друг. И любимый человек… Ты ничего не хочешь? – Аня кивнула головой в сторону спальни. – Оксана к нам не войдет… - Неожиданно Аня рассмеялась и добавила: - Если ты сам не захочешь! Но ей придется тогда заплатить… Она ведь на работе!
- Не говори глупостей! Ничего я не хочу. Тем более, втроем с Оксаной! – Обида Виктора не прошла. Ее подогревало еще что-то, о чем он старался не думать. – Вечером у меня будет много дел…
- Сходи в оперу. Извини, что я не смогу пойти с тобой. Я уже пообещала своему новому знакомому пойти вместе с ним в театр. Ты мог бы предупредить меня заранее…
- Он ушел утром?
- Да, он ведь работает. В отличие от нас с тобой…
- Мы тоже работаем! Только не с утра, а по ночам. Не успел уйти этот твой банкир, а ты уже зовешь меня в постель! Это ни на что не похоже!
- На всё похоже. И в особенности похоже на нашу с тобой жизнь. Ты никак не привыкнешь, что это и есть теперь наша жизнь. Я ведь не спрашиваю тебя, с кем ты провел ночь! И ты научись не задавать ненужных вопросов. Так будет лучше для нас обоих. Иначе мы истрепаем друг другу нервы… Тебе хотелось бы заковать меня в пояс невинности, как это делали средневековые рыцари, отправляясь на войну… Ты – феодал! Допустим, все будет по-твоему. Но тогда работать будешь ты один. Я тебе всё разрешаю и не стану ни о чем спрашивать. А сама буду готовить тебе обеды…
По Виктору было видно, что он не знает, чего он толком хочет.
- Пусть будет всё, как есть. Просто я еще не привык…
- Тогда давай мы с тобой выпьем и поцелуемся!
Аня села к нему на колени и обняла его. Они выпили и дважды крепко поцеловались. Аня заерзала, посмотрела в глаза Вику и с деланным удивлением сказала:
- Кажется, он уже готов! Скоро столкнет меня с коленей. Немного же тебе надо!
- Если с тобой, то немного. – Виктор бережно пересадил ее на стул. – Но не сейчас. Внешне готов, а в душе – нет. Не хочу механических упражнений.
- В другой, так в другой. – Аня говорила спокойно, и Виктора удивило, как легко она согласилась с ним. – А что касается моей откровенности с первой встречной… Мне ведь тоже непривычно и неуютно. Хочется поделиться с кем-то, излить то, что тревожит…
Виктор настороженно посмотрел на нее.
- А я?
Аня наморщила лоб, потом улыбнулась и провела пальцем по его губам.
- А что ты? Ты такой же, как я. Знаешь обо мне всё, как и я о тебе. Нам нечего друг другу рассказывать. Тайного и стыдного… К тому же чужой, посторонний человек – это совсем другое. Чем меньше он тебя знает, тем легче выложить ему всё, без утайки… Кстати, пару дней назад я была в католическом костеле. Здесь рядом, на Малой Грузинской. Там не было ни души. Я полчаса бродила там, а потом ко мне подошел священник и спросил, не хочу ли я исповедаться. По-моему, он был нерусский, говорил с акцентом. Я сказала: «Да, очень хочу!». Там стоят небольшие кабины для исповеди. Он усадил меня в тесную кабинку, а сам сел рядом, за решетчатой перегородкой. Я рассказала ему всё о своих намерениях! Он даже не смотрел на меня, лишь кивал головой. Даже не отговаривал! Только в конце сказал: «Молись, дочь моя. Господь всё поймет». Я вышла с удивительным чувством облегчения! Но молиться я не могу… И ни одной молитвы не знаю. Я не права, но кто-то меня поймет! И это уже много!
Виктор слушал ее с изумлением. Оказывается, она не такая твердокаменная, как это кажется. Она тоже сомневается и ищет путь…
- Но ведь собор этот – католический? – неуверенно спросил он.
- Какая разница! Бог, если он есть, один у всех. Только разные религии по-своему представляют его… Знаешь, Оксана будет иногда бывать у меня. Если ты не возражаешь… У меня совсем нет подруг… А женщине всегда есть о чем поговорить с другой женщиной. Мужчине такие мелочи не расскажешь…
- Хорошо, милая. Как ты хочешь. Она хорошая девочка. Прозрачная, как из стекла. К ней и грязь поэтому не очень липнет.
- До поры, до времени… - Аня была грустна. – Будем надеяться, что мы тоже из стекла. Из горного хрусталя! Но не нужно долго испытывать себя на прочность!
Глава 9
Аня откинула простынь. Виктор лежал на спине совершенно голый и блаженно смотрел в потолок. Ему явно ничего не хотелось, и даже думать было лень. «Со мной такое тоже теперь иногда бывает. Полная опустошенность», - искоса посмотрела на него Аня. Она привстала на локте, пружинистый матрац кровати чуть слышно зашуршал под нею.
- Милый, ты ничего не хочешь? – Она стала водить ладонью по груди и животу Виктора.
- Нет. Куда еще! – насторожился он.
- А я хочу…
- Ты с ума сошла! Я не перфоратор, работающий от сети! У меня всего одна мужская сексуальная сила. Нужно передохнуть!
- Я не об этом. Я хочу навестить Оксану на ее работе. Сейчас восемь вечера, самое время для этого. Я не видела ее уже больше недели. И она не звонила мне.
Виктор перевернулся на бок и недовольно посмотрел на Аню.
- У человека законный выходной, а ему не дают даже поспать… Может, одна съездишь? Это рядом…
- Ты что! Меня там побьют! Подумают, не иначе, как лесбиянка. Они ведь все натуралки. Отклонений не любят.
Виктор недовольно поморщился, но потом поцеловал ее в плечо.
- Нужно было сразу предупредить… Какие там натуралки! Они те, за что платят. Заплатит мужчина – будут с мужчиной! А появится кредитоспособная женщина – милости просим. Я думаю, все они бисексуалки… Если собираться, то быстро!
Аня, довольная тем, что он не упирается, быстро вскочила с постели.
- Всего одна минута! Я оденусь попроще и не будут краситься, а то подумают, что я их конкурентка.
Уже на улице она неожиданно предложила Виктору:
- Давай прогуляемся до метро «Белорусская» и возьмем там такси с шашечками на крыше.
- Зачем? Здесь полно машин…
- Это частники, а нам нужен профессионал. Мы знаем, что Оксана стоит со своими подругами где-то сразу за метро «Сокол». Но где точно, не знаем. Нам нужна будет подсказка. Таксисты знают такие места, иногда специально пасутся там. Это выгодно – сдать девочкам на вечер, а может и на всю ночь машину. Бензин не расходуется, а заодно - бесплатное представление.
Виктор недоумевал.
- Таксист что, из машины не выходит?
- Конечно. Как он может бросить ночью без надзора свою машину? Сидит на обычном месте, покуривает. А зеркальце заднего вида подправит так, чтобы лучше было видно, что там делается на заднем сидении.
- А они там возятся? Но там же неудобно!
- Вик, дорогой! Не изображай из себя невинность! Как будто ты сам никогда не делал таких вещей в машине! В постели удобнее, ты прав. Но некоторые, наоборот, любят делать это в таком месте, где совсем уж не повернешься! И все выходит у них лучше, чем в постели. Как ты говоришь! На вкус и цвет в сексе товарищей нет? У каждой пары – своя любимая позиция.
Виктор смутился, что его упрекнули в притворстве, и вяло стал оправдываться:
- Олег о таких ситуациях никогда не рассказывал… Сам он постоянно занимался сексом в машине. Но чтобы пустить на заднее сидение озабоченную пару… Стоять где-то в темном переулке, пока они там кряхтят… Да еще и наблюдать за ними в зеркало. Такого у него никогда не было!
Аня взяла его под руку и прижала его локоть к своей груди.
- Вот сегодня мы и испытаем! Заедем в темный тупичок и займемся любовью на заднем сидении! – Она уловила недоуменный взгляд Виктора. – Не пугайся, я шучу. У нас был целый день, а дальше будет еще и ночь. На широкой постели с шелковыми простынями… Мы подходим…
На площади у Белорусского вокзала стояло несколько желтых машин со светящейся надписью «такси» на крыше. Водители стояли на тротуаре и что-то оживленно обсуждали. Появление желающих куда-то ехать не произвело на них никого впечатления. Оставив в стороне Виктора, Аня вошла в кружок таксистов.
- Очень ответственная поездка. – Она говорила вполголоса и глазами показывала на Виктора. – Три часа.
Никто из таксистов не шелохнулся, словно у них были большие планы, не связанные с перевозкой надоевших уже пассажиров. Потом один из них стал вяло крутить ключи от машины на пальце.
- Три часа – это сто баксов… Если вы москвичка. С провинциалов берем дороже! Моя очередь ехать.
Ане он чем-то не понравился. Она остановила взгляд на другом таксисте, более молодом и лучше одетом.
- Я поеду с ним, - сказала она голосом, не терпящим возражений. – А вам – отступные… - Она сунула в ладонь с ключами на пальце деньги, взяла выбранного таксиста за локоть и повела его к машине.
- Нам тоже отступные! – смеялись вслед оставшиеся.
- Не наглейте! – Аня не оборачивалась, и смех стих. – Как тебя зовут? – спросила она таксиста.
- Виктор.
- Два Виктора и я между ними. Сегодня повезет.
Они сели в машину и начали медленно выбираться с площади.
- Дело простое, - объяснила Анна. - Ленинградский проспект. Метро «Сокол». Где-то за метро стоит группа девушек. Путаны. Среди них моя хорошая знакомая. Она мне нужна, прямо вот сейчас.
Таксист покрутил головой, чтобы увидеть лицо своей пассажирки в зеркальце заднего вида.
- Для этого не надо трех часов, и сто баксов будет ни за что. «Сокол» рядом, пять минут и мы на месте… Там девочки стоят, почему бы им не стоять… Но на таком бойком месте всегда несколько групп…
- Ты знаешь примерно места, где они стоят?
- Кое-какие знаю. Но они периодически переходят с места на место… У них ведь конкуренция! Иногда охрану побьют, а девушек вытеснят куда-нибудь на задворки… Туда, где и днем прохожих-то нет…
- Знаешь, Виктор, у них во главе такая симпатичная блондинка, лет тридцати с небольшим… Она сама была когда-то путаной. А теперь вышла замуж и перешла на более спокойную работу.
- Вы ее ищете?
- Нет, девушку из ее группы. – Аня чувствовала недоверие таксиста. Если так пойдет и дальше, из него ничего, кроме «да» и «нет» не выдавишь. Красивая и небедная девушка вместе с симпатичным парнем едут искать уличную проститутку. Зачем она им? – Ты, пожалуйста, не гони, нам спешить некуда. И сверни на дорогу рядом с тротуаром. Не на газоне же они стоят! – Аня тронула одной рукой плечо таксиста, а другой показала вправо. Потом обняла Виктора и положила голову на его плечо. – Твой тезка – мой парень. Мы целый день провели вместе, а потом решили где-нибудь поужинать. И взять с собой подругу моей сестры. Пусть проведет хоть один вечер не на улице, а в хорошем ресторане. Клиенты, наверно, не очень приглашают ее в рестораны…
Таксист засопел, а потом чуть слышно засмеялся.
- Не то слово! Вообще никогда никуда не приглашают, кроме кустов или подворотни. Это же дешевый секс! Иногда, правда, в машину какой-нибудь посадит, если она у него есть…
- Если нет машины, можно, наверно, в такси… - Аня говорила неуверенно, боясь обидеть водителя.
- Хе-хе! – воскликнул тот, оживляясь. – Вы знаете, во что ему обойдется такой секс на колесах?! Дешевле двух за вечер снять, чем с одной повозиться в такси. Не так уж здесь удобно, на заднем сидении… Не все таксисты любят так промышлять. Самому быть с женщиной – это интересно, а смотреть, как делают другие…
- Познавательно! – подсказала Аня и засмеялась.
Таксист повертел головой и тоже засмеялся.
- Здесь не школа! А если и школа на колесах, то уже не вечерняя, а ночная. И платная! – Машина вильнула вправо и остановилась у тротуара. Таксист указал рукой на фигуру впереди: - Вон стоит мамка, но почему-то одна! Обычно они по двое, по трое… - Он повернулся к Ане: - Давайте я выйду? Я ее знаю, а вас она может послать! За сто долларов мне полезно размять ноги. Как зовут вашу девушку, как она выглядит?
Аня колебалась. Она намеревалась подойти вместе с Виктором. Пошлют – не самое страшное, это ведь уроки мастерства, тот самый мастер-класс, о котором вскользь говорил Альберт Львович. Чем дальше пошлют, тем более запоминающимся будет полученный опыт. Виктор не обнаруживал, однако, никакого желания выходить из машины. Он опустил окно, высунул наружу руку и поморщился. Начинал накрапывать дождик.
- Ее зовут Оксана. Светловолосая, лет семнадцати.
- Оксана, - повторил таксист. – Запоминающееся имя. Такую легко найти. Но годков ей многовато, чтобы вот так в дождь и прямо на улице… В помещение переходить надо…
Он вышел из машины, потянулся, расправляя спину, и, не спеша, направился к стоявшей метрах в двадцати женщине. Видно было, как они повели неспешный разговор, а потом закурили.
- Он по делу пошел или так, навестить знакомую? – недовольно пробурчал Виктор.
- Тебя надо было послать! – усмехнулась Аня. – Ты бы примчался от нее как ошпаренный! Или выбрал бы себе какую-нибудь? Ну-ну, шучу, - добавила она, видя, что Виктор надулся. – Скажи спасибо, что нам повезло с этим Виктором. Он знает места и сам вызвался сходить. Боюсь, что мы с тобой в таких делах беспомощны. А я думала, ты врешь Оксане, что никогда не был с путаной! Оказывается, это правда. Если не считать меня, конечно, - уточнила она и заразительно рассмеялась.
Виктор удивленно уставился на нее. Она до этого ни разу не называла себя «путаной». А сейчас, почти прямым текстом… А он в таком случае кто? «Путан»? Или тоже «путана»? Но он не женщина, а это слово – женского рода…
- Нет у нее ни одной Оксаны, - доложил таксист, усаживаясь на свое место. – И сама она не блондинка. Советует поискать на другой стороне проспекта или проехать в сторону Песчаных улиц… - медленно проезжая мимо стоящей в одиночестве женщины, таксист приветливо помахал ей рукой. – Поговорили с нею о новых поступлениях… Ничего интересного. Все больше украинки и молдаванки. Приехали сюда подзаработать. И пара наших, из провинции… У наших ничему не научишься. Их самих еще учить и учить. Там, в деревне всего два-три парня в силе… Пока не пьяные… А чтобы стать профессионалкой, надо ого-го сколько через себя пропустить!
- Выруливай, пожалуйста, на Песчаные, - прервала Аня разговорившегося таксиста. – И если увидишь нужных женщин, проезжай мимо них помедленнее. Моя знакомая обычно стоит рядом с мамкой. Как фирменный знак…
- Симпатичная, значит, - задумчиво вставил таксист.
- Дождь может усилиться, и тогда они все разбегутся. А мы потеряем вечер… Ты, Виктор, ценишь профессионалок?
Таксист хмыкнул, прибавил ходу и отрицательно помотал головой.
- Нет, не люблю приезжих путан. Я сам коренной москвич. Мне давай такую же москвичку, а не какую-то приезжую из Бердичева или из Верхнего Волочка… Дело даже не в этом… Мне нравятся, которые помоложе… Лет четырнадцати-пятнадцати… Вот это да!
Аня посмотрела на его толстый загривок, корявую лапу, лежавшую на руле и усмехнулась про себя. «Надо же! – Она съежилась как от порыва холодного ветра. – Самому за тридцать, а ему подавай четырнадцатилетних! Когда мне было четырнадцать, я такое старье в упор не видела! Только с ровесниками». Ей вспомнилась вскользь брошенная реплика таксиста, что Оксане многовато уже годков.
- Что-то здесь таких, как тебе нравятся, не видно, - заметила Аня.
- Они ближе к окраине. И за окружной дорогой стоят. Но пораньше.
- А что же в них такого особенного? Они же ничего еще толком не умеют…
Таксист задергал рулем, зачем-то включил и тут же выключил дальний свет.
- Да что вы! То, что надо, они умеют! Квалификация, само собой, еще не та, но зато какой задор! Когда есть деньги и настроение, плюнешь на работу и пару часиков проведешь для себя. Отправишься к таким малявкам, найдешь, где они стоят стайкой, высунешься из кабины и крикнешь «А ну-ка, малолетки, налетай! Подешевело!».
- Веселый ты парень… - Аня сказала это нарочно скучным голосом, чтобы остудить возбужденного острыми воспоминаниями таксиста. «Веселый, но какой-то грязноватый, - подумала она. – Дома, небось, жена с обвисшими дебелыми телесами и слоновьими складками жира. Обручальное кольцо на руке, а он бегает за малолетками… Не иначе, дочь у него растет. Насмотрится на гибкое девичье тело, понюхает крепнущую сексуальную силу… И катит на конец города, ищет что-то похожее… «Налетай, подешевело!» Бедные девчонки… Мне еще повезло!»
- А что мне унывать! – не успокаивался таксист. – Возьмешь в машину пару таких девочек и поехал, где потемнее. За час они такое тебе сделают своими маленькими ротиками, что потом неделю вспоминаешь и жмуришься, как кот, наевшийся мышей... Берут к тому же недорого...
- Ты на обочину смотри, котик, - перебила его Аня. – Будешь без толку возить, на мышек не хватит. Впереди, как будто, стоят…
Проехали медленно мимо, но девушка постарше не была ни блондинкой, ни красавицей, даже в недалеком прошлом.
- Не то, - огорченно сказал таксист и поддал газу.
«Уже вошел в наши проблемы. Ищет, как для себя, - меланхолично подумала Аня и откинулась на спинку сидения. – Увлекательное это дело – охота! Даже если сам без ружья».
…Так они объехали несколько «точек». Потом неожиданно таксист сказал:
- Вон, кажется, ваша блондинка, но с нею какая-то толстушка… Давайте все-таки сначала я подойду! Они ждут мужчину, а подваливает красотка. Чего красавице не хватает? Возникает вопрос…
Не дожидаясь ответа, таксист остановил на обочине машину и направился к девушкам. Сквозь стекло, тут же покрывшееся капельками дождя, их было плохо видно.
- Не задремал, Вик? – Аня толкнула локтем Виктора, молчавшего всю дорогу. – Кажется, нашли. Хотя Оксаны не видно.
- Задумался, - Виктор потер лоб и пошевелил плечами. – И вашему задушевному разговору не хотелось мешать.
- Есть о чем подумать?
- Еще бы! – он помолчал, вглядываясь в темноту за мокрым стеклом. – О ревности… Но тебя этот вопрос мало трогает..
- Потом расскажешь, может, заинтересует. Идет наш проводник…
Таксист уселся на свое место и повернулся к пассажирам.
- Кажется, то, что надо. Мамка светленькая и симпатичная. Среди девочек есть Оксана. Все спрятались от дождя рядом во дворе. Если нужно еще кого-то, кроме Оксаны, я могу въехать во двор и посветить вам фарами. В темноте такую можно схватить, что потом на нее домкратом не поднимешь…
- Одну Оксану. – Аня поняла, что таксист не верит ей до конца.
- Тогда жду вас здесь. Только учтите, мамка не в духе. На меня накричала: «Чего, водила, приперся! Пусть клиент идет!» Дождик, сами понимаете. Какие-то неприятности. Подхожу, слышу, как она говорит: «Мочить надо всех! Мочить прямо в сортире!». Обжулили, наверно…
Аня уже открыла дверь машины и бросила на ходу:
- Жди, мы сами справимся.
Молодая женщина с роскошными светлыми волосами вытирала носовым платком тушь с ресниц. Рядом с нею стояла, прижавшись к ней боком, чтобы уместиться под одним зонтиком, невысокая, коренастая девушка в короткой юбочке.
Виктор, обгоняя Аню, сказал вполголоса:
- Подожди, я подойду один.
Женщина осмотрела его и мрачно заметила:
- Совсем заелся. Ему даже девушку дядя выбирает. А одну уже где-то подцепил… - Она мельком взглянула на Аню, остановившуюся поодаль. – У нас так не принято, какая-то сборная солянка! Если не хватает одной, бери двоих, но только из наших. А из разных чемоданов – это не годится…
- Мне нужна Оксана… - Виктор немного растерялся, встретив такой холодный прием. «А говорят, что проститутки клиенту всегда рады, особенно в дождь», - мелькнуло у него в голове.
- Далась вам эта Оксана! Она сегодня в неважной форме… - женщина подтолкнула вперед стоявшую рядом с ней девушку. – Вот, возьми эту! У нее сегодня еще никого не было. Чиста, как стекло! Она из Крыма, поэтому темноволосая. Привезла в нашу северную столицу тепло южного моря…
- Очень симпатичная. И хорошо, что брюнетка. Блондинка у меня уже есть. Из Норильска. Вместе с южанкой незабываемая была бы пара. – Пока Виктор говорил, девушка уже намерилась сделать шаг к нему, и ему пришлось ладонью остановить ее. – Но, к несчастью, нужна Оксана… Есть разговор…
Женщина смотрела на него с усмешкой. В ее глазах сквозило недоверие.
- Ты ошибся адресом, если приехал для беседы. У нас не лекторий и не планетарий. Был, что ли, с Оксаной? Какие-то претензии к ней?
Виктор понял, что допустил ошибку. Если клиент приезжает к путане с разговором, то не иначе, как для выяснения отношений. Что-то между ними произошло. Иначе о чем еще говорить?
- Нет, я не сам… Моя знакомая хочет с нею пообщаться… - Виктор показал в сторону Ани и окликнул ее: - Иди сюда, Анюта!
Подошла Анна и неуверенно поздоровалась. Мамка не ответила на ее приветствие и стала внимательно ее рассматривать.
- Хороша знакомая, ничего не скажешь… Вся в французских духах… Мне бы пару таких фифочек…- Она взяла Виктора за пуговицу пиджака. – Из Норильска говоришь? Оттуда в унтах приезжают, а она одета по последней московской моде… Привези мне несколько таких красавиц с Севера. Я определю их на престижную, хорошо оплачиваемую работу. Что им там, в дальних краях мерзнуть… - Мамка задумалась, ее взгляд перебегал с Ани на Виктора и обратно. – Все-таки я вас, друзья, не пойму. Странная вы пара. Кто из вас друг Оксаны? Ты или она?
- Мы оба ее хорошие знакомые, и он, и я. – Аня старалась говорить помягче, чувствуя, что настроение мамки переменчиво, как ветер.
- Оба – это уже лучше. Вы Оксану хотите забрать на всю ночь? Тогда с нею поедет наш охранник… Я уже предупредила – она не в лучшей форме. Если между нами, пришла выпивши. – Мамка еще раз прошлась цепким взглядом по Ане. – Оксаночка у нас одна из лучших. Экстра-класс. Стоит недешево. Деньги вперед. Тем более что сегодня она оштрафована. Ей еще нужно отрабатывать…
- Оксана нужна нам на пару часов, - уточнила Аня, – а потом она вернется.
Мамка наконец скупо улыбнулась. Она поняла, что перед нею не какие-то хитрецы, а обычные богатые простаки.
- Два часа обойдутся вам не меньше, чем в двести баксов. Если устраивает, забирайте вашу красавицу. Как мы без нее здесь будем, я даже не представляю…
Виктор достал кошелек и, не говоря ни слова, заплатил. Мамка заметила, что и Аня сунула руку в карман и подумала, что продешевила. С этих чудаков, приехавших непонятно зачем, да к тому же шикарно разодетых, можно было запросить и больше. Хотя и так неплохо.
- Оксана с девочками во дворе. Спрятались от дождя. Ну, и от милиции тоже. – Мамка подтолкнула стоявшую рядом с ней девушку: - Пойди, проводи их. Ко мне пришли калмычку. Может хоть на ее блин кто-то клюнет…
Ане показалось, что мамка утратила к ним всякий интерес. Но та вдруг окликнула их:
- Заезжайте, молодые люди. Всегда будем рады вас видеть! Оксаночка здесь как в семье. За нее не беспокойтесь!
Аня и Виктор пошли по узкому переулку вслед за своей провожатой. Та повернулась к ним, в отсветах фонарей блеснули ее любопытные глаза.
- Здесь недалеко. Наша мамка добреет, когда хорошо платят. Но вы напрасно столько дали ей. Она сама идет с клиентом за полсотни… В общем, она хорошая. Не обманывает. Полагается треть, отдает ровно треть. И штрафует только за выпивку… Оксане из ваших денег не достанется ничего. Сегодня она оштрафована и работает за так…
- Вы на самом деле из Крыма? – Виктор поравнялся с нею и взял ее за локоть. – У меня там есть знакомые…
- Нет, я из Кишинева. Молдаванка. – Девушка говорила с легким акцентом, но не с украинским. – Приехала в Москву, немного заработать. У меня жених дома. Сказал: «Будут деньги, будет свадьба». А сам сидит безработный. Посылает меня… на улицу… Чтобы на выпить и закусить ему было. Но у нас совсем мало платят…
- Может, другого жениха найти? Вы же симпатичная…
Девушка негромко засмеялась, прикрыв рот ладонью.
- Другого… - задумчиво произнесла она. – А он что, будет лучше? – Но через пару шагов она согласилась. – Если хорошо заработаю, непременно найду другого… А если нет, останется этот… Но я его выдрессирую.
Они вошли во двор и по шуршащей гравийной дорожке направились к детской площадке с темнеющей на краю ее беседкой. Неожиданно во двор въехала машина, развернулась и свет ее фар выхватил из темноты столбы и крышу беседки, легкие лавочки и группу сидящих на них девушек. Машина остановилась, но фары не выключились. Девушки насторожились, две из них встали. Свет слепил им глаза, лица и фигуры идущих к ним оставались в темноте.
«Вид у них какой-то потерянный и жалкий, - неожиданно подумал Виктор. – Ночные бабочки с подмоченными крылышками… Не красавицы и не манекенщицы. Одна Оксана выделяется среди них… Конечно, если ты крепко выпил и нужна партнерша на пару часов, тогда можно и с такими… Как говорится, не бывает некрасивых женщин, бывает мало выпивки…».
- Оксана, это я! – крикнула Аня и быстро обогнала своих спутников.
Оксана сначала неуверенно, а потом быстрее пошла ей навстречу.
- Аня! – радостно воскликнула она и бросилась Анне на шею. – Так неожиданно!
Подошедший Виктор обнял Оксану и поцеловал ее в отсыревшие волосы.
- Хорошо, что вы приехали. Но меня не отпустят. Я провинилась. – Оксана подняла к Виктору лицо, и он почувствовал запах свежевыпитой водки. «Девочки добавили уже здесь, - догадался он. – Какие клиенты в такую погоду…».
Приведшая их молдаванка небрежно заметила:
- Уже отпустили. Они обо всем договорились с Галей. Отдыхай два часа. А может и три! Все равно мы вряд ли сегодня кому-нибудь понадобимся.
Подойдя к скамейке, молдаванка подняла скуластую девушку с прямыми черными волосами и слегка подтолкнула ее ладонью сзади.
- Иди, Элиста, к Галине, будешь вместо меня. – Повернувшись к Вику, она доверительно сообщила. – Третий раз за вечер меняем наживку, а все равно не клюет. Может, на экзотику кого-то потянет...
Она села на место калмычки, забросила ногу на ногу и закурила. Потом попыталась одернуть сползшую вверх короткую юбку, но безуспешно.
- Завидую я тем, у кого есть знакомые в Москве, - молдаванка говорила медленно и щурилась от яркого света. – Есть кому поплакаться… Есть с кем обняться… - Она мечтательно посмотрела на Виктора, обнимающего за плечи Оксану, на прижавшуюся к ним Аню и вдруг раздраженно крикнула: - Этот идиот когда-нибудь выключит свой свет? Устроил иллюминацию!
Аня помахала поднятой вверх рукой, и яркий свет фар погас.
- Это наш таксист. Подсвечивает, - оправдываясь, сказала Аня. – Он все еще думает, что мы кого-то из вас выбираем…
- Они всегда так думают. И всегда светят напропалую. – Голос другой девушки, вступившей в разговор, был недовольно-равнодушным, лицо ее терялось в наступившей темноте.
Оксана подошла к девушкам, поцеловала каждую из них в щеку и, вернувшись к Ане и Виктору, помахала рукой.
- Пока, девочки! Я сегодня оштрафована, ничего не заработаю. Лучше уж поеду в ресторан! Там веселее! Чао, бамбино! Буду после двенадцати, не раньше.
Не успели они дойти до такси, как из-за угла дома вышла калмычка, а спустя минуту за нею появился какой-то длинный худой парень.
- Оксана! – окликнула калмычка. – Твой влюбленный пришел!
Она подошла к Оксане и толкнула ее в направлении парня, остановившегося в нерешительности вдали.
- Меня освободили на два часа! – уперлась Оксана. – Я уже заказана…
- Ничего не выйдет, - спокойно оборвала ее калмычка и снова подтолкнула ее в спину. – Он уже заплатил Галине. Назад она деньги не отдаст. Сказала, если они настоящие друзья Оксаны, подождут ее полчаса, пока она будет заниматься любовью. Иди! Твои знакомые посидят в беседке. Не в кусты же им за тобой лезть!
- Давай мы вернем ему его деньги! – предложила Аня.
- Двадцать долларов! – предостерегла калмычка. – Всего полчаса!
Аня достала из сумочки кошелек и отдала Оксане деньги. Та взяла их, помялась, а потом извиняющимся голосом сказала:
- Я верну их ему… Но все-таки побуду с ним минут десять. Больше ему и не надо! – вдруг хихикнула она. – А если надо, придет через два-три часа… Подождите меня в беседке!
Оксана быстро пошла навстречу парню, маячившему у угла дома, а Аня и Виктор вернулись к девушкам в беседку.
- Присаживайтесь, - сказала одна из девушек. – Пришел ее суженый-зауженный. Любовь! Скоро она ему за так будет давать. Если у него встанет! – неожиданно добавила она, и все девушки дружно рассмеялись.
- А кто он? – спросила Аня.
- Влюбленный! – весело ответила молдаванка, с которой они пришли. – Втюрился в Оксанку. Как только ее увидел, тут же и влип, как муха в мед… Никого из нас не берет, только Оксану. Если она занята, ждет… Как накопит двадцать долларов, так и сюда. Дешевле Галина с него не берет…
- У него не стоит, - мрачно сказала девушка, попыхивавшая в темноте сигаретой. - Какая же это любовь, если они не трахаются?
- Ты не права! – тут же вступилась молдаванка. – Пока Оксана не появилась, он был и с тобой, и со мной. Все было без проблем. И брали тогда с него долларов десять-пятнадцать, как со всех. А встретил Оксану, влюбился, и у него стал плохо фурычить. Он ее так сильно хочет, что ничего не может!
- Он и с другими уже не может… - равнодушно отозвалась девушка с сигаретой.
- С другими он не идет, потому что их не хочет! Если любишь, хочешь только любимого человека, а не кого попало. Так они теперь и общаются. Оксана погладит-погладит его, а потом вернется и рассказывает, что у него опять ничего не получилось. Пока она к нему не прикоснется, все нормально. Как возьмется, так тот сразу съежится и уже не поднимается. Не то, что губами, подъемным краном не расшевелишь. Остаются только поцелуи. Нацелуется он и успокоится. Приходит снова, когда деньги появятся. Извиняется, а Оксане его жалко. И я ему сочувствую. – Как видно, молдаванка принимала эту историю близко к сердцу.
- С другой ему нужно себя проверить. А если и это не получится, к психиатру идти. Не иначе, как шиз. У меня был один такой. – Девушка в темноте погасила сигарету и равнодушно добавила. – Очень сильно хотел и очень сильно не мог.
- Может, к сексопатологу? – робко вставила Аня.
- Какой сексопатолог! – неожиданно рассмеялась молдаванка. – Ему на поцелуи раз в неделю денег не хватает, а тут еще этот ваш…
Вернулась Оксана.
- Быстро ты, - заметила одна из девушек. – Ну, что любовь? Горячая, как пирог из печи?
- Снова одни поцелуи и ничего больше, - отмахнулась Оксана. – Сказал, что в следующий раз будет в хорошей форме.
- Жди… Он всегда так говорит…
Оксана взяла Аню и Виктора под руки, и они отправились к такси. Оксана молчала, и Аня, поколебавшись, решила не расспрашивать ее.
Когда сели в такси, Аня обняла Оксану за плечи.
- Почему ты решила, что поедем в ресторан?
- Очень хотелось бы! – лицо Оксаны светилось радостью. – Но если у вас другие планы, я не против. Все равно я девочкам скажу, что мы были в ресторане. Иначе они не поймут. Такие шикарные друзья… Не в церковь же они меня повезли? И не в библиотеку…
- Библиотеки давно закрыты… Но раз ты решила в ресторан, давайте в ресторан!
Таксист развернулся на своем сидении к Ане. Он уже привык к тому, что всем распоряжается она.
- Зачем ты нас фарами освещал? – укоризненно заметила она. – Я просила тебя подождать на улице, а ты устроил во дворе иллюминацию. Встревожил девушек.
- Они не пугливые. Их всегда освещают, когда выбирают. Не на ощупь же это делать? – Таксист был невозмутим и уверен в своей правоте. – Свет больше для вас, чем для них. В таком темном дворе все может случиться. Там, кстати, под навесом подъезда стояли два подозрительных типа. У одного, по-моему, электрошок в руках.
- Это наши охранники, - попыталась успокоить его Оксана.
Таксиста это не убедило.
- Для вас они охранники, а для других вполне могут оказаться бандитами. Одно другому не мешает. А мое дело – помогать пассажирам.
- Спасибо тебе, Виктор, за заботу. – Аня развернула голову таксиста вперед и скомандовала: - Выезжай на проспект и по газам! По дороге решим, куда ехать.
Осветив на прощание девушек в беседке, двух парней, стоящих под навесом подъезда, таксист стал сдавать назад и разворачиваться. Он бормотал себе под нос:
- Бухалово в ресторане под поп-напевы! Это не самогон с тестем на кухне! – в голосе таксиста звучали одновременно зависть и довольство. Кто-то едет в ресторан, а ему предстоит всю ночь вкалывать. Но эта поездка оказалась не трудной и одновременно денежной и явно приближалась к концу.
Глава 10
Швейцар у входа в ресторан «Пекин» сначала уверял, что ни одного свободного места давно уже нет. Но после короткого разговора с Аней нашелся целый свободный столик, правда, в центре зала.
В большом зале ресторана Оксану поразили огромные колонны с лепниной, цветные витражи, множество столов, уставленных, как ей показалось, немыслимыми яствами. Некоторые посетители были уже заметно навеселе. Мимо быстро проходили официантки, на которых был минимум одежды. Звучала негромкая, очень непривычная музыка. После улицы с холодным дождиком и водкой из горл; в беседке это место показалось Оксане раем. Видя, что она стушевалась, Аня взяла ее за руку и сказала на ухо:
- Атмосфера тотального релакса… Не смущайся, здесь всегда так. И уверяю тебя, нас здесь ждут.
За столиком Оксана долго смотрела в меню непонимающими глазами. Потом робко произнесла:
- Может, только закуску какую-нибудь?
- Ты еще бутерброд с колбасой попроси. – Аня отобрала у нее меню. – Или манную кашу, к которой привыкла в детском саду… - Аня задумалась на минуту и предложила. – Раз уж мы в китайском ресторане, начнем с самого экзотичного блюда – жареных насекомых…
Оксана испуганно прикрыла рот рукой.
- Нет! Жуков и тараканов я не буду.
- Никаких тараканов в меню нет. Хотя, между нами говоря, они вполне съедобны. Здесь кузнечики, запеченные с чесноком, красным вином, уксусом и карамелью. Очень вкусно. Но можно взять просто засахаренных кузнечиков. Это уже на десерт.
- Я не смогу, - честно призналась Оксана. – Убегу в туалет.
- А ты, Вик?
- Я, как настоящий китаец, не отказываюсь ни от чего. Ем все, что ходит, летает, ползает и хоть немного пищит. Добавляю травки и ем. На Оксану не дави. Пусть привыкнет. Кузнечиков отведаем в следующий раз.
- Хорошо. Тогда начнем с восточного салата. Это устрицы и раки под соком из плодов маракуйи и миссо. Что ты, Оксана, на меня так смотришь? Вполне съедобно, я сама пробовала. И не хрустит на зубах, как кузнечики. Ах, ты не знаешь, что это за маракуйя и миссо? Я тоже не знаю, но ем и ничего. Потом мы с Виком будем жареную змею под соусом. А Оксане, раз она такая традиционалистка, закажем цыпленка с боем. На десерт – суфле с муссом из свежих ягод. Нам с Оксаной рано полнеть.
- А выпить? – вмешался Виктор. – Возьмем китайскую водку с маленькой змейкой внутри бутылки. – Взглянув на Оксану, он не стал настаивать. – Многовато будет змей. Водка – это точно. – Он подмигнул Оксане. – Но без причуд… Можно «Столичную» или текилу. Давайте текилу.
Не успела Аня сделать выбор и поднять палец, за ее спиной возник склонившийся официант. Она быстро сделала заказ и добавила:
- Пачку «Мальборо» для юной леди!
Оксана все пыталась привести в порядок свои волосы. Они подсохли и начали топорщиться. Она пристально рассматривала голову Ани.
- Где ты делаешь прическу? Даже после дождика она держится гораздо лучше, чем моя.
- В салоне красоты «Альдо Коппола». Но это один из самых модных и дорогих в Москве салонов.
- Тогда забудем о нем. - Оксана стала подниматься. – Давай сходим в туалет. Ты здесь все знаешь…
- И не только здесь, - мрачновато вставил Виктор. – Но здесь особенно. Она ведь живет рядом, и частенько она со своим очередным новым знакомым …
- Частенько, - спокойно подтвердила его подозрения Аня. – Сейчас мы вернемся и я расскажу об этом.
На юных и симпатичных девушек, шедших по залу, с интересом поглядывали из-за столиков мужчины. Один даже приветственно помахал рукой и показал на свободное место рядом.
- Тебя кто-нибудь здесь знает? – Оксана была удивлена мужским вниманием.
Аня огорченно усмехнулась.
- Нет, конечно… Боюсь, на нас с тобой уже лежит печать нашей профессии. И мужчины сразу это чувствуют. Есть у них такой инстинкт. Эта мне даст, а эта не даст. А вот эта каждому даст, если хорошо заплатить. Я как раз из последних. Кстати, большинство красивых девушек, сидящих здесь, наши с тобой подруги по самому древнему в мире ремеслу. Присмотрись к ним и увидишь, что все они чем-то неуловимо похожи друг на друга. И на нас…
- Я жду мужчин на улице, под дождем… А они сидят здесь и в ус себе не дуют. – В голосе Оксаны звучала обида.
- Со временем, поверь, мужчины сами будут искать тебя здесь или в подобном месте. Не все сразу, - утешила ее Аня.
Пока девушки отсутствовали, Виктор с интересом рассматривал зал ресторана. Кто эти люди за соседними столиками? И главное – откуда у них деньги? Посидят, побалуют себя экзотическими блюдами и напитками, оставив за вечер несколько среднемесячных зарплат. Одни, голодные, просят на улице подаяние. Другие, уже отрастившие себе пузо, набивают его здесь заморскими деликатесами, только что доставленными в Москву на самолете… В чем справедливость? В том, чтобы одному ютиться в коммуналке, а другому раскатывать по своим апартаментам на велосипеде? Ответов на эти вопросы не было… Виктор незаметно для себя перешел к тем размышлениям, которые навязчиво преследовали его во время поездки в такси.
Аня спокойно относится к тому, что теперь он спит со многими женщинами. Для нее это – издержи производства. Специфика выбранной им профессии. Ему тоже хотелось бы думать так же, но не выходит. Он ревнует Аню и иногда попадает в глупое положение.
Мужчина и женщина, всегда считал Виктор, - очень разные существа. Женщину украшает верность любимому человеку. В женской постели есть место только для одного любовника. Достоинство мужчины – постоянство. Он предан женщине в главном. Что касается деталей, то тут, как ему нравится и как складываются обстоятельства. Женщина рожает, и в этом суть дела. Мужчину природа подобной радости или обязанности лишила. Поэтому с кем он был за пару дней до близости с любимой женщиной, не так уж и важно. Дети все равно у них будут общими. Но если женщину уравнять в сексуальных правах с мужчиной, все пойдет насмарку. Что это окажется за семья, в которой все дети будут от разных отцов? Не семья, а какой-то интернационал! Мужчина не может не ревновать. Ревность женщины - только причуда, излишества женской эмансипации.
Эти представления Виктор усвоил еще в ранней молодости и никогда над ними особенно не задумывался. Ревность мужчины – это ревность будущего отца, и с нею нужно считаться. У женской ревности нет оснований, она только психологическая причуда. Все эти, казавшиеся простыми и ясными идеи, теперь неожиданно усложнились.
Вслед за Аней он втянулся в совершенно новую для себя жизнь. Настолько новую, что все встало с ног на голову. Аня не вправе ревновать его к постоянно меняющимся половым партнершам. Они – всего лишь другие, мало интересные для нее женщины. Но как относиться к мужчинам, которых у Ани становится все больше? Ревновать ее к ним глупо. Они – ее орудия труда, как у секретарши пишущая машинка, дырокол и скрепки. Но без ревности не выходит. Тем боле чувствуется, что не ко всем своим клиентам Аня относится одинаково. Есть те, к которым она тянется, словно шпилька для волос к магниту. Как можно не ревновать ее к ним? Например, к неожиданно возникшему теперь на ее горизонте неприлично богатому Александру Львовичу? Жить без ревности – значит жить одной головой. Но есть еще и сердце. А ему, как известно, не прикажешь. Глупее ситуации не придумаешь…
Не успели девушки усесться за стол, как официант выверенными движениями расставил на нем закуски, а в центре водрузил бутылку текилы и бутылку бордо. Оксана смотрела на быстрые и ловкие движения официанта как завороженная.
- Чем текила отличается от обычной водки? – спросила она, когда официант отошел. В ее голосе слышалась интонация любопытного ребенка, интересующегося, чем брюссельская капуста отличается от нашей, обычной капусты.
- Обычная водка производится из пшеницы, а текила из кактуса. – Виктор взялся объяснять, считая, что разговор о водке - мужская привилегия.
- Сколько же нужно кактусов, если почти на всех столиках стоит текила? – воскликнула Оксана. – Она лучше обычной водки?
Виктор усмехнулся и с видом знатока пояснил:
- Текила оказывает экстатическое, или по-простому говоря, элеваторное воздействие. Она поднимает все. Даже у стариков. Говорят, даже у мертвых, но я это не проверял.
- Не слушай его, - вмешалась Аня. – Просто это мода. Обычная водка ничем не хуже.
- Я никогда не пила текилу… - Оксана произнесла это с сожалением. – Отстала от моды…
- А что ты обычно пьешь? – спросил Виктор.
Оксана вдруг сделала круглые глаза и, наклонившись к нему, страшным голосом сказала:
- Водяру!
От неожиданности Виктор даже отшатнулся. «Живая девочка, - подумал он. – Совсем школьница, с шутками начальных классов… детскими шутками. Но палец ей в рот не клади!» Он посмотрел еще раз в ее смеющиеся, веселые глаза. «Она уже опытная женщина… Она знает себе цену, хотя еще и не представляет, как эту цену можно получить…- Виктор заулыбался и совершенно неожиданно для себя, глядя на ее не накрашенные, но яркие губы, заключил: - Палец ей, действительно, в рот не клади. А вот кое-что другое вполне можно… Жалко, что она подруга Эн. Флирт исключается…»
- Как он тебя слушается! – с завистью сказала Оксана. – Она во все глаза смотрела на Виктора, наливающего Ане вино, а ей и себе текилу. Виктор выругал себя. Какая-то искра все-таки проскочила между ними, когда он смотрел на ее губы. «Дитя природы! Чувствует все тонко, как собака. С ней нужно быть поосторожней», - решил он про себя.
Аня, изучающее, взглянула на Виктора, затем на Оксану и понимающе улыбнулась. «Вик, как всегда, в своем амплуа. Его возбуждает каждая симпатичная женщина. Но дружбу он не испортит. Хоть в этом он тверд, - подумала она и погладила Оксану, оправлявшую свою непослушную юбку, по голому колену. – Хорошая девочка, красивая и неглупая… Но сколь ей еще предстоит пережить, прежде чем ее жизнь наладится!»
- Еще бы ему меня не слушаться, - после паузы ответила Аня на восторженное восклицание Оксаны. – Я вскормила его своей упругой грудью. Сейчас он герой, но видела бы ты, в каких штанах он ходил всего пару месяцев назад. Мне не всегда удавалось расстегнуть на них молнию, и мы вынуждены были иногда расходиться ни с чем…
- Это неправда, что я всегда ей поддакиваю, - попытался отделаться шуткой Виктор. – Когда она говорит «нет», я тоже твердо говорю «нет».
«Он выслушал мое пояснение совершенно невозмутимо, - с удивлением отметила Аня. – Даже подшучивает над собой. Уже забыл, что мы собой представляли всего два месяца назад! Как легко он расстается со своим прошлым! Пусть тогда внимательнее присмотрится к своему настоящему»
- А что касается Александра Львовича… - медленно начала она. – Виктор очень просил рассказать о нем… Александр Львович гурман. Он обычно не столько ест, сколько дегустирует блюда. И любит разные новации… Не так давно мы в одном элитном китайском ресторане, закрытом, к сожалению, для широкой публики... – Аня мельком взглянула на Виктора, как если бы он и был представителем той публики, которую не всюду пускают. – Так вот, мы заказали там самое изысканное китайское блюдо. Оно называется «Битва дракона с тигром». У дракона по меньшей мере три головы, поэтому для приготовления такого блюда нужны три вида разных ядовитых змей. В качестве «тигра» используется дикая кошка, дальняя родственница тигра…
- Какая дикая кошка? Берут обычную московскую бездомную кошку… - Виктор бормотал это вполголоса, и девушки не обратили на него внимания.
- Блюдо заказывается заранее. Повар-китаец колдует над «Битвой» не меньше четырех-пяти часов. Он проделывает до тридцати очень деликатных операций. Ни в одной нельзя ошибиться, иначе в блюдо попадет яд! Чтобы передать атмосферу поединка, используется до двадцати видов пряностей. Все они из Китая, у нас для них даже названий нет. Уже поданное на стол блюдо украшается лепестками хризантем и листьями лимонного дерева…
- Вот это да! – только и смогла сказать Оксана.
- Кому все это нужно! – Виктору явно не хотелось играть роль восторженного слушателя. – Три вида змей, два десятка специй, лепестки, листочки… Не ужин, а какой-то спектакль!
- В искусной театрализованности ничего плохого нет. К тому же мясо змеи поднимает мужскую потенцию!
Аня все время смотрела на Оксану и делала вид, что рассказывает только ей.
- Теперь понятно! – вмешался Виктор. – У Александра Львовича проблемы с потенцией! Он только делает вид, что ему не хватает жены…
- Его жена живет в Англии. Ты об этом слышал. – Аня повернулась к Виктору, в ее глазах стоял смех. – И ты, наверное, в курсе, что интимное общение по почте – это пока только фантастика. Кстати, Оксана подсказывает мне, что сегодня жаркое из змеи заказал ты…
Оксана непроизвольно засмеялась. Виктору хотелось сказать что-нибудь колкое в адрес Александра Львовича, но в голову ничего не приходило.
- Интересный человек этот Александр Львович. – Оксана говорила задумчиво. – Жена в Англии, а он сидит здесь и кушает змей, чтобы повысить потенцию. По три змеи сразу… А сколько ему лет?
- Наверно, сорок пять, - ответила Аня.
- О, какой старый! – вырвалось у Оксаны. – Такому уже и змеи вряд ли помогут!
Виктор довольно заулыбался, почувствовав поддержку.
- Пожилой дяденька, - заметил он снисходительно. – Обычный папик, как их называют. Приходит в ресторан, чтобы посорить долларами… Упоит «Дом Периньоном» на все готовую длинноногую фемину, засунет ее под утро в свой «мерседес» и катит с нею к себе на дачу в Успенское…
Виктор старался не смотреть на Аню. Его голос звучал снисходительно и одновременно торжествующе. Однако поддержка Оксаны оказалась ненадежной.
- Я смотрю, здесь много таких… папиков, - заметила она и вдруг заключила: - Мне хотя бы одного! К нам на улице они не подходят… Все мелкота какая-то вокруг нас ошивается. Накопит двадцать-тридцать долларов и выходит покуражиться… Какое вино ты назвал? – обратилась она к Виктору.
- «Дом Периньон», самое известное французское шампанское…
- Пусть меня упаивают этим «Домом»! – Глаза Оксаны заблестели. – А под утро можно и в «мерседес»!
- Успокойся! – одернула ее Аня. – Рано тебе связываться с богатыми дяденьками! Пусть они жуют рябчиков с ананасами со своими совершеннолетними подругами… Кстати, раньше здесь к жаркому из змеи подавали свежую змеиную кровь в бокале. Ею можно было запивать жаркое.
На лице Оксаны отчетливо выразились ужас и брезгливость, и Аня поспешила ее успокоить.
- Это не прижилось. Змею ели, а на ее кровь смотрели с опаской… Мы с Александром Львовичем этого деликатеса уже не застали…
Они выпили и занялись едой. Чувствовалось, что Оксана проголодалась. Она ни слова не сказала о так занимавшей ее до этого текиле и принялась быстро работать вилкой.
- Скажи, Оксаночка, - отвлекла ее Аня, - почему ты носишь такую короткую юбку? Ее ведь постоянно приходится одергивать! Когда мы шли по ресторану, мужчины только на нее и смотрели…
Оксана весело заулыбалась и отложила вилку. Было заметно, что уже первая рюмка сказалась на ней. После вечера, проведенного на холодной улице, водка действовала с удвоенной силой.
- Это моя рабочая форма! У уборщицы – синий халат, у дворника – оранжевый жилет, а у меня – такая вот мини-юбочка. Чуть приподнимешь ее пальчиками и готово! Согнешь ноги в коленях и юбка почти на талии! Очень удобно! Сама я больше люблю выходить на работу в брюках. В них удобно становиться на колени. Но мужчины предпочитают, чтобы девушки были в юбках. Иначе ног не видно. А ноги – это в женщине, ну, я имею в виде в женщине нашей профессии, - это главное. – Оксана приостановилась и снизила голос. – Кроме прочего, кто-то пустил слух, будто среди проституток не редкость одноногие! Такая мерзкая сплетня! Как видит клиент девушку в юбке, так и думает – на протезе подсовывают. Я не понимаю этих мужиков! Дела на пять, максимум на десять минут, а выбирает себе девушку как крестьянин корову на базаре. Некоторые даже возвращаются к мамке: «Обменяй на другую!». Она этого не любит. «У нас, - говорит, - как в отделе женского белья. Товар не примеряется и не обменивается! Что выбрал, то и одевай. Если есть, на что одеть».
Аня разглядывала зал, но Виктор слушал Оксану с интересом. Эта сторона жизни – выбор девушек за деньги, обмен их, боязнь, что подсунут одноногую, а ты об этом даже не узнаешь, - прошла мимо него. «Вот, что значит нищета! – подумал он, но тут же одернул себя: - У меня и без всяких денег было много девушек. И получше, чем те, которых я сегодня сидел».
- Мамка у вас симпатичная. – Виктор вспомнил свой неудачный разговор с мамкой. «А она хоть и посмеивалась надо мной, но смотрела на меня с интересом!» – неожиданно мелькнула мысль. – Объясни, Оксана, почему она была какая-то взвинченная, не в духе?
- Еще бы ей не переживать! Только началась работа, подъезжает милиция на «уазике» и забирает для себя двух девушек. На субботник! Это же из мамкиного кармана! С милиционером вообще противно. Хорошо еще, если делаешь с ним все в машине. А то, бывает, привезет он тебя куда-нибудь на квартиру. Ты – раз и готова, а он все расстегивается, расстегивается, расстегивается… Наконец рассупонится, снимет трусы… А у него пенис, как у второклассника! – Оксана звонко рассмеялась и потом еще долго похихикивала в ладошку. Ничего смешнее, чем взрослый мужчина с детским пенисом для нее в мире, как будто, не существовало. – А мамка действительно даже сейчас симпатичная. Можно представить, какой она были в молодости!..
«Молодость, по ее мнению, продолжается только до двадцати лет. А дальше – не поймешь что… - с грустью подумал Виктор. – Я для нее как раз это самое… не разберешь что… Как сексуальный партнер – да, а вот как мужчина – нет…».
- Вы не поверите, сколько у нее было мужчин! – Оксана закатила глаза, задержала дыхание, а потом выпалила: - Больше четырех тысяч!
- Вот это да! – только и смогла сказать Аня и растерянно заулыбалась. – Ты веришь этому, Вик?
Виктор скептически покачал головой.
- Она считала их, что ли? И зачем? Кто вообще такие вещи считает? До первой сотни еще интересно. А потом становится скучно… К тому же забываешь…
- Нет, - решительно возразила Оксана. – Считает и очень точно. Как только возвращается домой, тут же берет свой дневник и по свежим следам записывает, с кем была прошедшей ночью. Рост клиента, его примерный вес, цвет волос… Имена не записывает, они их выдумывают на ходу. Пока сидит дома, он Иван или Василий, а как выйдет вечером к девочкам – уже Эдуард или Альфред. Записывает, как было дело. Обычно, в рот или, как иногда, в попу. Но это она редко кому позволяет. Только по большому чувству или по изрядному количеству выпитого! – Оксана улыбалась, словно подчеркивая, что и у опытной мамки есть свои слабости. – Отмечает, конечно, и длину членов, которые в ней побывали…
- Что, что? – переспросила Аня. – Она их измеряет, что ли?
- Но это просто, - без тени смущения пояснила Оксана. – Приложила к члену мимоходом ладошку и смотришь, насколько его головка выше запястья… Я знаю, где пятнадцать, а где двадцать…
- Но зачем? – Аня случайно взглянула на Виктора и вдруг смутилась.
К счастью, Оксана ничего не заметила.
- Ей нужна точность. Все должно быть, как в аптеке на часах…
- На весах, - поправила ее Аня. – Но теперь в аптеках никаких весов нет. Все отмерено уже на фабрике…
- Какая разница! – аптеки Оксану интересовали меньше всего. – Точность нужна, потому что она соревнуется.
Наступило молчание. Виктор с недоумением уставился на Оксану, но она взяла вилку и сделала вид, что ищет что-то в своей тарелке.
- Минутку, минутку! – Аня отобрала у нее вилку. – С кем твоя мамка соревнуется! Это что, олимпийские игры? Чемпионат мира по сексу?
Оксана положила руки на столе с видом послушной ученицы.
- Как с кем? – невозмутимо произнесла она. – Соревнуется со своим собственным мужем!
- Вот это да! – снова вырвалось у Ани, и ее недоуменный взгляд остановился на Викторе. Но он только вопросительно поднял брови.
- Давай-ка, Оксаночка, объясни! Ты или что-то темнишь или специально растягиваешь свою историю. – В голосе Вика звучало недоверие. Он не мог понять, как может жена в открытую состязаться со своим мужем в изменах. «Чего стоят мои размышления о ревности! – тут же подумал он. – Нужно же быть таким наивным!». Он положил свою ладонь на руку Ани, сжавшую накрахмаленную скатерть стола.
- Фантазерка! Да еще и актриса! – прошептала, наклонившись к нему Аня. – Не рассказ, а сплошные театральные паузы.
- Ты, Оксана, внебрачная дочь незабвенного режиссера Станиславского. Того, который больше всего любил повторять: «Не верю!» – с раздражением сказал Вик.
- Не дочь! Станиславский давно уже умер! – поправила его Аня. – Скорее, внучка. Внебрачная внучка. У Станиславского детей не было, только внебрачные внуки.
- Что вы на меня обижаетесь? - Оксана смотрела на них невинным взглядом. – В кампании секретов нет. А вы шепчетесь!
Аня повернулась к ней и одобряюще улыбнулась.
- Я хвалила тебя, не будешь же делать это вслух! Но ты все-таки раскрой скобки! Расскажи, как жены состязаются с мужьями в этом самом…
- В изменах! – вставил Виктор.
Оксана взглянула на них недоуменно.
- Измены здесь ни причем! Это обычная работа. – Потом она поправилась. – Для нашей мамки – это работа, а для ее мужа – вроде хобби. Но можно сказать, что и у него тоже работа. История очень простая. Мамка, ее зовут Галиной, работала проституткой. Ей очень нравилась эта профессия. Тем более Галина была красивая, мужики к ней так и липли. За вечер и ночь она полтора десятка пропускала. Некоторые даже в очередь к ней становились. Она еще одежду на себе не оправит, сигаретку не выкурит, за руку уже следующий клиент тянет. Она покоряла не только красотой, но и особым, прямо звериным темпераментом. В руках мужчины она сгорала, как свеча. Зажигала его, даже если он был седьмой или восьмой за вечер. Все равно для нее он был первым и единственным. Только он дотронется до нее, а она уже мягкая, как прогретый воск. Доходило до того, что забывала плату за работу брать. Говорят, иногда даже сама доплачивала, чтобы клиент не уходил сразу, а еще часик побыл с нею. Но я этого уже не застала…
Виктор слушал с недоверием.
- Бешенство матки какое-то, - пробормотал он. – Путана сама платит клиенту! Все выворачивается наизнанку.
- Не бешенство, а темперамент! Не перебивай, пожалуйста! – Оксана увлеклась своим рассказом, а неверие Виктора и Ани только добавляло в него остроты. – Так она трудилась, а по утрам вела свой любимый дневничок. На улице ведь не запишешь сексуальные приключения на видео! Хотя бывают интересные моменты. Можно было бы потом просмотреть их с друзьями… И вот однажды зарезали у них охранника. Пришел новый. Высокий, симпатичный… Вы видели его издалека. Он стоял у подъезда. Тот, который с электрошоком… Новенький, как обычно, прошелся пару-тройку раз по всем девушкам из группы… А потом стали замечать, что больше всего его к Галине тянет! Она с клиентами, а он рядом ошивается, за кустом или около автомашины. Не успеет она освободиться, он на нее тут же напрыгивает! Любовь, что еще могло быть! – Оксана негромко рассмеялась. Анна и Виктор тоже заулыбались. В неожиданно вспыхнувшей любви сутенера к опекаемой им проститутке сквозило, казалось им, что-то комическое. – Потом они стали жить вместе, а немного спустя расписались… Работу свою, конечно, не бросили. Другой специальности у них ведь нет! Да и привыкли уже… Но он ревновал, дико ревновал! Боялись даже, что он какого-нибудь клиента ее прикончит или что-то с собой сделает. А она… Есть все-таки в ее характере стервозность! После трудовой ночи она доставала свой дневник и записывала туда свои подвиги. А потом зачитывала все своему любимому мужу! Можете представить, как он бесился! Я уверена даже, что она там все преувеличивала. Количество клиентов он, конечно, знал. А вот их размеры. Тут она, я думаю, она изрядно привирала, чтобы его позлить… Кончилось все совершенно неожиданно! Когда число записанных мужчин перевалило у нее за две тысячи, он тоже стал вести такой же дневник! Сядут они утром на пару на кухне за стол, позавтракают, а потом за дневники. Она записывает тех мужчин, которые были у дневники. Она записывает тех мужчин, которые были у нее ночью, а он своих женщин. Новых, конечно, женщин! Ведь ее мужчины почти все время новые…
- А где он брал этих женщин? У нее – платные клиенты, а у него что? – Виктор не мог понять, откуда у охранника появлялись все новые женщины.
- Где, где… - Оксана небрежно махнула рукой. – Во-первых, в группе, которой руководила Галина, все время появлялись новенькие. Он ни одну из них не пропускал. А во-вторых, на улице их сколько угодно. Он знает многие группы. Интересуется, есть ли у них свежие поступления. Отлучился на часик, смотришь, двух-трех приплюсовал. Он парень видный. Горячий мужчина. Любая с удовольствием… не откажет.
- Бесплатно, что ли? – допытывался Виктор.
Оксана посмотрела на него с сожалением.
- А разве эти вещи делаются только за деньги? Бывает, что и без всяких денег. Просто по симпатии. А охранники из других групп поддерживают его. Если девушка не возражает, то им, какое дело? Они тоже в нашу группу иногда захаживают, хотя мамка это не очень приветствует. Но должна же у девочек быть и личная жизнь, не одна же работа! Мужчины хотят, чтобы он опередил, наконец, свою жену. Мужская солидарность! Но ему еще далеко до нее. У нее за четыре тысячи перевалило, а у него только три с половиной… Так что, соревнование продолжается…
Аня слушала, уткнувшись носом в сложенные ладони, и не проронила ни слова. Вик выглядел возбужденным.
- Вот тебе и новые олимпийские игры! Книга рекордов Гиннеса! – Он налил рюмку текилы и выпил в одиночестве. – Что ты об этом думаешь, Эн?
- Отстань! – не поворачивая головы, резко сказала она.
Обстановку разрядил подошедший официант. Он убрал пустую посуду и, прошептав что-то на ухо Ане, поставил перед нею и Виктором тарелки с жарким.
Оксана посмотрела на официанта вопросительно, но он ничего не сказал. Она не выдержала и взяла кусочек жаркого сначала с тарелки Ани, а затем, поколебавшись, и с тарелки Вика.
- Ничего, вкусно… А ведь змея…
- Все это предрассудки, - равнодушно заметила Аня. - Змеи, устрицы, лягушки, осьминоги, кузнечики… Раньше о лягушках никто и слышать не хотел, а теперь они в московских ресторанах идут нарасхват. Нужно всего лишь привыкнуть… Вот только собак нехорошо есть. Они хотят дружить с человеком и полностью доверяют ему…
- А кто их ест? – Оксана была удивлена.
- Некоторые народы… - Аня не стала уточнять. – Они выращивают особые породы собак и употребляют их в пищу. А перед тем, как собаку забить, ее, еще живую, долго бьют палкой… Чтобы бифштекс из ее мяса был сочным…
- Аня, перестань! – взмолился Виктор. – Дай нам спокойно поесть!
Аня замолчала и снова ушла в свои мысли.
Не успел Виктор налить в рюмки вино и водку, как из дальней части ресторана донесся громкий удар гонга. Музыка смолкла, сидящие за столиками стали переглядываться между собой и смотреть на дверь, ведущую в кухню ресторана. Гонг стал бить негромко, но часто.
В этот момент из-за портьеры, отделяющей кухню от зала, стала постепенно выходить колоритная процессия. Первым шествовал шеф-повар в высоком поварском колпаке и в белой куртке. В вытянутых руках он что-то нес на ярком блюде. За шеф-поваром торжественно шли другие повара в белых куртках и в колпаках поменьше. Передние что-то несли в руках, остальные просто шли следом с серьезным видом. Процессия змейкой прошла по залу, дойдя почти до самого выхода, потом развернулась и направилась к центру зала. Все глаза устремились на нее, разговоры затихли и слышались только размеренные удары гонга.
- Это к тебе! – Аня толкнула Оксану, засмотревшуюся на вышагивающую по залу колонну серьезных людей в белой форме.
Оксана испугалась, но шеф-повар действительно направлялся к их столику и уже поглядывал на нее. Остановившись рядом с Оксаной, он поклонился ей и поставил перед нею блюдо, на котором лежал поджаренный цыпленок. Другие повара быстро разместили рядом с блюдом тарелку с горсткой риса, какие-то соусы и вернулись на свои места за спиной шефа. Он сложил ладони перед собой и начал ритмично кланяться. Вся колонна повторяла его движения.
Аня толкнула Оксану в бок.
- Кланяйся!
Покрасневшая вдруг Оксана неуклюже встала со стула и, сложив ладони, тоже начала кланяться. Притихший на минуту зал вдруг оживился, раздался смех, а потом аплодисменты. Шеф-повар, сделав последний, самый глубокий поклон, увел колонну за собой на кухню. Никто в ней ни разу не улыбнулся. Оксана несколько раз поклонилась залу и села. Все произошло так неожиданно, что она совершенно потерялась и стала красной, как рак.
- Что же вы меня не предупредили? – Оксана была обижена.
- Нельзя предупреждать, иначе это не будет цыпленок с боем. С неожиданностью, - отклонила ее упрек Аня. – Это блюдо вообще можно заказывать только один раз за вечер. Ведь для публики тоже все должно быть неожиданным. И не может бригада поваров, во главе со своим шефом, раз за разом колонной вышагивать по залу. Нам повезло, что такого заказа сегодня еще не было. Его обычно берегут для самого дорогого гостя. Такого гостя, которого должен увидеть каждый!
- Спасибо, показалась… - пробурчала Оксана. – В мятой юбке и непричесанная…
- Ничего страшного, - успокоила ее Аня. – Для меня мой первый цыпленок с боем тоже был полной неожиданностью. Зато запомнился! Давайте выпьем, и будем есть!
Пока они ели, на маленькую сцену вышел оркестр, и зазвучала танцевальная музыка. Едва Оксана успела подумать, что в ее рабочей юбочке танцы исключаются, как к ней подошел молодой человек и пригласил на танец.
Оксана жалобно посмотрела на Аню. Но та утвердительно кивнула и показала ладонью, что надо подниматься.
- Вот, что делает слава! – Вик с интересом наблюдал за танцующей Оксаной. – Пока она была одной из сидящих в зале девушек, никто на нее не смотрел. А стала известной, отбоя от предложений не будет!
- Посмотрим, что это окажутся за предложения… - Аня была настроена скептично. Она указала Виктору на его тарелку, и сама склонилась над своей.
- Как тебе понравилась история с мамкой Оксаны… Галиной? – Виктор налил себе полрюмки водки и выпил. Было видно, что ему не до еды.
Аня, изучающее, взглянула на него, и от нее не ускользнуло его возбуждение.
- Никак не понравилась. – Она говорила сухо. – Обычная грязь. Как можно состязаться по бегу в дерьме?
Виктора такой ответ обескуражил. На минуту он притих. «Нам такой спорт не нужен! – перефразировал он про себя знаменитую реплику. – А что особенного?»
Вернулась возбужденная Оксана, сопровождаемая своим партнером. Он вежливо поклонился и, не говоря ни слова, ушел. Вик машинально проследил, как он отправился к столу неподалеку от входа в зал. За столом сидели еще двое бритоголовых парней с жирными затылками. «Странная кампания, - подумал Виктор. – Сутенеры, что ли? Но сутенерам нужно быть на работе, а не здесь…»
- Да… - задушевно протянул Виктор. – Хороша, Оксаночка, твоя мамка Галина! – он помолчал и смачно произнес: - Нецелованная!
Аня и Оксана удивленно посмотрели на него.
- Почему нецелованная? – спросила Оксана.
Виктор довольно ухмыльнулся.
- Но ты ведь сказала, что проститутки не целуются. Вот она и … нецелованная. Тысячи мужчин и ни одного поцелуя! Секс всухую, без всякой сентиментальности!
Такое неожиданное заключение Оксане понравилось.
- Это не я сказала, а ты сказал! Конечно, не целуются. Во время работы. Но с мужем почему не поцеловаться? Если он не провинился… Когда она на него очень обижена, она разумеется, отказывает… И в поцелуях тоже. Тогда ему приходится покупать ее, как обычную… нашу девушку. И она в этом случае не целуется с ним. Но если у них тишь и гладь… Тут, думаю, все есть… и он целует ее не только в губы, но и куда захочет…
Виктор все-таки чего-то не понимал.
- А она его любит? – зашел он с другой стороны.
- Еще бы! – Оксана ответила, не колеблясь. Но ее разъяснение показалось Вику и особенно Ане странноватым. – Она всегда говорит ему: «Как только пройдут клиенты, наслаждайся мною сколько хочешь!» Иногда даже просит его: «Изнасилуй меня! Возьми меня, как девственницу!» Он ужасно возбуждается. На девственницу у каждого мужчины моментально поднимается…
Аня неожиданно рассмеялась, откинувшись на спинку стула. Потом достала из сумочки платочек и принялась вытирать слезы в уголках глаз. Оксана и Виктор смотрели на нее, ничего не понимая. Но Аня, продолжая смеяться, только махнула платочком, чтобы Оксана продолжала свой рассказ. «Надо расспросить Анюту, как она потеряла девственность, - подумал Виктор. – Сомневаюсь, что это было так смешно… Грязный подвал, сырой матрац на бетонном полу…».
- Бывает, что она его прямо подзуживает, чтобы он совсем потерял голову. «Возьми меня, - говорит, - прямо вот здесь на улице. Под этим фонарем! Чтобы прохожие перешагивали через нас!» Тут он буквально звереет! Тащит ее в тень и делает много-много раз… Но ее нужно подальше уводить, потому что она слишком громко стонет, даже кричит…
- А можно поточнее? – перебил ее Виктор. – Сколько именно раз?
Оксана посмотрела на него с обезоруживающей улыбкой.
- Я откуда знаю! Он говорит, что много, и я ему верю. Раза три-четыре, наверно…
Виктор пожал плечами и процедил сквозь зубы:
- Не так уж много.
- Ого! – удивилась Оксана.
- Понимаешь, юная леди… - Виктор заговорил поучительно. – Когда войдешь в любимую женщину, подчеркиваю – в любимую женщину… - Он многозначительно взглянул на Аню, но та равнодушно возилась со своим носовым платком. – Так вот, когда входишь в любимую женщину, конца уже не бывает! Только паузы!.. И так до утра… Ты еще не знаешь, Оксаночка, что такое настоящая любовь! Это… это, скажу тебе, конец без конца! Это…
- Не слушай, Оксана, пустые фантазии, - вмешалась Аня. – Вон, снова идет твой новый поклонник. Он покажет тебе конец без конца! Если, он, разумеется, не евнух...
После танца Оксана вернулась растерянной. Ее глаза бегали по залу, потом она нагнулась и произнесла шепотом:
- Это ужас! Он сказал, что он киллер! Наемный убийца! – Глаза Оксаны округлились от испытанного потрясения, ее рот полуоткрылся.
Аня взяла ее вспотевшую ладонь в свои руки и стала медленно гладить ее.
- Успокойся, девочка! Он ведь не тебя пришел… Как это твоя мамка говорит? А, мочить! Тебя он хочет только попугать. А потом трахнуть. Ничего страшного. Если, конечно, у него есть для этого деньги… А мочить он будет… - Аня повернулась к Виктору и стала пристально на него смотреть. – Да, думаю, он пришел за Виком…
Виктор обиделся на эту, показавшуюся ему неуместной, шуткой и надулся. Оксана робко улыбнулась и благодарно посмотрела на Аню.
- Теперь, Оксана, твоя любимая сказочная героиня - Сорока-Белобока. Этому дала, этому дала. А этому… ну, ладно, и ему тоже дам, если заплатит!
Девушки засмеялись, не обращая внимания на Виктора. Тот неожиданно встал и направился к выходу.
- Он уходит? – Оксана испугалась.
- Нет, - Аня была спокойна. – Сегодня ночью он у меня. А сейчас… Обижается по пустякам… Придумывает что-то…
- Этот киллер, его зовут Сергей, большой оригинал. – Оксане не терпелось высказаться. – Профессионал высокого класса. Говорит, что всегда стреляет три раза. Две пули идут одна за другой в одно и то же место. Этот способ называется «флэш». Третий, контрольный выстрел – через три секунды, когда человек упадет, - в глаз. Выстрел в левый глаз – его фирменная метка.
- Не принимай всерьез эти сказки. Все это …
Не успев закончить фразу, Аня резко встала из-за стола и направилась ко входу в зал ресторана. Там стояла только что вошедшая пара.
- Михаил Абрамович, вы ли? Не вы ли? Точно выли! – Аня слегка обняла невысокого щуплого мужчину в темном костюме. Рядом с ним стояла красивая женщина в вечернем платье. Она была на голову выше Ани и на две головы выше своего спутника.
- Я, несомненно, я, Анюта! – мужчина быстро освободился от ее объятий, зачем-то провел ладонью по своей почти лысой голове. Неожиданное появление Анны, как будто, смутило его, но он быстро пришел в себя. – Лично я! В первом экземпляре, а не в какой-нибудь паршивой копии! Позволь, я представлю тебе мою спутницу. Наталья!
Женщина, подавшая Ане руку, смотрела на нее насмешливо и высокомерно.
- А ты все хорошеешь, Анюта. Прямо-таки не поднял, а почесал! – Михаил Абрамович не мог выносить, когда инициатива принадлежала не ему.
- Это одна из самых удачных твоих шуток, Мишунчик! - Аня неожиданно привлекла его за плечи к себе и поцеловала в лысину. Самое важное было – не дать ему опомниться и сказать еще какую-нибудь гадость. – Но не буду вас отвлекать. Приятного вам вечера. Если хватит страсти, вечер плавно перетечет в ночь!
Аня кивнула и пошла к своему столику. «Зря я подошла к ним, - выругала она себя. – Этот чертов Михаил Абрамович успел просветить свою даму в отношении меня. Представляю, что он сочинил… Неудавшаяся манекенщица, заливающая свое горе вином и закусывающая мужчинами… А может, причина надменности этой красавицы в ее росте! Все-таки рост – преимущество неоспоримое! Она – полноценная манекенщица, хотя и подрабатывает сексом. А я – всего лишь подмастерье. Кроме секса, у меня ничего нет».
Под вопросительным взглядом Оксаны Аня села на свое место, но ограничилась только фразой:
- Хороший знакомый. Очень нехороший хороший знакомый…
Оксана понимающе замолкла. «Если есть о чем подумать, не надо ни о чем думать!» – произнесла про себя как заклинание Аня и принялась за еду.
Начался новый танец. К столику девушек подошел элегантный немолодой мужчина с заметной сединой на висках. Он наклонился к Ане.
- Вы танцуете?
Аня поискала глазами Виктора, потом решительно встала.
- Конечно. Как раз для этого я и пришла сюда.
«Медленный танец, - улыбнулась про себя Аня. – Быстрый он уже не потянет… А сейчас сможет поговорить. Деловой и расчетливый человек…»
- Сергей Григорьевич, - представился мужчина, как только они вошли в круг танцующих.
- Анна. Можете называть меня просто Эн.
- Вы совсем как американка! Не любите длинных имен…
- Мое полное имя не такое уж длинное… – Аня выжидала, о чем пойдет разговор.
- А ведь мы с вами уже знакомы! – удивил ее Сергей Григорьевич. – Я был членом жюри конкурса красоты, на котором вы завоевали первое место. Вы, наверно, не помните этого…
- Для меня конкурс прошел как в тумане, - призналась Аня. – Я сильно волновалась и ничего не видела…
- Вы знаете, - продолжал Сергей Григорьевич, - я целый вечер не свожу с вас глаз. Но только сейчас понял… - он наклонился к ее уху и горячо прошептал: - Вы ничего не можете с собой поделать – вы неотразимы! Теперь, когда вы рядом, я твердо знаю… Не будь женщин, нас, мужчин, тоже не было бы!
«Понятно, - подумала Аня. – Витиевато выражается, но куда клонит, ясно». Она посмотрела партнеру в глаза.
- Но ведь вы не один? Я тоже все время смотрю на вас… И вижу за вашим столиком даму. Полную даму в возрасте…
- Это моя жена, - спокойно ответил Сергей Григорьевич. – Вы ведь тоже не одна. Она со мною. Разве это чему-то мешает?
- Но вот ваша жена может быть недовольна…
- Ну, что вы! Она относится к моим увлечениям совершенно равнодушно. Уверяю вас, она прекрасно осознает, что ее зад давно уже выходит за пределы моих сексуальных фантазий. А вы, как говорил философ Иммануил Кант, прямо-таки вещь в себе!
- При хорошем предложении, - Аня доверительно улыбнулась, - я вполне могу стать вещью для другого…
Сергей Григорьевич даже замолчал на мгновение, пораженный быстротой осуществления своего замысла. Потом быстро проговорил:
- Вы не пожалеете! Все, что угодно, для вас! К вашим ногам!
- Только не объяснение в любви! – насмешливо ответила Аня. – Оно повергнет в смятение все народы древности.
- Ради бога! Это и вовсе не нужно…
Танец закончился, остановившийся Сергей Григорьевич продолжал держать Аню за руку. «Если сейчас начнется быстрый танец…» – со смехом подумала она. Судя по всему, эта же мысль появилась и у него.
- Давайте отойдем на минутку в сторону… - Пока они отходили к столикам, он достал из нагрудного кармана пиджака визитку и протянул ей. – Звоните в любое время… В любое рабочее, конечно, время.
Аня поколебалась и решила играть в открытую.
- В ваше рабочее время или в мое? – Ее голос звучал задумчиво и даже, как ей показалось, невинно.
Сергей Григорьевич огорченно пожал плечами.
- К сожалению, в мое… - Он грустно вздохнул. – В другое время я, сами понимаете, дома…
- Понимаю, - одобряюще произнесла Аня. – Где еще быть ночью такому солидному человеку! Я позвоню.
- А вы, наверно, любите встречи ночью, прогулки при звездах? «Шепот, робкое дыханье, трели соловья… Серебро и колыханье сонного ручья...» – Сергея Григорьевича явно тянуло на стихи и романтику. «Вспомнил свою далекую молодость, обделенную любовью и сексом» – подумала Аня.
- Люблю, но не очень. Просто у меня род занятий такой… Как это передать? О таких, как я, говорят, с ними по ночам не спят – с ними просыпаются!
Сергей Григорьевич внимательно посмотрел на нее, и его лицо озарилось понимающей улыбкой.
- Я так и подумал. Девушка из высшего общества. Как говорится, их знают не только в лицо. Но импозантный молодой человек рядом с вами… Интересная у вас профессия! И очень нужная! Особенно для таких занятых людей, как я… Очень надеюсь…
– Я оправдаю ваши надежды, дорогой Сергей Григорьевич! Но я, как говорится, крепкий орешек!
- Ничего страшного. Придется воспользоваться тяжелым финансовым молотком!
«Хорошо, что он не притворяется, - подумала Аня. – Принимает меня такой, какая, я и есть на самом деле. Или какой я должна быть при моих нынешних занятиях».
- А вы знаете, Эн, изредка я отлучаюсь и по ночам! – Сергей Григорьевич вдруг оживился, и глаза его блеснули молодым задором. – Скоро у нас будет мальчишник… С женщинами, конечно, но без жен. Приглашаю и вас! Это будет мой юбилей. Сорок лет жизни в большом сексе! Очень прошу быть! Боюсь, что следующего юбилея – пятьдесят лет – уже не будет.
- Выдыхаетесь? – Аня рассчитывала на его открытость.
Сергея Григорьевича прямолинейный намек действительно нисколько не обидел.
- Перехожу в малый секс, - туманно пояснил он. – А потом, наверное, займусь чистой теорией. Буду учить молодежь умному, доброму, вечному… И всему остальному, что не связано прямо с сексом. Хотелось бы продолжать учить и другому, но, знаете… Эскулапы не поддерживают… моей настойчивости…
- Я вас хорошо понимаю, Сергей Григорьевич. Рада с вами познакомиться. Если удастся, буду на вашем юбилее… Меня можно не провожать к столику, спасибо.
Вика за столом все еще не было. Оксана смотрела на Аню настороженно.
- О чем вы так долго говорили? Кто он?
Аня налила себе немного вина, отпила несколько глотков и сказала с усмешкой:
- Кто, кто? Конь в пальто! – боясь обидеть Оксану, она тут же небрежно заметила: - Папик, как тебе Вик объяснил. Но сегодня этот богатенький Буратино со своей толстой гусыней. И я, впрочем, не одна…
Она протянула Оксане визитку Сергея Григорьевича.
- Обрати внимание на его герб в левом углу. Там корона. Это значит, что он очень богатый человек. Корона – символ какого-то высокого титула. Титула, конечно, у него нет и никогда не было. Пришлось купить за рубежом. Наши отечественные титулы - все подделки. Сначала купить титул, а вместе с ним и герб в каком-нибудь Лихтенштейне, и уже потом водружать на герб корону. Титул – всего лишь игрушка, но довольно дорогая игрушка. Он означает, что у человека есть лишние десятки тысяч на такие игры. Из тщеславия он купит и самую дорогую женщину.
- Но, может быть, он, в самом деле, какой-нибудь князь или граф?
- Откуда! Советская власть извела всех князьев и графьев под корень. Даже если кто-то из его потомков имел титул, наследники титула давно уже уничтожили и письменные свидетельства, и саму память о нем. Поступи они иначе, наш дорогой князь или граф даже на свет не появился бы… Забудем об этом. Где, кстати Вик? Куда он исчез?
Оксана даже не прореагировала на вопрос. Уставившись в стол, она тягуче сказала:
- Вот так все и делается… Одной папик с толстенным кошельком, а другой нищий наемный убийца… Где же справедливость?
- Да успокойся ты, торопыжка! Все у тебя впереди! Еще неизвестно, сколько весит мой папик и сколько стоит твой так называемый наемник… А вот и Вик! Какая радость!
Виктор поцеловал ее в щеку и решительно уселся на свой стул. Взглянув на погрустневшую Оксану, он тоже принялся ее успокаивать.
- Этот твой самый… совсем не тот, кто тебе нужен! Пошли его про себя к известной матери. Зачем тебе стрельба! Тем более, здесь, в центре Москвы? Я решил этот вопрос. Видишь, у самого входа стоит милиционер. Он внимательно смотрит на твоего поклонника. Еще немного и тот скиснет!
Через пару минут поклонник Оксаны действительно заволновался и стал искать глазами официанта.
- Обрати внимание, Оксана! – Виктор выразительно кивнул в сторону входа. – Твой поклонник… Теперь уже, можно сказать, бывший поклонник, от страха стал похож на ветошь!
Еще через минуту поклонник, наспех расплатившись, поспешно ретировался из зала. Виктор следил за ним с презрением. Потом помахал рукой милиционеру у входа, и тот тоже ушел.
- Вот так оно и делается. – В голосе Виктора звучало удовлетворение. – Ничтожный человек! Даме сердца не помахал на прощанье даже ручкой! Хам он, а не киллер… Хорошо, если хоть в туалете не промахивается…
Оксана, все время смотревшая вместе с Виктором на своего неожиданного и так напугавшего ее поклонника, опустила голову. По ее щекам потекли слезы. Аня передала ей свой носовой платок и погрозила пальцем Виктору. Он понимающе затих.
…Через минуту Оксана пришла в себя. При ее характере и ее возрасте она не впадала надолго в уныние. Этого не позволяла ей и ее профессия. Клиента полагалось встречать не кислой физиономией, а открытой и даже радостной улыбкой, чтоб ни было у тебя на душе. Редкая ночь обходится без проколов и обломов. Если по каждому поводу киснуть и комплексовать, лучше уж разносить бумажки в какой-нибудь конторе.
Уплетая с аппетитом своего цыпленка, Оксана неожиданно заметила:
- Удивительно вкусно! У меня вот-вот наступит оргазм!
Аня и Виктор переглянулись. Такой переход от слез к восторгу был для них неожиданным. Аня заулыбалась, а Виктор охотно поддержал реплику Оксаны.
- Не зря говорят, что лучше секса только китайская кухня!
- Если это так, – сквозь смех заметила Аня, - то родиться китайцем – уже счастье!
- У нас в группе есть теперь китаянка! – Оксана сказала это не без некоторого хвастовства. – Еще есть калмычка, вы ее видели. У нее какое-то сложное имя, и мы зовем ее просто Элиста. Она из этого города. Есть бурятка, но она болеет - застудила придатки. Галина хотела взять даже вьетнамку… Но оказалось, что у нее эта самая… неглубокая. Для наших мужчин мелковатая… Они хотят нырять поглубже, а ей больно…
Аня прервала ее.
- Не будь такой разговорчивой. И не надо этих… физиологических деталей. Они никому не интересны.
- У вас какой-то восточный уклон… Зачем это и кому такое нужно? – Виктор не мог припомнить, чтобы у него когда-нибудь была калмычка или бурятка. Вьетнамок он вообще в упор не видел как женщин.
- Экзотика! – наставительно ответила Оксана. – Побыть с такой женщиной – все равно, что съездить в далекую необычную страну! Ехать – дорого, а побыть с нею у нас – пожалуйста, милости просим!
Виктора это объяснение не убедило:
- Ерунда все это! Я так понимаю: заелись некоторые… путешественники! Им уже московских, саратовских или воронежских девушек не хватает… Давай какую-нибудь заморскую, узкоглазую…
Оксана подумала и неожиданно согласилась с ним.
- Наверно, и в самом деле, заелись. Я же не требую себе китайца или чукчу! Если сама русская, то и занимайся этим делом с русскими мужчинами…
- Или с русскими женщинами, - неожиданно вставила Аня.
Оксана мельком взглянула на нее, но не поняла, что она имеет в виду. Впрочем, и сама Аня вряд ли смогла бы объяснить, почему она вдруг не к месту вспомнила женщин. Какие-то смутные предчувствия, не более того.
- И в этом деле должен быть патриотизм… - Оксана задумалась и неожиданно свела на нет все свои доводы: - Национальность в нашем деле не имеет никакого значения! Мы занимаемся любовью как кролики - быстро и молча. Какая разница, откуда взялся кролик, из Сибири или из Австралии? Ровным счетом никакой! Только был бы платежеспособным… И какая это любовь?! Только называется «заниматься любовью»…
Такой, чересчур откровенный разговор Ане не нравился, и она попыталась перевести его в другое русло.
- Скажи, Оксаночка, а случается у вас настоящая любовь? Такая, как у Ромео и Джульетты? – Ане тут же стало неудобно за свою аналогию. – Допустим, как у вашей Галины и ее мужа? Чтобы встретились, пусть ненадолго, и неожиданно полюбили друг друга?
Оксана посмотрела на нее сумрачно. Весь ее вид показывал, что вопросы такого рода не очень уместны.
- Случается, почему бы ей не случаться! – В голосе Оксаны звучало явное ехидство. – А у нас особенно часто… Между путанами и их сутенерами! Вот это постоянно бывает. Но чтобы между путаной и ее клиентом – нет, никогда! Во всяком случае, я сама такого не наблюдала… В кино видела, а в жизни нет. К нам ведь особое отношение. Днем на меня ребята, бывает, посматривают с интересом. Не прочь познакомиться… А вечером клиент спросит для приличия твое имя, а через десять минут он его уже забыл. Тело оно и есть тело, как его ни называй…
- А как насчет голубых.. Что-то их не видно по вечерам.. – Виктору тоже хотелось найти новую сторону в разговоре, но вмешалась Аня.
- Кто бы рассуждал о голубых! – Она говорила с явной иронией. – Ты обычных путан никогда не замечал! Но хочешь показать свою продвинутость и начинаешь говорить о голубых. Спроси еще о розовых?
- Но мне любопытно!
Оксана выслушала этот обмен репликами без особого интереса.
- Голубые - исключительно по телефону! – категорично сказала она. – На улице их бьют местные парни. Только появится на обочине пара-тройка голубых, из темноты выныривает ватага местных хулиганов и начинает их метелить. Натуралы не любят голубых… Розовых тоже на улице нет. Заметят ребята на улице лесбиянку, тут же затащат ее в ближайшие кусты и устроят групповуху. Хочешь, стерва, женщину? Ну, так вот, получай десяток мужчин!
- Ты, вроде, сама недолюбливаешь розовых и голубых… Но есть места, где они собираются…
- Наверно, есть, - согласилась Оксана. – Но не на нашей обычной улице. Не там, где вечерами шайками бродят натуралы, не знающие, чем им заняться. А кроме улицы я ничего не знаю… Может бы, Виктор, знаток тех кабаков, где тусуются голубые? – Оксана не выдержала серьезного тона и рассмеялась.
Виктор смутился и попытался свести дело к шутке.
- Не такой уж знаток… Но захожу, интересуюсь… Расширяю свой кругозор, а вдруг пригодится… - почувствовав, что его вранье пошло в опасном направлении, Виктор резко остановился. – Все это треп! Не знаю я ни голубых, ни розовых. Да и не нужны они мне. Я родился натуралом и умру им!
С любопытством слушавшая его Аня пару раз хлопнула в ладоши.
- Браво! Какой пафос! Не зря говорят, ври, да не завирайся. А если заврался, начинай говорить торжественно!
Оксана взглянула на часы.
- Я уже опаздываю! Мне хотя бы немного отработать, а то Галина перенесет мой штраф на завтра… Какой удивительный вечер! За каких-то три часа столько событий! Это надолго запомнится!
- Давайте на дорожку! – Виктор поднял свою рюмку. – За то, чтобы каждый свободный вечер проводить здесь!..
Они расплатились и вышли на улицу. Дождик прекратился, на небе проглядывали звезды. Аня взяла Оксану и Виктора под руки.
- Давайте пройдемся по Тверской. Оксане оттуда удобнее ехать…
Некоторое время они шли молча. Потом Оксана, поколебавшись, робко спросила:
- Вик, у тебя нет немного порошка?
Виктор не мог понять, о чем идет речь. Он удивленно посмотрел сначала на Оксану, затем на Аню.
- Есть! – ответила за него Аня. – У него все есть! Он ведь известный хвастун! – Потом она вдруг остановилась и повернула Оксану к себе лицом. – Послушай, ты ведь не употребляешь наркотики! Или ты врала мне?
- Не употребляю. И не буду употреблять! У меня брат колется, я знаю, что это такое. Но я не для себя. Для девочек. Некоторые из них сидят на игле. Денег сегодня у них не будет, скоро начнется ломка. Какие из них тогда секс-работницы?! Мне их жалко…
Аня отпустила Оксану и, опустив голову, пошла вперед.
- Нет, Оксана, ничего у нас нет. Мы не курим марихуану, не нюхаем кокаин, не колем героин или что-то еще…
- У вас с Виком очень здоровый образ жизни. Ты пьешь только сухое вино. Вик не выползает из ресторана на бровях. Вы даже не курите! Прямо спортсмены какие-то.
- Конечно, спортсмены, - равнодушно согласилась Аня. – Только вид спорта у нас пока не олимпийский…
- «И жизнь хороша, и жить хорошо, когда есть анаша и есть порошок…» - бубнил себе под нос Виктор, но вдруг словно очнулся и остановил Оксану, взял ее за руку. – А как же ваша мамка, Галина? Она разве не запрещает? И зачем она держит тех, кто уже на игле?
Оксана усмехнулась его детским вопросам.
- Конечно, запрещает. – Она зябко повела плечами, показывая, что разговор об этом ей неприятен. – На словах. И делает вид, что ничего не замечает. Но на самом деле ей это даже выгодно. Если девочка подсела на иглу, она становится рабыней. Ей ничего уже не нужно – только получить дозу. Такая никогда и никуда не уйдет. И даже капризничать не будет…
- А что колют?
- «Герыч»?
- Чем разбавляют? Димедролом или побелкой?
- Какой побелкой? – Оксана испугалась.
- Мелом.
- Я даже не знаю. Приносят готовый. Вместе со шприцами.
- Отстань от девушки, - вмешалась Аня. – Что-то подозрительно много ты, Витек, знаешь… Как бы тебе самому не захотелось мнимой свободы и той иллюзии счастья, которую дают наркотики…
- Не называй меня так. И не считай идиотом. – Виктор обиделся и демонстративно замедлил шаг.
- Наши клиенты… и клиентки, - Аня усмехнулась и оглянулась на Вика. – Не потеряйся, пожалуйста, обидчивый ты наш! Клиенты иногда приносят с собой наркотики. Но редко. Все они деловые люди, и им для разрядки вполне хватает спиртного… Обычно приносят кокаин. Припудрить себе нос, чтобы ощущения были поострее. Но к нам не пристают… Правда, Вик? Иди сюда, не отъединяйся!
Виктор взял Оксану под руку и с видом знатока заговорил:
- Есть такая смесь, называется «винт». Делает женщину сексуально неутомимой. И в то же время бесчувственной. Настолько бесчувственной, что она может пропустить через себя и десять, и двадцать человек…
- Откуда ты все это знаешь? – В голосе Ани звучала подозрительность.
- Из литературы… В газетах пишут… Рассказывают… - Чувствуя, что это не убеждает, Виктор нехотя добавил: - У меня есть одна такая… подруга. Вмажет «винт», и потом терзает меня всю ночь… Прямо обезумеет: «Еще! Еще!» Но я ведь не железный Феликс и не заменю ей взвод солдат, изголодавшихся по женщинам!
- Представь, Оксана, мне он этого не рассказывал! Все, говорит, хоккей. А там, оказывается, этот самый «винт», после которого он два дня мне не звонит…
- К телефону не доползает! – рассмеялась Оксана. – Забавные вы люди! Кроме этих вот мелочей, у вас нет никаких проблем. Как мне хотелось бы оказаться на вашем месте!
- На нашем не надо! Вместе с нами! – Аня остановилась и, чуть подумав, распорядилась: - Вик! Заскочи в этот магазинчик и возьми девочкам большую бутылку водки! И что-нибудь закусить!
- Может, взять виски?
- Не надо! – Аня скривила губы. – В таких местах виски всегда поддельное. Бутылка самого простого виски стоит не двести рублей, как здесь, а, по меньшей мере, две тысячи.
- Человек человеку – друг. А путана путане кто? – бормотал Виктор, постепенно отставая от девушек.
- Подруга! – тут же откликнулась Аня и махнула рукой, чтобы он двигался быстрее. Выпитое в ресторане уже начинало сказываться на нем…
- Путана путане – не друг, не товарищ и не брат! – запальчиво воскликнула Оксана. – Но они должны помогать друг другу.
«Она тоже пьяная, а впереди у нее еще целая скучная ночь…» – грустно подумала Аня.
Проводив Оксану, Анна и Виктор медленно пошли по Тверской. После нескольких минут молчания Вик вдруг вспомнил девушек, к которым отправилась Оксана.
- Ты знаешь, Эн, когда их неожиданно осветила машина, я был поражен. Жрицы свободной любви! Какие жрицы?! В них что-то жалкое, приниженное. И даже отталкивающее. Косметики на них больше, чем одежды. Какая-то покорная безотказность и равнодушие… Рядом с ними бегала бездомная собака. Даже она выглядела более независимой!
- Может, взятые порознь, они совсем не такие. Мы ведь совсем их не знаем…
- Боюсь и узнавать особенно нечего… Оксане в этой компании долго не продержаться…- Виктор был расстроен увиденным.
- Мы что-нибудь придумаем, - успокоила его Аня, и они повернули на улицу, ведущую к ее дому. – А в ближайшие дни съездим к отцу Оксаны. Он сидит без денег и ждет ее. А ее Галина не скоро отпустит, это уж точно. По-моему, ей нравится, когда ее девушки приходят на работу выпивши. Вся выручка идет ей.
- Давай забудем на сегодня об этом, - предложил Виктор. – Слишком много впечатлений. У меня уже голова трещит…
Часть 4
НЕОЖИДАННАЯ РАЗВЯЗКА
Глава 1
Утром Ане позвонил Альберт Львович. Она была еще сонной и говорила с ним недовольным голосом.
- Какой еще Борис Михайлович? Сегодня суббота. Ему на загородной вилле с женой и детьми надо развлекаться, а не со мной… Суббота и воскресенье – святые дни для бизнесмена! Он посвящает их семье! А потом говорит в интервью, что семья – главное для него, а бизнес и политика – что-то вроде хобби… Никакого Бориса Михайловича нет в моем списке!
Альберт Львович чуть слышно рассмеялся и многозначительно заметил:
- Список – это условность. Не догма, а только руководство к действию. Здесь совсем особый случай. Жена Бориса Михайловича живет в Париже. У них там квартира на Елисейских полях… Но сейчас она, скорее всего, в Каннах. Там сейчас еще тепло, намного теплее, чем в нашем Крыму… точнее, в ихнем, в украинском, Крыму. Полгода в Париже, а потом Канны, иногда Италия или Канарские острова. Изредка на недельку заезжает в Москву, навестить горячо любимого супруга. Но больше трех дней они обычно вместе не выдерживают … Говорят, она выпивает и… нюхает… Но это все пустая болтовня! Очень приличная женщина, хотя и в возрасте. А дети, так те вообще почти взрослые! Учатся где-то в Париже… Борис Михайлович, можно сказать, одинок. Один – как перст! – Альберт Львович неожиданно и не сдерживаясь рассмеялся, что удивило Аню. Обычно ее шеф избегал шуток над своими клиентами, а если и отпускал какую-то колкость в их адрес, то переходил почти на шепот. – Это он сам так говорит, пусть тебя это не смущает…
- Меня смущает то, что я уже договорилась с Виком…
- И это не проблема! Наш дорогой Виктор сегодня вечером тоже будет занят. Он разве не говорил тебе об этом? – в голосе Альберта Львовича звучало неподдельное удивление. – Ничего, через часик позвонит и скажет… Его ждут за городом две матроны… прошу прощения, две дамы моего примерно возраста. Они настолько дружны, что все делают вместе. Вместе на приемах, вместе в бане, вместе с любовником. Настоящая женская дружба! Я раньше не очень верил в такую дружбу. Но теперь убедился – существует, вопреки всем законам женской логики! Ты, как будто, что-то хочешь возразить?
Аня была в смятении. Два выходных дня были у нее, да и у Виктора, почти всегда свободны. Свой уикэнд их клиенты и клиентки проводили в кругу семьи или шлялись в одиночестве по злачным местам в поисках новых приключений. И вдруг появляется этот Борис Михайлович! Странный человек, ему оказывается в субботу нечего делать! Идея провести вечер и ночь с Виком идет насмарку… «Хитрый старикан! – подумала Аня об Альберте Львовиче. – Чтобы освободить меня для своего Бориса Михайловича, он отсылает Вика к каким-то старым, развратным матронам, к выпотрошенным матрешкам! И при этом так деликатно выражается: «матроны». Бедный Вик! Ему не позавидуешь…».
Не дождавшись реакции Ани, Альберт Львович продолжал, как ни в чем не бывало:
- Виктору этот вояж должен понравиться! Он сам мне говорил: «Женщина в возрасте – все равно, что бестселлер! Читаешь, не оторвешься!» Представляю, как он насладится, получив в руки… да и не только в руки! в свое полное распоряжение! – эти два старых, замшелых фолианта! Их можно читать только вместе. Том первый, а после – том второй… хотя какой том окажется вторым, придется выяснять на месте…
«Старый болтун! Специально заводит меня, чтобы я сделала что-то назло Вику. – Аня злилась все больше. – Но откуда этот книжный жаргон? «Читаешь, не отрываясь, не дождешься, пока закончишь?» Так действительно мог говорить только Виктор… Или Олег… Кто-то из них…»
Выхода, однако, не было, работа требовала очередной жертвы. С деланным равнодушием Аня сказала:
- Что-то вы сегодня очень разговорчивы, Альберт Львович! Возбуждены, это заметно… Буду ждать Бориса Михайловича, что поделаешь…
- Жди с большим нетерпением, девочка! Борис Михайлович – это, можно сказать, мой подарок тебе! Ценный подарок, если учесть его щедрость! Желаю успеха!
Борис Михайлович позвонил только к вечеру. Говорил он уверенно, но медленно, как бы врастяжку. Предложил встретиться в семь около аптеки на Тишинской площади. Анну это несколько удивило. Подъедет почти к ее дому, но будет ждать ее почему-то на улице…
- А как я узнаю вас?
- Совсем не нужно узнавать. Меня ни с кем не спутаешь! – Борис Михайлович коротко засмеялся. – Извините за шутку. Я знаю вас. До встречи.
Неплохо быть богатым, думала после этого короткого разговора Анна. Можешь держаться уверенно даже с мало знакомым человеком. Говорить небрежно, зная, что он ловит каждую твою фразу. Назначать встречу там, где тебе кажется удобным… «Но откуда этот Борис Михайлович знает меня?» – вдруг мелькнула мысль, и она почувствовала, что краснеет. Всех принятых в модельное агентство Альберт Львович заставил сфотографироваться не только в разных нарядах, но и обнаженными. «Никаких непристойных поз тогда не было… - вспоминала Аня. – Но он все-таки знает, в чем меня мама родила…. Фотограф долго возился с нею, жалуясь на то, что у нее постоянно меняется выражение лица. Может, он тайком щелкнул ее и в какой-нибудь не очень приличной позиции? Он потратил на нее целую пленку, снимая ее все время в движении…. Она поднимала руки… Нет, ноги были все время вместе… Глупая я и наивная, - с досадой подумала она. – Какая разница, какой он видел меня на фотографии? Мои снимки смотрят теперь, наверно, десятки людей. Сама я этих людей никогда не видела не видела и, возможно, никогда не увижу.. Такая моя профессия – модель… Если это можно так назвать. А вечером он увидит все, что захочет. Тогда я буду уже не моделью, позирующей фотохудожнику обнаженной, а…». Думать об этих вещах не хотелось, и она начала вяло собираться на свидание.
Не успела Аня подойти к аптеке, как из автомобиля, стоявшего у тротуара, вылез крепко сложенный мужчина среднего роста. Он что-то сказал шоферу, и машина стала сдавать назад. Аню удивили зеленоватые, явно толще обычных, стекла машины. «Зачем-то приезжает на встречу с женщиной в бронированном «мерседесе»… - с недоумением подумала она. – Оригинал или хочет удивить…». Пока мужчина приближался к ней, она с интересом рассматривала его. Нахмуренное, даже жесткое лицо, удивительно выразительные глаза. Вся его фигура излучала уверенность в себе и какую-то животную силу. «Идет, как тигр по тайге… Нет, в глазах человеческое тепло, - заколебалась Анна. - В его лице радость жизни, и одновременно недовольство ею… Он располагает к себе…».
Борис Михайлович, подойдя к Анне, чуть поклонился. Не говоря ни слова, он некоторое время смотрел ей прямо в глаза. Потом вдруг обнял рукой за талию, привлек Анну к себе и положил вторую ладонь ей на грудь.
- Вот какая вы… Не ожидал. – Он наклонился и поцеловал ее в висок. – Или лучше «ты». Будем на «ты», нам не нужны церемонии.
Он взял смутившуюся Аню под руку, и они медленно пошли по улице.
- Ты совсем юная… - Борис Михайлович искоса с любопытством посматривал на Аню. – Рядом с тобой я старик…
- Неправда! Вам не больше сорока… Тебе… - К неожиданному «ты» она не могла привыкнуть так сразу.
Борис Михайлович усмехнулся и крепче прижал ее локоть.
- Звучит неискренне! Мне как раз сорок. Но дело не в этом. Ты юная, потому что искренняя и неискушенная. Это сразу заметно по твоим глазам. Они говорят то, о чем ты думаешь. И хотела бы, наверно, держать в тайне… Но глаза твои я увидел только сейчас.
Аня с любопытством посмотрела на него.
- Вы… ты меня уже видел? На фотографии? Обнаженной? – задав вопрос, она тут же поняла, что попала впросак. На ее фотографии не могло не быть глаз.
Борис Михайлович словно почувствовал, что ее волнует, и негромко рассмеялся.
- Вот в этом и состоит очарование юности! Делать все непосредственно, очень естественно, а уже потом размышлять и смущаться, подумав о том, что уже сделано… Близкие знакомые зовут тебя «Эн»? Пожалуй, и я буду называть тебя так… Можешь называть меня по имени и отчеству, а когда привыкнешь – просто «Борис»… Я видел тебя два раза. Последний раз - в ресторане «Пекин», чуть больше недели назад. Ты танцевала с Сергеем Григорьевичем и очень мило с ним беседовала…
«Он был членом жюри на конкурсе красоты! – вдруг вспомнила Аня. – Играл роль директора фабрики, выпускающей «изделие номер два», распорядился бесплатно раздавать публике презервативы. Вот откуда я знаю его! А он запомнил меня – победительницу конкурса. Он надевал мне на голову корону!»
- Ты знаешь Сергея Григорьевича? – с любопытством спросила она.
- Иногда мне кажется, что кроме него я вообще никого не знаю. Я еще обратил внимание, как заволновалась его жена. Даже вилку уронила на пол. Думаю, он убеждал тебя, что его жене наплевать на его амурные похождения… Не стану разуверять…Я засмотрелся тогда на тебя и размышлял, зачем этому старому мошеннику завлекать такую красавицу? Ему пора подавать в сексуальную отставку, а он рвется ко все более молодым и симпатичным. Как раз потому его жена и волнуется. На последних шагах он может оступиться, увлечется. Вдруг он уйдет от нее к молодой и распутной… Потом кусай локти… Или колени, если нравится… Хотя с ее животом легче укусить себя за локоть, чем за колено…
Анна слушала с интересом, а в конце рассмеялась.
- Нет, он уже никуда не уйдет! Сказал мне, что выходит из большого секса. Будет заниматься чистой теорией и учить молодежь… Умному, доброму, вечному. И всему остальному.
На этот раз засмеялся Борис Михайлович.
- Ну, значит, его жене все-таки удастся дотянуть его до финиша! Это ее идея – заставить его учить молодежь… Она вместе со своей подругой очень активно этим занимается на своей загородной даче…
«Господи! – мелькнуло в голове у Ани. – Не иначе, как Вик теперь там у этой старой жабы! У двух старых жаб! А Сергей Григорьевич, какой простофиля! Жена ему внушила, что с сексом пора завязывать, а он распустил уши. Даже устраивает по этому поводу банкет! «Эскулапы не советуют…» Купила она ваших эскулапов, глупый Сергей Григорьевич! А сама бросилась в разгул! Соблазняет молодых, неоперившихся юношей… Что она там, на даче с ними выделывает? Надо расспросить Вика… Его, впрочем, не назовешь неоперившимся… Врежет он этим двум старым теткам по первое число! А может, они ему…»
- Я что-то не так сказал? – забеспокоился Борис Михайлович. – Извини…
- Нет, это мои мысли уплыли…
Он обнял ее за талию и прижал ее гибкое тело к себе.
- Такая маленькая головка и так много больших мыслей! Не иначе – это любовь! Когда девушка временами глубоко задумывается и куда-то уплывает в своих фантазиях – это верный признак того, что она влюблена.… - Он подождал ее реакции и мягко сказал: - Знаешь, Эн… я понимаю, что ты можешь быть влюблена. В твоем возрасте, с твоим обаянием и твоей впечатлительностью странно было не быть влюбленной… Мне об этом можно не рассказывать. Я не претендую на место в твоем сердце. Мне достаточно маленького кусочка твоей жизни. И твоего тела…
Не зная, что сказать, Аня неожиданно для себя спросила:
- А Сергей Григорьевич действительно мошенник?
Взяв ее снова под руку, Борис Михайлович помолчал и ответил довольно равнодушно:
- Нет, это только фраза. Весь наш так называемый бизнес построен на мошенничестве, на связях и протекции высоких чиновников и их подкупе. Сергей Григорьевич действует, как все. Ему такая манера предпринимательства нравится, а мне нет. В этом все наше различие. Он тебя заинтересовал?
- Нет! Совершенно нет! - моментально откликнулась Аня. – Он дал мне свою визитку с гербом…
Борис Михайлович понимающе улыбнулся и торжественно произнес:
- «Князь Лихтенштейнский! Прошу любить и жаловать!» Но титул он, разумеется, не пишет. Только скромная корона на гербе. Недавно это было модно… Но сейчас в крупный бизнес пошли люди из народной глубины. Они берут патриотической идеей, не титулами, а исторической связью поколений. Их аргумент – дипломаты, набитые долларами. Это действует сильнее всяких визиток. Не скажешь ведь «барон Абрамович»… Зато «деньги Абрамовича» звучит солидно. Или «деньги Черномырдина»… Но у Сергея Григорьевича нет твоего телефона…
- Ты его спрашивал?
- С этого и начинал. А потом вышел на Альберта Львовича. По словесному портрету он тут же сказал, что это ты. А потом я сам вспомнил, что ты заняла первое место на нашем конкурсе красоты. И вот я здесь.
Аня поколебалась, но все-таки спросила:
- А жена Сергея Григорьевича?
- Жена как жена… Я ее почти не знаю…
- Она не… не распущенная!
Борис Михайлович остановился и повернул ее лицом к себе. В его глазах искрился смех.
- Ну, ты даешь! Зачем тебе это? И откуда мне знать такие подробности? Их, наверно, даже муж не знает… - Борис Михайлович скептично усмехнулся и добавил: - Это я увлекся. Мужья обо всем узнают последними. Особенно, если они уже в возрасте…
- А твоя… жена?
Отвернувшись и глядя в сторону, Борис Михайлович не спеша пошел.
- Жена… интересный вопрос… Наш знакомый уже успел тебя проинформировать…. – Он словно впервые задумался над этим вопросом. Из его ответа нельзя было понять, говорит он в шутку или всерьез: - Я на свою жену не сетую. Сам с ней живу и всем советую.
- Извини, не хотела вмешиваться…
- Пустяки. Когда мы проведем вместе ночь, разве это будет вмешательством в мою семейную жизнь? А если ты сделаешься вдруг небезразлична для меня, разве это будет иметь какое-то значения? По-моему, ты рассуждаешь не очень логично. А ведь изучала логику в университете… Мне так и сказали: «Хорошая была студентка…».
«Откуда он это знает? – поразилась Аня. – Звонил в университет? Расспросил Альберта Львовича? Но зачем ради одной ночи нужно столько знать обо мне!»
Борис Михайлович словно уловил ход ее мыслей.
- Ты задаешь много вопросов. Мне, но это не так важно. В особенности самой себе. Поэтому ты напряжена и ждешь какого-то подвоха. Плыви по течению, так будет легче. А на все твои вопросы ответит время, сама ты ничего не придумаешь. Короче говоря, у нас не вечер вопросов и ответов. Мы собрались совсем для другого. Давай поужинаем здесь рядом, в ресторане «Кабанчик». Прекрасное, уютное место. А потом посмотрим, как ты живешь.
Через десять минут они были уже в ресторане. На боковой его стене в большом овале был изображен свирепый, мерцающий голубым светом кабан. Его неоновые ноги включались попеременно, и создавалось впечатление, что он быстро бежит. У входа в ресторан их приветствовал высокий негр в черном костюме и высоком цилиндре. Борис Михайлович дал ему десять долларов, негр заулыбался и снял свой цилиндр, обнажив курчавую голову.
- Вас провожат место, карава маба?
- Нет, спасибо. Мы зайдем через другой вход. – когда они отошли на несколько шагов, Борис Михайлович пояснил. – Рядом еще вход. Там стоит такой же симпатичный негр в цилиндре. Оба прекрасно знаю русский язык, коренные, как говорится, москвичи. Но работа требует жертв, с посетителями бормочут на каком-то тарабарском наречии. И правильно делают, некоторым посетителям кажется, что они побеседовали с настоящим негром на настоящем негритянском языке. Это радует.
Негр у второго входа был так же вежлив и, прежде чем поклониться в знак благодарности, обнажил такую же курчавую голову.
В ресторане было немноголюдно, и они заняли столик в пустой части зала. Чувствовалось, что Борис Михайлович уже не раз бывал здесь. Он бегло взглянул в меню и предложил взять шашлык из дикого кабана на шампуре.
- Я обычно пью виски с содовой. Что тебе?
- Сухое вино, лучше «Бордо». – Вспомнив первую встречу с Альбертом Львовичем, Аня улыбнулась. – Но моя мечта – розовое шампанское из калифорнии!
- Какая же это мечта? Это суровая реальность нашей жизни. Оно есть в меню, можем заказать…
- Я шучу… Над собой.
Борис Михайлович довольно потер руки.
- Твое настроение меняется… Я тебя, дорогая Эн, понимаю. Всегда приятно вернуться к простым радостям алкоголизма и секса! Тем более в субботу, когда этикет предписывает находиться в кругу семьи!
Он, не спеша, закурил и положил на стол перед собой пачку сигарет и зажигалку. Аня не удержалась, взяла зажигалку в руки и стала ее рассматривать. На боку маленькими буквами было выбито «Danhill. Gold». «Мерседес» с личным шофером, золотые часы, золотая зажигался… Уверена, все это ему не нужно… Он ироничен, посмеивается и над самим собой… Но все-таки считает нужным обозначить свою принадлежность к определенному кругу. Ему не нужно рассказывать о себе. Достаточно взглянуть на часы и закурить… А перед этим подъехать на бронированной машине с личным шофером…
- Вот ты спрашивала меня о моей жене… И извинялась… - Борис Михайлович неожиданно вернулся к теме, которая, как показалось Ане, была для него болезненной. Но говорил он спокойно, как бы глядя все со стороны. – Молодости всегда сопутствует влюбленность. И у них есть свои миражи… Один из них – ревность. Любимый или любимая постоянно мерещится в сладком соитии с кем-то другим. С сотнями, тысячами других… С возрастом начинаешь понимать, что все это морок, иллюзия, наваждение. Если в голову и приходят сцены измены любимого когда-то человека, они уже не трогают. Они подобны снам, эху, отражениям в зеркале… Их нет, хотя кто-то их видит и слышит… Не всем объяснишь это. Отчасти поэтому я избегаю разговоров о своей жене. Я прекрасно к ней отношусь. А что она делает теперь – мне не интересно. Семья – это вовсе не любовь, хотя и начинается она с любви. Частица старого влечения всегда остается, но в семье не это главное. А что в ней главное, я не знаю. Наверно, привычка. Общество во многом держится на традиции. Не на идеях, принципах, учениях и других головных вещах. На простой, веками устоявшейся привычке. Так же, пожалуй, и семья. Только здесь сроки короче. Как и сама жизнь человека…
В непривычных для ее рассуждениях Бориса Михайловича Аня неожиданно почувствовала его ум. Ум цепкий и тщательно скрываемый. Она была признательна ему за то, что он доверительно говорит с нею о вещах, которые избегает обсуждать с другими. «Он не боится показать себя слабым… Нет, не слабым, а хрупким, - подумала Аня. - Как раз такие как он, являются на самом деле самыми крепкими. А ковбои, выпячивающие грудь колесом, - они слабы…»
- Извини, я отвлекся. – Борис Михайлович движением ладони показал официанту, что не нужно наливать вино, и тот ушел. – Сегодня я буду ухаживать за тобой. Может быть, сумею понравиться… - Он налил ей вина, а себе виски и неожиданно спросил: - Каких мужчин ты любишь?
Аня на секунду задумалась. Не так уж много в ее жизни было влюбленностей, всего две-три, если не считать кратковременных и неглубоких школьных увлечений.
- Я люблю… сильных мужчин… Нет, не то… страстных! Независимо от того, в чем заключается их страсть…
- Чем-то увлеченных?
- Нет, именно страстных! Коллекционер увлечен собиранием марок или этикетом со спичечных коробков… Но даже собственная его жена любил его, наверно, не за это…
- Тогда выпьем за страстных мужчин! Пусть в твоей жизни их будет как можно больше!
Аня недоуменно смотрела на него, но он только приветливо улыбался. Какой смысл он вкладывает в свои слова? Ничего не сказав она отпила немного вина и принялась за еду.
После минуты молчания Борис Михайлович заговорил, как бы продолжая ход своих старых размышлений.
- Пожалуй, я человек не твоей оперы, хотя это и не так важно… В основе страстности лежит вера, глубокая, можно сказать, инстинктивная вера. Вера в то, что в трудную минуту явится тот, в кого мы крепко веруем… Как раз благодаря вере шииту является Шива, а не кто-то другой, буддисту – Будда. К христианину приходит Иисус Христос, мусульманину являет себя Пророк, иудею – Моисей или один из Патриархов… Тому, у кого нет религиозной веры, может встретиться отец или мать, любимая сестра или незнакомая женщина, готовая повести его дальше… К сожалению, ко мне никто не придет. На самом дне моей души нет фундамента веры. Я не верю в человека, он не так прекрасен и совершенен, как его философский рисунок, не верю в прогресс. Даже в самого себя не верю. В этом смысле легко Сергею Григорьевичу. Он верит в то, что нужно непрерывно приумножать капитал. Но, думаю, если у человека есть несколько миллионов и он обеспечил себе независимость от переменчивых обстоятельств, зачем ему удваивать и тем более удесятерять свое состояние?
Борис Михайлович налил себе виски, выпил и подпер ладонью лоб.
– Ты, наверно, думаешь: «Мне бы его заботы!» Но, уверяю тебя, что это такие же заботы, как и твои. Я потом объясню, что я имею в виду. Но если коротко – вера в самого себя или, лучше вера в свою судьбу. Мне сорок, я стою на прочных рельсах и могу свободно катиться. Куда? Не знаю, мне все равно куда. Но в двадцать, в самом начале жизни, когда нет еще прочного положения, нужно верить в свою звезду…
«Альберт Львович не удержался и сказал, что я не хотела идти в его модельное агентство… - думала Аня, слушая этот неожиданный монолог о вере. – А может, сам Борис Михайлович настолько проницателен, что уловил мои колебания? Он, наверно, постоянный клиент модельного агентства и хорошо изучил психологию таких, как я… начинающих…».
- О вере хорошо было сказано, Борис… Михайлович…Я не шучу, но не надо так много обо мне… Мне действительно сейчас трудно. Однако другого выхода нет. Я его не вижу. Хотелось бы учиться, но я из бедной, почти нищей семьи, меня некому содержать…
- Ну-ну, не расстраивайся! Ты уже нашла выход. Быть может, в твоем положении он лучший… Между нами говоря, я сам начинал свою самостоятельную жизнь в гораздо более суровых условиях. К двадцати годам я уже дважды был под судом. И мог загреметь на пятнадцать лет…
Аню поразило его признание. Вот тебе и удачливый бизнесмен!
- А чем ты… занимался?
Борис Михайлович задумался и улыбнулся, словно на него наплыли приятные воспоминания.
- Фарцевал. Тебе это, пожалуй, непонятно… Менял рубли на доллары, продавал их за рубли. Опять покупал доллары…не только доллары. Покупал все, включая и монгольские тугрики. Не слышала: «Араб пасет отару и получает тугрики». Тем, кто ехал к арабам, я продавал тугрики, тем, кто отправлялся в Европу или Америку, продавал доллары, марки, фунты стерлингов, кроны… Валюту покупал обычно у проституток, обслуживающих иностранцев. Или у их сутенеров. Обычно это были люди, связанные с органами. Так что поддержка имелась. Но случались и проколы… Тогда за эти дела было вплоть до расстрела… Иногда сутенеры, продавая валюту, говорили в шутку: «Маэстро Растрелли, не пора ли на концерт?». Но в мои времена на этом деле миллионов уже нельзя было сделать. Так, десятки, в лучшем случае сотни тысяч…
- Ты, оказывается, хорошо изучил проституток!
- Этого у меня не отнимешь!
- Спал с ними, со всеми?
- Шутишь! Если и случалось, то с единицами. Это же были валютные проститутки! Элита наших доблестных органов безопасности. Мне за них голову могли оторвать! Без всякого следствия и суда…
- Сейчас наверстываешь упущенное?
- Нет. Но по старой привычке расплачиваюсь за такого рода услуги только рублями. Никаких тугриков!
Аня повеселела. «Приятно, проходя кризис, встретить человека, уже преодолевшего его и способного вселить в тебя уверенность. Спасибо Борису за понимание и поддержку», - подумала она и благодарно положила свою ладонь на его руку.
- У тебя ясная голова. Скажи, что мне делать.
Борис Михайлович задумчиво посмотрел на нее, наклонился и несколько раз прикоснулся губами к ее руке.
- Я прожил бестолковую, бездарную жизнь… Как я могу что-нибудь советовать? Какой из меня учитель жизни?!
- Ты хочешь, чтобы я давала тебе советы?
- Нет, конечно. Это было бы глупо. Я старше и опытнее тебя. Хотя опыт – далеко еще не все…
Он откинулся на спинку стула и задумчиво, невидящим взором уставился в конец зала. Потом оперся локтями на стол и положил подбородок на кулаки. Глаза его избегали, однако, смотреть на Анну.
- Мы могли бы поговорить об этом позже, - начал он глухо, - но раз уж ты просишь совета… Извини, если я окажусь чересчур прямолинейным. Насколько я могу судить, ты относишься к женщинам с довольно высокой степенью свободы и самостоятельности. Ты многого могла бы достичь, если бы у тебя были хорошие начальные обстоятельства. Стартовые условия, как говорят спортсмены. Но т вступаешь в жизнь без всякой поддержки и можешь рассчитывать только на себя… Твоя красота, твое тело – вот единственный полноценный товар и продукт, который ты можешь предложить миру. Ты – заложница и жертва своих собственных достоинств, точно так же, как большой спортсмен – заложник своего дарования. В наших условиях красота – это или случайный принц, с маниакальным упорством разыскивающий свою Золушку, или платный секс. Поиски принца – занятие для мечтательниц и авантюристок. К тому же ты, чувствуется, влюблена и не в наследника богатых родителей… Принц отпадает, остается выбранная теперь тобой профессия… Другого варианта я не вижу…
- Мне она не нравится, - тихо сказала Аня.
- Она вообще мало кому нравится! Даже тем, кто ею пользуется! – глаза Бориса Михайловича потемнели, его губы сжались в полоску. – Но она есть и она нужна. Чтобы ни говорили нам моральные проповедники, в речах которых есть все, кроме секса… Давай-ка мы отметим это особым тостом.
- У меня есть знакомая.. – неуверенно начала Аня, не зная, стоит ли об этом рассказывать. – Очень юная и очень симпатичная девушка… Она путана… В хорошем смысле слова!
- А разве у этого слова есть плохой смысл? – добродушно усмехнулся Борис Михайлович.
- Иногда люди называют друг друга «путанами» в ругательном смысле…
- Люди бывают разные. Многие из них глуповаты.
Аня встряхнула головой.
- Хорошо. Моя знакомая – хорошая уличная путана. Там же, вблизи от тротуара, у которого она стоит с подругами, она обслуживает своих клиентов… Я ездила посмотреть, как это происходит… Это – ужас! Что-то немыслимое…
- Вполне вероятно. Уличная проституция – это грязь, - спокойно заметил Борис Михайлович. Не эта ли девочка-проститутка была с тобой в «Пекине»?
- Она.
- Очень милая. Жаль ее. Можно было бы что-то для нее сделать. По ее, конечно, линии. Ведь другой профессии у нее пока, пожалуй, нет.
- Наверно, она поедет в Испанию…
- Уже неплохо. Но к двадцати годам пусть бросает это дело. Даже за границей русской путане тяжело.
- Я поехала к ней на работу без всякого плана. Но, увидев все своими глазами, поняла – я не в самом худшем положении. Там – пропасть, а я только на краю... – Анна закрыла лицо ладонями.
- Ты правильно сделала, что поехала и посмотрела. Все познается в сравнении. Инстинктивно ты захотела сравнения. – Борис Михайлович отнял ее ладони от лица и сжал в своих. – Волею судьбы ты пошла путем, к которому у тебя не лежит душа. В такой ситуации можно сделать одно: убедить себя, хотя бы на время, что это как раз то, что нужно. Давай-ка мы отметим это особым тостом…
Он налил себе виски и поднял рюмку.
- За путан, чтобы судьба дала им счастье!
- За них… - прошептала Анна и опорожнила свой бокал до дна.
Борис Михайлович прищурившись посмотрел на нее и улыбнулся.
- Не любишь обходить острые углы… Научишься… то, чем ты теперь занимаешься, - это обычный бизнес. Как бизнесмен бизнесмену могу тебе кое-что посоветовать. Учти только, совет – это не приказ… Правило в бизнесе простое: когда у тебя успех, у тебя много друзей, нет успеха – нет друзей. В твоем случае – поклонников… Старайся всегда держаться так, будто ты на вершине успеха. Не кисни, не обращай внимания на уколы и обиды. Представь, что ты актриса и играешь новую роль. Быть может, самую удачную в своей жизни роль. Ту, которая позволит тебе раскрыться со всех сторон…
- Но у меня не лежит душа к этой роли. Я мечтала когда-то стать актрисой, но не для исполнения таких, как сейчас, ролей…
- Тебе хочется быть самой собой! – Борис Михайлович рассмеялся. – Выражаясь по-театральному, играть саму себя! Но для настоящей актрисы, чем больше истинное расстояние между ее сущностью и той ролью, которую она играет, тем интереснее играть. Если между нами, я тоже играю роль. Она не отвечает моим природным склонностям, но она, к счастью, очень простая. Роль преуспевающего бизнесмена, человека, способного делать деньги из ничего.
Аня покосилась на его зажигалку, на массивные золотые часы.
- Реквизит, - уловил он ее взгляд.
- Но ты хорошо играешь свою роль!
- Еще бы! Я ее заучивал двадцать лет! Кроме нее у меня была, пожалуй, только эпизодическая роль незаботливого мужа… Вот ты говорила, что хочешь учиться… Боюсь, из этого ничего не выйдет. Красота – скоропортящийся товар. Его нужно реализовать немедленно. На Западе путаны работают до пятидесяти лет, и на них есть спрос. Балерина выходит на пенсию в тридцать пять, а наша путана оставляет свою профессию еще раньше. У нас предрассудок – путана должна быть молодой. За тридцать – уже не совсем то. После сорока – почти перестают платить. Я советую тебе представить, что ты спортсменка, тогда тебе легче будет привыкнуть к новому темпу своей жизни. Спортом активно занимаются в двадцать лет, а в тридцать обычно уже завершают спортивную карьеру…
- Актриса, играющая роль спортсменки… - заулыбалась Анна.
- Пусть так… И еще один совет бизнесмена. Деловой человек – это, прежде всего, его связи. Я – это те другие люди, с которыми я соприкасаюсь и глазами которых смотрю на себя. Если бы у меня не было связей, то даже со своей кучей денег я был бы никем… Знаешь, что тебе прежде всего нужно сделать? Устроить себе праздник!
- Напиться, что ли? – Аня сморщилась. – Я не смогу…
- Нет, праздник начала новой жизни! Пригласи кого-то из своих новых коллег, посидите, выпьете, поговорите о пустяках… Уверяю, тебе будет легче! Из всех знаков препинания ты используешь пока только запятую и многоточие. Запятая – незаконченность, многоточие – неопределенность. Поставь точку! Подведи предварительный итог! Выбрось из головы все старые идеи и мечтания и начни красивую и свободную новую жизнь… Тебе нужно раскрепоститься… Самое время выпить за это!
Аня покрутила на столе свой бокал и подняла его.
- Пожалуй, ты прав… Во мне много незаконченности и неопределенности… Спасибо тебе за советы!
Выпив, они некоторое время молчали, оглядывая уже заполненный зал ресторана. Потом Аня лукаво посмотрела на Бориса Михайловича и неожиданно для самой себя подмигнула ему. Он с нарочитой серьезностью сказал:
- Это и есть женская благодарность за мои советы? – Укоризненно покачав головой, Борис Михайлович не выдержал и улыбнулся. – А знаешь, я и не хочу казаться умнее. Я не профессор философии, чтобы смотреть на окружающий хаос проницательным и понимающим взглядом. При моей профессии выглядеть умным вредно. И при твоей, кстати, тоже. Я не могу предстать полным дураком, но мне лучше выглядеть… немного простоватым. Это внушает успокоение моим конкурентам и умеряет их агрессивность. Но заходить далеко нельзя, иначе вызовешь беспокойство кредиторов…
Когда они вышли на улицу, был уже поздний вечер.
- Давай зайдем на Тишинский рынок? – предложил Борис Михайлович.
- Не поздно? Сколько там на твоих… реквизитных?
- Нисколько. Супермаркет на рынке работает круглосуточно. А ты этого не знаешь! Вот что значит не пьянствовать по ночам!
- У меня все еще впереди!
В винном отделе Борис Михайлович внимательно осмотрел сухие вина и остановился на шампанском. Он подозвал сопровождавшую их поодаль продавщицу и указал на бутылку.
- Вот этого, два ящика.
- Вы на машине? Нет… Но уже поздно. У нас некому доставить вино на дом.
- Позовите тогда администратора… Я думаю, он с удовольствием доставит. Тем более это рядом, через два дома.
Борис Михайлович на несколько минут отлучился. Когда он вернулся, около Анны стояли уже два посыльных с картонными коробками у ног.
В квартире Ани Борис Михайлович поблагодарил посыльных, открыл один ящик шампанского и налил два бокала.
- Пора и нам с тобой отметить твое новоселье!
Они выпили и впервые за вечер поцеловались. Вышло это как-то сухо. «Словно выполнили формальность, - подумала Анна. – А ведь я могла бы и не отшатываться! Борис явно мне симпатичен…»
- К сожалению, я через пару часов уеду, - тут же заметил Борис Михайлович. – Завтра утром совещание, и мне нужно быть на нем с документами. У нас еще будет время…
Он позвонил своему водителю, объяснил куда подъехать… и с бокалом в руках отправился осматривать квартиру.
Приняв душ и причесываясь, Анна увидела в зеркало висящий сзади белоснежный пушистый халат. Она сняла его с вешалки и внимательно рассмотрела. На кармане стоял вензель «А». «Это подарок! – мелькнула мысль. – Первый подарок! Когда он успел его купить? И незаметно повесить?» Она быстро одела халат и выбежала из ванной с возгласом:
- Борис! Борис!
Борис Михайлович стоял посредине комнаты с бокалом в руках. Она сделала несколько быстрых шагов, обняла его за шею и поцеловала. Свободной рукой он обхватил ее тело под халатом. Потом прижал ее к себе так крепко, что у нее перехватило дыхание. Так они стояли, прижавшись друг к другу, целую минуту. Наконец он отстранил ее и запахнул на ней халат.
- Что ты выскакиваешь из ванной, как Архимед с криком: «Ай, да Пушкин! Ай, да сукин сын!» Вот смотри, вино пролилось на ковер…
- Какие пустяки, - пролепетала она и снова крепко прижалась к нему.
Два часа пролетели как одно мгновение. Когда водитель позвонил снизу, из машины, Борис Михайлович еще был раздет.
- С вами, женщинами, потеряешь голову… - бормотал он, одеваясь.
- Не нужно, чтобы было много женщин… Голова всего одна…
- Хотелось бы, но не выходит.
Он поцеловал ее на прощанье и ушел… «Я забыла даже взять его телефон…» – подумала Аня и тихо засмеялась. Она налила себе полный бокал шампанского и, не отрываясь, выпила его. Защекотало в носу, в уголках глаз она почувствовала слезы.
Глава 2
Альберт Львович чувствовал, что нужно привести в порядок разрозненные мысли. Они разбежались в разные стороны, как тараканы на коммунальной кухне при внезапно включенном свете. Только что не шуршали. Требовался план, пусть даже самый общий.
Больше всего Альберт Львович устал не от долгих сидений в кабинете шефа и не от его монологов. Давила и даже стала отзываться головной болью все яснее открывавшаяся ему неопределенность собственного будущего. Где-то в глубине сознания проскальзывала мысль, что его могут «сдать». Случалось, что его коллеги по бизнесу в интересах дела сдавали милиции своих же. В таких случаях перспектива была мрачной. Скрывая главное, пришить могли все, что угодно. Вплоть до мокрого дела. Выныривали неизвестно откуда взявшиеся наркотики. В рабочем столе обнаруживались патроны от несуществующего пистолета. Появлялись забитые уголовники, мрачно подтверждающие все, что зачитывал им следователь. Адвокат оказывался глуп как пробка или притворялся, что в последний раз держал в руках уголовно-процессуальный кодекс на первом курсе юридического факультета. В такой ситуации совершенно неважным оказывалось, что ты на самом деле совершил, а что даже в мыслях не держал. Или с кем ты знаком, а кого видишь впервые, хотя он и уверяет, что провернул с тобой не одно крупное дело. Имело значение только то, что прикрывается твоим дутым делом, и от чего оно должно отвести глаза. Сам ты можешь этого не знать. Так что наивно удивляться, почему тебе лепят всякую чушь. Если человека заперли в купе поезда, идущего из Москвы в Питер, он обязательно проедет Бологое. А когда тебя сдают по сконструированному каким-то хитрованом делу, ты непременно сядешь. И может случиться, надолго.
«Нет, не должно быть, чтобы я оказался крайним», – уверял себя Альберт Львович. Но подлая мыслишка уже свивала гнездо в его голове. А будет гнездо, появятся и птенцы. И самый большой и наглый из них – постоянный, парализующий волю страх. «Дорогой Юрий Петрович не позволит, чтобы «сдали» …Столько дел переделано вместе! Какие университеты пройдены рядом с ним вдали от обжитых мест!» - внушал себе Альберт Львович, но желанное спокойствие не приходило.
Представительный вице-президент известного модельного агентства в ближайшем будущем мог - волей переменчивой судьбы - оказаться не у дел. Хуже того. Престижные рестораны вполне мог заменить длинный, сбитый из толстых досок стол, уставленный алюминиевыми мисками с тюремной баландой. Все это было бы смешно, когда бы не было так грустно!
Альберт Львович повернул на Тверскую и пошел в направлении Манежной площади. Асфальт уже просыхал после только что прошедшего легкого дождика. Окрашенные в пастельные тона дома выглядели словно отреставрированные. Сияли яркие витрины, в лицо дул прохладный ветерок. Мир казался светлым и радостным, но только тому, у кого на душе было спокойно.
На Пушкинской площади Альберт Львович присел на скамейку, чуть в отдалении от памятника поэту. Александр Сергеевич был, как всегда, задумчив, будто предчувствовал свою скорую гибель. «Много поэтов мне сегодня попадается … - подумалось Альберту Львовичу. - Но совсем нет поэзии. День грубый, как брезентовые штаны провинциального пожарного». Такие дни всегда оставляют в душе тяжелый осадок. Особенно если это душа тонко чувствующего и легко ранимого человека, каким считал себя Альберт Львович. «Обо мне скажут, - пришло ему в голову, - что он умер естественной смертью – связался с мафией. Уже сейчас пора браться за ум, чтобы потом не хвататься за отрубленную голову».
Альберт Львович разглядывал людей, сидящих на скамейках под нависающими над ними кустами сирени. Вот двое приготовились что-то распить. Граненый стакан стоит на скамейке, а спиртное прячется в оттопырившемся кармане. Через минуту Альберт Львович даже сплюнул – с утра и уже водка!
Неожиданно по его телу пробежала дрожь. А не на той ли он сидит скамейке, на которой сидел не так давно знаменитый Сердюк, колоритно описанный в романе Пелевина? Вот в этом самом скверике Сердюк набрался сначала портвейна, а потом шведской водки «Абсолют». Набрался, как говорят, до чертиков. Утром спьяну устроился на работу в японскую фирму. Целый день пил там сакэ с ее президентом. Общался с гейшами, заслужил высокий ранг самурая, чему очень обрадовался. А к вечеру, когда пришел факс с известием, что фирма разорилась, сделал себе, как и полагается настоящему самураю, харакири. И все это – и стремительный взлет, и окончательное падение – заняло ровно одни сутки. Чем он сам лучше этого Сердюка? Ничем, отвечал себе Альберт Львович. Только пью поменьше … А сижу, несомненно, на том самом злополучном месте. И это не случайно. Мое преимущество, а может, думал Альберт Львович, мой недостаток, только в том, что моя карьера не такая головокружительная, как у Сердюка, Заняла она несколько лет. Но когда поступит соответствующий факс, тоже придется сделать себе харакири. Но только уже на наш, русский манер, потому что тружусь в отечественной фирме. И тогда прощай мечты об уютном домике на теплом крымском побережье, о грудастых, широкозадых украинских парубках … Редкий из них доплывает до середины Днепра. Но зато ночью они работают как пневматические молотки, подключенные к компрессору с вечным двигателем. И берут недорого. Потому что, во-первых, небогаты, а, во-вторых, сами получают от этого дела большое удовольствие …
Альберт Львович не раз бывал в Крыму и мог судить о его достопримечательностях со знанием дела.
Но вместо крымского побережья будут, как видно, места невдалеке от холодного Ледовитого океана, вечная мерзлота и опостылевшее кайло в руках …
Обычно Пушкинская площадь успокаивала Альберта Львовича. Он помнил, как, приехав впервые в Москву, прямо с вокзала пришел сюда. Посидел полчаса, любуясь окружающим видом, и неожиданно для самого себя решил: «Буду жить здесь. Лучшего места мне не найти». Жизнь потом не раз бросала его в далекие уральские и сибирские края. Но, возвращаясь сюда, он неизменно находил здесь успокоение.
Сегодня этого не было. Зацепило слишком глубоко. Если продолжать катиться на своей хлипкой дрезине по наезженным рельсам, можно угодить под громыхающий встречный товарный состав. «Рано или поздно будет поздно», - пробормотал он себе под нос, поднялся и двинулся дальше.
Равнодушно прошел мимо гостиницы «Центр», где снимал номер. В этой гостинице приезжих провинциалов селили стадами по шесть-восемь человек в обшарпанные комнаты. У Альберта Львовича был персональный двухкомнатный номер, отремонтированный им за свой счет. В меньшей, спальной комнате стояла раскидистая софа, где-то добытая директором гостиницы. Альберт Львович хотел отделать потолок спальни зеркалами, но директор, потупившись, сказал: «Нет». Он наверняка думал, что раз перед этим делом всегда гасится свет, зачем зеркала? Тем более на потолке? В другой, большей комнате находились письменный стол с двумя телефонами и небольшой журнальный столик с креслами. Холодильник и кондиционер, принадлежащие самому Альберту Львовичу, размещались по углам. В центре комнаты лежал яркий китайский шелковый ковер. На малоискушенных людей все это производило впечатление известной роскоши, особенно в сравнении с другими номерами гостиницы и ее коридорами, устеленными вытертыми казенными красными ковровыми дорожками. Но Альберт Львович не обольщался. В сравнении с кабинетом Юрия Петровича, где все было дорогим и стильным, его кабинет был собранием случайных и лишенных внутренней гармонии вещей.
Один из телефонов в кабинете использовался только в связи с теми многочисленными рекламными объявлениями, которые постоянно давал Альберт Львович. Другой телефон служил для всех остальных целей. Настоятельно нужен был третий телефон, который можно было бы использовать только для сугубо личных разговоров. По нему даже первое «Алло!» звучало бы совершенно иначе, чем по двум другим телефонам. Однако директор гостиницы воспринял идею о третьем телефоне без энтузиазма: «Телефонных номеров не хватает! Вы же не президент страны, чтобы говорить сразу по трем телефонам! У меня у самого только один телефон». Альберт Львович не особенно настаивал. Ему приказано было жить скромно, в гостинице, напоминающей проходной двор. Он и жил, почти что незаметно, именно в такой гостинице.
Зайдя в кафе гастронома «Елисеевский», Альберт Львович взял рюмку хорошего коньяка, двойной кофе и сел за столик. Было немноголюдно, посетители, все, как правило, в солидном возрасте, задумчиво потягивали свои водку или коньяк и ни на кого не обращали внимания. В этом районе Тверской когда-то активно селили известных ученых, писателей и актеров. На их детях природа, как водится, решила отдохнуть. Но они сохраняли привычки своих родителей: держались важно, сдержанно, многозначительно смотрели поверх суетливой толпы. Рядом с ними спокойно думалось о своем, наболевшем.
Альберт Львович похвалил себя за то, что в ответственном разговоре с Юрием Петровичем по преимуществу помалкивал, давая шефу возможность высказаться до конца. Чтобы найти с человеком общий язык, нужно уметь молчать.
Ясно, что Юрий Петрович нацеливается на работу в другой области и рассчитывать, как обычно, на него уже трудно. Понятно также, что самим Альбертом Львовичем наверху не вполне довольны, а может быть даже вовсе недовольны. Его держит на плаву, пожалуй, только Юрий Петрович. Стоит ему уйти, Альберт Львович из легко прыгающего по волнам поплавка может превратиться в зацепившееся за корягу грузило, от которого лучше избавиться, перерезав леску. Насколько глубоко его опустят вниз? Это совершенно непредсказуемо. Не зря Юрий Петрович напоминал, что из фирмы так просто не уходят. Нужно предварительно провести несколько лет под строгим, лучше всего тюремным надзором. Тогда известная отставнику информация потеряет актуальность, и с ним можно будет безболезненно расстаться.
Никакого плана с дальним прицелом у Альберта Львовича пока не было. Нужно поэтому заниматься мелкими текущими делами, а большой план постепенно созреет. Может случиться, откроются новые, совершенно неожиданные обстоятельства. Не всегда ветер дует, как сейчас, в лицо и мешает идти. Наступит момент, когда он переменится и начнет подталкивать в спину. Вот тогда нужно будет действовать быстро и решительно. А пока надо заниматься повседневными, рутинными делами.
У Альберта Львовича были хорошие идеи по перестройки «люкса», не зря он руководил «люксом» уже три с лишним года. Но без команды сверху невозможно было что-то радикально изменить. К тому же некоторые из сотрудников «люкса» успели обзавестись важными покровителями, способными сковырнуть Альберта Львовича как надоевший прыщ. Даже Юрий Петрович просит за «горяченькую», попробуй теперь ее уволь. Но вот теперь команда поступила, можно приступать к делу и решительно все реконструировать.
И вместе с тем в душе у Альберта Львовича разрасталась какая-то неясная тревога. Все в фирме делалось на взаимном доверии, все расчеты велись и уме. Никакой формалистики, никаких бухгалтерских гроссубухов, никаких записей или расписок. Как только человеку переставали доверять, ему приходил конец. Почему новый шеф, если он появится, должен верить той лапше, которую станет вешать ему на уши Альберт Львович? Проще назначить на «люкс» своего, проверенного в совместных делах человека и заниматься в кабинете кондиционером, а не этим самым «люксом».
Будущее, как его представлял теперь Альберт Львович, получалось уже не просто туманным, а предгрозовым. «И мглою бед неотразимых грядущий день заволокло …» - вспомнил он где-то прочитанную строчку и вышел из кафе.
Глава 3
Получив крупную сумму денег от бывшего президента модельного агентства, Альберт Львович задумался и даже как-то погрустнел. «Сбылась мечта идиота…» - вспомнил он слова Остапа Бендера, сказанные в почти аналогичной ситуации.
Надо было что-то немедленно предпринимать, если вообще новый владелец портфеля с валютой собирался что-то делать. Как только завтра к середине дня деньги не окажутся в сейфе у Юрия Петровича, его начнут искать. Найдут, разумеется, быстро. А что сделают потом, об этом не хотелось и думать. У бывшего президента, как бы он ни клялся, многое еще осталось. Но без Юрия Петровича на него не нажмешь. И какими порциями этот проклятый педофил будет цедить? Уже теперь видно, что он прижимист, и своего легко не отдаст. Имеет ли смысл ждать другого случая, когда взнос окажется более обильным? Как известно, жадность фрайера сгубила. Не погубит ли она и мечтателя о беззаботной жизни на теплом побережье? Рискнуть или не рисковать – именно в этом вопрос. Кажется, так его уже кто-то ставил, но кончил весьма плачевно…
Дела в «люксе» шли не хуже, чем обычно. Но внутреннее напряжение день ото дня нарастало. Тяготили неясные предчувствия, а никакого отчетливого плана действий не появлялось. Рискни – посадят, если не хуже, не рискуй – тоже посадят… Есть из чего выбирать…
Чтобы немного разрядиться, Альберт Львович позвонил знакомой гадалке. К ней он относился с явной симпатией, источник которой ему не особенно был понятен. Его привлекало и то, что гадалка пользовалась не обычными картами, которые, как известно, всегда врут, а экзотичными, мало популярными пока у нас картами Таро.
Гадалка была свободна, и Альберт Львович, не спеша, отправился к ней. Жила она на бывшей Пушкинской улице, которую какие-то идиоты переименовали в Большую Дмитровку.
В гадание Альберт Львович в общем-то не верил. Как можно угадать, когда тебя посадят, если, даже имея на шее срок, точно не предскажешь, когда тебя освободят? Или вот, идет навстречу высокий юноша атлетического сложения, с мужественными чертами лица. Как угадать, что у него: полновесный баклажан или крохотный нежинский огурчик?
Но гадание все-таки приносит известное успокоение. К тому же оно позволяет частично переложить свою ответственность на другого. Если кто-то предсказывал тебе, что получишь баклажан, а ты оказался с малюсеньким огурчиком во рту и вынужден мусолить его, как младенец пустышку, можно в сердцах сказать: «Ну и врун, этот чертов предсказатель!». А уже потом спокойнее заявить: «И я, однако, дурак, что поверил ему!».
«От молодых любовников экстра-класса придется, конечно, отказаться», - думал Альберт Львович, медленно продвигаясь по теневой стороне улицы. Начинается все очень мило. Объятия, ласки, поцелуи, объяснения в сердечной привязанности. И все это - за умеренную плату. Потом оказывается, что у любовника есть свой молодой любовник или, если встретил бисексуала, то еще и любовница. Они тоже требуют денег, и чем дальше, тем больших.
Финансовые проблемы Альберта Львовича волновали в первую очередь. Однако особенно было обидно, что самое святое – любовь, он вынужден был покупать за деньги и должен был содержать за свой счет молодых бездельников, посмеивающихся над ним за его спиной. «Будь я помоложе, - успокаивал он себя, - я брал бы одними своими внешними данными. Лучшие любовники припадали бы к моим ногам и к тому, что торчит между них. Без всяких денег! Сами бы мне платили!» Впрочем, в подобные утешительные рассуждения он сам не особенно верил. Он хорошо помнил, что и в молодости ему приходилось платить за хороших самцов, хотя такса тогда была, к счастью, значительно ниже.
«Нужно все-таки меняться в лучшую сторону, - углублял самокритику Альберт Львович. – Зачем эти шикарные рестораны с их заморскими блюдами и все новые любовники с их непомерными амбициями. Необходимо умерить свои страсти и свою похоть. Ведь главное, что ценится в человеке, - это, как завещал нам Конфуций, удовлетворенность своим положением. Каким бы плохим оно ни было. Нужен аскетизм… Все помыслы следует направлять к высоким ценностям, презирать то, что мешает жить чисто и отрешенно…».
Такой, изредка повторявшийся ход мыслей ни разу не приводил, однако, Альберта Львовича к каким-то конкретным выводам.
Вот, допустим, откажется он от всех удовольствий, станет питаться сухариками, размоченными в воде, и спать, как индийский йог, на гвоздях. Ограничит фантазию и сведет свою внутреннюю жизнь к одним размышлениям о высоких ценностях. Что это даст? В чем они состоят эти самые высшие ценности? Где и у кого их искать? Если человек верит в бога, он может посвятить ему свои мысли и дела. И даже уйти в монастырь, если так уж хочется быть поближе к богу. Тот, кто верит в коммунизм, создаст политическую партию, развяжет гражданскую войну и уничтожит ради своей идеи миллионы людей. Но почему становиться аскетом Альберту Львовичу, если он не верит ни в рай на небесах, ин в рай на земле? Не верит, если уж на то пошло, даже в самого себя? Прямо-таки заколдованный круг! Душа просит высокого. Она готова быть может даже к подвигу. Но зачем нужны будут эти вершины и подвиги? Не совсем понятно…
В свое время в школе Альберт Львович прочел роман Чернышевского «Что делать?». Книга ему определенно понравилась. Она звала к самопожертвованию, а это очень созвучно юношеской душе. Герой романа Рахметов спит на гвоздях, чтобы приготовить себя к перенесению пыток. Он готов во всем себе отказывать. Его друзья проповедуют свободную любовь и отрицают ревность, потому что она основана на дурном чувстве собственности. Спал ли Рахметов на куче гвоздей или, как йоги, на гвоздях остриями вверх, этого Альберт Львович из романа не смог понять. Все равно и так, и так выходило тяжко. Но ему тоже хотелось испытать себя, пусть не гвоздями, но хотя бы чем-нибудь не таким острым.
Вспомнив сейчас этот роман, Альберт Львович с раздражением подумал об аскете Рахметове: «Обыкновенный мазохист. Будь он педиком, с ним опасно было бы связываться. Обязательно бы укусил. Свободная любовь – это неплохо, особенно для тех, у кого есть деньги. Но вот собственность, а значит и ревность, - это святое. Мое, поэтому не трогай».
Альберт Львович периодически возвращался к трудной теме аскетизма, так как хотел показать – и себе, и другим, - что и он не лишен мыслей о возвышенном. Он не автомат, действующий по раз и навсегда заложенной в него примитивной программе, а мыслящий человек, способный совершенствоваться и меняться к лучшему. Он тоже мог бы ограничить себя и даже стать аскетом, а может быть даже святым. Но пусть сначала объяснят, какую это принесет пользу. А если очевидной пользы нет, то любые ограничения только повредят естественному ходу жизни.
Периодические размышления о высоких ценностях и возможностях даже самопожертвования позволяли Альберту Львовичу относить себя к интеллектуальной элите. Конечно, он не пил чаи с голливудскими знаменитостями, не стоял с бокалом шампанского на шумных банкетах, собирающих сливки общества. Тем более он не сидел, польщенный приглашением, за круглым столом в раззолоченном Кремлевском зале среди цветов и лакеев, сочиняя национальную идею. Но определенные, казавшиеся ему небезынтересными мысли о будущем страны, у него были. Да и сама его повседневная работа была направлена, как он полагал, на то, чтобы сеять прекрасное и раскрепощать человека. В конце концов именно красота спасет мир. А «люкс», созданный и взлелеянный им, был самым средоточием, или как сказал бы Юрий Петрович, не к месту будь он теперь помянут, эпицентром этой самой красоты.
Поднявшись к гадалке, Альберт Львович первым делом вручил ей презент, купленный по пути в парфюмерном салоне на Тверской. Она взяла перевязанную яркой шелковой лентой коробочку, понюхала ее и, улыбнувшись, поблагодарила. Это было знаменитое миндальное мыло из «Фармачиа Санта-Мария Новелла» во Флоренции. Гадалка знает, был уверен Альберт Львович, что хорошее мыло принято дарить в знак любви и уважения. «Обычная дура решила бы, - подумал он, - что это намек принять вместе ванну».
В гостиной, обставленной тяжелой дубовой мебелью, они уселись за большим круглым столом, стоявшим в центре. Здесь не было никаких особых символов, связанных с гаданием: зажженных свечей в причудливых канделябрах, хрустального шара, вылупившихся на посетителя экзотических масок. «Карты говорят сами за себя, - объяснила ему однажды гадалка. – Им невозможно ни помочь, ни помешать. Мы с вами только даем им возможность высказаться». Особую атмосферу создавали, пожалуй, только темно-красная обивка мебели и такого же цвета тяжелые бархатные шторы.
- Может быть, выпьете что-нибудь? – спросила гадалка.
- Пожалуй, чай. Я уже полдня пью коньяк и кофе.
- На вас это не похоже. Случилось что-нибудь?
- Нет, ничего особенного. Все ошибки молодости…
- Некоторые совершают ошибки молодости до глубокой старости, - с каким-то тайным намеком сказала гадалка и отправилась на кухню готовить по особому рецепту чай. Альберт Львович не спрашивал, какие она использует травы, но чай получался удивительно ароматным и вкусным и заметно бодрил.
«И угораздил меня бог родиться голубым! – думал в ожидании чая Альберт Львович. – В этой стране, с ее дикими нравами и острой неприязнью к гомосексуалистам!» Был бы ты обычным мужчиной, рассуждал он, женился бы вот на такой простой и рассудительной женщине с милым лицом и все понимающими глазами… Не мотался бы по тюрьмам и лагерям, а нарожал бы кучу детей, таких же смышленых, как и их мама. И ходил бы на спокойную работу…
Здесь мысль Альберта Львовича замедлила свой ход, а потом и вообще сдала назад. На какую именно ходил бы он работу? Мастер на заводе? Прораб на стройке? Пять дней в неделю паши, в ушах трехэтажный мат. После работы – выпивка с приятелями в какой-нибудь забегаловке. Дома жена: «Опять ты, скотина, нажрался! А кто детей содержать будет, пьянчуга несчастный?» И не осталась бы она доброй и миловидной, а оплыла бы от родов и обозлилась бы от бесконечных забот…
И здесь Альберт Львович чувствовал обычный заколдованный круг. Жениться и изменить жизнь было бы хорошо. Но вышла бы из этого непременно гадость. «Вот судьба интеллигентного, мыслящего человека, - подвел он грустный итог своим мыслям. – Какие самые изысканные блюда не ешь, все равно из тебя выйдет самое обычное говно. Какие распрекрасные планы самоусовершенствования ни строй, окажешься в постели с молодым подонком, который хочет от тебя одного – денег».
Пока они неспешно пили чай, гадалка рассказывала о картах таро:
- Это великое изобретение. За ним тысячелетия опыта. Скорее всего, эти карты пришли к нам из Древнего Египта. По-египетски они назывались «Та-Рош» – «Путь царей». Каждая карта – символ со многими значениями. В таро 78 отдельных символов. 22 карты – это Старшие Арканы, или самые важные тайны. Они символизируют жизненный путь человека. 56 карт – Младшие Арканы, от них произошли наши обычные карты. В современном комплекте карт таро добавлены две пустые, белые карты. Выпадение такой карты может означать скрытность вопрошающего, непредсказуемость его будущего или даже смерть, хотя не обязательно физическую. Это может быть просто коренное изменение личности...
Гадалка унесла пустые чашки, достала из ящика комода колоду крупных карт и спросила:
- Вы хотите получить ответ на какой-то конкретный вопрос, касающийся будущего, настоящего или прошлого?
Альберт Львович на мгновение задумался и ответил:
- Нет, у меня расплывчатый вопрос, о будущем вообще…
- Значит, вопрос «Что делать?» – сказала гадалка и в ее голосе Альберту Львовичу почудилась легкая ирония. – Тогда нужна вся колода. Младшие Арканы говорят только о конкретном…
Она принялась аккуратно тасовать колоду, кончиками пальцев буквально ощупывая каждую карту.
- Альберт Львович, что вы обычно предпочитаете на завтрак? – спросила она, продолжая перемешивать карты и внимательно глядя на него.
- Да как сказать… Смотря, где завтракаю… Но обычно что-то английского типа: овсяные или кукурузные хлопья с молоком, кусочек ветчины, сок. На ленч идет, конечно, что-то посерьезнее… Люблю отварного лобстера с салатом из крабов и авокадо. Иногда осетр или семга…
- Вы предпочитаете рыбные блюда?
- Пожалуй, да. Но многое зависит от того, обычный это ленч или деловой. Иногда приходится считаться со вкусами партнера…
Альберта Львовича не удивляли эти, совершенно не относящиеся к делу вопросы. Он знал, что гадалке нужно установить с ним душевный контакт, настроить свои мысли на ту частоту, на которой в данный момент работает его мозг. Для этого годились любые незамысловатые вопросы.
- Считаться со вкусами партнера или партнерши? – спросила гадалка и бросила на него быстрый взгляд.
- Когда как, - ответил Альберт Львович. «Интересно, догадывается она, что я голубой? Скорее всего, да. Я же вижу, что она не лесбиянка», - подумал он и перевел разговор на другую тему.
- Можно ли верить картам? Доказывают они что-нибудь? – спросил он, глядя на ее руки, спокойно лежащие на колоде карт и как бы слившиеся с нею.
- Верить, конечно, можно. Мы можем гадать и дважды, и трижды, но ответ будет одним и тем же. Другое дело, сформулирован ли вопрос к картам конкретно. На неоднозначный вопрос и их ответ будет уклончивым. Кроме того, сам спрашивающий должен быть уверен, что желает получить ответ. Иногда человек боится своего будущего или прошлого и в глубине души не хочет знать правду о них. Карты дадут неопределенный ответ. А что касается того, доказывают они или нет… Вы мне скажите сначала, что значит доказывать, и тогда я попробую ответить на ваш вопрос. Я сошлюсь на простой пример. Хотите, я докажу, что каждый человек – ребенок?
- А разве это можно доказать? – спросил удивленный Альберт Львович. – Вот, например, мы с вами уже далеко не дети…
- А вы послушайте. Допустим, мы собрали людей, родившихся в разное время и строим их в ряд. Первым в ряду поставим человека, который только что родился. Вторым – того, кто родился секундой раньше, третьим – родившегося на секунду раньше второго и так дальше. Последним в ряду будет очень старый человек, которому сто с чем-то лет. Рассуждаем, начиная с первого стоящего в ряду. Он, без сомнения, не взрослый, тем более не старик, а ребенок. Возьмем произвольную пару в этом ряду. Если первый из них ребенок, то и непосредственно следующий за ним тоже является ребенком. Ведь он старше предыдущего всего на одну секунду. Из этих двух наблюдений вытекает заключение, что каждый человек в ряду является ребенком. Каждый, включая первого и последнего.
- Но последний, как мы условились, древний старик, - возразил Альберт Львович.
- Старик, так сказать, фактически. Мы видим и знаем, что ему сто с лишним лет. Как раз поэтому мы и поставили его в конце ряда. Но по нашему рассуждению выходит, что он ребенок.
- Значит, нам нужно верить своим глазам и фактам и не верить своему уму, либо – наоборот, - подытожил Альберт Львович. – Странное доказательство.
- Все доказательства странные, потому что они искусственные. Надо больше полагаться не на доказательства, а на свои чувства и непосредственную очевидность. Полагаться на свою интуицию. Хотите, я докажу, что детей вообще нет, а все люди являются стариками?
- Этого не может быть, - возразил Альберт Львович. – Детей полно, да и мы с вами не старики.
- Допустим, что мы построили длинный ряд людей, различающихся в возрасте всего на секунду. Начнем с другого конца этого ряда. Первым будет глубокий старик. Каждый следующий в ряду родился всего на секунду позже, чем предыдущий. Там что если предыдущий – старик, то и следующий за ним – тоже старик. Значит, каждый в ряду является стариком. Включая, конечно, и последних в ряду, которые только что родились.
- Ну, здесь уже полный абзац, - сказал удивленный Альберт Львович. – Выходит, что все люди – дети, а стариков вообще нет, и что все люди – старики, включая и детей.
- Так и выходит. Умерьте свой восторг перед доказательствами. Карты не доказывают, они просто говорят. Они обращаются не к разуму, а к чувствам, к самым глубоким нашим чувствам, о существовании которых мы сами, быть может, не догадываемся. Каждая карта – это как бы окно в подсознание, она помогает сосредоточиться и вглядеться в то, что лежит на самом дне нашей души…
- В самой грязи… - заметил Альберт Львович.
- Ну, почему же в грязи! На своем дне душа кристально чиста и безмятежна, там нет ни плохого, ни хорошего. Это как в раю, где все люди одинаковы и среди них нет никого, кто хоть в чем-то был бы лучше других. Там нет добра, потому что нет зла…
- Со временем мы там побываем, - философски заметил Альберт Львович. – Посмотрим, что там есть, а чего нет…
- Ну, что же, - сказала гадалка, - мы, как будто, готовы к гаданию. Не рассуждайте, а наблюдайте, не осмысляйте, а созерцайте. Старайтесь пользоваться образами, а не словами, дайте картам возможность говорить с нами свободно. Вопрос и ответ – две стороны одной и той же медали. Если возник вопрос, ответ на него уже существует. Расслабьтесь, раскрепоститесь… Вы помните, что самое главное при раскладывании карт – правильное дыхание? Дышите ровно, глубоко. Разомкните конечности, не перекрещивайте ни ноги, ни руки. Существуют разные способы гадания. Какой выберем? С анализом вашей личности, естественного и альтернативного хода событий или самый прямой и простой способ?
- Пожалуй, лучше прямо в лоб, без особых деталей, - решил Альберт Львович.
- Хорошо, так и будем, - сказала гадалка и одним быстрым движением руки, лежавшей на колоде, распределила все карты полукругом так, что виден был краешек каждой из них. – Закройте глаза, протяните левую руку, поводите ею над картами. Какая-то из них отзовется. Вы почувствуете покалывание, тепло или что-то подобное. Откройте отозвавшуюся карту, сегодня она ваша.
Альберт Львович проделал всю процедуру и открыл первую карту. Она была пустой, на ней не было никакого рисунка.
- Неплохо для начала, - сказал он, помрачнев. – Раз - и на тот свет, где одна пустота.
- Нет, - сказала гадалка, – вы торопитесь. Если белая карта выпадает первой, она не может означать смерть. Смерти всегда предшествуют какие-то обстоятельства – болезнь, неприятности, враги, злой рок. Карты должны сказать об этом. Скорее всего, белая карта означает здесь непредсказуемость вашего будущего. Или то, что вы пока не готовы узнать правду о нем. Некоторые предпочитают закончить на этом гадание. Душа должна быть готова не только к вопросам, но и к ответам.
Альберт Львович на минуту задумался. Гадалка достала из секретера кисет с марихуаной и медленно скрутила толстый джойнт.
- Не хотите травки? – спросила она. – Это немного раскрепостит ваши мысли. Вы не знаете еще, чего вы хотите.
Альберт Львович отрицательно покачал головой. Она закурила и по комнате поплыл сладкий дымок.
- Некоторые выпивают, а я больше люблю покурить. Вы решились? Продолжим? Первую карту всегда трудно истолковать. Это как ребенок, который только что родился. Кто скажет, что из него выйдет? Шахтер, художник, композитор или бизнесмен, как вы?
Альберт Львович снова стал водить левой рукой над полукругом карт. Он почувствовал, что его ладони вспотели. Вытянутая карта оказалась Шутом. На ней был изображен человек в одежде шута, несущего на палке небольшой узелок.
- Вот теперь ситуация яснее, - сказала гадалка. Она смотрела на открытую карту так, будто видела ее впервые. – Видите, на карте доминирует белый цвет. Он олицетворяет пустоту, но одновременно и полноту, поскольку белый объединяет в себе все цвета солнечного спектра. Пустота – это вместилище. Как пространство открывающихся возможностей она составляет сущность всех вещей. В древней китайской книге «Дао Дэ-цзин» говорится:
Тридцать спиц и втулка составляют колесо,
Но лишь пустота между ними составляет
сущность колеса.
Дно и стенки из глины составляют кувшин,
Но лишь пустота внутри них составляет
сущность кувшина.
Пустота – это еще ничем не заполненные страницы будущего. Обратите внимание, дорогой Альберт Львович, Шут держит в руке розу – символ чистоты, «чистого листа», на котором еще предстоит что-то написать. Узелок шута невелик, в нем только самое необходимое, сопровождает шута только его верный друг – белый пес. Горы, окружающие Шута, и сияющее солнце прекрасны, но он идет в новое, неизведанное место. И берет с собой из прошлого только самый минимум. Шут – это игрок, безумец, но он может быть и Господином Богом, начинающим какую-то неведомую никому игру. В астрологическом плане эта карта соответствует планете Уран, олицетворяющей неожиданность и стремление к свободе. Карта советует не упускать возможность отправиться в неизведанное. О том, чем все закончится, лучше будет подумать потом. Нужно идти с легким сердцем и не сожалеть о прошлом. Неведомое на самом деле не так опасно и не так страшно, как знакомое. Нужно идти вперед и не бояться сорваться в пропасть…
- Порвать с прошлым и идти в неизвестность… - повторил Альберт Львович. – Начать новую, только тебе известную игру…
- Что еще важно, - кивнула головой гадалка, - шут всегда весел. Если вы следуете ему, не принимаете всерьез того, что происходит с вами. Жизнь, в сущности, только игра, так что учитесь смеяться и в особенности – смеяться над собой.
- Две открытые мною карты перекликаются между собою, - заметил Альберт Львович. - Я и в самом деле не хочу даже допустить мысли, что все нужно начать с чистого листа…
- В некоторых толкованиях ваша вторая карта в прямом положении может означать глупость, а в перевернутом – сумасшествие, - задумчиво сказала гадалка. – Но вряд ли эти толкования относятся к вашему случаю.
- Начинать в пятьдесят лет все заново – глупость. Это вам скажет каждый. Если, конечно, не сумасшествие.
- Не преувеличивайте, - возразила гадалка. – Лев Толстой попытался начать совершенно новую жизнь около восьмидесяти. И потом, заново – не значит с нуля. У Шута есть друг, или, говоря современным языком, у него есть связи. И есть узелок со всем необходимым для ближайшего будущего. - Она сделала паузу и добавила: - Не следует выводить из гадания прямые и простые советы. То, что говорят карты, надо пропустить через душу, оставив в стороне разум. И душа отзовется на сказанное. Разум – не главное в жизни. Жизнь строится не на красивых принципах и теориях, а течет сама собой, следуя традиции. Теории приходят и уходят, а жизнь продолжается… У вас остается возможность вытянуть третью карту. Можно, конечно, читать и дальше, но лучше поостеречься. Если карты с самого начала говорят уклончиво, для этого есть причина. Или внешние обстоятельства еще не сложились и остаются неопределенными, или ваша душа пока противится однозначному ответу.
На этот раз Альберт Львович открыл карту, изображающую башню с короной вместо купола. Ее окружали тучи, молния поражала ее вершину, так что башня дала трещину, а корона накренилась и готова была упасть. Из окон вырывалось пламя.
Внимательно посмотрев на Альберта Львовича, гадалка сказала:
- Сама по себе эта карта символизирует полный крах, распад всего, что составляло основу существования, переворот представлений о мире, бессилие перед грозной волей обстоятельств. Иногда на карте изображаются еще две человеческие фигуры в царских одеждах. Они летят вниз в открывшуюся перед ними пропасть. Но в свете двух предыдущих карт, особенно предшествующего Шута, значение Башни несколько меняется. Это не только крах всего, но и очищение души перед началом нового круга радостей, грехов и страданий…
- Катарсис? – полувопросительно сказал Альберт Львович, запомнивший новое, поразившее его слово.
- Можно сказать катарсис… Хотя в общем это понятие больше относится к искусству, к сопереживанию чужих чувств и несчастий. Помните, у Пушкина: «Над вымыслом слезами обольюсь…». Слезы над бедствиями других людей смывают грязь и все случайное с нашей собственной души… Башню можно истолковать применительно к нашим обстоятельствам так. Вы строили свой дом на песке, и то, что вы считали незыблемой основой жизни, оказалось только иллюзией. Оно внезапно рассыпалось как карточный домик, и все труды пропали даром. Не надо пытаться восстановить разрушенное. Это уже не удастся. Лучше переждать, пережить свое отчаяние, и приняться строить новый дом. И скоро вы почувствуете, как в вас вливаются новые силы…
- Крушение и воскрешение, - подытожил Альберт Львович. – Это как у буддистов – смерть и воскрешение, но уже в виде совсем иного существа. Умер, скажем, человек, а вместо него появилась жаба…
- Может быть… Но в нашем случае нет смерти. Речь идет о коренном преобразовании личности…
- Со сменой паспорта? – саркастически уточнил Альберт Львович.
- Паспорт – мелочь. Появится новый человек, начинающий строить совсем иную жизнь… Вы пытаетесь свести сказанное картами к конкретному совету, даже к деталям. Не надо. Просто запомните все. Со временем вдруг поймете, о чем шла речь.
Поблагодарив гадалку и оставив ей сто долларов, Альберт Львович попрощался с нею.
Уже на улице Альберт Львович выругал себя. Не верить или почти не верить в гадание и так остро переживать процесс гадания! И все-таки идея, что нужно изменить все, запала ему в голову. «Нужно начать строить новый дом…» - подумал он, и в его воображении возник небольшой, уютный двухэтажный домик с верандой о колоннами , стоящий почти на самом берегу теплого Черного моря.
Присев на скамейку на Пушкинской площади, Альберт Львович свел все свои мысли к одному простому выводу: нужно все менять. С полчаса он сидел, бездумно глядя на прохожих, но потом вдруг заколебался. В его душе заскребли кошки, и он, подумав, позвонил еще колдуну-негру.
Откуда взялся в Москве этот негр, прекрасно говоривший по-русски и одновременно называвший себя колдуном племени ндембу из Замбии, было неясно. Но его своеобразное гадание «путем встряхивания и подбрасывания» пользовалось успехом, и Альберт Львович пару раз бывал у него.
В круглую плоскую корзину из прутьев колдун уложил около тридцати предметов разных форм, размеров и цветов. Среди них были сухие кусочки белой и красной глины, косточки каких-то экзотических плодов, маленький барабан из дерева, грубо вырезанные фигурки людей в различных позах. Колдун долго бормотал что-то над корзиной на одному ему понятном языке. Потом, раскурив причудливую трубку и пустив в сторону Альберта Львовича сладковатый дымок, он принялся встряхивать и подбрасывать предметы в корзине. Когда они образовали кучу в дальнем ее углу, колдун молча указывал Альберту Львовичу на три верхних предмета. Это повторялось трижды. Единственным предметом, которого трижды касался палец колдуна, оказалась маленькая фигурка человека. Она изображала мужчину, сидящего съежившись, подперши подбородок руками и опираясь локтями на колени.
Колдун отложил в сторону свою дымящуюся трубку и на минуту задумался.
- Это нерешительный, непостоянный человек, - сказал он, взяв в руки сгорбившегося деревянного человечка. – Но это может быть и человек, от которого не знаешь, что ожидать. Своенравный, он то раздает подарки, то скаредничает. Часто без видимой причины неумеренно хохочет, а иногда не проронит ни слова. И еще эта фигурка означает человека, являющегося всем, чем угодно, для всех. Такой человек – как пчелиный воск. У огня он плавится, а в холодном месте твердеет. Он меняет свое поведение, приноравливаясь к окружению. Людям такого сорта нельзя доверять. К вам относится последний случай. Это все.
«Какие-то ребусы и кроссворды», - подумал Альберт Львович. Он еще раз окинул взглядом обитель колдуна. На стенах висели шкуры каких-то африканских животных, множество выразительных масок, некоторые из черного дерева. В углу стояла массивная деревянная скульптура какого-то сурового африканского божества, наверное, дальнего предка колдуна. В другом углу располагалась связка копий с цветными лентами. Не было ни одного предмета, который можно было бы приобрести в обычном московском магазине. Даже люстры на потолке не было. Зато неподалеку от божества стояла деревянная ступа, из которой торчали палки, концы которых были чем-то обмотаны. «Оформил все, как свою хижину в Африке. Если только она у него была, - заключил Альберт Львович. – Освещается факелами… Спалит он, к черту, этот дом своими ритуальными огнями!»
Неожиданно колдун словно очнулся и внимательно посмотрел на Альберта Львовича.
- Ты белый, и ты не веришь мне. Мое гадание вряд ли тебе поможет. – Колдун скривил свои выпученные, отдающие синевой губы в усмешке и развел руками. – Ты веришь в медицину, веришь в законы и еще в тысячу разных вещей. А больше всего ты веришь в самого себя. Таким гадать бесполезно. Наши люди, когда они приходит ко мне, верят только моим словам. И эти слова спасают их. Нельзя полагаться только на самого себя, потому что в спектакле собственной жизни человек играет лишь небольшой эпизод. Запомни это.
Альберт Львович пропустил все это мимо ушей. Разделение тех, кому гадают, на своих и чужих, было ему непонятно. Совет не верить в самого себя, а полагаться на какие-то высшие силы, показался наивным.
Расплачиваясь с колдуном, он с иронией спросил:
- Рубли или, быть может, замбийские динары?
- Доллары, - равнодушно ответил колдун. – В Замбии нет динаров. А доллар он, как известно, и в Африке доллар. Так же, как и у вас.
Альберт Львович попытался пошутить:
- Доллар – он и в раю доллар?
Но колдун ответил совершенно серьезно:
- В вашем раю – да. А у нас рая нет. Наши умершие не уходят в особое место. Они продолжают жить среди живых, пока, конечно, те помнят их. Но в вашем раю, я полагаю, действительно за все расплачиваются, как и здесь, долларами. Но точно мне это неизвестно. Я там не был и никогда туда не попаду.
«Любопытный человек, - подумал Альберт Львович. - Прожил, наверно, всю жизнь в Москве, никогда Африки не видел, а говорит «у вас». До чего же стоек этот африканский дух!»
Альберт Львович протянул деньги небрежным жестом, каким дарят бисер вождю туземного племени, и ушел.
Гадания мало что прояснили. А последнее даже обидело. «Человек-воск, которому нельзя доверять». Альберт Львович считал себя человеком, на которого можно положиться.
Не нужно особенно задумываться о гаданиях, размышлял он, сидя в такси и направляясь к себе в гостиницу. Как сказала гадалка, только время способно прояснить их смысл. Пока ясно только одно. Следует немедленно, не теряя ни часа, действовать! Надо ринуться в опасную пучину, попытаться выбраться из нее на новый, неизвестный берег и начать строить новый дом. Сейчас у него есть спасательный жилет – деньги, полученные от президента модельного агентства. Если завтра он сдаст их Юрию Петровичу, - а он не может не сдать их уже завтра утром! - он опять окажется почти что беспомощным и беззащитным. Когда подвернется следующий благоприятный случай? Да и подвернется ли он вообще? Спасательные жилеты в виде двухсот тысяч долларов на тротуарах не валяются. Если уж такой жилет попал тебе в руки, хватай его, не раздумывая, и прыгай в бурную пучину… Вдруг вынесет? А не вынесет, значит, не повезло. Кто не рискует, тот не пьет в ресторанах шампанское и не спит с молодыми, красивыми любовниками… Но выходит, что самоуверенный черный, губастый колдун прав: «ненадежный человек»? Ну и черт с ним и с его правотой! Он будет абстрактно прав. А конкретная правота - это пачки долларов на дне скромной, потрепанной дорожной сумки. Самолет исключается. Просветят и тут же обнаружат незадекларированную валюту. Только поезд. Скромное купе, небогато одетый, обремененный заботами пожилой человек. Таких в вагоне почти половина… Кому они интересны?
Глава 4
Владимир Сергеевич проснулся раньше обычного. На душе было неспокойно, вставать не хотелось. В похмельную голову лезли невеселые мысли.
Сын – наркоман, дочь – проститутка, жена – потаскуха… Это похуже, чем японская трагедия: муж – рикша, жена – гейша, сын – мойша… А сам он кто? Интеллигент, младший научный сотрудник. Но это по анкете. А на деле? Неудачник и пьяница. Хоть плачь, хоть смейся. Правильно сказал какой-то классик: «Ему и больно и смешно, хоть член показывай в окно!».
А как все начиналось! Веселые институтские годы, встреча с красивой, стройной и очень страстной девушкой. Любовь не вздохи на скамейке и не прогулки при луне… Короче, почти сразу же забеременела. А он как порядочный человек, тут же на ней женился. А ведь знал уже, что дура дурой. Потом дошли слухи, что она гуляет направо и налево. Но было уже поздно. Снова забеременела. Появилась дочь, которую он нежно любит, хотя вначале подозревал, что она не от него. Работа курьером в академическом институте, нищенское существование. Потом кое-как перевели в отдел. Пиши, говорят, диссертацию. И даже тему дали с намеком: как жить человеку дальше? Словно в насмешку. Если не знаешь, как собственную жизнь устроить, подумай тогда над всем человечеством. Думает, но ничего не придумывается. Тупик, просвета не видно. На нем, как ученом, давно поставили, конечно, крест. И правильно сделали. Спасибо, что не увольняют…
Чего ждать и на что надеяться? Дочь на работе, ночь для нее боевое время, обещала, что вечером подвезет немного денег, но так и не появилась. Сын черт знает где. Давно уже не рассказывает, куда ходит и как добывает презренный металл. Ворует, откуда еще его взять. Или крутится вокруг какой-то богатой шлюхи.
Жена сказала, что идет на ночное дежурство. Неделю уже только ночные смены. А после них она будто бы идет на работу или отсыпается у подруги. Подруги у бухгалтерши могут быть, но откуда у нее ночные смены? Понятно, откуда. Прижилась совсем у своего длинноносого педика с перхотью на плечах. Только зачем ему баба? Совсем, видно, обнищал. Живет на ее деньги и использует ее вместо мужика. В тюрьме его, небось, употребляли вместо женщины. А на воле хочет, чтобы все было наоборот. Нашел себе раскрашенную дуру, кладет ее сморщенными титьками вниз и пилит всю ночь. Как у него еще стоит? Скорее всего, никак… Но тогда зачем он ей, если она круглые сутки хочет? Но и у меня с этим делом не лучше. Вот, уже и утром не сразу найдешь…
Трещала голова, но опохмелиться, как всегда, было нечем. «Хотя бы рюмку водки! Алкоголь в малых дозах безвреден в любых количествах…» - Владимир Сергеевич, заложил руки за голову и, отказавшись от пустых мечтаний, уставился невидящими глазами в потолок. Неплохо бы выпить кофе, но его давно в доме нет. Может, хоть чай где-то завалялся? Размышляй тут о добром и вечном, когда даже жажду утолить нечем…
Владимир Сергеевич неохотно спустил ноги с кровати, потер ладонями виски. Пошарил ногой в поисках тапочек, но не нашел их. «Всегда пропадают, - подумал он без всякого расстройства. – Чем больше выпьешь, тем дольше потом их ищешь». Подтянув повыше свои бесформенные семейные трусы, он пошлепал босиком на кухню. В шкафчике нашлась мятая пачка с остатками чая. Поставил на огонь чайник, сел к столу, закурил. Стаканчик бы пропустить, тогда сигарета пошла бы в радость. А так…
Неожиданно в дверь позвонили. «Кого еще черт несет?» – Владимир Сергеевич недовольно поерзал на стуле. Жена от любовника едет прямо на работу. Дочь обычно заскакивает только обеду, чтобы немного поспать и подготовиться к очередной бессонной ночи… Не иначе, как сын. Его уже пару недель не было. Приехал навестить предков! Хотя прекрасно знает, что в доме ни копейки и продавать давно уже нечего…
Взглянув в мутный дверной глазок, Владимир Сергеевич сына не увидел. Стояла тоненькая девушка с пакетом в руках, а за ее плечом высокий парень, и тоже с пакетом. «Грабители! - мелькнуло в голове у хозяина и он злорадно усмехнулся: - Сейчас они осекутся! Единственная ценная вещь в доме – мои трусы. Но я их без боя не отдам!»
Но квартирные воры с полными пакетами на дело не ходят, и хозяин смело открыл дверь. Перед ним стояла очень симпатичная и совсем юная девушка. Она приветливо улыбалась. Владимир Сергеевич улыбнулся ей в ответ и свободной рукой машинально подтянул трусы повыше.
- Мы от вашей дочери, Оксаны. Она сама хотела забежать, но не успевала перед работой.
Парень вышел из-за ее плеча, в его пакете что-то знакомо звякнуло.
- Оксана просила вам кое-что передать…
- Проходите, пожалуйста, - смешался Владимир Сергеевич. – Я, понимаете, только встаю… Еще не в полной форме… Проходите, пожалуйста, на кухню, а то в квартире такой бардак…
Он направился прямо на кухню, но потом опомнился и, указав на две кухонные табуретки, лежавшие почему-то под столом, юркнул в комнату. Брюки валялись на полу, но ни тапочек, ни рубашки не было видно. Владимир Сергеевич зашел в ванную комнату, покопался в картонном ящике, в котором собиралось белье для стирки, и извлек оттуда свою рубашку. Она была немного мятой. Пришлось несколько раз пройтись по ней ладонью, смоченной под краном. Одевшись, хозяин вышел к гостям.
- Меня зовут Аня, или просто Эн, - сказала улыбчивая девушка, и Владимир Сергеевич еще раз удивился, какая она привлекательная. - А это Виктор, или, как я его называю, Вик. Он мой хороший приятель. Мы вместе работаем, ну и все другое…
- Владимир Сергеевич! – манерно поклонился хозяин, но, увидев внизу свои босые ноги, поспешил сесть на табурет. Помедлив, он в задумчивости произнес: - Да… я-то Владимир Сергеевич, а что толку? – хозяину явно чего-то не хватало, скорее всего, опохмелиться.
Догадливый Виктор тут же достал из своего пакета пиво, четырехугольную бутылку водки с замысловатым названием и бутылку какого-то импортного вина. Все это он поставил в центре стола. Аня выложила на кухонный столик яйца в пластиковой коробке, ветчину в прозрачной упаковке и еще какие-то продукты. Хозяин зачарованно следил за руками гостей. Он напоминал ребенка, ждущего, что неожиданно появившийся Дед Мороз вот-вот извлечет из своего объемистого мешка живого щенка.
- А я как раз чай собирался пить, - довольным голосом сообщил хозяин. – Теперь попьем вместе, будет веселее.
Он поднялся, но чересчур резко, и его качнуло.
- Извините, - сказал он со смущенной улыбкой. – Я посижу. У меня сейчас состояние некоторого нестояния…
- Чай – это хорошо, - отозвался Виктор. – Но, может быть, начнем с чего-нибудь покрепче? – он показал глазами на водку.
- Нет, нет! – решительно возразил хозяин, - В такую рань и водку. Это нонсенс. Кто уважает тех, кто с утра и уже водку пьянствует? У меня еще тысяча дел! Вот пиво – это можно…
Не желая показывать босые ноги, хозяин открыл бутылку пива о выщербленный краешек стола.
- Стаканы на полке, в шкафчике, - сказал он, повернувшись к Ане, и приложился к пиву. Оторвавшись на секунду от бутылки, он с довольной улыбкой заметил:
- Человечество делится на тех, кто уже выпил и тех, кто собирается немедленно это сделать. Мы с вами – как раз посередине. Долго в такой позиции не продержаться…
Аня достала три граненых стакана, помыла их и поставила на стол.
- Если можно, мы с Виком не будем пиво… - Сказано это было во-время, потому что пива в бутылке почти уже не осталось. – Только немного вина. И давайте я поджарю нам на завтрак яичницу! Это единственное, что я умею хорошо готовить… - Она говорила это извиняющимся тоном, будто кроме яичницы на этой кухне с одним пустым шкафчиком можно было приготовить еще много разных блюд.
- Яичница – это неплохо, - поддержал ее Владимир Сергеевич и довольно улыбнулся. – Если пиво никто не будет, я, пожалуй, не стану его разливать.
Он бесшумно открыл о крышку стола вторую бутылку пива и ловко запрокинул ее себе в рот. Через несколько секунд она, почти не булькая, опорожнилась. Пустые бутылки были аккуратно поставлены у ножки стола к стене.
Пока Аня готовила яичницу, а Виктор открывал вино, Владимир Сергеевич сидел в задумчивом ожидании, будто прислушиваясь к тому, что происходит внутри его организма. Потом он погладил себя по животу и широко улыбнулся, обнажив отсутствующие зубы по краям улыбки.
- Хорошо, - подвел он предварительные итоги. – Пиво с утра – это хорошо. А водка не пошла бы. Ее можно только потом… Некоторые, конечно, уже с утра водку пьянствуют и беспорядки нарушают. Но не я, точно не я! Я водку вообще не люблю. Гораздо меньше, чем пиво. Что мне нравится, так это ирландский ужин из семи блюд: одна картошка и шесть бутылок пива! Хотя в Ирландии я не был… Но говорят, там только так и ужинают.
Оглядев стол и не обнаружив сигарет, Владимир Сергеевич вынужден был пройти в комнату. «Носки хотя бы одеть», - подумал он. Но на виду ни ботинок, ни носков не было, и он, захватив пачку «Примы», вернулся на кухню… Закурив, он вытер с губ крошки табака, попавшие из сигареты без фильтра, и придвинул пачку Викутору:
- Угощайтесь. Сигареты самые простые, но зато в них нет никаких ароматизирующих добавок.
- Спасибо, мы с Аней не курим.
- Это вы правильно делаете. А я и курю, и выпиваю. Мой девиз: «Курить не брошу, но выпивать буду!»
- Но умеренно?
- Да! – живо отозвался Владимир Сергеевич. – Курю много, но выпиваю в меру. Много нельзя. За жизнь в душе столько разной мути осело! Как выпьешь, она тут же взбалтывается. Самому противно. Нужно стараться не пить. А если не выходит, надо поскорее набраться так, чтобы лыка не вязать. Пусть думают, что ты пьяница. Это лучше, чем выглядеть… - он не смог подобрать подходящего слова, а потом, как показалось Виктору, забыл, о чем говорил. – Трудна дорога от правды к истине!
- Оксана просила сказать, что сегодня вряд ли сумеет заскочить домой. Вот, передала вам немного денег.
Виктор достал из кармана и положил на стол несколько зеленых купюр. Хозяин небрежно сдвинул их в сторону и придавил пепельницей, переполненной окурками. Всем видом он показывал, что деньги интересуют его меньше всего. Глаза его уже блестели.
- Удивительная у меня дочь! – оживленно начал он. – Красавица, умница… И так заботится о родителях! Всего семнадцать ей, а такие вопросы задает, что даже такой опытный человек, как я, не всегда может ответить. «Папа, а почему теперь так много половых извращенцев?» А кто его знает! Ясно, что не из Америки завезли всех этих людей, с сексуальными закидонами. Куриные окорочка из Америки, но изврашенцы наши, отечественные. Раньше их совсем не было, а теперь полно. «Ты, - говорю, - Оксаночка, подальше от них держись!» – «А они, - отвечает она, - почти всегда самые безобидные. С ними без всякой грязи пообщаться можно». Вот и предостереги ребенка, когда у него свои убеждения уже сложились! – Владимир Сергеевич говорил горячо и даже запальчиво, как будто кто-то намеревался ему возражать.
Но Виктор молчал и только согласно кивал головой. Что может сказать отец? Даже будь его дочь хоть Мата Хари, хоть жена римского императора, Мессалина, наслаждавшаяся ролью проститутки в публичном доме. В глазах отца дочь всегда остается обманутой невинностью.
- Сын тоже неплохой, но немного витает в облаках. Жениться не хочет – подавай ему королеву! А где у нас королевы? У нас республика! Пристроился к какой-то старой стерве, и та сбивает его с правильного пути. Знаю я, этих стареющих баб. У мужика седина в бороду, а бес в ребро. А у них бес вселяется прямо между ног, в эту самую, которая богом из ребра зачем-то была изготовлена. Захватит молодого и ублажает его, как может. Что можно, что нельзя – для нее не важно. Вот и выходит ерунда. Какую гадость он ни захочет, она ему - пожалуйста…
Владимир Сергеевич остановился, словно боясь перейти какую-то грань. Потом продолжил, но уже с меньшим энтузиазмом:
- Жена – труженица… Целые дни пропадает на работе. Сейчас и ночные смены уже прихватывает. Все в дом, чтобы был как полная чаша… Меня, конечно, поругивает: «Только могила тебя исправит!» Теперь с нетерпением жду, когда попаду в эту самую могилу. Хочется все-таки быть немного лучше!
Помолчав, Владимир Сергеевич неожиданно перешел от рассказа о семье к общим вопросам нравоучительного содержания.
– Эх, жены, жены!.. И кто их только выдумал! И чего с ними только не бывает! Один мой знакомый поссорился как-то с женой. Выпивали тихо-мирно, и вдруг бац! – коса на камень! Сначала ругались словами, потом предметами… Он не выдержал оскорблений, схватил кухонный нож и ударил ее! Всего пару раз ударил, а она возьми и умри! Сел он на табуретку в угол – стол они давно уже пропили, - допил в одиночестве водку за здоровье усопшей жены… А потом взял и тем же ножом сделал себе харакири! Так, говорят, поступает в Японии уважаемый человек, когда жену свою смертельно прикончит… Но надо же так не повезти! В открытую дверь ввалилась соседка. Видит – два бездыханных тела. Вызвала скорую. Жена, в самом деле, оказалась мертвой. А харакириста откачали! И поделом ему! Не берись не за свое дело! Настоящее харакири делают только в Японии, все остальное подделка. Там этому с детства учат… А у нас больше принято вешаться, а не в живот себя ножичком тыкать… Полежал он два месяца в Склифосовского, а потом суд и пятнадцать лет строгого режима. Это похуже всякого харакири будет! Он не отпирался. «Я ее это самое… - говорит. – И себя хотел это самое… Чтобы на тот свет с чистой совестью! Теперь хочу в тюрьму. И тоже с чистой совестью!» Надолго отбыл… Чистая совесть – это наша национальная черта! Не нужны нам всякие привозные, импортные штучки! Обойдемся своими средствами. Сидишь в Японии и глушишь с женой сакэ – делай себе на здоровье харакири, если так уж захотелось. Но если ты здесь и пьешь с женой водку, у тебя один выбор – вешаться!
Увидев встревоженные лица гостей, Владимир Сергеевич перестал искать на себе брючный ремень, нужный для такого важного дела, и даже замахал руками.
– Но нет! Я с женой ни-ни!.. Она вообще не пьет. А я только по большим праздникам и все больше в одиночестве… Со мной тоже бывают, конечно, интересные случаи, но без крайностей… Вот, например… Хотя, пожалуй, не надо…
Владимир Сергеевич почувствовал, что увлекся и через минуту стал поглядывать на бутылку водки.
- Водка только после пива… - заговорил он неуверенно, словно ожидая поддержки Виктора. – Знаю я тех, кто потребляет пиво после водки. Выпьет такой стакан водки, отлакирует его бутылочкой пива и замрет в задумчивости. Смотришь, а его уже покачивает! Постоит он минуты две-три, колеблясь, как мыслящий тростник, а потом рухнет, как подкошенный. И его уже не поднимешь, как ни старайся.
Виктор не понимал намека, и Владимир Сергеевич зашел с другой стороны:
- Может, по рюмочке, Вик? В качестве аперитива? Перед завтраком, говорят, полезно пропустить рюмашку-другую. Способствует аппетиту. В старой России помещики так и делали. Только проснется, кричит: «Иван, рюмку водки!» А Иван уже тут как тут с запотевшей рюмкой на серебряном подносе. «Изволите ли закусить?» – «Нет, не изволю! По первой не закусываю!» Хлопнет рюмку и только усы вытрет. Но это когда было… Теперь все иначе…
Владимир Сергеевич взял бутылку водки и стал вертеть ее в руках, изучая этикетку.
- «Гжелка», - прочел он. – Никогда не пил. Сейчас столько разных водок, что сто лет живи – все не перепробуешь.
- Наливайте, Владимир Сергеевич. Не тяните, - повернулась к нему Аня. – Яичница уже готова.
Владимир Сергеевич, не спеша, отвинтил пробку и налил себе полстакана водки. Подумав, он добавил еще немного. Виктор поискал в ящике стола штопор, чтобы открыть вино, но не нашел.
- Сейчас сделаю, - пришел ему на помощь хозяин. – Штопор давно уже куда-то завалился. Со временем найдется…
Владимир Сергеевич взял вино, отколупал с горлышка фольгу и ладонью несколько раз энергично стукнул бутылку по донышку. Пробка, однако, не хотела выходить. Внимательно осмотрев ее, хозяин смущенно заключил:
- Придется продавливать. Наше вино обычно открывается легко, а здесь, видишь, импорт…
Большим пальцем правой руки он несколько раз с усилием надавил на пробку. Когда она сдвинулась вниз, он указательным пальцем утопил ее в горлышке.
- Это даже лучше штопора, - заметил он, довольный результатом. – Никаких крошек от пробки в вине… Штопор вообще излишество. Или стучишь снизу, или нажимаешь сверху. Не помню случая, чтобы бутылку не удалось, в конце концов, открыть. Это, можно сказать, закон природы: раз бутылка куплена, она будет откупорена. Иначе не бывает.
Аня поставила тарелки с яичницей с ветчиной на стол и тоже присела на табурет.
- Мы забыли захватить хлеб… - извиняющимся голосом сказала она.
- Пиво – это жидкий хлеб, - успокоил ее Владимир Сергеевич. Тут же он вспомнил, что пиво уже выпил, и добавил: - А водка – это вообще концентрированный хлеб!
- Скажите тост, Владимир Сергеевич. По старшинству…
- За все хорошее, а из хорошего – за все самое лучшее! – не задумываясь, провозгласил хозяин.
Все чокнулись с глухим звоном. Виктор и Анна отпили по паре глотков. Владимир Сергеевич снисходительно посмотрел на них, а затем одним движением влил содержимое своего стакана прямо в горло, а может даже прямо в желудок. Выждав некоторое время, он удовлетворенно заметил:
- Хорошо пошла… Некоторые советуют сначала выпить водки, а уже потом, для полировки, пива. Рассуждают, что пиво без водки – это деньги на ветер. – Чувствовалось, проблема, что пить первым, пиво или водку, его очень занимала. Наверно, это была одна из тех основных тем, которые он обсуждал в кругу близких друзей за выпивкой. – Все зависит от обстоятельств. Если только начинаешь выпивать, может так и лучше. Но если вчера уже немного употребил, начинать следует непременно с пива…
- Вы ешьте, Владимир Сергеевич, - мягко сказала Аня. – Не зря ведь я старалась!
- Да я уже покушал! – Хозяин досадливо махнул рукой. Он явно забыл свое заявление, что только что встал и собирается завтракать. Под настойчивым взглядом Ани он начал, однако, ковырять вилкой яичницу и выбирать из нее ветчину. Через минуту он решил, что долг в отношении еды честно исполнен.
– Прекрасно приготовлено! – похвалил он Аню. – Завидую тому мужчине, которому достанется такая жена! Красавица, умница, готовит… Я сам ученый, человек нетребовательный. С утра чашка крепкого кофе и свежая газета. Потом размышляешь. И только к обеду, бывает, вспомнишь, что не завтракал! Тема у меня интереснейшая – глобальные проблемы человечества. Вопросов тьма, ответов нет. Вот, скажем, кончаются ископаемые природные ресурсы: нефть, газ, руда и тому подобное. Как обойтись без них в будущем? Неизвестно. Или экология. Окружающая среда замусорена, загажена, отравлена. Где человеку жить и чем ему дышать? А перенаселение планеты? Представьте, через пятьдесят лет на каждом квадратном метре будет по человеку! Куда идти? Некуда идти! В гости ходить не надо – все твои родственники и близкие стоят рядом. Лечь спать станет негде. Люди будут спать как лошади – стоя. И это еще не все…
Владимир Сергеевич отодвинул мешавшую ему яичницу и закурил. Его волновали общие проблемы.
- На работе я бываю редко. Раз в неделю заскочу на часик, поболтать с друзьями, узнать свежие научные новости. Делаю науку дома, вот за этим столом. Отодвину грязные тарелки в сторону и пишу что-нибудь. Для больших журналов… - уточнять, что именно он пишет и куда написанное девается, Владимир Сергеевич не стал. – Плохо одно – платят мало. Почти ничего не платят. Это снижает научный потенциал. Можно сказать, теперь он асимптотически приближается к нулю…
Внезапно хозяин замолк. Было видно, что выпитое им пиво и водка делают свое черное дело. Не спасало положение даже то, что пиво пошло перед водкой, а не после нее.
- Сапожник о сапогах, ученый о науке! – снова встрепенулся Владимир Сергеевич. – Давайте я вам расскажу лучше случай с моим знакомым. Он жил в деревне, где когда-то у нас старенький домик был. Так вот, жил он жил в своей деревне лет до сорока пяти, а потом взял и помер. Ну, помер и помер… Правильно, в общем-то, сделал… Что наша жизнь? Влага, туман и пар… Несут его хоронить на сельское кладбище. Дорога длинная, жара, процессия отстала от четырех мужиков, несущих на плечах гроб. Один из них и говорит: «Иван, ты захватил?» - «Захватил, - отвечает Иван, - но сейчас неудобно», - «Ничего, в самый раз!». Поставили гроб на землю, налили по стакану самогона, выпили. Несут дальше. Опять кто-то спрашивает: «Иван, у тебя осталось?» – «Осталось-то, осталось, - отвечает Иван, - но неудобно», - «Неудобно на потолке спать, потому что одеяло падает. А выпить везде удобно». Остановились, опустили гроб, разлили. И тут один вдруг спрашивает: «А Николаю ты налил?» – «Так он же помер!» - удивляется Иван. – «Неужели он настолько помер, что и выпить уже не хочет?!» Открывают крышку гроба. Видят, лежит Николай, бледный-бледный, а в руках у него стакан. И тут до них дошло! Стакан-то у Николая в горизонтальном положении! Он, может, и хотел бы выпить, а налить не может – некуда! Все вытечет!
Владимир Сергеевич весело рассмеялся, Аня и Виктор вежливо заулыбались. Хозяин оказался не мрачным пьянчугой, а разговорчивым и веселым человеком.
- Бывает и хуже, - продолжал Владимир Сергеевич. – Это когда стакан не горизонтально, а вертикально, но донышком вверх! Например, у телеграфного столба. Его дело пропащее – ему даже не пытайся налить! Может, еще по маленькой? Мы же не телеграфные столбы! – говоря это, Владимир Сергеевич уже наливал себе водки. – Но за что выпьем?
Видя, что хозяина надолго не хватит, Аня попыталась замедлить темп выпивки.
- Как вы думаете, Владимир Сергеевич, - попробовала она отвлечь его, - африканские страны сумеют ограничить рост народонаселения? Например, зулусы?
Было, однако, уже поздно. Владимир Сергеевич строго посмотрел на нее, стакан не поставил, а только сказал:
- Не надо при мне по-зулуски. Говорите со мной на языке Пушкина и Менделеева!
- Почему Менделеева? – удивилась Аня.
- Это он изобрел сорокоградусную водку. Благодаря ему, мы сейчас и выпиваем. Так что вы, Виктор, предлагаете?
Виктор поспешно разлил вино и прочувствованным голосом произнес:
- За хорошую семью! За семью, где, как у вас, Владимир Сергеевич, все помогают друг другу!
Хозяин неожиданно помрачнел. Он поставил свой стакан, накрыл его ладонью и долго смотрел в стол.
- За это пить не буду, - мрачно сказал он. – Может, и есть хорошие семьи… Но не наша. Я всех своих, само собой, хвалю. Но если разобраться, похвалить, кроме Оксаночки, некого.
Чувствовалось, что Виктор задел самое наболевшее, и Владимира Сергеевича разбирает злость. В его голосе зазвучали даже агрессивные нотки.
– Где жена? Я говорю всем знакомым, что она пашет днями и ночами. А разве это правда? Ночует она у любовника. Что делает днем, представления не имею. Но денег домой не приносит, это точно. А ее любовник! Вы видели бы это пархатое чучело! В тюрьме сидел, пьет по-черному. Удивляюсь, откуда у него сексуальная сила берется. Тем более на мою квашню. Она одно может, прошу меня простить. Раздвинуть ноги и стонать: «Поглубже! Ах, поглубже!» А там, как сказал классик - правда, не о моей жене - бездна, дна нет! Не приходит домой, так оно и лучше. Но денег могла бы принести. Много времени это не заняло бы.
Владимир Сергеевич схватил сигарету, криво вставил ее в рот и прикурил. Руки у него дрожали. Он помолчал, пытаясь успокоиться.
– В общем, жена совсем исчезла, - заключил он. - Остался без женщины. А еще не старый ведь мужик! Одно теперь спасает – эротические сны. Только благодаря таким снам я и живу нормальной половой жизнью. А сын где? Черт его знает где! Дошел до того, что дома в ванной стал ширяться. Я ему замечание сделал, а он в ответ: «Молчи, тебе всажу!» Вот и все воспитание. Хорошо, что исчез. А появится, опять начнется: то кайф, то ломка. В последний раз телевизор из дома вынес за дозу…
Владимир Сергеевич погрустнел, было видно, что он вот-вот заплачет.
- Одна Оксана, она заботливая дочь, но и она зарабатывает знаете чем? – Владимир Сергеевич оглядел собеседников, но их лица были непроницаемы. – Проституцией она зарабатывает, что там наводить тень на плетень! Иногда, чтобы мне помочь, днем выходит. Прошвырнется по улице, подцепит какого-нибудь полупьяного хмыря. Ночью она не знаю где пропадает со своими поклонниками, а днем сюда приводит: куда же еще! Посидят для приличия за столом десять минут, меня угостят. А потом два часа сопят и охают в соседней комнате. А девке еще восемнадцати нет!
Виктора и Аню смутила эта неожиданная исповедь. «Много выпивки принесли, - подумал Виктор. – Вполне хватило бы пива. Хотя, что там! Через десять минут после нашего ухода на столе была бы не одна, а две бутылки водки…»
- Вы сгущаете краски, Владимир Сергеевич…
- А что их сгущать! Они и так, как говорят художники, густотертые! – хозяин пыхнул чадящей сигаретой и налил себе водки. После этого он неожиданно успокоился. – Ругаю всех. А сам что? Лучше всех? Нет, хуже всех! Бездельник и пьяница! Вот где глобальные проблемы! Здесь, на кухне они, в собственной семье, а не в далеких заморских странах…
Выпив, Владимир Сергеевич вытер губы тыльной стороной ладони, помотал головой и повеселел.
- Хватит о грустном! Вот такой случай… Дело было в роддоме. Вы не бывали там! – спросил он Аню. – Ну, ничего, через девять месяцев побываете. А если повезет, так и раньше. Я сам оттуда не вылезаю…
Мысли Владимира Сергеевича начинали путаться. Аня толкнула ногой под столом Виктора и заторопилась.
- Мы пойдем, Владимир Сергеевич. Очень много дел. А историю про роддом вы потом расскажете. Приятно было познакомиться. Еще увидимся.
- Да вы яичницу хотя бы доели! - хозяин возражал против ухода гостей, но довольно вяло. «Еще четверть часа и за ними некому будет закрыть дверь», - думал он, зная свою дурную привычку отключаться совершенно неожиданно. – Но смотрите… Надо, значит надо. Спасибо за визит и за роскошное угощение. Жалко, все целым осталось! Даже вино не допили… В следующий раз, если соберемся, поговорим более обстоятельно…
Уже у входной двери Владимир Сергеевич неожиданно заключил:
- Правильно, что уходите. Я сначала погорячусь, покричу. А потом выпью еще рюмку и могу заплакать. Кому интересны пьяные слезы? Пропала жизнь… Пошла коту под хвост…
- Не падайте духом… - попыталась утешить его Аня. – У вас еще многое впереди…
- У меня все впереди, только мой перед сзади!
Аня испугалась, что хозяина потянет на пьяные подвиги.
- Только вы, Владимир Сергеевич, сегодня никуда не выходите. Может, Оксана скоро придет…
- Нет, не выйду! – хозяин обнаружил неожиданную твердость духа. – Я уже знаю, чем такие выходы кончаются. Подберут на тротуаре, сначала отвезут в морг, а потом в вытрезвитель! Бывайте…
Некоторое время Анна и Виктор шли по улице молча. Потом он обнял ее за плечи, поцеловал в висок и прижал к себе.
- Не жалеешь, Эн, что сходили? Грустная картина…
- Нет, - ответила она. – Хороший человек, а пропадет…
- Уже пропал…
- Чем-то похож на моего отца. В молодости – грандиозные планы, а потом жизнь засосала, переломала… На столе появилась бутылка… Мать тоже стала выпивать. Младшая сестренка не работает, дома не всегда ночует. Все время врет…Отцу и матери не до нас. Они сами как кошка с собакой, особенно когда выпьют. Спасибо, что к телефону меня подзывают, да и то не всегда. Так хотелось уйти из этого проклятого дома! Но куда уйдешь?
- Мы уже ушли. У нас новая жизнь…
- Не спеши радоваться. Посмотрим, что будет. Где гарантия, что через год мы вот так же, обнявшись, будем идти по улице?
- Но любовь… - Вик встревожился.
- Ее нельзя подвергать таким испытаниям! Ты посмотри, что мы делаем! А дальше, боюсь, будет еще хлеще. Даже не заметим, как наши чувства изменятся. Была любовь, а станет…
- Дружба! – Вик не хотел терять оптимизма и прятался за шутку.
- Хорошо, если так! Но любовь и дружба – совсем разные вещи. С друзьями не сидят в одной постели. Если я захочу выйти из этого круговорота тел в природе, где будешь ты?
- Я с тобой!
- Это сейчас ты так говоришь! А что скажешь через год? Ты все больше увлекаешься своей новой ролью. Это как пьянство. Начинается незаметно, а заводит далеко. Как Альберт Львович говорил насчет черной икры? Начнешь есть – не остановишься…
- Давай не будем об этом, - попросил ее Виктор. – Даю слово, через год мы выходим из этого бизнеса. И начинаем обычную жизнь. Никакое затмение не продолжается вечно…
Аня ущипнула его за бок и засмеялась.
- Ты уже совсем как наш шеф! «Наш бизнес»…
Они долго смеялись и болтали о пустяках. Со стороны могло показаться, что их жизнь так же светла и прозрачна, как бездонное сентябрьское небо над ними…
В «Макдональдсе» на Пушкинской площади они выпили кофе, а затем, переглянувшись, съели по «Биг-Маку».
- Я не манекенщица, - удовлетворенно заметила Аня. – Я обычная девушка. Могу позволить себе любимую русскую забаву – поглощение американской еды в режиме нон-стоп.
- Видишь, у нашей профессии не одни недостатки. Есть и явные достоинства.
Виктор с интересом разглядывал посетителей кафе и с удовольствием ловил на себе взгляды девушек. Их почему-то в кафе было большинство. Аня повернула его лицо к себе.
- Мы сыты, довольны… А что с Оксаной? Как помочь ей вылезти из грязи?
Виктор пожал плечами. Ситуация казалась ему безысходной. Если муха попадает в паутину, ей глупо надеяться на доброго паука.
- А знаешь, Вик, мы рядом с гостиницей Альберта Львовича. Давай зайдем к нему и все расскажем. Все-таки у него больше опыта в таких делах… Что-нибудь посоветует…
Они позвонили по мобильнику Альберту Львовичу и через четверть часа были уже у него в номере.
- Несовершеннолетняя… - Лицо Альберта Львовича скривилось, словно от зубной боли. – Отец – алкаш, но пьет в меру… Хотелось бы взглянуть на такого уникального человека… Почему мы, хочу вас спросить, занимаемся судьбой этой девочки? Таких, как она, тысячи!
- Жалко ее, - просто ответила Аня и достала из сумочки носовой платок. Пока она рассказывала об Оксане, слезы скопились у нее в уголках глаз и в носу.
Альберт Львович прошелся по ковру, потом подошел сзади к Ане, сидящей в кресле, и положил ей руки на плечи.
- Жалость и слезы оставь, дорогая моя, для будущей жизни. Они тебе еще пригодятся и когда-то помогут. В нашей нынешней жизни они способны только помешать. Вот так, девушка. И тебя, юноша, это касается, хотя ты и не собираешься плакать.
Альберт Львович присел к рабочему столу, извлек из стоявшей на нем вазы ярко-красную розу. Полюбовался на нее, понюхал и положил на стол. Лицо его было спокойным и не выражало никаких эмоций.
- Если ты, Анюта, придумаешь, как помочь всем обездоленным и страдающим, я встану перед тобой на колени. И подарю тебе этот прекрасный цветок, Торопись, а то он увянет. У меня такого плана нет. – Альберт Львович внимательно оглядел своих гостей, как бы ожидая возгласа: «Есть такой план!» Гости, однако, молчали и с надеждой смотрели на него. – Час назад я гулял по Тверской и вижу: двое мужчин лет сорока разложили на тротуаре несколько пар поношенной обуви, три старых светильника, еще какую-то мелочь. Пытаются что-то продать, но их все обходят. Судя по одежде и помятым лицам – бомжи. Жалко их? Да. Как и ты, Анюта, я задаю вопрос: как их спасти? И отвечаю: никак! Они сами не хотят спасения! У них горит одно – выпить! А там, хоть трава не расти. Может, какой-то святой нашел бы путь к их душам и перевернул их. Но я не святой. Я рассуждаю просто. Спасти человека против его воли нельзя. Но помочь ему можно! Я дал бомжам денег, и они моментально исчезли, бросив под ногами у прохожих свой товар.
- Много вы им дали? – Вик смотрел на Альберта Львовича с любопытством, словно тот открылся вдруг с неожиданной стороны.
- Нет, на неделю пьянки. В женской компании, естественно. Они это любят, считают, что без женщин жить нельзя на свете… Но думаю, все, что они не пропьют сегодня вечером, ночью у них уже украдут. Их же любовницы.
- Хотелось бы думать о человеке хорошо, - вмешалась Аня.
- Вот и думайте! – Альберт Львович засмеялся. – Что вам мешает?! Только дурак не знает, что человек – это звучит гордо. И что жизнь дается ему один раз и то случайно. Думайте так, но не приставайте со своими высокими идеями к обычному, а тем более к опустившемуся человеку! Дайте ему возможность звучать обычно! – Альберт Львович посерьезнел, побарабанил по столу пальцами. Было ясно, что у него уже есть какой-то план. Не спасти, конечно, но хотя бы помочь… - Относительно этой вашей девочки…Самое простое – убрать ее с улицы и направить в более-менее приличный массажный салон. Или в сауну, в какой-нибудь центр досуга. Для девушек по вызову она слишком юная… Да и опыт у нее другого профиля – быстрый и дешевый секс.. Значит, она красивая?
- Да. – Аня сказала это твердо, но Альберт Львович смотрел на Виктора. Тот утвердительно кивнул головой.
- Высокая, стройная, симпатичная. Через пару лет будет еще обаятельнее.
- Программа-минимум – салон. А что касается программы-максимум, тут есть сложности… - Альберт Львович поднял ладонь и потер друг о друга кончики большого и указательного пальцев.
- Я помогу, - отозвалась Аня.
- Приятно иметь дело с богатой меценаткой. Нужно, к счастью, немного. Можно отправить вашу девочку на работу за рубеж… Работа, как вы понимаете, не пыльная, по ее профилю. Другой специальности у нее ведь нет.
- Только не в Турцию! – вырвалось у Виктора.
- Само собой, не в Турцию! – неожиданно легко согласился Альберт Львович. – Там, в этой Турции… - он помолчал, подбирая слова помягче, - мужчин слишком много… безжалостная эксплуатация. Мошенничают, могут заставить работать сверхурочно, да еще и без оплаты… В ходу наркотики. Подсадят на иглу - не то что, скорая, но и святая помощь не поможет…
- И не в Грецию, - тихо добавила Аня.
- Это уже слишком! – Альберт Львович даже всплеснул руками. – Тебя не устраивает уютный курортный городок у Эгейского моря! На Луну ее, что ли, направлять?! Но там даже воды нет. Фекалии нечем в унитазе за собою смыть.. Остается Испания… Но, как вы понимаете, командировок на испанские курорты я не выписываю. Могут только рекомендовать. Да и то устно. Но в нашем случае, раз она такая юная и неопытная, это не пройдет. В Испании проституция не запрещена, каждый волен распоряжаться своим телом, как ему вздумается. Запрещено наживаться на этом. Тем более, торгуя несовершеннолетней. Обычно нам платят несколько тысяч долларов за красивую девушку, которую мы направляем туда. Сейчас платить придется нам.
Альберт Львович хитро сощурился и замолк.
- Но как отправить ее в Испанию? – нетерпеливо спросила Аня.
Альберт Львович выдержал еще одну паузу и заговорил так, как если бы речь шла о чем-то сугубо будничном.
– Она поедет просто прогуляться на пару недель в Испанию. По приглашению. Думаю, что в город Салоу. Не ошибусь, если скажу, что у нее найдется в этом прекрасном городке хорошая знакомая… Если она предложит вашей смышленой юнатке какую-то работу, пусть не отказывается. Даже от работы уборщицы или официантки. Потом все наладится… Если повезет, конечно… Стоить будет эта затея недорого… Испанцы – народ чрезвычайно темпераментный, но они ревностные католики. Если бы они легализовали проституцию, как, например, в Германии, это приносило бы в их казну десять процентов всех доходов. Но нет! Работать нашей девушке в Испании можно. Но остаться надолго там трудно. Так что не обольщайтесь. Она у вас светленькая или темненькая?
- Блондинка. Почти как я, но не такая яркая, - пояснила Аня.
- Ей повезло. – Альберт Львович довольно улыбнулся. – Подкрасится и будет как ты. В Испании любят блондинок. Они идут там нарасхват. Испанские женщины вообще-то некрасивые, хотя некоторые несведущие люди их очень хвалят. Они волосатые, а иногда и с усами. Наверно, из-за того, что у них много цыганской крови. Красивая девушка будет там, как яркий цветок на клумбе среди невзрачных сорняков. Но испанки очень темпераментны. Как ваша?
Аня пожала плечами.
- Ничего, она юная. Темперамент приходит после двадцати, после первой тысячи клиентов… У нее все впереди. Пройдет там хорошую стажировку, а потом, смотришь, и сюда… Нам тоже нужны опытные кадры… Но, само собой, совершеннолетние и с хорошими данными… Не только внешними. Пусть книжек побольше там читает, а не бегает смотреть, как на стадионе быков режут…
Аня встала с кресла, быстро обошла стол, за которым сидел сосредоточенный Альберт Львович, и неожиданно для него, да и для самой себя, поцеловала его в макушку.
- Ну-ну! – Альберт Львович повернулся к Ане и взял за руку. – Эти женские поцелуи – сплошное притворство! Но спасибо. Люблю людей, способных испытывать чувство искренней благодарности… - Он галантно поцеловал Ане руку и посмотрел на своих гостей смеющимися глазами. – Давайте я на десерт расскажу чисто испанский анекдот. Идет собрание внутренних органов человека. Повестка дня: чтобы мог выжить весь организм, нужно удалить один орган. Левая нога поднимается и говорит: «Давайте удалим легкое. Как-нибудь дотянем лет до пятидесяти, и ладно». Мозги возражают: «Вы что, при такой экологии этого делать нельзя – дотянем только до тридцати». Встает член и говорит: «Давайте селезенку удалим…». Вскакивает возмущенная селезенка: «Позвольте, я не поняла… Почему, когда член встает, мозги молчат?!»
Дав возможность слушателям поулыбаться, Альберт Львович подвел итог:
- Как видите, испанцы тоже шутят. Так что, жить там можно.
На прощанье он вручил Ане розу, одиноко лежавшую на его столе.
- Она еще раз напомнит тебе и Вику, что красота недолговечна… Не разбрасывайте ее понапрасну…
- Я ваша должница, - уже от двери сказала Аня.
- Буду об этом помнить. А теперь, прощайте. Шлифуйте свое профессиональное мастерство. У меня есть для вас новые идеи!
На просьбы своих сотрудников Альберт Львович откликался охотно. Но благотворительностью он не занимался. Плата за оказанную им услугу обычно оказывалась высокой.
Глава 5
Анна проснулась поздно и долго лежала, бездумно глядя в потолок. Какое счастье – нет никаких желаний! И даже мыслей нет. Ничего, кроме пустоты и свободы…
Ей вспомнились слова Бориса Григорьевича, что человеку следует быть осторожнее со своими желаниями. Ему не стало бы лучше, если бы все желания сбылись. «Сколько противоречивых, а иногда просто глупых стремлений во мне! И как хорошо ничего не хотеть…».
Иронично относиться к самому себе… Смотреть на себя не просто со стороны, а глазами зрителя, готового смеяться. «Не обычная актриса, а актриса, исполняющая роль в комедии или даже в фарсе… Наверно, такой я и должна быть теперь… В конце концов вся жизнь – только ирония и насмешка. Лишь животные не смеются сами и никого не хотят рассмешить. Но над ними смеется человек, над человеком ангелы и в особенности черти, если все они есть. А над целым миром хохочет бог, который своим хохотом и создает этот мир и познает его… Так нас в университете учили».
Наконец она встала, выпила чашку крепкого кофе и села к окну. Сегодня свободный день. Вот-вот должен позвонить Вик. С ним, пожалуй, лучше не оставаться наедине. Сразу догадается, что с нею что-то не так. Ветрена, увлечена… Нет, не так. Она любит Вика и никто другой ей не нужен. Но в любви тоже бывают непонятные извивы…
Она достала с книжной полки томик стихов Игоря Северянина, замеченный ею еще раньше, и некоторое время ходила по комнате и декламировала его стихи, когда-то нравившиеся ей:
…В группе девушек нервных, в остром обществе дамском
Я трагедию жизни претворю в грёзофарс…
Ананасы в шампанском! Ананасы в шампанском!
Из Москвы – в Нагасаки! из Нью-Йорка – на Марс!
Ушел в прошлое университет… Где ее беззаботный семинар по английской поэзии семнадцатого века? Какой-то поэт написал, что зимой по замерзшему руслу Темзы рыщут голодные волки. Но последний волк в Англии, оказывается, был убит еще в шестнадцатом веке. Поэт был неточен… Но его волки – всего лишь образ…
Анна вспомнила Олега, который всякую свою оговорку объявлял образом или иносказанием, и тут же позвонила ему домой. Олег был серьезен и немногословен. Почему-то все время сбивался на разговор о модельном бизнесе. Через минуту Анна услышала веселые женские голоса, доносившиеся издалека. У Олега, в его, как он сказал бы, домашней библиотеке две новые книги. Скорее всего, они готовят уважаемому президенту модельного агентства его любимые макароны с колбасой. А он мимоходом, поглаживая книги по выпуклым местам, рассказывает им, каким богатым он станет в ближайшее время.
- Новые поступления? – на всякий случай спросила Анна.
- Да, тут подвозил, заехали…
- Литература не из модельного агентства, случайно?
- Ты что! Я не сумасшедший! На улице, что ли, девушек мало? А в агентстве, ты знаешь, все они по метру восемьдесят… Я не сноб, конечно, но иногда хотелось бы видеть у женщины не только грудь и то, что ниже, а хотя бы часть лица.
- Вика не ожидаешь?
- Каким ветром его занесет! Вы теперь в верхних слоях стратосферы. У вас там и ветра не бывает…
- Не нужны деньги? У меня, кстати, есть шикарные американские чернила. Только что доставили из Калифорнии…
Олег помолчал, потом, прикрыв трубку ладонью, что-то прокричал на кухню. «Просит не мешать деловому разговору», - чуть не рассмеялась Анна. Перейдя на полушепот, он пожаловался:
- Денег – кот наплакал. Не успел утром выехать, тут же попался этот двухтомник… Чернил на донышке… Но ехать не хочется, может, обойдемся. Если что, позвоню… Модельный бизнес – это вам не шутки! – неожиданно повысил он голос. Анна догадалась, что девушки уже в комнате и быстро попрощалась.
«Небольшой рост – это прямо несчастье, - пожалела она Олега. – Разве малышки, которые сейчас у него, поверят в то, что их ждут блестящие перспективы в качестве манекенщиц? К тому же и грудь у них, наверно, во вкусе Олега… Большая грудь и маленький рост, завещал нам классик, две вещи несовместные. Классик сам был небольшого роста, так что знал, о чем говорил.
Вика дома еще не было. «Никак не расстанется со своими старыми кошелками… - грустно заключила Анна. – Тоже, наверно, читает по два бестселлера сразу, не может оторваться… Надо было спросить Олега, не он ли посвятил Альберта Львовича в этот книжный жаргон. В другой раз…».
Наспех позавтракав, Анна отправилась в продуктовый магазин. У его входа она остановилась в раздумье. «Зачем я это делаю? Принесу кучу мелочей… Будем потом сидеть с Виком и выпытывать друг у друга, как прошли вечер и ночь? Я не готова вдаваться в детали. Ему тоже вряд ли захочется это делать… Не лучше ли пригласить в гости Веронику с каким-нибудь ее приятелем и устроить маленькую вечеринку? Вчетвером будет намного легче, чем вдвоем… Это и окажется той точкой, о которой говорил Борис. Промежуточный финиш… Праздник начала новой жизни!» Ника – это как раз то, что мне нужно. Кроме Вика, разумеется.
Не заходя в магазин, Анна вернулась домой и позвонила Веронике. Дома ее почему-то не было. По электронной записной книжке Анна тут же нашла номер ее мобильника. «Не помешать бы ей», - заколебалась она, но все-таки набрала номер.
- Эн, милая, я как раз думаю о тебе, - тут же откликнулась Вероника. – Как ты там? Я сейчас еду к своему приятелю. Он тоже работает у нашего Альберта Львовича… Высокий, белокурый, красивый Настоящий ариец! Нет, не Альберт Львович! Какой же он высокий и красивый! Ты хочешь меня рассмешить… Моего друга зовут Андрей, Он, правда, просит, чтобы все называли его Андре, на французский, понимаешь, манер… Но я все равно зову его Андреем. Назло ему! Французы ведь темненькие. У меня была пара-тройка таких. А Андрей – настоящий скандинав! Он привел меня на конкурс, а теперь руководит мною. Я вас познакомлю, только ты не вздумай отбить его у меня!
- О чем ты говоришь, Ника! У меня есть бойфренд. Мы встречаемся уже полгода, и мне никто, кроме него, не нужен…
Вероника расхохоталась, а потом выдавила сквозь смех:
- Исключая тех, кто платит! Но это работа… Мчусь к Андрею. Это для души! Если ты решила устроить что-то вроде вечеринки, мы навестим тебя! Но только после двух часов! Нам нужно хотя бы немного побыть наедине. Иначе я приду к тебе совсем голодная и наброшусь на твоего… друга сердца. Уж мне он не откажет! Не забудь его пригласить! Вчетвером будет веселее. К тому же мой Андрей, как все настоящие французы, такой ловелас! Он тебя загипнотизирует, как удав кролика! Не захочешь, а… Ну, не будем об этом. Диктуй адрес и жди нас в гости после двух!
«Какой легкий характер, - с завистью подумала Аня. – Провела с кем-то ночь, а поутру уже торопится к своему любовнику! Но ей проще. У ее Андре, чувствуется, есть большой опыт в наших делах. Любовник и одновременно наставник! Сам любит ее, если, конечно, говорит ей правду, и учит, как ей любить других. Прямо, парадокс какой-то! Мы с Виком оба несмышлёныши… Чему мы можем научить друг друга? Слепые котята, брошенные злой рукою в воду…».
Аня позвонила Виктору на номер его мобильника.
- Узнаешь? Это твоя красавица, умница и… Как ты еще меня называл?
Виктор был явно не в духе. Он долго откашливался и только потом пробормотал:
- Никак я тебя не называл. Я всю ночь думал о тебе! Раскалился, как утюг! Я еду к тебе, чтобы положить всему этому конец!
Аня долго смеялась, представляя себе возбужденное и покрасневшее лицо Виктора.
- Насчет конца ты преувеличиваешь! Ты оставил его там, где провел ночь! Предъявить мне будет нечего! Но приезжай, рада буду тебя видеть. Ко мне, кстати, после двух часов подъедет Вероника. Наша, так сказать, коллега по бизнесу. Ты ее видел на конкурсе. Она будет со своим поклонником, Андреем. Он тоже из нашего цеха! Веселая будет кампания…
- Я не приеду! Мне нужно поговорить с тобой наедине…
- Приедешь! Нам друг без друга нельзя. Кроме тебя, мне и поругаться не с кем. А я хочу еще и поплакаться… Приезжай, прошу тебя! Только сначала отправляйся к себе и немного поспи. А то будешь вялый, как прошлогодний огурец… Или как этот твой… который ты хотел положить…
Виктор молчал, слышно было, как он недовольно сопит.
- Я думал, ты переживаешь, а у тебя одни шуточки… Буду в три часа и выскажу все, что я о нас думаю! Какими нужно быть…
- Не знаю, милый, какими нам нужно быть, - прервала его Аня. – Но хочу сообщить тебе… Вчера я заработала две тысячи. И очень неплохо провела вечер!
- Ты шутишь! Какой идиот столько платит за такие вещи! Мне…
- Есть такие идиоты! Не рассказывай, сколько заплатили тебе. Мне это будет неприятно. То, что тебе кажется пустяком и достается тебе совершенно бесплатно, на самом деле имеет высокую цену. Целую, милый! Жду тебя!
Аня быстро положила трубку.
«За один вечер… Может, хоть это подействует… - Аня представила вытянувшееся лицо Вика. – Я, однако, хороша… Недавно была почти в панике, а теперь уже учу других жить! Вик для меня, как трамплин. Чем больше его сопротивление, тем дальше мой прыжок. А за мной кубарем катится и он…»
Не успела Аня одеться, как запищал домофон. Резко огрубленный техникой женский голос почти что пропел:
- Это мы, открывай быстренько!
Аня с трудом угадала интонации Ники и, путаясь в кнопках, успела все же напомнить:
- Поднимайтесь на девятый этаж!
Андрей оказался сероглазым высоким блондином с надменным выражением лица. Он небрежно поцеловал Ане руку и, не ожидая приглашения, отправился осматривать квартиру. Ника обняла Анну, поцеловала ее в щеку и шепотом спросила:
- Почему ты не накрашена? Для Андрея это хорошо, но ведь приедет Вик! У меня первое правило – ни один мужчина не должен видеть меня не накрашенной!
Она говорила быстро, мимика ее лица была, как всегда, неопределенной и какой-то блуждающей.
У окна на кухне Ника остановилась и засмотрелась вдаль.
- Хорошо жить высоко… Я на третьем этаже, в окна видны только деревья. Солнце заглядывает всего на час… А что это за большой дом со шпилем? Московский университет?
- Ну что ты! – рассмеялась Аня. – До университета отсюда больше десяти километров. Это гостиница «Пекин», а внизу там большой ресторан.
- Придет Вик, и мы отправимся туда! Но ты не готова… Вот видишь, как опасно быть не накрашенной! Андрей, иди сюда! – Ника подождала немного и махнула рукой. – Не подойдет, пока не назовешь его «Андре», У-у, чертов француз! – Она погрозила отсутствующему Андрею кулачком.
«У них не только любовь, но и какие-то детские игры, - думала, глядя на нее, Анна. – Андрей симпатичный, но его портит самоуверенность. Он считает себя неотразимым, презрительно кривит губы… А с Вероникой все ясно. Влюблена как кошка. Направил он ее в путаны, она без раздумий стала путаной. Скажи он ей, что нужно отправиться на Марс, она улетит туда без ракеты… Тот, кто во власти чужой, да еще такой сильной воли, как у Андрея, пребывает в состоянии невесомости. Поэтому Нике так легко…».
- Пойдем, посмотрим спальню. Это главное! – Ника подмигнула Ане и чуть слышно рассмеялась. В спальне она тут же бросилась на широкую кровать, покрытую мохнатым пледом. – Вот это рабочее место! Толстячка какого-нибудь сюда, он бы оценил! А кто у тебя уже побывал на этом шикарном ложе?
Аня смутилась, ей не хотелось говорить на эту тему. Непосредственность Ники ее немного шокировала. Она приложила палец к губам.
- Тайна!.. Вставай, твой француз уже скучает без тебя.
Андрей сидел в большой комнате посередине дивана, широко раскинув руки на его спинке. Ника тут же примостилась у него под боком. Аня села в кресло напротив.
- Хорошая квартира… Сюда удобно ездить. – Андрей говорил лениво и как бы равнодушно. – Когда-нибудь я приглашу вас к себе.. С Никой мы встречаемся пока что у нее… Но со временем…
Перехватив вопросительный взгляд Ани, Ника объяснила:
- У Андре много работы! Вот и сегодня он очень устал. Он рассказал мне, что пахал всю ночь и все утро. На меня у него уже почти не осталось сил. Но все-таки справился!
- Всю ночь и все утро? – недоумевая, переспросила Аня.
- Да, - меланхолично ответил Андре. - Секса мне всегда недостаточно.
Аня, недоумевающее, смотрела на Нику. Та не могла говорить из-за разбирающего ее смеха.
- Врет он все! – выпалила, наконец, она. – Он тебя разыгрывает. Одной меня ему вполне хватает.
Андрей привлек к себе Нику и поцеловал ее в протянутые к нему губы.
– Мне нравятся такие вот красивые, непосредственные, на все готовые, женщины…К тому же умная девушка. – Андрей еще раз поцеловал Нику, но уже в щеку, уклонившись от тянущихся ему навстречу губ. – Умная, но слишком много знает. И сколько всего испытала! В постели, разумеется…
Анна была поражена. На конкурсе Ника показалась ей простушкой, у которой всё лежит на поверхности. Кто бы мог подумать, что у нее есть такой опытный друг, и что она многое уже «испытала»…
- Мы с Андре собираемся накопить денег и поехать в Нью-Йорк. - Заглядывая в глаза своему другу, Ника называла его «Андре». Но, чуть отвернувшись, тут же возвращалась к обычному «Андрею». – О, этот Нью-Йорк! Высшая школа! Там даже у банковских клерков торчат как небоскребы на Манхеттене! Только в таких тепличных условиях можно отточить свое мастерство! А платят… Страшно вообразить, сколько платят! Один мой знакомый из Нью-Йорка сообщил мне по Интернету, что он кладет понравившейся ему девушке десять тысяч баксов за одну ночь! И эти деньги, уверяет он, всегда окупаются! Я выслала ему свой снимок. Очень скромный, сдержанный портрет в духе Рембрандта. Только лицо и гениталии… Ничего лишнего! Глаза, разумеется, открыты. Он считает, что в этом деле глаза – самое важное…
- Половой извращенец какой-то! - спокойно заметил Андрей. – Десять тысяч за одни красивые глаза!.. Мы много где с Никой не были… Вот в Нью-Йорке не были… В Париже не были…
- В Лондоне не были! – подхватила Ника. – Да, если откровенно, мы нигде, кроме Москвы и Московской области, не были! Но ментально мы давно уже лондонские люди!
- Ничего, зайка, будет и на нашей авеню праздник!
- И я не сомневаюсь! – тут же согласилась Ника, но вдруг замолкла и задумалась.
Не заметивший этого Андрей неопределенно повел рукою в воздухе и изобразил на лице кислую улыбку.
- Ах, этот Нью-Йорк! Город, где едят гамбургеры, не снимая презервативов! Голубая мечта детства Ники! Я, признаться, не очень люблю самоуверенную и самовлюбленную Америку. Хорошую школу можно пройти и здесь. И платить у нас со временем будут не меньше. Но моя киска хочет большого американского «вискас». Она жаждет побывать в Штатах! И отдаться там какому-нибудь безобразно богатому мафиози! Если так, почему бы не отправиться туда? Полететь на «Конкорде», посетив по пути Лондон или Париж…
Ане не нравился этот разговор, и она попыталась изменить его направление.
- Конечно. А потом из Нью-Йорка - на Марс… А где вы, Андрей, были вчера вечером?
- В гей-клубе «Центральная станция». Расширял кругозор.
- Туда можно и девушкам! – вмешалась Ника. – Клуб, конечно, чисто мужской, и мужчинкам вход обычно бесплатный… Но если у девушки есть входной билет за двадцать баксов и присутствует «розоватый» блеск во взоре, ее тоже пустят. Натуралки там никому не нужны, своей банальностью они вносят диссонанс. А вот «розовых» пускают, если вечер не интимно мужской.
– После посещения такого рода клуба так хочется женщину! Вы ведь даже не представляете, Аня, как иногда хочется женщину! - Андрей в очередной раз поцеловал Нику и сделал это с демонстративной нежностью.
- Не представляю… - Аня оторопела от такой необычной постановки вопроса.
- Пусть наши мужчины, Андре и Виктор, отправляются в свою «Центральную станцию»! – Ника обращалась к Ане и говорила с вызовом. – Нам, женщинам, не нужны эти чисто мужские, профориентированные сообщества! Вертепы для молодых, сильно продвинутых московских интеллигентов и крепко пьющих иностранцев, помешанных на однополой любви. Мы с тобой, Анечка, отправимся в новый клуб «Мачойя»! И пойдем туда как раз в четверг! В этот день там чисто женское, «розовое» общество. Мужчинам не протиснуться туда ни за какие деньги! Эти лесбо-пати пользуются неистовым успехом! На них полно респектабельных бизнес-леди, подъезжающих туда на «мерседесах». И мы выберем женскую вечеринку с садомазо-представлением! И не только на сцене, но и в зале!
Андрей снял свою руку с плеча Ники и чуть слышно похлопал в ладоши.
- Какой проникновенный монолог начинающей лесбиянки! Но я не вижу огня в глазах Ани. По-моему, она еще не готова к садомазо-подвигам в чисто женском обществе. Придется подождать, пока созреет. Сходи пока одна, зайка!
«Своеобразная какая-то у них любовь…» - Анну смущал их странный разговор.
- Виктор что-то задерживается… - вставила она. – По-моему, он был в новом клубе «ХШ»…
- Тоже неплохо. Там все модно, ярко, дорого. Одним словом, феерично. Старый дворянский особняк, лепнина на потолке. Отличные промоутеры, устроители вечеринок… Дорого, но для «клубящейся», как говорят, Москвы не вполне стильно. Смешано все… - Андрей в недоумении развел руками.
- Давайте перейдем к столу. Виктор вот-вот подойдет. Я ничего не готовила сама, так что поразить вас мне будет нечем. Обед доставили час назад из ресторана «Пекин». Восточные салаты, стейки из семги и прочее. Есть шампанское…
- Полусладкое? – Глаза Ники радостно заблестели. – Я его очень люблю!
Поднявшись с дивана, Андрей укоризненно покачал головой.
- Детский сад! Старый отечественный предрассудок – обожать полусладкое шампанское! – Он повернулся к Анне и строгим, не допускающим возражений голосом сказал: - Только брют! Никакого другого шампанского просто не существует!
Андрей принес оставленные на столике в прихожей торт и большую коробку конфет, перевязанную яркой голубой лентой.
Ника показала ему язык, пожала плечами и доверительно прошептала Ане на ухо:
- Ему невозможно возражать! У него такой отточенный вкус!
Сунув и торт и конфеты в холодильник, Андрей уселся на стул около большого стола на кухне и заинтересованно посмотрел на Аню.
- И что же, Анечка, будем все-таки пить? – Не дожидаясь ее ответа, он пустился в разглагольствования, продолжающие так оживившую его тему шампанского. – Что касается меня, я пью исключительно американское шампанское «Кристалл». Кроме крепких напитков, разумеется. По сравнению с «Кристаллом» всякое другое шампанское, извините меня, моча. Сказать «Шампанское лилось рекой» - все равно, что ничего не сказать. Когда вы наполняете ванну, вода тоже льется рекой. Но заявить «Я пил «Кристалл»» - значит сказать всё! Пусть это дорого, но это того стоит!
Анна, готовившаяся разогреть ресторанный обед, подчеркнуто равнодушно сказала:
- Мы будем пить шампанское. Оно в кладовке, слева по коридору.
Андрей направился к кладовке, открыл дверь, включил свет и почти минуту стоял молча. Потом он повернулся к девушкам.
- Здесь «Кристалл»! Целый ящик! – Казалось, он не верил своим глазам.
- Хоть дорого, но мы этого стоим! – вскричала Ника. – Не нужно нам полусладкого! Я тоже люблю теперь только «Кристалл»!
- Вчера было два ящика, но один мы почти израсходовали. В холодильнике, там, где фрукты, осталось три бутылки. – Анне было приятно, что она немного сбила спесь с подмосковного любителя американского шампанского.
Вернувшись на свое место, Андрей обратился почему-то с вопросом к Нике.
- Кто же этот неприлично богатый человек, который позволяет себе являться в гости с ящиками дорогущего вина?
Ника пожала плечами и показала глазами на Аню. Та сделала, однако вид, что чересчур увлечена своим делом, чтобы отвлекаться по пустякам.
- Наверно, новый знакомый Ани, - не выдержала наступившей паузы Ника. – Я знаю, что вчера Анюта была не одна и не с Виком…
- Любопытный знакомый… Оставил на прощание на прощание ящик «Кристалла»… – Андрей говорил полушутливо-полусерьезно, но было заметно, что он немного выбит из колеи. В сценарий заученной им роли опытного в своем деле человека, великодушно наставляющего молодых коллег, нужно было вносить поправки. – Кто же он?
- Коммерческая тайна! – выпалила Ника и засмеялась. – Неужели ты, Андрей, не понимаешь, что такими секретами не делятся? Это все равно, что спросить: «Скажи мне, где ты зарыл свой клад? Я пойду и выкопаю его»…
Аня расставила на столе тарелки и большие конические бокалы для шампанского и распорядилась:
- Откройте, пожалуйста, Андрюша, ваш любимый «Кристалл»! – Про себя она подумала: «Вместо французистого «Андре» буду называть тебя «Андрюшей». А потом, может, даже «Андрейкой»! Наверное, так тебя и называли в раннем детстве в твоей деревне».
Раздался писк домофона в прихожей.
- Вот и Вик! – радостно воскликнула Анна. – Умеет он прийти вовремя!
Виктор протянул руку Андрею, тот на секунду замешкался и пожал руку.
- Виктор.
- Андре.
Виктор взглянул на гостя с некоторым недоумением, затем деловито поставил на подоконник прозрачную коробку с шоколадным тортом, а в центре стола водрузил бутылку шампанского.
- Полусладкое! – Аня довольно усмехнулась и подмигнула Нике.
- Такое мы теперь не пьем! – Ника демонстративно отвернулась.
Андрей деловито разлил по бокалам «Кристалл» и поднял глаза на Аню.
- Первый тост произнесет, наверно, хозяйка?
- Нет, дайте я скажу! – вмешалась непоседливая Ника. – Мы трое начинаем новую жизнь. Я предлагаю старый, знакомый всем нам с детства тост. Моряки первым делом пьют за тех, кто в море. А мы выпьем за тех, кто первый раз в первый класс!
Все засмеялись, Андрей особенно громко. Ане показалось, что он снова чувствует себя опытным старшеклассником, зашедшим преподать маленький урок по этике половой жизни бестолковым третьеклассникам.
Они просидели на кухне целый «час» и выпили две бутылки шампанского. «Кристалл» Нике явно не нравился, и она попросила все-таки открыть «Полусладкое». Разговор все время сбивался на открывающиеся перед ними перспективы, в особенности на гонорары, которые они вправе теперь запрашивать.
Андрей смотрел на новичков снисходительно. Он понимал, что никакой твердой таксы в таких интимных делах нет. Неприлично опускаться ниже какого-то минимума. Но какой окажется верхняя планка, зависит только от везения. Иногда удается заработать за ночь и две тысячи зеленых, но можно отправиться восвояси и с парой сотней баксов.
- Господа неофиты, - вмешался, наконец, он. – Хватит говорить о производственных проблемах. У нас ведь не заседание правления какой-то кампании. Я прочел сегодня в своем гороскопе хороший совет. Забудь на время о своей профессии и о деньгах! Давайте перейдем в комнату и придумаем себе какое-нибудь безобидное, неделовое занятие…
Ника поддержала его и тут же отправилась занять место на диване, чтобы быть рядышком со своим Андре. Анна и Виктор расположились поодаль друг от друга на креслах. Шампанское и конфеты перенесли на журнальный столик.
- Давайте сыграем в игру на слова! – предложил Андрей.
- Давненько я не играл в игру на слова! – откликнулся Виктор.
Анна с удивлением посмотрела на него. Оказывается он помнит что-то из любимых ею «Мертвых душ» Гоголя! Неужели читал эту толстую книгу! Большинству школьников она кажется почему-то очень скучной…
- Знаем мы вас, как давно вы не играли на слова… - Анна постаралась воспроизвести недоверчивую интонацию игрока и забулдыги Ноздрева.
- Давненько я… – повторил Виктор.
- Знаем мы вас… – Анна не выдержала и рассмеялась, показывая пальцем на Виктора. – Он всю прошлую ночь играл на слова!
- Не иначе, как это были матерные слова! – заулыбалась Ника.
- Мы же договорились – о делах ни слова! – остановил их Андрей. – Я начинаю, задаю вопрос. Виктор отвечает, а потом сам задает вопрос. И так по кругу. Тот, кто не сумел ответить, разливает шампанское, а следующий отвечает… Поехали! Раз уж есть «Кристалл», предлагаю угадывать, как кто пьет! Скажи-ка, Виктор, как пьет плотник?
- В доску, - ответил, не раздумывая Виктор. – А как пьет пожарный? – обратился он к Ане.
Та задумалась, свела брови и стала теребить пальцем губы.
- Вот видишь! – Виктор удовлетворенно улыбнулся. – С пожарником надо было вчера выпивать, а не с кем попало!
- Насчет кого попало – сильно сказано! – по лицу Андрея нельзя было понять, поддерживает он совет Виктора или, наоборот, не соглашается с ним.
- Пожарный пьет в дымину! – нашлась Аня. – А скажи-ка, Ника, как пьет сапожник?
- Это уже игра в поддавки! – усмехнулся Андрей.
Однако вопрос заставил Нику задуматься.
- Сапожник, сапожник… - чуть слышно повторяла она. – Пьет как сапожник… - Но вдруг ее озарило: - Сапожник пьет в стельку!
- Молодчина! – Андрей поцеловал ее и небрежно заметил: - У нее были когда-то два или три сапожника. Но вы мне не поверите, совершенно непьющие!
- Не ври! – обиделась Ника. – Такому, как ты, ничего нельзя рассказать. Лучше ответь, как пьет … портной?
Андрей сделал вид, что задумался. Чувствовалось, однако, что в эту игру он играл уже не раз, и его трудно поставить в тупик.
- Она меня совсем не щадит, - притворно пожаловался он. – Всем вопрос как вопрос, а мне… портной… Да он вообще не пьет! Ему же за машинкой сидеть! Работа тонка, выпей, к ширинке не только свой палец пришьет, но и свой член…
- Ты не отговаривайся! – Ника торжествовала. – Все пьют! А портной, может, побольше других. Шьет и пьет, пьет и шьет… И так без конца…
- Умница! – Андрей поцеловал ее в плечо. – Все знает! У нее была в свое время парочка портных. Оба пили как сапожники!
- Это не ответ! – запротестовала Ника, не почувствовавшая, что, оттягивая ответ, Андрей разыгрывает ее.
- Портной пьет в лоскуты. – Андрей торжествующе посмотрел на Нику. – А как насчет стекольщика, Вик?
- Вдребезги! – на секунду задумавшись, ответил Виктор. – А как насчет гробовщика, Эн?
- Вусмерть! – Для Анны вопросы такого рода не составляли труда. – А охотник?
- Опять женская солидарность! – Андрей предостерегающе поднял палец.
- Охотник пьет в дупель! А железнодорожник, мой дорогой? – Ника положила ладони на плечо Андрея и заглянула ему в глаза. – Только не рассказывай сказки, будто у меня была пара-тройка железнодорожников! У меня был всего один, но зато - какой! Не выигрывай время для размышления.
- Он пьет в дрезину! – Андрей не стал затягивать время. – А повар?
Аня с любопытством посматривала на задумавшегося Виктора. Интересно, с кем он провел ночь? Может, лучше вообще не спрашивать о таких делах? Она колебалась. Все-таки стоит спросить. А ему расскажу о Борисе Михайловиче… А уже потом не будем касаться таких вещей…Было непонятно, чего ей хочется больше. Конечно, хотелось бы узнать, что было у Виктора. Но еще интереснее было бы рассказать ему о том, что происходило с нею…
- Повар, я думаю, если уж пьет, то пьет в сосиску. – Виктор говорил неуверенно, но Андрей тут же согласно кивнул головой. – Хорошо. Но как пьет химик?
Аня задумалась, а Ника неодобрительно показала головой. Игра – это всего лишь игра, так зачем же своей любимой девушке задавать вопросы на засыпку?
- Химик пьет до выпадения в осадок! – Аня взглянула на Андрея, и тот показал жестом, что согласен с ответом. – Как насчет медика, Ника!
- Он пьет медицинский спирт… Это очень крепко! Крепче даже, чем абсент…
- Румяный критик мой, насмешник толстопузый! – Андрей ласково ее погладил по животу. – Ты меня упрекала за затяжку времени, а сама поступаешь так же. Расскажи еще, что у меня были когда-то две или три медсестры, злоупотреблявшие этим самым спиртом. Сестричек, к твоему сведению, я прошел в своей сексуальной молодости десятки! У меня были не только медсестры, но даже врачи…
- Ты меня отвлекаешь, - отмахнулась Ника. – Медик пьет до потери сознания! Если, конечно, он не разбавляет свой спирт водой…
- Теплеет, но еще не горячо. – Андрей не снимал руку с ее живота, и у Ани мелькнула мысль, что Ника совсем не вовремя залетела. – До потери сознания пьет начинающий медбрат. А настоящий медик пьет…
- До потери пульса! А теперь держись, Андре! Как пьет поп?
- Ха-ха, он всегда пьет до чертиков! До белой горячки! До прихода белого кардинала. Это известно всем. А вот как пьет извозчик, Вик? Тут нужно знать историю нашей родины.
- В дугу он пьет, не в облучок же! – Ответ не затруднил Виктора. Довольный собой он повернулся к Ане. – А свинарка?
Анна задумалась. Ни как пьет свинарка, ни как набирается пастух она не знала.
- У свинарки поросята… - подсказал Виктор.
- А-а, до поросячьего визга!
- Без подсказок! – сделала им замечание Ника. – Мы, к счастью, уже не в школе!
- Ну, раз мы закончили школу и стали такими образованными, скажи, как пьет математик?
Ника ненадолго задумалась, потом встала и начала разливать шампанское.
- По математике у меня в школе всегда была тройка, - оправдываясь, сказала она.
Вопрос перешел к Андрею, который ту же стал скрести в затылке.
- Если не в ноль, мне придется налить по второй. Уверен, что в ноль! Как ему еще пить? – возражений не последовало, и Андрей заметил: - Далеко мы зашли! Игра начинает расплываться… Профессий уже не хватает… Химик был, математик был… Как пьет физик?
- Если он не работает на Нобелевскую премию, он пьет до звезд из глаз!
- Но это тот, который занимается астрономией… - попытался возразить Андрей.
- Нет, всякий физик! – Виктор стоял на своем, чувствуя, что определенности в заданном ему вопросе нет. – Если это физика твердого тела, то приходится пить до потери сопротивления!
- Как Ом? Я когда-то знала закон Ома! – вмешалась Ника.
Виктор пригубил поданный ему бокал и великодушно согласился.
- Может, и как этот Ом. Если выделенный ему спирт он использовал не для протирки контактов, а вовнутрь, то сопротивление терял – это точно… Но хватит ученых. У них теперь такая зарплата, что, думаю, они не только не пьют, но даже не всегда закусывают. Ответь-ка, Анечка, как пьет дворник?
- Дворник… - задумчиво произнесла Аня. – У него же ничего нет! Свою оранжевую куртку он давно уже пропил… Остались лопата и лом… Он пьет в лом! Больше не во что! – не ожидая возражений, она спросила: - Писатель?
Ника, вернувшаяся под бок к Андрею, рассудила быстро.
- Лома у писателя нет, поросят тоже… Только стол и ручка. До сползания под стол пьют все… Значит, писатель допивается до ручки!
Взяв в руки бутылку шампанского, Андрей задумчиво повертел ее.
- Все-таки шампанское – женское вино. Даже «Кристалл» – самокритично признал он. – Как считают настоящие мужчины, шампанское – не водка, много не выпьешь! – Заметив, что Ника собирается что-то возразить, он добавил: - Я говорю, настоящие мужчины, а не какие-нибудь твои поклонники! Если никто не возражает, я схожу в магазин и возьму для нас с Виктором бутылочку чего-нибудь покрепче. Как насчет виски, Вик? Не зря говорят в народе, шампанское без виски – деньги на ветер. А вы пока сыграйте в какие-нибудь другие слова… Советую взять слово «рот». Очень интересные могут быть комбинации!
- Может, объяснить тебе, куда идти? – спросила Аня, перешедшая незаметно для самой себя с «вы» на «ты».
- Нет, спасибо. Я знаю этот район. Рядом большой супермаркет, там много всего интересного…
Андрей ушел. Инициативу тут же взяла на себя Ника.
- В рот не возьмешь! – с двусмысленной улыбкой сказала она и повела рукой в сторону Виктора.
- Это какой же он должен быть, чтобы ты не смогла взять его в рот? – Виктор заулыбался и стал ладонями изображать примерную толщину. – Разинуть рот!
- Ни капли в рот! – тут же поддержала ее Ника.
- Во весь рот! – не сдавался Виктор.
- Мимо рта!
- Не раскрывая рта!
- Интересно, как это удастся сделать, если рот не открывать! Хлопот полон рот!
- Это уже не совсем в колею! – возразила Аня. – Хлопоты здесь уже в каком-то переносном смысле. Ну да ладно! По усам текло, а в рот не попало!
- Смотреть в рот! Но не больше!
- Ах, так! Тогда – заткнуть рот!
- Опять двусмысленно! – на мгновенье задумалась Ника и предложила: - На чужой каравай рот не разевай. Ты сам понимаешь, что имеется в виду под караваем.
- Рот в рот!
- Разжевать и в рот положить! – выпалив это, Вик неожиданно замолк, а потом засмеялся. – Это я сгоряча! Чего не сделаешь ради победы в игре!
Девушки тоже рассмеялись. Ника замахала руками.
- На этом игра закончена! Рот больше никому не нужен. Претендент на него разжеван…
- И благополучно проглочен! – закончила ее мысль Аня. – Его хозяин… его бывший хозяин остался с носом.
- С вами опасно играть! Спасибо, хоть нос не тронули! С такими острыми бритвами, как вы, можно остаться, кроме всего прочего, и без носа! – Виктор потер в смущении свой нос.
- Если будешь совать свой нос, куда не следует! Но хватит! Пойдем Ника, ко мне в спальню, я хочу спросить тебя кое о чем… Вик, не подслушивай. С тобою будет отдельный разговор!
- Да, да… - Ника поднялась, направилась к двери, но вдруг повернулась к Виктору.
- А знаешь, откуда я взяла «Ни капли в рот!»? Андрей недавно рассказал мне трогательную историю об одной французской девушке… Как и я, она начала яркую интимную жизнь в тринадцать лет. В двадцать она уже работала в Марселе, в борделе для моряков. С нею случилось психическое расстройство! Она впала в транс и все время повторяла «ни капли в рот, ни капли…» Оказывается, моряки больше всего любят оральный секс. Мужчин у нее каждый день было много, но только орально. Ее не использовали как женщину! Она работала только как пылесос! В результате попала в психиатрическую клинику с диагнозом истерия и сексуальный бред на почве хронической неудовлетворенности. Я ее понимаю! Ей хотелось чувствовать себя желанной женщиной, а не сосудом для слива мужской страсти!
Девушки уединились. «Ничего себе, трудиться в публичном доме и страдать от сексуальной неудовлетворенности! – размышлял Виктор. – Права была Алла, когда подарила Олегу резиновый фаллос! Олег не одну уже довел, наверно, до психического расстройства. Все-таки женщины в этих делах мудрее. Мужчина ищет, где глубже, а женщина стремится как лучше…».
Через несколько минут вернулась задумчивая Аня. Ника ушла на кухню и слышно было, как она в одиночестве села там за стол.
Аня наклонилась к уху Виктора и прошептала:
- Ника забеременела!
- От кого? – машинально спросил он.
- Глупее вопроса ты не мог задать! – Аня подняла его с кресла и посадила рядом с собой на диван. – От Андрея, конечно! Женщина всегда уверена, что забеременеть она может только от любимого человека. Все другие мужчины не в счет. Они только орнамент для большой любви!
Виктор выслушал ее с недоверием.
- Если ты вдруг забеременеешь, так это будет точно от меня?
- Совершенно верно, мой дорогой! От кого же еще, если я люблю только тебя, будущий папочка!
- Неплохо… - Виктор задумался.
Анна обняла его и крепко прижалась грудью к его руке.
- Слышишь, как бьется мое сердце? Оно стучит ритмично и уверенно. Люблю и любима, беременеть не собираюсь. Не будем, поэтому о грустном!
- Ника! – крикнула она. - Иди к нам, хватит там плакать в одиночку!
Вошла Ника с мокрыми от слез щеками. Вид у нее был растерянный. «Как она быстро переходит от смеха к слезам! – подумал, глядя на нее Виктор. – Эн гораздо устойчивее. Особенно в трудных ситуациях…».
- Ты знаешь, милый, Ника предлагает мне сходить в женский клуб «Мачойя»! – Аня по-прежнему прижималась грудью к руке Виктора. – В четверг, когда там чисто женский день и мужчинам вход воспрещен. Она сама уже бывала там. Говорит, очень интересно…
- Там будут только женщины? – Виктор, как будто, чего-то не понимал.
- Разумеется! Для них этот клуб и существует.
- И ты будешь с Никой!
- Мы придем туда вместе. А там, кто кому понравится!
- Ерунда какая-то! Кому это нужно?
- Нам это нужно! Но не всерьез, а только для расширения кругозора. И для веселья.
Виктору план явно не нравился. Он снял со своего плеча руку Ани и отстранился от нее.
- Такие дела всегда начинаются в шутку, а кончаются большим серьезом!
Ника вытерла тыльными сторонами ладоней свои щеки.
- Там нет ничего страшного, Вик! – она робко улыбнулась сквозь набегавшие слезы. – Я попала недавно в салон «Аффиначи» этого клуба. Не в чисто женский день. Там была удивительная свадьба! – Ника оживилась, глаза ее заблестели. – Мне бы так тоже хотелось отпраздновать наше бракосочетание с Андреем! Молодой бизнесмен сочетался браком с юной, красивой девушкой, с которой он познакомился двумя днями раньше там же. Это была садомазо-свадьба. Все дамы – в черной коже, а их спутники – совершенно обнажены! Жених увлекается моржеванием. Поэтому группа его друзей по этому виду спорта прибыла на банкет в кадках с колотым льдом. Дарили плетки, цепи, ремни, чтобы молодоженам не было скучно в их первую брачную ночь…
- Они что, всю ночь потом пороли ремнями друг друга? И так веселились? – перебил ее Виктор.
- Не знаю! Я возле их брачного ложа не стояла и за ноги их не держала! На свадьбе они вели себя как обычные влюбленные. Может, оставшись наедине, раскрепостились и оттянулись по полной садо-мазо-программе. Не дарили никаких букетов! Из цветов исключительно только кактусы!
- Интересно… - протянул Виктор, но потом не выдержал и брякнул: - Не свадьба, а черт знает что! Я не хочу прибыть на свадьбу в кадке со льдом! И голым мне не хочется сидеть за свадебным столом!
Аня насмешливо погладила его по плечу.
- Успокойся! Я ведь была бы одета! В обтягивающую тело черную кожу! Для грудей и прочего были бы, конечно, отверстия. Как сказал один отечественный писатель, выбранные места для общения с друзьями… Но все остальное было бы наглухо закрыто!
- А что остальное? Руки до локтей и ноги ниже колен? – Виктор поднял руки и развел ноги.
Аня демонстративно отодвинулась от него.
- Какой ты провинциал! Ты посмотри на него, Ника! Он вчера приехал на дровнях из деревни под Нижним Волочком. В тулупе, что ли, за свадебным столом преть?! И где равенство мужчины и женщин? Ты сидишь рядом со мною совершенно голый. А я не могу даже свою прекрасную грудь гостям показать? Смешно!
Ника заулыбалась, но Виктор посмотрел на нее сердито.
- Мне не смешно! Никакой «Мачойи»! Никаких публичных раздеваний!
Ника попыталась успокоить его.
- Давно вы с Аней знакомы? – вкрадчиво спросила она Виктора.
- Пошел седьмой медовый месяц!
- И за это короткое время ты взял такую власть над ней?! Но это же диктатура, Вик! За семь месяцев женщина ребенка не успевает выносить, а ты…
- О сроках беременности я бы на твоем месте помолчал! – раздраженно оборвал ее Виктор.
Ника застыла с полуоткрытым ртом, потом вдруг захлопала ресницами и беззвучно заплакала. Виктор поднялся, налил себе вина и залпом выпил. Не взглянув на Нику и Аню, он уселся в кресло и уставился в окно.
Глава 6
Андрей вернулся через полчаса. В одной руке он держал пакет, а в другой – пластмассовый чехол с гитарой.
- У нас проблемы… - прошептала открывшая ему дверь Аня и ушла в комнату.
Андрей потоптался минуту в прихожей, потом появился на пороге комнаты с сияющей улыбкой.
- Ну, что друзья приуныли? Чем бы мне вас развеселить? Может, мне показать вам моего Железного Феликса? Уверяю вас, эта штука будет посильнее «Фауста» Гете!
- Покажи… Хотя ты уже показывал… По крайней мере мне. Это было очень впечатляюще. Много месяцев помнится. - Ника робко улыбнулась и стала пальцами стирать со щек слезы, размазывая тушь.
- Эх ты, моя замарашка! – Андрей достал носовой платок и вытер ей щеки. – Бог с ним, с Железным Феликсом. Он любит подниматься на трибуну по ночам, а днем он большей частью спит. Но уверяю вас, поманите его нежным женским пальчиком и… и это будет лом. А против мужского лома у женщины нет приема. Но оставим эту тему… Сейчас лучше немного виски. Анечка, приготовь, пожалуйста, стаканы для виски! И лед, если он есть!
Андрей пошел в прихожую и вернулся с большой квадратной бутылкой.
- «Джони Уолкер», прекрасное шотландское виски. С легким ароматом сгоревшего торфа! Я вырос в деревне на юге Московской области. Там постоянно горели торфяные болота. С тех пор я и полюбил шотландское виски. Но некоторым нравится ирландское виски. У него острый привкус ячменя. Большинство женщин обожает американское виски. В нем есть нотки хереса, кукурузы или пшеницы. У американцев и в этом деле нет чистых линий.
Беззаботно балагуря, Андрей бросил по кубику льда в принесенные Анной стаканы с тяжелым толстым дном и толстыми стенками и налил понемногу виски. Первый стакан он передал Нике.
- Выпей, милая! В нашей с тобой ситуации только это и помогает! Кстати, я принес консервированные лягушачьи лапки и икру морского ежа. Если кто желает… Эта икра – уникальное средство против сексуальной депрессии! Но должен предупредить: она очень дурно пахнет! Некоторые говорят даже, что она воняет, как это самое… Но что делать! Едят, как правило, тех, кто не по вкусу! Одна моя знакомая даже как-то сказала: «Либо ты будешь со мной, либо останешься наедине со своей вонючей икрой!» Но потом привыкла. Вы ведь знаете, любовь втроем, я имею в виду эту икру, – она творит с человеком чудеса!
Ника на какое-то время затихла, а потом, слушая Андрея, начала робко улыбаться. «Он уже изучил ее, - подумала Аня. – Знает, как вернуть ей хорошее настроение. Ее нужно заговорить какими-нибудь пустяками, и она обо всем забудет…». Взглянув на Виктора, она поняла, что и он уже забыл недавнюю перепалку. «Не нужно мне было будоражить его голыми титьками, выглядывающими из дырок в кожаном костюме…». Аня пожалела о сказанном. Но тут же у нее мелькнула мысль, что скоро он и к таким вещам привыкнет. Не к словам, а к грубой реальности, затянутой в кожу с отверстиями для интимных мест.
Андрей поднял свой стакан.
- Мы произнесли первый тост за то, что вас приняли в первый класс. Давайте теперь выпьем за то, чтобы нас не выгнали из школы хотя бы до восьмого класса!
- Не выгнали за развратное поведение! – засмеялась Ника. – Меня хотели выгнать…
- Ну, не так грубо… Развратное поведение… Что это такое? Лучше сказать, за поведение, не отвечающее высоким моральным и интеллектуальным требованиям! Тем требованиям, которые предъявляются к людям такой сложной и такой нужной обществу профессии, как наша!
Все выпили по паре глотков. Аня вскользь заметила:
- О профессиях больше ни слова. Мы же договорились… Виктор очень переживает. На нем лица нет…
Андрей отправился в прихожую и вернулся оттуда с новенькой гитарой.
- Вот это да! – воскликнула Ника. – Откуда гитара?
- Вестимо, из универсама «Перекресток» на «Тишинке».
Андрей принялся настраивать гитару.
- Там есть музыкальные инструменты? – не поверила Аня.
- Там, как в раю, есть все! И на любой, даже самый извращенный вкус! – Андрей подмигнул Нике, а потом удивленно посмотрел на Анну. – Ты живешь рядом и должна была бы знать… На третьем этаже…
- Знаешь, Андрюша, я даже не подозревала, что там есть третий этаж. Раньше у меня никогда не было денег. Если я и заходила на «Тишинку», то лишь в супермаркет на первом этаже. Чтобы купить хлеб. Только теперь наступило, наконец, время, когда я могла бы пойти на второй и на третий этажи. И даже купить там что-то…
- Контрабас! – ехидно подсказал Виктор. – Поездка в утреннем метро с контрабасом – лучший вид культурного отдыха! Особенно для девушки, проведшей ночь в женском клубе, сидя в кадке со льдом!
Андрей оглядел всех, но не мог понять, из-за чего развернулась полемика. Не дождавшись объяснений, он взял несколько громких аккордов и запел надтреснутым, чуть хрипловатым голосом:
Уж зима катит в глаза,
И стрекозка плачет…
Что же, блин, теперь сказать?
Я хочу иначе!
Чтобы молодость вернулась,
Чтобы елось и пилось,
Чтоб весна всегда тянулась,
И хотелось и моглось!
После припева Андрей минуту перебирал струны гитары. Потом продолжил в начале громко, а в конце постепенно затихая:
И еще чтоб много «чтоб»…
Das ist phantasisch? O, yes!
Морщу в напрасных раздумиях лоб…
Pse krew, не бывает чудес…
За внешней самоуверенностью и кажущимся безбрежным оптимизмом у Андрея скрывался, как будто, еще один слой чувств. В нем оказалось больше раздумий и печали, чем бравады и назидательности.
«Вот тебе и Нью-Йорк, высшая школа сексуальной езды! – удивилась Анна. – «На свете счастья нет, а есть покой и воля»… Тому, кто думает так, незачем мчаться в поисках приключений за океан…».
Словно почувствовав, что содержание песни не вяжется с предыдущими разговорами, Андрей тут же спел шутливую песенку. Всем своим видом он показывал, что поет о самом себе.
Схвати меня за яйца,
Чтоб больше не смеялся,
Не корчил бы паяца,
Над всем не измывался!..
Он отставил гитару в сторону и сделал вид, что интересуется тем, что у него между ног. Не сильно ли болит? Затем энергично потер щеку и продолжил пение:
Ударь меня по роже,
Ногою можно тоже,
Чтоб всю перекорежить
И душу растревожить!
Только в завершение песенки объяснялось, почему поющему вдруг захотелось, чтобы его терзали.
Я такой плохой,
Не дружи со мной,
Не ходи за мной,
Стань ко мне спиной!
Затем последовал длинный проигрыш, наверно, вместо пропускаемых слов.
Но и ты засранка,
Мухомор-поганка!
Рядом ляг со мной,
Не сто; спиной…
Некоторое время Андрей играл что-то неопределенное. Потом, почти не трогая струны, запел грустно и раздумчиво:
Как ейный хахель
И евонная любовница
Любили трахаться,
А после ссориться…
Воспользовавшись паузой, сделанной Андреем, Ника вставила:
- У любящих друг друга людей всегда так: сначала целуются и сразу после этого дерутся!
Андрей погрозил ей пальцем: «Мешаешь!»
Евонная жена
Была всем тем раздражена,
А ейный муж
Почти совсем не кушал груш…
Так жизнь текла
И так их всех качала…
Всех поровну ебла,
И это утешало…
- Андре! Спой нам что-нибудь о любви! О большой и чистой любви! – Ника сделала мечтательное выражение лица и изобразила рукой в воздухе большой овал.
Андрей задумчиво посмотрел на нее.
- Все песни, если вдуматься, о любви. Других, пожалуй, и нет…
- Есть песни просто о природе! «В траве сидел кузнечик», - напела Ника.
- Но ведь дальше там появляется, как нас уверяли в детском саду, лягушка, прожорливое брюшко, и съедает кузнеца. Кузнечик любил жизнь во всех ее проявлениях. Он – это Максим Горький, опустившийся на дно и оттого позеленевший. Но и лягушка любила жизнь. А то, что для нее жизнь, для бедного кузнечика смерть. Песня трагическая. Любовь – это всегда трагедия. Но с большим элементом фарса, когда это, как ты говоришь, большая и чистая любовь…
- Неправда! – упорствовала Ника. – Есть любовь с хорошим концом!
- Ну, если конец и в самом деле изрядный, любовь окажется белой и пушистой. Есть такие концы, и есть такая к ним любовь!
Андрей остановился и опустил гитару к ноге.
- Нас ругают и проклинают. – Прищурив глаза, он осмотрел всех, словно ожидая возражений. – И это естественно. Мы светлые, мы чистые до того, что нас не видно. Видны лишь наши тени. Но эти тени темные, совсем черные. И по ним судят о нас… Судят и осуждают. За что? Оказывается, есть за что… Мы – не святые! Ругают, и во многом, как видите, справедливо! Одно нас утешает во дни невзгод и тягостных раздумий о выбранной профессии… Хорошие гонорары! Не будь их, как не впасть в раздумье при виде того, что делают с нами! И кроме почасовой оплаты, есть всякие цитрусы, яблоки… К тому же, если признаться честно… - Андрей заговорщически подмигнул Виктору, вскользь взглянул на девушек и с напускным смущением закончил: - К тому же с каждой четвертой получаешь все-таки удовольствие… Не хлебом единым жив человек! Правда, Ника?
Обиженно надув губы, Ника ничего не ответила. Вик смотрел на Аню, словно оправдываясь. Она смутилась и отвела взгляд. Ей вспомнилось, как совсем недавно она неожиданно для самой себя прижалась к Борису Михайловичу. Ее руки обхватили его так крепко, что, казалось, между ними не осталось даже воздуха – только сексуальное влечение друг к другу. Не стоит рассказывать об этом эпизоде Вику.
- Андрей, вот ты вырос в деревне… – Анна не знала, как деликатнее выразить свою мысль.
- Наверно, там и вырос…
- Пели там что-нибудь местное, кондовое, так сказать?
- Какое кондовое, о чем ты говоришь? – вмешалась Ника. Говорила она, однако, без обычной энергии. – Андре вырос в большой деревне. В очень большой деревне! Больше самого Парижа!
Удивленная ее непоследовательностью, Аня смешалась и поспешила согласиться.
- Хорошо, пусть больше Парижа… Но я не об этом. Предположим, что в этой деревне живут пять миллионов… крестьян…
- Хлеборобов, - подсказал Андрей. – И доярок. Доярки нужны, потому что хлеборобов пока не научились выращивать, как пшеницу, в поле.
- Живет там много народа… - продолжила Анна. – Поют они что-нибудь, кроме того, что ты исполнял сегодня? Я думаю, поют…
Андрей взглянул на нее с любопытством, усмехнулся ее напускному простодушию.
- Кондовое, говоришь? Конечно, поют. Как выпьют, так и поют. И когда не выпьют, тоже поют. Но чтобы не выпить – это с ними случается редко. Что в деревне еще делать, как не пить! Это же не город, где проблем выше головы.
- И ты в деревне что-то пел?
- Еще как пел! Обо мне говорили: «Наш шатурский Кукурузо!».
- А сейчас не исполнишь ли нам что-нибудь из своего старого, деревенского репертуара?
- С удовольствием! – Андрей, не глядя на Нику, стал говорить напряженным, дрожащим голосом, похожим на голос Ники: - Я спою вам о любви… О большой и светлой сельской любви!
Он поднял ладонь, как бы прося тишины. Затем, неожиданно заложив два в рот, громко свистнул, хлопнул в ладони, притопнул и пропел визгливым фальцетом:
Ах, ах, ах! Полюбила тракториста,
Как-то раз ему дала.
Целый месяц сиськи мыла
И соляркою cсала! Эх, эх, эх!
- Спасибо, Андрюша, больше не надо! – поспешила вмешаться Аня.
Ника осталась безучастной. Она все больше грустнела и в любой момент готова была расплакаться…
Бросив петь, Андрей поставил гитару рядом у ноги, помолчал.
- Что и требовалось доказать… - неожиданно заключил он и обратился к Нике. – Я ведь для тебя пел, дорогая… А ты ни гу-гу… Прав был один древний мудрец: женщина всегда знает, чего хочет, но никогда не знает, чего ей хочется…
- Ты всегда говоришь только «милая» и «дорогая»! Так говорят все! – Ника требовательно подняла руку: - Скажи «любимая»!
- Нет ничего проще! – Андрей пожал плечами и произнес проникновенно: - Любимая! Таких, как ты, не было, нет… и не надо!
- Вот видишь, опять смеешься! А я страдаю! Как бедная Лиза у Карамзина! Его мы тоже проходили в школе… К сожалению, сейчас нет Карамзина, чтобы почувствовать и описать мои душевные мучения!
- Бедная Ника! Пусть их опишет Тургенев! Такой же талантливый сентиментальный писатель…
- Его тоже нет! И опять ты подкалываешь! Я выберу момент и в отместку укушу тебя!
- Только не это! Железный Феликс… Можно сломать зубы…
- Ты обидел меня своими шуточками. За это тебя следует наказать! – Ника отвернулась, а потом неожиданно заявила: - Если ребенок вылезет из живота, назад его уже не засунешь!
Андрей удивленно посмотрел на нее.
- Интересное сравнение! И главное, так актуально! – Он задумчиво потер переносицу. – Уже успела всем рассказать…
Слушая эту пустяковую перепалку, возникшую почти из ничего, Аня вдруг поняла, что Ника посвятила ее далеко не во все свои тайны. Дело не в беременности, хотя срок ее уже приличный. Нике хотелось бы родить… Это очевидно! Родить ребенка от любимого человека. Не считаясь ни со своей бурно начавшейся карьерой «манекенщицы», ни с сопротивлением Андрея. «Еще один кандидат на поездку в Нью-Йорк испарился… - с грустью подумала Анна. – Ни в какие нью-йоркские академии Андрей, конечно, не собирается. Этот замысловатый вояж он придумал только для того, чтобы сломить желание Ники стать матерью… Как сильна эта инстинктивная жажда в женщине! Неужели и я, если вдруг забеременею, махну рукой на все? Не знаю… Заранее не предскажешь, как поведут себя гормоны…».
Андрей положил гитару на колени и начал медленно перебирать ее струны.
- Вы знаете, - заговорил он, ни на кого не глядя, - в свое время американский композитор Николас Кейдж написал очень необычное произведение. Оно моментально сделалось знаменитым, сделалось, можно сказать, культовым. Это «Четыре минуты тридцать три секунды тишины». После взмаха дирижера оркестр молчит ровно столько, сколько указано в названии этого шедевра. Тишина - тоже музыка. Пауза или молчание – тоже разговор, а тишина – не просто музыка, а, возможно, вершина музыки. Как вы понимаете, изящную вещицу Кейджа можно исполнять любым составом инструментов. Давайте, я исполню ее вам на гитаре. Итак…
Андрей взмахнул рукой, наступило молчание. Оно длилось, по меньшей мере, минуту. «Когда он поет, он становится искреннее и лучше, - подумала Аня. – Не нравоучительствует, не высокомерничает… Манера пения необычная. То замедляет, то убыстряет темп… Стонет, причитает, а то вдруг выкрикнет, как кипятком ошпаренный… Кто придумал эти песни? Спрошу как-нибудь… Не сейчас… Мальчик из глухой, потерявшейся в болотах подмосковной деревушки. Ее жители, наверно, давно забыли само ее название. За ненужностью. Некому спрашивать, где они живут… «Мы не местные…» Таких, «не местных», там не бывает. А сейчас собирается в Нью-Йорк, Лондон и Париж… Если, конечно, собирается…».
Наконец, Ника не выдержала и чуть слышно зааплодировала.
- Прекрасная музыка! Это лучшее из всего, что ты когда-нибудь играл.
- Спасибо, старался! – Обидевшийся Андрей манерно наклонил голову. – Тем, кто достиг вершины, деваться некуда – только спускаться вниз. От музыки и поэзии надо переходить к низменной прозе… Давайте пропустим пару глотков виски, а потом каждый из нас расскажет какую-нибудь занимательную историю. Такую, чтобы начиналась словами «Однажды я…», а дальше шло что-то необычное, лучше всего - совершенно невероятное. Своего рода рождественский рассказ…
Андрей отложил в сторону гитару, поднялся с кресла, налил виски и поднес каждому стакан.
- Кстати, Анечка… - неожиданно начал он. – А как быть с ящиком нашего знаменитого и очень дорогого шампанского? В криминальной среде не принято оставлять после себя следов. В приличном обществе другой принцип. Нельзя расходиться, пока не выпито все шампанское. Виски или водка могут оставаться. Их остатки даже лучше употреблять утром. Натощак, так сказать, для опохмелки, как говорили в моей родной деревне. Но шампанское – нет! Оно не должно киснуть!
Под недоумевающим взглядом Виктора Аня ответила односложно:
- Ничего страшного, не прокиснет. Его владелец зайдет в ближайшие день-два.
Виктор напрягся и поставил свой стакан на столик. Андрей оставался невозмутимым.
- Неплохо! Частые встречи любовников – это уже дружба! Любовь ржавеет. Даже старая любовь ржавеет, хотя многие думают иначе. А вот дружба – нет. Она изготовлена из совсем другого материала. Давайте выпьем за дружбу!
Ника поколебалась, но потом все-таки выпила.
- Я тебе, Андрюша, не друг, не товарищ и не брат, - сухо сказала она, вытирая губы.
- Брат – это иносказательно, - заметил Андрей. - Ты мне сестра.
- И не сестра! С сестрой не спят! Сестры от братьев не беременеют! Я против того, чтобы переводить любовь в дружбу!
- Андрей, ваше пение чем-то напоминает Бьорк… - поспешила вмешаться Анна. – Она тоже постанывает, маниакалит, а потом неожиданно срывается в хаос и кричит…
Андрей благодарно посмотрел на нее.
- Я подражаю Бьорк. Открыто, не стесняясь этого. Она – проявление моей скрытой женской сущности… Мы с нею – женское и мужское лица одного и того же человека.
На Нику это туманное объяснение почему-то произвело впечатление. Во всяком случае, она выслушала его внимательно и в знак согласия покивала головой. Однако не забыла свою обиду, что тут же не замедлило проявиться.
- Давайте, я буду первой рассказывать! – энергично начала она. – Однажды моя знакомая…
- Симпатичная? – перебил ее Виктор. – Если не очень, то нужно помнить уговор – рассказывать нужно о себе!
- Высший класс! – ответил за Нику Андрей. – Не какой-нибудь сорняк с растопыренными лапами!
Ника от возмущения побледнела.
- Прошу без намеков! У меня действительно ноги от коленей немного расходятся врозь. Но они длинные и стройные! И не волосатые, в отличие от некоторых… - Ника подняла палец, давая понять Виктору, что это относится не к нему. – Так вот, одна моя знакомая целый день лежала на диване и читала «Фауста» Гете. И вдруг ей захотелось…
- Если читала «Фауста», значит не сорняк, - многозначительно заметил Андрей.
- И неожиданно ей захотелось… - Ника сделала многозначительную паузу. – Нет, не Фауста! И, представьте себе, даже не Гете!.. Захотелось обычного, здорового негра! Очень черного негра!
- Все-таки сорняк… - Андрей кисло сморщился и отвернулся от рассказчицы.
- Но где найти такого негра? На дороге они не валяются и в подъезд к ней не заходят… Она приоделась получше и отправилась на Тверскую. Где еще в Москве быть негру, как не там? Ходила, ходила, но ни одного приличного негра нет. Даже неприличного нет. Пристают, конечно: «Девушка, я вас в последнем французском фильме видел…». Липнут, как лейкопластырь. Но все белые… Тогда она решила поехать на Юго-Запад, к Университету дружбы народов. Пока добиралась, стал моросить дождик. Прошлась по улице, напротив здания университета. Потом рядом с общежитиями. Людей мало. Некоторые парни поглядывали на нее, но белые, совсем как скисшее молоко, таких и в деревне под Верхненижнеурюпинском хватает. Еще были какие-то черновато-желтоватые. Наверно, марсиане, прилетевшие подучиться нашему земному сексу. Но таких черных, как парадные офицерские сапоги, не встретилось ни одного. Углубилась в лесочек за общежитиями. Там под кустами были уже пары, но из-за дождика они не столько лежали, сколько стояли на четвереньках. И вдруг выныривает из-за деревьев негр. Такой черный, что лица не видно, тем более начинало темнеть. Направляется прямо к ней. Будто чувствует: «Если женщина хочет…». Присмотрелась, какой-то неполновесный негр. Высокий, но тщедушный, прямо плюгавенький. Дунь посильнее – улетит. Говорит этот негр: «Не хотите, девушка, в ресторан сходить? Здесь рядом. Вон за теми кустиками». Так невнятно по-русски говорит, что если бы не знала, чего хотела, вряд ли поняла бы его. Только зашли за кустики, он сразу стал хватать ее за разные места. Оттолкнула, кое-что сняла с себя. Самый минимум. А он возьми, да и повали ее на землю! Наверно, так у них в Африке принято. Других позиций не знают! Лежит она, как дура, на мокрой земле и снизу ее в голую попу что-то колет. Ситуация кошмарная! Снизу сыро, прямо холодит, а сверху ничего, как будто нет. Темно, негра совсем не видно. Он легкий такой, как перышко, никакого приятного давления не чувствуется. Не успела она опомниться, как негр уже вскочил и штаны застегивает. Она встала растерянная, сучки и листья с себя отряхнула. И тут негр говорит ей на прекрасном русском языке: «Пора деньги платить, девушка… не знаю, как вас там зовут». До того щебетал что-то непонятное, как птица. А насчет денег высказался на хорошем русском языке, совсем без акцента. Даже прочувствованно. Прямо актер Василий Ливанов! «Платить? - переспрашивает она. – Получай!» Как двинула его кулаком в челюсть! Он кубарем в кусты улетел. Хотя, может, и не в челюсть. Там его вообще почти не было видно. Но полетел далеко. Пошуршал он в кустах секунду, а потом как даст деру! В сторону, противоположную от университета! Ну, думает она, прямо в Африку подался! Пусть расскажет там, сколько стоит русская девушка! Даром наша красавица не отдается. Даже негру!
Ника остановилась и осмотрела всех торжествующим взглядом. Впечатление от ее рассказа оказалось, однако, каким-то двойственным. Аня смотрела в сторону. Виктор наклонил голову и явно не собирался выражать свои чувства. Только Андрей одобрительно покивал головой, но потом почему-то развел руками.
- Верите вы, что все это так и было? – не выдержала молчания Ника. – У меня есть доказательства!
- Верим, верим… - нехотя откликнулся Андрей. – Верим всему, кроме одного! Не могла эта девушка полдня лежать на диване с «Фаустом» Гете! Она, кроме плаксивых женских романов, вообще ничего не читает. Для нее даже Карамзин с Тургеневым сложноваты. Но негра она вполне могла захотеть! Не только к вечеру, а уже утром! Как встала, зубы еще не почистила, а уже хочет негра! Таких девушек я хорошо знаю!
- Откуда тебе их знать, темнота подмосковная! Негры это же не грибы! – Ника с досадой махнула рукой.
- А вот представь себе, знаю! – Андрей поднял руку, выдержал паузу и неожиданно твердо заявил: - Негром, которому ты дала в челюсть, был я!
- Как ты? – дружно воскликнули все и уставились на Андрея.
Некоторое время он мычал что-то неопределенное, поводил головой и хлопал себя ладонями по коленям.
- Это был я! – повторил, наконец, он и потер себе челюсть. – Здорово ты тогда мне звезданула! – Выждав, когда недоумение достигнут предела, он продолжил, слегка морщась от воспоминаний об этом, не особенно приятном эпизоде своей жизни. – В то смутное время я только что приехал в Москву. Прибыл в столицу нашей Родины из своего любимого Шатурского района... У нас там, кстати, теперь большой прогресс. Моя деревня стала почти вторым Нью-Йорком, а районный центр – так вообще теперь Париж. Наш глава районной администрации, представляете себе, негр! И председатель нашей сельской артели – негр! И все бригадиры негры. И даже доярки – сплошь негры. Но женские негры, то есть негритянки Сейчас там, конечно, все расцвело, а раньше глухомань была… Подался я от отчаяния в Москву. Но, оказывается, многие москвичи тоже плачут! И я попал в их число… Жить негде, работать негде. Искал, искал себе подходящее занятие и решил: буду подрабатывать негром! После обеда намазывал лицо и кисти рук темно-коричневой морилкой для дерева, и отправлялся туда, где большая дружба народов. Морилка не пахнет, это вам не гуталин. Но если не начинает еще темнеть, то опытные девушки могут заметить, что негр какой-то нашенский, подмосковный… Смелые девушки, желающие себя испытать, крутятся в лесочке около общежитий… А я тут как тут! Лепечу что-то полуиностранное: «Не желаете ли пройтись, мадмуазель, сильву ваше пле, вон за те кустики!». Сначала говорил, что там, прямо в кустах, ресторан. Но потом одна негодяйка дала мне в челюсть, и я решил: «Не имея денег, не обещай красавице ресторан! Схлопочешь по физиономии!».
Все смотрели на Андрея изумленно. Ника первой пришла в себя и послала ему воздушный поцелуй.
- Ах, милый, оказывается, мы с тобой давно уже знакомы! Можно сказать с детства!
Андрей ответил ей ласковым воздушным поцелуем.
- Там, в лесочке, было много таких, как я, подмосковных негров… Мы хотели даже организовать свой профсоюз чернокожих, чтобы обслуживать девушек, жаждущих африканской экзотики. Настоящих негров мы, конечно, гоняли. Русская девушка – только для русского! Иногда неграм это надоедало, они собирались оравой, ловили нас и били. Но хуже всего было с местной шпаной! Она не разбиралась, почему ты черный: то ли ты в Африке родился, то ли просто есть хочешь. Расисты, одним словом.
- Но объясни мне вот что, Андрей, - спросила Ника и в ее голосе прозвучало недоверие. - Тот негр был длинный, но худой… Прямо как щепка…
Андрея ее вопрос ничуть не смутил.
- Я ведь только-только из деревни приехал! А там три года питался одной картошкой. Каким я мог быть? Сейчас, конечно, женщины меня подкормили. Стал ходить в спортивные залы, в бассейн, к массажисту… Все меняется и обязательно к лучшему!
- А знаешь Андре… - неожиданно заметила Ника. – Если честно, ты мне тот, в лесочке, когда был негром, больше понравился…
- Надо же! – встрепенулся Виктор. – Сейчас он мощный, красивый, ухоженный, а она вспоминает его тощего и замухренного! Что делает с людьми любовь с первого взгляда! Каким увидит любимого при первой встрече, таким и хочет видеть его потом всю жизнь! Да… Такие истории надо печатать в газетах, в рубрике «Зачем вы, девушки, чернявых любите?». В поучение подрастающему поколению.
Аня смотрела на него насмешливо.
- Ну, это еще не факт, что тем негром, который произвел такое впечатление на Нику, действительно был наш Андрей. Он ведь сам рассказал, что таких негров, как он, в лесочке было много… Я вот не пойму… - Аня задумчиво накрутила прядь своих волос на палец. – Не пойму, чем белый, крепкий мужчина может быть хуже черного?
- Тем, что он не черный! – тут же ответила Ника. Смутившись под взглядом Андрея, она сама перешла в наступление. – Почему только девушек надо предостерегать от опрометчивых шагов? Вот, например, тебе, Андрей, хотелось бы темненькую?
- Какую еще темненькую? Из Италии, что ли?
- Черную! Из Африки! Из самых что ни на есть джунглей? – не дождавшись ответа Андрея, Ника высказалась за него сама. – Хотелось, и не раз! И была у тебя такая, я уверена! Нередко прямо на мокрой земле! Я представляю, как иглы и ветки впивались ей в ее черную задницу!
- А тебе, Вик? – спросила Аня и сделала такой вид, будто все, что бы он ни ответил, окажется неправдой.
Виктор ушел, однако, от ответа и обратился почему-то к Андрею.
- Ты, вроде, специалист в этом вопросе… Как русская женщина выбирает себе негра?
Андрей пожал плечами.
- Чтоб был повыше и, само собой, почернее…
- Здесь требуется… как это сказать… компетишн, - вставила Анна.
- Да, да! - охотно согласился Андрей. – Хорошее русское слово компетишн! Оно здесь как раз на своем месте. Богат наш родной русский лэнгвич, для каждой ситуации в нем есть точное слово!
- Нужны курсы какие-нибудь, вроде автошколы… - рассуждал, словно про себя Виктор. – Какая-то предварительная практика, занятия с инструктором…
- Глупости ты говоришь! Никакой негр нам не нужен! И никак мы его не выбираем! К твоему большому огорчению! – В подтверждение своих слов Анна стукнула кулаком по подлокотнику кресла. – Не нужен, и все тут!
Глава 7
Неожиданно раздался писк домофона. В ответ на повернувшиеся к ней лица, Аня развела руками.
- Я больше никого не приглашала! Все-таки такой день – веха в новой и такой необычной жизни… Хотелось, чтобы были только свои…
- Никому не открывай! – предупредил ее Виктор. – Не хватало только, чтобы приперся какой-нибудь твой… поклонник! Да к тому же черный, из самых джунглей!
Анна отправилась к пульту домофона, о чем-то поговорила с неожиданным гостем и вернулась в комнату.
- Посыльный из ресторана «Метрополь»… Принес подарок… От кого – не знает…
- Интересно… - недоверчиво протянул Виктор.
- Посмотрим, что за подарочек! – Андрей оживленно потер ладонь о ладонь. – А от кого – это вопрос десятый!
На звонок в дверь Анна прошла в прихожую, пошепталась о чем-то с посыльным и через минуту вернулась в комнату. В руках у нее была большая красивая коробка, перевязанная яркой лентой.
- Посыльный действительно не знает от кого подарок. Даже за деньги не знает… - недоуменно сказала она. – Приказано доставить ровно в семнадцать часов… Пойдемте на кухню, там на большом столе откроем… Может, внутри есть какая-нибудь записка…
На ее вопросительный взгляд Виктор твердо ответил:
- Не я прислал подарок! Я противник нашей новой распрекрасной жизни! И подарков по этому поводу делать не собирался! К тому же у меня и денег пока нет на такие дорогие подарки, которые доставляют посыльные … Так что, извините…
Аня поставила коробку на стол, развязала бант на ленте и повернулась к Виктору:
- Может, угадаешь, что там?
- Свадебное платье! - радостно закричала Ника. – Большое белое свадебное платье с фатой. Не иначе, как от Антонио Берарди или Валентина Юдашкина!
Андрей обнял ее за плечи и ладонью закрыл ей рот.
- Погрязла в мелочах, - сказал он извиняющимся голосом. – Не будет же Анна праздновать начало новой… очень новой своей жизни в свадебном платье? Тем более, Виктор здесь ни причем. И свадьба – понятие туманное. Одни мечтают быть на своей свадьбе в белом свадебном платье, другие не хотели бы присутствовать на ней даже голышом.
- Открывай, не тяни. Не могу даже представить, что там, - поторопил Виктор. – Сам я никогда не отправлял подарки с посыльным. Откуда мне знать, что дарят женщине в день, который она почему-то считает пиком своего торжества…
Аня взяла крышку за углы и сняла ее. В картонной коробке оказалась пластиковая коробка, чуть поменьше, закрытая полупрозрачной серебристо-голубой крышкой.
- Будем гадать? – еще раз спросила Аня.
- Уже угадали! – Виктор быстрым движением снял крышку.
В пластиковой коробке был большой торт, даже не торт, а что-то отдаленно напоминающее его. Коробка была заполнена доверху отборной красной икрой. По насыщенному красному фону шла сделанная черной икрой закурсивленная надпись: «Жизнь удалась!».
- Вот это да! – произнес изумленный Андрей и покачал головой. – Такого я еще не видел! Как можно это угадать?
Ника не выдержала, ткнула пальцем в икру и облизала палец.
- То, что надо! Высший сорт! Но так красиво, что жалко это есть!
Андрей подхватил несколько икринок с надписи, задумчиво пожевал и удовлетворенно хмыкнул.
- Неплохо… Очень необычно. Кто хоть однажды видел это, тот не забудет никогда… Но здесь нет никакой записки… Никакого поздравительного адреса! Кто этот счастливчик, способный заплатить за три или четыре килограмма икры и ее художественное оформление?
Все внимательно посмотрели на Анну, но было ясно, что она сама не знает, от кого этот необычный подарок. Андрей обошел Нику и Виктора, обнял Анну за плечи и поцеловал ее в щеку.
- Поздравляю, дорогая. Жизнь, как правильно нам подсказывают, удалась!
Оттеснив Андрея, Ника расцеловала Аню в обе щеки и тут же стерла легкие следы своей помады тыльной стороной ладони.
- Я тоже поздравляю! В следующей коробке непременно будет свадебное платье!
Виктор мрачно осмотрел коробку с выложенным на ней панно, покрутил ее на столе.
- От кого? Ни звука, ни слова! Интересно… Это напоминает надписи, выкладываемые на откосах вдоль железной дороги. «Счастливого пути» или, там, «Успехов в труде». Обычная железнодорожная безвкусица…
Аня обиженно посмотрена на него.
- У меня нет знакомых железнодорожников!
Ника тут же поддержала ее.
- Ты не прав, Вик. Очень необычно и красиво. Я бы сказала, с выдумкой и фантазией. Волнует душу! Особенно тонкую женскую душу, которая любит подарки и умеет их ценить! Какому железнодорожнику по карману такой подарок! Только министру путей сообщения! Но у него нет вкуса! Уж я это знаю, не при Андрее будь сказано. Если бы этот министр и решил прислать что-то в подарок, это были бы, я думаю, две железнодорожные шпалы! И принес бы их не посыльный из ресторана. Куда этому слабаку! Их притащили бы две могучих женщины в оранжевых куртках. Так у них давно заведено: женщины таскают шпалы, а мужчины покрикивают на них из кабинетов. Мне на день рождения этот твой министр прислал, знаешь что? Вагонное колесо! А к нему приварены по бокам железные крылышки. Это колесо вкатили ко мне в квартиру две пожилые, здоровенные женщины в рабочих куртках и сказали: «Принимай, мать! Будешь знать, кому давать!»
Виктор приподнял пластиковую емкость с икрой и вытащил из-под нее небольшой картонный прямоугольничек с текстом.
- «Ресторан «Метрополь». Повар Анри Перье».
Виктор повертел картонку.
- Ерунда какая-то. Продукт отечественный, а приготовил все почему-то француз. Он чего доброго, живую лягушку туда внутрь засунул… Я думаю, все это надо выбросить в мусоропровод!
Виктор взялся за коробку, но Андрей мягко остановил его руку.
- Подожди, Вик. Выбросить мы всегда успеем. Сначала приготовлю себе два бутерброда. Один с черной икрой – под шампанское «Кристалл», которым нас сегодня угощает твоя Анечка. А второй – с красной икрой, под виски…
Ника тоже положила свою руку на руку Виктора.
- И я сделаю себе два бутерброда. Два очень толстых бутерброда! А что касается этой французской лягушки… Если она там есть, Анечка быстренько нам ее поджарит. Хорошо, чтоб там внутри было четыре лягушки! По одной на каждого… Давай, Андре, я и тебе приготовлю бутерброды!
Недовольный таким поворотом дела Виктор ушел в комнату. Аня махнула ему вслед рукой.
- Иногда он бывает ужасным букой. А ты еще, Андрей, ляпнул про этот «Кристалл» … Это же соль на рану! Ревность!
- А что это такое, ревность? – спросил, присаживаясь Андрей. – Разве можно ревновать любимого человека?
- А кого еще ревновать? – отозвалась Ника. – Не министра же к его жене. Или к тем колесам с крылышками, которые он раскатывает по всей Москве? – Она подошла к Андрею и нежно поцеловала его. – Ты должен, милый, учиться ревновать! Со временем станешь, как Отелло! Нет, не таким же черным, как он. Таким же ревнивым! Черным ты уже был. Теперь тебе нужно вырастить в себе злобного, ревнивого зверя. Схватишь меня когда-нибудь за горло и прохрипишь в припадке ревности: «Молилась ли ты на ночь, Ника?» А я отвечу жалобно: «Нет, милый! Я и молитв-то не знаю…» Ну, ты меня и задушишь! Прямо на той постели, на которой я буду лежать рядом с другим мужчиной! Это будет так возвышенно!
Андрей отстранил ее от себя, развернул и, хлопнув по заду, отправил к разделочному столу.
- На постели – это, конечно, гораздо возвышеннее, чем на полу. Но ты на меня, пожалуйста, не сердись. У меня нет никакого желания тебя убивать! Лучше я врежу тому типу, который будет лежать с тобой. Как ты когда-то врезала мне. В том, конечно, случае, если он вдруг откажется заплатить тебе. А иначе и ему бить морду не за что…
Андрей отправился в комнату, принес виски и стаканы, достал из холодильника бутылку шампанского. Потом еще раз сходил в комнату и позвал к столу Виктора. Тот отказался и, включив телевизор, стал смотреть какую-то информационную программу.
- До чего ревность способна довести человека! Новости уже смотрит! – укоризненно покачал головой Андрей, присаживаясь к столу. – Думает, что выше женского лицемерия нет ничего на свете. Ошибается, есть! Телевизионное лицемерие – вот самая высокая вершина!
Ника поставила на стол большое блюдо с бутербродами. Андрей разлил виски.
- Чтобы елось и пилось, и хотелось, и моглось! Чего проще! Пожалуй, за это и выпьем! – он выпил, ни с кем не чокаясь. Жуя бутерброд, он принялся рассуждать вслух. – Немного же человеку надо! Выпил шотландского виски, закусил бутербродом с русской черной икрой и уже думается: «И жизнь хороша, и жить хорошо!».
Ника заторопилась, поперхнулась, но все-таки вставила:
- Жить хорошо, а хорошо жить - еще лучше!
Андрей скривил губы.
- Ты все еще во власти банальностей! У кого поднимутся руки задушить такую провинциалку? Тебе, крошка, надо расти!
- Следует быть поосторожнее со своими желаниями… - вернулась к своей утренней мысли Аня. – Хочу вам напомнить, господа нью-йоркцы, что великий американский поэт Уолт Уитмен говорил: «Для полного счастья достаточно жить и дышать».
- Так и говорил? – переспросил заинтересовавшийся этим советом Андрей. – Для счастья ничего не нужно – только живи и дыши?
- Так и говорил! – с удовольствием подтвердила Эн. – В поэме «Листья травы». Человек должен жить так же просто, как растет трава.
- Любопытная мысль… Но хорошо сказано!- Андрей на секунду задумался и принялся разливать шампанское.
Виктор пришел на кухню и встал в дверях. Потом он взял стакан и бутерброд, но садиться не стал.
Аня, ничего не объясняя, сменила тему разговора.
- У нас с Виком есть друг, который обожает икру. Но уже забыл, когда пробовал ее в последний раз… Давайте позвоним ему, и он подъедет! – Она взяла мобильник, набрала номер и выжидательно замолчала.
- Он любит икру! Редкого вкуса человек! Прямо какой-то уникум! – Андрей сделал удивленное лицо, а потом процитировал: - «А любишь ты икру?» - спросили раз ханжу. - «Люблю, - ответил он. – Я вкус в ней нахожу». Вашего уникального друга надо поддержать! Хотя бы килограммом икры!
- Ника его знает, - пояснила Аня. – Это – Олег, на конкурсе красоты - жених Виктора.
- А, Олежка! – радостно воскликнула Ника. – Прекрасный человек! К тому же был женихом Виктора. Он немного ухаживал и за мною во время конкурса… Говорил… Андре, не слушай! Говорил мне, трогая за талию и чуть ниже: «Какие губки! Такие губки! Они требуют достойного украшения!»
Андрей внимательно смотрел на нее. Потом неожиданно заговорил, повернувшись к Виктору.
– Мне непонятно только одно, - сказал Андрей, - почему Виктор разрешал своему жениху ухаживать за другими женщинами? Ведь жених Вика, его будущий муж, явно ухаживал за тобой…
Виктор, наконец, не выдержал и громко рассмеялся. Вслед за ним стала открыто смеяться и Аня.
- Все это была шутка, Андрей! – давясь смехом, воскликнул Виктор. - Розыгрыш! Олег никогда не был моим женихом! На конкурсе я играл роль женщины. Чтобы обеспечить мне алиби, Олег заявил, что он мой жених. Он даже сказал, что я внебрачный сын Альберта Львовича! Благодаря этим фокусам я, наверно, и победил.
Обескураженный Андрей тер себе лоб.
– Что же вы молчали об этом? - спросил он.
Аня вытерла слезы, выступившие в уголках глаз, и подала Андрею бутерброд.
- Большой шутник этот ваш Олег, - развел руками Андрей. - Он приедет сюда, чтобы продолжать ухаживать за Никой… Значит, икра окажется предлогом? Нельзя так насмехаться над деликатесом! Никакой ваш Олег не гурман! Он просто ловелас! Бабник, как говорили у нас в деревне…
- Успокойся, Андрюша, и ешь свой бутерброд, - примирительно сказала Анна. – Заявлял, что ревности нет, что она теперь такой же атавизм, как аппендикс. А теперь начинаешь ревновать Нику… Олег за нею ухаживал больше по инерции. Он ни одну симпатичную девушку не пропустит без … комплимента. Так, на всякий случай… А вдруг что обломится! Сейчас, кстати, у него в гостях две очаровательные девушки. Я думаю, события у них в полном разгаре…
– Олег теперь вне подозрений, - удовлетворенно подвел итог Андрей. - Если он как-то уладил дело со своими красавицами, он вполне может подъехать к нам. Вместе с ними, если они ему еще не надоели…
Аня предостерегающе подняла палец.
- Эти девушки не нашей профессии!
- А кто их знает! - равнодушно отмахнулся Андрей.
- Я знаю. У Олега нет денег на широкую жизнь. - Анна грустно развела руками. – У него их нет и на не очень широкую жизнь. Его горизонт – четвертинка на двоих с любимой и жареная колбаса с макаронами на ужин.
- Аскет, - с удивлением сказал Андрей – Подвижник…
- Сексуальный подвижник! – рассеялась Ника.
- Какая разница, чем он двигает. Звони ему, Анечка! Таких людей на всей планете осталось, я думаю, не больше десятка. Тарелка макарон, а после этого две женщины за вечер… И так, полагаю, каждый день?
- Примерно так, - ответила Анна и перезвонила Олегу. Он, однако, не отвечал.
- Титан мысли и тела… Особенно тела. Но и духа, это само собой, - задумчиво рассуждал Андрей. – Такого ни две, ни три женщины не испугают… Как сказал наш знаменитый поэт: «Трактор на полном ходу остановит и в ватнике в женскую баню войдет».
- Еще бы! Такие многого стоят! – Ника еще раз показала Андрею язык, явно на что-то намекая.
- Почему это?
- Потому, что один орган у них из титана! – заключила она с довольным видом. – Никогда не гнется. Им и виагра не нужна. Не то, что некоторым… нетитанам.
Неожиданно раздался настойчивый и длинный звонок телефона. Анна взяла трубку и удивленно сказала:
- Международный… Тебя, Андрей. – Когда Андрей начал говорить, она прошептала Нике. – Какой-то мужчина! Судя по голосу, молодой…
Андрей говорил односложно, ограничиваясь по преимуществу «да» и «нет». В конце он произнес: «Нет, нет! Сейчас не могу!».
Положив трубку, Андрей обвел взглядом всех, прокашлялся и небрежно заметил:
- Я дал твой телефон, Анечка, своему хорошему знакомому. Виктор может не волноваться. Никакой опасности для женщин этот человек не представляет. Для них он стерилен.
- Кто звонил? И почему он звонит тебе именно сюда? – Нику это объяснение явно не удовлетворило.
Андрей пожевал в задумчивости свой бутерброд, потом многозначительно сказал:
- Звонил самый знаменитый гомосексуалист страны.
- Боря Моисеев?
Андрей снисходительно посмотрел на нее и усмехнулся.
- Звонил поэт Дмитрий Могутин! Твой любимый Боря перед его портретом рыдает о своей неудавшейся сексуальной карьере! Дмитрий пишет очень неплохие стихи, а какие стихи у Бори? Дмитрий известен не только у нас в стране, но и за рубежом. Он неоднократно представлял нашу страну в Западной Европе и в Америке.
- По какой линии представлял? – недоверчиво спросила Анна.
- Естественно, по своей, по голубой. Делился своим богатым опытом с зарубежными мужчинами. – Все затихли, а Андрей откинулся на спинку стула, довольный произведенным эффектом. – Дмитрий консультирует Альберта Львовича по некоторым тонким вопросам мужской психологии. Замечательный мужиковед и мужиколюб! Автор нескольких книг на эту тему. Прекрасные, очень поучительные книги! Голубой Максим Горький! Буревестник новых форм мужского секса! Я читал его «Роман с немцем». Там он описывает, в частности, как выиграл в Канаде престижный конкурс на самую красивую мужскую грудь. И как в Нью-Йорке одному богатому идиоту загонял в его эту самую… бильярдные шары на шнурке. Такой был «фэшн», я вам скажу! Позы менялись, как у борцов классического стиля. Сейчас у Дмитрия вышла новая книга, «Америка в моих штанах». Хочет подарить ее мне. Он подписал ее…
- Уж не спермой ли? – в голосе Ники звучало недоверие. – Свои уникальные книги он, что, спермой пишет?
Андрей состроил удивленное лицо и с неодобрением посмотрел на Нику.
- До чего проницательная девушка! Но на этот раз ты все-таки ошиблась. Пока ошиблась. Свои книги он пишет чернилами. Хотя и добавляет туда…
- Все-таки добавляет? – требовала подтверждения своей догадки Ника.
- Но не то, что ты думаешь. Он добавляет в чернила свой талант! Большой талант, моя милая! В русской литературе спермой пока что не написано ни одной книги. Может, в будущем появится по-настоящему плодовитый автор, но пока такого у нас нет… Даже Эдичка Лимонов писал обычными чернилами, правда, нью-йоркскими. И знаменитая фраза «Русские поэты любят больших негров» написана этими же чернилами…
Чувствовалось, что Андрей мог разглагольствовать на эту тему долго. Виктор смущенно мялся в дверях, бросая вопросительные взгляды на Анну. Она поспешила изменить направление разговора.
- Андрей, а ты ругаешься матом? – неожиданно с самым невинным видом спросила она. – Вот в твоей песне был пропуск… Напрашивалось одно нехорошее слово…
Андрей замолк и удивленно уставился на нее.
- Нашей милой, невинной девушке вдруг захотелось пьяного дебоша с матерным стихосложением? – Он с сожалением развел руками. – Ничего не выйдет. Ругаюсь, но редко. По необходимости. А в присутствии женщин вообще не ругаюсь. Это было бы пошло. Не этому учил нас Иван Сергеевич Тургенев в своем знаменитом пособии для старшеклассников «Отцы и дети». И не для того декабристы разбудили Герцена, чтобы он выкрикнул на всю страну что-нибудь трехэтажное…
- А вот когда ты жил в деревне и начиналось половое созревание… - настаивала Анна, не хотевшая, чтобы разговор вернулся к чересчур откровенным вещам.
Взяв еще один бутерброд, Андрей внимательно осмотрел его, но есть не стал.
- Деревня – это, милая моя, миф. Мечта о первобытной простоте нравов. Была ли на самом деле та знаменитая деревня, в которой я вырос и возмужал? Этого теперь никто не знает. Ника верит, что была. А я сомневаюсь… Она думает, что там без мата я ни с одной девушкой не мог познакомиться. Я же предполагаю, что в той иллюзорной деревне я сызмальства знал всех девушек. Мне незачем было начинать издалека: «Девушка, так вашу перетак и переэтак, кажется, мы с вами вон в тех кустах еще не встречались?» …
Аня слушала его недоверчиво.
- Все дело в том, что как мужчина ты созревал, наверно, очень медленно?
- Ты полагаешь, что я долго качался, как сопля, над сексуальной пропастью? Может быть, - охотно согласился Андрей. – Бывало в детстве, годиков в семь-восемь, выйду на улицу, гляну на село… Девки гуляют и мне весело! Вернусь в дом, прошу: «Маменька, родная, дай воды холодной! Ножки гудят в пляску хотят!».
- Ты нас разыгрываешь! – усмехнулась Аня. – Но если насчет семи-восьми годиков правда, то рановато ты начинал. Зигмунд Фрейд таких вещей не советовал…
Андрей равнодушно отмахнулся.
- А, твой Фрейд! Чего стоят его советы! Он самому себе ничего путного не мог подсказать. Сразу после сорока он завязал свой узлом – крепким морским узлом – и сказал: «Это мне больше не нужно». У него были свои, фрейдистские комплексы. Его тянуло, я уверен, к проституткам. Но он не мог раскрепоститься и изменить своей жене… Как это делал, например, прекрасный поэт Александр Блок, воспевавший свою жену, но не притрагивавшийся к ней, а живший с проститутками. Первая женщина должна быть одновременно и последней! Этот принцип много крови попортил нашему дорогому Зигмунду!
- А мне вчера снился Зигмунд Фрейд! – вдруг воскликнула Ника. – Но непонятно, что бы это могло значить! Я ведь спала совсем с другим мужчиной! Даже без усов и бороды! И у него нечего было завязывать крепким морским узлом… Так себе, с гулькин нос…
- Не повезло тебе, зайчонок! – Андрей погладил Нику по плечу и сочувственно вздохнул. – Финансовая сила – это еще не все в мужчине. Далеко не все… То-то ты днем так приставала ко мне! Оказывается твой вчерашний партнер, хоть он без усов и бороды, по своей сексуальной силе тот же самый, что тебе снился!
«С этими друзьями не соскучишься, - с досадой подумала Анна. – О чем с ними ни заговори, они переведут беседу в одну плоскость…». По Виктору было видно, что он чувствует себя как первоклассник, случайно оказавшийся на вечеринке развеселившихся донельзя первокурсников института. Надо было его выручать, и Аня снова позвонила Олегу.
Наконец Олег снял трубку и чуть осипшим голосом стал извиняться.
- Не снимаю трубку… очень занят… Прости, пожалуйста, Анечка! Думаю, кто это названивает? Прямо растрезвонился, мешает работать… Не знал, что это ты. Думал, Альберт Львович. Пора платить за аренду помещения, а на счету нашего модельного агентства ни шиша. Он снял со счета все деньги до копейки. И мне он обещал подбросить немного деньжат. На моем счете тоже ноль копу и поцелуй в попу, не при женщинах и не женщине будь сказано. Он мне два дня назад прямо сказал, хватит, мол, в кафтане ходить и на разбитом драндулете ездить. Вы, Олег, - президент знаменитого модельного агентства и должны быть как Джанни Версаче! Это, если помнишь, тот знаменитый модельер, которого застрелил его гнусный любовник. Хороши шуточки у нашего Альберта Львовича! Но деньги мне не помешали бы. У нас ведь зарплаты нет не только у рядовых манекенщиц, но и у самого президента модельного агентства. Каждый крутится, как может…
- У нас с Виктором в гостях друзья. Много шампанского и полно икры. Мы хотели бы тебя увидеть и услышать.
- Услышать можете и сейчас, а вот увидеть…
Пока Олег размышлял, Аня включила кнопку громкого звука, чтобы все могли слышать его ответ.
- Какая у вас икра? Красная, наверно? – поинтересовался Олег.
- И красная, и черная.
- Ну, вы даете! У одних с утра во рту макаронины не было, а другие устраивают себе праздник жизни! Откуда богатство?
- Ниоткуда, вестимо. Какой-то мой доброжелатель прислал с посыльным несколько килограммов икры.
- Шампанское тоже от доброжелателя? А какое?
- Американское, «Кристалл». Целый ящик.
- Какие соблазны! Как устоять перед ними слабому человеку?!
Из трубки стал доноситься глухой женский голос, послышалась возня. Когда Олег снова заговорил, тон его был уже не восторженным, а извиняющимся.
- Я уже на крючке, как пескарик… Говорить еще могу, а двигаться не очень. Понимаешь, Аня, две книги… Одну уже прочел, она пошла на кухню посуду мыть. Представляешь, сама вызвалась! Благородная девушка! Будь я порядочным человеком, обязательно женился бы на ней! Говорит, лучше я буду на кухне, слишком уж возбуждаюсь при виде постельных сцен. И дома, и даже в театре. В театр, поэтому давно уже не ходит. А мытье посуды успокаивает ее лучше всякого душа. Шарко… Сейчас занят чтением второй книги. Проанкетировал ее, сделал мониторинг, провел лизинг… Действую, как настоящий бизнесмен! Она уже так раскалилась, что требует, делай со мною все, что хочешь! Ну, с этим пока подождем. Пусть сначала она сделает со мною все, что я хочу! А от икры не отказался бы… Пробовал ее в последний на свадьбе знакомого Виктора и теперь не отказался бы! Но не сегодня! О-го-го! Нет, это я не тебе… Пока трубку не уронил, настоятельно советую - икру в холодильник! Только не в морозилку. Там она станет гуще, но потеряет во вкусе. Уж я эти вещи хорошо знаю! Приеду завтра! Всем большой привет! Очень хорошо!..
На этом разговор прервался.
- Сгорел на работе, - сочувственно заметил Андрей.
- Это у него не работа, а хобби, - поправил Виктор.
- В нашем деле не поймешь, где работа, а где хобби. Одно перетекает в другое… - Андрей вдруг оживился. – Мы ничего не доводим до конца! У Олега нужно учиться! Приступил к делу – кончай смело! Вот, например, стали мы рассказывать о необычных случаях из жизни, но дали высказаться только Нике. Получили в подарок необычный торт, но так и не узнали, от кого он… Не Альберт ли это Львович? Позвони-ка ему, Аня! Поинтересуйся исподволь, не он ли… Только насчет наших планов выбросить торт в мусоропровод не проговорись. Обидится старик… Но сначала давайте выпьем, чтобы разговор с шефом получился деловым и содержательным. Может, Вик, все-таки присядет?
- Как тебе Олег? – спросила Аня Виктора.
Виктор сел за стол, долил себе виски.
- А что Олег? Он в своем амплуа. Работает и за себя, и за того парня.
Аня неожиданно рассмеялась.
- А тот парень – это, конечно, ты! Так подвести товарища – свалить на него свою работу!
Под любопытными взглядами Ники и Андрея Виктор смутился и начал оправдываться:
- С тех пор, как мы познакомились с тобой, я к Олегу стал заходить только по делу! Если он и привозит двоих, то совершенно случайно! Не оставишь же одну девушку ждать свою подругу у подъезда…
- А раньше книжечки вдвоем с Олегом почитывали? – деловито поинтересовался Андрей. – Богатая была библиотека?
Погрозив Андрею пальцем и нахмурив брови, Ника строго заметила:
- Интимная жизнь – это тайна! Глубокая тайна, покрытая мраком!
- Но ты же рассказала о своем негре? – не удержался Андрей.
- Только потому, что негром был ты! Это был рассказ о первой встрече двух любящих сердец. Современных Ромео и Джульетты! Если хочешь, Анны Карениной и князя Вронского, не помню его имени!
Андрей замахал руками и сделал испуганное лицо.
- Знаем мы, к чему привела бедную Анну роковая встреча с князем Вронским! О железных дорогах и тем более об их министрах мы все знаем, больше уже не надо! Не хватало только, чтобы ты предложила тост за железную дорогу…
Ника посмотрела на него с вызовом и повела плечами.
- А вот и предложу. Давайте, друзья, выпьем за железную дорогу! За тех, кто мчится по ней навстречу своей новой судьбе!
Анна и Виктор недоуменно переглянулись и подняли свои стаканы. Андрей помялся и присоединился к ним. Никому, конечно, не пришло в голову, что этот случайный, надуманный тост имеет сейчас прямое отношение к ним всем.
Неожиданно Аня встала, взяла Виктора за руку и вывела его на середину комнаты.
- Знаете, друзья, как? – сделав паузу, она покрепче взяла Виктора за локоть. – Через две-три недели мы с Виком уходим от Альберта Львовича! Уходим насовсем!
- Вот это да! – воскликнул Андрей. – Вот так сюрприз!
- Куда уходите? – удивилась Ника. – Вы нашли место лучше?
- Нет, - ответила Аня. – Никакого нового места у нас нет. Мы уходим в никуда! Просто мы возвращаемся в обычную жизнь!
Виктор стал выдергивать свой локоть из руки Ани, но она держала его крепко.
- Я еще ничего не решил! – воскликнул он. – Может, я еще думаю!
- Если ты не уйдешь сейчас со мной, думать будешь один! – резко сказала Аня и бросила его руку. – А я не могу дальше жить такой неестественной жизнью. В конце концов, я – человек и обычная женщина. Я - не путана, в которую меня превратил ваш Альберт Львович!
Решивший разрядить обстановку Андрей плеснул всем понемному виски и поднял свой стакан.
- Не надо ссориться, друзья! Мы с Никой тоже подумываем об уходе от Альберта Львовича и того грязного бизнеса, который он делает на нас. Но думаем мы, конечно, медленно… Так что вот так сразу… у нас не получится… К тому же нам хотелось бы остаться в модельном агентстве. Но быть настоящими моделями, а не чьими-то сексуальными игрушками. Ты, Ника, не унывай! Будет много новых конкурсов, блестящих побед… Наши девушки очаровательны, у них прекрасные перспективы. Я уверен в этом! Ты, Виктор, превосходно справился на конкурсе с ролью женщины. Дерзай и дальше, твори!
Ненадолго задумавшись, Андрей показал пальцем на себя.
– Труднее всего придется в новой жизни вот этому человеку! – он грустно покачал головой. - С каким триумфом начиналась его карьера! Негр в московском лесочке. Праздношатающийся симпатичный юноша в вестибюлях фешенебельных отелей. Стриптизер, пользующийся бешеной популярностью у женщин, и не только у них… И наконец, профессионал экстра-класса, имеющий дело со сливками общества… От деревенского, голодного и зачуханного парнишки дойти до таких высот – это много! И вот теперь с вершины и вниз. Башкой о землю! Геракл и Икар в одном лице! Подобно Гераклу, совершил девять подвигов, как Икар, поднялся до небес, но рухнул на землю из-за мелочи – из-за своего капризного характера…
Ника вопросительно смотрела на него.
- Но, Андрюша, мы с тобой ни разу не говорили о нашем расставании с Альбертом Львовичем… Я, конечно, пойду за тобой куда угодно, но нужно все-таки все обстоятельно продумать…
Андрей обнял ее за плечи и поцеловал.
- Милая моя, зачем тебе напрягать свою маленькую головку? Я сам принял решение, а тебе остается идти за любимым человеком. Ты ведь прекрасно знаешь, что я тебя никогда не подведу!
Ника кивала головой, но из глаз ее потекли слезы.
- Все-таки очень все это неожиданно… - пролепетала она, принимая платок из рук Андрея. – Прямо-таки внезапно…
- Для себя этот вопрос я уже давно решил, - Андрей говорил так, что трудно было понять, говорит он в шутку или всерьез. - Ника, конечно, захочет последовать за мной… Я вернусь в мою родную деревню и начну новое восхождение наверх, к деньгам и славе. Буду работать скотником, потом меня повысят до бригадира… Ника сможет трудиться бок о бок со мной дояркой. Ее тоже со временем продвинут… И так мы постепенно дорастем до сияющих вершин модельного бизнеса! Но уже без алчного Альберта Львовича, превращающего свои модели в путан!
- Красиво говоришь! – заулыбалась сквозь слезы Ника. – Стану дояркой и буду кормить моего дорогого бычка своей грудью!
Передернув плечами, Аня недовольно заметила:
- Приятно слышать, что мы все готовы расстаться с этой грязью. Только не нужно пафоса! Давайте, действительно, выпьем, но за что-нибудь грустное…
- За нас, что ли? – Виктор поморщился. – Мы не грустные, мы жалкие… Это конец только что начавшейся новой жизни. Мы ничего не успели, не успели даже достойно отметить начало этой жизни…
Андрей погрозил ему пальцем и широко заулыбался, как бы приглашая улыбаться и всех остальных.
- Ты не прав, дружище! Мы молоды, и это наш огромный шанс! В любой момент мы можем начать свою биографию с чистого листа. Вы начинаете чуть раньше, а мы присоединимся к вам. У нашей нынешней жизни нет никаких перспектив. Тем более, что Ника беременна…
Глава 8
Снова зазвонил телефон. Андрей досадливо поморщился.
- Какой-то вечер непрерывного телефонного общения! Не хватало только секса по телефону! Но звонок не международный и даже не междугородний. Не стоит, пожалуй, отвечать…
- Это может быть Олег, - извиняющимся голосом сказала Аня и взяла трубку.
Звонил Борис Михайлович. После нескольких вступительных фраз Виктор хмуро сказал:
- Включи, пожалуйста, громкий звук. Слишком много стало у некоторых секретов…
Аня неохотно выполнила его просьбу. Густой, медлительный голос Бориса Михайловича заполнил кухню:
- Ну, как торт? Понравился? Хотя это, в общем-то, не торт. Это – произведение искусства или, если хочешь, репродукция очень известного произведения. Лет пять-семь назад один художник создал этот шедевр, и он моментально сделался знаменитым. Его теперь воспроизводят в самых разных странах. В Нью-Йорке я ел это произведение под лозунгом «Life is a success», «Жизнь – это успех». Но это не совсем то, что наше «Жизнь удалась!». Я попросил повара в точности воспроизвести оригинал.
- Спасибо, Борис… Михайлович! Очень понравилось… Особенно всем понравился остроумный замысел. Сразу чувствуется – большой и оригинальный художник. О материале я уже и не говорю – выше всяких похвал. И главное – к случаю! Мы здесь собрались с друзьями…
- Веселитесь, а голос у тебя расстроенный… Ну, не будем об этом. В январе у тебя день рождения. Нужен будет торт с надписью, устремленной в будущее. Может, «Вся жизнь впереди!»? Хотя торты – это мелочь. Лучше будет, пожалуй, маленький «рено»… Впрочем, о сюрпризах заранее не говорят. Не буду отвлекать тебя. Обнимаю!
- Всего доброго.
Анна замерла на мгновение. Вынув у нее из руки трубку, Виктор положил ее на стол и с мрачной деловитостью заметил:
- Всю биографию знает! В январе у нее, видите ли, будет день рождения. Я пока даже не вспомнил об этом, а он уже готовится…
- Я думаю, он знает не только ее день рождения. Он познал ее всю. Потому и готовится! – Ника толкнула Виктора в бок пальцем и, довольная своей шуткой, засмеялась.
- Но мы-то хороши! Съели произведение искусства! Шедевр, как теперь выясняется! – по голосу Андрея невозможно было понять, шутит он или говорит всерьез. – Дикари, варвары! Вот так же дикари съели когда-то капитана Куку! Он полез в карман за бусами для них, что-то там у него зацепилось, а они неправильно поняли его и съели…
- Капитан Кук не был произведением искусства. Даже самого современного. – Анна начинала приходить в себя после неожиданного звонка Бориса Михайловича. – А наше произведение и создавалось для того, чтобы его съесть. Оно не может ведь выставляться в художественной галерее, как картина. Полюбовался и съел. Это постмодернистское искусство, перформанс…
Слушавший ее с интересом Андрей, удовлетворенно кивнул головой.
- Вот именно – перформанс! Помнишь, Анечка, этого художника, который изображал собаку?
- Конечно, помню. Художник Кулик.
- Так вот, если кто не знает, этот художник раздевался догола, одевал себе на шею ошейник с цепью, становился на четвереньки и лаял, как собака. Это произведение имело большой успех у зрителей!
Ника смотрела на Андрея с недоверием.
- Зачем он обнажался догола?
Андрей снисходительно похлопал ее по плечу.
- Собака не носит одежды! Пес не прячет свои яйца!
- Он выставлялся нагишом, чтобы его произведение привлекало внимание! – не согласилась Ника. – Голый мужчина всегда привлекает внимание женщин. Особенно, если это богатый мужчина. Правда, Аня?
- Смотря, какой мужчина – уклончиво ответила Анна. - Я сама не видела человека-собаку. Но знаю, что теперь это произведение не выставляется.
- Посетители оторвали у шедевра какие-то важные детали? – ехидно поинтересовался Виктор. – Вот на Арбате у бронзовой девушки какие-то вандалы отпилили руку. А у человека-собаки могли отхватить его этот самый…
- Ничего не оторвали! – рассердилась Аня. – Просто это произведение повезли на выставку в Стокгольме. Там собака сидела, прикованная в углу, лаяла и напрыгивала на зрителей. Но увлеклась. И укусила одну зрительницу…
- Красивую, наверное? – улыбнулся Андрей. – Красивую скандинавочку и я бы, пожалуй, укусил…
Ника поджала губы, а затем выпалила:
- Ты одну россияночку уже укусил! Да так укусил, что она не знает, что теперь делать! Хватит распускать зубы… и все остальное!
- С тех пор это произведение больше не выставляется, - закончила Аня. – Опасный перформанс.
Ника неопределенно повела рукою в воздухе и мечтательно сказала, моментально забыв о своих горестях:
- Я тоже хотела бы быть произведением высокого искусства. Сидела бы совершенно голая в уголке галереи на цепи и хватала бы проходящих кобелей за…
- Ну, ну! Не увлекайся! – Андрей прикрыл ей ладонью рот. – Хороши мы, есть на что полюбоваться! Заинтересованно обсуждаем проблемы поп-арта! Некоторые уже навострили лыжи в Стокгольм, в художественную галерею. Здесь нам всем надоело раздеваться!
Через пару минут Андрей неожиданно предложил:
- А не отправиться ли нам в какой-нибудь хороший ресторан? В «Яръ», например, это близко… Не ужинать же одной икрой! Но сначала дежурный звоночек Альберту Львовичу. Пусть знает, что мы еще живы и придумает для нас какое-нибудь интересное занятие. Мы ведь еще не расстаемся с ним... Потерпим немонго…
Анна набрала номер телефона Альберта Львовича. Ответа долго не было. Потом из трубки неожиданно рявкнул незнакомый мужской голос:
- Опять, небось, Альберта Львовича? Уже достали! Нет такого здесь! Я теперь живу в этом номере!
- Извините… - Анна опешила, у гостей вытянулись лица. – Извините, как это нет? Он не говорил, что переезжает…
- Ну, значит, умотал он от вас, девушка. – Незнакомец немного смягчился. – Мужики всегда так делают, когда не хотят платить. Не переживайте. Я только что въехал в номер, вашего мошенника не видел. Если хотите, подъезжайте ко мне. Это вы потребовали, чтобы в спальне на потолке висело зеркало? Чувствую, занятная вы штучка…
Анна поспешно отключила телефон и растерянно оглядела всех.
- Вот где, оказывается, он развешивал зеркала… - задумчиво проговорил Андрей. – Но на каком потолке он развешивает их теперь? Позвоника-ка, Анечка, администратору. Может, он в курсе, куда переселился Альберт Львович.
- Не иначе, как в «Метрополь», - Ника говорила уверенно, словно других вариантов переселения не существовало. – Звони, Аня, прямо туда!
Аня принесла телефонную книгу и нашла в ней телефон гостиницы «Центр». Администратор был сама вежливость и на все вопросы отвечал с добродушным похмыкиванием и покряхтыванием.
- Как же, как же! Альберта Львовича здесь знают все! Очень жалели, что сегодня он рассчитался, поблагодарил всех и уехал. Хм, далеко поеду, сказал…
- Но в номере было много собственных вещей Альберта Львовича! Телевизор, холодильник, кондиционер… Мебель, наконец…
- Это все он оставил. Широкой души человек! – В голосе администратора прозвучало восхищение. – Вызвал меня и говорит: «Уезжаю в родные места! Ностальгия, понимаете ли, замучила…». Спрашиваю: «А как быть с вашим имуществом? Оно ведь больших денег стоит?». А он широко повел рукой и отвечает: «Отдайте все эти мелочи неимущим! Не тащить же в новую жизнь все это старье». Я подумал-подумал, заказал грузовик и отвез все к себе на новую квартиру. Жена одобрила, особенно ей понравился испанский шкаф из красного дерева…
- А зеркало на потолке в спальне? – Анна цеплялась за последнюю ниточку.
- Жена категорически против! «Не хочу, - говорит, - чтоб ты видел мою мятую задницу на потолке». Зеркало отвезу завтра сыну, он приспособит его куда-нибудь… А куда уезжает, Альберт Львович не сказал. «Скучаю, - говорит, - по дальним родным краям»…
- Спасибо, - задумчиво сказала Анна. – А насчет зеркала на потолке ваша жена, может быть, еще передумает. Всего доброго.
Наступило долгое молчание. Ника замерла с полуоткрытым ртом. Виктор пристально смотрел на Аню, словно она могла раскрыть тайну неожиданного исчезновения Альберта Львовича. Задумчиво вертевший на столе свой стакан Андрей периодически отхлебывал по глотку виски.
- Вот тебе и «Метрополь»… - Он приподнял ладонью опустившийся подбородок Ники и мягко постучал ее пальцем по лбу. – Вот так и решилась проблема нашего будущего! Только мы собрались оставить Альберта Львовича, как этот хитрый мошенник покинул нас.
- Куда же он исчез? – Виктор отвел взгляд от Ани и обратил его на Андрея. – Обещал позвонить мне поздно вечером…
Андрей выразительно пожал плечами и состроил грустную гримасу.
- Мне он обещал очень выгодны заказы… Я в очередной раз убеждаюсь, что обещания дают главным образом для того, чтобы их не выполнять… А вот куда исчез дорогой Альберт Львович - это большой вопрос…
- Неразрешимый вопрос! – откликнулась Анна. – Ностальгия – непредсказуемая вещь. Может завести хоть в Нью-Йорк, хоть в Австралию, хоть в Аргентину… Я заметила, кстати, что в последние дни Альберт Львович был очень напряжен. Он вел какие-то переговоры с бывшим президентом нашего модельного агентства. Олег сказал, что со счета агентства исчезли все деньги. А суммы там были немалые…
Андрей понимающе покачал головой.
- Если деньги – это плохо. Это как камень на шею перед тем, как броситься в прорубь…
- Совсем плохо! – ожила, наконец, Ника. – Деньги ведь не Альберта Львовича, а чьи-то… А если чужие деньги такие большие, с ними нужно нырять глубоко! Достанут – голову оторвут! Он забрал и наши с Андреем деньги. Сказал, что вложит их в выгодное дело и через два месяца удвоит…
Аня засмеялась и долго не могла остановиться.
- Та же история и у нас с Виктором! Мы отдали Альберту Львовичу все наши скромные сбережения и теперь сидим на нуле. Вик настаивал, сказал: «Хочу быть вдвое богаче, и не оттягивая!» Вот, Вик, ты и стал богачом! – продолжая смеяться, она обняла Виктора.
- Нет больше Альберта Львовича! Он хитрый, его не достанут… - печально констатировала Ника.
- Правильно рассуждаешь! – похвалил ее Андрей. – А если даже его найдут и оторвут ему голову, пользы от него будет после этого немного…
Снова зазвонил телефон. Трубку сняла Аня, встревожено слушала несколько минут.
- Звонили из Курска, прямо из кабинета начальника вокзала! – взволнованно сказала она, теребя в руках мобильник. - Вы представляете, Альберт Львович приехал в Курск навестить своего родственника, да так разволновался при встрече, что прямо на перроне, в объятиях родственника взял и умер! В кармане Альберта Львовича нашли номер моего мобильника… Выражают соболезнование…
Наступила минута общего молчания. Первым очнулся Андрей.
- Нет… - задумчиво сказал он. - Как говорил знаменитый режиссер Станиславский: «Не верю!». Смерть в объятиях родственника, вдруг объявившегося в Курске…
- Что же здесь невероятного? – недоуменно спросила Ника. – Поехал в Курск и там неожиданно умер. Как пели мы в детстве: «Шел трамвай девятый номер, а в трамвае кто-то помер». Ехал человек куда-то, но не доехал до конца. Взял и неожиданно умер…
- Нет, нет! – возразил с хитрой улыбкой Андрей. – Все не так просто. Я думаю, это – только очередной спектакль Альберта Львовича! – Андрей говорил быстро, но убежденно. - Он сбежал с чужими деньгами. Причем не только с нашими пустяковыми сбережениями, но и с деньгами своих коллег по бизнесу. А это, я уверен, большие деньги. Его коллеги, замечу, очень памятливые люди. Теперь он заметает следы… Уверен, на одном из кладбищ Курска уже есть скромная могила Альберта Львовича. На граните сдержанная надпись: «Дорогому мужу и отцу от любящих его жены, детей и сотрудников по модельному агентству»». Альберт Львович изворотлив и к своему бегству он подготовился основательно. – Андрей поднялся и заходил по комнате. - Анечка, позвони-ка в железнодорожную справочную! Спроси, пожалуйста, какой поезд из Москвы проходил час назад через Курск.
Аня принялась звонить.
- Ты хочешь узнать, по каким местам мучает человека ностальгия? – спросил у Андрея Виктор.
- Совершенно верно! – ответил Андрей.
Аня закончила разговор по телефону и повернулась ко всем.
- Поезд «Москва-Симферополь», - задумчиво сказала она. - В Курске стоит четыре минуты.
Андрей удовлетворенно взмахнул рукой.
- Все понятно, - заключил он. - Альберта Львовича соблазнил уютный домик на теплом южном берегу Крыма. Гарные украинские парубки… Редкий из них доплывет до середины Днепра, но ночью они работают как отбойные молотки. И берут недорого, потому что не очень богаты, да и самим это дело нравится… Туда он и отбыл.
- Невероятно! Но похоже на правду… - согласился с ним Виктор.
Он заворочался на стуле, почему-то заулыбался и даже послал Ане воздушный поцелуй.
- Теперь я могу воскликнуть: «Я разорен!» и начать рвать волосы на голове, - Виктору было смешно, скорее всего, потому, что кричать о своем разорении у него никогда не было повода – нищие не разоряются. – Может немного отдохнем и начнем собираться на новый конкурс красоты? Правда, Анечка?
Он положил руку Ане на плечо, но та недовольно смахнула ее.
- Ты уже знаешь, чем кончаются эти конкурсы! Но после нашего мы оказались на вершине… на пике… модельного бизнеса. – Она так и не сумела подобрать других слов. – А следующий конкурс может привести меня в паршивый массажный салон… или в вонючую сауну…
- Массаж с танцами… – припомнил Виктор.
- Я не хочу, чтобы случайный клиент имел меня во время танца! И что бы этих клиентов оказалось столько, как у Оксаны! – Аня говорила горячо и возмущенно. – Я не хочу заниматься нашим нынешним делом, даже без руководства Альберта Львовича! Вместо него обязательно найдется кто-то другой, как две капли воды похожий на него!
- Но, благодаря судьбе, Альберта Львовича нет! – попытался успокоить ее Виктор. – Нет и не будет!
Он положил свою ладонь на руку Ани, лежавшую на столе. Она замолкла и растерянно смотрела на него.
- Мы с тобою, Вик, знаем, что делать… Надо жить обычной жизнью, а не экспериментировать над своим телом!
Улыбающийся Андрей предложил новый тост:
- Я предлагаю выпить за светлой памяти Альберта Львовича! Уверен, его коллеги по бизнесу быстро отыщут его. И отправят в тот прекрасный мир, где нет проклятой ностальгии. И нет пагубной страсти к деньгам, я имею в виду - к чужим деньгам! У кого сейчас совсем гадко на душе, так это у нашего бывшего шефа. Вспомним его прошальным словом!
Все выпили, не чокаясь. Андрей поднялся из-за стола, обнял за плечи Нику.
- Пойдем, Вероника, потанцуем. Попрощаемся с городской жизнью. В моей деревне не танцуют… Там только пляшут.
Ника и Андрей ушли в комнату и включили магнитофон. Анна подняла Виктора, и они стали медленно кружиться в танце.
- Не переживай, Вик. – Она поцеловала его несколько раз и крепко прижалась к нему. – Мы с тобой обязательно что-то придумаем. Андрей прав, молодость – наше основное богатство.
- Ты думаешь, Андрей и в самом деле отправится назад в деревню? И возьмет с собой Нику?
Аня улыбнулась и прислонила голову к щеке Вика.
- Не будь наивным! – ласково сказала она. – Он просто не знает, что делать дальше и начинает с того, что отбрасывает самые нереальные возможности… Забудь обо всем. Оставайся сегодня у меня. Теперь мы снова безработные и можем встречаться хоть каждый день…
В комнате стихла музыка и на кухню, обнявшись, вернулись Андрей с Никой.
- Может, по рюмочке на дорогу? – полувопросительно сказал Виктор.
- Конечно! Но виски уже хватит, завтра нам всем придется много и тяжело думать. Новые большие планы. Давай, Ника, на минутку по русскому обычаю присядем! Такой стресс! Альберт Львович не выдержал встречи с родственником и скончался, как нас уверяют, прямо в его объятиях. А мы можем не выдержать такой неожиданной разлуки с Альбертом Львовичем… - Он остановился, а затем решительно сказал: - Давай, Анечка, шампанское!
- Охлажденного уже нет, - предупредила Аня.
- Неважно! «Кристалл» он и неохлажденный остается «Кристаллом»! В Нью-Йорке его не очень попьешь. Там одна бутылка стоит больше трехсот долларов…
Андрей аккуратно открыл шампанское, налил его прямо в стаканы для виски, заполнив их до краев.
- Я предлагаю выпить, - сказал он, поднимая свой стакан, - за хэппи-энд. В деревне всегда за это выпивали. Пили там все и помногу, но кончали, к сожалению, только немногие. Новость о каждом благополучном конце моментально разносилась окрест. Мужики одобрительно крякали и говорили: «Есть все-таки этот самый хэппи-энд! Если произнести за него тост, а потом хорошенько выпить, смотришь, он и у нас сегодня побывает». Давайте и мы, дорогие друзья, последуем народной традиции и выпьем за хэппи-энд!
Все осторожно чокнулись переполненными стаканами. Девушки сделали по паре глотков, а Андрей и Виктор дружно осушили свои стаканы до дна.
- До новых встреч! – весело произнес, поднимаясь, Андрей. Он поцеловал вставшую Нику, обнял ее за талию и повел к выходу. Уже из прихожей он крикнул:
- Гитару, Анечка, оставляю у тебя. В деревне только баян и частушки. Одну из них Ника уже знает…
Анна и Виктор, замершие в поцелуе, только подняли руки на прощанье. Когда щелкнул замок входной двери, Анна отклонилась, встряхнула головой и весело сказала:
- Черт с ним, с этим мошенником Альбертом Львовичем! Забудем о нем навсегда. Впереди у нас целая жизнь…
- Ты права, милая…
- Как всегда права, дорогой!
- Пусть будет так, «как всегда», - не колеблясь, согласился Виктор. – Заработали немного денег и сразу же потеряли их… Стоит ли из–за таких пустяков расстраиваться? Жизнь преподнесет нам сюрпризы и похлеще. Но теперь нам совершенно ясно, что мы шли не своим путем. Нам на этой дороге платного секса делать нечего… Как сказал один известный политик, мы пойдем другим путем. И добьемся, в конце концов, успеха. Главное – чтобы мы с тобою были всегда вместе, остальное приложится. Об Альберте Львовиче больше ни слова. Не были мы знакомы с этим пошлым человеком, втягивающим молодых людей в грязь! Договорились?
Аня согласно закивала головой, а потом, с хитрой гримаской на лице, неожиданно спросила:
- А правда, милый, что этот самый хэппи-энд в конце концов приходит? Может, он и нас посетит сегодня? Хотя бы еще разочек?
Виктор рассмеялся. «Как легко женщины от самого серьезного переходят к самому легкомысленному и простому, - подумал он. – И, наоборот, от простого к очень серьезному. Уму непостижимо! Непостижимо, конечно, для мужского ума, ограниченного и слабого в практических вещах».
- Хэппи-энд посетит нас трижды еще до полуночи! – В голосе Виктора звучала твердая уверенность. – А что будет потом, дорогая, страшно даже представить!
- Мне становится страшно, дорогой! – засмеялась Аня и прильнула к Виктору.
Содержание
Часть 1. Выбор из ничего ………………………………………………… 3
Часть 2. «Мисс третье тысячелетие» ……………………………………… 151
Часть 3. Полоса неопределенности ………………………………………. 268
Часть 4. Неожиданная развязка …………………………………………… 378
Александр Ивин
Их знают не только в лицо
Остросюжетный эротический роман.
В романе рассказывается о жизни девушек и юношей легкого, но хорошо оплачиваемого поведения и о тех прожженных, циничных дельцах, которые, не стесняясь в выборе средств, делают на них свой бизнес. В центре повествования две молодые влюбленные пары, волею обстоятельств постоянно попадающие в щекотливые, а порою невыносимые ситуации. Любовь преодолевает, однако, все препятствия...
Роман рассчитан на широкого читателя.
В оформлении обложки использована репродукция картины А. Модильяни «Молодая рыжеволосая женщина в вечернем платье» (1918).
Издательское содружество Э.РА, Издательство «Летний сад», Москва – Петербург, 2010.
ISBN 978-5-98575-438-4
© Александр Ивин, 2010
Часть 1
ВЫБОР ИЗ НИЧЕГО
Глава 1
Утром, еще не было девяти, Аню разбудил телефон.
- Здравствуйте. Вас беспокоит кинорежиссер Сергей Громов. Вы Анна Третьякова?
Сонная и недовольная Аня резко ответила:
- Конечно, я. Кто же еще?
- Извините за ранний звонок. Но сегодня съемка, и я хочу пригласить вас на одну из главных ролей.
- Я не актриса.
- Вас рекомендовал Альберт Львович. Он сказал, что вы очень артистичны, ходили в драмкружок в школе и в университете. Этого достаточно. Театральные училища только портят будущих актеров. Заучивая улыбки и жесты, они перестают быть естественными. Начало съемки в двенадцать. В десять за вами подъедет машина. Приедете чуть пораньше, познакомимся, наши гримеры здесь вас разрисуют…
Режиссер повесил трубку, не дожидаясь выражения согласия. Аня подумала, что Альберт Львович вспомнил, наконец, о своем обещании помочь ей и устроил ее на маленькую роль в фильме.
В десять часов она была уже у своего подъезда, и почти тут же подъехала машина. «Неплохо они живут, возят начинающих актеров на «вольво», - подумала Аня и уселась рядом с шофером. К счастью, он оказался молчаливым и нелюбопытным человеком. За всю дорогу он произнес единственную фразу:
- Съемки на даче в Жуковке, это недалеко от окружной дороги.
Минут через сорок машина остановилась около железных ворот в высоком кирпичном заборе. Шофер нажал кнопку звонка, погрозил кулаком в объектив видеокамеры, уставившейся на них с забора. Калитка щелкнула и распахнулась. По гравийной дорожке, обсаженной молодыми пушистыми соснами, они пошли к группе людей, стоявшей у каменной лестницы, ведущей в дом. Дача выглядела игрушечной, хотя Аня тут же обратила внимание, что в ней три этажа.
Режиссер отделился от группы и двинулся им навстречу. Ему еще не было сорока, вытянутое лицо заканчивалось прямоугольной бородкой.
- Госпожа Третьякова? Известный кинорежиссер Сергей Громов. Можете называть меня просто Сергей.
Он наклонился и поцеловал Ане руку, потом взял ее за талию и повел по дорожке назад, к воротам.
- Я, к сожалению, не видела ни одного вашего фильма, - сказала Аня, искоса глядя на его бледное лицо.
- Широко известный, но в узких кругах. Это так называется. А мои фильмы вы видели, но не обратили внимания на имя режиссера. Зритель пристрастен, он запоминает исполнителей главных ролей, а вот режиссера и тем более оператора считает людьми техническими и малоинтересными. Снимем новый фильм, вас запомнят, а меня нет. Я очень тщеславен, и это больно меня ранит. Моих фотографий нет в популярных журналах, на меня не оглядываются на улице. Не знаю, что с этим делать…
Анна прыснула в кулак и извинилась. Болезненное тщеславие режиссера показалось ей мелким.
Режиссер снял руку с ее талии, повернул ее за плечи и стал внимательно рассматривать ее лицо.
- Неплохо, - заключил он и вдруг неожиданно спросил: – Вы случайно не дочь Павла Михайловича Третьякова? Того, который основал Третьяковскую галерею?
- Вы угадали, я дочь Третьякова. Но другого.
- Да я и сам сомневался, - охотно согласился режиссер. – Павел Михайлович умер ведь больше стал лет назад… Считайте мою гипотезу шуткой. Вы снимались в кино?
- Нет, ни разу.
- Ничего страшного! Это доступно каждой посредственности. Тем более у вас подвижное, выразительное лицо. Хотя лицо в моем фильме не главное…
- Не главное? – машинально переспросила Аня.
Режиссер потеребил пальцем свою бутафорскую бородку, прошелся вокруг Ани, осматривая ее снизу вверх.
- Кстати, маленькая тонкость, - неожиданно оживился он. – Надеюсь, вы не обидитесь, что я начал не с нее. Мы будем снимать порнографический фильм. Ничего крайнего! Легкая сексуальная фантазия!
Аня удивленно смотрела на него, но он стал обдергивать подол ее платья.
- Нет, не пойдет, - сказал он с сожалением. - Это платье красивое, но придется его заменить… Как у вас с нижним бельем? Хотя это не проблема, все заменим…
Взяв его за руку, Аня повернула его к себе и заставила смотреть ей в глаза.
- Эту порнографию будут показывать в кинотеатрах?
- Что вы, кому это нужно! Господь не зря придумал видео! В кинотеатры ходят десятки тысяч, а вас будут смотреть десятки миллионов. И учтите, вашими зрителями будут не первые встречные, а знатоки этого дела! – Какого именно «дела», режиссер не стал пояснять. – Вы представляете, вас увидят больше людей, чем видели в театрах пьесу Чехова «Чайка» за все время, после ее создания? Во всех театрах мира за целых сто лет. Чертовская популярность! В театр, даже на Чехова, ходят сотни, а видео, особенно порно, смотрят все!
Аня решительно направилась к калитке, режиссер догнал и задержал ее.
- Нужно был начинать с того, что это будет порнофильм! – резко сказала она.
- Я еще раз приношу свои извинения! Совсем забыл! Понимаете, для искусства нет разницы, любовь это, эротика или неприкрытый секс. Важен только человек, тончайшие движения его души. А в каких телесных формах они проявляются – вопрос второстепенный.
- У меня нет желания раздеваться перед камерой!
- Ваши пожелания для меня закон! Снимитесь в общих проходах. Идете по этой дорожке. Навстречу камере, радостно улыбаетесь. Поднимаетесь по лестнице, входите в гостиную, ведете непринужденный разговор с подругой… Впрочем, подниматься по лестнице вместо вас будет дублер. Видите, в сторонке стоят два трансвестита. Один из них в вашем платье и в парике, похожем на ваши волосы, медленно и очень сексуально взойдет по лестнице и позвонит в дверь. Еще древние китайцы установили, что лучше всего женщину, обуреваемую желанием, играет мужчина. Собственно говоря, снимаем мы не женщину, а, скорее, мечтания мужчины о ней! Кому, как не мужчине, воплощать эти мечтания!
- У вас странные представления о театре.
- Опыт, Анна, опыт! И специфика кино. Вздыхаете, стонете и раздеваетесь вы. Но под сексуальным партнером лежит совсем другая женщина! У вас стройные ноги, но вы мало двигаете бедрами. На лестнице нужен дублер. Фигура у вас выше всяких похвал. Но если дать ее сверху и крупным планом, бедра покажутся недостаточно возбуждающими, они узковаты. Здесь тоже потребуется дублерша. Женщина с более сексапильными формами.
- Я не хочу раздеваться!
Режиссер подумал и отрицательно покачал головой.
- Нет, не выйдет. По сценарию вы должны некоторое время ходить по гостиной обнаженной. В этих кадрах вас никто не заменит. Нужны ваша мимика, улыбка, смех, грация. В постели вместо вас может лежать толстуха. Но ходить и потягиваться вместо вас… К тому же у вашей дублерши грудь пятого размера. Когда женщина с такой массивной грудью лежит, это очень неплохо. Но, если женщина ходит, все это болтается, да еще и не в такт. Обещаю, что ваше раздевание мы сведем к минимуму.
Видя, что Аня заколебалась, режиссер взял ее за локоть и повел к дому.
- Пойдемте, выпьем по чашке кофе, полистаем сценарий и обговорим некоторые детали.
Когда они подходили к лестнице, от группы отделился невысокий черноволосый парень с орлиным носом и направился к ним.
- Героиня? – спросил он, глядя на Аню огненным взглядом.
- Да, да, - рассеянно подтвердил режиссер, - одна из героинь.
- Может, показать ей? – спросил черноволосый и взялся обеими руками за пряжку ремня, словно намеревался расстегнуть его.
Режиссер жестом остановил его.
- Нет, дорогой, не надо. Она – положительная героиня, ты с нею не будешь иметь дела. Она даст тебе бутылкой по башке, и ты будешь лежать на полу верх лицом, показывая крупным планом то, чем тебя наградила природа. Покажешь отрицательной героине, с которой у тебя все и произойдет.
- Отрицательная – значит страшная? – грустно спросил черноволосый.
- Какая есть! – Режиссер, не церемонясь, развернул черноволосого и подтолкнул его к группе. – Всем хочется показать свое мужское достоинство красивой девушке. А ты некрасивой покажи! Да дождись, пока она потрогает пальчиком твой пенис и небрежно скажет: «Видали и побольше!»
В просторной гостиной, обставленной дорогой мебелью, они уселись в кожаные кресла около небольшого столика. Ассистентка тут же принесла им ароматный кофе и пирожные.
- С вами, героями, не соскучишься! – улыбаясь, сказал режиссер. – У этого парня уникальное мужское достоинство. Это при его-то росте! Приехал из дальнего горного аула поразить Москву. Но вышла осечка. Он все время хочет продемонстрировать своего длинномерного друга, а никто смотреть не хочет! Трагедия, шекспировские страсти! Лучше ездить в час пик в метро, чем ходить с таким пенисом и не иметь возможности кому-то его показывать.
Смущенная Аня не поднимала глаз от стола.
- Зачем он вам нужен, такой невзрачный?
Режиссер закурил сигарету, выпустил несколько колечек дыма.
- Он мне уже надоел. Но нужен. Дублер. У героя, лицо которого будет в кадре, мужское достоинство так себе, среднего калибра. К тому же капризное. Представьте, Анюта, камера наезжает, план все укрупняется, а там… Поникший тростник.
- Не хочу представлять это.
- Ваше полное право! Но я, как режиссер, должен думать и о таких вещах. Дальний план – на полу голый обаятельный герой, которого вы шарахнули бутылкой по башке, чтобы не приставал. Ближний план – гениталии и волосатый живот этого невзрачного человека. Зритель не замечает подмены…
- Но я ведь тоже буду зрителем!
- Если захотите, пожалуйста. Постойте в уголке, чтобы не попасть в кадр. А не хотите, пойдите, погуляйте во дворе.
- Вы тоже зритель! Мужчина! – она, наконец, подняла глаза на режиссера. Он, улыбаясь, пил кофе. На его лице читалось, что все ее страхи – детские.
- Откуда вы взяли, что я мужчина? На работе я существо среднего рода. Облако, как говорил Маяковский. Пока в штанах, а потом посмотрим. Может быть, буду надевать на съемку платье или что-нибудь безразмерное и бесполое. Я сторонник унисекса как стиля и образа жизни. Формируется раса бесполых существ, общечеловеческие ценности уступают место ценностям общефизиологическим. Женщины и мужчины не должны отличаться друг от друга…
Аня смотрела на него с недоверием. Он явно говорил не то, что на самом деле думал. Когда они шли по дорожке к воротам, его рука лежала на ее талии по-мужски крепко и властно.
В гостиную вошла и поздоровалась скуластая молодая женщина. На щеках ее лежал густой румянец, черные брови почти сходились на переносице.
- Ваша дублерша в интимных сценах. Обратите внимание на ее бедра. – Режиссер не встал навстречу женщине. – Ее лицо не мелькает в кадрах, поэтому она так издевается над ним. Смотрите, как накрасилась. Уму непостижимо.
Женщина потопталась у входа, из-за ее спины показался черноволосый горец. Увидев его, режиссер досадливо махнул рукой.
- Идите на кухню! – Когда они скрылись на кухне, он рассмеялся. – Все-таки уговорил ее наш джигит! Сейчас покажет!
Через минуту из кухни раздался удивленный женский возглас:
- Вау, какой большой!
Послышалась глухая возня, что-то упало и зазвенело.
- Немедленно прекратить! – сердито закричал режиссер. – Никаких репетиций! Будет три-четыре дубля, тогда и поработаете! К началу съемки все должно быть свежим и аппетитным, как в секс-шопе! Марш на улицу!
Из кухни вышла, оправляя на себе платье, дублерша, за нею понуро поплелся к выходу черноволосый.
- Они что-то разбили, - сказала Анна и неожиданно спросила: - Это ваш дом, Сергей?
Она впервые назвала режиссера по имени, и он с любопытством посмотрел на нее. Девушки от Альберта Львовича были обычно намного раскованнее, не отказывались от сцен близости и тут же начинали говорить «Сереженька». Эта была необычно сдержаннной.
- Нет, это дача моего продюсера. К семи вечера здесь все должно быть убрано к его приезду. Вы думаете, Анюта, у свободного художника может быть такая дача? Попозже мы пройдемся вокруг дома и посмотрим величественный, весь в темном стекле фасад… У кинорежиссеров таких дач не бывает.
- Называйте меня просто Эн.
- Вы что американка? Все сокращаете. – Режиссер сурово сдвинул брови, а потом тут же просиял широкой белозубой улыбкой. – Мне нравится имя Анюта. Если позволите, я так и буду вас называть. – Он поднял руку и приблизил два растопыренных шевелящихся пальца к ее глазам. – Анютины глазки! Разве это не прелесть! Понимаете, Анна, здесь много личного. Когда мне было двенадцать-тринадцать лет, я был влюблен в девочку по имени Аня. Мне ужасно хотелось называть ее Анютой, но я так и не решился. Вечером, когда улица была пустынной, я выбирал красивый сугроб рядом с тротуаром и художественно писал в снег. Я рисовал, как вы догадываетесь, сердце, пронзенное стрелой. Хотелось написать рядом «Анюта», но не решался, да и жидкости могло не хватить. Утром, когда мы с Аней шли в школу, я небрежно кивал в сторону ярко-желтого знака любви и гордо говорил: «Это – я!». Она почему-то всегда отвечала: «Врешь!» – Режиссер откинулся на спинку кресла и добавил мечтательно: - Первая любовь! Сколько в ней чистого и нежного! Она дает заряд бодрости на всю последующую жизнь!
Не замечая удивленного взгляда Ани, он встал, подошел к роялю, стоявшему в углу гостиной и принялся одним пальцем выстукивать «Чижика-пыжика».
«Что-то я ему напомнила, - подумала Аня. – А может, этот джигит напомнил? Очень хотелось кое-что показать девочке Ане, но не хватало смелости… Первая любовь всегда неуклюжая и робкая…».
Режиссер оторвался от рояля и уселся на вертящийся табурет около него.
- Вы видели, Анюта, порнофильм «Окорока и ляжки»?
- Нет.
- Жаль. Там героиня долго расхаживает в кадре обнаженной. Она раскрепощена, глаза сияют. Видно, что она счастлива, хотя ничего еще не произошло. Вы тоже, гуляя по этой прекрасной гостиной, должны лучиться счастьем. Представляйте тех мужчин, сердца которых непременно забьются чаще, как только они увидят вас. Возбудите их, заставьте лезть на стену… Или в крайнем случае на собственную жену…
- Вся съемочная группа будет смотреть на меня? И этот ваш озабоченный джигит?
- Нет, конечно. Здесь будем только я и оператор. Он вообще смотрит в свой окуляр, а я буду взглядом подбадривать и возбуждать вас. Можете видеть во мне во время этой сцены желанного мужчину. Вожделейте… Глаза у вас должны блестеть, как нержавеющая сталь.
- Сиять, как алмазы?
- Ни в коем случае! Где вы набрались этой глупой романтики? Это должен быть похотливый, тусклый, металлический блеск! Вздохните несколько раз! Так, как вздыхает женщина, ожидающая близости с мужчиной.
Аня повздыхала, поднимая глаза к небу.
- Не то! Это нужно делать страстно, а вы вздыхаете мечтательно. Как старая корова, вспоминающая своего первого ветеринара-осеменителя. Засмейтесь, пожалуйста.
- Скажите что-нибудь смешное.
- Я дурак!
Аня звонко рассмеялась. Режиссер терпеливо дождался, пока она перестала прыскать, исподлобья глядя на нее.
- Хороший у вас смех. Но он для фильма о чистой, ничем не замутненной любви. Вам нужно добавить в свой смех сексуальные, мужские, грубоватые элементы. Вы замечали, что пятиклассницы и восьмиклассницы смеются совершенно по-разному? Ваш смех очень музыкален, в нем преобладают гласные звуки. А нам нужно немножко похмыкивания и похрюкивания, как в смехе мужчины.
- Но женский смех тоже сексуален, - попыталась возразить Аня.
Режиссер посмотрел на нее скептически. Чувствовалось, что у него есть своя теория сексуального, от которой он не собирается отступать.
- Сексуальность бывает только мужской. Это сказал еще Зигмунд Фрейд. Сексуальное – это всегда мужское, эректирующее. Отсюда страх утраты пениса, кастрации, всегда преследующий мужчину. Отсюда же острая зависть юной женщины к мужчине. Она страдает от того, что у нее нет пениса и с неудовольствием смотрит на свое влагалище – аморфное, влажное, неопределенное. Только годам к шестнадцати-семнадцати девушка начинает инстинктивно осознавать, что у нее есть свое оружие – соблазн. Я бы сказал, соблазн глубины. Соблазн сильнее сексуальности, их ни в коем случае нельзя смешивать. Например, вы, Анюта, соблазнительная, но о вас вряд ли можно сказать, что вы сексуальная. Вы втягиваете мужчину внутрь себя. С вами нужно снимать возвышенное порно, где сексуальное обладание остается в стороне. Мужчину какая-то таинственная, чисто женская сила втягивает с головы до ног меж ваших раздвинутых ляжек…
Аня почувствовала, что краснеет, и мягко попросила:
- Может, не будем об этом…
- Хорошо, не будем, раз вы боитесь теории, - охотно согласился режиссер. – Мой продюсер иногда спрашивает у меня: «Почему ты не снимаешь сексапильных женщин? Иногда я вижу таких цыпочек, что у меня сыреет в трусах». Но сексапильность – это мужская сексуальность наизнанку. Поставьте двух сексапильных женщин рядом, и вы увидите, что это будет смешно. А у продюсера – скрытый гомоэротизм, в котором он не хочет признаваться. Сексапильность – это власть. Власть женщины над мужчиной, и значит обычная мужская сексуальность. Женская соблазнительность – противоположность власти. В символическом строе отношений мужчины и женщины сначала идет как раз соблазн, а секс только присовокупляется, идет вслед за соблазном, как его нечаянный прирост. Со временем мы снимем с вами, Анюта, фильм, в котором не будет никаких половых актов! Только чистый соблазн, втягивающий в себя, как в бездну. А сейчас полистайте, пожалуйста, сценарий нашего сегодняшнего фильма. Там всего пять страниц.
Аня взяла со столика весь исчерканный желтым фломастером сценарий и пробежала его по диагонали.
- Что у вас глаза округлились, как у совы? – засмеялся режиссер. – Там ведь нет матерных выражений. Ругаться матом, тем более во время сексуального акта, теперь немодно. Модно говорить по-русски и говорить правильно. Модно быть образованным и культурным.
- Здесь очень много… совокуплений…
- Ах это… Если зрителя хорошо разогреть в начале фильма, актов может быть сколько угодно. Принцип простой: чем больше, тем лучше. Но с учетом их разнообразия. Вы видели классический порнофильм Луки Дамиано «Белоснежка и семь гномов». Жаль… Там сказочная красавица трахается с семью гномами, с симпатичным принцем, а потом трахает себя ручкой от метлы. Принц тоже зря времени не теряет. Он спит со всеми придворными дамами и захаживает пару раз к толстой жене мельника. Злая королева забавляется с четырьмя неграми-охранниками. И так далее. Но детали вас не должны волновать. Вы отказались от интимных сцен. Остается только несколько проходов и несколько позиций на этом вот диване, на ковре и в креслах. Кстати, должен с сожалением отметить, что вы существенно уменьшили свой гонорар. Ваши пятьсот долларов придется разделить между вами и вашими дублерами…
- Это не так важно. Просто я не готова оказаться на полу под первым встречным мужчиной… Спасибо, что вы беспокоитесь о моем гонораре. Но, Сергей, по сценарию у меня слов не больше, чем у собачки Муму!
Режиссер улыбнулся, подошел к ней сзади и положил ей руки на плечи.
- Вы читали тургеневскую «Муму»? Как прелестно! Но заметьте, у вас больше слов, чем у тургеневского Герасима.
- Он был глухонемой!
- Тем не менее, больше - значит больше. – Режиссер поднял Аню за плечи и мягко подтолкнул ее вперед. – Пройдитесь! А я посижу на вашем месте и еще раз посмотрю на вас… Вы знаете, Анюта, как только вспомню бедную Муму, которую пришлось утопить несчастному Герасиму, у меня слезы набегают на ресницы…
Аня прохаживалась из конца в конец гостиной, пытаясь двигаться естественно и раскованно под пристальным, словно впитывающем ее пластику взглядом режиссера.
- Вы все время шутите, Сергей, – сказала она, пытаясь отвлечься от мыслей о своем движении.
- Еще бы мне не шутить! – подхватил ее мысль режиссер. – Юмор уже много лет спасает меня от самоубийства. Еще в юности я убедился, что жизнь – это зловещая дьявольская выдумка. С нею нужно порвать, и чем скорее, тем лучше. Первый же день без юмора будет для меня последним…
- Но вы знамениты…
- Тем более незачем жить.
- А в юности? Когда была девочка Аня? Разве вам не хотелось жить?
- Нет, - заулыбался режиссер. – И особенно не хотелось, когда она впервые отдалась моему однокласснику, а утром, по пути в школу рассказала мне об этом. Ее глаза сияли! А в моих глазах стоял могильный мрак!
- Любовь?! У них была любовь?
- Не знаю. Хотя потом, когда он через пару лет попал в тюрьму, она писала ему нежные письма. Но не будем отвлекаться. Теперь главный момент нашей репетиции – вам нужно раздеться и походить обнаженной.
Аня медленно сняла с себя платье, затем еще медленнее сняла белье.
- Снимайте и туфли, - попросил ее режиссер. – Обнаженная женщина в туфлях – это уже извращение. Их она может надеть потом, но в начале – только босиком.
Не нагибаясь, Аня сбросила с ног туфли, повернулась к режиссеру спиной и пошла в конец гостиной. Обернуться лицом к режиссеру оказалось сложнее, но она пересилила себя.
- Хорошо ходите, - похвалил ее режиссер. – Драматическая актриса без комплексов. Не надо ничего искусственного. И никакой похотливости. Здесь нечего бояться. Голый мужчина не выскочит из-за шторы и не набросится на вас. А вы молодец! Молчите, от похвал не розовеете.
- Вы меня пока только ругаете, - сдавленным голосом ответила Аня.
- Но не словами, от которых девушки краснеют.
- А разве есть такие слова?
- В моем словаре их нет.
Аня почувствовала себя свободнее. «Нужно говорить, - подумала она. – Это поможет забыть, что на мне нет ничего».
- Вы слышали, Сережа, что не Герасим утопил Муму, а она его утопила? Привязала камень ему на шею и в воду. Герасим ведь был немой, и если бы он утопил Муму, кто рассказал бы об этом Тургеневу?
- Интересная гипотеза… - Подперев рукой подбородок, режиссер исподлобья смотрел на Аню, ожидая, когда она окончательно раскрепостится. – Но мне не хотелось бы верить в это предположение. В русской литературе всего три ярких образа собаки. Крыловская Моська, самозабвенно лающая на слона, бедная Муму и чеховская Каштанка, нашедшая, в конце концов, свое счастье. Может, и в самом деле Муму утопила Герасима, но мне не хотелось бы в это верить. Хотя, впрочем, теперь это уже неважно. Муму все равно умерла, пусть на руках у Тургенева, и ее жалко. Вы слышали, Анюта, в Москве хотят поставить памятник Муму?
Аня остановилась перед ним и заулыбалась.
- На Красной площади? – весело спросила она.
- Нет, немного подальше. И я думаю: «Увидеть Муму и умереть!».
Продолжив движение, Аня сложила ладони и сказала полувопросительно:
- Но если неизвестно, кто кого утопил, надо ставить памятник и Герасиму! Муму и Герасим! Будет совсем, как Минин и Пожарский!
- В таком случае памятник придется поставить на Красной площади! Вместо этого глупого, языческого Мавзолея… Все хорошо, Анюта. Вы удивительно естественная, когда голая. Как будто родились уже обнаженной!
Аня весело рассеялась.
- Я и в самом деле родилась без платья. И даже без трусиков.
- Я об этом сразу догадался, - кивнул головой режиссер. – И это мне в вас нравится… Не хотите в заключение посидеть у меня на коленях?
Аня остановилась удивленно, ей снова стало некуда девать свои руки.
- Нет, не хочу.
- Тогда одевайтесь. Через десять минут начнем снимать.
Режиссер говорил спокойно, и невозможно было понять, являлось сидение на его коленях частью репетиции или это было что-то другое.
- Вы знаете, - продолжил он, внимательно наблюдая, как Аня одевается, - я хотел бы снять с вами видеоклип для одного известного нашего певца… Нет, нет, там вы будете одетой, хотя и без трусиков. Он поет о любви, а его физиономия перемежается лирическими кадрами. Море, яхта, ветер, поднимающий ваше платье… Но все это в дымке… Пусть зритель гадает, есть на вас что-нибудь или нет…
Быстро одевшись, Аня с облегчением села на диван.
- У вас много планов, Сережа… Если я понадоблюсь вам, звоните. Только скажите мне, когда вы с последний раз видели свою жену?
Режиссер мельком взглянул на свою руку с обручальным кольцом и задумался.
- На нашей свадьбе – это точно. Потом на дне рождения у ее подруги. Жена сказала, что посидит еще часок, и после этого я ее, по-моему, больше не видел. Но у нас подрастает сын. Долг перед природой мы выполнили. Наш брак можно назвать если не счастливым, то удачным.
- Жена изменяет вам?
- Какая вы, Анюта, непосредственная и любознательная девочка! Не знаю, меня этот вопрос не задевает. Жена – не костюм, не износится. Вот постареет она – это точно, от этого никуда не уйдешь. Верные жены даже быстрее стареют. Это один из самых гадких законов природы – чем вернее жена, тем быстрее она старится и увядает. Что касается моих планов… – Режиссер задумался и погрустнел. – Все, о чем я говорил, это только планы. А не планы - вот этот наш с вами порнофильм. Сценарий нравится продюсеру, и он мне его навязал. Вы приходите в гости к подруге, вместе выпиваете, начинаете примерять ее новые платья. Когда вы ходите обнаженной, она впервые видит вас новыми глазами и страстно хочет вас. В конце концов, вы успокаиваете ее бутылкой по голове. Кстати, бейте, не боясь, наотмашь. Бутылки из специального стекла, разлетаются сразу. Подруга, голая, на полу, вы, такая же, на диване. Входит агент по недвижимости, думает, что обе вы хорошо набрались, и имеет вас обоих. На шум заходит почтальон. Сначала он имеет голого агента, чтобы хорошенько наказать его за насилие над женщинами, а потом трахает лесбиянку. Потом будет еще электрик и случайно зашедший в поисках работы горец. С лесбиянкой у него все проходит, а вы даете ему бутылкой по голове, и он оказывается на полу. Когда является, наконец, жених лесбиянки, он, как гомосексуалист, первым делом припадает к горцу. В финале заходит соседка лесбиянки, и вы, вшестером, отрываетесь по полной программе. Я говорю: «Чушь собачья! Чего здесь только не намешано! Никакой гармонии!». А продюссер уверяет, что лесбиянка, попавшая сразу под двух активных натуралов, - это оригинально и согревает душу зрителю, который сам является чаще всего натуралом и хочет, чтобы женщины не путались между собой… А клип, который мы с вами, надеюсь, снимем? Толстощекое лицо певца и ваша, обдуваемая ветром попа, снова лицо и снова попа… Самовлюбленный певец исчеркал мой сценарий. Есть такая примитивная мысль, что если о любви поет мужчина, надо показывать красивую девушку. Поет женщина, должна мелькать смазливая рожа ее виртуального поклонника. Теперь все, что я могу сделать как профессионал, так это заставить зрителя незаметно для себя почувствовать, что между мелькающими друг за другом физиономией певца и вашей попой нет почти никакой разницы.. Все это грустно. Но будем надеяться, что нас ждут хорошие времена, и мы снимем прекрасный фильм. Пусть это будет порно, но философское, возвышенное порно… Своего рода критика сексуального разума, которую собирался когда-то написать Иммануил Кант…
- Но он не был, как будто, женат, и о сексе знал только понаслышке… - засомневалась Аня.
- Теория и практика – совсем разные вещи. Чем реже вы сталкивались с какой-то вещью, тем легче вам теоретизировать о ней. Вот так было, я думаю, и у Канта, - ответил режиссер.
- Возвышенное, философское порно… Критика сексуального разума… - задумчиво произнесла Аня. – Но это – пока чистая теория. Вы лучше скажите мне, Сергей… Во всех интимных сценах меня заменяет дублерша… Но ведь зритель этого не замечает! Он будет думать, что все кренделя, которые выкидывает она, обслуживая возбужденных жеребцов, выделываю я!
- Так он и будет думать, - подтвердил режиссер. – Но не волнуйтесь. Это специфика нашего жанра. Эротические модели и актеры порнофильмов не имеют лица. Они демонстрируют пол, чистый пол, если можно так выразиться. Тело у них не противопоставлено лицу, а является естественным его продолжением...
Аня смотрела на него с недоверием, и режиссер попытался пояснить свою мысль:
- Я напомню вам, Анюта, один эпизод. Белый человек спрашивает у индейца, почему тот ходит голый. А индеец в ответ: «У меня все – лицо». У вас тоже тело будет лицом, и вы будете смотреть телом, а не лицом или глазами. Ваше лицо промелькнет в начальных кадрах, пока будет оставаться контраст между открытым, или голым, лицом и одетым телом. Когда вы разденетесь, лицо и тело сольются. Вы не будете красивой или уродливой, выразительной или невзрачной. Только нагота и зрелищность пола. Можно вообще дать просто крупный план совокупления в сопровождении утробных шумов. Тогда и тело разлетится на самостоятельные части. Лицо при совокуплении неуместно. Могут быть только его фрагменты: искаженный судорогой рот, вздувшиеся ноздри, ручейки пота на висках. Мы показываем умопомрачительное исступление пола. Если мелькнет лицо – неважно, красивое или нет, - нарушится непристойность и появится инородный смысл. А у нас должен быть только один смысл – нескончаемый сексуальный труд, бесконечное, почти механическое совокупление.
- Вы хотите сказать, что зритель не запомнит мое лицо?
- Совершенно верно. Ему нужно посмотреть десять фильмов с вашим участием, чтобы начать интересоваться вашим лицом и противопоставлять его вашему телу. У вашей героини на лице почти нет макияжа. Женщина под макияжем невидима. У героини нет биографии, у нее почти нет слов. Есть тело и совсем мало лица. Это хорошо. Обидно только, что у вас не будет и запаха. Запаха подмышек и половых органов. Вы думаете, зря у человека растут волосы под руками и между ног? Разумеется, нет. Они сохраняют очень индивидуальный сексуальный аромат, не дают ему сразу же разлететься. Дуры-феминистки приучили женщин брить подмышки и поливать их дезодорантом. Некоторые доходят до того, что бреют лобок!- режиссер возмущенно поднял руку, а затем неожиданно спросил: - Кстати, что у вас вытатуировано на лобке?
- Ничего, - смутилась Аня.
- Нарисуем какого-нибудь дельфинчика. Выкалывать уже поздно. У мастера есть альбом, выберите, что понравится. Только, пожалуйста, без глупых надписей, как у вашей дублерши: «Возьми меня!» и «Поглубже!» Их придется замазать. Если и слова, то самое большое - пара каких-нибудь замысловатых китайских иероглифов. Надпись у нас в фильме будет только одна. Горец появится в темно-синей рабочей куртке с крупной надписью на спине: «Москабель». Это подчеркивает размер его мужского достоинства.
- Я не знаю, что мне делать! – неожиданно выпалила Аня. – Эти дельфинчики… и этот кабель.
Режиссер встал и направился к выходу.
- Дельфинчики – пустяк, а кабелей вы не увидите. Через два часа будете свободны. А сейчас пойдемте, мы с вами уже опаздываем. Выше голову, смотрите веселее! Часто говорят, что хорошо смеется тот, кто смеется последним. Это неправда. Хорошо смеется тот, кто смеется всегда! Пусть даже и над самим собой…
…Возвращаясь домой, Аня сидела, сжавшись в комочек, в углу машины. Она была возбуждена первой в ее жизни киносъемкой и одновременно подавлена. «У меня нет таланта порноактрисы, - думала она. – Я скована, не смотрю в глаза партнерам. Чтобы меня расшевелить, потребовалось пять дублей… Альберт Львович, что называется, удружил… Он меня попросту подставил. Что он вообще хочет от меня?».
С Альбертом Львовичем Аня познакомилась совсем недавно, всего чуть больше месяца назад. Но за это время жизнь Ани совершенно изменилась, и трудно было сказать, в какую сторону она теперь шла. В душе Ани созревало чувство, что при всех внешних ее успехах она катится в какую-то темную пропасть… Это пугало ее все больше.
Глава 2
Альберт Львович не заставил себя долго ждать. Он позвонил Ане через два дня, вскользь спросил о съемках «кинофильма» и пригласил ее в ресторан. Долго извинялся, что из-за чрезмерной занятости не смог сделать это раньше. Но теперь он освободился от многих дел и получил возможность уделять ей больше внимания. Говорил он таким виноватым голосом, что создавалось впечатление, будто приглашать Анну в ресторан он начнет теперь едва ли не каждую неделю. Они договорились встретиться в ресторане «Якорь» отеля «Шератон-Палас».
Альберт Львович ожидал ее за столиком, стоящим у большого окна. Увидев ее у входа, он энергично двинулся ей навстречу. Немногочисленные еще посетители с интересом поглядывали на необычную пару: маленького, уже в возрасте человека в дорогом костюме, целующего руку высокой, красивой и совсем юной девушке. Впрочем, за столиками сидели в основном похожие пары: мужчины, не первой, а иногда и не второй молодости, и их совсем юные спутницы.
- Вы замечаете, как на нас смотрят? – говорил Альберт Львович, усаживая Аню за столик. – Я чувствую себя принцем на коронации. Несу в руках корону, а все смотрят и ждут: вот-вот он оденет ее на себя, вот-вот оденет…
- Как-то двусмысленно это звучит, Альберт Львович… Ведете вы молодую женщину и вот-вот оденете ее на себя… – усмехнулась Аня.
- А вы придира… - смутился Альберт Львович. – За самым простым выражением восторга видите несколько смыслов. Мне приятно быть в обществе красивой молодой женщины, приятно, что в глазах присутствующих светится явная зависть… А что касается, «оденет на себя», могу сразу сказать, хотя и огорчу всех, кто мне сейчас завидует: не оденет. Принц где-нибудь спрячет свою корону и потихоньку улизнет с коронации со своим нежно любимым охранником… Не сморите так на меня, лучше взгляните в меню.
Аня опустила взгляд на белоснежную накрахмаленную скатерть стола. Она не ожидала от Альберта Львовича такой откровенности уже в первые минуты встречи.
- Я полагаюсь на выбор принца, - сказала она и отодвинула от себя меню.
- Прекрасно! – тут же согласился Альберт Львович, но меню брать не стал. – Предлагаю начать с виноградных улиток с зеленым чесночным соусом. Возьмем по полдюжины, а потом посмотрим. Говорят, Бальзак съедал их по три десятка, но куда нам равняться с гением… Затем канадский лобстер, заправленный салатом из крабов и авокадо. Запивают этот деликатес белым сухим вином. Но вы любите розовое шампанское из Калифорнии…
- Хорошая у вас память. Но выбирайте, пожалуйста, вы.
- Тогда бутылку «Брунелло ди Монтальчино», восемьдесят восьмого года. – В ответ на вопросительный взгляд Ани, Альберт Львович пояснил: - Прекрасное вино. Всего триста с чем-то долларов бутылка. Все-таки я перед вами в долгу, и мне хочется порадовать вас хотя бы пустяком…
- Пусть будет это вино. Я вчера как раз заработала двести долларов на съемках фильма.
Альберт Львович посмотрел на нее изучающе, широко улыбнулся, но ничего не сказал. Сделав заказ официанту, он некоторое время осматривал зал, словно ожидал встретить здесь близких друзей.
- Значит, на съемках фильма вы почти от всего отказались… Только проходы и общие планы… - Он рассуждал как бы с самим собой. Аню удивило его хорошее знакомство с техникой съемок порнофильмов и системой оплаты труда актеров. – И правильно сделали! У человека всегда должен быть выбор. Лучше избегать делать то, к чему не лежит душа. Ложиться в постель со случайным мужчиной, который тебе не симпатичен… Это насилие над собой!
- Там не было постели, - заметила Аня.
- А, на ковре и на кожаном диване… Или на этих холодных кожаных креслах… - Оказывается, Альберт Львович хорошо представлял себе и место съемки. – Если станут платить в десять раз больше, тогда можно будет подумать. А при нынешних ставках – ни за что! Тем более сценарий был, наверно, глупым?
- Сценарий самый примитивный. Но режиссер определенно талантлив. Он предложил мне сняться в клипе с известным певцом и еще в возвышенном, философском, как он выразился, порно.
Альберт Львович оживился, глаза его заблестели.
- Великолепные идеи! Думаю, вам удастся их реализовать. Если кто-то даст деньги на съемки. – Помолчав, он неожиданно добавил: - А их никто не даст! Певец, с которым вы собираетесь сниматься, обыкновенный жмот. Он потратит несколько тысяч на свой дурацкий костюм в блестках, вам заплатит пару сотен. И еще станет торговаться. Он убежден, что делает вам большое одолжение, приглашая сняться с собой. Платить, думает он, должны вы ему, а не он вам. К тому же он так переделает сценарий, что от вас останутся только части... Разрозненные части вашего тела. А вы хороши как раз целиком, а не в отрывках.
- Останется только моя попа, - засмеялась Аня. – А лицо – в нежной дымке.
- Попа – это неплохо. Особенно, если она и в самом деле будет ваша. Но за ее обозрение заплатят копейки… Возвышенное порно – это, конечно, лучше чем то, что вы снимали. – Альберт Львович перешел на доверительный тон. – Я сам обычно просматриваю на сон грядущий какой-нибудь порнофильм. И знаете, буду с вами откровенен, - почти всегда это оказывается какой-то примитив. Бесконечное механическое совокупление. Ни мысли, ни даже чувства. Чисто животные эмоции. Нужны новые подходы! Но знаете, Аня, у нас они не пройдут. Сама наша аудитория пока примитивна. Она не хочет новаций. В порнофильме должны грубо и прямолинейно трахаться, и ничего больше. Чем больше персон, тем лучше. Всех занимает количество актов, а качество никого не интересует. На возвышенное порно никто не даст денег. На это не стоит даже рассчитывать.
Альберт Львович сказал это твердо, давая вместе с тем понять, что сам он думает иначе.
Официант принес вино и улиток. Отверстие каждой раковины было залеплено зеленой слизью. Альберт Львович, сделав несколько глотков вина, вооружился специальными щипцами и обхватил ими круглую скользкую раковину. На специальную вилочку он накрутил нежную оболочку, извлек ее из раковины и с удовольствием съел.
- Отличный деликатес! – сказал он и схватил щипцами следующую раковину.
Аня никогда не ела улиток и не предполагала, что это не так просто. Повторяя действия Альберта Львовича, она попыталась щипцами взять раковину, но та упрямо выскальзывала. Ее содержимое, накрученное на вилочку, не хотело покидать свою оболочку. Хорошо, что Альберт Львович занимался своими улитками и не обращал никакого внимания на неуклюжие действия Ани.
- Удивительно вкусно! – сказал он, отправив в рот последнюю улитку. – Вот что значит французская кухня! Я уже приближаюсь к оргазму! Надо остановиться и выпить вина. А вы не торопитесь, Анечка. Обед в рыбном ресторане – это искусство. Ему, как балетному танцу, нужно учиться с ранней молодости.
Аня долго ковырялась со своими улитками, и они не показались ей вкусными.
- Вы знаете, Альберт Львович, я думала, раз мы будем в рыбном ресторане, мы закажем рыбу лабардан. Помните в комедии «Ревизор» Гоголя голодный Хлестаков с завистью смотрит на тех, кто ест эту рыбу?
- Этого я не помню. Откровенно говоря, «Ревизора» я еще не прочел. Теперь я прорабатываю современную литературу. Вы знаете, Пелевин и другие. А с лабарданом мы могли попасть впросак. Здесь, скорее всего, его вообще нет. Ведь лабардан – это, если я не ошибаюсь, обыкновенная треска. В таких ресторанах ее подают редко. – Альберт Львович радостно заулыбался. – Кажется, я вас огорчил? Школьная мечта – попробовать рыбу лабардан. А оказывается, эту рыбу мы едим едва ли не каждую неделю! Так обычно и бывает в жизни. Стремишься к чему-то, вкладываешь все силы, а достигнешь – оказывается, ты этого не очень и хотел. Или вообще это у тебя уже было, но под другим соусом…
Альберт Львович задумался, глядя в окно, а потом неожиданно повернулся к Ане и спросил:
- Вы девственница, Анна?
- Нет, конечно. А почему вас это интересует?
- Это хорошо… - задумчиво продолжал Альберт Львович, не ответив на ее вопрос. – А сколько их было?
Аня засмеялась. «Ну, уж о том, что у меня вытатуировано на лобке, он точно не спросит, - мелькнуло у нее в голове. – Староват он для таких вопросов».
- Кто же такие вещи считает, Альберт Львович? Мужчины были очень разные и совершенно не поддавались счету. Это все равно, что идти по улице и считать: два дома, четыре прохожих, два облака вверху, молодая мама с коляской…
- Не скажите, - попытался возразить Альберт Львович, но без всякой настойчивости. – Пушкин, например, считал. У него было ровно сто тридцать семь любовных связей, и каждую из них он заносил в специальный кондуит. Об одной из своих женщин он, в частности, написал: «Добивался долго, а она оказалась так себе».
- Это когда было? У Казановы, жившего за несколько веков до Пушкина, вообще было меньше пятидесяти любовниц. А ведь его считали знаменитым сердцеедом.
Альберт Львович потер пальцем висок.
- Интересно, сколько женщин было у Дон Жуана? Уж он-то был неотразим…
- Этого я не знаю. По-моему, Дон Жуан вообще миф. Но, кстати, его последней женщиной была донна Анна. Ее муж, командор, и задушил Дон Жуана. Этот пример – другим наука.
- Вы намекаете, что с Аннами надо быть поосторожнее? Я приму это во внимание… Понимаю, Аня, сейчас счет идет уже не на десятки, как при Дон Жуане или Казанове, и не на сотни, как при Пушкине. Счет идет на тысячи. Начни считать, запутаешься. Что и говорить, сексуальная революция. Стоит только запеть «Вставай, проклятьем заклейменный», как он тут же встает…
- Вы грубоваты, Альберт Львович! – удивленно сказала Аня.
- Простите, не хотел вас обидеть. Иногда, чтобы показать свою интеллигентность, приходится быть предельно грубым… Я только хотел сказать, что сейчас мужчины опускаются на женщин так же часто, как на сидения унитазов. Удивительно, как люди в этой суете создают, в конце концов, семью… Я им по-хорошему завидую.
- А что вам мешает? – спросила Аня, стараясь быть максимально простодушной.
Альберт Львович не смутился, но ответил уклончиво:
- Кое-что мешает… так мешает, что и сказать неудобно…
- Да уж говорите, раз начали.
- Я гомосексуалист, - ответил он, стараясь не смотреть ей в глаза. Потом поднял взгляд и зачем-то пояснил: - По-простому говоря, голубой. В сексуальном плане женщины меня совершенно не интересуют.
Аня не удивилась этому признанию, но, не зная, что сказать, неопределенно протянула:
- Интересно… Необычно… Я обратила внимание на то, что вы регулярно делаете маникюр…
- Ах, это! – Альберт Львович, известив собеседницу о своих пристрастиях, не всегда понимаемых правильно, с удовольствием перешел к другой теме. – Нужно ухаживать за своим телом! Те же ногти. Не стриги их, они так отрастут! Один индус, мой дальний знакомый, не ухаживал за своим мужским достоинством. Так оно отросло у него до самой щиколотки и ужасно мешало ходить!
- Альберт Львович! – остановила его Аня. – Вы злоупотребляете своей интеллигентностью!
- Извините! Ради бога, извините! Я сбился, мы ведь о ногтях. Так вот, этот индус перестал ухаживать и за своими ногтями. В результате они отросли у него…
- До самой земли и тоже мешали ему ходить!
- Совершенно верно! Он не ухаживал и за своими волосами. Они отросли…
Усмехнувшись, Аня недоуменно пожала плечами.
- Какой-то странный этот ваш знакомый. Он вообще за чем-нибудь ухаживал?
- Только за женщинами! И ни за чем другим!
- С такими ногтями и волосами? – не поверила Аня. – И как женщины воспринимали его?
- Очень благосклонно! Мужчину любят ведь не за смазливую внешность, а за красивую, широкую душу. Не мне объяснять вам это. К тому же он очень богат. На каждый миллиметр ногтей у него приходится по миллиону долларов. К этой стороне дела женщины очень неравнодушны.
Альберт Львович щелкнул в воздухе пальцами, и официант через минуту подал им лобстера и положил рядом с тарелками щипцы, похожие на пассатижи, чистые салфетки и чашку с водой. Альберт Львович принял у него два небольших полотняных фартука, похожих на детские слюнявчики.
- Оденьте, Анюта. Отварной лобстер очень сочен. Тем более на вас новое платье. Вы смотритесь в нем, как кинозвезда на вручении «Оскара».
Пока Аня завязывала на шее тесемки фартука, Альберт Львович ловко подцепил клещами-ножницами панцирь и с хрустом разломил его. Шея лобстера осталась целой.
- Эти раки, или, как говорят в Европе, омары – вкуснейшая вещь, - комментировал Альберт Львович, ломая клещами клешни лобстера и извлекая из них мясо специальной вилочкой. - Справиться со всеми десятью рачьими лапами – ювелирная работа.
Аня вертела в руках щипцы и вилочку, не зная, как приступить к своему омару.
- Все-таки нужно было заказать разделанного лобстера! – с напускным сожалением сказал, взглянув на нее Альберт Львович. – Но такое удовольствие не спеша разделать его самому!
«Он специально заказал и улиток, и этого чертового омара! – злилась Аня. – Чтобы я почувствовала свою неумелость. Лучше бы я сидела дома и ела рыбу лабардан! Но не будешь же теперь отказываться от этого деликатеса!». Она обратила внимание, что за некоторыми соседними столиками девушки деловито и без всяких затруднений справлялись с жесткими и непокорными раками.
Альберт Львович не обращал, казалось, внимания, как Аня неумело копается со своими улитками, а потом с лобстером. Когда она жалобно посмотрела на него, он лишь заметил:
- Не торопитесь! Научитесь! Главное начать!
- А как вы начинали? – обиженно спросила она.
Вопрос был с подвохом и явно относился не к поеданию улиток и лобстеров. Альберт Львович сделал, однако, вид, что занят своим делом и не ответил. Аня повторила свой вопрос, уже в открытой форме:
- Правда, что голубым надо родиться?
- Ах, вы об этом! – Альберт Львович посмотрел на нее невозмутимым взором, расправил плечи и потянулся на стуле. – Конечно, правда. Не родившись, не станешь геем… Но это шутка. Не знаю. Боюсь, никто этого не знает. Но, скажу вам откровенно, почти что стихами: трудна и терниста дорога гомосексуалиста. Но это у нас в стране. В Западной Европе и в Америке намного проще. Мы должны вместе с тем помнить, что есть страны, в которых за однополую любовь забивают камнями… И еще, что делает жизнь гея тяжелой – непомерный физический голод на все новых и новых любовников. Непостоянство, я бы даже сказал, вероломство самих геев. О танцоре Нуриеве говорили, что он поглощает своих любовников как блины и никогда не способен насытиться. Большинство геев такие же, им подавай все новых и новых партнеров. Знаете, чем закончил Нуриев? Заболел спидом и умер. А Фреди Меркюри? Это грустно, но страсть к новизне – в природе гомосексуалистов. Отсюда и их вероломство, постоянные измены…
- Но, может, поискать женщину? – робко вставила Аня. – Женская привязанность гораздо надежнее…
Альберт Львович посмотрел на нее участливо.
- Но женщина не мужчина! Даже слепой способен это определить! У меня в юности было две мечты: одна – простая, вторая – голубая…
- А в чем же состояла первая?
- Конечно, стать космонавтом.
- А голубая?
- Разумеется, стать голубым!
Анне стало смешно, но она постаралась не рассмеяться.
- Голубой в космосе… - Она многозначительно помолчала. – Это звучало бы необычно. И какая ваша мечта сбылась?
- К сожалению, только вторая. – Альберт Львович неожиданно воодушевился: - В моей жизни не было ни одной женщины. Я – девственник! Пусть это звучит заносчиво и гордо, но я этого не смущаюсь.
Аня смотрела на него недоверчиво, и после паузы все-таки спросила:
- Но недавно у вас обнаружился взрослый сын… Об этом было много разговоров во время конкурса…
- А, Виктор… Нет, оказалось, что он не мой сын. Генетическая экспертиза установила, что между нами нет ничего общего. К большому моему сожалению. – Альберт Львович задумался и сделал грустное лицо. – Ведь я питал надежду… Вы представляете, что переживает стареющий отец, теряющий единственного сына? Нет, вы не представляете…
- Виктор сначала был вашей дочерью…
- Какая разница! Дочерью он был совсем недолго, пока я его не увидел. Не знаю, какому негодяю пришла в голову мысль так жестоко разыграть меня…
Аня пожалела, что затронула эту тему. Кто мог подумать, что старички так остро воспринимают вопрос о своих наследниках?
- Это была, я думаю, шутка, - попыталась она оправдать Виктора и Олега. – Знаете, молодежь иногда подшучивает над старшим поколением, и не всегда это выходит удачно…
- Не жених ли моего сына придумал эту шутку? – Альберт Львович пристально посмотрел на Аню, но она только пожала плечами. – Нет, это, скорее всего, идея самого Виктора. Олег простоват для таких замысловатых ходов. К слову говоря, как раз я рекомендовал Олега на должность президента модельного агентства «Новые звезды». Мы подробно поговорили с ним о модельном бизнесе, и я убедился, что это именно тот человек, который нужен на таком ответственном посту. Так что теперь Олег – ваш руководитель. И мой тоже. Полагаю, он добьется больших успехов. Только бы не попал под дурное влияние…
Выбор Альберта Львовича удивил Аню, но она не подала виду. Олег развалит, конечно, работу, но никаких козней ни против кого строить не будет. Может, это как раз то, что нужно Альберту Львовичу, постоянно плетущему свои замысловатые интриги.
- На Олега можно положиться, Альберт Львович. Он вас не подведет. И Виктор тоже надежный человек, хотя и немного легкомысленный…
- Вашего разлюбезного Виктора я пока никуда не рекомендовал.
- А вы порекомендуйте! – смело предложила Аня. Она почувствовала, что у Альберта Львовича осталась какая-то обида на Виктора, и тут же ушла от этой острой темы. – Женщины! В вашем представлении, Альберт Львович, - это страшные, демонические существа. Они пожирает мозги, пьют кровь, вырывают сердца и отрывают головы. С женщинами не интересно. Они даже внешне отличаются от мужчин. Не нужно быть даже слепым, чтобы заметить это. Но вы обращались к экспертизе… Были сомнения… Значит, когда-то у вас были не только мужчины, но и женщины? Хотя бы одна женщина? Как же быть с вашей девственностью?
Альберт Львович сполоснул руки в чаше с водой, аккуратно вытер их льняной салфеткой, лежащей рядом с чашей, и снял свой фартук.
- Как много колких вопросов способна задавать женщина! Не завидую тем, кто заводит гарем. Не семейная жизнь, а вечера вопросов и ответов…- Альберт Львович помолчал, обдумывая свой ответ. – У меня действительно была любимая женщина. Прекрасная женщина! В семнадцать лет я влюбился в сестру моего приятеля, а ей было всего тринадцать. Я с нетерпением ждал, пока ей исполнится восемнадцать. После этого мы с нею поженились. Но в постели дело не пошло. Я опозорился в первую же брачную ночь. Все было, как будто, хорошо, но не хватало энергии и силы. Измученные, мы, в конце концов, уснули. На следующую ночь повторилось то же самое. Я не мог войти в нее, как ни старался. Можно представить, сколько я приложил усилий для обладания любимой женщиной после пяти лет ожидания этого упоительного, как мне тогда казалось, момента! Мы опять измучились и уснули ни с чем… На следующую ночь…
- Альберт Львович, - прервала его Аня, - вы рассказываете какую-то литературную историю в духе Куприна. На самом деле все было, наверно, иначе…
«Аня совсем юная, она светло и оптимистично смотрит в будущее, - подумал Альберт Львович. - Полезно порадовать ее красочным рассказом о большой, хотя и закончившейся трагически любви».
- Думаю, моя жена была фригидна, - с напускной грустью заметил Альберт Львович. – Я ерзал по ней, как по булыжной мостовой, а она только бубнила: «Плохо стараешься… Растратил все на тех, кто дает сразу. Невинную девушку не можешь осилить?». Так продолжалось полгода. Я не уставал ее домогаться, и бедной девушке не оставалось ничего другого, как наложить на себя руки… Бедная Лиза!
Аня, слушавшая эту явно выдуманную историю с недоверчивой усмешкой на лице, поправила:
- У писателя Карамзина его бедная Лиза забеременела. И довольно быстро…
- Ну, значит, Карамзин трудился основательнее. После смерти любимой жены я ополоумел от горя. Врач прописал мне валиум, и я употреблял его пачками, размешивая в стаканах с водкой. Был даже момент, когда я хотел покончить с собой! Купил пистолет и трижды стрелял из него в свое разбитое сердце!
- Неужели? – насмешливо спросила Аня, но Альберт Львович, увлеченный своим рассказом, не заметил иронии.
- Да! Три раза стрелялся! Холостыми, разумеется, патронами. Кому была бы польза от моей смерти, если Лизы уже не было? На женщин я совершенно перестал обращать внимание. Чтобы найти новую любовь, я пошел непростой тропой гомосексуалиста. Это меня спасло, и постепенно я пришел в себя …
- Вы прямо подвижник любви, Альберт Львович! Всю жизнь посвятили поискам светлого и чистого чувства! Транквилизаторы с водкой, пистолет, постоянная смена партнеров! Нечеловеческая устремленность!
Альберт Львович, довольный эффектом своего рассказа, не замечал иронии Ани и согласно кивал головой.
- Вы знаете, Анечка, - сказал он, перейдя на доверительный полушепот, - после двадцати я уже заметно полысел, и мне приходилось надевать на свидания небольшой паричок…
- Как это делает один наш известный певец?
- Ну, у вашего известного певца лысина давно уже доходит до задницы. У меня была аккуратная плешь, которую приходилось прикрывать паричком. И представляете, я так переживал весь свой медовый месяц, что мой бедный паричок поседел! Как-то утром беру его с тумбочки, намереваясь одеть, а он совершенно белый! Словно вывалялся в муке!
- А ваши собственные волосы?
- Удивительно, но они остались, как видите, без всякого изменения.
- Что делает с человеком большая страсть! - Анна наконец не выдержала и рассмеялась.
Но Альберт Львович совершенно не обиделся. Как бы оправдываясь, он сказал:
- Говорят, в раю все голубое и розовое …
- Кто это говорит?
- Те, кто смотрит на небо. Они видят, что в ясную погоду оно голубое, а на рассвете розовое. В раю все аккуратно подкрашено первосортными голубой и розовой красками. Они закупают эти краски в Финляндии, мне один знакомый бизнесмен рассказывал…
- Ваш брак, Альберт Львович, был в некотором смысле образцовым… - успокоила его Аня. - Но когда зачинался Виктор, вашей любимой жены в живых уже не было… Так ведь? Выходит, все произошло позднее, скорее всего, в раю, на голубой скамейке под выкрашенным в розовое платаном? Там ведь была в этот период ваша Лиза…
- Ах, это… - Альберт Львович уже исчерпал свою фантазию и явно хотел перейти к другой теме. – Здесь совсем другая история… Можно сказать, прямо противоположная. Но я расскажу ее как-нибудь в другой раз. Тоже по-своему поучительный случай. Молодой, любознательной девушке полезно было бы познакомиться с ним. Но в другой раз… Душа покоя просит. Легко закрыть глаза на действительность, но не на свои горькие воспоминания!
Альберт Львович налил в бокалы вино, и они в первый раз чокнулись. Помедлив, он спросил:
- Можно, Аня, я буду называть вас на «ты»? Это не брудершафт, целоваться не обязательно. А вы будете называть меня на «вы», так, наверно, будет удобнее…
- Конечно, можно, - ответила Аня. – Мне будет даже приятно. Я теперь так много знаю о вас! Вы для меня не посторонний человек… Вы стали мне чем-то близки.
- Спасибо, ты очень чуткая девушка. Удивительно, но я готов доверить тебе свои самые сокровенные тайны! Но это потом…
Они еще раз чокнулись и выпили. Аня почувствовала, что приближается момент, когда ее спутник объяснит ей свое неожиданное приглашение в ресторан. Она напряглась едва ли не до дрожи. И было чего опасаться. За затянувшейся увертюрой вместо прекрасной музыки вполне могла последовать ужасная какофония со вскрикивающими тромбонами и дребезжащими литаврами. Рассказ Альберта Львовича о своей юношеской влюбленности только подтверждал такое мрачное предчувствие.
Глава 3
Симфония все не начиналась. Альберт Львович в неспешной манере человека, привыкшего часами сидеть в ресторане, вел разговор обо всем на свете. Мысль его постоянно перескакивала с одного предмета на другой.
- Не заказать ли нам еще улиток? – вдруг спросил он и тут же ответил сам себе: - Нет, поздно, поезд уже ушел. Теперь до следующего раза, наверно, до завтра. Нужно уметь наступать на горло собственной песне. Мне один знакомый как-то рассказывал о своем посещении ресторана «Донизл» в Мюнхене. Поднимаются они по центральной лестнице на второй этаж ресторана. Первый марш лестницы заканчивается площадкой, в стену которой вмурована большая плита из белого мрамора с выбитыми на ней золотом именами. Под плитой лежат букеты живых цветов. Знакомый спрашивает у сопровождавшего его немца: «Это мемориальная доска в честь погибших в битве при Мюнхене?» – «Нет, - отвечает тот. – Никакой битвы при Мюнхене никогда не было. Это доска в честь посетителей, умерших прямо за столиками в нашем самом знаменитом мюнхенском ресторане. Ресторан имеет долгую историю, он основан в девятнадцатом веке, поэтому имен довольно много». – «Они умерли от переедания?» – довольно бестактно спросил мой знакомый. – «Причина смерти здесь не указана. Просто написано: «Эти господа имели честь умереть в нашем прекрасном ресторане». После такого уведомления указание диагноза было бы, сами понимаете, бестактным». Представляешь, Аня: «Имели честь…». У меня есть голубая мечта… Нет, «голубая» здесь звучит двусмысленно. Большая, светлая мечта. Поехать в Мюнхен и так наесться в ресторане «Донизл» устриц, чтобы там же за столиком и умереть! Достойная будет смерть! Мое имя занесут золотыми буквами на белую мраморную доску, и ты, приезжая в Мюнхен, будешь класть к ней букетик цветов!
- Я так и буду делать, Альберт Львович. Но вы, однако, тщеславны. Быть увековеченным в мраморе в самом центре Мюнхена!
- Есть некоторое тщеславие… - согласился Альберт Львович. – Все-таки наше общество меня недооценивает…
- Это удел всех людей, опережающих свое время, - успокоила его Аня. – Только спустя годы потомки осознают, какого человека они потеряли… Но сколько же нужно будет съесть устриц, чтобы тут же умереть? Они ведь совсем невесомые… Русский человек если и умирает от переедания, то только от переедания блинов. Помните у Лескова есть рассказ «Что русскому здорово, то немцу смерть»? Там немец, взявшийся соревноваться с русским, съел несколько больших тарелок блинов и умер. А русский посмотрел на него снисходительно и заказал себе еще пару тарелок блинов. Так что даже блинов потребуется изрядно…
Альберт Львович только поморщился.
- Какие блины в первоклассном ресторане? Чтобы умереть от переедания блинов, надо ехать в какой-нибудь Урюпинск. Но там даже мемориальных досок никаких нет. Недавно до них дошла весть, что в семнадцатом году у нас была Октябрьская революция. В местной газете написали, что хотят отметить это событие первой в городе мемориальной доской… Кстати, Аня, будете в Мюнхене, учтите особенности западной психологии. Они там, на Западе, считают, что русские девушки скрытны и очень неохотно говорят о своих интимных связях. Я вот размышляю над тем, что вас нужно послать в Мюнхен в командировку. Там много интересного, особенно в районе вокзала… Посмотрите, изучите и потом расскажете мне.
Аня не стала спрашивать, что ей нужно будет изучить в далеком и неведомом Мюнхене. Она позволила себе даже пропустить мимо ушей весьма туманный намек насчет ее зарубежных командировок.
- Ну, наши девушки совсем не скрытны. Они просто плохо помнят свои любовные связи. Представьте, собирается кампания довольно случайных молодых людей. Выпивка, полумрак, ванная комната или балкон… Что здесь может запасть в память? Да и какая радость от таких воспоминаний? Если рассказать все это иностранцу, он, чего доброго, испугается. Как возможно такое? Без душа, без презерватива? Такого не бывает. Он даже свой первый сексуальный опыт ставит как спектакль. Договаривается со школьной подругой, снимает комнату в мотеле, припасает шампанское. Даже наручники иногда прихватывает с собой. А вдруг девушка захочет приковать его руки к спинке кровати? И не упивается до такого состояния, чтобы наутро не вспомнить, как все происходило…
Альберт Львович согласно кивал головой, но слушал без особого интереса. Как только Аня остановилась, он вернулся к своей мысли.
- Мне нужен будет передовой зарубежный опыт. Раз уж мы с тобой теперь хорошие приятели, открою тебе некоторые свои планы. Я мечтаю со временем открыть собственный «секс-Макдоналдс». Никаких очередей, всегда на выбор свободные девочки, в наличии номера, словом – все для быстрого и безопасного секса. Без путан мир пресен, как обед в диетической столовой. Конечно, секс в жизни не главное, но он основное. Нужно помочь человеку осуществлять его естественную и такую важную потребность. Но в сексуальных играх, как и во всяком театрализованном представлении, непременно нужен режиссер, или, лучше сказать, продюсер. Этакий незаметный организатор сексуального досуга. Иначе, как ты правильно говоришь, все перетрахаются со всеми и наутро нечего будет вспомнить. И что очень важно, секс относится к разряду азартных игр. За него надо платить. Кто-то должен следить за этим. А следить буду я, совершенно незаметный человек из той массовки, которая называется жизнью. Третий слева в седьмом ряду…
Аня внимательно слушала Альберта Львовича, но не сказала ни слова, даже когда он своевольно переделал сказанное ею.
- Но все это в будущем… - Альберт Львович помолчал, отхлебывая вино, а потом неожиданно заявил: - Все, что ты слышала о манекенщицах, правда.
Удивившись такому резкому переходу, Аня переспросила:
- А что я о них слышала?
- Ну, как же! Работа манекенщиц «мебелью», спонсорство богатых компаний, периодически ублажающих своих клерков красивыми девушками из модельных агентств, портфолио, рассылаемые десяткам индивидуальных заказчиков, и тому подобное. Манекенщицы параллельно подрабатывают сексом. Чем выше класс модели, тем больше ей платят в смежной области. Как говорится, любовь не продается, но купить ее за хорошие деньги можно.
- Но это проституция! – возмутилась Аня, и, смутившись от своей неожиданной резкости, покраснела.
- Нет, ни в коем случае! – тут же возразил ей Альберт Львович. – Ты упрощаешь ситуацию. Без денег и с кем попало – это, по-твоему, любовь и самовыражение. А если с хорошей оплатой и только с тем, кто нравится, - проституция. Все не так прямолинейно, милая моя. Модельный бизнес еще не созрел для того, чтобы стоять на своих собственных ногах. Он пользуется костылями спонсорства и покровительства. В том числе и финансового покровительства. А кто ужинает девушку, тот ее и танцует. Со временем все, конечно, изменится. Но сейчас у нас в стране это так. Модельный бизнес – только приложение к фэшн-индустрии, производству модной одежды. Мировой оборот этой индустрии – двести пятьдесят миллиардов долларов. У нас в стране – всего два миллиона! Как говорится, почувствуйте разницу! Модно одеваются в богатых странах, и только там. А у нас даже в воскресенье треть населения ходит в ватниках. Разумеется, мы первые в ряду самых бедных стран и у нас хорошие перспективы. Но наш модельный бизнес в самом зачаточном состоянии. Он не способен без спонсорства и меценатства содержать своих сотрудников.
- Но глянцевые обложки журналов, поездки наших моделей в Париж, подиумы и конкурсы моделей? – Ане не хотелось так сразу соглашаться с той картиной, которую нарисовал Альберт Львович, хотя она уже чувствовала, что он прав.
- Не надо громких слов… - охладил он ее. – Везет единицам, а как-то существовать должны тысячи. Кстати, те, кому повезло, тут же уезжают в Париж или Нью-Йорк и больше сюда не возвращаются. Здесь им нечего делать. Все остальные ведут двойную жизнь. Одна, видимая всем, - на обложках журналов и на подиумах. Другая, неизвестная никому, - длинными уютными вечерами в компании с теми, у кого тугой кошелек… - Альберт Львович помолчал, словно собираясь с мыслями, а потом неожиданно заявил: - Я убежден, что человек должен отдавать себя людям. Отдавать, даже если его и брать не хотят. А тебя, милая моя, возьмут!
- Спасибо за комплимент! – резко ответила Аня. Тут же она растерялась от этого, совершенно неожиданного заключения из разговора о модельном бизнесе и замерла в странной задумчивости. Ее состояние было похоже на прострацию.
Альберт Львович подозвал официанта и заказал мороженое и кофе. Потом он принялся смотреть в окно и делал это так сосредоточенно, будто для наблюдения за редкими прохожими он и пришел сегодня в ресторан.
Спустя несколько минут, Аня, наконец, зашевелилась, поправила волосы и принялась разглядывать посетителей уже заполнивших все столики. Она еще раз обратила внимание, что за многими столиками сидели ухоженные, хорошо одетые мужчины в обществе совсем юных симпатичных девушек.
- Альберт Львович… - медленно начала она, - а вот эти милые создания за соседними столиками тоже манекенщицы?
Альберт Львович вскользь окинул взглядом зал.
- Вполне может быть. В Москве модельных агентств больше, чем в Париже, Лондоне и Нью-Йорке вместе взятых. Возможно, эти девушки тоже ведут двойную жизнь. Если повезло на кастингах, днем они выходят на подиум, а вечером почти все манекенщицы здесь или в похожем месте.
- И это не проституция?
- Что ты прилипла к этому слову! – Альберт Львович даже рассердился. – Конечно, нет. У этих девушек есть профессия. Уважаемая, я бы сказал, почетная, профессия. А как они проводят свое свободное время – это уже их личное дело. Они могут сидеть на скамейке в парке, но могут сидеть и здесь.
- А в этой вашей двойной жизни у девушки остаются какие-то права?
Альберт Львович сразу же оживился и погрозил Ане пальцем.
- Не в моей, а в твоей будущей двойной жизни… Я хотел бы подрабатывать, как эти милые девушки, но я никому не нужен. Даже задаром.
- Я и сказала «в вашей»…
- Не играй словами. Я так отвечу на твой вопрос. Ты вся будешь состоять из прав. Обязанностей окажется только чуть-чуть. Первое право – получать хорошие гонорары за свои услуги…
- Что значит, хорошие? Я только что получила гонорар за съемку в порнофильме… Меня увидят обнаженной тысячи людей… А плата за это смешная…
Официант принес мороженое, и Альберт Львович тут же принялся с удовольствием его есть. «Набросился на мороженое, как маленький ребенок», - подумала Аня и заулыбалась.
- Надо мной, конечно, смеешься? – Альберт Львович тоже улыбнулся. – Смейся, на здоровье. А я посмеюсь над твоим фильмом. Мог бы похихикать и над твоим гонораром за съемку, но не стану этого делать. Ты обидишься. Никакой твердой таксы у тебя не будет. У нас, к счастью, не Америка, где даже миллиардер платит девушке по вызову стандартные двести долларов и ни цента больше. Если согласишься с моим предложением, будешь иметь дело с самыми богатыми у нас людьми. Деньги достаются им легко. И они так же легко расстаются с ними. К тому же у нас особая психология. Если мужчина уважает себя, он не оставит утром на твоем столике меньше тысячи долларов. А то, что он заплатит мне, тебя не должно касаться.
- Но бывают несимпатичные мужчины… - Аня стеснялась яснее выразить свою мысль.
- Разумеется, бывают, и их большинство. Но ты не обязана каждому идти навстречу. Ты – модель, и с кем тебе провести вечер или ночь – твое свободное решение. Выбор остается за тобой. Как раз, поэтому мне и не нравится слово «проституция». Очень не нравится. У тебя есть профессия, ты – модель. У тебя не будет таксы, за интимные услуги. За тобой останется право отказать каждому, кто несимпатичен тебе… Вырази согласие, и я дам тебе список тех, кто может позвонить тебе и договориться о встрече. Там только имена и отчества и ничего другого. Запомнишь этот список и вернешь его мне… Только и всего. Если человек покажется тебе несимпатичным, а тем более неприятным, за тобой всегда будет право отказать ему. Посидеть с ним вот так, как со мною, в ресторане, поговорить о том, о сем, вежливо поблагодарить за прекрасно проведенный вечер и попрощаться. Уверяю, никто не пойдет за тобою следом. И не выразит обиды. Только благодарность за встречу и за твое милое щебетание. А говорить ты умеешь, в этом нет проблемы. Потом еще кое-что подучим, но к работе можно приступать уже теперь. Есть здесь, конечно, один тонкий момент. Отказать можно любому, но следует все-таки помнить, что самое лучшее предложение состоит из одного слова. Хотелось бы, чтобы этим твоим словом в случае людей из моего списка было «да». Но, еще раз повторю, и в отрицательном ответе нет ничего страшного. Я вижу, ты заслушалась…
Аня встряхнула головой и принялась за мороженое.
- Странный какой-то мир…Страшно далеко все это от обычной жизни. Я думала… Впрочем, какая разница, как я раньше все это представляла!
- Мир, действительно, в чем-то необычный, - согласился Альберт Львович. – Как ты могла представить, что перед тобою может распахнуться невероятный простор, безбрежный, как океан под безоблачным небом? Как скромная девушка из небогатой семьи может вообразить, что начиная с одного прекрасного дня ее жизнь будет сверкать, вспыхивать, гореть, хотя сами чувства станут бесстрастными?
- Вы поэт, Альберт Львович! После сухой калькуляции у вас сразу же идут стихи в прозе. – Аня улыбнулась и, подражая собеседнику, с некоторым пафосом сказала: - Главное в нас – душа, наше тело – всего лишь игра света и бликов. Стоит распознать это и не испугаться – вмиг придет спасение. Пусть с телом происходит все, что угодно, но если душа чиста и устремлена ввысь…
Альберт Львович жестом остановил ее.
- Не надо смеяться надо мной. Я занимаюсь, как уже сказал, маленьким, незаметным делом – налаживаю человеческие контакты. Но стараюсь выполнять свою работу хорошо. Разве это недостаток?
- Извините, я увлеклась. А останется у меня личная жизнь?
- Само собой! Твои обязанности будут совершенно необременительны. Все остальное время ты можешь посвящать своей профессии манекенщицы, сниматься в журналах и в своих любимых фильмах… Все что угодно.
- Я имела в виду не профессиональные занятия…
- А, твои увлечения! В них ты совершенно свободна. Ты молода, постоянно будешь в кого-нибудь влюблена… Кто может на это покушаться? Любовь – это святое. Не рекомендую только торопиться с замужеством. Но это не больше, чем совет.
Некоторое время Аня молча пила кофе, не зная, о чем еще спросить.
- Вы дадите мне время подумать, Альберт Львович?
- Разумеется! Хоть целую неделю.
- А если я соглашусь, но потом через месяц передумаю?
Альберт Львович сделал грустное выражение лица.
- Это будет печально, и мне будет жалко тебя. Тебя ждет блестящая карьера. Но ты остаешься совершенно свободной и можешь в любой момент махнуть на все рукой и уйти в почтальоны или в дворники. Мне останется сказать одно: «До свидания». И я не обижусь на тебя. Человек рождается свободным, и ни у кого нет права покушаться на его свободу.
Альберт Львович рассчитался с официантом, и они вышли на улицу.
- Давайте я провожу вас до вашей гостиницы? – предложила Аня.
- Слишком большая честь для меня.
- Здесь недалеко, пойдемте.
Болтая о пустяках, они направились к Тверской площади.
- На тебя обращают внимание мужчины, - заметил Альберт Львович. – Меня они осматривают после того, как налюбуются тобой, и смотрят на меня, к сожалению, с некоторым презрением. Они убеждены, что я срубил дерево не по себе.
- Не придавайте этому значения. Мужчины завистливы и самонадеянны. «Я рядом с нею смотрелся бы неплохо, - думает каждый из них. – А этот невысокий лысоватый мужчина явно не на своем месте». А я не обращаю внимания на мужчин. Знакомства на улице редко бывают удачными… - Помолчав, она усмехнулась: - Мужчина для души у меня есть. А все остальные нужные мне мужчины – в вашем таинственном списке. Думаю, на улице они к девушкам не пристают…
Позднее, обдумывая предложение Альберта Львовича, Аня неожиданно поняла, зачем он предложил ее для съемок порнофильма. Делать из нее порнозвезду он, конечно, не собирался. Ему нужно было психологически подготовить ее к разговору в ресторане о возможности сотрудничества с ней. Она снимается в порнофильме, ходит обнаженной перед посторонними и в итоге получает за это копейки. Ее нужно подготовить к мысли, что гораздо лучше обнажаться в другом месте и на намного более выгодных условиях. Режиссер Громов Ане понравился. Но из того, как поворачиваются ее дела, нетрудно заключить, что режиссера она больше никогда не увидит и ни в каких его фильмах и роликах сниматься не будет.
Наконец-то Ане открылась та пропасть, в которую, как она чувствовала, она все с большей скоростью катится. И столкнул ее с обрыва именно Альберт Львович. Он только кажется милым и симпатичным человеком. А что у него в глубине души, никто не скажет…
Глава 4
Многие карьеры, блестяще начинаясь, потом разваливаются в считанные дни. Те, кто раньше подобострастно здоровался, прогибаясь в спине и пытаясь одновременно заглянуть в глаза, при встрече перестают узнавать неудачника. Некоторые наглеют до того, что, заметив его, демонстративно отворачиваются в сторону. И даже бурчат себе под нос что-то ругательное. Sic transic gloria mundi – незаметно и бесследно уходит слава людская, если верить наблюдательным древним римлянам.
С такими грустными мыслями Альберт Львович выходил из метро на станции «Маяковская». Он направлялся к своему шефу. Там, как было уже очевидно, его ждали крупные неприятности.
Он приехал на метро, в вагонах которого было душно и пахло потом, словно в переполненной камере предварительного заключения. При визитах к руководству нельзя было брать даже такси. Вынырни из толпы, а потом, отчитавшись и получив очередной нагоняй, тут же смешайся с нею. На этот раз «втык» обещал быть особенно сильным.
Преодолев два пролета крутой лестницы на выходе из метро, Альберт Львович остановился, чтобы отдышаться. «Не тот уже возраст, чтобы быть мальчиком на побегушках, подумал он. - Пора уже самому сидеть в прохладном кабинете с молодым, улыбчивым секретарем в предбаннике и вызывать кого-то к себе на ковер». Сам он понимал, что это наивные и пустые мечтания.
Стоявший посреди сквера напротив бронзовый Маяковский, выставивший ногу и держащий в руке какие-то заметки, показался Альберту Львовичу государственным обвинителем, выступающим в суде и требующим высшей меры наказания. «Нет уж, не выйдет! Все, что я делал за последние пять-семь лет, не тянет не только на вышку, но даже на десятку. От трех до пяти, а с хорошими адвокатами и того меньше, - подытожил Альберт Львович. - В мои пятьдесят это терпимо. А выйду, тоже встану где-нибудь посреди зеленого ухоженного газона на красивой гранитной дорожке и буду уверенно писать в будущее».
Отдышавшись и несколько успокоившись, Альберт Львович не спеша, отправился дальше по Садовому кольцу. Взглянув мельком на цветные маски на фасаде Театра сатиры, он отметил, что только одна из них улыбается открыто и честно. У остальных трех рожи не внушают радости. Одна так вообще скуксилась, опустила кончики губ вниз, как будто ее только что вместо поощрения неожиданно и незаслуженно выпороли. «Сволочи!» – пошевелил губами Альберт Львович. Это относилось, конечно, не к бездушным маскам, а к тем неизвестным ему темным силам, плетущим против него свои зловещие сети.
Начал накрапывать легкий летний дождик, и Альберту Львовичу, забывшему зонтик, пришлось ускорить шаг и, взяв в обе руки тяжелый дипломат, прикрыть им голову. Волос на ней оставалось немного, но их пробивал аккуратный пробор. Он придавал, как полагал Альберт Львович, интеллигентность и нужную в его возрасте и при его обязанностях строгость. Эти же черты характера призваны были подчеркнуть прекрасно сшитый темно серый костюм, белоснежная рубашка и серо-стальной галстук-бабочка. Так мог выглядеть стареющий, но остающийся при хороших ролях актер, преуспевающий литературный критик или кто-то еще из артистической богемы. Да и формально Альберт Львович относился как раз к этому кругу людей, поскольку являлся вице-президентом известного модельного агентства. В его нагрудном кармане покоилось красивое, тисненное золотом по коже горного абиссинского козла удостоверение, подтверждающее его высокую и почетную должность.
Дойдя до Большого Козихинского переулка, Альберт Львович повернул налево. Он не стал сразу же заходить в подъезд, над которым висела бронзовая табличка с названием мало кому известной фирмы, а пристроился под козырьком дома напротив. Хотелось окончательно успокоиться, чтобы войти к шефу, сияя улыбкой и излучая умеренный оптимизм. Закрытый шлагбаумом проезд между домами был забит столпившимися носами к бордюру шикарными иномарками. Альберт Львович еще раз осмотрел массивный, сталинской постройки семиэтажный дом. Первый его этаж был недавно облицован красно-коричневым мрамором. К единственному на весь огромный дом подъезду со скромной, ничего не говорящей табличкой вели пять широких гранитных ступеней. В дом никто не входил и из него никто не выходил. «Напоминает центральный офис ФСБ», - подумал Альберт Львович. В этом офисе как будто никого нет, даже вечерами его окна темны, в единственную огромную дверь, выходящую на Лубянскую площадь, никто никогда не входит. А между тем работа кипит. «Новый стиль новой жизни» - резюмировал Альберт Львович, Он порадовался за себя, что усвоил этот стиль и хорошо понимает энергичную, но не терпящую внешней суеты современную жизнь.
Рядом с закрытым проездом с замершими иномарками торчал дешевый павильончик, торгующий какой-то мелочевкой. У его перил расположились три брюхатых мужика с помятыми лицами и бутылками пива в руках. Неподалеку от них крутился замурзанный бомж, рассчитывающий забрать пустую посуду. «Приводят себя в чувство … Чтобы вечером снова поддать … Спивается народ, притом лучшая, мужская его половина» - грустно отметил Альберт Львович.
Он знал, как исправить положение, Развернуть кипучую деятельность в одном, наиболее динамичном секторе. Он потянет за собой все остальные. Нет, не в захиревшем сельском хозяйстве. И даже не в хромающей промышленности. Только в сфере обслуживания. Начать следует, разумеется, со сферы интимного обслуживания. Она станет мотором всей экономики. Нефть, газ и секс – вот та птица-тройка, которая помчит страну. Как хорошо сказал какой-то современный поэт, «любовь и платный секс, поставленные рядом, дадут стране богатство и порядок». Хотя при чем тут любовь, не очень ясно. Для того и платишь за секс, чтобы не приходилось распространяться о своих чувствах. Но поэты ко всему приплетают любовь. Такая у них профессия. Все песни о любви, все стихи тоже … Никакого коммунизма на таком фундаменте не построишь – это ясно, но капитализм – вполне. Будем жить как в Западной Европе. С хорошей зарплатой и с доступными для среднего класса публичными домами. Нигде за рубежом Альберт Львович не был, но знал, что при капитализме можно жить вполне прилично, хотя и приходится вертеться. И, само собой, не накачиваться перед рабочим днем пивом.
Этими соображениями Альберт Львович делился только в узком кругу хороших знакомых, сидя за бутылочкой дорогого французского вина и рассуждая о высоких материях. Общество еще не созрело для правильного понимания его новаторских идей, и, сделай он их предметом публичного обсуждения, непременно превратит их в какую-нибудь пошлость.
Убедившись, что до назначенного времени осталось ровно пять минут, Альберт Львович открыл тяжелую, как будто и вовсе не предназначавшуюся для открывания дверь подъезда. В прохладном вестибюле с сияющими, без единой пылинки мраморными полами его встретил вежливый охранник. На хорошо сидящей на нем униформе была единственная малозаметная нашивка «Охрана» над карманом куртки. Он внимательно изучил удостоверение посетителя, словно видел его впервые. Альберт Львович бывал здесь, по меньшей мере, раз в неделю, обычно в один и тот же день и час, Но процедура не менялась. Сверив фотографию, охранник пальцами одной руки набрал что-то на клавиатуре стоящего на его столе компьютера. По смазанному изображению на светлом мраморе стены Альберт Львович знал, что сейчас на экране появится точная копия его удостоверения с темным пятном фотографии слева, а внизу – какие-то штрихи, скорее всего, надпись, подтверждающая действие удостоверения и указывающая, куда должен идти его владелец.
Альберт Львович подумал о том, что однажды охранник вернет ему его удостоверение с мягким упреком: «Извините, но оно уже недействительно». И укажет легким жестом на дубовую входную дверь. «Оказаться на улице» обычно означает потерять работу. Но в фирме, сотрудником которой был Альберт Львович, это могло значить все, что угодно. Нельзя было предсказать даже то, что с тобой случится через пару часов.
Охранник вернул Альберту Львовичу его удостоверение, покосился на дипломат и сказал:
- Вас ждут в пятьсот восьмом кабинете.
Направляясь к лифту, Альберт Львович представил, как удивился бы охранник, если бы попросил его открыть дипломат. Впрочем, вряд ли этого немногословного парня, работающего здесь уже полгода, можно чем-нибудь удивить. Тем более дипломатом, набитым доверху пачками со стодолларовыми купюрами. «Люди, рангом повыше, носят доллары в коробках из-под ксерокса, а я со своим жалким дипломатом!» - эта мысль даже расстроила Альберта Львовича, но не надолго. Каждому своя судьба и свой уровень полета. Одни – буревестники, реющие под облаками с наворованными миллионами, а то и миллиардами, долларов в клюве, другие - жалкие пингвины, прячущиеся в расщелинах скал с двадцатью-тридцатью тысячами заработанных честным, хотя и нелегальным трудом долларов.
В лифте было всего две кнопки: «Верх» и «Вниз». Отсутствовала даже привычная красная кнопка «Стоп», без которой не обходится ни один лифт и которую так любят маньяки и насильники. Лифт управлялся компьютером охраны и вез только туда, куда следует.
В первые визиты это странное, как бы вымершее здание в самом центре Москвы, вызывало острый интерес Альберта Львовича. Кто сидит на его этажах? Откуда берутся деньги на шикарные, иногда бронированные автомашины, стоящие у подъезда? Куда эти машины разъезжаются вечером? Что-то здесь нечисто.
Неподалеку отсюда Патриаршие пруды и знаменитый дом Булгакова. Там расположена трехкомнатная квартира, в которой, если верить Михаилу Михайловичу, некоторое время проживал Воланд с двумя своими колоритными помощниками. В этой квартире происходили чудеса. Но еще большие чудеса происходят теперь рядом, в этом вот самом доме. Но о них мало кто подозревает.
Сам Альберт Львович, десятки раз побывавший здесь, не видел ни четвертого, ни шестого этажей, не говоря уже о других частях здания. Лифт аккуратно доставлял его на пустынный пятый этаж, на котором ему был один маршрут – в кабинет пятьсот восемь. Альберт Львович ни разу не отклонился от этого маршрута. Потому что сразу понял: зайди он в какой-то другой кабинет с пустяковым вопросом или попытайся поискать лестницу, ведущую на другие этажи, его визит в этот дом станет последним. Здесь не обычная контора, где служащие снуют по кабинетам и группами собираются в буфете. Тут встречаются в строго назначенное время, а камеры слежения в холле и в коридорах на этажах разводят людей так, что они никогда не оказываются идущими навстречу друг другу.
Лифт прибыл на указанный ему этаж, и Альберт Львович по строгой ковровой дорожке направился в нужный ему кабинет. Миловидная секретарша вежливо, но без тени улыбки поздоровалась с ним и указала рукой на дверь кабинета шефа:
- Юрий Петрович ждет вас.
«Знает ведь меня несколько лет, - подумал Альберт Львович, - а ни разу не сказала ничего, кроме этих дежурных слов».
- Здравствуй, Юрий Петрович! Я прибыл, – произнес Альберт Львович, плотно прикрыв за собою дверь и остановившись у самой кромки роскошного персидского ковра, лежащего перед столом шефа.
- Здравствуй, хер мордастый. Тебя здесь только не хватало.
Субтильному Альберту Львовичу такое неожиданное приветствие не показалось вдохновляющим. Но это был все же и не гром с молнией. Когда Юрий Петрович был чем-то крайне недоволен, он наливался чернотой. В жилах у него начинала пульсировать как будто не кровь, а желчь. Сейчас он выглядел раздраженным, но не более того. Подперев левою рукою лоб, он рассматривал какую-то бумагу, написанную, судя по шершавому обороту, скорее всего от руки. На широком столе не было ничего, кроме телефонного аппарата и вазы с алыми, источающими нежный аромат розами.
Альберт Львович поставил на стол свой дипломат, щелкнул замками и откинул крышку.
- Все, как раньше? – спросил Юрий Петрович.
- Копеечка в копеечку!
- Какие копеечки, глупый человек! Ты что принес? «Цент в цент» нужно говорить.
Юрий Петрович мельком заглянул в дипломат, закрыл его и пошел с ним в соседнюю комнату. Деньги в фирме не принято было пересчитывать. Назвавший сумму отвечал за нее головой, так что дважды здесь никто не ошибался. Как догадывался Альберт Львович, в комнате отдыха находился сейф с двумя замками. В его нутро Юрий Петрович всегда отправлял приносимый ему дипломат. Сколько было в этом сейфе других дипломатов или даже коробок из-под ксерокса, набитых валютой, и куда они потом девались, Альберт Львович не знал. Он считал благоразумным вообще не размышлять над этим. Хотя с Юрием Петровичем они были знакомы уже давно и их можно было даже назвать приятелями, в его комнате отдыха Альберт Львович никогда не был и таинственного сейфа, щелкавшего своими замками, ни разу не видел.
Юрий Петрович вернулся на свое место за столом. Он не предложил Альберту Львовичу сесть.
- Плохо ты ведешь дело. Можно сказать, заваливаешь его, - Юрий Петрович поднял со стола свою бумагу. – Смотри, у тебя одни и те же цифры из месяца в месяц. Разве это бизнес? Настоящий бизнес растет как на дрожжах. Твой - топчется на месте. Ты знаешь, сколько денег вложено и продолжает вкладываться в твое дело? А отдача мизерная. Во что обходятся фешемебельные … нет, неправильно … фешенебельные апартаменты твоих сотрудников? А они там пьют и разлагаются. Перетрахались между собой. Это денег не приносит. Наоборот, отвлекает от работы. У тебя лучший район в Москве, лучший участок деятельности – путаны-люкс и салоны. Это должен быть экстракласс, а ты набираешь шушеру. – Юрий Петрович сделал паузу и поморщился, словно сразу съел незрелый лимон. – На прошлой неделе одна обнюхалась и укусила клиента за член! Ей, видите ли, было весело и она хотела пошутить! Хороши шутки! Клиент выразил свое неудовольствие моему начальству, а оно намылило мне шею. За твои же деньги тебе член откусят!
Альберт Львович, переминавшийся с ноги на ногу, попытался вставить:
- Она не хотела ничего плохого …
- Еще бы! – саркастически усмехнулся Юрий Петрович. – Во Франции женщины зубы удаляют, чтобы минет удобнее было делать! А здесь, наоборот, вставляют металлокерамику, чтобы покрепче вцепиться. – Сделав паузу и опять поморщившись, Юрий Петрович продолжил: - Еще одна пристает к клиенту в самый решающий момент: «Ты меня любишь? Скажи, ты меня любишь?» Его собственная жена двадцать лет об этом уже не спрашивает, а какая-то шлюшка мечтает поиграть в любовь. Не иначе, как сама метит в жены. Путана существует не для того, чтобы разбивать семью. Она для того, чтобы семью укреплять! – Юрий Петрович побарабанил пальцами по столу. – А твой мужской контингент? Упиваются в ресторане, клиенты потом волокут их под мышки в номер. А кому нужна пьяная жопа? Бесплатно никому не нужна, а тем более за хорошие деньги… Кое-кто забывает, что у нас рынок. Кто платит, тот заказывает музыку, а не наоборот…
- Кто девушку ужинает, тот ее и танцует, - попытался поддакнуть Альберт Львович.
- Не перебивай, - оборвал его Юрий Петрович. - Если пристаешь, готовься платить. А если денег нет, забудь про свой член или что там у тебя вместо него.
Юрий Петрович помолчал и подытожил:
- Членовредительство, намеки на любовь, пьянки в рабочее время, приставание к клиентам … Богатый букет. Предлагали снять тебя со всеми вытекающими последствиями … А может, даже отправит тебя отдохнуть лет на пять в прохладные северные края. – Юрий Петрович многозначительно смотрел на собеседника, давая тому время прочувствовать остроту ситуации. – Мне на этот раз удалось отстоять тебя … Убедил, что пока тебя некем заменить и что ты сумеешь поправить дело. Можно сказать, поручился за тебя … - Он нахмурился, показывая, как трудно ему дался этот шаг. – Сам понимаешь, я не на верху пирамиды. Надо мной много высокого начальства. Люди вложили в дело большие деньги и хотят иметь достойную прибыль. Они – акулы, а я всего лишь руководящая щука среднего звена. Они хотят брать наличными, а нам с тобой остается одно – брать умом. Справишься, может, сбудется твоя мечта – откроешь свой частный публичный дом. Не справишься – поедешь отдыхать и набираться опыта у братьев по лагерному разуму. Установка понятна?
- Конечно, понятна, - лаконично ответил Альберт Львович, испытывавший двойственные чувства. Ясно, что грозу с ураганом, способным переместить его на тысячу километров к северу, пока что пронесло. Но понятно и то, что зловещие тучи на горизонте остались.
Юрий Петрович взял из вазы розу, понюхал ее и положил на стол перед собой.
- Что наша жизнь? – задал он риторический вопрос и развел руками. – Игра! Точка в хаосе, как говорит наш известный философ Пародога. А он знает, о чем говорит. Сейчас ты, Альберт, точка, величина, личность. А будешь работать, как теперь, толкнут тебя и ты снова растворишься в хаосе. Имеешь ты тело, в нем всякие органы. А толкни тебя посильнее, станешь телом без органов. Так учит нас философия, и она права. – Юрий Петрович остановился, подыскивая пример, понятный собеседнику. – Какие, скажем, у зэка органы? Только чуть-чуть желудка, и все. Ни сердца, ни почек, ничего другого. Скажи он, что у него почечные колики, так его засмеют. Умри ты на зоне, так даже паталогоанатом не будет нужен. Потому что разрежет он тебя, а внутри никаких органов! Ничего вообще нет, пусто! – Юрий Петрович задумчиво повертел на столе розу и хмуро посмотрел на Альберта Львовича. – Я к чему клоню? Не растешь ты. И это вторая претензия к тебе. Простоват. На таком важном участке должен быть интеллигентный, эрудированный, умеющий поддержать умную беседу человек. А ты? Философии не знаешь, за театральной модой не следишь, в консерваторию тоже, наверняка, не ходишь… Одни рестораны. А общаться тебе приходится с людьми, которые университеты закончили. Ученые степени имеют. Особенно плохо то, что твои сотрудники видят в тебе образец и тоже перестают работать над собой. Не хватает им глубины, эрудиции, интеллекта. Дорогие безделушки… Пустышки … Если твоя сотрудница на два-три часа подъезжает, чтобы обслужить и тут же отправиться восвояси, это не так бросается в глаза. А когда она два-три дня проводит с умным человеком, сидит с ним в кампаниях? И тем более, если едет с ним в командировку, по стране или за рубеж? На курорт? Тогда все выплывает наружу. Смотрит клиент на нее, слушает ее пустую болтовню и думает: «Ничем она не лучше, чем моя жена. Или моя постоянная любовница. Только помоложе». Это касается, кстати, не только твоих женщин, но и твоих мужчин. Я сам с ними не общался, но клиенты намекают: пустоваты и легкомысленны. Так что сам не совершенствуешься и своих сотрудников не подтягиваешь.
- У меня тоже были в свое время университеты, – хмуро возразил Альберт Львович. – В двух из них мы вместе курс наук проходили…
- Были, - согласился Юрий Петрович. - Кое-что мы прошли… Но нужно продолжать работать над собой. «Учиться, учиться и учиться!» Кто это сказал? Вот видишь, не знаешь… А надо бы знать. Я сейчас философию прохожу, ко мне раз в неделю преподаватель подъезжает …
- Пародога этот, что ли? – не удержался Альберт Львович.
- Нет, другой. Профессор Клинский. Тоже голова. В последний раз он мне про этот самый экси… экзистенциализм … сразу и не выговоришь … рассказывал. Говорит, что только наивные люди могут думать, будто человек рожден для счастья как птица для полета. Удел настоящего человека – страдание. И чем больше он мучается, тем чище и благороднее становится. Со временем настрадается и закалится настолько, что станет сверхчеловеком. А толпа – пусть она наслаждается. По ресторанам, как ты, ходит. Ей до очищающего страдания все равно не подняться… Вот я учусь, совершенствуюсь, а ты?
Альберт Львович понуро молчал.
- Не думай, что я тебя не ценю, - продолжал Юрий Петрович, не очень дожидаясь ответа на свой вопрос. - Ты хорош по-своему. Надежный, никогда не продашь – это главное. Хитрый. В нашем деле это немаловажно. Внушаешь доверие, умеешь влезть человеку в душу. Представительный, прямо деятель искусства какой! – Юрий Петрович улыбнулся, словно вспомнив какой-то комический эпизод. – Ты мне этого кинорежиссера напоминаешь … Который царя изображает и на коне с ребеночком скачет… Царь, конечно, дурак, иначе Октябрьской революции не было бы. Режиссер тоже, по-моему, звезд с неба не хватает. Но взгляд какой! Открытый, честный, совсем как у тебя! – Юрий Петрович еще поулыбался, а затем вдруг посерьезнел и заключил: - Но не учишься, не работаешь над собой… Скоро не будешь соответствовать своему месту.
Юрий Петрович внимательно смотрел на Альберта Львовича, приунывшего так, что его не воодушевили даже похвальные слова.
- Смотри, не подведи меня, - Шеф поставил розу обратно в вазу, словно показывая, что отлучение собеседника от дружного коллектива фирмы пока откладывается. – Твои промахи засчитываются и мне. И учти, места под солнцем распределяются в тени. Кто будет решать твою судьбу, если не справишься, не знаю ни я, ни тем более ты. Раз! И загремишь вверх кармашками! Загремишь туда, где двенадцать месяцев зима, а все остальное лето. Вверх пустыми кармашками!
- Может, мне в отставку попроситься? – робко спросил Альберт Львович, заранее зная, каким будет ответ.
- Ты что, президент страны, чтобы досрочно уходить в отставку? У нас и премьер-министры не уходят, пока их не вытолкают в шею. А о министрах я уже и не говорю. Запомни еще, ты много знаешь. Сегодня ты держишь язык за зубами, а что будет завтра, когда ты окажешься не у дел? Наши конкуренты уже обхаживали тебя. Если над тобой не будет нашей крыши, они тут же съедят тебя. И у них в животе ты расскажешь все, как миленький. Они знают о тебе, может, только чуть меньше, чем мы. И все это могут выложить в нужный момент, чтобы придавить тебя. Так что для тебя отставка – это заслуженный отдых на нарах. Там ты будешь под нашим неусыпным присмотром. Не трясись, у меня такое же положение. Или я работаю с полной отдачей, или сижу в тюрьме под хорошим присмотром, чтобы у меня язык не развязался. А фирма нас и там не забудет … Будет подбрасывать на сухарики и на твой любимый чефир. После отсидки куда-нибудь снова пристроит…
- Понятно, - только и смог сказать Альберт Львович. – Я стараюсь…
- Лучше старайся! Прежде, чем меня подвесят за яйца, я посажу тебя на кол. Ты любишь, чтобы тебя жалили в задницу. Так вот, это будет твой последний гомосексуальтный опыт! Представляешь, в лесу, на солнечной поляне ты сидишь на колу! Одновременно и могила и оригинальный надгробный памятник! – Юрий Петрович рассмеялся над удачно найденным образом.
- Хороший памятник… - промямлил Альберт Львович, близкий к обмороку.
Юрий Петрович еще поухмылялся своей шутке и махнул рукой. Стало ясно, что серьезная и тяжелая часть встречи подошла к концу. Нажав кнопку на телефонном аппарате, шеф сказал секретарше:
- Наташенька, пожалуйста, два коньяка и два кофе!
Затем он взглянул на бледного Альберта Львовича и удивленно вскинул брови, словно только сейчас заметил, что тот переминается с ноги на ногу перед его столом.
- Ты что стоишь как столб? Столбового дворянина изображаешь? Голубая кровь покоя не дает? Садись. Свое - ты еще не отсидел.
Альберт Львович с облегчением направился к журнальному столику и стоящим рядом с ним двум кожаным креслам.
- Я твою родословную помню, - с растяжкой продолжил Юрий Петрович. – И Ивановым был. И Петровым … Сейчас, наверно, Сидоров по паспорту? Знатная фамилия. И имя ты себе подобрал звучное – Альберт. А ведь недавно был обычным Василием … Растешь…
- Под твоим присмотром, Юрий Петрович … Твоими заботами и твоими ценными указаниями … - Альберт Львович уже начинал приходить в себя.
- Не ехидничай, - прервал его Юрий Петрович.
Он встал из-за стола и начал прохаживаться по кабинету. Среднего роста, крепко сложенный, с круглой, прямо сидящей головой и серыми, почти не мигающими глазами он излучал уверенность и спокойствие. На нем были коричневатый, в мелкую клеточку пиджак, темно коричневые брюки и темно оранжевые, какого-то замысловатого техасского покроя ботинки. Особое внимание Альберта Львовича привлек его галстук, желтый, в зеленовато-золотистую полоску. «Пиджак, конечно, от Армани,- прикидывал Альберт Львович. – а галстук, пожалуй, от Валентино … Умеет, однако, одеться…»
Сам Альберт Львович уделял одежде особое внимание. Он считал, что как голубой, он имеет особо тонкий вкус и всегда сумеет одеться элегантнее любого натурала. Но, нет. Рядом с шефом он выглядел бедным родственником, только что приехавшим из провинции. От Юрия Петровича исходили флюиды власти и силы, и это придавало его облику особое обаяние, как бы он ни был одет. Он и в тюремном бушлате смотрелся неплохо, отметил про себя Альберт Львович. Всегда чем-то руководил. При трениях с лагерной администрацией его непременно выбирали на роль переговорщика. Когда-то Альберт Львович завидовал этой нематериальной, неизвестно из чего складывающейся харизме, но потом успокоился. Харизматичность, как и красота, дается от природы, и здесь выше себя не прыгнешь.
Словно угадав его мысли, Юрий Петрович внимательно осмотрел его костюм, задержался взглядом на бабочке и проборе и неожиданно заметил:
- Одеваться нужно проще, как Ленин. Но, как и он, со вкусом.
К чему это клонилось, Альберт Львович не мог понять. Он живо представил Ленина в мятом, заношенном пиджаке, с кепкой в кармане и решил, что это только ирония.
Глава 5
Секретарша внесла поднос, на котором стояли две чашки кофе, два пузатых бокала, на треть наполненные коньяком, и блюдечко с порезанным на тонкие дольки лимоном. Юрий Петрович снял с полки какую-то толстую книгу и тоже присел к журнальному столику.
- Ты, может, чефир желаешь заказать? – спросил он с поддельным участием. – Извини, не держим. Чефир мы с тобой еще успеем попить, если будем так работать. А пока придется удовлетвориться ирландским коньяком. Давай выпьем, Альберт, за то, чтобы ты пережил катарсис!
-Что, что? – удивился Альберт Львович и даже поставил свой бокал на столик.
- После тоста пью, а не спрашивают, - остановил его Юрий Петрович. Они чокнулись и отпили по паре глотков.
- Ну, как коньячок? – Юрий Петрович явно ожидал услышать восторженный отзыв.- «Хенесси». Десятилетней выдержки. Пятьсот долларов бутылка. А широкие бокалы для того, чтобы немного подогреть его теплом ладони и оживить букет. Ты, правда, предпочитаешь граненый стакан…
- Коньяк великолепный, - согласился Альберт Львович, хотя сам ни коньяка, ни водки в последнее время уже не пил. Заботясь о здоровье, он предпочитал сухие французские и американские вина. – Так за что мы все-таки пили?
- За катарсис. За очищение души от отягчающих ее грехов и страданий. И от денег, конечно, потому что от них основные грехи. Тебе этот самый катарсис очень будет полезен. За промахи в работе на тебя налагается штраф в пять тысяч зеленых. Принесешь потом. Будешь помнить: топтание на месте может завести далеко.
- Штраф – это хорошо… - задумчиво сказал Альберт Львович. – А откуда ты взял этот самый катарсис?
- Вот из этого словаря. - Юрий Петрович положил на столик «Словарь иностранных слов», который он держал на коленях. – Я теперь расширяю свой кругозор. На зоне ничего ведь, кроме мата и блатной фени, не усвоишь. А здесь приходится общаться с грамотными, интеллигентными людьми. У них дипломы, они по-английски спикают и по-немецки шпрехают. И мне не хочется быть лыком шитым. Если нужно, я тоже могу выглядеть раскованным, эрудированным и даже немного эксцентричным и экстравагантным.
- Это ты неплохо придумал, - поддержал Альберт Львович, но в голосе его все же звучала ирония. – Может, ты и иностранные языки выучишь?
- Если для дела будет нужно, выучу, - вполне серьезно ответил Юрий Петрович. – А сейчас это не нужно и даже вредно. Соберусь за рубеж, всю мою биографию перелопатят. Такое найдут, что я и сам не хотел бы вспоминать. – Неожиданно он сменил тему. – На прошлой неделе тебя четыре раза видели в центральных ресторанах. Любишь отдохнуть после напряженного трудового дня? Наверно, за казенный счет?
- Я только за свои!
- Да уж надеюсь… Хотя где свои, где казенные, у тебя не очень разберешь. Транспарантность нужна, дорогой, открытость финансовых потоков. Ты, кстати, не крысятничашь случаем, всю прибыть сдаешь?
- Упаси бог, Юрий Петрович! Сам знаешь! – как можно увереннее ответил Альберт Львович, хотя довольно смутно представлял, где кончаются общие деньги и начинаются «свои». Ему назначалась сумма прибыли, и он ее регулярно приносил. Все остальное он считал собственными, честно заработанными доходами.
- Знаю, - подтвердил Юрий Петрович, - сам тебя учил. За крысятничество разговор простой – голова долой. Но я боюсь, что ты с этой жизнью в верхах, с дорогими ресторанами и приемами совсем прогнил. Каких пороков у тебя нет?
- Я не лесбиянка! – не раздумывая, решительно заявил Альберт Львович.
- А разве это порок? Лесбиянство приносит тебе почти четверть всей прибыли, а ты о нем так дурно думаешь. Двум мужикам, значит, можно, а двум женщинам нельзя? А где же равенство полов, где эмансипация?
- Я не против, - отступил Альберт Львович. – Пусть лижутся, если это никому не мешает.
Юрий Петрович поднял бокал:
- Ну, еще по чуть- чуть? Может, тост какой скажешь? Похвастаешься чем-нибудь? Не желаешь, нечем хвастаться. Давай выпьем за принцип «чего хочет клиент, того хочет бог»! Ты, наверное, слышал о таком законе природы?
- Еще бы! – Альберт Львович обрел уверенность. – Это основное правило нашей работы!
- А хочет клиент, чтобы его за член кусали. Как ты думаешь?
- Не хочет. Точно не хочет.
- А ведь в следующий раз она еще больше обнюхается, обкурится, обопьется, а потом – в игривом своем настроении – откусит полчлена и проглотит. Даже пришить назад будет нечего … Придется у тебя наполовину обрезать. Трансплантант будет! – Юрий Петрович засмеялся, довольный неожиданным поворотом своей мысли.
- Пожалуйста, - ответил, хотя и без энтузиазма Альберт Львович. – Пописать можно и коротышкой … А что если, Юрий Петрович, клиент захочет вдруг что-нибудь несовершеннолетнее, девочку или мальчика?
- Это не наш клиент. Это – педофил, уголовник. Таких лучших друзей маленьких детей не любит не только милиция, но и тюрьма. Ты это знаешь, Мы действуем исключительно в рамках закона. Иногда идем по самой грани, но эту грань не переступаем. Проституция не запрещена законом. Рамки ее еще не определились, но прямого запрета нет. А в нашем свободном обществе все, что не запрещено, разрешено.
- Хорошо бы ввести проституцию в кодекс законов о труде. Как особую специальность, - мечтательно сказал Альберт Львович. – Слесарь, шофер, предприниматель, учительница, проститутка …
- Со временем введут. Но не надейся, что скоро. Наверху работают над этим. Но люди, от которых зависит решение вопроса, пока слишком много хотят даже за то, чтобы намекнуть на легализацию проституции.
- Жалко. Но когда-нибудь будет так… - начал фантазировать Альберт Львович, - Приходит в учреждение симпатичная женщина и говорит: «Здравствуйте, я проститутка. Вот мое служебное удостоверение. Кого у вас сегодня обслужить?» Или приходит в учреждение симпатичный молодой мужчина…
Юрий Петрович усмехнулся и покрутил пальцем у виска.
- Ты совсем обалдел? «Обслужить!» На канцелярских столах, что ли? В рабочее время или, может, в обеденный перерыв? Для этого дела будут специальные места, может даже целые кварталы, где только этим и станут заниматься. Ты профанируешь важную идею.
Неожиданно Юрий Петрович сменил тему, словно вспомнив что-то.
- Следовало бы, как в прежние времена, выговор тебе закатить или даже строгача с занесением в личное дело! – горячо заговорил он, но тут же перешел на обычный тон. – Но нет у тебя личного дела.. Некуда заносить взыскания… Твое личное дело лежит теперь, наверно, в милиции или, бери выше, в ФСБ. И туда военный чиновник пишет ленивой рукой какую-нибудь мелочевку. А может, благодарности тебе в личное дело пишут, не подскажешь? Смотри, ты знаешь, что бывает со свиньей, которая ест из двух корыт сразу, Под нож она идет. Пузо у нее слишком толстое… Ты состоял в партии?
- В какой? – недоуменно спросил Альберт Львович.
- В какой, в какой! В самой демократической и единственной.
- Нет, - ответил Альберт Львович, догадавшись, что речь идет о старой коммунистической партии. «Скучает по старым временам… - подумал он. – Вождь мирового пролетариата неожиданно вынырнул … А что ему эти времена? Ничего хорошего в них не было. Кроме нашей с ним молодости. По ней и скучает… А признаваться не хочет».
- А состоял бы, - продолжал тем временем Юрий Петрович, - я бы сейчас рубанул тебе: «За развал работы – партбилет на стол!»
- Не было у меня никакого партбилета. Октябренком был, а из пионеров выгнали …
- Хорош гусь! Даже в комсомоле не состоял, а теперь на руководящей работе!
- Но ты тоже «не был» и «не состоял», - возразил Альберт Львович.
- А вот здесь ты ошибаешься! - Юрий Петрович довольно усмехнулся. – Пока ты после очередной отсидки за сто первым километром картошку выращивал, я в райкоме партии работал. Руководил, что называется, массами… После тюрьмы товарищи помогли, хорошие бумаги сделали… По биографии я теперь из самых низов, от станка. Потом заочный институт, работа на БАМе … Ты о БАМе одно знаешь: «Приезжай ко мне на БАМ, я тебе на рельсах дам». А я лично …
- Да не был ты на БАМе! – прервал его обиженно Альберт Львович. – В райкоме, может, работал, а там не был. Под какой фамилией ты бамовскими партийцами руководил?
- Много знать хочешь, - умерил его любопытство Юрий Петрович. –Поостерегись … Не будем спорить. Ты в молодости форточником был? – вдруг спросил он, как если бы подзабыл об этом.
- Да, первый срок …- подтвердил Альберт Львович, явно не склонный предаваться воспоминаниям.
- Ну вот, - неожиданно заключил шеф. - Выгонят из фирмы, у тебя есть какая никакая профессия. На рестораны и молодых любовников не заработаешь, но на хлеб с селедочкой хватит. А трахаться, в конце концов, и с дворником можно. Я валютчиком был, фарцевал. Кому сейчас это нужно? На каждом углу обменный пункт, Меняй, не хочу. Если окажусь безработным, придется переучиваться…
Они допили коньяк, Юрий Петрович встал начал снова прогуливаться по ворсистому ковру кабинета. Наступила пауза, предвещающая завершение разговора. «Сидячая работа … Тяжело человеку, привыкшему к постоянному движению на свежем воздухе сидеть теперь в кабинете … - думал Альберт Львович, глядя, как шей крутит регулятор кондиционера, висящего за стеной. – И мне не легче. Почти каждый день четыре- пять часов вечером в ресторане … Зад отсидишь … В моем возрасте и с моей подорванной тяжелым физическим трудом биографией это неполезно …» Он взял со столика и раскрыл «Словарь иностранных слов» и его мысли потекли в другом направлении. «Букву «э» шеф хорошо проработал. Сейчас, чего доброго, вставит «эволюцию» и «экстрадицию». Надо бы и мне заняться самообразованием … Почитать что-нибудь умное … Булгакова я недавно почти всего прочитал. Кино про Шарикова видел … Теперь следует познакомится поближе с Пелевиным. Тоже классик. Его «Чапаева и Пустоту» я читал. Неплохо, кое-что запало в душу. Но в целом темновато … Стихи хороши. Каждый пролетарий получит в светлом будущем большой бублик, чтобы вращать его на своем члене … Ни в одной кампании не посидишь, чтобы не услышать: «Ну, Пелевин! Это великолепно! Он теперь живет в Германии, в старинном замке и снова что-то пишет…» В памяти всплыл черный томик Пелевина, купленный недавно. На обложке помещена фотография автора. Он в больших темных очках, да и еще закрыл нижнюю часть лица ладонями. «Вот так на паспорт бы сфотографироваться, - усмехнулся Альберт Львович. – Цены бы не было такому паспорту. Им мог бы воспользоваться почти любой. А если бы потом поместили афишку на стенд «Их разыскивает милиция», задерживать пришлось бы каждого второго …»
Башмаки Юрия Петровича чуть слышно поскрипывали. «И скрип какой-то особенный …- мысль Альберта Львовича вновь изменила направление. Об отвлеченных материях он долго думать не любил. – Зачем они делают со скрипом? И еще интереснее: зачем люди платят за этот скрип?» Он посмотрел на свои туфли. «Неплохо. Хорошая фирма, но сразу видно, что не тысяча долларов … Такие носят клерки в банке. А я все-таки вице-президент … Корочки моего удостоверения, изготовленные по специальному заказу, стоят дороже, чем все, что на мне одето …»
- Значит, так, - прервал затянувшееся молчание Юрий Петрович, - перейдем к делу. Баба с возу упала, не вырубишь топором. Работали мы спустя рукава. Ты лентяйничал, устраивал свою личную жизнь, а я тебе потакал …
Альберт Львович попытался протестующе поднять руку, но шеф отмахнулся от него.
- Ты просто законченный мудак, если называть вещи своими именами. Тебе дали лакомый кусочек, а ты суешь его… Не хочется даже говорить, куда… Подожди, и он сам оттуда выйдет. Дела идут кое-как, а ты развлекаешься. … Еще один прокол и я переведу тебя с «люкса» и салонов на проституток-дорожниц. Будешь курировать участок от Белорусского вокзала до Шереметьево. Там в основном на обочине стоят женщины и ждут подъезжающих клиентов. Но есть немного и голубых. Бардак там полнейший. Все время нашим опекунам морды бьют. Наведешь порядок. Рабочий день будет заканчиваться в три ночи, а начинаться в шесть утра. Чтобы ты мог проконтролировать и утреннюю, и вечернюю смены …
- Ты что, Юрий Петрович! – забеспокоился Альберт Львович. - Пощади! Там мордоворот нужен, а посмотри на меня!
- Ну, это в будущем. Пора тебе знать, в каком углу стоит кнут. Маленький кнутик. А большой ты знаешь, где находится. Там, куда Макар телят не гоняет. Оленей он в этих местах пасет.
Края, где пасутся стада оленей, Альберт Львович знал не понаслышке, и поэтому только согласительно кивнул.
- Я эти места знаю … Но стараюсь не вспоминать.
- Твоя задача простая. Продумать, как перестроить свою работу. Иначе, боюсь, придется кое-что из прошлого не только вспомнить, но и увидеть. – Юрий Петрович помедлил и заключил: - Встретимся через три дня, в это же время. Я тоже буду размышлять. Одна голова в корзине для мусора – это хорошо, а две, если вторая из них моя, - намного хуже.
Шеф проводил Альберта Львовича до дверей своего кабинета, пожал руку, ободряюще улыбнулся.
Глава 6
Несколько дней Аня ходила как потерянная. Мысли постоянно возвращались к разговору с Альбертом Львовичем. «Как он посмел предложить мне стать путаной? – думала она. – Неужели в моем облике есть какой-то изъян, позволяющий надеяться, что я соглашусь на такое гнусное предложение?» Она перебирала свою жизнь в последний год и не находила ничего, что говорило бы против нее…
Но все-таки что-то было… Знакомство с Виктором, неожиданно вспыхнувшая любовь, а потом лихорадочные поиски работы. Не просто «работы», а хорошей работы, за которую прилично платили бы… Уже в этих поисках она переступала какую-то грань… И вот результат…
Аня вспомнила, как они в очередной раз встретились с Виктором. Это было в парке, в прекрасный летний день. Шелестела листва, щебетали птицы. Пустынное небо без воздуха поддерживалось, казалось, только солнечным светом.
Впрочем, каждый из дней, в которые они встречались, казался им прекрасным, хотя иногда небо хмурилось тяжелыми тучами или шел дождь. Это о чем-то говорило. Наверное, о тех чувствах, через призму которых окружающий их мир разлагался для них в многоцветную, сияющую радугу.
Анна немного опоздала. Запыхавшись, она рухнула на скамейку рядом с Виктором.
- Уф … Прости. Эти автобусы…Они вымотали мне всю душу.
- Прощаю и наказывать не буду, - с деланным равнодушием произнес Виктор. Приобняв ее за плечи, он наклонился к ее уху и прошептал заговорщески: - Накажу позже и в другом месте…
- Нет, милый, другого места сегодня не будет. Посидим немного и по домам …
Виктор явно этого не ожидал и на некоторое время замолчал. Глядя вдаль, Анна спокойно выдержала паузу.
- Ты как-то странно сегодня одета … - начал Виктор, искоса рассматривая ее. – Платье тебе явно мало …
Он как будто хотел поддеть ее.
- Я купила его еще перед десятым классом. А сейчас мне почти двадцать.
- Но в нем ты выглядишь немного легкомысленно …Какая-то полуодетая …. Кто-то может даже посчитать тебя … - Виктор не мог подобрать нужного слова.
- Шлюшкой, что ли? – насмешливо спросила Анна. – Если бы я была шлюхой, я была бы одета гораздо лучше. И не сидела бы в этом глупом парке. Ты взгляни, здесь одни подростки и пенсионеры, которым некуда больше податься!
- Я совсем не то хотел сказать! – попытался исправить ситуацию Виктор. – Платье как платье, парк как парк …
Снова наступила пауза. Мимо скамейки медленно прошли две молодые еще пары. Мужчины переругивались между собой и угрожающе тянули друг к другу кулаки, но женщины успевали вовремя растаскивать их. На одной из женщин топорщилось какое-то безразмерное платье. Другая была в игривой прозрачной блузке и напоминала добропорядочную мать семейства, вздумавшую прикинуться «ночной бабочкой». Мужчины были одеты в обвисшие рубашки и вытянутые на коленях брюки и чем-то неуловимо походили друг на друга.
- Беременный гвоздь! – обзывал один из них другого, у которого явно намечалось отвисающее брюшко.
- Членоголовый мудак! - отвечал тот, явно довольный своим остроумием.
До мата дело не доходило, дракой не пахло. Вяло переругиваясь, пары тащились по аллее, не желая почему-то разойтись в разные стороны.
- Отдыхают …- заметил Виктор. – Обожрались у киоска пивом и там же переругались…
- Наше недалекое будущее, - с сарказмом сказала Анна. – Перебрать пива и искать, с кем бы сцепиться. А я стану разнимать и, может, схлопочу по физиономии …
- У нас все будет иначе … - возразил Виктор. Но каким окажется это «иначе», он не представлял и снова замолк.
Раньше они болтали без умолку, нередко перебивая друг друга. Говорили обо всем и ни о чем, и каждая мелочь казалась им достойной внимания. Их переполняла радость от встречи и близости друг другу, придававшая какое-то особое значение тому, что говорилось, даже если речь шла о букашке, ползущей по парковой скамейке. Но что-то менялось в них самих или вокруг них, и учащающиеся паузы в их разговорах являлись наглядным свидетельством этого.
- О чем ты мечтаешь? – спросил Виктор.
Анна повернулась к нему, взяла его за плечи и посмотрела прямо в глаза.
- Сейчас или вообще? Сейчас ни о чем. А вот что касается будущего, у меня действительно есть мечта. Одна, но большая и необычная …
- Может, скажешь, если не секрет? – В голосе Виктора не было настойчивости. Он был уверен, что разговор пойдет о ее чувстве к нему и об их дальнейших отношениях, и не хотел оказывать давление на нее.
- Конечно, скажу, - улыбнулась Анна. И ее ответ оказался полной неожиданностью для Виктора. – Моя мечта – красивая жизнь среди красивых вещей.
Она продолжала смотреть ему в глаза. На минуту Виктор задумался, отвел взгляд и равнодушно произнес:
- Хорошая мечта … Но какая-то абстрактная … Красивая жизнь – только образ, иносказание …
Анна рассмеялась.
- Ты мне скажи еще, что настоящая красота – в душе человека, а внешняя красота – только мишура.
Она оттянула кончиками пальцев его рубашку и затем брюки на бедре.
- Посмотри, в чем ты ходишь, - произнесла она с чувством жалости. – Молодой, энергичный, можно сказать красивый … А донашиваешь вещи старшего брата …
- Ты прекрасно знаешь, что у меня нет никакого старшего брата, - сухо и обиженно остановил ее Виктор.
- Тогда, значит, еще хуже – дедушки. Он-то у тебя, надеюсь, был? А ты еще пытаешься подколоть меня моим старым, давно вышедшим из моды платьем …
Он примирительно погладил ее ладонью по обнаженному колену.
Скоро у нас все изменится … Уверяю тебя …
- С интересом слушаю. И заметь, не в первый раз. Вот-вот все перевернется. Мужественный Вик окажется на самом верху и подаст руку своей ненаглядной Эн … И они окажутся в сияющем новом мире, в котором люди не донашивают годами старые платья и рубашки, пользуются французскими духами и американскими презервативами, а не заканчивают себе на бедра …
Рука Вика поползла по ее ноге, забралась под платье и кончики его пальцев замерли под ее трусиками. Он положил голову на ее плечо и, искоса заглядывая в ее потемневшие, ставшие из ярко серых вдруг сероголубыми глаза, произнес с деланным равнодушием:
- Может быть, сходим в гости к Кустинскому?
Анна нежно погладила его руку, но сказала:
- Нет, не пойдем.
- Ну, тогда к Лужайкину? – настойчивее произнес Вик. – В конце парка живет великолепный Лужайкин.
- Ты прекрасно знаешь, что я не пойду в конец парка. Там скинхеды терроризируют всех в перерывах между траханиями друг с другом.
- Но в парке нет других мест! – В голосе Виктора сквозило недоумение.
Анна поцеловала его в щеку и ласково провела ладонью по его волосам.
Ты должен понять, - мягко произнесла она, - что я устала постоянно трахаться в кустах и на лужайках. Эта влажная, колючая земля … Бр-р-р … Устала в грязных подъездах, в подвалах, на чердаках!
- Ну, хоть чердаки пощади! – Виктор попытался свести разговор к шутке. – Наш хитрый и добрый друг Карлсон только на чердаках все и делает. Говорят, и Малыш уже начинает потихоньку осваивать чердачок своего дома со своей многоопытной гувернанткой …
Виктор нес ерунду, пытаясь перевести разговор в другую плоскость. Он знал, что Анна до крайности раздражена неустроенностью их сексуального общения. Между ними уже не раз возникали трения, когда он пытался овладеть ею прямо на улице, в нише какого-нибудь дома, у дерева на тротуаре или во дворе, неподалеку от провонявших до самой своей ненасытной железной утробы мусорных баков. В последнее время ее раздражали уже и романтические кустики с маленькими уютными лужайками между ними. Даже столь любимый раньше пляж, на котором можно было трахаться и одновременно катиться в пугающую ночную черноту, не вызывал теперь у нее энтузиазма. Анна все больше ограничивала их интимные отношения поспешным оральным сексом, прямо на скамейке. Особенно Виктора злило то, что потом, вместо горячего, влажного поцелуя, она доставала из сумочки платочек и аккуратно вытирала им губы. В этот момент она напоминала религиозную старушку, слишком горячо приложившуюся губами к замусоленной стеклянной крышке с мощами провинциального святого. «Вот так … - думал он. – Не отходя от кассы, то есть от скамейки …»
Все это тяготило и его. Но что можно было сделать? К тому же вся его сексуальная жизнь и до Анны протекала в кустах и на лужайках. А когда становилось холодно – в чужих подъездах, в замусоренных подвалах и на еще более грязных чердаках. Все жили так, и он не был исключением. В редких случаях оказывалась пустой чья-то квартира. Но в нее обычно набивалось столько пар, что об уединении не могло быть и речи.
- В парке, кроме, скамеек, кустов и лужаек, ничего нет … - грустно заметил Виктор, начинавший уже утрачивать уверенность в том, что сегодня ему удастся добиться своего. – Может, ты хочешь на веранде вон того кафе? – показал он на открытую и ярко освещенную веранду, на которой вяло переминались в танце несколько совсем юных посетителей.
- Да уж лучше на этой веранде, чем в твоих паршивых кустах!
Вопрос был исчерпан, и к нему не стоило больше возвращаться. Виктор убрал свою руку из-под платья Эн и прислонился спиной к спинке скамейки. Потом он забросил руки за голову и минуту, не отрываясь, смотрел в пустое, без единого облачка небо. Никаких новых мыслей не приходило.
- Эн, ты меня любишь? – Он спрашивал с таким видом, будто не был уверен в ее ответе.
- Люблю, конечно. Но ты в этом все еще сомневаешься.
- Крепко?
- А как ты думаешь? – Она потянулась к нему и поцеловала.
- Думаю, что да, - сказал он, не меняя положения и по-прежнему глядя вдаль. – Надеюсь, что да, – поправился он. - Ты веришь, что я тебя люблю?
- Верю.
- Очень люблю?
- Тоже верю.
Эти разговоры о «любишь» и «как любишь» происходили между ними постоянно. Им снова и снова хотелось убедиться, что их взаимная привязанность, вспыхнувшая полгода назад с такой силой, ничуть не ослабела и ей ничего не грозит. Однако в последнее время в уверения о любви стала вторгаться новая нота. Она была связана с неопределенностью их будущего.
- И веришь, что никогда не разлюблю? – продолжал Виктор.
- Вот в это не очень. – Анна шутливо провела пальцем по его носу и остановилась на его губах, мешая ему возразить. – Все меняется.
- Но я остаюсь тем же!
- Как сказать, - не согласилась она. – Тебя изменит, а потом и вовсе съест нищета. Это ужасная, неподвластная ни уму, ни воле сила. Ее воздействие на характер человека так же неотвратимо, как действие на его тело земного притяжения. Ты даже не замечаешь, что уже сейчас ты бываешь по-люмпенски агрессивен и даже антисоциален. У тебя вызывает неприязнь все, что связано с богатством. Дорогие автомобили, фирменная одежда, рестораны. Еще пять-семь лет нищеты, и ты начнешь требовать поделить все между всеми поровну. Но это уже было и ничего не дало …
- Ты, конечно, умная …- с явной желчью протянул Виктор. – Ты ведь училась в университете … Психологию там проходила …
- Социологию, - поправила его Анна.
- А теперь пишешь картины маслом… Скоро тебя пригласят на вернисаж и ты станешь богатой…
- Никто меня никуда не пригласит. Ты знаешь, сколько своих картин я продала? Одну! И получила за нее копейки! Я художница только для своих хороших знакомых, а для всех остальных – я ничто! Тебе нравятся мои картины?
- Я их не видел! Я никогда не был у тебя дома, как и ты у меня. Но, думаю, что понравятся, когда увижу…
- А мне самой они пока что не очень нравятся! Я стараюсь, но мое старание прямо лезет через холст. Оно режет глаз зрителю. У меня не было хорошей художественной школы, в училище нас учили кое-как… Покупать мои картины пока что можно только из большого уважения ко мне.
- Но твой приятель, с которым ты вместе когда-то училась в университете, говорил, что ты не без таланта…
Анна досадливо отмахнулась от него.
- Талант, если он и есть, - это всего лишь бриллиантик. А кто его огранит? Кто выставит на продажу? Ничего этого у меня нет, и, боюсь, что не будет. А без поддержки я – никто.
Виктор перевел разговор на себя, но, как оказалось, неудачно.
- Мы университетов не кончали. Для нас кулинарный техникум – недостижимая вершина …
- Не надо, Вик, - остановила его Анна. – Я в университете недолго училась… Университетов, как ты говоришь, не кончала, но хвастаться здесь нечем. А люмпенскую психологию я знаю по своему отцу. Вместо того чтобы заняться каким-нибудь стоящим делом, он отработает кое-как восемь часов в своей нищей конторе, а потом лежит на диване и ворчит на несправедливую жизнь. Все достается, мол, богатым бездельникам, а работяга остается ни с чем…
- Я не такой, - возразил Виктор. – У меня есть самолюбие, и я многого добьюсь!
- Хотелось бы в это верить, - без всякой уверенности произнесла Аня. – Но пока ты ничего не делаешь. Ты считаешь себя хитрым. А хитрый человек знает, что легче плыть по течению, чем грести против него. Вот ты и плывешь по течению, как и большинство людей, бравирующих своей хитростью. А что из этого, в конце концов, выходит?
- Ты не права! Я стараюсь …
- Старайся. И со временем ты пригласишь меня куда-нибудь, а не только в кусты.
- Приглашу. Обязательно приглашу. Скоро у меня появится новая работа, а с нею и деньги …
Анна посмотрела на него с сожалением.
- Ха-ха, - произнесла она по слогам. – Это смех. Ты врешь не только мне, но и самому себе. Ты доволен своей жизнью и ничего не хочешь в ней менять.
- У меня будут большие деньги!
- Ха-ха-ха! Это уже большой смех. Во-первых, не в деньгах счастье. Оно в том, чтобы с максимальной полнотой проявить себя. А, во-вторых, помнишь, как у тебя были большие, как ты выражаешься, деньги и мы ходили с тобой в ресторан? Ты пересчитывал свою мелочь в кармане и волновался, что не хватит расплатиться. Мне стало жалко тебя, а потом и себя. Человек с деньгами живет по принципу правой руки. Он держит ресторанное меню в правой руке, так как цены его не интересуют, и читает только названия блюд и вин. А мы с тобой, если даже и попадем в ресторан, будем действовать по принципу левой руки. Закроем все названия и выберем те цены, которые мы способны осилить. Как саперам на минном поле, нам нельзя будет ошибиться. Иначе будет стыдно. И не надо уверять, что у тебя вот-вот все переменится. Ты лучше пообещай мне платить хоть какие-то алименты, если я рожу тебе ребенка. Ты даже не можешь купить мне гормональные противозачаточные таблетки, а презерватив ты не любишь …
Пока она говорила, Виктор все больше задумывался. Все правильно, но что можно сделать? Все его попытки найти более или менее приличную работу кончались ничем. О каком-нибудь маленьком бизнесе не могло быть и речи с его хилыми знакомствами. «Все мои друзья – начинающие неудачники, - с грустью подумал он. - И я такой же начинающий неудачник. Мне не удержать Эн. Как бы я ее ни любил». Он понимал, что Анна красива. Редкий мужчина не задерживал на ней изучающий, а иногда и призывающий взгляд. Она его любит, но со временем найдется человек, более удачливый в этой жизни, чем он, и уведет ее с собой. Вот если бы ничего не менялось и оставалось таким же безоблачным и чистым, как в последние месяцы!
После минуты молчания Виктор неожиданно и с горечью в голосе воскликнул, заставив Аню вздрогнуть:
- Какое несчастье – быть влюбленным и не иметь денег!
- Это просто бедствие! – эхом отозвалась Анна.
- Но все-таки мы счастливы … - как бы оправдываясь, начал он.
- Счастливые нищие! Явно комические персонажи!
Она растрепала его волосы и уверенно сказала:
- Не унывай, мы что-нибудь придумаем. У меня есть кое-какие идеи …
Виктор насторожился, предчувствуя грозящие опасностями перемены. Анна достала из своей потертой сумочки лист из рекламной газеты, нашла отчеркнутое объявление и начала читать вслух:
- «Юноши и девушки! Профессиональная школа эротического танца предлагает работу по специальности стриптиз. Возможно обучение высококвалифицированными педагогами, постановка номеров». Как тебе это нравится?
Виктор представил себе помост в прокуренном кабаке, полном пьяных мужиков, и свою Эн, стоящую без лифчика на этом помосте и собирающуюся снять свои миниатюрные трусики. Она держится одной рукой за вертикальную стойку, вокруг которой будет потом вертеться, рассылая другой рукой воздушные поцелуи. На ее лице ослепительная улыбка, в глазах у публики неприкрытая похоть.
- Мне это совершенно не нравится! Нагишом перед мужиками, да еще пьяными! А они будут совать тебе в трусы мятые купюры своими грязными лапами!
- Ты видел когда-нибудь стриптиз?
- Конечно, видел! В кино.
- А наяву?
- Нет, не видел. И не очень хочу. По-моему, это пошло.
Анна посмотрела на него с неприкрытой усмешкой:
- А почему ты решил, что стриптизершей буду я?
- А кто? – повернулся к ней обескураженный Виктор.
- Ты, Вик!
- Я?!
- Конечно, ты. Закончишь школу стриптиза и будешь показывать нам, женщинам, эротический танец. Ну, и тем мужчинам, которые любят других мужчин. У тебя есть все данные.
- Какие еще данные?
- Ты хорошо сложен, гибок, у тебя длинные ноги, выразительное, хотя и не совсем правильной формы лицо… Немного потренируешься – и на сцену.
- А если придется совсем раздеться?
- Ничего страшного, у тебя есть что показать. Я ведь сама мерила! – захохотала Анна.
- Зря я тебе это разрешил…
- У меня есть интересная книжка, ты обязательно ее почитай. «Психология сексуальных отклонений». Ты, можно сказать, половой гигант. Хотя бывают и заметно больше, но это уже редкость.
- Ты из книжки это берешь или из личного опыта? – насторожился Виктор.
- Какая разница, - отмахнулась Анна. – Мы о деле, а ты о пустяках. Я не такая уж большая любительница измерять. Твой мне просто понравился… Ты ведь только что уверял, что стараешься что-то придумать. Вот и покажи свое старание!
- Вывалить член наружу, на обозрение публики!
- Если ты вывалишь его здесь, в парке, - это будет эксгибиционизм. Прохожие только испугаются, а тебя заберут и упрячут в психушку. Но если ты обнажишь свой железный меч на сцене, перед понимающей публикой, - это будет уже высокое искусство. Ведь стриптиз – искусство человеческого тела. Тот же балет, но только с большим эротическим уклоном. Балет обожают старички, которым достаточно только легкой щекотки и для которых секс – это преимущественно ностальгия по сексу. А стриптиз любят молодые, сильные люди, которые хотят и умеют кончать, и щекотать их особенно незачем – они и без этого всегда наготове.
Виктор с подозрением посмотрел на нее, взял из ее рук газету и еще раз перечитал объявление.
- По-моему, ты это не сейчас придумала…- задумчиво сказал он. – Запаслась газетой, полистала книжечку…
- В этой книжечке – семьсот страниц, - возразила Эн.
- И все об этих самых отклонениях? Много же их. Будем теперь читать вместе. Пора и нам начать извращаться! Но что будешь делать ты? Я оголяюсь перед публикой, а где ты? В зале, что ли?
Анна засмеялась.
- Зачем мне быть в зале? Вход туда платный, а я вижу тебя голым и бесплатно. Не у Кустинского, конечно, и не у Лужайкина, где ты штаны ниже колен спустить не рискуешь. Но вижу. И если нужно, еще раз перемерю, а то ты, как будто, засомневался и в моих измерениях, и в самом себе. А вот я… Я тоже, наверное, пойду в стриптиз!
- Только не это! – воскликнул Виктор. – Ради бога, Эн!
- Ну, почему же? На курсах стриптиза, на которые мы с тобою поступим, будем сидеть за одной партой, как в школе, и писать друг другу нежные записочки. А вечером мы оба на сцене, ты показываешь свой, а я свою… Люди, понимающие толк в этих вещах, скажут: «Какая чудесная пара! Как они гармонично дополняют друг друга!».
- Не нужны мне такие комплименты. Ради тебя я готов на все, но ты должна быть невинна и чиста! Стриптиз тебя развратит.
- Тебя, значит, не развратит, а меня непременно развратит! А где же равенство полов? Я – свободная женщина, и если ты будешь раздеваться при публике, у меня есть полное право делать то же самое.
Виктор притих и только произнес:
- Не надо об этом. Я просто прошу тебя… Придумай что-нибудь другое…
- Может, мне стать секретарем-референтом? – Аня не столько вопросительно, сколько с иронией смотрела на Виктора.
- У этого толстопузого, которого ты мне показывала? У него же есть жена! И хватит с него!
- Его жена уже в возрасте и такая же толстощекая, как и он. Его охранник позванивает мне: «Анюта, переходите к нам на работу, не пожалеете!» Но можно поставить себя строго…
- Он тут же тебя уволит. Некрасивых и пожилых в секретарши хватает. Ему нужна как раз красавица, которая не будет ничего делать и которую он станет регулярно утрамбовывать своим жирным пузом. Это намного хуже, чем стриптиз! Там за деньги только раздеваешься, а все остальное – по твоему усмотрению. А здесь все сразу, на блюдечке с голубой каемочкой… В конце концов его жена узнает о новой красотке-секретарше и заставит его уволить тебя.
- Мне тоже не хочется, - согласилась Аня. – Я буду полностью от него зависеть. Это кабала. А ты сгоришь от ревности, постоянно представляя меня в постели с этим вечно потным толстяком… У тебя, пожалуй, и стриптиз не пойдет. Без этого самого… без энтузиазма… Какой из импотента стриптизер? Я хочу быть независимой женщиной. Хочу выбирать сама.
Виктор задумчиво водил пальцем в глубоком вырезе ее платья.
- Может, такое объявление дать в твою газету, - задумчиво начал он: «Красивая девушка ищет работу, где не нужно будет раздеваться»?
- Не глупи. Это будет звучать как намек на оральный секс: «Ниже подбородка мужчинам вход запрещен!» Таких объявлений, как ты предлагаешь, полно. Они только звучат иначе: «Интим не предлагать». Я звонила по нескольким таким объявлениям, представлялась секретарем-референтом. Везде? в конце концов? соглашаются и на интим, но за особую, дополнительную плату. В одном месте, правда, женщина сказала мне: «Насчет интима – это для красного словца. Ваш шеф как увидит меня, так сам начнет доплачивать мне только за то, что я не навязываю ему свои интимные услуги».
- Неужели для тебя нет вариантов? Должно что-то быть. Домохозяйкой тебе рано становиться …
- Еще бы, - отозвалась Анна. – Нет ни дома, ни хозяйства. Только скамейка в парке и любимый мужчина рядом.
- Но ведь я буду зарабатывать, - возразил Вик. – И надеюсь неплохо.
- Ах, ты уже согласен стать стриптизером?
- Ну, примерно да… Если примут, конечно …
- Но у тебя в трудовой книжке запишут: «Профессия – стриптизер, показывает все, за умеренную плату»!
- Во-первых, так не напишут, а во-вторых, почему «за умеренную плату»? Если есть, как ты говоришь, что показать, то и плата должна быть соответствующей … Будут еще и чаевые …
- От восторженных поклонниц! – засмеялась Анна. – И прямо тебе в трусы!
- Если на мне будут трусы! – Виктору тоже стало смешно. – А нет, буду брать зубами, как собака! Не с перевернутой же шляпой мне ходить, подобно бродячему музыканту? Что-то я тебя не пойму …- посерьезнел он. – Сначала ты меня уговорила, а теперь, как будто, отговариваешь …
- Ни в коем случае! – возразила Анна. - Мне просто смешно представлять тебя голым на сцене. Номер окончен, аплодисменты, а у тебя … этот самый …
- Встал, что ли? – догадался Виктор.
- Вот именно! – снова засмеялась она.
- Боюсь, что мне не будет смешно, - остановил ее он.
- Не переживай, наверно, есть какие-то средства … Есть средства для поднятия его вверх, должно быть что-то и для укладки его на место. И потом, милый, это же ненадолго, - проникновенно сказала она. – Просто у нас сейчас нет другого выхода… Как только он появится, мы бросил все и будем жить только друг для друга … Мы отправимся на необитаемый остров и там погрузимся в пучину своих чувств. Нам никто не будет нужен!
- Я надеюсь, - ответил Виктор, тронутый ее нежностью.
Однако это был еще не конец задуманного Анной. Она открыла свою сумочку и достала оттуда еще один лист рекламной газеты.
- Вот, смотри, - провела она пальцем по строчке. – «Массаж и релаксация». Это для меня. Неплохо?
Виктор удивленно посмотрел на нее. Его взгляд задержался на ее руках.
- Ты взгляни на себя! Ты худенькая, хрупкая. Какая из тебя массажистка? Она должна быть массивной, мускулистой бабой! У нее задница должна быть как асфальтовый каток!
- Массаж этим местом не делают! – осекла его Анна. – Ты еще титьки вспомни! Речь идет об эротическом массаже, а в нем сила – не главное. В нем берут улыбкой, обаянием, даже лаской … Нужно поднять у клиента … э-э-э … настроение … Повысить его тонус перед будущей бурной схваткой … Вот, прослушай: «Массаж. Как глоток дорогого вина, дает наслаждение жизнью сполна. Круглосуточно. Алена». Или вот: «Массаж, расслабляющий для вас. Отдых для души и тела. Выезд и прием на дому. Круглосуточно. Настя». А тот массаж, о котором ты говоришь, - это дешевый, грубый портвейн, бормотуха.
- Что-то здесь не так … - напрягся Виктор. – Какой у тебя прием на дому? Ты даже меня не можешь пригласить к себе в гости.
- У меня будет только выезд.
- Круглосуточно? Я представляю … Просыпаюсь я ночью, скажем, часа в три-четыре, а у меня эрекция. Срочно нужен эротический массаж. Иначе до утра не усну. Звоню тебе, и ты выезжаешь …
- Ты не позвонишь. У тебя денег нет на такое дорогое удовольствие. И тебе некуда вызывать массажистку. К себе в подъезд, что ли? Или на свой чердак?
- Я для примера! – запротестовал Виктор.
- Пример никудышний. Такие, как ты, когда у них эрекция, сами себе делают эротический массаж!
- Я здесь ни при чем! Мне все это не нравится! Какая-то пошлость! Приезжать ночью к мужику, чтобы мягким и нежным поглаживанием подготовить его к схватке … Да он с тобой первой и схватится! Не ждать же ему до следующей ночи!
- Как ты все огрубляешь! – мягко остановила его Анна.- Все сводишь к примитивному, животному сексу … Но можно и в другой форме дать объявление, здесь есть такие образцы. «Массаж для людей с утонченным вкусом и высоким интеллектом. Индивидуальные эротическаие программы. Релаксация-люкс. Высокопрофессионально. Комфортно. Эстетично. Интересно. Оксана».
У Виктора и этот вариант вызвал ухмылку.
- «Для людей с утонченным вкусом …» - ехидно повторил он. Для извращенцев, что ли? «С высоким интеллектом …» Если ты такой умный, сиди, книги пиши, а не вызывай по ночам девушек, чтобы они массажировали твое … это самое … стило. Твое перо …
- Откуда ты такие мудреные слова знаешь? А только что жаловался на недостаток образования! Но можно не выезжать на дом, а быть массажисткой в специализированной фирме. Там я буду не в одиночестве, а в группе массажисток. Смотри: «Аквамассаж, великолепный, эротический, боди и тайский в четыре руки. Попробуйте и вам понравится».
Но Виктор уже был полон скепсиса в отношении массажа.
- Обычному человеку это не понравится, - уверенно заявил он. – В четыре руки? Примитивный коллективный секс!
- Но это же аквамассаж! Клиент лежит в ванне! – возразила Анна.
- А вы рядом с ним, как рыбки в аквариуме. А что такое «тайский»?
- Восточный какой-то.
- Ну вот. Как экзотические рыбки из дальних стран. И трете своему богатому сому разные места, пока он вас не проглотит в этой же ванне.
Было понятно, что идея стать массажисткой вряд ли найдет поддержку Виктора.
- А знаешь, - уже теряя уверенность, добавила Анна, - есть еще массаж в танце … Я ведь неплохо танцую …
- Но не с голым же мужиком! Если вы танцуете, и он раздет, то и тебе придется быть раздетой! Мне все это не понятно. Приглашает человек к себе массажистку. Раздевается для массажа и вдруг начинает танцевать с голой массажисткой! Не иначе, как извращенец.
Анна задумалась и прикрыла глаза. Виктор, искоса смотревший на нее, с интересом наблюдал, как ее длинные ресницы упали на розовые от солнца щеки, губы чуть-чуть приоткрылись, как на шее ритмично пульсировала голубая жилка.
- Ты обиделась, Эн? – вкрадчиво спросил он. – Я хочу как лучше …
- У меня нет больше идей, - устало ответила Анна. – Ты меня монополизировал и никуда не отпускаешь… Стриптиз – плохо, секретарь-референт – еще хуже, массаж – вообще извращение … Если буду слушать тебя, всегда буду сидеть, как сейчас, под твоим боком. Чтобы ты мог протянуть руку и убедиться, что я на месте и со мною ничего не происходит … Ты не веришь мне. Тебя съедает грубая ревность … Мелкий, тщеславный собственник …
Они расстались, так ни о чем и не договорившись.
Глава 7
На очередную встречу с шефом Альберт Львович явился, как всегда, минута в минуту.
Юрий Петрович был спокоен и сосредоточен. Чувствовалось, что он уже принял какое-то решение и ему остается только изложить его. Показав рукой на кресло рядом с журнальным столиком, Юрий Петрович спросил:
- Думал, что будем делать? - Тон его был серьезным, и это означало, что долгого предисловия не будет.
- Думал.
- Головой или этой самой?
- Сейчас не время для этой самой. Подождет …
- Смотри, монахом станешь. А может, монашкой?..
Усмехнувшись, Юрий Петрович взял со стола исписанный лист бумаги и тоже присел к журнальному столику.
- Я тоже думал, - медленно, как бы продолжая свои размышления, начал он. – И тоже не тем местом, на котором сижу. Подвел некоторые итоги и наметил перспективу. Послушай и выскажись. А заодно и ответь на некоторые интересные вопросы. Если, конечно, сумеешь ответить. Проясни кое-что … А то иногда создается впечатление, что не я руковожу тобою, а ты мною. Хвост вертит собакой …
Такое начало лишало Альберта Львовича главного козыря. Собственный план перестройки «люкса» красочно изложить он уже не сумеет. Но что-то важное, может, удастся все же вставить.
- В моем ведении, - продолжал Юрий Петрович, глядя в свои заметки, - шесть департаментов. Своего рода пирамида. Ты ее хорошо знаешь. Чем ниже, тем больше народа, а значит, и бардака. Чем выше, тем сотрудников меньше, а порядка больше. Но это по идее. На самом деле все не так просто. В основании пирамиды – быстрый и доступный, я бы сказал, дешевый, секс. «Дорожницы», как их любят называть. Потом идут «уличные». Они во главе со своими бригадиршами, или мамками, располагаются группами от Белорусского вокзала и до самого центра. Потом всякие салоны, сауны, массажи. Они сейчас у тебя. – Юрий Петрович поднял глаза на собеседника и ухмыльнулся. – Просвети, пожалуйста, что это ты навыдумывал: эротический массаж, французский массаж, тай-массаж? А это: «Люкс-досуг. Блондинки», «Супер-досуг. Все, что видится в фантазиях», «V.I.P.-досуг»?
- Это все снизу идет, от самих сотрудников. Чтобы привлечь клиента экзотикой. А кончается все одинаково …- вяло ответил Альберт Львович, не догадываясь, к чему клонится разговор.
- Ну, кончают-то все одинаково. Только в разные отверстия. Вот этот твой французский массаж, с чем его едят?
- Обычный оральный секс.
- Но делают как-то с фантазией?
- Да нет, только не торопятся. И клиенту помогают созреть. Ласки, поцелуи в разные места … Кроме губ, конечно … Целуют, как французскую розу …
- Ты плохо знаешь, что такое французская роза, - укоризненно покачал головой Юрий Петрович. – Ее не целуют, а лечат.
- Ну, в Парижах я не бывал … Все ездил в другие места …
- Я тоже в Париже не был, а в дальние турне отправлялся, как и ты, как раз в противоположную сторону. Но французскую розу знаю.
- Тогда, просто как розу, - нехотя согласился Альберт Львович. – Ласкают лепестки, дают ей распуститься … А в остальном ничего особенного.
- Черт с ними, пусть так и делают! Не во Францию же их посылать на стажировку! Дома усовершенствуются. А тай-массаж? – продолжал допытываться шеф.
- С восточным уклоном … Позу примут и пауза. Еще поза – опять пауза … И так довольно долго. Больше сорока стандартных поз. Есть еще позы по выбору клиента и за дополнительную плату … Ты бы сам сходил и на себе испытал!
- Схожу, когда интерес будет. Восток – дело тонкое. Спешить там, как ты говоришь, нельзя. А сам ты прошел все эти французские, тайские и другие фантазии? – продолжал вникать Юрий Петрович. Создавалось впечатление, что его интересуют в первую очередь субъективные ощущения Альберта Львовича.
- Как я мог их пройти, если там везде женщины? – даже обиделся тот.
- Женщин, значит, боишься. А ведь медициной давно установлено, что женщина – друг человека. Особенно красивая женщина, которая помогает человеку зарабатывать деньги.
Хотя Юрий Петрович говорил без тени улыбки, было очевидно, что он подшучивает над собеседником и постепенно клонит к какому-то неприятному для того выводу. Впрочем, такой вывод не заставил себя ждать. Юрий Петрович прошел к своему массивному столу, достал из ящика несколько исчерканных страниц рекламных газет и стал читать:
- «Приглашаются девушки для работы в массажном салоне. Желательны хорошие внешние данные, хореографическая подготовка. Возможно без опыта работы. Зарплата от 1000 долларов». Твое объявление?
- Я, как будто, не давал такого объявления …
- Телефон твоей гостиницы на Тверской. Зачем тебе нужна хореография? Ты что, на балет Большого театра работаешь или на нашу фирму? Новичкам, без опыта работы сразу даешь больше тысячи долларов. Набираешь, значит, претенциозных красавиц, да еще и с балетной подготовкой. Меньше тысячи таким платить, конечно, неудобно. А за что? За то, что способна сделать любая более или менее смазливая девчонка? И сделает не хуже, чем твои звезды балета. Вот, еще твое: «Приглашаем девушек-танцовщиц для работы в танцевальных шоу в Испании, Японии, Италии, Боснии, на Карибах. Возможна постановка номера». По глобусу, что ли, выбирал? Пока ты учишь их, они работают на тебя. А потом начинают пищать: «Хотим в Японию! На Карибы! Давай нам желтого или черного … Свои, замухренные, отечественные, нас уже не устраивают!» Ты тратишь деньги на постановку им мифического «номера», а через два-три месяца они разбегаются. Лучше поучил бы их профессиональней свои основные обязанности исполнять …
- Многие дольше работают, - попытался оправдаться Альберт Львович. – Хотя проблемы есть … Вся эта хореография дорого обходится … Но если …
- Вот если бы да кабы, то в заднице у некоторых росли бы грибы! – Юрий Петрович явно не хотел слушать оправданий. – Одни негр написал для эскимосов пособие, как вести себя в сильный холод. Поехал вручать им свое творение, но по дороге, сам понимаешь, замерз. Они потом долго смеялись на его похоронах. Улавливаешь мою мысль?
- Не учи ученого, что ли?
- Вот именно! А ответь мне, пожалуйста, сколько будет пять умноженное на семь плюс два?
Альберт Львович посмотрел на шефа с недоумением.
- Тридцать семь …
- Нет, это будет сорок пять. А вот еще ответь … Сколько будет пять умноженное на семь плюс два?
- Сорок пять! – Лицо Альберта Львовича просветлело.
- Опять неверно! – огорчил его шеф. – Это будет тридцать семь. Не умеешь угадывать мысли начальства! Я в уме расставляю скобки, а тебя это словно не касается. Хороший подчиненный не учит свое руководство. А мысли начальства он читает лучше, чем свои собственные. Улавливаешь мою идею? Не возносись! Тебе есть еще куда расти! Я не зря тебя наставлял, что учиться, учиться и учиться – это лучше, чем работать, работать и работать. Помнишь наш разговор о том, что нужно постоянно совершенствоваться?
Обиженный Альберт Львович не ответил на вопрос. Шеф назидательно поднял палец.
- Молчишь. Возразить нечего. Совершенствоваться надо во всем. Начиная с грамматики и кончая философией. – Юрий Петрович сделал вид, что прислушивается к чему-то, а затем удовлетворенно заключил: - Вот ты молчишь, а я в твоем молчании замечаю грубые грамматические ошибки. О философских ляпах я уже не говорю …
Альберт Львович ждал, когда красноречие шефа иссякнет. Стало окончательно ясно, что тот все уже решил и в советах не нуждается. Остается молчать, мотать себе на ус, и если возражать, то только по мелочам, чтобы окончательно не потерять лицо.
- Проще надо действовать! И эффективнее! – Юрий Петрович энергично рубанул рукой. - Ты руководишь салонами, а что там происходит, толком не знаешь. Навыдумывал неизвестно чего, а в итоге выходит то же самое, что и в подворотне, только помедленнее и с танцами. Выручка твоих салонов не растет, а прикрытие их - и сверху, от милиции, и снизу, от бандитов - постоянно дорожает. Сейчас твои салоны дают меньше, чем «дорожницы». …
- Но тех сколько! – подал голос Альберт Львович. – Они числом берут!
- А салоны должны брать умением! Но не берут. В общем, салоны я у тебя забираю и передаю их другому человеку.
- Кому? – машинально спросил Альберт Львович, предполагая услышать знакомое имя, и тут же пожалел.
- Опять интересуешься? – остановил его шеф. – Запомни, у того, кто слишком много знает, голова болит. Если она вообще остается у него на плечах. Слышал, что сделали на базаре с любопытной Варварой?
- Ей нос оторвали.
- Твой нос, как и твой член, никому не нужен. Случись базар, тебе оторвут голову. Того, кто не умеет молчать, берут за жабры. А тот, кто знает лишнее, молчать не умеет.
- Учту, – только и оставалось ответить Альберту Львовичу.
- Кстати, между нами. Это не ты давал объявление в газете … - Юрий Петрович поднял со столика газету и с явной насмешкой в голосе зачитал: «Не особенно молодой, но симпатичный московский бизнесмен ищет юношу. Требования: красивая европейская внешность; красивое рельефное телосложение; возраст 18-24 года (строго); рост не менее 180 сантиметров»?
- Нет, не я, - ответил Альберт Львович и испугался, что покраснеет.
- А телефон твой. А вот еще объявление: «Преуспевающий предприниматель познакомится с активным молодым мужчиной с большим мужским достоинством».
- Это, наверно, мое, - признал Альберт Львович и на этот раз действительно слегка порозовел.
- Хороший у тебя вкус. А «большое достоинство» - это что, твоя голубая мечта? Можешь не отвечать. Ты мне лучше скажи, во сколько это обходится? Европейская внешность, рельефное телосложение, изрядное достоинство? И куда тебе такой дылда – метр восемьдесят?
- Да это так, случайность… Минутная прихоть …
- Раз салонов у тебя нет, доходы твои уменьшатся. И рост твоих любовников уменьшится. И их мужское достоинство тоже. Но со временем все компенсируешь, если развернешь более активно свой основной участок. – Юрий Петрович взглянул в исписанный лист бумаги. – Дальше, девочки и мальчики по вызову. Тоже куча проблем. Неорганизованные забивают весь рынок. Милиция бессильна что-то с ними сделать. Говорят, нет закона об интимных услугах. Назначенный мною куратор этого департамента оказался неважным руководителем. Берет только то, что само плывет в руки. С конкурентами и самодеятельностью не борется. Ты послушай, какие объявления он дает. Может, тебе легче будет, что не ты один у нас фантазер. - Шеф снова взял лист рекламной газеты и стал читать: «Приглашаем юношей и девушек для доставки и бронирования театральных билетов на премьеры и популярные спектакли состоятельным, деловым людям. Возраст 18-25 лет. Зарплата от десяти тысяч рублей». Идея простая. Юноши и девушки навещают богатых людей под видом продажи им билетов и постепенно набирают себе клиентуру. Но это сколько же нужно ходить? Один мой дальний знакомый тридцать лет проработал курьером и ни разу к нему никто не пристал. А сейчас, я думаю, уже и не пристанет. Состоятельный человек вряд ли начнет липнуть с гнусными предложениями к посыльному …- Юрий Петрович замолчал, а затем заключил нравоучительно: - У богатых, конечно, свои причуды. Они, бывает, тоже плачут. Но плачут как раз от того, что зарабатывают намного больше, чем способны потратить. У них свой, очень широкий выбор. Зачем им смазливые курьерши и курьеры, когда есть профессиональные проститутки?
- Пожалуй, не нужны, - согласился Альберт Львович. - Это все равно, что под видом сантехников и уборщиц рассылать наших сотрудников вербовать себе клиентов.
- Нужно действовать прямолинейнее и не тратить кучу денег на подготовительном этапе.
- Фундамент до трети дома стоит, - вставил Альберт Львович, но, как оказалось, неудачно.
Юрий Петрович только досадливо поморщился.
- Дом стоит сто и больше лет. А все наши агентства и фирмочки – однодневки. Высунул голову, схватил, урвал, как говорят, и быстренько в тень, чтобы не засекли. На Тверской сколько мы денег вложили, чтобы расположить там «уличных»? Казалось, очень выгодно и удобно: едет человек после работы на машине из офиса в центре и захватывает с собой для приятного досуга пару-тройку девочек. Или мальчиков, если ему это нравится. Сейчас все развалилось! Прошелся мэр по Тверской – в каждом переулке проститутки. «Неудобно, - говорит. - По центральной улице города проститутки ходят табунами. Прямо штаны с тебя на ходу снимают». Действительно, неудобно. Уж мэра могли бы знать в лицо и не клеиться к нему! Одна так прямо и сказала: «Если ты действительно мэр, покажи свое удостоверение, и я тебя обслужу бесплатно». У мэра две дочери растут. Хороший это для них пример? Сомневаюсь …
- А что с «индивидуальными»? – спросил Альберт Львович, которого Тверская интересовала только как место для прогулок. – Я ведь когда-то ставил это дело…
- Неплохо. Но финансовая отчетность запутана так, что ничего не поймешь. Впору иностранных аудиторов приглашать. Эти «индивидуалы» - и женщины, и мужчины – ведут себя как свободные художники. Им, как рыбкам в аквариуме, кажется, что они живут сами по себе. Но мы прикрываем их и сверху, через чиновников, и снизу, от всякого рода бандитов и сутенеров. Не будь этого, уже завтра каждую «индивидуалку» трахал бы местный участковый, да еще и брал бы за это деньги. Милиция на такие штуки горазда. А потом приходил бы местный браток и тоже трахал бы. Разумеется, не бесплатно.
Юрий Петрович заказал секретарше кофе и снова принялся расхаживать по кабинету.
«Не зря он такой ворсистый ковер постелил, - думал Альберт Львович, уставший уже от выговоров и долгого сидения в кресле. - Гуляет себе, как по лужайке, и новые замысловатые планы строит. Непрост он, очень непрост. В свободной жизни стал совсем другим, чем на зоне. Философией, видите ли, интересуется. Напирает на самосовершенствование. И свой «Словарь иностранных слов» не зря читает… Не иначе, как намечает переход в какие-то другие, более высокие сферы …» Альберта Львовича охватила смутная тревога. Если он лишится покровительства Юрия Петровича, продержаться на своем месте удастся два-три месяца, не больше …
- Ну и, наконец, наша конфетка – «люкс». Я за ним внимательно слежу. Не потому, что сам иногда им пользуюсь. Это – наш бутик. Мало ли что там на фабрике массового пошива и связанных с нею магазинах происходит… Даже салоны – это ширпотреб. А в «люксе» – все в единственном экземпляре и все индивидуальной работы. Сюда мы водим самых нужных и самых состоятельных людей. Красота, шарм, умение поддержать непринужденный разговор, если нужно, то и помолчать … - Юрий Петрович подошел к собеседнику и усмехнулся. - Кстати, что за чучело ты мне прислал в последний раз? Трещала, как сорока. «Ах, какой у тебя этот, а какая у тебя та! И вообще ты - Сахар Рафинадович, изумруд бриллиантовый!» Не надо меня хвалить. Я себя в зеркало вижу. Знаю, какой у меня спереди и какая у меня сзади.
- Вообще-то одна из лучших, Училась в консерватории … - начал оправдываться Альберт Львович.
- Чтобы петь дифирамбы, не надо кончать консерваторию. Но в постели она действительно хороша …- Шеф помолчал, как бы припоминая подробности. – Пожалуй даже горячевата для нашего с тобой возраста… Хотя, причем здесь ты? Я тебя однажды в наказание уложу с нею в постель!
- Ну, ты скажешь! – только и смог возразить Альберт Львович.
- Но болтлива до невозможности! И, по-моему, глуповата.
- Некоторые любят поглупее … Она же не секретарша, чтобы с умным лицом входить в кабинет. – Сказав это, Альберт Львович забеспокоился. Нет ли у его шефа интима со своей секретаршей? Если да, может понять неправильно.
- Может и так. Глупость не всем мешает. К тому же глупость и непосредственность – они как сестры. Ум – это всегда холодность и отстраненность. А непосредственность ценится высоко. Если, конечно, она естественная …
Альберт Львович решил, что настал момент взять инициативу на себя.
- Я уже вижу, как поправить дело, - твердым голосом начал он. – Нужно уволить две трети сотрудников «люкса» и набрать новых, по совершенно новым критериям …
- Горяченькую все-таки оставь!
- Хорошо. Но велю ей не трещать без умолку. Внешние данные, темперамент, умение держаться в приличном обществе, эта … как ее …
- Эрудиция, - подсказал Юрий Петрович.
- Да, общая эрудиция, - подтвердил Альберт Львович, довольный тем, что сделал паузу и дал шефу возможность блеснуть еще одним иностранным словом на букву «э».
- Набирай не просто красивых, а очень красивых. Самых красивых, а не внебрачных дочерей Фреди Крюгера! Ты мне прислал однажды … Ноги иксом, лицо как сухофрукт …
- Ты сам просил постарше и поопытнее …
- Но не домохозяйку же, уставшую от продуктовых магазинов и кухни! – парировал Юрий Петрович. – Нужны легкие, непринужденные, поэтичные … Умеющие рассуждать о театре, музыке, живописи, литературе … Я думаю, нужно провести тендер, как это сейчас делается. Открытый конкурс, - пояснил он, видя вопрос на лице собеседника. – Скажем, конкурс на «Мисс и мистер такие-то …»
- Мужчин и женщин обычно в таких случаях не объединяют. Будет как селедка под шампанское… Деньги потребуются, и немаленькие, - предостерег Альберт Львович.
- Деньги будут. Пусти на набор нового контингента прибыль за следующие две недели. И свой штраф добавь сюда же. Все окупится за два-три месяца. Отчет представишь сразу же после конкурса. С фотографиями набранных в модельное агентство.
- В обнаженном виде? – улыбаясь, уточнил Альберт Львович.
- Нет, - в тон ему ответил шеф. – В анфас и в профиль. Как тебя периодически снимают. А в обнаженном виде оставь для себя. Будешь на досуге любоваться голыми девицами, старый эротоман… - Юрий Петрович посерьезнел. – Как ты думаешь, сколько денег вложено в наше дело?
- Откуда мне знать? – искренне удивился Альберт Львович.
- И я не знаю. Но думаю, сотни тысяч долларов, если не миллионы. А сколько у нас в стране миллионеров, как ты считаешь?
- Ты вопросы задаешь, прямо на засыпку! Как я могу это знать? Много, это точно.
- Да, много, - подтвердил задумчиво Юрий Петрович. – Но как много, не знает никто. Они ведь скрывают свои состояния и от окружающих и от налоговой инспекции. Государство у нас всесильно. В любой момент может у одного все отобрать, а другому, более влазливому отдать. Потом и этот другой не понравится. У него отберут - отдадут третьему … Дикий капитализм, полный беспредел … То ли дело в Штатах! Там, кроме торговли наркотиками, все прозрачно …
- И проституции …- вставил Альберт Львович.
- В двадцати штатах она уже легализована. Дело пошло. Официальная статистика говорит, что в Америке пятеро из тысячи человек – миллионеры. Сотни тысяч одних миллионеров! Целая наша крупная область! Известно, и сколько миллиардеров. Из них одних можно дивизию особого назначения сформировать. А у нас их сколько? Никто не скажет. Сами они молчат, как в рот воды набрали … - Юрий Петрович помахал указательным пальцем, словно заранее осуждая недоверие к тому, что он скажет. – Но есть у нас миллионеры, и их много! И миллиардеры имеются, хотя их заметно меньше! И вот представь, Альберт, кончается у этих очень богатых и немыслимо богатых людей рабочий день. Складывают они полученные за этот день деньги в кубышку. И встает вопрос, которым нас так донимал в школе Чернышевский: «Что делать?» Спешить к жене, чтобы вместе с нею усесться к телевизору? Побаловать себя просмотром нового зарубежного порнофильма? Нет, говорят состоятельные люди, мы пойдем другим путем! Но перед вами стена моральных запретов, кричат им. Стена эта, отвечают они, гнилая. Ткни и развалится!
Юрий Петрович с интересом посматривал на своего собеседника, но явно не ожидал от него каких-либо вопросов. Впрочем, Альберт Львович и не собирался о чем-либо спрашивать.
- Богатый человек, - продолжал шеф, - особенно тонко чувствует скоротечность жизни, переменчивость судьбы и мимолетность удачи. Жизнь бедняка пресная, как вода из крана. Жизнь богача – коньяк многолетней выдержки. И чем больше богатство, тем выдержка дольше. Или как французское шампанское, которое ты так любишь. «Люкс» должен быть рассчитан на очень богатых и чрезвычайно богатых людей. Ну, и на тех, конечно, кто нужен нам для дела. Зарплаты у них мизерные, но власть и претензии большие. Пусть развлекаются с пользой для нас. Мы им все оплатим. Без всяких подглядываний в щелку и тем более без тайных видеосъемок. Шантажируя одного, есть риск провалить всю фирму. Все должно быть сугубо конфиденциально.
- Так и было всегда, - подтвердил Альберт Львович. – И нужно постоянно следить за конкурентами, чтобы не подставили кого-то из наших клиентов.
- Учти также, у богатого человека – богатая фантазия. Ее нужно максимально удовлетворить. У каждого свои причуды. Один любит, когда ему в задницу загоняют бильярдные шары, другой ловит кайф, когда ему пердят или ссут в лицо. К каждому нужен индивидуальный подход. Клиент хочет, чтобы самые темные его инстинкты вышли наружу и рассеялись. Самые гнусные фантазии пусть найдут воплощение. Любая, самая абсурдная и грязная прихоть должна быть исполнена беспрекословно. Наша обязанность – помочь клиенту выплеснуть всю ту грязь, которую он накопил в своей душе. Мы – как психоаналитики, только те работают словом, а мы телом.
- Так и действуем! - поспешил согласиться Альберт Львович. – И шары загоняем, и ссым в лицо, если это кому-то нравится. Фантазию клиента не лимитируем.
- Да, без фантазии он и дома с женой все сделает. Жена для того и служит, чтобы с нею не нужно было фантазировать и изощряться… Особое внимание обрати на педерастов, или, как там у вас говорят, голубых. Сейчас быть голубым у нас в стране стало модным. Во всяком случае, среди артистической богемы. Не зря они то и дело показывают голую жопу со сцены, бегают в юбках и женских париках и поют фальцетом. Набирай не только женоподобных гомосеков, но и самых мужественных. Настоящих мачо! Атлетического телосложения, с рельефной, как ты пишешь в своем объявлении, мускулатурой. С волосами на груди! Это особенно ценится. Женоподобного, толстозадого пидора любят в тюрьме. Там он заменяет женщину. Здесь, на воле женщин полно, их выше крыши. Идеал пидора тут совсем другой. В общем, твои голубые должны быть, как говорится, гомосексуалистами без страха и упрека, пидорами, выкованными из чистой стали с головы до пят. Понятно? Ну и само собой, должно быть немного томных пидоров, вихляющих задом при ходьбе. Их обожает богема…
- Что ты меня просвещаешь? – прервал его Альберт Львович. – Наверно, я понимаю в этом побольше тебя.
- Понимаешь, так действуй… О лесбиянках позаботься. Некоторые жены и дочери богатых дельцов прямо-таки сходят с ума по женской любви. Ты, правда, лесбиянок недолюбливаешь. Забываешь, что лесбиянка – зеркальное отражение пидора. Лесбиянка и пидор – близнецы-братья, как учил нас Маяковский. Имей на примете мощных, мужеподобных баб, способных разрывать своих партнерш на части. Если им не хватает мужественности, пусть принимают гормоны. Работа требует жертв. В том числе и от женщин. Ну и, естественно, должны присутствовать нежные, ангелоподобные создания, которых хочется облизать как конфетку даже обычной женщине…
- Разберусь, - вмешался Альберт Львович. – Не надо о мелочах.
- Хорошо. Не буду учить ученого. Только учти моду – трансвеститы. Они ведь не только переодеваются в одежду противоположного пола. У многих бродит в голове мысль окончательно перевоплотиться в свою противоположность. Мужик, переодевающийся бабой, втайне мечтает, как и всякая баба, отдаться в своем женском наряде другому мужику. Испытать интимные женские чувства. С женщинами-трансвеститами то же самое… Некоторым приятно прогуляться по улице или прийти на вечеринку с красиво одетой женщиной, которая на самом деле явлется мужиком. Нет, ты этого не способен оценить! Да и я тоже. Но есть люди, которые смотрят на вещи шире, чем мы с тобой. А если у них тугой карман, почему не согласиться с их точкой зрения?! В нашем деле кто богат, тот и прав! А кто богаче, тот еще правее!
- Согласимся, - подтвердил Альберт Львович. – Чем оттопыреннее карман, тем быстрее согласимся.
- Как насчет травки, порошка? – строго спросил Юрий Петрович.
- Ни, ни! Правда, клиенты иногда приносят с собой, но мои в этом не участвуют.
- Никаких пыльных пакетиков, делающих людей счастливыми! При первом же подозрении гони в шею! Вы ходите по колено в шампанском, и этого достаточно. Если поймают на наркотиках, трудно будет выкрутиться. Ими занимаются совсем другие органы. Там у нас своих людей кот наплакал.
- Я это всегда имею в виду.
- Теперь, пожалуй, последнее … - Юрий Петрович явно подыскивал слова для новых, непривычных для него мыслей. – Мне один из твоих клиентов недавно доверительно высказал свое мнение … У твоих подопечных все хорошо и все на месте. И сиси, и писи, и члены, и полагающиеся к ним задницы … Но у многих из твоих сотрудников - а он знает не одного и не двух, чуть не всех прошел, и женщин, и мужчин! – не хватает одного, но очень важного качества – драйва … Это мое новое иностранное слово, по-простому – задора, огонька. Если, скажем, у музыканта или актера есть драйв, ему прощается все, даже грубые огрехи в исполнении. А если драйв отсутствует, все теряет натуральность и цвет. Остается одна старательная работа и желание услужить.
- Как сказано в Евангелии от Иоанна, - вставил Альберт Львович, - «если бы ты был холоден или горяч, но ты только тепел …».
- Вот именно, - согласился Юрий Петрович. – Хорошо сказано. Не зря ты так старательно читал на нарах Библию. Там и насчет нашего дела многое есть.
- За пять лет многое можно было почитать … Но некоторые уверяют, что можно обойтись без драйва. Вот, сейчас шел мимо Маяковского и вспомнил …«Тысячи тонн словесной руды изводишь единого слова ради». А где же вдохновение, где задор?
- Не морочь мне голову стихами, - прервал его Юрий Петрович. – Я тебя не в Союз писателей принимаю, а учу тебя жить. Работать твоим подопечным надо не по принципу: если долго мучиться, что-нибудь получится, а непременно с драйвом. С вдохновением и блеском. Иначе что это будет за «люкс»?!
Юрий Петрович помолчал, а потом спросил:
- Вопросы есть?
- По перестройке «люкса» нет. Я примерно так же все это представлял, но ждал команды сверху…
- Вот мое распоряжение, или, как говорят в армии, приказ. Сам ты до таких простых вещей не можешь, конечно, додуматься. Для обновления персонала твоего модельного агентства нужно немедленно провести конкурс красоты. Не на улицах же набирать красавиц, как это делаешь ты? Придумай шикарное название, дай объявления в газеты. Но конкурс красоты – чисто женский! В таком состязании, как и в тюрьме, нельзя объединять женщин с мужчинами. Кто будет в жюри конкурса – очень важно. Ты – председатель жюри, за столами президиумов ты неплохо смотришься. А кто члены?
Альберт Львович на секунду задумался.
- Вы, разумеется, мой заместитель. Будете играть роль вышедшего в отставку боксера, специалиста в женских вопросах…
- Сыграю, я действительно специалист в этом самом… Дашь мне возможность выступить с красивой речью, задать, так сказать тон, - согласился Юрий Петрович. – А еще кто?
- Пригласим Бориса Михайловича. Человек он богатый, делать ему совершенно нечего, его жена где-то во Франции или в Англии… К тому же он наш постоянный клиент. Думаю, не откажется…
Юрий Петрович согласно кивнул головой.
- Борис Михайлович будет там на месте. Он человек представительный и, как говорят, эрудированный… Хорошо, если бы он согласился… Кто еще?
- Сергей Григорьевич! – воскликнул Альберт Львович. – Он так обожает красивых молодых женщин… Ты даже не представляешь…
Юрий Петрович на минуту задумался.
- В его-то возрасте и так обожает? Конечно, не представляю. Есть у него какое-то представление о женской красоте? Понавыбирает нам с тобою сутулых и кривоногих… Ты видел его последнюю любовницу? Где он такую страшилу откопал?
- Он с нею встречается больше тридцати лет… А выбрал он ее по молодости, только по молодости! – решительно заступился за своего кандидата Альберт Львович. - Вкуса у него тогда не было, считай, никакого. Для воспитания хорошего вкуса нужны деньги, а он женился и завел любовницу совсем молодым, финансы у него пели тогда романсы. Вот и пришлось схватить в качестве и жены, и любовницы первых, которые подвернулись. К тому же, сам понимаешь, у его любовницы возраст уже приличный, может в молодости она была чуть лучше.... Тонкий вкус к женской красоте оттачивается на совсем юных, можно сказать, невинных созданиях.
- Пусть заседает, - без особой охоты согласился Юрий Петрович. – В конце концов, что нам это жюри, когда окончательное решение будем выносить мы с тобой? Точнее говоря, решение буду выносить я. На тебя в вопросе о женской красоте тоже трудно полагаться. У тебя испорченный, я бы даже сказал, порочный, вкус. Но кого еще взять в жюри? Сразу и не придумаешь… Пригласи парочку нейтральных людей, кого-нибудь из интеллигенции, чтобы солидно звучало.
- Хорошо, найду нужных людей. Но особенно жюри раздувать не надо – им ведь придется платить…
- Борису Михайловичу ничего платить не надо. Предложи ему деньги, он только обидится. Сергей Григорьевич скуповат, конечно, но ради такого большого дела отсидит в жюри за милую душу. А вот как с банкетом после проведения конкурса? Нужно ведь достойно отметить такое мероприятие…
- Это проще простого. Обзвоню наших постоянных клиентов, они снимут ресторан у Сергея Григорьевича для просмотра выбранных нами красавиц… Повеселятся с ними всю ночь…
Эта идея Юрию Петровичу понравилась.
- В таком случае и я внесу посильный вклад. Только ресторан снимай на всю ночь и при гостинице со свободными номерами. Мало ли что кому придет в голову… особенно в пьяную голову…
- Так и сделаем, - охотно согласился Альберт Львович.
Шеф замолчал, словно додумывая какую-то мысль, и решительно заключил:
- План по перестройке «люкса» мы наметили. Теперь некогда сосать друг другу концы! К делу!
Они попрощались.
Через пару часов Альберт Львович был уже в редакции рекламной газеты «Рука об руку». Войдя без стука в крохотный кабинетик заместителя главного редактора, он сел на край его стола и решительно сказал:
- Все прежние мои объявления, дорогой Сема, отменяются. Записывай новое … И давай его из номера в номер!
- Но за старые заплачено! … - попытался возразить Семен. – За несколько месяцев вперед!
- Возьми эти деньги себе, - великодушно разрешил Альберт Львович. Было непонятно, как его собеседник сумеет сделать своими деньги, внесенные раньше в кассу редакции. Но Семен на то он и Гольдфарб, полагал Альберт Львович, чтобы решать такие финансовые головоломки. – Вот новое объявление: «Известное модельное агентство «Новые звезды» … Не забудь добавить в скобках по-английски «New Stars», народ активно повалит и из-за рубежа … Агентство «Новые звезды» объявляет конкурс «Топ-модель нового тысячелетия». К участию в конкурсе приглашаются девушки до 25 лет, считающие себя достойными представлять высокую мировую моду у нас в стране и за рубежом. Занявшие шесть первых мест получают дипломы агентства и крупные денежные призы. Конкурс состоится в субботу, 4 августа во Дворце культуры завода ЗИМ. Начало конкурса в 10 часов. Для пятидесяти лучших участников по завершении конкурса будет дан банкет». Все записал? Прочти.
Семен перечитал текст объявления и запустил пальцы в свою растрепанную, начинающую седеть шевелюру.
- Ты даешь, однако! – попытался возразить он. - Размахнулся на целое тысячелетие! Сколько лет живет, по-твоему, человек?
- Это, смотря какой, человек, - с улыбкой остановил его Альберт Львович. – Такой дотошный и скрупулезный, как ты, не доживает и до пятидесяти.
- Мне уже шестьдесят! – с достоинством заметил Семен. – И еще поживу. Буду упираться рогами и копытами, но поживу.
- Ты правильный, Сема. Поэтому копыт у тебя никогда не было и не будет. Они есть только у козлов и чертей. Рогами упирайся, рогами … Жена разве не говорила тебе, что они у тебя ветвистые, как у северного оленя?
- Шутник ты, мать твою за ногу!
- Я не еврей, Сема. Любимой мамочки у меня никогда не было. Только папа…
- У отца из задницы ты и вылез! – заливисто рассмеялся Семен. – Эх, отца твоего за … - Он не смог придумать, за какое место следовало бы схватить такого уникального отца, и перешел к своей любимой теме - к финансам. - Крупные призы … Какие конкретно? Здесь телефон оборвут, спрашивая: «Сколько?» Такие объявления вызывают ажиотаж и ставят редакцию на уши. По-моему, ты большой привратник. Однако…
- Что ты, как чукча, все «однако» и «однако»! Размер призов будет зависеть от достоинств победительниц. А мы их пока не знаем. Объявление дай полужирным шрифтом и в рамке.
- На объявления у нас сейчас большая очередь … - начал свое обычное Семен.
- Ну, с этим ты знаешь, как справиться. – Альберт Львович сунул ему в нагрудный карман мятой рубашки две зеленых купюры. – И окажи мне услугу. Это объявление должно, начиная с завтрашнего дня, появляться в течение недели в газетах «Московский застрельщик», «Ночная Москва» и «Метрополитен Экспресс». Позвонишь мне завтра, сколько все это будет стоить.
- Вообще-то у них предоплата …
- Подождут до завтра. Они меня знают. Я никогда и никого не подводил. А конкурс и в твоих интересах. Развернем модельный бизнес, смотришь, и тебя приоденем как Сару Бернар …
Потрепав Семена по непокорной шевелюре, Альберт Львович ушел. Впереди его ждал вечер в ресторане «Ностальжи».
Глава 8
Анна вспомнила, как она познакомилась с Альбертом Львовичем. Он произвел на нее благоприятное впечатление и ничто не предвещало, что он окажется совсем не тем, кем он ей первоначально показался.
…Целый день она провела в безуспешных поисках работы. От бесед с нагловатыми менеджерами и руководителями мелких, а иногда и совсем задрипанных фирм остался тяжелый осадок. Эти люди смотрели на нее как на вещь, которая за умеренную плату поступает в их полное распоряжение. Они без всякого интереса слушали ее рассказ о том, где она училась и что могла бы делать, но зато с большим вниманием наблюдали, как она, сидя на стуле, закидывает ногу на ногу. «Спасибо еще, что пускали к руководству, - думала она. - Не очень симпатичные девушки не идут дальше хамоватых охранников. В лучшем случае на пути возникают раздраженные секретарши. И везде не только сальные взгляды, но и сальные намеки. За триста-четыреста долларов в месяц будешь делать ему все, чего его развратная натура пожелает. Если он захочет, то прямо в его кабинете. А за пятьсот он будет брать тебя с собой в сауну, где тебя поимеет любой из его друзей, если захочет. Гадко … Примитивная, плохо оплачиваемая сексуальная игрушка – вот моя перспектива».
Возвращаясь уже вечером домой, Анна зашла на расположенный недалеко от ее дома рынок «Тишинка». В огромной железной пирамиде, покоящейся на приземистых кирпичных стенах, было прохладно и малолюдно. Воздух был наполнен ароматом цветов, занимавших все отделы перед входом в супермаркет. Анна заглянула украдкой в свой потрепанный кошелек. Денег хватало на пакет молока, батон хлеба и, может быть, шоколадку.
Положив молоко и хлеб в металлическую корзинку, она задержалась в отделе вин. Чего здесь только не было! И Франция, и Испания, и Германия … Внимание Анны привлекло розовое шампанское из Калифорнии. Она никогда не пробовала его, а сквозь толстое бутылочное стекло невозможно было различить цвет вина. «Когда я в последний раз пила шампанское?» - попыталась вспомнить она.
У нее за спиной остановился невысокий пожилой человек, одетый, несмотря на теплый вечер, в костюм и с ярким галстуком-бабочкой. Анна заметила, что он ходил между высокими стеллажами, уставленными бутылками, и тщательно выбирал что-то.
- Интересуетесь винами? – мягко спросил незнакомец.
- Нет, - ответила Анна. – Не столько винами, сколько ценами на них…
- Бутылка хорошего вина не может стоить меньше двухсот долларов, - уверенно сказал мужчина. – А если вино американское и редкое, как это шампанское, то и дороже. Но цены здесь написаны в рублях, поэтому и вина, и коньяки кажутся довольно дорогими. Но их качество вполне соответствует их цене. Уверяю вас.
Чувствовалось, что этот человек разбирается в винах. Голос его был тихим, но настолько выразительным, что заставлял прислушиваться к каждому слову.
- Я вам верю, - ответила, улыбнувшись. Анна. – Но я просто смотрю. У меня нет денег, чтобы что-то купить здесь.
Незнакомец покосился на ее корзинку и, широко улыбаясь, сказал:
- Это нонсенс. Такая очаровательная девушка и без денег. Такого не бывает. Как нас учили в школе, природа не терпит пустоты, и в особенности финансовой пустоты. Тем более, когда речь идет о красоте. Хотите, я угощу вас таким шампанским? Оно всегда есть в ресторане гостиницы «Шератон-Палас». Это рядом.
- Спасибо, - ответила Анна. – Не надо. Как-нибудь в другой раз. А где «Шератон-Палас», я знаю. Я живу здесь рядом.
- Хорошо, - охотно согласился незнакомец. - Пусть будет в другой раз.
На какое-то мгновение Анне показалось, что этот, несомненно, обеспеченный мужчина не прочь познакомиться с симпатичной девушкой, способной покупать в дорогом супермаркете только молоко и хлеб. Но она тут же отбросила эту мысль. Незнакомец вел себя естественно и свободно, в его глазах не мелькало каких-то скрываемых намерений. К тому же он был намного старше ее и больше, чем на голову, ниже.
- Мне кажется, я мог бы помочь вам, если вы, конечно, не возражаете, советом, - продолжал незнакомец. – Вы юная и красивая, и у вас есть шанс стать моделью в модельном агентстве …
Анна с насмешкой посмотрела на него. Нет ничего легче, чем давать такие советы.
- Я пыталась, но меня не взяли. К тому же у меня есть профессия – я художница. Начинающая художница… - добавила Анна и почему-то покраснела.
- Это очень интересно! – почему-то оживился незнакомец. – Быть художником, посвятить свою жизнь искусству – это прекрасно! Я всегда мечтал о карьере в искусстве, но жизнь перевела меня на другие рельсы. Теперь я художник только в переносном смысле…
- Быть художником, особенно начинающим, это не так хорошо, как вам кажется…
- Я вас понимаю, у вас пока что совсем мало денег…
- Можно сказать, что у меня - их вообще нет, - прямолинейно, отбросив условности, сказала Анна.
- Я вам сочувствую! Сам, помню, жил почти на одном нуле… но это было уже давно. Но вы ведь продаете свои картины: в музеи, частным коллекционерам?
- Пока что я продала всего одну картину, да и то состоятельному мужчине, который хотел со мною переспать.
- Какой нехороший мужчина! – возмутился незнакомец. – Он смешивает подлинное искусство с сексом, а это две совсем разные вещи!
- Это вы так думаете! – засмеялась Анна. – Желаю пребывать в неведении счастливом… - Не желая обидеть незнакомца, так очевидно сочувствующего ей, она сменила тему. - А в манекенщицы меня не взяли, знаете почему? Манекенщица должна быть повыше ростом …
- Какая ерунда! – живо возразил незнакомец. - Те, кто сказал вам это, ничего не смыслят в модельном бизнесе. У вас есть несомненные грация и очарование. А этот поразительный контраст между невинным взглядом больших прозрачных грустных глаз и страстным обещание красиво очерченных губ! Я поставил бы вас рядом с топ-моделями Наоми Кэмпбелл и Адрианой Карамбо. Если бы вам повезло выиграть конкурс, вы получили бы известность и шли бы нарасхват на всех дефиле пред-а-порте и от кутюр, не сходили бы с обложек самых дорогих и престижных журналов мира…
Подошла и встала невдалеке продавщица, как бы желая принять участие в их разговоре.
Незнакомец мягко взял Анну за руку и повел ее к кассам. Уже на выходе из рынка они остановились на минуту под большим козырьком.
- Быть может, у меня много недостатков, - продолжал незнакомец, - но у меня есть и несомненное достоинство. Я не даю пустых советов.
Он достал из внутреннего кармана пиджака аккуратно сложенную газету и вручил ее Анне.
- Взгляните на это объявление, - показал он пальцем на очерченное красным фломастером объявление. – Вам есть смысл принять участие в этом конкурсе. Он проводится модельным агентством «Новые звезды».
- Участвовать я могу … Но выиграть конкурс …
- Я уже сказал: у вас есть шанс. Верьте мне. А работа манекенщицей, если вы выиграете конкурс, не отвлечет вас особенно от ваших профессиональных занятий. Будете художницей, а манекенщицей - в свое свободное время.
Она еще раз взглянула на него. Взгляд его был открытым и ясным, без всяких задних мыслей. Этот человек действительно внушал доверие, хотя трудно было понять, благодаря чему это происходило. «А ногти у него, кажется, наманикюрены», - неожиданно подумала она и улыбнулась.
- А вы имеете какое-то отношение к этому конкурсу? – спросила она, почему-то заранее предполагая, что это так.
- Я вице-президент модельного агентства, объявившего конкурс и председатель жюри конкурса.
Он достал из нагрудного кармана яркую визитную карточку и вручил ей.
- Спасибо вам за совет … - Анна взглянула на визитку и добавила: - Альберт Львович… Здесь номер телефона …
- Этой мой телефон в гостинице «Центр». Звоните, если возникнут вопросы. А как ваше имя?
- Анна.
- Очень приятно, - церемонно поклонился Альберт Львович и сделался в этот момент еще ниже. – Можно я буду называть вас Эн?
«Немного старомодный и смешной человек», - подумала Анна и ответила:
- Да, конечно … Так меня называет … мой друг…
С искорками смеха в глазах она ожидала, что сейчас подчеркнуто церемонный новый знакомый начнет передавать свои стариковские приветы ее другу. Однако он заговорил совершенно о другом.
- Что касается одежды, вы можете приходить на конкурс в чем угодно. Там вам подберут все необходимое для каждого из четырех туров.
- Я отвлекла вас, и вы ничего не купили …
- Пустяки, - махнул рукой Альберт Львович. – Я и не собирался ничего покупать. У меня было полчаса до обеда в рыбном ресторане «Якорь» отеля «Шератон-Палас». Вы бывали там? Прекрасное место. У них шеф-повар – француз. Щупальца осьминога и лангусты … А свежие голубые устрицы из Жиронды? Просто изумительно!.. Но не буду задерживать вас. Всего доброго.
На этом они попрощались.
Анна ощутила на себе дыхание какой-то совершенно неизвестной для нее жизни. «Мы ходим по одной улице, - подумала она об Альберте Львовиче, удалявшемся вверх по Васильевской улице, - а живем в разных мирах. Он для меня – инопланетянин». Она вспомнила его реплику, что на конкурс можно приходить в чем угодно, и тут же связала ее с замечанием Вика по поводу ее старого школьного платьица. Ей стало грустно до слез.
Она обошла огромный металлический фаллос, торчащий в сквере посредине Тишинской площади, и остановилась в задумчивости. «Если бы у его автора, господина Церетели был такой же … Что бы он с ним делал?..» Потом ее взгляд упал на окна длинного девятиэтажного кирпичного дома.
Слева, над первым этажом сверкала радугой надпись «Эксклюзив». Там помещался большой магазин новаторской, существующей, быть может, в единственном экземпляре мебели. В этом магазине не было, пожалуй, даже пустяковой вещицы, которая стоила бы менее тысячи долларов.
За одним из окон над магазином сейчас сидел и напряженно работал известный философ профессор Парадога. Даже если кто-то звонил ему глубокой ночью и интересовался, чем он занимается, профессор произносил неизменное: «Работаю». Он конструировал какую-то грандиозную теорию, объясняющую мир и место человека в нем. Эта напряженная, изнуряющая работа создавала впечатление, что если в ближайшее время новая концепция не будет разработана до мелочей, Вселенная разрушится, а человек исчезнет. Философские концепции, подумала Анна, приходят и уходят, а мир существует и будет существовать, независимо от них. «Теория слепа, мой дорогой профессор, но вечно зеленеет древо жизни», - вполголоса произнесла она, обращаясь к невидимому собеседнику.
Она вспомнила, как, еще будучи студенткой университета, напросилась к профессору домой с какими-то пустяковыми, но будто бы очень принципиальными для нее вопросами. Профессор, живущий неподалеку от университета, открыл дверь с широкой улыбкой. Не часто такие красивые девушки, думал, вероятно, он, так увлечены философией, что тратят на нее все свое драгоценное время. Он познакомил Анну со своей почти взрослой дочерью. Та внимательно осмотрела гостью, понимающе улыбнулась и тут же ушла гулять. В кабинете профессора Анна села в глубокое кресло, а он, как всегда, за свой рабочий стол, заваленный книгами и бумагами.
Детали разговора ушли из памяти. Но Анна помнила, что профессор настаивал, что мы ничего не знаем о существовании других людей. Не только их мыслей и чувств, но даже самих их тел.
- Но вот смотрите, - возражала она. - Мое колено. – Она постаралась сесть так, чтобы ее ноги обнажились почти до трусиков. – Потрогайте за него, и вы убедитесь, что я существую.
- Какая наивность! – Профессор даже подпрыгнул на своем стуле, но и не подумал встать и подойти к ней. – Если я потрогаю ваше колено, в моих пальцах возникнет ощущение гладкого, эластичного, теплого. Я буду знать об этом. Однако это знание будет касаться только кончиков моих пальцев, но не вас.
- А если вы проведете рукой повыше … Если обнимите меня … Или даже, допустим, поцелуете? – робко настаивала она.
Профессор досадливо отмахнулся и снова не обнаружил ни малейшего намерения привстать из-за стола.
- Это ровным счетом ничего не даст! Чем поцелуй принципиально отличается от прикосновения пальцев или ощупывания взглядом? Ничем! Поцелуй, как я его понимаю, это прикосновение губами к телу другого человека, может быть даже к его губам. Если сейчас я прикоснусь к вам губами, я получу знание о своих губах, но не о вас. Точно также в случае взгляда. Пути к познанию другого человека нет. Каждый индивид знает только самого себя и никого другого.
- А чувственное влечение? Такое сильное, как, скажем, любовь? – Анна потупила взгляд. Так, казалось ей, должна делать каждая порядочная девушка в восемнадцать лет, произнося волшебное слово «любовь».
- Все это только сантименты. – Профессор не стал даже обсуждать представляющуюся ему столь пустяковой проблему.
Вспоминая этот визит, Анна подумала, что и они с Виком окружили себя частоколом надуманных и кажущихся им твердыми принципов и потеряли способность видеть мир в его первозданной простоте. Они не живут, а всего лишь выполняют определенные, застрявшие в их головах, словно ржавые гвозди в старой доске, предписания. Говорят, что это традиция, мораль … Но предписания – только теория. Если она мешает жить, ее нужно отбросить. Кто-то сомневается в существовании других людей, потому что так велит его философская теория. Они с Виком не видят возможности иной, не такой скудной, однообразной и унизительной, как сейчас, жизни, из-за того, что их головы забиты своим теоретическим хламом. «Надо забыть рассуждения, открыть глаза и просто жить, - думала Анна. – Жить совершенно по-новому …»
Поднимаясь по грязной лестнице своего подъезда, Анна перефразировала старое изречение и с удовольствие повторила про себя новый его вариант. Жизнь дается человеку всего один раз. И прожить ее нужно так, чтобы не было мучительно больно за долгие годы полунищенского существования. Чтобы не жег позор за бездарно упущенные возможности. И чтобы, умирая, можно было сказать: я делала все, что могла. Я постаралась использовать все, что было отпущено мне природой…
Когда она звонила в свою дверь, в ее мыслях промелькнул магазин «Эксклюзив». Она входит в него и говорит: «Заверните мне это и это. А эту крупную вещь доставьте мне вечером домой. Это рядом с 1-ой Тверской-Ямской». Спустя минуту Аня вернулась мыслями к Альберту Львовичу. «Быть может, он как раз тот человек, который поможет осуществиться моим глупым мечтам? Хотя, вряд ли…»
Глава 9
Анна и Виктор снова встретились в парке. Она понимала, что отвлекает и его, и себя от поисков работы, но нужно было довести до конца разговор, начатый на прошлой встрече. Действовать следовало более умно, чем в предыдущий раз, но в то же время более настойчиво. Хотя, какой именно держаться линии и куда эта линия, в конце концов, должна вывести, Анна представляла смутно.
Они гулял по тенистой, почти темной аллее. Целовались, но Виктор почему-то не настаивал на большем. Он казался подавленным. Анна, напротив, была настроена прекрасно, как будто в глубине души она уже все решила если не за них двоих, то, по крайней мере, за себя. Она специально надела прежнее старенькое платьице и позволяла ладоням Виктора свободно скользить под ним.
- Мы встречаемся только в парке и только днем, - задумчиво сказала она. – Почему бы это?
- А где еще? – Виктор казался озабоченным ее вопросом. – Вечером здесь небезопасно. Чуть стемнеет, все гуляют только по центральным, хорошо освещенным аллеям. На них толпа, а сделай пару шагов в сторону – не знаешь, какие пьяные ублюдки там тебя ждут.
- Маньяки?
- Нет, обычные местные хулиганы. Но отделают так, что самый отъявленный маньяк позавидует. Ни за что, ни про что …
- Грустно… А ведь скоро осень. А потом длинная-длинная зима … Где тогда встречаться?
- Давай не думать об этом, - помрачнел Виктор. – До зимы еще далеко … Что-нибудь изменится …
Уверенности в его голосе не было. По своему прежнему опыту он знал, что зима означает конец всем весенним и летним его увлечениям. Вполне возможно, что и на этот раз случится так же.
Потом они отправились в летнее кафе и, стоя под большим зонтом, защищающим от солнца, съели по сэндвичу и выпили кофе. Виктор предложил даже съесть по мороженому, но Анна отказалась. Если у него и появились деньги, подумала она, то совсем небольшие. Маленькие деньги всегда даются с огромным трудом. Не надо их тратить.
Незаметно они подошли к той же скамейке, на которой сидели в прошлый раз. Она была в тени, и они с удовольствием уселись на свои прежние места. «Те же и то же. – Анна мысленно вернулась к своей роли. – Но в чем должна состоять моя хитрость?»
- В мусульманском раю коитус длится шесть столетий, - начала она, еще не зная, как построить разговор.
- Неужели? Это здорово! Завидую им. Но сколько же они там живут?
- Вечность, - безмятежно сказала она, как если бы человеку легко было представить вечную жизнь. – Им на все хватает времени. А на это в особенности.
- А как в нашем раю с этим делом?
Анна посмотрела на него с напускной строгостью, сделала постное лицо и назидательно сказала:
- В христианском раю секса нет. Там чисто духовное, умозрительное общение. Если, конечно, после сексуальной революции у нас на земле они не провели там у себя какие-то реформы.
- Провели, давно провели. Без этого там особенно и делать нечего. – Виктор говорил с такой уверенностью, словно только что вернулся из рая.
- А как ты думаешь, сколько длится коитус в гостях у Кустинского или у Лужайкина?
Вопрос был, конечно, на засыпку, и Виктор ответил на него не сразу.
- А что здесь думать? Если десять минут, то уже много. Обязательно кто-нибудь из кустов вылезет, да еще и не один. Хорошо, если не заорет: «Смотри! Трахаются!» А то, что в соседние кусты кто-то заранее заполз и лежит, наблюдая за тобой, так это точно. Но к чему ты клонишь?
- Ни к чему, - улыбнулась Анна. – Просто так. Летом – десять минут. Осенью – пять, потому что холодно и сыро. А зимой – так и вовсе надо укладываться в минуту, иначе кое-что отморозишь… Станем совсем как кролики, - засмеялась она.
- Смешно, но не очень, - не поддержал ее Виктор. – К твоему сведению в норме половой акт должен длиться от полутора до пяти минут. Я читал об этом в одной … эротической газете. У среднестатистического россиянина он длится две минуты двадцать три секунды … Статистике известно все.
- Ты меня успокоил! Мы, оказывается близки к норме! Но меня это совершенно не устраивает – быть среднестатистическим кроликом!
- Ты хочешь, я вижу, вернуться к нашему прежнему разговору …
Анна положила руку ему на плечо и беззаботно сказала:
- От него никуда не уйдешь. Мы еще не раз будем возвращаться к нему, если у нас есть желание быть вместе. Вернемся, но не сейчас …
Она помолчала немного и, неожиданно для самой себя, совершенно спокойно произнесла:
- Тебе привет от Альберта Львовича.
- Кто это? – Виктор подозрительно посмотрел на нее. – У меня нет такого знакомого.
- Это мой знакомый. Мы только вчера познакомились, и он просил непременно передать тебе привет.
- Вчера познакомились, и он уже знает обо мне? Ты что-то недоговариваешь, Эн. Он что, заочно сделался моим другом?
- Можно сказать и так, - согласилась Анна. – Я много рассказывала ему о тебе и, по-моему, он проникся к тебе симпатией.
- Спасибо ему. Но я не приглашал его в свои друзья. И его симпатия мне ни к чему.
- Напрасно ты отказываешься от таких знакомств. Они пригодились бы тебе. Или у тебя есть связи получше? – Задавая этот вопрос, она знала, что наступает ему на больную мозоль.
- Как вы с ним познакомились? – Виктор был весь настороже.
- Мы обедали с ним в ресторане «Якорь». Прекрасный был обед. Голубые устрицы, омар, жаренный в оливковом масле, розовое шампанское из Калифорнии …
Анна фантазировала без всякой ясной цели. Ей доставляло удовольствие смотреть, как у Виктора все больше вытягивается лицо и округляются глаза.
- Не может быть …- В его голосе не было уверенности.
Анна взглянула на него с иронией.
- Ты напоминаешь мне человека, который не верил, что у жирафа очень длинная шея, а потом, попав в зоопарк и увидев жирафа, сказал удивленно: «Не может быть!»
Она открыла сумочку, достала визитку Альберта Львовича и дала ее Виктору. Он стал внимательно рассматривать глянцевитый кусочек картона. В углу визитки красовалось в розовой рамке зеленое дерево с роскошной кроной, а на голубом, все сгущающемся к низу фоне выделялась надпись, сделанная витиеватыми золотыми буквами: «Новосельцев Альберт Львович. Вице-президент модельного агентства «Новые звезды». Затем шел номер телефона, а в самом низу строгими маленькими буквами значилось: «Эксперт Международной ассоциации высокой моды. Действительный член Нью-йоркской академии наук и искусств». Пока Виктор с растущим недоумением рассматривал визитку, Анна продолжала невозмутимо щебетать, словно рассказывала о встрече со своей школьной подругой.
- Он советовал мне называть тебя не Виктором, а Виком. У меня он попросил разрешения назвать меня Эн. Он сказал, что Вик и Эн – это очень по-американски. Они там любят сокращать свои имена. Это упрощает общение и делает его более человечным. В Америке он был бы не Альберт Львович, а просто Аль. Он так и сказал: «Передавайте Вику привет от Аля». Он удивился, когда узнал, что мы давно уже называем друг друга «Вик» и «Эн» и заметил, что это очень современно…
- Я не в Америке, - угрюмо буркнул Виктор.- А здесь мне никакой Аль не нужен… Тем более Аль Капоне.
- Ты будешь называть его Альбертом Львовичем, как и я, - продолжала как ни в чем не бывало Анна. – Он ведь пожилой человек. У нас людей его возраста называют по имени и отчеству.
- Старый ловелас, значит. – Для Виктора ситуация начала, как будто, проясняться. – Ухлестывает за молодыми симпатичными девушками, надеясь выхватить лакомый кусочек. Не пришлось бы мне при встрече набить ему морду, чтобы он оставил тебя в покое!
- Как ты можешь! – возмутилась Анна. – Он не ухлестывал, как ты выражаешься, за мной. И вообще он невысокого роста и хрупкого телосложения. Зачем я ему?
- От тебя вряд ли кто откажется. Даже старый, прогнивший сморчок.
- Глупости. У нас с ним чисто деловые отношения. Понятно?
- Уже и отношения… - Виктор опять не знал, что сказать. – А этот твой новый член… член Нью-йоркской академии…
- Прекрати! – оборвала его Анна. – Твоя грубость иногда бывает невыносимой. Следи за своим языком… И забудь тех красавиц, с которыми ты когда-то общался, как ты рассказывал, «не без мата». – Она сложила руки на коленях и продолжала, не глядя на него. – Со мной ты должен стать совершенно другим. Интеллигентным, умным и деликатным собеседником. А пока у тебя постоянно мелькают «морды» и «члены». У интеллигентного человека нет «морды», у него – интеллигентное лицо. У него нет этого самого… всегда торчащего колом… У него интеллигентный… - Она затруднилась с поиском подходящего слова.
- Интеллигентный, редко стоящий член, - подсказал Виктор.
- Глупо! Интеллигентный взгляд! А что у него в штанах – до этого никому нет дела!
- Боюсь, что и его жене тоже… - ввернул Виктор.
Однако под укоризненным взглядом Анны он затих, а затем сказал, пересиливая себя:
- Хорошо, я, пожалуй, не прав. Допускаю, что твой Альберт Львович действительно прекрасный человек и интересный собеседник и отношения у вас исключительно деловые… Но кто все-таки расплачивался в ресторане?
- Естественно, он, - спокойно ответила Анна.
- Да… Обед в ресторане на Тверской недешево стоит.. У него что, много денег? Толстая пачка банкнот, перетянутая резинкой? Как это они делают там, в Америке …
- Такая толстая, - сказала она с усмешкой, - что ты не удержал бы ее в руках. Наивный! Он расплачивался кредиткой. У него золотая кредитная карточка «Альфа-банка».
- Интересно… - Виктор на минуту замолчал, осмысливая услышанное и продолжал с деланным любопытством: - Понравился обед?
- Впечатление как от оргазма! – с напускным восторгом ответила Анна.
Явно ощущалось, что Виктор не разделяет ее восхищения неожиданно вынырнувшим, как грабитель из-за угла, Альбертом Львовичем и данным им роскошным обедом. Не начало ли это тех ненавистных перемен, думал он, которые способны разрушить их спокойные, ничем до сих пор не омрачавшиеся отношения с Эн? Деньги – они как парус, позволяющий человеку преодолевать бурное море жизни. Корабль, лишившийся паруса, становится неуправляемым. Ближайший, пусть небольшой шторм может потопить его. Денег нет, и они не предвидятся. Немного удалось одолжить у приятеля, но этого хватит на два-три дня прогулок в парке. На этом фоне даже пожилой и, как будто, респектабельный и не липкий Альберт Львович, с его золотой кредитной карточкой стал представляться Виктору зловещей черной тучей, неожиданно возникшей на горизонте. «Счастливые нищие …» - вспомнил он предыдущий разговор с Анной. Счастье без денег – дом, построенный на песке. Оно недолговечно. Первая же, совсем несильная гроза превратит его в жалкую груду мусора.
- Кто-то обедает в шикарных ресторанах и испытывает от этого оргазм, а я не знаю, что делать …- грустно заметил Виктор.
Анна прильнула к Виктору, ее волосы скользнули по его лицу.
- Я знаю, - успокаивающе сказала она и произнесла это так, как если бы знала это давным-давно. – Я представляю, как надо действовать. Я начну, а потом мы что-нибудь придумаем и для тебя. Через полгода ты будешь ездить на «мерседесе».
- Интересно, - протянул Виктор. – И кто же нам его пригонит?
- Я, - с прежним спокойствием отвечала Анна.
- Как это ты?
- Так это я. Раз ты такой у нас лопух.
- Не обижай, Эн …
- Скажи спасибо, что не назвала козлом …
- За козла принято отвечать!
- Козлом отпущения, дурачок. А это совсем другое. – Она смотрела прямо ему в глаза, как всегда делала, когда речь шла о чем-то серьезном. – Древние иудеи брали козла, перекладывали на него все свои грехи и отправляли его в пустыню. Они считали, что тем самым облегчили свои души и очистились. Этого козла, которого мы называем козлом отпущения, они звали Азазель…. Ты хорошо знаешь нынешнее время. Одни катаются на «мерседесах», а другие горбатятся на стройках и заводах, приносят первым жратву и выпивку и говорят любезно: «Кушать подано, господа!» Эти другие и есть козлы, козлы отпущения. Ты обходишь отделы кадров, читаешь все объявления на стендах, не пропускаешь даже объявлений на столбах. В конце концов, найдешь работу. Но что это будет за работа? Ты потеряешь всякую свободу и станешь обычным козлом отпущения, нашим Азазелем. Нужно идти другим путем.
- И ты знаешь этот путь?
- Для себя, да. А для тебя он откроется позже.
- Интересно … - Виктор задумался, но было видно, что он не очень верит в возможность какого-то таинственного другого пути, который со временем должен открыться перед ним.
- Сегодня все, что я скажу, покажется тебе интересным. И чем дальше, тем будет любопытнее.
Она достала из сумочки лист рекламной газеты, в центре которого красным овалом было выделено крупно набранное объявление.
- Смотри, в рамке, - заметил Виктор. – Всегда приятно, когда умирают известные люди.
- Не говори глупостей. Лучше прочти.
Прочитав объявление, Виктор посерьезнел и вопросительно посмотрел на Анну.
- Зачем тебе этот конкурс? Ты уже пыталась стать моделью, но ничего не вышло.
- Мне не хватает пяти-семи сантиметров роста, - пояснила Анна. – На подиуме женщина смотрится совсем иначе, чем в обычной жизни. Она должна быть высокой, худой и пластичной.
- Ты подросла?
- Нет, конечно. Но мне повезло. В этом модельном агентстве не считают каждый недостающий сантиметр. Для них главное другое – обаяние женщины, ее очарование, ее аура …
- А это что такое?
- Что-то вроде того нимба, сияющего кружка, который всегда висит над головой святого. Женщина должна быть не просто красивой, ее должна окружать особая атмосфера, особое сияние, притягивающее к ней взгляды. И сердца, разумеется.
- Сердца мужчин, - полуутвердительно вставил Виктор.
- Не только. Модели существуют не для одних мужчин, интересующихся женской красотой, но мало что понимающих в женской моде. Но и для женщин. В первую - очередь для женщин, хотя они и относятся завистливо к красоте и обаянию других женщин. Так что дело не в одном росте.
- А со всем остальным у тебя полный порядок … И с этой самой … аурой …
- Кроме подиума, есть обложки модных, дорогих журналов, есть реклама. Там рост не так важен.
- Ничего из того, что ты говоришь, в этом объявлении нет. – На лице Виктора сквозило подозрение. – Откуда все эти новые идеи?
- Из общения с Альбертом Львовичем. И из собственных размышлений.
- Ах, опять Альберт Львович! Наш дорогой Аль … - Виктор сначала удивился, но тут же поставил все на свои места. – Действительно он. Кому еще другому быть! Ведь он вице-президент модельного агентства, давшего объявление …
- И председатель жюри конкурса, - дополнила Анна.
- Ах, и председатель тоже …
- Что ты разахался, как зять на похоронах любимой тещи! Кому быть председателем жюри, если не вице-президенту?
- После обеда с ним в ресторане твои шансы войти в число призеров резко возросли?
- Альберт Львович ничего не обещал! Он сказал только, что у меня есть шансы стать победительницей или призершей конкурса. Он уверен, что со временем я войду в десятку ведущих топ-моделей и что у меня впереди блестящая карьера.
- Я рад за тебя … И за Альберта Львовича тоже … Еще бы! Открыть для модельного бизнеса такую красавицу! Ему очень повезло … Боюсь, что не только как вице-президенту, но и как …
- Опять глупости!
- Нет, нет! Я очень доволен! И за тебя и за …
В голосе Виктора не было, однако, никакого удовлетворения. В нем сквозила даже потерянность. Еще несколько дней назад все было хорошо и спокойно, а сегодня - бах! - появляется, как чертик из табакерки, богатый вице-президент и открывает перед его Эн блестящие перспективы … У нее впереди сияющая дорога, а он остается на обочине и задумчиво, как в раннем детстве, ковыряет в носу.
Мимо них по аллее тащились два парня, один из которых покачивался заметно сильнее другого.
- Закурить не найдется? – обратился к Виктору более трезвый.
- Не курю, - сухо ответил Виктор.
- Ну и мудак! – тут же вставил другой, и его физиономия засияла.
- А у твоей крали? У этой вот самой … жопы?
Виктор рванулся было вперед, но Анна крепко вцепилась ему в руку. Помявшись, парни, пошатываясь, пошли дальше.
- Ты что, не видишь? – укоризненно сказала Анна. – Они нарываются на драку! У высокого в кармане рубашки пачка сигарет. Так они, наверно, к каждой паре подходят.
Виктор зло сплюнул и раздраженно махнул рукой.
- Сволочи! Для них выпить и ни с кем не подраться – последнее дело! Надавать бы им хорошенько!
- В этом парке половина таких! Всем не надаешь! Они сюда лезут как мухи на мед. Единственный выход – держаться от таких мест подальше.
- Но как это сделать? – Виктор переключился на прежние мысли и замолчал.
Анна положила голову Виктора себе на плечо и задумчиво перебирала его волосы. День становился все жарче, обоим уже хотелось есть, но они оставались на месте.
- Я с моим ростом хорошо смотрелся бы на подиуме, - мечтательно заметил Виктор.
- Но конкурс только для девушек, так что ты отпадаешь.
- Обидно, но девушкой мне уже, пожалуй, не стать …
- Кстати, - словно вспомнив что-то важное, начала Анна, - Альберт Львович говорил мне, что вскоре будет объявлен конкурс и для мужчин. Конкурс на красивую мужскую грудь.
- Это еще что? – Виктор был искренне удивлен. – Какая красивая грудь?
- Но у тебя ведь есть грудь?
- Грудь есть. Но титек у меня нет.
- А они и не нужны. Ты же не женщина. Конкурс именно на красивую мужскую грудь.
- Разве она бывает красивой или некрасивой?
- Конечно. У мужчины может быть красивым все …
- И лицо, и одежда, и мысли?
- Все! – категорично ответила Анна. – И в первую очередь лицо, грудь и задница. Ты, кстати, вполне мог бы участвовать не только в конкурсе на красивую грудь, но и в конкурсе на красивый зад.
- А что, такой тоже объявят? Что говорит наш Альберт Львович?
- Он говорит, что непременно объявят. Но не так скоро.
Слова Анны звучали искренне. Ее совершенно не смущало, что она обманывает любимого человека. Ложь во спасение казалась ей вполне извинительной. Это все равно, что говорить у постели смертельно больного человека, что он непременно выздоровеет.
- Если объявят конкурс на красивую мужскую грудь, я буду в нем участвовать, - решился Виктор.
- Из-за денег? – хитро спросила Анна.
- Только из-за денег.
- Но от таких денег у тебя будут угрызения совести!
- Угрызения совести у меня уже есть, а вот денег нет. Но перед конкурсом мне нужно будет непременно пообедать с Альбертом Львовичем …- съехидничал Виктор. – Теперь я знаю, как завоевываются первые места на таких соревнованиях!
- Ничего ты не знаешь и незачем тебе обедать с ним!
- Чтобы очаровать его и посетителей ресторана, в котором мы будем обедать, своей очаровательной мужской грудью! Пусть полюбуются!
- Но она у тебя волосатая!
- Неважно, - с ходу отмел ее возражение Виктор. – Еще неизвестно, что ценится в приличной мужской груди. Быть может, волосатость – необходимое ее качество. Конкурс – это жюри, и оно решит, что хорошо, а что плохо. А Альберт Львович как вице-президент будет, разумеется, председателем этого жюри.
- А как насчет конкурса на самую аппетитную мужскую задницу? – продолжила свою линию Анна. – Здесь ты, конечно, пас?
- Это какой-то абсурд! Кому интересна моя задница?
- Я тебе уже сказала: это едва ли не первое, на что смотрит женщина, знакомясь с мужчиной. К тому же и некоторые мужчины очень неравнодушны к этой части мужского тела. Они отобьют ладони, аплодируя тебе …
- Геи, что ли? Они меня совершенно не интересуют. – На лице Виктора промелькнуло брезгливое выражение. – Я ничего им не стану показывать. Пусть смотрят друг на друга … Я не голубой, чтобы раздеваться перед ними.
- А за деньги?
- И за деньги тоже.
- Я имею в виду, за большие деньги?
- И за большие …- Виктор настороженно посмотрел на нее. – Ты опять куда-то клонишь. Раньше мы никогда не вели таких разговоров. Не хватало вспомнить еще лесбиянок …
- Ну, лесбиянкам что-то показывать могу только я. Ты им неинтересен. Даже противен будешь, когда разденешься. Ты очень негармонично сложен. У тебя между ног что-то болтается, чему трудно найти применение.
- Странные вещи ты говоришь. – Виктор пожал плечами. - Сама применяла и с большим удовольствием, а теперь уверяешь, что это, вроде, и ни к чему …
- Я сейчас рассуждаю как лесбиянка, - рассмеялась Анна. – Ей все твои прелести совершенно по фигу.
Виктор посмотрел на нее изучающе, отвел прядь, упавшую ей на лоб, потом привлек к себе и поцеловал.
- Быстро же ты входишь в роль. Я иногда не понимаю, где кончаются твои роли и начинаешься ты сама. Из-за этих ролей ты такая разная все время …
- Я сама плохо представляю, где неожиданно выбранная мною роль, а где я. – Анна задумалась на мгновение. – Кто-то сказал, что человек в спектакле собственной жизни играет только небольшой эпизод. И в самом деле. С утра я заботливая дочь, успокаивающая отца, что все будет хорошо. Потом пассажирка метро, прохожая, посетительница парка … В каждом случае все расписано почти до мелочей. Как пройти турникет при входе на станцию метро, куда деть бумажный стаканчик из-под кофе … Нужно только помнить свою роль, и жизнь потечет сама собой. Все будет происходить автоматически. А где же я, единственная и неповторимая? В чем моя свобода, если я постоянно играю роли, которые знают и играют все?
- «Жизнь есть театр и люди в нем актеры», - процитировал Виктор. – Кто это сказал?
- Шекспир. Но это надо понимать прямо, а не в переносном смысле, как он. Мы только рождаемся, а пьеса, которую нам предстоит играть всю жизнь, уже написана. Хуже того, роли в основном уже распределены. Вот мне досталась роль девочки из малообеспеченной семьи. И я терпеливо играю эту роль. Играю точно так же, как тысячи, как миллионы других малообеспеченных девушек. Утешаю неудачника отца, донашиваю свои старые платья, хожу с любимым человеком гулять в парк, который я, если честно, терпеть не могу … Только однажды попала в Большой театр, слушала «Ночь перед рождеством» Римского-Корсакова. Не помню, когда последний раз была в театре … Балет видела лишь по телевизору … Ни разу не была в консерватории … И все это входит в мою роль. Я как бы родилась с этим … И ничего не могу изменить… Но, может быть, я гожусь для другой роли? Или для многих других, гораздо более ярких ролей?
Внимательно слушавший ее Виктор встрепенулся.
- Конечно, годишься! Не случайно ты так легко переходишь от одной роли к другой! У тебя еще все впереди!
- У нас все впереди, - поправила его Анна. - Я уже не представляю, что могу жить без тебя. Нам нужно быть вместе, всегда вместе. И пытаться вдвоем изменить нашу жизнь. – Она замолчала, а потом с грустью добавила: - Но пока ты только мешаешь… Ты не хочешь никаких перемен, как будто боишься их …
- Ничего я не боюсь, - угрюмо пробормотал Виктор.
- Нет, боишься.
- Я только против твоих теперешних планов … Против всех этих массажей и стриптизов, конкурсов моделей с богатыми покровителями …
- Ах, ты против конкурсов тоже?
- Да, твой конкурс мне совершенно не нравится! Я окажусь пятым колесом в телеге, если ты добьешься успеха… Ты будешь общаться только с теми, у кого есть золотые кредитные карточки …
Анна успокоительно положила свою руку на его ладонь.
- Но ведь ты тоже будешь участвовать в конкурсах! И я уверена, будешь побеждать!
- Ты смеешься? – возмутился Виктор. – Конкурс на красивую мужскую грудь! На мужскую мохнатую и мускулистую задницу! Я не голубой и не буду ходить по сцене с голой задницей, срывая аплодисменты. Может еще конкурс на самый красивый мужской член?
- Может быть, - сухо сказала Анна. – Если вдруг объявят такой конкурс, ты будешь в нем участвовать. И не исключается, что станешь одним из призеров. А может, даже победишь.
- Ни за что! – отрезал Виктор. – Никаких сомнительных конкурсов! И ты не будешь участвовать ни в каких конкурсах!
- Но ты, как будто, соглашался? Мужская грудь?
- Нет! Увлекся и пошел за тобой. Это было ошибкой.
Некоторое время они молчали. Анна смотрела в небо с редкими, медленно плывущими облачками, Виктор, упираясь локтями в колени, уставился в землю.
- У тебя есть другой план? – Ее голос звучал скептически. В нем сквозила твердая уверенность, что Виктору нечего предложить.
- Пока нет… - Он помедлил и с напускной твердостью сказал: - Но план появится!
- Пустые слова. – Анна отвернулась от него. – А что касается моего участия в каких-то конкурсах, то позволь мне самой принимать решение. Я еще не твоя жена. И даже если бы была женой, все равно решала бы сама. Ты мог бы только советовать, не больше.
Виктор напрягся и готов был ответить резко и решительно. Но Анна опередила его. Ровным и, как могло показаться, спокойным голосом она сказала, глядя на свои колени:
- Я предлагала тебе идти вместе. Ты не захотел. Я пойду сама.
Она поднялась со скамейки и стала уходить к выходу из парка. «Даже не попрощалась, - мелькнуло в голове у Виктора. – Не объяснила… Надо окликнуть ее …» Но потом он сник. Что объяснять, когда и так все ясно… С тюфяком и размазней, не способным ничего добиться в жизни, не имеющим даже примерного представления, как действовать, не о чем особенно говорить…
Виктор долго сидел в какой-то полу-прострации, раскинув руки по спинке скамейки и ничего не замечая. В голове мелькали неясные обрывки мыслей, вспоминались встречи с Анной и их разговоры, перепрыгивавшие обычно с одного на другое… Раньше ничего не нужно было решать, все катилось как бы само собой. И вдруг такой обвал …
Особенно отчетливо вспомнился почему-то эпизод их последней близости. Повинуясь неконтролируемому приступу животной плоти, они совокупились прямо у березы, около которой начались ласки и поцелуи. Чахлый кустарник отделял их от аллеи, по которой иногда проходили утомленные солнцем пары. В кустах за березой что-то шуршало и даже, как будто сопело. Наверно, какой-то любитель острых ощущений заранее занял там позицию, а она оказалась неудобной. Джинсы Виктора упали до самых его щиколоток, обнажив белый зад и волосатые ноги. Чувство опасности придавало особую остроту сексу, но оно мешало сдерживаться, чтобы продлить удовольствие. Половой акт был скоропалительным и закончился сдавленными стонами…
«Больше так не будет, - подумал Виктор. – Эн стала другой… Еще немного и с нею меня вообще ничего не будет связывать… Останется только вспоминать, как я нырял в нее по четыре-пять раз в день неугомонным жизнерадостным дельфином…».
Часть 2
«МИСС ТРЕТЬЕ ТЫСЯЧЕЛЕТИЕ»
Глава 1
Тревога Виктора нарастала. Время шло, хорошая работа не находилась, а конкурс красоты, после которого Аня неминуемо исчезнет с горизонта, приближался. В конце концов, Виктор перестал думать о чем-либо, кроме этого проклятого конкурса. Аня не звонила, и этот заставляло его мысль работать особенно лихорадочно.
Постепенно начала созревать идея, как выйти из сложившейся ситуации. Поначалу эта идея показалась Виктору бредовой, но уже пару дней спустя он стал обдумывать ее более спокойно. Из безвыходной ситуации нет, конечно, выхода. Остается одно – взорвать ее. Разрушить неблагоприятное стечение обстоятельств. Тогда, быть может, появится какой-то просвет. Ясно было, что с Эн нельзя расставаться. Чтобы сохранить ее, можно пойти на все, что угодно.
Бросив все дела, Виктор отправился посоветоваться к своему старому приятелю. Они жили в одном дворе, когда-то ходили вместе в школу. После школы их пути начали постепенно расходиться, но старая дружба осталась неизменной. «На Олега можно положиться, - решил Виктор. – К тому же без него мне просто не обойтись».
Недавно Олег со скрипом закончил какой-то технический институт, работу по специальности не нашел, и теперь подрабатывал извозом на стареньких отцовских «жигулях». Он хорохорился, но дела у него шли неважно. Машина все больше изнашивалась, а денег на покупку новой не предвиделось. Дважды Олега грабили какие-то подонки, отбирая скудную выручку. Один раз, когда денег у него оказалось совсем мало, два парня выбросили его из машины и уехали на ней. Повезло, что она заглохла через несколько кварталов, и ее быстро удалось найти.
Единственное, что радовало Олега, так это обилие знакомств с девушками, которых он подвозил. Обычно это были продавщицы и секретарши, которые считали своим долгом два-три раза в неделю подъехать на работу или на свидание на такси. Садясь в машину, они выглядели строго и неприступно, но затем, разговорившись, делались гораздо проще. Олег рассказывал, что некоторые не прочь были расплатиться за проезд натурой, и будто бы не раз они доставляли ему удовольствие прямо в машине, в каком-нибудь безлюдном переулке. А вечером все могло происходить прямо на ходу, хотя, признавался Олег, это сильно мешало ему вести машину. Вспомнив обшарпанный салон машины и едкий запах бензина в нем, Виктор тогда подумал, что в парке, пусть на пнях и кочках, заниматься этим делом гораздо романтичнее.
До знакомства с Аней Виктор иногда присоединялся к Олегу и его очередной девушке, обычно приводившей с собой, чтобы не было скучно, подругу. Олег звонил всегда неожиданно и говорил как заговорщик, чтобы присутствующие при разговоре девушки не могли ничего понять:
- Послушай, дружище, здесь поступили две новые книги. Одну из них я, правда, вчера уже прочитал, но очень бегло, в дороге. А вторая, я тебе скажу, эксклюзив, как раз в твоем вкусе. В дорогой обложке, хорошего формата, прекрасная белая бумага, и все монолог, все монолог, прямо не остановишь. А суперобложка у нее, по-моему, вообще из Франции. Думаю, прочесть сможешь сегодня же, за один вечер, не выходя из моей библиотеки. Автор у нее Устинов, да, уверен, Устинов… Чернила для заметок я уже запас, захвати с собой только немного бумаги…
На обычном языке это означало, что у Олега сидят в ожидании дальнейших событий две девушки, с которыми Виктор еще не знаком. С одной из них Олег уже был близок, но в машине, скорее всего на ходу. Девушка, предназначаемая Виктору, хорошо одета, стройна, с белой кожей, очень разговорчива, а плащ или пальто у нее импортные. Договориться с нею обо всем удастся, по всей вероятности, в этот же вечер, не выходя от Олега. Девушка явно склонна к оральному сексу, во всяком случае губы у нее хороши и кажутся располагающими как раз к такой форме интимного общения. Выпивка имеется, но нужно захватить с собой что-нибудь поесть. Трудно сказать, насколько слышавшие разговор девушки понимали необычный для них разговор двух молодых библиофилов о новых книгах, требующих немедленного прочтения, но виду не подавали.
Олег был увлечен оральным сексом, и первое, или даже единственное, что он замечал в женщине, были ее губы. «Некоторые книги, - говорил он с энтузиазмом, - прирожденные Устиновы. Они не суют тебя куда попало, а сразу берут в рот. Но таких, к сожалению, немного. Большинство зачитаешь до всех дыр, а до главного так и не дойдешь».
Многие забавные ситуации приключались в тесной квартирке Олега, где присутствующие обычно располагались парами на противоположных сторонах вытертого и пыльного ковра. Скрипучий диван обычно оставался неприкосновенным, отчасти чтобы никому не было обидно, но прежде всего потому, что как только на диване начинались активные телодвижения, соседка снизу настойчиво стучала в потолок, а потом звонила в дверь. «Разбогатею, - мечтательно говорил Олег, - куплю себе толстенный и здоровенный
вьетнамский ковер. Тогда никаких синяков ни у кого не будет».
Мечты Олега всегда имели один и тот же отправной пункт и забегали не дальше пригородной электрички. Стать богатым и купить ковер, так и зовущий прилечь на себя две-три пары; стать богатым и купить новые шины к «Жигулям», чтобы каждый второй автоинспектор не останавливал машину и не спрашивал ехидно, явно на что-то намекая: «А почему это у вас резина такая лысая?».
Уверенность в том, что большие деньги не за горами, Олег черпал из общих, довольно туманных соображений. Страна на подъеме, благосостояние граждан растет как на дрожжах, скоро в каждом гараже и даже в каждой «ракушке» будет стоять «феррари» или на худой конец подержанный «мерседес». Если все станут богатыми, то и самые невезучие, даже если они к этому вовсе не стремятся, окажутся с карманами, полными звонкой монетой. «Я скоро сделаюсь таким богатым, - уверял всех своих новых девушек Олег, - что деньги на дне моих карманов будут плесневеть». Но если девушки появлялись в достаточном количестве, богатство почему-то все не шло.
После знакомства с Аней Виктор перестал составлять компанию Олегу. Тот, провертевшись без всякого результата между двумя, а то и тремя подругами, нередко обижался на Виктора. Однако, познакомившись с Аней, Олег проникся к ней большим расположением и сказал Виктору: «То, что надо. Лучше у тебя никогда не будет. Да и эту скоро отберет какой-нибудь денежный мешок. Так что, пользуйся моментом».
Изредка Виктор и Анна брали у Олега ключи от его квартиры, но делать это часто было неудобно. К тому же иногда, в самый разгар событий, Олег открывал дверь квартиры вторым ключом и появлялся на пороге с улыбкой на лице, делавшей его похожим на школьника, опоздавшего на урок. С ним была очередная девушка. Он, оказывается, подвозил ее куда-то на своей машине и успел между делом разглядеть ее пухлые, зовущие губки. Она не отказалась заглянуть к нему на огонек, и вот они здесь. Олегу было глубоко безразлично, сколько пар возятся у него на ковре и даже на диване. Он настолько увлекался собственными занятиями, что не видел никого, кроме себя и своей партнерши. Итог он подводил дикими вскриками, пугая, наверное, соседку внизу еще больше, чем скрипом и стуком дивана. И только после этого он, раскинув руки и блаженно сопя, неожиданно нащупывал рядом на ковре соседей и просительно говорил: «Есть кто-то? Закурить бы кто-нибудь принес... ». Анну, да и Виктора, такая простота нравов шокировала. Они предпочитали уединяться для интимных дел.
Олег, открывший дверь Виктору, был в старом трико, которое он неизменно одевал, попрощавшись со своей девушкой и сообщив ей с обезоруживающей улыбкой, что денег на такси у него нет, но скоро непременно будут. Сам он отвезти не может, потому что дома не убирал уже две недели. Вот если бы она сделала у него генеральную уборку, он тут же отвез бы ее домой на свой машине. Девушки скорее предпочитали отправляться домой на городском транспорте, чем заниматься уборкой.
Виктор сел на единственный стул, стоявший комнате, а Олег расположился на диване, накрытом, по-видимому, в ожидании предстоящего вечером важного свидания старым, выцветшим покрывалом.
Внимательно выслушав историю знакомства Анны с Альбертом Львовичем, Олег помотал головой и восхищенно сказал:
- Ничего себе! Обед в ресторане! Так просто такие обеды не закатывают! Это что-то подозрительное...
Особое впечатление на него произвело меню обеда.
- А икра там была? Красная или черная? - заинтересовался он.
- Не знаю, - пожал плечами Виктор. - Она ничего об этом не говорила.
- Точно была! - Олег уверенно хлопнул ладонью по дивану, подняв облачко пыли. -Думаю, что черная. Она дико дорогая и гораздо вкуснее красной. Все богатые люди едят только черную икру. В тарелку с красной икрой, если им ее предлагают, они просто плюют. Обед с черной икрой - это, я скажу тебе, высший шик! Я сам ее не пробовал, уже не помню сколько лет. Стану побогаче - обязательно приглашу тебя в этот ресторан и поставлю перед тобой целую миску черной икры. Лопай, как миллиардер, ложкой!
Виктор рассердился на него.
- Ты что, не можешь врубиться? Причем здесь икра? Главное - конкурс! А этот Альберт Львович - вице-президент модельного агентства, объявившего конкурс и председатель жюри. Он к ней явно благоволит и сделает все, чтобы она победила!
- Точно сделает! - охотно согласился Олег - Не зря же он так подъезжает к ней и закармливает деликатесами. Этот старый навозный жук своего потом не упустит!
- Он, как будто, не очень старый. Она говорила «пожилой».
- Больше сорока, значит старый, - отмел это возражение Олег. - А как подъехал! Первый день знакомства - и уже в ресторане! Скромной, малообеспеченной девушке нетрудно вскружить голову! Ты когда последний раз был с нею в ресторане?
- Один-единственный раз мы там были. А так, пирожки ели в парке, ну и мороженое...
- Вот то-то же! А здесь все на блюдечке с золотой каемочкой! Сегодня вечером, я думаю, они тоже отправятся в ресторан. А чего тянуть? Как говорится, член железный, пока горячий. Пожалуй, они уже сидят там. Какая раскрасавица устоит перед таким напором? Я таких не знаю. Будь я девушкой, я бы точно не устоял!
- Аня не такая... - попытался возразить Виктор.
Олег огорченно помотал головой и скривился, как будто сразу съел пол-лимона.
- Я понимаю тебя, Вик. Любовь и все такое. Страсти по мордасти. Но, поверь мне, я уж это дело знаю, все бабы одинаковы Пару раз в ресторан и, пожалуйста, - в постель. Плохи твои дела, дружище. Уводят кобылу прямо из стойла!
- Что ты лепишь! - одернул его Виктор. - Какая кобыла, дурак!
- Извини, это просто образ... Что ты теперь должен делать? - Олег сжал кулак и выбросил правую руку вперед. - Перейти в контратаку! Ответить на его ресторан двумя своими ресторанами! Пусть это будут «Националь» и «Метрополь», не ниже.
Виктор обиженно посмотрел на него.
- Тебя все время несет! Тоже мне тайный советник! - В голосе Виктора стало звучать ехидство. - За какие шиши в ресторан? Я взял у тебя в долг немного денег, их на чаевые официанту не хватит! Ты посмотри, как я одет! У меня молния на штанах не каждый раз застегивается, а я отправлюсь в «Метрополь»! Ты сам давно приглашал девушку в ресторан?
- У меня их много, всех не наприглашаешься... - начал сдавать Олег. - А когда в последний раз, не помню. Скорее всего, никогда. Да, точно, никогда не приглашал. Я и сам бываю в ресторане только по приглашению, не за свои же идти. А в «Метрополе» и в «Национале» я вообще ни разу не был. Все как-то некогда… - Полминуты подумав, Олег нашел новый выход. - Ресторан отпадает, во всяком случае, на ближайшее время. И подарок дорогой ты не можешь ей сделать… Скажем, платиновое колечко с бриллиантом. Не потянешь…Нас с тобой только на латунное хватит... Тогда сделаем вот что. Пойдем к этому жуку и набьем ему морду! Скажем ему: «Еще раз подкатишь к Анечке, оторвем яйца! Если и после этого не успокоишься - отрежем член!»
- Как ты можешь! - поморщился Виктор. - Ты же интеллигентный человек, а в разговоре у тебя все время «морды» и «члены»! - Школа Анны явно шла Виктору на пользу.
- Ну, это в переносном смысле, - смутился Олег. - Образ, сам понимаешь. Пригрозим ему. Скажем: «Мы - мафия! Мы опекаем Анну, с нами лучше не связываться!».
- Мафия не ходит в застиранном трико и в выцветшей рубашке, - поморщился Виктор. - И раз он настолько богатый, что ест икру в ресторане и других ею угощает, за ним стоят такие ребята, что морды будут бить нам, а не мы ему. Ты ему пригрозишь, а он пальчиком на тебя укажет, и они тебя так обработают, что мама родная не узнает. Будешь потом всю жизнь работать на лекарства или, как Квазимодо, подметать Собор парижской богоматери...
Олег задумался, обхватив колени руками и покачиваясь на диване.
- Ты прав, старина. Придешь к нему, а там тебя уже ждут. Отметелят по первое число и выбросят где-нибудь из иномарки на асфальт... Ничего мы не можем предпринять...- Но уже через мгновение у Олега, усвоившего из своего опыта, что и из кажущихся совсем безвыходными положений всегда находится выход, появился новый план. - Надо мне пойти к старикану и попросить его включить меня в состав жюри. У меня все данные для этого! Молодой, но уже широко известный специалист по женскому вопросу… Знаток и ценитель женской красоты... А уж в жюри я развернусь! Самую страшную поставлю на первое место, разбушуюсь, если со мной не согласятся... Никому не дам высказаться, задавлю всех мощью своего интеллекта!
- Ерунду ты говоришь, - досадливо поморщился Виктор. - У тебя интеллекта пока что больше в кулаках, чем в голове. Чего ради первого встречного включать в жюри? Ты ведь не можешь сказать, что ты знаком с Аней. И если даже скажешь, так это только повредит...
- Пожалуй, что так, - согласился Олег. - На что я этому старому хрену? Зачем ему включать меня в жюри? На хер я ему нужен?..
Олег снова замолк, не в состоянии найти выход из беспросветного тупика.
- Не вижу выхода, - подвел итог своим размышлениям Олег. - Получается как в той поговорке: отдай невесту чужому старенькому дяде, а сам иди к ... Извини, чуть хуже «морды» не получилось...
Олег замолчал и, обхватив голову руками, начал покачиваться взад вперед. Диван жалобно поскрипывал в такт его движениям.
- Знаешь, дорогой, у меня башка скоро лопнет от таких размышлений, - заявил через минуту он. - Я даже в институте на экзаменах не думал так напряженно...
- В институте ты вообще мало о чем думал, кроме женщин.
- Но кончил же все-таки институт! Значит, думал. Но не с таким напряжением! Давай-ка мы попьем с тобою чаю, может это просветлит мозги...
Друзья перешли в тесную кухоньку Олега. Виктор сел на скрипучую табуретку около крошечного столика, а Олег налил воды в чайник, поставил его на газовую плиту и тоже присел на табуретку. Хотелось помочь другу, но как? Редкий случай, когда в голову ничего, даже отдаленно похожего на приемлемое решение не приходило.
- Поговорка твоя насчет дяди хорошая, но она не про нас ...- медленно начал Виктор, как бы давая приятелю возможность прийти в себя и яснее понять то, что будет сказано дальше. - Пусть твой дядя отдает своих невест первым встречным. Мой дядя, - Виктор указал пальцем себе между ног, - разбрасываться невестами не станет. Он сам будет их иметь. Это - его профессиональный долг, професьон де фуа, как говорят французы, а они знают в этом толк. - Выждав минуту и видя, что Олег еще не скоро выйдет из ступора, Виктор решительно сказал: - Выход у нас есть! У нас осталась последняя карта. Но козырная!
- Что же это за карта? - недоумевая, поднял на него глаза Олег.
- Развалить конкурс! Если Аня не выиграет какой-нибудь приз, все кончится ничем. Она и раньше хотела стать моделью, но ничего не выходило. Если и теперь все провалится, она забросит эту идею.
- А как ты его развалишь? - недоумение Олега только усилилось. - Ты что, президент модельного агентства? Или дашь объявление, что конкурс отменяется?
- Такое объявление никто не примет. Нужно действовать тоньше. Мы должны принять участие в этом конкурсе, а еще лучше - занять на нем призовые места. Потом мы объявим, что мы мужики, и конкурс лопнет, как мыльный пузырь!
- Да кто же нам поверит! - воскликнул Олег.
- Что мы мужчины?
- Нет, этому поверят. А если нет, мы предъявим веские вещественные доказательства! Кто поверит, что мы девушки? Конкурс ведь для них!
- Вот это самое трудное, - охотно согласился Виктор. - Надо перевоплотиться в девушек, сыграть их роль! Ну, соответственно, переодеться, сделать себе грудь побольше, навести макияж...
Олег весело рассмеялся, хлопая себе обеими ладонями по коленям. Потом, продолжая смеяться, вытер слезы и стал отрицательно мотать головой.
- Макияж! Ну, ты скажешь! На мою рожу - и макияж! Может, мне и губки сделать попышнее, да еще бантиком? «Здравствуйте, я настоящая Устинова! Один из призов -мой!» И почему только грудь? Мы и задницы себе сделаем настоящие, женские! Мягко сидеть будет!
- Чего ты смеешься! - прикрикнул на него Виктор. - У нас что, есть другой выход?
- Но это разве выход? В платьях еще туда-сюда, хотя в женских туфельках я в любой момент могу оступиться и упасть. А если заставят раздеться?
- Разденемся! - решительно ответил Виктор.
- Догола раздеться! Тогда как? Скажем: «Извините, мы салями принесли с собой, перекусим в перерыве»?
- Полностью ни на каких конкурсах не раздеваются, - возразил Виктор. - Максимум - в купальниках.
- Какой ты знаток этого дела! - Олег посмотрел на него с ехидцей. - Раздевают наголо, да еще и ощупывают эти самые, интимные места! Уж я то эти вещи точно знаю!
Виктор на мгновение смутился, но быстро нашел ответ.
- Ничего ты не знаешь! Ни в каких конкурсах ты не участвовал. Даже девушкой никогда не переодевался. Я видел на Тверской парней, одетых, как женщины, и накрашенных. Так этих трансвеститов не отличишь от настоящих женщин! К ним даже молодые люди клеются, пытаются познакомиться: «Девушка, мы, кажется, с вами где-то встречались...»
- Я тоже видел этих самых по телевизору, - кивнул Олег. - Действительно, не отличишь от полноценных баб. Некоторые даже симпатичные... Не разберешься, так и влипнешь. Кончится тем, что не ты ее, а она тебя... Точнее, он тебя...
- Аня смотрела пьесу «М. Баттерфляй». Так там один американец двадцать лет был влюблен в красивую китаянку, спал с нею и только в конце обнаружилось, что она - мужчина, да к тому же – шпионка…
- Как же он спал с нею? - удивился Олег. – Может, у них был только оральный секс? Некоторые мужчины тоже балуются этим…
- У них был самый обычный секс! Но она - или какая она! – он! - подставлял любовнику в самый решающий момент свою задницу, и все проходило без сучка и задоринки.
- Это надо же! - удивленно присвистнул Олег и задумался. Не проводили ли и его самого таким образом? Думаешь, что имеешь дело с женщиной, а в действительности под тобой коварный мужчина! - Вполне может быть, - заключил он, соглашаясь то ли с содержанием пьесы, то ли со своими внезапно возникшими подозрениями. - Есть такие стервозные мужики, что вполне могут провести... Щупать надо, обязательно все прощупывать! Особенно интимные места!
- Если ты уже получил большое удовольствие, - ухмыльнулся Виктор, - какая тебе разница, если потом вдруг нащупаешь у своей любовницы член?
- Ну, не скажи! - возмутился Олег - Все пойдет насмарку! Противно будет даже вспомнить! Зачем мне женщина с членом?! У меня у самого он имеется!
- Успокойся, я шучу, - охладил его Виктор
Засвистел чайник. Олег выключил газ, налил в чашки кипяток и слегка закрасил
его старой заваркой из объемистого заварного чайника с обколотым носиком. Чувствовалось, что Олегу хотелось бы сменить тему, заставляющую напрягать свои мозги так, что они вот-вот расплавятся. Отхлебнув чаю и похрустев баранкой, он задумчиво сказал:
- Зачем это нужно, мужчине с мужчиной? Совершенно не нужно! – Олег говорил возмущенно. - Я понимаю еще анальный секс с женщиной, иногда обстоятельства этого требуют. Иная разогреется под тобой до того, что прямо стонет: «Делай со мною все, что хочешь!». А что делать, если все остальное с нею уже испробовал!? Перевернешь ее и вонзишь свой страннический посох в последнее отверстие! Некоторым женщинам это нравится, прямо, как юла под тобою ходят. Но мне это довольно безразлично. Я такое делаю, можно сказать, по долгу службы…
- У нас не вечер воспоминаний, - оборвал его Виктор. - Ты, вот, говоришь: раздеться догола. Ничего страшного! Пожалуйста, разденемся. Пусть их чертово жюри вместе с его председателем упадет в обморок. Таких, как у нас с тобой, они никогда еще не видели! Нам есть, что показать! Тем более показать мужчинам, понимающим в таких вещах толк! Конкурс не выиграем, но зато посмеемся!
- Да уж, смешно будет, это точно. Но вот вопрос: кто над кем будет смеяться?
- За свой, что ли, беспокоишься? Нечем удивить?
- Нет, не за свой. Скрывать мне нечего, а вот гордиться есть чем. Я девочкам не пустышку какую-нибудь сую. Полноценный банан! Или, если сказать без этой иностранщины, родимый кукурузный початок молочно-восковой спелости! Самый вкусный фрукт, произрастающий в нашей суровой, полгода покрытой снегом стране. Я беспокоюсь за общую ситуацию. Не выставили бы нагишом на улицу! - Он замолчал, потом махнул рукой. - Все! Хватит об этом! Давай пить чай...
Виктор повертелся на своем скрипучем табурете.
- Может, угостишь кофе? Чай как-то не идет …
- Нет, приятель. Нам с тобою пока только чай. Иначе разоримся. Кофе для интеллигентных дамочек, которые любят выпендриваться.
Пока пили чай, Олег задумчиво тер себе лоб ладонью.
- Ты меня этим своим конкурсом как пыльным мешком по голове… Все смешалось, не знаю, что и делать …
- Но другого выхода нет, - настаивал Виктор.
- Действительно нет. Если то, что ты предлагаешь, считать выходом…- Видя, как мрачнеет Виктор, Олег поспешил добавить: - Я готов тебе помочь! Но переодеться девушкой, а потом еще и снять с себя платье – это у меня не выйдет. Я же каждое утро занимаюсь с тяжестями, качаюсь, чтобы из машины лишний раз не выбросили. Ты посмотри, какая у меня мускулатура, бицепсы, рельеф …- Он заставил Виктора потрогать свои бугристые бицепсы, как заставлял это делать каждую новую свою знакомую. – И задница у меня сделалась оттопыренной. Ягодичные мышцы разработались …
- Такие задницы у каждой второй негритянки, - попытался переубедить его Виктор. – И ничего. Очень даже ничего …
- Но я же не черный!
- Намажься ваксой!
- Ты все шутишь! Там от запаха гуталина не только члены жюри передохнут, но и все тараканы. И кто даст негритянке приз, если даже я выкупаюсь в каких-нибудь чернилах? Здесь же не Африка, а как раз наоборот!
- Нет, черненькие и здесь пользуются спросом. В газетах постоянно мелькают объявления «Мулаткам и шоколадкам звонить по такому-то телефону».
- А лицо у меня? А походка? Я же хожу как грузчик, у которого на каждом плече по мешку цемента!
Виктор долго барабанил пальцами по столу и, не найдя ничего лучшего, решил надавить на самолюбие Олега.
- Раз ты не можешь быть женщиной, ты не мужчина!
Олег изумленно поднял брови.
- Это как?
- Вот так! Не настоящий мужчина. Стопроцентный мужчина умеет делать все. Если нужно, он играет роль мужика, а когда надо – роль бабы, прошу извинения, женщины. Возьми китайский или японский театр! Все женские роли там исполняют мужчины. Да так исполняют, что женщины рыдают!
- Ты меня уже достал своими примерами из китайской жизни, - поморщился Олег. - У них там, может, все наоборот. Вместо дня – ночь, а вместо ночи – день.
- Это и у нас во Владивостоке так. В Китае высокая культура мужчины. Там его воспитывают с детства. И даже раньше – когда он еще в утробе матери.
- А откуда им знать, кто потом родится? – Олег хитро ухмыльнулся. – В утробе воспитывают мужчину, а рождается женщина – вот и лесбиянка! Воспитывают во время беременности женщину, а рождается мужчина – готовый голубой! Опасные это эксперименты!
Чувствуя, что Олега не переубедить, Виктор стал отступать.
- Черт с тобой! Хотел сделать из тебя приличную девушку, а из тебя действительно получается грузчик в юбке. Но ты будешь мне помогать, раз я один буду участвовать в конкурсе!
- Само собой! – обрадовался Олег. – Я буду стоять за кулисами, и если что …
- Кому ты нужен за кулисами? Ты будешь сопровождать меня, пока я привыкну, что я девушка.
- Боишься, что изнасилуют? Так не ходи по ночам! Не лезь в темные подворотни! К тому же, как тебя изнасилуешь, если у тебя нет этой самой?
- Ерунду ты говоришь! – Виктор покрутил пальцем у виска. – Кому я нужна?
- Ну не скажи! – Олег осмотрел его как бы новыми глазами. – Ты длинненькая, стройненькая, гибкая… Талия, правда, широковата, но зато хорошие ножки… И личико симпатичное, только губки могли быть попышнее… Бровки надо бы подщипать … Есть выпуклости, есть впадины … Аппетитный задок … Мог бы быть побольше, но ты же совсем юная девушка!
Виктора это возмутило.
- Какая совсем юная! Мне скоро двадцать пять!
- В таком случае, - не смутился Олег, - могла бы уже дать приличные формы… Но ничего, некоторые женщины и в сорок как стиральная доска – вместо груди и зада только мелкие волны. Плечи у тебя чуть широковаты… Но с этим, видно, уже ничего не поделаешь. Кость, конечно, крупновата… Я предпочитаю субтильных девушек. Чтоб большие губы и ничего лишнего…
Виктор постучал пальцем по его лбу.
- Проснись! Для себя, что ли, выбираешь? Суди объективно, как член жюри.
- Разве они судят объективно! – запальчиво возразил Олег. - По каким таким критериям? Где он, эталон женской красоты? В каком музее? Я понимаю, эталон длины, платиновый метр, лежит в Париже, в Политехничеком музее. А покажи мне эталон красоты? Покажешь какую-нибудь женщину, которая, по-твоему, красавица, а я скажу «Уродина!» Нет такого эталона! У нас одна считается красивой, в Африке - другая, а в Китае или у эскимосов – третья.
- Но члены жюри как-то оценивают красоту. Решают же они, какая самая красивая, а какая похуже?
- Знаю я, как они оценивают! – уверенно заявил Олег, как если бы сам не вылезал из жюри конкурсов красоты. – Они ориентируются на господствующие предрассудки насчет женской красоты и на свое субъективное мнение. Такой член постоянно думает: а хотел бы я эту конкурсантку? а вот эту? а какую больше хотелось бы? Он не только думает, он еще и пристает! Лезет своими грязными жюрийными ручонками девочкам под юбчонки… Я уверен, членам жюри обязательно захочется тебя трахнуть. Если, конечно, у них что-то еще шевелится в штанах. Я бы на их месте…
- Ты что, обалдел! – вспыхнул Виктор. – Рассуждаешь обо мне как о женщине!
- Так ты теперь и есть женщина! – радостно воскликнул Олег. Он искренне хотел помочь, но ему не по душе была мысль, что для этого придется надеть женскую одежду, пройтись в ней по сцене перед жюри и публикой, а потом – и это хуже всего – снять эту одежду и продефилировать перед ними в каком-нибудь купальнике. Теперь, когда этот вариант отпал, Олег заметно повеселел.
- Ты еще начни клеиться ко мне! – умерил его восторг Виктор.
- Это еще зачем? Я же не тот американец, который не мог нащупать яйца у своей любовницы! Я буду помогать тебе как бывшему мужчине. Ты учти, женщиной не рождаются – женщиной становятся! Постепенно и ты сделаешься юной и обаятельной девушкой. Может за тобой станет даже ухаживать какой-нибудь хмырь. Не я, разумеется. Я ведь догадываюсь, что ты мужчина. Скажу тебе как специалист специалисту: женщиной быть неплохо, очень даже неплохо! О хате не думаешь, вино не покупаешь, на такси тебя подвозят, да еще и цветы дарят!
- Ага, зато она может забеременеть! – вставил Виктор.
Олега это возражение ничуть не смутило.
- Ну, ты-то, надеюсь, не забеременеешь! А если оральный секс, так и натуральная женщина не забеременеет. У меня, правда, была одна… Мы с нею только орально... И вдруг звонит: «Я залетела! Нужны деньги!» Я ей отвечаю: «Дура, в канализационный люк ты залетела! У меня есть общая тетрадь, на обложке крупными зелеными буквами написано хорошо известное слово из трех букв. Так вот, в этой, можно сказать, «автобиографии моего члена» напротив твоего имени под каждым днем, когда мы встречались, стоит «ор.», «ор.» и так далее». Ты представляешь, Вик, какая наглость!
- Меньше трепись! – перебил его Виктор. – Ты будешь ходить со мной по магазинам, поможешь купить, что носят женщины. Потом мы с тобой начнем гулять по городу. Примечательная такая парочка: накачанный бычок и стройная, гибкая… как ты там еще говорил?.. симпатичная, но на голову выше его девушка… Явная б…
Олег настороженно посмотрел на него.
- По каким еще магазинам? В женское белье, что ли?
- По разным магазинам, и в женское белье тоже! Носят ведь женщины белье, или они приезжают к тебе уже без трусов и без лифчика? Ты будешь дарить мне предметы нижнего женского туалета…
- Теперь это так называется? – Олега явно смущала перспектива посещать отделы женского белья с приятелем, переодетым женщиной.
- Взялся помогать, значит помогай!
- Я в этом ничего не понимаю! Как выбирать?
- Проконсультируйся с какой-нибудь своей знакомой… Подойди издалека. Я, мол, очень интересуюсь женским нижним бельем…
- Ничего себе издалека!
- Но мне нужно самое шикарное…
- Она меня пошлет! – испугался Олег. – Скажет, мне ничего не дарил, все чайком с баранками поил, а какой-то другой стерве – так сразу нижнее белье, да еще шикарное! Или, еще хуже, подумает, что у меня крыша поехала, и я с женщин перешел на мужчин. Роскошным бельем их поражаю, паршивый гомосексуалист!
- Придумай что-нибудь. Скажи, хочу подарить красивое нижнее белье жене своего хорошего приятеля.
- Пошлет еще дальше! – не мог прийти в себя Олег. – Подумает … да нет, не подумает, так прямо и скажет: всех перебрал, теперь к женам приятелей подбирается!
- Ничего, придумаешь что-нибудь. В таком деле невозможно без трудностей. Ты считаешь, мне легко будет по сцене в женском платье маршировать, а потом еще в купальнике? Покупать женское белье стесняешься, а каково мне будет его носить?! Что труднее?
- Да уж понятно, - начал уступать Олег. – Купить намного легче, чем потом это на себя одеть …
Глава 2
Друзья допили чай, дожевали в задумчивости все сушки. Подумать действительно было о чем. Ни один из них не только никогда не переодевался женщиной, но даже ни разу не девал на себя женские трусы или бюстгальтер. «Ане легко подготовиться к конкурсу, - с завистью думал Виктор. – Постирает трусики и выпорхнет в них на сцену. Поднимет ручку, задерет… нет, поднимет ножку, сделает глазки, изобразит улыбочку пошире – и вот тебе первое место. А здесь снарядишься как десантник перед броском во вражеский тыл, обвешаешься женской амуницией и порхай по сцене как птичка… Да еще улыбайся и строй глазки…».
Молчание прервал Олег.
- А ты представь, кто-то из жюри начнет приставать к тебе. Что делать? У них без этого, по-моему, не бывает…
- Ну, это просто, - успокоил его Виктор. – Я поведу себя с ним как та китаянка, или точнее китаец, со своим американским любовником…
Олег выпучил на него глаза.
- Пошлешь его… нет, направишь его в задницу, что ли?
- Нет, зачем это... Буду, как она, или точнее он, вешать лапшу на уши. Я, мол, невинная, неискушенная девушка и вот так сразу не могу. Если через часок или лучше через два, тогда, пожалуйста, все мои отверстия открыты для вас! Весь конкурс в два часа уложится. Это время можно продержаться. Ты давай-ка, дорогой, решай свою часть задачи, а то будешь потом краснеть, стоя за кулисами. Твое дело – обеспечить одежду! Белье, там, платье по моде, а не роба уборщицы, туфельки лодочкой, на невысоком каблучке, но не галоши… Ну, и купальничек, конечно, соответствующий… Модный, но не очень открытый. Показывать мне особенно нечего – все будет искусственное… Мой размер – пятьдесят два, обувь – сорок три.
- Ну и ножки у красавицы! – ахнул Олег, а потом добавил злорадно: - Такие ножки да председателю жюри на плечи! Покувыркался бы он между них!
- Ты не отвлекайся и относись к делу серьезнее. Одень меня поприличнее, чтобы я могла появиться даже в высшем свете. Драгоценностей и украшений там всяких не надо – я скромная девушка. Мужчину я валю на себя не какой-то там мишурой, а чистым обаянием. Взгляну робким, невинным взором, и он тут же на мне, причем уже без штанов…
- Да, девушка ты, что надо, - согласился Олег. – Тебя нужно одеть скромно, но с большим вкусом…
- Само собой, со вкусом! Какой конкурс! «Мисс третье тысячелетие», а не какая-нибудь «Мисс прыщавый лобик»! Такой конкурс бывает раз в тысячу лет. Победительница станет эталоном красоты на десять столетий. Совсем как эта самая…- Виктор задумался на секунду. – Венера Милосская!
- Это без рук которая?
- Нет, без рук другая. Хотя, может, и эта без рук. Красивой женщине руки ни к чему. Она же не домохозяйка. А почему ты не знаешь эту Венеру, которая Милосская?
Олег смутился, а затем обречено махнул рукой.
- Чего ты хочешь? Технический вуз! Поступаешь туда дураком, а выходишь оттуда идиотом! Сопромат я там учил. Расчет балки на сжатие, кручение и изгиб. Ну, и еще что-то. Но Венеры не было… Триппер только подхватил от своей прыщавой однокурсницы… От мисс прыщавый лобик, как ты говоришь…После этого пришлось перейти на более современные формы сексуального общения… А так, больше ничего венерического в моем институте не было.
Олег ушел в свои мысли, прикидывая, по-видимому, что ему предстоит сделать.
- Да, задал ты мне задачу, - вздохнул он. – Хорошо еще, что сейчас лето, а то пришлось бы тебе шубу из норки покупать. Ты учти, денег у меня не густо. Но ради такого случая придется потратить… Пусть гости кувыркаются пока на старом ковре.
- Вот-вот, лето, - перебил его Виктор. – Купи мне шортики из гипюра. Я на одной киске такие недавно видел. Все, как будто, открыто, а ничего не видно. Прохожие не могли оторвать глаз от одного ее места: видно там все-таки что-то или нет.
Олег сначала заслушался, но потом запротестовал.
- Шортики из гипюра – это уже излишество! Это даже не предмет роскоши, а черт знает что! Шикарное нижнее белье, шортики из гипюра – да у меня ни одной книги не было в таком великолепном переплете!
- Плохо выбирал, значит. И потом, такие хорошо упакованные девушки ездят не на разбитых «жигулях», а на иномарках. Тебе только кажется, что ты живешь с ними в одном городе – ваши пути не пересекаются. Я бы на твоем месте радовался, что имеешь дело со мной. Будешь наконец-то гулять с хорошо одетой девушкой, а не с какой-то чувырлой.
- Крупно повезло. – Олег опять был в сомнении. - У тебя грудь волосатая! Какой же лифчик тебе нужен? До шеи, что ли?
- Побреем, это не проблема.
- А ноги? Они тоже волосатые…
- Ты за кем следил, кот? За книгами, которые читал, или за мной? - возмутился Виктор. – И грудь мою изучил, и ноги… Волосы на груди придется побрить, а ноги оставим так. Волосы на ногах я брить не буду! Я никогда их там не брил! Не хватало еще и между ног выбрить!
- Но ты же не был еще девушкой! А теперь стал ею! В Америке все уважающие себя девушки постоянно бреют себе ноги. Кроме этого, они там вообще ничего, по-моему, не делают.
- Ты, значит, в Америке был? – ехидно спросил Виктор.
- Не был, но знаю. По телевизору все время показывают. Разведет ноги в стороны и безопасной бритвой чик-чик. Или намажет ноги расплавленным воском, а потом, когда он застынет, сдерет его вместе со всеми волосами…
- Врет твой телевизор! Обманывает в целях рекламы. По моему телевизору такую похабщину не показывают, потому что у меня нет денег на все их бритвенные станки и кремы. В Америке уже давно никто не бреет себе ноги! Ни мужчины, ни женщины, ни сам их президент! Прошла мода. Ходят с волосатыми. И чем волосатее, тем лучше. Твои девушки бреют ноги? Может ты им в этом помогаешь?
- Нет, что ты! – замахал на него руками Олег. – Если некоторые и бреют, то не ноги, а между ног. Для большей, так сказать, сексуальности. Ну, и эстетика, само собой. Здесь я не прочь помочь, когда попросят. А ноги я никому не брею! Можно об этом и не просить, все равно не стану! Я даже американскому президенту или его жене не стал бы брить ноги, сколько бы они об этом ни просили. Не брею, и все! И какая разница, волосатые ноги или нет? Главное у женщины – губы, а ноги потом, они всегда на втором плане. Я часто их вообще не вижу. Они нужны женщине, чтобы прийти и уйти, зачем еще? – Олег замолчал, считая этот вопрос исчерпанным, но потом все-таки добавил: - Но у тебя ноги очень уж волосатые…
- Ничего страшного. – Виктор стоял на своем. – Мои ноги… хотя, раз я теперь девушка, то не ноги, а ножки… мои ножки на любителя. Некоторые всю жизнь питаются манной кашей, а другим хочется чего-нибудь поострее. Вот мои ножки да на шею такому любителю острых ощущений!
- Ну, ты давай, не увлекайся! – пристыдил его Олег. – Такие фантазии не к лицу приличной девушке. Ты должен постоянно помнить, что девушку украшает скромность. Даже в самых распутных своих мечтах она представляет себя в темной комнате, на спине и только ноги чуть раздвинуты. И обязательно под одеялом! К тому же ты еще не совсем полноценная девушка. Грудь не выбрита, модного белья на тебе нет, гипюровых шортиков тоже… Может тебе и женский зонтик нужен? – неожиданно спросил Олег.
Виктор махнул рукой.
- Да нет, черт с ним! Будем надеяться, что дождя не будет. И так расходы большие… К тому же конкурс проходит в зале, а там зонтик ни к чему. – Виктор немного подумал и подытожил: - С одеждой, как будто, разобрались. Не подведи, одень эту красавицу… - он показал на себя, - по высшему разряду. И не пытайся всучить мне те трусы и лифчики, которые забыли у тебя твои подруги!
- Кстати, дорогая моя! – прямо-таки вскрикнул Олег. – Не знаю, удобно ли тебя об этом спрашивать… Грудь у тебя какого размера? Ты носишь большую или поменьше? Или для разных случаев одеваешь разную?
Этот вопрос застал Виктора врасплох. Он приложил к своей груди кулаки, но что-то не понравилось. Сделал горкой ладони и стал отводить их все дальше.
- Постой, постой! – остановил его Олег. – Это уже восьмой размер! Ты что, дорогуша, уже рожала и титьки надо собирать в две авоськи?
- Ничего я не рожала! – возразил Виктор и смутился. – Вообще-то я люблю, чтобы груди была среднего размера. Вот как у Ани…
Олег аж подпрыгнул от возмущения.
- При чем здесь Аня? Она нам сейчас не пример! Мы с нею конкурируем! Она красавица, а ты посмотри на себя как на женщину! Не на что смотреть! Грудь у тебя должна быть заметно больше, чем у Ани. Если в жюри будут сидеть настоящие мужчины, это принесет тебе дополнительные очки. Какой размер груди у Ани?
- Как ты можешь обсуждать такие вещи! – в свою очередь возмутился Виктор. – Его, видите ли, интересует размер груди любимой своего друга!
- Ты остынь, пожалуйста! Раньше не интересовался, а теперь мне важно знать. Ты сам вовлек меня в это дело. Я должен помочь тебе выиграть конкурс, а для этого тебе нужно победить Аню. Переиграть ее в честном состязании.
- Какое же это честное состязание, если я могу взять себе грудь хоть восьмого размера, а у нее только третий?
- Ах, третий… Вот теперь ясно. – Олег стал прикидывать размер женской груди на себе. – Твой размер – не меньше пятого. Иначе тебе вообще незачем выходить на сцену.
Виктор безразлично махнул рукой.
- Пятый, так пятый. Пусть будет по-твоему. – Подумав, он добавил: - Но все-таки припаси для меня и третий… Вдруг в жюри будут и женщины… Подумают: «Ничего себе вымя!»
- Хорошо, - согласился Олег. – Вот мы все и решили. Теперь смело на конкурс.
- Эх, ты… - посмотрел на него укоризненно Виктор. – По-твоему, женщина – это только особая, специально придуманная для нее одежда? Выходит так, сняла она с себя эту одежду и уже не женщина! Ты только что уверял меня, что женщинами не рождаются, а становятся. Женская одежда – одна лишь поверхность! Есть еще манеры, походка, умение строить глазки… А макияж, который ты так любишь! А голос…
Виктор внезапно смолк и схватился руками за голову.
- Все пропало! Голос! У меня мужской голос!
Олег тоже заволновался.
- Все мелочи обсудили, а слона как раз проворонили! У тебя же, красавица, голос как гудок у электрички! Так хорошо все начиналось, и так плохо закончилось!
Приятели расстроились и замолчали. Олег принялся мыть чашки. Наверное, это помогло ему прийти в себя.
- Ты помнишь, Вик, детскую сказку, в которой козлята не пускают волка в дом из-за того, что его голос не похож на голос их матери-козы? Волк бежит к кузнецу и тот перековывает ему голос…
- Тебе бы воспитателем в детском саду работать. Там в эту сказку поверили бы.
- Нет, нет, - оживился Олег. – У волка мужской голос, у козлихи – женский. Кузнец переделывает мужской голос в женский! «Сказка - ложь, да в ней намек, добрым молодцам урок». Это – Пушкин, а ты ему не веришь! Мужской голос всегда можно переделать!
- Ты предлагаешь мне лечь на наковальню?
- Кузнец – это только образ! Ты сам сумеешь изменить свой голос! Ну, разумеется, под руководством опытного человека. Это и будет твой кузнец.
Виктор смотрел на него с явным недоверием.
- Возьми трансвеститов, - продолжал Олег. – Они ведь не только носят женскую одежду, но и говорят женскими голосами. Не очень, правда, красивыми, но женскими. Прокуренными такими…
- Вот именно, сипят…- хмуро пробормотал Виктор.
- Ну и что! – Олег уже начинал загораться снова. – Тебе же, черт побери, не в консерваторию поступать, не на отделение женского вокала! Тебе пару слов пробурчать, а потом глазки состроишь, улыбочку такую женскую изобразишь: «Хи-хи-хи, вы шутите…». Нежной ручкой махнешь, отстаньте, мол, наглый мужчина от скромной, благородной девушки…
- Какая еще благородная девушка? – недоуменно посмотрел на него Виктор. – Ты в какое время живешь? Таких девушек уже сто лет как нет!
- Не в этом дело! Черт с ними, с этими благородными девушками. И хорошо, что их давно нет... Недостатки своего нового голоса ты компенсируешь женскими же приемами! Глазки, улыбочка, гримасочка, хиханьки и хаханьки… Ты обрати внимание, как женщины говорят! Они слова не скажут по-простому, а все то ручкой махнут, то ножкой дрыгнут. А ты еще и особая женщина! Виноват, девушка. Рост – сто восемьдесят, грудь – пятый размер, обувь – сорок третий! Не девушка, а можно сказать кобыла!
- Ну-ну! – погрозил ему пальцем Виктор, начинавший приходить в себя. – Прошу не обзываться и матерно не ругаться. Я очень обидчивая, очень впечатлительная и чрезвычайно благородная девушка! За мат могу и по морде врезать!
- Настоящее благородство! Без дела не бьешь. Но учти на будущее, что обычно девушка бьет мужчину не по лицу, а ногой по этим самым… Гораздо эффективнее!
- Но кто мне поможет подправить голос? Вот в чем вопрос…
- Это я тебе обеспечу, - успокоил его Олег. - Одна моя знакомая училась в Щукинском училище. Это как раз она когда-то звонила мне, что, мол, залетела, нуждаюсь в срочной материальной помощи. Ее из Щуки выгнали, я думаю, за разврат… Все время залетала…
- Если бы за это выгоняли из театральных училищ, они давно все закрылись бы!
- Ну, не знаю… Может, за что-то другое, дело не в этом. Но курс театрального мастерства она успела пройти. Она поставит тебе твой женский голос. Да так поставит, что в Миланской опере партию Аиды будешь петь! И с походкою поможет, чтобы ты не топал как слон в посудной лавке, а плыл как лебедушка. Крупногабаритная, конечно, лебедушка. А грация и разные там женские ужимки и прыжки! Все сделает. В память о том большом удовольствии, которое я ей доставил когда-то. Денег ей не дал, в этом я, конечно, свинья. Но у меня их и не было. Ты встретишься с ней, обрати внимание, какая она вся из себя! И ротик, и носик, и глазки – все на месте!
- Не до этого сейчас. – Мысли Виктора были заняты уже совершенно другим.
- Как это не до этого! – возмутился Олег. - До этого! Как раз до этого! Ты уделишь ей минут десять-пятнадцать в ванной комнате, пока я буду лежать на диване, и дело пойдет! Ей мы скажем, что ты в доме культуры будешь играть в китайской пьесе. Роль женщины, миниатюрной китаяночки, на ногах которой сабо сорок третьего размера! Мужика поменьше на эту роль в вашей труппе не нашлось. То-то она будет смеяться! Или скажешь, что это новый режиссерский замысел: китайские мужчины – маленькие, под стол пешком ходят, а китайские женщины – очень крупные. Мужчины у них все время меж ног снуют и постоянно вверх поглядывают, на небо, покрытое звездами… Одной большой мохнатой звездой…
- У меня одноклассница была, - вспомнил Виктор. - Я на ней тоже небольшой триппачок подхватил… Так она теперь в парфюмерном магазине работает. С косметикой поможет и с этим, макияжем…
- Звони ей сейчас же! Прямо на работу! – распорядился Олег. – Как у нее губки? Может, сама и подвезет весь этот парфюм? Заказывай побольше пудры! Щетина у тебя светлая, но так и прет изо всех дыр. Но наштукатуришься потолще и сойдет. У меня была одна, осталась на ночь… Когда утром умылась…
- Оказалась мужчиной? – рассмеялся Виктор.
- Нет, хуже! Негритянка или мулатка какая-то!
- А ты что, расист?
- Нет, мне все равно, какой у нее цвет кожи. Но ты представляешь! Вечером общаюсь с белокожей красавицей, а утром, когда еще сонный и лежу в постели, к моему дивану подходит совершенно незнакомая девушка! Я даже ойкнул от неожиданности. Откуда она взялась?!
- Вот ты все говоришь: губки, да губки. Это тебя и подвело. Иногда нужно посматривать и на другие места. У негритянок губки что надо. Но остальное-то все - черное! И вывернуто! Одно ты правильно сказал: щупать надо! Особенно интимные места!
- Ладно, о негритянках поговорим потом… Сейчас о пудре. С помощью толстого слоя пудры женщина способна сотворить из себя первую красавицу!..
…Друзья еще долго говорили о том, что такое женщина, как каждый день она создает себя почти что из ничего, во что любит одеться и под каким предлогом обычно соглашается раздеться. Меж ними, как заметил поэт, все рождало споры. Олег, считавший себя знатоком женского вопроса, постепенно подрастерял былую уверенность в себе. Виктор, относившийся к женщинам как к данности, вроде травы и деревьев, начал осознавать, что женщина – это в некотором смысле загадка и тайна. Трава и деревья существуют сами по себе, о них можно не думать. О женщине же приходится размышлять, и чем больше раздумываешь, тем меньше становится ясности и определенности.
В конце концов, они договорились встретиться через пару дней, чтобы примерить новую женскую одежду и под руководством знакомой Олега поучиться ходить, как ходит женщина.
Глава 3
Примерка на Виктора женской одежды с самого начала не заладилась. Бюстгальтер сидел на нем как на корове седло и при малейшем движении рук немедленно сползал к подбородку. Набили его ватой, надерганной из старого матраца, но он все равно сидел криво и съезжал теперь уже не вверх, а вбок.
- Надо ехать в секс-шоп и купить резиновые титьки, - заключил Олег. – Без титек женщиной никогда не станешь, правда, Алла?
Знакомая Олега, ставшая после четверти часа перешептываний и возни с Виктором в ванной его лучшей приятельницей и прилежной наставницей, согласно кивнула.
- Плохая грудь может испортить саму красивую женщину. Грудь нужно ставить так же, как ставят голос. Это только у девочек-тинейджеров она располагается, где надо… А почему у тебя трусы гипюровые? – Алла нежно погладила Виктора между ног. – Через них же все видно. Вот, пожалуйста, сначала лежал, а теперь встал…
- Наш идиот купил не только гипюровые шорты, о которых я просил, но и гипюровые трусы! Какая-то советчица сказала ему, что это сейчас модно. Даже в метро, говорит, можно убедиться, что все молодые девушки в гипюровых трусах.
Олег, который старался при покупке одежды как мог, обиделся.
- В балете никто ничего не прячет, - возразил он. – Посмотри на балеруна. У него в обычной жизни, может, с мизинец, а выходит на сцену – впереди толстая резиновая палка в штанах. Он даже вату накладывает на свой, родимый… Насует ваты и танцует. Поэтому сразу видно – настоящий мужчина. Партнерша еще и намека не подала, пальчиком до этого места не дотронулась, а у него уже торчит. Мужественно и эстетично…
- Глупо, - оборвала его Алла. Она теперь во всем держала сторону Виктора и, кружась вокруг него, то и дело пробегала пальчиком по выпуклости под его гипюровыми трусами. – В балете мужчина играет роль мужчины, поэтому у него должен быть настоящий этот самый, а не заморыш, как у некоторых. А Вик будет играть женщину. Ему нужно перевоплотиться и избавиться от мужских качеств. В том числе и от своего мужского достоинства… На время, разумеется, не насовсем…
Она отошла в сторону, критически осмотрела Виктора и заявила:
- Колхозная тетка, купившая себе по дурости дорогое белье. На такую даже ее собственный бригадир не позарится, не говоря уже о вышестоящем начальстве. Кобыла – она и в гипюре кобыла. Я привезу тебе, Вик, свои трусики, в них ты будешь намного элегантнее. А пока пойдем в ванную комнату, уточним размер…
- Вы там недолго! – предупредил Олег. – Надо ехать в секс-шоп, я один туда не поеду. Мне неудобно бывать в таких магазинах!
- Ведь ты бывал там! И не раз! – Алла испытующе смотрела на него.
Олег смутился и начал рыться в женской одежде, разложенной на диване.
- Заскакивал… - пробурчал он. - Случайно забегал… Товарищу на день рождения надо было кое-что купить…
- А откуда у тебя резиновая надувная тетя с раскрытым ртом и ярко раскрашенным влагалищем? Она у тебя в шкафу припрятана, - продолжала наступать Алла.
- Ну, это свинство, по чужим шкафам рыскать! – недовольно бормотал Олег, продолжая копаться в одежде на диване. – Мне эту резиновую сексуальную партнершу Вик подарил. – Он врал настолько натурально, что Виктор не решился возразить. – Это было как раз после того, как ты покинула меня… Я был, сама понимаешь, безутешен… Вик принес мне эту куклу в коробке, перевязанной розовой лентой, и грустно сказал: «Может быть, хоть она скрасит теперь твои одинокие вечера».
Алла посмотрела на Виктора, потом снова но Олега.
- Водите меня за нос. Не я тебя оставила, а ты меня бросил. И это вместо того, чтобы посочувствовать невинной девушке, попавшей в беду. Но это старая история, забудем ее. Пойдем, Вик. – Она нежно взяла его двумя пальчиками за оттопырившийся гипюр.
- Постойте! – задержал их Олег. – Может, перебинтовать ему это самое место, чтобы оно не привлекало внимания? Не на балет ведь пойдем…
- Ну-ну! – пригрозила ему кулаком свободной руки Алла. – Затянешь бинтом – кровоснабжение нарушится, он расти перестанет.
Олег хотел сказать, что там давно уже не растет, но только махнул рукой, и они ушли в ванную.
Пока Олег и Алла ездили за резиновой грудью, Виктор учился ходить в женских туфлях. Олег жаловался, что с большим трудом нашел такой большой размер. Чтобы убедить продавщицу сходить на склад и посмотреть, нет ли там туфелек большего размера, ему пришлось сочинить историю о любимой девушке, которая уже месяц не была в театре только из-за того, что у нее нет приличной обуви. Продавщица вернулась еще с двумя подругами, принявшимися с любопытством рассматривать Олега. «Если бы у любимой девушки, завзятой театралки, был сорок пятый размер, - сказал потом он, - меня знали бы во всех обувных магазинах. Как легко завоевывается популярность толпы!» У него самого был сорок первый размер и рост всего метр семьдесят.
Туфли были вполне приличные, каблук узкий, но невысокий, размер как раз. Но ходить в них оказалось мучительно трудно. Потерялась устойчивость, ноги все время выворачивались коленями в стороны и цеплялись ступнями друг за друга. Виктор решил потренироваться в одной туфле, но из этого ничего не вышло. Он ковылял, как хромая утка. Обутая нога подламывалась, а туфля начала подозрительно поскрипывать. «Не хватало остаться перед первым балом без обуви», - подумал он и продолжил прогулки по комнате уже в двух туфлях. С симпатией посматривал он на свои собственные разношенные и очень удобные мокасины. Ему казалось, что они взирают на его эксперименты с женской обувью с немым укором.
Уставший, изрядно наломавший себе ноги Виктор сел на диван, прямо на разбросанные предметы женской одежды.
Тут же стали наплывать грустные, пессимистические мысли. «Ничего у меня не выйдет. Зря все эти мучения и затраты. Выставят с треском, скажут: «Что за уродина!». Или еще хуже: «Что это за лошадь? Мы же не на ипподроме!». А может даже к конкурсу не допустят… Да туда попробуй еще дойти в этих чертовых туфлях и в женском платье! Его я даже не примерял еще. А вдруг оно будет висеть на мне, как занавеска на окне общественного туалета? Формы у меня не те… Ни груди, ни более или менее приличной задницы… А ноги? Два волосатых бревна, пятка, как голова новорожденного. А размер, размер! Почему я с детства не ходил в обуви на два размера меньше, чем надо?! Или туго бинтовал бы ноги, как это делали в старину китаянки? Не лучше ли плюнуть уже сейчас на все и жить, как раньше?»
Но тут же в голову пришло совершенно ясное соображение. Той спокойной жизни, что была раньше, уже нет и никогда больше не будет. Благодаря Эн, все переворачивается. Начинается новая, страшная в своей непредсказуемости жизнь. Но только в этой жизни будет Эн. Если ты хочешь быть вместе с нею, ты тоже должен стать другим.
Виктору даже показалось, что он закончил свои размышления вслух. «До чего довел себя, до чего накалился! Скоро буду думать только вслух, а писать – исключительно кипятком! Не нужно будет чайник на плиту ставить!».
Выругав себя за малодушие, он встал и снова принялся неуклюже ходить по комнате.
Олег и Алла вернулись очень возбужденные. Олег нес в руке большой целлофановый пакет с яркой надписью «Лучший секс-шоп» и иллюстрацией в духе картин английского художника Фрэнсиса Бэкона. На ней два тела – то ли женских, то ли мужских – переплетались в мучительной конвульсии. Алла с разбегу попыталась поцеловать Виктора в щеку, но не достала и поцеловала в красно-голубую розу, вытатуированную на его левом плече. Потом, проведя пальцем по причудливой кельтской вязи, охватывающей его бицепс ниже розы и напоминающей ветку терновника, она пролепетала:
- Я соскучилась по тебе, котик… Скажи: «Моя киска»…
Виктор помолчал, а потом нарочито сиплым голосом гаркнул:
- Моя собака!
- Ах, какой нехороший! Ты не ждал свою кошечку! – она надула на мгновение губки, но затем деловито сказала – Все равно мы научим тебя говорить, как говорит настоящая женщина. И ходить ты будешь, как женщина, и закатывать глазки, и все остальное. Только вот давать, как женщина ты не сумеешь… Тебе, наверно, это будет обидно… Чего только нет в этом магазине! – сразу же перешла она к другой теме. – Там и хлысты, и плетки, и цепи… Резиновые куклы, еще лучше, чем та, что в шкафу у Олега. У них не только ротик открыт, но есть и приличная дырочка в попе. Целых три дырочки, как у настоящей женщины! Еще там особые кожаные костюмы с большими прорезями для интимных мест и все в заклепках! А самый важный мужской орган должен вставляться в блестящее стальное кольцо. Это так романтично! Я хочу, чтобы ты надел такой кожаный костюм и крепко выпорол меня треххвостой плетью! Это было бы так сексуально! Я стону, а у тебя из стального кольца торчит и тоже как из стали! Я спросила, у них есть твой размер. В таком костюме ты был бы как средневековый рыцарь. – Она плохо представляла, в чем в средние века мужчины отправлялись на войну. – Но такие костюмы стоят бешеных денег. Олег сказал, что когда станет богатым, первым делом подарит тебе такой костюм…
Олег посмотрел на нее с изумлением, а потом обречено мотнул головой.
- Еще там есть силиконовая насадка, «Цветок страсти»! – щебетала Алла, которую первый в ее жизни поход в секс-шоп заметно воодушевил. – Этот цветок одевает мужчина…
Алла продолжала, не слушая его:
- Мужчина активно стимулирует женщине ее G-точку…
- Это еще что? – удивился Виктор. - Десять лет этим делом занимаюсь, но о такой точке не слышал.
- Она далеко внутри женщины… Не нужно подробностей. Обычным образом ее не достанешь. Нужны особые мягкие усики…
- Член с усиками будет похож на таракана, - скривился Виктор. – Не надо этой пошлости!
- Ну, не усики… Мягкие шипчики…
- Все равно не надо!
- Я же не предлагаю тебе сейчас! Как-нибудь потом… Когда ты станешь мужчиной! А пока ты девушка! Будешь настоящим мужчиной, отпустишь себе длинные тонкие усы. Представляешь, сверху усики и снизу усики! Это так романтично!
- Потом посмотрим, а сейчас не надо! – Виктор был непреклонен.
- Успокойся, мы не купили этот цветок страсти. Я так и думала, что ты будешь возражать! Ты такой несовременный…
- Зато ты бежишь впереди прогресса! – вмешался Олег. – Не хочет человек усиков, ни сверху, ни снизу! В задницу их!
- Ты что, педик? Если не голубой, тогда не мешай интеллигентной беседе! – Алла решительно взяла Олега за руки и поставила его за своей спиной. – Все товары в секс-шопе можно примерить на себя. Ну, не в прямом, конечно, смысле… Прикинуть к себе. Так вот, представляешь, Олег отошел потихоньку в дальний угол и одел на свой этот самый вагину с вибрацией! Она как зажужжит, а он как заорет! Потом перед всеми извинялся. Говорил, что у него ни разу еще не было женщины, и он не ожидал таких острых ощущений…
Олег, слушая это, только покачивал головой. Вранье было настолько очевидным, что он не находил нужным его опровергать.
- Вы показывайте, что купили, - вмешался Виктор. – То, что осталось в магазине, потом успеем обсудить.
Олег положил пакет на диван и достал две объемистые резиновые груди. Не дав толком их рассмотреть, он быстрым движением пришлепнул одну грудь, а затем другую на голую грудь Виктора. Они скрипнули и словно приросли к его телу.
- То, что надо! – удовлетворенно произнес Олег. – Как будто всегда здесь были. Они с выемкой с внутренней стороны и присасываются за счет вакуума, - пояснил он. – Рви, не оторвешь!
- Как это не оторвешь! – возмутился Виктор и отодрал обе груди. – Они все волосы мне повыдерут!
Олег отобрал у него груди и вновь прилепил их на прежнее место.
- Никаких волос у тебя не будет! Кто же носит такие шикарные титьки на волосатой груди?! Не снимай их, нужно привыкнуть. Теперь ты даже ночью должен быть в них. Женщина же не снимает на ночь свои груди и не кладет их на прикроватную тумбочку, правда, Алла? Пройдись, мы на тебя посмотрим…
Виктор стал прохаживаться, чувствуя себя очень неудобно. Он задирал подбородок и старался не особенно двигать руками, чтобы груди не отпали.
- Как это на ночь…- бормотал он себе под нос. – А если я буду спать с женщиной?
- Если секс будет нетрадиционным, она ничего не заметит. Зачем ей твои груди? Она другими частями твоего тела будет занята… И двигайся посвободнее… Да, прекрасно! О женщинах с такой грудью в советские времена с гордостью говорили: «У них все впереди!».
Алла, склонив голову набок, смотрела на Виктора задумчиво.
- Грудь явно великовата, - заметила она. – Может, сделать ее поменьше?
- С грудью женщина рождается, с нею она живет и с нею умирает, - возразил Олег, которому такие большие, стоящие почти торчком груди определенно нравились.
- Это у нас. В Америке женщина носит ту грудь, которая в моде. И если надо, она ее меняет, хоть дважды в год. – Алла отстранила Олега от пакета с женскими аксессуарами и достала оттуда две резиновые груди заметно меньшего размера. – Давай попробуем эти.
Отлепив от тела Виктора большие груди, она пришлепнула груди поменьше.
- Вот так будет заметно лучше. Ты посмотри, Олег, какая у нас в гостях красавица!
- Маловаты, - хмыкнул Олег. – Не будят воображения…
Сам Виктор не представлял, как он выглядит с этими резинками на груди и попросил принести зеркало. В небольшом, покрытом пылью зеркале была видна то одна титька, то другая, но цельного впечатления не получалось.
- Ладно, - сказал он, - потом решим, какие носить. А пока поношу большие, чтобы лучше привыкнуть.
Олег удовлетворенно нацепил ему большие груди.
- Самый раз. Носи на здоровье. Хватит до самой старости. Они такие прочные, износу не будет. Умрешь, перейдут по наследству твоему сыну. Он подрастет, начнет носить их, и будет радоваться…
Алла достала из пакета два выпуклых продолговатых предмета, назначение которых было Виктору непонятно. «Еще одни груди, что ли? – мелькнуло у него в голове. – Но какие-то странные…».
Алла вертела эти предметы в руках, одновременно посматривая на Виктора чуть ниже пояса.
- Я раньше никак не думала, что женщина в гипюровых трусиках будет настолько сексапильной. – Она рассмеялась и добавила: - А это, милый, накладки на зад. Олег считает, что он у тебя маловат и недостаточно рельефен.
- У женщин после талии идут выступы, наподобие подлокотников у кресла, - вмешался с пояснениями Олег. – А у тебя, когда смотришь спереди, талия сразу переходит в ноги. Как в романах пишут? «Он положил ей руки на талию…» А у тебя на торсе руки некуда пристроить…
Алла подошла к Виктору, обхватила руками с накладками его зад и процитировала четверостишие, наверно, из какой-то игранной ею пьесы:
И дал он ей баталию:
Он брал ее за талию,
За талию и далее,
И даже ниже талии,
Намного ниже талии…
- Вот что значит театральное образование, - саркастически прокомментировал Олег. - Берут гораздо ниже талии. Извращаются, значит… Их там всему учат. Не учат только тому, что задница у человека находится под трусами, а не над ними.
Он отлепил накладки от трусов Виктора, приспустил резинку трусов и пристроил накладки на его голое тело. Поправив трусы, Олег покрутил Виктора перед собой и сказал:
- То, что надо. Хотя иногда носят и побольше. Некоторые очень даже широкозадые…
- У него с задницей и так все было в порядке. – Алла была недовольна. – А теперь он стал какой-то бабистый. У бухгалтерш такие зады бывают, от долгого сидения и зависти к чужим деньгам.
Виктор, не видя себя со стороны, не мог решить, лучше ему с этими накладками или нет. Он прошелся по комнате, стараясь хотя бы немного вилять задом, и вопросительно посмотрел на Олега и Аллу. Те тоже были в нерешительности, но потом Олег нашел компромисс.
- Большую грудь и широкий зад ты будешь носить по торжественным случаям. А в обычной жизни ходи с маленькой грудь. И своим собственным задом.
Алла извлекла из сумки довольно толстую и длинную серебристую металлическую цепь. На одном из концов цепи болтался небольшой замочек с ключами в нем.
- А это от меня - моему очаровательному котику! – Она обвила Виктора два раза цепью вокруг туловища, притянула к себе и прошептала, жарко дыша ему в шею: - Пойдем, милый, в ванную… Я прикую тебя к батарее…
Олег, однако, был начеку и тут же вмешался.
- В ванную ни-ни! Сантехника – дело святое! Этот бугай вырвет отопительную трубу с корнем. Она у меня и так подтекает. И что это за фантазия? Никто не приковывает кошку цепью. В деревне на цепь сажают дворовых собак.
- А вот и неправда! – живо возразила Алла. – «И днем, и ночью кот ученый все ходит по цепи кругом». Книжки надо читать, деревня! Мой котик будет ходить вокруг меня на цепи.
Не слушая ее, Олег освободил Виктора от цепи и бросил ее назад в пакет.
- Эту цепь Вик будет хранить у себя дома и брать ее на свидания с тобой, Аллочка. Это будет ваш талисман.
Виктор замахал на него руками.
- Я не могу явиться домой с таким пакетом, да еще с цепью внутри. Как на меня посмотрят?
- Скажут: «Мальчик взрослеет, он перестал уже писать себе на ботинки», - успокоил его Олег.
- Оставь эту цепь у себя, Олежка, - вмешалась Алла. – Она понадобится нам, когда мы будем навещать тебя. А в наше отсутствие ты будешь приковывать к батарее своих обнаженных поклонниц. Только ключик не потеряй, а той придется сантехника вызывать.
- В Америке приковывают обычно к спинке кровати… - вставил Виктор.
- У него нет кровати, только диван без спинки. – Алла махнула рукой в сторону двери, ведущей на балкон. – Если он боится соперничества сантехника, может приковывать к балконной решетке. Но тогда, если потеряет ключ, придется вызывать бригаду спасателей. Уверяю, это будет не лучше, чем пригласить сантехника и попытаться найти с ним компромисс в отношении единственной имеющейся в наличии девушки.
Виктор решительно сел на диван.
- Ну, все, вы меня утомили! То большая грудь, то маленькая, то широкий зад, то обычный… Щиколотки уже болят, как в детстве, когда учился кататься на коньках… Поесть бы что-нибудь! – вопросительно посмотрел он на Аллу и Олега.
Алла в свою очередь взглянула на Олега, на ее выразительных губах мелькнула усмешка.
- Олег! Может быть, сводишь нашу очаровательную девушку в ресторан? Тебе не стыдно будет появиться с нею в самом шикарном ресторане. Какую грудь ты ей выбрал, какую задницу! Не пришлось бы ей сидеть там на двух стульях, а свою грудь положить на большое блюдо…
- Какой ресторан! – испуганно вмешался Виктор. – Я в этих туфлях до туалета не могу дойти! А платье вообще всего один раз примерил! И парика еще нет! Кто я, блондинка или брюнетка?
Олег похлопал его по плечу, а затем присел рядом с ним.
- Ты, красавица, будешь рыжей! Говорят, рыжие самые темпераментные… Очень возбуждают мужчин. Как увидит рыжую, так и заведется с пол-оборота. Так и задергается. Хотя и стоит на нейтралке, то есть под ручку с собственной женой…
- Ты не уводи в сторону, Сусанин, - перебила его Алла. – Давай ближе к ресторану.
Олег блаженно потянулся, погладил себя по животу и проглотил слюну.
- Я бы с удовольствием… Тем более сам есть хочу, - произнес он мечтательно. – С такой красоткой почему бы не прогуляться, скажем, в ресторан отеля «Шератон-Палас»? Публика засмотрится на очаровательную парочку. Мужики толпой повалят за мной в туалет: «Где снял? Где снял?». Пообедаем долларов эдак на триста-четыреста. Я гурман. Люблю повеселиться, особенно поесть! Черной икры закажу, это непременно. Можно еще на закуску щупальца осьминога в рассоле. Говорят, хорошо идут под водочку, хрустят, как малосольные огурчики…- Олег остановился, прикрыв глаза и как бы размышляя над тем, что еще можно было бы заказать. Затем неожиданно хлопнул ладонями по дивану и с напускной суровостью спросил: - А кто деньги даст? Мани, мани? Фор хандред оф долларс онли? Аск ю, едрена корень!
Алла, выслушавшая его монолог с ироничной улыбкой, спокойно ответила:
- Ноу, ноу… Ты за свои рубли своди! – И добавила обреченно: - Такого не раскрутишь… Во всяком случае мне это ни разу не удалось…
- Это ни одной девушке пока не удалось, - успокоил ее Виктор. – Раз ресторан откладывается, поджарь-ка, Аллочка, колбаски. Там еще макароны от завтрака остались, подогрей…
- Колбаска – это неплохо! – оживился Олег. – А в ресторан я вас свожу в ближайшее время. Как только разбогатею - туда! Вы первые в моем списке!
- Первые – это уже обнадеживает, - вяло отозвалась Алла и отправилась на кухню.
Олег выждал, пока на кухне что-то загремело, и заговорщически спросил:
- Ну, как Аллочка? Только ты не очень увлекайся. О ней не зря говорят: «Алла – горячие трусики». Трусики прямо жгут ей одно место, и она по каждому поводу спешит их снять, чтобы охладить и проветрить его. И без повода снимет, был бы какой-нибудь вентилятор рядом…
Виктора это ничуть не удивило. Он покачал свои груди и ответил равнодушно:
- Мне она до лампочки… Но раз нужно для дела… Ты ведь сам сказал, что без этого не пойдет!
- Без этого точно не пошло бы! Какой смысл ей возиться с тобой? Ты даже заплатить не можешь… Но уж слишком часто в ванную вы бегаете…
- Но у меня женщины уже три дня не было! Нужно снять напряжение. Только гигиена и профилактика, не больше…
- А если она заявит вдруг: «Ах, милый, я залетела»?
- Со мной бессмысленно залетать и тем более говорить мне об этом. У меня денег нет.
- А как Эн? Не звонит? – не унимался Олег, словно они собрались для того, чтобы обсудить личную жизнь Виктора.
- Нет, не звонит.
- Ты бы ей позвонил!
- А что я ей скажу? Что я согласен, чтобы она приняла участие в конкурсе и ушла от меня в модельный бизнес? Или расскажу, что вместе с тобой готовлю ей подлянку и намереваюсь развалить конкурс? А что касается Аллочки, то Ане это будет неинтересно. Она уверена в себе и в моих чувствах к ней. Мои случайные подруги ее совершенно не задевают. Она ими даже не интересуется. Считает себя выше всего этого.
Наскоро перекусив колбасой со слипшимися макаронами, друзья попили чаю и
незаметно умяли новый пакетик сушек, припасенный Олегом.
Виктору мешали его резиновые груди. Несколько раз он машинально пытался сдвинуть их в сторону. Заметив это, Олег засмеялся.
- Я же тебе говорил, будут стоять намертво. Как солдаты в окопах. За ними конкурс, отступать им некуда!
- Тебе смешно, а мне неудобно. Действительно, хоть на блюдо клади.
- Может быть, к обеду делать себе маленькую грудь? – засомневался в своей правоте Олег. – По-моему, аристократки так и делали: на бал являлись с большой, пышной грудью, а к обеду переодевались и цепляли себе грудь поменьше, чтобы не мешала кушать и вести светский разговор. Я читал, что перед обедом аристократы обязательно переодеваются. А зачем женщине в середине дня переодеваться, если она не меняет себе грудь? Вот Аллочка, скажем, не переодевается к обеду…
Слушая его, Алла только качала головой.
- Все смешалось в голове у этого дурачка… - с участием заметила она. – Причем здесь аристократки? Резиновую грудь носят не женщины, а мужчины, которым хочется выглядеть женщиной. Зачем мне переодеваться к обеду, если у меня своя грудь! Замечу, между прочим, великолепная! И она всегда на своем законном месте. Ты меня посреди ночи разбуди, пощупай – на месте. Кстати, неизвестно, Олежек, где твой находится в это время? Удастся ли его нащупать?
Откинувшись на спинку стула, Алла звонко рассмеялась, довольная своей шуткой.
- Поищешь, найдешь, - буркнул Олег. – Как говорят, «Ишши, ишши, должон быть».
- Под подушкой, что ли? Или ты на ночь в холодильник его кладешь? В морозилку, чтобы затвердел?
Она снова расхохоталась и, продолжая смеяться, ушла в комнату. Олег досадливо поморщился и показал ей вслед язык.
- Обрати внимание, - он изобразил руками колышущуюся женскую грудь, - когда эта глупая девушка смеется, грудь у нее трясется. Даже в лифчике. А у тебя нет, не колышется.
- Алла без лифчика. Сказала, что его долго снимать. Одевает его теперь только в театр, по старой привычке. А я как нацепил свою, так еще ни разу не рассмеялся.
- Смейся, все равно трястись не будет. Монолит. Хотя и мягкая. Некоторым мужчинам как раз такая и нравится… Но имей в виду, что смеяться тебе вот так: «Ха-ха-ха!» нельзя. Ты хохочешь, а твоя грудь неподвижна. У нее нет чувства юмора, она всегда серьезна, как классная руководительница. Так что ты не очень там расхохатывайся. Старайся все больше: «Хи-хи, хи-хи». Улыбочкой бери, а не смехом. Скромные девушки не хохочут в приличном обществе, тем более с взвизгиванием, как эта… Они только прыскают. Лучше всего в кулачок. А в кулачке – небольшой платочек, чтобы сопельки вытереть после смеха… А как у тебя сзади?
- Даже не чувствую, - похлопал себя ниже спины Виктор.
- Это хорошо. Можно носить круглые сутки.
Виктор возмущенно посмотрел на него.
- Ты что? На всю жизнь хочешь пришлепать мне эти блямбы? Это ведь только для конкурса!
- Для конкурса, само собой, - ничуть не смутился Олег. – Но может и потом придется при случае одеть. Поносишь – понравится. Мало ли каким трудом человеку иногда приходится зарабатывать хлеб свой насущный…
Виктор кипятился, что он никогда не станет зарабатывать широкой задницей, но Олег остужал его пыл легким покачиванием поднятой ладони.
- Поживем, увидим…
В голове Олега не мелькало каких-то конкретных идей, его глаза смотрели бесхитростно. Как обычно он говорил первое, что приходило на ум, и далеко не всегда сказанное оказывалось к месту. Кто из них двоих мог предположить, что уже через короткое время прорицание Олега сбудется?
Алла окликнула Виктора из комнаты.
- Вик, иди сюда! Самое интересное мы тебе еще не показали!
Виктор, а за ним и Олег отправились к ней. Алла держала в вытянутой руке продолговатый предмет, похожий на укороченную милицейскую дубинку с пояском на одном конце.
- Что это? – недоуменно спросил Виктор.
Олег выглянул из-за его спины и равнодушно сказал:
- Член.
- Фу, какой некультурный человек! – махнула на него своим предметом Алла. – Не член, а фаллос!
- Как его ни назови, член он и есть член, - стоял на своем Олег.
Присмотревшись, Виктор убедился, что в руке у Аллы действительно точная копия мужского полового органа в сильно эрегированном состоянии. Орган был черным и удлиненным, на его конце, обращенном к Виктору, были такие же складки, бороздка и дырочка, как и у обычного члена.
- Это, конечно, не настоящий фаллос, а резиновый имитатор мужского полового органа, - пояснила Алла и провела пальцем по всей длине имитатора. – Как видишь, все есть, но только немножко преувеличенное… По научному это называется дилдо… Жезл страсти!
- Все есть! – не умерял своего скепсиса Олег. – А яйца где?
- Зачем ему яйца? Ты же им трахать девушку будешь, а не яичницу ей готовить! – одернула его Алла.
- Какой-то длинноватый… - Виктор посмотрел на нее вопросительно.
Она быстро пристроила дилдо у него между него и удовлетворенно заметила:
- Совсем как твой! Только подлиннее немного. Его в руке надо держать, поэтому он длинноват. А твой приклепан намертво.
- А почему черный? – продолжал уточнять Виктор.
- От негра! – ляпнул Олег.
- Черный, потому что дешевый! Там были самых разных цветов, даже голубые и розовые. А самый лучший – из натурального латекса, телесного цвета, очень упругий и вместе с тем напористый. Я попробовала…
- На себе, - не преминул вставить Олег, но Алла пропустила его реплику мимо ушей.
- Но он самый дорогой. Мы взяли подешевле и среднего размера… Это неправда, будто все девушки считают, что чем больше, тем лучше. Некоторым нравится средний, но упругий и верткий…
- Он вроде бы немного изогнут? – присмотрелся Виктор.
- Последняя компьютерная разработка! – сообщила Алла таким тоном, будто сама сидела за компьютером, рассчитывая оптимальную форму. – Ученые доказали, что наиболее эффективен чуть изогнутый кверху. Продавец объяснил мне, что это проверено на группе очень опытных женщин. Результат превосходный! Милый, - она опять оттянула пальцами гипюровые трусы Вика, - тебе надо примерить этот пенис!
- Зачем ему второй член! У него есть свой! – вмешался Олег. – Ты помнишь, как Василий Иванович не мог понять, что такое квадратный многочлен? – обратился он к Виктору. – Вот и у тебя будет двучлен, хорошо еще, что не квадратный. Ты же девушка! Тебе и один член не к лицу! Он тебя не украшает!
Виктор вопросительно глядел на Аллу.
- Действительно, зачем мне еще и резиновый член, если я не знаю, куда деть собственный? Я ведь теперь девушка…
Алла отступила на шаг, а затем начала прикладывать свой резиновый предмет к ширинке Олега. Однако тот демонстративно повернулся спиной. Новое, рассчитанное на компьютере мужское достоинство ему явно не нравилось.
- Вообще-то, этот член для Олега. Тебе я хотела только примерить… - проворковала Алла, явно чувствующая за собой какую-то вину.
- Для Олега! – саркастически воскликнул Олег, пародируя ее интонацию. – Она опозорила меня на весь магазин! Я стою в другом конце зала, рассматриваю разные женские причиндалы, а она кричит через весь зал: «Олежек! Я нашла тебе член!». И показывает его мне. Все, кто там был, тут же повернулись ко мне и стали во все глаза смотреть. Как раз ниже пояса! Мол, там у меня собственный или его давно уже нет? Я чуть не сгорел со стыда. Пришлось прикрыть это место твоей большой титькой, я ее как раз в руках держал. Лучше б уж она крикнула: «Олег! Тут для тебя есть подходящее влагалище!».
Виктор с недоумением уставился на Олега.
- Зачем тебе этот резиновый член? У тебя что, собственный не фурычит?
За Олега насмешливо ответила Алла:
- Он говорит, что у него есть этот самый, и просит девушек верить ему на слово.
- Есть, - хмуро сказал после паузы Олег. – И, как выражался Борис Пильняк, он у меня «энергически фукцирует». Он потверже, чем этот вот, резиновый.
- У резинового есть, конечно, недостатки, - издалека начала Алла. – Но у него есть и такое достоинство, которое перекрывает все. Он всегда стоит! Не то, что у некоторых…
- Ну, это ты оставь! – решительно возразил Олег. – У некоторых очень даже стоит! Целый день, а то и целую неделю стоит! Я иногда штаны не могу одеть, чтобы поехать пошабашить. Если бы не это, я, может, зарабатывал бы втрое больше!
Алла смутилась от его напора и, боясь, что он может обидеться, тут же отступила.
- Может быть! Очень даже может быть! – проворковала она нежным голоском. – Ты не волнуйся, мы верим тебе на слово и не требуем вещественных доказательств. А резиновый я ему купила, - обратилась она к Виктору, - в подарок. Он может повесить его в рамке на стену. Пусть его девушки наглядно убеждаются, что его собственный во всем отвечает эталону… Но это шутка, конечно. Олег предпочитает один вид секса и старается не применять свой не по назначению. Но девушки ведь разные! Одним достаточно орального секса, но другие хотят и еще чего-нибудь. Вот в этих случаях, чтобы не изнашивать свой орган, можно воспользоваться резиновым. Снимай его со стены и работай им. А потом помой теплой водой с мылом, как мне объяснили в магазине, и снова на стену… Раньше богатые люди украшали стены своего жилища дорогим оружием, ну, кинжалами, саблями, ружьями там разными… А теперь новые богачи…- она сделала вид, что стряхивает пылинки с плеча Олега, - украшают стены своих апартаментов вот такими резиновыми орудиями страсти…
Пока Алле говорила, Олег достал из сумки маленький черный предмет и зажал его в кулаке. Как только она замолчала, он протянул Виктору ладонь, на которой лежало что-то вроде пробки, заканчивающейся широким ободком.
- Это еще что? – спросил Виктор.
- Это от меня, дружище. Не думай, что это бесполезная вещь… Уверяю, она тебе пригодится. Ты – молодая, неискушенная девушка. К тебе обязательно кто-нибудь прилипнет. Потом завалит тебя, как в народе говорят. И тогда эта маленькая штучка окажет тебе неоценимую помощь. Она спасет тебя!
Виктор взял фигурную пробку, покрутил ее в ладони и даже понюхал.
- Ничего не пойму! Завалит, спасет…
- По-английски это называется баттплаг, так было написано на этикетке. А вот русского названия у этой интересной вещицы пока нет. Продавщица сказала, что пока не придумают хорошее отечественное название, лучше называть это «затычкой для жопы».
- Что, что? – переспросил Виктор, думая, что ослышался. – Какая еще затычка и зачем она там нужна?
Олег смутился, но потом, взяв себя в руки, начал сбивчиво говорить.
- Понимаешь, молодой, неопытной девушке это трудно объяснить… А ты как раз такая девушка! Обычно это место, ну, я имею в виду жопу, никто не затыкает особой пробкой… Вот, у меня она не заткнута, у Аллы тоже. Входи свободно! Но на нас никто не покушается. А ты будешь в таком месте, что обязательно какой-нибудь кобель захочет воспользоваться твоей неопытностью и трахнуть тебя… Он туда, а там затычка! Вход посторонним воспрещен! Никто тебя не изнасилует…
- Как можно меня изнасиловать, если я не девушка и у меня нет этой самой! – все еще не мог понять Виктор.
- Но он-то не знает, что ты не совсем женщина! Он будет обращаться с тобой как с обычной девушкой. Не найдет одного отверстия, сунется в другое! Оно ведь совсем рядом. В порыве страсти! Вот как у того китайца, о котором ты мне рассказывал. Он глубоко запал мне в душу. Его принимали за женщину и трахали целых двадцать лет. А он, может, и не хотел этого! Но у него не было такой, как у тебя, затычки. Как он мог спастись?
- Ну, спасибо… - только и мог сказать Виктор. – Обезопасил…
- Кстати, должен заметить, что точно такую же затычку носит, как говорят, певец Майкл Джексон. Она ему очень помогает.
- А ему она зачем? Он же не играет роль женщины?
- Черт его знает! Я как автомобилист могу предположить, чтобы не подтекало масло из картера. Но у певца нет никакого картера. Тем не менее, он регулярно затыкает это место и говорит, что помогает. Может, нервы успокаивает…
- Если таким большим людям этот баттплаг приносит пользу, мне он тем более не повредит. Хорошо ты это придумал. Большое тебе спасибо. Но в будущем ты все-таки советуйся со мной.
- Я за нею очередь в кассу выстоял! – радостно сообщил Олег. – Ее очень педики любят. У них она идет нарасхват.
- У вас там, в пакете никаких сюрпризов больше не осталось? – настороженно спросил Виктор.
- Нет! - почти в один голос воскликнули Алла и Олег.
- Ну, слава богу, - облегченно вздохнул Виктор и устало повалился на диван. – Тяжело же быть женщиной! Даже эту самую приходится затыкать…
Алла фыркнула, но ничего не сказала.
…Первый выход в город в одежде и со всеми аксессуарами женщины показался Виктору кошмаром.
Начиналось все неплохо. Он тщательно побрился, уделив особое внимание волосам на груди. Как ни убеждал его Олег, брить волосы на ногах Виктор отказался.
Алла выщипала ему брови до тонких стрелочек, удивленно взбегающих к вискам.
- На таком материале, - говорила она удовлетворенно, - приятно работать. Через неделю мы придадим его бровям другую форму. Будем экспериментировать до тех пор, пока не достигнем совершенства. Девочки начинают такие эксперименты на себе в тринадцать-четырнадцать лет и продолжают их годами. Ты, подруга, уже старовата, конечно. Но мы будем говорить, что ты только что приехала из деревни и теперь ищешь свое лицо. Там на тебя никто не позарился, и у тебя остался последний вариант – выйти замуж за приличного москвича. Лучше – с отдельной квартирой и машиной.
Уже несколько дней друзья обращались к Виктору только как к женщине, чтобы он вошел в свою новую роль и не лепил «хер с вами, я пошел» или «я скажу тебе как мужчина мужчине».
Олег помог приладить всю женскую амуницию. Остановились на большой груди и накладках на бедрах, поскольку Олег настаивал, что товар нужно показывать лицом и лучше весь сразу.
- Ты же не скажешь, дорогуша, какому-нибудь новому своему поклоннику: «Пусть вас не смущает мой скромный бюст. Большую его часть я оставила дома. А что касается моего зада, то почти половина его тоже лежит дома на рояле».
Олег предлагал обойтись без бюстгальтера, так как груди хороши и сами по себе. К тому же Вик - девушка из такой глухомани, где о таком предмете женского туалета, скорее всего, вообще никогда не слышали. Но бюстгальтер все-таки одели, чтобы на плечах из-под платья иногда проглядывали его лямки и подчеркивали, что это – женщина, а не кто-то еще.
После всего Виктора тщательно напудрили, включая и грудь. Его губами занимался Олег, считавший себя специалистом в этом деле. Он изобразил на лице Виктора губы бантиком и с уголками, чуть приподнятыми вверх, не особенно считаясь с его собственными губами. Алла довершила макияж, приклеив ему длинные ресницы, наложив тени на веки и обведя тонким темным контуром губы.
Подготавливая Виктора к выходу в чуждый и, может быть, даже враждебный ему мир, Олег активно использовал примеры из классической литературы. Ее он знал в пределах школьного курса, основательно, впрочем, подзабытого.
- Бери за образец Наташу Ростову из «Войны и мира». Она тоже страшно боялась своего первого бала. Хотела даже не идти. И платье, казалось, не так сидит, и грудь не на месте, и губы черт знает, как нарисованы. А потом взяла себя в руки. Какого хера, думает, мне бояться? Не укусят! Скорей, я кого-нибудь за ляжку тяпну. Приехала она на бал, прошлась деловито по залу, осмотрелась. К ней подваливать стали разные. Позвольте, мол, вас ангажировать на танец. А она отвечает в том духе, что отвали, в другой раз как-нибудь, когда подрастешь. А потом выбрала себе самого красивого и пошла с ним танцевать. Вот так и ты, Вик, действуй. Смело, напористо. Женская красота – страшная сила. Идет красивая женщина по улице, а у встречных мужчин брюки в одном месте начинают оттопыриваться. Такая красота у мертвого поднимет…
Закончив все приготовления к выходу, Олег и Алла заставили его походить по комнате и покрутиться.
- Паричок хорош, - заметил Олег. – Я ведь сказал: чем рыжее, тем дорожее!
- Выделяется сильно, - засомневалась Алла. – Тем более рост приличный и губы явно не свои… Платье спереди короче, чем сзади…
- Это грудь его поднимает. Тут выбирай одно: или высокая грудь и кривое платье, или ровное платье и плоская грудь. Да кто на платье смотрит! Мужчина ощупывает взглядом формы под платьем. Платье ему только мешает. А формы, что надо! Впереди – буфер, сзади – бампер! Мечта железнодорожника! Профиль очень хорош. И анфас ничего.
Склонив голову набок, Алла произнесла задумчиво:
- А из Вика вышла симпатичная девушка… Красивые глаза, прямой нос, овальный подбородочек…Высокая, прямые ножки… Я бы с такой не взялась конкурировать… Но вульгарная, конечно… Слишком выделяется, все у нее прямо кричит, да еще и каждая часть тела на свой голос… Это твоя вина, Олег, сконструировал свой идеал…
- К следующему выходу будешь готовить ты, - не стал спорить с нею Олег. – Можешь сделать из нее синий чулок. Нам еще не раз предстоит гулять по городу…
Олег еще раз осмотрел Виктора, потом себя и Аллу и остался удовлетворенным.
- Ничего мы, как будто не упустили, - начал он. – Но осталась все-таки одна деталь. Вот смотрим мы на него, ты – женским взглядом, я – мужским. А хорошо если бы кто-то оценил его сразу и с женской, и с мужской точки зрения! Чтобы кто-то был и женщиной, и мужчиной сразу и дал ему объективную оценку.
- Ты как-то замысловато выражаешься, - пожала плечами Алла. – Женщина и мужчина сразу? Но это же гермафродит. Я за всю свою жизнь ни одного не видела. Да и зачем он нужен, если у него есть и отверстие, и выпуклость?
Олег недоуменно посмотрел на нее.
- Причем здесь гермафродит? Я говорю о трансвестите! О мужчине, который любит в свободное от работы время гулять в женской одежде и с другими женскими принадлежностями, скажем, с женской грудью. Или о женщине, которая одевается и ведет себя как мужчина. Он – мужчина, а смотрит на мир как женщина, или она – женщина, а все видит глазами мужчины. Вот кто нам нужен!
- А где ты возьмешь трансвестита? Я что-то их вообще не вижу, - засомневалась Алла.
- Их полно, особенно на Тверской. Но они же не носят плакатик на груди, я, мол, трансвестит, дай мне в морду! Гуляют как обычные мужчины и женщины. Только наоборот. Кажется, что мужчины – а это женщины, а там где женщины – мужчины.
- А за что же их бьют?
- Просто так! У нас всех бьют! Гомосексуалистов – бей, трансвеститов – бей, лиц кавказской наружности – бей. Панков уже всех повыбили. Традиция у нас такая: всех, кто от тебя отличается, надо бить.
- Ну, тогда из твоей идеи ничего не выйдет! - огорчилась Алла. – Как ты сюда затянешь трансвестита, если он уверен, что его здесь побьют? Жалко этих людей… Кому они мешают, почему бы им не переодеваться?
Алла замолчала и стала внимательно смотреть на Олега. Потом, взяв его за локоть и заглядывая ему в глаза, подозрительно спросила:
- А что это у тебя, Олежек, все мужчины как-то странновато отдыхают? Один вставит себе пробку в попку и гуляет себе по улице. Культурно отдыхает, как ты говоришь. Другой переоденется в женское платье, нацепит себе бюст, накрасит губы и туда же – культурно отдыхать. Разве нельзя отдыхать без фокусов? Или это будет не очень культурный отдых?
Эта дискуссия осталась, однако, незаконченной. Виктор, не подававший раньше голоса из-за боязни осечься раньше времени, вдруг сказал высоким, срывающимся на фальцет, голосом:
- Хватит вам о трансвеститах и о культурном отдыхе! Жарко в этой сбруе! У меня из-под груди уже пот течет, да и сзади по ногам. Выйду на улицу, скажут: «Девушка описалась»!
Его поддержала Алла.
- Невозможно приличной девушке жить в такой дрянной пятиэтажке, да еще на последнем этаже! Взопреет во всех местах!
- Все, все! – Олег обрадовался, что больше вопросов к нему не будет. – Птичка созрела, чтобы выпорхнуть из клетки на волю! – Обхватив Виктора за талию, он повел его к выходу. – Аллочка, иди, пожалуйста, сзади. Ты мешаешь публике любоваться на прелестную пару!
По лестнице Виктор шел, держась за перила. Оказалось, что высокая грудь мешает ему видеть ступени. Он попытался примять ее, но из этого ничего не вышло. Каблуки клонили ноги вперед, и он боялся кувыркнуться. После третьего пролета навстречу показалась старушка. Она шла, тоже держась за перила, и уже издалека начала сверлить Виктора маленькими злыми глазками. Ему пришлось отцепиться от перил и прислониться к стене. Когда старушка прошла, он решительно снял туфли и пошел босиком.
- Вот вам и хорошее отношение к трансвеститам, - бурчал он, - пройти по лестнице и то не дают…
Они втиснулись в раскаленную солнцем машину Олега. Виктора усадили на переднее сидение, чтобы он мог немного вытянуть босые ноги.
- Они ему сегодня еще понадобятся! – радостно сообщил Олег. На его лице сквозила уверенность в успехе первого выхода в свет. Рассказ о первом бале Наташи Ростовой больше воодушевил его самого, чем Виктора.
- Поехали! – торжественно произнес Олег и включил зажигание.
Машина затарахтела, как старая газонокосилка, салон стал наполняться запахом бензина. Создавалось впечатление, что выхлопная труба автомобиля заканчивалась не за его багажником, а прямо под задним сидением. С двух или трех попыток Олег включил первую передачу, и они начали выезжать из двора.
- Куда же нам двинуть? – сморщил переносицу Олег. – Я думаю, на смотровую площадку на Воробьевых горах. Там сейчас много народу. Будет, кому показать нашу красавицу…
На смотровой площадке напротив главного входа в высотку Московского университета действительно было многолюдно. Гуляли молодые пары, откуда-то все время прибывали молодые мамы с колясками, хотя до ближайших жилых домов было далеко. Все время подъезжали шумные свадебные кортежи. Новобрачные вместе со своими друзьями спешили сюда сразу после загса, чтобы сфотографироваться у мраморной балюстрады на фоне панорамы Москвы и напротив тридцатидвухэтажного здания университета, увенчанного отреставрированной звездой.
Виктор с Олегом вначале прошлись около длинного бассейна с фонтанами, в котором купались дети. Они не рискнули, однако, обойти другую его сторону, потому что ветерок относил туда брызги воды. Немного посидели на скамейке, полукругом уходящей в кусты и укрывающей от любопытных взглядов.
- Не трут? – участливо спросил Олег.
- Груди, что ли? Нет, все нормально. И туфли не трут, только какие-то неудобные, - Виктор попытался снова снять туфли, но потом передумал. – Пойдем туда, где больше народа, но держи меня все время под ручку. – Виктор говорил теперь все время женским, немного взвизгивающим голосом. Алла, прогуливавшаяся напротив них по аллее, прислушивалась и морщилась. На ее взгляд, этой рыжей высокой красотке еще многого не хватало.
На смотровой площадке Виктор отделился от Олега и попытался вступить в беседу с подъезжающими новобрачными. Они скороговоркой благодарили его за поздравления и, уклонившись от его поцелуев, быстро отходили в сторону. Эта сцена повторилась несколько раз. Рассерженный Олег подошел к Виктору, взял его под руку и прошипел, не глядя на него:
- Что ты, рыжая сука, к невестам все лезешь! Не хватай их за талию своими длинными лапами! Сегодня они неприкосновенны! Завтра, пожалуйста, подходи к любой, хватай, за что хочешь. А сегодня ни-ни! И не лезь целоваться! Красивые губы – твое главное оружие. Размажешь, сам не восстановишь. Не мне же при посторонних этим заниматься!
- Инерция! – оправдывался Виктор. – Все еще к женщинам тянет…
Он перешел на женихов, но и они, боязливо косясь на невест, уклонялись от объятий такой яркой и такой активной девушки. Попытки завести беседу с другими мужчинами тоже не приводили к успеху. Молодые люди отвечали односложно и быстро растворялись среди гуляющих.
- Ты все время рожи корчишь, - прошипела Виктору, проходя мимо, Алла. – И не ковыляй, не размахивай руками…
Пришлось перейти на простое хождение среди гуляющих. С некоторыми мужчинами Виктор вежливо здоровался и улыбался с намеком на возможное продолжение разговора. Но они, пробормотав что-то, отшатывались в сторону.
Попытка присоединиться к фотографирующимся группам с молодоженами в центре тоже не увенчалась успехом. Как только рыжая голова Виктора появлялась среди фотографирующихся, они начинали волноваться и вопросительно смотреть на жениха с невестой и на фотографа. Тот нервничал и махал рукой, потому что такую растерянную свадьбу бессмысленно было снимать. На выручку приходил Олег и за локоток вытаскивал случайную девушку, яркая голова которой возвышалась над снимающейся группой.
Пару раз Виктора приходилось уводить в ближайшие кусты, чтобы поправить на нем платье и парик. Пользуясь моментом, Олег припудривал его.
- Не ложись женихам на грудь. Они отходят от тебя все в мелу, хуже, чем двоечники от классной доски, - назидательно говорила Алла. – Не размахивай руками, как солдат на плацу. Не выбрасывай в сторону колени. И главное – не хватайся раз за разом за грудь, как будто ты поправляешь бюст. Это делают женщины только старше пятидесяти. Молодые девушки даже не подозревают о том, что у них есть грудь…
- Ноги устают, - жаловался Виктор. – Высокая грудь мешает видеть землю…
- Нужно быть терпеливым! - ободрял его Олег. – Исследования в области межличностной коммуникации легко не даются!
Прогулка продолжалась. Виктор держался все увереннее, здоровался и улыбался естественнее. Роскошные рыжие волосы, короткие ажурные шортики и плавно покачивающиеся бедра производили впечатление на мужчин. Глядя на длинноногую скучающую красавицу, явно ищущую приключений, многие из них отмечали про себя: «Хороша, но несколько островата для любителя». Были, однако, и те, которые распознавали в Викторе переодетого мужчину и зло косились на его волосатые ноги.
- Скоро тебя здесь побьют! – прошептала, как бы случайно проходя мимо, Алла.
- За что? – испуганно прошипел ей в ухо Вик.
- За то, что ведешь себя как «б...».
Виктор меланхолично прошествовал дальше.
- Вечером могут и побить. Но не мужчины, а женщины. Но к вечеру я буду уже на Тверской. Там спокойнее…
Планы красиво провести вечер на центральной улице вскоре пришлось, однако, оставить. Высокую рыжую девушку начали подводить ноги, она все чаще оступалась.
К Олегу, на минуту отпустившего Виктора, подошел молоденький невысокий милиционер. Козырнув, он наклонился к уху Олега и доверительно произнес:
- Извините, но ваша девушка, по-моему, выпивши… Может, вам увести ее?
- Что вы! Она вообще не употребляет! Может, самогону чуть-чуть на праздник, а так ни-ни! – Пока Олег говорил, милиционер крутил носом около его рта. Если девушка выпивала, то не иначе, как со своим кавалером. – Она просто обалдела от Москвы! Только что из деревни. Закончила десять классов и прямиком сюда.
- Лет ей, как будто многовато для школьницы…
- У них там, в глухих краях, заканчивать школу в тридцать – вполне нормальное дело.
- Ну и глухомань! – сочувственно посмотрел на ковылявшего невдалеке Виктора милиционер. – Я сам из деревни, но у нас там культура! На мотоциклах ездят!
- У нее деревня не совсем, конечно, глухомань… Колодцы там есть…
- А самогону она из деревни случайно не привезла? – Милиционер вернулся к своим подозрениям, но опять не уловил в дыхании Олега знакомого запаха.
- О чем ты говоришь! – насмешливо посмотрел на него Олег. – Самогон – теперь дефицит. Его в деревне употребляют только по большим праздникам! А в остальные дни пьют бурбон.
- Это еще что? Одеколон, что ли?
Олег покровительственно похлопал его ладонью по погону и наставительно произнес:
- Станешь полковником – узнаешь! Жену будешь купать в бурбоне!
- Это когда еще будет…- с сожалением протянул милиционер, как если бы ему хотелось, чтобы уже сегодня его жена плавала в бурбоне. – Вообще-то она девушка видная, можно даже сказать, симпатичная… - Его глаза не отрывались от Виктора, гулявшего, сложив руки за спиной и выставив вперед объемистую грудь.
- Еще бы! – охотно поддержал этот комплимент Олег. – Как говорят в Украине, не девушка, а сало в шоколаде! Правильно сказал поэт: есть женщины в русских селеньях! Но только такие, вот, рослые, остались.
- Жалко, рост у меня невысокий… - смутился милиционер. – А то я за нею приударил бы! У меня в деревне отбою от девок не было…
- Нет, - остановил его Олег. – Ты не пройдешь! Зарплата маленькая! Ей на одно платье десять метров креп-жоржета надо. А всего остального? И не перечислишь…Такая красавица вполне может на нового русского рассчитывать. Тем более – совершенно невинная, можно сказать, настоящая девственница. Прямо от сохи. Она и мужчин-то видела всего двоих. Бригадир у нее был и председатель сельхозартели. Ну, и еще человек пять-шесть из районного начальства…
Милиционер, огорченный своим небольшим ростом, отошел и потерялся среди гуляющих. «Каждому хочется заполучить в свою постель высокую красавицу, - подумал Олег, - но не каждому это позволяет его рост… И финансовые возможности! – мелькнуло у него в голове. – Они важнее всякого роста. У маленького, страшненького, но богатого гораздо больше шансов, чем у высокого, красивого и бедного! Рост у меня средний, но все равно следует как можно скорее разбогатеть…». Мысль Олега пошла проторенным путем: нужно разбогатеть, и тогда все удовольствия жизни потекут полным потоком.
Случилось и приятное событие, воодушевившее друзей. Подъехали три серебристых «мерседеса» со свадебными лентами. Из машин вывалило больше десятка молодых людей. Жених был высокий, спортивный, симпатичный, а невеста, как бы в противовес ему, кургузенькая, толстобокая и с уже явно обозначившимся животиком. Единственным, что скрашивало ее недостатки, было прекрасное подвенечное платье из тонкой, почти прозрачной органзы.
Не успел Олег подумать, что такое шикарное и дико дорогое платье лучше смотрелось бы в витрине на манекене, чем на этой девице, как Виктор уже подошел к жениху, поздравил его и размашисто обнял. Жених сначала обалдел и отстранился, но затем наклонил голову и нежно поцеловал Виктора в щеку. В ответ Виктор еще раз обнял жениха и жарко поцеловал его прямо в губы. «Боже, - пришел в ужас Олег, - только не это!». Однако хорошо прорисованные губы Виктора почти не пострадали, хотя вокруг губ жениха явственно обозначилось красное пятно. «Вот что значит французский парфюм!» - сказал про себя Олег и, подойдя к Виктору, аккуратно подправил белоснежным платочком его губы. Невысокая невеста дотянулась до губ жениха и вытерла их платком. Потом она стал отряхивать пудру с лацканов пиджака своего суженого. Делала она все это деловито и спокойно, наверное, не в первый уже раз за бесконечный день свадьбы.
Вслед за «мерседесами» подкатила «газель» с надписью на боку «Ресторан «Прага». Из нее моментально выскочили три официанта в белых полотняных пиджаках и черных бабочках и принялись разливать шампанское и разносить его на подносах участникам свадьбы. Жених сделал знак официанту, и тот тут же принес ему на маленьком подносе пузатый бокал с напитком яркого, золотисто-коричневого цвета. «Ну, вот, наверно, и бурбон! – подумал Олег. – Москва все больше становится глухоманью. Перестают пить шампанское. Считают, нечего переводить деньги на газировку». Жених чокнулся сначала с невестой, затем с несколькими гостями и особо с Виктором и Олегом. Все выпили, кто-то попытался закричать «Горько!», но его быстро уняли. Жених что-то шепнул официанту. На подносах снова поплыло шампанское, а на маленьком подносе, отливающем серебром, появились уже два бокала с напитком покрепче. Один из них жених передал Виктору, и они, переплетя руки, выпили на брудершафт. После этого жених сам обнял Виктора и крепко, что называется по-мужски, поцеловал его в губы. Кто-то то ли в шутку, то ли не врубившись в ситуацию, снова пропищал «Горько!», но его быстро успокоили.
Освоившись на новом месте, свадьба отправилась к балюстраде фотографироваться. Жених сам расставлял присутствующих и поместил Виктора в центре второго ряда. Когда жених занял свое место рядом с невозмутимой невестой и фотограф стал требовать улыбок, Алла подошла к Олегу, замершему в сторонке с пустым бокалом в руке:
- Какая пара! – Она показала глазами на жениха и на Виктора. – Хоть сейчас под венец!
Олега произошедшее поразило до глубины души, и он казался заторможенным.
- Какой венец? – недоумевая, спросил он. – Этот парень час назад расписался, и ему надо еще развестись, а потом уже делать всякие предложения. Двоеженство у нас запрещено!
- Вик будет пока его любовницей! – засмеялась она и толкнула Олега, чтобы тот пришел в себя. – Или его любовником. Это уж как сами они решат!
После фотографирования участники свадьбы разбрелись по площадке, а Виктор вернулся к своим друзьям.
- Видели, как я его? – Он широко улыбался и явно был доволен собой.
- Видели, - спокойно ответила Алла. – Только не увлекайся, а то уже сегодня окажешься в новобрачной постели. Тогда и затычка не поможет. И улыбочку поумерь. Она у тебя малохудожественная для скромной, прогуливающейся со своими знакомыми девушки.
- Что это вы пили с женихом? – перебил ее Олег.
- Не знаю… Вроде бурбон…
- Так я и думал! - удовлетворенно воскликнул Олег. – Крепкий?
- Изрядный.
- Я боялся, что ты губы после этого вытрешь тыльной стороной ладони. Так мужчины всегда делают, когда выпивают полный стакан бурбона. Но ты молодец! Выпил и только скривился. Главное для девушки – губы беречь. Они ей для другого даны природой, нечего их кулаками тереть. И они намазаны!
Спустя пару минут к ним подошел жених и обратился к Виктору.
- Вика, мы сейчас уезжаем… У нас свадьба будет в «Праге», на втором этаже. Может быть, присоединишься к нам? Будем гудеть до утра! А потом немного поспим и отправимся в загородный ресторан «Медведь». Поехали с нами…
Виктор растерялся от неожиданного приглашения, и за него ответил Олег.
- Она не может, совершенно не может! Сегодня вечером улетает в Париж, на съемки нового видеоклипа. Она сообщила тебе, что она знаменитая топ-модель? Она и голенькой снимается… За приличные деньги, разумеется…
- Я не знал… - ответил смутившийся от встречи лицом к лицу со знаменитостью жених. – Тем более жаль, Виктория, что ты не сможешь разделить наше торжество…
Олег плечом оттеснил обескураженного этим приглашением Виктора и сам выступил вперед.
- А может, я пойду вместо нее? Икра там будет? Красная или черная?
- Ты? – уставился на Олега жених. – Приходи, раз она не может… А икрой там будут заставлены все столы. Икра будет шести разных сортов. Отец невесты все оплачивает. Он сказал: «Захотите птичьего молока, заказывайте! Тут же доставят, хоть с Аляски!» - Жених приостановился, а затем вдруг спросил Олега: - А ты кем ей приходишься? Ее менеджер?
- Нет, - ответил многозначительно Олег и неожиданно ляпнул: - Я ее жених!
У жениха взгляд сначала остановился, а затем стал бегать между Олегом и Виктором.
- Как жених? Она… она сказала, что ищет жениха и очень хочет выйти замуж… Потому что ждет ребенка от одного подлеца. А я ответил: «Усыновим или удочерим! Нам все равно, кто будет!». А, оказывается, есть жених… Может, ты и есть тот самый подлец…
- Нет, нет! – замахал руками Олег. – Ты меня неправильно понял! Я такой, липовый жених, для публики… Сопровождаю ее, чтобы не особенно приставали. А так у меня у самого есть невеста. Вот она, невдалеке. Аллочка! – позвал он и, когда Алла подошла, нежно поцеловал ее в щеку.
- А, теперь все понятно! – Жених успокоился. – Подъезжай, если хочешь с невестой. Скажешь: «Я от Петра Сергеевича», и тебя проведут к нам.
- Ты Петр Сергеевич? – спросил опять выпавший из ситуации Олег.
- Нет, это отец невесты. Он – крупный бизнесмен. А я – просто Сергей. – Он пожал руки всем и обратился к Виктору. – Надеюсь, еще увидимся, Вика! Блеск славы, прожектора, пюпитры… Я тебя понимаю. Но все-таки есть и простые человеческие чувства! – Он нежно поцеловал Виктора в щеку.
- Они есть, Сереженька! – очень искренне, хотя и несколько басовито для девушки, ответил Виктор и начал уже раскрывать свои объятия. Олег вовремя дернул его за руку. – Мы еще увидимся, и не раз!
- Вот мои координаты, - Сергей достал из нагрудного кармана пиджака визитную карточку и вручил ее Виктору. – Тесть распорядился изготовить. Вчера я был простой охранник, а сегодня – вице-президент известной фирмы! – сказал он не без гордости, но потом смутился, махнул рукой и пошел к ожидавшей его группе во главе с нарядной невестой. Лицо ее по-прежнему было совершенно невозмутимым. По-видимому, она была убеждена: свое она еще возьмет, появятся и у нее поклонники.
В машине Виктор тут же сбросил туфли и вытянул уставшие ноги. Немного покрутившись, он не столько спросил, сколько сказал вслух:
- Первый бал… И как же он прошел?
- Неплохо, - отозвался Олег. – Вначале не клеилось, а в конце смотри! На свадьбе бы еще побывать… - добавил он мечтательно. – Вот это было бы боевое крещение!
Алла расхохоталась и рукой растрепала шевелюру Олега.
- Люблю первую брачную ночь! Столько всегда неожиданностей! Мы с тобой, Олег, лежим на ковре. А на диване познают друг друга Сергей и Виктор!
- Это был бы неплохой спектакль! – поддержал ее Олег. – Не хуже, чем у того китайца с американцем!
Алла не могла понять, о чем идет речь, а Виктор молчал. Его обуревали противоречивые чувства…
Вечером Виктор все-таки позвонил Ане. Она обрадовалась его звонку. Но он говорил из дома, где обязательно кто-нибудь прислушивался к каждому слову, сказанному им по телефону, и разговор получился скомканным.
- У меня все хорошо, готовлюсь к конкурсу. Ведь осталось всего четыре дня! – Она говорила звонко и уверенно.
- Трусики стираешь?
- При чем здесь трусики? У тебя в голове нет ничего, кроме женских трусиков!
- Твоих, Эн! Только твоих.
- Спасибо, но и они ни при чем. Одежду для каждого из четырех туров конкурса предоставляют его организаторы. Включая и трусики.
- Какие еще четыре тура? – обеспокоено воскликнул Виктор. – Вышел, прошелся в платье, а потом без него, и все! И почему нельзя в своей одежде? Если эта одежда только что из магазина и очень модная?
- Какой ты любопытный! – удивилась Аня. – Ты ведь против моего конкурса?
- Категорически против. Я не советую тебе участвовать.
- Это я знаю. Но участвовать буду. Звонил Альберт Львович и интересовался, как идет у меня подготовка. Еще раз просил непременно принять участие в конкурсе. Сказал, что у меня очень неплохие шансы. Жюри уже сформировано. А что касается одежды, то, наверно, можно быть и в своей. Если, разумеется, это не такие устаревшие тряпки, как у меня…
- А зачем тогда готовиться, если все будет? – опять встревожился Виктор.
Эн рассмеялась и долго не могла сказать ни слова.
- Какой ты… какой наивный! Сразу видно, ни разу не бывал на таких конкурсах! Я отрабатываю пластику, декламацию, пение…
- Что еще за пение? – Виктор был в панике. – Это же не экзамен в консерваторию!
- Я не знаю, нужно ли будет петь… Но если попросят, спою…
- Спой им государственный гимн! – в раздражении бросил Виктор. - Когда его исполняют в купальнике, он особенно трогает!
Он бросил трубку и погрузился в мрачные раздумья. Декламация – это куда еще ни шло, но петь! Петь женским голосом! Это было выше его еще совсем слабых женских сил.
День конкурса, как ни хотелось его отдалить, приближался. Виктора одолевали самые мрачные предчувствия. Несколько выходов в город прошли более успешно, чем первый, но уверенности в себе не принесли.
Однажды на Тверской с ним даже хотел познакомиться прилично одетый молодой человек. Но оказалось, что он только что вышел из ресторана, где хорошо поддал, и ищет легких приключений. Пришлось его тут же отшить. Виктор сделал это в резкой форме, о чем потом даже пожалел.
- Отстаньте, нахал! Не лезьте с пьяной рожей к приличной девушке! Вам нужно искать проститутку!
Обескураженный поклонник застыл, как вкопанный и покраснел до корней волос. Теперь не скоро, думал Виктор, он придет в себя и попытается заговорить на улице с понравившейся ему девушкой. А уж рыжих он точно будет обходить за версту. Окажись такая в его постели, он до утра будет хлопать глазами и размышлять, что с нею делать.
Других примечательных событий во время прогулок так и не произошло. Не удалось ни потренировать голос, ни пустить в ход то женское обаяние, которому настойчиво учила его Алла. Даже Олег, всегда сопровождавший Виктора в его «женских» прогулках, начал волноваться.
- Смотри, какое свинство! Идет по улице яркая, можно сказать красивая девушка, которая многое может предложить, а к ней никто не пристает! Даже смотрят, и то вполглаза! – Желая успокоить Виктора и вселить в него уверенность, Олег добавлял: - Мне ты, конечно, нравишься. Как женщина! Исключительно как женщина! А вот другие – лопухи. У них одно на уме: приволочь домой какую-нибудь корягу и строгать ее потом всю ночь!
Некоторый оптимизм в Олега вселял лишь эпизод на Ленинских горах, где Виктор дважды крепко расцеловался с женихом и получил от него приглашение в ресторан.
- Сергей – настоящий ценитель женской красоты! Пришел, познакомился, трахнул! Жену себе, правда, не очень видную выбрал. Но жена – это только для дома и хозяйства. Для души он предпочитает совсем другое… А на свадьбе у него было шикарно! От икры столы ломились! Я в ресторанном туалете с одной девушкой, забыл ее имя…
Но какие бы сомнения ни роились в душах Виктора и Олега, день конкурса пришел и надо было действовать. Один этот день мог изменить жизнь до безобразной неузнаваемости.
Уже ранним утром Виктор был у Олега. Они тщательно приладили и осмотрели всю женскую амуницию. Олег настоял на большой груди и накладках на зад.
- Если там будут четыре тура, как сказала Эн, ты все успеешь показать! Грудей даже не хватит, но уже поздно докупать! Но если все-таки докупим, может, и размер их тогда увеличим.
- Куда еще! – испугался Виктор. – Я и из-за этих не вижу землю и спотыкаюсь. По лестнице вообще опускаюсь на ощупь.
Глава 4
Уже над входом в массивный, построенный углом Дворец культуры автозавода был растянут транспарант «Конкурс красоты «Мисс третье тысячелетие». Довольные тем, что так быстро добрались сюда, Виктор и Олег переглянулись, подмигнули друг другу и решительно вошли в фойе. От направившегося было к ним охранника они просто отмахнулись: «Отстань, не видишь, что ли, люди идут на конкурс».
Охранник с любопытством посмотрел на них, но остался стоять в стороне. Взглянуть действительно было на что. Это была колоритная пара: высокая, рыжеволосая, ярко накрашенная девушка в пестром платье и ведущий ее под руку скромно одетый молодой человек, ниже ее на голову.
Около девяти утра они были уже у Дворца культуры, где должен был проходить конкурс. Чтобы успокоиться и привыкнуть к новому месту, в стеклянном фойе они выпили по стакану кофе в маленьком буфете. Блондинка-буфетчица ростом с Виктора переводила взгляд с него на Олега и обратно. «Наверное, считает, что я не заслуживаю такой красавицы, - подумал Олег. – Дура! Знала бы она меня в постели!»
Поднявшись на второй этаж, Виктор и Олег прошли в комнату секретариата.
- Рановато вы, молодые люди, - недовольно сказала секретарь, худенькая женщина лет тридцати с чем-то в падающих с носа очках. – Конкурс начинается в одиннадцать, подготовка к нему – с десяти. А зачем здесь вы, молодой человек? – обратилась она к Олегу. – У нас больше восьмисот участниц. Представьте, что каждая из них приведет с собой своего друга, что здесь будет?
Олег, равнодушно смотревший в окно, дал ей выговориться, а затем многозначительно заметил:
- Альберт Львович просил нас прийти пораньше.
- Ах, Альберт Львович! – Тон секретарши тут же изменился, а ее лицо как будто даже порозовело. – Тогда присаживайтесь, пожалуйста. Может быть, хотите чаю? Еще есть время… Альберт Львович здесь царь и бог! Все его так полюбили за последнюю неделю! Мягкий, обходительный, предупредительный… Не жмется из-за копеек, все поставил на широкую ногу. А какой мужчина! Редкая женщина не мечтала бы иметь такого мужа! Современная молодежь совсем не такая… - Под «молодежью» она, по-видимому, имела в виду всех, кому еще нет сорока. – У женщины день рождения, а бывший муж не позвонит и не поздравит. А ведь мог бы прийти с букетом роз, с шампанским и хорошим подарком…
- Не надо рассчитывать на бывших мужей, - перебил ее скороговорку Олег. - В вашем окружении нужны новые лица. Молодые, энергичные, может быть, вихрастые, как я, готовые ради женщины на подвиг. Они не пропустят ни одного вашего дня рождения и не будут скупиться на дорогие подарки.
Удивленная его откровенным намеком секретарша машинально сняла очки и уставилась на него.
- Но ведь вы… друг этой девушки?
- Да, - ответил равнодушным голосом Олег. – Я ее жених.
- Даже жених?
- Да, она моя невеста. – Олег забросил ногу на ногу и неопределенно повел рукой. – Как понимаете, не навсегда. Сегодня она невеста, а завтра останется без места! Такова, как говорят французы, наша селяви.
Секретарша настолько изумилась этим публичным, а главное – совершенно спокойным отказом от невесты, что Олегу пришлось продолжить свою мысль.
- Вот я привел ее на конкурс. Принес, можно сказать, на собственных руках! Ну, это только образ, у меня есть, разумеется, автомашина… Невеста хочет участвовать в конкурсе красоты. Я – человек широких взглядов, поэтому говорю: «Пожалуйста!». Она выигрывает конкурс! Сыплются предложения от модельных агентств и от частных лиц, тут же начинаются большие деньги. Она уходит с головой – и не только головой – в новую жизнь. А я остаюсь в старой – пусть достойной, обеспеченной! – но все-таки в старой, обычной жизни. Как человек самолюбивый, я не буду ждать, пока меня выбросят, как изношенный башмак. Я брошу ее сам и найду новую невесту! Между нами говоря, я ее уже ищу…
- Но почему вы решили, что она победит на конкурсе? – Секретарша уже прониклась переживаниями Олега и смотрела на него с сочувствием. – Ведь участвуют столько красивых девушек! И каждая из них мечтает занять призовое место! Я сама хотела принять участие в конкурсе. Думаю, у меня были бы неплохие шансы. Но здесь эти глупые возрастные ограничения…
Олег окинул ее изучающим взором, особо задержался на ее губах, и, помедлив, лениво произнес:
- Моя невеста победит. В этом нет никакого сомнения. Альберт Львович так прямо и сказал: «Или она выиграет конкурс, или я не ее отец!».
На лице секретарши отразилось еще более глубокое изумление. Она надела очки, тут же сняла их и уставилась немигающими глазами на Олега.
- Альберт Львович ее отец? Как я об этом не подумала! Но почему он никому об этом не сказал? Даже мне?
- Она его внебрачная дочь. Поэтому он хранит свое отцовство в глубокой тайне. Понимаете, молодость, любовь с первого взгляда, бурный роман, неожиданная, как всегда, беременность… Но ее родители не дают согласия на брак. Категорически против! Его родители – а у него ведь тоже были, уверяю вас, родители! – еще более против! – Олег сделал паузу, чтобы насладиться изумлением не только секретарши, но и Виктора. – Все дело было в том, что любимая девушка была почти на полметра выше Альберта Львовича! Она была такой высокой, что он, чуть согнувшись, свободно проходил между ее ног. Туда и сюда! Вперед и обратно! Сновал, как ткацкий челнок…
- Какие предрассудки! – воскликнула секретарша. – Какое значение имеет разница в росте или… - она на секунду замялась и бросила быстрый взгляд на Олега, - или в возрасте! Мне, допустим, около тридцати…
Олег внимательно посмотрел на нее и сказал:
- Около сорока, но, действительно, какое это имеет значение! Однако мы должны учитывать, что история с Альбертом Львовичем случилась двадцать лет назад. – Олег развел руками. – Люди тогда состояли сплошь из одних предрассудков. Ничего позитивного, только предрассудки!
- Теперь я все понимаю! – До секретарши дошла трагичность услышанного. – Так всегда бывает. Всегда вмешиваются родители. Говорят: «Выкинь ты эту очкастую калошу из головы! Ты такой умный и такой красивый, а она…». Бедный Альберт Львович! Пережить такой удар судьбы! Поэтому он с таким участием смотрит на женщин! Жалко, лет ему многовато… Но это как посмотреть…
- Альберту Львовичу надо помочь! – продолжил ее мысль Олег. – Не прямо, конечно, не назойливо. Помочь его дочери выиграть конкурс!
- Это было бы прекрасно! Но как это можно сделать? Ведь решает не один он, там целое жюри…
- Поговорить с членами жюри, намекнуть, что эта красавица пользуется большим расположением Альберта Львовича, что он сам привел ее сюда… Ну, вы знаете, как это делается… Мимоходом, между прочим… Альберту Львовичу, само собой, ни слова! Он председатель жюри, борец за объективную оценку. Конечно, он и сам что-то сделает… Но мимоходом и между прочим. А сейчас нам хотелось бы получить какую-нибудь изолированную комнату. Чтобы успешнее подготовиться… В общем зале, где девушки будут переодеваться, не сосредоточишься на этом самом... на творчестве. Надо платье какое-нибудь подобрать ей. Лучше поярче и пообъемистее. Видите размер какой – вдвое больше папочки!
- Это легко сделать, - откликнулась секретарша, начавшая почему-то рассматривать свою плоскую грудь. – Рядом есть свободная комната. Я ее открою, а вы можете закрыться изнутри, чтобы вам не мешали. Потом я проведу вас к гардеробщице, она подберет для вас платье. Но учтите, два тура из четырех будут проходить в купальниках!
- Два тура в купальниках? – поразился Олег.
- Только в третьем туре будет состязание на лучший костюм. Ну, там медсестра, милиционер с полосатым жезлом, пожарник, стюардесса… Я советую вам взять костюм монахини. Он тем более подойдет, что Альберт Львович как-то заметил, что хотел бы всех женщин видеть в монастыре. Костюм очень симпатичный! Впереди скромный, а сзади – разрез, разведешь края, и все открывается. Почти до шеи… - Секретарша на мгновение потупила взор. – Ну, вы знаете, что там у женщины сзади. И впереди только с виду скромненькое платьице. Но без всяких пуговиц! Открываешь борта платья и все видно ниже пояса. Если пошире распахнуть, и дальше видно. Сам костюм черный с белым, а чулки к нему белые, ажурные… Очень ярко и нарядно.
- Примеряли? – доверительно наклонился к ней Олег. – Извините, не знаю вашего имени…
- Светлана, - ответила она, зардевшись. – Только к этому костюму нужны красивые трусики, их тоже видно…
- Меня зовут Олег. А что касается трусиков, с ними у нас полный порядок. – Олег поднялся и поцеловал секретаршу в щеку, заставив ее в очередной раз зардеться. – Моя невеста пока без трусов, чтобы в дороге кружева не помялись. Но перед выходом на сцену мы их ей оденем. – Многозначительно посмотрев на секретаршу долгим взором, он добавил: - Запишите, Светочка, мой телефон. Праздновать победу будем вместе! Хорошо бы вам взять отгул дня на три – праздник затянется!
Олег обошел стол, поднял Светлану за плечи со стула и еще раз нежно поцеловал ее, на этот раз прямо в губы. Женщина покраснела еще сильнее, хотя казалось, краснеть ей было больше некуда.
- А пока, Светочка, пожелайте нам успеха! Битва будет суровой. Аустерлиц! – Олег многозначительно поднял палец.
- Желаю успеха… Я не сомневаюсь в успехе… - пролепетала внезапно начавшая бледнеть Светлана. – А отгул можно взять на целую неделю!
После ухода Олега и его невесты Светлана никак не могла прийти в себя.
- Что происходит! Что происходит! – восклицала она, всплескивая руками. - Настоящий Ромео! А я его Джульетта! Я, правда, лет на десять старше его, но это совершенные пустяки. Кто это заметит?
Схватив со стола какую-то случайную папку, Светлана выбежала из приемной комнаты и помчалась по коридору. Куда она так торопилась, трудно было понять. Впрочем, она сама не смогла бы ответить на этот вопрос, если бы вдруг задала его себе.
Не успели Виктор и Олег покинуть комнату секретариата, как неожиданно встретили Анну. Она остановила их жестом руки, секунду вглядывалась в лицо Виктора и неожиданно бросилась к нему не шею. Потом отстранилась и внимательно оглядела его.
- Виктор, дорогой! С трудом узнала тебя! Зачем ты так вырядился? Посмотри на себя! «Не влезай, убьет!» Тебя ни на минуту нельзя оставить одного!
Олег энергично развел двумя вытянутыми руками.
- Не Виктор, а Виктория! – назидательно сказал он. - Девушка нарядно оделась, чтобы завоевать приз. У нас с нею денег нет!
- Это все ты, Олег! – возмущенно сказала Аня. - Нарядил моего дурачка ради какой-то паршивой сотни долларов! Сам бы лучше переоделся!
Олег добродушно рассмеялся.
- В женской одежде я выглядел бы пугалом! Как ты этого не понимаешь?
- Эн, послушай, - торопливо заговорил Виктор, - тебе не надо участвовать в этом конкурсе! Это дорога в бездну…
Он попытался обнять Аню, но она, криво улыбаясь, резко оттолкнула его.
- Милая подруга Виктория! – произнесла она с нескрываемой иронией. - Тебе, значит, можно в эту самую бездну, а мне нельзя? Если хочешь знать, дорогая, за своим любимым я пойду хоть на край света!
Аня порывисто обняла Виктора, крепко прижалась к нему, но потом резко оттолкнула его.
- Идите вы отсюда подальше! – решительно сказала она друзьям. - Никто вам здесь ничего не даст, оденьтесь хоть инопланетянами! А я буду участвовать в конкурсе!
Развернув Виктора и Олега, Аня некоторое время толкала их в спины кулаками, направляя к выходу из здания, но потом повернулась и ушла куда-то вдаль по коридору.
- Ничего себе! – только и сумел вымолвить Виктор.
- Конечно, ничего, - равнодушно заметил Олег и добавил: - Пока не перестанешь отговаривать ее от участия в конкурсе, такое «ничего» будет постоянно повторяться. Тебе нужно заткнуться и сопеть в тряпочку. Если из нашего плана что-то выйдет, конкурс развалится как карточный домик! И то, участвует в нем Аня или нет, не играет теперь никакого значения. Ты не понимаешь самых простых вещей! И за что только прекрасная и умная девушка любит тебя, такого дурака!?
Олег замолчал и молча направился в отведенную им комнату.
Когда друзья вошли в свою небольшую комнату и закрылись изнутри на ключ, Виктор тут же плюхнулся в кресло и снял свои туфли.
- Эти чертовы лестницы ноги переломают! Мрамор – такая коварная вещь! Поскользнулся – и носом о ступеньку! Ну и чушь ты нес! – с восхищением и одновременно с негодованием стал выговаривать он Олегу. – «Внебрачная дочь Альберта Львовича»! Это надо же! Когда ты все это придумал? А вдруг все всплывет наружу?
- У нас тактика простая: или пан, или пропал. Пока что пан, а дальше посмотрим.
- А зачем тебе эта Света? Какие-то встречи с нею?
- Без нее не обойтись. А теперь она наша помощница. Будет стараться, сделает все в лучшем виде. А после этого, почему бы не встретиться?
- Но она заметно старше тебя… И такая… сухонькая… плоскенькая…
- Старше – это ничего, - без тени сомнения отозвался Олег. – Как сказал Александр Сергеевич Пушкин, уезжая из Кишинева: «В чужих краях и старушка подарок!». Была у него в Кишиневе старушка, была, говорит его биографы. Ты заметила, как Света то краснеет, то бледнеет? То пунцовая, то белая… Борьба противоречивых страстей! Вот что больше всего привлекает в женщине! Вначале она разденется, подумает, что это неприлично и тут же вся покраснеет. А в конце станет белой, как простыня, потому что отдастся страсти и забудет о приличиях. Война Алой и Белой роз!
- Пожалуй, ты прав, - согласилась Виктор. – Аустерлиц! Это ты у Толстого из «Войны и мира» взял?
- Естественно!
- Основательно ты подготовился к жизни в высшем обществе!
- Еще бы!
- А может, сейчас она и начинается? Смотри, в каком беломраморном дворце мы с тобою даем концерт!
- Правильно ты все понимаешь! Но… - Олег предостерегающе поднял палец. – Говори теперь только умные вещи! Ты ведь конкурсантка.
- Будет исполнено, милый! – проворковал Виктор и кокетливо улыбнулся своему мнимому жениху.
Глядя на поролоновую грудь полураздетого Виктора, Олег изобразил ладонями большие полукружья перед своей грудью:
- Девушка нарядно оделась, чтобы завоевать большой денежный приз. У нас денег нет – этим объясняется все. Но теперь важно нарядно раздеться во время конкурса… «Прилег вздремнуть я у лафета»! – вдруг вспомнил Олег строчку из школьного учебника. - Еще в начальных классах учил, но только теперь начинаю понимать, что такое лафет! Около него и в самом деле приятно вздремнуть! Хотя у Светочки лафет не дотягивает, конечно, до моих стандартов…
- Взрослеешь, моя радость! В школе твой взгляд до лафета не поднимался! Там ты все больше уставлялся на жерло у одноклассниц. Да и что у них за лафет? Так, два прыщика. О таком лафете и стихотворение не напишешь… Во всяком случае, для школьного учебника…
Глава 5
Возбужденная Светлана вернулась в свой кабинет, села за стол и углубилась в бумаги.
Глядя сверху вниз, как если бы он был организатором конкурса, в приемную вошел Андрей. За ним, потупив глаза, шла Ника.
- Здравствуйте, Светлана! – энергично и даже радостно поздоровался Андрей.
Удивленная Светлана оторвала голову от своих бумаг.
- Что вы здесь делаете, молодой человек? – резко спросила она. - Конкурс женский, а не мужской…
Андрей, извиняясь, развел руки.
- Меня зовут Андрей, или, если хотите по-французски, Андре, - представился он. - Я привел на конкурс свою сестру. Вероника, или просто Ника. Удивительно застенчивая девушка! Ей скоро двадцать, а у нее не было еще ни одного мужчины! Я имею в виду, настоящего мужчины… Такого, что выложит пару тысяч баксов за вечер в ресторане и не поморщится. Вот я ее и опекаю. Если откровенно, мне хотелось бы опекать и вас…
- Зачем меня опекать? – уже мягче спросила Светлана. - Я самостоятельная женщина.
Андрей присел на стул рядом со Светланой, чуть поодаль села пока не сказавшая ни слова Ника.
- Опекать в переносном смысле, - пояснил Андрей. - Приглашать вас в дорогие, красивые места… Или к себе домой… Посидеть за бутылочкой французского шампанского, поболтать о разумном, добром, вечном… Посмотреть какой-нибудь новый порнофильм. Вам нравятся фильмы нашего знаменитого режиссера Сергея Громова? – неожиданно спросил он.
- Я его совсем не знаю, - ответила Светлана и почему-то смутилась.
- За чем дело стало! Я вас познакомлю, - тут же успокоил ее Андрей. - И заодно попрошу подобрать для вас хорошую роль в его новом фильме. Я снимаюсь у него в главных ролях. Неотразимый герой-любовник! А для вас я уже придумал амплуа – красивая девушка с принципами. С очень высокими принципами!
Как ни странно, Светлана восприняла это неожиданное предложение всерьез.
- Но там нужно раздеваться! – еще больше смутилась она. - Мне бы этого не хотелось… При посторонних…
Андрей непринужденно похлопал ее по плечу.
- Какие посторонние? – сделал он удивленное лицо. - Только Сережа и я. А раздеваться можно только до пояса. Или ниже пояса. На ваш выбор.
Светлана была, однако, смущена и не решалась ответить «да» на неожиданное, но очень лестное предложение.
- Но я никогда не снималась в кино… Тем более голой ниже пояса…
Андрей равнодушно махнул рукой.
- Пустяки, - заверил он, - у вас природный талант. Без всяких мастер-классов вы – само очарование! – Он отклонился на стуле, как бы любуясь Светланой, затем приблизился к ней и нежно поцеловал ее в щеку. - Не краснейте, пожалуйста, дорогая. Это, можно сказать, начало нашей с вами учебы. Вы даже не представляете, как далеко мы с вами зайдем! Ну, ну, бледнеть тоже не надо. Никаких извращений не будет. Это я обещаю. Может, только самую малость, для возбуждения перед съемкой…
- Вы меня смутили! – пролепетала зардевшаяся Светлана.
Андрей положил свою руку на ее руку.
- Но не разочаровал?
- Нет, - сказала Светлана, даже не попытавшаяся убрать свою руку из-под ладони Андрея. - Мне приятно познакомиться с вами. Талантливый актер и, думаю... состоятельный человек.
- Правильно думаете, - подтвердил Андрей. - Но знаете, сам я немного огорчен. Мысли, как облака по ночному небу… Моя сестра – красавица, с таких теперь пишут иконы… Но как ей получить приз на конкурсе? Ведь в жюри сидят старые придиры, импотенты на пенсии…
Светлана задумалась.
- Выиграть будет сложно, - серьезно сказала она, как если была уже убеждена в том, что выиграть сестре симпатичного Андрея нужно обязательно. - Несколько сотен красавиц…
Андрей наклонился к ней и доверительно попросил:
- Может, вы поможете? Без вас дело не пойдет. Поговорите с членами жюри…
- Мимоходом, между прочим… - Светлана начала приходить в себя и даже улыбнулась.
- Совершенно верно! – воскликнул Андрей. - Шепните им, например, что Ника – дочь самого председателя жюри…
Сразу же посерьезневшая Светлана прервала Андрея:
- Председатель жюри, Альберт Львович, никогда не был женат.
Андрей на пару секунд задумался, запрокинув голову кверху, и нашел выход:
- Тогда – внебрачная дочь! – решительно предложил он. - У какого мужчины в возрасте нашего дорогого Альберта Львовича нет двух-трех внебрачных дочерей?!
Светлана отрицательно покачала головой.
- К сожалению, Андрюша, ничего не выйдет. У Альберта Львовича уже есть внебрачная дочь. И она участвует в нашем конкурсе.
- Вот это да! – воскликнул Андрей. - Приходишь с прекрасной идеей, опоздал на десять минут, а место уже занято!
Светлана не поняла его.
- Дочери Альберта Львовича двадцать лет, причем здесь десять минут?
- Да это я так, к слову… - не стал развивать свою мысль Андрей. - Но две внебрачных дочери на одном конкурсе – это уже явный перебор. А кто эта умная девушка, которой приходят в голову светлые внебрачные мысли?
- Она только что заходила сюда со своим…
- Старшим братом? – попытался подсказать Андрей.
Светлана отрицательно покачала головой.
- Нет, с женихом.
Андрей понимающе улыбнулся.
- И он, конечно, заливался соловьем?
- Нет, - очень серьезно возразила Светлана. - Он говорил очень солидно. Сказал: «Сейчас она моя невеста, а завтра я останусь без места. Нужно искать другую невесту». А она точно его бросит! Выиграет конкурс и выбросит его, как старые, застиранные трусы. Победит она обязательно! Такая эффектная, ярко рыжая, с большой грудью…
Скривившийся, как от съеденного целиком лайма, Андрей остановил Светлану.
- Не продолжайте, милая Света, - уверенно сказал он. - Все понятно. Стопроцентный кич. Настоящая грудь должна быть такой…
Андрей протянул руку к ее груди.
- Нет, нет! - испуганно отшатнулась Светлана. - Не трогайте меня за грудь! У меня там наложена вата, вы испортите форму!
Убрав руку под стол, Андрей уверенно сказал:
- Женская грудь должна быть такой, как у вас. А ваты не надо, это устарело. Если хотите, мы сделаем вам красивую, очень современную силиконовую грудь. Над ее размером подумайте. Советую пятый или шестой. Завтра же сходим к косметологу. А потом в ресторан. Какой вы предпочитаете?
Чувствовалось, что Светлана уже, что называется, «поплыла». Она начала принимать всерьез все, сказанное этим красивым молодым человеком, неожиданно проявившим к ней живой интерес.
- Мне все равно, - стесняясь, ответила она.
- Тогда я сам выберу что-нибудь пошикарнее, - решил эту проблему Андрей. - Но осталась мелочь – пристроить мою бедную сестру…
Задумавшаяся Светлана перебирала в голове только ей известные варианты.
- Что-то сделать можно, конечно... – начала она. - Но место внебрачной дочери уже занято, это твердо. Ее жених намекал на предложение… Зачем простому, хотя и симпатичному молодому человеку рыжая, преуспевающая красавица?
Андрей понимающе, без тени осуждения посмотрел на нее и утвердительно кивнул головой.
- Вы краснеете, Света, и я догадываюсь, что это было за предложение... Но призовых мест три! Рыжая внебрачная красотка со своим липовым женихом нас обошла. Однако не все еще потеряно. Вовсе не обязательно идти по родственной линии! Моя сестра вполне могла бы быть любовницей Альберта Львовича…
Светлана живо поддержала эту идею и даже попыталась ее развить.
- И лучшей подругой его дочери! - добавила она и, вспомнив разговор с Олегом, тут же набросала маленький план: - Надо поработать приватно с членами жюри. Сказать, что Альберт Львович просит только за двоих – за свою внебрачную дочь и за ее лучшую подругу, ставшую уже почти членом его семьи…
Заулыбавшийся Андрей обнял Светлану за плечо и поцеловал ее в щеку.
- Светочка, - радостно и, как казалось искренне, сказал он: - Вы не только красавица, но и умница! Ближайшую неделю после конкурса мы проведем с вами на Канарских островах! Это я вам твердо обещаю. Сегодня же закажу путевки.
Светлана смутилась и тут же пунцово покраснела, а потом стала быстро бледнеть.
- В ближайшую неделю не выйдет… - робко сказала она.
- Вы бледнеете! – воскликнул нисколько не огорченный Андрей. - Я понимаю, в чем дело. Козни жениха внебрачной дочери! Он забронировал вашу первую неделю. Повезет вас, наверно, в какой-нибудь дешевый подмосковный пансионат… Впрочем, это не мое дело. Он будущий муж и ему все позволено. Но есть ведь вторая неделя! И есть укромные, свободные от выполнения супружеских обязанностей вечера! И не только вечера…
Заворожено слушавшая его Светлана только и ответила:
- Я все сделаю!
Андрей встал со стула и приподнял Светлану за плечи.
- Вот и прекрасно! – он расцеловал Светлану в обе щеки, а затем в губы. - Прощаюсь! – с ноткой грусти сказал он. – Обещаю, вы не пожалеете! Искусству любви я обучался в Париже, на краткосрочных, но очень насыщенных курсах. Вы знаете позицию «летающая женщина»? Ее нет даже в «Камасутре»! Кстати, какой номер вы дадите моей сестре?
- На всякий случай я оставила незанятым номер тринадцать, - ответила Светлана. - Говорят, он приносит удачу…
Андрей еще раз притянул ее к себе и поцеловал, на этот раз в лоб.
- Прекрасно! – воскликнул он. - Это то, что нужно! До встречи!
Андрей и Ника ушли. Светлана встала из-за стола и стала возбужденно прохаживается по своему кабинету.
- Это надо же! Уму непостижимо! – бормотала она, как в бреду. - Двадцать минут назад ничего не было, а теперь есть симпатичный жених и богатый любовник! Что еще нужно не очень молодой, непритязательной женщине? За это мы и ценим любовь! За ее внезапность. Она бьет человека наповал, как молния посреди пустого поля!
Вошел Альберт Львович. Он был в прекрасном костюме с голубым галстуком-бабочкой.
- Светочка, вы возбуждены? – остановившись у входа, спросил он. - Вы вся пылаете! Я хочу пригласить вас…
Светлана моментально пришла в себя.
- В театр, Альберт Львович? В консерваторию? – робко спросила она.
Альберт Львович, протестующее, поднял руку.
- Берите выше – в ресторан!
- Ах, Альберт Львович! – воскликнула внезапно побледневшая Светлана. - Но когда?
Альберт Львович торжественно посмотрел на нее.
- Сегодня же вечером! – гордо сказал он. - Лучший ресторан Москвы – ресторан «Япона мама»! Ночь – в номерах при ресторане! Вот так оно, японский городовой, как говаривали в моей молодости!
Светлана бросилась к Альберту Львовичу и обняла его.
- Ах, Альберт Львович! Как я вас люблю! – лепетала она. - Вы удивительный человек! У вас нет никаких недостатков. Только достоинства. Большие и малые. Причем больших заметно больше, чем малых. Но малых еще больше! Вы – маг и телепат! Соблазняете женщину даже на расстоянии!
Неожиданно она схватила Альберта Львовича за голову и крепко поцеловала его в губы. Потом с возгласом «Как я вас всех, всех люблю!» она выбежала из кабинета.
Альберт Львович недовольно помотал головой, сплюнул, достал носовой платок и вытер губы.
- Какая гадость! – пробормотал он. - И главное – прямо в губы! Не хватало еще взасос!.. – Вытер платком пот со лба и задумчиво добавил: - Но какой порыв… Какая стремительность… - Секунду подумав, заключил: - Все-таки в женщине что-то есть… Это несомненно. Иногда и сам пожалеешь, что ты закоренелый голубой. Недаром говорят: «Женщина – друг человека, а красивая женщина – друг богатого человека». Если, конечно, он не с моими порочными наклонностями…
Глава 6
Большой зал, в котором должен был проходить конкурс красоты, постепенно заполнился почти до предела. Ряды кресел поднимались ярусом, как в кинотеатре, и из-за кулис было видно, что большинство в зале составляют парни, с улыбками на лицах ожидающие начала интересного представления. У многих в руках были бутылки с пивом, которые они периодически опрокидывали донышками кверху. Увидев это, Альберт Львович пожалел, что не запретил продавать пиво в буфете и распорядился на всякий случай вызвать в зал двух охранников. Одетые в черную униформу, они ходили теперь по наклонному пандусу, ведущему от входных дверей к сцене, и строго поглядывали на особенно развеселившихся молодых людей. Еще два дюжих охранника проверяли билеты на входе в зал, и в случае чего могли прийти на помощь. «Не футбол, конечно. Драки не будет и на поле выбегать никто не станет, - подумал Альберт Львович. - Но лучше все-таки обезопаситься. Народ молодой, горячий, ему только дай повод, и он забросает пустыми бутылками всю сцену».
В глубине просторной сцены наискосок стоял длинный стол, покрытый красным бархатом. За столом рассаживались члены жюри конкурса. Они о чем-то деловито переговаривались между собой. В зале звучала громкая музыка, и слов не было слышно. В центре стола сел Альберт Львович. Он был в темно-сером с синеватым отливом костюме, только что полученном от портного, и ярко желтом галстуке-бабочке. По редеющим волосам пробегал неизменно ровный пробор, из нагрудного кармана пиджака выглядывал уголок ярко желтого носового платка. Те, кто сидел в первых рядах, могли рассмотреть на левой руке Альберта Львовича, небрежно, в позе изнеженной красавицы лежавшей на бархате стола, массивные золотые часы.
Всего членов жюри было шестеро, но среди них оказалась только одна женщина. Высокий синклит призван был вынести окончательное суждение об эталоне женской красоты на новое тысячелетие. По старой традиции предполагалось, что лучше всего это способны сделать мужчины, для которых, собственно, и была, как известно, когда-то сотворена женщина.
Сразу после одиннадцати музыка в зале смолкла. Дождавшись того момента, когда внимание всех сидящих в зале сосредоточилось на сцене и на жюри, Альберт Львович неспешно встал, вынул из стоящей перед ним подставки микрофон на длинном шнуре и в течение нескольких секунд спокойно и вместе с тем внимательно всматривался в зал. Когда тишина достигла предела, на его лице появилась широкая улыбка, обнажившая по-американски белоснежные зубы.
- Дорогие друзья! Разрешите мне, как председателю жюри, открыть наш замечательный конкурс «Мисс третье тысячелетие»!
В зале раздались аплодисменты, сопровождаемые энергичным одобрительным гулом.
- Нам нужно установить, - продолжил Альберт Львович, когда аплодисменты пошли на убыль, - образец красоты на будущие десять веков! Будем достойны этой высокой миссии! – Зал снова дружно загудел то ли в знак согласия с так поставленной задачей, то ли, наоборот, сомневаясь, что она выполнима. – В конкурсе принимают участие восемьсот самых красивых девушек страны! – эту фразу Альберт Львович почти выкрикнул, и после нее зал буквально взорвался не только аплодисментами, но и гулом, топаньем ног и даже свистом. – Мы не уйдем отсюда, пока не выберем из них шесть лучших! Красота спасет мир, и в первую очередь она спасет нашу страну. Я уверен – это будет женская красота! – Зал снова разразился аплодисментами, а из доносившихся возгласов преобладало «Не уйдем!». Улыбаясь и доброжелательно глядя в зал, Альберт Львович вместе с тем думал, что было бы спокойнее, если бы хоть половина зрителей постепенно рассосалась: за билеты заплачено, атмосфера оживления и напряженного ожидания уже создана. - О составе жюри конкурса расскажет мой заместитель, в прошлом знамениты боксер, а теперь известный спортивный комментатор, истинный друг не только больших женщин, но и женщин с большой буквы Юрий Петрович Перетута! – С этими словами Альберт Львович сел и передал микрофон поднявшемуся из-за стола Юрию Петровичу, не поленившемуся с помощью гримера сделать себе перебитый нос и более массивную челюсть.
- Господа! Дамы и господа! Леди и джентльмены или как там вас еще называть! В зале пятьсот человек, в конкурсе участвуют, как вы уже знаете, восемьсот очаровательных девушек. Можно смело сказать: хватит на всех! И даже не по одному разу! – Зал разразился довольным смехом. – Каждый сегодня познает подлинную красоту и лично убедится, что это – убийственная сила. Я не буду делать тайны из того, что входные билеты на этот конкурс стоили недешево. Эти билеты у вас на руках. Но вы не пожалеете потраченных денег – зрелище будет потрясающим! За такие, можно сказать, гроши не снимешь девушку не то что на Тверской, но даже за Московской кольцевой автодорогой! Поверьте мне, сам проверял, и не раз. Здесь удовольствие будет несравненно большим! Это, как вы понимаете, шутка юмора. – Юрий Петрович широко улыбнулся, словно до него самого только сейчас дошел комический эффект сказанного. – Конкурс будет честным, и его победительницы определятся по очкам. Это как у нас в боксе: он тебе в морду, ты ему в морду, он тебе в морду, ты ему в морду, он тебе … - Говорящий изображал свободной рукой резкие хуки снизу и сбоку. – И так до финального гонга. Нанес хотя бы на один удар больше – ты победитель. Давайте пожелаем нашим красавицам хорошо держать удары! В том числе – удары ниже пояса! Такие удары тоже бывают, особенно если речь идет о женском поле. Мы это хорошо знаем, потому что все мы, включая и бывших боксеров, любим женщин. А женщина, у которой ничего нет ниже пояса – это… - Юрий Петрович обвел глазами зал, как бы ожидая подсказки. – Это – синий чулок! Как бывший боксер, я советую также нашим дорогим красавицам – работайте корпусом! Больше работайте корпусом! У женщины главная часть корпуса – бедра. Активно работайте бедрами, и успех не заставит себя ждать.
Судить состязания будет жюри в составе шести человек. Главный судья – знаменитый женовед и женолюб Альберт Львович Новосельцев. Я знал его еще тогда, когда он был скромным и небогатым товарищем Старосельцевым. Но уже тогда он говорил мне: «Женщина – друг человека, красивая женщина – друг богатого мужчины!». Верная и глубокая мысль!
В жюри входит также известный писатель Пискарев, инженер тонко устроенных женских душ… - Говорящий приподнял за локоть сидевшего рядом с ним сравнительно молодого для своей профессии, но уже начинающего лысеть писателя. На нем был помятый костюм и съехавший на сторону, еще более помятый галстук. Писатель поклонился и, не дожидаясь аплодисментов, которых, как он догадывался, могло и не быть, тут же сел. – Нашим писателем опубликовано много книг, в том числе… - оратор выжидающе посмотрел на других членов жюри, но те отвели взгляды. – В том числе книг хороших и разных. Но особый интерес наш дорогой писатель вызывает тем, что в конкурсе участвует его молодая жена! Ее зовут Мышка! – Зал замер в каком-то странном недоумении, как бы ожидая разъяснений. И оратор эти разъяснения тут же дал. – Вы ее узнаете сразу! - радостно сообщил он. – Нет, не по серой шубке! Шубу летом даже мыши не носят. Она на восьмом месяце беременности! – В зале стал шириться неопределенный гул, но опытный Юрий Петрович не дал ему разрастись. – Женщина прекрасна всегда! И на восьмом месяце беременности, и на девятом, и на десятом… - Альберт Львович дернул своего шефа за полу пиджака. Тот моментально сориентировался и заключил: – И на каждом последующем месяце! Давайте поаплодируем нашей Мышке и ее котику-писателю, пожелаем ей успеха и попросим воздержаться сейчас от преждевременных родов! Если рожать, так только завтра, выиграв предварительно звание победительницы конкурса красоты!
В зале активно зааплодировали, раздались возгласы: «Даешь Мышку!».
– Я забыл добавить, - Юрий Петрович потер ладонью бугристый лоб, как бы возвращая память, - что любимый многими – и не только женщинами - писатель Пискарев является членом Союза писателей. Раз он член, это не значит, как вы понимаете, что у них, в этом Союзе, писателей подсчитывают по членам. Среди членов Союза писателей есть и женщины! Что у них вместо мужского органа, вы прекрасно знаете. Число членов Союза писателей не совпадает, как видите, с количеством членов у них! Этот парадокс им еще предстоит разрешить. – Переждав смех в зале, Юрий Петрович добавил, словно опять вспоминая: - Это, конечно, новая небольшая шутка юмора. Со своей задачей они справятся…
Вам не нужно представлять нашу известнейшую актрису театра и кино мадам… или мадмуазель… Хотя, если вы не собираетесь сейчас же сделать ей предложение, это без разницы, госпожу Торопыгину! В молодости о ней говорили, что она обладает неувядаемой красотой. Теперь вы можете наглядно убедиться в справедливости этих слов. – За столом жюри встала атлетически сложенная жена Сергея Григорьевича, мрачно посмотрела в зал, а затем громко и басисто прокашлялась. – Она знает женщин не понаслышке. Изучает их и даже анатомирует, если об этом деле можно так выразиться. Мы встречали ее в самых разных фильмах. Их так много, что даже не вспомнишь… Она создала образ настоящей русской женщины. Такой женщины, о которой поэт сказал: «Мужика на пороге пивной остановит, в библиотеку его, подлеца, отведет».
Еще один уважаемый член жюри – президент знаменитой фирмы «Изделие номер два» господин Подкорытов! – Из-за стола поднялся представительный Борис Михайлович и помахал залу рукой. – Что такое изделие номер один, мы хорошо с вами знаем. Оно дается мужчине природой. Это – ракета, устремленная ввысь, точнее вверх и вперед! А изделие номер два – это тот резиновый чехол, который мужчина одевает на свою ракету в самые ответственные моменты. Это – оборона и безопасность, и именно поэтому мы никогда не расстаемся с ним. Вот они, презервативы нашей известнейшей и такой нужной всем нам фирмы! – Юрий Петрович вышел из-за стола президиума, подошел с микрофоном к краю сцены и быстрым движением достал из нагрудного кармана пиджака толстую пачку серебристых плоских квадратиков. Он поднял их в вытянутой руке над головой, и когда почти весь зал стал смеяться, широким жестом бросил пакетики в первые ряды, где их дружно расхватали. – Каждый, кто ходит в таком изделии, может, вслед за известным поэтом, с гордостью сказать: «Смотрите, завидуйте! Я в презервативе фирмы Подкорытова!». Говорят, кое-кто вообще не снимает с себя изделие номер два. Но я в это слабо верю. Даже шины автомобиля истираются от ухабистых дорог. А дороги у нас, сами знаете какие! Наши женщины им ни в чем не уступают! Полезную вещь производит эта процветающая фирма. Уверен, если понадобится, она изготовит презерватив и для самой Эйфелевой башни! Во всяком случае, уже сейчас налажен выпуск презерватива, в котором целиком умещается Дед Мороз. Заказываешь детишкам под Новый год Деда Мороза со Снегурочкой. Звонят, открываешь дверь, а там Дед Мороз, но весь в прозрачной, тонкой резине! А рядом с ним готовая к употреблению Снегурочка! И тоже в резине, но меньшего размера! Впрочем, с прорезиненной Снегуркой пока не все ясно. Детишки могут ее не узнать, поскольку женщина в презервативе – это, несомненно, парадокс, недоступный детскому воображению… Я уверен, - неожиданно заключил Юрий Петрович, - что если бы господин Подкорытов был женщиной, он непременно занял бы одно из призовых мест на этом конкурсе! К сожалению, он не женщина, я имел возможность убедиться в этом лично. Сегодня ему придется, поэтому уйти без приза. Но жизнь переменчива. И может быть, когда-нибудь он волею судьбы и быстро прогрессирующей медицины все-таки станет женщиной. И вот тогда мы увидим его, наконец, с долгожданным призом!
Последний – по списку, но не по значению – член жюри – владелец ресторана «Япона мама» господин Самохвалов! – Юрий Петрович повел рукой в сторону привставшего Сергея Григорьевича с коричнево-красной, почти черной розой в петлице пиджака. – Каждый из нас знает, что такое ресторан. Это как раз то место, после посещения которого, срочно требуется изделие номер два. Так вот, новый ресторан «Япона мама» - то место, побывав в котором, вы в ту же ночь используете, по меньшей мере, пять экземпляров этого изделия! И вам покажется мало! Если, конечно, после пяти раундов напряженного поединка вы еще будете держаться на ногах. А если вы уже лежите на помосте, то держаться хотя бы на руках. Многие из членов жюри убеждались в этом лично, и они не дадут мне соврать.
О составе жюри довольно. Это - достойные, уважаемые люди, глубоко разбирающиеся и в психологии, и в анатомии женщины. Кому еще судить о женской красоте, если не им?!
С этим вопросом, поданным как чисто риторический, Юрий Петрович сел. Конец его выступления сопровождали аплодисменты и невнятные выкрики о презервативах. Несколько раз звучало слово «бесплатно». Вероятно, публика настаивала на бесплатной раздаче этих пользующихся растущим спросом изделий.
Поднялся Альберт Львович и, выждав пока смолкнет шумок в зале, начал говорить с доверительными интонациями в голосе:
- Юрий Петрович подробно, пожалуй, даже чересчур подробно, рассказал о членах нашего уважаемого жюри. Он увлекся и забыл, что и комментаторы, и судьи на всяком состязании – лица второстепенные. В центре внимания должны быть участники соревнования, и только они. Вернемся же к нашим красавицам. А то, носят ли они в своих сумочках изделие номер два или нет, для нас несущественно. Красивая женщина даже без презерватива остается красивой. Со временем Эйфелеву башню оденут, можно полагать, в огромный презерватив. Но если всех женщин, подобно Дедам Морозам облачить в презервативы, все они сделаются на одно лицо, и красота исчезнет. Так что, ближе к нашему конкурсу, господа. О его этапах и его призах несколько слов скажет мой уважаемый коллега, уже известный вам господин Подкорытов.
Не успел Альберт Львович сесть и передать микрофон Борису Михайловичу, как раздались аплодисменты. Чувствовалось, что публика хорошо отнеслась к деятельности по переодеванию Дедов Морозов в презервативы и даже к грандиозному замыслу облачить в презерватив саму Эйфелеву башню. Если бы сейчас Борис Михайлович, не дожидаясь, пока он волею судьбы или силою медицины превратится в женщину, выставил свою кандидатуру на конкурсе, он получил бы, чего доброго, приз зрительских симпатий. Итоги голосований и опросов часто бывают не предсказуемыми.
- Господа! – хорошо поставленным голосом начал Борис Михайлович. – Прежде, чем перейти к существу дела, сделаю два коротких замечания. Самое главное! По настойчивым просьбам зрителей, да и участниц конкурса, к завершению первого тура в фойе будут смонтированы автоматы по бесплатной раздаче изделий нашей фирмы. Все расходы фирма берет на себя! – В зале раздались аплодисменты и оратору пришлось пережидать их. – Советую только не набивать ими карманы без пользы. Проведенные нами всесторонние эксперименты убедительно показали, что в сутки мужчина использует всего лишь пять-шесть презервативов! Что касается идеи изготовить презерватив для Эйфелевой башни, то должен уточнить, что пока это только мечта дружного коллектива нашей фирмы. Когда она осуществится? В обозримом будущем. Как только человек полетит на Марс, мы приступим к работе. Вернувшись, астронавт увидит знаменитую башню преображенной. Она предстанет его глазам в огромном презервативе. Это будет наш сюрприз первому человеку, побывавшему на Марсе!
Переждав новую бурю аплодисментов, Борис Михайлович добавил:
- А заодно и тем марсианам, которых он непременно привезет с собой на Землю! Проект презервативов для марсиан пока только в эскизе. Неизвестно, захотят они пользоваться нашими женщинами или будут, как это делали раньше, обходиться своими.
Из зала послышались выкрики: «Захотят!», «Обязательно захотят!»
- А сейчас наши планы скромнее, - продолжил Борис Михайлович, – одеть презерватив на памятник, стоящий на Тишинской площади! Этот известный памятник, можно сказать шедевр скульптуры и всех других искусств, имеет форму высокого столба с утолщением на верху. Он идеально подходит для нашего изделия. Ведутся измерения и расчеты, подбирается резина нужной эластичности. В скором времени вы увидите этот наш подарок москвичам и гостям столицы!
А теперь к делу. Конкурс пройдет в четыре тура. В первом туре девушки будут выступать в своих обычных платьях, но постараются двигаться с особой пластикой и с непременной улыбкой. Необходимость этого, можно сказать, предварительного, тура понятна. Наш конкурс демократичный, ограничивается только возраст участниц. Это позволило собрать уникальных красавиц, и, что особенно ценно, - очень разных. В этом вы убедитесь сами. Одна из участниц весит, например, сто с чем-то килограммов! – Оратор переждал шумок в зале и добавил: - Это я на глазок определяю. Мы никого не взвешивали и никого не обмеряли. Здесь не свиноферма и не конюшня. У полных женщин есть свой, достаточно широкий и устойчивый потребитель. Как говорит народная мудрость, в чужом саду трава зеленее, а в чужих руках женщина толще! Но таких женщин, чтобы их даже в руки не удалось взять, на нашем конкурсе, к сожалению, нет. Зато у нас есть участница ростом выше двух метров! Это опять-таки на глазок, может там все два пятьдесят… Из Верхнего Волочка поступила телеграмма от двух сестер, сиамских близнецов, об их участии в конкурсе. Но возникли трудности с отгрузкой. Из Нижнего Волочка пришел факс от девушки без паспорта. Она оформляет пенсию, но уверяет, что ей только что исполнилось восемнадцать, и паспорт она не успела еще получить. Мы ей верим и не сомневаемся, что в этом замечательном городе на пенсию выходят сразу после окончания школы. Она пишет, что выехала вчера на поезде. Но боюсь, что мы ее все же не увидим. В Нижний Волочек не летают самолеты, и туда не ходят даже поезда. Только автобус, но и он бывает там раз в полгода… Красавиц, как видите, много, хороших и разных, поэтому в предварительном туре надо выбрать из них восемьдесят самых-самых!
Предполагалось, что во втором туре участницы будут выступать в бальных платьях фирмы «Кристиан Диор». Администрация обеспечивает каждой конкурсантке красивое бальное платье, в котором не стыдно появиться не только в метро, но и на железнодорожном вокзале. А еще лучше – в шикарном ресторане, в меню которого есть не только заморские деликатесы, но и красивые заморские мужчины! Но это, сами понимаете, шутка. Бальные платья имеются, только что доставлены из Парижа и его окрестностей. Но как подогнать эти платья по размеру конкурсанток, пошедших во второй тур? Ведь мы их еще не знаем, а конкурс завершается уже сегодня? Найдено очень оригинальное решение: бальные платья не одевать! Девушки будут нести их в руках! А выступать они будут в своих обычных нарядных купальниках. Поступило даже предложение, чтобы девушки несли свои бальные платья без купальников! – Выступающий остановился как бы в раздумье. В зале воцарилась гробовая тишина, кто-то скрипнул креслом, и звук разнесся по всему залу. – Предложение нести по сцене бальные платья без купальников, - медленно и с нотками сожаления в голосе продолжил Борис Михайлович, - после долгой дискуссии было оставлено. – Он опять смолк, а зал замер в недоумении. – Да, предложение было отставлено. И для этого имелись веские основания. Ведь посмотрите, внимательно посмотрите, - говорящий показал в угол сцены, где смотреть было совершенно не на что, - женщина без купальника – это голая женщина! А здесь – не женская баня! К тому же в зале, помимо конкурсанток, находится много, так сказать, банщиков… много молодых и горячих банщиков, не все из которых уже успели запастись презервативами нашей фирмы. Они забросают и конкурсанток, и жюри шайбами… виноват, шайками!
Из зала стали доноситься крики «Без купальников!», но выступающий остудил слишком горячие головы неожиданным отступлением:
– Матерок слышу из зала! Вот та обаятельная девушка в третьем ряду… Некоторые сейчас матом ругаются, а потом будут подходить и этими же руками победительниц поздравлять. Нехорошо! Материться станут те, кто проиграет конкурс. У них на это будет полное право… Есть и заменители мата, специально для женского общества. Вы слушаете меня, вот та влюбленная парочка в середине четвертого ряда? Например, хорошее слово «блин». Еще «хер моржовый». Или «едрена корень», но это, пожалуй, для мужчин. «Ёхана бабай» или «япона мать», наконец. Но это, наверно, иностранное. Нужно шире использовать нормативную лексику.
Но вернемся, как говорят понимающие толк в женской красоте французы, к нашим овечкам. Итак, во втором туре конкурсантки выходят в купальниках! Что касается бальных платьев от фирмы «Кристиан Диор» у них в руках, то зачем они нужны? В купальнике девушка находится на пляже. А лежать там лучше прямо на песке, а не на бальном платье знаменитой фирмы. Девушки могли бы идти в этом туре с какими-нибудь старыми покрывалами в руках, какие часто используются на пляже. Но старых покрывал, как мы выяснили, ни одна известная фирма не выпускает. После второго тура половина из прошедших в него конкурсанток отсеивается.
В третьем туре – конкурс на лучшее использование профессиональных костюмов. Тут будут костюмы стюардессы, медсестры, сотрудника автоинспекции с этакой полосатой палочкой… в руках, конечно... Уверен, что это будет трудная задача для конкурсанток. А для нас с вами – интереснейшее зрелище. Я в порядке эксперимента оделся в костюм монахини и вышел в нем в фойе. Так, представляете, пожалел, что на мне не было нижнего белья!
После третьего тура останется всего двадцать участниц. Нам будет жалко расставаться с проигравшими. Мы уже привыкнем к ним, а некоторых даже полюбим. Но жизнь – это борьба, и она диктует нам свои суровые законы. Без проигравших нет конкурса – это один из таких законов. Но проигравшие получат утешительные призы. За умеренную плату они могут приобрести в секретариате дипломы об участии в конкурсе и даже памятные медали с голубой эмалью. Медали, конечно, стоят дорого. Но спешу вас порадовать! Точно такие же дипломы и медали может приобрести и каждый сидящий в зале! Включая, естественно, и мужчин - у нас ведь давно равноправие полов. Приятно будет Пете, или, скажем, Сереже, прийти домой и повесть в рамочке на стену диплом «Петр, или Сергей, такой-то – участник конкурса «Мисс третье тысячелетие»». Родители будут в восторге от успехов одаренного и разностороннего сына! А когда прочтут на медали рельефную надпись «Голубая мечта мужчины», могут даже прослезиться.
В четвертом, последнем, туре мы зададим им вопросы на умственное развитие. Существует предрассудок, будто красивая женщина обязательно глуповата. Мы этот предрассудок наглядно опровергнем и докажем: чем более красивой является девушка, тем выше коэффициент ее интеллектуального развития. Это будет означать, что отныне красивых девушек, впрочем, как и красивых мужчин, следует принимать в вузы без экзаменов. Обычно говорят, красота – это сила. После четвертого тура мы поймем, что красота, как и знание, – это еще и сокрушительная интеллектуальная сила. Каждая красивая женщина заслуживает Нобелевской премии по науке! Поскольку таких премий мало, красивым мужчинам можно выдавать Нобелевские премии по литературе.
И в заключение конкурса – пластический танец. Здесь будет всего десять участниц, из которых жюри отберет шесть победительниц. Девушки танцуют в тех же платьях, что и в первом туре, или, если захотят, в купальниках…
Из зала снова послышались возгласы «Без купальников!», но Борис Михайлович без колебаний отверг эту идею.
– Нет, нет, без купальников будут танцевать только победительницы конкурса… в кругу своих близких знакомых... Приз за первое место – пять тысяч долларов и поцелуи всех членов жюри! Есть за что побороться, если кто-то не предлагает вам за одну ночь вдвое больше. За второе место – четыре тысячи долларов и поцелуи жюри, за третье – какое знаменательное совпадение! – три тысячи и поцелуи членов жюри, если они до этого времени не сотрут себе губы. За четвертое – две, за пятое – одна тысяча и за шестое - только пятьсот долларов, но зато поцелуи всех желающих!
Борис Михайлович поднял руку, умеряя шум в зале.
– Молодой человек из шестого ряда кричит: «Мало!». Я на это отвечу так. Во-первых, насколько я могу судить по его усам и бородке, он мужчина, и если это действительно так, то сегодня он вообще ничего не получит. Не получит ни много, ни мало! А, во-вторых, если он настоящий мужчина, я уверен, он добавит нашим победительницам по паре тысяч долларов из своих личных сбережений. Давайте поприветствуем этот его благородный поступок! – В зале раздался смех, а потом аплодисменты. – Кроме того, каждая из победительниц будет награждена специальным дипломом знаменитого модельного агентства «Новые звезды» и принята в штат этого прекрасного агентства! Дипломы отпечатаны на веленевой бумаге. Не знаю, что это такое, но уверен - это красиво.
Не ошибусь, если скажу, что мы будем потрясены профессионализмом, хореографией, выдумкой, творческим подходом наших конкурсанток. Главное, чтобы они чувствовали себя здесь на сцене совершенно раскованными, были свободны, как воздух, вырывающийся из автомобильной шины! Благодарю за внимание.
В зале загремели аплодисменты, сопровождаемые свистом и топаньем ног. Зритель созрел, и надо было срочно выпускать на сцену девушек.
Альберт Львович подал знак, загремела музыка и на сцену вышла первая конкурсантка. Она была высокой и неуклюжей, двигалась как-то боком и все время вздымала вверх худые руки, подчеркивая плоские груди и массивные коленные чашечки. Когда она замерла посреди сцены, изображая кривыми ногами реверанс, аплодисменты стихли, и зал застыл в недоуменном напряжении.
Глядя на вытянувшиеся лица зрителей, надеявшихся, видимо, сразу же узреть неземную красавицу, Альберт Львович думал с ехидцей: «Вот так-то… Красота бывает очень разной. Особенно женская красота… Легко полюбить девушку с обложки «Плейбоя». А ты попробуй полюбить вот такую, без груди и без задницы! Но сама она уверена, что является первостатейной красавицей, иначе не участвовала бы в конкурсе. Какая вообще женщина сомневается в том, что она красива? Нет такой женщины! И никто нам ее не покажет! И эта девочка с неестественной, криво приклеенной к лицу улыбкой не исключение. Теперь ей остается одно – убедить в своей уверенности какого-нибудь мужчину. И такой мужчина найдется! Обязательно найдется. Выйдет замуж и заведет любовника. Непременно заведет! Нет, женская красота – это лабиринты и загадки. То ли дело мужская красота! Она обнажена и прозрачна, в ней все лежит на поверхности…»
Конкурсантки проходили по сцене во все ускоряющемся темпе. Рутинный предварительный тур следовало провести за два часа. Неудачницы отправятся в секретариат покупать себе дипломы об участии в конкурсе, и начнется основная работа.
Члены жюри едва успевали сделать лихорадочные пометки рядом с номерами появлявшихся на сцене девушек, вращения и приседания которых только мешали рассмотреть их лица.
Настроение в зале падало. Некоторые любители женской красоты на время покидали зал, чтобы покурить и выпить пива. Почти сплошной поток девушек утомлял. Такое ли уж это большое удовольствие смотреть на толпу пассажиров, выходящих из электрички, в ожидании, не промелькнет ли среди них красивое женское лицо или красивая женская фигура…
Глава 7
Сидя за столом жюри, Альберт Львович меланхолично смотрел на проходивших по подиуму девушек в ярких купальниках, медленно потягивая «боржоми» и периодически поглядывая на часы.
В женской красоте он соображал мало, эта тема его почти не интересовала. Если его взгляд и задерживался на женщине, которую все называли красивой, то только с вопросом: «А не пригласить ли ее к себе на работу?». В основном он ориентировался на мнение клиентов и старался набирать себе в штат девушек, похожих на тех, которых они настойчиво хвалили. Он выписывал американский «Playboy» и его русский вариант. Эти два «Играющих мальчика» были нужны не для души, а только для работы, чтобы составить какое-то представление о современном, так быстро меняющемся идеале женской красоты. Но листал их Альберт Львович, лениво позевывая, без всякого интереса.
Если уж женщина, думал иногда Альберт Львович, то высокая, мощная, как мужчина, и в то же время, гибкая и стройная. Только такая способна одним броском положить мужчину на себя и с упоением вращать его вокруг его же собственной оси.
Коротая время и машинально проставляя иногда баллы проходящим по сцене девушкам, Альберт Львович думал о том, что конкурс красоты идет неплохо.
Всякое состязание, подобное этому, – в конце концов, только игра, смех, да особая атмосфера в зале, захватывающая и жюри, и участниц. Все напряжены и ждут кульминационного события. Может даже скандала. Выступавшие члены жюри несли откровенную чушь. Но как раз она оказалась здесь наиболее уместной. Она раскрепостила всех, повернула и чувства, и мысли присутствующих в фривольную, с оттенком сексуальности сторону.
Альберт Львович назначил большие призы победительницам не только для того, чтобы подчеркнуть значение конкурса. В конце концов, и тысячи долларов за первое место и еще по пятьсот-семьсот за третье и второе места вполне хватило бы. Многие, красивые и не очень, девушки готовы участвовать в конкурсах красоты и без всяких призов. Раздеться и появиться перед большим залом, который пристально рассматривает тебя, а потом разражается аплодисментами, такое - дороже всяких денег. А если есть шанс попасть на работу в престижное модельное агентство – за это самой можно доплатить. За призовой фонд, аренду зала и другие неизбежные расходы придется представить отчет Юрию Петровичу. Сумма должна получиться солидной, иначе как объяснить, куда делись доходы от «люкса» за целых две недели?
Хорошо, что удалось раскрутить добродушного Бориса Михайловича на бесплатную раздачу презервативов. Их стоимость можно включить в смету конкурса. Энтузиаст изделия номер два согласился сидеть в жюри бесплатно.
К бескорыстному «главному презерватору страны» присоединился директор ресторана, Сергей Григорьевич. Его удалось убедить бесплатно сидеть в жюри соображениями рекламы его ресторана. Теперь он так наслаждался своей ролью ведущего специалиста по женской красоте, что логично было бы попытаться раскрутить его на преодоление каких-нибудь форс-мажорных обстоятельств, грозящих сорвать все мероприятие.
Писатель обошелся всего в триста долларов, но заручился дополнительно согласием включить свою молодую беременную жену в число участниц. Этот «профессор человеческих душ», влюбленный в свою супругу, почему-то был уверен, что она очарует всех и непременно займет одно из призовых мест. Альберт Львович для вида сначала упирался, но потом со скрипом согласился на ее участие. Он не стал огорчать писателя и не сказал ему, что жена могла бы просто позвонить в секретариат конкурса и записаться заочно. Ей присвоили бы определенный номер, а потом, когда она вышла бы с ним в руках на сцену, членам жюри и всему залу оставалось только любоваться на ее выпуклый живот и ставшую безразмерной грудь.
Жена Сергея Григорьевича, «актриса Торопыгина», сначала говорила о трех тысячах долларов, ниже которых она никогда не опускается. Но потом сошлись на пятистах, чем она осталась вполне довольна, хотя непонятно было, зачем эти деньги такой богатой женщине. Скорее всего, она боялась отпускать на такое ответственное мероприятие с участием юных красавиц своего увлекающегося мужа.
В отчете Юрию Петровичу все эти гонорары нужно увеличить в несколько раз. Есть, конечно, опасность, что он захочет проверить и позвонит кому-нибудь из тех членов жюри, которых хорошо знает. Но человеческая психология проста: надо преувеличивать свои успехи и преуменьшать достижения других. Разве признается считающий себя знаменитым писатель, что он отсидел целый день на конкурсе за какие-то триста долларов? Ни за что! Он снисходительно скажет, что получил пять или даже десять тысяч, да и то согласился на такую смехотворную оплату только из бескорыстной любви к женской красоте. Жена Сергея Григорьевича непременно выпалит про те три тысячи, с которых она начинала торговаться. Альберт Львович кое-что понимал в человеческой психологии и преувеличений в отчете о выплаченных им гонорарах не особенно опасался.
Билеты для зрителей стоили дорого, но зал был почти полон. В нем все больше становилось девушек, уже прошедших предварительный тур и теперь наблюдавших, как выступают их соперницы. Девушкам, желающим войти в зал после своего прохода по сцене, тоже можно было бы продавать билеты. Но это грозило неприятностями. Тут не опера, где при фальшивых нотах только морщатся. Здесь – почти, что стадион во время футбольного матча, на котором от благодушного созерцания игры до забрасывания футболистов и судей петардами и пустыми бутылками проходят мгновения. Зал, полный молодых людей, уже подогретых пивом и успевших проникнуться симпатией к девушкам на сцене, может взорваться, если этих девушек заставить еще и платить за входные билеты.
Хорошие деньги приносит продажа дипломов на какой-то глупой «веленевой» бумаге. Какая из проигравших девушек не пожелает приобрести свидетельство о своем участии в столь престижном конкурсе? Надо бы в помощь секретарю Светлане отправить еще пару женщин, чтобы вписывать в дипломы фамилии их обладательниц. Если желающих купить дипломы будет много, цену на них можно удвоить. Участие в таком конкурсе стоит денег! Пока же девушки платили только чисто символический взнос за допуск к конкурсу. Медали вряд ли что дадут… Хорошо, что их изготовили немного. Какая красавица рискнет украсить свою грудь медалью с надписью «Голубая мечта мужчины»? Мало таких отчаянных девушек. Уж лучше носить в двадцать лет медаль «Мать-героиня», чем эту «голубую мечту». С нею он явно дал маху. Какая у женщины может быть «голубая мечта»? Женщина, тянущаяся к связям с другими женщинами, носит в душе «розовую мечту», мечту стать любимой и послать этих противных, вонючих мужиков к черту…
Борис Михайлович, конечно, настоящий бизнесмен! Владей он действительно фабрикой по производству «изделий номер два», он сумел бы всучить пачку своих презервативов даже столетней старушке, чтобы она смогла достойно отметить свой юбилей. Парень с дипломом конкурса «Мисс такая-то» будет выглядеть смешно. Но у него есть подружка, которой он может подарить такой диплом. Он может оказаться трансвеститом, и тогда диплом определенно согреет ему душу.
Самая большая ошибка – это та, которую совершаешь в начале дела. Такую ошибку уже не исправить, все пойдет наперекосяк. Как говорил незабвенной памяти Иоганн Гёте, тот, кто неправильно застегнул первую пуговицу камзола, неправильно застегнет и все остальные. Альберт Львович по примеру своего шефа приступил уже к углубленному самообразованию, и на ночь почитывал толстый сборник афоризмов. Кажется, что на первом этапе конкурса грубых ошибок не было. Конкурс потребовал изрядных денег, но он окупил себя и даже принес изрядный доход. Это значит, что двухнедельную прибыль «люкса» плюс штраф, наложенный шефом, можно со спокойной душой положить себе в карман.
Альберт Львович просчитывал финансовую сторону всякого начинаемого дела. Как настоящий бизнесмен, он любил повторять: «Бизнес – это подсчет, без цифр в нем делать нечего». Но была и другая, гораздо более веская причина для постоянного, скрупулезного оглядывания финансовых перспектив. Он утаивал, тратил на свои нужды или клал на свой счет до четверти прибыли от «люкса», а раньше и от «салонов». Если это обнаружится – ему конец. За присвоение общих денег, или, как это называют, «крысятничество», наказание одно – смерть. Не он один умеет считать. Прибыль подсчитывает и Юрий Петрович, и что самое опасное - штатные бухгалтеры фирмы, профессионалы своего дела. Как только с фактами в руках они докажут своему руководству присвоение общих денег, тогда все пропало. Его пристрелят, как бешенную собаку. Или хуже того, прикажут самому повеситься или что-нибудь в таком духе. А перед этим написать предсмертную записку, что мечты не сбылись, устал от жизни, ухожу из нее с радостью. Какой-нибудь шутник может придумать для этого случая даже стихи, чтобы все потом с удовольствием их цитировали: «Я в этот мир пришел как гость, и женщинами не утешился. Повесил шляпу я на гвоздь, а рядом сам повесился». Не поленятся, принесут в его номер шляпу и вобьют в стену самый настоящий гвоздь, на который и повесят специально принесенную шляпу.
Представив все это, самый ленивый будет считать так, что никакой профессор математики не подкопается.
Спокойные и даже умиротворенные размышления о конкурсе были в сознании Альберта Львовича только поверхностью. Под нею скрывался слой гораздо более тревожных и время от времени вырывающихся наружу мыслей. В конце концов, они, как ни давил их Альберт Львович, захватили его целиком. Продолжая сидеть за столом жюри, он постепенно отключился даже от поверхностного наблюдения за происходящими на сцене и в зале событиями.
Перед самым началом конкурса его остановила в фойе секретарь Светлана и, отведя его в сторону, сказала громким шепотом:
- Ваша внебрачная дочь уже пришла. Я делаю все, чтобы она выиграла один из первых призов. Но она просила ничего не говорить об этом папе.
Альберт Львович растерялся и не знал, что сказать. Такое с ним, тертым калачом, всю жизнь попадавшим в разные передряги, случалось редко. Из слов Светочки, как он ее всегда называл, ясно было одно: внебрачная дочь. В молодости он так и не решился вступить в брак с какой-либо из женщин, периодически появлявшихся в кругу его близких знакомых. А от мужчин, с которыми он постоянно жил, ожидать детей, естественно, не приходилось.
Он отвел Свету в сторону и, взяв ее под руку, медленно пошел по коридору. Первой была пришедшая ему в голову мысль, что какая-то молодая авантюристка выдает себя за его дочь. Делает все, чтобы получить хорошее место на конкурсе. Но это бессмысленно! Даже дураку понятно, что информация об участии в конкурсе дочери председателя жюри тут же распространится. И одним из первых, кому сообщат об этом, будет мнимый папочка. Вряд ли девушка, выдающая себя за его дочь, настолько глупа, чтобы не понимать этого. Ее с позором выдворят – причем по распоряжению самого «папы» - из участниц конкурса еще до его начала. Что-то здесь не так…
Чтобы прийти в себя и обдумать ситуацию, Альберт Львович начал издалека.
- И как же вы, Светочка, помогаете этой девушке? – Он специально не употребил слов «дочери» или «моей дочери», чтобы не создалось впечатление, что он признает эту авантюристку собственной дочерью.
- Я поговорила почти со всеми членами жюри… Приватно, конечно, с глазу на глаз… Ни на кого не давила. Просто сообщала: «Вот и дочь Альберта Львовича появилась. Такая красавица, вылитый папа! Я дала ей номер 69. Папа об этом пока ничего не знает. Но он сам рекомендовал ей участвовать в нашем конкурсе. «Засидишься дома, - говорит, - залежишься на диване перед телевизором, и не заметишь, как окажешься старой девой. Иди! Красота – это общественное достояние! Ее нельзя скрывать!». Девочка у вас очаровательная, Альберт Львович! Но очень стеснительная! У меня в кабинете она не произнесла ни слова. Потупила глазки, сложила ручки и молчит. Зато без умолку говорил ее жених. Очень энергичный и симпатичный парень… Члены жюри меня поддержали: надо помочь девочке! И с завистью говорили: «Везучий же Альберт Львович! Все ему удается! Как дочь, так красавица!». Вот только актриса наша такая завистливая… «А если мы все, - говорит, - своих дочерей на конкурс притащим? Это что будет?». А я узнала, у нее детей вообще нет! Писатель тоже морщился. Мол, здесь и кроме дочери председателя есть достойные претендентки на первое место. Тем более некоторым из них перед родами хорошо было бы преподнести приятный сюрприз. А мне по секрету сказали, что у его жены давно есть молодой любовник! Забулдыга, жениться на ней не хотел. А с писателем они расписались всего месяц назад! Вот она, классическая литература! Зачем немолодому уже писателю совсем маленький ребенок! Ему нужна такая дочь, как у вас!..
Альберт Львович не мог перебить эту пустую болтовню, потому что не знал, о чем спросить. Не ляпнуть же: «А как дочь выглядит, похожа ли она на папу?» Само слово «дочь» нельзя было употреблять. Но сказать «девушка» было бы еще хуже. Кто же называет собственную дочь «девушкой»? Наконец он нашел вроде бы нейтральную фразу:
- А как вы думаете, хорошо она подготовилась к конкурсу?
Но и здесь Светлана, прежде чем ответить, взглянула на него с некоторым недоумением.
- Великолепно! Очень эффектная девушка! Если бы мне ее рост и ее бюст, я выглядела бы такой же импозантной. Платьице она одела, конечно, так себе… - В голосе Светланы звучала твердая уверенность в том, что дочери такого папы было из чего выбирать. – Скромность ей мешает, не хочет выделяться дорогими нарядами. Но белье на ней, я вам скажу, французское! Я краешком глаза видела ее бюстгальтер – это прелесть! А когда она хотела закинуть ногу на ногу, я подсмотрела – гипюровые трусики! Только очень смелая женщина решится на свой ответственный выход одеть такие откровенные трусики! Если бы меня какой-нибудь элегантный мужчина пригласил в ресторан, я бы подумала и одела такие трусики… А так, нет! А вдруг ветер поднимет платье? Я раньше времени окажусь раздетой…
Ее намек на ресторан Альберт Львович пропустил мимо ушей.
- А как волосы, как укладка?
- Просто прекрасно! Никакой укладки, у нее ведь собственные волосы вьются и хорошо лежат. Она красится в такой ярко рыжий цвет или от природы рыжая? - Альберт Львович молчал и зачем-то рылся в карманах своего пиджака. – Я, кстати, забыла сказать, что я выделила ей с женихом отдельную комнатку. Им там никто не будет мешать. Там, в зале, где готовятся все девушки, шум и суета… Ваша дочь и ее жених хорошо подготовятся… - хитро улыбаясь, добавила Светлана. – Если только не займутся, закрывшись на ключ, другими делами… Хотя это исключено! Ее жених сказал, что она – только формально его невеста. Он уже подыскивает себе другую… И кое-кого себе недавно присмотрел…
- Он это при ней сказал?
- Ну да, а она даже глазки не подняла. Чувствуется, у них это вопрос уже решенный. Ей – большое плавание, а ему – одинокий путь в тихую семейную гавань… С женщиной, пусть постарше, но поопытнее. Он не хочет рубить дерево не по себе. Такое дерево не вынесешь потом из леса…
Альберт Львович остановил ее щебетанье и не задал больше ни одного вопроса.
- Хорошо, Светочка. Посмотрим, что будет дальше.
А вопросов было больше, чем достаточно. И, прежде всего, хотелось спросить, сколько точно лет этой рыжей, высокой девушке? Но разве мог отец спрашивать у посторонней женщины, сколько лет его дочери?
Светлана ушла немного обиженной тем, что Альберт Львович не поблагодарил ее за живое участие в делах дочери. «Наверное, он все-таки не хотел, чтобы дочь получила какой-то приз на этом конкурсе, - подумала она. – Зачем ребенку обеспеченного человека самому что-то делать? Сиди себе в ресторанах, отдыхай на Лазурном берегу во Франции, а зимой в швейцарских Альпах. И жди, когда подойдет красивый, молодой человек, имеющий таких же богатых родителей. Подойдет и сделает тебе предложение. Это мы, секретарши, не ждем милостей от природы, а берем их своими мозолистыми руками. Богатая невеста не успеет пролепетать «Да» своему красавцу, как становится еще богаче».
Сведения, полученные Альбертом Львовичем из бестолкового рассказа Светланы, потрясли его. А что, если это и в самом деле его дочь? Не может же приличная девушка без всяких оснований бросаться на шею пожилому мужчине с возгласом «Папочка!» Эта, правда, не бросается, но определенно дает понять, кто ее отец. Может, Юрий Петрович подшутил, подослав ее? Вряд ли. С дочерями не шутят. Так и самому Юрию Петровичу какой-нибудь шутник из его начальства может раз в неделю присылать очередного нового сына. Будет ли это смешно? Высокая, ярко рыжая, с вьющимися волосами, симпатичная и даже красивая… Возраст от восемнадцати до двадцати пяти… Это самое главное. Гипюровые трусы и жених – ерунда, они могут быть у каждой девушки этого возраста. Дочь или не дочь, вот в чем вопрос! Внешние приметы говорят в пользу первого варианта. Но многое зависит от возраста…
…Пока Светлана заговорщицки щебетала о дочери, Альберт Львович вспоминал события, более чем двадцатилетней давности. О них он никому и никогда не рассказывал, да и сам старался не будоражить их в своей памяти.
Это было, всё яснее представлял Альберт Львович, в Житомире, двадцать три года назад. Он только что вышел из тюрьмы, где сидел под фамилией Старохатько. Приобрел документы на имя Новохатько и решил начать новую жизнь. Мелкий конторский служащий, ни о какой карьере он не мечтал. Но следовало решительно пересмотреть свою личную интимную жизнь.
Тюрьма внушила ему глубокое отвращение к той форме гомосексуализма, которая процветала там. Тюремная жизнь наваливала на него примитивное, тяжело дышащее, поминутно сплевывающее на пол животное. А он мечтал уподобиться поэту Жаку Кокто, пишущему стихотворение после близости с великим актером Жаном Марэ… А вместо этого грязный, малограмотный мужик…
Скромно отмечая свое тридцатилетие, Альберт Львович твердо решил попытаться в последний, быть может, раз покончить со своими гомосексуальными наклонностями. Они опротивели ему в тюрьме, и выход виделся один – начать жить обычной половой жизнью. Ведь живет же ею большинство мужчин! Чем он хуже других! К тому же его зарплата не позволяла ему рассчитывать на молодых, красивых любовников.
К решению изменить сексуальную ориентацию Альберт Львович пришел еще и под влиянием знакомства с молодой женщиной, очень тепло отнесшейся к нему. Она была высокой, на целую голову выше его. И это ему определенно нравилось. Он считал ее красивой, хотя и понимал, что его вкус во многом испорчен. Когда Альберт и она шли рядом по улице, и ее вьющиеся, ярко рыжие волосы щекотали ему темя, он чувствовал что-то вроде озноба и начинал заикаться. Это любовь, думал он, настоящая любовь, если такая вообще бывает на свете между мужчиной и женщиной.
Они подали заявление в загс и стали с нетерпением ждать окончания назначенного двухмесячного испытательного срока.
Однажды, уже к концу этого срока, она пришла к нему и осталась у него на ночь. Счастливый Альбертик раздел и исследовал ее всю. Его особенно поразили ее большие груди, которые так резко отличали ее от мужчин. Он не снимал с них своих маленьких ладошек и непрерывно целовал. Поразило его также отсутствие у невесты пениса. Это действительно было что-то совершенно необычное. «После этой ночи, - думал Альберт Львович, - я встану обновленным! Птица Феникс возродилась из пепла, мне предстоит выйти из лона этой прекрасной женщины!».
Однако прежде чем выйти откуда-то, туда надо войти. И с этим возникли проблемы. Лаская невесту и все теснее прижимаясь к ней, Альбертик чувствовал, как постепенно твердеет его мужское достоинство. Ему хотелось обладать своей удивительной женщиной, и для этого, казалось, созревали все условия. Но когда он лег на нее и попытался отправиться в ее интимные глубины, его жезл страсти начал странно сгибаться, словно был изготовлен из тугой, но все же эластичной резины. Пришлось помогать ему рукой, что заняло немало времени. Тем не менее, как он ни старался, вдеть нитку в ушко иголки не удалось. Когда же невеста, взяв его ладонь, глубоко засунула ее себе внутрь, Альбертик с ужасом почувствовал, что лежать ему на ней уже не с чем. Ощущения были настолько непривычными, что он сполз с невесты и даже немного отодвинулся от нее.
Через некоторое время ласки возобновились. Невеста, припав к его жезлу губами, попыталась извлечь из него живительный сок. Она работала как мощный пылесос, и Альбертик почувствовал, что возрождается из праха. С еще упругим жезлом он влез на невесту и даже вошел в нее. Зарывшись лицом в ее большие груди, он выждал некоторое время, а затем принялся ритмично двигать взад-вперед своим поршнем. Невеста начала постанывать все громче и громче. Ее большое тело двигалось все активнее и разбрасывалось все шире. Казалось, начинается бравурная финальная часть, вот-вот зазвучат литавры и фанфары, и партнеры, испустив общий радостный вопль, забьются в короткой финишной судороге. Но это только казалось…. Лучший друг Альберта сперва вел себя вполне прилично. Но через некоторое время выкинул неожиданную и неприятную штуку. Вместо того, чтобы все больше крепнуть и достичь в заключительный момент твердости скорлупы грецкого ореха, он стал неожиданно сникать, а через некоторое время вообще обмяк.
Пришлось опять слезать с невесты и, краснея, смотреть в потолок. Она с помощью рук и рта попыталась поднять его воина. Но тот вел себя как старый пьяница, которого сердобольные друзья ведут домой. Вставал и вроде бы шел, а потом – раз и с копыт. Друзья снова ставят его на ноги, и он опять начинает переставлять их. Но стоит друзьям зазеваться, как он валится на землю и лежит, не подавая признаков жизни. Невеста шептала как заклинание: «Разве наш малыш не хочет туда, где он уже был?» Но строптивый малыш делал вид, что ничего не слышит.
Так продолжалось до глубокой ночи. Наконец, любовники, если их можно так назвать, окончательно выдохлись и уснули. Невеста жарко дышала жениху в пах, а он посапывал в низу ее живота.
Под утро Альберт, почувствовавший прилив свежих сил, попытался восстановить свою репутацию и завершить начатое дело. Некоторое время он, неуклюже оседлав невесту, двигался взад-вперед внутри нее. Однако, постепенно просыпаясь, он все яснее чувствовал, что и на этот раз ему не удастся добиться успеха. Его самый близкий друг, сперва упругий и относительно напористый, быстро начал вянуть, а потом и вообще залег, как солдат в окопе во время артиллерийского обстрела.
Когда позднее Альберт Львович изредка вспоминал свое фиаско, ему на память приходила жевательная резинка. Как только ее развернешь, она твердая и даже жесткая. Но потом, чем дольше ее жуешь, тем мягче она становится. Доходит до того, что она превращается в пузыри, лопающиеся с резким хлопком. Мужское же достоинство должно обладать как раз противоположными качествами. Вначале оно такое мягкое, что его можно при соответствующей, конечно, его длине завязать узлом. Затем в процессе его использования, оно все твердеет и твердеет. И если его извлечь как раз перед заключительными аккордами, на него вполне можно повесить ведро. Пусть у некоторых это всего лишь пустое ведро, а у других - ведро с водой, но ведро висит, и это главное.
Первая ночь любви кончилась тем, что неудовлетворенная и раздосадованная невеста резко встала с постели, оделась и в сердцах сказала:
- Твоему ненадежному товарищу не поможет и подъемный кран! Настоящий мужчина способен, если у него нет лопаты, вскопать своим железным посохом огород. А ты, со своим шлангом, поливай цветочки! Больше не подходи ко мне. Если подойдешь, отрежу, засуну в миксер и превращу твоего друга в пюре. Ты знаешь, зачем!
Раздосадованная женщина способна сказать многое. Разгневанная женщина может выложить всё. Впрочем, как и мужчина. О миксере говорилось, разумеется, для красного словца. Она любила своего Альберта, и это просвечивало даже сквозь ее злость. Скорее всего, она сохранила бы его ненадежного друга как память о своей искренней и, может быть, первой любви. Он лежал бы в морозилке ее дребезжащего холодильника как талисман. Доставая его оттуда, такого непривычно твердого, она смотрела бы на него с нежностью и иногда целовала бы его в заиндевевшую головку… Так думал, успокаивая себя Альберт Львович. Мысль о мясном фарше была ему противна. Котлет с тех пор он не кушал.
Невеста ушла, не попрощавшись, и больше он не видел ее…. Так закончилась эта печальная история. История перековки закоренелого гомосексуалиста в мужчину, уверенно подходящего к обнаженному лицу другого пола. Такого мужчину, который, переспав с женщиной, вставая, имеет право сказать, похлопав ее ниже пояса: «Из постели с чистой совестью!».
После этого печального случая Альберт Львович не предпринимал больше попыток изменить свои сексуальные пристрастия. Но он стал особенно тепло относиться ко всем женщинам. В каждой из них ему виделось отдаленное подобие той, которая хотела, но не смогла перевернуть его жизнь.
Вспомнив все это, Альберт Львович вытер носовым платком увлажнившиеся уголки глаз. «Что делает с человеком любовь… - заключил он с грустью. – Бьет его наотмашь ногой по…» - он не додумал свою мысль, потому что надо было действовать.
Не выходя из-за стола жюри, Альберт Львович попросил девушку, приставленную к жюри, принести ему анкеты нескольких участниц конкурса. В списке номеров участниц, наспех набросанном им на листке бумаги, был и номер 69.
Анкеты были совсем короткими, но в них значился возраст участниц. Формально нижний возрастной предел не упоминался в условиях конкурса, но Альберт Львович не хотел, чтобы в первой двадцатке оказалась хоть одна участница, моложе восемнадцати лет. Резкий отзыв Юрия Петровича о педофилах он помнил хорошо и связываться с несовершеннолетними не желал.
Из всех анкет Альберта Львовича интересовала только одна. Он тут же ее отыскал и взглянул в строку «возраст». «Двадцать лет»! – констатировал он. Чувства были, однако, двойственными. Приятно, конечно, разоблачить авантюристку, сделать ей внушение и исключить из конкурса. Но, с другой стороны, каково отцу, которому уже за пятьдесят, потерять единственную дочь? «Типичная авантюристка… - размышлял Альберт Львович. – Нагло выдает себя за мою дочь и умоляет не сообщать мне об этом… Но надо все же разобраться…».
Он набросал на листочке бумаги некоторые даты своей жизни. Еще раз, сопоставив их, он аккуратно сложил листочек и сунул его в карман. Нет, ошибки не было. Если она его дочь, ей действительно должно быть не двадцать, а двадцать два года. «А может в анкете неточность? – мелькнула мысль. – К тому же когда имеешь дело с женщиной, глупо спрашивать ее в лоб, сколько ей лет. Обязательно уменьшит свой возраст, причем так уменьшит, что дураком будешь выглядеть ты сам».
Альберт Львович снова отправил посыльную к Светлане, узнать, на основе каких данных заполнялись анкеты. Девушка вернулась через несколько минут и сообщила, что анкеты заполняли сами конкурсантки или те, кто пришел с ними, а Светлана сверяла данные с тем документом, который ей давали. Иногда это были паспорта, а чаще разного рода удостоверения и даже профсоюзные билеты. Что касается конкурсантки под номером 69, то анкету заполнял за нее ее бывший жених. Сама анкету она не смотрела, а в ее удостоверении, которое достал из своего кармана молодой человек, стояла какая-то странная квадратная печать с неразборчивой надписью. «Светлана уже что-то почуяла своим тонким носом, - подумал Альберт Львович. – Такую следовало бы брать на охоту вместо собаки. Ну да, бог с ней, уже сегодня я во всем разберусь».
К этому моменту его мысли полностью отключились от конкурса. Его занимал один вопрос: дочь или не дочь? Анкета ничего не дала. Жених знает ее возраст, но вполне мог его преуменьшить. Как говорится, молодым везде у нас дорога, и чем ты моложе, тем дорога шире. К тому же это какой-то бывший жених, от такого можно ожидать всего.
А внешние данные, о которых упоминала Светлана, твердо говорят «за»: высокая, яркие серые глаза, вьющиеся рыжие волосы и все остальное. Неужели та первая и единственная ночь, проведенная в постели с женщиной, ночь, в которую он потерпел, как он всегда думал, сокрушительное поражение, оказалась на самом деле ночью его убедительного мужского триумфа? Женщина все-таки забеременела, а потом втайне от него родила? В голове Альберта Львовича роем закружились сперматозоиды.
«Читал об этом… помню… - неслись его мысли. – Мужчина не кончает или выскакивает наружу перед самым концом, а женщина, тем не менее, залетает…». Целых двадцать миллионов сперматозоидов приготовились ринуться в атаку на маячащую где-то вдали женскую яйцеклетку. Вот-вот прозвучит сигнал, и полчище помчится вперед. Но бывает и так, что один или несколько особенно активных сперматозоидов, не дождавшись общей команды, выскакивают из окопов и мчатся, сломя голову, к желанной цели. Самый прыткий первым достигает оболочки яйцеклетки и, ударив в нее как пушечное ядро в стену крепости, проникает внутрь. Сигнал к атаке так и не звучит. Дается отбой, и все дисциплинированные сперматозоиды отправляются ждать нового наступления. Но этот-то, прорвавшийся в одиночку, ничего не знает! Он уже растворился в яйцеклетке, оплодотворил ее и дал начало новой жизни! Вот к чему приводит отсутствие дисциплины в армии… Альберт Львович грустно покачал головой и неодобрительно захмыкал. Вырвался один, самый прыткий вперед, кричит: «Тварь я дрожащая или хвост имею?» И натворил дел… Вполне так могло быть…
К этому моменту пришла очередь выступать девушке с номером 69. Руководивший всей процедурой Борис Михайлович громким голосом объявил этот номер и неожиданно добавил, желая, видимо, показать свою эрудицию:
- В оккультных науках число 69 символизирует нетрадиционное оральное совокупление. Как вы знаете, оно широко распространено в некоторых слоях общества. Мы такое совокупление не приветствуем. При нем трудно, если вообще возможно, использовать презерватив. А без него всё может пойти насмарку!
Что именно идет насмарку без презерватива, осталось неясным, но в зале раздался смех и зазвучали разрозненные аплодисменты. На сцену вышла, медленно кружась как в вальсе рослая, стройная девушка с большой грудью и рельефным задом. На ярко накрашенном ее лице особенно выделялись крупные, причудливой формы губы, периодически растягиваемые широкой улыбкой. Наибольшее внимание в девушке привлекали рыжие волосы, непокорной гривой сбегавшие ниже плеч.
- Эффектная, черт возьми! – Борис Михайлович толкнул локтем сидевшего рядом с ним Григория Семеновича.
- Хороша, - согласился тот. – Только ноги волосатые…
- У меня тоже волосатые, и ничего, - живо возразил Борис Михайлович. – Но у нее они стройные, не то, что мои.
Альберта Львовича, внимательно смотревшего на свою предполагаемую дочь, после нескольких шагов ее по сцене, вдруг пронзила мысль: «Да это же мужчина!». Он присмотрелся внимательнее и уже без сомнения заключил: «Переодетый мужчина». «Вот это сюрприз!” - пронеслось у него в голове. Только что выяснял, есть у него дочь или нет, а оказывается, у него не дочь, а сын! Другие могут ошибаться, но его не проведешь. Он всегда отличит переодетого мужчину от женщины. Нет, не волосатые ноги, а сама пластика движений мужского тела выдает его. «Зачем он, стервец, переоделся? Может он трансвестит? Хотя какая мне разница! – одернул себя Альберт Львович. – Если он не мой сын, пусть на здоровье переодевается, хоть обезьяной». Хорошее телосложение, правильные черты лица, прямые, длинные ноги – отмечал Альберт Львович. «А похож, как будто, не на мать, а на меня! От матери – рост и широта в кости, ну и, пожалуй, ноги… От меня унаследовал прямой нос, брови вразлет, глаза… Однако брови выщипаны до неприличия, не поймешь, какие они на самом деле… Губы нарисованы… Но улыбка, точно, моя…». Очная встреча с дочерью, превратившаяся по ходу дела во встречу с сыном, породила еще больше сомнений в душе Альберта Львовича.
«Установить точный возраст – вот что надо. Вплоть до месяца, - решил он. – Мой единственный роман с женщиной начался летом и оборвался в самом начале осени. Если этот симпатичный молодой человек мой сын, он родился в мае, самое позднее – в начале июня… А двигается он плохо, - вдруг оценил он переодетого юношу. – Наверно, женщина учила. Крутит бедрами как пустой хозяйственной сумкой».
Никаких баллов напротив номера 69 Альберт Львович не поставил, ему было не до этого. Он сосредоточился на поиске способа установить точный возраст этого неожиданно возникшего претендента на роль его сына. Но возраст, подумал он, это еще не все. Нужна генетическая экспертиза, которая точно установит, является этот юноша его сыном или нет.
Еще в период подготовки к конкурсу в кабинет Альберта Львовича дважды заходила, как бы невзначай, симпатичная стройная белокурая девушка, собирающаяся участвовать в конкурсе. Альберту Львовичу Танечка, как он тут же стал ее называть, понравилась не только своей открытостью и общительностью, но и готовностью оказать ему любую услугу.
- Вы, Альберт Львович, такой видный и представительный мужчина, - щебетала Танечка, усевшись с ногами на крохотном диванчике и томно закатывая глазки. – Но весь в работе, на женщин у вас совсем не остается времени. Обидно…
- Ну, у меня сейчас почти восемьсот женщин, - уклончиво отвечал Альберт Львович, не отрываясь от бумаг, и только изредка поглядывал на круглые колени Танечки, ее обнажившиеся упругие бедра и видневшийся уголок ее трусиков. Он помнил, что в первый раз она была в белых трусиках, а потом в ярко красных. В следующий визит, думал он, она может явиться вообще без них. Если она будет действовать так напористо, какое жестокое разочарование ее ждет…
- Я имею в виду женщин для души, для чувства… Восемьсот для этого, пожалуй, многовато… У вас здесь такой очаровательный диванчик… Это не заняло бы много времени…
В другой раз Танечка завела разговор о трудностях руководящей работы и о тех неизбежных жертвах, которые приходится приносить ради нее.
- Когда руководишь большим коллективом, нужно совершенно забыть о себе… Дела, бумаги, телефонные звонки… Но человек остается человеком. Ему нужна и личная жизнь. Все это так трудно совместить… А ведь мужчины, облеченные властью, чертовски привлекательны. В них особая эротическая сила… А если они еще и невысокого роста…
«Бойкая девушка, - думал, слушая ее детскую болтовню, Альберт Львович. – У такой все в жизни будет ладиться. И муж у нее будет хороший, и любовник приличный. А если ее вдруг случайно изнасилуют, так и это ее подруги поставят ей в плюс: имеет мужа, любовника, да еще и изнасиловали».
Когда нашли Танечку, Альберт Львович прошел с нею в свой кабинет.
- Вы уже прошли предварительный тур, Танечка. Просто великолепно! Ослепительная красота! А грация, грация! Платье так обвивало ваши ноги! Мне даже показалось, что на вас нет нижнего белья…
- В ответственных случаях я не одеваю его. Оно так стесняет…
- И правильно делаете! Ваши прекрасные формы не надо помещать в какую-то искусственную оболочку. Они должны говорить сами за себя, от первого лица! Монологом!.. Вы знаете, у меня к вам небольшая просьба. Деликатное поручение… У девушки с номером 69 неточности в анкете… Когда она родилась? Не только год, но и месяц, потому что здесь важно: май или июнь. От этого зависит знак Зодиака, а значит, и характер девушки… У нее хорошие шансы, но если она психологически не устойчива, ей трудно будет работать в нашем агентстве. И еще тонкий момент… У некоторых членов жюри возникло подозрение… Это глупо, конечно, но подозревают, что она вовсе не девушка, а переодетый мужчина! Надо бы и это проверить… Но как? Не станешь же раздевать ее прямо на сцене? Она готовится не в общем зале, а в комнате рядом с секретариатом. С нею там жених, так что вы действуйте похитрее…
- Я все сделаю, Альберт Львович! Но как проверить, что это мужчина? Она же одета…
- Танечка! Вы меня поражаете! Не знать, чем мужчина отличается от женщины! Это называется - святая простота…
Танечка секунду подумала и предложила:
- Я подойду к ней и неожиданно возьму ее за это самое место, а если это мужчина - за этот самый… Как бы между прочим… - Она привстала, намереваясь продемонстрировать свой замысел на Альберте Львовиче, но тот взглядом остановил ее.
- Что вы, Танечка! Ни в коем случае! Я еще понимаю, мужчину врасплох схватить, извините меня, за яйца. Он подумает, что это шутка. А если это делает юная, симпатичная девушка, он решит, что она намекает на кое-что. Но женщину и неожиданно за яйца! Вдруг это окажется женщина! Вот так, ни с того, ни с сего схватить женщину между ног – это совсем не годится. Это будет расценено как хулиганство. Вас исключат из конкурса за попытку вывести соперницу из психологического равновесия. Неспортивный прием! Такой спорт нам не нужен!
- Но я могу подсмотреть, например, в туалете. Ему незачем там садиться по малой нужде. Он справляет ее, как все мужчины, стоя.
- Уверяю вас, - удивился ее юношеской бесхитростности Альберт Львович, - он, или точнее она, в женском туалете всегда садится. И по малой, и по большой надобности. В этом туалете, по-моему, все сидят. Стоячих мест в женском туалете нет! Это же не общественный транспорт! – Тут Альберт Львович помолчал, перекатывая по столу толстый красный фломастер. Потом поднял его и, нежно поглаживая его пальцем, сказал: - Выход только один. Нужно взять у него слюну на анализ! – Полюбовавшись удивлением девушки, которое не было, впрочем, таким глубоким, как он ожидал, Альберт Львович продолжил раздумчиво: - Пенис природа иногда прикладывает не к тому телу. Пенис есть, а мужчины нет. Бывает и наоборот… - Альберт Львович почувствовал, что говорит неубедительно, но тут же заметил, что Танечка ему верит.
Он пригласил Танечку с намерением узнать точный возраст предполагаемого сына. Но ей можно поручить и гораздо более сложное задание. Никакие, даже самые точные даты не принесут полной ясности. Нужна генетическая экспертиза. Только она поставит обе точки над «ё», как любил выражаться Юрий Петрович. Жалко будет потерять единственного сына, но записывать в сыновья наглого самозванца – еще хуже.
- Но нельзя же брать слюну у одной-единственной участницы конкурса. Это покажется странным. Мы пригласим в лабораторию для сдачи слюны вас и его, это покажется довольно естественным, - Альберт Львович испытующе посмотрел на Танечку. «Нет, она молодец. Не дрогнет и сделает все как надо», - с удовольствием подумал он.
- Я пойду к нему в комнату и скажу ему об этом.
- Там, кроме прочего, его жених. Что он скажет, когда его невесту позовут для сдачи анализа крови?
- Жениха можно отправить за какой-нибудь мелочью… Он принесет бутерброды и кофе из буфета.
- Успеете сходить и сдать анализ?
- Само собой. Сначала познакомимся… Скажу, что хочу кофе и бутербродов… А когда он ушлет жениха в буфет, быстренько скажу, что мне и ему нужно срочно сдать слюну на анализ… Но зачем ее сдавать? – остановилась Танечка.
Альберт Львович задумчиво посмотрел в потолок, потом туманно ответил:
- Общий анализ… Скажите, на всякий случай… Мало ли всяких инфекций.
Он вызвал по телефону администратора и сказал ему:
- К вам сейчас придет вот эта девушка с молодым человеком. Проводите их, пожалуйста, в лабораторию, чтобы они могли сдать слюну на анализ.
Пожилой и апатичный администратор недоуменно посмотрел на него, потом уставился на Танечку.
- Девушка забеременела, что ли? – поинтересовался он.
- Что вы говорите! - одернул его Альберт Львович. – Девушка незамужняя, как она окажется беременной? И как можно забеременеть во время конкурса женской красоты? На сцене показывают не то, что у нас с вами в штанах, а совсем противоположное. От этого сходят с ума, но не беременеют.
- Да мне все равно, - смутился администратор. – Беременна так беременна, а нет так нет… Но лаборатория у нас слабая, не знаю, что они способны делать…
- Пусть просто наберут слюну этих молодых людей в пробирки. А девушка принесет пробирки мне, - объяснил Альберт Львович. – Ничего больше.
- Это мы сделаем, - ответил администратор и ушел.
Глава 8
Оставшись один, Альберт Львович задумался о детях. Мысли путались. Его отношение к потомкам и наследникам было противоречивым. Чтобы были дети, требуется женщина. Но зачем она нужна, если ты не в состоянии с нею справиться?
Необходимо, конечно, отдать долг природе и произвести на свет кого-то, себе подобного, или даже нескольких, похожих на тебя. Продолжить свой род, передать кому-то наследство… А в старости или в случае болезни они будут сидеть около твоей постели и сочувственно смотреть на тебя. Потом один встанет и скажет: «Как это мы не догадались принести нашему дорогому папочке стакан воды? Стыдно! Ведь именно для этого мы и появились на свет! А потом долго ждали, когда папа занеможет и попросит попить!» Встанет, пройдет на кухню и принесет оттуда вошедший в поговорку стакан свежей, еще пахнущей хлором воды из-под крана. Папа выпьет и скажет чуть слышно: «Спасибо». Это – в позитиве. А что в негативе?
Какой именно род предстояло продолжить его детям, Альберт Львович представлял смутно. Отца своего он не знал. Мама уверяла его, что он видел папочку, когда был совсем маленьким. Папа будто бы очень любил держать его на коленях. И держал до тех пор, пока развеселившийся сыночек не обсикивал его. Иногда случалось даже обкакивать. После этого папа возвращал своего потомка маме со словами: «Убери своего засранца! Он испортил мне новый костюм». Как только папа приходил к ним в новом костюме, маленький Альбертик непременно обделывал ему по крупному штаны, а иногда даже пиджак с рубашкой. Случалось пострадать и новенькому галстуку. Все это папу, любившего выглядеть элегантно, не радовало. Во всяком случае, он исчез с их семейного горизонта как раз после того периода, когда Альбертик научился произносить, разбрызгивая капли слюны, слово «папа».
Куда исчез папа, да так, что больше никогда не появился, осталось неизвестным. Он, конечно, был, в этом не приходилось сомневаться. Но из сбивчивых рассказов мамы о нем трудно было понять, что он собою представлял. У него, как будто, имелась другая семья, с которой он никак не мог порвать. В другой раз мама проникновенно рассказывала, что папочка был обычным холостым ловеласом, легко охмурявшим женщин, но неспособным остановить свой выбор на какой-то одной из них. Иногда папочка рисовался совсем темными красками, и Альбертику оставалось только радоваться тому, что он так скоро исчез.
В конце концов, запутавшись в рассказах мамы, Альбертик перестал скучать по папе, а потом и думать о нем. Скорее всего, мама, рассказывая сыну о его отце, каждый раз имела в виду другого человека или просто поддавалась минутному настроению. Папа представал то стройным, умным и красивым мужчиной, то глупым, самодовольным, толстопузым индюком. Повзрослев, Альберт Львович приходил даже к крамольной мысли, что его мама сама не знала толком, кто был его отцом. Она рисовала любознательному мальчику портрет того мужчины, который в этот период ей нравился или, напротив, выводил ее из себя.
Рода, состоявшего из многих колен и уходящего своими корнями, быть может, к самим Рюриковичам, у Альберта Львовича явно не было. Материала для ветвистого генеалогического дерева не хватало. О двух когда-то существовавших своих дедушках и двух своих бабушках Альберт Львович просто ничего не знал. Мама умерла совсем молодой и ничего не успела рассказать своему единственному сыну о его предках.
Род нужно было, скорее, не продолжать, а начинать заново. И с самого своего начала он оказывался уже подмоченным. Мало того, что его основателем становился твердокаменный гомосексуалист. Чей это был бы род? Отсидев в тюрьме, Альберт Львович всякий раз менял свою фамилию. Он был Старохатько и Новохатько, пока обитал в Украине. Перебравшись в Москву, он стал вначале Старосельцевым, а потом сделался Новосельцевым. А если вояж в места не столь отдаленные был не последним? Как вытекало из последних бесед с Юрием Петровичем, от тюрьмы и от идущей на шаг впереди нее сумы зарекаться пока не следовало.
Альберт Львович думал о продолжении рода с изрядной долей иронии. Тем не менее, в душе у него пробуждались мягкие и теплые чувства. Преобладала острая жалость к себе. Всю жизнь он провел в мире корысти, взаимного подсиживания, жестокости и обмана. Почему бы рядом с ним не быть близкому человеку, уважающему его, и может быть даже любящему его? Любящему не за что-то, а просто так… Только потому, что он живет и страдает. Человека, сопереживающего ему не из соображений выгоды, а из-за своей настроенности на ту же душевную волну, что и он. Таким человеком мог быть, конечно, только его собственный ребенок…
Конкурс набирал между тем обороты. Занятость председателя жюри своими делами никак не сказывалась на поступательном движении к шестерке лучших. Были объявлены номера участниц, прошедших первый тур. Большинство девушек выбыло из дальнейшей борьбы. Все они старались, и им теперь было обидно. Но результаты стараний большинства из них выглядели не более ободряюще, чем свежий макияж на лице покойника. Кроме молодости и внешней привлекательности для успеха у зала и, в особенности, у жюри требовалось что-то еще, трудно определимое словами. Этого таинственного «что-то» как раз и не хватало большинству участниц. Некоторым просто не повезло, как это бывает во всяком состязании.
Пятеро из проигравших девушек объявили голодовку. Их протест был направлен против необъективного решения жюри. Сначала они сидели в общем зале, где переодевались и ждали своего выхода на сцену все участницы. Но демарш не привлек внимания ни тех, кто как они проиграл, ни тем более тех немногих счастливиц, которые пробились в первый тур. Осыпаемые насмешками, протестующие наспех написали плакатик «Голодовка» и отправились к буфету. Там они выстроились в плотную шеренгу и отгородили буфетчицу от довольно внушительной очереди желающих перекусить. Добром это кончиться не могло. Обеспокоенные охранники бережно доставили девушек по одиночке в подсобку буфета. Здесь, запертые снаружи, они могли наслаждаться ароматом копченостей, сдобных булочек и других вкусных вещей. Испытание было нелегким, тем более, что какие-то недоброжелатели, вопреки запрету охраны, периодически выключали в подсобке свет. Прождав два часа вестей от жюри и убедившись, что их судьба никого не волнует, девушки сдались и запросились домой. Они отвергли предложение проникшейся к ним сочувствием буфетчицы угостить их на прощание бесплатным чаем с бутербродами. Молодая, но уже увядшая женщина, пропитанная колбасно-ванильным духом, выглядела немым укором всем новомодным конкурсам красоты.
Девушки ошибались, что ими никто не интересуется. Узнав о голодовке, Альберт Львович решил посетить оставшихся после первого тура девушек и немного приободрить их. Красота – тонкая, легкоранимая штука, - напомнил себе он. Особенно женская красота. Это тебе не швейцарские часы, которые будут идти даже под водой. На красивую девушку только капни, пусть даже не спермой, она сразу заволнуется и закапризничает. Осталось восемьдесят претенденток. Масса все еще критическая, может произойти взрыв.
Трижды постучав в дверь зала, в котором девушки готовились к выходу на сцену, Альберт Львович так и не дождался ответа. Из-за двери доносился нестройный гул голосов. Председатель жюри энергичным движением открыл дверь и пошел к центру зала. Раздались громкие вскрики и визг девушек, смущенных неожиданным появлением в их владениях мужчины. Некоторые из них были в купальниках, другие только в трусиках. Совсем обнаженные прикрывались одеждой, которая попалась под руку или просто ладонями.
Альберт Львович заметил, что его конкурсантки в основном прикрывают обнаженную грудь, оставляя открытым все, что ниже. «Просвещенные, - с удовлетворением подумал он. - Знают, что ниже пояса у стоящей без одежды женщины все равно ничего не видно. А, может, не принимают меня как мужчину всерьез».
Подождав пока стихнет шум, Альберт Львович радостно улыбнулся и широко развел руки:
- Капитан Кук среди радостно приветствующих его аборигенов! – громко и весело сказал он. - Не смущайтесь девочки! Скорее вы съедите меня, чем я вас. Подходите поближе, я скажу пару слов. Одеваться не обязательно. Когда я вижу голую женщину, я становлюсь ужасно близоруким.
Девушки стали собираться к центру зала, одеваться в присутствии такого пожилого мужчины они не считали нужным.
- Прежде всего, я принес вам бусы! Вот они: сорок из вас примут участие в сегодняшнем банкете! Ну – ну - ну, без поцелуев! – Альберт Львович кое-как выпутался из объятий стоявших рядом с ним девушек – Мы еще не на банкете! Торжество по поводу закрытия конкурса начнется в семь часов вечера в шикарном ресторане «Япона мама». Там будет все! Омары, устрицы и креветки, плюс а–волонте. Выпивка в виде шампанского, вина, водки и пива предоставляется по системе «сколько выпьешь». Если кто–то из вас собирается устроить интимную или, наоборот, массовую секс-вечеринку, можно за сто долларов снять там же отличный гостиничный номер. В промежутках между танцами желающие смогут подниматься наверх для дополнительных острых впечатлений. Спонсоры помогли нам организовать этот конкурс! Они будут сидеть вместе с нами в зале! Их хватит на всех!.. Поцелуи, как я уже сказал, только на банкете!
Выждав, пока стихнет поднявшийся шум, Альберт Львович продолжил:
- Если позволите, я дам вам несколько советов, которые могут оказаться небесполезными. Вы молоды, стройны, симпатичны, раскрепощены… И, естественно, в хорошем смысле, сексуально озабочены. Я желаю вам успеха! И не нужно взаимных обид и зависти. Кто–то из вас проиграет, но это не так уж и важно. Главное, ради чего живет человек – это общение с другими людьми. Общайтесь с ними любыми способами: по телефону, в магазине, здесь на конкурсе, в постели. Чем больше в вас доброжелательности к другому человеку, тем лучше. Я уверен, со временем человек покорит не только космическое, но и межчеловеческое пространство. Воспринимайте конкурс с этой его стороны и получайте огромное удовольствие от общения. Победы еще придут!
Под восторженные крики девушек Альберт Львович покинул зал и вернулся на свое место за столом жюри.
Во втором туре конкурсантки выступали в купальниках. Они по одной выходили из кулис, медленно шли к противоположной стороне сцены и возвращались обратно. Некоторые девушки прошли уже курс обучения в модельных школах и двигались особенно грациозно. Иногда они включали в свой короткий путь элементы танца. Это радовало мужскую часть жюри, но раздражало жену Сергея Григорьевича, сидевшую в жюри под псевдонимом «актриса Торопыгина». Когда–то, в молодости, она играла в фильмах роли простых советских женщин. Ни стройной фигуры, ни пластики у нее и в те времена не было, поэтому она подобные поверхностные признаки женственности презирала. Мужчин, любующихся женщиной, она недолюбливала, а к женщинам, привлекающим взгляды мужчин, относилась резко отрицательно.
Несколько раз «актриса» останавливала конкурсанток, пальцем подзывала их к столу, строгим голосом спрашивала:
- Сколько у тебя бедра? Девяносто? Самое малое - сто пять!
Борис Михайлович вызывался промерить объем бедер с помощью сантиметра, случайно оказавшегося у него в кармане, но «актриса» досадливо отмахивалась:
- Не надо! Вам, мужчинам, только бы обхватить женщину за это место своими лапами. И чем больше оно окажется, тем лучше. «Визьмешь в руки, маешь вещь», говорят хохлы о толстой заднице. А сантиметр ваш не иначе, как поддельный. Он кого угодно превратит в Дюймовочку.
Только одна девушка осмелилась настаивать, что объем ее бедер ровно девяносто. «Актриса» отобрала у Михаила Борисовича сантиметр, вышла из-за стола и взялась за измерение.
- Девяносто пять! – удовлетворенно заявила она.
Борис Михайлович не выдержал и перемерил сам.
- Восемьдесят девять!
«Актриса» спокойно заявила:
- Вы недомерили! Все равно через полгода будет девяносто пять! А если измерять будут заинтересованные лица, опять окажется восемьдесят!
Альберт Львович, раздраженный этими препирательствами, попросил Бориса Михайловича убрать свой сантиметр.
- Наш конкурс никакого измерения объема груди или бедер не предполагает. Все оценивается визуально. Ставьте свои баллы, а в конце мы подытожим.
Сам Альберт Львович баллов почти никому из участниц конкурса не ставил. Он ограничивался только тем, что обводил номера кандидаток на следующие туры одним, двумя или - в исключительных случаях - тремя кружками.
Когда одна из девушек, кружась по сцене, оступилась и упала, «актриса» зычным голосом сказала:
- Ха–ха! Корова на льду!
Сергей Григорьевич на свое несчастье посочувствовал упавшей:
- Бедняжка! Не повредила бы какие-нибудь члены!
«Актриса» тут же развернулась к своему легкомысленному мужу и одернула его:
- Органы, а не члены! Она же не мужик! У мужика и то член всего один. А у нее ни одного нет!
Сергей Григорьевич подозвал к столу жюри одну из конкурсанток.
- Скажите, девушка номер семьдесят, вы, случайно не родственница Танечки Никоновой, моей секретарши?
- Я и есть Танечка Никонова, ваша секретарша, - смутившись, ответила девушка.
- Не узнал! Никогда не видел вас голой! Простите обнаженной. То–то я смотрю, так похожа на Танечку!
«Актриса» тут же прокомментировала этот диалог так, что слышно было не только членам жюри, но и первым рядам зала:
- Врет, что никогда не видел свою секретаршу голой. Она у него одетой почти не бывает!
Когда на сцену вышла Аня, и в зале, в жюри наметилось оживление. Писатель Пискарев, жена которого чуть раньше проскользнула серой мышкой, обнимающей свой толстенький животик, даже привстал. Юрий Петрович, заместитель председателя жюри, толкнул Бориса Михайловича кулаком в плечо так, что тот чуть не упал.
- Вот это ноги! Ну и ноги! – гулко произнес «бывший боксер», а потом добавил с мрачной решительностью: - Оторвать бы да по морде!
- Неспортивный прием, очень неспортивный! – охладил его пыл Борис Михайлович. Скрипнув стулом, он немного отодвинулся от коллеги с тяжелыми кулаками.
Появление Вика вызвало шум и хлопки в зале. Рыжеволосая красавица остановилась на мгновенье на краю сцены, легким движением рук поправила свой большой бюст и послала публике воздушный поцелуй.
- Вот это женщина! – не удержался от возгласа Юрий Петрович. – Пятнадцать тысяч вольт! А какие ноги волосатые, просто обалдеть!
- Концентрированная фемина! – поддержал его «директор ресторана». – Если не пройдет в манекенщицы, возьму ее к себе!
- У тебя уже есть секретарша, - наклонившись к нему, вполголоса напоммнил Борис Михайлович.
- Будет две! У тебя, я думаю, уже не меньше трех. С моей комплекцией тоже требуются три!
- Господа, господа! – прервал их Альберт Львович. – Обращайте внимание, прежде всего, на индивидуальность девушки! В ней должна быть какая-то изюминка!
В своем списке он обвел номер Аню тремя кружками. Над номером Виктора он некоторое время подумал и обвел его двумя кружками. Нельзя давать преимущество родному сыну, тем более на женском конкурсе красоты. Зачем ему быть победителем такого конкурса? К тому же сын пока только гипотетический. Через пару недель, которые займет генетическая экспертиза, он вполне может оказаться мошенником. Номер Танечки Альберт Львович обвел двумя кружками. «Полезная, но слишком активная, – подумал он. – И чересчур доступная… Мужчины обычно таких не любят. Девушка должна быть как хорошо укрепленная крепость. Ее нужно осаждать. Чем упорнее сопротивление, тем больше наслаждение от победы». Просмотрев все свои кружочки, Альберт Львович грустно усмехнулся. Конкурс еще только начинается, а победители, в сущности, уже известны. Так и со всеми нашими нынешними конкурсами…
В третьем туре конкурсантки должны были дать маленькое костюмированное представление.
Альберт Львович взял для этой цели напрокат два десятка костюмов. Среди них были костюмы медсестры, монашки, милиционера, стюардессы. Всю эту одежду следовало вернуть уже до семи вечера. Она уже была заарендована для другого конкурса, начинавшегося в восемь и проходившего где–то на окраине Москвы. С арендой зала, прокатом костюмов и банкетом Альберту Львовичу помогли спонсоры. Он не потратил даже трети тех средств, которые они выделили. Всех кто финансировал конкурс, пришлось пригласить на банкет для юных дарований. Девушек нужно, конечно, предупредить, что в ресторане на них набросятся не дикари из подмосковного леса, а вполне респектабельные люди. Они готовы не только до упаду поить красавиц шампанским, но и снять для них номера. В постели можно будет нежиться до вечера следующего дня. Утром желающие смогут побаловать утомленный организм на бранче, включенном в стоимость номера.
Из всех костюмов Виктору по его комплекции подошел только костюм монашки. Олег долго осматривал его в этом черно–белом наряде, потом огорченно заключил:
- От большой груди придется отказаться. Не носят в монастырях такую. Там у них в моде не поймешь что. Никак не догадаешься, как оно умещается в этой длинной плоской робе. Придется компенсировать внешнюю скромность белыми чулками, белыми подвязками и белыми гипюровыми трусиками. Видишь, пригодились все-таки эти трусики! А ты говорил – предмет роскоши…
- Вполне мог бы выйти в трусах Аллы, - возразил Виктор. – Все равно в этом балахоне их никто не увидит.
- Ты не прав, дружище! Во-первых, эта монашеская роба рассчитана на современную, раскрепощенную монашку. Обрати внимание, она распахивается почти до шеи сзади и едва ли не до груди спереди. А, во-вторых, из балахона мы сделаем мини–юбку. Подол понесешь в руках и периодически будешь поднимать его повыше, чтобы все было видно!
- Монашки так не делают!
- Много ты видел монашек! У меня самого всего пара–тройка была! Они теперь на вес золота! Ты - современная, продвинутая монашка! – Олег высоко приподнял подол черного платья и задумался. – Торчит все–таки у тебя между ног… Давай так. Когда лицом к залу или к жюри, подол поднимай умеренно, не выше этого места. А когда повернешься к зрителям спиной, действуй в полную силу! Двумя руками и повыше! Чтобы белье хорошо просматривалось, не зря мы на него так потратились. И нагибайся! Как поднимешь платье повыше, так и согнись в поясе! Зад будет выглядеть рельефным и очень аппетитным.
Виктор прошелся в длинном черном платье, несколько раз поднял подол почти до пояса, а, сгибаясь, набрасывал его прямо на спину.
- Неплохо, очень неплохо! – ободрил его Олег. – Черное вверху, белое внизу – это, понимаешь, стиль. Можно было бы, конечно, усложнить эту комбинацию. В первый раз поднимаешь подол – на тебе белые трусики. Во второй раз – они уже черные. А в третий раз – ярко красные! Но как это сделать, не знаю. Нужен профессиональный режиссер… Кстати, только что я разговорился в коридоре с одной симпатичной девушкой. Ее зовут Вероника, но она просит называть себя Никой… Губки, я тебе скажу! Спрашиваю ее: - «Со сколькими мужчинами вы переспали?» – А она отвечает: - «С пятью или семью» - «Это не так много» - «Да, - говорит, - эта неделя не удалась». Содержательный разговор! Подхожу к ней издалека: «Вы спите, конечно, нагишом?» - «Только, - отвечает, - когда на мне нет одежды. И всего остального…».
Виктор слушал не очень внимательно.
- Ника…Ника…Это та, которая без рук? Богиня победы?
- У тебя все без рук! И Венера, и еще какая–то… У самого нет рук! Были бы руки, сидел бы дома и вполне мог бы обходиться без женщины. Тогда не было бы ничего венерического и безрукого. Ника сказала, что вечером будет шикарный банкет. Вы с Аней, конечно, попадете, а вот меня не пустят. У Ники тоже есть жених. Она очень переживает, что в ресторане будет без него. Боится не удержаться. Жалко, что она не удержится не со мной. А на ночь там можно снять номер за сто зеленых. Это тебе не в парке или у меня на ковре…
Виктор посмотрел на него возмущенно.
- Ты что, шутишь?! Откуда у меня деньги на номер? Я дома переночую, бесплатно.
- А Аня, я думаю, останется. Там будет полно богатых спонсоров. Какой-нибудь обеспечит ей лучший номер. Непременно люкс!
- Ты, ты… - Виктор задохнулся от бешенства и полез на Олега с кулаками.
Тот поднял руки, закрывая лицо.
- Успокойся! Монашка, а кулаки, как у боксера Тайсона! Ты еще ухо мне откуси! – Олег завел руки Виктора ему за спину и поддал ему коленом между ног. – Будь я твоя матушка- настоятельница, я бы тебе яйца отбил! Шучу ведь! Раз номера у вас не будет, пойдете по городу погуляете. Отметите участие в конкурсе. Я дам тебе на две бутылки пива, скучать не будете. А теперь давай – ходи и тренируйся с подолом!
Когда Виктор вышел на сцену, публика его не узнала. Не долго думая, он сбросил с головы широкополую черную шляпу с белыми полями и стал вскидывать ноги, все выше поднимая подол платья. Это было то, что Олег называл модным французским танцем канкан. Когда платье доползло почти до подбородка, а ноги в белых чулках стали вздыматься до плеч, в зале началось оживление, а потом раздались аплодисменты. Вспомнив совет друга, Вик повернулся к залу спиной, согнулся и забросил мешавшее ему платье себе на спину. Он не знал, как называется то, что ему удалось изобразить своим ритмично двигающимся задом. Но в зале это вызвало одобрительный гул голосов. Приблизившись к столу жюри, Вик сначала просто выбрасывал над столом ноги. Потом, повернувшись, опять закинул платье на спину и продемонстрировал впечатляющее соло зада.
- А ноги, ноги… - только и смог произнести изумившийся Борис Михайлович.
- А эта, эта … Какая у нее эта…Которой она крутит… - эхом отозвался Сергей Григорьевич.
«Хорош у меня сынок! – Альберт Львович даже отклонился на стуле назад. – Весь в папу! Если, конечно, он мой сынок…»
Пышные рыжие кудри монашки растрепались, ее платье то падало вниз, то вздымалось до подбородка. Наконец она, стыдливо закрывая личико подолом, покинула сцену.
- Очень неплохо! – громко произнес Борис Михайлович. – Так войти в свою роль! А ноги! – У женщин его почему-то интересовали, прежде всего, ноги. Скорее всего, потому, что он играл роль директора фабрики, выпускающей «изделие номер два». А ноги своей продолговатостью напоминают мужской орган, на который надевается это изделие. Что хорошего может быть в кривых женских ногах?
Григорий Семенович толкнул Бориса Михайловича локтем.
- А ты заметил, коллега, что грудь у нашей рыжей красавицы стала заметно меньше?
- Нет, не обратил внимания на такие мелочи. Я не смотрел выше талии.
- А я с пеленок смотрю только на женскую грудь! И вот представьте, была нормальная, а стала совсем крошечная! Не больше третьего размера.
Их разговор перебила своим вопросом жена Сергея Григорьевича.
- Разве монашке можно в таком белье?
Она так надоела Борису Михайловичу своими постоянными придирками к конкурсанткам, что он тут же ее срезал.
- Это не наша монашка! Она – оттуда! – Он показал пальцем вверх. - Наши монашки белья не носят!
«Актриса» некоторое время похмыкала, но больше вопросов не задавала.
К четвертому туру осталось двадцать претенденток. Девушки уже устали и без дела слонялись по коридорам. Как значилось в программке конкурса, их ждали «вопросы на интеллектуальное развитие». Что может быть проще таких заданий, если ты уже привык к сцене и держишься уверенно?
Объявлял номера конкурсанток Михаил Борисович. Вопросы задавал «спортивный комментатор» Юрий Петрович, прогуливавшийся по сцене с микрофоном в руке. В другой руке у него был заранее подготовленный список вопросов. Уже через пару минут он так измял этот список в потном кулаке, что почти ничего не мог прочесть и лепил отсебятину.
Когда вышла Анна, «спортивный комментатор» заулыбался и вообще засунул список в карман.
- Не могли бы вы… - Начал он с глубокомысленным видом, - прочесть нам какое–то короткое стихотворение. Не о боксе, это было бы для головы! Для души, так сказать… Чтобы ласкало слух. Не пушкинское, которое известно всем! Зима, какой-то сельский дундук очнулся от пьянки, катит по свежему снежку и торжествует. Торжествовать надо летом, когда отправляешься в отпуск, на Кипр или в Анталию…
«Комментатор» обнял своей крепкой рукой Аню за талию и стал притягивать ее к себе. Она затрепыхалась, но безуспешно. Скороговоркой Аня прокричала в микрофон:
Цветы мне говорят: «Прощай!»,
Головками склоняясь ниже.
Теперь вовек я не увижу
Любимый дом и отчий край…
- А это кто? – положил ей голову на плечо «комментатор».
- Сергей Есенин.
- А, Сережа! – панибратски улыбнулся «комментатор» и еще плотнее прижал Аню к своему боку. – «Узнаю я их по голосам, звонких повелителей мгновенья…»
- Вот еще… - Аня перестала сопротивляться и ее грудь расплющилась о плечо «комментатора»:
Четверорогие, как вымя,
По-псиному разинув рты,
В горячечном, горчичном дыме
Стояли поздние цветы…
«Комментатор» в задумчивости положил руку с микрофоном на грудь Ани.
- Цветы – это неплохо… На свадьбе там или на похоронах… Или когда к любовнице в гости едешь… Если она, конечно, не стерва… К любовнице гораздо приятнее ехать, чем на похороны. Тем более на собственные похороны…
- Вот еще этого же автора… - пропищала в микрофон Аня:
У этих цветов был неслыханный запах,
Они на губах оставляли следы…
Они, как видно, стояли на лапах
У черной, наполненной страхом воды.
Задумавшийся «комментатор» отпустил талию Ани и замер, глядя поверх зала. «Любовницу вспомнил!» - усмехнулась Аня и уже смелее сказала в микрофон:
- Это – Павел Васильев! Трагически погиб совсем молодым в начале тридцатых годов…
«Комментатор» горестно покачал головой.
- Жаль молодого поэта! Ведь мог «Евгения Онегина» написать! Спасибо вам…
- «Евгений Онегин» давно уже написан! – осмелилась вставить Аня.
- А он мог еще одного написать! – засмеялся «комментатор».
Объявляя выход Виктора, Михаил Борисович широко улыбался:
- Номер шестьдесят девять! Как говорится, большому кораблю… большую торпеду! В бок, разумеется!
«Комментатор» прошелся около Виктора, посмотрел на него снизу вверх, но обнимать его не стал. Он явно не рисковал оказаться подмышкой у этой высокой и очень активной девушки.
- Скажите, моя крошка, нравится вам фильм Антониони «Джульетта и духи»? Эта тонкая гомоэротическая штучка?
- Не Антониони, а Феллини! – густым голосом поправила его «актриса Торопыгина».
- Да, да! – охотно согласился «комментатор». – В главной роли там Феллини! Не менее знаменитый и не менее итальянский!
Не видевший этого фильма Виктор, тем не менее, решительно ответил:
- Очень нравится! Обожаю такие штучки!
- Вам хотелось бы снимать такие фильмы?
Виктор, боявшийся, что сорвется голос, не рискнул пускаться в долгие объяснения.
- Пока нет, - ответил он коротко и смущенно потупил взгляд.
- Вы совсем юная. У вас все впереди… - «Комментатор» не мог придумать следующего вопроса и вдруг ляпнул: - А что было первым – курица или яйцо? Я, представьте, сам не знаю ответа на этот вечный вопрос!
Виктор растерялся и стал искать глазами Олега, стоявшего в кулисах. Тот почему-то вытянул вперед руку со сжатым кулаком, а другой рукой энергично пересек ее в локте. «Послать этого дурака с микрофоном подальше?» - мелькнуло в голове Виктора. Ситуацию спасла, однако, «актриса».
- О яйцах не надо! – отчетливо сказала она и, откашлявшись, добавила – В приличном обществе о таких вещах не говорят! На ринге беседуйте, о чем хотите. Хоть по морде друг друга бейте. А здесь не надо!
Смутившийся «комментатор» отпустил Виктора без дальнейших вопросов.
Не успел завершится четвертый тур, как Альберта Львовича вызвали в его кабинет.
- Вас ждет девушка, наша конкурсантка. Очень возбуждена и очень торопится. Наверно, просить о чем-то будет…
В кабинете сидела раскрасневшаяся и явно довольная собой Танечка. Альберта Львович сел за свой стол, взглянул на гостью, раскинувшую руки на спинке дивана и с иронией подумал: «Молодец, очень старалась».
- Пробирки в ящике вашего стола. Все о’кей!
Достав пробирки, Альберт Львович рассмотрел на свет их содержимое и удовлетворенно кивнул головой. Он поместил пробирку с слюной Виктории в небольшую картонную коробку, поместил туда же еще одну пробирку, уже со своей слюной, переложил все это ватой, а сверху положил свою визитную картонку. Пробирку со слюной Танечки он сунул в ящик стола. Танечка ни о чем не спрашивала. «Я так вам верила, Альберт наш Львович, как может быть не верила себе», - искоса взглянув на нее, усмехнулся Альберт Львович. Коробка была обвязана шпагатом, поверх которого Альберт Львович наклеил листочек бумаги, расписался на нем и поставил неизвестно откуда взявшуюся печать. После этого он позвонил по телефону и сказал тут же появившемуся посыльному:
- Адрес вы знаете. Там вас ждут.
Откинувшись на спинку стула, Альберт Львович некоторое время смотрел на Танечку.
- Спасибо вам, мой друг. Я перед вами в долгу.
- Ах, что вы, Альберт Львович! Только ради большого уважения к вам! И знаете, мне самой было интересно…
- Вы хорошая девочка. Вас есть за что похвалить. Уверен, вы завоюете высокое место на конкурсе. После этого у вас резко возрастут шансы выйти замуж за мужчину своей мечты. Кто мог бы претендовать на вашу руку и сердце?
- Тот мужчина, который богат! – воскликнула Танечка. – А если он как те, которые постоянно лезут ко мне с предложениями, так зачем он нужен!
Альберт Львович великодушно успокоил ее.
- Не волнуйтесь, моя дорогая, появится и у вас состоятельный жених. В будущем у каждой девушки будет, я уверен, богатый или даже супербогатый жених. Но пока таких женихов на всех не хватает. Но вам мы подыщем! Не сразу, но обязательно найдем.
- Но я хотела бы выйти замуж по любви!
- Похвальное желание, - поддержал ее Альберт Львович. – Я сам когда-то…- Что он сделал или собирался когда-то сделать сам, Альберт Львович так и не смог придумать сразу. – Только по любви! Но это не значит, что за какого–то оборванца или босяка. Вот, Максим Горький воспевал босяков, а потом что ж, женился на каком–то из них? Нет, он женился на актрисе. Она была обеспеченной женщиной, потому что имела кучу богатых любовников.
Танечка согласно закивала головой.
- И правильно сделал! С босяком можно встречаться, но зачем на нем жениться?
- Я вам открою, Танечка, секрет. Богатые тоже любят! По-моему, жизнь вообще так устроена, что только они и любят. Жених из бедных, какой-нибудь инженер или учитель привезет вам скромный букетик гвоздик со своего садового участка за Можайском. А сам на электричке ездит туда зайцем. Пусть он эти свои гвоздички к Мавзолею несет! А богатый жених закажет вам огромный букет роз в Голландии. И к нему приложит вот такие часики, - Альберт Львович продемонстрировал свои новые часы. - Ценой пятнадцать тысяч долларов. Ну, в женском, конечно, варианте. И от такого подарка не разорится, потому, что у него самого часы за миллион долларов…
Танечка была благодарной собеседницей, она ловила каждое слово.
- А эти дорогие часы вам подарила…богатая женщина? Наверное, актриса, у которой тьма богатых поклонников?
- Ну, не совсем женщина… Но что–то похожее. - Альберту Львовичу не хотелось открывать, что он сам купил эти часы на деньги спонсоров конкурса.
- А бывает часы за миллион долларов? И кто их покупает?
Альберт Львович только усмехнулся и снисходительно посмотрел на Танечку.
- Разумеется, бывают. И даже, скажу вам, – идут нарасхват. Недавно в газетах писали, что одному нашему соотечественнику удалось приобрести себе такие часы.
- Это надо же! Удивительный человек! Но как его найти?
- Свое имя от прессы он, сами понимаете, скрывает. Зачем возбуждать мелкое любопытство, как, мол, удалось достать… Но найти его можно. Впрочем, зачем его искать! Он сам придет к нам! А на руке эти знаменитые часы. Без ценника, разумеется.
- Куда к нам? – не поняла Танечка. – Вот сюда, на этот конкурс?
Переложив на столе какие–то бумажки, Альберт Львович поставил локоть левой руки на стол и задумчиво подпер пальцами висок. Его часы на лакированном темном ремешке засияли полным своим блеском.
- Зачем же на конкурс, - меланхолично сказал он. - Здесь черновая работа, добыча руды… А ему нужны алмазы. И эти алмазы будут в нашем модельном агентстве! Вот туда он и придет. Искать его не будем. Сам придет с букетом роз из Голландии. Думаю, через пару недель уже и заглянет. Готовьтесь!
- Я уже готова!
- Вот и хорошо. А сейчас извините, мне нужно в жюри. Скоро подводить итоги. Кстати, не забудьте, вечером банкет. Там тоже будут богатые претенденты на ваше очарование. На ваши руку и сердце… Ну, и, возможно, на все остальное.
Глава 9
В заключительной части конкурса, пока жюри подводило выбирало из десяти финалисток шесть самых-самых, предстояло исполнить какой-нибудь танцевальный этюд.
- Мы уже в десятке! – возбужденно заговорил Олег, когда они остались с Виктором наедине в своей комнате. – Это уже победа! Пора разваливать конкурс! Я поговорил с Никой – она поможет. Выйдет в самом начале тура на сцену и громко заявит: «Одна из девушек, пробившихся в финал, - мужчина! Это - номер шестьдесят девять! Пусть она покажет всем свои мужские принадлежности!» Ты представляешь, что будет? Зал взорвется! Все полезут на сцену! Жюри побьют! Конкурсу конец…
Виктор задумался, расхаживая по комнате в своем монашеском одеянии. Широкополую шляпу он положил на стул, и на ней теперь сидел энергично жестикулирующий Олег. Впрочем, это не имело уже никакого значения.
- Пожалуй, ты прав… Когда объявят результаты конкурса, поздно будет выступать с заявлениями. И даже веские мужские доказательства не произведут впечатления на публику… Все бросятся поздравлять победителей. Пора действовать! Давай, зови сюда свою Нику!
- Хорошо, что ты в этом монашеском балахоне. – Олег еще раз внимательно осмотрел стоящего навытяжку Виктора. – Видная, стройная монашка. Ни прибавить, ни отнять. И вдруг она поднимает перед всем залом подол и показывает…Страшно представить, что она показывает! Прямо как в трагедии Шекспира! Театрально и эстетично! Это будет шок! Я пошел за Никой, еще раз проинструктируем ее… Ты, кстати, уже сейчас сними свои любимые гипюровые трусы, а то начнешь копаться с ними на сцене…
Виктор поднял подол платья и стал возиться с поясом для чулок.
- Трусы под поясом, а он никак не расстегивается…- бормотал он.
- Да что ты за девушка – не умеешь быстро раздеваться! – в сердцах закричал на него Олег. – Брал бы пример с Аллы. Дернет она молнию, поведет плечиками и платье уже у ее ног. А под платьем ничего другого нет, можно приступать к общению…
С трудом расстегнув пояс, Виктор снял его вместе с чулками и сунул в ящик стола. Трусы он бросил на диванчик и принялся оправлять на себе платье.
- Вот теперь и ноги твои волосатые пригодятся! – добродушно заметил Олег. – Я слышал из-за кулис, как в жюри удивлялись: «Что это ноги у нее в таких волосах? Разве бывают такие волосатые манекенщицы?» Скоро мы им докажем – бывают!
Не успел Олег взяться за ручку двери, как снаружи раздался настойчивый стук и дверь тут же распахнулась. Олег отскочил, потирая ушибленный лоб.
В комнату быстро вошла Аня. Она старалась придать лицу серьезное выражение, но в ее глазах стоял смех. На ней был коротенький белый халатик медсестры, а на голове белая шапочка с красным крестом.
- Ах, извините молодой человек! Я, кажется, дала вам по лбу? Если будет синяк, я тут же смажу его зеленкой…
- Лучше скорую вызови! Не для меня, для этой вот красавицы! – пробурчал Олег, показывая на Виктора.
- Мне сказали, здесь должна быть любимая дочь Альберта Львовича? – Аня скользнула взглядом по дивану и удовлетворенно заметила. – Она здесь! Вот ее знаменитые трусики, пятьдесят второго размера… - Она посмотрела прямо на Виктора, всплеснула руками и радостно вскрикнула: - Ах, вот она! Я узнаю ее!
Она сделала несколько быстрых шагов и повисла на шее у Виктора. Ее ноги сплелись у него за спиной. Пылко расцеловав Вика в ярко накрашенные губы, она принялась целовать его в щеки и в глаза. Все его лицо оказалось в губной помаде.
Виктор осторожно взял ее подмышки, сделал пару шагов и посадил на диван.
- Откуда ты знаешь, что я дочь Альберта Львовича? – спросил он недоверчиво.
- Об этом все говорят! – радостно сообщила Аня. – Девочки возмущаются! Председатель жюри пропихивает на призовое место свою дочь. Это нечестно!
Виктор подозрительно взглянул на Олега, но тот только развел руками.
- Пусть твои девочки не беспокоятся! – Виктор сел рядом с нею на диванчик и обнял ее за плечи. - Теперь я уже не дочь Альберта Львовича. Я его сын! К нам неожиданно ввалилась девушка, участница конкурса, и увидела меня раздетым. Думаю, она пришла по поручению Альберта Львовича.
- Как так? Двадцать лет была дочерью, а теперь оказался сын? – Аня изобразила гримасу недоумения. – Так не бывает! К тому же у дочери есть жених. Вот этот невысокий, но обаятельный молодой человек! – она показала рукой на Олега. – Как тебе, кстати, Олежек, с нашей красавицей?
Олег, топтавшийся у двери и еще не пришедший в себя от неожиданного прихода Ани, односложно ответил:
- Ничего, мы с нею всегда такие – бодримся, пока не свалимся. В постель, конечно. Ну а там уже, сама понимаешь, не до бодрости.
- А она, хоть и монашка, накрашена поярче ночной бабочки. В твоем, Олежек, вкусе! Этакая знойная женщина, мечта поэта…Не пристает она к тебе?
- Нет, терпимо.
- Еще бы приставать! – Аня прижалась к Виктору и ласково погладила его по рыжим волосам. – Здесь нет не только биде, но даже умывальника!
Взявшийся за ручку двери Олег неохотно ответил:
- Ты права Анечка. Настоящий друг, особенно если это женщина, познается именно в биде. Но его здесь нет, так что мы занимаемся только самопознанием… Я схожу в буфет, принесу кофе. Виктор теперь не дочь Альберта Львовича, а его сын. Значит, я не жених дочери Альберта Львовича, а друг его сына. Поэтому я не ревную, но учтите, у вас только четверть часа. Советую закрыть дверь на ключ, а то ввалится еще какая–то… Устроит сцену…
Олег ушел, а Виктор встал и повернул ключ в дверном замке. Аня посмотрела на него подозрительно, а когда он сел, начала поглаживать его между ног.
- Что–то здесь у тебя маловато… Значит, все–таки вваливаются. И даже устраивают сцены… Хотя, как сказать, ты ведь теперь женщина… Может, отсыхает?
- Я и.о. женщины! Как это говорят? Врио женщины!
- Я слышала, ты дал имя своему железному другу?
- Какая ерунда! – возмутился Вик. – И как же я его назвал?
- «Коротышка»! – смеясь, выдавила Аня. – Много у тебя было женщин без меня?
- Ты что? Ни одной!
- Не ври. Я знаю, как облупленных, и тебя, и твоего когда–то железного друга. Его нет у меня под рукой, значит, недавно он был в гостях у кого–то. Там поддал и теперь отдыхает. Если это не так, фак ми, плиз, дорогой! Я так хочу тебя!
«Чертова Танечка! – подумал, растерявшийся Виктор. – Не во время она появилась…» Чтобы скоротать, время он обнял Аню и стал целовать ее в волосы.
- С удовольствием, любимая… Но потом… Сейчас я так занят… Если минут через десять–пятнадцать…
- У нас осталось только десять минут.
- Тогда в другой раз! И сразу двойную программу!
Аня крепко надавила ладонью на платье Виктора.
- Э – э – э, там вообще, по-моему, ничего нет! Не захватил сегодня с собой? Уникальный случай! Забыл дома на тумбочке! Не за ним ли ты только что послал Олега? Но за десять минут он не успеет обернуться… - Она засмеялась и убрала свою руку. - Столько красивых девушек на конкурсе, а тебе нечего даже показать! Я советую тебе говорить, что ты оставил своего железного друга дома на рояле… Но я понимаю тебя, милый. Женщины налетают на тебя как стервятники, а ты ни одной не в силах отказать… Пожалуй, я буду учиться у тебя. Мне тоже поступают предложения…
- Только не это! – заволновался Виктор. – Все, что угодно, только не это! Ты же знаешь…
Аня повернула его лицо к себе и долгим взглядом посмотрела ему в глаза.
- Все, что угодно, говоришь? – Она крепко поцеловала его в губы. – Хорошо, я буду пай–девочкой. Ты останешься моим любимым и единственным… Но только при условии…
- Заранее согласен! Я не буду тебе изменять!
- Я не об этих мелочах жизни… Условие в другом… Но о нем потом… - Аня потрепала рыжие кудри Виктора, потом отстранилась от него и сказала с ноткой ужаса: - Помнишь, я сказала на кого ты теперь похож? «Не влезай, убьет!»
Еще пару секунд она смотрела на него страшными глазами, но не выдержала и рассмеялась. Чувствуя, что гроза миновала, Виктор оживился и тоже заулыбался.
- Если кто–то полезет на меня, как на женщину, действительно убью! К тому же у меня есть предохраняющее средство…
- Презерватив, что ли?
Заранее довольный тем впечатлением, которое он произведет, Виктор учительским тоном произнес:
- Похлеще презерватива. Презерватив предохраняет от беременности, я мое средство предохраняет от изнасилования.
- Что это за диковина? Электрошок!
- Похлеще! – Виктор сделал длинную паузу и только потом раскрыл свой секрет: - Затычка для жопы!
Он подошел к столу, порылся в ящике и достал оттуда черную резиновую пробку с ободком. Вручив пробку изумленной Ане, он негромко пропел:
В нашу гавань не заходят корабли,
Большие корабли из океана…
И в нас не проникают моряки,
Сошедшие на берег с капитаном…
Аня непонимающе крутила пробку в руках, потом, наконец, сказала:
- Вы с Олегом начинаете сходить с ума! Тебе нельзя ни на минуту оставить одного! С тобою обязательно что–то случится! – Она с отвращением бросила пробку на диван. – Если эта штука нужна, чтобы затыкать эту самую, почему ты хранишь ее в столе? Сейчас ты, выходит, беззащитен? Или ты стол с собою носишь? Прикрываешь им свою задницу?
- Это шутка! – смутился Виктор. – Олег мне подарил… Сказал, для безопасного секса…
- Хороши у вас с ним шуточки! Где, кстати, этот юморист со своим кофе?
- Он задерживается… чтобы мы успели…
- Ах, он не знает, что у тебя полчаса назад была другая женщина? Хорошо, хоть так. Надеюсь, ты предохранялся?
Виктор неопределенно пожал плечами и уселся рядом с нею на диван, задвинув злополучную пробку в угол.
- Я тоже выпил бы кофе. И бутербродов он мог бы захватить… Но он понятливый человек, пока не подадим знак, не придет…
- А ты знаешь… - Аня положила подбородок на его плечо. – У меня для тебя небольшой сюрприз! На мне съедобные трусики! Если хочешь, можешь их съесть.
Виктор почувствовал, что настала очередь удивляться ему.
- Снять с тебя и съесть? – переспросил он. – Ты лучше принесла бы их в коробке.
- Трусики из коробки безвкусные. А при температуре человеческого тела они приобретают приятный вишневый вкус. Их нужно есть, как говорят, свежее приготовленными. С пылу, с жару. Представь, ты в порыве страсти срываешь их с меня и тут же съедаешь!
Виктор приподнял край ее халатика, внимательно осмотрел ее белоснежные трусики и отрицательно покачал головой.
- Красиво, но не хочу. Ты лучше угости ими Альберта Львовича. – А на второе можешь предложить ему свой бюстгальтер.
- Как хочешь. Я своими трусами не разбрасываюсь, как некоторые. А бюстгальтер у меня обычный, несъедобный… А что касается Альберта Львовича… С ним, дружочек, ничего не выйдет. Он не станет перекусывать женскими трусиками. Даже съедобными.
- Но ведь у вас с ним…
Аня усмехнулась и намотала на палец прядь парика Виктора.
- Это ты, милый, так думаешь. А я полагаю, что роман скорее возможен у него с тобой, чем у меня с ним.
- Что за глупость? – Виктор освободил от ее пальца свой парик и посмотрел на нее с недоумением. – Какой может быть роман между двумя мужчинами? Тем более что теперь я его сын? Или дочь… Ведь он пригласил тебя на конкурс и гарантировал приз…
- Это, дорогой мой, ни о чем не говорит. У него на ногтях маникюр. Женский маникюр!
- При чем здесь маникюр? На что ты намекаешь?
- А вот на то…
- На это самое?
- Вот именно!
- Не может быть! – Виктор взял ее за плечи и повернул к себе. Она смотрела ему в глаза доверчивым, прямо–таки собачьим, не способным обманывать взглядом. - Альберт Львович – голубой? Не верю!
Аня высунула кончик языка, облизала им губы и понимающе подмигнула Виктору.
- Ты совсем как театральный режиссер Станиславский. Кроме «Не верю!», ничего не можешь сказать. Именно в этом и состоит, наверное, ваша с ним театральная система.
Было очевидно, что Аня не лгала. Собираясь соврать, она отводила взгляд. Сейчас она смотрела прямо и открыто.
- Но зачем тогда ты на конкурсе? – недоумевая, спросил Виктор.
- Не знаю.
- Не знаешь или не хочешь сказать?
- Не знаю! Если ты дочь Альберта Львовича, я – дочь Сократа! Как и папа, я знаю только то, что я ничего не знаю.
- Нет, кое-что ты знаешь…
- Мне нужно первое место и новая работа! Ничего другого я не знаю! Клянусь тебе!
Виктор отпустил ее плечи и откинулся на спинку дивана.
- Ты, наверное, догадываешься, зачем я участвую в конкурсе… - сказал он грустно.
- Раньше я думала, что знаю, в каких ситуациях девушка снимает трусы и бросает их, где попало. Но я ошибалась! Не предполагала, что она может снимать их для таких похабных целей! Ты хочешь выйти на сцену, поднять подол своего целомудренного монашеского одеяния и показать всему залу… А потом и жюри свои… свои, боязно сказать, что! Свои гениталии! У меня волосы встают дыбом! Скажу тебе прямо – монашки так не поступают!
Виктор в сердцах ударил себя кулаком по колену.
- Догадалась! А все этот Олег! Сними, говорит, трусы заранее, на сцене запутаешься в этих женских причиндалах…
Аня постучала острым ногтем по его лбу и с упреком выговорила:
- В заговорщиков играем! Какая наивность! Да просто глупость! Как только я увидела тебя на сцене, я начала догадываться о вашем коварном замысле. Но надеялась, что ты провалишься в первом же туре. Кто мог подумать, что у тебя такие скрытые актерские данные? А чего стоят члены жюри? Боксер, он, конечно, и на конкурсе красоты остается боксером. Актриса – шкаф на коротких ножках. Для нее настоящие девушки начинаются с пятьдесят четвертого размера одежды. Но писатель, инженер человеческих душ… Не отличает мужчину от женщины!
- Он влюблен, - робко вмешался Виктор. – В собственную жену. Это редкий случай. Такие вещи надо уважать…
- Любовь слепа, ты прав… Тем более жена – молодая, а писатель – не очень. Он, пожалуй, так толком и не видел ни одной участницы конкурса. Все ждал свою красавицу. А когда она появилась на сцене, даже привскочил и не садился до конца ее прохода… Два бизнесмена, сидящие в жюри, по – моему, делят всех женщин на тех, которые для сцены, и тех, которые для души. Такие, как я, хрупкие и изящные, - для зрителей, а вот такие здоровенные, как ты, - это для себя…
Слушая ее, Виктор ерзал на диване, и, наконец, не выдержал и заметил:
- Ты умаляешь мои достоинства! Жюри слепое, конкурентки слабые… А я разве не старался? Меня учила опытная помощница! У нее незаконченное театральное образование!… И другие яркие данные… Как у педагога, конечно…
Аня внимательно посмотрела на него, дождалась пока он потупился и похлопала его ладонью между ног.
- Ну вот, еще одна любовница! Я так и знала!
- Нет, она учила меня за плату… Я ее нанимал, - вяло возразил Виктор.
- На какие шиши? – без особого ехидства спросила Аня. – Не на те ли, что у тебя остались, когда я отказалась в парке от мороженого? Не ври уж. У тебя это плохо получается…
- Чем всяких «б…» считать трудиться, не лучше ль на себя оборотиться?» - ляпнул Виктор, но оказалось совершенно невпопад.
- Господи, дедушка Крылов! – воскликнула Аня и всплеснула руками. – Моська лает на слона! Обезьяна примеряет очки! Волк попал на псарню и огрызается! Как тебе не стыдно! – Она крепко взяла в кулак платье на груди Вика и начала трясти его. – Я вытряхну тебя из этой овечьей шкуры! И оторву искусственные титьки и резиновые накладки на заду! Твою любимую затычку вобью тебе не сзади, а спереди! В твой нагло врущий рот! Ты развлекался… Но я–то тебе не изменяла! Ни разу!
Виктор оторвал ее руки от своего платья, поцеловал ее в ладошку и сокрушенно покачал головой.
- Извини, я не прав…
Некоторое время прошло в молчании. Потом Аня огорченно вздохнула и встряхнула головой, слово приняла нелегкое решение. Когда она заговорила, в ее голосе звучали усталость и отчуждение.
- Секс в неожиданных местах и в неординарных ситуациях… Это тебя очень зажигает. Начитался индийской «Камасутры», и теперь кама - с утра, но по–русски, где–то на грязной лестнице или в гардеробе, а сутра - по вечерам, у телеграфного столба или у дерева… А дальше пойдут «золотой дождь», клизмы и полный набор всего того, чего требует служение собственному пенису… Раньше ты любил традиционный скромный секс на природе. Как быстро меняются люди! Я вынуждена буду изменяться вместе с тобой… Ты – красивый, ты – сильный, ты – умный, ты – добрый. И все это, кроме многого другого, открыл в себе ты. Девушки не способны устоять перед тобой…
Виктор слушал ее с напряженным вниманием, не понимая, к чему она клонит.
- Но есть одна, которая положит конец твоей самоуверенности и твоему бесконечному самолюбованию. Это я. И действовать я буду прямо и просто. Ты изменяешь мне, я буду изменять тебе. И не стану шкодить тайком, как это делаешь ты, а изменять в открытую. Если хочешь, вероломно! На каждое свидание с тобой я буду подъезжать на шикарной машине моего нового поклонника. Буду знакомить тебя с ним, если ты не станешь возражать. А потом мы с тобой…
- Нет, ни за что! – вырвалось у Виктора.
- Хорошо, на заднем сидении его машины мы не будем… Я знаю, ты этого не любишь. Тем более при любопытном наблюдателе мы не будем чувствовать себя раскрепощенно… Мы с тобой будем гулять. Возьмемся за руки, как восьмиклассники, и полчаса походим по улице. Потом я укачу, а ты будешь гулять в одиночестве на свежем воздухе и вспоминать меня…
Виктор побледнел от обиды и злости. На его лбу выступил пот, заметный даже сквозь пудру. Начавшие дрожать руки он сцепил вместе у себя на коленях.
- Это…это будет садизм! – наконец выдохнул он.
- Может быть, - спокойно согласилась Аня. – То, что ты делаешь со мной, - это не садизм. Это – подвиги во имя любви. А если я причиню тебе боль, это будет садизм. – Она минуту помолчала, а потом добавила с улыбкой: - А знаешь, когда я стану, как ты говоришь, садисткой, у тебя будет один выход – сделаться мазохистом. Иначе ты не будешь получать наслаждение от встреч со мной. Вспомни старую историю. Мазохист со слезами на глазах просит садиста: «Укуси меня!». А садист обливается слезами, но отвечает: «Нет, не укушу!» И оба испытывают огромное удовольствие… Вик, что с тобой! Лицо у тебя, как черный квадрат Малевича!
У Виктора по коже живота вдруг забегали мурашки, словно на нее плеснули холодной водой.
- Я не позволю издеваться над собой… - пробормотал он, и Аня увидела, что губы плохо слушаются его. – Ты можешь заниматься сексом с кем хочешь! Если это, конечно, я! Иначе я расстанусь с тобой!
- Ради бога! – как можно равнодушнее сказала Аня, хотя ей было очень жалко его.
- Не сразу…через некоторое время…
- А вот это уже не выйдет! – в ее голосе появилась твердость. – Или ты сделаешь то, что я скажу, или из моего любовника превратишься в друга моей семьи… Моих новых, часто меняющихся семей… Если это тебя не устраивает, мы расстанемся уже сейчас. Решай.
Виктор был словно в ступоре, его губы беззвучно шевелились. Аня снова, до слез пожалела его.
- Вик, ты меня любишь? – спросила она вкрадчиво.
- Да.
- Крепко любишь?
- Очень крепко.
- И сделаешь ради этой любви все, что угодно?
- На что ты намекаешь? – спросил он сдавленным голосом.
Она положила свои ладони на его крепко сжатые руки.
- Знаешь, милый… Для ослов и любящих людей трава пахнет по–разному. Для обычных людей и влюбленных этот конкурс очень разный. Я хочу, чтобы ты не срывал конкурс. Атмосфера в зале уже накалена, достаточно маленькой искры, чтобы все полетело вверх тормашками… Пройдись последний раз по сцене. Сделай это ради меня…
Виктор помолчал и выдавил:
- Ты должна быть со мной!
- Какой ты смешной! – Аня встала и подняла за руки его. – Если сделаешь, буду! Боюсь, что мы уже опаздываем…
- Где Олег запропастился? Хоть бы воды принес. В горле пересохло…
Аня подняла Виктора с дивана и радостно закружила его вокруг себя.
- Не нужна тебе вода! Тебе не придется говорить. Маленький проход по сцене! Только не дрыгай ногами, не забрасывай платье на спину и не крути задом, как это ты делал.
- Как я могу показать зад! Я еще без трусов!
Виктор бросился к дивану, схватил трусы и стал натягивать их на себя. В этот момент раздался настойчивый стук. Ковыляя, Виктор бросился к двери, открыл ее и в комнату вошел Олег.
- Вы обалдели! Уже зовут на сцену! – Олег внимательно посмотрел на Виктора, поправляющего трусы и многозначительно сказал: - Теперь понятно, чем вы тут занимались. А я то думал… Хотел дать вам побольше времени для важных дел…
Аня порывисто обняла Олега, наспех поцеловала его и убежала. Он сел на диван, скептически осмотрел Виктора, держащего в руках пояс с пристегнутыми к нему чулками.
- Зря я ушел. – Олег говорил сокрушенно. - Тылы остались беззащитными. Пропустил сражение при Аустерлице. Какая диспозиция была намечена! Помнишь, как Толстой это дело описывает? «Эрсте колонне марширт, цвайте колонне марширт, дритте колонне маршит!» Все пошло насмарку… Да брось ты этот свой чертов пояс! Тебе с ним не справиться, у тебя руки дрожат! Еще бы, такое поражение! Пора скрываться бегством! Так поступают настоящие, мужественные солдаты в случае сокрушительного разгрома...
Виктор засунул пояс обратно в ящик стола. Потом подошел к Олегу, порылся под ним, достал резиновую пробку и спрятал ее в карман платья.
- Боялся, что изнасилует! – усмехнулся Олег. – А что, такая вполне могла бы! Только пробка и спасла тебя!
- Не говори глупостей! – огрызнулся на него Виктор. – Сейчас выступлю, завоюем приз и пойдем на банкет. Оттянемся на полную катушку!
- Но план был другой!
- Деньги нужны! – Виктор решил не оправдываться, а наступать. – Вон я тебе сколько должен! Половина призовых по праву принадлежит тебе и Аллочке. А на банкете непременно будет икра… Устрицы на горке льда, стейки из лососины… И всякое другое…
- Говорил тебе, ноги надо брить! Как ты поднимешь подол с такими волосатыми ногами?
- Аня меня научила.
- Ах, вместо того, чтобы заняться полезным для продолжения человеческого рода делом, вы репетицию здесь проводили? Знал бы, не ушел. А на банкет меня не пригласят. Я не участник конкурса и тем более не его победитель.
- Ты законный жених дочери председателя жюри! Кому еще быть на банкете, если не тебе? Я попрошу за тебя папу! Мне нельзя без жениха. Будут приставать, а я не смогу отказать. Хотя… теперь я уже не дочь Альберта Львовича, а его сын.
- Как это сын? – недоумению Олега, казалось, не было предела.
- Просто сын. Альберту Львовичу больше нравится, чтобы у него была не дочь, а сын. Мы этого не знали! Теперь узнали, и я спешно сделался сыном. Какая тебе разница – дочь я или сын?
Олег решительно замахал руками.
- Ну, не скажи! Раньше я был женихом дочери Альберта Львовича, а теперь я кто? Разве у его сына может быть жених?
- Может! – решительно ответил Виктор. – Вполне может, потому что Альберт Львович – голубой!
Олег вытаращил глаза от удивления.
- Повтори!
- Слышал, нечего здесь повторять. Тебе это неинтересно и неважно.
Пару секунд помолчав, Олег потер себе лоб и нерешительно возразил:
- Почему неважно? Жених сына… Звучит странно!
- Тебя это удивляет?
- Еще бы! В качестве жениха сына я на банкет не пойду! Даже если пригласят! Все будут показывать на меня пальцем! Кругом столько красавиц, а я …
- Успокойся, ничего страшного. Никто не знает, что я уже не дочь, а сын. Если сам не проболтаешься, что ты жених сына. Мало ли какая фантазия придет в голову старенькому папе. Хочу, что бы у меня была не дочь, а сын! Ну и хоти себе на здоровье. А мне даже легче быть сыном, а не дочерью, ты сам понимаешь почему. Но пока все не раскрылось, я должен быть дочерью.
Глаза Олега перестали округляться от удивления, и он обречено махнул рукой:
- Замотали вы меня со своим папочкой! То ему дочь подавай, то сына! Черт с тобой, будь ты, кем хочешь, мое дело сторона…
Виктор поднял Олега с дивана и подтолкнул к выходу.
- Какое место ты собираешься занять? – приостановился Олег.
- Хотя бы четвертое–пятое…За шестое мало платят.
- Нет, нет! – решительно возразил Олег. – Мы, мужчины! Мы всегда должны быть намбер ван!
- Но конкурс ведь женский!
- А это уже мелочи!
Глава 10
Последняя часть конкурса заняла совсем немного времени, но получилась очень зрелищной. Вначале десять девушек, попавших в финал, построились на сцене. Когда стихли аплодисменты, они прошлись змейкой друг за другом и, взявшись за руки, закружились под плавную, умиротворяющую музыку.
Пока девушки кружились в хороводе, а затем снова двигались змейкой по сцене, Альберт Львович отключил микрофон и обратился к членам жюри:
- Дорогие друзья! Пора подвести итоги. В лучших традициях таких конкурсов предлагаю начать с определения последней, или худшей, из шести призерш. Хотя слово «худшая» здесь явно не на месте. Все десять наших финалисток – красавицы!
- А за седьмое и последующие места? – робко вмешался писатель. – Может премию?
- Премий не будет, - не раздумывая, ответил Альберт Львович. – Всем, кто не получит призов, мы объявим безвалютную благодарность. Не забудьте, сорок участниц вечером будут на банкете. Я надеюсь, спонсоры их утешат. Каждый мужчина имеет право сходить «налево». Тем более, если у него есть на это деньги … Что думает наш дорогой спортивный комментатор?
Юрий Петрович сделал над столом несколько хуков, заставивших сидевшую рядом «актрису» отодвинуться, и радостно улыбнулся.
- Теплое, добротное, хорошо озонированное зрелище! Очень похоже на схватки на ринге. Та же грация и тот же накал страстей. Но здесь, на конкурсе, все возведено на фундамент упругого и прелестного женского тела…
- Это как раз и плохо! – прервала его «актриса». – Лучше бы ходили обнаженные мужики! Хотя и это было бы довольно противно…
- На вас не угодишь, - обиделся «спортивный комментатор». – Вы думаете головой, а здесь нужно рассуждать другим концом…
«Актрису» не так легко было переубедить. Она снова придвинулась к столу, чтобы видеть лица других членов жюри.
- Мне больше нравится тип цветущих, кровь с молоком крестьянок, - заявила она. – Широкие запястья, мощные щиколотки, пухлые щечки. Предлагаю первые шесть призов никому не присуждать!
- Но других призов у нас нет! – удивился «комментатор». – А если нет призов, зачем жюри?
- Не отвлекайтесь господа! – остановил их Альберт Львович. – Я тоже, быть может, хотел бы чего–то иного, более острого. Но так устроен модельный бизнес. Нет у девушки стандартных 90 – 60 – 90, значит, она не вписывается в сценарий нашего прекрасного мира и остается за кадром.
- На свалку? – мрачно спросила «актриса».
- Почему на свалку? На любителя!
- Знаем мы этих любителей! Им подавай прутики с тонкими ножками…А подлинная красота…Настоящая голубая кровь… - «Актриса» мечтательно посмотрела вдаль. – Моя прабабушка была русской аристократкой. Я по крови – княгиня!
- Ну и что? – прервал ее «комментатор», которому она так и не дала высказаться. – Мой дедушка тоже был граф!
- Козел он был, а не граф! Это я вам как княгиня говорю!
- А я, как граф, сейчас такое скажу…
- Господа, господа! – Альберт Львович поднял руки. – Леди и джентльмены, княгини, графины и графья! У нас всего десять минут! Нельзя же заставлять девушек бесконечно ходить по сцене.
На помощь председателю жюри пришел Борис Михайлович.
- Взгляните на нашу монашку! – он указал рукой на рыжеволосую монашку, платье которой все время распахивалось сзади, показывая белые полупрозрачные трусы и крепкие волосатые ноги. – Всем монашкам монашка! Узнать бы, в каком она монастыре, ушел бы туда матушкой–настоятельницей! Я за то, чтобы монашке дать первое место! Господин писатель, вы, как человек верующий, меня, конечно, поддержите? Могу я на вас положиться!
- Я не женщина, чтобы на мне лежать! – Раздраженный тем, что его жена не попала в финал, писатель склонялся к мнению «актрисы»: никому никаких премий не давать. – Женщина должна быть маленькой, пухленькой и уютной. А эта, ваша так называемая монашка? Высокая, на голову выше меня. Резкие, вызывающие формы. Плечи не покаты. Грудь так и проситься на операцию. Но не на увеличение, как некоторые безвкусные женщины это делают, а на уменьшение. А эти рыжие длинные кудри! Нужно запретить женщинам быть рыжими! Это возбуждает низкие сексуальные инстинкты! Волосатые ноги тоже надо запретить! Лучше уж выбрать ту светловолосую девушку, на которую так страстно смотрит монашка. Очень страстно смотрит. Не пойму, что там у них в монастыре творится?
- Это же роль, монастырь здесь ни причем! – прервал писателя Сергей Григорьевич. - Роль темпераментной монашки. Таких монашек теперь много. То, что она крупная – это неплохо, красивой женщины должно быть много. Не в лупу же ее рассматривать?! Я так рассуждаю о женской красоте… Взял бы ее в секретарши или нет? Если взял бы, значит, хороша. Не взял бы, не достигает уровня. А рыженькую, я даже не знаю… Если б я сидел в своем кабинете один, то мог бы попить с нею вечером чайку или чего–то покрепче. Но ведь у меня ресторан, все время люди приходят! Она встанет и будет смотреть на моих коллег–бизнесменов свысока. Задавит их своей грудью! А что моя жена скажет, увидев у меня секретаршу, на две головы выше меня! Убьет, не меньше. Сначала меня, а потом и ее. А на моей могильной плите напишет: «Извращенец. Таким навсегда останется в памяти». Я весь в противоречиях … Первое место лучше отдать светленькой медсестричке. А рыженькую – на третье–четвертое место. В порядке поощрения я уже сейчас готов подписать с нею контракт. Будет три раза в неделю бесплатно ужинать в моем ресторане. Сидит, смотрит по сторонам, изредка проходится по залу. Хорошая реклама заведения. Без крайностей, конечно… А вот приз секс–бомбы ей можно дать! Я вижу в ней эротический идеал женщины, которая не может оставить равнодушным любого мужчину. Красный перчик!
- Настоящий перчик чили! – поддержал Борис Михайлович.
К столу жюри подошла девушка, собиравшая записки зрителей в зале.
- Приз зрительских симпатий выиграла медсестра. И с большим преимуществом, - доложила она. – А приз секс–бомба не определился. Вровень идут монашка и вон та девушка из ГАИ, которая носит полосатый жезл между ногами…
- А, Танечка! – Довольный Альберт Львович оглядел жюри и подытожил: - Нам не совсем удобно расходиться во мнениях со зрителями. Они молодые, им виднее. Первое место мы и отдадим нашей очаровательной медсестричке. Приз зрительских симпатий и второе место присудим представительнице нашего бдительного и бескорыстного ГАИ. Пусть его сотрудники помнят, что мы любим их не только на дороге, но и в постели. Третье место пусть будет у стюардессы, поскольку мы не только ездим на машинах, но и летаем на самолетах. Рыжая монашка занимает четвертое место…Хороша, но островата…
- Будем голосовать? – робко вмешался писатель.
- Нет, зачем эти формальности! – добродушно ответил Альберт Львович. – Мы же не на партсобрании, чтобы поднимать руки! Голосовать будем ногами! В ресторане во время танцев…
Альберт Львович поднял руку, и музыка стихла. Включив микрофон, он встал с ним и радостно, сияя улыбкой, оглядел зал.
- Дорогие друзья! Даже самые прекрасные вещи в мире имеют конец. Не всегда конец является таким большим, как хотелось бы, но он обязательно есть. Вот и наш замечательный конкурс, наше торжество молодости и красоты, наш марш во славу истины и добра подошел к концу. Наше жюри… этот божественный синклит ценителей подлинной женской красоты…собрание достойнейших людей, каждый из которых сам мог бы стать участником какого–то конкурса…Короче говоря, разрешите огласить вам решение жюри, принятое не без споров, но – в лучших наших традициях – единогласно…
Назвав шестерых победительниц конкурса, Альберт Львович отложил в сторону микрофон и принялся аплодировать. Зал поддержал его бурными аплодисментами, переходившими местами в истошные крики, свист и топот. Из–за кулис вынесли большой поднос, на котором сияли три короны. Председатель жюри вышел из–за стола, чтобы водрузить короны на головы девушек, занявших три первых места. Но, пройдясь около них, он убедился, что едва достигает им до плеча и ограничился тем, что поцеловал каждой из них ручку. Возвращаясь на свое место, он подтолкнул самого высокого из членов жюри, Михаила Борисовича. Тот с удовольствием увенчал трех призерш коронами.
Публика, основательно поаплодировав, начала покидать зал. Конкурс закончился, и он явно удался.
Свет постепенно померк, все члены жюри ушли за кулисы. За длинным столом остался один Альберт Львович. Он подпер кулаками голову и на минуту задумался. Для него это было самое начало его кропотливой и высокопрофессиональной работы. Предстояли индивидуальные беседы с теми двадцатью или тридцатью девушками, которых он бы хотел пригласить в свой филиал модельного агентства.
Когда Альберт Львович уже складывал бумаги, к нему вошла раскрасневшаяся и возбужденная девушка. Уже с порога она заявила:
- Одна из ваших шести призерш – мужчина! Я это точно знаю! У меня седьмое место, и она должна отдать свои призовые мне!
Альберт Львович усадил девушку в кресло и налил ей стакан воды.
- Может, вы ошибаетесь?
- Ха, я ошибаюсь! В одиннадцать утра мы делали с ним кое–что…
- Но это «кое-что» можно делать и с женщиной…
- Это было мужское «кое-что». Я держала его в руках, а потом … Неважно где… Как Моника у Билла. Вы меня понимаете или объяснить более популярно?
Альберт Львович прошелся по кабинету, поглаживая виски. «Бойкий парень! – подумал он о претенденте на роль его сына. – Еще день не кончился, а он уже был с двумя. Наверное, четыре раза в день – это его норма… Если окажется, что он не мой сын, можно будет пригласить его ко мне на работу…Хотя он, стервец, заставил меня поволноваться и изрядно потрепал мне нервы».
- Я случайно зашла к ним – рассказывала девушка. – В комнате молодой человек и рыжая, симпатичная, очень скромная на вид девушка. Молодой человек, его зовут Олег, тут же принялся меня обхаживать. Усадил на диван, говорит: «Моя невеста тоже участвует в конкурсе. Нам, как семейной паре, выделили отдельный номер. Но, кажется, мы зря пришли сюда? Разве можно состязаться с такой красавицей, как вы! Какие у вас данные! Какие губки! Они требуют самых дорогих украшений! Позвольте проверить ваши формы!» Я посмотрела на него удивленно и отвечаю: «Постыдились бы, Олег! Как можно при собственной невесте?». Она меня поддержала. «Хороший жених, - говорит, - приносит прелестной гостье кофе, а не ощупывает ее в присутствии любимой и единственной невесты». Олег смутился, в сердцах сказал: «Ну и черт с вами!» и ушел за кофе. А невеста подошла ко мне и раз – рукою меня за грудь! «Прекрасно! – говорит. – Если и внизу порядок, успех гарантирован!» И раз – другою рукою мне под платье! Я наклонилась к ней и чувствую – щекою упираюсь во что–то твердое. Потрогала рукой – мужчина! А он смеётся. «Это, - говорит, - мы с моим другом так шутим! Я играю роль невесты, а он жениха. А потом наоборот». Здесь мне уже ничего не оставалось... Повозились мы минут пять, а потом все и произошло…
Альберт Львович не мог придумать, как выпутаться из этой деликатной ситуации, бросающей тень на конкурс.
- Все–таки вы ошибаетесь… - тянул он время. - Как эта юная леди могла оказаться мужчиной? Вы, я полагаю, не совсем хорошо знаете мужчин…
- Ха, я не знаю мужчин! – Девушка посмотрела на него высокомерно. – Вам бы знать их так, как я их знаю! Мне еще нет двадцати, а я уже два раза была беременна. И сейчас жду малыша…
- Но вот в Америке одна кинозвезда, говорят, лесбиянка, все время беременна…
- У нас не заграница! Здесь от святого духа не беременеют! Если женщина ждет ребенка, у нас говорят не «Шерше женщину!», как во Франции, а «Шерше мужчину!»
Стало понятно, что девушку не переубедить, и нужно искать компромисс.
- Не согласились бы вы за шестьсот долларов… - начал Альберт Львович.
Девушка осмотрела его сверху вниз, потом снизу вверх, сделала кислую мину, но сказала:
- Согласилась бы.
- Я имею в виду…
- Платите и имейте, что хотите. Но только за шестьсот!
- Нет, речь о призовых! Понимаете, юная леди, если бы мы исключили из конкурса этого нашего трансвестита, вы переместились бы на шестое место и получили приз в пятьсот долларов. Но конкурс уже закончился, переиграть что–то трудно… Я хочу без всяких формальностей вручить вам честно завоеванные призовые и маленькую компенсацию за моральный ущерб.
- Ах, вон оно что! – Девушка еще раз довольно критично осмотрела Альберта Львовича и ответила: - Разумеется, я согласна.
- Но это будет нашей тайной! – Он вынул бумажник и вручил ей шесть зеленых купюр.
- Если бы что–то было у меня с вами, это имело бы смысл держать в секрете, - усмехнулась девушка. – А так… Какая это тайна! Но раз вы просите, пусть это будет наш с вами маленький секрет.
Альберт Львович проводил ее до двери и на прощание поцеловал руку.
- Призерше полагается поцелуй председателя жюри! – улыбнулся он. – Надеюсь на дальнейшее сотрудничество. В ближайшие дни я позвоню вам…
- Сексуал херрасмент? Сексуальное домогательство? – довольно улыбнулась в ответ девушка. – Если вам позволяют финансы, звоните… домогайтесь…
- Нет, нет! Не сексуальное домогательство! Хотя, если откровенно, что–то вроде этого…
Проводив девушку, Альберт Львович пару минут посидел за столом в задумчивости. «Милые, небесные создания… - вспомнил он Танечку и только что ушедшую девушку, имя которой он забыл спросить. – Обаятельные, очаровательные, готовые поддержать ближнего и всегда настроенные на компромисс… Вот оно племя молодое, незнакомое… С ним приятно работать. Жалко только, что на нас, старичков, они смотрят свысока».
Потом мысли Альберта Львовича вернулись к неожиданно появившемуся сыну: «А сын хорош, ничего не скажешь! Вот что бывает, когда ребенок растет без отца… Нужно немедленно заняться его воспитанием. Сделать из него настоящего мужчину… Решительного, властного… Натурала, само собой. Но без грубости! И, конечно, без мата!»
Неожиданно из-за кулис появилась Анна, толкающая перед собой Виктора, все еще одетого в платье монашки. Альберт Львовичу поднялся им навстречу и с напускной радостью сказал:
- А, наши призеры!
- Альберт Львович! – возбужденно сказала Анна. - Он мошенник!
Альберт Львович мягко поправил ее, как если бы ничего не знал:
- Не он, а она, милая Аня. Это ведь, если я не ошибаюсь, наша дорогая Виктория…
- Нет, именно «он», - повторила Анна. - Потому что это – мужчина!
Альберт Львович сделал удивленное лицо.
- Не может быть! Вы, Анечка, наверно, ошибаетесь!
- Как я могу ошибаться? – искренне удивилась Аня. - Я уже полгода сплю с ним, и мы собираемся пожениться!
Альберт Львович гнул, однако, свою линию, хотя не мог понять, зачем он это делает.
- Вообще-то, спать можно и с женщиной, - высказал он предположение. - Некоторым это даже нравится. Я смотрел недавно одну пьесу, так там симпатичный белый мужчина двадцать лет спал с китаянкой и очень любил ее. Но, в конце концов, она оказалась мужчиной! Да к тому же китайским шпионом! Вот как можно ошибаться!
Анна сжала в кулаке платье Виктора между его ног.
- Потрогайте, Альберт Львович!
Альберт Львович поднял руки и изобразил крайнее смущение.
- Что вы, что вы! Взять женщину за это место! Что она может подумать?
- А вы знаете, что этот мошенник без трусов? – продолжала Аня. - Хотите, я вам покажу, что у него под платьем? – Она нагнулась и начала поднимать подол платья Виктора.
Альберт Львович тут же замахал руками.
- Нет, нет! Слишком острые впечатления! Верю вам на слово! Но почему этот симпатичный молодой человек ходит без нижнего белья? И в женском платье?
Анна, явно довольная тем, что ей удалось, наконец, убедить Альберта Львовича, с ехидством сказала:
- Он хотел сорвать конкурс! В последнем туре он собирался выйти на сцену, заявить, что он мужчина, поднять подол и показать зрителям свои… страшно сказать… свои гениталии!
Альберт Львович казался растерянным.
- Что вы говорите! Но монашки так не поступают! – воскликнул он и в его голосе прозвучало даже возмущение. - Хотя монашек я плохо знаю…
Довольная Анна подвела итог:
- Зал взревел бы, полез на сцену, и конкурс был бы сорван.
- Да, это была бы катастрофа, - тут же согласился с нею Альберт Львович. - А там, у него действительно есть… что показывать?
Аня усмехнулась.
- Поверьте мне еще раз на слово, Альберт Львович, и было, и есть.
- Тем хуже для конкурса… - сокрушался Альберт Львович, но уже больше для приличия. - Я понимаю, был бы это конкурс на… мужские достоинства… Там показывай, сколько угодно. А на женском конкурсе – нет, не поймут. Как вам, Аня, удалось отговорить его от этого опрометчивого шага?
- Я сказала, - улыбнулась Анна, - что если он сорвет конкурс, я буду изменять ему.
- Сейчас вы ему не изменяете? – спросил как бы из вежливости Альберт Львович.
Аня помялась, а потом негромко ответила:
- Почти что нет... Но стала бы изменять регулярно, - с новой энергией заявила она. - На каждое свидание с ним я приезжала бы на шикарной машине с новым своим любовником. И мы с Виктором вынуждены были бы делать все на заднем сидении этой машины. В присутствии постороннего человека!
Альберт Львович притворно всплеснул руками.
- Это так жестоко! Анна, милый друг, пожалейте этого симпатичного юношу! По-моему, он уже раскаялся…
- Если бы я стала мягче, мы гуляли бы с Виктором по улице, взявшись за руки, а мой любовник, не спеша, ехал бы за мною на своей машине.
- Это тоже… немилосердно, - заметил Альберт Львович.
Наконец Виктор, удрученно молчавший до этого времени, обрел дар голоса.
- Альберт Львович! Я, конечно, обманщик. Но я тысячу раз готов целовать это прекрасное личико! – Виктор обнял Аню и крепко прижал ее к себе. - Я хочу, чтобы она всегда была со мной. Я люблю ее. Но если она уйдет в модельный бизнес, у нас все пойдет прахом…
- Она уже ушла, - равнодушно ответил Альберт Львович. - У нее диплом манекенщицы.
- Она исчезнет из моей жизни! – воскликнул Виктор. - Я виноват, но вы, пожалуйста, простите меня. Все это сделала любовь!
Альберт Львович подошел к Виктору и обнял его за плечи.
- Любовь, говоришь? А не фантазия?
Смутившийся Виктор на секунду задумался.
- У меня до Ани было много фантазий. Очень много… Но на этот раз – закончил он уверенно, - определенно любовь.
Альберт Львович стал прохаживаться по сцене.
- Если любовь, это серьезно… - нравоучительно заметил он и неожиданно добавил: - Тем более любовь к женщине. Я сам десятки раз был влюблен… В молодости у меня была даже одна женщина… Зубной врач… Я ее помню до сих пор…
- У вас прекрасные зубы, Альберт Львович! – попыталась сделать ему комплимент Аня, но он только досадливо отмахнулся.
- Эти зубы я вставил в Германии, гораздо позднее. Когда я был влюблен, у меня были еще свои зубы. И однажды мы … - Альберт Львович какое-то время подбирал подходящие слова, - вступили в интимную связь… Что из этого вышло, я расскажу как-нибудь при случае… Если это будет интересно… Но сейчас я не пойму, что вы, друзья, хотите! Конкурс завершен. Оба вы приняты в штат модельного агентства. Какие могут быть проблемы?
Аня забеспокоилась.
- Как только обнаружится, что Виктория – мужчина, ее тут же выгонят из агентства.
- Само собой! – тут же согласился с нею Альберт Львович, хотя прекрасно знал, что в штате модельного агентства числятся не только девушки, но и юноши.
Анна растерянно и с надеждой посмотрела на него.
- Но я хочу, чтобы Виктор работал вместе со мною... Поэтому сама раскрываю его тайну.
Альберт Львович заговорил задумчиво.
- Да, это была глубокая тайна, покрытая мраком. Однако все всплыло бы наружу в первую же рабочую ночь… Хотя, о чем это я… Можно ли принять в агентство вместо Виктории Виктора? Здесь нужно хорошенько подумать. Вы замечаете, Анна, какой у него дурной вкус? Взгляните на эту монашку! На лице – сантиметр пудры, брови – как на картине Сальвадора Дали! А губы… губы… Какой идиот их ему нарисовал?!
- Но я призер конкурса красоты! – попытался возразить Виктор.
- Женского конкурса! – усмехнулся Альберт Львович и развел руками.
- Какая разница?! – с ноткой возмущения спросил Виктор.
Его тут же поддержала Аня:
- Действительно, какая разница?
Альберт Львович заговорил примирительным голосом:
- Успокойтесь, друзья. Я поразмышляю над вашей идеей. В модельном агентстве работают не только женщины, но и мужчины. Обычная работа для обычных молодых людей… Но над будущим нашей милой Виктории… виноват, нашего дорогого Виктора придется задуматься… Здесь много разных обстоятельств. Проблема еще в том, что его нужно воспитывать и воспитывать!
- Когда обнимаешь такого ежа, как Виктор, любовь действительно становится сущей мукой, - охотно согласилась с ним Аня. - Но, Альберт Львович, его можно сделать мягче!
- Плюшевым, что ли? – с иронией спросил Альберт Львович.
- Почти что, - уверенно сказала Аня.
- Будем думать… - произнес неопределенно Альберт Львович, давая понять, что разговор на эту тему окончен.
Аня искренне попросила:
- Думайте, пожалуйста, в нашу сторону!
Однако у Альберта Львовича были какие-то свои соображения, которые он не спешил раскрывать.
- Я буду думать в ту сторону, - многозначительно сказал он, - в которую подует ветер. А пока попрощаемся, друзья. Приступайте к своей новой работе!
Альберт Львович поцеловал руку Ане, обнял Виктора и ушел за кулисы. Аня и Виктор некоторое время стояли, обнявшись, а затем разошлись в противоположные стороны, не сказав ни слова друг другу.
Часть 3
ПОЛОСА НЕОПРЕДЕЛЕННОСТИ
Глава 1
Через день после окончания конкурса Альберт Львович был уже у своего шефа.
Юрий Петрович, говоривший по телефону, быстро свернул разговор и положил телефонную трубку.
- Здравствуй! – поднялся он навстречу Альберту Львовичу пожал ему руку и даже обнял его другой рукой. - Как самочувствие после банкета? – весело спросил он. - Столько красивых женщин, глаза разбегались! Хотя, что тебе? Чем больше женщин, тем ты холоднее и равнодушнее… Неплохо мы провели конкурс. Твои постоянные клиенты отменно сыграли роли членов жюри! Особенно хорош был Борис Михайлович! Разорился на бесплатную раздачу презервативов! Но презервативы в автоматах оказались американскими. Я на всякий случай запасся…
– Отечественных достать не удалось, - сказал, оправдываясь, Альберт Львович и, не дожидаясь приглашения, уселся в кресло. - У нас ведь секса нет, зачем нам презервативы? А члены жюри действительно старались. Для себя ведь выбирали! И ты, Юрий Петрович, был очень неплох в роли бывшего боксера!
- Тренировался когда-то в тюремной самодеятельности, - скромно, не выпячивая свою персону, сказал Юрий Петрович. И тут же спросил: - А эта актриса, колоритная баба? Матерком все время что-то бубнила мне на ухо…
Альберт Львович рассмеялся.
- Никакая она ни актриса! Это – жена Сергея Григорьевича!
Юрий Петрович удивился.
- Зачем она приперлась?
- Боится за мужа, - пояснил Альберт Львович. - Знаешь, насмотрится он на красивых девочек, набанкетируется с ними и убежит с какой-нибудь из них от своей старой коровы. Плакали тогда ее денежки! Задача жены, - добавил он нравоучительно, – довести стареющего мужа до сексуальной пенсии целым и невредимым. Поставить его в стойло, а потом уже самой наверстывать упущенное.
- Понятно, - согласился Юрий Петрович и покрутил головой. Было видно, что психология стареющей жены, боящейся потерять богатого, но легкомысленного мужа, была для него новинкой. - Но хоть писатель настоящий был?
- А черт его знает! - откровенно ответил Альберт Львович. - Подарил мне какую-то книжку. Но на книжке не его фамилия. Уверял, что написал ее под псевдонимом, чтобы укрыться от злобных критиков. Попросил за сидение в жюри всего пятьсот долларов. И еще приз для своей беременной жены. Но насчет приза я ему ответил: как выйдет!
Юрий Петрович с усмешкой посмотрел на собеседника и спросил, как бы между прочим:
- У тебя, говорят, сын обнаружился?
- Предполагаемый сын, - уточнил Альберт Львович и добавил, как если бы извинялся: - Была у меня все-таки одна женщина…
Юрий Петрович с интересом посмотрел на него, но тут же попросил подробнее рассказать о конкурсе.
Пока Альберт Львович рассказывал о деталях конкурса, Юрий Петрович, чем-то заметно возбужденный, расхаживал по кабинету. Сообщение Альберта Львовича слушал не очень внимательно.
- Финансовый отчет оставь, проверим, - распорядился он. – Все остальное беллетристика. Вручи новым манекенщицам удостоверения своего модельного агентства, дай какие-нибудь расплывчатые рекомендации. Подчеркни, что никакой зарплаты в агентстве не полагается. Волка ноги кормят. Пусть записываются в другие модельные агентства, ходят на кастинги, выступают на подиумах, если повезет. Дай возможность девушкам созреть. Пусть поймут, что звание манекенщицы только звучит гордо. Денег оно почти не приносит. Намекни также, что модель – не просто красивая вешалка для одежды, а молодая, привлекающая мужчин женщина. Она вполне способна зарабатывать много, но только при твоей поддержке. Как именно зарабатывать, пока не объясняй. Через неделю–другую сами поймут. Дай девушкам адреса московских эротических журналов. Полезно на собственном опыте убедиться, какое это барахло. Разбуди нашего дорогого кинорежиссера Грымова, что–то затянулся у него творческий застой. Пусть снимет несколько порнографических фильмов с твоими красавицами. Если, разумеется, они сами согласятся на это. А откажутся, будет еще лучше. Мечты о карьере в кино многим туманят голову. Когда начнем снимать жесткое порно, туман скорее рассеется… Когда головы у девочек просветлятся, объясни им, что такое русский сексуальный рэкет, осмысленный и беспощадный. Сами поймут, что у тебя – райское место. Действуй, не торопясь…
Альберт Львович, с неохотой слушавший шефа, наконец, не выдержал и вставил реплику:
- Все это есть в плане моей работы! Он у тебя на столе…
- У меня на столе должен остаться только финансовый отчет. Через час его зашифруют, и он уйдет по назначению. Проверять финансы будем не мы с тобой, а профессионалы. – Юрий Петрович бросил взгляд на руку своего подчиненного. – Вижу, у тебя новые золотые часы… Какая фирма?
- Швейцарская, «Омега». - Альберт Львович смутился, спрятал часы под обшлаг рубашки и пожалел, что явился в этих часах. – Всего пара тысяч долларов…
- Врешь, - спокойно обрезал его Юрий Петрович. – Десять–пятнадцать тысяч. Вот пусть бухгалтеры и поищут эту сумму в твоем финансовом отчете… А что касается твоего плана…Я на него взглянул. Теперь забирай его и можешь засунуть его в… - он остановился, поулыбался и добавил: - Нет, это будет ненадежно… Забери план и, как только вернешься к себе, сожги его, а пепел съешь. Так делают все настоящие разведчики. Учись у них, раз неважно учишься у меня.
Альберт Львович поднялся с кресла, прошел к столу шефа и забрал свои бумаги, кроме странички финансового отчета. Шеф предполагает, что в отчете много вранья, но о том, что весь отчет – чистая липа, он, разумеется, не догадывается. С большим удовольствием Альберт Львович оставил бы для изучения свои размашистые планы, чем этот листочек отчета, написанный его мелким почерком.
- Через пару недель твои красавицы поймут, что быть манекенщицей – не сахар, тогда и начинай разъяснительную работу. Все модельные агентства добывают основные деньги за счет сексуальных услуг. Может, за рубежом дело обстоит иначе, не знаю. Но очень сомневаюсь. Десяток самых известных топ-моделей живет за счет пятиминутных прогулок по подиуму и рекламы. А основная масса манекенщиц – это, как и у нас, представительницы самой древней в мире профессии. Подиумы и съемки – только антураж. Они нужны, чтобы сделать из красивой женщины дорогую сексуальную штучку…
«Букву «а» уже прошел…- думал Альберт Львович, слушая общие рассуждения шефа. – Приступил к «б». А может, к букве «к»? Не обязан же он идти по алфавиту! Умнеет прямо на глазах…»
- Сколько девушек ты собираешься принять на работу в модельное агентство? – прервал его размышления Юрий Петрович.
- Двадцать – двадцать пять.
- Мало. Набирай сорок–пятьдесят. Обстоятельства изменились, будем расширять работу. Когда вручаешь девушкам удостоверения манекенщиц?
- Через три дня. Денежные призы первым шести уже вручил. Пришлось пойти даже на дополнительные траты… - Под недоуменным взглядом шефа Альберт Львович пояснил: - Трансвестит один затесался. Всех провел, занял призовое место. А девушка, оказавшаяся на седьмом месте, его раскусила и хотела устроить скандал. Пришлось и ей присудить шестое место и выплатить приз.
Юрий Петрович смотрел недоверчиво и широко ухмылялся.
- Девушка, значит, разобралась, а ты не догадался, что перед тобой мужик в юбке? Прямо сказка братьев Гримм! Но я даже в хорошие сказки не верю. Твой сын, что ли, этот трансвестит?
Альберт Львович пожалел, что затронул эту болезненную тему. И в финансовом отчете не следовало упоминать жалкие шестьсот долларов, потраченные на дополнительный приз.
- Предполагаемый сын. Через две недели станет ясно, сын он или шарлатан. А девушка догадалась, что перед нею переодетый мужчина, когда вступила с ним в интимную связь…
- Ах, вон оно что! – Юрий Петрович довольно рассмеялся. – Как еще узнаешь, мужчина перед тобой или нет! Но, ты Альберт, хорош! Совсем не занимаешься воспитанием единственного сына. Ходит он у тебя почему–то в женском платье. Участвует в конкурсе красавиц. Да еще и имеет некоторых из них. Что выйдет из такого ребенка?
- Гомосексуалист не выйдет, - угрюмо ответил Альберт Львович.
- Ну, что не самое страшное, - засмеялся Юрий Петрович. - Натуралом тоже можно жить. Хотя, я тебя понимаю, удовольствие от жизни не то. Это ясно. Активный у тебя мальчик. Если окажется, что не твой сын, принимай его к себе на работу. Потом, может, усыновишь его, если захочешь…
Такое направление разговора Альберту Львовичу не понравилось, и он поспешил сменить его.
- С удостоверениями, боюсь, будут проблемы. Нужна подпись и печать президента нашего модельного агентства.
- Проблем не будет. Скоро поймешь почему, - спокойно заметил шеф и снова пустился в общие рассуждения: - Вручение проведи в торжественной обстановке. Тебе, как вручанту, нужно выглядеть энергичным и оптимистичным. Получантки должны волноваться и думать, что начинается новая, полная радости и блеска жизнь. Чем большим будет душевный подъем получанток, тем острее уже через две–три недели окажется их разочарование. Тому, кто высоко взлетает в своих радужных мечтах, особенно неприятно падать в вонючую грязь модельного бизнеса. Когда ты будешь позднее беседовать со своими манекенщицами и приглашать их к себе на работу, каждая из них должна воспринимать твое предложение как спасательный круг. Разговоры с девушками обставь солидно, выбери хорошие рестораны. Денег тебе на это, как понимаешь, я не дам. Расплатишься из своих. Вон, какие у тебя шикарные часы! Если возникнут финансовые затруднения, советую продать их.
Шеф остановился, размышляя, не упустил ли он какое–то ценное указание. Альберту Львовичу все эти указания казались банальными, и он перебил мысль шефа, намереваясь сделать ему комплимент.
- Ты бы женился, Юрий Петрович! Крепкий, здоровый мужчина… А девушки у меня есть просто чудо! Свадьбу сыграли бы…
Шеф посмотрел на него с недоумением, словно не понимал, о чем идет речь.
- Здоровый мужчина… - машинально повторил он. – Клиническая форма суперздоровья, не иначе… А свадьба – это хорошо. Очень хорошо. Лучше свадьбы только развод!
- Ну, уж сразу и развод!
- А как ты думаешь? Если вообще думаешь, давая такие советы. Был бы я женат… Представь, сидим мы с тобой в шикарном ресторане. Я с красивой любовницей, ты, если хочешь, с самым дорогим своим любовником. Спрашиваешь, ты меня, хорошо ли мы проводим время. Догадайся, что ответил бы я? Сказал бы, что не знаю. Все зависит от того, хорошо ли сейчас проводит время моя жена! В каком она ресторане и с кем! Тебя со временем могут посадить. Это ясно. А меня? Тоже могут, а если буду женат, обязательно посадят. Это конец семье. Жена моментально подает на развод. Дальше – спешная распродажа имущества.
- Разве оно у тебя есть? – ляпнул Альберт Львович и тут же выругал себя за такой необдуманный вопрос.
Шеф погрозил ему пальцем, но ответил:
- Мелочь. Квартиры, машины, дачи… Не в них счастье. Проблема в том, что если женюсь, уже через полгода меня посадят. Молодая жена в этом поможет. К тому времени у нее уже появится такой же молодой любовник. Будет с кем обдумать варианты. Расплатятся моими деньгами и отправят меня подальше, чтоб посидел подольше. А потом он ее обдерет до нитки. Представляешь, с каким настроением я буду сидеть и наблюдать как моя бывшая жена постепенно становиться такой же нищей, какой была до свадьбы? Таким советникам, как ты, в одну камеру со мной тогда лучше не попадать.
- Пессимист ты, однако, - только и оставалось сказать Альберту Львовичу.
Шеф посмотрел на него с усмешкой.
- Твое счастье, что у нас не регистрируют пока однополые браки. Стал бы таким же пессимистом. И не торопился бы на свадьбу, как голый трахаться…
Юрий Петрович подошел к столу, нажал кнопку на телефонном аппарате и заказал секретарше коньяк и кофе.
- Теперь слушай, - сказал шеф, когда они пригубили коньяк. - Даю тебе новое поручение. Необычное и тонкое дело, не подведи меня… Помнишь, в прошлый раз, когда мы говорили о президенте твоего модельного агентства, я заметил, что тебя может спасти только чудо?
- Еще бы! - Альберт Львович не забывал об этом разговоре ни на минуту. – Но чудес не бывает.
- Ошибаешься. Бывают, и еще какие! Ты, наверное, каждый день ходил в храм, молился, ставил свечки?
- Не ходил. Я в храме бываю реже, чем в Белом доме на заседаниях правительства. А на этих заседаниях я не бываю никогда.
- Но чудо случилось, и чудо в твою пользу! И это непонятно. Не член правительства, безбожник…
- Просто не особенно верующий, - поправил его Альберт Львович. – Не записывай меня в воинствующие атеисты. Я, может, еще поверю во что–то. Скажем, в золотого тельца…
Юрий Петрович только махнул на него рукой.
- А чудо вот в чем, - продолжал шеф. – Президент твоего любимого модельного агентства «Новые звезды» - педофил! Совращает малолеток, девочек одиннадцати – тринадцати лет. Он неплохо им платит, но это ничего не меняет. Растление малолетних – тяжкое преступление. Не понимаю этого идиота! Тянет на совсем молодых – займись девочками от четырнадцати и старше. По новому уголовному кодексу интимная связь с ними, с их разумеется согласия, - не преступление. Так нет, твоего дурака тянет на преступное сожительство с малолетними!
Пораженный Альберт Львович только и смог сказать:
- Парадокс! Его поставили растить и опекать молодое поколение, а он его развращает!
- Вся жизнь состоит из таких парадоксов. Не морализируй. Как идет бизнес твоего президента, прояснить не удалось. Его секретарша оказалась неподкупной и не согласилась информировать нас. Припугнули, потом пообещали десять тысяч – нет. Больше предлагать было опасно. Могла испугаться и рассказать своему шефу.
Помявшись, Альберт Львович пояснил:
- Она его любовница.
- Ах, вот оно что! Что же ты, дурак, не сообщил мне об этом?
- Посчитал, что мелочь.
- В нашем деле нет мелочей. Я говорил это тебе не раз, не заставляй больше повторять. – Юрий Петрович некоторое время пил кофе и о чем–то размышлял. – Ну, так вот. Секретарша, маленькая дурнушка, скорее всего, по уши влюблена в своего шефа. Он, надо полагать, обещает вот–вот жениться на ней. Но, говорит он, сложности с разводом, с разделом имущества…Требуется подождать. Лучшей приманки для таких кривоногих дур не придумано. Любовь творит чудеса, особенно любовь некрасивой и зарабатывающей на жизнь своим трудом женщины. Здесь никакими деньгами не перебьешь. Бросили секретаршу, вышли на мастера, обслуживающего компьютеры в его офисе. Взял немного, он, по–видимому, постоянно подрабатывает скачиванием информации из компьютеров своих клиентов и сбытом ее заинтересованным лицам. Кстати, именно поэтому я и не держу компьютера и тебе запрещаю его иметь…
Предчувствуя выговор, Альберт Львович отвел глаза.
- У меня есть ноутбук. Но я записываю туда только очень личные сведения. Ничего делового или официального.
- И здесь ты своевольничаешь! – прикрикнул на него шеф. – Придешь домой, выбрось свой чемоданчик!
- Он стоит три тысячи зеленых, - попытался возразить Альберт Львович.
- Выбрось и считай, что как раз на эту сумму я оштрафовал тебя за нарушение моего запрета на компьютеры. И никаких заметок, никаких бумажек! Ты видел хотя бы однажды у меня на столе какую–то бумагу?
- Не видел.
- И не увидишь. У меня в столе нет даже чистой бумаги, чтобы не возникло искушение сделать какие–то заметки. В любой момент все может перевернуться, и мои пустяковые каракули станут неопровержимой уликой. Ни одна бумага не лежит у меня в столе дольше двух часов…
- Ну и что компьютерный мастер?
- Переписал всю информацию из компьютера твоего шефа по модельному бизнесу. Но все, кроме пустяков оказалось зашифрованным! Шифр профессиональный, на выходе – чистая абракадабра.
- Что? – переспросил Альберт Львович.
- Бессмыслица, темный человек. Пришлось привлечь знатоков этого дела. Не сразу, но расшифруют. Узнаем, где у него и сколько напрятано. Параллельно следили за ним. Пригласили профессиональную «наружку». Они не спускали с него глаз круглые сутки, прослушивали его телефонные переговоры, у них есть нужная техника. Как видишь, иногда без помощи спецслужб не обойдешься. По телефону оказалась довольно пустая болтовня. Хотя, когда ее соединят с расшифровкой информации из компьютера, она может стать более содержательной. Зато поездки за твоим президентом дали все, что требовалось. Здесь он оказался простаком, для слежки за ним хватало пары-тройки машин. Оказалось, два-три раза в неделю он ездит в подмосковный город Королев…
- К своей матери?
- А вот и нет! У матери он бывает раз в месяц, привозит ей деньги и продукты. Ее соседка все подробно рассказала подосланным нами женщинам. После визита к матери он тут же уезжает в Москву. Стыдно, наверно, после разговора со старенькой мамой совать несмышленным девочкам мужскую конфетку…
- Какой стеснительный! Но зачем ему эти королевские малышки?
- Поднимает целину.
- Лишает их девственности?
- Вот именно. За это хорошо платит. Двести долларов за штуку. А если оказывается, что девочка обманула и у нее уже что–то было, ей полагается всего пятьдесят.
- Не так много…
- Это в сравнении с твоими красавицами немного. А если девочка из плохо обеспеченной семьи, то изрядно. Почти все девочки были из таких семей. Но хорошо зарабатывать они могли только однажды. Когда девственниц не находилось, он забавлялся с обычными девочками, но совсем юными. Такса – пятьдесят. На сеанс приглашал двух – трех девчонок…
- Пять–шесть девственниц в неделю! Это надо заносить в книгу рекордов Гиннеса! – Альберта Львовича эта история задела за живое. Высокомерный президент модельного агентства не нравился ему всегда. Приятно, когда несимпатичный тебе человек оказывается таким вот подлецом. – Сколько же у него всего побывало девственниц?
- Да уж побольше, чем у тебя!
Альберт Львович обиженно поджал губы.
- У меня вообще не было ни одной, ты знаешь. Но как он отыскивал этих девочек? Нюх особый?
Юрий Петрович встал с кресла и начал, как обычно, ходить из конца в конец своего просторного кабинета.
- Опыта хочешь набраться? – усмехнулся он. – Расспросишь его при случае. Но, в общем, схема была простой. Королев – маленький городишко. По улицам гуляют совсем юные девушки, лет пятнадцати – шестнадцати. Скучно. Денег нет, а хочется чего–то острого. И вдруг рядом с тротуаром останавливается сверкающий серебристый джип. Открывается дверца и выглядывает немолодой, но интеллигентный мужчина в темных очках. Спрашивает, как проехать на такую–то улицу, обычно на окраине. Предлагает девочкам прокатиться на новеньком «джипе» и показать ему город, а потом и нужную улицу. Обычно девочки соглашаются. В машине музыка, интересный собеседник, много знающий о мире моды и жизни манекенщиц. Но мода – это будто бы его хобби, сам он бизнесмен по экспорту–импорту…
Альберт Львович довольно заулыбался.
- Чувствую, мода и в самом деле скоро станет не его профессией, а чистым хобби. Если, конечно, не сядет. Там будет не до хобби.
- Правильно чувствуешь. В машине есть прекрасный импортный ликер и конфеты. Если девочки хотят… Сам он не может, за рулем. Хотя полрюмки можно…Девочки, конечно, хотят. Они уже очарованы атмосферой богатства и непринужденности. Смотреть в Королеве особенно нечего, так что через тридцать–сорок минут они отправляются к лесу. Девочки сами показывают, куда лучше свернуть. На уютной поляне он имеет их обеих. За хорошую плату, само собой. Когда я ездил за ним в машине наблюдения, у него на все – от знакомства с девушками до выезда из леса – ушло пятьдесят пять минут.
Альберт Львович сразу почувствовал, что эта история чем–то задевает его шефа. Но чем?
- А зачем ты ездил? – сделал он удивленное лицо. – Не доверял «наружке»?
- Нет, хотелось прокатиться. – Юрий Петрович явно не намеривался раскрывать карты. – Сидел на заднем сидении, за шторкой, в темных очках…
- Как настоящий разведчик! Пароли, явки, адреса… - с ехидцей заметил Альберт Львович, но шеф пропустил его реплику мимо ушей.
- Мог бы не ездить, - продолжил он. – Но интересно было посмотреть, как все это происходит. В моей молодости, чтобы вывести девушку первый раз в лес, приходилось потратить месяц-другой и постоянно занимать рубли у приятелей. А здесь, пожалуйста! Покатался полчаса с юными особами на иномарке, заплатил им по двести зеленых и отымел их в ближайшем лесочке по полной программе. Нам с тобой такие скорости и не снились! Вот что делают большие деньги!
- И время стало другим. Не представляю, чтобы раньше мужчина под пятьдесят, пусть и обаятельный, мог познакомится на улице с шестнадцатилетними девушками и пригласить их к себе в машину. А потом поехать с ними в лес! Ни за какие шиши, то есть доллары!
- Ты прав, время теперь совсем другое.
Альберт Львович задумался, потому что концы не сходились с концами.
- Платил он девушкам многовато. Вполне хватило бы ста, а может и пятидесяти. В Москве за такие деньги можно снять на улице вполне приличную шлюху. В провинции этот товар заметно дешевле. К тому же, если девочки старше четырнадцати, они вправе распоряжаться своим женским богатством, как им захочется.
- Платил щедро, - согласился Юрий Петрович. – Думаю, он переоценил силу денег. Ему казалось, что хорошая плата способна законопатить все щели. Кто станет сам жаловаться на такого благодетеля или хотя бы поддержит чужую жалобу? Из девочек ни одна не предъявляла к нему никаких претензий. Не жаловались ни те, кто постарше, ни те, кому меньше четырнадцати. Чтобы они что-то рассказали, пришлось припугнуть их оглаской этого дела. И, само собой, заплатить. Больше, чем платил или пообещает заплатить он. Для суда нужны только три–четыре свидетельницы, так что это пустяки. Деньги, конечно, сила. Но на большие деньги есть еще более крупные деньги, и это надо помнить. Меньшую силу всегда передавит большая сила. Так нас учил знаменитый английский физик Исаак Ньютон. Есть к тому же вещи, которые не покупаются или, скажем мягче, которые не сразу купишь. Например, уголовный кодекс. Он говорит: «Не трогай девочек до четырнадцати, это - преступление». Можно купить тех, кто толкует и применяет кодекс, но сам кодекс не купишь. И это хорошо…
- Особенно нам с тобою! – его окликнул Альберт Львович, не понявший, что здесь хорошего.
- Особенно нам, - спокойно повторил шеф. – Мы не преступаем уголовный закон. Никогда. Более того, мы направляем его против тех, кто мешает нашему бизнесу. Как только наш конкурс нарушает закон, мы тут как тут. Сами мы не ведем следствия и не судим. У нас, как принято говорить, разделение властей. Мы собираем нужный материал и кладем его на нужный стол. А дальше машина правосудия упекает неудобного нам человека в казенный дом. Не в погребе же его на своей даче держать? Пусть сидит за казенный счет.
Альберту Львовичу объяснение ценности независимого правосудия понравилось. Но оставались еще многие вопросы.
- Как появлялись малолетки? Пока в действиях моего президента трудно доказать криминал.
Юрий Петрович присел к столу, сделал пару глотков коньяка и пожевал лимон. Альберта Львовича удивляло, что он никуда не спешил, словно кроме обсуждения этой истории никаких других дел у него не было. Скорее всего, шеф чувствовал большие деньги. Если их удастся вырвать у президента, распорядиться ими шеф по своему усмотрению. Юрий Петрович требовал от своих подчиненных предельной прозрачности во всех финансовых делах, но сам вряд ли не хитрил со своим собственным руководством. Впрочем, Альберта Львовича это совершенно не касалось.
- Все происходило очень просто, - объяснил Юрий Петрович. – Мы сами это наблюдали. Девочки постарше, с которыми он уже был в интимных отношениях, вербовали ему малолеток. Подбирали симпатичных, рано начинающих созревать девчушек, обещали им щедрое вознаграждение, за каждую завербованную он хорошо платил своим агентам. Одна из них расплакалась, когда мои люди ее прижали, и призналась, что накопила полторы тысячи долларов. Если приплюсовать то, что она успела потратить, выходит, что она завербовала ему больше двадцати девственниц. А ведь вербовала не только она! Сотни прошли через его грязные руки, я полагаю…
Альберт Львович всплеснул руками от удивления.
- Жеребец какой-то! Ему не хватало жены и секретарши! Да в его распоряжении были, считай, все манекенщицы его агентства! Откровенное распутство. Извращенец!
- Кто бы говорил, а? – насмешливо посмотрел на него шеф.
- Я на малолеток не покушаюсь!
- И правильно делаешь.
- Но что, в Подмосковье мало девочек, старше четырнадцати?
- Я думаю, он и начинал с тех, кто постарше. Многих перепробовал. Пресытился. И тут ему попадается, может быть случайно, совсем юная и неопытная… - Чувствовалось, что Юрия Петровича тоже занимали психологические моменты этой истории. – Совершенно неопытная, которая и мужского органа не видела, может, ни разу. Ему понравилось, запало в душу. Не в смысле настоящего секса… Какая уж тут сексуальная симфония с совсем неопытной, еще неокрепшей женщиной! С девочкой, только начинающей чувствовать в себе женское начало… Понравилось то, что он первый в ее жизни мужчина. Некоторых это привлекает, очень привлекает. У меня, как и у тебя, тоже не было ни одной девственницы. Откуда на зоне невинные женщины? Так что нам с тобою его увлечения не понять. Я, наоборот, думаю, что трубка должна быть хорошо прокуренной, а женщина – хорошо… Но видишь, не все со мною пока что согласны…
- Почему он не искал девственниц постарше? Зачем ему конфликт с законом?
Юрий Петрович рассмеялся.
- Отстал ты, старичок, от жизни! Попытайся, найди девушку старше четырнадцати, которая не успела бы уже все испробовать со своими ровесниками! Таких и в провинциальных городках раз-два и обчелся. Не давать же объявления в газетах, как это делаешь ты!
- А может, ему надо было поискать в Сибири?
- Повезут тебя туда по этапу, поищешь. Но, боюсь, и там не найдешь.
Альберт Львович не стал препираться дальше. Черт с ними, с девственницами. Нет их после четырнадцати, и не надо. Могло бы и вообще не быть, кому они нужны.
- Как все происходило? Где доказательства? – спросил он у шефа.
- Доказательства на видеопленках. Плюс показания старших девочек и двух младших. Остальные отказались от всего: «Только катались на машине и ели конфеты!». А происходило все со вкусом, денег он не жалел. Подъезжая к часу дня, останавливался в квартале от школы. Старшие девочки выводили двух или трех завербованных ими младших. Садились в «джип» и отправлялись в местную сауну. Там у него уже был заказан номер с ванной «джакузи».
- В сауне есть номера? – удивился Альберт Львович, не любивший всех этих новорусских увлечений коллективным сексом в саунах.
- Номера с отдельными входами, чтобы посетители не пересекались.
- Хорошо живут!
Юрий Петрович махнул на него рукой.
- Съездь туда с парой-тройкой своих молодых друзей. Прочувствуй, что такое красивая жизнь. А пока не отвлекай! Вахтер, молодой парень, как всегда, спортсмен, встречал их и провожал в подготовленный номер. В предбаннике был уже накрыт стол: шампанское, легкие закуски, конфеты. Выпивали по паре бокалов и наш герой удалялся в ванную комнату и там раздевался. Младшие девочки очень смущались, и старшим приходилось еще полчаса раздевать их и уговаривать.
- Еще бы не смущаться! Первый раз и с таким… старым козлом…
Шеф посмотрел на него укоризненно.
- Не можешь без комментариев! Привык руководить и отучился слушать… О деталях не буду рассказывать, гадко. Девочки пищали, но не вырывались и не пытались убежать. Да и старшие были рядом, помогали. А потом все вместе сидели в сауне, плавали в ванной, ели конфеты и пили шампанское. На пленке все это есть.
- Видеокамеру вахтер устанавливал?
- Нет. Этот амбал от всего отказался. Ничего, говорит, не видел, ничего не слышал. Хотя заснято, как он покрывает стол, ставит шампанское и фужеры. Записаны и крики девочек, которых он не мог не слышать, сидя за дверью. Но он сам соучастник преступления. Если нужно будет, мы его прижмем, и он все, как миленький, расскажет. Камеру тайком установил и менял в ней пленку электрик. Молодой мужик, он у них подрабатывает. Когда ему объяснили, что будет сниматься, он заявил, что сделает все бесплатно. Его дочери десять лет, еще год-два и ее, того и гляди, могут завербовать.
- Дикая история! Расстрелять надо этого гада! – Альберт Львович был искренне возмущен.
- Суров ты, - охладил его пыл Юрий Петрович. – Сейчас никого не расстреливают, только пожизненное заключение. Если дойдет до суда, дадут этому педофилу десятку. А в тюрьме он долго не протянет. Что бы ты сделал, если бы оказался с ним в одной камере?
Не колеблясь, Альберт Львович выпалил:
- Убил бы.
- Ну, он бугай, а ты у нас далеко не Геркулес…
- Я не говорю, что задушил бы голыми руками. Ночью перерезал бы ему горло. А потом сказал бы, что покойный добровольно ушел из жизни…
- Очень тебе поверили бы… Я бы заставил его написать записочку, что-то вроде раскаяния перед смертью: «Тошнит от самого себя, и голова кружится, и девочки кровавые в глазах». А потом он сам вскрыл бы себе вены.
- С записочкой было бы намного интеллигентнее, - охотно согласился Альберт Львович. – Он ведь какой-то вуз кончил. Не станет, как уголовник, полосовать себя по горлу ножиком, а аккуратно веночки вскроет. Но диплом он, может быть, купил.
- Если есть диплом, значит, образованный, - строго заметил Юрий Петрович. – Я вот теперь тоже не какой-нибудь старый рецидивист. Все мои досье уничтожены, чист, как стекло. И вуз закончил с красным дипломом, это внушает уважение. Только забываю, какую получил специальность. Что-то гуманитарное...
- Юрист? – живо заинтересовался Альберт Львович.
Юрий Петрович даже вздрогнул.
- Ни в коем случае! Это была бы наглость! Юрист-рецидивист! Нет, то ли экономист, то ли менеджер… Вот ты раскинь мозгами. У нас с тобой нет детей. Не подпрыгивай, я думаю, что у тебя их нет. Но мы готовы отправить твоего президента ускоренным поездом на тот свет. На что ж окажутся готовы те его сокамерники, у которых дома несовершеннолетние дочери сидят теперь в нищете?
- На все! Разорвут на клочки!
- Вот именно!
- Ты сдаешь его милиции?
Шеф задумался и некоторое время сидел, сложив руки на животе и глядя вдаль.
- К сожалению, не сдаю, - наконец ответил он. – Во всяком случае, если и сдам, то не сразу. Прежде нужно отобрать у него модельное агентство и вообще все, что обнаружим. Как говорится, обобрать до нитки. А напрятано у него, я думаю, много. Модельный бизнес, действительно, только его хобби. Раздеть президента догола я поручаю тебе. Мое дело – снабжать тебя информацией. Дело веди тонко. Почувствует смертельную опасность, может скрыться, как суслик в норе. С его деньгами это нетрудно.
- У него жена и две дочери, - вставил Альберт Львович.
- Это не помешает ему жить в Греции или где-нибудь на Кипре. Греческий паспорт у него, скорее всего, уже есть. Отберу у него дачу в Одинцовском районе. Лучше будет, если он продаст ее, а деньги передаст тебе. У него есть, это уже установлено, вторая квартира в центре. Пусть тоже продает ее. Если будет нужно, дам тебе копии видеокассет. Пусть твой герой полюбуется вместе с тобою на свои художества. А пока вот данные о его вербовщицах, завербованных их девочках, копия рассказа электрика. Если нужно будет, мы и вахтера прижмем, все расскажет. За ним стоит какая-то местная группа. Надавим на них, они сами приведут его к тебе с чистосердечными признаниями. Потребуется, устрой очную ставку: вахтер, электрик и распутник. Главное – действовать шаг за шагом и вытянуть из него все. Коготок увяз, всей птичке пропасть.
- А потом сдадим его милиции?
- Сдадим, если не наследим. Чтобы его сдать, тебя придется спрятать. Он ведь будет иметь дело только с тобой и передаст тебе все свои трудовые и нетрудовые сбережения. Найди человека на модельное агентство, своего я не хочу подставлять.
Альберт Львович заволновался и попытался отказаться.
- Я не советчик! С этим извращенцем я уже попал впросак, больше проколов не хочу. Ты уже обозвал меня «тайным советником»…
- Советов не давай, а определи круг поиска кандидата. Я сам выберу. Все надо делать быстро. Встретишься со своим президентом в ближайшие дни. Мягко побеседуешь с ним, не выкладывая всех козырей. Предварительно определим, кому передать акции модельного агентства.
- Вопрос довольно неожиданный… Есть, конечно, молодые, энергичные люди…
- Только не из твоих поклонников! – предостерег его шеф. – Надеюсь, ты понимаешь, какая шушера вертится вокруг тебя.
- Само собой! Я личное с деловым не путаю, - оскорбился Альберт Львович. – Есть у меня на примете один молодой человек… И есть крючок, на котором его можно подвесить… Но увлекается…
- Поддает, что ли?
- Нет, с этим все в норме. Увлекается женским полом.
Юрий Петрович расхохотался и долго не мог успокоиться. Потом вытер уголки глаз носовым платком и покачал головой.
- Специально, Альберт, меня смешишь! Это называется – пустить козла в огород! Он перетрахает всех манекенщиц! Из нашего дома моделей сделает себе гарем!
Обиженный Альберт Львович помолчал, потом, стараясь говорить спокойно, пояснил:
- Со временем он будет неплохо зарабатывать. Если сумеет поставить дело. Девушек найдет на стороне. Я поставлю ему условие: к моделям не прикасаться.
- А как его удерживать?
- Его лучший друг будет работать у меня.
- Опять твой сын! – Юрий Петрович снова разулыбался. – Ты дал ему приз на женском конкурсе красоты, теперь продвигаешь его друга. Злоупотребляешь родственными связями! Давно они дружат?
- С детства. Выросли в одном дворе.
- Хорошо. Но поищи еще какие-нибудь зацепки. При необходимости мы должны получить модельное агентство назад без всяких проблем. Угрозы и физическое насилие - теперь не наш метод. Грубые приемы уходят в прошлое, остается только мягкое давление. Шантаж, если хочешь это так называть.
- Подумаю, на чем его можно было бы еще подцепить.
- Как его зовут?
- Олег Александрович Теребилов.
- Побеседуй с ним, не раскрывая карт, и через пару дней позвони мне. Потом встретимся втроем где-нибудь в ресторане. Если твой кандидат понравится мне, за ресторан плачу я. А нет, не обижайся, платить будешь ты. У него, кстати, есть высшее образование? Все-таки он жених твоего сына, хотелось бы, чтобы приличный был человек…
Альберт Львович сразу же почувствовал подвох.
- Меня проверяешь? Есть, конечно, иначе не предлагал бы. Закончил какой-то технический вуз. И помнит какой.
- Ты меньше обижайся, - остудил его Юрий Петрович. – Доверяй, но постоянно проверяй.
- Понятно…
- Раз понятно, действуй! Встретимся через три-четыре дня.
Глава 2
После встречи с шефом Альберт Львович прогулялся, как обычно, по Тверской, посидел немного в скверике на Пушкинской площади. Действовать предстояло не только быстро, но и тонко. Это будет микрохирургия, размышлял он. Одному пьяному американцу, улегшемуся спать, жена отрезала член почти под самый корешок и выбросила в окно. Пьянчуга тут же вскочил, нашел на газоне своего незабвенного друга, упаковал его в целлофановый мешочек со льдом и помчался в больницу. Через три часа все было, как они говорят, о’кей. Хирурги пришили утраченный орган. Вот так же нужно действовать и сейчас. Отрезать извращенца-президента от модельного агентства. И тут же на место утраченного члена совета директоров предложить нового члена и сделать его президентом. Нет только ухоженного американского газона, на котором валяются члены. Это делает задачу сложнее…
Альберт Львович позвонил Анне и минут двадцать расспрашивал ее о женихе Виктора. Она удивилась неожиданному интересу к Олегу, но вопросов не задавала. Было понятно, что у Альберта Львовича есть какой-то план, детали которого раскроются лишь позже. Затем Альберт Львович позвонил Олегу и договорился встретиться с ним через день. Олег тоже удивился неожиданному звонку, но ни о чем не спрашивал. За время конкурса красоты Альберт Львович вырос в глазах узнавших его людей в исполинскую фигуру. От людей, подобных ему, зависит многое, а может быть все. Такому корифею не задают вопросов. Если он просит о встрече, значит надо идти, хотя и придется встать совсем рано. У стариков свои причуды. А то, что они просыпаются ни свет, ни заря, известно всем.
В назначенный день Олег постучал в дверь номера Альберта Львовича даже чуть раньше времени, о котором они договорились. Тот был, однако, уже за своим рабочим столом. И не в каком-нибудь халате, а в прекрасном костюме и с галстуком.
Предложив Олегу сесть, Альберт Львович вышел из-за стола и, продолжая размышлять о чем-то, направился к резному шкафу красного дерева. Верхние, застекленные полки шкафа занимали книги с яркими разноцветными корешками. Альберт Львович снял с полки толстую, прекрасно изданную книгу и с минуту перелистывал ее, словно отыскивая ответ на занимавший его вопрос. «Не только блестящий организатор, но и крупный мыслитель, - думал, глядя на него, несколько оробевший Олег. – С утра и уже такие толстые книги! Их и на ночь читать вредно. Совсем как Карл Маркс, только без бороды…». Вернув книгу на место, Альберт Львович взял другую книгу, потоньше и присел на кресло за журнальным столиком.
- Вы знаете, Олег, что такое эгоцентризм? – Альберт Львович положил на столик свою книгу.
- Нет, Альберт Львович. Эгоизм знаю, а этот ваш… нет.
- Эгоцентризм – это крайняя степень эгоизма. Когда человек делает центром всего мира свое «я». Думает, что вокруг его персоны вертится все остальное, как планеты вокруг Солнца. Среди ваших знакомых есть такие люди? Эгоцентрики?
Олег ненадолго задумался и довольно твердо ответил:
- Пожалуй, нет. Если думать, что ты – пуп земли, растеряешь всех друзей. Дружба в нашей жизни – все. Для одного себя скучно жить. Даже рассказать анекдот, уже кто-то нужен… Тем более, когда какое-то дело…
- Вот именно, - поддержал его Альберт Львович. – Друзей нельзя предавать. Эгоцентрики и эгоисты обкрадывают самих себя. Верность данному слову, благодарность тому, кто сделал тебе добро, украшают человека. Разве могли бы вы предать, допустим, Виктора или Анну? Или кого-то еще из ваших друзей?
- Ни за что! – Олег был совершенно искренен. Ему и в голову никогда не приходило подставить кого-то из близких и симпатичных ему людей. – Для друга я готов сделать все, что угодно.
- Я в этом убедился недавно, - улыбнулся Альберт Львович. – Вам ведь не хотелось играть роль жениха Виктора?
- Конечно, нет! – щеки Олега порозовели от мысли, что кто-то мог подумать, будто их с Виктором связывают интимные отношения. – Но он просил, значит надо. Хотя, скажу вам откровенно, быть женихом мужчины не очень приятно…
Альберт Львович кивнул головой в знак согласия. Одновременно он подумал, что быть женихом женщины – еще меньшая радость. Встав с кресла и заложив руки за спину, он стал неспешно прогуливаться по кабинету. Собеседнику нужно дать время привыкнуть к новой обстановке.
После критики Юрия Петровича перестройку своего бизнеса Альберт Львович начал с самого себя. Кое-что он перенял у шефа, но многое придумал сам.
На рабочем столе не было теперь ни одной бумаги. Только два телефонных аппарата и фарфоровая китайская ваза с букетом свежих голубовато-сиреневых роз. Появился новый книжный шкаф с плотными рядами книг. В былые времена на журнальном столике постоянно валялось несколько журналов. Они доставлялось из Америки и стоили немалых денег. Теперь журнальный столик был девственно чист.
Разговор с каждым гостем Альберт Львович начинал теперь не с мелких бытовых подробностей, а с какой-нибудь общей проблемы. В бизнесмене интересны не только предприимчивость и умение выполнять свои обещания. Важны также эрудиция и способность видеть частные вопросы в свете общих, непреходящих ценностей. Всякий бизнес направлен, в конечном счете, на утверждение в человеческих отношениях истины, добра и красоты. Тем более это касается того специфического бизнеса, которым занимался Альберт Львович.
Вводная, просветительская часть разговора давалась пока Альберту Львовичу с трудом. Помогал, конечно, «Словарь иностранных слов», особенно статьи на букву «э». У них была какая-то особая интеллектуальная сила. Но легкости и непринужденности еще не было.
Чтобы не сказать Олегу что-нибудь невпопад, пора было переходить к более конкретным вещам.
- Внизу проблем не было? – спросил Альберт Львович, снова садясь в кресло.
- Что вы! – живо откликнулся Олег, которому пауза в разговоре показалась непонятной. – Здесь вас хорошо знают, только назвал ваше имя, все заулыбались, прямо засияли, как солдатские котелки. Администратор вызвался проводить. Я ответил: «Сам найду, не маленький». Гостиница эта, в общем-то, небольшая. Но очень неплохая! Тишина, вежливый персонал… И самый центр Москвы! Хочешь, прогуляйся по Тверской. Совсем рядом Пушкинская площадь, мое любимое место… Но я здесь редко бываю. На машине иногда проскакиваю. А на окраине сами знаете что! Толпы с хозяйственными сумками, давка у метро, автобусы не каждый час появляются… Людей много, но все вялые и сонные. Глянешь на человека и сразу видно: он из спального района.
Неудобства жизни на окраине мало интересовали Альберта Львовича. Он задумался над своей жизнью в «Центре». «Заулыбались и засияли… Я здесь как народный артист на провинциальной сцене. Весь на просвет. А популярность мне совсем ни к чему. Щедрые чаевые… Тоже бросаются в глаза в этой гостинице. Но без них будешь беспомощен. Как пассажир, стоящий вечером на автобусной остановке где-то на окраине…» Внимательно посмотрев на Олега, Альберт Львович прервал его сбивчивый рассказ.
- Вы сегодня, как будто, не в лучшей форме?
Олег замолк и смутился.
- Между нами говоря, вчера немного поддали…
- А почему «между нами»? – заулыбался Альберт Львович.
- Это к слову. Образ, можно сказать, - еще больше смутился Олег. - Такой повод! Лучший друг выигрывает конкурс красоты! Престижнейший конкурс, я вам скажу! Отмечали, но немного увлеклись…
- Среди ваших знакомых есть те, кто выпивает крепко?
- Нет. Пожалуй, нет. – Олег кисло сморщился. – Зачем мне знакомый алкаш? То пьет, то опохмеляется. В нашем доме таких хватает. Ничего интересного.
- «Пьяный проспится, дурак – никогда», говорил Ленин.
- Но для меня он в деле выпивки не авторитет. Настоящий пьяница никогда не проспится. Он и просыпается только затем, чтобы добавить. А что касается дураков, их тоже в моем окружении, можно сказать, нет. Попадаются ограниченные, глуповатые девушки. Но с ними я быстро расстаюсь.
- Давайте мы, пожалуй, спустимся и поговорим в баре, - предложил Альберт Львович. – Там в это время почти никого нет.
- Как скажете, - охотно согласился Олег. – А вы вчера ничего не отмечали? Вы все-таки организатор конкурса…
- Отмечал, хорошо отмечал… Но пил только французское сухое вино. – Альберт Львович закрыл дверь номера, и они отправились на первый этаж.
- Были бы у меня деньги, - мечтательно заговорил Олег, - я тоже пил бы только такое вино… А сейчас, что попадется под руку, то и принимаешь на грудь.
Альберт Львович засмеялся. Он вспомнил свою молодость, когда даже «Тройной одеколон» считался приличным напитком.
- Пьете все, что горит?
- Ну что вы! Я не сумасшедший! – Олег даже обиделся, но ненадолго.
Альберт Львович обратил внимание, что на лице Олега ни разу не появлялась гримаса противоборства. Он был не только вежлив, но и уступчив. Обиженное выражение, если оно и появлялось, исчезало с его лица буквально через несколько секунд.
В маленьком, почти пустом баре Альберт Львович заказал своему гостю большой бокал шотландского виски, а себе немного легкого бургундского.
- Как насчет завтрака? Уже позавтракали… Тогда только кофе.
Рассчитываясь с барменом, Альберт Львович протянул ему сто долларов.
- У вас нет купюры поменьше? – спросил бармен.
- Нет, возьмите сдачу себе. – Небрежно заметил Альберт Львович.
Ему хотелось продемонстрировать, что он человек широкого жеста. Однако бармен все испортил.
- В таком случае, нет ли купюры покрупнее? – неожиданно спросил он.
В его голосе звучала, конечно, не просьба, а явная ирония.
- Крупнее ста долларов у нас в стране ничего нет, - раздраженно ответил Альберт Львович. – Кроме, конечно, скульптур вашего любимого скульптора, господина Церетели.
Когда они сели за столик у окна, Альберт Львович некоторое время сосредоточенно помешивал кофе. Потом, не глядя на собеседника, двусмысленно улыбнулся.
- Вот вы вчера отмечали с Виктором его победу в конкурсе. Но ведь это был не просто конкурс красоты, а конкурс женской красоты! Виктор теперь вице-мисс нового тысячелетия! Это вас не смущает? Был мужчиной, а стал как бы женщиной. Красивой, но все-таки женщиной…
Олег был озадачен таким поворотом дела и не сразу нашелся, что ответить.
- Все-таки он выиграл приз, - Олег помолчал, подыскивая доводы. – Деньги, я хочу сказать хорошие деньги, как говорится, не пахнут… К тому же его мужское достоинство в конце концов было восстановлено. Выиграл он как женщина, но приз получал, как мужчина. И мало ли что, переоделся в женскую одежду! Будь я посмазливее и не имей таких бицепсов, я, может быть, тоже переоделся бы. Для доброго дела, почему не походить в женском платье?
- Вполне можно походить, - охотно согласился Альберт Львович. - А знаете, умение Виктора перевоплотиться в женщину вполне может пригодиться. Сейчас появилось много мужчин, любящих в свободное время предстать женщиной. Такая милая, невинная забава… Но многие над ними смеются. Могут даже побить…
- Побить трансвестита? За что его бить? – Олег недоуменно развел руками, но потом уточнил: - Если он, конечно, не липнет к тебе, не тянет мужчину на себя… За такое можно и по яйцам… Они у него точно есть.
- Вы человек широких взглядов! – одобрил его Альберт Львович. – Но есть и отсталые, можно сказать, темные люди. Трансвеститам нужно объединяться, чтобы защищать свои права. Они могли бы издавать журнал, просвещать общественность, назвать его, скажем, «Два в одном» или что-то в этом роде … Вик мог бы выступить инициатором сплочения трансвеститов…
- «Трансвеститы всех стран, объединяйтесь»? Нет, Виктору это не подойдет. Ему ведь придется все время ходить в женской одежде!
- Совершенно не обязательно! На съездах, митингах, демонстрациях – в женской, а в другое время – в чем хочешь! Хоть в том, в чем мать родила!
- Если так… Но об этом лучше спросить самого Вика.
- При случае поговорю с ним. – Альберт Львович заулыбался и добавил: - Но вас мы в ассоциацию трансвеститов вербовать не будем! Истолкуете такой жест неправильно и ногой по этим самым, как вы выражаетесь… Больно будет!
- Извините, грубовато выразился, - смутился Олег.
- Ничего страшного! Грубо, но точно. А главное искренне. – Альберт Львович отпил глоток вина, откинулся на спинку стула и спросил, как бы, между прочим:
- Как вы относитесь к голубым?
- Я к ним не отношусь, - испугался Олег, но тут же поправился. – В общем, нормально. Их дела – это их проблемы. Меня все это не касается.
- Голубым тоже надо бы объединяться. Создать свою ассоциацию, издавать свой журнал… Или даже несколько журналов, потому что голубые очень разные… Но это дело будущего. Наше общество еще не созрело, чтобы провести, скажем, в Москве большой фестиваль гомосексуалистов и лесбиянок… Пройтись шумной, красочно разодетой колонной по Тверской, устроить праздничный концерт на Красной площади…
- На Красной площади? – переспросил Олег. – Но там парады проходят?
- Это и будет парад! Но не ветеранов, которые давно уже не помнят своего пола, а молодых людей нетрадиционной сексуальной ориентации. Такой же парад, как тот, что устраивается ежегодно в Берлине. Туда съезжаются из разных стран почти два миллиона человек! Грандиозное зрелище!
Для Олега эти идеи были в новинку. Увидеть пару голубых обычное дело. Иногда он сам подвозил такие пары. Однако, заметив в зеркальце заднего вида поцелуи и объятия двух мужиков, строго грозил им пальцем. Вся Тверская, заполненная гомосексуалистами и лесбиянками, была выше его воображения. Не хватало только все это показать по телевизору! Половина пенсионеров грохнется от инфаркта!
- У нас это не скоро будет. Очень непривычно. Но посмотреть было бы интересно! – Олег говорил спокойно и самое главное искренне, не пытаясь подладиться к мнению собеседника. Это порадовало Альберта Львовича. Неприятно было бы обнаружить, что его будущий подчиненный смотрит на людей иной сексуальной ориентации с предубеждением, а то и с презрением.
- Будете в Берлине – увидите! – заверил его Альберт Львович. В ответ на недоуменный взгляд Олега добавил: - Уверяю вас, уже в ближайшие полгода вы побываете и в Берлине, и в Париже. Иногда я бываю хорошим прорицателем!
Олег принял эти слова за обычный комплимент его предприимчивости и пропустил их мимо ушей. Приятно, когда тебя вот так переоценивают, не имея представления о состоянии твоих дел. Но принимать подобные похвалы всерьез смешно. Денег нет не то, что на развлекательные поездки по Европе, но даже на ремонт машины и квартиры.
Олег, не спеша, маленькими глотками пил свое виски и пригубливал ароматный кофе. В душе разливались теплота и блаженство. Хотелось, правда, есть, потому что он не успел позавтракать, а теперь из чувства ложного достоинства отказался от завтрака. Но это были уже пустяки. «Забавный старикан… - думал он, с интересом поглядывая на Альберта Львовича. - Но к чему он клонит? Неясно… Скорее всего, хочет использовать меня, чтобы как-то надавить на Вика… Но я не мячик для гольфа. Меня куда попало не пошлешь…».
И вот, наконец, Альберт Львович задал прямой вопрос о Вике.
- Как всякий прорицатель, я хорошо вижу будущее, но прошлое для меня почти закрыто. – Альберт Львович приучал себя приближаться к важным темам не спеша. – Прошлое хорошо знает историк. А предсказатель будущего – как раз противоположность историка. Здесь, как вы понимаете, очень жесткое разделение труда. Вот, скажем, жизнь нашего дорогого Виктора… Его перспективы я вижу вполне ясно. А что в его прошлом? Вы ведь хорошо его знаете…
- Да ничего особенного… - Олег боялся сболтнуть лишнее, чтобы не навредить другу. – Обычный парень… Симпатичный, неглупый… А главное – добрый и надежный…
- А его родители?
Это был сложный вопрос, и Олег задумался. Проще всего было бы соврать что-нибудь. А если вранье всплывет? Это может навредить Виктору.
- Отчим у него неплохой человек. Где-то работает… Но выпивает. Не так чтобы очень, но периодически крепко поддает… А мать Виктора я совсем не знаю… Она давно куда-то исчезла… Потом отчим еще раз женился, но неудачно. Быстро разбежались. У Вика сестра от этого брака… Хотя можно ли назвать ее сестрой? Ни по отцу, ни по матери родства нет…
- А родная мать Виктора? Вы говорите, исчезла…
Олег забеспокоился, хотя внешне этого не показал. «Черт меня дернул ляпнуть секретарше, что Виктор – внебрачный сын Альберта Львовича! – выругал он себя. – Теперь отдувайся! Сейчас мнимый папаша задаст мне жару!» Чтобы не сболтнуть лишнее, Олег отхлебнул виски, сделал несколько глотков кофе и только после этого поднял глаза на собеседника.
- Родная мать… Сложная история… - Олег продолжал напряженно размышлять. – Я ее, в общем-то, никогда не видел. Она ушла, когда Вик был совсем маленьким…
- Но почему мальчик остался у отчима?
- Не могу сказать… Какая-то драма за всем этим скрывается. Виктор об этом мне не рассказывал… Да, боюсь, он и сам мало что знает. Отчим говорил ему, что у его матери в молодости был любимый человек. Но оказался подлецом. Она забеременела, а он не захотел на ней жениться. И вроде бы, мать вернулась к этому человеку… Старая любовь не ржавеет…
Альберт Львович выглядел изумленным. Совершенно непонятная история! Женщина бросает мужа и возвращается к человеку, которого любила в молодости. Так бывает. Но она оставляет их общего ребенка у покинутого мужа. Такого не могло быть!
Недоумение Альберта Львовича и некоторая даже его растерянность не ускользнули от Олега. «Чем запутаннее история, тем она лучше», - подумал он, и к нему вернулось спокойствие. Какой мужчина может поручиться, что у него нет внебрачных детей? Только полный импотент. Даже гомосексуалист от этого не застрахован. Вон, у Бори Моисеева, голубого до мозга костей, недавно обнаружился взрослый сын. Теперь Боря встречается с ним и ведет нравоучительные отеческие беседы… Пусть Альберт Львович хорошенько запутается. Это даст выигрыш во времени. Если он сейчас разоблачит их с Виктором, - может обидеться и подстроить им что-нибудь…
- Какие только истории не случаются в жизни! – Альберт Львович тоже пришел в себя. Его даже порадовало, что он сразу же придумал идею с генетической экспертизой. Только она даст точный ответ. А разговоры, подобные этому… Жена исчезает, оставляя своего сына у пьяницы-отчима… Старая любовь… Сплошной туман. В нем никогда не найдешь дорогу. – Самые невероятны бывают истории! Особенно, когда в дело вмешивается эта самая… любовь. Вы в нее очень верите?
- Верю, само собой, но не переоцениваю. Для женитьбы любовь нужна. Иначе уже в медовый месяц побежишь на сторону. А для всего остального, как сказать… У меня, Альберт Львович, есть определенный скептицизм в отношении любви…
- Да, понимаю, - кивнул головой Альберт Львович. – Неудачная первая любовь… Бригада этих самых…
- Точно. Влюбись, а у нее спид! Вот тогда и запрыгаешь вокруг да около, как повар вокруг подгоревшего жаркого. Дружбу я высоко ценю, а любовь – это как кому повезет… Одному может пустяковый триппер достанется, а другого спидом по темечку…
Альберт Львович был вполне удовлетворен разговором, но оставались еще некоторые вопросы.
- Давайте, Олег, пофантазируем… Обстановка здесь как раз располагает к ненаучной фантастике… - Он как бы приглашал собеседника раскрепостить свое воображение и не относиться серьезно к тому, что будет сказано. – Вот, допустим, одеваете вы фрак и идете на званый ужин…
Олега такое начало свободного фантазирования, тем не менее, удивило.
- Во фраке? – переспросил он.
- Конечно. В доставленном вам гостевом билете написано: «Женщины в вечерних платьях, мужчины во фраках».
- Во фраках, так во фраках, - не особенно раздумывая, согласился Олег. – У меня фрака, к сожалению, нет. Но для ужина в кругу интересных людей можно раздобыть его. Одел бы и пошел.
- Не стеснял бы он вас?
- Не знаю… Во фраке я пока не ходил… Сперва было бы, наверное, непривычно. Там ведь фалды сзади. Я читал даже, что в одной из фалд есть небольшой кармашек для носового платка. Попробуй его достань. Но если для дела нужно, то отчего же не во фраке? Тем более все мужчины будут так одеты. Это, пожалуй, проще, чем женщине в вечернем платье…
- А вот, предположим, - улыбаясь, продолжал Альберт Львович, - вы идете на прием в дипломатическое представительство. И написано: «Мужчины в смокингах».
Олег подумал, отхлебнул немного виски и вопросительно посмотрел на Альберта Львовича.
- А разве фрак и смокинг не одно и то же?
- Совсем разные вещи. Это как телевизор и магнитофон.
Олег подозревал какой-то подвох, но Альберт Львович улыбался открыто и бесхитростно.
- Смокинга у меня тоже нет. Боюсь, на прием к дипломатам я не попал бы… - Извиняющимся голосом Олег добавил: - Смокинг нигде не найдешь. Я вообще ни разу не видел человека в смокинге.
- А во фраке?
- Во фраках много! – Олег воодушевился, словно нужный для званого ужина фрак уже висел в его шкафу. – По телевизору все дирижеры во фраках. Позвонил какому-нибудь из них, вежливо попросил… Думаю, не откажет, на один вечер… А в смокингах никто не ходит… Одни пингвины! – он весело рассмеялся своей шутке.
- А если куда-то нужно пойти просто в хорошем костюме? – продолжал допытываться Альберт Львович.
- Ну, это совсем просто! Такой костюм вот сейчас на мне. Прогладить брюки… - Олег стал осматривать себя. – Придавить утюгом борта пиджака, и костюм будет как новый.
- Вы готовились к свадьбе и, наверно, запаслись совсем новым костюмом?
- Что вы! Какая могла быть свадьба с Виктором! Это же был розыгрыш! А на своей свадьбе три года назад я был вот в этом костюме. Он выглядел тогда еще новее. Но семейная жизнь не удалась… Я понимаю, бывают ограниченные женщины. Но такой дуры, как моя бывшая жена, я никогда не встречал! Ничего нельзя! Если секс, то только для рождения ребенка. Подозреваю, она и в какую-нибудь секту тайком похаживала… Никакого удовольствия в постели! Пришлось развестись…
Поглядывая на разговорившегося Олега, Альберт Львович думал: «Скромный, непритязательный молодой человек. Ничего не знает о шикарной жизни. Да и не интересуется ею. Фраки, смокинги, дорогие любовницы, ирландский коньяк по пятьсот долларов за бутылку… Все это другой, неинтересный ему мир… Пришел на деловую встречу в старом, залоснившемся костюме, но считает, что неплохо одет… Однако предприимчив. Нужно найти фрак, найдет, если даже придется просить его у известного дирижера… Кажется, не врет. Нет возможности найти смокинг, прямо говорит об этом. Не упрямец, способен меняться и приспосабливаться. Потребуется – будет ходить во фраке. Надо – оденет смокинг и так привыкнет к нему, будто это вторая его кожа… Не пьяница. Свой бокал не торопится опорожнить. Пьет, как и я, по паре глотков… Таких людей деньги обычно не портят, а улучшают».
- Женщины, женщины… С ними всегда проблемы, - сочувственно закивал Альберт Львович. – Но и у самих женщин бывают ведь трудности. Прижмет жизнь молодую, красивую женщину… Так прижмет, что просвета не видно. И становится она, допустим, путаной…
- Так сразу и путаной? – Олега уже не поражали неожиданные повороты мысли Альберта Львовича. Последний тоже перестал удивляться тому, что Олег сначала начинает говорить и только потом думает. – Но вы правы, бывают и такие случаи, конечно.
- И что вы думаете о путанах?
- Я о них особенно не думаю… Сами понимаете, не тот у меня пока что статус, чтобы платить девушке за интим. Я ищу бесплатных… Красивых, разумеется, но без вознаграждения…
- А такие разве бывают? – Альберт Львович спрашивал так, как если бы очень в этом сомневался. Или создавал впечатление, что сам он пользуется только платными интимными услугами.
- Сколько угодно! – заверил его Олег. – Если, разумеется, не особенно придираться к внешности, а рассматривать лицо и фигуру по деталям. Скажем, губы – отдельно, уши – отдельно…
- И уши учитывать?
- Ну, уши не обязательно. Они особой роли не играют… А что касается путан, то им не позавидуешь. Тяжелая у них работа. И все в ночную смену. Я изредка подвожу их на своей машине. Чаще всего рано утром, когда они возвращаются домой. Все жалуются. Не помню, чтобы хоть одна сказала: «Какую шикарную ночь провела! Какое удовольствие получила!». Клиенты обычно грубые, а то и просто хамы. Встречаются даже садисты. Иногда по кругу пускают. Бывает, что и побьют! А поиметь и не заплатить – так это каждый третий норовит. Пакостная работа! Никакой знакомой не пожелаешь!
Альберт Львович слушал и согласно кивал.
- Работа, действительно, не сахар. Но бывают ведь и путаны более высокого класса. У них все происходит легко и непринужденно. В светской, можно сказать, обстановке. Совсем другая жизнь… И деньги, конечно, другие…
- Таких я не встречал, - признался Олег. – Видел только тех, которые ищут клиентов на улице. Но, наверно, есть и другие… Но ко мне в машину такие не садятся! Они на иномарках ездят…
- Хотелось бы вам познакомиться с такой… девушкой?
Олег вопросительно посмотрел на Альберта Львовича, словно не понял его вопроса.
- Мне? Зачем? У меня и денег таких нет, чтобы ей заплатить… Не знаю даже, сколько подобная стоит…
- У вас, наверное, большие планы на будущее? Намечаете себе перспективы? – Альберт Львович в очередной раз сменил тему разговора. Олег надеялся, что речь пойдет, наконец, о нем, иначе непонятно, зачем нужна была эта встреча. «Какое-то странное утро, при франке и в смокинге», - улыбнулся он про себя.
- Планы есть и большие. Но, понимаете, Альберт Львович, везения нет. Нужны деньги, а их как раз и не хватает. Колеса у машины поменять… это непременно. И двигатель пора перебрать, иначе скоро ему кранты. Виктору хотелось бы помочь…
Альберт Львович остановил его легким жестом руки.
- О Викторе теперь можно не беспокоиться! Он встал на рельсы. Вот-вот помчится как скорый поезд. Вам будет помогать.
- Это уже лишнее! Я сам справлюсь. – Олег говорил уверенно. – Жизнь улучшается. Надеюсь, и меня она не обойдет. Я, в общем-то, трудяга. Вполне способен сам себя обеспечить. Немножко везения, и все будет в норме… Но не везет! Постоянно вместо крупного выигрыша в лотерее жизни выпадает какая-нибудь мелкая пакость! Вчера какой-то идиот проткнул у моих «жигулей» заднее колесо! Зачем ему это понадобилось?! Разбил бы лучше светильник в подъезде!.. Хотя, светильник давно уже разбит… Для чего все это делается?
Альберт Львович устало и меланхолично пожал плечами, как если бы его самого уже изрядно утомили несообразности нынешней жизни.
- Все это, Олег, можно понять и объяснить. Сейчас у нас такие перемены, что покруче любого шторма на море. У многих, особенно у неудачников, появляется озлобленность. Они ищут разрядки. Колесо у чужой машины проколол – уже легче. Лампочку в подъезде разбил или стену ругательствами расписал – на душе сосем хорошо. Но это, как вы понимаете, иллюзия. Собственную жизнь менять надо, а не пакостить другим!
- Вот это верно! Рассчитывать нужно на свою удачу, а не на несчастья других. Если, скажем…
- Давно вы знакомы с Виктором? – прервал его Альберт Львович.
- С детства! В школе учились в одном классе.
- Завидуете теперь ему. Есть чему позавидовать…
Олег посмотрел на собеседника с недоумением.
- Нет. Как можно здесь завидовать? Он высокий, красивый, ему прямая дорога в модели. Я попроще, особой красотой не отличаюсь… Хотя, нужно сказать, девушкам нравлюсь. Да и сам, когда увижу себя в зеркало, не отворачиваюсь. Не обезьяна, это точно. Но моя сила – не внешность, как у Виктора или у его Ани. Главные мои преимущества внутри, а не снаружи. Мое оружие – интеллект. Я беру силой ума. Ну, и физическими данными, как видите, не обижен…
Олег все еще не мог понять, зачем он понадобился Альберту Львовичу. Но на всякий случай решил подчеркнуть свои достоинства. «Странные вопросы он задает… - думал он. – Есть ли у меня фрак? А не висит ли у меня в платяном шкафу смокинг? У меня и шкафа никакого нет. Вся одежда умещается на вешалке в прихожей… Но и я не промах! Фрака нет, но вполне могут раздобыть. Хотя, где его достать? Ежу понятно, что ни у меня, ни у моих знакомых ни фраками, ни смокингами не пахнет… У одной моей недавней подруги муж работает грузчиком в магазине «Элитная мебель из Франции». Он был однажды на приеме во французском посольстве. Но и у него нет никакого фрака. Он алкаш, как она его описывает. У таких не только фраков нет, но и член не сразу найдешь. Рожденный пить во фраке не ходит! Но к чему клонит дорогой Альберт Львович? О Викторе упомянул вскользь, расспрашивает о моей жизни… Хвастаться не надо, но похвалить себя все же не мешает. Как говорится, хвали себя сам, пока другие привыкнут, что ты хороший...».
- Вы молодой, энергичный, по-мужски симпатичный, - продолжал свои расспросы Альберт Львович. – Наверно, девушки к вам благоволят?
- Ну, не так чтобы очень… - поскромничал Олег. – Но не отказывают. Только меняются они часто… Сегодня одна, завтра другая…
- А что так?
- Современные девушки не очень любят постоянство. Ахи, вздохи, прогулки при луне – это не про них. Познакомились, оживили организм парой рюмок – и в постель. А утром она уже с трудом вспоминает, как тебя зовут. Но это не так уж важно… Хватит того, что я сам свое имя не забываю.
- Но случались ведь какие-то юношеские влюбленности… Без этого в вашем возрасте не бывает.
Олег заулыбался. Этих старичков хлебом не корми, только дай им возможность поговорить о большой и чистой, как слон в зоопарке, любви. Им кажется, что в молодости человек ничем другим не занимается, как только влюбляется. Далекая собственная юность представляется пожилому человеку царской короной, сиявшей изумрудами и бриллиантами пламенного чувства. Как будто ничего в этой юности не было, кроме пылкой и беззаветной любви. Даже секса, и того не было. А уж абортов в пятнадцать-шестнадцать лет тем более.
Однако открыто иронизировать над Альбертом Львовичем Олег не решился. Немного подшутить над ним – это можно.
- Были устойчивые, пылкие романы, как без этого, - в тон собеседнику, посерьезнев, ответил он. – Со своей первой любовью я целых три месяца каждый день встречался. Она приходила на свидания все в духах, я весь в галстуке… По театрам ходили, были даже в опере. Но ко мне домой ни-ни. И на улице, представьте себе, ничего! Только поцелуи, и то скромно, через ее шелковый шарфик. В чем, думаю дело?
Олег умолк и многозначительно посмотрел на собеседника. Альберт Львович заинтересованно слушал.
– Потом узнал, все лежало на поверхности! - с какой-то даже радостью воскликнул Олег. - Она сифилис в это время долечивала! Боялась меня наградить… Благородная оказалась девушка!
Альберт Львович был поражен таким поворотом истории о первой любви. Юношеская влюбленность бесконечно разнообразна, хотя в основе своей проста. Но чтобы вот так сразу и сифилис! Это уже не умещается в обычную схему. Не зная, что сказать, Альберт Львович только пробормотал:
- Высоконравственная девушка… Такие сейчас редкость…
- Еще бы! – подтвердил Олег. – Тем более редкость, что у нее, оказалось, был не только сифилис, но еще и триппер, и трихомоноз! Но это уже мелочи…
- Целый букет! – взволновался Альберт Львович. – Вот что значит любовь! – При чем здесь любовь, было не совсем понятно и ему самому. Наверно, притом, что слова «любовь» и «букет» интимно связаны. Какой влюбленный идет на свидание без букета? Но, как говорится, букет букету рознь. – А не было у нее, случайно, еще и герпеса?
- Вполне мог быть! Отчего бы ему не быть. – Вопрос казался Олегу риторическим. – Но точно не знаю. Герпеса не хотелось бы… Говорят, очень плохо лечится.
- Неизлечим! – воскликнул Альберт Львович, но тут же, ругая себя за горячность, смягчил формулировку: - Я слышал, что неизлечим. Вот только в Америке или во Франции, возможно, и лечат. А у нас с герпесом возникли бы большие проблемы… Какой же это, не побоюсь этого слова, негодяй наградил ее таким пышным букетом? Для полного букета не хватает единственного цветка!
- Там не один поработал. – Олег усмехнулся. То, что собеседник принял эту историю так близко к сердцу, его забавляло. – Думаю, целая бригада трудилась. Профессионалы высокого венерического класса!
- Как легко испортить первую любовь! Случайное слово, неосторожное прикосновение… Несобранность в решающий момент… Тургенев очень хорошо описал это. Повесть так и называется «Первая любовь». Похоже на вашу историю. Героиня водила за нос влюбленного в нее юношу, потому что спала с его отцом…
- И наградила папашу букетом? – оживился Олег. – А потом и сына?
- Что вы! Каким букетом! Тогда и слова такого не было!
- Ну, тогда ничего, если б наградила, было бы похуже… Вот такой была моя первая любовь, - закончил свою историю Олег. – Первая настоящая любовь. Другой такой уже не будет… Ночные прогулки, беседы при луне… Залезешь ей под лифчик, сожмешь ладонью ее грудь, а сердце прямо застынет. И у меня, и у нее. У нее даже сильнее. Но ниже, как я уже сказал, ни-ни.
- Вам повезло с этим «ни-ни». Могли и влипнуть.
- Мне вообще везло на женщин, - с довольной улыбкой обобщил Олег. – Внешне они не всегда были красавицы. Попадались и просто страшненькие. Но в душе все были перламутры и кристаллы!
- Вы, однако, романтик!
- Пожалуй, - согласился Олег. – Не люблю, конечно, оттягивать удовольствие, доставляемое интимным общением. Стараюсь сразу перейти от слов к телу. Но если нужно, могу пару недель и так, вокруг да около походить… Если, конечно, с другой в это время спишь…
Альберт Львович засмеялся.
- Если возлюбленная в это время что-нибудь долечивает!
- Тогда тем более! – Олег тоже заулыбался. Потом, наклонившись к Альберту Львовичу, доверительно добавил: - Но нужно все же обязательно выяснить, что конкретно у нее. Некоторые болезни не помеха оральному сексу. Кроме того, есть презервативы…
- «Изделие номер два» нашего коллеги Подкорытова! Запало оно вам в память!
- Запасся на всякий случай в его автоматах. Но, в общем-то, я предпочитаю, между нами говоря, орально…
- Тоже неплохо. Но здесь, как говорится, на вкус и цвет… - Альберт Львович посерьезнел и испытующе посмотрел на Олега. – А вот представьте, мой друг, что вы руководите престижной фирмой и вокруг вас полно красивых женщин. Одна лучше другой! Вы бы там, я думаю, развернулись…
- Ни в коем случае! – не раздумывая, ответил Олег.
- А некоторые руководители любят, чтобы прямо в рабочее время… В кабинете… допустим, на письменном столе…
- Он скользкий! – вспомнил старый анекдот Олег. – Пусть любят. На вкус и цвет в сексе товарищей нет. Я предпочитаю у себя дома… На диване или еще лучше на полу. На ковре… Если откровенно, это дело я воспринимаю чрезвычайно эмоционально. В конце реагирую очень активно, бывает даже вскрикиваю… Не хватало на работе заорать, будто тебя режут! Там и сопеть, пожалуй, нельзя. Лучше работу с интимом не путать. На улице мало, что ли, девушек? Полно! А если у тебя есть деньги, то их еще больше. Намного больше! Выбирай, не перевыбираешь…
Олег говорил без всякого притворства. Случайная знакомая намного лучше секретарши. Дела и интим должны разделяться Великой китайской стеной. На этот счет у Олега уже был печальный опыт. В институте он по очереди ухаживал за всеми своими однокурсницами. Но без всякого успеха. Зато потом они постоянно и не без ехидства подшучивали над ним. А однокурсники, имевшие этих же девушек, поглядывали на него свысока.
- Работа и личные дела – вещи совсем разные, - продолжал Олег. - Не обязательно красавиц в своем учреждении искать. Доищешься до того, что потом по конторе спокойно не пройдешь. Одна за зад демонстративно ущипнет. Другая ладошкой по ширинке погладит. Мол, в твоем подвале на мешках никого, как будто, нет. В бессрочном отпуске, что ли?
- Ну, довольно о девушках. Разговор на эту тему, как черная икра – начнешь ее есть, не остановишься. А имеется ли у вас, Олег, какая-то большая мечта?
Вопрос не был для Олега таким уж неожиданным. Однако он сделал вид, что задумался. Больше всего ему хотелось бы, конечно, улучшить свое материальное положение. Но прямо сказать об этом нескромно. Мечтать надо не о толстом кошельке, а о чем-то красивом и благородном. Большая мечта – это непременно мечта о возвышенном, почти что недоступном… Вроде случайного знакомства с инопланетянкой, у которой не сразу даже поймешь, где у нее рот, а где все остальное.
- Многого хотелось бы, я уже говорил об этом… Но если по-крупному, то больше всего хотелось бы иметь роскошную картину с видом Венеции… Написанную маслом и, само собой, в хорошей, дорогой раме. Площадь святого Марка, гондольеры…
- Вы были в Венеции?
- Нет, видел по телевизору. Очень понравилось. Это так сурово и в то же время сентиментально. Современность и седая старина…
- А может просто съездить в Венецию?
- Можно и съездить. – Олег не выразил энтузиазма. «Интересно, на какие шиши, - удалось бы это сделать?» - подумал он. – Но опасаюсь, поездка только испортит впечатление… Картина лучше. В нарисованной Венеции вода не воняет, ноги не мокнут, никто не кричит. Одна моя знакомая была в Венеции. Говорит, толпы на улицах, ор стоит невыносимый, сырость и запах гнили от всех этих каналов…
- Вы, Олег, имеете, конечно, в виду картину какого-то старого мастера?
- Да, художник уже довольно пожилой…
- Может, Каналетто?
- Каналетто? – Олег на мгновение задумался. – Возможно и Каналетто. С такой фамилией только каналы и рисовать… Хотя лицо у него русское и волосы светлые. Не похож на иностранца. Он стоит со своей картиной у Дома художника на Крымском валу. На улице, под навесами… Просит за этот пейзаж пятьсот баксов. Да еще на раму нужно будет потратиться… Мне такую роскошь не потянуть.
- Со временем купите, - утешил его Альберт Львович. – Вы же сказали, что жизнь улучшается. Уверен, и вас она не обойдет. Тем более, что человек вы трудолюбивый, порядочный… Как, кстати, вы себя оцениваете? Хороший вы человек? Вам доверяют?
Олег задумался, уставившись в стол. Потом взъерошил себе шевелюру. Она осталась, однако, точно такой же, как была. Альберт Львович, постоянно заботившийся о проборе в своих редеющих волосах, с завистью наблюдал за этой манипуляцией.
- Наверно, хороший, - ответил Олег и грустно улыбнулся. – Говорю об этом прямо, потому что тут нечем гордиться. Сейчас больше ценятся всякие ловкачи и проходимцы. Они быстро добиваются успеха. А у меня принципы, совесть… Ум, конечно… Все это только мешает. Но мне трудно уже измениться. Соврать могу, а лгать нет. Если пообещал – выполняю, задолжал – отдаю… Но толку в этом мало. Живу по принципу, честность – лучшая политика. А сейчас время такое, что в цене хитрость. Кажется, Вольтер сказал, что хитрость – ум дураков. Значит, теперь время дураков. Хитрых дураков. Не мое время… Если и хитрю, так только в мелочах. В основном с женщинами. Да и то потому, что они сами это любят. Спрашивает она тебя: «Я тебе нравлюсь?» Не ляпнешь же: «Кому ты можешь нравиться, кривоногая дура!». Отвечаешь что-нибудь вежливое и уклончивое: «Обожаю женщин! А с такими стройными ножками, как у тебя, особенно!». Случается, конечно, делаю гадости. Но без всякого удовольствия! Значит, порядочный человек. Непорядочный тем и отличается, что сделает пакость, а потом наслаждается этим. И пакостит только затем, чтобы потом посмаковать! Мне это противно…
Выслушав эту исповедь, Альберт Львович остался доволен. Все звучало искренне, ни одной фальшивой ноты.
- Рад был с вами познакомиться, Олег. Уверен, вас ждут лучшие времена! Мы с вами еще не раз встретимся.
Олег забеспокоился, что беседа подошла к концу. Зачем он разоткровенничался? Что о нем теперь можно подумать? Простак, душа нараспашку. Да еще и неудачник. Неисправимый неудачник! Считает, что жизнь требует хитрости, и одновременно хвастается своей честностью и порядочностью.
- Альберт Львович! Как же так! Все время говорили только обо мне! Кому это интересно? Мне и рассказывать особенно нечего. Хотелось бы узнать что-нибудь о вас! Большая жизнь, богатый опыт. Ответственная руководящая работа!..
- Что вы, Олег! – остановил его Альберт Львович. – Как раз в моей биографии мало интересного. Канцелярская, бумажная работа. Каждый час расписан. Личная жизнь сведена к минимуму. Можно сказать, ее вообще нет. Служение обществу! На словах это звучит громко, а на деле скука и постоянная занятость. Вот даже семью вовремя не успел создать… Теперь, пожалуй, уже поздновато…
- Что вы, Альберт Львович! Любви все возрасты покорны!
Альберт Львович ограничился туманным намеком:
- Все возрасты, Олег, может быть. Но не законы!
Олег вопросительно посмотрел на него, но разъяснений не последовало.
- Вы такой завидный жених, Альберт Львович! – продолжал настаивать Олег. – Я вам скажу, хороший жених на дороге не валяется! А если он валяется пьяный на дороге, то какой же он хороший жених?! Пусть ищет себе невесту рядом, в канаве…
- Нет, нет! – продолжал упорствовать Альберт Львович. – В Бельгии или может скорее в Норвегии о женитьбе, может быть, стоило бы подумать. А здесь нет. Не выйдет!
«Вобьет же человек себе в голову глупую идею жениться только на бельгийке! – подумал Олег. – А где ее возьмешь? В самой Бельгии невест, конечно, как в Украине сала. А здесь бельгийку попробуй, поищи… И что у нее, эта самая расположена не вдоль, а поперек? Очень сомневаюсь! Тогда зачем вообще искать?». Через минуту он уже забыл о странной причуде старого холостяка. Чудачество, скорее всего, связано с тем, что Альберт Львович и в самом деле голубой. А такому невесту надо искать только в заморских странах.
Со встречи с Альбертом Львовичем Олег возвращался домой в полном недоумении. Зачем он был нужен этому человеку? Руководителю, у которого, как он сам сообщил, каждый час расписан? Совершенно непонятно… Но собой Олег был доволен. Говорил он умно и даже тонко разыграл любопытного, но простоватого старикана. Вот только в конце сплоховал. Потянуло на откровенность… Виновато, конечно, это виски… Бокал был изрядный. На пустой желудок это как шпионские капли честности, о которых однажды говорили по телевизору…
Вернувшись в номер, Альберт Львович позвонил Юрию Петровичу и доложил ему о состоявшейся встрече с Олегом.
- Позитивное, значит, впечатление… - В голосе шефа звучало недоверие. – Лицо, как ты говоришь, мужественное и открытое… Ага, честное и благородное… По-моему, и о своем нынешнем президенте ты когда-то говорил то же самое. И вроде бы этими же словами…
- У того лицо оказалось только ширмой, - попытался возразить Альберт Львович. – Внешне он был благородным, а в душе – сплошная грязь.
Юрий Петрович выслушал возражение равнодушно, только причмокнул.
- Говорить ты, Альберт, умеешь, а вот в людях разбираешься плохо. Ошибешься еще раз, направим на переподготовку. С такими людьми познакомишься! Титаны криминальной мысли и уголовного духа! Человеколюбы, а иногда и человекоеды!.. Но это я, сам понимаешь, шучу. Экспромт, так сказать… Неожиданно все это свалилось на нашу голову. Модельное агентство – не наш профиль. Только прикрытие. Через пару лет потребуется что-нибудь понадежнее. Другого хорошего кандидата у нас на примете нет… Так что приглашай своего орла с мужественным клювом завтра в ресторан. Я посмотрю на него и примем решение… Ресторан выбери по своему вкусу. Но чтоб без громыхающего оркестра и глупых танцев…
- Можно пойти в «Шаталет», недавно открылся. Это в центре, на набережной Яузы. Изысканный дизайн, резные своды, мебель в стиле ретро… Музыка только инструментальная… Бизнес-ланч в стиле «а ля рус»…
- С борщом, что ли?
- С украинским борщом. Но есть также суп-харчо и другое… Французские вина…
- Хорошо. Пусть будет этот твой любимый борщ. За столом о деле ни слова. Встреча старых друзей… Если мое решение будет положительным, сразу начинай работать со своим президентом. Учти, останутся у него деньги, у него появится искушение отомстить тебе. Пулю на тебя тратить не станут. Комплекция у тебя хлипкая, можно промахнуться. Но ножичком так называемые хулиганы вполне могут поковырять. И возьмут за это недорого… Раздевай президента не торопясь. Как женщину! Не надо рвать с нее лифчик, пока платье не снял!…Хотя ты в этом деле мало что понимаешь. Ты раздевал когда-нибудь женщин?
- Раздевал, - Альберту Львовичу эта тема не нравилась и отвечал он сухо.
- И много?
- Одну.
- И раздел?
- Почти раздел. Чулки снять не смог… Женщины их тогда на особом поясе носили. Там застежки оказались замысловатые…
- Значит, кончилось ничем? – не отставал Юрий Петрович.
- Почему ничем! – Альберт Львович оскорбился этим недоверием к его умению обращаться с женщинами. – Просто ей надоело, что долго вожусь. Схватила меня и бросила на постель. «Чулки, - говорит, - настоящей любви никогда не мешают!»
- Кальсоны хоть успел снять?
- Какие кальсоны? Это в Украине было, там тепло. И я молодой был. Молодежь, к твоему сведению, кальсоны не носит – яйца перегреваются.
- Любопытно… - протянул Юрий Петрович. – Ты мне об этом никогда не рассказывал… Я удивился, когда мне по секрету сказали, что у тебя обнаружился взрослый сын. Откуда, думаю? Может, непорочное зачатие? Но причем тогда ты? Задаешь ты ребусы-кроссворды. Может, еще и дочь обнаружится. Не забудь тогда рассказать… Значит, в Украине все это было? Теперь понятно, почему тебя так тянет на украинский борщ. До завтра.
«Что за странный человек! – подумал Альберт Львович, вешая трубку. – Обязательно нужно испортить настроение! Но насчет возможной мести он, пожалуй, прав…».
Глава 3
Через пару дней Альберт Львович позвонил президенту своего модельного агентства и сказал, что завтра в десять тот должен прибыть к нему. Высокомерный, как обычно, президент не мог понять изменения ролей.
- Вы что-то путаете, Альберт Львович. Я - президент модельного агентства, а вы пока что мой вице-президент. Вы идете ко мне на прием, а не я к вам.
Альберт Львович некоторое время хихикал в трубку, а затем огорошил собеседника совершенно неуместной шуткой.
- Знаете, Сергей Николаевич, почему я прошу быть именно в десять? Потому что речь пойдет о десяти годах тюрьмы! Для вас, разумеется, не для меня. В такой ситуации мне идти к вам некорректно. К тому же у меня пачка интересных для вас документов. Не возить же их по городу! Чего доброго забудешь где-нибудь в такси…
Повесив трубку, Альберт Львович продумал в общих чертах предстоящий разговор. Неожиданностей не предполагалось, и он позвонил Олегу.
- Олег Александрович, как вы относитесь к модельному бизнесу?
- Лучше, просто Олег. Как отношусь? – Олег задумался, а потом решительно ответил. - Хорошо отношусь! Такие красавицы среди манекенщиц бывают, что иногда пожалеешь, что денег нет!
- Нет, Олег, не в этом плане. Ваши лучшие друзья теперь в модельном бизнесе. Их успехи зависят от того, насколько успешно идет этот бизнес. Плохой руководитель посадит их на мель. А в модельном агентстве «Новые звезды» президент ни то, ни се. Пришло время менять его. У меня возникла идея предложить вашу кандидатуру на его место. Как вы на это смотрите?
В трубке некоторое время слышалось сопение и шуршание. Наконец Олег удовлетворенно сказал:
- Теперь я понимаю, Альберт Львович, зачем мы с вами встречались. Вы меня изучали! Даже в ресторан пригласили! А этот с нами дядечка был, Юрий Петрович, кто он?
- Случайный знакомый.
- Одет он был хорошо. Его бы на модельное агентство!
- Нет, он этим не занимается. У него лес или нефть, что-то совсем простое. И я его слишком мало знаю, чтобы рекомендовать на должность президента модельного агентства. Я сам, как известно, только вице-президент. Если вы согласитесь, будете мною руководить.
- Что вы, Альберт Львович! – испугался Олег. – Не нужно никаких формальностей! Руководить всем будете вы! А я буду у вас учиться. Если откровенно, в модельном бизнесе я мало что соображаю. Знаю его в основном по телевизору. Без вас модельное агентство будет все равно, что макароны по-флотски без вермишели…
- Хорошо. Будьте завтра в середине дня дома. Может быть, мы съездим с вами в наше модельное агентство и еще кое-куда. Не забудьте, пожалуйста, надеть тот свой костюм, в котором вы приходили ко мне. Надо произвести на этих зазнавшихся модельеров особое впечатление…
Положив трубку, Альберт Львович некоторое время улыбался, представляя, как вытянутся завтра лица сотрудников модельного агентства. Мятый пиджак и пузырящиеся в коленях брюки нового президента определенно повергнут этих зазнавшихся снобов в шок.
Вылощенный президент модельного агентства явился на следующий день минута в минуту. Альберт Львович не поднялся навстречу ему из-за стола и лишь указал рукой на кресло. Потом он отобрал из толстой пачки лежащих перед ним фотографий наиболее колоритные, пересек комнату и бросил их веером на журнальный столик.
- Полюбуйтесь, Сергей Николаевич. Известный педофил занимается своими грязными делами. Есть подозрение, что трогательную любовь к детям он пронес через всю свою жизнь.
Президент сразу же побледнел, на его висках выступил пот. Дрожащими руками он пытался собрать фотографии, но из этого ничего не выходило.
- Я понимаю, был бы какой-нибудь отъявленный бандит. – Альберт Львович медленно прогуливался по ковру, заложив руки за спину. – Бандит, о котором в анкетах пишут: «Не женат, бездетен, судим, нагл и дик». Но вы! Образованный, интеллигентный, как я раньше о вас думал, человек. Примерный семьянин, Дочери десяти и двенадцати лет. И вдруг такой провал! Не знаю даже, что с вами делать…
Президент попытался заговорить, но от волнения смог выдавить из себя только:
- Шантаж! Грязный шантаж! Подделка!
Альберт Львович критически посмотрел на него и сурово свел брови.
- Вы не узнаете себя? Вижу, что узнаете. Тогда не нужно театральных речей, вспотевших рук и огненных очей. Давайте лучше подумаем, что делать дальше.
- С помощью этой грязи вы хотите отнять у меня деньги… - начал неуверенно президент.
- Совершенно верно! – подхватил его мысль Альберт Львович. – Но не просто отнять, а отнять в извращенной форме. Как это вы любите! А что касается грязи, то на фотографиях, по-моему, вы, а не я. Мне нужно вас стыдить, а не вам меня.
Президент сдвинул фотографии на край стола, потеряв к ним интерес. Его фигура странным образом размягчилась, так что в кресле сидел теперь не уверенный в себе преуспевающий бизнесмен, а испуганный немолодой человек в ставшем неожиданно мешковатом для него костюме. Альберт Львович обратил внимание на эту метаморфозу, но не придал ей особого значения. Через несколько часов этот человек придет в себя и будет готов зубами и когтями вцепиться во всякого, кто посягнет на его имущество.
- Отнять деньги в извращенной форме… - вяло повторил президент. – Вы уж лучше меня изнасилуйте!
- Это еще зачем! – моментально откликнулся Альберт Львович и даже всплеснул руками. – За ваши деньги я изнасилую тысячу таких красавцев, как вы! Но я не насильник, мне это неинтересно. Нужны только ваши деньги, и ничего больше. Но готовьтесь раздеться основательно. Король окажется если не совсем голым, то, во всяком случае, будет страдать от отсутствия многих деталей туалета.
Президент снова замолчал, и на этот раз надолго. Альберт Львович достал из холодильника бутылку минеральной воды, поставил на журнальный столик два стакана и налил воды. Президент жадно осушил свой стакан.
- Это вы все придумали?
- Может я, а может, и нет, - уклончиво ответил Альберт Львович. – Теперь это уже несущественно.
- Если у человека нет денег, он не способен понять того, у кого они есть…
Альберт Львович сначала ухмыльнулся, потом заулыбался.
- Вы, Сергей Николаевич, намекаете, что я нищий, а вы богатый. Отсюда будто бы моя неприязнь к вам. Поверьте мне, вы ошибаетесь. Через какое-то время вы станете нищим, а я благодаря вам сделаюсь богатым. Но я не стану и после этого заявлять, что вы не понимаете меня.
- Кроме этих фотографий у вас нет никаких других доказательств!
- Ошибаетесь, я не так прост, как вы меня представляете. Если вас не интересуют фотографии, вы можете почитать показания девушек, которые вербовали для вас несовершеннолетних. Есть показания и самих малолеток, но я не советую вам читать их рассказы. Бесхитростные истории, но производят очень тяжелое впечатление. Бедные тинейджерки! Они даже не дергались! Что делает с людьми нищета! Человек становится, как манекен. Бери его хоть вдоль, хоть поперек и неси, куда вздумается. Я думаю, показания несовершеннолетних вам лучше будет прослушать в суде. К тому времени вы уже привыкнете, что вас ждет десять лет тюрьмы.
- Так много? – испугался президент.
- Не беспокойтесь, вы и первого года не отсидите. Тюрьма беспощадна к растлителям малолетних. Вас там или зарежут, как мальчика Дмитрия, или удавят, как девочку Тараканову…
- Как царевича Дмитрия и княжну Тараканову?
- Ну да. В отечественную историю не попадете, но в хронике тюремных происшествий о вас обязательно расскажут… А что касается доказательств, то есть еще показания вахтера той сауны, в которой вы развлекались. И представляете, показания человека, устанавливавшего в сауне видеокамеру! Мало ему было просмотреть дома фильм о ваших приключениях, так он еще и в щелку подглядывал. Плохой пример вы подавали… Но не будем больше об этом. Сегодня мы только немного войдем в курс ваших дел, составим реестр вашего имущества. Завтра вы передадите все права на модельное агентство «Новые звезды» известному отечественному модельеру Олегу Теребилову.
Президент удивленно вскинул брови.
- Никогда о таком не слышал!
- Он несколько лет был на стажировке в Париже, у Труссарди, и в Италии, у Джона Гальяно. Привез оригинальнейшие идеи по поводу мужского костюма! Впрочем, уже завтра вы увидите Олега Александровича и убедитесь, что он умеет воплощать свои идеи в жизнь. О вас он ничего не знает. Не надо отвлекать талантливую молодежь от творчества всякими пустяками. Для всех рутинных дел вполне хватит нас двоих.
- Но вы, я уверен, не один? За вами какая-то группа?
- Думайте как угодно. Но если хотите, чтобы вашей жене и дочерям осталось хоть что-то, советую идти мне навстречу. Во всем. Иначе придется разорить не только вас, но и их. Еще четверо нищих в нашей и без того небогатой стране – это будет уже слишком!
- Мои жена и дочери узнают обо всем?
- Нет, их лучше не посвящать в эту историю. Я ведь даже вам не советовал читать показания девочек. А представьте, ваши дочери читают рассказы своих ровесниц! Краснеть придется за папу! А потом просмотрят порнофильм в трех частях, в котором папочка играет главную роль! Боюсь, потеряете дочерей… Но многое зависит от вас. Слушайтесь меня во всем и выпутаетесь с минимальными потерями.
Президент склонил голову и закрыл лицо ладонями.
- Не представляю, что мне делать… Был богатым, стану нищим…
- Не в деньгах счастье! – ободрил его Альберт Львович. – Начнете новую жизнь… Но в общем, я не знаю, что вам посоветовать… Про самоубийство вы, как вижу, еще не думали?
- Вы что! – встрепенулся президент.
-А вы подумайте, подумайте… Но вряд ли это поможет. Сейчас даже в Японии редко кто делает себе харакири. Если с вами что-то случится, все тут же всплывет наружу. Вам нужно беречь себя…
Глава 4
Эйфория от победы в конкурсе быстро прошла. Уже через неделю Аня почувствовала себя подавленной.
Банкет, организованный Альбертом Львовичем, прошел прекрасно. С маленькой короной на голове и в том же костюме медсестры, в котором она выступала на последних турах конкурса, Аня смотрелась великолепно. От предложений потанцевать или пересесть за другой столик не было отбоя. Но все предлагавшие смотрели на нее сальными глазами и только что не раздевали ее взглядом. Никто не заикнулся о ее будущей работе. Один толстячок, дважды приглашавший ее танец, сопел и покрывался испариной, но сумел выдавить из себя лишь невнятную фразу:
- Номер наверху… Потом… секретарь у меня в фирме… Другие варианты…
Аня ласково погладила его ладонью по влажной лысине и уткнула его носом в свою грудь.
- Не надо ничего говорить. Вы слишком волнуетесь…
- Королева… принцесса… Сами понимаете… могу ли я… - сопел он снизу.
- Не можете… Сегодня вы ничего не сможете.
Потеряв надежду, толстячок переключился на Танечку, которую Аня немного узнала во время конкурса. Танечка быстро пересела к толстячку за столик, а потом они надолго исчезли из зала ресторана. Смог ли он, в конце концов, собраться с силами, Ане было неинтересно. Но на всякий случай она сняла с головы корону и спрятала ее в пакет. Не всякий мужчина рискнет ухаживать за королевой и тем более подойти к ней с каким-то деловым предложением.
Виктор с Олегом чувствовали себя в ресторане свободно и раскованно Они отличались от липких спонсоров своей молодостью и сполна использовали это преимущество. Аня сначала удивлялась, что никто не узнает Виктора, переодевшегося в своей обычный костюм. Но, взглянув несколько раз в сторону Олега и Виктора, окруженных девушками, подумала, что так и должно быть. Симпатичный, веселый парень. При чем здесь монашка Виктория? На этом веселье, пронизанном сексуальными токами, монашкам не место. Виктор подошел к столику Ани, поздравил ее, но даже не пригласил потанцевать. «Понимаешь, Олег остался один! Его разорвут на части! Он заказал наверху номер. Мы останемся здесь до утра. Завтра созвонимся…». Аня не стала даже спрашивать, заказал ли себе номер и Вик. «Увлеклись ребята, - грустно подумала она. – Пусть снимут напряжение. Выговор Виктору я всегда успею сделать…».
Три дня у Ани ушло на то, чтобы хотя бы частично обновить свой гардероб. Ее поразили цены в известных магазинах. После посещения двух-трех бутиков она перестала заходить в них. Ее приз, полученный на выигранном ею конкурсе красоты и показавшийся ей поначалу огромным, таял на глазах, хотя она не покупала никаких зимних вещей. «Сколько же должна зарабатывать манекенщица? Она ведь просто обязана быть хорошо одетой не только на подиуме, но и в обычной жизни… - думала она. - Страшно представить! Не меньше пары тысяч долларов! Наверно, так они и зарабатывают…».
Первый визит на свою новую работу, в модельное агентство «Новые звезды», поверг Анну в смятение. Невысокая, носатенькая секретарша выдала ей красивое удостоверение манекенщицы и сухо поздравила с приемом на работу. Аня долго смотрела на нее, потом не выдержала и спросила:
- А в чем будет состоять моя работа?
- Это вы сами решите. – Секретарша смотрела на Аню высокомерно. – Никакой зарплаты таким, как вы, не полагается. Вы же не сидите за столом и не ведете делопроизводство! Бывают заказы, они поступают сюда. Позванивайте. Оплата – по договоренности с заказчиком, двадцать процентов агентству.
- А что за заказы?
- Разные. Иногда просят прислать девочек «поработать мебелью» в ресторане. Или в дорогом загородном пансионате. Приставать к вам никто там не станет. Будете ходить по залу и изображать красивую женщину… Работать «тусовщицей» в каком-нибудь ночном клубе – это престижно. Приехала в одиннадцать вечера, пошаталась часов до трех и получай свои двадцать долларов. Кроме того, на входе выдают флаерсы на три бесплатных напитка. Нельзя мозолить посетителям глаза своей незанятостью. Клубам красивые женщины нужны для престижа. Посетитель думает, что у них красотки стаями ходят. Некоторые девушки принимают приглашения сесть за столик. Но это уже нехорошо. За сексуальные услуги, разумеется, заплатят, но уважающая себя девушка не пойдет на это…
Аня слушала секретаршу с растущим изумлением.
- Но разве это модельный бизнес? Зачем в ночном ресторане манекенщица?
- У нас другого модельного бизнеса нет! – секретарша сухо поджала губы. – Путану, даже красивую, нехорошо приглашать в ресторан. Посетители могут обидеться. А манекенщица – совсем другая профессия. Она может бывать в любом обществе, тем более в ресторане. За нею нужно ухаживать, постараться понравиться ей… За сексуальные услуги, если уж они случаются, в агентство никаких отчислений не производится. Считается, что наши сотрудницы таких услуг не оказывают.
- И сколько стоят такие… услуги? – робко спросила Аня.
Секретарша посмотрела на нее испепеляющим взглядом.
- Я вам сказала: в нашем прейскуранте таких услуг нет! Что вы, девушка, с Луны свалились? Два часа – сто долларов, на всю ночь – двести.
- Извините, я, в самом деле, не знала…
- Это все знают! – обрезала секретарша, но спустя минуту она все-таки смягчилась. – Иногда организации приглашают манекенщиц на свои торжества: банкеты, юбилеи. Платят чуть поменьше, чем за «мебель», но и претензий больше. Наши девушки не любят таких мероприятий. Перепьются все и начинают приставать. Врываются даже в женский туалет. Давай и все! Фирма заплатила!
Не дождавшись приглашения секретарши, Аня села в кресло и съежилась в комочек.
- Бывает, что приглашают нескольких девушек в ресторан. Состоятельные господа, ведут себя очень обходительно, никто пальцем не тронет. В этих случаях платят долларов пятьдесят, однако нужно уметь поговорить. Но такое бывает редко. Главное у нас – спонсорская поддержка банков и солидных компаний. Все московские модельные агентства живут на счет спонсоров. В договоре расписывается, сколько раз в месяц спонсор может заказывать наших девушек, чтобы они поработали «мебелью». Чем они на самом деле занимаются на этих бесконечных банкетах, нас не интересует.
- Но зачем на банкете манекенщица?
- Я уже сказала! Не путану же приглашать! – резко ответила секретарша. – Солидная компания всегда поддерживает материально несколько модельных агентств. Их услуги нужны в случае всяких торжественных мероприятий, приезда компаньонов фирмы. Ну, сами понимаете! Мы рассылаем альбомы с фотографиями наших девушек в разные фирмы. Некоторые откликаются и берут нас на спонсорский буксир. Завтра, кстати, наш фотохудожник будет снимать принятых на работу девушек…
- Обнаженными? – почему-то испугалась Аня.
- Ну что вы! Конечно, в купальниках. Грудь может быть немного открытой. Но не больше. Это ведь не порнография! У нас в агентстве секса нет! Только сдержанная эротика!
«Сплошное притворство! – подумала Аня. – Никаким модельным бизнесом здесь и не пахнет. Красивая «мебель» или секс-услуги – вот и весь репертуар. Об этом можно было догадаться еще на банкете. Уже там девушек ожидала куча жаждущих секса спонсоров…».
- А выступления на подиуме, демонстрация новых моделей одежды? Рекламные журналы? – на всякий случай спросила она.
- Ах, это! – секретарша поскучнела. – Бывает, но редко. Иногда звонят из эротических журналов: «Дайте нам красивую обнаженку!». Но девушки редко соглашаются. Кому охота за сто долларов сниматься, в чем мама родила? И попасть потом на глаза своим знакомым. Позы они заставляют принимать такие, что... Сами понимаете… Любимому человеку не всегда позволяешь ставить себя в такую позу…
Секретарша достала из ящика стола лист бумаги, забитый мелким текстом.
- Вот, возьмите. Список модельных агентств. Адреса, телефоны. Обойдите их, сфотографируйтесь. Они включат вас в свои картотеки. Перед показом новой коллекции моделей, они проводят просмотры манекенщиц, могут пригласить и вас. Некоторые наши девушки пользуются большим успехом и ходят на пять-шесть кастингов в день. Если подойдете модельеру, он выпустит вас на подиум. Но не обольщайтесь. На кастинг обычно приходят больше сотни манекенщиц, а отбирают десять-пятнадцать. За показ модели манекенщица получает двадцать долларов. Иностранные модельеры платят по пятьдесят, но они бывают теперь у нас редко…
Растерянная Анна поднялась с кресла и стала прощаться.
- Спасибо. Я зайду завтра, когда будет фотограф…
Секретарша покивала головой, а потом вдруг заговорщически прошептала Ане:
- Вы знаете… Будете бегать, как собачка по всем этим кастингам… и ничего не заработаете. Симпатичная девушка… На вашем месте я нашла бы несколько постоянных спонсоров и ничего больше не делала бы!
Аня посмотрела на нее испуганно и быстро распрощалась.
Некоторое время она бездумно шла по улице, потом зашла в небольшое, полупустое в это время дня кафе. «Наверно, сгущает краски эта длинноносая мымра, - думала она. – Может, из зависти. Тысячи модельных агентств, а модельного бизнеса нет. Разве так бывает? Быть манекенщицей считается престижным, каждая вторая девочка мечтает об этой профессии. А оказывается, манекенщицы – в подавляющем своем большинстве работают не столько на подиумах, сколько «мебелью» в ночных ресторанах. А эти фирмы, спонсирующие модельные агентства? Просто грязь… Покупают девушек, чтобы периодически радовать своих сотрудников…».
Но в чем секретарша не могла обмануть, так это оплата труда манекенщицы. Приглянуться модельеру, пробиться через сотню претенденток… И в итоге получишь двадцать долларов…
Просмотрев список московских модельных агентств, Аня выбрала три ближайших и отправилась туда. Особого шика и блеска в агентствах не было. Никаких демонстрационных залов с новыми, только что придуманными коллекциями одежды. Две комнатки, в первой из которых сидела секретарша, а на дверях второй красовалась выщербленная табличка «Президент модельного агентства».
«В обычных туристических агентствах обстановка приличнее», - подумала Аня, глядя на вытертые стулья, стоящие у стены в комнатке секретарши.
Диплом о первом места на конкурсе красоты, который показывала Аня, не производил никакого впечатления. В одном месте секретарша даже сказала:
- Какой еще конкурс? Их так много, что они потеряли смысл. Хотите работать у нас манекенщицей, платите пятьдесят долларов, и мы внесем вас в нашу базу данных. Будет кастинг, мы вам позвоним.
- Я уже зачислена на работу в агентство «Новые звезды».
- Не слышала о таком. Обычно девушки оформляются в пять-шесть модельных агентств. Особо активные в десяти-пятнадцати работают. Тогда выбор шире.
- И каждое агентство дает свое удостоверение манекенщицы?
- Естественно, а какие проблемы? Платите и получайте свое удостоверение. Не так давно приезжал французский букер, просматривающий девушек для работы за рубежом. Он провел за день несколько кастингов, к вечеру выдохся и говорит: «Впервые с таким сталкиваюсь! Был в пяти модельных агентствах, и везде одни и те же лица!»
Аня получила удостоверение еще трех модельных агентств и, уставшая, поехала домой. «Нужно хозяйственную сумку покупать, чтобы носить все свои удостоверения манекенщицы. Хорошо еще, что денег у меня хватит только на два-три десятка агентств», - грустно думала она.
Следующий день не принес никаких перемен. Все шло по простой схеме. Хотите быть манекенщицей агентства – платите за включение в картотеку, получайте удостоверение и ждите известий о предстоящих кастингах или других мероприятиях. Как новичку, подробности об этих «мероприятиях» ей не сообщали. Поработаете, узнаете.
В двух агентствах ей предложили поучиться на специальных курсах.
- За триста долларов вас обучат походке манекенщицы и многим другим важным вещам, - убеждала ее секретарша. – Подиум – это двадцать четыре метра! Их нужно пройти красиво! Профессиональная манекенщица не ходит по подиуму, а порхает над ним! А умение общаться? Ему вы сможете научиться только у нас! Модель – это на семьдесят процентов внешность, а все остальное – искусство общения!
В нескольких местах предложили оформить портфолио.
- Вы делаете фотографии, где попало, - выговорила ей она секретарша. – Ни света, ни улыбки, ни позы. Для семейного альбома это еще сойдет. Но если хотите быть востребованной у нас, вами должен заняться профессиональный фотохудожник. У нас есть блестящие мастера этого дела! Они создадут такой альбом ваших фотографий, что вы не узнаете саму себя. Раскроют неожиданные стороны вашего тела и души. Портфолио – визитная карточка модели. Есть художники, которые берут за портфолио всего двести долларов. Но хорошо раскрученные мастера этого дела запросят пятьсот и больше.
«Мне нужно быть миллионершей, чтобы в каждом агентстве оставлять свой портфолио, - думала Аня. – Но будь я миллионерша, я вообще не заходила бы в эти конторы. Здесь на тебя смотрят не как на человека, а как на вещь… Красивую, но вещь. Это не лучше, чем «работать мебелью» в каком-нибудь ресторане или казино».
Лишь в одном агентстве Аня попала в кабинет с гордой надписью «Президент». Когда она разговаривала с секретаршей, из кабинета вышел чем-то озабоченный молодой человек и тоже обратился к секретарше. Потом его взгляд поднялся вверх и остановился на лице Анны.
- Вы к нам на работу? Очень приятно! Я – вице-президент модельного агентства по связям с общественностью. Сергей Александрович. Закончите свои дела, зайдите, пожалуйста, на пару минут ко мне.
В кабинете президента стояло три старых канцелярских стола, только на одном из которых возвышался телефонный аппарат. «Небогато они живут, - подумала Аня. – Но зато у них два вице-президента, если те не ходят на работу по очереди».
- Вы заказали порфолио? – первым делом поинтересовался Сергей Александрович. – Ну, ничего страшного. Достаточно того, что я вас видел. Буду вас всячески рекомендовать. Сами понимаете, рекомендация многого стоит. Что вы делаете сегодня вечером?
«Слишком активный, - подумала Аня. – Еще ничего не сделал, а уже назначает свидание».
- К сожалению, вечером я занята, - вежливо ответила она, присаживаясь на скрипучий стул. – Встречаюсь с вице-президентом модельного агентства «Новые звезды».
- Ничего страшного, - успокоил ее Сергей Александрович. – Встретимся в другой раз. Часто вы бываете на кастингах?
- Три-четыре раза в день. – Аня решила разыгрывать из себя опытную манекенщицу, у которой нет отбоя от заманчивых предложений.
- Ну и как?
- Не особенно интересно.
- Я так и думал! Эти прогулки по подиуму в плохо подогнанной одежде не могут вдохновить такую красивую девушку как вы.
- «Поработать мебелью» меня тоже не воодушевляет.
Вице-президент встал из-за стола и жестом попросил Аню подняться. Она встала и еще раз внимательно осмотрела его. Поношенный костюм, застиранная рубашка, съехавший на сторону галстук, явно побывавший уже в химчистке. Можно было догадаться, что и обувь у вице-президента под стать всему остальному.
- Пройдитесь, пожалуйста, - попросил ее Сергей Александрович. – Здесь тесно, так что вы боком, боком! Прекрасно! То, что надо! Стройная, гибкая, женственная… Скорее пассивная, чем активная.
Сергей Александрович сел, задумчиво потер пальцем висок.
- Все эти подиумы и «мебель», я вам скажу, - барахло! – начал он с некоторым даже раздражением. – Вы и сами это знаете! Платят копейки! К тому же с агентством надо делиться. А что агентство? Почти пустышка! Хотя мы и состоим в отечественной Ассоциации высокой моды и прет-а-порте. Ассоциация есть, а ни высокой моды, ни тем более прет-а-парте нет… Эти вещи теперь, конечно, все больше сливаются… Но если их нет, так и сливаться нечему…
- Что вы предлагаете? – не выдержала Аня.
Сергей Александрович поморщился, словно ему предстояло расстаться с ценной для него вещью.
- Понимаете, приезжает руководительница одного из отделов журнала «Вог». Ей нужна сопровождающая… Возьмет она ваши фотографии, тиснет в своем журнале и держись Америка! Пробудет она здесь всего неделю…
- Я не очень по-английски…
- У нее есть переводчица! Вы будете сопровождающей. Вы меня понимаете?
Аня растерянно пожала плечами. Сергей Александрович был огорчен такой непонятливостью.
- Она лесбиянка! – без обиняков выложил он. – Ей нужна… как это у вас, у женщин, называется… Нужна подруга. Ее она обязательно даст потом в своем журнале. Ну и еще кого-то из наших девушек, в порядке благодарности… Заплатит, это само собой!
«Вот они связи с общественностью!» – подумала Аня. Ей стало жалко активного и одновременно неудачливого вице-президента, и она только отрицательно покачала головой.
- Жалко, - сказал Сергей Александрович. – Вы, как будто, в ее вкусе. Когда она приезжала прошлый раз, целый кастинг устроила в поисках себе любовницы. Сейчас постарела, наверно. Говорит, подберите мне сами что-нибудь. Совсем свежее, пусть будет сюрприз…
- Не огорчайтесь, Сергей Александрович. Найдете ей подругу, у вас много кандидаток…
- Другая будет не то. – Сергей Александрович явно расстроился. – Через эту журналистку мне хотелось найти подход к вам… Так сказать, по принципу: я – вам, вы – мне… С женщинами вы совсем ни-ни?
- Совсем, Сергей Александрович.
- Ну и бог с ними! Я тоже с мужчинами не имею дела и ничего, живу себе понемногу.
- Но вы, как будто, женаты?
Сергей Александрович покрутил перед глазами левую ладонь с обручальным кольцом на безымянном пальце, поморщился и ответил:
- Как будто женат. Но в стадии развода! Явно в стадии развода! Нам с вами это никак не помешало бы… Знаете, раз уж вы так привязаны к мужчинам, есть другое предложение. Очень заманчивое, я его берег, именно для вас. Три недели отдыха в Сочи, в гостинице «Дагомыс». Бархатный сезон, днем на пляже, вечером в ресторане или в казино. Там одних ресторанов пять штук!
- С вами, Сергей Александрович?
Спрашивая, Аня не думала, что он так смутится. Но вице-президент даже порозовел, на лбу у него появились капельки пота. «Зря я так прямолинейно намекнула ему на его бедность. Он старается как-то заполучить меня, а я ему прямо в лицо заявляю: нечем платить – не липни!».
- Нет… Извините, не спросил ваше имя…
- Анна, можно просто Эн.
- Не со мной, Эн. С одним богатым бизнесменом. Очень приличный человек. Толстоват только, но знает несколько иностранных языков…
- Такой полиглот и на месте найдет то, что ему нужно.
- Он привык брать с собою из Москвы. На месте можно найти такое, что потом никакая медицина не поможет.
Аня сделала вид, что задумалась над заманчивым предложением, и только после этого ответила:
- Нет, Сергей Александрович, и в Сочи я не хочу. Мне нужно делать карьеру манекенщицы. Моя мечта – стать всемирно известной топ-моделью.
- Да, да, хорошая мечта! – Вице-президент сказал это без всякого энтузиазма. – Но вы отвергаете все пути моего с вами общения! Два прекрасных варианта и ни один из них вам не подошел!
- Сергей Александрович! – Аня старалась говорить прочувствованно. – Мы с вами будем общаться не в Сочи и тем более не на страницах журнала «Вог». Я буду просто изредка заходить к вам. Посидим вот в этом кабинете, может быть, даже чаю попьем…
Вице-президент моментально погрустнел. Других вариантов более тесного знакомства с понравившейся ему моделью у него, по-видимому, не было.
- Заходите, обязательно заходите… - обреченно пробубнил он. - Может быть, чаю… - Надежда умирает, однако, последней. Уже когда Аня стояла у двери, вице-президент неожиданно и очень прочувствованно сказал: - Вы мне очень понравились. Я буду ждать вас. Буду рад вас видеть, милая Эн.
Идя по улице, Аня усмехалась про себя. «Чем, интересно, я так неожиданно запала ему в душу? Непонятно… Только увидел и тут же сделал два самых заманчивых, как ему кажется, предложения… Мимо другого мужчины пройдешь десять раз, он даже не обратит на тебя внимания. А здесь раз – и наповал. Даже о скором разводе заговорил…».
Несколько дней Аня ходила по разным модельным агентствам и включалась в их картотеки. В конце недели она обнаружила, что ее призовые деньги почти растаяли. «Манекенщице, как и начинающей певице, требуются хорошие деньги на раскрутку, - думала она. – Несколько тысяч долларов здесь ничего не решают. Или нужен счастливый случай… Но его можно ждать бесконечно…».
Она позвонила Альберту Львовичу, чтобы пожаловаться на свои неудачи. Но он был чрезвычайно занят и ограничился общими пожеланиями успеха. Обещал перезвонить, когда будет свободнее. Аня обиделась на него. Обещал блестящие перспективы, прекрасно зная, что наш модный бизнес надо рассматривать в особо мощный микроскоп. Манекенщиц штампуют стахановскими методами. Модельных агентств скоро будет больше, чем продуктовых ларьков. В списке их больше сотни, а оказывается есть еще куча тех, которые никак себя не рекламируют и существуют только за счет спонсорской поддержки. Судя по всему, в одной Москве модельных агентств больше, чем во всем остальном мире.
Альберт Львович прекрасно знал об этом, но не сказал ни слова. Зачем он организовал тогда свой конкурс? Потратил кучу денег ради тех спонсоров, которые ожидали девушек на банкете? Непохоже. Что-то за конкурсом стоит, но что – непонятно. Ясно, что не модельный бизнес. Тогда остается только одно… Но об этом не хочется даже думать.
Бросив ходить по агентствам, Аня целую неделю просидела дома. Периодически она позванивала в агентства, в штат которых ее зачислили, но ничего интересного не было. Пару раз предлагали посетить ночные рестораны, но она отказывалась. Несколько часов сидеть в ресторане с рюмкой дешевого вина, изображая скучающую и ничем не интересующуюся красавицу, ей не хотелось. В одном агентстве ей предложили выезд в какой-то загородный пансионат.
- Шикарный банкет, богатые мужчины! – восторженно говорила секретарша.
- А как я ночью доберусь оттуда домой? – полюбопытствовала Аня.
- Тем, кто собирается уезжать ночью, лучше вообще туда не ездить! Отдельный номер для вас там никто не станет бронировать! – резко ответила секретарша. – Если вы, девушка, будете так капризничать, вы вообще никуда не попадете.
- Я жду кастингов.…
- Ждите, может быть, дождетесь!
«Еще несколько отказов, - подумала Аня, - и на мне в большинстве агентств поставят крест. Капризная, привередливая, воображает себя топ-моделью… Полноценная манекенщица покладиста и мобильна. Она работает не столько днем, сколько ночью, и выезжает в указанное ей место по первому звонку.
Глава 5
В конце недели Аня позвонила Виктору. Они не виделись уже больше десяти дней, но он почему-то ни разу не позвонил ей.
- Три дня гудели у Олега! – тут же доложил Вик. – Он на конкурсе познакомился со многими очень симпатичными девушками, нужно было произвести селекцию.
- Надеюсь, ты в этом не участвовал?
- Само собой! Только визуально! Для острых тактильных ощущений ждал встречи с тобой!
- Встретимся вечером…
- Понимаешь, у Олега не выйдет… Он теперь богатый человек. Входная дверь в его квартиру перестала закрываться…
- Погуляем по улице.
Виктор поколебался и робко спросил:
- Может, все-таки в парк? Как в старые времена? Но будет лучше, если я приглашу тебя в кафе! Там можно потанцевать…
- Хватит с нас парка, - резко ответила Аня и повесила трубку.
Виктор перезвонил, и они договорились встретиться на улице, а потом сходить куда-нибудь, но не в парк.
На встречу Виктор пришел в новом, прекрасно сидящем на нем костюме. Его туфли сияли, из нагрудного кармана пиджака выглядывал кончик носового платка в тон галстуку. Поцеловав Аню, он обнял ее и долго не отпускал от себя.
- На нас уже смотрят, - прошептала она.
- Есть на что посмотреть! – беззаботно ответил он. – Я теперь топ-модель. Эталон красоты, элегантности и обаяния.
- А я кто? – Аня освободилась от его объятий и взяла его под руку.
- А ты – любимая девушка известного манекенщика, а в ближайшем будущем – еще и стриптизера.
Аня смотрела на него недоуменно, но он не спешил с объяснениями.
- Милая, здесь рядом есть очень хороший ресторан, предлагаю посидеть пару часиков там.
Ресторан оказался самым заурядным, но Аню удивило, что у Виктора вообще есть деньги даже на скромный ужин. Что-то у него происходило, но нужно было подождать, пока он сам обо всем расскажет.
Сделав заказ, Виктор откинулся на спинку стула и стал разглядывать сидящих за столиками.
- Ничего интересного, - заключил он. - Дамы бальзаковского возраста, в основном со своими мужьями. И не очень состоятельные. Ни на одной нет бриллиантов. У наших женщин так: есть у нее драгоценности, она надевает их каждый день, нет драгоценностей, она вообще их не носит.
Аня посмотрела на него подозрительно.
- Юмор у тебя какой-то странный… Какие бриллианты? Ты раньше вообще никаких украшений не замечал. И что значит стриптизер? Ты ведь манекенщик…. которому, кстати, ничего не платят.
- Вот в этом все и дело! – радостно заулыбался Виктор. – Я не хотел что-то подсказывать тебе. Думаю, пусть она своим маленьким умом до всего дойдет. Но ты две недели ходишь, обиваешь пороги модельных агентств…
- Уже не хожу…
- Значит, сидишь дома, ждешь звонков и сама звонишь. А я тебе еще раньше сказал – весь этот твой модельный бизнес – фуфло…
- Не помню, чтобы ты мне это говорил.
- В парке, на скамейке. И твой конкурс красоты – чистая подстава. Вовсе не модели нужны модельным агентствам… Им нужны… нет, не скажу. Ты расстроишься. Давай сначала выпьем. За тебя!
- Нет, за наши с тобой успехи!
Виктор поморщился, но выпил.
- Двусмысленный тост. Не относись я к тебе хорошо, сейчас бы встал и ушел.
- Не уходи, мне нечем будет расплатиться.
- Ах, вон оно что! – он как будто даже обрадовался. – Призовых уже нет! Этого нужно было ожидать! Записалась в два десятка агентств, учишься ходить по подиуму, готовишь портфолио… Лучшая визитная карточка манекенщицы!
- Ходить не учусь и альбомы не готовлю. Ты хотел раскрыть какой-то секрет…
- Секрет – это громко звучит. Я еще раньше тебе говорил…
- В парке, на скамейке?
- Именно там. Нашему модельному бизнесу нужны не модели, а красивые, сексуально раскрепощенные молодые люди. Такие, как мы с тобой! – Виктор весело рассмеялся, но, видя, что Аня смотрит на него обиженно, затих. – Шучу, извини. После первых трех агентств я раскусил, в чем дело. В одном месте мне девушка прямым текстом сказала: «На вас был бы хороший спрос. Женщинам после сорока нравятся такие, как вы». Я тут же спросил: «А я могу выбирать? После сорока всякие бывают…». «Нет, - отвечает она. – Выбирает заказчица, потому что она платит. И хорошо платит». «А нет ли, - говорю, - портфолио заказчиц? Лицо, фигура и прочее…». Девушка даже обиделась. «Если не хотите женщину, можем предложить вас мужчинам. Раз уж вы такой скупой, агентство сделает ваше портфолио за свой счет». «А ходить, - спрашиваю, - вы не поучите меня за свой счет?». «Красиво ходить вам, - отвечает, - не обязательно. Вы будете больше лежать». Вот теперь позванивают…
Аня слушала его с изумлением. Обычно во всех их делах инициатива принадлежала ей. Но здесь он прозрел гораздо раньше. Не тратил зря время и деньги на агентства, не строил иллюзий.
- Почему ты не позвонил мне сразу и не рассказал обо всем?
- Милая моя, разве тебя можно переубедить! Тем более ты победительница конкурса, а я мелкий мошенник, внебрачный сын Альберта Львовича.
- Но есть ведь настоящие модели? – От огорчения у Ани выступили на глазах слезы.
Виктор взял ее подрагивающую ладонь в свои ладони.
- Не расстраивайся. Есть и настоящие модели. Девочки, которым случайно повезло. Но их десять-пятнадцать, не больше. А манекенщиц и вот таких манекенщиков, как я, в Москве тысячи. Они работают не на подиуме, а в ресторанах и по телефону.
Аня все-таки не выдержала и заплакала. Вик подал ей свой красивый шелковый платок, но она покачала головой и промокнула глаза салфеткой.
- Какая я наивная… - грустно сказала она. – Несмотря на весь свой выпендреж, я часто оказываюсь, что называется не в своей тарелке… Ты знаешь, когда я ходила по модельным агентствам, президент одного из них назначил мне встречу в холле гостиницы «Метрополь». Там очень красиво. Фонтан, зеркала… Я сидела и вспомнила американского художника Энди Уорхола. Он говорил, что холлы – всегда самое красивое место в отеле, хочется даже вынести раскладушку, чтобы спать там. В сравнении с холлом любая квартира выглядит как чулан. Но среди этой красоты я почувствовала себя полным ничтожеством. Мне казалось, что сейчас я встану, взгляну на себя в зеркало и ничего не увижу! Меня можно было назвать «само ничто». Портье посматривал на меня и, наверно, размышлял, не пора ли меня попросить вон. А потом вместо президента ко мне подошел какой-то пожилой мужчина. Подошел очень уверенно. Он знал меня! Объяснил, что президент не смог прийти, но мы и без него решим все вопросы здесь же в ресторане…
- Тебе прислали будущего любовника, я так думаю.
- Тоже мне любовник! Какой-то ходячий марципан, торт с розочками! – вспыхнула Аня.
- Я ведь тебе сказал: выбирает заказчик.
Аня раздраженно посмотрела на него.
- Ты такой умный, что хочется послать тебя подальше! Кончилось все тем, что я повернулась и ушла. Боюсь, из этого агентства мне больше не позвонят…
- Не унывай! Все будет хорошо. Я учусь в женском ночном клубе на стриптизера. На сцену пока не выпускают, но перспектива есть…
- Вот оно что! Не ожидала!
Виктор рассмеялся, раскачиваясь на стуле.
- Еще бы тебе ожидать! Ты ведь сама направила меня по этой линии! Свои подарки женщины будут засовывать мне в трусы, а если я и их сниму, то буду брать деньги в зубы, как собака…
Аня внимательно смотрела на него. «Раньше, когда мы попадали в кафе, он был скован и периодически лез в карман, проверяя, на месте ли деньги. А сейчас раскрепощен, осматривается, как у себя дома, хохочет, ни на кого не обращая внимания…».
- Позванивают… из модельных агентств? – вкрадчиво спросила она.
- А, это… - Виктор говорил как-то подчеркнуто равнодушно. – Позванивают. И знаешь, есть интересные тети. Я всегда думал, что женщина после сорока уже неинтересна. Присмотрелся, ничего. Спортивные, ухоженные, не обремененные предрассудками. И что им делать из себя затворниц, если их мужья активно развлекаются на стороне. С молоденькими манекенщицами… А некоторые тети богаты, но не замужем… У меня с ними, сама понимаешь, ни-ни. Встречусь, побеседую и домой. Уже при встрече говорю, что я, мол, не по этой линии. Для меня главное профессия, выходы на подиум, овации публики… Только в этом нахожу упоение…
Говорил он неубедительно и сам явно это чувствовал. Достал платок, вытер вспотевший лоб, кое-как засунул платок в кармашек пиджака.
- Выходы на подиум… - Аня критически осмотрела его и вдруг потребовала. – Дай свой бумажник!
Виктор смешался, протестуя, поднял руку, но под настойчивым взглядом Ани неохотно полез во внутренний карман пиджака и передал ей новенький кожаный бумажник. Она открыла его, пошевелила пальцем купюры.
- По меньшей мере две тысячи долларов… И несколько наших тысячных купюр… - задумчиво сказала она. – Ученик стриптизера, а уже неплохо зарабатываешь. А почему здесь нет купюр, меньше тысячи рублей?
- Мелочь у меня в кармане. Понимаешь…
- Конечно, понимаю. Меньше тысячи для тебя мелочь… А почему в бумажнике нет моей фотографии? Открывал бы его и сразу вспоминал меня…
- Она осталась в старом бумажнике.
Аня вернула ему бумажник и огорченно сказала:
- Не ври. Нет у тебя никакого старого бумажника. Этот – твой первый и единственный. А врать ты, как и раньше, не умеешь.
- Возьми половину денег! Пусть они будут нашими общими…
Передернув плечами, Аня спрятала руки под стол.
- Не возьму! Таким способом, как ты, я заработаю втрое больше! Твои курсы стриптиза – чистое вранье! Теперь я понимаю, почему ты две недели не звонил мне… Трудился в поте лица под подиумом… виновата, под простыней…
- Ты неправильно все понимаешь! – попытался оправдаться Виктор. – Это остатки призовых…
Аня взглянула не него с досадой, и он замолк.
- Призовыми ты поделился с Олегом. Потом вы с ним гудели, как ты выражаешься. Не думаю, что участницы конкурса навещали вас за красивые глаза…
- Да, да, Олег! – Виктор как будто нашел способ, как уйти в сторону от неприятных объяснений. – Он теперь президент нашего модельного агентства «Новые звезды»!
Аня замолчала, от удивления губы ее полуоткрылись. Чувствуя, что самое страшное уже позади и остается только обстоятельно обсудить успехи Олега, Виктор разлил шампанское и чокнулся с ее бокалом.
- За успехи Олега! Его рекомендовал на этот пост Альберт Львович. Теперь Олег – наш с тобой начальник. Можешь просить его, о чем хочешь!
Аня отпила несколько глотков вина и снова подозрительно уставилась на Вика.
- Какой из него президент! Он ведь ничего не смыслит в модельном бизнесе!
- Будет учиться! – бодро возразил Виктор. - Тем более что учиться здесь особенно нечему. Набирай красивых девушек и находит для них заказчиков. Для приличия иногда выводи их на показы мод...
- Не только красивых девушек! Но и парней, вроде тебя! И находить для них заказчиц!
Виктор снисходительно заулыбался.
- Ты, как будто, не знаешь Олега! Инженер он неплохой, товарищ прекрасный, но руководитель никакой. Кого он мне подбросит? Со своей секретаршей не может справиться. У него вице-президент – суровая баба, ни к какой информации его не допускает. Альберт Львович обещал ему помочь, но все говорит некогда.
- И как же Олег руководит?
- Никак! Приезжает утром, расписывается на тех бумагах, которые подготовила для него вице-президент, и ставит печать. Печать пока у него. Я ему говорю: «Береги печать больше, чем свои яйца! Они у тебя в двух экземплярах, а печать одна!»
- Красиво ты говоришь, но при мне не повторяй.
- А потом едет шабашить на своей машине. Вечером, конечно, девушки…
- И ты тут как тут!
- Нет, что ты! Вечерами я занят! – чувствуя, что сказал не то, Виктор смутился.
- Понятно, в школе стриптиза… - Аня не стала придираться к его словам. Картина была ясной, и ей не хотелось заставлять Виктора снова врать. – Пойдем погуляем по парку! – неожиданно предложила она. – Вспомним старые времена! Если, конечно, у тебя еще остались силы…
- Что ты! Мои силы удвоились! И ты в этом убедишься уже через полчаса! Но я предлагаю не в парк, а в гостиницу. Есть очень уютная гостиница в центре, там меня знают… - Чувствуя, что сболтнул лишнее, Виктор нахмурился и серьезным голосом добавил: - Знают с позитивной стороны. Снимем номер, и у нас будет впереди целая ночь!
- У меня нет с собой паспорта…
- Какие пустяки! Ты со мной!
- А там не удивятся, что ты с такой юной… дамой?
Виктор довольно усмехнулся.
- Плохо ты знаешь еще жизнь моделей-мужчин, если думаешь, что они работают только по антиквариату. Молодым состоятельным девочкам тоже хочется развлечься со звездой модельного бизнеса. Особенно тем, для которых родители уже присмотрели богатого жениха. Девушки перед свадьбой становятся, уверяю тебя, совершенно ненасытными! Иногда приходится даже виагру принимать, чтобы не ударить в грязь лицом…
- Не скомпрометировать высокое звание модели…
- Вот именно!
Когда они ехали в такси, Виктор взял ее за руку и прошептал:
- Я о единственном прошу тебя! Раз уж так вышло, пусть это буду я, но не ты!
- Принимаешь сексуальный удар на себя?
- Если ты, это будет выше моих сил!
Аня долго молчала, потом положила голову на плечо Виктора. Все менялось с калейдоскопической быстротой, и она не знала, что сказать.
- Успокойся, я не буду ни «мебелью» в ночном ресторане, ни девушкой, приглашенной украсить банкет. Это унизительно, а платят гроши. Я буду пока только моделью… Безработной моделью…
Глава 6
Спустя несколько дней, Аня позвонила Альберту Львовичу. Он отвечал без особого энтузиазма, словно ни минуты не сомневался в ее решении.
- Правильный выбор, Анечка. Контракты со всемирно известными фотографами и модельными агентствами у тебя еще впереди. А сейчас нужно с хорошей скоростью пройти через черноту. В конце темного туннеля тебя ждут свет и радость от своей профессии. Кстати, я снял для тебя квартиру. Очень уютная и спокойная, к тому же рядом с твоим домом. На той самой Васильевской улице, по которой я когда-то уходил, познакомившись с тобой… Давай встретимся завтра утром, я передам тебе ключи.
- Хорошо, Альберт Львович… Но у меня есть маленькая просьба…
Засмеявшийся Альберт Львович целую минуту не мог успокоиться, и было слышно, как он даже ненадолго положил трубку на стол.
- С тобою не соскучишься! Еще не приступила к работе и уже просьба. Что будет потом? Догадываюсь, о ком ты собираешься просить. Но ведь он провинился передо мной! Поверг мое отеческое сердце в хаос!
- Он не виноват!
- Почему он сам не просит за себя? Согласится ли он на ту несколько необычную работу, которую могу предложить я? Думаю, у него куча предложений от модельных агентств и модельных журналов. Он по асфальту уже, наверно, не ходит, а только прогуливается под овации по подиуму…
- Нет, вы ошибаетесь. Виктор прозрел намного раньше, чем я. Сейчас он идет той дорогой, по которой только собираюсь пойти я.
Альберт Львович искренне удивился.
- Правда? Проницательный молодой человек. Вокруг модельного бизнеса столько пустой болтовни. Самостоятельно понять существо дела почти невозможно. Он не рассказывал, как он отыскивает своих клиентов? Мне это интересно.
- Нет, детали он скрывает. Думаю, это случайные связи. Сидит в каком-нибудь хорошем ресторане или кафе и всем своим видом показывает, что он свободен. И не только на вечер, но и, возможно, на всю ночь…
- Случайные связи… - задумчиво повторил Альберт Львович. – Многие красивые молодые люди промышляют этим. Среди завсегдатаев кафе и ресторанов целый штат потенциальных любовников и любовниц. Смазливые мальчики и девочки с сиротливым коктейлем ждут подходящего предложения. Изредка им улыбается удача – модельер, режиссер, фотограф, скучающая богатая дама. Но это секс для среднего класса. Чтобы хорошо зарабатывать, нужно переходить на совсем другой уровень. Требуется организация, профессионально занимающаяся такими делами. В этой области нельзя полагаться на случай. Вик заслуживает, конечно, лучшей участи. В нем есть то, что особенно ценят опытные женщины, - скрытая, мрачноватая мужская сила. От него исходит, я бы сказал, дымчатый черный цвет. Но он, случайно, не фригиден?
Аня даже задохнулась от возмущения.
- Как вы можете… Как можно подозревать его в этом? Если начистоту, то он…
- Многим даст фору, - закончил ее фразу Альберт Львович и довольно захмыкал. – Ты, я вижу, предвзято относишься к нему. И к фригидным людям тоже. Они ведь есть, их даже много. И они нужны, их надо ценить. Скажем, в управлении государством, на чиновничьих должностях, в правлениях компаний – здесь они незаменимы. Они полезны везде, где холодный расчет должен преобладать над страстями и эмоциональными порывами. Но в нашем деле фригидность, к сожалению, недостаток.
- Вы сделаете что-нибудь для него?
У Ани создалось впечатление, что Альберт Львович специально оттягивает свой ответ. Но впечатление было ошибочным. Еще во время конкурса Альберт Львович решил, что в случае отрицательного результата экспертизы, нужно будет попробовать завербовать Вика в свой штат. Спрос на красивых парней постоянно возрастал, а набирать их, как ни странно, оказалось гораздо труднее, чем девушек. У молодых мужчин больше комплексов. Виктор пригодился бы и для давления на Олега. Однако полезно внушить Ане иллюзию, что, принимая вместе с нею на работу Вика, Альберт Львович оказывает и ей, и ему особую услугу.
- Я подумаю над этим…- неопределенно протянул Альберт Львович. – Постараюсь что-то сделать… Ради тебя, конечно. Давай мы встретимся завтра утром. Я передам тебе ключи от квартиры…
На следующий день они встретились около Дома кино. Альберт Львович протянул Ане ключи и собирался распрощаться.
- Давайте, мы зайдем вместе, - попросила Аня. – Все-таки в первый раз…
- Я обычно не навещаю своих подопечных.
- В порядке исключения. Это же рядом…
Альберт Львович неохотно двинулся за нею.
- Хорошие отношения обычно основываются на правилах, а у нас с тобой одни исключения, - выговаривал он. – Дружба – это правила и только любовь – неожиданности и исключения…
Магнитным ключом Аня открыла входную дверь, и они поднялись на девятый, последний этаж.
- Люблю жить высоко, - говорила Аня, открывая железную, обитую темным дерматином дверь квартиры. – Устала смотреть из окна своей комнаты в окна соседнего дома.
- Не ты одна это любишь. Я хотел бы жить на восемьдесят каком-то этаже.
Аня деловито осмотрела обе комнаты и остановилась у широкого окна на кухне.
- Хорошая перспектива… Вон справа Новый Арбат, а чуть подальше – купол Храма Христа Спасителя… Вы видели, Альберт Львович?
- Нет, я здесь особенно не осматривался. Нравится тебе здесь?
- Да, но в спальне такая широкая кровать… можно ложиться и вдоль, и поперек…
- Здесь не монастырь. Там, говорят, лежат по одному и только вдоль. А молиться будешь в другом месте. При случае поставь свечку за раба божьего Альберта Львовича, денно и нощно унавоживающего ниву межличностной коммуникации.
Аня прошла в гостиную и включила телевизор.
- Нет, нет! – запротестовал Альберт Львович. – Порнофильм со своим участием посмотришь попозже. Я видел его мельком, ты там ничего не показываешь. Кроме прелестной девичьей груди, но это на любителя.
Он усадил Аню в кресло, достал из кармана и вручил ей густо покрытый с двух сторон машинописью лист бумаги.
- Это список тех, кто будет звонить тебе. Прочти его и постарайся запомнить. Там, как я уже говорил, только имена и отчества. Но это очень состоятельные и уважаемые люди. Нам нужно заботиться об их репутации. Поэтому все следует держать в памяти. Никаких заметок, никаких записных книжек...
- Альберт Львович, не отвлекайте меня! – взмолилась Аня. – Эти имена трудно запомнить, я не вижу за ними людей!
- Со временем запомнишь всех. А сейчас представь, что ты идешь от своего дома к метро. К каждому приметному месту привязывай отдельное имя. Окажется, что все эти люди стоят на хорошо знакомом тебе пути. Не ставь только никого в подворотню или в телефонную будку. Там темновато, и есть риск не узнать человека. Когда будут появляться новые лица, я тебе позвоню. Запоминай, а я пока сварю нам кофе.
Альберт Львович отправился на кухню, и было слышно, как он открывал шкафчики, молол кофе, а потом включил кофеварку. Спустя несколько минут он позвал Аню. Забрав у нее список, он аккуратно сложил его и положил в карман пиджака.
- А сжигать когда будем? – засмеялась Аня.
- Через час я сожгу его дома, - без тени иронии ответил Альберт Львович. – У меня ни одна бумага не существует больше двух часов.
- В списке так много имен… - робко заметила Аня.
- Но они ведь не придут к тебе все сразу! Первым позвонит, скорее всего, Роман Абрамович. Он любит опекать начинающих… девушек. Отеческая такая, бескорыстная забота и ласка. Советы его не особенно слушай, потому что он постоянно впадает в сентиментальность. У него странная идея, что все красивые женщины должны посвятить себя служению высоким духовным ценностям. У него жена сбежала с молодым любовником и отсудила половину имущества. После этого Роман Абрамович очень ударился в духовность…
- Он может позвонить уже сегодня?
- Нет, вероятнее всего завтра или послезавтра. Он щедрый человек, особенно когда чувствует, что девушка вот-вот встанет на путь истины. У некоторых девушек это «вот-вот» продолжается, правда, два-три года, но Роман Абрамович не теряет из-за таких мелочей оптимизма. Он мыслит категорией вечности… Деньги, которые получишь от него, потрать, пожалуйста, на одежду. У тебя красивое платье, но, по-моему, оно у тебя единственное. Ты блистала в нем в своем киношедевре. На свидание нужно было бы одеть что-то другое…
- Вы хорошо готовите кофе, - попыталась отвлечь его Аня.
- Это не я. Итальянская кофеварка хорошо работает. Мое искусство в одном – я кладу кофе вдвое больше, чем рекомендует инструкция. Кстати, у тебя сегодня свободный вечер, и ты, наверно, пригласишь в гости Виктора… Новоселье все-таки…
- Я еще не думала об этом, - Аня смутила его проницательность.
- Не вмешиваюсь в твою личную жизнь. Но если это будет Виктор, скажи, пожалуйста, ему, чтобы он позвонил мне. У меня для него тоже есть список…
- У Виктора нет квартиры… Не знаю, где он встречается со своими дамочками…
Альберт Львович поморщился и почмокал губами.
- Квартира появится у него сразу же. Но об этом ему не говори. Хочу сделать ему сюрприз. А своих дамочек пусть забудет. Это не его уровень. Если, разумеется, у него нет каких-то особых сердечных привязанностей… - Видя, что Аня готова резко возразить, Альберт Львович успокаивающе поднял ладонь. – Нет, так нет! Тебе это лучше знать. Намекни ему, между прочим, конечно, что первые две недели ему придется тратить все заработанные деньги на одежду… На свою, не на твою. Ты сумеешь одеться и сама.
- Он хорошо одет! Я его видела!
Не вступая в спор, Альберт Львович только заметил:
- Охотно верю. Хорошо одет… Но для своего среднего уровня! В люксе одеваются лучше, да и просто иначе. Обрати, в частности, его внимание, что хорошие шелковые носки стоят не сто-двести рублей, а не меньше ста долларов. Сейчас он наслаждается первыми успехами… Начни я давать советы, он может обидеться на меня, а тебя поймет. Нужно дать окружающим понять, что если дамочка накопила двести зеленых, это не значит, что она может отправиться и взять себе мужчину, у которого одни носки стоят столько же. Но не будем об этих мелочах. Давай лучше поговорим о чем-нибудь высоком… Вот ты правильно мне подсказала, что тот, кто мечтает умереть прямо за столиком в ресторане, должен заказывать не устриц, а блины. Придя домой, я открыл жизнеописание дедушки Крылова… У меня очень хорошая библиотека. Это – самое ценное, что у меня есть. Кроме, конечно, обширной коллекции порнофильмов. Но они специфического содержания, можно сказать, на любителя. В моей библиотеке, представь себе, три разных издания «Словаря иностранных слов»! К сожалению, все три идентичные. Так вот, дедушка Крылов сидел у окна и кушал блины. Видит, маленькая собачка Моська собирается перейти через улицу по каким-то там своим собачьим делам. А в это время по улице ведут огромного слона. Загородил он все на свете, и Моська, естественно, его хорошенько облаяла. Крылов тут же запечатлел все это в своей знаменитой басне. А пока писал ее, съел еще три больших тарелки блинов. Почувствовал тяжесть в животе, хотел встать – не может. Прибежали доктора, засуетились, но было уже поздно. Кончилось все, как ты и предполагала, печально. А если бы ел устриц, могло бы ничего не выйти…
- Вы сами басни сочиняете, Альберт Львович. Я понимаю, вы хотите отвлечь меня от грустных мыслей. Но их сейчас нет, они придут потом.
Аня улыбнулась, и Альберт Львович стал торопливо прощаться.
- Хорошо, что психотерапевт здесь не нужен. Отправлюсь туда, где душевно страдают и ждут моей помощи.
Оставшись одна, Аня некоторое время сидела перед телевизором, перещелкивая программы. Шестнадцать программ, а смотреть было нечего. По половине шла реклама, большей частью с разнообразными бутылками пива, на других каналах торчали какие-то головы, говорящие нудными голосами.
Надо было, конечно, звонить Виктору, но как описать ситуацию? Может быть, выложить все, как есть? Раскричится, станет махать руками. Заденет, сядешь на пятую точку. Хотя он не агрессивен и никогда не давал волю кулакам. А рассказать все, так или иначе, придется.
Почему она сидит здесь, в этой просторной, хорошо обставленной квартире? И главное, кто платит? Пожалуй, лучше всего вывалить на Виктора все сразу. У него есть свой замысел. Его идея очень простая. Он подрабатывает деньги своими связями с дамочками, а она терпеливо сидит дома и ждет, когда у него окажется свободное время и они вместе отправятся в какое-нибудь приличное место. Но ее план гораздо лучше и выгоднее. Нужно, наверно, упирать на равенство мужчин и женщин. Если ей нельзя изредка и исключительно ради заработка встречаться с другими мужчинами, то и ему следует забыть о своих дамочках, а идти торговать где-нибудь шаурмой или этим, лезущим из телевизора пивом.
Виктор оказался дома, настроение его было благодушным. Соображал он, однако, медленно.
- Какая новая квартира? Какое новоселье? – недоумевал он. – Говоришь, что нет ни копейки и нечего есть. А сама сняла квартиру и собираешься вечером смотреть видеофильм со своим участием… Ничего не понимаю. Завтра приеду, и ты мне все объяснишь… Ах, завтра ты будешь занята! Еще один видеофильм, что ли? Подожди, я перезвоню через полчаса. Может быть, освобожусь на сегодняшний вечер и привезу тебе денег… Какие цветы? В холодильнике у тебя шаром покати, а ты просишь не забыть цветы… Бессмыслица какая-то…
Виктор все-таки смог освободиться на вечер и уже через час был у Ани. Объяснение оказалось бурным, Аня даже боялась, что он ударит ее. Кончилось тем, что они допили бутылку шампанского, доели холодного уже цыпленка-гриль и окончательно поссорились. Раздраженный Виктор завалился на широкую кровать, отвернулся к стене и уснул. Аня долго лежала рядом, заложив руки под голову и бездумно глядя в потолок. Тому, кто помчался на санках с горы, поздно передумывать и поворачивать назад.
Но с Виктором определенно будут проблемы. За пару дней его не переубедишь. Он не ушел, и это уже хороший знак. «Выпрыгнула рыбой из воды и попала прямо в огонь…» – подумала Аня, засыпая.
Среди ночи она проснулась. Виктор лежал в той же позе, в которой уснул. «Устает, бедняжка… старается ради меня… может разбудить его? «Надо привыкнуть смело, в глаза людям, говорить об их достоинствах» – это Альберт Львович хорошо сказал. Сейчас было бы самое время сказать Виктору, какой он хороший… только поймет ли он ее неожиданные и, как ему может показаться, двусмысленные комплименты? Лучше отложить все. Время лечит, и это единственное, что оно умеет делать хорошо…». Поворочавшись, Аня снова уснула.
Однако она плохо знала своего Вика. Уже утром, за завтраком он угрюмо сказал ей:
- Все-таки прав, Анюта, твой Альберт Львович. Я действительно занимаюсь ерундой… Эти случайные знакомства с женщинами… В результате – две-три сотни долларов, и опять ищи новую… Позвони, пожалуйста, ему и скажи, что я готов работать в его штате…
- Ты сам позвонишь, так будет солиднее.
Удивленная Аня долго смотрела на него, потом поднялась со своего стула, наклонилась к Виктору и поцеловала его.
- Значит, пойдем по одной дороге, дорогой? – сказала она, возвращаясь на свое место, и усмехнулась. - Но куда нас с тобою заведет эта дорога?
- Все будет хорошо, милая, - ответил Виктор. – Давай, во всяком случае, надеяться на лучшее…
Он положил свою ладонь на ее руку, и они долго сидели молча, глядя в глаза друг другу.
Глава 7
В ресторан вошла Ника и остановилась у входной двери, ища глазами Альберта Львовича. Он приветливо помахал ей рукой и показал на место за своим столиком.
- Добрый вечер, красавица! – ласково сказал он, когда Ника села.
- Здравствуйте, Альберт Львович! – радостно откликнулась она.
Альберт Львович протянул ей меню и заметил:
- Твой Андре говорит, что ты не только красавица, но и умница.
Ника рассмеялась так, что уронила меню на стол.
- Это он шутит! У него очень своеобразный юмор.
Альберт Львович сказал уже серьезно:
- Знаешь, Вероника…
- Можно просто Ника.
- Хорошо, Ника, - согласился он. - Но меня уж, пожалуйста, по имени-отчеству и на «вы». Так что брудершафта с поцелуями не будет…
Ника простодушно заметила:
- Я знаю, вы не любите женских поцелуев.
- Не то, что не люблю, но в восторг от них не прихожу. И в трусах у меня от них не сыреет… - уточнил он и отобрал у нее меню. – То, что здесь написано, сама понимаешь, условность. Я взял на себя смелость заказать ужин самостоятельно. Голубые устрицы из Жиронды, стейк из семги и шампанское. Устроит тебя?
Ника согласно кивнула головой.
- Еще бы! Но хотелось бы еще и мороженное…
- Обязательно будет… - успокоил ее Альберт Львович, а про себя подумал: «Ну, просто детский сад! Ко всему приплетается мороженное». - Вот недавно мы с тобою познакомились, а я уже проникся доверием к тебе…
Ника посмотрела на него с благодарностью
- Мне можно доверять, Альберт Львович! – горячо сказала она. – Вы можете считать беседы со мною своей исповедью... Вы ведь ходите в церковь?
Альберт Львович ответил несколько замысловато:
- В церкви я бываю не чаще, чем в консерватории. А в консерватории не бываю никогда…
- Но «секс-МакДональдс» - это в будущем… - Ника понимала, что не для этих неожиданных откровений Альберт Львович пригласил ее в ресторан. - А сейчас?
Особенно темнить и деликатничать с Никой нет нужды, решил Альберт Львович. Она вполне готова к откровенному и серьезному разговору.
- А сейчас, милая Ника, индивидуальная работа. Общество еще не созрело для больших перемен. Нужно постепенно готовить для них почву… И приступать нужно немедленно. Вчера было еще рано, завтра будет уже поздно! Я снял для тебя уютную квартиру. Вот твой новый адрес, ключи от квартиры… - Альберт Львович достал из кармана лист бумаги и ключи и передал их Нике. – На этом листике - список тех, кто может позвонить тебе. Постарайся запомнить их имена, список потом вернешь мне.
- Лучше я сожгу его, а пепел съем! Так делают теперь настоящие разведчики! – с напускным ужасом сказала ничуть не смутившаяся Ника и тут же рассмеялась.
Альберт Львович тоже усмехнулся.
- Современный разведчик, - продолжал он в тоне Ники, - получив депешу, сжигает ее, не вскрывая, а пепел съедает. И только после этого начинает размышлять, что могло быть в полученном сообщении. Он берет силой ума, а не простой памятью. Относительно клиентов, помимо списка, я буду звонить тебе. Все понятно?
- Еще бы! – Ника, как будто, даже обрадовалась.
- Ты красивая девушка, Ника, - прочувствованно сказал Альберт Львович. - Я верю, что у тебя будет много поклонников… Только знаешь, не кажись общедоступной, - тут же добавил он. - Мужчина, даже если он платит, должен обаять и очаровать тебя. Только в этом случае он сможет получить твое тело, светящееся чистым голубым светом. Получить как подарок! Если ему это не нравится, он может заказать себе девушку по телефону или отправиться в массажный салон. Или пусть идет в платную сауну. Там отказа никогда не будет и ухаживать ни за кем не надо. Но такие варианты нравятся только примитивным мужчинам, жаждущим от женщины раболепного подчинения. Богатый мужчина любит ухаживать за женщиной, покорять ее своим умом и обаянием. Он уверен, что он потому и богат, что умен и обаятелен. Деньги всегда остаются на втором или даже на третьем плане. Я вижу, ты заслушалась…
Увлеченная его монологом, Ника ответила восторженно:
- Вы поэт, Альберт Львович! Но я все поняла. Главное в нас – чувства, все остальное, включая деньги, - только игра света и тени.
Альберт Львович был доволен.
- Ты коротко и ясно излагаешь мои мысли, - кивнул он головой. - Прав твой Андре, ты умница. Вот, собственно, и весь наш с тобою разговор…
Ника поднялась из-за столика и, ласково глядя на Альберта Львовича, попрощалась:
- До свидания, Альберт Львович!
- До встречи, Ника! – откликнулся Альберт Львович.
Официант только убирал столик Альберта Львовича, как в ресторане появился Виктор и, увидев Альберта Львовича, направился к его столику.
- Здравствуйте, Альберт Львович! – Виктор склонился в вежливом поклоне.
- Привет, Виктор! – ответил довольно небрежно Альберт Львович. - Садись. Я уже заказал легкий ужин. Устрицы, омар, шотландское виски, кофе. Ты догадался, по какому поводу мы встречаемся? За тебя просила Анна… Если бы не она…
Виктор заговорил взволнованно:
- Альберт Львович! Я так виноват перед вами! Простите, пожалуйста!
- Ты был категорически против того, чтобы Аня занималась модельным бизнесом. А сам уже пошел по этому пути! Известный манекенщик знакомится в ресторане с состоятельными женщинами и проводит с ними ночь… - с долей ехидства заметил Альберт Львович.
Виктор встревожился.
- Аня рассказала вам и об этом?
Альберт Львович добродушно рассмеялся.
- А что здесь рассказывать? – развел он руками. - Я сразу догадался, что ты занимаешься такими пустяками. Сто, двести долларов за ночь… Копейки. Не купишь бутылку хорошего виски.
Виктор не стал ничего объяснять и начал прямо с просьбы:
- Альберт Львович! Если бы вы помогли…
- Конечно, помогу, раз за тебя так просят… - тут же ответил Альберт Львович. - Я уже снял для тебя квартиру. Вот список тех прекрасных дам, которые могут тебя побеспокоить, - он достал из кармана и передал Виктору сложенный листок бумаги. - Завтра вернешь этот список мне. Я не хочу, чтобы кого-то из этих милых женщин шантажировали… Вот, кстати, ключи от твоей новой квартиры.
Виктор взял список и ключи и положил их в карман.
- А знаете, Альберт Львович… если говорить откровенно, мне не хотелось бы, чтобы Аня работала у вас… Извините, что напоминаю вам об этом.
- Я это прекрасно знаю, - спокойно ответил Альберт Львович. – Ты ведь дошел даже до того, что хотел сорвать конкурс красоты! Знаешь, - заметил он доверительно, - если уж мы говорим откровенно, мне и самому не очень хотелось бы, чтобы Аня работала по моей линии. Не так уж все это хорошо, как я рассказываю вам. Но я агитирую, поймите меня! Но сам думаю о себе: «В не очень хорошее дело втягиваешь ты, дорогой Альберт, молодых людей. Предложи им что-то получше!» И с сожалением вижу: мне нечего предложить, кроме этого дела. Собственно говоря, если уж на то пошло, скажу тебе: не я втягиваю юношей и девушек в те ситуации, которые мне самому не особенно нравятся. Их втягивает сама жизнь, хотя и делает это моими руками. Я – всего лишь слепое орудие, передаточное звено. «Винтик», как говорили в старые времена. Вот так вот, мой дорогой… А что касается Ани, то сейчас она еще не работает. Ждет тебя. Но потом приступит к своим новым обязанностям. Обязанностям женщины легкого, но хорошо оплачиваемого поведения!
Виктор воскликнул:
- Но я был категорически против!
От возбуждения он даже машинально встал.
- Она, наверно, забыла об этом, - равнодушно заметил Альберт Львович и повторил интонацию Виктора: «Категорически против…» Хорошо сказано. Но ты ее муж?
- Пока нет.
- Просто любовник, - констатировал Альберт Львович. - И уже категорически против… Что у вас дальше будет? Сам ты хочешь работать у меня, а ей что? Сидеть дома и готовить тебе обеды? Боюсь, такая роль ее не устроит. Тебе лучше вообще не говорить с нею на эту тему… Садись, в ресторане не принято ужинать стоя. Может, у тебя есть какие-то вопросы ко мне?
Хмурый Виктор сел, не ожидая приглашения, налил себе виски и выпил.
- Вот вы говорили, что я мало зарабатываю… - хмуро и обиженно сказал он.
- Конечно, мало, - охотно согласился с ним Альберт Львович, совершенно не обративший внимания на не очень понятную ему обиду Виктора. - Ты молодой, энергичный, по-мужскому симпатичный. При таких данных можно рассчитывать на гораздо большее…
- Надеюсь… - кивнул Виктор.
Альберт Львович тут же по своему обыкновению перешел к другой теме.
- Хочу посоветоваться с тобой, Вик. Ты недавно прекрасно сыграл роль девушки… Меня, правда, за столом жюри не было, когда ты выходил на сцену… Теперь вошли в моду трансвеститы. Они переодеваются женщинами и ведут себя, как женщины. Есть мужчины, которым приятно прогуляться по улице или прийти в ресторан с красиво одетой женщиной, которая на самом деле является мужиком. Нет, я вижу, ты не способен этого оценить…
- Не способен, - кивнул Виктор.
- Я тоже, - присоединился к нему Альберт Львович. - Но есть люди, которые смотрят на вещи шире, чем мы с тобой. И если у них тугой карман, почему бы не согласиться с их точкой зрения?! В нашем деле кто богат, тот и прав. А кто богаче, тот еще правее! – Альберт Львович хорошо помнил инструкции своего шефа и теперь доводил их до своих подопечных.
До Виктора, наконец, дошло, к чему клонит его собеседник.
- Нет, Альберт Львович, я не готов пока к такой роли. А вдруг мужик приставать начнет?
- И это не исключено, - согласился Альберт Львович. - Черт его знает, что в голове у того, кто проводит вечер с трансвеститом?! Давай мы отложим такие эксперименты на будущее…
Виктор благодарно улыбнулся.
- Лучше отложить, я ведь у вас новичок… Хотя, вообще-то, в своем деле я уже приличный мастер. Но совершенствованию нет предела…
- А стриптиз свой брось, - неожиданно заметил Альберт Львович. - Стриптизер – это для дамочек среднего класса. Богатой женщине он не к лицу.
Виктор удивился.
- И о моих занятиях стриптизом Аня рассказала вам?
- Нет, но какой здесь секрет? – удивленным выглядел теперь Альберт Львович. - Я сам догадался об этом.
Альберт Львович поднялся из-за стола и протянул руку Виктору, тут же вставшему и возвышавшемуся над ним на голову.
- Ну, давай, дорогой, действуй. Аня, наверно, уже заждалась тебя, а у меня еще несколько встреч. Если что, звони. Обнимаю.
- Всего доброго, Альберт Львович. Спасибо вам, - Виктор пожал руку своему новому шефу.
- Это называется «безвалютная благодарность», - рассмеялся Альберт Львович и помахал рукой вслед уходящему Виктору.
Уже сидя за столиком в ожидании очередной встречи, Альберт Львович подумал: «Симпатичные молодые люди. Приятно иметь с ними дело. Народ кругом стрессует и депрессует, а я сижу с ними, беззаботно отдыхаю и веду спокойные, интеллигентные беседы…»
Глава 8
Первый вечер, проведенный в постели с мужчиной, заплатившим за «сексуальные услуги», ошеломила Анну. На следующий день она проснулась поздно и чувствовала себя совершенно потерянной. Долго слонялась по малознакомой еще квартире. Не хотелось ни умываться, ни завтракать. С чашкой кофе она села у окна на кухне и безучастно смотрела на очередь, стоявшую под дождем у консульского отдела чешского посольства. Где-то в глубине души бурлили противоречивые чувства. В голове не было ничего, кроме сумбура обрывочных мыслей.
«Если и дальше будет так, я не выдержу, - вяло подумала она. – Мне еще повезло, что первым был спокойный и тактичный человек… Окажись на его месте кто-то другой, я уже умерла бы…».
Потребовалось больше часа, прежде чем Аня немного пришла в себя. Принимая ванну, она повторяла как заклинание, что нынешнюю роль ей никто не навязывал. Решение было свободным и теперь нечего раскисать. Жаловаться не на кого. Она не только сделала опрометчивый шаг, но и потянула за собою Виктора… «Бедный Вик, бедная я… Вот тебе и женское очарование и все эти конкурсы красоты… Красивая женщина вполне может быть несчастной… Сама красота – уже дурной знак и намек на несчастье…». Грустным мыслям, казалось, не было конца, и по щекам потекли слезы…
Наплакавшись, она вылезла из ванны, наспех причесалась, но не стала краситься. «Так хотелось быть одной… - мелькнула мысль. – А, оказывается, оставаться одной нельзя. Опять нужен Вик, только он сможет меня понять…».
Она позвонила на новую квартиру Виктора, но его не было дома. «То же, что и у меня! Первая рабочая ночь! Да еще в каком-то чужом месте! Интересно, что у него было…». Однако задавать вопросы Виктору ей быстро расхотелось. Он сам тут же начнет расспрашивать ее, а рассказать ему что-то она сможет нескоро. Некоторое время Аня слонялась без дела по квартире, поливала цветы, разглядывала в окно далекие плоские книжки домов на Новом Арбате. «Не хнычь, и никому не жалуйся… - говорила она себе. – Лучшее, что можно придумать, - это сделать хорошую мину при плохой игре…».
Впрочем, если приедет Виктор, вдвоем они съедят друг друга. Лучше пригласить Веронику. Она легкий и веселый человек. Попросить ее, чтобы она подъехала со своим приятелем. Не с очередным клиентом, а с человеком, который для души…
С Вероникой, или, как все ее называли, Никой, Аня подружилась на конкурсе. Ника была очень непосредственной. Она сразу же перезнакомилась со всеми девушками, вышедшими в финал, и без всякой зависти восприняла победу Ани. Немного легкомысленная, она была смешливой и необидчивой. У нее отсутствовали комплексы. Аня вспомнила, что Альберт Львович, агитируя ее, вскользь ссылался как раз на Нику. Она без всяких колебаний согласилась работать под его руководством и даже поблагодарила за такое лестное предложение. На нее это похоже. Такое впечатление, что на конкурс она шла, заранее зная, к чему он приведет. Ника, конечно, болтушка. Но, может, это как раз то, что сейчас нужно…
Аня набрала телефон Ники, но никто не отвечал. Позвонила ей по мобильнику, но и здесь было глухо. «Нет, ей не до меня… В эту новую жизнь она вошла, как рыба в воду… Вряд ли ей интересно будет слушать мои причитания. Остается снова только Вик…».
Аня принялась названивать Вику, но безрезультатно. Странно, что он не дал ей номер своего нового мобильника. Наверное, чтобы не отвлекала. И сам не звонит… Деловой, предприимчивый молодой человек. Упирался, как баран перед новыми воротами, а теперь…
Наконец Виктор снял трубку. Он был хмурым и немногословным, будто его и в самом деле отвлекали от важных дел.
- Ты рано звонишь. Только что вошел. И хочу спать.
- Можно было бы поспать у меня…
- Мне не с чем у тебя спать! К тому же ночью я такое выделывал, что мне стыдно теперь притрагиваться к тебе…
- Просто поспишь…
- С тобой это нереально! Давай подъеду к тебе часа через три… Вот тогда и поспим!
Аня помолчала, а потом, поколебавшись, спросила:
- А ты не хочешь узнать, что было у меня?
- Нет! Даже не заикайся! Не хочу слышать! – Виктор начинал заводиться, и Аня поспешила закончить разговор.
- Обо мне ни звука, милый! Но на душе гадко… Я пойду прогуляюсь, позавтракаю и буду ждать тебя. Целую, пока…
Виктору совершенно не хотелось ехать к Ане. «Какая-то она подавленная, - мелькнула мысль. - Впрочем, я сам не лучше». Он, однако, завел будильник, отмерив себе на сон три часа, и рухнул на постель. И день, и вечер были у него свободны, но никуда выходить из дома не хотелось. О том, чтобы рассказать Ане о событиях минувшей ночи, не могло быть и речи. Как при таком рассказе смотреть ей в глаза? Притрагиваться к ней, когда она знает, что его руки несколько часов назад ласкали другое тело?
Все женщины притворщицы, и Аня не исключение. К тому же она хорошая актриса. Ей нетрудно изобразить невинный взгляд и сделать вид, что прошлой ночью с нею ничего особенного не происходило. При большом желании она, пожалуй, способна даже заставить себя поверить, будто никакой прошлой ночи вообще не было, и жизнь только что началась.
Но она была, эта ночь. Ночь со случайной, совершенно не интересной Виктору женщиной бальзаковского возраста. На прощание она небрежно расплатилась с ним и помахала ручкой: «Чао, бамбино!». Деньги… Вот что самое гадкое во всем этом. Лучше бы уж все было бесплатно, за так…
С этой ненавистью к деньгам, существующим только для того, чтобы искажать и извращать естественные человеческие отношения, превращать их в грязь и пошлость, Виктор и уснул как убитый.
Направляясь к Ане, Виктор задумался о том, что новая работа, чего доброго, засосет его, как трясина, по самое горло. Раньше они виделись с Аней едва ли не через день. Теперь каждая встреча может сделаться событием. И в какой физической форме он едет к любимой женщине? На какие подвиги он способен? А она? Господи, лучше не размышлять об этом…
Дверь подъезда Виктор открыл магнитным ключом, который дала ему Аня. Поднялся на девятый этаж и позвонил ей. Некоторое время из квартиры не доносилось ни звука. Потом в металлической двери загремел наконец поворачивающийся ключ. Дверь открыла, однако, не Аня, а какая-то девочка-подросток. Виктор даже подумал, что ошибся и хотел извиниться.
- Входите, мы ждем вас. – Девочка пропустила его в знакомый длинный, ярко освещенный оранжевый коридор с большим лепным кругом на потолке. – Вы – Виктор, а меня зовут Оксана. Эн в ванной, она готовится встретить вас.
Девочка понимающе улыбнулась, как если бы знала какую-то тайну о предстоящей встрече. «Это даже хорошо, что Эн не одна, - подумал Виктор, рассматривая симпатичную, но чересчур крикливо накрашенную девочку. – Не нужно будет говорить ни о чем серьезном…».
Проходя мимо двери ванной, Вик еле слышно постучал.
- Иду! – откликнулась Анна.
Он прошел на кухню и, не ожидая приглашения, сел на стул около большого стола с массивными деревянными ножками. Девочка уселась напротив и, подперев подбородок ладонями, с интересом уставилась на него. Не обращая на нее внимания, Вик извлек из своего пакета небольшой плоский торт, коньяк и бутылку нравившегося Ане красного французского вина.
- А цветы? – девочка спрашивала таким тоном, будто ожидала, что в ответ на ее вопрос гость тут же извлечет из пустого уже пакета большой букет роз.
Виктор поднял на нее глаза и, не говоря ни слова, стал внимательно ее разглядывать. Светлые волосы, серые глаза, отчетливо очерченные, ярко накрашенные губы. «Привлекательная, - еще раз отметил он. – В ее возрасте можно останавливать на себе мужские взгляды и без всякой глупой косметики. Выражение лица постоянно меняется, как у Ани. Но попроще, чем Аня. Нет глубины… Никакой загадки… Может, с возрастом…». Вспомнив, что ему был задан вопрос, он сделал вид, что смутился и потер нос кончиком пальца.
- Ах, цветы! Я не знал, что вы будете здесь…
- Не для меня. Для Эн. Разве вы не дарите ей при встрече цветы? Только торт и выпивка?
Она задавала вопросы очень уверенно. «Эта пигалица говорит так, - подумал Виктор, - словно знает все о том, как должно проходить свидание… А ведь, она права…». Он смутился уже без всякого притворства.
- Дарю, всегда дарю! Но на этот раз по пути не встретилось цветочного киоска.
- У метро «Белорусская» море цветов. Вы ведь приехали по кольцу?
- Нет, я приехал на такси. В метро я не был уже месяц. – Виктор сказал это нарочито сухо.
Он отвел взгляд от лица девушки и стал смотреть в окно на охристые стены посольства и его ярко зеленую крышу. Сколько раз он приходил на свидание с Аней с цветами? Два-три раза за все время знакомства с ней… «Безработный отправляется на свидание с возлюбленной с цветами»… Смешно. Не лучше, чем «Бомж спешит на встречу с дамой сердца с пышным букетом роз». Теперь мог бы, конечно, прийти с цветами. Но плохие привычки стали уже второй натурой. «Надо по каплям выдавливать из себя психологию нищего. Но девочке этого не объяснишь…» - подумал Виктор.
Вошла Аня, поцеловала Виктора, прижала его голову к своей груди.
- Очень рада тебя видеть! Мог бы прийти даже без торта и коньяка, тем более такого шикарного! – Она подняла приземистую пузатую бутылку и внимательно рассмотрела ее. – Французский, «Мартель Кордон Блю»! На новой работе тебе, как видно, неплохо платят!
- Пустяки! – Виктор небрежно махнул рукой и с трудом удержался от того, чтобы не подколоть ее такой же «работой». «Девушки легкого поведения не должны делать подобных двусмысленных замечаний!» - эту фразу он придумал еще по пути. Но при посторонних она была бы неуместной. – Извини, что без цветов! Торопился…
- Ерунда, - Аня небрежно отмахнулась и села за стол. – Ты всегда без цветов. Я уже привыкла. Вот если бы ты явился с букетом, я была бы удивлена. Подумала бы, не иначе, как хочет сделать предложение! – Она засмеялась, а потом положила руку на плечо девочки. – Это Оксана. Вы уже познакомились? И обменялись любезностями? У тебя вытянутое лицо. Оксана острая. И правильная. Только живет, к сожалению, не по своим идеальным правилам.
- Нет, я вспомнил прошлое…
Аня снова рассмеялась и погладила его руку лежащую на столе.
- У нас есть, что вспомнить! - ее слова были обращены скорее к Оксане, чем к Виктору. – Жили в раю! Этот рай назывался Парк культуры и отдыха имени Горького. Мы знали там каждую скамейку. – Аня повернулась к Оксане и продолжила с напускной серьезностью: - У нас там было много друзей. Но особенно мы любили Кустинского и Лужайкина. Каждый день ходили к ним в гости. А Кочкина мы не любили. Он все время делал нам гадости. Особенно мне, потому что чаще внизу была я, а Вик наверху. Но это летом. Когда становилось прохладно или шел дождь, мы навещали Подъездинского и Чердачникова. Иногда заскакивали к Подвальникову, но он грязнуля. После визита к нему полчаса стряхивали с себя на улице пыль и паутину…
Виктор смотрел на Аню с растущим изумлением. Разве можно при посторонней девочке о таких вещах? Здесь же все идет почти открытым текстом!
Аня заметила его недоумение и пояснила:
- Мы познакомились с Оксаной у Белорусского вокзала. Вместе завтракали в кафе «Канадский бейгл». Мы с тобой там никогда не были. Я пригласила Оксану, чтобы было с кем поговорить. Поговорить откровенно, что называется по душам… Оксана – дорожница.
- В каком смысле дорожница? – Виктор взглянул на Оксану. Тонкие руки, хрупкая фигурка. Ничего от женщин, которые вкалывают в тяжелых робах на проезжей части улицы. – Вы асфальт кладете?
Девочка усмехнулась и ответила совершенно спокойно:
- Нет, сама ложусь на асфальт. А клиент уплотняет меня как каток. – Она смотрела прямо в глаза Вику. – Но это если обычный секс. А если в рот, тогда проще. Достаточно встать на корточки или на колени. Но чаще, конечно, в машине… Там совсем просто. Две-три минуты и готово.
Она говорила ровным, почти бесстрастным голосом, словно сказанное относилось не к ней, а к кому-то другому. Виктор был поражен. Вот это фокус! Правильная девочка делает выговор за то, что он пришел на свидание без цветов… А на самом деле она – уличная путана! Он не знал, что сказать.
- Интересная работа… - зачем-то промямлил он. Исправляя свой промах, невпопад спросил: - Наверно, хорошо платят?
Теперь уже Оксана смотрела на него с удивлением. Потом она перевела свой взгляд на Аню.
- Темный он, - кивнула ей Аня.
- Странный… Насчет цветов хорошо соображает, а вот в быстром сексе совсем не разбирается… - Оксана с усмешкой смотрела на Виктора. – Очень странный. - Она забросила руки за голову. Майка обтянула два упругих конуса ее грудей. – Я возьму вас, Виктор, с собой на экскурсию. Это обойдется вам совсем недорого. За деньги, потраченные на этот вот коньяк, - она указала подбородком на матового стекла бутылку, - вы сможете поиметь всю нашу бригаду. Включая и нашу мамку. Хотя нет, она берет немного дороже. Придется отказаться и от этого вот вина. Как оно, кстати, называется?
- «Бордо», девяносто первого года разлива. Стоит всего сто долларов….
Виктор утратил обычно присущую ему находчивость и отвечал как слабый студент, заглядывающий в шпаргалку. Оксана же явно наслаждалась произведенным эффектом.
- Ого-го, - протянула она. – За эти деньги наша бригадирша два дня будет облизывать вас с головы до пят! Можете потребовать от нее даже что-нибудь не совсем естественное! Если доплатите…
- Мне ничего не нужно от этой вашей…
- Бригадирши, - подсказала Оксана. – Ее называют еще «мамкой». Она принимает от клиентов деньги. Двадцать долларов за минет и сорок за обычный секс где-нибудь в подворотне или в кустах… Но в кустах не советую. Неудобно, не к чему прислониться… Все в рублях, конечно. Исполнительнице сексуального шоу достается потом половина, хотя нет, раньше была половина, а теперь только треть. Но если шесть-восемь клиентов за вечер, то ничего, можно жить…
Виктор слушал Оксану как завороженный. От изумления у него даже округлились глаза. Аня внимательно смотрела на Оксану и не прерывала ее. Та подробно и красочно рассказывала ей об особенностях своей профессии еще за завтраком, и теперь Аня с интересом наблюдала, как Виктор переживает те же чувства, которые утром испытала она сама.
- Вот это да! – только и мог сказать Виктор.
Аня успокаивающе потрепала его по короткой шевелюре.
- Это и есть твой сегодняшний мастер-класс. Учись, дорогой. Тебя что-то удивляет? Или, может, есть вопросы к нашей юной, но уже опытной наставнице?
Виктор поднялся из-за стола, налил себе стакан воды из крана. Отпив немного, он вернулся за стол и принялся вертеть стакан в образовавшейся под ним лужице. Его взгляд перебегал с одной девушки на другую. Но обе они были спокойны, словно беседа шла об абстрактных, мало касающихся их вещах.
- Удивляет» не то слово! Это меня поражает! – Виктор все еще не мог уложить в голове услышанное. – И какой это мастер-класс! Восемь клиентов за вечер! Какое в этом потоке мастерство?!
- Милый мой, это опыт, идущий от земли. - Аня прищурила глаза и усмехнулась. – Или, если хочешь, от асфальта. Из глубин народной жизни. Ты действительно странный, Оксана права. Ты читал повесть Куприна «Яма»? Так вот, там одна проститутка кричит из своей комнатки наверху хозяйке публичного заведения: «У меня тридцатый прошел! Запиши!». Ей некогда сойти вниз. У дверей очередь желающих… приобщиться. От каждого из них ей достается несколько копеек.
- Виктор непросвещенный, - поправилась Оксана. Ей стало неловко, что она вот так, сразу вывалила на Виктора целый ком не очень приятных подробностей своей жизни. – А вы, Виктор, и в самом деле никогда не имели дела с путаной? Или притворяетесь невинным?
Виктор пробежал глазами по лицу Ани, но та была невозмутима. Ее этот вопрос словно бы не касался. Что она успела рассказать Оксане?
- С уличной нет, - нашелся Виктор. – Чтобы вот так, за маленькие деньги… большой секс в подворотне… Нет.
Оксана недоверчиво усмехнулась.
- А когда еще не были знакомы с Эн?
- Тем более! – Виктор отвечал уже уверенно. Ему не приходилось врать. О том, что у него на путан, даже самых дешевых, никогда не было денег, можно было промолчать.
- Аня, он у тебя святой! – В голосе Оксаны все еще звучало недоверие. – Одной лишь короны на голове нет!
- Святой, - поддакнула Аня. – Только ни одной юбки мимо себя не пропустит. Но ни одной не платит. В этом смысле святой. У него, как у всех святых, не корона, а нимб. Такой золотистый ободок над головой. Он виден лишь посвященным.
Наклоняя голову то вправо, то влево, Оксана, изучающее, рассматривала Виктора. В ее глазах вспыхивали веселые искорки. Она явно делала вид, что безуспешно ищет какой-то таинственный ободок над его головой. Ничего не найдя, она заметила вскользь:
- Мимо такого красавца ни одна женщина не пройдет равнодушно. Может, сама еще ему заплатит. Хорошо заплатит. – Оксана понимающе посмотрела на вино и коньяк на столе. Виктор смутился и решил, что Аня уже посвятила ее в детали их нынешней жизни.
- Хватит о пустяках! – перебила их Аня. – Давайте немного выпьем. А потом будет чай с тортом. Вчера такой же торт приносил один мой знакомый. Мои поклонники, я чувствую, налягут на кондитерский отдел нашего супермаркета. Этот сухой торт мне очень нравится.
«Всё рассказала. – Смутная догадка Виктора подтвердилась. – Но зачем? Никому ничего не говорит и вдруг выкладывает все первой встречной девчонке! А я уже поклонник… Один из многих… Но с хорошим вкусом…».
- Некоторым надо бы ходить в церковь на исповедь. – Виктор обиженно ковырял свои ногти. – Им есть, что рассказать…
Оксана громко рассмеялась, хотя сказанное относилось явно не к ней.
- От моих рассказов батюшка грохнется в обморок! Кто тогда отпустит мне грехи?
Аня погладила Виктора по плечу.
- Вместо того чтобы обижаться, налей-ка вина. Я тоже не святая. За деньги в подворотне или в кустах – этого нет. Пока нет. Но в автомобиле, если хорошо попросят, – пожалуй, не откажу… Думаю, что не откажу. Наверно, это тоже входит в мои новые профессиональные обязанности… Займись-ка, Оксана, чаем и порежь нам к коньяку лимон. Сахара поменьше. Сделай и кофе. Вик обожает искусственное возбуждение. Двух красивых женщин он не замечает. Мы его не волнуем…
Напряженность первых минут разговора спала. Виктор почувствовал, что роль серьезного молодого человека, ухаживающего за Аней, никому здесь не интересна. Нужно быть проще и естественнее и принимать ситуацию такой, какая она есть.
Оксана налила воду в чайник и поставила его на огонь. Заправила кофеварку и включила ее в сеть. Девочка была стройная и длинноногая, но с очень выпуклой попкой. Она походила на школьницу, у которой маленький ранец сполз со спины и остановился под юбкой.
- Оксане надо бы заняться своей фигурой, - наставительно, на правах старшего товарища, заметил Виктор.
- Зачем? У нее все в норме! – немедленно возразила Аня.
- Но попка…
- Она на своем месте. – Аня смотрела на него снисходительно. – Ты плохо знаешь женщин. И совсем не знаешь мужчин. Большинству из них именно такая и нравится.
- Не может быть.
- А ты спроси.
Оксана спокойно возилась у плиты, как будто не слышала их разговора. Потом она вдруг повернулась и опередила вопрос Виктора.
- Моя попка – это мое несчастье. Мужчины только на нее и смотрят. И все руками лезут, мнут и тискают… Все время только она, как будто у меня нет ничего другого.
- А есть? – Виктор с интересом смотрел на нее. Вначале она показалась ему наивной девчонкой. Но теперь было видно, что девочка уже вполне освоилась со своей ролью сексуально привлекательной женщины.
- Конечно, есть! – Оксана звонко засмеялась. – Я кстати могу все! Но без извращений.
Ее откровенность и простота поставили Виктора в тупик.
- Что такое извращение?
Он сам не смог бы вот так, сразу ответить на этот вопрос. Но для Оксаны он оказался несложным.
- Это когда в ухо или в глаз… Или когда больше двух мужчин. Мне такие вещи не нравятся… Еще я не люблю, когда меня обливают вином, а потом долго облизывают. Но это уже не извращение. Многие мужчины такое любят. Это просто глупая прихоть.
Оксана разрезала торт и поставила его на стол. Аня принесла из комнаты три рюмки на длинных черных витых ножках.
- Эти рюмки – единственное, кроме одежды, что принадлежит здесь мне. Французские. Я люблю красивую посуду. Но собирать ее негде. – Аня изучающе посмотрела на Виктора. – Значит, ты не извращенец? Каждый день новая женщина, а иногда и не одна, - это, по-твоему, нормально?
Оксана ответила за него:
- Две-три за вечер – это нормально, А больше он просто не потянет.
- Ты его плохо знаешь, - ухмыльнулась Аня. – Уже бывали случаи… - Но продолжать она не стала.
- Кто вино, кто коньяк? – Виктор вопросительно посмотрел на девушек.
- Мне вино. – Аня отвела взгляд в сторону. – Вечером я иду в театр.
Рука Вика с бутылкой замерла над ее рюмкой.
- С новым своим знакомым?
- С новым знакомым. Не с его же женой!
Оксана колебалась, но потом махнула рукой.
- Мне коньяк! Такой шикарный я никогда не пробовала! Хотя вечером мне на работу. На панель, как некоторые говорят. Но немножко пьяной быть можно. Клиентам это даже нравится. Больше энтузиазма. А если изрядно пьяная, мамка оштрафует. Всю ночь будешь работать без оплаты.
- Я тоже, пожалуй, коньяк, - поддержал ее Виктор. – Тем более вечером я теперь свободен… Взял билеты на оперу в Большой театр… «Ночь перед Рождеством» Римского-Корсакова. Но одному идти не хочется, схожу в другой раз… А коньяк великолепный! Новый знакомый нашей Анечки пьет его, я думаю, каждый день. Начинает за завтраком, продолжает за обедом, и так до ужина, до позднего вечера.
Оксана не могла понять, к чему он клонит. Аня смотрела на него с легкой усмешкой.
- А зачем вы принесли столько выпивки? – неожиданно спросила Оксана. – Нам все это не одолеть!
- Оставим на будущее. Не прокиснет. – Виктор покрутил свою рюмку, потом поднял ее и понюхал коньяк. – Новый знакомый Эн зайдет, захочет опохмелиться. Он куда ни заходит, тут же просит налить ему для опохмелки… Башка, говорит, трещит.
Аня отщипнула кусочек торта, медленно пожевала его и обратилась к Оксане.
- Я не рассказывала тебе об этом своем знакомом. Если в двух словах, то он человек, готовый каждый день наполнять своей женщине ванну французским шампанским. Цветы в комнате – это от него.
- Там пятьдесят одна роза! – воскликнула Оксана, успевшая зачем-то сосчитать цветы. – Сколько же у него денег!?
- Много, - вмешался Виктор. – И они его… развращают. И тех, кто рядом с ним….
- Глупости. – Ане не нравился этот неожиданно возникший разговор о ее новом знакомом. – Он давно уже богат. Но остается совершенно нормальным человеком. Вик сейчас ревнует меня к нему. И даже не столько к нему, сколько к его большим деньгам.
- А есть у него какие-то увлечения? Может быть, женщины? – Этот необычный, словно только что спустившийся с неба человек, живо заинтересовал Оксану.
- У него одно увлечение – тратить деньги. И делает он это с большим удовольствием. – Аня немного задумалась. – Другие увлечения? Пожалуй, его работа… Но женщин он тоже любит…
Продолжая обиженно смотреть вниз, Виктор поднял свою рюмку.
- Давайте не будем о чувствах. При нашей профессии – это смешно. Предлагаю тост за нашу важную, ответственную работу, приносящую большую радость людям! И одновременно за то, чтобы она доставляла удовольствие и нам самим!
Сказано это было с вызовом, тем не менее Виктор, не дожидаясь возражений и не чокаясь ни с кем, выпил свою рюмку до дна. Оксана сделала то же самое, а Аня лишь пригубила вино.
- Вообще-то коньяк пьют медленно. – Виктор заметил, что у Оксаны в уголках глаз собрались слезы. – Мы варвары, все торопимся… У нас впереди театры и оперы… - Уловив укоризненный взгляд Ани, Виктор переключился на Оксану и даже потянулся к ней. – Расскажите, Оксаночка, о своей работе. Я действительно не просвещенный…
- Ничего интересного, - Оксана жевала торт, и голос ее звучал глухо. – Девочки в возрасте от шестнадцати до пятидесяти лет. Клиенты – от шестнадцати и до восьмидесяти…
- Девочки около пятидесяти… Какие-то староватые… Кому они нужны? А клиенты… Некоторые, как будто, отпросились на вечер из крематория.
- Любви все возрасты покорны! У нас ведь быстрый секс. Никто никого особенно не рассматривает. Старушки берут подешевле, но делают все кое-как, по старинке. Клиент тоже очень разный. Если он сам еле ноги передвигает, куда ему молодая! Инфаркт схватит, уже случалось. Такой берет постарше. Но в нашей группе никого старше тридцати нет. Мы ведь ближе к центру. Мужчины на нашем участке разборчивые… А у окраины, там совсем малолетки. Еще грудь не оформилась, но раз есть рот и эта самая, считают себя женщинами. Нам они не конкурентки. Стоят далеко, да и молодые парни их не очень любят…
- Почему? – Виктора удивляло, что сам он никогда не видел ничего этого. Ни совсем юных, ни пожилых женщин, поджидающих мужчин, готовых платить за их тело.
- Нет опыта. Нет форм. Как птенцы – один широко открытый клюв. – Оксана говорила снисходительно. – Им еще учиться и учиться. Да и то не из всякой выйдет настоящая… путана.
«Себя она, наверно, считает профессионалкой, - подумал Виктор. – Забавно. Особенно смешно, что меня она относит к другой, не очень интересной для нее возрастной категории. Рассказывает мне как учителю на уроке…».
- А почему я не вижу всех этих женщин… и девушек?
- Но все происходит вечером, когда начинает темнеть. И мы не стоим демонстративно, рядами. У обочины обычно мамка и одна из девочек. Обязательно симпатичная. Она – наш фирменный знак. Часто это бываю я. А все остальные поодаль, где-нибудь в переулочке, в тени. Если клиенты заинтересовались, они подходят, выбирают… Обычно берут подешевле и не надолго. Прямо в соседних дворах или в машине. Раз-два и готово. Все деньги мамке. Нам она раньше отдавала половину, а теперь только треть… У нее свои расходы: на милицию, на охрану, еще что то… Если встанем там, где местной милиции не проплачено, она тут же явится и загребет всех в отделение. Продержат несколько часов, порыгочут, а потом возьмут и завезут в другой район. Там, на чужом месте, да еще без охраны не очень поработаешь. Поимеют бесплатно, да еще и побьют.
Аня слушала все это, подперев подбородок кулаками и, не отрываясь, глядела на Оксану. Но у Виктора мелькнуло подозрение, что Аня давно знает все эти подробности ночной жизни и только делает вид, что она вся – внимание. Во всяком случае, следов удивления на ее лице не было заметно.
- Значит, так целый вечер – чик-чик и готово… - Виктор удивленно вскинул брови. – Тут и в самом деле некогда рассматривать лица. Взглянул на фирменный знак вашей группы и отправился с любой из вас в ближайший подъезд или в машину…
- Подъезды теперь закрыты, - уточнила Оксана. – В машине или просто у стены, в темном углу. Это ведь недолго.
- Да уж представляю!
Виктор хорошо помнил начальные классы своей сексуальной школы. Если и приходилось прилечь с девочкой, то только на старом матрасе в провонявшем подвале или на замусоренном чердаке. Почти всегда рядом располагалась кампания приятелей. Обычно они делали вид, что сопение рядом их совершенно не занимает. Но иногда кто-то вмешивался с пошлым советом, и все начинали ржать. Как далеко все это ушло!
- Бывает, что приглашают на целый вечер или даже на всю ночь, - продолжала Оксана. - Обычно это для кампании парней, которые что-то отмечают или просто решили повеселиться. Тогда они присылают гонца на машине. Он отбирает двух-трех девушек и увозит их. Деньги вперед, за каждую сто долларов, мамке. С некоторых она берет и больше. Она сразу видит, с кого сколько запросить. Бывает, что выжимает даже по двести баксов за душу. На мужской вечеринке хорошо. Расслабишься, выпьешь, поешь всяких вкусных вещей… Но так бывает не всегда. Иногда там столько народу, что потом страшно бывает вспомнить. Не знаешь, как это выдержала…
Аня почувствовала, что пришло время вмешаться. Картина, которую безмятежно и даже отрешенно рисовала Оксана, была лишена совсем уж грубых деталей. А они непременно есть в жизни уличной проститутки.
- Вик, налей-ка себе и Оксане коньяка. Может, хватит об этих вещах? Если совсем уж не о чем говорить, давайте, как англичане, поговорим о погоде…
- Нет, нет! Оксана подошла, по-моему, к самому интересному! – Виктор явно обиделся на Аню и не хотел ей уступать. – Бывают ведь и кризисные ситуации?
Наливая коньяк, он смотрел на Оксану. Та согласно кивнула головой.
- Бывают, отчего им не быть. Иногда милиционеры заберут с собою в машину ту, которая им понравилась, и забавляются с ней… Денег, конечно, не платят. Это у нас называется «субботник» - бесплатный труд на благо общества. Пикнешь – загребут всех, вместе с мамкой. В отделении перепишут данные и отпустят, а у мамки могут быть крупные неприятности… Приходится ей откупаться. А деньги идут из общей кассы… Случается, что подъедет один, вполне приличный, пригласит к себе домой. Входишь, а там кампания, человек пять-шесть. Оттрахают так, что утром не сядешь…
- Дикие забавы! – возмутился Виктор.
- Но некоторым нравится групповуха… К тому же платит один, а пользуются все. Хорошо, если среди них нет садиста. Такой истязатель обязательно что-нибудь придумает. Свяжет, заставит принять надолго глупую позу, а то и сигаретой прижжет… Вообще, садисты – наш страх. Один приковал меня к кровати наручниками и исхлестал плетью. Я умоляла: «Прекрати, заплачу!», а он знай, хлещет. Потом целую неделю не могла работать – по всему телу синяки и шишки. А больничных у нас не бывает! Но однажды… - Оксана хитро улыбнулась. – Однажды я сама так по одному прошлась, что он, наверно, до сих пор меня помнит! Хотя больше за мной не заезжает… - Оксана повеселела. Эпизод явно был светлым пятном в ее жизни. – Сначала он привязал меня к постели и так, легонько прошелся по мне солдатским ремнем. Попке досталось, но не очень. А потом попросил привязать себя и немного расшевелить его этим ремешком. Сначала я хлопала в меру. А потом вспомнила, как один садист надо мной издевался! Засовывал мне, связанной, четвертинку то спереди, то сзади… И разошлась! Прошлась широким ремнем по его спине так, чтобы красные полосы остались. Потом повернула ремень пряжкой и по заднице ему, что есть силы. Чтобы стала синей и в звездах. Он пищит, умоляет… А я ему в ответ: «Молчи! Будешь, как полосатый и в звездах американский флаг!» Так его отделала, что он заплакал. Встать и расплатиться не мог! Но был доволен! «Возьми, - говорит, - в шкатулке сколько хочешь. Так меня еще никто не удовлетворял!». В шкатулке на полке было много денег. Но я, как честная девушка, взяла только сотню баксов. Как и договаривались. Он мне лепечет с постели: «Бай, бай, бэби!». Совсем объамериканился! «Если понравилось, - говорю, - подъезжай. Знаешь, где мы обычно стоим». Но не подъехал. Наверно, запорола какая-нибудь стерва беднягу. Девушки тоже бывают очень разные, так что мазохистом быть трудно.
- Но почетно! – Аня засмеялась.
- Какой жестокой вы можете быть! Кто бы мог подумать – невинное создание! – На эпизод с раскрашиванием мазохиста в цвета американского флага Виктор отреагировал без тени юмора. Скорее всего, потому, что «невинное создание» придумал он сам, столкнувшись нос к носу с этой девочкой в дверях квартиры.
Оксана посмотрела на него сузившимися, злыми глазами. Она напоминала крысу, загнанную шваброй в угол.
- Если бы над вами издевались столько, сколько надо мной… - Она явно обиделась, на ее глазах выступили слезы.
- Знаете, друзья, переходите-ка на «ты»! – вмешалась Аня, боясь, что Оксана расплачется. – Такие откровенные вещи можно рассказывать только близкому другу, а не в вагоне, соседу по купе.
- Давайте на брудершафт! – воскликнула вмиг повеселевшая Оксана. – Я люблю на брудершафт!
Она взяла свою рюмку с остатками коньяка, обошла Аню и села к Виктору на колени.
- Налейте мне еще! Все равно сегодня я уже не в рабочей форме! – Свободной рукой она обняла Виктора за шею.
Виктор долил Оксане и себе коньяка. Они сплели руки с рюмками, поцеловались и выпили. Потом Оксана неожиданно еще два раза горячо поцеловала Виктора в губы.
- Ну и ну! – Аня дернула ее за задравшуюся и оголившую бедра юбку. – Садись на место. Он не твой. Я его не собираюсь отдавать. И держу на коротком поводке. Потому что как волка ни корми, он все равно трахаться хочет.
Оксана вернулась на свое место и невозмутимо отправила в рот кусочек торта.
- Конечно, не мой. У нас разные возрастные категории. Зачем мне такой взрослый?! Мы не будем понимать друг друга. У меня со временем появится ровесник. Сейчас его нет, но обязательно будет. А Виктор твой, это же ясно!
- Но тебе он нравится?
- Как мужчина – да, но как сексуальный партнер – нет. Он меня подавляет своим величием. Я была бы под ним как половая тряпка под ногами аристократа…
- Ты меня успокоила. – Аня положила руку на колено Оксаны, и та поспешила в очередной раз одернуть свою коротенькую, все время сползавшую вверх юбочку. – И все-таки не искушай Виктора. Он слаб, хотя и кажется сильным. Не способен отказаться от того, что само надевается ему на шампур.
Виктор выслушивал эти, не особенно лестные суждения о нем спокойно. Аня считает его увлекающимся и способным изменить ей с любой женщиной. Насчет любой она не права, это преувеличение. Подруги Ани, конечно, исключаются. И из других далеко не всякую он готов одеть, как она выражается, на свой шампур. Но некоторых – с удовольствием. С сексуальным, разумеется, удовольствием. Потому что настоящую, полнокровную радость ему доставляет только Аня. Минутная близость с другими женщинами этому нисколько не мешает. Наоборот, после других, она кажется особенно острой и очаровательной. Сама она этого не понимает. И ревнует… Надо не давать ей повода для этого. Иначе она устроит такое, что он сам сгорит от ревности… Как этот, театральный, курчавый, намазанный черной ваксой… Отелло. На эту пьесу Виктора недавно затащила Аня. Хотела, наверно, отучить его от плохих привычек…
Пока Виктор задумался, девушки непринужденно болтали. Казалось, они продолжали беседу, начатую еще в кафе. Виктор стал прислушиваться к разговору и невпопад спросил:
- Говорят, путаны не целуются?
Оксана тут же обиделась и поджала губы.
- Я не на работе! В свободное время я такая же девушка, как все! – На секунду ей показалось, что ее неожиданно пылкие поцелуи были настолько не к месту, что Виктор замолчал на несколько минут. Однако его лицо оставалось спокойным и выражало только любопытство. Интуитивно она почувствовала, что ее внезапный порыв не был ему неприятен. Она смягчилась и изобразила губами еще один, адресованный Виктору поцелуй. - Действительно, не целуются.
- Так давно заведено. Ведь клиента приходится целовать туда, куда надо и куда он хочет. После этого поцеловать его или тем более другого клиента в губы? Отшатнется, если не хуже! А сколько за вечер клиентов? Одного целовать в пенис, а следующего в губы – это смешно! Поэтому в губы – никого. Но некоторые мужчины сами лезут целоваться. Особенно выпившие. Приходится их одергивать: «Поцелуев в нашем прейскуранте нет! Целоваться будешь с женой или с любовницей, а здесь надо трахаться!». Гигиена какая-то должна быть…
Аня задумчиво смотрела в свою рюмку, но была явно заинтересована. Виктору показалось, что она согласно с Оксаной. Однако он ошибся.
- Гигиена в этом деле не главное… - Аня жестом руки остановила разговорившуюся Оксану. Девушка с панели – не молодая картошка, которую можно есть с кожурой. Она корнеплод, выкопанный из земли, когда он изрядно уже там посидел. Ее перед употреблением нужно хорошенько помыть и приготовить… Но ведь никто не моет! Несколько мужчин за вечер, и без всякого душа! Девочки успевают только трусики менять, да и то не после каждого. Какая уж тут гигиена! Я думаю, не целуются из-за того, что поцелуй – это символ. Знак особых отношений и особых чувств. А какие к уличной проститутке особые чувства? Она только тело, не больше. Ее легче поцеловать в грудь или ниже, чем в губы…
- А ты, Виктор, целуешься со своими женщинами? Ну, кроме Эн? – неожиданно спросила Оксана.
- Знаешь, целуюсь. – Виктор смущенно посмотрел на Аню, но та оставалась невозмутимой. «Эта девочка подставляет меня своей непосредственностью», - мелькнула у него мысль. С Аней они об этом никогда не говорили. Все детали, касающиеся их отношений с клиентами, были у них пока что под грифом «Совершенно секретно».
- Крепко? – продолжала выспрашивать Оксана.
- Бывает и крепко. Так, как ты меня поцеловала. Все зависит от ситуации. – Он улыбнулся и, не дожидаясь реакции Ани, неожиданно вставил: - Эн тоже целуется… И иногда очень крепко! У нее тоже ситуации бывают разными. Но принцип один – чем богаче человек, тем крепче она его целует!
Аня никак не прореагировала на этот выпад. Зато Оксана явно огорчилась.
- Значит, вы не настоящие путаны… Или не такие, как мы… Еще бы, у вас не бывает несколько клиентов за вечер! Вы обнимаетесь со своими мужчинами и женщинами. Целуетесь с ними… У Ани, я чувствую, какие-то удивительные духи. А я никогда не пользуюсь духами. Если только в свободные от работы дни. На мужчине не должно оставаться ни следов моих губ, ни моих волос, ни моего запаха… От меня он должен уходить более чистым, чем пришел…
Неожиданно Оксана встала, взяла со стола кофе и кусочек торта и ушла в комнату. Щелкнула дверь, было слышно, как зазвучала музыка. «Понятливая девочка, - подумал Виктор. – Дает нам возможность побыть наедине. Но заметно расстроилась…».
- Как она тебе показалась? – Аня с любопытством посмотрела на Виктора.
- Милая девчонка. Симпатичная, очень искренняя. И вроде, неглупая… Жаль только, жизнь у нее начинается как то неудачно…
- Можно подумать, что у нас с тобой она начиналась намного лучше. Ее отец пьет. С братом какая то неясная история, скорее всего, наркоман. Мама у нее странная – дома почти не бывает. Семьи, можно сказать, нет…
- Но как ты могла первой встречной рассказать о нас всё? Я вхожу, как друг сердца к любимой женщине… А оказывается, я вовсе не тот, за кого себя выдаю! – Вик был раздражен. Ему казалось, что этим неожиданным знакомством Аня поставила его в глупое положение.
- Успокойся! То же мне - «друг сердца»! Где ты набираешься этой высокопарной ерунды? Говори ее своим клиенткам, они за такой вздор хорошо платят. А для меня ты просто друг. И любимый человек… Ты ничего не хочешь? – Аня кивнула головой в сторону спальни. – Оксана к нам не войдет… - Неожиданно Аня рассмеялась и добавила: - Если ты сам не захочешь! Но ей придется тогда заплатить… Она ведь на работе!
- Не говори глупостей! Ничего я не хочу. Тем более, втроем с Оксаной! – Обида Виктора не прошла. Ее подогревало еще что-то, о чем он старался не думать. – Вечером у меня будет много дел…
- Сходи в оперу. Извини, что я не смогу пойти с тобой. Я уже пообещала своему новому знакомому пойти вместе с ним в театр. Ты мог бы предупредить меня заранее…
- Он ушел утром?
- Да, он ведь работает. В отличие от нас с тобой…
- Мы тоже работаем! Только не с утра, а по ночам. Не успел уйти этот твой банкир, а ты уже зовешь меня в постель! Это ни на что не похоже!
- На всё похоже. И в особенности похоже на нашу с тобой жизнь. Ты никак не привыкнешь, что это и есть теперь наша жизнь. Я ведь не спрашиваю тебя, с кем ты провел ночь! И ты научись не задавать ненужных вопросов. Так будет лучше для нас обоих. Иначе мы истрепаем друг другу нервы… Тебе хотелось бы заковать меня в пояс невинности, как это делали средневековые рыцари, отправляясь на войну… Ты – феодал! Допустим, все будет по-твоему. Но тогда работать будешь ты один. Я тебе всё разрешаю и не стану ни о чем спрашивать. А сама буду готовить тебе обеды…
По Виктору было видно, что он не знает, чего он толком хочет.
- Пусть будет всё, как есть. Просто я еще не привык…
- Тогда давай мы с тобой выпьем и поцелуемся!
Аня села к нему на колени и обняла его. Они выпили и дважды крепко поцеловались. Аня заерзала, посмотрела в глаза Вику и с деланным удивлением сказала:
- Кажется, он уже готов! Скоро столкнет меня с коленей. Немного же тебе надо!
- Если с тобой, то немного. – Виктор бережно пересадил ее на стул. – Но не сейчас. Внешне готов, а в душе – нет. Не хочу механических упражнений.
- В другой, так в другой. – Аня говорила спокойно, и Виктора удивило, как легко она согласилась с ним. – А что касается моей откровенности с первой встречной… Мне ведь тоже непривычно и неуютно. Хочется поделиться с кем-то, излить то, что тревожит…
Виктор настороженно посмотрел на нее.
- А я?
Аня наморщила лоб, потом улыбнулась и провела пальцем по его губам.
- А что ты? Ты такой же, как я. Знаешь обо мне всё, как и я о тебе. Нам нечего друг другу рассказывать. Тайного и стыдного… К тому же чужой, посторонний человек – это совсем другое. Чем меньше он тебя знает, тем легче выложить ему всё, без утайки… Кстати, пару дней назад я была в католическом костеле. Здесь рядом, на Малой Грузинской. Там не было ни души. Я полчаса бродила там, а потом ко мне подошел священник и спросил, не хочу ли я исповедаться. По-моему, он был нерусский, говорил с акцентом. Я сказала: «Да, очень хочу!». Там стоят небольшие кабины для исповеди. Он усадил меня в тесную кабинку, а сам сел рядом, за решетчатой перегородкой. Я рассказала ему всё о своих намерениях! Он даже не смотрел на меня, лишь кивал головой. Даже не отговаривал! Только в конце сказал: «Молись, дочь моя. Господь всё поймет». Я вышла с удивительным чувством облегчения! Но молиться я не могу… И ни одной молитвы не знаю. Я не права, но кто-то меня поймет! И это уже много!
Виктор слушал ее с изумлением. Оказывается, она не такая твердокаменная, как это кажется. Она тоже сомневается и ищет путь…
- Но ведь собор этот – католический? – неуверенно спросил он.
- Какая разница! Бог, если он есть, один у всех. Только разные религии по-своему представляют его… Знаешь, Оксана будет иногда бывать у меня. Если ты не возражаешь… У меня совсем нет подруг… А женщине всегда есть о чем поговорить с другой женщиной. Мужчине такие мелочи не расскажешь…
- Хорошо, милая. Как ты хочешь. Она хорошая девочка. Прозрачная, как из стекла. К ней и грязь поэтому не очень липнет.
- До поры, до времени… - Аня была грустна. – Будем надеяться, что мы тоже из стекла. Из горного хрусталя! Но не нужно долго испытывать себя на прочность!
Глава 9
Аня откинула простынь. Виктор лежал на спине совершенно голый и блаженно смотрел в потолок. Ему явно ничего не хотелось, и даже думать было лень. «Со мной такое тоже теперь иногда бывает. Полная опустошенность», - искоса посмотрела на него Аня. Она привстала на локте, пружинистый матрац кровати чуть слышно зашуршал под нею.
- Милый, ты ничего не хочешь? – Она стала водить ладонью по груди и животу Виктора.
- Нет. Куда еще! – насторожился он.
- А я хочу…
- Ты с ума сошла! Я не перфоратор, работающий от сети! У меня всего одна мужская сексуальная сила. Нужно передохнуть!
- Я не об этом. Я хочу навестить Оксану на ее работе. Сейчас восемь вечера, самое время для этого. Я не видела ее уже больше недели. И она не звонила мне.
Виктор перевернулся на бок и недовольно посмотрел на Аню.
- У человека законный выходной, а ему не дают даже поспать… Может, одна съездишь? Это рядом…
- Ты что! Меня там побьют! Подумают, не иначе, как лесбиянка. Они ведь все натуралки. Отклонений не любят.
Виктор недовольно поморщился, но потом поцеловал ее в плечо.
- Нужно было сразу предупредить… Какие там натуралки! Они те, за что платят. Заплатит мужчина – будут с мужчиной! А появится кредитоспособная женщина – милости просим. Я думаю, все они бисексуалки… Если собираться, то быстро!
Аня, довольная тем, что он не упирается, быстро вскочила с постели.
- Всего одна минута! Я оденусь попроще и не будут краситься, а то подумают, что я их конкурентка.
Уже на улице она неожиданно предложила Виктору:
- Давай прогуляемся до метро «Белорусская» и возьмем там такси с шашечками на крыше.
- Зачем? Здесь полно машин…
- Это частники, а нам нужен профессионал. Мы знаем, что Оксана стоит со своими подругами где-то сразу за метро «Сокол». Но где точно, не знаем. Нам нужна будет подсказка. Таксисты знают такие места, иногда специально пасутся там. Это выгодно – сдать девочкам на вечер, а может и на всю ночь машину. Бензин не расходуется, а заодно - бесплатное представление.
Виктор недоумевал.
- Таксист что, из машины не выходит?
- Конечно. Как он может бросить ночью без надзора свою машину? Сидит на обычном месте, покуривает. А зеркальце заднего вида подправит так, чтобы лучше было видно, что там делается на заднем сидении.
- А они там возятся? Но там же неудобно!
- Вик, дорогой! Не изображай из себя невинность! Как будто ты сам никогда не делал таких вещей в машине! В постели удобнее, ты прав. Но некоторые, наоборот, любят делать это в таком месте, где совсем уж не повернешься! И все выходит у них лучше, чем в постели. Как ты говоришь! На вкус и цвет в сексе товарищей нет? У каждой пары – своя любимая позиция.
Виктор смутился, что его упрекнули в притворстве, и вяло стал оправдываться:
- Олег о таких ситуациях никогда не рассказывал… Сам он постоянно занимался сексом в машине. Но чтобы пустить на заднее сидение озабоченную пару… Стоять где-то в темном переулке, пока они там кряхтят… Да еще и наблюдать за ними в зеркало. Такого у него никогда не было!
Аня взяла его под руку и прижала его локоть к своей груди.
- Вот сегодня мы и испытаем! Заедем в темный тупичок и займемся любовью на заднем сидении! – Она уловила недоуменный взгляд Виктора. – Не пугайся, я шучу. У нас был целый день, а дальше будет еще и ночь. На широкой постели с шелковыми простынями… Мы подходим…
На площади у Белорусского вокзала стояло несколько желтых машин со светящейся надписью «такси» на крыше. Водители стояли на тротуаре и что-то оживленно обсуждали. Появление желающих куда-то ехать не произвело на них никого впечатления. Оставив в стороне Виктора, Аня вошла в кружок таксистов.
- Очень ответственная поездка. – Она говорила вполголоса и глазами показывала на Виктора. – Три часа.
Никто из таксистов не шелохнулся, словно у них были большие планы, не связанные с перевозкой надоевших уже пассажиров. Потом один из них стал вяло крутить ключи от машины на пальце.
- Три часа – это сто баксов… Если вы москвичка. С провинциалов берем дороже! Моя очередь ехать.
Ане он чем-то не понравился. Она остановила взгляд на другом таксисте, более молодом и лучше одетом.
- Я поеду с ним, - сказала она голосом, не терпящим возражений. – А вам – отступные… - Она сунула в ладонь с ключами на пальце деньги, взяла выбранного таксиста за локоть и повела его к машине.
- Нам тоже отступные! – смеялись вслед оставшиеся.
- Не наглейте! – Аня не оборачивалась, и смех стих. – Как тебя зовут? – спросила она таксиста.
- Виктор.
- Два Виктора и я между ними. Сегодня повезет.
Они сели в машину и начали медленно выбираться с площади.
- Дело простое, - объяснила Анна. - Ленинградский проспект. Метро «Сокол». Где-то за метро стоит группа девушек. Путаны. Среди них моя хорошая знакомая. Она мне нужна, прямо вот сейчас.
Таксист покрутил головой, чтобы увидеть лицо своей пассажирки в зеркальце заднего вида.
- Для этого не надо трех часов, и сто баксов будет ни за что. «Сокол» рядом, пять минут и мы на месте… Там девочки стоят, почему бы им не стоять… Но на таком бойком месте всегда несколько групп…
- Ты знаешь примерно места, где они стоят?
- Кое-какие знаю. Но они периодически переходят с места на место… У них ведь конкуренция! Иногда охрану побьют, а девушек вытеснят куда-нибудь на задворки… Туда, где и днем прохожих-то нет…
- Знаешь, Виктор, у них во главе такая симпатичная блондинка, лет тридцати с небольшим… Она сама была когда-то путаной. А теперь вышла замуж и перешла на более спокойную работу.
- Вы ее ищете?
- Нет, девушку из ее группы. – Аня чувствовала недоверие таксиста. Если так пойдет и дальше, из него ничего, кроме «да» и «нет» не выдавишь. Красивая и небедная девушка вместе с симпатичным парнем едут искать уличную проститутку. Зачем она им? – Ты, пожалуйста, не гони, нам спешить некуда. И сверни на дорогу рядом с тротуаром. Не на газоне же они стоят! – Аня тронула одной рукой плечо таксиста, а другой показала вправо. Потом обняла Виктора и положила голову на его плечо. – Твой тезка – мой парень. Мы целый день провели вместе, а потом решили где-нибудь поужинать. И взять с собой подругу моей сестры. Пусть проведет хоть один вечер не на улице, а в хорошем ресторане. Клиенты, наверно, не очень приглашают ее в рестораны…
Таксист засопел, а потом чуть слышно засмеялся.
- Не то слово! Вообще никогда никуда не приглашают, кроме кустов или подворотни. Это же дешевый секс! Иногда, правда, в машину какой-нибудь посадит, если она у него есть…
- Если нет машины, можно, наверно, в такси… - Аня говорила неуверенно, боясь обидеть водителя.
- Хе-хе! – воскликнул тот, оживляясь. – Вы знаете, во что ему обойдется такой секс на колесах?! Дешевле двух за вечер снять, чем с одной повозиться в такси. Не так уж здесь удобно, на заднем сидении… Не все таксисты любят так промышлять. Самому быть с женщиной – это интересно, а смотреть, как делают другие…
- Познавательно! – подсказала Аня и засмеялась.
Таксист повертел головой и тоже засмеялся.
- Здесь не школа! А если и школа на колесах, то уже не вечерняя, а ночная. И платная! – Машина вильнула вправо и остановилась у тротуара. Таксист указал рукой на фигуру впереди: - Вон стоит мамка, но почему-то одна! Обычно они по двое, по трое… - Он повернулся к Ане: - Давайте я выйду? Я ее знаю, а вас она может послать! За сто долларов мне полезно размять ноги. Как зовут вашу девушку, как она выглядит?
Аня колебалась. Она намеревалась подойти вместе с Виктором. Пошлют – не самое страшное, это ведь уроки мастерства, тот самый мастер-класс, о котором вскользь говорил Альберт Львович. Чем дальше пошлют, тем более запоминающимся будет полученный опыт. Виктор не обнаруживал, однако, никакого желания выходить из машины. Он опустил окно, высунул наружу руку и поморщился. Начинал накрапывать дождик.
- Ее зовут Оксана. Светловолосая, лет семнадцати.
- Оксана, - повторил таксист. – Запоминающееся имя. Такую легко найти. Но годков ей многовато, чтобы вот так в дождь и прямо на улице… В помещение переходить надо…
Он вышел из машины, потянулся, расправляя спину, и, не спеша, направился к стоявшей метрах в двадцати женщине. Видно было, как они повели неспешный разговор, а потом закурили.
- Он по делу пошел или так, навестить знакомую? – недовольно пробурчал Виктор.
- Тебя надо было послать! – усмехнулась Аня. – Ты бы примчался от нее как ошпаренный! Или выбрал бы себе какую-нибудь? Ну-ну, шучу, - добавила она, видя, что Виктор надулся. – Скажи спасибо, что нам повезло с этим Виктором. Он знает места и сам вызвался сходить. Боюсь, что мы с тобой в таких делах беспомощны. А я думала, ты врешь Оксане, что никогда не был с путаной! Оказывается, это правда. Если не считать меня, конечно, - уточнила она и заразительно рассмеялась.
Виктор удивленно уставился на нее. Она до этого ни разу не называла себя «путаной». А сейчас, почти прямым текстом… А он в таком случае кто? «Путан»? Или тоже «путана»? Но он не женщина, а это слово – женского рода…
- Нет у нее ни одной Оксаны, - доложил таксист, усаживаясь на свое место. – И сама она не блондинка. Советует поискать на другой стороне проспекта или проехать в сторону Песчаных улиц… - медленно проезжая мимо стоящей в одиночестве женщины, таксист приветливо помахал ей рукой. – Поговорили с нею о новых поступлениях… Ничего интересного. Все больше украинки и молдаванки. Приехали сюда подзаработать. И пара наших, из провинции… У наших ничему не научишься. Их самих еще учить и учить. Там, в деревне всего два-три парня в силе… Пока не пьяные… А чтобы стать профессионалкой, надо ого-го сколько через себя пропустить!
- Выруливай, пожалуйста, на Песчаные, - прервала Аня разговорившегося таксиста. – И если увидишь нужных женщин, проезжай мимо них помедленнее. Моя знакомая обычно стоит рядом с мамкой. Как фирменный знак…
- Симпатичная, значит, - задумчиво вставил таксист.
- Дождь может усилиться, и тогда они все разбегутся. А мы потеряем вечер… Ты, Виктор, ценишь профессионалок?
Таксист хмыкнул, прибавил ходу и отрицательно помотал головой.
- Нет, не люблю приезжих путан. Я сам коренной москвич. Мне давай такую же москвичку, а не какую-то приезжую из Бердичева или из Верхнего Волочка… Дело даже не в этом… Мне нравятся, которые помоложе… Лет четырнадцати-пятнадцати… Вот это да!
Аня посмотрела на его толстый загривок, корявую лапу, лежавшую на руле и усмехнулась про себя. «Надо же! – Она съежилась как от порыва холодного ветра. – Самому за тридцать, а ему подавай четырнадцатилетних! Когда мне было четырнадцать, я такое старье в упор не видела! Только с ровесниками». Ей вспомнилась вскользь брошенная реплика таксиста, что Оксане многовато уже годков.
- Что-то здесь таких, как тебе нравятся, не видно, - заметила Аня.
- Они ближе к окраине. И за окружной дорогой стоят. Но пораньше.
- А что же в них такого особенного? Они же ничего еще толком не умеют…
Таксист задергал рулем, зачем-то включил и тут же выключил дальний свет.
- Да что вы! То, что надо, они умеют! Квалификация, само собой, еще не та, но зато какой задор! Когда есть деньги и настроение, плюнешь на работу и пару часиков проведешь для себя. Отправишься к таким малявкам, найдешь, где они стоят стайкой, высунешься из кабины и крикнешь «А ну-ка, малолетки, налетай! Подешевело!».
- Веселый ты парень… - Аня сказала это нарочно скучным голосом, чтобы остудить возбужденного острыми воспоминаниями таксиста. «Веселый, но какой-то грязноватый, - подумала она. – Дома, небось, жена с обвисшими дебелыми телесами и слоновьими складками жира. Обручальное кольцо на руке, а он бегает за малолетками… Не иначе, дочь у него растет. Насмотрится на гибкое девичье тело, понюхает крепнущую сексуальную силу… И катит на конец города, ищет что-то похожее… «Налетай, подешевело!» Бедные девчонки… Мне еще повезло!»
- А что мне унывать! – не успокаивался таксист. – Возьмешь в машину пару таких девочек и поехал, где потемнее. За час они такое тебе сделают своими маленькими ротиками, что потом неделю вспоминаешь и жмуришься, как кот, наевшийся мышей... Берут к тому же недорого...
- Ты на обочину смотри, котик, - перебила его Аня. – Будешь без толку возить, на мышек не хватит. Впереди, как будто, стоят…
Проехали медленно мимо, но девушка постарше не была ни блондинкой, ни красавицей, даже в недалеком прошлом.
- Не то, - огорченно сказал таксист и поддал газу.
«Уже вошел в наши проблемы. Ищет, как для себя, - меланхолично подумала Аня и откинулась на спинку сидения. – Увлекательное это дело – охота! Даже если сам без ружья».
…Так они объехали несколько «точек». Потом неожиданно таксист сказал:
- Вон, кажется, ваша блондинка, но с нею какая-то толстушка… Давайте все-таки сначала я подойду! Они ждут мужчину, а подваливает красотка. Чего красавице не хватает? Возникает вопрос…
Не дожидаясь ответа, таксист остановил на обочине машину и направился к девушкам. Сквозь стекло, тут же покрывшееся капельками дождя, их было плохо видно.
- Не задремал, Вик? – Аня толкнула локтем Виктора, молчавшего всю дорогу. – Кажется, нашли. Хотя Оксаны не видно.
- Задумался, - Виктор потер лоб и пошевелил плечами. – И вашему задушевному разговору не хотелось мешать.
- Есть о чем подумать?
- Еще бы! – он помолчал, вглядываясь в темноту за мокрым стеклом. – О ревности… Но тебя этот вопрос мало трогает..
- Потом расскажешь, может, заинтересует. Идет наш проводник…
Таксист уселся на свое место и повернулся к пассажирам.
- Кажется, то, что надо. Мамка светленькая и симпатичная. Среди девочек есть Оксана. Все спрятались от дождя рядом во дворе. Если нужно еще кого-то, кроме Оксаны, я могу въехать во двор и посветить вам фарами. В темноте такую можно схватить, что потом на нее домкратом не поднимешь…
- Одну Оксану. – Аня поняла, что таксист не верит ей до конца.
- Тогда жду вас здесь. Только учтите, мамка не в духе. На меня накричала: «Чего, водила, приперся! Пусть клиент идет!» Дождик, сами понимаете. Какие-то неприятности. Подхожу, слышу, как она говорит: «Мочить надо всех! Мочить прямо в сортире!». Обжулили, наверно…
Аня уже открыла дверь машины и бросила на ходу:
- Жди, мы сами справимся.
Молодая женщина с роскошными светлыми волосами вытирала носовым платком тушь с ресниц. Рядом с нею стояла, прижавшись к ней боком, чтобы уместиться под одним зонтиком, невысокая, коренастая девушка в короткой юбочке.
Виктор, обгоняя Аню, сказал вполголоса:
- Подожди, я подойду один.
Женщина осмотрела его и мрачно заметила:
- Совсем заелся. Ему даже девушку дядя выбирает. А одну уже где-то подцепил… - Она мельком взглянула на Аню, остановившуюся поодаль. – У нас так не принято, какая-то сборная солянка! Если не хватает одной, бери двоих, но только из наших. А из разных чемоданов – это не годится…
- Мне нужна Оксана… - Виктор немного растерялся, встретив такой холодный прием. «А говорят, что проститутки клиенту всегда рады, особенно в дождь», - мелькнуло у него в голове.
- Далась вам эта Оксана! Она сегодня в неважной форме… - женщина подтолкнула вперед стоявшую рядом с ней девушку. – Вот, возьми эту! У нее сегодня еще никого не было. Чиста, как стекло! Она из Крыма, поэтому темноволосая. Привезла в нашу северную столицу тепло южного моря…
- Очень симпатичная. И хорошо, что брюнетка. Блондинка у меня уже есть. Из Норильска. Вместе с южанкой незабываемая была бы пара. – Пока Виктор говорил, девушка уже намерилась сделать шаг к нему, и ему пришлось ладонью остановить ее. – Но, к несчастью, нужна Оксана… Есть разговор…
Женщина смотрела на него с усмешкой. В ее глазах сквозило недоверие.
- Ты ошибся адресом, если приехал для беседы. У нас не лекторий и не планетарий. Был, что ли, с Оксаной? Какие-то претензии к ней?
Виктор понял, что допустил ошибку. Если клиент приезжает к путане с разговором, то не иначе, как для выяснения отношений. Что-то между ними произошло. Иначе о чем еще говорить?
- Нет, я не сам… Моя знакомая хочет с нею пообщаться… - Виктор показал в сторону Ани и окликнул ее: - Иди сюда, Анюта!
Подошла Анна и неуверенно поздоровалась. Мамка не ответила на ее приветствие и стала внимательно ее рассматривать.
- Хороша знакомая, ничего не скажешь… Вся в французских духах… Мне бы пару таких фифочек…- Она взяла Виктора за пуговицу пиджака. – Из Норильска говоришь? Оттуда в унтах приезжают, а она одета по последней московской моде… Привези мне несколько таких красавиц с Севера. Я определю их на престижную, хорошо оплачиваемую работу. Что им там, в дальних краях мерзнуть… - Мамка задумалась, ее взгляд перебегал с Ани на Виктора и обратно. – Все-таки я вас, друзья, не пойму. Странная вы пара. Кто из вас друг Оксаны? Ты или она?
- Мы оба ее хорошие знакомые, и он, и я. – Аня старалась говорить помягче, чувствуя, что настроение мамки переменчиво, как ветер.
- Оба – это уже лучше. Вы Оксану хотите забрать на всю ночь? Тогда с нею поедет наш охранник… Я уже предупредила – она не в лучшей форме. Если между нами, пришла выпивши. – Мамка еще раз прошлась цепким взглядом по Ане. – Оксаночка у нас одна из лучших. Экстра-класс. Стоит недешево. Деньги вперед. Тем более что сегодня она оштрафована. Ей еще нужно отрабатывать…
- Оксана нужна нам на пару часов, - уточнила Аня, – а потом она вернется.
Мамка наконец скупо улыбнулась. Она поняла, что перед нею не какие-то хитрецы, а обычные богатые простаки.
- Два часа обойдутся вам не меньше, чем в двести баксов. Если устраивает, забирайте вашу красавицу. Как мы без нее здесь будем, я даже не представляю…
Виктор достал кошелек и, не говоря ни слова, заплатил. Мамка заметила, что и Аня сунула руку в карман и подумала, что продешевила. С этих чудаков, приехавших непонятно зачем, да к тому же шикарно разодетых, можно было запросить и больше. Хотя и так неплохо.
- Оксана с девочками во дворе. Спрятались от дождя. Ну, и от милиции тоже. – Мамка подтолкнула стоявшую рядом с ней девушку: - Пойди, проводи их. Ко мне пришли калмычку. Может хоть на ее блин кто-то клюнет…
Ане показалось, что мамка утратила к ним всякий интерес. Но та вдруг окликнула их:
- Заезжайте, молодые люди. Всегда будем рады вас видеть! Оксаночка здесь как в семье. За нее не беспокойтесь!
Аня и Виктор пошли по узкому переулку вслед за своей провожатой. Та повернулась к ним, в отсветах фонарей блеснули ее любопытные глаза.
- Здесь недалеко. Наша мамка добреет, когда хорошо платят. Но вы напрасно столько дали ей. Она сама идет с клиентом за полсотни… В общем, она хорошая. Не обманывает. Полагается треть, отдает ровно треть. И штрафует только за выпивку… Оксане из ваших денег не достанется ничего. Сегодня она оштрафована и работает за так…
- Вы на самом деле из Крыма? – Виктор поравнялся с нею и взял ее за локоть. – У меня там есть знакомые…
- Нет, я из Кишинева. Молдаванка. – Девушка говорила с легким акцентом, но не с украинским. – Приехала в Москву, немного заработать. У меня жених дома. Сказал: «Будут деньги, будет свадьба». А сам сидит безработный. Посылает меня… на улицу… Чтобы на выпить и закусить ему было. Но у нас совсем мало платят…
- Может, другого жениха найти? Вы же симпатичная…
Девушка негромко засмеялась, прикрыв рот ладонью.
- Другого… - задумчиво произнесла она. – А он что, будет лучше? – Но через пару шагов она согласилась. – Если хорошо заработаю, непременно найду другого… А если нет, останется этот… Но я его выдрессирую.
Они вошли во двор и по шуршащей гравийной дорожке направились к детской площадке с темнеющей на краю ее беседкой. Неожиданно во двор въехала машина, развернулась и свет ее фар выхватил из темноты столбы и крышу беседки, легкие лавочки и группу сидящих на них девушек. Машина остановилась, но фары не выключились. Девушки насторожились, две из них встали. Свет слепил им глаза, лица и фигуры идущих к ним оставались в темноте.
«Вид у них какой-то потерянный и жалкий, - неожиданно подумал Виктор. – Ночные бабочки с подмоченными крылышками… Не красавицы и не манекенщицы. Одна Оксана выделяется среди них… Конечно, если ты крепко выпил и нужна партнерша на пару часов, тогда можно и с такими… Как говорится, не бывает некрасивых женщин, бывает мало выпивки…».
- Оксана, это я! – крикнула Аня и быстро обогнала своих спутников.
Оксана сначала неуверенно, а потом быстрее пошла ей навстречу.
- Аня! – радостно воскликнула она и бросилась Анне на шею. – Так неожиданно!
Подошедший Виктор обнял Оксану и поцеловал ее в отсыревшие волосы.
- Хорошо, что вы приехали. Но меня не отпустят. Я провинилась. – Оксана подняла к Виктору лицо, и он почувствовал запах свежевыпитой водки. «Девочки добавили уже здесь, - догадался он. – Какие клиенты в такую погоду…».
Приведшая их молдаванка небрежно заметила:
- Уже отпустили. Они обо всем договорились с Галей. Отдыхай два часа. А может и три! Все равно мы вряд ли сегодня кому-нибудь понадобимся.
Подойдя к скамейке, молдаванка подняла скуластую девушку с прямыми черными волосами и слегка подтолкнула ее ладонью сзади.
- Иди, Элиста, к Галине, будешь вместо меня. – Повернувшись к Вику, она доверительно сообщила. – Третий раз за вечер меняем наживку, а все равно не клюет. Может, на экзотику кого-то потянет...
Она села на место калмычки, забросила ногу на ногу и закурила. Потом попыталась одернуть сползшую вверх короткую юбку, но безуспешно.
- Завидую я тем, у кого есть знакомые в Москве, - молдаванка говорила медленно и щурилась от яркого света. – Есть кому поплакаться… Есть с кем обняться… - Она мечтательно посмотрела на Виктора, обнимающего за плечи Оксану, на прижавшуюся к ним Аню и вдруг раздраженно крикнула: - Этот идиот когда-нибудь выключит свой свет? Устроил иллюминацию!
Аня помахала поднятой вверх рукой, и яркий свет фар погас.
- Это наш таксист. Подсвечивает, - оправдываясь, сказала Аня. – Он все еще думает, что мы кого-то из вас выбираем…
- Они всегда так думают. И всегда светят напропалую. – Голос другой девушки, вступившей в разговор, был недовольно-равнодушным, лицо ее терялось в наступившей темноте.
Оксана подошла к девушкам, поцеловала каждую из них в щеку и, вернувшись к Ане и Виктору, помахала рукой.
- Пока, девочки! Я сегодня оштрафована, ничего не заработаю. Лучше уж поеду в ресторан! Там веселее! Чао, бамбино! Буду после двенадцати, не раньше.
Не успели они дойти до такси, как из-за угла дома вышла калмычка, а спустя минуту за нею появился какой-то длинный худой парень.
- Оксана! – окликнула калмычка. – Твой влюбленный пришел!
Она подошла к Оксане и толкнула ее в направлении парня, остановившегося в нерешительности вдали.
- Меня освободили на два часа! – уперлась Оксана. – Я уже заказана…
- Ничего не выйдет, - спокойно оборвала ее калмычка и снова подтолкнула ее в спину. – Он уже заплатил Галине. Назад она деньги не отдаст. Сказала, если они настоящие друзья Оксаны, подождут ее полчаса, пока она будет заниматься любовью. Иди! Твои знакомые посидят в беседке. Не в кусты же им за тобой лезть!
- Давай мы вернем ему его деньги! – предложила Аня.
- Двадцать долларов! – предостерегла калмычка. – Всего полчаса!
Аня достала из сумочки кошелек и отдала Оксане деньги. Та взяла их, помялась, а потом извиняющимся голосом сказала:
- Я верну их ему… Но все-таки побуду с ним минут десять. Больше ему и не надо! – вдруг хихикнула она. – А если надо, придет через два-три часа… Подождите меня в беседке!
Оксана быстро пошла навстречу парню, маячившему у угла дома, а Аня и Виктор вернулись к девушкам в беседку.
- Присаживайтесь, - сказала одна из девушек. – Пришел ее суженый-зауженный. Любовь! Скоро она ему за так будет давать. Если у него встанет! – неожиданно добавила она, и все девушки дружно рассмеялись.
- А кто он? – спросила Аня.
- Влюбленный! – весело ответила молдаванка, с которой они пришли. – Втюрился в Оксанку. Как только ее увидел, тут же и влип, как муха в мед… Никого из нас не берет, только Оксану. Если она занята, ждет… Как накопит двадцать долларов, так и сюда. Дешевле Галина с него не берет…
- У него не стоит, - мрачно сказала девушка, попыхивавшая в темноте сигаретой. - Какая же это любовь, если они не трахаются?
- Ты не права! – тут же вступилась молдаванка. – Пока Оксана не появилась, он был и с тобой, и со мной. Все было без проблем. И брали тогда с него долларов десять-пятнадцать, как со всех. А встретил Оксану, влюбился, и у него стал плохо фурычить. Он ее так сильно хочет, что ничего не может!
- Он и с другими уже не может… - равнодушно отозвалась девушка с сигаретой.
- С другими он не идет, потому что их не хочет! Если любишь, хочешь только любимого человека, а не кого попало. Так они теперь и общаются. Оксана погладит-погладит его, а потом вернется и рассказывает, что у него опять ничего не получилось. Пока она к нему не прикоснется, все нормально. Как возьмется, так тот сразу съежится и уже не поднимается. Не то, что губами, подъемным краном не расшевелишь. Остаются только поцелуи. Нацелуется он и успокоится. Приходит снова, когда деньги появятся. Извиняется, а Оксане его жалко. И я ему сочувствую. – Как видно, молдаванка принимала эту историю близко к сердцу.
- С другой ему нужно себя проверить. А если и это не получится, к психиатру идти. Не иначе, как шиз. У меня был один такой. – Девушка в темноте погасила сигарету и равнодушно добавила. – Очень сильно хотел и очень сильно не мог.
- Может, к сексопатологу? – робко вставила Аня.
- Какой сексопатолог! – неожиданно рассмеялась молдаванка. – Ему на поцелуи раз в неделю денег не хватает, а тут еще этот ваш…
Вернулась Оксана.
- Быстро ты, - заметила одна из девушек. – Ну, что любовь? Горячая, как пирог из печи?
- Снова одни поцелуи и ничего больше, - отмахнулась Оксана. – Сказал, что в следующий раз будет в хорошей форме.
- Жди… Он всегда так говорит…
Оксана взяла Аню и Виктора под руки, и они отправились к такси. Оксана молчала, и Аня, поколебавшись, решила не расспрашивать ее.
Когда сели в такси, Аня обняла Оксану за плечи.
- Почему ты решила, что поедем в ресторан?
- Очень хотелось бы! – лицо Оксаны светилось радостью. – Но если у вас другие планы, я не против. Все равно я девочкам скажу, что мы были в ресторане. Иначе они не поймут. Такие шикарные друзья… Не в церковь же они меня повезли? И не в библиотеку…
- Библиотеки давно закрыты… Но раз ты решила в ресторан, давайте в ресторан!
Таксист развернулся на своем сидении к Ане. Он уже привык к тому, что всем распоряжается она.
- Зачем ты нас фарами освещал? – укоризненно заметила она. – Я просила тебя подождать на улице, а ты устроил во дворе иллюминацию. Встревожил девушек.
- Они не пугливые. Их всегда освещают, когда выбирают. Не на ощупь же это делать? – Таксист был невозмутим и уверен в своей правоте. – Свет больше для вас, чем для них. В таком темном дворе все может случиться. Там, кстати, под навесом подъезда стояли два подозрительных типа. У одного, по-моему, электрошок в руках.
- Это наши охранники, - попыталась успокоить его Оксана.
Таксиста это не убедило.
- Для вас они охранники, а для других вполне могут оказаться бандитами. Одно другому не мешает. А мое дело – помогать пассажирам.
- Спасибо тебе, Виктор, за заботу. – Аня развернула голову таксиста вперед и скомандовала: - Выезжай на проспект и по газам! По дороге решим, куда ехать.
Осветив на прощание девушек в беседке, двух парней, стоящих под навесом подъезда, таксист стал сдавать назад и разворачиваться. Он бормотал себе под нос:
- Бухалово в ресторане под поп-напевы! Это не самогон с тестем на кухне! – в голосе таксиста звучали одновременно зависть и довольство. Кто-то едет в ресторан, а ему предстоит всю ночь вкалывать. Но эта поездка оказалась не трудной и одновременно денежной и явно приближалась к концу.
Глава 10
Швейцар у входа в ресторан «Пекин» сначала уверял, что ни одного свободного места давно уже нет. Но после короткого разговора с Аней нашелся целый свободный столик, правда, в центре зала.
В большом зале ресторана Оксану поразили огромные колонны с лепниной, цветные витражи, множество столов, уставленных, как ей показалось, немыслимыми яствами. Некоторые посетители были уже заметно навеселе. Мимо быстро проходили официантки, на которых был минимум одежды. Звучала негромкая, очень непривычная музыка. После улицы с холодным дождиком и водкой из горл; в беседке это место показалось Оксане раем. Видя, что она стушевалась, Аня взяла ее за руку и сказала на ухо:
- Атмосфера тотального релакса… Не смущайся, здесь всегда так. И уверяю тебя, нас здесь ждут.
За столиком Оксана долго смотрела в меню непонимающими глазами. Потом робко произнесла:
- Может, только закуску какую-нибудь?
- Ты еще бутерброд с колбасой попроси. – Аня отобрала у нее меню. – Или манную кашу, к которой привыкла в детском саду… - Аня задумалась на минуту и предложила. – Раз уж мы в китайском ресторане, начнем с самого экзотичного блюда – жареных насекомых…
Оксана испуганно прикрыла рот рукой.
- Нет! Жуков и тараканов я не буду.
- Никаких тараканов в меню нет. Хотя, между нами говоря, они вполне съедобны. Здесь кузнечики, запеченные с чесноком, красным вином, уксусом и карамелью. Очень вкусно. Но можно взять просто засахаренных кузнечиков. Это уже на десерт.
- Я не смогу, - честно призналась Оксана. – Убегу в туалет.
- А ты, Вик?
- Я, как настоящий китаец, не отказываюсь ни от чего. Ем все, что ходит, летает, ползает и хоть немного пищит. Добавляю травки и ем. На Оксану не дави. Пусть привыкнет. Кузнечиков отведаем в следующий раз.
- Хорошо. Тогда начнем с восточного салата. Это устрицы и раки под соком из плодов маракуйи и миссо. Что ты, Оксана, на меня так смотришь? Вполне съедобно, я сама пробовала. И не хрустит на зубах, как кузнечики. Ах, ты не знаешь, что это за маракуйя и миссо? Я тоже не знаю, но ем и ничего. Потом мы с Виком будем жареную змею под соусом. А Оксане, раз она такая традиционалистка, закажем цыпленка с боем. На десерт – суфле с муссом из свежих ягод. Нам с Оксаной рано полнеть.
- А выпить? – вмешался Виктор. – Возьмем китайскую водку с маленькой змейкой внутри бутылки. – Взглянув на Оксану, он не стал настаивать. – Многовато будет змей. Водка – это точно. – Он подмигнул Оксане. – Но без причуд… Можно «Столичную» или текилу. Давайте текилу.
Не успела Аня сделать выбор и поднять палец, за ее спиной возник склонившийся официант. Она быстро сделала заказ и добавила:
- Пачку «Мальборо» для юной леди!
Оксана все пыталась привести в порядок свои волосы. Они подсохли и начали топорщиться. Она пристально рассматривала голову Ани.
- Где ты делаешь прическу? Даже после дождика она держится гораздо лучше, чем моя.
- В салоне красоты «Альдо Коппола». Но это один из самых модных и дорогих в Москве салонов.
- Тогда забудем о нем. - Оксана стала подниматься. – Давай сходим в туалет. Ты здесь все знаешь…
- И не только здесь, - мрачновато вставил Виктор. – Но здесь особенно. Она ведь живет рядом, и частенько она со своим очередным новым знакомым …
- Частенько, - спокойно подтвердила его подозрения Аня. – Сейчас мы вернемся и я расскажу об этом.
На юных и симпатичных девушек, шедших по залу, с интересом поглядывали из-за столиков мужчины. Один даже приветственно помахал рукой и показал на свободное место рядом.
- Тебя кто-нибудь здесь знает? – Оксана была удивлена мужским вниманием.
Аня огорченно усмехнулась.
- Нет, конечно… Боюсь, на нас с тобой уже лежит печать нашей профессии. И мужчины сразу это чувствуют. Есть у них такой инстинкт. Эта мне даст, а эта не даст. А вот эта каждому даст, если хорошо заплатить. Я как раз из последних. Кстати, большинство красивых девушек, сидящих здесь, наши с тобой подруги по самому древнему в мире ремеслу. Присмотрись к ним и увидишь, что все они чем-то неуловимо похожи друг на друга. И на нас…
- Я жду мужчин на улице, под дождем… А они сидят здесь и в ус себе не дуют. – В голосе Оксаны звучала обида.
- Со временем, поверь, мужчины сами будут искать тебя здесь или в подобном месте. Не все сразу, - утешила ее Аня.
Пока девушки отсутствовали, Виктор с интересом рассматривал зал ресторана. Кто эти люди за соседними столиками? И главное – откуда у них деньги? Посидят, побалуют себя экзотическими блюдами и напитками, оставив за вечер несколько среднемесячных зарплат. Одни, голодные, просят на улице подаяние. Другие, уже отрастившие себе пузо, набивают его здесь заморскими деликатесами, только что доставленными в Москву на самолете… В чем справедливость? В том, чтобы одному ютиться в коммуналке, а другому раскатывать по своим апартаментам на велосипеде? Ответов на эти вопросы не было… Виктор незаметно для себя перешел к тем размышлениям, которые навязчиво преследовали его во время поездки в такси.
Аня спокойно относится к тому, что теперь он спит со многими женщинами. Для нее это – издержи производства. Специфика выбранной им профессии. Ему тоже хотелось бы думать так же, но не выходит. Он ревнует Аню и иногда попадает в глупое положение.
Мужчина и женщина, всегда считал Виктор, - очень разные существа. Женщину украшает верность любимому человеку. В женской постели есть место только для одного любовника. Достоинство мужчины – постоянство. Он предан женщине в главном. Что касается деталей, то тут, как ему нравится и как складываются обстоятельства. Женщина рожает, и в этом суть дела. Мужчину природа подобной радости или обязанности лишила. Поэтому с кем он был за пару дней до близости с любимой женщиной, не так уж и важно. Дети все равно у них будут общими. Но если женщину уравнять в сексуальных правах с мужчиной, все пойдет насмарку. Что это окажется за семья, в которой все дети будут от разных отцов? Не семья, а какой-то интернационал! Мужчина не может не ревновать. Ревность женщины - только причуда, излишества женской эмансипации.
Эти представления Виктор усвоил еще в ранней молодости и никогда над ними особенно не задумывался. Ревность мужчины – это ревность будущего отца, и с нею нужно считаться. У женской ревности нет оснований, она только психологическая причуда. Все эти, казавшиеся простыми и ясными идеи, теперь неожиданно усложнились.
Вслед за Аней он втянулся в совершенно новую для себя жизнь. Настолько новую, что все встало с ног на голову. Аня не вправе ревновать его к постоянно меняющимся половым партнершам. Они – всего лишь другие, мало интересные для нее женщины. Но как относиться к мужчинам, которых у Ани становится все больше? Ревновать ее к ним глупо. Они – ее орудия труда, как у секретарши пишущая машинка, дырокол и скрепки. Но без ревности не выходит. Тем боле чувствуется, что не ко всем своим клиентам Аня относится одинаково. Есть те, к которым она тянется, словно шпилька для волос к магниту. Как можно не ревновать ее к ним? Например, к неожиданно возникшему теперь на ее горизонте неприлично богатому Александру Львовичу? Жить без ревности – значит жить одной головой. Но есть еще и сердце. А ему, как известно, не прикажешь. Глупее ситуации не придумаешь…
Не успели девушки усесться за стол, как официант выверенными движениями расставил на нем закуски, а в центре водрузил бутылку текилы и бутылку бордо. Оксана смотрела на быстрые и ловкие движения официанта как завороженная.
- Чем текила отличается от обычной водки? – спросила она, когда официант отошел. В ее голосе слышалась интонация любопытного ребенка, интересующегося, чем брюссельская капуста отличается от нашей, обычной капусты.
- Обычная водка производится из пшеницы, а текила из кактуса. – Виктор взялся объяснять, считая, что разговор о водке - мужская привилегия.
- Сколько же нужно кактусов, если почти на всех столиках стоит текила? – воскликнула Оксана. – Она лучше обычной водки?
Виктор усмехнулся и с видом знатока пояснил:
- Текила оказывает экстатическое, или по-простому говоря, элеваторное воздействие. Она поднимает все. Даже у стариков. Говорят, даже у мертвых, но я это не проверял.
- Не слушай его, - вмешалась Аня. – Просто это мода. Обычная водка ничем не хуже.
- Я никогда не пила текилу… - Оксана произнесла это с сожалением. – Отстала от моды…
- А что ты обычно пьешь? – спросил Виктор.
Оксана вдруг сделала круглые глаза и, наклонившись к нему, страшным голосом сказала:
- Водяру!
От неожиданности Виктор даже отшатнулся. «Живая девочка, - подумал он. – Совсем школьница, с шутками начальных классов… детскими шутками. Но палец ей в рот не клади!» Он посмотрел еще раз в ее смеющиеся, веселые глаза. «Она уже опытная женщина… Она знает себе цену, хотя еще и не представляет, как эту цену можно получить…- Виктор заулыбался и совершенно неожиданно для себя, глядя на ее не накрашенные, но яркие губы, заключил: - Палец ей, действительно, в рот не клади. А вот кое-что другое вполне можно… Жалко, что она подруга Эн. Флирт исключается…»
- Как он тебя слушается! – с завистью сказала Оксана. – Она во все глаза смотрела на Виктора, наливающего Ане вино, а ей и себе текилу. Виктор выругал себя. Какая-то искра все-таки проскочила между ними, когда он смотрел на ее губы. «Дитя природы! Чувствует все тонко, как собака. С ней нужно быть поосторожней», - решил он про себя.
Аня, изучающее, взглянула на Виктора, затем на Оксану и понимающе улыбнулась. «Вик, как всегда, в своем амплуа. Его возбуждает каждая симпатичная женщина. Но дружбу он не испортит. Хоть в этом он тверд, - подумала она и погладила Оксану, оправлявшую свою непослушную юбку, по голому колену. – Хорошая девочка, красивая и неглупая… Но сколь ей еще предстоит пережить, прежде чем ее жизнь наладится!»
- Еще бы ему меня не слушаться, - после паузы ответила Аня на восторженное восклицание Оксаны. – Я вскормила его своей упругой грудью. Сейчас он герой, но видела бы ты, в каких штанах он ходил всего пару месяцев назад. Мне не всегда удавалось расстегнуть на них молнию, и мы вынуждены были иногда расходиться ни с чем…
- Это неправда, что я всегда ей поддакиваю, - попытался отделаться шуткой Виктор. – Когда она говорит «нет», я тоже твердо говорю «нет».
«Он выслушал мое пояснение совершенно невозмутимо, - с удивлением отметила Аня. – Даже подшучивает над собой. Уже забыл, что мы собой представляли всего два месяца назад! Как легко он расстается со своим прошлым! Пусть тогда внимательнее присмотрится к своему настоящему»
- А что касается Александра Львовича… - медленно начала она. – Виктор очень просил рассказать о нем… Александр Львович гурман. Он обычно не столько ест, сколько дегустирует блюда. И любит разные новации… Не так давно мы в одном элитном китайском ресторане, закрытом, к сожалению, для широкой публики... – Аня мельком взглянула на Виктора, как если бы он и был представителем той публики, которую не всюду пускают. – Так вот, мы заказали там самое изысканное китайское блюдо. Оно называется «Битва дракона с тигром». У дракона по меньшей мере три головы, поэтому для приготовления такого блюда нужны три вида разных ядовитых змей. В качестве «тигра» используется дикая кошка, дальняя родственница тигра…
- Какая дикая кошка? Берут обычную московскую бездомную кошку… - Виктор бормотал это вполголоса, и девушки не обратили на него внимания.
- Блюдо заказывается заранее. Повар-китаец колдует над «Битвой» не меньше четырех-пяти часов. Он проделывает до тридцати очень деликатных операций. Ни в одной нельзя ошибиться, иначе в блюдо попадет яд! Чтобы передать атмосферу поединка, используется до двадцати видов пряностей. Все они из Китая, у нас для них даже названий нет. Уже поданное на стол блюдо украшается лепестками хризантем и листьями лимонного дерева…
- Вот это да! – только и смогла сказать Оксана.
- Кому все это нужно! – Виктору явно не хотелось играть роль восторженного слушателя. – Три вида змей, два десятка специй, лепестки, листочки… Не ужин, а какой-то спектакль!
- В искусной театрализованности ничего плохого нет. К тому же мясо змеи поднимает мужскую потенцию!
Аня все время смотрела на Оксану и делала вид, что рассказывает только ей.
- Теперь понятно! – вмешался Виктор. – У Александра Львовича проблемы с потенцией! Он только делает вид, что ему не хватает жены…
- Его жена живет в Англии. Ты об этом слышал. – Аня повернулась к Виктору, в ее глазах стоял смех. – И ты, наверное, в курсе, что интимное общение по почте – это пока только фантастика. Кстати, Оксана подсказывает мне, что сегодня жаркое из змеи заказал ты…
Оксана непроизвольно засмеялась. Виктору хотелось сказать что-нибудь колкое в адрес Александра Львовича, но в голову ничего не приходило.
- Интересный человек этот Александр Львович. – Оксана говорила задумчиво. – Жена в Англии, а он сидит здесь и кушает змей, чтобы повысить потенцию. По три змеи сразу… А сколько ему лет?
- Наверно, сорок пять, - ответила Аня.
- О, какой старый! – вырвалось у Оксаны. – Такому уже и змеи вряд ли помогут!
Виктор довольно заулыбался, почувствовав поддержку.
- Пожилой дяденька, - заметил он снисходительно. – Обычный папик, как их называют. Приходит в ресторан, чтобы посорить долларами… Упоит «Дом Периньоном» на все готовую длинноногую фемину, засунет ее под утро в свой «мерседес» и катит с нею к себе на дачу в Успенское…
Виктор старался не смотреть на Аню. Его голос звучал снисходительно и одновременно торжествующе. Однако поддержка Оксаны оказалась ненадежной.
- Я смотрю, здесь много таких… папиков, - заметила она и вдруг заключила: - Мне хотя бы одного! К нам на улице они не подходят… Все мелкота какая-то вокруг нас ошивается. Накопит двадцать-тридцать долларов и выходит покуражиться… Какое вино ты назвал? – обратилась она к Виктору.
- «Дом Периньон», самое известное французское шампанское…
- Пусть меня упаивают этим «Домом»! – Глаза Оксаны заблестели. – А под утро можно и в «мерседес»!
- Успокойся! – одернула ее Аня. – Рано тебе связываться с богатыми дяденьками! Пусть они жуют рябчиков с ананасами со своими совершеннолетними подругами… Кстати, раньше здесь к жаркому из змеи подавали свежую змеиную кровь в бокале. Ею можно было запивать жаркое.
На лице Оксаны отчетливо выразились ужас и брезгливость, и Аня поспешила ее успокоить.
- Это не прижилось. Змею ели, а на ее кровь смотрели с опаской… Мы с Александром Львовичем этого деликатеса уже не застали…
Они выпили и занялись едой. Чувствовалось, что Оксана проголодалась. Она ни слова не сказала о так занимавшей ее до этого текиле и принялась быстро работать вилкой.
- Скажи, Оксаночка, - отвлекла ее Аня, - почему ты носишь такую короткую юбку? Ее ведь постоянно приходится одергивать! Когда мы шли по ресторану, мужчины только на нее и смотрели…
Оксана весело заулыбалась и отложила вилку. Было заметно, что уже первая рюмка сказалась на ней. После вечера, проведенного на холодной улице, водка действовала с удвоенной силой.
- Это моя рабочая форма! У уборщицы – синий халат, у дворника – оранжевый жилет, а у меня – такая вот мини-юбочка. Чуть приподнимешь ее пальчиками и готово! Согнешь ноги в коленях и юбка почти на талии! Очень удобно! Сама я больше люблю выходить на работу в брюках. В них удобно становиться на колени. Но мужчины предпочитают, чтобы девушки были в юбках. Иначе ног не видно. А ноги – это в женщине, ну, я имею в виде в женщине нашей профессии, - это главное. – Оксана приостановилась и снизила голос. – Кроме прочего, кто-то пустил слух, будто среди проституток не редкость одноногие! Такая мерзкая сплетня! Как видит клиент девушку в юбке, так и думает – на протезе подсовывают. Я не понимаю этих мужиков! Дела на пять, максимум на десять минут, а выбирает себе девушку как крестьянин корову на базаре. Некоторые даже возвращаются к мамке: «Обменяй на другую!». Она этого не любит. «У нас, - говорит, - как в отделе женского белья. Товар не примеряется и не обменивается! Что выбрал, то и одевай. Если есть, на что одеть».
Аня разглядывала зал, но Виктор слушал Оксану с интересом. Эта сторона жизни – выбор девушек за деньги, обмен их, боязнь, что подсунут одноногую, а ты об этом даже не узнаешь, - прошла мимо него. «Вот, что значит нищета! – подумал он, но тут же одернул себя: - У меня и без всяких денег было много девушек. И получше, чем те, которых я сегодня сидел».
- Мамка у вас симпатичная. – Виктор вспомнил свой неудачный разговор с мамкой. «А она хоть и посмеивалась надо мной, но смотрела на меня с интересом!» – неожиданно мелькнула мысль. – Объясни, Оксана, почему она была какая-то взвинченная, не в духе?
- Еще бы ей не переживать! Только началась работа, подъезжает милиция на «уазике» и забирает для себя двух девушек. На субботник! Это же из мамкиного кармана! С милиционером вообще противно. Хорошо еще, если делаешь с ним все в машине. А то, бывает, привезет он тебя куда-нибудь на квартиру. Ты – раз и готова, а он все расстегивается, расстегивается, расстегивается… Наконец рассупонится, снимет трусы… А у него пенис, как у второклассника! – Оксана звонко рассмеялась и потом еще долго похихикивала в ладошку. Ничего смешнее, чем взрослый мужчина с детским пенисом для нее в мире, как будто, не существовало. – А мамка действительно даже сейчас симпатичная. Можно представить, какой она были в молодости!..
«Молодость, по ее мнению, продолжается только до двадцати лет. А дальше – не поймешь что… - с грустью подумал Виктор. – Я для нее как раз это самое… не разберешь что… Как сексуальный партнер – да, а вот как мужчина – нет…».
- Вы не поверите, сколько у нее было мужчин! – Оксана закатила глаза, задержала дыхание, а потом выпалила: - Больше четырех тысяч!
- Вот это да! – только и смогла сказать Аня и растерянно заулыбалась. – Ты веришь этому, Вик?
Виктор скептически покачал головой.
- Она считала их, что ли? И зачем? Кто вообще такие вещи считает? До первой сотни еще интересно. А потом становится скучно… К тому же забываешь…
- Нет, - решительно возразила Оксана. – Считает и очень точно. Как только возвращается домой, тут же берет свой дневник и по свежим следам записывает, с кем была прошедшей ночью. Рост клиента, его примерный вес, цвет волос… Имена не записывает, они их выдумывают на ходу. Пока сидит дома, он Иван или Василий, а как выйдет вечером к девочкам – уже Эдуард или Альфред. Записывает, как было дело. Обычно, в рот или, как иногда, в попу. Но это она редко кому позволяет. Только по большому чувству или по изрядному количеству выпитого! – Оксана улыбалась, словно подчеркивая, что и у опытной мамки есть свои слабости. – Отмечает, конечно, и длину членов, которые в ней побывали…
- Что, что? – переспросила Аня. – Она их измеряет, что ли?
- Но это просто, - без тени смущения пояснила Оксана. – Приложила к члену мимоходом ладошку и смотришь, насколько его головка выше запястья… Я знаю, где пятнадцать, а где двадцать…
- Но зачем? – Аня случайно взглянула на Виктора и вдруг смутилась.
К счастью, Оксана ничего не заметила.
- Ей нужна точность. Все должно быть, как в аптеке на часах…
- На весах, - поправила ее Аня. – Но теперь в аптеках никаких весов нет. Все отмерено уже на фабрике…
- Какая разница! – аптеки Оксану интересовали меньше всего. – Точность нужна, потому что она соревнуется.
Наступило молчание. Виктор с недоумением уставился на Оксану, но она взяла вилку и сделала вид, что ищет что-то в своей тарелке.
- Минутку, минутку! – Аня отобрала у нее вилку. – С кем твоя мамка соревнуется! Это что, олимпийские игры? Чемпионат мира по сексу?
Оксана положила руки на столе с видом послушной ученицы.
- Как с кем? – невозмутимо произнесла она. – Соревнуется со своим собственным мужем!
- Вот это да! – снова вырвалось у Ани, и ее недоуменный взгляд остановился на Викторе. Но он только вопросительно поднял брови.
- Давай-ка, Оксаночка, объясни! Ты или что-то темнишь или специально растягиваешь свою историю. – В голосе Вика звучало недоверие. Он не мог понять, как может жена в открытую состязаться со своим мужем в изменах. «Чего стоят мои размышления о ревности! – тут же подумал он. – Нужно же быть таким наивным!». Он положил свою ладонь на руку Ани, сжавшую накрахмаленную скатерть стола.
- Фантазерка! Да еще и актриса! – прошептала, наклонившись к нему Аня. – Не рассказ, а сплошные театральные паузы.
- Ты, Оксана, внебрачная дочь незабвенного режиссера Станиславского. Того, который больше всего любил повторять: «Не верю!» – с раздражением сказал Вик.
- Не дочь! Станиславский давно уже умер! – поправила его Аня. – Скорее, внучка. Внебрачная внучка. У Станиславского детей не было, только внебрачные внуки.
- Что вы на меня обижаетесь? - Оксана смотрела на них невинным взглядом. – В кампании секретов нет. А вы шепчетесь!
Аня повернулась к ней и одобряюще улыбнулась.
- Я хвалила тебя, не будешь же делать это вслух! Но ты все-таки раскрой скобки! Расскажи, как жены состязаются с мужьями в этом самом…
- В изменах! – вставил Виктор.
Оксана взглянула на них недоуменно.
- Измены здесь ни причем! Это обычная работа. – Потом она поправилась. – Для нашей мамки – это работа, а для ее мужа – вроде хобби. Но можно сказать, что и у него тоже работа. История очень простая. Мамка, ее зовут Галиной, работала проституткой. Ей очень нравилась эта профессия. Тем более Галина была красивая, мужики к ней так и липли. За вечер и ночь она полтора десятка пропускала. Некоторые даже в очередь к ней становились. Она еще одежду на себе не оправит, сигаретку не выкурит, за руку уже следующий клиент тянет. Она покоряла не только красотой, но и особым, прямо звериным темпераментом. В руках мужчины она сгорала, как свеча. Зажигала его, даже если он был седьмой или восьмой за вечер. Все равно для нее он был первым и единственным. Только он дотронется до нее, а она уже мягкая, как прогретый воск. Доходило до того, что забывала плату за работу брать. Говорят, иногда даже сама доплачивала, чтобы клиент не уходил сразу, а еще часик побыл с нею. Но я этого уже не застала…
Виктор слушал с недоверием.
- Бешенство матки какое-то, - пробормотал он. – Путана сама платит клиенту! Все выворачивается наизнанку.
- Не бешенство, а темперамент! Не перебивай, пожалуйста! – Оксана увлеклась своим рассказом, а неверие Виктора и Ани только добавляло в него остроты. – Так она трудилась, а по утрам вела свой любимый дневничок. На улице ведь не запишешь сексуальные приключения на видео! Хотя бывают интересные моменты. Можно было бы потом просмотреть их с друзьями… И вот однажды зарезали у них охранника. Пришел новый. Высокий, симпатичный… Вы видели его издалека. Он стоял у подъезда. Тот, который с электрошоком… Новенький, как обычно, прошелся пару-тройку раз по всем девушкам из группы… А потом стали замечать, что больше всего его к Галине тянет! Она с клиентами, а он рядом ошивается, за кустом или около автомашины. Не успеет она освободиться, он на нее тут же напрыгивает! Любовь, что еще могло быть! – Оксана негромко рассмеялась. Анна и Виктор тоже заулыбались. В неожиданно вспыхнувшей любви сутенера к опекаемой им проститутке сквозило, казалось им, что-то комическое. – Потом они стали жить вместе, а немного спустя расписались… Работу свою, конечно, не бросили. Другой специальности у них ведь нет! Да и привыкли уже… Но он ревновал, дико ревновал! Боялись даже, что он какого-нибудь клиента ее прикончит или что-то с собой сделает. А она… Есть все-таки в ее характере стервозность! После трудовой ночи она доставала свой дневник и записывала туда свои подвиги. А потом зачитывала все своему любимому мужу! Можете представить, как он бесился! Я уверена даже, что она там все преувеличивала. Количество клиентов он, конечно, знал. А вот их размеры. Тут она, я думаю, она изрядно привирала, чтобы его позлить… Кончилось все совершенно неожиданно! Когда число записанных мужчин перевалило у нее за две тысячи, он тоже стал вести такой же дневник! Сядут они утром на пару на кухне за стол, позавтракают, а потом за дневники. Она записывает тех мужчин, которые были у дневники. Она записывает тех мужчин, которые были у нее ночью, а он своих женщин. Новых, конечно, женщин! Ведь ее мужчины почти все время новые…
- А где он брал этих женщин? У нее – платные клиенты, а у него что? – Виктор не мог понять, откуда у охранника появлялись все новые женщины.
- Где, где… - Оксана небрежно махнула рукой. – Во-первых, в группе, которой руководила Галина, все время появлялись новенькие. Он ни одну из них не пропускал. А во-вторых, на улице их сколько угодно. Он знает многие группы. Интересуется, есть ли у них свежие поступления. Отлучился на часик, смотришь, двух-трех приплюсовал. Он парень видный. Горячий мужчина. Любая с удовольствием… не откажет.
- Бесплатно, что ли? – допытывался Виктор.
Оксана посмотрела на него с сожалением.
- А разве эти вещи делаются только за деньги? Бывает, что и без всяких денег. Просто по симпатии. А охранники из других групп поддерживают его. Если девушка не возражает, то им, какое дело? Они тоже в нашу группу иногда захаживают, хотя мамка это не очень приветствует. Но должна же у девочек быть и личная жизнь, не одна же работа! Мужчины хотят, чтобы он опередил, наконец, свою жену. Мужская солидарность! Но ему еще далеко до нее. У нее за четыре тысячи перевалило, а у него только три с половиной… Так что, соревнование продолжается…
Аня слушала, уткнувшись носом в сложенные ладони, и не проронила ни слова. Вик выглядел возбужденным.
- Вот тебе и новые олимпийские игры! Книга рекордов Гиннеса! – Он налил рюмку текилы и выпил в одиночестве. – Что ты об этом думаешь, Эн?
- Отстань! – не поворачивая головы, резко сказала она.
Обстановку разрядил подошедший официант. Он убрал пустую посуду и, прошептав что-то на ухо Ане, поставил перед нею и Виктором тарелки с жарким.
Оксана посмотрела на официанта вопросительно, но он ничего не сказал. Она не выдержала и взяла кусочек жаркого сначала с тарелки Ани, а затем, поколебавшись, и с тарелки Вика.
- Ничего, вкусно… А ведь змея…
- Все это предрассудки, - равнодушно заметила Аня. - Змеи, устрицы, лягушки, осьминоги, кузнечики… Раньше о лягушках никто и слышать не хотел, а теперь они в московских ресторанах идут нарасхват. Нужно всего лишь привыкнуть… Вот только собак нехорошо есть. Они хотят дружить с человеком и полностью доверяют ему…
- А кто их ест? – Оксана была удивлена.
- Некоторые народы… - Аня не стала уточнять. – Они выращивают особые породы собак и употребляют их в пищу. А перед тем, как собаку забить, ее, еще живую, долго бьют палкой… Чтобы бифштекс из ее мяса был сочным…
- Аня, перестань! – взмолился Виктор. – Дай нам спокойно поесть!
Аня замолчала и снова ушла в свои мысли.
Не успел Виктор налить в рюмки вино и водку, как из дальней части ресторана донесся громкий удар гонга. Музыка смолкла, сидящие за столиками стали переглядываться между собой и смотреть на дверь, ведущую в кухню ресторана. Гонг стал бить негромко, но часто.
В этот момент из-за портьеры, отделяющей кухню от зала, стала постепенно выходить колоритная процессия. Первым шествовал шеф-повар в высоком поварском колпаке и в белой куртке. В вытянутых руках он что-то нес на ярком блюде. За шеф-поваром торжественно шли другие повара в белых куртках и в колпаках поменьше. Передние что-то несли в руках, остальные просто шли следом с серьезным видом. Процессия змейкой прошла по залу, дойдя почти до самого выхода, потом развернулась и направилась к центру зала. Все глаза устремились на нее, разговоры затихли и слышались только размеренные удары гонга.
- Это к тебе! – Аня толкнула Оксану, засмотревшуюся на вышагивающую по залу колонну серьезных людей в белой форме.
Оксана испугалась, но шеф-повар действительно направлялся к их столику и уже поглядывал на нее. Остановившись рядом с Оксаной, он поклонился ей и поставил перед нею блюдо, на котором лежал поджаренный цыпленок. Другие повара быстро разместили рядом с блюдом тарелку с горсткой риса, какие-то соусы и вернулись на свои места за спиной шефа. Он сложил ладони перед собой и начал ритмично кланяться. Вся колонна повторяла его движения.
Аня толкнула Оксану в бок.
- Кланяйся!
Покрасневшая вдруг Оксана неуклюже встала со стула и, сложив ладони, тоже начала кланяться. Притихший на минуту зал вдруг оживился, раздался смех, а потом аплодисменты. Шеф-повар, сделав последний, самый глубокий поклон, увел колонну за собой на кухню. Никто в ней ни разу не улыбнулся. Оксана несколько раз поклонилась залу и села. Все произошло так неожиданно, что она совершенно потерялась и стала красной, как рак.
- Что же вы меня не предупредили? – Оксана была обижена.
- Нельзя предупреждать, иначе это не будет цыпленок с боем. С неожиданностью, - отклонила ее упрек Аня. – Это блюдо вообще можно заказывать только один раз за вечер. Ведь для публики тоже все должно быть неожиданным. И не может бригада поваров, во главе со своим шефом, раз за разом колонной вышагивать по залу. Нам повезло, что такого заказа сегодня еще не было. Его обычно берегут для самого дорогого гостя. Такого гостя, которого должен увидеть каждый!
- Спасибо, показалась… - пробурчала Оксана. – В мятой юбке и непричесанная…
- Ничего страшного, - успокоила ее Аня. – Для меня мой первый цыпленок с боем тоже был полной неожиданностью. Зато запомнился! Давайте выпьем, и будем есть!
Пока они ели, на маленькую сцену вышел оркестр, и зазвучала танцевальная музыка. Едва Оксана успела подумать, что в ее рабочей юбочке танцы исключаются, как к ней подошел молодой человек и пригласил на танец.
Оксана жалобно посмотрела на Аню. Но та утвердительно кивнула и показала ладонью, что надо подниматься.
- Вот, что делает слава! – Вик с интересом наблюдал за танцующей Оксаной. – Пока она была одной из сидящих в зале девушек, никто на нее не смотрел. А стала известной, отбоя от предложений не будет!
- Посмотрим, что это окажутся за предложения… - Аня была настроена скептично. Она указала Виктору на его тарелку, и сама склонилась над своей.
- Как тебе понравилась история с мамкой Оксаны… Галиной? – Виктор налил себе полрюмки водки и выпил. Было видно, что ему не до еды.
Аня, изучающее, взглянула на него, и от нее не ускользнуло его возбуждение.
- Никак не понравилась. – Она говорила сухо. – Обычная грязь. Как можно состязаться по бегу в дерьме?
Виктора такой ответ обескуражил. На минуту он притих. «Нам такой спорт не нужен! – перефразировал он про себя знаменитую реплику. – А что особенного?»
Вернулась возбужденная Оксана, сопровождаемая своим партнером. Он вежливо поклонился и, не говоря ни слова, ушел. Вик машинально проследил, как он отправился к столу неподалеку от входа в зал. За столом сидели еще двое бритоголовых парней с жирными затылками. «Странная кампания, - подумал Виктор. – Сутенеры, что ли? Но сутенерам нужно быть на работе, а не здесь…»
- Да… - задушевно протянул Виктор. – Хороша, Оксаночка, твоя мамка Галина! – он помолчал и смачно произнес: - Нецелованная!
Аня и Оксана удивленно посмотрели на него.
- Почему нецелованная? – спросила Оксана.
Виктор довольно ухмыльнулся.
- Но ты ведь сказала, что проститутки не целуются. Вот она и … нецелованная. Тысячи мужчин и ни одного поцелуя! Секс всухую, без всякой сентиментальности!
Такое неожиданное заключение Оксане понравилось.
- Это не я сказала, а ты сказал! Конечно, не целуются. Во время работы. Но с мужем почему не поцеловаться? Если он не провинился… Когда она на него очень обижена, она разумеется, отказывает… И в поцелуях тоже. Тогда ему приходится покупать ее, как обычную… нашу девушку. И она в этом случае не целуется с ним. Но если у них тишь и гладь… Тут, думаю, все есть… и он целует ее не только в губы, но и куда захочет…
Виктор все-таки чего-то не понимал.
- А она его любит? – зашел он с другой стороны.
- Еще бы! – Оксана ответила, не колеблясь. Но ее разъяснение показалось Вику и особенно Ане странноватым. – Она всегда говорит ему: «Как только пройдут клиенты, наслаждайся мною сколько хочешь!» Иногда даже просит его: «Изнасилуй меня! Возьми меня, как девственницу!» Он ужасно возбуждается. На девственницу у каждого мужчины моментально поднимается…
Аня неожиданно рассмеялась, откинувшись на спинку стула. Потом достала из сумочки платочек и принялась вытирать слезы в уголках глаз. Оксана и Виктор смотрели на нее, ничего не понимая. Но Аня, продолжая смеяться, только махнула платочком, чтобы Оксана продолжала свой рассказ. «Надо расспросить Анюту, как она потеряла девственность, - подумал Виктор. – Сомневаюсь, что это было так смешно… Грязный подвал, сырой матрац на бетонном полу…».
- Бывает, что она его прямо подзуживает, чтобы он совсем потерял голову. «Возьми меня, - говорит, - прямо вот здесь на улице. Под этим фонарем! Чтобы прохожие перешагивали через нас!» Тут он буквально звереет! Тащит ее в тень и делает много-много раз… Но ее нужно подальше уводить, потому что она слишком громко стонет, даже кричит…
- А можно поточнее? – перебил ее Виктор. – Сколько именно раз?
Оксана посмотрела на него с обезоруживающей улыбкой.
- Я откуда знаю! Он говорит, что много, и я ему верю. Раза три-четыре, наверно…
Виктор пожал плечами и процедил сквозь зубы:
- Не так уж много.
- Ого! – удивилась Оксана.
- Понимаешь, юная леди… - Виктор заговорил поучительно. – Когда войдешь в любимую женщину, подчеркиваю – в любимую женщину… - Он многозначительно взглянул на Аню, но та равнодушно возилась со своим носовым платком. – Так вот, когда входишь в любимую женщину, конца уже не бывает! Только паузы!.. И так до утра… Ты еще не знаешь, Оксаночка, что такое настоящая любовь! Это… это, скажу тебе, конец без конца! Это…
- Не слушай, Оксана, пустые фантазии, - вмешалась Аня. – Вон, снова идет твой новый поклонник. Он покажет тебе конец без конца! Если, он, разумеется, не евнух...
После танца Оксана вернулась растерянной. Ее глаза бегали по залу, потом она нагнулась и произнесла шепотом:
- Это ужас! Он сказал, что он киллер! Наемный убийца! – Глаза Оксаны округлились от испытанного потрясения, ее рот полуоткрылся.
Аня взяла ее вспотевшую ладонь в свои руки и стала медленно гладить ее.
- Успокойся, девочка! Он ведь не тебя пришел… Как это твоя мамка говорит? А, мочить! Тебя он хочет только попугать. А потом трахнуть. Ничего страшного. Если, конечно, у него есть для этого деньги… А мочить он будет… - Аня повернулась к Виктору и стала пристально на него смотреть. – Да, думаю, он пришел за Виком…
Виктор обиделся на эту, показавшуюся ему неуместной, шуткой и надулся. Оксана робко улыбнулась и благодарно посмотрела на Аню.
- Теперь, Оксана, твоя любимая сказочная героиня - Сорока-Белобока. Этому дала, этому дала. А этому… ну, ладно, и ему тоже дам, если заплатит!
Девушки засмеялись, не обращая внимания на Виктора. Тот неожиданно встал и направился к выходу.
- Он уходит? – Оксана испугалась.
- Нет, - Аня была спокойна. – Сегодня ночью он у меня. А сейчас… Обижается по пустякам… Придумывает что-то…
- Этот киллер, его зовут Сергей, большой оригинал. – Оксане не терпелось высказаться. – Профессионал высокого класса. Говорит, что всегда стреляет три раза. Две пули идут одна за другой в одно и то же место. Этот способ называется «флэш». Третий, контрольный выстрел – через три секунды, когда человек упадет, - в глаз. Выстрел в левый глаз – его фирменная метка.
- Не принимай всерьез эти сказки. Все это …
Не успев закончить фразу, Аня резко встала из-за стола и направилась ко входу в зал ресторана. Там стояла только что вошедшая пара.
- Михаил Абрамович, вы ли? Не вы ли? Точно выли! – Аня слегка обняла невысокого щуплого мужчину в темном костюме. Рядом с ним стояла красивая женщина в вечернем платье. Она была на голову выше Ани и на две головы выше своего спутника.
- Я, несомненно, я, Анюта! – мужчина быстро освободился от ее объятий, зачем-то провел ладонью по своей почти лысой голове. Неожиданное появление Анны, как будто, смутило его, но он быстро пришел в себя. – Лично я! В первом экземпляре, а не в какой-нибудь паршивой копии! Позволь, я представлю тебе мою спутницу. Наталья!
Женщина, подавшая Ане руку, смотрела на нее насмешливо и высокомерно.
- А ты все хорошеешь, Анюта. Прямо-таки не поднял, а почесал! – Михаил Абрамович не мог выносить, когда инициатива принадлежала не ему.
- Это одна из самых удачных твоих шуток, Мишунчик! - Аня неожиданно привлекла его за плечи к себе и поцеловала в лысину. Самое важное было – не дать ему опомниться и сказать еще какую-нибудь гадость. – Но не буду вас отвлекать. Приятного вам вечера. Если хватит страсти, вечер плавно перетечет в ночь!
Аня кивнула и пошла к своему столику. «Зря я подошла к ним, - выругала она себя. – Этот чертов Михаил Абрамович успел просветить свою даму в отношении меня. Представляю, что он сочинил… Неудавшаяся манекенщица, заливающая свое горе вином и закусывающая мужчинами… А может, причина надменности этой красавицы в ее росте! Все-таки рост – преимущество неоспоримое! Она – полноценная манекенщица, хотя и подрабатывает сексом. А я – всего лишь подмастерье. Кроме секса, у меня ничего нет».
Под вопросительным взглядом Оксаны Аня села на свое место, но ограничилась только фразой:
- Хороший знакомый. Очень нехороший хороший знакомый…
Оксана понимающе замолкла. «Если есть о чем подумать, не надо ни о чем думать!» – произнесла про себя как заклинание Аня и принялась за еду.
Начался новый танец. К столику девушек подошел элегантный немолодой мужчина с заметной сединой на висках. Он наклонился к Ане.
- Вы танцуете?
Аня поискала глазами Виктора, потом решительно встала.
- Конечно. Как раз для этого я и пришла сюда.
«Медленный танец, - улыбнулась про себя Аня. – Быстрый он уже не потянет… А сейчас сможет поговорить. Деловой и расчетливый человек…»
- Сергей Григорьевич, - представился мужчина, как только они вошли в круг танцующих.
- Анна. Можете называть меня просто Эн.
- Вы совсем как американка! Не любите длинных имен…
- Мое полное имя не такое уж длинное… – Аня выжидала, о чем пойдет разговор.
- А ведь мы с вами уже знакомы! – удивил ее Сергей Григорьевич. – Я был членом жюри конкурса красоты, на котором вы завоевали первое место. Вы, наверно, не помните этого…
- Для меня конкурс прошел как в тумане, - призналась Аня. – Я сильно волновалась и ничего не видела…
- Вы знаете, - продолжал Сергей Григорьевич, - я целый вечер не свожу с вас глаз. Но только сейчас понял… - он наклонился к ее уху и горячо прошептал: - Вы ничего не можете с собой поделать – вы неотразимы! Теперь, когда вы рядом, я твердо знаю… Не будь женщин, нас, мужчин, тоже не было бы!
«Понятно, - подумала Аня. – Витиевато выражается, но куда клонит, ясно». Она посмотрела партнеру в глаза.
- Но ведь вы не один? Я тоже все время смотрю на вас… И вижу за вашим столиком даму. Полную даму в возрасте…
- Это моя жена, - спокойно ответил Сергей Григорьевич. – Вы ведь тоже не одна. Она со мною. Разве это чему-то мешает?
- Но вот ваша жена может быть недовольна…
- Ну, что вы! Она относится к моим увлечениям совершенно равнодушно. Уверяю вас, она прекрасно осознает, что ее зад давно уже выходит за пределы моих сексуальных фантазий. А вы, как говорил философ Иммануил Кант, прямо-таки вещь в себе!
- При хорошем предложении, - Аня доверительно улыбнулась, - я вполне могу стать вещью для другого…
Сергей Григорьевич даже замолчал на мгновение, пораженный быстротой осуществления своего замысла. Потом быстро проговорил:
- Вы не пожалеете! Все, что угодно, для вас! К вашим ногам!
- Только не объяснение в любви! – насмешливо ответила Аня. – Оно повергнет в смятение все народы древности.
- Ради бога! Это и вовсе не нужно…
Танец закончился, остановившийся Сергей Григорьевич продолжал держать Аню за руку. «Если сейчас начнется быстрый танец…» – со смехом подумала она. Судя по всему, эта же мысль появилась и у него.
- Давайте отойдем на минутку в сторону… - Пока они отходили к столикам, он достал из нагрудного кармана пиджака визитку и протянул ей. – Звоните в любое время… В любое рабочее, конечно, время.
Аня поколебалась и решила играть в открытую.
- В ваше рабочее время или в мое? – Ее голос звучал задумчиво и даже, как ей показалось, невинно.
Сергей Григорьевич огорченно пожал плечами.
- К сожалению, в мое… - Он грустно вздохнул. – В другое время я, сами понимаете, дома…
- Понимаю, - одобряюще произнесла Аня. – Где еще быть ночью такому солидному человеку! Я позвоню.
- А вы, наверно, любите встречи ночью, прогулки при звездах? «Шепот, робкое дыханье, трели соловья… Серебро и колыханье сонного ручья...» – Сергея Григорьевича явно тянуло на стихи и романтику. «Вспомнил свою далекую молодость, обделенную любовью и сексом» – подумала Аня.
- Люблю, но не очень. Просто у меня род занятий такой… Как это передать? О таких, как я, говорят, с ними по ночам не спят – с ними просыпаются!
Сергей Григорьевич внимательно посмотрел на нее, и его лицо озарилось понимающей улыбкой.
- Я так и подумал. Девушка из высшего общества. Как говорится, их знают не только в лицо. Но импозантный молодой человек рядом с вами… Интересная у вас профессия! И очень нужная! Особенно для таких занятых людей, как я… Очень надеюсь…
– Я оправдаю ваши надежды, дорогой Сергей Григорьевич! Но я, как говорится, крепкий орешек!
- Ничего страшного. Придется воспользоваться тяжелым финансовым молотком!
«Хорошо, что он не притворяется, - подумала Аня. – Принимает меня такой, какая, я и есть на самом деле. Или какой я должна быть при моих нынешних занятиях».
- А вы знаете, Эн, изредка я отлучаюсь и по ночам! – Сергей Григорьевич вдруг оживился, и глаза его блеснули молодым задором. – Скоро у нас будет мальчишник… С женщинами, конечно, но без жен. Приглашаю и вас! Это будет мой юбилей. Сорок лет жизни в большом сексе! Очень прошу быть! Боюсь, что следующего юбилея – пятьдесят лет – уже не будет.
- Выдыхаетесь? – Аня рассчитывала на его открытость.
Сергея Григорьевича прямолинейный намек действительно нисколько не обидел.
- Перехожу в малый секс, - туманно пояснил он. – А потом, наверное, займусь чистой теорией. Буду учить молодежь умному, доброму, вечному… И всему остальному, что не связано прямо с сексом. Хотелось бы продолжать учить и другому, но, знаете… Эскулапы не поддерживают… моей настойчивости…
- Я вас хорошо понимаю, Сергей Григорьевич. Рада с вами познакомиться. Если удастся, буду на вашем юбилее… Меня можно не провожать к столику, спасибо.
Вика за столом все еще не было. Оксана смотрела на Аню настороженно.
- О чем вы так долго говорили? Кто он?
Аня налила себе немного вина, отпила несколько глотков и сказала с усмешкой:
- Кто, кто? Конь в пальто! – боясь обидеть Оксану, она тут же небрежно заметила: - Папик, как тебе Вик объяснил. Но сегодня этот богатенький Буратино со своей толстой гусыней. И я, впрочем, не одна…
Она протянула Оксане визитку Сергея Григорьевича.
- Обрати внимание на его герб в левом углу. Там корона. Это значит, что он очень богатый человек. Корона – символ какого-то высокого титула. Титула, конечно, у него нет и никогда не было. Пришлось купить за рубежом. Наши отечественные титулы - все подделки. Сначала купить титул, а вместе с ним и герб в каком-нибудь Лихтенштейне, и уже потом водружать на герб корону. Титул – всего лишь игрушка, но довольно дорогая игрушка. Он означает, что у человека есть лишние десятки тысяч на такие игры. Из тщеславия он купит и самую дорогую женщину.
- Но, может быть, он, в самом деле, какой-нибудь князь или граф?
- Откуда! Советская власть извела всех князьев и графьев под корень. Даже если кто-то из его потомков имел титул, наследники титула давно уже уничтожили и письменные свидетельства, и саму память о нем. Поступи они иначе, наш дорогой князь или граф даже на свет не появился бы… Забудем об этом. Где, кстати Вик? Куда он исчез?
Оксана даже не прореагировала на вопрос. Уставившись в стол, она тягуче сказала:
- Вот так все и делается… Одной папик с толстенным кошельком, а другой нищий наемный убийца… Где же справедливость?
- Да успокойся ты, торопыжка! Все у тебя впереди! Еще неизвестно, сколько весит мой папик и сколько стоит твой так называемый наемник… А вот и Вик! Какая радость!
Виктор поцеловал ее в щеку и решительно уселся на свой стул. Взглянув на погрустневшую Оксану, он тоже принялся ее успокаивать.
- Этот твой самый… совсем не тот, кто тебе нужен! Пошли его про себя к известной матери. Зачем тебе стрельба! Тем более, здесь, в центре Москвы? Я решил этот вопрос. Видишь, у самого входа стоит милиционер. Он внимательно смотрит на твоего поклонника. Еще немного и тот скиснет!
Через пару минут поклонник Оксаны действительно заволновался и стал искать глазами официанта.
- Обрати внимание, Оксана! – Виктор выразительно кивнул в сторону входа. – Твой поклонник… Теперь уже, можно сказать, бывший поклонник, от страха стал похож на ветошь!
Еще через минуту поклонник, наспех расплатившись, поспешно ретировался из зала. Виктор следил за ним с презрением. Потом помахал рукой милиционеру у входа, и тот тоже ушел.
- Вот так оно и делается. – В голосе Виктора звучало удовлетворение. – Ничтожный человек! Даме сердца не помахал на прощанье даже ручкой! Хам он, а не киллер… Хорошо, если хоть в туалете не промахивается…
Оксана, все время смотревшая вместе с Виктором на своего неожиданного и так напугавшего ее поклонника, опустила голову. По ее щекам потекли слезы. Аня передала ей свой носовой платок и погрозила пальцем Виктору. Он понимающе затих.
…Через минуту Оксана пришла в себя. При ее характере и ее возрасте она не впадала надолго в уныние. Этого не позволяла ей и ее профессия. Клиента полагалось встречать не кислой физиономией, а открытой и даже радостной улыбкой, чтоб ни было у тебя на душе. Редкая ночь обходится без проколов и обломов. Если по каждому поводу киснуть и комплексовать, лучше уж разносить бумажки в какой-нибудь конторе.
Уплетая с аппетитом своего цыпленка, Оксана неожиданно заметила:
- Удивительно вкусно! У меня вот-вот наступит оргазм!
Аня и Виктор переглянулись. Такой переход от слез к восторгу был для них неожиданным. Аня заулыбалась, а Виктор охотно поддержал реплику Оксаны.
- Не зря говорят, что лучше секса только китайская кухня!
- Если это так, – сквозь смех заметила Аня, - то родиться китайцем – уже счастье!
- У нас в группе есть теперь китаянка! – Оксана сказала это не без некоторого хвастовства. – Еще есть калмычка, вы ее видели. У нее какое-то сложное имя, и мы зовем ее просто Элиста. Она из этого города. Есть бурятка, но она болеет - застудила придатки. Галина хотела взять даже вьетнамку… Но оказалось, что у нее эта самая… неглубокая. Для наших мужчин мелковатая… Они хотят нырять поглубже, а ей больно…
Аня прервала ее.
- Не будь такой разговорчивой. И не надо этих… физиологических деталей. Они никому не интересны.
- У вас какой-то восточный уклон… Зачем это и кому такое нужно? – Виктор не мог припомнить, чтобы у него когда-нибудь была калмычка или бурятка. Вьетнамок он вообще в упор не видел как женщин.
- Экзотика! – наставительно ответила Оксана. – Побыть с такой женщиной – все равно, что съездить в далекую необычную страну! Ехать – дорого, а побыть с нею у нас – пожалуйста, милости просим!
Виктора это объяснение не убедило:
- Ерунда все это! Я так понимаю: заелись некоторые… путешественники! Им уже московских, саратовских или воронежских девушек не хватает… Давай какую-нибудь заморскую, узкоглазую…
Оксана подумала и неожиданно согласилась с ним.
- Наверно, и в самом деле, заелись. Я же не требую себе китайца или чукчу! Если сама русская, то и занимайся этим делом с русскими мужчинами…
- Или с русскими женщинами, - неожиданно вставила Аня.
Оксана мельком взглянула на нее, но не поняла, что она имеет в виду. Впрочем, и сама Аня вряд ли смогла бы объяснить, почему она вдруг не к месту вспомнила женщин. Какие-то смутные предчувствия, не более того.
- И в этом деле должен быть патриотизм… - Оксана задумалась и неожиданно свела на нет все свои доводы: - Национальность в нашем деле не имеет никакого значения! Мы занимаемся любовью как кролики - быстро и молча. Какая разница, откуда взялся кролик, из Сибири или из Австралии? Ровным счетом никакой! Только был бы платежеспособным… И какая это любовь?! Только называется «заниматься любовью»…
Такой, чересчур откровенный разговор Ане не нравился, и она попыталась перевести его в другое русло.
- Скажи, Оксаночка, а случается у вас настоящая любовь? Такая, как у Ромео и Джульетты? – Ане тут же стало неудобно за свою аналогию. – Допустим, как у вашей Галины и ее мужа? Чтобы встретились, пусть ненадолго, и неожиданно полюбили друг друга?
Оксана посмотрела на нее сумрачно. Весь ее вид показывал, что вопросы такого рода не очень уместны.
- Случается, почему бы ей не случаться! – В голосе Оксаны звучало явное ехидство. – А у нас особенно часто… Между путанами и их сутенерами! Вот это постоянно бывает. Но чтобы между путаной и ее клиентом – нет, никогда! Во всяком случае, я сама такого не наблюдала… В кино видела, а в жизни нет. К нам ведь особое отношение. Днем на меня ребята, бывает, посматривают с интересом. Не прочь познакомиться… А вечером клиент спросит для приличия твое имя, а через десять минут он его уже забыл. Тело оно и есть тело, как его ни называй…
- А как насчет голубых.. Что-то их не видно по вечерам.. – Виктору тоже хотелось найти новую сторону в разговоре, но вмешалась Аня.
- Кто бы рассуждал о голубых! – Она говорила с явной иронией. – Ты обычных путан никогда не замечал! Но хочешь показать свою продвинутость и начинаешь говорить о голубых. Спроси еще о розовых?
- Но мне любопытно!
Оксана выслушала этот обмен репликами без особого интереса.
- Голубые - исключительно по телефону! – категорично сказала она. – На улице их бьют местные парни. Только появится на обочине пара-тройка голубых, из темноты выныривает ватага местных хулиганов и начинает их метелить. Натуралы не любят голубых… Розовых тоже на улице нет. Заметят ребята на улице лесбиянку, тут же затащат ее в ближайшие кусты и устроят групповуху. Хочешь, стерва, женщину? Ну, так вот, получай десяток мужчин!
- Ты, вроде, сама недолюбливаешь розовых и голубых… Но есть места, где они собираются…
- Наверно, есть, - согласилась Оксана. – Но не на нашей обычной улице. Не там, где вечерами шайками бродят натуралы, не знающие, чем им заняться. А кроме улицы я ничего не знаю… Может бы, Виктор, знаток тех кабаков, где тусуются голубые? – Оксана не выдержала серьезного тона и рассмеялась.
Виктор смутился и попытался свести дело к шутке.
- Не такой уж знаток… Но захожу, интересуюсь… Расширяю свой кругозор, а вдруг пригодится… - почувствовав, что его вранье пошло в опасном направлении, Виктор резко остановился. – Все это треп! Не знаю я ни голубых, ни розовых. Да и не нужны они мне. Я родился натуралом и умру им!
С любопытством слушавшая его Аня пару раз хлопнула в ладоши.
- Браво! Какой пафос! Не зря говорят, ври, да не завирайся. А если заврался, начинай говорить торжественно!
Оксана взглянула на часы.
- Я уже опаздываю! Мне хотя бы немного отработать, а то Галина перенесет мой штраф на завтра… Какой удивительный вечер! За каких-то три часа столько событий! Это надолго запомнится!
- Давайте на дорожку! – Виктор поднял свою рюмку. – За то, чтобы каждый свободный вечер проводить здесь!..
Они расплатились и вышли на улицу. Дождик прекратился, на небе проглядывали звезды. Аня взяла Оксану и Виктора под руки.
- Давайте пройдемся по Тверской. Оксане оттуда удобнее ехать…
Некоторое время они шли молча. Потом Оксана, поколебавшись, робко спросила:
- Вик, у тебя нет немного порошка?
Виктор не мог понять, о чем идет речь. Он удивленно посмотрел сначала на Оксану, затем на Аню.
- Есть! – ответила за него Аня. – У него все есть! Он ведь известный хвастун! – Потом она вдруг остановилась и повернула Оксану к себе лицом. – Послушай, ты ведь не употребляешь наркотики! Или ты врала мне?
- Не употребляю. И не буду употреблять! У меня брат колется, я знаю, что это такое. Но я не для себя. Для девочек. Некоторые из них сидят на игле. Денег сегодня у них не будет, скоро начнется ломка. Какие из них тогда секс-работницы?! Мне их жалко…
Аня отпустила Оксану и, опустив голову, пошла вперед.
- Нет, Оксана, ничего у нас нет. Мы не курим марихуану, не нюхаем кокаин, не колем героин или что-то еще…
- У вас с Виком очень здоровый образ жизни. Ты пьешь только сухое вино. Вик не выползает из ресторана на бровях. Вы даже не курите! Прямо спортсмены какие-то.
- Конечно, спортсмены, - равнодушно согласилась Аня. – Только вид спорта у нас пока не олимпийский…
- «И жизнь хороша, и жить хорошо, когда есть анаша и есть порошок…» - бубнил себе под нос Виктор, но вдруг словно очнулся и остановил Оксану, взял ее за руку. – А как же ваша мамка, Галина? Она разве не запрещает? И зачем она держит тех, кто уже на игле?
Оксана усмехнулась его детским вопросам.
- Конечно, запрещает. – Она зябко повела плечами, показывая, что разговор об этом ей неприятен. – На словах. И делает вид, что ничего не замечает. Но на самом деле ей это даже выгодно. Если девочка подсела на иглу, она становится рабыней. Ей ничего уже не нужно – только получить дозу. Такая никогда и никуда не уйдет. И даже капризничать не будет…
- А что колют?
- «Герыч»?
- Чем разбавляют? Димедролом или побелкой?
- Какой побелкой? – Оксана испугалась.
- Мелом.
- Я даже не знаю. Приносят готовый. Вместе со шприцами.
- Отстань от девушки, - вмешалась Аня. – Что-то подозрительно много ты, Витек, знаешь… Как бы тебе самому не захотелось мнимой свободы и той иллюзии счастья, которую дают наркотики…
- Не называй меня так. И не считай идиотом. – Виктор обиделся и демонстративно замедлил шаг.
- Наши клиенты… и клиентки, - Аня усмехнулась и оглянулась на Вика. – Не потеряйся, пожалуйста, обидчивый ты наш! Клиенты иногда приносят с собой наркотики. Но редко. Все они деловые люди, и им для разрядки вполне хватает спиртного… Обычно приносят кокаин. Припудрить себе нос, чтобы ощущения были поострее. Но к нам не пристают… Правда, Вик? Иди сюда, не отъединяйся!
Виктор взял Оксану под руку и с видом знатока заговорил:
- Есть такая смесь, называется «винт». Делает женщину сексуально неутомимой. И в то же время бесчувственной. Настолько бесчувственной, что она может пропустить через себя и десять, и двадцать человек…
- Откуда ты все это знаешь? – В голосе Ани звучала подозрительность.
- Из литературы… В газетах пишут… Рассказывают… - Чувствуя, что это не убеждает, Виктор нехотя добавил: - У меня есть одна такая… подруга. Вмажет «винт», и потом терзает меня всю ночь… Прямо обезумеет: «Еще! Еще!» Но я ведь не железный Феликс и не заменю ей взвод солдат, изголодавшихся по женщинам!
- Представь, Оксана, мне он этого не рассказывал! Все, говорит, хоккей. А там, оказывается, этот самый «винт», после которого он два дня мне не звонит…
- К телефону не доползает! – рассмеялась Оксана. – Забавные вы люди! Кроме этих вот мелочей, у вас нет никаких проблем. Как мне хотелось бы оказаться на вашем месте!
- На нашем не надо! Вместе с нами! – Аня остановилась и, чуть подумав, распорядилась: - Вик! Заскочи в этот магазинчик и возьми девочкам большую бутылку водки! И что-нибудь закусить!
- Может, взять виски?
- Не надо! – Аня скривила губы. – В таких местах виски всегда поддельное. Бутылка самого простого виски стоит не двести рублей, как здесь, а, по меньшей мере, две тысячи.
- Человек человеку – друг. А путана путане кто? – бормотал Виктор, постепенно отставая от девушек.
- Подруга! – тут же откликнулась Аня и махнула рукой, чтобы он двигался быстрее. Выпитое в ресторане уже начинало сказываться на нем…
- Путана путане – не друг, не товарищ и не брат! – запальчиво воскликнула Оксана. – Но они должны помогать друг другу.
«Она тоже пьяная, а впереди у нее еще целая скучная ночь…» – грустно подумала Аня.
Проводив Оксану, Анна и Виктор медленно пошли по Тверской. После нескольких минут молчания Вик вдруг вспомнил девушек, к которым отправилась Оксана.
- Ты знаешь, Эн, когда их неожиданно осветила машина, я был поражен. Жрицы свободной любви! Какие жрицы?! В них что-то жалкое, приниженное. И даже отталкивающее. Косметики на них больше, чем одежды. Какая-то покорная безотказность и равнодушие… Рядом с ними бегала бездомная собака. Даже она выглядела более независимой!
- Может, взятые порознь, они совсем не такие. Мы ведь совсем их не знаем…
- Боюсь и узнавать особенно нечего… Оксане в этой компании долго не продержаться…- Виктор был расстроен увиденным.
- Мы что-нибудь придумаем, - успокоила его Аня, и они повернули на улицу, ведущую к ее дому. – А в ближайшие дни съездим к отцу Оксаны. Он сидит без денег и ждет ее. А ее Галина не скоро отпустит, это уж точно. По-моему, ей нравится, когда ее девушки приходят на работу выпивши. Вся выручка идет ей.
- Давай забудем на сегодня об этом, - предложил Виктор. – Слишком много впечатлений. У меня уже голова трещит…
Часть 4
НЕОЖИДАННАЯ РАЗВЯЗКА
Глава 1
Утром Ане позвонил Альберт Львович. Она была еще сонной и говорила с ним недовольным голосом.
- Какой еще Борис Михайлович? Сегодня суббота. Ему на загородной вилле с женой и детьми надо развлекаться, а не со мной… Суббота и воскресенье – святые дни для бизнесмена! Он посвящает их семье! А потом говорит в интервью, что семья – главное для него, а бизнес и политика – что-то вроде хобби… Никакого Бориса Михайловича нет в моем списке!
Альберт Львович чуть слышно рассмеялся и многозначительно заметил:
- Список – это условность. Не догма, а только руководство к действию. Здесь совсем особый случай. Жена Бориса Михайловича живет в Париже. У них там квартира на Елисейских полях… Но сейчас она, скорее всего, в Каннах. Там сейчас еще тепло, намного теплее, чем в нашем Крыму… точнее, в ихнем, в украинском, Крыму. Полгода в Париже, а потом Канны, иногда Италия или Канарские острова. Изредка на недельку заезжает в Москву, навестить горячо любимого супруга. Но больше трех дней они обычно вместе не выдерживают … Говорят, она выпивает и… нюхает… Но это все пустая болтовня! Очень приличная женщина, хотя и в возрасте. А дети, так те вообще почти взрослые! Учатся где-то в Париже… Борис Михайлович, можно сказать, одинок. Один – как перст! – Альберт Львович неожиданно и не сдерживаясь рассмеялся, что удивило Аню. Обычно ее шеф избегал шуток над своими клиентами, а если и отпускал какую-то колкость в их адрес, то переходил почти на шепот. – Это он сам так говорит, пусть тебя это не смущает…
- Меня смущает то, что я уже договорилась с Виком…
- И это не проблема! Наш дорогой Виктор сегодня вечером тоже будет занят. Он разве не говорил тебе об этом? – в голосе Альберта Львовича звучало неподдельное удивление. – Ничего, через часик позвонит и скажет… Его ждут за городом две матроны… прошу прощения, две дамы моего примерно возраста. Они настолько дружны, что все делают вместе. Вместе на приемах, вместе в бане, вместе с любовником. Настоящая женская дружба! Я раньше не очень верил в такую дружбу. Но теперь убедился – существует, вопреки всем законам женской логики! Ты, как будто, что-то хочешь возразить?
Аня была в смятении. Два выходных дня были у нее, да и у Виктора, почти всегда свободны. Свой уикэнд их клиенты и клиентки проводили в кругу семьи или шлялись в одиночестве по злачным местам в поисках новых приключений. И вдруг появляется этот Борис Михайлович! Странный человек, ему оказывается в субботу нечего делать! Идея провести вечер и ночь с Виком идет насмарку… «Хитрый старикан! – подумала Аня об Альберте Львовиче. – Чтобы освободить меня для своего Бориса Михайловича, он отсылает Вика к каким-то старым, развратным матронам, к выпотрошенным матрешкам! И при этом так деликатно выражается: «матроны». Бедный Вик! Ему не позавидуешь…».
Не дождавшись реакции Ани, Альберт Львович продолжал, как ни в чем не бывало:
- Виктору этот вояж должен понравиться! Он сам мне говорил: «Женщина в возрасте – все равно, что бестселлер! Читаешь, не оторвешься!» Представляю, как он насладится, получив в руки… да и не только в руки! в свое полное распоряжение! – эти два старых, замшелых фолианта! Их можно читать только вместе. Том первый, а после – том второй… хотя какой том окажется вторым, придется выяснять на месте…
«Старый болтун! Специально заводит меня, чтобы я сделала что-то назло Вику. – Аня злилась все больше. – Но откуда этот книжный жаргон? «Читаешь, не отрываясь, не дождешься, пока закончишь?» Так действительно мог говорить только Виктор… Или Олег… Кто-то из них…»
Выхода, однако, не было, работа требовала очередной жертвы. С деланным равнодушием Аня сказала:
- Что-то вы сегодня очень разговорчивы, Альберт Львович! Возбуждены, это заметно… Буду ждать Бориса Михайловича, что поделаешь…
- Жди с большим нетерпением, девочка! Борис Михайлович – это, можно сказать, мой подарок тебе! Ценный подарок, если учесть его щедрость! Желаю успеха!
Борис Михайлович позвонил только к вечеру. Говорил он уверенно, но медленно, как бы врастяжку. Предложил встретиться в семь около аптеки на Тишинской площади. Анну это несколько удивило. Подъедет почти к ее дому, но будет ждать ее почему-то на улице…
- А как я узнаю вас?
- Совсем не нужно узнавать. Меня ни с кем не спутаешь! – Борис Михайлович коротко засмеялся. – Извините за шутку. Я знаю вас. До встречи.
Неплохо быть богатым, думала после этого короткого разговора Анна. Можешь держаться уверенно даже с мало знакомым человеком. Говорить небрежно, зная, что он ловит каждую твою фразу. Назначать встречу там, где тебе кажется удобным… «Но откуда этот Борис Михайлович знает меня?» – вдруг мелькнула мысль, и она почувствовала, что краснеет. Всех принятых в модельное агентство Альберт Львович заставил сфотографироваться не только в разных нарядах, но и обнаженными. «Никаких непристойных поз тогда не было… - вспоминала Аня. – Но он все-таки знает, в чем меня мама родила…. Фотограф долго возился с нею, жалуясь на то, что у нее постоянно меняется выражение лица. Может, он тайком щелкнул ее и в какой-нибудь не очень приличной позиции? Он потратил на нее целую пленку, снимая ее все время в движении…. Она поднимала руки… Нет, ноги были все время вместе… Глупая я и наивная, - с досадой подумала она. – Какая разница, какой он видел меня на фотографии? Мои снимки смотрят теперь, наверно, десятки людей. Сама я этих людей никогда не видела не видела и, возможно, никогда не увижу.. Такая моя профессия – модель… Если это можно так назвать. А вечером он увидит все, что захочет. Тогда я буду уже не моделью, позирующей фотохудожнику обнаженной, а…». Думать об этих вещах не хотелось, и она начала вяло собираться на свидание.
Не успела Аня подойти к аптеке, как из автомобиля, стоявшего у тротуара, вылез крепко сложенный мужчина среднего роста. Он что-то сказал шоферу, и машина стала сдавать назад. Аню удивили зеленоватые, явно толще обычных, стекла машины. «Зачем-то приезжает на встречу с женщиной в бронированном «мерседесе»… - с недоумением подумала она. – Оригинал или хочет удивить…». Пока мужчина приближался к ней, она с интересом рассматривала его. Нахмуренное, даже жесткое лицо, удивительно выразительные глаза. Вся его фигура излучала уверенность в себе и какую-то животную силу. «Идет, как тигр по тайге… Нет, в глазах человеческое тепло, - заколебалась Анна. - В его лице радость жизни, и одновременно недовольство ею… Он располагает к себе…».
Борис Михайлович, подойдя к Анне, чуть поклонился. Не говоря ни слова, он некоторое время смотрел ей прямо в глаза. Потом вдруг обнял рукой за талию, привлек Анну к себе и положил вторую ладонь ей на грудь.
- Вот какая вы… Не ожидал. – Он наклонился и поцеловал ее в висок. – Или лучше «ты». Будем на «ты», нам не нужны церемонии.
Он взял смутившуюся Аню под руку, и они медленно пошли по улице.
- Ты совсем юная… - Борис Михайлович искоса с любопытством посматривал на Аню. – Рядом с тобой я старик…
- Неправда! Вам не больше сорока… Тебе… - К неожиданному «ты» она не могла привыкнуть так сразу.
Борис Михайлович усмехнулся и крепче прижал ее локоть.
- Звучит неискренне! Мне как раз сорок. Но дело не в этом. Ты юная, потому что искренняя и неискушенная. Это сразу заметно по твоим глазам. Они говорят то, о чем ты думаешь. И хотела бы, наверно, держать в тайне… Но глаза твои я увидел только сейчас.
Аня с любопытством посмотрела на него.
- Вы… ты меня уже видел? На фотографии? Обнаженной? – задав вопрос, она тут же поняла, что попала впросак. На ее фотографии не могло не быть глаз.
Борис Михайлович словно почувствовал, что ее волнует, и негромко рассмеялся.
- Вот в этом и состоит очарование юности! Делать все непосредственно, очень естественно, а уже потом размышлять и смущаться, подумав о том, что уже сделано… Близкие знакомые зовут тебя «Эн»? Пожалуй, и я буду называть тебя так… Можешь называть меня по имени и отчеству, а когда привыкнешь – просто «Борис»… Я видел тебя два раза. Последний раз - в ресторане «Пекин», чуть больше недели назад. Ты танцевала с Сергеем Григорьевичем и очень мило с ним беседовала…
«Он был членом жюри на конкурсе красоты! – вдруг вспомнила Аня. – Играл роль директора фабрики, выпускающей «изделие номер два», распорядился бесплатно раздавать публике презервативы. Вот откуда я знаю его! А он запомнил меня – победительницу конкурса. Он надевал мне на голову корону!»
- Ты знаешь Сергея Григорьевича? – с любопытством спросила она.
- Иногда мне кажется, что кроме него я вообще никого не знаю. Я еще обратил внимание, как заволновалась его жена. Даже вилку уронила на пол. Думаю, он убеждал тебя, что его жене наплевать на его амурные похождения… Не стану разуверять…Я засмотрелся тогда на тебя и размышлял, зачем этому старому мошеннику завлекать такую красавицу? Ему пора подавать в сексуальную отставку, а он рвется ко все более молодым и симпатичным. Как раз потому его жена и волнуется. На последних шагах он может оступиться, увлечется. Вдруг он уйдет от нее к молодой и распутной… Потом кусай локти… Или колени, если нравится… Хотя с ее животом легче укусить себя за локоть, чем за колено…
Анна слушала с интересом, а в конце рассмеялась.
- Нет, он уже никуда не уйдет! Сказал мне, что выходит из большого секса. Будет заниматься чистой теорией и учить молодежь… Умному, доброму, вечному. И всему остальному.
На этот раз засмеялся Борис Михайлович.
- Ну, значит, его жене все-таки удастся дотянуть его до финиша! Это ее идея – заставить его учить молодежь… Она вместе со своей подругой очень активно этим занимается на своей загородной даче…
«Господи! – мелькнуло в голове у Ани. – Не иначе, как Вик теперь там у этой старой жабы! У двух старых жаб! А Сергей Григорьевич, какой простофиля! Жена ему внушила, что с сексом пора завязывать, а он распустил уши. Даже устраивает по этому поводу банкет! «Эскулапы не советуют…» Купила она ваших эскулапов, глупый Сергей Григорьевич! А сама бросилась в разгул! Соблазняет молодых, неоперившихся юношей… Что она там, на даче с ними выделывает? Надо расспросить Вика… Его, впрочем, не назовешь неоперившимся… Врежет он этим двум старым теткам по первое число! А может, они ему…»
- Я что-то не так сказал? – забеспокоился Борис Михайлович. – Извини…
- Нет, это мои мысли уплыли…
Он обнял ее за талию и прижал ее гибкое тело к себе.
- Такая маленькая головка и так много больших мыслей! Не иначе – это любовь! Когда девушка временами глубоко задумывается и куда-то уплывает в своих фантазиях – это верный признак того, что она влюблена.… - Он подождал ее реакции и мягко сказал: - Знаешь, Эн… я понимаю, что ты можешь быть влюблена. В твоем возрасте, с твоим обаянием и твоей впечатлительностью странно было не быть влюбленной… Мне об этом можно не рассказывать. Я не претендую на место в твоем сердце. Мне достаточно маленького кусочка твоей жизни. И твоего тела…
Не зная, что сказать, Аня неожиданно для себя спросила:
- А Сергей Григорьевич действительно мошенник?
Взяв ее снова под руку, Борис Михайлович помолчал и ответил довольно равнодушно:
- Нет, это только фраза. Весь наш так называемый бизнес построен на мошенничестве, на связях и протекции высоких чиновников и их подкупе. Сергей Григорьевич действует, как все. Ему такая манера предпринимательства нравится, а мне нет. В этом все наше различие. Он тебя заинтересовал?
- Нет! Совершенно нет! - моментально откликнулась Аня. – Он дал мне свою визитку с гербом…
Борис Михайлович понимающе улыбнулся и торжественно произнес:
- «Князь Лихтенштейнский! Прошу любить и жаловать!» Но титул он, разумеется, не пишет. Только скромная корона на гербе. Недавно это было модно… Но сейчас в крупный бизнес пошли люди из народной глубины. Они берут патриотической идеей, не титулами, а исторической связью поколений. Их аргумент – дипломаты, набитые долларами. Это действует сильнее всяких визиток. Не скажешь ведь «барон Абрамович»… Зато «деньги Абрамовича» звучит солидно. Или «деньги Черномырдина»… Но у Сергея Григорьевича нет твоего телефона…
- Ты его спрашивал?
- С этого и начинал. А потом вышел на Альберта Львовича. По словесному портрету он тут же сказал, что это ты. А потом я сам вспомнил, что ты заняла первое место на нашем конкурсе красоты. И вот я здесь.
Аня поколебалась, но все-таки спросила:
- А жена Сергея Григорьевича?
- Жена как жена… Я ее почти не знаю…
- Она не… не распущенная!
Борис Михайлович остановился и повернул ее лицом к себе. В его глазах искрился смех.
- Ну, ты даешь! Зачем тебе это? И откуда мне знать такие подробности? Их, наверно, даже муж не знает… - Борис Михайлович скептично усмехнулся и добавил: - Это я увлекся. Мужья обо всем узнают последними. Особенно, если они уже в возрасте…
- А твоя… жена?
Отвернувшись и глядя в сторону, Борис Михайлович не спеша пошел.
- Жена… интересный вопрос… Наш знакомый уже успел тебя проинформировать…. – Он словно впервые задумался над этим вопросом. Из его ответа нельзя было понять, говорит он в шутку или всерьез: - Я на свою жену не сетую. Сам с ней живу и всем советую.
- Извини, не хотела вмешиваться…
- Пустяки. Когда мы проведем вместе ночь, разве это будет вмешательством в мою семейную жизнь? А если ты сделаешься вдруг небезразлична для меня, разве это будет иметь какое-то значения? По-моему, ты рассуждаешь не очень логично. А ведь изучала логику в университете… Мне так и сказали: «Хорошая была студентка…».
«Откуда он это знает? – поразилась Аня. – Звонил в университет? Расспросил Альберта Львовича? Но зачем ради одной ночи нужно столько знать обо мне!»
Борис Михайлович словно уловил ход ее мыслей.
- Ты задаешь много вопросов. Мне, но это не так важно. В особенности самой себе. Поэтому ты напряжена и ждешь какого-то подвоха. Плыви по течению, так будет легче. А на все твои вопросы ответит время, сама ты ничего не придумаешь. Короче говоря, у нас не вечер вопросов и ответов. Мы собрались совсем для другого. Давай поужинаем здесь рядом, в ресторане «Кабанчик». Прекрасное, уютное место. А потом посмотрим, как ты живешь.
Через десять минут они были уже в ресторане. На боковой его стене в большом овале был изображен свирепый, мерцающий голубым светом кабан. Его неоновые ноги включались попеременно, и создавалось впечатление, что он быстро бежит. У входа в ресторан их приветствовал высокий негр в черном костюме и высоком цилиндре. Борис Михайлович дал ему десять долларов, негр заулыбался и снял свой цилиндр, обнажив курчавую голову.
- Вас провожат место, карава маба?
- Нет, спасибо. Мы зайдем через другой вход. – когда они отошли на несколько шагов, Борис Михайлович пояснил. – Рядом еще вход. Там стоит такой же симпатичный негр в цилиндре. Оба прекрасно знаю русский язык, коренные, как говорится, москвичи. Но работа требует жертв, с посетителями бормочут на каком-то тарабарском наречии. И правильно делают, некоторым посетителям кажется, что они побеседовали с настоящим негром на настоящем негритянском языке. Это радует.
Негр у второго входа был так же вежлив и, прежде чем поклониться в знак благодарности, обнажил такую же курчавую голову.
В ресторане было немноголюдно, и они заняли столик в пустой части зала. Чувствовалось, что Борис Михайлович уже не раз бывал здесь. Он бегло взглянул в меню и предложил взять шашлык из дикого кабана на шампуре.
- Я обычно пью виски с содовой. Что тебе?
- Сухое вино, лучше «Бордо». – Вспомнив первую встречу с Альбертом Львовичем, Аня улыбнулась. – Но моя мечта – розовое шампанское из калифорнии!
- Какая же это мечта? Это суровая реальность нашей жизни. Оно есть в меню, можем заказать…
- Я шучу… Над собой.
Борис Михайлович довольно потер руки.
- Твое настроение меняется… Я тебя, дорогая Эн, понимаю. Всегда приятно вернуться к простым радостям алкоголизма и секса! Тем более в субботу, когда этикет предписывает находиться в кругу семьи!
Он, не спеша, закурил и положил на стол перед собой пачку сигарет и зажигалку. Аня не удержалась, взяла зажигалку в руки и стала ее рассматривать. На боку маленькими буквами было выбито «Danhill. Gold». «Мерседес» с личным шофером, золотые часы, золотая зажигался… Уверена, все это ему не нужно… Он ироничен, посмеивается и над самим собой… Но все-таки считает нужным обозначить свою принадлежность к определенному кругу. Ему не нужно рассказывать о себе. Достаточно взглянуть на часы и закурить… А перед этим подъехать на бронированной машине с личным шофером…
- Вот ты спрашивала меня о моей жене… И извинялась… - Борис Михайлович неожиданно вернулся к теме, которая, как показалось Ане, была для него болезненной. Но говорил он спокойно, как бы глядя все со стороны. – Молодости всегда сопутствует влюбленность. И у них есть свои миражи… Один из них – ревность. Любимый или любимая постоянно мерещится в сладком соитии с кем-то другим. С сотнями, тысячами других… С возрастом начинаешь понимать, что все это морок, иллюзия, наваждение. Если в голову и приходят сцены измены любимого когда-то человека, они уже не трогают. Они подобны снам, эху, отражениям в зеркале… Их нет, хотя кто-то их видит и слышит… Не всем объяснишь это. Отчасти поэтому я избегаю разговоров о своей жене. Я прекрасно к ней отношусь. А что она делает теперь – мне не интересно. Семья – это вовсе не любовь, хотя и начинается она с любви. Частица старого влечения всегда остается, но в семье не это главное. А что в ней главное, я не знаю. Наверно, привычка. Общество во многом держится на традиции. Не на идеях, принципах, учениях и других головных вещах. На простой, веками устоявшейся привычке. Так же, пожалуй, и семья. Только здесь сроки короче. Как и сама жизнь человека…
В непривычных для ее рассуждениях Бориса Михайловича Аня неожиданно почувствовала его ум. Ум цепкий и тщательно скрываемый. Она была признательна ему за то, что он доверительно говорит с нею о вещах, которые избегает обсуждать с другими. «Он не боится показать себя слабым… Нет, не слабым, а хрупким, - подумала Аня. - Как раз такие как он, являются на самом деле самыми крепкими. А ковбои, выпячивающие грудь колесом, - они слабы…»
- Извини, я отвлекся. – Борис Михайлович движением ладони показал официанту, что не нужно наливать вино, и тот ушел. – Сегодня я буду ухаживать за тобой. Может быть, сумею понравиться… - Он налил ей вина, а себе виски и неожиданно спросил: - Каких мужчин ты любишь?
Аня на секунду задумалась. Не так уж много в ее жизни было влюбленностей, всего две-три, если не считать кратковременных и неглубоких школьных увлечений.
- Я люблю… сильных мужчин… Нет, не то… страстных! Независимо от того, в чем заключается их страсть…
- Чем-то увлеченных?
- Нет, именно страстных! Коллекционер увлечен собиранием марок или этикетом со спичечных коробков… Но даже собственная его жена любил его, наверно, не за это…
- Тогда выпьем за страстных мужчин! Пусть в твоей жизни их будет как можно больше!
Аня недоуменно смотрела на него, но он только приветливо улыбался. Какой смысл он вкладывает в свои слова? Ничего не сказав она отпила немного вина и принялась за еду.
После минуты молчания Борис Михайлович заговорил, как бы продолжая ход своих старых размышлений.
- Пожалуй, я человек не твоей оперы, хотя это и не так важно… В основе страстности лежит вера, глубокая, можно сказать, инстинктивная вера. Вера в то, что в трудную минуту явится тот, в кого мы крепко веруем… Как раз благодаря вере шииту является Шива, а не кто-то другой, буддисту – Будда. К христианину приходит Иисус Христос, мусульманину являет себя Пророк, иудею – Моисей или один из Патриархов… Тому, у кого нет религиозной веры, может встретиться отец или мать, любимая сестра или незнакомая женщина, готовая повести его дальше… К сожалению, ко мне никто не придет. На самом дне моей души нет фундамента веры. Я не верю в человека, он не так прекрасен и совершенен, как его философский рисунок, не верю в прогресс. Даже в самого себя не верю. В этом смысле легко Сергею Григорьевичу. Он верит в то, что нужно непрерывно приумножать капитал. Но, думаю, если у человека есть несколько миллионов и он обеспечил себе независимость от переменчивых обстоятельств, зачем ему удваивать и тем более удесятерять свое состояние?
Борис Михайлович налил себе виски, выпил и подпер ладонью лоб.
– Ты, наверно, думаешь: «Мне бы его заботы!» Но, уверяю тебя, что это такие же заботы, как и твои. Я потом объясню, что я имею в виду. Но если коротко – вера в самого себя или, лучше вера в свою судьбу. Мне сорок, я стою на прочных рельсах и могу свободно катиться. Куда? Не знаю, мне все равно куда. Но в двадцать, в самом начале жизни, когда нет еще прочного положения, нужно верить в свою звезду…
«Альберт Львович не удержался и сказал, что я не хотела идти в его модельное агентство… - думала Аня, слушая этот неожиданный монолог о вере. – А может, сам Борис Михайлович настолько проницателен, что уловил мои колебания? Он, наверно, постоянный клиент модельного агентства и хорошо изучил психологию таких, как я… начинающих…».
- О вере хорошо было сказано, Борис… Михайлович…Я не шучу, но не надо так много обо мне… Мне действительно сейчас трудно. Однако другого выхода нет. Я его не вижу. Хотелось бы учиться, но я из бедной, почти нищей семьи, меня некому содержать…
- Ну-ну, не расстраивайся! Ты уже нашла выход. Быть может, в твоем положении он лучший… Между нами говоря, я сам начинал свою самостоятельную жизнь в гораздо более суровых условиях. К двадцати годам я уже дважды был под судом. И мог загреметь на пятнадцать лет…
Аню поразило его признание. Вот тебе и удачливый бизнесмен!
- А чем ты… занимался?
Борис Михайлович задумался и улыбнулся, словно на него наплыли приятные воспоминания.
- Фарцевал. Тебе это, пожалуй, непонятно… Менял рубли на доллары, продавал их за рубли. Опять покупал доллары…не только доллары. Покупал все, включая и монгольские тугрики. Не слышала: «Араб пасет отару и получает тугрики». Тем, кто ехал к арабам, я продавал тугрики, тем, кто отправлялся в Европу или Америку, продавал доллары, марки, фунты стерлингов, кроны… Валюту покупал обычно у проституток, обслуживающих иностранцев. Или у их сутенеров. Обычно это были люди, связанные с органами. Так что поддержка имелась. Но случались и проколы… Тогда за эти дела было вплоть до расстрела… Иногда сутенеры, продавая валюту, говорили в шутку: «Маэстро Растрелли, не пора ли на концерт?». Но в мои времена на этом деле миллионов уже нельзя было сделать. Так, десятки, в лучшем случае сотни тысяч…
- Ты, оказывается, хорошо изучил проституток!
- Этого у меня не отнимешь!
- Спал с ними, со всеми?
- Шутишь! Если и случалось, то с единицами. Это же были валютные проститутки! Элита наших доблестных органов безопасности. Мне за них голову могли оторвать! Без всякого следствия и суда…
- Сейчас наверстываешь упущенное?
- Нет. Но по старой привычке расплачиваюсь за такого рода услуги только рублями. Никаких тугриков!
Аня повеселела. «Приятно, проходя кризис, встретить человека, уже преодолевшего его и способного вселить в тебя уверенность. Спасибо Борису за понимание и поддержку», - подумала она и благодарно положила свою ладонь на его руку.
- У тебя ясная голова. Скажи, что мне делать.
Борис Михайлович задумчиво посмотрел на нее, наклонился и несколько раз прикоснулся губами к ее руке.
- Я прожил бестолковую, бездарную жизнь… Как я могу что-нибудь советовать? Какой из меня учитель жизни?!
- Ты хочешь, чтобы я давала тебе советы?
- Нет, конечно. Это было бы глупо. Я старше и опытнее тебя. Хотя опыт – далеко еще не все…
Он откинулся на спинку стула и задумчиво, невидящим взором уставился в конец зала. Потом оперся локтями на стол и положил подбородок на кулаки. Глаза его избегали, однако, смотреть на Анну.
- Мы могли бы поговорить об этом позже, - начал он глухо, - но раз уж ты просишь совета… Извини, если я окажусь чересчур прямолинейным. Насколько я могу судить, ты относишься к женщинам с довольно высокой степенью свободы и самостоятельности. Ты многого могла бы достичь, если бы у тебя были хорошие начальные обстоятельства. Стартовые условия, как говорят спортсмены. Но т вступаешь в жизнь без всякой поддержки и можешь рассчитывать только на себя… Твоя красота, твое тело – вот единственный полноценный товар и продукт, который ты можешь предложить миру. Ты – заложница и жертва своих собственных достоинств, точно так же, как большой спортсмен – заложник своего дарования. В наших условиях красота – это или случайный принц, с маниакальным упорством разыскивающий свою Золушку, или платный секс. Поиски принца – занятие для мечтательниц и авантюристок. К тому же ты, чувствуется, влюблена и не в наследника богатых родителей… Принц отпадает, остается выбранная теперь тобой профессия… Другого варианта я не вижу…
- Мне она не нравится, - тихо сказала Аня.
- Она вообще мало кому нравится! Даже тем, кто ею пользуется! – глаза Бориса Михайловича потемнели, его губы сжались в полоску. – Но она есть и она нужна. Чтобы ни говорили нам моральные проповедники, в речах которых есть все, кроме секса… Давай-ка мы отметим это особым тостом.
- У меня есть знакомая.. – неуверенно начала Аня, не зная, стоит ли об этом рассказывать. – Очень юная и очень симпатичная девушка… Она путана… В хорошем смысле слова!
- А разве у этого слова есть плохой смысл? – добродушно усмехнулся Борис Михайлович.
- Иногда люди называют друг друга «путанами» в ругательном смысле…
- Люди бывают разные. Многие из них глуповаты.
Аня встряхнула головой.
- Хорошо. Моя знакомая – хорошая уличная путана. Там же, вблизи от тротуара, у которого она стоит с подругами, она обслуживает своих клиентов… Я ездила посмотреть, как это происходит… Это – ужас! Что-то немыслимое…
- Вполне вероятно. Уличная проституция – это грязь, - спокойно заметил Борис Михайлович. Не эта ли девочка-проститутка была с тобой в «Пекине»?
- Она.
- Очень милая. Жаль ее. Можно было бы что-то для нее сделать. По ее, конечно, линии. Ведь другой профессии у нее пока, пожалуй, нет.
- Наверно, она поедет в Испанию…
- Уже неплохо. Но к двадцати годам пусть бросает это дело. Даже за границей русской путане тяжело.
- Я поехала к ней на работу без всякого плана. Но, увидев все своими глазами, поняла – я не в самом худшем положении. Там – пропасть, а я только на краю... – Анна закрыла лицо ладонями.
- Ты правильно сделала, что поехала и посмотрела. Все познается в сравнении. Инстинктивно ты захотела сравнения. – Борис Михайлович отнял ее ладони от лица и сжал в своих. – Волею судьбы ты пошла путем, к которому у тебя не лежит душа. В такой ситуации можно сделать одно: убедить себя, хотя бы на время, что это как раз то, что нужно. Давай-ка мы отметим это особым тостом…
Он налил себе виски и поднял рюмку.
- За путан, чтобы судьба дала им счастье!
- За них… - прошептала Анна и опорожнила свой бокал до дна.
Борис Михайлович прищурившись посмотрел на нее и улыбнулся.
- Не любишь обходить острые углы… Научишься… то, чем ты теперь занимаешься, - это обычный бизнес. Как бизнесмен бизнесмену могу тебе кое-что посоветовать. Учти только, совет – это не приказ… Правило в бизнесе простое: когда у тебя успех, у тебя много друзей, нет успеха – нет друзей. В твоем случае – поклонников… Старайся всегда держаться так, будто ты на вершине успеха. Не кисни, не обращай внимания на уколы и обиды. Представь, что ты актриса и играешь новую роль. Быть может, самую удачную в своей жизни роль. Ту, которая позволит тебе раскрыться со всех сторон…
- Но у меня не лежит душа к этой роли. Я мечтала когда-то стать актрисой, но не для исполнения таких, как сейчас, ролей…
- Тебе хочется быть самой собой! – Борис Михайлович рассмеялся. – Выражаясь по-театральному, играть саму себя! Но для настоящей актрисы, чем больше истинное расстояние между ее сущностью и той ролью, которую она играет, тем интереснее играть. Если между нами, я тоже играю роль. Она не отвечает моим природным склонностям, но она, к счастью, очень простая. Роль преуспевающего бизнесмена, человека, способного делать деньги из ничего.
Аня покосилась на его зажигалку, на массивные золотые часы.
- Реквизит, - уловил он ее взгляд.
- Но ты хорошо играешь свою роль!
- Еще бы! Я ее заучивал двадцать лет! Кроме нее у меня была, пожалуй, только эпизодическая роль незаботливого мужа… Вот ты говорила, что хочешь учиться… Боюсь, из этого ничего не выйдет. Красота – скоропортящийся товар. Его нужно реализовать немедленно. На Западе путаны работают до пятидесяти лет, и на них есть спрос. Балерина выходит на пенсию в тридцать пять, а наша путана оставляет свою профессию еще раньше. У нас предрассудок – путана должна быть молодой. За тридцать – уже не совсем то. После сорока – почти перестают платить. Я советую тебе представить, что ты спортсменка, тогда тебе легче будет привыкнуть к новому темпу своей жизни. Спортом активно занимаются в двадцать лет, а в тридцать обычно уже завершают спортивную карьеру…
- Актриса, играющая роль спортсменки… - заулыбалась Анна.
- Пусть так… И еще один совет бизнесмена. Деловой человек – это, прежде всего, его связи. Я – это те другие люди, с которыми я соприкасаюсь и глазами которых смотрю на себя. Если бы у меня не было связей, то даже со своей кучей денег я был бы никем… Знаешь, что тебе прежде всего нужно сделать? Устроить себе праздник!
- Напиться, что ли? – Аня сморщилась. – Я не смогу…
- Нет, праздник начала новой жизни! Пригласи кого-то из своих новых коллег, посидите, выпьете, поговорите о пустяках… Уверяю, тебе будет легче! Из всех знаков препинания ты используешь пока только запятую и многоточие. Запятая – незаконченность, многоточие – неопределенность. Поставь точку! Подведи предварительный итог! Выбрось из головы все старые идеи и мечтания и начни красивую и свободную новую жизнь… Тебе нужно раскрепоститься… Самое время выпить за это!
Аня покрутила на столе свой бокал и подняла его.
- Пожалуй, ты прав… Во мне много незаконченности и неопределенности… Спасибо тебе за советы!
Выпив, они некоторое время молчали, оглядывая уже заполненный зал ресторана. Потом Аня лукаво посмотрела на Бориса Михайловича и неожиданно для самой себя подмигнула ему. Он с нарочитой серьезностью сказал:
- Это и есть женская благодарность за мои советы? – Укоризненно покачав головой, Борис Михайлович не выдержал и улыбнулся. – А знаешь, я и не хочу казаться умнее. Я не профессор философии, чтобы смотреть на окружающий хаос проницательным и понимающим взглядом. При моей профессии выглядеть умным вредно. И при твоей, кстати, тоже. Я не могу предстать полным дураком, но мне лучше выглядеть… немного простоватым. Это внушает успокоение моим конкурентам и умеряет их агрессивность. Но заходить далеко нельзя, иначе вызовешь беспокойство кредиторов…
Когда они вышли на улицу, был уже поздний вечер.
- Давай зайдем на Тишинский рынок? – предложил Борис Михайлович.
- Не поздно? Сколько там на твоих… реквизитных?
- Нисколько. Супермаркет на рынке работает круглосуточно. А ты этого не знаешь! Вот что значит не пьянствовать по ночам!
- У меня все еще впереди!
В винном отделе Борис Михайлович внимательно осмотрел сухие вина и остановился на шампанском. Он подозвал сопровождавшую их поодаль продавщицу и указал на бутылку.
- Вот этого, два ящика.
- Вы на машине? Нет… Но уже поздно. У нас некому доставить вино на дом.
- Позовите тогда администратора… Я думаю, он с удовольствием доставит. Тем более это рядом, через два дома.
Борис Михайлович на несколько минут отлучился. Когда он вернулся, около Анны стояли уже два посыльных с картонными коробками у ног.
В квартире Ани Борис Михайлович поблагодарил посыльных, открыл один ящик шампанского и налил два бокала.
- Пора и нам с тобой отметить твое новоселье!
Они выпили и впервые за вечер поцеловались. Вышло это как-то сухо. «Словно выполнили формальность, - подумала Анна. – А ведь я могла бы и не отшатываться! Борис явно мне симпатичен…»
- К сожалению, я через пару часов уеду, - тут же заметил Борис Михайлович. – Завтра утром совещание, и мне нужно быть на нем с документами. У нас еще будет время…
Он позвонил своему водителю, объяснил куда подъехать… и с бокалом в руках отправился осматривать квартиру.
Приняв душ и причесываясь, Анна увидела в зеркало висящий сзади белоснежный пушистый халат. Она сняла его с вешалки и внимательно рассмотрела. На кармане стоял вензель «А». «Это подарок! – мелькнула мысль. – Первый подарок! Когда он успел его купить? И незаметно повесить?» Она быстро одела халат и выбежала из ванной с возгласом:
- Борис! Борис!
Борис Михайлович стоял посредине комнаты с бокалом в руках. Она сделала несколько быстрых шагов, обняла его за шею и поцеловала. Свободной рукой он обхватил ее тело под халатом. Потом прижал ее к себе так крепко, что у нее перехватило дыхание. Так они стояли, прижавшись друг к другу, целую минуту. Наконец он отстранил ее и запахнул на ней халат.
- Что ты выскакиваешь из ванной, как Архимед с криком: «Ай, да Пушкин! Ай, да сукин сын!» Вот смотри, вино пролилось на ковер…
- Какие пустяки, - пролепетала она и снова крепко прижалась к нему.
Два часа пролетели как одно мгновение. Когда водитель позвонил снизу, из машины, Борис Михайлович еще был раздет.
- С вами, женщинами, потеряешь голову… - бормотал он, одеваясь.
- Не нужно, чтобы было много женщин… Голова всего одна…
- Хотелось бы, но не выходит.
Он поцеловал ее на прощанье и ушел… «Я забыла даже взять его телефон…» – подумала Аня и тихо засмеялась. Она налила себе полный бокал шампанского и, не отрываясь, выпила его. Защекотало в носу, в уголках глаз она почувствовала слезы.
Глава 2
Альберт Львович чувствовал, что нужно привести в порядок разрозненные мысли. Они разбежались в разные стороны, как тараканы на коммунальной кухне при внезапно включенном свете. Только что не шуршали. Требовался план, пусть даже самый общий.
Больше всего Альберт Львович устал не от долгих сидений в кабинете шефа и не от его монологов. Давила и даже стала отзываться головной болью все яснее открывавшаяся ему неопределенность собственного будущего. Где-то в глубине сознания проскальзывала мысль, что его могут «сдать». Случалось, что его коллеги по бизнесу в интересах дела сдавали милиции своих же. В таких случаях перспектива была мрачной. Скрывая главное, пришить могли все, что угодно. Вплоть до мокрого дела. Выныривали неизвестно откуда взявшиеся наркотики. В рабочем столе обнаруживались патроны от несуществующего пистолета. Появлялись забитые уголовники, мрачно подтверждающие все, что зачитывал им следователь. Адвокат оказывался глуп как пробка или притворялся, что в последний раз держал в руках уголовно-процессуальный кодекс на первом курсе юридического факультета. В такой ситуации совершенно неважным оказывалось, что ты на самом деле совершил, а что даже в мыслях не держал. Или с кем ты знаком, а кого видишь впервые, хотя он и уверяет, что провернул с тобой не одно крупное дело. Имело значение только то, что прикрывается твоим дутым делом, и от чего оно должно отвести глаза. Сам ты можешь этого не знать. Так что наивно удивляться, почему тебе лепят всякую чушь. Если человека заперли в купе поезда, идущего из Москвы в Питер, он обязательно проедет Бологое. А когда тебя сдают по сконструированному каким-то хитрованом делу, ты непременно сядешь. И может случиться, надолго.
«Нет, не должно быть, чтобы я оказался крайним», – уверял себя Альберт Львович. Но подлая мыслишка уже свивала гнездо в его голове. А будет гнездо, появятся и птенцы. И самый большой и наглый из них – постоянный, парализующий волю страх. «Дорогой Юрий Петрович не позволит, чтобы «сдали» …Столько дел переделано вместе! Какие университеты пройдены рядом с ним вдали от обжитых мест!» - внушал себе Альберт Львович, но желанное спокойствие не приходило.
Представительный вице-президент известного модельного агентства в ближайшем будущем мог - волей переменчивой судьбы - оказаться не у дел. Хуже того. Престижные рестораны вполне мог заменить длинный, сбитый из толстых досок стол, уставленный алюминиевыми мисками с тюремной баландой. Все это было бы смешно, когда бы не было так грустно!
Альберт Львович повернул на Тверскую и пошел в направлении Манежной площади. Асфальт уже просыхал после только что прошедшего легкого дождика. Окрашенные в пастельные тона дома выглядели словно отреставрированные. Сияли яркие витрины, в лицо дул прохладный ветерок. Мир казался светлым и радостным, но только тому, у кого на душе было спокойно.
На Пушкинской площади Альберт Львович присел на скамейку, чуть в отдалении от памятника поэту. Александр Сергеевич был, как всегда, задумчив, будто предчувствовал свою скорую гибель. «Много поэтов мне сегодня попадается … - подумалось Альберту Львовичу. - Но совсем нет поэзии. День грубый, как брезентовые штаны провинциального пожарного». Такие дни всегда оставляют в душе тяжелый осадок. Особенно если это душа тонко чувствующего и легко ранимого человека, каким считал себя Альберт Львович. «Обо мне скажут, - пришло ему в голову, - что он умер естественной смертью – связался с мафией. Уже сейчас пора браться за ум, чтобы потом не хвататься за отрубленную голову».
Альберт Львович разглядывал людей, сидящих на скамейках под нависающими над ними кустами сирени. Вот двое приготовились что-то распить. Граненый стакан стоит на скамейке, а спиртное прячется в оттопырившемся кармане. Через минуту Альберт Львович даже сплюнул – с утра и уже водка!
Неожиданно по его телу пробежала дрожь. А не на той ли он сидит скамейке, на которой сидел не так давно знаменитый Сердюк, колоритно описанный в романе Пелевина? Вот в этом самом скверике Сердюк набрался сначала портвейна, а потом шведской водки «Абсолют». Набрался, как говорят, до чертиков. Утром спьяну устроился на работу в японскую фирму. Целый день пил там сакэ с ее президентом. Общался с гейшами, заслужил высокий ранг самурая, чему очень обрадовался. А к вечеру, когда пришел факс с известием, что фирма разорилась, сделал себе, как и полагается настоящему самураю, харакири. И все это – и стремительный взлет, и окончательное падение – заняло ровно одни сутки. Чем он сам лучше этого Сердюка? Ничем, отвечал себе Альберт Львович. Только пью поменьше … А сижу, несомненно, на том самом злополучном месте. И это не случайно. Мое преимущество, а может, думал Альберт Львович, мой недостаток, только в том, что моя карьера не такая головокружительная, как у Сердюка, Заняла она несколько лет. Но когда поступит соответствующий факс, тоже придется сделать себе харакири. Но только уже на наш, русский манер, потому что тружусь в отечественной фирме. И тогда прощай мечты об уютном домике на теплом крымском побережье, о грудастых, широкозадых украинских парубках … Редкий из них доплывает до середины Днепра. Но зато ночью они работают как пневматические молотки, подключенные к компрессору с вечным двигателем. И берут недорого. Потому что, во-первых, небогаты, а, во-вторых, сами получают от этого дела большое удовольствие …
Альберт Львович не раз бывал в Крыму и мог судить о его достопримечательностях со знанием дела.
Но вместо крымского побережья будут, как видно, места невдалеке от холодного Ледовитого океана, вечная мерзлота и опостылевшее кайло в руках …
Обычно Пушкинская площадь успокаивала Альберта Львовича. Он помнил, как, приехав впервые в Москву, прямо с вокзала пришел сюда. Посидел полчаса, любуясь окружающим видом, и неожиданно для самого себя решил: «Буду жить здесь. Лучшего места мне не найти». Жизнь потом не раз бросала его в далекие уральские и сибирские края. Но, возвращаясь сюда, он неизменно находил здесь успокоение.
Сегодня этого не было. Зацепило слишком глубоко. Если продолжать катиться на своей хлипкой дрезине по наезженным рельсам, можно угодить под громыхающий встречный товарный состав. «Рано или поздно будет поздно», - пробормотал он себе под нос, поднялся и двинулся дальше.
Равнодушно прошел мимо гостиницы «Центр», где снимал номер. В этой гостинице приезжих провинциалов селили стадами по шесть-восемь человек в обшарпанные комнаты. У Альберта Львовича был персональный двухкомнатный номер, отремонтированный им за свой счет. В меньшей, спальной комнате стояла раскидистая софа, где-то добытая директором гостиницы. Альберт Львович хотел отделать потолок спальни зеркалами, но директор, потупившись, сказал: «Нет». Он наверняка думал, что раз перед этим делом всегда гасится свет, зачем зеркала? Тем более на потолке? В другой, большей комнате находились письменный стол с двумя телефонами и небольшой журнальный столик с креслами. Холодильник и кондиционер, принадлежащие самому Альберту Львовичу, размещались по углам. В центре комнаты лежал яркий китайский шелковый ковер. На малоискушенных людей все это производило впечатление известной роскоши, особенно в сравнении с другими номерами гостиницы и ее коридорами, устеленными вытертыми казенными красными ковровыми дорожками. Но Альберт Львович не обольщался. В сравнении с кабинетом Юрия Петровича, где все было дорогим и стильным, его кабинет был собранием случайных и лишенных внутренней гармонии вещей.
Один из телефонов в кабинете использовался только в связи с теми многочисленными рекламными объявлениями, которые постоянно давал Альберт Львович. Другой телефон служил для всех остальных целей. Настоятельно нужен был третий телефон, который можно было бы использовать только для сугубо личных разговоров. По нему даже первое «Алло!» звучало бы совершенно иначе, чем по двум другим телефонам. Однако директор гостиницы воспринял идею о третьем телефоне без энтузиазма: «Телефонных номеров не хватает! Вы же не президент страны, чтобы говорить сразу по трем телефонам! У меня у самого только один телефон». Альберт Львович не особенно настаивал. Ему приказано было жить скромно, в гостинице, напоминающей проходной двор. Он и жил, почти что незаметно, именно в такой гостинице.
Зайдя в кафе гастронома «Елисеевский», Альберт Львович взял рюмку хорошего коньяка, двойной кофе и сел за столик. Было немноголюдно, посетители, все, как правило, в солидном возрасте, задумчиво потягивали свои водку или коньяк и ни на кого не обращали внимания. В этом районе Тверской когда-то активно селили известных ученых, писателей и актеров. На их детях природа, как водится, решила отдохнуть. Но они сохраняли привычки своих родителей: держались важно, сдержанно, многозначительно смотрели поверх суетливой толпы. Рядом с ними спокойно думалось о своем, наболевшем.
Альберт Львович похвалил себя за то, что в ответственном разговоре с Юрием Петровичем по преимуществу помалкивал, давая шефу возможность высказаться до конца. Чтобы найти с человеком общий язык, нужно уметь молчать.
Ясно, что Юрий Петрович нацеливается на работу в другой области и рассчитывать, как обычно, на него уже трудно. Понятно также, что самим Альбертом Львовичем наверху не вполне довольны, а может быть даже вовсе недовольны. Его держит на плаву, пожалуй, только Юрий Петрович. Стоит ему уйти, Альберт Львович из легко прыгающего по волнам поплавка может превратиться в зацепившееся за корягу грузило, от которого лучше избавиться, перерезав леску. Насколько глубоко его опустят вниз? Это совершенно непредсказуемо. Не зря Юрий Петрович напоминал, что из фирмы так просто не уходят. Нужно предварительно провести несколько лет под строгим, лучше всего тюремным надзором. Тогда известная отставнику информация потеряет актуальность, и с ним можно будет безболезненно расстаться.
Никакого плана с дальним прицелом у Альберта Львовича пока не было. Нужно поэтому заниматься мелкими текущими делами, а большой план постепенно созреет. Может случиться, откроются новые, совершенно неожиданные обстоятельства. Не всегда ветер дует, как сейчас, в лицо и мешает идти. Наступит момент, когда он переменится и начнет подталкивать в спину. Вот тогда нужно будет действовать быстро и решительно. А пока надо заниматься повседневными, рутинными делами.
У Альберта Львовича были хорошие идеи по перестройки «люкса», не зря он руководил «люксом» уже три с лишним года. Но без команды сверху невозможно было что-то радикально изменить. К тому же некоторые из сотрудников «люкса» успели обзавестись важными покровителями, способными сковырнуть Альберта Львовича как надоевший прыщ. Даже Юрий Петрович просит за «горяченькую», попробуй теперь ее уволь. Но вот теперь команда поступила, можно приступать к делу и решительно все реконструировать.
И вместе с тем в душе у Альберта Львовича разрасталась какая-то неясная тревога. Все в фирме делалось на взаимном доверии, все расчеты велись и уме. Никакой формалистики, никаких бухгалтерских гроссубухов, никаких записей или расписок. Как только человеку переставали доверять, ему приходил конец. Почему новый шеф, если он появится, должен верить той лапше, которую станет вешать ему на уши Альберт Львович? Проще назначить на «люкс» своего, проверенного в совместных делах человека и заниматься в кабинете кондиционером, а не этим самым «люксом».
Будущее, как его представлял теперь Альберт Львович, получалось уже не просто туманным, а предгрозовым. «И мглою бед неотразимых грядущий день заволокло …» - вспомнил он где-то прочитанную строчку и вышел из кафе.
Глава 3
Получив крупную сумму денег от бывшего президента модельного агентства, Альберт Львович задумался и даже как-то погрустнел. «Сбылась мечта идиота…» - вспомнил он слова Остапа Бендера, сказанные в почти аналогичной ситуации.
Надо было что-то немедленно предпринимать, если вообще новый владелец портфеля с валютой собирался что-то делать. Как только завтра к середине дня деньги не окажутся в сейфе у Юрия Петровича, его начнут искать. Найдут, разумеется, быстро. А что сделают потом, об этом не хотелось и думать. У бывшего президента, как бы он ни клялся, многое еще осталось. Но без Юрия Петровича на него не нажмешь. И какими порциями этот проклятый педофил будет цедить? Уже теперь видно, что он прижимист, и своего легко не отдаст. Имеет ли смысл ждать другого случая, когда взнос окажется более обильным? Как известно, жадность фрайера сгубила. Не погубит ли она и мечтателя о беззаботной жизни на теплом побережье? Рискнуть или не рисковать – именно в этом вопрос. Кажется, так его уже кто-то ставил, но кончил весьма плачевно…
Дела в «люксе» шли не хуже, чем обычно. Но внутреннее напряжение день ото дня нарастало. Тяготили неясные предчувствия, а никакого отчетливого плана действий не появлялось. Рискни – посадят, если не хуже, не рискуй – тоже посадят… Есть из чего выбирать…
Чтобы немного разрядиться, Альберт Львович позвонил знакомой гадалке. К ней он относился с явной симпатией, источник которой ему не особенно был понятен. Его привлекало и то, что гадалка пользовалась не обычными картами, которые, как известно, всегда врут, а экзотичными, мало популярными пока у нас картами Таро.
Гадалка была свободна, и Альберт Львович, не спеша, отправился к ней. Жила она на бывшей Пушкинской улице, которую какие-то идиоты переименовали в Большую Дмитровку.
В гадание Альберт Львович в общем-то не верил. Как можно угадать, когда тебя посадят, если, даже имея на шее срок, точно не предскажешь, когда тебя освободят? Или вот, идет навстречу высокий юноша атлетического сложения, с мужественными чертами лица. Как угадать, что у него: полновесный баклажан или крохотный нежинский огурчик?
Но гадание все-таки приносит известное успокоение. К тому же оно позволяет частично переложить свою ответственность на другого. Если кто-то предсказывал тебе, что получишь баклажан, а ты оказался с малюсеньким огурчиком во рту и вынужден мусолить его, как младенец пустышку, можно в сердцах сказать: «Ну и врун, этот чертов предсказатель!». А уже потом спокойнее заявить: «И я, однако, дурак, что поверил ему!».
«От молодых любовников экстра-класса придется, конечно, отказаться», - думал Альберт Львович, медленно продвигаясь по теневой стороне улицы. Начинается все очень мило. Объятия, ласки, поцелуи, объяснения в сердечной привязанности. И все это - за умеренную плату. Потом оказывается, что у любовника есть свой молодой любовник или, если встретил бисексуала, то еще и любовница. Они тоже требуют денег, и чем дальше, тем больших.
Финансовые проблемы Альберта Львовича волновали в первую очередь. Однако особенно было обидно, что самое святое – любовь, он вынужден был покупать за деньги и должен был содержать за свой счет молодых бездельников, посмеивающихся над ним за его спиной. «Будь я помоложе, - успокаивал он себя, - я брал бы одними своими внешними данными. Лучшие любовники припадали бы к моим ногам и к тому, что торчит между них. Без всяких денег! Сами бы мне платили!» Впрочем, в подобные утешительные рассуждения он сам не особенно верил. Он хорошо помнил, что и в молодости ему приходилось платить за хороших самцов, хотя такса тогда была, к счастью, значительно ниже.
«Нужно все-таки меняться в лучшую сторону, - углублял самокритику Альберт Львович. – Зачем эти шикарные рестораны с их заморскими блюдами и все новые любовники с их непомерными амбициями. Необходимо умерить свои страсти и свою похоть. Ведь главное, что ценится в человеке, - это, как завещал нам Конфуций, удовлетворенность своим положением. Каким бы плохим оно ни было. Нужен аскетизм… Все помыслы следует направлять к высоким ценностям, презирать то, что мешает жить чисто и отрешенно…».
Такой, изредка повторявшийся ход мыслей ни разу не приводил, однако, Альберта Львовича к каким-то конкретным выводам.
Вот, допустим, откажется он от всех удовольствий, станет питаться сухариками, размоченными в воде, и спать, как индийский йог, на гвоздях. Ограничит фантазию и сведет свою внутреннюю жизнь к одним размышлениям о высоких ценностях. Что это даст? В чем они состоят эти самые высшие ценности? Где и у кого их искать? Если человек верит в бога, он может посвятить ему свои мысли и дела. И даже уйти в монастырь, если так уж хочется быть поближе к богу. Тот, кто верит в коммунизм, создаст политическую партию, развяжет гражданскую войну и уничтожит ради своей идеи миллионы людей. Но почему становиться аскетом Альберту Львовичу, если он не верит ни в рай на небесах, ин в рай на земле? Не верит, если уж на то пошло, даже в самого себя? Прямо-таки заколдованный круг! Душа просит высокого. Она готова быть может даже к подвигу. Но зачем нужны будут эти вершины и подвиги? Не совсем понятно…
В свое время в школе Альберт Львович прочел роман Чернышевского «Что делать?». Книга ему определенно понравилась. Она звала к самопожертвованию, а это очень созвучно юношеской душе. Герой романа Рахметов спит на гвоздях, чтобы приготовить себя к перенесению пыток. Он готов во всем себе отказывать. Его друзья проповедуют свободную любовь и отрицают ревность, потому что она основана на дурном чувстве собственности. Спал ли Рахметов на куче гвоздей или, как йоги, на гвоздях остриями вверх, этого Альберт Львович из романа не смог понять. Все равно и так, и так выходило тяжко. Но ему тоже хотелось испытать себя, пусть не гвоздями, но хотя бы чем-нибудь не таким острым.
Вспомнив сейчас этот роман, Альберт Львович с раздражением подумал об аскете Рахметове: «Обыкновенный мазохист. Будь он педиком, с ним опасно было бы связываться. Обязательно бы укусил. Свободная любовь – это неплохо, особенно для тех, у кого есть деньги. Но вот собственность, а значит и ревность, - это святое. Мое, поэтому не трогай».
Альберт Львович периодически возвращался к трудной теме аскетизма, так как хотел показать – и себе, и другим, - что и он не лишен мыслей о возвышенном. Он не автомат, действующий по раз и навсегда заложенной в него примитивной программе, а мыслящий человек, способный совершенствоваться и меняться к лучшему. Он тоже мог бы ограничить себя и даже стать аскетом, а может быть даже святым. Но пусть сначала объяснят, какую это принесет пользу. А если очевидной пользы нет, то любые ограничения только повредят естественному ходу жизни.
Периодические размышления о высоких ценностях и возможностях даже самопожертвования позволяли Альберту Львовичу относить себя к интеллектуальной элите. Конечно, он не пил чаи с голливудскими знаменитостями, не стоял с бокалом шампанского на шумных банкетах, собирающих сливки общества. Тем более он не сидел, польщенный приглашением, за круглым столом в раззолоченном Кремлевском зале среди цветов и лакеев, сочиняя национальную идею. Но определенные, казавшиеся ему небезынтересными мысли о будущем страны, у него были. Да и сама его повседневная работа была направлена, как он полагал, на то, чтобы сеять прекрасное и раскрепощать человека. В конце концов именно красота спасет мир. А «люкс», созданный и взлелеянный им, был самым средоточием, или как сказал бы Юрий Петрович, не к месту будь он теперь помянут, эпицентром этой самой красоты.
Поднявшись к гадалке, Альберт Львович первым делом вручил ей презент, купленный по пути в парфюмерном салоне на Тверской. Она взяла перевязанную яркой шелковой лентой коробочку, понюхала ее и, улыбнувшись, поблагодарила. Это было знаменитое миндальное мыло из «Фармачиа Санта-Мария Новелла» во Флоренции. Гадалка знает, был уверен Альберт Львович, что хорошее мыло принято дарить в знак любви и уважения. «Обычная дура решила бы, - подумал он, - что это намек принять вместе ванну».
В гостиной, обставленной тяжелой дубовой мебелью, они уселись за большим круглым столом, стоявшим в центре. Здесь не было никаких особых символов, связанных с гаданием: зажженных свечей в причудливых канделябрах, хрустального шара, вылупившихся на посетителя экзотических масок. «Карты говорят сами за себя, - объяснила ему однажды гадалка. – Им невозможно ни помочь, ни помешать. Мы с вами только даем им возможность высказаться». Особую атмосферу создавали, пожалуй, только темно-красная обивка мебели и такого же цвета тяжелые бархатные шторы.
- Может быть, выпьете что-нибудь? – спросила гадалка.
- Пожалуй, чай. Я уже полдня пью коньяк и кофе.
- На вас это не похоже. Случилось что-нибудь?
- Нет, ничего особенного. Все ошибки молодости…
- Некоторые совершают ошибки молодости до глубокой старости, - с каким-то тайным намеком сказала гадалка и отправилась на кухню готовить по особому рецепту чай. Альберт Львович не спрашивал, какие она использует травы, но чай получался удивительно ароматным и вкусным и заметно бодрил.
«И угораздил меня бог родиться голубым! – думал в ожидании чая Альберт Львович. – В этой стране, с ее дикими нравами и острой неприязнью к гомосексуалистам!» Был бы ты обычным мужчиной, рассуждал он, женился бы вот на такой простой и рассудительной женщине с милым лицом и все понимающими глазами… Не мотался бы по тюрьмам и лагерям, а нарожал бы кучу детей, таких же смышленых, как и их мама. И ходил бы на спокойную работу…
Здесь мысль Альберта Львовича замедлила свой ход, а потом и вообще сдала назад. На какую именно ходил бы он работу? Мастер на заводе? Прораб на стройке? Пять дней в неделю паши, в ушах трехэтажный мат. После работы – выпивка с приятелями в какой-нибудь забегаловке. Дома жена: «Опять ты, скотина, нажрался! А кто детей содержать будет, пьянчуга несчастный?» И не осталась бы она доброй и миловидной, а оплыла бы от родов и обозлилась бы от бесконечных забот…
И здесь Альберт Львович чувствовал обычный заколдованный круг. Жениться и изменить жизнь было бы хорошо. Но вышла бы из этого непременно гадость. «Вот судьба интеллигентного, мыслящего человека, - подвел он грустный итог своим мыслям. – Какие самые изысканные блюда не ешь, все равно из тебя выйдет самое обычное говно. Какие распрекрасные планы самоусовершенствования ни строй, окажешься в постели с молодым подонком, который хочет от тебя одного – денег».
Пока они неспешно пили чай, гадалка рассказывала о картах таро:
- Это великое изобретение. За ним тысячелетия опыта. Скорее всего, эти карты пришли к нам из Древнего Египта. По-египетски они назывались «Та-Рош» – «Путь царей». Каждая карта – символ со многими значениями. В таро 78 отдельных символов. 22 карты – это Старшие Арканы, или самые важные тайны. Они символизируют жизненный путь человека. 56 карт – Младшие Арканы, от них произошли наши обычные карты. В современном комплекте карт таро добавлены две пустые, белые карты. Выпадение такой карты может означать скрытность вопрошающего, непредсказуемость его будущего или даже смерть, хотя не обязательно физическую. Это может быть просто коренное изменение личности...
Гадалка унесла пустые чашки, достала из ящика комода колоду крупных карт и спросила:
- Вы хотите получить ответ на какой-то конкретный вопрос, касающийся будущего, настоящего или прошлого?
Альберт Львович на мгновение задумался и ответил:
- Нет, у меня расплывчатый вопрос, о будущем вообще…
- Значит, вопрос «Что делать?» – сказала гадалка и в ее голосе Альберту Львовичу почудилась легкая ирония. – Тогда нужна вся колода. Младшие Арканы говорят только о конкретном…
Она принялась аккуратно тасовать колоду, кончиками пальцев буквально ощупывая каждую карту.
- Альберт Львович, что вы обычно предпочитаете на завтрак? – спросила она, продолжая перемешивать карты и внимательно глядя на него.
- Да как сказать… Смотря, где завтракаю… Но обычно что-то английского типа: овсяные или кукурузные хлопья с молоком, кусочек ветчины, сок. На ленч идет, конечно, что-то посерьезнее… Люблю отварного лобстера с салатом из крабов и авокадо. Иногда осетр или семга…
- Вы предпочитаете рыбные блюда?
- Пожалуй, да. Но многое зависит от того, обычный это ленч или деловой. Иногда приходится считаться со вкусами партнера…
Альберта Львовича не удивляли эти, совершенно не относящиеся к делу вопросы. Он знал, что гадалке нужно установить с ним душевный контакт, настроить свои мысли на ту частоту, на которой в данный момент работает его мозг. Для этого годились любые незамысловатые вопросы.
- Считаться со вкусами партнера или партнерши? – спросила гадалка и бросила на него быстрый взгляд.
- Когда как, - ответил Альберт Львович. «Интересно, догадывается она, что я голубой? Скорее всего, да. Я же вижу, что она не лесбиянка», - подумал он и перевел разговор на другую тему.
- Можно ли верить картам? Доказывают они что-нибудь? – спросил он, глядя на ее руки, спокойно лежащие на колоде карт и как бы слившиеся с нею.
- Верить, конечно, можно. Мы можем гадать и дважды, и трижды, но ответ будет одним и тем же. Другое дело, сформулирован ли вопрос к картам конкретно. На неоднозначный вопрос и их ответ будет уклончивым. Кроме того, сам спрашивающий должен быть уверен, что желает получить ответ. Иногда человек боится своего будущего или прошлого и в глубине души не хочет знать правду о них. Карты дадут неопределенный ответ. А что касается того, доказывают они или нет… Вы мне скажите сначала, что значит доказывать, и тогда я попробую ответить на ваш вопрос. Я сошлюсь на простой пример. Хотите, я докажу, что каждый человек – ребенок?
- А разве это можно доказать? – спросил удивленный Альберт Львович. – Вот, например, мы с вами уже далеко не дети…
- А вы послушайте. Допустим, мы собрали людей, родившихся в разное время и строим их в ряд. Первым в ряду поставим человека, который только что родился. Вторым – того, кто родился секундой раньше, третьим – родившегося на секунду раньше второго и так дальше. Последним в ряду будет очень старый человек, которому сто с чем-то лет. Рассуждаем, начиная с первого стоящего в ряду. Он, без сомнения, не взрослый, тем более не старик, а ребенок. Возьмем произвольную пару в этом ряду. Если первый из них ребенок, то и непосредственно следующий за ним тоже является ребенком. Ведь он старше предыдущего всего на одну секунду. Из этих двух наблюдений вытекает заключение, что каждый человек в ряду является ребенком. Каждый, включая первого и последнего.
- Но последний, как мы условились, древний старик, - возразил Альберт Львович.
- Старик, так сказать, фактически. Мы видим и знаем, что ему сто с лишним лет. Как раз поэтому мы и поставили его в конце ряда. Но по нашему рассуждению выходит, что он ребенок.
- Значит, нам нужно верить своим глазам и фактам и не верить своему уму, либо – наоборот, - подытожил Альберт Львович. – Странное доказательство.
- Все доказательства странные, потому что они искусственные. Надо больше полагаться не на доказательства, а на свои чувства и непосредственную очевидность. Полагаться на свою интуицию. Хотите, я докажу, что детей вообще нет, а все люди являются стариками?
- Этого не может быть, - возразил Альберт Львович. – Детей полно, да и мы с вами не старики.
- Допустим, что мы построили длинный ряд людей, различающихся в возрасте всего на секунду. Начнем с другого конца этого ряда. Первым будет глубокий старик. Каждый следующий в ряду родился всего на секунду позже, чем предыдущий. Там что если предыдущий – старик, то и следующий за ним – тоже старик. Значит, каждый в ряду является стариком. Включая, конечно, и последних в ряду, которые только что родились.
- Ну, здесь уже полный абзац, - сказал удивленный Альберт Львович. – Выходит, что все люди – дети, а стариков вообще нет, и что все люди – старики, включая и детей.
- Так и выходит. Умерьте свой восторг перед доказательствами. Карты не доказывают, они просто говорят. Они обращаются не к разуму, а к чувствам, к самым глубоким нашим чувствам, о существовании которых мы сами, быть может, не догадываемся. Каждая карта – это как бы окно в подсознание, она помогает сосредоточиться и вглядеться в то, что лежит на самом дне нашей души…
- В самой грязи… - заметил Альберт Львович.
- Ну, почему же в грязи! На своем дне душа кристально чиста и безмятежна, там нет ни плохого, ни хорошего. Это как в раю, где все люди одинаковы и среди них нет никого, кто хоть в чем-то был бы лучше других. Там нет добра, потому что нет зла…
- Со временем мы там побываем, - философски заметил Альберт Львович. – Посмотрим, что там есть, а чего нет…
- Ну, что же, - сказала гадалка, - мы, как будто, готовы к гаданию. Не рассуждайте, а наблюдайте, не осмысляйте, а созерцайте. Старайтесь пользоваться образами, а не словами, дайте картам возможность говорить с нами свободно. Вопрос и ответ – две стороны одной и той же медали. Если возник вопрос, ответ на него уже существует. Расслабьтесь, раскрепоститесь… Вы помните, что самое главное при раскладывании карт – правильное дыхание? Дышите ровно, глубоко. Разомкните конечности, не перекрещивайте ни ноги, ни руки. Существуют разные способы гадания. Какой выберем? С анализом вашей личности, естественного и альтернативного хода событий или самый прямой и простой способ?
- Пожалуй, лучше прямо в лоб, без особых деталей, - решил Альберт Львович.
- Хорошо, так и будем, - сказала гадалка и одним быстрым движением руки, лежавшей на колоде, распределила все карты полукругом так, что виден был краешек каждой из них. – Закройте глаза, протяните левую руку, поводите ею над картами. Какая-то из них отзовется. Вы почувствуете покалывание, тепло или что-то подобное. Откройте отозвавшуюся карту, сегодня она ваша.
Альберт Львович проделал всю процедуру и открыл первую карту. Она была пустой, на ней не было никакого рисунка.
- Неплохо для начала, - сказал он, помрачнев. – Раз - и на тот свет, где одна пустота.
- Нет, - сказала гадалка, – вы торопитесь. Если белая карта выпадает первой, она не может означать смерть. Смерти всегда предшествуют какие-то обстоятельства – болезнь, неприятности, враги, злой рок. Карты должны сказать об этом. Скорее всего, белая карта означает здесь непредсказуемость вашего будущего. Или то, что вы пока не готовы узнать правду о нем. Некоторые предпочитают закончить на этом гадание. Душа должна быть готова не только к вопросам, но и к ответам.
Альберт Львович на минуту задумался. Гадалка достала из секретера кисет с марихуаной и медленно скрутила толстый джойнт.
- Не хотите травки? – спросила она. – Это немного раскрепостит ваши мысли. Вы не знаете еще, чего вы хотите.
Альберт Львович отрицательно покачал головой. Она закурила и по комнате поплыл сладкий дымок.
- Некоторые выпивают, а я больше люблю покурить. Вы решились? Продолжим? Первую карту всегда трудно истолковать. Это как ребенок, который только что родился. Кто скажет, что из него выйдет? Шахтер, художник, композитор или бизнесмен, как вы?
Альберт Львович снова стал водить левой рукой над полукругом карт. Он почувствовал, что его ладони вспотели. Вытянутая карта оказалась Шутом. На ней был изображен человек в одежде шута, несущего на палке небольшой узелок.
- Вот теперь ситуация яснее, - сказала гадалка. Она смотрела на открытую карту так, будто видела ее впервые. – Видите, на карте доминирует белый цвет. Он олицетворяет пустоту, но одновременно и полноту, поскольку белый объединяет в себе все цвета солнечного спектра. Пустота – это вместилище. Как пространство открывающихся возможностей она составляет сущность всех вещей. В древней китайской книге «Дао Дэ-цзин» говорится:
Тридцать спиц и втулка составляют колесо,
Но лишь пустота между ними составляет
сущность колеса.
Дно и стенки из глины составляют кувшин,
Но лишь пустота внутри них составляет
сущность кувшина.
Пустота – это еще ничем не заполненные страницы будущего. Обратите внимание, дорогой Альберт Львович, Шут держит в руке розу – символ чистоты, «чистого листа», на котором еще предстоит что-то написать. Узелок шута невелик, в нем только самое необходимое, сопровождает шута только его верный друг – белый пес. Горы, окружающие Шута, и сияющее солнце прекрасны, но он идет в новое, неизведанное место. И берет с собой из прошлого только самый минимум. Шут – это игрок, безумец, но он может быть и Господином Богом, начинающим какую-то неведомую никому игру. В астрологическом плане эта карта соответствует планете Уран, олицетворяющей неожиданность и стремление к свободе. Карта советует не упускать возможность отправиться в неизведанное. О том, чем все закончится, лучше будет подумать потом. Нужно идти с легким сердцем и не сожалеть о прошлом. Неведомое на самом деле не так опасно и не так страшно, как знакомое. Нужно идти вперед и не бояться сорваться в пропасть…
- Порвать с прошлым и идти в неизвестность… - повторил Альберт Львович. – Начать новую, только тебе известную игру…
- Что еще важно, - кивнула головой гадалка, - шут всегда весел. Если вы следуете ему, не принимаете всерьез того, что происходит с вами. Жизнь, в сущности, только игра, так что учитесь смеяться и в особенности – смеяться над собой.
- Две открытые мною карты перекликаются между собою, - заметил Альберт Львович. - Я и в самом деле не хочу даже допустить мысли, что все нужно начать с чистого листа…
- В некоторых толкованиях ваша вторая карта в прямом положении может означать глупость, а в перевернутом – сумасшествие, - задумчиво сказала гадалка. – Но вряд ли эти толкования относятся к вашему случаю.
- Начинать в пятьдесят лет все заново – глупость. Это вам скажет каждый. Если, конечно, не сумасшествие.
- Не преувеличивайте, - возразила гадалка. – Лев Толстой попытался начать совершенно новую жизнь около восьмидесяти. И потом, заново – не значит с нуля. У Шута есть друг, или, говоря современным языком, у него есть связи. И есть узелок со всем необходимым для ближайшего будущего. - Она сделала паузу и добавила: - Не следует выводить из гадания прямые и простые советы. То, что говорят карты, надо пропустить через душу, оставив в стороне разум. И душа отзовется на сказанное. Разум – не главное в жизни. Жизнь строится не на красивых принципах и теориях, а течет сама собой, следуя традиции. Теории приходят и уходят, а жизнь продолжается… У вас остается возможность вытянуть третью карту. Можно, конечно, читать и дальше, но лучше поостеречься. Если карты с самого начала говорят уклончиво, для этого есть причина. Или внешние обстоятельства еще не сложились и остаются неопределенными, или ваша душа пока противится однозначному ответу.
На этот раз Альберт Львович открыл карту, изображающую башню с короной вместо купола. Ее окружали тучи, молния поражала ее вершину, так что башня дала трещину, а корона накренилась и готова была упасть. Из окон вырывалось пламя.
Внимательно посмотрев на Альберта Львовича, гадалка сказала:
- Сама по себе эта карта символизирует полный крах, распад всего, что составляло основу существования, переворот представлений о мире, бессилие перед грозной волей обстоятельств. Иногда на карте изображаются еще две человеческие фигуры в царских одеждах. Они летят вниз в открывшуюся перед ними пропасть. Но в свете двух предыдущих карт, особенно предшествующего Шута, значение Башни несколько меняется. Это не только крах всего, но и очищение души перед началом нового круга радостей, грехов и страданий…
- Катарсис? – полувопросительно сказал Альберт Львович, запомнивший новое, поразившее его слово.
- Можно сказать катарсис… Хотя в общем это понятие больше относится к искусству, к сопереживанию чужих чувств и несчастий. Помните, у Пушкина: «Над вымыслом слезами обольюсь…». Слезы над бедствиями других людей смывают грязь и все случайное с нашей собственной души… Башню можно истолковать применительно к нашим обстоятельствам так. Вы строили свой дом на песке, и то, что вы считали незыблемой основой жизни, оказалось только иллюзией. Оно внезапно рассыпалось как карточный домик, и все труды пропали даром. Не надо пытаться восстановить разрушенное. Это уже не удастся. Лучше переждать, пережить свое отчаяние, и приняться строить новый дом. И скоро вы почувствуете, как в вас вливаются новые силы…
- Крушение и воскрешение, - подытожил Альберт Львович. – Это как у буддистов – смерть и воскрешение, но уже в виде совсем иного существа. Умер, скажем, человек, а вместо него появилась жаба…
- Может быть… Но в нашем случае нет смерти. Речь идет о коренном преобразовании личности…
- Со сменой паспорта? – саркастически уточнил Альберт Львович.
- Паспорт – мелочь. Появится новый человек, начинающий строить совсем иную жизнь… Вы пытаетесь свести сказанное картами к конкретному совету, даже к деталям. Не надо. Просто запомните все. Со временем вдруг поймете, о чем шла речь.
Поблагодарив гадалку и оставив ей сто долларов, Альберт Львович попрощался с нею.
Уже на улице Альберт Львович выругал себя. Не верить или почти не верить в гадание и так остро переживать процесс гадания! И все-таки идея, что нужно изменить все, запала ему в голову. «Нужно начать строить новый дом…» - подумал он, и в его воображении возник небольшой, уютный двухэтажный домик с верандой о колоннами , стоящий почти на самом берегу теплого Черного моря.
Присев на скамейку на Пушкинской площади, Альберт Львович свел все свои мысли к одному простому выводу: нужно все менять. С полчаса он сидел, бездумно глядя на прохожих, но потом вдруг заколебался. В его душе заскребли кошки, и он, подумав, позвонил еще колдуну-негру.
Откуда взялся в Москве этот негр, прекрасно говоривший по-русски и одновременно называвший себя колдуном племени ндембу из Замбии, было неясно. Но его своеобразное гадание «путем встряхивания и подбрасывания» пользовалось успехом, и Альберт Львович пару раз бывал у него.
В круглую плоскую корзину из прутьев колдун уложил около тридцати предметов разных форм, размеров и цветов. Среди них были сухие кусочки белой и красной глины, косточки каких-то экзотических плодов, маленький барабан из дерева, грубо вырезанные фигурки людей в различных позах. Колдун долго бормотал что-то над корзиной на одному ему понятном языке. Потом, раскурив причудливую трубку и пустив в сторону Альберта Львовича сладковатый дымок, он принялся встряхивать и подбрасывать предметы в корзине. Когда они образовали кучу в дальнем ее углу, колдун молча указывал Альберту Львовичу на три верхних предмета. Это повторялось трижды. Единственным предметом, которого трижды касался палец колдуна, оказалась маленькая фигурка человека. Она изображала мужчину, сидящего съежившись, подперши подбородок руками и опираясь локтями на колени.
Колдун отложил в сторону свою дымящуюся трубку и на минуту задумался.
- Это нерешительный, непостоянный человек, - сказал он, взяв в руки сгорбившегося деревянного человечка. – Но это может быть и человек, от которого не знаешь, что ожидать. Своенравный, он то раздает подарки, то скаредничает. Часто без видимой причины неумеренно хохочет, а иногда не проронит ни слова. И еще эта фигурка означает человека, являющегося всем, чем угодно, для всех. Такой человек – как пчелиный воск. У огня он плавится, а в холодном месте твердеет. Он меняет свое поведение, приноравливаясь к окружению. Людям такого сорта нельзя доверять. К вам относится последний случай. Это все.
«Какие-то ребусы и кроссворды», - подумал Альберт Львович. Он еще раз окинул взглядом обитель колдуна. На стенах висели шкуры каких-то африканских животных, множество выразительных масок, некоторые из черного дерева. В углу стояла массивная деревянная скульптура какого-то сурового африканского божества, наверное, дальнего предка колдуна. В другом углу располагалась связка копий с цветными лентами. Не было ни одного предмета, который можно было бы приобрести в обычном московском магазине. Даже люстры на потолке не было. Зато неподалеку от божества стояла деревянная ступа, из которой торчали палки, концы которых были чем-то обмотаны. «Оформил все, как свою хижину в Африке. Если только она у него была, - заключил Альберт Львович. – Освещается факелами… Спалит он, к черту, этот дом своими ритуальными огнями!»
Неожиданно колдун словно очнулся и внимательно посмотрел на Альберта Львовича.
- Ты белый, и ты не веришь мне. Мое гадание вряд ли тебе поможет. – Колдун скривил свои выпученные, отдающие синевой губы в усмешке и развел руками. – Ты веришь в медицину, веришь в законы и еще в тысячу разных вещей. А больше всего ты веришь в самого себя. Таким гадать бесполезно. Наши люди, когда они приходит ко мне, верят только моим словам. И эти слова спасают их. Нельзя полагаться только на самого себя, потому что в спектакле собственной жизни человек играет лишь небольшой эпизод. Запомни это.
Альберт Львович пропустил все это мимо ушей. Разделение тех, кому гадают, на своих и чужих, было ему непонятно. Совет не верить в самого себя, а полагаться на какие-то высшие силы, показался наивным.
Расплачиваясь с колдуном, он с иронией спросил:
- Рубли или, быть может, замбийские динары?
- Доллары, - равнодушно ответил колдун. – В Замбии нет динаров. А доллар он, как известно, и в Африке доллар. Так же, как и у вас.
Альберт Львович попытался пошутить:
- Доллар – он и в раю доллар?
Но колдун ответил совершенно серьезно:
- В вашем раю – да. А у нас рая нет. Наши умершие не уходят в особое место. Они продолжают жить среди живых, пока, конечно, те помнят их. Но в вашем раю, я полагаю, действительно за все расплачиваются, как и здесь, долларами. Но точно мне это неизвестно. Я там не был и никогда туда не попаду.
«Любопытный человек, - подумал Альберт Львович. - Прожил, наверно, всю жизнь в Москве, никогда Африки не видел, а говорит «у вас». До чего же стоек этот африканский дух!»
Альберт Львович протянул деньги небрежным жестом, каким дарят бисер вождю туземного племени, и ушел.
Гадания мало что прояснили. А последнее даже обидело. «Человек-воск, которому нельзя доверять». Альберт Львович считал себя человеком, на которого можно положиться.
Не нужно особенно задумываться о гаданиях, размышлял он, сидя в такси и направляясь к себе в гостиницу. Как сказала гадалка, только время способно прояснить их смысл. Пока ясно только одно. Следует немедленно, не теряя ни часа, действовать! Надо ринуться в опасную пучину, попытаться выбраться из нее на новый, неизвестный берег и начать строить новый дом. Сейчас у него есть спасательный жилет – деньги, полученные от президента модельного агентства. Если завтра он сдаст их Юрию Петровичу, - а он не может не сдать их уже завтра утром! - он опять окажется почти что беспомощным и беззащитным. Когда подвернется следующий благоприятный случай? Да и подвернется ли он вообще? Спасательные жилеты в виде двухсот тысяч долларов на тротуарах не валяются. Если уж такой жилет попал тебе в руки, хватай его, не раздумывая, и прыгай в бурную пучину… Вдруг вынесет? А не вынесет, значит, не повезло. Кто не рискует, тот не пьет в ресторанах шампанское и не спит с молодыми, красивыми любовниками… Но выходит, что самоуверенный черный, губастый колдун прав: «ненадежный человек»? Ну и черт с ним и с его правотой! Он будет абстрактно прав. А конкретная правота - это пачки долларов на дне скромной, потрепанной дорожной сумки. Самолет исключается. Просветят и тут же обнаружат незадекларированную валюту. Только поезд. Скромное купе, небогато одетый, обремененный заботами пожилой человек. Таких в вагоне почти половина… Кому они интересны?
Глава 4
Владимир Сергеевич проснулся раньше обычного. На душе было неспокойно, вставать не хотелось. В похмельную голову лезли невеселые мысли.
Сын – наркоман, дочь – проститутка, жена – потаскуха… Это похуже, чем японская трагедия: муж – рикша, жена – гейша, сын – мойша… А сам он кто? Интеллигент, младший научный сотрудник. Но это по анкете. А на деле? Неудачник и пьяница. Хоть плачь, хоть смейся. Правильно сказал какой-то классик: «Ему и больно и смешно, хоть член показывай в окно!».
А как все начиналось! Веселые институтские годы, встреча с красивой, стройной и очень страстной девушкой. Любовь не вздохи на скамейке и не прогулки при луне… Короче, почти сразу же забеременела. А он как порядочный человек, тут же на ней женился. А ведь знал уже, что дура дурой. Потом дошли слухи, что она гуляет направо и налево. Но было уже поздно. Снова забеременела. Появилась дочь, которую он нежно любит, хотя вначале подозревал, что она не от него. Работа курьером в академическом институте, нищенское существование. Потом кое-как перевели в отдел. Пиши, говорят, диссертацию. И даже тему дали с намеком: как жить человеку дальше? Словно в насмешку. Если не знаешь, как собственную жизнь устроить, подумай тогда над всем человечеством. Думает, но ничего не придумывается. Тупик, просвета не видно. На нем, как ученом, давно поставили, конечно, крест. И правильно сделали. Спасибо, что не увольняют…
Чего ждать и на что надеяться? Дочь на работе, ночь для нее боевое время, обещала, что вечером подвезет немного денег, но так и не появилась. Сын черт знает где. Давно уже не рассказывает, куда ходит и как добывает презренный металл. Ворует, откуда еще его взять. Или крутится вокруг какой-то богатой шлюхи.
Жена сказала, что идет на ночное дежурство. Неделю уже только ночные смены. А после них она будто бы идет на работу или отсыпается у подруги. Подруги у бухгалтерши могут быть, но откуда у нее ночные смены? Понятно, откуда. Прижилась совсем у своего длинноносого педика с перхотью на плечах. Только зачем ему баба? Совсем, видно, обнищал. Живет на ее деньги и использует ее вместо мужика. В тюрьме его, небось, употребляли вместо женщины. А на воле хочет, чтобы все было наоборот. Нашел себе раскрашенную дуру, кладет ее сморщенными титьками вниз и пилит всю ночь. Как у него еще стоит? Скорее всего, никак… Но тогда зачем он ей, если она круглые сутки хочет? Но и у меня с этим делом не лучше. Вот, уже и утром не сразу найдешь…
Трещала голова, но опохмелиться, как всегда, было нечем. «Хотя бы рюмку водки! Алкоголь в малых дозах безвреден в любых количествах…» - Владимир Сергеевич, заложил руки за голову и, отказавшись от пустых мечтаний, уставился невидящими глазами в потолок. Неплохо бы выпить кофе, но его давно в доме нет. Может, хоть чай где-то завалялся? Размышляй тут о добром и вечном, когда даже жажду утолить нечем…
Владимир Сергеевич неохотно спустил ноги с кровати, потер ладонями виски. Пошарил ногой в поисках тапочек, но не нашел их. «Всегда пропадают, - подумал он без всякого расстройства. – Чем больше выпьешь, тем дольше потом их ищешь». Подтянув повыше свои бесформенные семейные трусы, он пошлепал босиком на кухню. В шкафчике нашлась мятая пачка с остатками чая. Поставил на огонь чайник, сел к столу, закурил. Стаканчик бы пропустить, тогда сигарета пошла бы в радость. А так…
Неожиданно в дверь позвонили. «Кого еще черт несет?» – Владимир Сергеевич недовольно поерзал на стуле. Жена от любовника едет прямо на работу. Дочь обычно заскакивает только обеду, чтобы немного поспать и подготовиться к очередной бессонной ночи… Не иначе, как сын. Его уже пару недель не было. Приехал навестить предков! Хотя прекрасно знает, что в доме ни копейки и продавать давно уже нечего…
Взглянув в мутный дверной глазок, Владимир Сергеевич сына не увидел. Стояла тоненькая девушка с пакетом в руках, а за ее плечом высокий парень, и тоже с пакетом. «Грабители! - мелькнуло в голове у хозяина и он злорадно усмехнулся: - Сейчас они осекутся! Единственная ценная вещь в доме – мои трусы. Но я их без боя не отдам!»
Но квартирные воры с полными пакетами на дело не ходят, и хозяин смело открыл дверь. Перед ним стояла очень симпатичная и совсем юная девушка. Она приветливо улыбалась. Владимир Сергеевич улыбнулся ей в ответ и свободной рукой машинально подтянул трусы повыше.
- Мы от вашей дочери, Оксаны. Она сама хотела забежать, но не успевала перед работой.
Парень вышел из-за ее плеча, в его пакете что-то знакомо звякнуло.
- Оксана просила вам кое-что передать…
- Проходите, пожалуйста, - смешался Владимир Сергеевич. – Я, понимаете, только встаю… Еще не в полной форме… Проходите, пожалуйста, на кухню, а то в квартире такой бардак…
Он направился прямо на кухню, но потом опомнился и, указав на две кухонные табуретки, лежавшие почему-то под столом, юркнул в комнату. Брюки валялись на полу, но ни тапочек, ни рубашки не было видно. Владимир Сергеевич зашел в ванную комнату, покопался в картонном ящике, в котором собиралось белье для стирки, и извлек оттуда свою рубашку. Она была немного мятой. Пришлось несколько раз пройтись по ней ладонью, смоченной под краном. Одевшись, хозяин вышел к гостям.
- Меня зовут Аня, или просто Эн, - сказала улыбчивая девушка, и Владимир Сергеевич еще раз удивился, какая она привлекательная. - А это Виктор, или, как я его называю, Вик. Он мой хороший приятель. Мы вместе работаем, ну и все другое…
- Владимир Сергеевич! – манерно поклонился хозяин, но, увидев внизу свои босые ноги, поспешил сесть на табурет. Помедлив, он в задумчивости произнес: - Да… я-то Владимир Сергеевич, а что толку? – хозяину явно чего-то не хватало, скорее всего, опохмелиться.
Догадливый Виктор тут же достал из своего пакета пиво, четырехугольную бутылку водки с замысловатым названием и бутылку какого-то импортного вина. Все это он поставил в центре стола. Аня выложила на кухонный столик яйца в пластиковой коробке, ветчину в прозрачной упаковке и еще какие-то продукты. Хозяин зачарованно следил за руками гостей. Он напоминал ребенка, ждущего, что неожиданно появившийся Дед Мороз вот-вот извлечет из своего объемистого мешка живого щенка.
- А я как раз чай собирался пить, - довольным голосом сообщил хозяин. – Теперь попьем вместе, будет веселее.
Он поднялся, но чересчур резко, и его качнуло.
- Извините, - сказал он со смущенной улыбкой. – Я посижу. У меня сейчас состояние некоторого нестояния…
- Чай – это хорошо, - отозвался Виктор. – Но, может быть, начнем с чего-нибудь покрепче? – он показал глазами на водку.
- Нет, нет! – решительно возразил хозяин, - В такую рань и водку. Это нонсенс. Кто уважает тех, кто с утра и уже водку пьянствует? У меня еще тысяча дел! Вот пиво – это можно…
Не желая показывать босые ноги, хозяин открыл бутылку пива о выщербленный краешек стола.
- Стаканы на полке, в шкафчике, - сказал он, повернувшись к Ане, и приложился к пиву. Оторвавшись на секунду от бутылки, он с довольной улыбкой заметил:
- Человечество делится на тех, кто уже выпил и тех, кто собирается немедленно это сделать. Мы с вами – как раз посередине. Долго в такой позиции не продержаться…
Аня достала три граненых стакана, помыла их и поставила на стол.
- Если можно, мы с Виком не будем пиво… - Сказано это было во-время, потому что пива в бутылке почти уже не осталось. – Только немного вина. И давайте я поджарю нам на завтрак яичницу! Это единственное, что я умею хорошо готовить… - Она говорила это извиняющимся тоном, будто кроме яичницы на этой кухне с одним пустым шкафчиком можно было приготовить еще много разных блюд.
- Яичница – это неплохо, - поддержал ее Владимир Сергеевич и довольно улыбнулся. – Если пиво никто не будет, я, пожалуй, не стану его разливать.
Он бесшумно открыл о крышку стола вторую бутылку пива и ловко запрокинул ее себе в рот. Через несколько секунд она, почти не булькая, опорожнилась. Пустые бутылки были аккуратно поставлены у ножки стола к стене.
Пока Аня готовила яичницу, а Виктор открывал вино, Владимир Сергеевич сидел в задумчивом ожидании, будто прислушиваясь к тому, что происходит внутри его организма. Потом он погладил себя по животу и широко улыбнулся, обнажив отсутствующие зубы по краям улыбки.
- Хорошо, - подвел он предварительные итоги. – Пиво с утра – это хорошо. А водка не пошла бы. Ее можно только потом… Некоторые, конечно, уже с утра водку пьянствуют и беспорядки нарушают. Но не я, точно не я! Я водку вообще не люблю. Гораздо меньше, чем пиво. Что мне нравится, так это ирландский ужин из семи блюд: одна картошка и шесть бутылок пива! Хотя в Ирландии я не был… Но говорят, там только так и ужинают.
Оглядев стол и не обнаружив сигарет, Владимир Сергеевич вынужден был пройти в комнату. «Носки хотя бы одеть», - подумал он. Но на виду ни ботинок, ни носков не было, и он, захватив пачку «Примы», вернулся на кухню… Закурив, он вытер с губ крошки табака, попавшие из сигареты без фильтра, и придвинул пачку Викутору:
- Угощайтесь. Сигареты самые простые, но зато в них нет никаких ароматизирующих добавок.
- Спасибо, мы с Аней не курим.
- Это вы правильно делаете. А я и курю, и выпиваю. Мой девиз: «Курить не брошу, но выпивать буду!»
- Но умеренно?
- Да! – живо отозвался Владимир Сергеевич. – Курю много, но выпиваю в меру. Много нельзя. За жизнь в душе столько разной мути осело! Как выпьешь, она тут же взбалтывается. Самому противно. Нужно стараться не пить. А если не выходит, надо поскорее набраться так, чтобы лыка не вязать. Пусть думают, что ты пьяница. Это лучше, чем выглядеть… - он не смог подобрать подходящего слова, а потом, как показалось Виктору, забыл, о чем говорил. – Трудна дорога от правды к истине!
- Оксана просила сказать, что сегодня вряд ли сумеет заскочить домой. Вот, передала вам немного денег.
Виктор достал из кармана и положил на стол несколько зеленых купюр. Хозяин небрежно сдвинул их в сторону и придавил пепельницей, переполненной окурками. Всем видом он показывал, что деньги интересуют его меньше всего. Глаза его уже блестели.
- Удивительная у меня дочь! – оживленно начал он. – Красавица, умница… И так заботится о родителях! Всего семнадцать ей, а такие вопросы задает, что даже такой опытный человек, как я, не всегда может ответить. «Папа, а почему теперь так много половых извращенцев?» А кто его знает! Ясно, что не из Америки завезли всех этих людей, с сексуальными закидонами. Куриные окорочка из Америки, но изврашенцы наши, отечественные. Раньше их совсем не было, а теперь полно. «Ты, - говорю, - Оксаночка, подальше от них держись!» – «А они, - отвечает она, - почти всегда самые безобидные. С ними без всякой грязи пообщаться можно». Вот и предостереги ребенка, когда у него свои убеждения уже сложились! – Владимир Сергеевич говорил горячо и даже запальчиво, как будто кто-то намеревался ему возражать.
Но Виктор молчал и только согласно кивал головой. Что может сказать отец? Даже будь его дочь хоть Мата Хари, хоть жена римского императора, Мессалина, наслаждавшаяся ролью проститутки в публичном доме. В глазах отца дочь всегда остается обманутой невинностью.
- Сын тоже неплохой, но немного витает в облаках. Жениться не хочет – подавай ему королеву! А где у нас королевы? У нас республика! Пристроился к какой-то старой стерве, и та сбивает его с правильного пути. Знаю я, этих стареющих баб. У мужика седина в бороду, а бес в ребро. А у них бес вселяется прямо между ног, в эту самую, которая богом из ребра зачем-то была изготовлена. Захватит молодого и ублажает его, как может. Что можно, что нельзя – для нее не важно. Вот и выходит ерунда. Какую гадость он ни захочет, она ему - пожалуйста…
Владимир Сергеевич остановился, словно боясь перейти какую-то грань. Потом продолжил, но уже с меньшим энтузиазмом:
- Жена – труженица… Целые дни пропадает на работе. Сейчас и ночные смены уже прихватывает. Все в дом, чтобы был как полная чаша… Меня, конечно, поругивает: «Только могила тебя исправит!» Теперь с нетерпением жду, когда попаду в эту самую могилу. Хочется все-таки быть немного лучше!
Помолчав, Владимир Сергеевич неожиданно перешел от рассказа о семье к общим вопросам нравоучительного содержания.
– Эх, жены, жены!.. И кто их только выдумал! И чего с ними только не бывает! Один мой знакомый поссорился как-то с женой. Выпивали тихо-мирно, и вдруг бац! – коса на камень! Сначала ругались словами, потом предметами… Он не выдержал оскорблений, схватил кухонный нож и ударил ее! Всего пару раз ударил, а она возьми и умри! Сел он на табуретку в угол – стол они давно уже пропили, - допил в одиночестве водку за здоровье усопшей жены… А потом взял и тем же ножом сделал себе харакири! Так, говорят, поступает в Японии уважаемый человек, когда жену свою смертельно прикончит… Но надо же так не повезти! В открытую дверь ввалилась соседка. Видит – два бездыханных тела. Вызвала скорую. Жена, в самом деле, оказалась мертвой. А харакириста откачали! И поделом ему! Не берись не за свое дело! Настоящее харакири делают только в Японии, все остальное подделка. Там этому с детства учат… А у нас больше принято вешаться, а не в живот себя ножичком тыкать… Полежал он два месяца в Склифосовского, а потом суд и пятнадцать лет строгого режима. Это похуже всякого харакири будет! Он не отпирался. «Я ее это самое… - говорит. – И себя хотел это самое… Чтобы на тот свет с чистой совестью! Теперь хочу в тюрьму. И тоже с чистой совестью!» Надолго отбыл… Чистая совесть – это наша национальная черта! Не нужны нам всякие привозные, импортные штучки! Обойдемся своими средствами. Сидишь в Японии и глушишь с женой сакэ – делай себе на здоровье харакири, если так уж захотелось. Но если ты здесь и пьешь с женой водку, у тебя один выбор – вешаться!
Увидев встревоженные лица гостей, Владимир Сергеевич перестал искать на себе брючный ремень, нужный для такого важного дела, и даже замахал руками.
– Но нет! Я с женой ни-ни!.. Она вообще не пьет. А я только по большим праздникам и все больше в одиночестве… Со мной тоже бывают, конечно, интересные случаи, но без крайностей… Вот, например… Хотя, пожалуй, не надо…
Владимир Сергеевич почувствовал, что увлекся и через минуту стал поглядывать на бутылку водки.
- Водка только после пива… - заговорил он неуверенно, словно ожидая поддержки Виктора. – Знаю я тех, кто потребляет пиво после водки. Выпьет такой стакан водки, отлакирует его бутылочкой пива и замрет в задумчивости. Смотришь, а его уже покачивает! Постоит он минуты две-три, колеблясь, как мыслящий тростник, а потом рухнет, как подкошенный. И его уже не поднимешь, как ни старайся.
Виктор не понимал намека, и Владимир Сергеевич зашел с другой стороны:
- Может, по рюмочке, Вик? В качестве аперитива? Перед завтраком, говорят, полезно пропустить рюмашку-другую. Способствует аппетиту. В старой России помещики так и делали. Только проснется, кричит: «Иван, рюмку водки!» А Иван уже тут как тут с запотевшей рюмкой на серебряном подносе. «Изволите ли закусить?» – «Нет, не изволю! По первой не закусываю!» Хлопнет рюмку и только усы вытрет. Но это когда было… Теперь все иначе…
Владимир Сергеевич взял бутылку водки и стал вертеть ее в руках, изучая этикетку.
- «Гжелка», - прочел он. – Никогда не пил. Сейчас столько разных водок, что сто лет живи – все не перепробуешь.
- Наливайте, Владимир Сергеевич. Не тяните, - повернулась к нему Аня. – Яичница уже готова.
Владимир Сергеевич, не спеша, отвинтил пробку и налил себе полстакана водки. Подумав, он добавил еще немного. Виктор поискал в ящике стола штопор, чтобы открыть вино, но не нашел.
- Сейчас сделаю, - пришел ему на помощь хозяин. – Штопор давно уже куда-то завалился. Со временем найдется…
Владимир Сергеевич взял вино, отколупал с горлышка фольгу и ладонью несколько раз энергично стукнул бутылку по донышку. Пробка, однако, не хотела выходить. Внимательно осмотрев ее, хозяин смущенно заключил:
- Придется продавливать. Наше вино обычно открывается легко, а здесь, видишь, импорт…
Большим пальцем правой руки он несколько раз с усилием надавил на пробку. Когда она сдвинулась вниз, он указательным пальцем утопил ее в горлышке.
- Это даже лучше штопора, - заметил он, довольный результатом. – Никаких крошек от пробки в вине… Штопор вообще излишество. Или стучишь снизу, или нажимаешь сверху. Не помню случая, чтобы бутылку не удалось, в конце концов, открыть. Это, можно сказать, закон природы: раз бутылка куплена, она будет откупорена. Иначе не бывает.
Аня поставила тарелки с яичницей с ветчиной на стол и тоже присела на табурет.
- Мы забыли захватить хлеб… - извиняющимся голосом сказала она.
- Пиво – это жидкий хлеб, - успокоил ее Владимир Сергеевич. Тут же он вспомнил, что пиво уже выпил, и добавил: - А водка – это вообще концентрированный хлеб!
- Скажите тост, Владимир Сергеевич. По старшинству…
- За все хорошее, а из хорошего – за все самое лучшее! – не задумываясь, провозгласил хозяин.
Все чокнулись с глухим звоном. Виктор и Анна отпили по паре глотков. Владимир Сергеевич снисходительно посмотрел на них, а затем одним движением влил содержимое своего стакана прямо в горло, а может даже прямо в желудок. Выждав некоторое время, он удовлетворенно заметил:
- Хорошо пошла… Некоторые советуют сначала выпить водки, а уже потом, для полировки, пива. Рассуждают, что пиво без водки – это деньги на ветер. – Чувствовалось, проблема, что пить первым, пиво или водку, его очень занимала. Наверно, это была одна из тех основных тем, которые он обсуждал в кругу близких друзей за выпивкой. – Все зависит от обстоятельств. Если только начинаешь выпивать, может так и лучше. Но если вчера уже немного употребил, начинать следует непременно с пива…
- Вы ешьте, Владимир Сергеевич, - мягко сказала Аня. – Не зря ведь я старалась!
- Да я уже покушал! – Хозяин досадливо махнул рукой. Он явно забыл свое заявление, что только что встал и собирается завтракать. Под настойчивым взглядом Ани он начал, однако, ковырять вилкой яичницу и выбирать из нее ветчину. Через минуту он решил, что долг в отношении еды честно исполнен.
– Прекрасно приготовлено! – похвалил он Аню. – Завидую тому мужчине, которому достанется такая жена! Красавица, умница, готовит… Я сам ученый, человек нетребовательный. С утра чашка крепкого кофе и свежая газета. Потом размышляешь. И только к обеду, бывает, вспомнишь, что не завтракал! Тема у меня интереснейшая – глобальные проблемы человечества. Вопросов тьма, ответов нет. Вот, скажем, кончаются ископаемые природные ресурсы: нефть, газ, руда и тому подобное. Как обойтись без них в будущем? Неизвестно. Или экология. Окружающая среда замусорена, загажена, отравлена. Где человеку жить и чем ему дышать? А перенаселение планеты? Представьте, через пятьдесят лет на каждом квадратном метре будет по человеку! Куда идти? Некуда идти! В гости ходить не надо – все твои родственники и близкие стоят рядом. Лечь спать станет негде. Люди будут спать как лошади – стоя. И это еще не все…
Владимир Сергеевич отодвинул мешавшую ему яичницу и закурил. Его волновали общие проблемы.
- На работе я бываю редко. Раз в неделю заскочу на часик, поболтать с друзьями, узнать свежие научные новости. Делаю науку дома, вот за этим столом. Отодвину грязные тарелки в сторону и пишу что-нибудь. Для больших журналов… - уточнять, что именно он пишет и куда написанное девается, Владимир Сергеевич не стал. – Плохо одно – платят мало. Почти ничего не платят. Это снижает научный потенциал. Можно сказать, теперь он асимптотически приближается к нулю…
Внезапно хозяин замолк. Было видно, что выпитое им пиво и водка делают свое черное дело. Не спасало положение даже то, что пиво пошло перед водкой, а не после нее.
- Сапожник о сапогах, ученый о науке! – снова встрепенулся Владимир Сергеевич. – Давайте я вам расскажу лучше случай с моим знакомым. Он жил в деревне, где когда-то у нас старенький домик был. Так вот, жил он жил в своей деревне лет до сорока пяти, а потом взял и помер. Ну, помер и помер… Правильно, в общем-то, сделал… Что наша жизнь? Влага, туман и пар… Несут его хоронить на сельское кладбище. Дорога длинная, жара, процессия отстала от четырех мужиков, несущих на плечах гроб. Один из них и говорит: «Иван, ты захватил?» - «Захватил, - отвечает Иван, - но сейчас неудобно», - «Ничего, в самый раз!». Поставили гроб на землю, налили по стакану самогона, выпили. Несут дальше. Опять кто-то спрашивает: «Иван, у тебя осталось?» – «Осталось-то, осталось, - отвечает Иван, - но неудобно», - «Неудобно на потолке спать, потому что одеяло падает. А выпить везде удобно». Остановились, опустили гроб, разлили. И тут один вдруг спрашивает: «А Николаю ты налил?» – «Так он же помер!» - удивляется Иван. – «Неужели он настолько помер, что и выпить уже не хочет?!» Открывают крышку гроба. Видят, лежит Николай, бледный-бледный, а в руках у него стакан. И тут до них дошло! Стакан-то у Николая в горизонтальном положении! Он, может, и хотел бы выпить, а налить не может – некуда! Все вытечет!
Владимир Сергеевич весело рассмеялся, Аня и Виктор вежливо заулыбались. Хозяин оказался не мрачным пьянчугой, а разговорчивым и веселым человеком.
- Бывает и хуже, - продолжал Владимир Сергеевич. – Это когда стакан не горизонтально, а вертикально, но донышком вверх! Например, у телеграфного столба. Его дело пропащее – ему даже не пытайся налить! Может, еще по маленькой? Мы же не телеграфные столбы! – говоря это, Владимир Сергеевич уже наливал себе водки. – Но за что выпьем?
Видя, что хозяина надолго не хватит, Аня попыталась замедлить темп выпивки.
- Как вы думаете, Владимир Сергеевич, - попробовала она отвлечь его, - африканские страны сумеют ограничить рост народонаселения? Например, зулусы?
Было, однако, уже поздно. Владимир Сергеевич строго посмотрел на нее, стакан не поставил, а только сказал:
- Не надо при мне по-зулуски. Говорите со мной на языке Пушкина и Менделеева!
- Почему Менделеева? – удивилась Аня.
- Это он изобрел сорокоградусную водку. Благодаря ему, мы сейчас и выпиваем. Так что вы, Виктор, предлагаете?
Виктор поспешно разлил вино и прочувствованным голосом произнес:
- За хорошую семью! За семью, где, как у вас, Владимир Сергеевич, все помогают друг другу!
Хозяин неожиданно помрачнел. Он поставил свой стакан, накрыл его ладонью и долго смотрел в стол.
- За это пить не буду, - мрачно сказал он. – Может, и есть хорошие семьи… Но не наша. Я всех своих, само собой, хвалю. Но если разобраться, похвалить, кроме Оксаночки, некого.
Чувствовалось, что Виктор задел самое наболевшее, и Владимира Сергеевича разбирает злость. В его голосе зазвучали даже агрессивные нотки.
– Где жена? Я говорю всем знакомым, что она пашет днями и ночами. А разве это правда? Ночует она у любовника. Что делает днем, представления не имею. Но денег домой не приносит, это точно. А ее любовник! Вы видели бы это пархатое чучело! В тюрьме сидел, пьет по-черному. Удивляюсь, откуда у него сексуальная сила берется. Тем более на мою квашню. Она одно может, прошу меня простить. Раздвинуть ноги и стонать: «Поглубже! Ах, поглубже!» А там, как сказал классик - правда, не о моей жене - бездна, дна нет! Не приходит домой, так оно и лучше. Но денег могла бы принести. Много времени это не заняло бы.
Владимир Сергеевич схватил сигарету, криво вставил ее в рот и прикурил. Руки у него дрожали. Он помолчал, пытаясь успокоиться.
– В общем, жена совсем исчезла, - заключил он. - Остался без женщины. А еще не старый ведь мужик! Одно теперь спасает – эротические сны. Только благодаря таким снам я и живу нормальной половой жизнью. А сын где? Черт его знает где! Дошел до того, что дома в ванной стал ширяться. Я ему замечание сделал, а он в ответ: «Молчи, тебе всажу!» Вот и все воспитание. Хорошо, что исчез. А появится, опять начнется: то кайф, то ломка. В последний раз телевизор из дома вынес за дозу…
Владимир Сергеевич погрустнел, было видно, что он вот-вот заплачет.
- Одна Оксана, она заботливая дочь, но и она зарабатывает знаете чем? – Владимир Сергеевич оглядел собеседников, но их лица были непроницаемы. – Проституцией она зарабатывает, что там наводить тень на плетень! Иногда, чтобы мне помочь, днем выходит. Прошвырнется по улице, подцепит какого-нибудь полупьяного хмыря. Ночью она не знаю где пропадает со своими поклонниками, а днем сюда приводит: куда же еще! Посидят для приличия за столом десять минут, меня угостят. А потом два часа сопят и охают в соседней комнате. А девке еще восемнадцати нет!
Виктора и Аню смутила эта неожиданная исповедь. «Много выпивки принесли, - подумал Виктор. – Вполне хватило бы пива. Хотя, что там! Через десять минут после нашего ухода на столе была бы не одна, а две бутылки водки…»
- Вы сгущаете краски, Владимир Сергеевич…
- А что их сгущать! Они и так, как говорят художники, густотертые! – хозяин пыхнул чадящей сигаретой и налил себе водки. После этого он неожиданно успокоился. – Ругаю всех. А сам что? Лучше всех? Нет, хуже всех! Бездельник и пьяница! Вот где глобальные проблемы! Здесь, на кухне они, в собственной семье, а не в далеких заморских странах…
Выпив, Владимир Сергеевич вытер губы тыльной стороной ладони, помотал головой и повеселел.
- Хватит о грустном! Вот такой случай… Дело было в роддоме. Вы не бывали там! – спросил он Аню. – Ну, ничего, через девять месяцев побываете. А если повезет, так и раньше. Я сам оттуда не вылезаю…
Мысли Владимира Сергеевича начинали путаться. Аня толкнула ногой под столом Виктора и заторопилась.
- Мы пойдем, Владимир Сергеевич. Очень много дел. А историю про роддом вы потом расскажете. Приятно было познакомиться. Еще увидимся.
- Да вы яичницу хотя бы доели! - хозяин возражал против ухода гостей, но довольно вяло. «Еще четверть часа и за ними некому будет закрыть дверь», - думал он, зная свою дурную привычку отключаться совершенно неожиданно. – Но смотрите… Надо, значит надо. Спасибо за визит и за роскошное угощение. Жалко, все целым осталось! Даже вино не допили… В следующий раз, если соберемся, поговорим более обстоятельно…
Уже у входной двери Владимир Сергеевич неожиданно заключил:
- Правильно, что уходите. Я сначала погорячусь, покричу. А потом выпью еще рюмку и могу заплакать. Кому интересны пьяные слезы? Пропала жизнь… Пошла коту под хвост…
- Не падайте духом… - попыталась утешить его Аня. – У вас еще многое впереди…
- У меня все впереди, только мой перед сзади!
Аня испугалась, что хозяина потянет на пьяные подвиги.
- Только вы, Владимир Сергеевич, сегодня никуда не выходите. Может, Оксана скоро придет…
- Нет, не выйду! – хозяин обнаружил неожиданную твердость духа. – Я уже знаю, чем такие выходы кончаются. Подберут на тротуаре, сначала отвезут в морг, а потом в вытрезвитель! Бывайте…
Некоторое время Анна и Виктор шли по улице молча. Потом он обнял ее за плечи, поцеловал в висок и прижал к себе.
- Не жалеешь, Эн, что сходили? Грустная картина…
- Нет, - ответила она. – Хороший человек, а пропадет…
- Уже пропал…
- Чем-то похож на моего отца. В молодости – грандиозные планы, а потом жизнь засосала, переломала… На столе появилась бутылка… Мать тоже стала выпивать. Младшая сестренка не работает, дома не всегда ночует. Все время врет…Отцу и матери не до нас. Они сами как кошка с собакой, особенно когда выпьют. Спасибо, что к телефону меня подзывают, да и то не всегда. Так хотелось уйти из этого проклятого дома! Но куда уйдешь?
- Мы уже ушли. У нас новая жизнь…
- Не спеши радоваться. Посмотрим, что будет. Где гарантия, что через год мы вот так же, обнявшись, будем идти по улице?
- Но любовь… - Вик встревожился.
- Ее нельзя подвергать таким испытаниям! Ты посмотри, что мы делаем! А дальше, боюсь, будет еще хлеще. Даже не заметим, как наши чувства изменятся. Была любовь, а станет…
- Дружба! – Вик не хотел терять оптимизма и прятался за шутку.
- Хорошо, если так! Но любовь и дружба – совсем разные вещи. С друзьями не сидят в одной постели. Если я захочу выйти из этого круговорота тел в природе, где будешь ты?
- Я с тобой!
- Это сейчас ты так говоришь! А что скажешь через год? Ты все больше увлекаешься своей новой ролью. Это как пьянство. Начинается незаметно, а заводит далеко. Как Альберт Львович говорил насчет черной икры? Начнешь есть – не остановишься…
- Давай не будем об этом, - попросил ее Виктор. – Даю слово, через год мы выходим из этого бизнеса. И начинаем обычную жизнь. Никакое затмение не продолжается вечно…
Аня ущипнула его за бок и засмеялась.
- Ты уже совсем как наш шеф! «Наш бизнес»…
Они долго смеялись и болтали о пустяках. Со стороны могло показаться, что их жизнь так же светла и прозрачна, как бездонное сентябрьское небо над ними…
В «Макдональдсе» на Пушкинской площади они выпили кофе, а затем, переглянувшись, съели по «Биг-Маку».
- Я не манекенщица, - удовлетворенно заметила Аня. – Я обычная девушка. Могу позволить себе любимую русскую забаву – поглощение американской еды в режиме нон-стоп.
- Видишь, у нашей профессии не одни недостатки. Есть и явные достоинства.
Виктор с интересом разглядывал посетителей кафе и с удовольствием ловил на себе взгляды девушек. Их почему-то в кафе было большинство. Аня повернула его лицо к себе.
- Мы сыты, довольны… А что с Оксаной? Как помочь ей вылезти из грязи?
Виктор пожал плечами. Ситуация казалась ему безысходной. Если муха попадает в паутину, ей глупо надеяться на доброго паука.
- А знаешь, Вик, мы рядом с гостиницей Альберта Львовича. Давай зайдем к нему и все расскажем. Все-таки у него больше опыта в таких делах… Что-нибудь посоветует…
Они позвонили по мобильнику Альберту Львовичу и через четверть часа были уже у него в номере.
- Несовершеннолетняя… - Лицо Альберта Львовича скривилось, словно от зубной боли. – Отец – алкаш, но пьет в меру… Хотелось бы взглянуть на такого уникального человека… Почему мы, хочу вас спросить, занимаемся судьбой этой девочки? Таких, как она, тысячи!
- Жалко ее, - просто ответила Аня и достала из сумочки носовой платок. Пока она рассказывала об Оксане, слезы скопились у нее в уголках глаз и в носу.
Альберт Львович прошелся по ковру, потом подошел сзади к Ане, сидящей в кресле, и положил ей руки на плечи.
- Жалость и слезы оставь, дорогая моя, для будущей жизни. Они тебе еще пригодятся и когда-то помогут. В нашей нынешней жизни они способны только помешать. Вот так, девушка. И тебя, юноша, это касается, хотя ты и не собираешься плакать.
Альберт Львович присел к рабочему столу, извлек из стоявшей на нем вазы ярко-красную розу. Полюбовался на нее, понюхал и положил на стол. Лицо его было спокойным и не выражало никаких эмоций.
- Если ты, Анюта, придумаешь, как помочь всем обездоленным и страдающим, я встану перед тобой на колени. И подарю тебе этот прекрасный цветок, Торопись, а то он увянет. У меня такого плана нет. – Альберт Львович внимательно оглядел своих гостей, как бы ожидая возгласа: «Есть такой план!» Гости, однако, молчали и с надеждой смотрели на него. – Час назад я гулял по Тверской и вижу: двое мужчин лет сорока разложили на тротуаре несколько пар поношенной обуви, три старых светильника, еще какую-то мелочь. Пытаются что-то продать, но их все обходят. Судя по одежде и помятым лицам – бомжи. Жалко их? Да. Как и ты, Анюта, я задаю вопрос: как их спасти? И отвечаю: никак! Они сами не хотят спасения! У них горит одно – выпить! А там, хоть трава не расти. Может, какой-то святой нашел бы путь к их душам и перевернул их. Но я не святой. Я рассуждаю просто. Спасти человека против его воли нельзя. Но помочь ему можно! Я дал бомжам денег, и они моментально исчезли, бросив под ногами у прохожих свой товар.
- Много вы им дали? – Вик смотрел на Альберта Львовича с любопытством, словно тот открылся вдруг с неожиданной стороны.
- Нет, на неделю пьянки. В женской компании, естественно. Они это любят, считают, что без женщин жить нельзя на свете… Но думаю, все, что они не пропьют сегодня вечером, ночью у них уже украдут. Их же любовницы.
- Хотелось бы думать о человеке хорошо, - вмешалась Аня.
- Вот и думайте! – Альберт Львович засмеялся. – Что вам мешает?! Только дурак не знает, что человек – это звучит гордо. И что жизнь дается ему один раз и то случайно. Думайте так, но не приставайте со своими высокими идеями к обычному, а тем более к опустившемуся человеку! Дайте ему возможность звучать обычно! – Альберт Львович посерьезнел, побарабанил по столу пальцами. Было ясно, что у него уже есть какой-то план. Не спасти, конечно, но хотя бы помочь… - Относительно этой вашей девочки…Самое простое – убрать ее с улицы и направить в более-менее приличный массажный салон. Или в сауну, в какой-нибудь центр досуга. Для девушек по вызову она слишком юная… Да и опыт у нее другого профиля – быстрый и дешевый секс.. Значит, она красивая?
- Да. – Аня сказала это твердо, но Альберт Львович смотрел на Виктора. Тот утвердительно кивнул головой.
- Высокая, стройная, симпатичная. Через пару лет будет еще обаятельнее.
- Программа-минимум – салон. А что касается программы-максимум, тут есть сложности… - Альберт Львович поднял ладонь и потер друг о друга кончики большого и указательного пальцев.
- Я помогу, - отозвалась Аня.
- Приятно иметь дело с богатой меценаткой. Нужно, к счастью, немного. Можно отправить вашу девочку на работу за рубеж… Работа, как вы понимаете, не пыльная, по ее профилю. Другой специальности у нее ведь нет.
- Только не в Турцию! – вырвалось у Виктора.
- Само собой, не в Турцию! – неожиданно легко согласился Альберт Львович. – Там, в этой Турции… - он помолчал, подбирая слова помягче, - мужчин слишком много… безжалостная эксплуатация. Мошенничают, могут заставить работать сверхурочно, да еще и без оплаты… В ходу наркотики. Подсадят на иглу - не то что, скорая, но и святая помощь не поможет…
- И не в Грецию, - тихо добавила Аня.
- Это уже слишком! – Альберт Львович даже всплеснул руками. – Тебя не устраивает уютный курортный городок у Эгейского моря! На Луну ее, что ли, направлять?! Но там даже воды нет. Фекалии нечем в унитазе за собою смыть.. Остается Испания… Но, как вы понимаете, командировок на испанские курорты я не выписываю. Могут только рекомендовать. Да и то устно. Но в нашем случае, раз она такая юная и неопытная, это не пройдет. В Испании проституция не запрещена, каждый волен распоряжаться своим телом, как ему вздумается. Запрещено наживаться на этом. Тем более, торгуя несовершеннолетней. Обычно нам платят несколько тысяч долларов за красивую девушку, которую мы направляем туда. Сейчас платить придется нам.
Альберт Львович хитро сощурился и замолк.
- Но как отправить ее в Испанию? – нетерпеливо спросила Аня.
Альберт Львович выдержал еще одну паузу и заговорил так, как если бы речь шла о чем-то сугубо будничном.
– Она поедет просто прогуляться на пару недель в Испанию. По приглашению. Думаю, что в город Салоу. Не ошибусь, если скажу, что у нее найдется в этом прекрасном городке хорошая знакомая… Если она предложит вашей смышленой юнатке какую-то работу, пусть не отказывается. Даже от работы уборщицы или официантки. Потом все наладится… Если повезет, конечно… Стоить будет эта затея недорого… Испанцы – народ чрезвычайно темпераментный, но они ревностные католики. Если бы они легализовали проституцию, как, например, в Германии, это приносило бы в их казну десять процентов всех доходов. Но нет! Работать нашей девушке в Испании можно. Но остаться надолго там трудно. Так что не обольщайтесь. Она у вас светленькая или темненькая?
- Блондинка. Почти как я, но не такая яркая, - пояснила Аня.
- Ей повезло. – Альберт Львович довольно улыбнулся. – Подкрасится и будет как ты. В Испании любят блондинок. Они идут там нарасхват. Испанские женщины вообще-то некрасивые, хотя некоторые несведущие люди их очень хвалят. Они волосатые, а иногда и с усами. Наверно, из-за того, что у них много цыганской крови. Красивая девушка будет там, как яркий цветок на клумбе среди невзрачных сорняков. Но испанки очень темпераментны. Как ваша?
Аня пожала плечами.
- Ничего, она юная. Темперамент приходит после двадцати, после первой тысячи клиентов… У нее все впереди. Пройдет там хорошую стажировку, а потом, смотришь, и сюда… Нам тоже нужны опытные кадры… Но, само собой, совершеннолетние и с хорошими данными… Не только внешними. Пусть книжек побольше там читает, а не бегает смотреть, как на стадионе быков режут…
Аня встала с кресла, быстро обошла стол, за которым сидел сосредоточенный Альберт Львович, и неожиданно для него, да и для самой себя, поцеловала его в макушку.
- Ну-ну! – Альберт Львович повернулся к Ане и взял за руку. – Эти женские поцелуи – сплошное притворство! Но спасибо. Люблю людей, способных испытывать чувство искренней благодарности… - Он галантно поцеловал Ане руку и посмотрел на своих гостей смеющимися глазами. – Давайте я на десерт расскажу чисто испанский анекдот. Идет собрание внутренних органов человека. Повестка дня: чтобы мог выжить весь организм, нужно удалить один орган. Левая нога поднимается и говорит: «Давайте удалим легкое. Как-нибудь дотянем лет до пятидесяти, и ладно». Мозги возражают: «Вы что, при такой экологии этого делать нельзя – дотянем только до тридцати». Встает член и говорит: «Давайте селезенку удалим…». Вскакивает возмущенная селезенка: «Позвольте, я не поняла… Почему, когда член встает, мозги молчат?!»
Дав возможность слушателям поулыбаться, Альберт Львович подвел итог:
- Как видите, испанцы тоже шутят. Так что, жить там можно.
На прощанье он вручил Ане розу, одиноко лежавшую на его столе.
- Она еще раз напомнит тебе и Вику, что красота недолговечна… Не разбрасывайте ее понапрасну…
- Я ваша должница, - уже от двери сказала Аня.
- Буду об этом помнить. А теперь, прощайте. Шлифуйте свое профессиональное мастерство. У меня есть для вас новые идеи!
На просьбы своих сотрудников Альберт Львович откликался охотно. Но благотворительностью он не занимался. Плата за оказанную им услугу обычно оказывалась высокой.
Глава 5
Анна проснулась поздно и долго лежала, бездумно глядя в потолок. Какое счастье – нет никаких желаний! И даже мыслей нет. Ничего, кроме пустоты и свободы…
Ей вспомнились слова Бориса Григорьевича, что человеку следует быть осторожнее со своими желаниями. Ему не стало бы лучше, если бы все желания сбылись. «Сколько противоречивых, а иногда просто глупых стремлений во мне! И как хорошо ничего не хотеть…».
Иронично относиться к самому себе… Смотреть на себя не просто со стороны, а глазами зрителя, готового смеяться. «Не обычная актриса, а актриса, исполняющая роль в комедии или даже в фарсе… Наверно, такой я и должна быть теперь… В конце концов вся жизнь – только ирония и насмешка. Лишь животные не смеются сами и никого не хотят рассмешить. Но над ними смеется человек, над человеком ангелы и в особенности черти, если все они есть. А над целым миром хохочет бог, который своим хохотом и создает этот мир и познает его… Так нас в университете учили».
Наконец она встала, выпила чашку крепкого кофе и села к окну. Сегодня свободный день. Вот-вот должен позвонить Вик. С ним, пожалуй, лучше не оставаться наедине. Сразу догадается, что с нею что-то не так. Ветрена, увлечена… Нет, не так. Она любит Вика и никто другой ей не нужен. Но в любви тоже бывают непонятные извивы…
Она достала с книжной полки томик стихов Игоря Северянина, замеченный ею еще раньше, и некоторое время ходила по комнате и декламировала его стихи, когда-то нравившиеся ей:
…В группе девушек нервных, в остром обществе дамском
Я трагедию жизни претворю в грёзофарс…
Ананасы в шампанском! Ананасы в шампанском!
Из Москвы – в Нагасаки! из Нью-Йорка – на Марс!
Ушел в прошлое университет… Где ее беззаботный семинар по английской поэзии семнадцатого века? Какой-то поэт написал, что зимой по замерзшему руслу Темзы рыщут голодные волки. Но последний волк в Англии, оказывается, был убит еще в шестнадцатом веке. Поэт был неточен… Но его волки – всего лишь образ…
Анна вспомнила Олега, который всякую свою оговорку объявлял образом или иносказанием, и тут же позвонила ему домой. Олег был серьезен и немногословен. Почему-то все время сбивался на разговор о модельном бизнесе. Через минуту Анна услышала веселые женские голоса, доносившиеся издалека. У Олега, в его, как он сказал бы, домашней библиотеке две новые книги. Скорее всего, они готовят уважаемому президенту модельного агентства его любимые макароны с колбасой. А он мимоходом, поглаживая книги по выпуклым местам, рассказывает им, каким богатым он станет в ближайшее время.
- Новые поступления? – на всякий случай спросила Анна.
- Да, тут подвозил, заехали…
- Литература не из модельного агентства, случайно?
- Ты что! Я не сумасшедший! На улице, что ли, девушек мало? А в агентстве, ты знаешь, все они по метру восемьдесят… Я не сноб, конечно, но иногда хотелось бы видеть у женщины не только грудь и то, что ниже, а хотя бы часть лица.
- Вика не ожидаешь?
- Каким ветром его занесет! Вы теперь в верхних слоях стратосферы. У вас там и ветра не бывает…
- Не нужны деньги? У меня, кстати, есть шикарные американские чернила. Только что доставили из Калифорнии…
Олег помолчал, потом, прикрыв трубку ладонью, что-то прокричал на кухню. «Просит не мешать деловому разговору», - чуть не рассмеялась Анна. Перейдя на полушепот, он пожаловался:
- Денег – кот наплакал. Не успел утром выехать, тут же попался этот двухтомник… Чернил на донышке… Но ехать не хочется, может, обойдемся. Если что, позвоню… Модельный бизнес – это вам не шутки! – неожиданно повысил он голос. Анна догадалась, что девушки уже в комнате и быстро попрощалась.
«Небольшой рост – это прямо несчастье, - пожалела она Олега. – Разве малышки, которые сейчас у него, поверят в то, что их ждут блестящие перспективы в качестве манекенщиц? К тому же и грудь у них, наверно, во вкусе Олега… Большая грудь и маленький рост, завещал нам классик, две вещи несовместные. Классик сам был небольшого роста, так что знал, о чем говорил.
Вика дома еще не было. «Никак не расстанется со своими старыми кошелками… - грустно заключила Анна. – Тоже, наверно, читает по два бестселлера сразу, не может оторваться… Надо было спросить Олега, не он ли посвятил Альберта Львовича в этот книжный жаргон. В другой раз…».
Наспех позавтракав, Анна отправилась в продуктовый магазин. У его входа она остановилась в раздумье. «Зачем я это делаю? Принесу кучу мелочей… Будем потом сидеть с Виком и выпытывать друг у друга, как прошли вечер и ночь? Я не готова вдаваться в детали. Ему тоже вряд ли захочется это делать… Не лучше ли пригласить в гости Веронику с каким-нибудь ее приятелем и устроить маленькую вечеринку? Вчетвером будет намного легче, чем вдвоем… Это и окажется той точкой, о которой говорил Борис. Промежуточный финиш… Праздник начала новой жизни!» Ника – это как раз то, что мне нужно. Кроме Вика, разумеется.
Не заходя в магазин, Анна вернулась домой и позвонила Веронике. Дома ее почему-то не было. По электронной записной книжке Анна тут же нашла номер ее мобильника. «Не помешать бы ей», - заколебалась она, но все-таки набрала номер.
- Эн, милая, я как раз думаю о тебе, - тут же откликнулась Вероника. – Как ты там? Я сейчас еду к своему приятелю. Он тоже работает у нашего Альберта Львовича… Высокий, белокурый, красивый Настоящий ариец! Нет, не Альберт Львович! Какой же он высокий и красивый! Ты хочешь меня рассмешить… Моего друга зовут Андрей, Он, правда, просит, чтобы все называли его Андре, на французский, понимаешь, манер… Но я все равно зову его Андреем. Назло ему! Французы ведь темненькие. У меня была пара-тройка таких. А Андрей – настоящий скандинав! Он привел меня на конкурс, а теперь руководит мною. Я вас познакомлю, только ты не вздумай отбить его у меня!
- О чем ты говоришь, Ника! У меня есть бойфренд. Мы встречаемся уже полгода, и мне никто, кроме него, не нужен…
Вероника расхохоталась, а потом выдавила сквозь смех:
- Исключая тех, кто платит! Но это работа… Мчусь к Андрею. Это для души! Если ты решила устроить что-то вроде вечеринки, мы навестим тебя! Но только после двух часов! Нам нужно хотя бы немного побыть наедине. Иначе я приду к тебе совсем голодная и наброшусь на твоего… друга сердца. Уж мне он не откажет! Не забудь его пригласить! Вчетвером будет веселее. К тому же мой Андрей, как все настоящие французы, такой ловелас! Он тебя загипнотизирует, как удав кролика! Не захочешь, а… Ну, не будем об этом. Диктуй адрес и жди нас в гости после двух!
«Какой легкий характер, - с завистью подумала Аня. – Провела с кем-то ночь, а поутру уже торопится к своему любовнику! Но ей проще. У ее Андре, чувствуется, есть большой опыт в наших делах. Любовник и одновременно наставник! Сам любит ее, если, конечно, говорит ей правду, и учит, как ей любить других. Прямо, парадокс какой-то! Мы с Виком оба несмышлёныши… Чему мы можем научить друг друга? Слепые котята, брошенные злой рукою в воду…».
Аня позвонила Виктору на номер его мобильника.
- Узнаешь? Это твоя красавица, умница и… Как ты еще меня называл?
Виктор был явно не в духе. Он долго откашливался и только потом пробормотал:
- Никак я тебя не называл. Я всю ночь думал о тебе! Раскалился, как утюг! Я еду к тебе, чтобы положить всему этому конец!
Аня долго смеялась, представляя себе возбужденное и покрасневшее лицо Виктора.
- Насчет конца ты преувеличиваешь! Ты оставил его там, где провел ночь! Предъявить мне будет нечего! Но приезжай, рада буду тебя видеть. Ко мне, кстати, после двух часов подъедет Вероника. Наша, так сказать, коллега по бизнесу. Ты ее видел на конкурсе. Она будет со своим поклонником, Андреем. Он тоже из нашего цеха! Веселая будет кампания…
- Я не приеду! Мне нужно поговорить с тобой наедине…
- Приедешь! Нам друг без друга нельзя. Кроме тебя, мне и поругаться не с кем. А я хочу еще и поплакаться… Приезжай, прошу тебя! Только сначала отправляйся к себе и немного поспи. А то будешь вялый, как прошлогодний огурец… Или как этот твой… который ты хотел положить…
Виктор молчал, слышно было, как он недовольно сопит.
- Я думал, ты переживаешь, а у тебя одни шуточки… Буду в три часа и выскажу все, что я о нас думаю! Какими нужно быть…
- Не знаю, милый, какими нам нужно быть, - прервала его Аня. – Но хочу сообщить тебе… Вчера я заработала две тысячи. И очень неплохо провела вечер!
- Ты шутишь! Какой идиот столько платит за такие вещи! Мне…
- Есть такие идиоты! Не рассказывай, сколько заплатили тебе. Мне это будет неприятно. То, что тебе кажется пустяком и достается тебе совершенно бесплатно, на самом деле имеет высокую цену. Целую, милый! Жду тебя!
Аня быстро положила трубку.
«За один вечер… Может, хоть это подействует… - Аня представила вытянувшееся лицо Вика. – Я, однако, хороша… Недавно была почти в панике, а теперь уже учу других жить! Вик для меня, как трамплин. Чем больше его сопротивление, тем дальше мой прыжок. А за мной кубарем катится и он…»
Не успела Аня одеться, как запищал домофон. Резко огрубленный техникой женский голос почти что пропел:
- Это мы, открывай быстренько!
Аня с трудом угадала интонации Ники и, путаясь в кнопках, успела все же напомнить:
- Поднимайтесь на девятый этаж!
Андрей оказался сероглазым высоким блондином с надменным выражением лица. Он небрежно поцеловал Ане руку и, не ожидая приглашения, отправился осматривать квартиру. Ника обняла Анну, поцеловала ее в щеку и шепотом спросила:
- Почему ты не накрашена? Для Андрея это хорошо, но ведь приедет Вик! У меня первое правило – ни один мужчина не должен видеть меня не накрашенной!
Она говорила быстро, мимика ее лица была, как всегда, неопределенной и какой-то блуждающей.
У окна на кухне Ника остановилась и засмотрелась вдаль.
- Хорошо жить высоко… Я на третьем этаже, в окна видны только деревья. Солнце заглядывает всего на час… А что это за большой дом со шпилем? Московский университет?
- Ну что ты! – рассмеялась Аня. – До университета отсюда больше десяти километров. Это гостиница «Пекин», а внизу там большой ресторан.
- Придет Вик, и мы отправимся туда! Но ты не готова… Вот видишь, как опасно быть не накрашенной! Андрей, иди сюда! – Ника подождала немного и махнула рукой. – Не подойдет, пока не назовешь его «Андре», У-у, чертов француз! – Она погрозила отсутствующему Андрею кулачком.
«У них не только любовь, но и какие-то детские игры, - думала, глядя на нее, Анна. – Андрей симпатичный, но его портит самоуверенность. Он считает себя неотразимым, презрительно кривит губы… А с Вероникой все ясно. Влюблена как кошка. Направил он ее в путаны, она без раздумий стала путаной. Скажи он ей, что нужно отправиться на Марс, она улетит туда без ракеты… Тот, кто во власти чужой, да еще такой сильной воли, как у Андрея, пребывает в состоянии невесомости. Поэтому Нике так легко…».
- Пойдем, посмотрим спальню. Это главное! – Ника подмигнула Ане и чуть слышно рассмеялась. В спальне она тут же бросилась на широкую кровать, покрытую мохнатым пледом. – Вот это рабочее место! Толстячка какого-нибудь сюда, он бы оценил! А кто у тебя уже побывал на этом шикарном ложе?
Аня смутилась, ей не хотелось говорить на эту тему. Непосредственность Ники ее немного шокировала. Она приложила палец к губам.
- Тайна!.. Вставай, твой француз уже скучает без тебя.
Андрей сидел в большой комнате посередине дивана, широко раскинув руки на его спинке. Ника тут же примостилась у него под боком. Аня села в кресло напротив.
- Хорошая квартира… Сюда удобно ездить. – Андрей говорил лениво и как бы равнодушно. – Когда-нибудь я приглашу вас к себе.. С Никой мы встречаемся пока что у нее… Но со временем…
Перехватив вопросительный взгляд Ани, Ника объяснила:
- У Андре много работы! Вот и сегодня он очень устал. Он рассказал мне, что пахал всю ночь и все утро. На меня у него уже почти не осталось сил. Но все-таки справился!
- Всю ночь и все утро? – недоумевая, переспросила Аня.
- Да, - меланхолично ответил Андре. - Секса мне всегда недостаточно.
Аня, недоумевающее, смотрела на Нику. Та не могла говорить из-за разбирающего ее смеха.
- Врет он все! – выпалила, наконец, она. – Он тебя разыгрывает. Одной меня ему вполне хватает.
Андрей привлек к себе Нику и поцеловал ее в протянутые к нему губы.
– Мне нравятся такие вот красивые, непосредственные, на все готовые, женщины…К тому же умная девушка. – Андрей еще раз поцеловал Нику, но уже в щеку, уклонившись от тянущихся ему навстречу губ. – Умная, но слишком много знает. И сколько всего испытала! В постели, разумеется…
Анна была поражена. На конкурсе Ника показалась ей простушкой, у которой всё лежит на поверхности. Кто бы мог подумать, что у нее есть такой опытный друг, и что она многое уже «испытала»…
- Мы с Андре собираемся накопить денег и поехать в Нью-Йорк. - Заглядывая в глаза своему другу, Ника называла его «Андре». Но, чуть отвернувшись, тут же возвращалась к обычному «Андрею». – О, этот Нью-Йорк! Высшая школа! Там даже у банковских клерков торчат как небоскребы на Манхеттене! Только в таких тепличных условиях можно отточить свое мастерство! А платят… Страшно вообразить, сколько платят! Один мой знакомый из Нью-Йорка сообщил мне по Интернету, что он кладет понравившейся ему девушке десять тысяч баксов за одну ночь! И эти деньги, уверяет он, всегда окупаются! Я выслала ему свой снимок. Очень скромный, сдержанный портрет в духе Рембрандта. Только лицо и гениталии… Ничего лишнего! Глаза, разумеется, открыты. Он считает, что в этом деле глаза – самое важное…
- Половой извращенец какой-то! - спокойно заметил Андрей. – Десять тысяч за одни красивые глаза!.. Мы много где с Никой не были… Вот в Нью-Йорке не были… В Париже не были…
- В Лондоне не были! – подхватила Ника. – Да, если откровенно, мы нигде, кроме Москвы и Московской области, не были! Но ментально мы давно уже лондонские люди!
- Ничего, зайка, будет и на нашей авеню праздник!
- И я не сомневаюсь! – тут же согласилась Ника, но вдруг замолкла и задумалась.
Не заметивший этого Андрей неопределенно повел рукою в воздухе и изобразил на лице кислую улыбку.
- Ах, этот Нью-Йорк! Город, где едят гамбургеры, не снимая презервативов! Голубая мечта детства Ники! Я, признаться, не очень люблю самоуверенную и самовлюбленную Америку. Хорошую школу можно пройти и здесь. И платить у нас со временем будут не меньше. Но моя киска хочет большого американского «вискас». Она жаждет побывать в Штатах! И отдаться там какому-нибудь безобразно богатому мафиози! Если так, почему бы не отправиться туда? Полететь на «Конкорде», посетив по пути Лондон или Париж…
Ане не нравился этот разговор, и она попыталась изменить его направление.
- Конечно. А потом из Нью-Йорка - на Марс… А где вы, Андрей, были вчера вечером?
- В гей-клубе «Центральная станция». Расширял кругозор.
- Туда можно и девушкам! – вмешалась Ника. – Клуб, конечно, чисто мужской, и мужчинкам вход обычно бесплатный… Но если у девушки есть входной билет за двадцать баксов и присутствует «розоватый» блеск во взоре, ее тоже пустят. Натуралки там никому не нужны, своей банальностью они вносят диссонанс. А вот «розовых» пускают, если вечер не интимно мужской.
– После посещения такого рода клуба так хочется женщину! Вы ведь даже не представляете, Аня, как иногда хочется женщину! - Андрей в очередной раз поцеловал Нику и сделал это с демонстративной нежностью.
- Не представляю… - Аня оторопела от такой необычной постановки вопроса.
- Пусть наши мужчины, Андре и Виктор, отправляются в свою «Центральную станцию»! – Ника обращалась к Ане и говорила с вызовом. – Нам, женщинам, не нужны эти чисто мужские, профориентированные сообщества! Вертепы для молодых, сильно продвинутых московских интеллигентов и крепко пьющих иностранцев, помешанных на однополой любви. Мы с тобой, Анечка, отправимся в новый клуб «Мачойя»! И пойдем туда как раз в четверг! В этот день там чисто женское, «розовое» общество. Мужчинам не протиснуться туда ни за какие деньги! Эти лесбо-пати пользуются неистовым успехом! На них полно респектабельных бизнес-леди, подъезжающих туда на «мерседесах». И мы выберем женскую вечеринку с садомазо-представлением! И не только на сцене, но и в зале!
Андрей снял свою руку с плеча Ники и чуть слышно похлопал в ладоши.
- Какой проникновенный монолог начинающей лесбиянки! Но я не вижу огня в глазах Ани. По-моему, она еще не готова к садомазо-подвигам в чисто женском обществе. Придется подождать, пока созреет. Сходи пока одна, зайка!
«Своеобразная какая-то у них любовь…» - Анну смущал их странный разговор.
- Виктор что-то задерживается… - вставила она. – По-моему, он был в новом клубе «ХШ»…
- Тоже неплохо. Там все модно, ярко, дорого. Одним словом, феерично. Старый дворянский особняк, лепнина на потолке. Отличные промоутеры, устроители вечеринок… Дорого, но для «клубящейся», как говорят, Москвы не вполне стильно. Смешано все… - Андрей в недоумении развел руками.
- Давайте перейдем к столу. Виктор вот-вот подойдет. Я ничего не готовила сама, так что поразить вас мне будет нечем. Обед доставили час назад из ресторана «Пекин». Восточные салаты, стейки из семги и прочее. Есть шампанское…
- Полусладкое? – Глаза Ники радостно заблестели. – Я его очень люблю!
Поднявшись с дивана, Андрей укоризненно покачал головой.
- Детский сад! Старый отечественный предрассудок – обожать полусладкое шампанское! – Он повернулся к Анне и строгим, не допускающим возражений голосом сказал: - Только брют! Никакого другого шампанского просто не существует!
Андрей принес оставленные на столике в прихожей торт и большую коробку конфет, перевязанную яркой голубой лентой.
Ника показала ему язык, пожала плечами и доверительно прошептала Ане на ухо:
- Ему невозможно возражать! У него такой отточенный вкус!
Сунув и торт и конфеты в холодильник, Андрей уселся на стул около большого стола на кухне и заинтересованно посмотрел на Аню.
- И что же, Анечка, будем все-таки пить? – Не дожидаясь ее ответа, он пустился в разглагольствования, продолжающие так оживившую его тему шампанского. – Что касается меня, я пью исключительно американское шампанское «Кристалл». Кроме крепких напитков, разумеется. По сравнению с «Кристаллом» всякое другое шампанское, извините меня, моча. Сказать «Шампанское лилось рекой» - все равно, что ничего не сказать. Когда вы наполняете ванну, вода тоже льется рекой. Но заявить «Я пил «Кристалл»» - значит сказать всё! Пусть это дорого, но это того стоит!
Анна, готовившаяся разогреть ресторанный обед, подчеркнуто равнодушно сказала:
- Мы будем пить шампанское. Оно в кладовке, слева по коридору.
Андрей направился к кладовке, открыл дверь, включил свет и почти минуту стоял молча. Потом он повернулся к девушкам.
- Здесь «Кристалл»! Целый ящик! – Казалось, он не верил своим глазам.
- Хоть дорого, но мы этого стоим! – вскричала Ника. – Не нужно нам полусладкого! Я тоже люблю теперь только «Кристалл»!
- Вчера было два ящика, но один мы почти израсходовали. В холодильнике, там, где фрукты, осталось три бутылки. – Анне было приятно, что она немного сбила спесь с подмосковного любителя американского шампанского.
Вернувшись на свое место, Андрей обратился почему-то с вопросом к Нике.
- Кто же этот неприлично богатый человек, который позволяет себе являться в гости с ящиками дорогущего вина?
Ника пожала плечами и показала глазами на Аню. Та сделала, однако вид, что чересчур увлечена своим делом, чтобы отвлекаться по пустякам.
- Наверно, новый знакомый Ани, - не выдержала наступившей паузы Ника. – Я знаю, что вчера Анюта была не одна и не с Виком…
- Любопытный знакомый… Оставил на прощание на прощание ящик «Кристалла»… – Андрей говорил полушутливо-полусерьезно, но было заметно, что он немного выбит из колеи. В сценарий заученной им роли опытного в своем деле человека, великодушно наставляющего молодых коллег, нужно было вносить поправки. – Кто же он?
- Коммерческая тайна! – выпалила Ника и засмеялась. – Неужели ты, Андрей, не понимаешь, что такими секретами не делятся? Это все равно, что спросить: «Скажи мне, где ты зарыл свой клад? Я пойду и выкопаю его»…
Аня расставила на столе тарелки и большие конические бокалы для шампанского и распорядилась:
- Откройте, пожалуйста, Андрюша, ваш любимый «Кристалл»! – Про себя она подумала: «Вместо французистого «Андре» буду называть тебя «Андрюшей». А потом, может, даже «Андрейкой»! Наверное, так тебя и называли в раннем детстве в твоей деревне».
Раздался писк домофона в прихожей.
- Вот и Вик! – радостно воскликнула Анна. – Умеет он прийти вовремя!
Виктор протянул руку Андрею, тот на секунду замешкался и пожал руку.
- Виктор.
- Андре.
Виктор взглянул на гостя с некоторым недоумением, затем деловито поставил на подоконник прозрачную коробку с шоколадным тортом, а в центре стола водрузил бутылку шампанского.
- Полусладкое! – Аня довольно усмехнулась и подмигнула Нике.
- Такое мы теперь не пьем! – Ника демонстративно отвернулась.
Андрей деловито разлил по бокалам «Кристалл» и поднял глаза на Аню.
- Первый тост произнесет, наверно, хозяйка?
- Нет, дайте я скажу! – вмешалась непоседливая Ника. – Мы трое начинаем новую жизнь. Я предлагаю старый, знакомый всем нам с детства тост. Моряки первым делом пьют за тех, кто в море. А мы выпьем за тех, кто первый раз в первый класс!
Все засмеялись, Андрей особенно громко. Ане показалось, что он снова чувствует себя опытным старшеклассником, зашедшим преподать маленький урок по этике половой жизни бестолковым третьеклассникам.
Они просидели на кухне целый «час» и выпили две бутылки шампанского. «Кристалл» Нике явно не нравился, и она попросила все-таки открыть «Полусладкое». Разговор все время сбивался на открывающиеся перед ними перспективы, в особенности на гонорары, которые они вправе теперь запрашивать.
Андрей смотрел на новичков снисходительно. Он понимал, что никакой твердой таксы в таких интимных делах нет. Неприлично опускаться ниже какого-то минимума. Но какой окажется верхняя планка, зависит только от везения. Иногда удается заработать за ночь и две тысячи зеленых, но можно отправиться восвояси и с парой сотней баксов.
- Господа неофиты, - вмешался, наконец, он. – Хватит говорить о производственных проблемах. У нас ведь не заседание правления какой-то кампании. Я прочел сегодня в своем гороскопе хороший совет. Забудь на время о своей профессии и о деньгах! Давайте перейдем в комнату и придумаем себе какое-нибудь безобидное, неделовое занятие…
Ника поддержала его и тут же отправилась занять место на диване, чтобы быть рядышком со своим Андре. Анна и Виктор расположились поодаль друг от друга на креслах. Шампанское и конфеты перенесли на журнальный столик.
- Давайте сыграем в игру на слова! – предложил Андрей.
- Давненько я не играл в игру на слова! – откликнулся Виктор.
Анна с удивлением посмотрела на него. Оказывается он помнит что-то из любимых ею «Мертвых душ» Гоголя! Неужели читал эту толстую книгу! Большинству школьников она кажется почему-то очень скучной…
- Знаем мы вас, как давно вы не играли на слова… - Анна постаралась воспроизвести недоверчивую интонацию игрока и забулдыги Ноздрева.
- Давненько я… – повторил Виктор.
- Знаем мы вас… – Анна не выдержала и рассмеялась, показывая пальцем на Виктора. – Он всю прошлую ночь играл на слова!
- Не иначе, как это были матерные слова! – заулыбалась Ника.
- Мы же договорились – о делах ни слова! – остановил их Андрей. – Я начинаю, задаю вопрос. Виктор отвечает, а потом сам задает вопрос. И так по кругу. Тот, кто не сумел ответить, разливает шампанское, а следующий отвечает… Поехали! Раз уж есть «Кристалл», предлагаю угадывать, как кто пьет! Скажи-ка, Виктор, как пьет плотник?
- В доску, - ответил, не раздумывая Виктор. – А как пьет пожарный? – обратился он к Ане.
Та задумалась, свела брови и стала теребить пальцем губы.
- Вот видишь! – Виктор удовлетворенно улыбнулся. – С пожарником надо было вчера выпивать, а не с кем попало!
- Насчет кого попало – сильно сказано! – по лицу Андрея нельзя было понять, поддерживает он совет Виктора или, наоборот, не соглашается с ним.
- Пожарный пьет в дымину! – нашлась Аня. – А скажи-ка, Ника, как пьет сапожник?
- Это уже игра в поддавки! – усмехнулся Андрей.
Однако вопрос заставил Нику задуматься.
- Сапожник, сапожник… - чуть слышно повторяла она. – Пьет как сапожник… - Но вдруг ее озарило: - Сапожник пьет в стельку!
- Молодчина! – Андрей поцеловал ее и небрежно заметил: - У нее были когда-то два или три сапожника. Но вы мне не поверите, совершенно непьющие!
- Не ври! – обиделась Ника. – Такому, как ты, ничего нельзя рассказать. Лучше ответь, как пьет … портной?
Андрей сделал вид, что задумался. Чувствовалось, однако, что в эту игру он играл уже не раз, и его трудно поставить в тупик.
- Она меня совсем не щадит, - притворно пожаловался он. – Всем вопрос как вопрос, а мне… портной… Да он вообще не пьет! Ему же за машинкой сидеть! Работа тонка, выпей, к ширинке не только свой палец пришьет, но и свой член…
- Ты не отговаривайся! – Ника торжествовала. – Все пьют! А портной, может, побольше других. Шьет и пьет, пьет и шьет… И так без конца…
- Умница! – Андрей поцеловал ее в плечо. – Все знает! У нее была в свое время парочка портных. Оба пили как сапожники!
- Это не ответ! – запротестовала Ника, не почувствовавшая, что, оттягивая ответ, Андрей разыгрывает ее.
- Портной пьет в лоскуты. – Андрей торжествующе посмотрел на Нику. – А как насчет стекольщика, Вик?
- Вдребезги! – на секунду задумавшись, ответил Виктор. – А как насчет гробовщика, Эн?
- Вусмерть! – Для Анны вопросы такого рода не составляли труда. – А охотник?
- Опять женская солидарность! – Андрей предостерегающе поднял палец.
- Охотник пьет в дупель! А железнодорожник, мой дорогой? – Ника положила ладони на плечо Андрея и заглянула ему в глаза. – Только не рассказывай сказки, будто у меня была пара-тройка железнодорожников! У меня был всего один, но зато - какой! Не выигрывай время для размышления.
- Он пьет в дрезину! – Андрей не стал затягивать время. – А повар?
Аня с любопытством посматривала на задумавшегося Виктора. Интересно, с кем он провел ночь? Может, лучше вообще не спрашивать о таких делах? Она колебалась. Все-таки стоит спросить. А ему расскажу о Борисе Михайловиче… А уже потом не будем касаться таких вещей…Было непонятно, чего ей хочется больше. Конечно, хотелось бы узнать, что было у Виктора. Но еще интереснее было бы рассказать ему о том, что происходило с нею…
- Повар, я думаю, если уж пьет, то пьет в сосиску. – Виктор говорил неуверенно, но Андрей тут же согласно кивнул головой. – Хорошо. Но как пьет химик?
Аня задумалась, а Ника неодобрительно показала головой. Игра – это всего лишь игра, так зачем же своей любимой девушке задавать вопросы на засыпку?
- Химик пьет до выпадения в осадок! – Аня взглянула на Андрея, и тот показал жестом, что согласен с ответом. – Как насчет медика, Ника!
- Он пьет медицинский спирт… Это очень крепко! Крепче даже, чем абсент…
- Румяный критик мой, насмешник толстопузый! – Андрей ласково ее погладил по животу. – Ты меня упрекала за затяжку времени, а сама поступаешь так же. Расскажи еще, что у меня были когда-то две или три медсестры, злоупотреблявшие этим самым спиртом. Сестричек, к твоему сведению, я прошел в своей сексуальной молодости десятки! У меня были не только медсестры, но даже врачи…
- Ты меня отвлекаешь, - отмахнулась Ника. – Медик пьет до потери сознания! Если, конечно, он не разбавляет свой спирт водой…
- Теплеет, но еще не горячо. – Андрей не снимал руку с ее живота, и у Ани мелькнула мысль, что Ника совсем не вовремя залетела. – До потери сознания пьет начинающий медбрат. А настоящий медик пьет…
- До потери пульса! А теперь держись, Андре! Как пьет поп?
- Ха-ха, он всегда пьет до чертиков! До белой горячки! До прихода белого кардинала. Это известно всем. А вот как пьет извозчик, Вик? Тут нужно знать историю нашей родины.
- В дугу он пьет, не в облучок же! – Ответ не затруднил Виктора. Довольный собой он повернулся к Ане. – А свинарка?
Анна задумалась. Ни как пьет свинарка, ни как набирается пастух она не знала.
- У свинарки поросята… - подсказал Виктор.
- А-а, до поросячьего визга!
- Без подсказок! – сделала им замечание Ника. – Мы, к счастью, уже не в школе!
- Ну, раз мы закончили школу и стали такими образованными, скажи, как пьет математик?
Ника ненадолго задумалась, потом встала и начала разливать шампанское.
- По математике у меня в школе всегда была тройка, - оправдываясь, сказала она.
Вопрос перешел к Андрею, который ту же стал скрести в затылке.
- Если не в ноль, мне придется налить по второй. Уверен, что в ноль! Как ему еще пить? – возражений не последовало, и Андрей заметил: - Далеко мы зашли! Игра начинает расплываться… Профессий уже не хватает… Химик был, математик был… Как пьет физик?
- Если он не работает на Нобелевскую премию, он пьет до звезд из глаз!
- Но это тот, который занимается астрономией… - попытался возразить Андрей.
- Нет, всякий физик! – Виктор стоял на своем, чувствуя, что определенности в заданном ему вопросе нет. – Если это физика твердого тела, то приходится пить до потери сопротивления!
- Как Ом? Я когда-то знала закон Ома! – вмешалась Ника.
Виктор пригубил поданный ему бокал и великодушно согласился.
- Может, и как этот Ом. Если выделенный ему спирт он использовал не для протирки контактов, а вовнутрь, то сопротивление терял – это точно… Но хватит ученых. У них теперь такая зарплата, что, думаю, они не только не пьют, но даже не всегда закусывают. Ответь-ка, Анечка, как пьет дворник?
- Дворник… - задумчиво произнесла Аня. – У него же ничего нет! Свою оранжевую куртку он давно уже пропил… Остались лопата и лом… Он пьет в лом! Больше не во что! – не ожидая возражений, она спросила: - Писатель?
Ника, вернувшаяся под бок к Андрею, рассудила быстро.
- Лома у писателя нет, поросят тоже… Только стол и ручка. До сползания под стол пьют все… Значит, писатель допивается до ручки!
Взяв в руки бутылку шампанского, Андрей задумчиво повертел ее.
- Все-таки шампанское – женское вино. Даже «Кристалл» – самокритично признал он. – Как считают настоящие мужчины, шампанское – не водка, много не выпьешь! – Заметив, что Ника собирается что-то возразить, он добавил: - Я говорю, настоящие мужчины, а не какие-нибудь твои поклонники! Если никто не возражает, я схожу в магазин и возьму для нас с Виктором бутылочку чего-нибудь покрепче. Как насчет виски, Вик? Не зря говорят в народе, шампанское без виски – деньги на ветер. А вы пока сыграйте в какие-нибудь другие слова… Советую взять слово «рот». Очень интересные могут быть комбинации!
- Может, объяснить тебе, куда идти? – спросила Аня, перешедшая незаметно для самой себя с «вы» на «ты».
- Нет, спасибо. Я знаю этот район. Рядом большой супермаркет, там много всего интересного…
Андрей ушел. Инициативу тут же взяла на себя Ника.
- В рот не возьмешь! – с двусмысленной улыбкой сказала она и повела рукой в сторону Виктора.
- Это какой же он должен быть, чтобы ты не смогла взять его в рот? – Виктор заулыбался и стал ладонями изображать примерную толщину. – Разинуть рот!
- Ни капли в рот! – тут же поддержала ее Ника.
- Во весь рот! – не сдавался Виктор.
- Мимо рта!
- Не раскрывая рта!
- Интересно, как это удастся сделать, если рот не открывать! Хлопот полон рот!
- Это уже не совсем в колею! – возразила Аня. – Хлопоты здесь уже в каком-то переносном смысле. Ну да ладно! По усам текло, а в рот не попало!
- Смотреть в рот! Но не больше!
- Ах, так! Тогда – заткнуть рот!
- Опять двусмысленно! – на мгновенье задумалась Ника и предложила: - На чужой каравай рот не разевай. Ты сам понимаешь, что имеется в виду под караваем.
- Рот в рот!
- Разжевать и в рот положить! – выпалив это, Вик неожиданно замолк, а потом засмеялся. – Это я сгоряча! Чего не сделаешь ради победы в игре!
Девушки тоже рассмеялись. Ника замахала руками.
- На этом игра закончена! Рот больше никому не нужен. Претендент на него разжеван…
- И благополучно проглочен! – закончила ее мысль Аня. – Его хозяин… его бывший хозяин остался с носом.
- С вами опасно играть! Спасибо, хоть нос не тронули! С такими острыми бритвами, как вы, можно остаться, кроме всего прочего, и без носа! – Виктор потер в смущении свой нос.
- Если будешь совать свой нос, куда не следует! Но хватит! Пойдем Ника, ко мне в спальню, я хочу спросить тебя кое о чем… Вик, не подслушивай. С тобою будет отдельный разговор!
- Да, да… - Ника поднялась, направилась к двери, но вдруг повернулась к Виктору.
- А знаешь, откуда я взяла «Ни капли в рот!»? Андрей недавно рассказал мне трогательную историю об одной французской девушке… Как и я, она начала яркую интимную жизнь в тринадцать лет. В двадцать она уже работала в Марселе, в борделе для моряков. С нею случилось психическое расстройство! Она впала в транс и все время повторяла «ни капли в рот, ни капли…» Оказывается, моряки больше всего любят оральный секс. Мужчин у нее каждый день было много, но только орально. Ее не использовали как женщину! Она работала только как пылесос! В результате попала в психиатрическую клинику с диагнозом истерия и сексуальный бред на почве хронической неудовлетворенности. Я ее понимаю! Ей хотелось чувствовать себя желанной женщиной, а не сосудом для слива мужской страсти!
Девушки уединились. «Ничего себе, трудиться в публичном доме и страдать от сексуальной неудовлетворенности! – размышлял Виктор. – Права была Алла, когда подарила Олегу резиновый фаллос! Олег не одну уже довел, наверно, до психического расстройства. Все-таки женщины в этих делах мудрее. Мужчина ищет, где глубже, а женщина стремится как лучше…».
Через несколько минут вернулась задумчивая Аня. Ника ушла на кухню и слышно было, как она в одиночестве села там за стол.
Аня наклонилась к уху Виктора и прошептала:
- Ника забеременела!
- От кого? – машинально спросил он.
- Глупее вопроса ты не мог задать! – Аня подняла его с кресла и посадила рядом с собой на диван. – От Андрея, конечно! Женщина всегда уверена, что забеременеть она может только от любимого человека. Все другие мужчины не в счет. Они только орнамент для большой любви!
Виктор выслушал ее с недоверием.
- Если ты вдруг забеременеешь, так это будет точно от меня?
- Совершенно верно, мой дорогой! От кого же еще, если я люблю только тебя, будущий папочка!
- Неплохо… - Виктор задумался.
Анна обняла его и крепко прижалась грудью к его руке.
- Слышишь, как бьется мое сердце? Оно стучит ритмично и уверенно. Люблю и любима, беременеть не собираюсь. Не будем, поэтому о грустном!
- Ника! – крикнула она. - Иди к нам, хватит там плакать в одиночку!
Вошла Ника с мокрыми от слез щеками. Вид у нее был растерянный. «Как она быстро переходит от смеха к слезам! – подумал, глядя на нее Виктор. – Эн гораздо устойчивее. Особенно в трудных ситуациях…».
- Ты знаешь, милый, Ника предлагает мне сходить в женский клуб «Мачойя»! – Аня по-прежнему прижималась грудью к руке Виктора. – В четверг, когда там чисто женский день и мужчинам вход воспрещен. Она сама уже бывала там. Говорит, очень интересно…
- Там будут только женщины? – Виктор, как будто, чего-то не понимал.
- Разумеется! Для них этот клуб и существует.
- И ты будешь с Никой!
- Мы придем туда вместе. А там, кто кому понравится!
- Ерунда какая-то! Кому это нужно?
- Нам это нужно! Но не всерьез, а только для расширения кругозора. И для веселья.
Виктору план явно не нравился. Он снял со своего плеча руку Ани и отстранился от нее.
- Такие дела всегда начинаются в шутку, а кончаются большим серьезом!
Ника вытерла тыльными сторонами ладоней свои щеки.
- Там нет ничего страшного, Вик! – она робко улыбнулась сквозь набегавшие слезы. – Я попала недавно в салон «Аффиначи» этого клуба. Не в чисто женский день. Там была удивительная свадьба! – Ника оживилась, глаза ее заблестели. – Мне бы так тоже хотелось отпраздновать наше бракосочетание с Андреем! Молодой бизнесмен сочетался браком с юной, красивой девушкой, с которой он познакомился двумя днями раньше там же. Это была садомазо-свадьба. Все дамы – в черной коже, а их спутники – совершенно обнажены! Жених увлекается моржеванием. Поэтому группа его друзей по этому виду спорта прибыла на банкет в кадках с колотым льдом. Дарили плетки, цепи, ремни, чтобы молодоженам не было скучно в их первую брачную ночь…
- Они что, всю ночь потом пороли ремнями друг друга? И так веселились? – перебил ее Виктор.
- Не знаю! Я возле их брачного ложа не стояла и за ноги их не держала! На свадьбе они вели себя как обычные влюбленные. Может, оставшись наедине, раскрепостились и оттянулись по полной садо-мазо-программе. Не дарили никаких букетов! Из цветов исключительно только кактусы!
- Интересно… - протянул Виктор, но потом не выдержал и брякнул: - Не свадьба, а черт знает что! Я не хочу прибыть на свадьбу в кадке со льдом! И голым мне не хочется сидеть за свадебным столом!
Аня насмешливо погладила его по плечу.
- Успокойся! Я ведь была бы одета! В обтягивающую тело черную кожу! Для грудей и прочего были бы, конечно, отверстия. Как сказал один отечественный писатель, выбранные места для общения с друзьями… Но все остальное было бы наглухо закрыто!
- А что остальное? Руки до локтей и ноги ниже колен? – Виктор поднял руки и развел ноги.
Аня демонстративно отодвинулась от него.
- Какой ты провинциал! Ты посмотри на него, Ника! Он вчера приехал на дровнях из деревни под Нижним Волочком. В тулупе, что ли, за свадебным столом преть?! И где равенство мужчины и женщин? Ты сидишь рядом со мною совершенно голый. А я не могу даже свою прекрасную грудь гостям показать? Смешно!
Ника заулыбалась, но Виктор посмотрел на нее сердито.
- Мне не смешно! Никакой «Мачойи»! Никаких публичных раздеваний!
Ника попыталась успокоить его.
- Давно вы с Аней знакомы? – вкрадчиво спросила она Виктора.
- Пошел седьмой медовый месяц!
- И за это короткое время ты взял такую власть над ней?! Но это же диктатура, Вик! За семь месяцев женщина ребенка не успевает выносить, а ты…
- О сроках беременности я бы на твоем месте помолчал! – раздраженно оборвал ее Виктор.
Ника застыла с полуоткрытым ртом, потом вдруг захлопала ресницами и беззвучно заплакала. Виктор поднялся, налил себе вина и залпом выпил. Не взглянув на Нику и Аню, он уселся в кресло и уставился в окно.
Глава 6
Андрей вернулся через полчаса. В одной руке он держал пакет, а в другой – пластмассовый чехол с гитарой.
- У нас проблемы… - прошептала открывшая ему дверь Аня и ушла в комнату.
Андрей потоптался минуту в прихожей, потом появился на пороге комнаты с сияющей улыбкой.
- Ну, что друзья приуныли? Чем бы мне вас развеселить? Может, мне показать вам моего Железного Феликса? Уверяю вас, эта штука будет посильнее «Фауста» Гете!
- Покажи… Хотя ты уже показывал… По крайней мере мне. Это было очень впечатляюще. Много месяцев помнится. - Ника робко улыбнулась и стала пальцами стирать со щек слезы, размазывая тушь.
- Эх ты, моя замарашка! – Андрей достал носовой платок и вытер ей щеки. – Бог с ним, с Железным Феликсом. Он любит подниматься на трибуну по ночам, а днем он большей частью спит. Но уверяю вас, поманите его нежным женским пальчиком и… и это будет лом. А против мужского лома у женщины нет приема. Но оставим эту тему… Сейчас лучше немного виски. Анечка, приготовь, пожалуйста, стаканы для виски! И лед, если он есть!
Андрей пошел в прихожую и вернулся с большой квадратной бутылкой.
- «Джони Уолкер», прекрасное шотландское виски. С легким ароматом сгоревшего торфа! Я вырос в деревне на юге Московской области. Там постоянно горели торфяные болота. С тех пор я и полюбил шотландское виски. Но некоторым нравится ирландское виски. У него острый привкус ячменя. Большинство женщин обожает американское виски. В нем есть нотки хереса, кукурузы или пшеницы. У американцев и в этом деле нет чистых линий.
Беззаботно балагуря, Андрей бросил по кубику льда в принесенные Анной стаканы с тяжелым толстым дном и толстыми стенками и налил понемногу виски. Первый стакан он передал Нике.
- Выпей, милая! В нашей с тобой ситуации только это и помогает! Кстати, я принес консервированные лягушачьи лапки и икру морского ежа. Если кто желает… Эта икра – уникальное средство против сексуальной депрессии! Но должен предупредить: она очень дурно пахнет! Некоторые говорят даже, что она воняет, как это самое… Но что делать! Едят, как правило, тех, кто не по вкусу! Одна моя знакомая даже как-то сказала: «Либо ты будешь со мной, либо останешься наедине со своей вонючей икрой!» Но потом привыкла. Вы ведь знаете, любовь втроем, я имею в виду эту икру, – она творит с человеком чудеса!
Ника на какое-то время затихла, а потом, слушая Андрея, начала робко улыбаться. «Он уже изучил ее, - подумала Аня. – Знает, как вернуть ей хорошее настроение. Ее нужно заговорить какими-нибудь пустяками, и она обо всем забудет…». Взглянув на Виктора, она поняла, что и он уже забыл недавнюю перепалку. «Не нужно мне было будоражить его голыми титьками, выглядывающими из дырок в кожаном костюме…». Аня пожалела о сказанном. Но тут же у нее мелькнула мысль, что скоро он и к таким вещам привыкнет. Не к словам, а к грубой реальности, затянутой в кожу с отверстиями для интимных мест.
Андрей поднял свой стакан.
- Мы произнесли первый тост за то, что вас приняли в первый класс. Давайте теперь выпьем за то, чтобы нас не выгнали из школы хотя бы до восьмого класса!
- Не выгнали за развратное поведение! – засмеялась Ника. – Меня хотели выгнать…
- Ну, не так грубо… Развратное поведение… Что это такое? Лучше сказать, за поведение, не отвечающее высоким моральным и интеллектуальным требованиям! Тем требованиям, которые предъявляются к людям такой сложной и такой нужной обществу профессии, как наша!
Все выпили по паре глотков. Аня вскользь заметила:
- О профессиях больше ни слова. Мы же договорились… Виктор очень переживает. На нем лица нет…
Андрей отправился в прихожую и вернулся оттуда с новенькой гитарой.
- Вот это да! – воскликнула Ника. – Откуда гитара?
- Вестимо, из универсама «Перекресток» на «Тишинке».
Андрей принялся настраивать гитару.
- Там есть музыкальные инструменты? – не поверила Аня.
- Там, как в раю, есть все! И на любой, даже самый извращенный вкус! – Андрей подмигнул Нике, а потом удивленно посмотрел на Анну. – Ты живешь рядом и должна была бы знать… На третьем этаже…
- Знаешь, Андрюша, я даже не подозревала, что там есть третий этаж. Раньше у меня никогда не было денег. Если я и заходила на «Тишинку», то лишь в супермаркет на первом этаже. Чтобы купить хлеб. Только теперь наступило, наконец, время, когда я могла бы пойти на второй и на третий этажи. И даже купить там что-то…
- Контрабас! – ехидно подсказал Виктор. – Поездка в утреннем метро с контрабасом – лучший вид культурного отдыха! Особенно для девушки, проведшей ночь в женском клубе, сидя в кадке со льдом!
Андрей оглядел всех, но не мог понять, из-за чего развернулась полемика. Не дождавшись объяснений, он взял несколько громких аккордов и запел надтреснутым, чуть хрипловатым голосом:
Уж зима катит в глаза,
И стрекозка плачет…
Что же, блин, теперь сказать?
Я хочу иначе!
Чтобы молодость вернулась,
Чтобы елось и пилось,
Чтоб весна всегда тянулась,
И хотелось и моглось!
После припева Андрей минуту перебирал струны гитары. Потом продолжил в начале громко, а в конце постепенно затихая:
И еще чтоб много «чтоб»…
Das ist phantasisch? O, yes!
Морщу в напрасных раздумиях лоб…
Pse krew, не бывает чудес…
За внешней самоуверенностью и кажущимся безбрежным оптимизмом у Андрея скрывался, как будто, еще один слой чувств. В нем оказалось больше раздумий и печали, чем бравады и назидательности.
«Вот тебе и Нью-Йорк, высшая школа сексуальной езды! – удивилась Анна. – «На свете счастья нет, а есть покой и воля»… Тому, кто думает так, незачем мчаться в поисках приключений за океан…».
Словно почувствовав, что содержание песни не вяжется с предыдущими разговорами, Андрей тут же спел шутливую песенку. Всем своим видом он показывал, что поет о самом себе.
Схвати меня за яйца,
Чтоб больше не смеялся,
Не корчил бы паяца,
Над всем не измывался!..
Он отставил гитару в сторону и сделал вид, что интересуется тем, что у него между ног. Не сильно ли болит? Затем энергично потер щеку и продолжил пение:
Ударь меня по роже,
Ногою можно тоже,
Чтоб всю перекорежить
И душу растревожить!
Только в завершение песенки объяснялось, почему поющему вдруг захотелось, чтобы его терзали.
Я такой плохой,
Не дружи со мной,
Не ходи за мной,
Стань ко мне спиной!
Затем последовал длинный проигрыш, наверно, вместо пропускаемых слов.
Но и ты засранка,
Мухомор-поганка!
Рядом ляг со мной,
Не сто; спиной…
Некоторое время Андрей играл что-то неопределенное. Потом, почти не трогая струны, запел грустно и раздумчиво:
Как ейный хахель
И евонная любовница
Любили трахаться,
А после ссориться…
Воспользовавшись паузой, сделанной Андреем, Ника вставила:
- У любящих друг друга людей всегда так: сначала целуются и сразу после этого дерутся!
Андрей погрозил ей пальцем: «Мешаешь!»
Евонная жена
Была всем тем раздражена,
А ейный муж
Почти совсем не кушал груш…
Так жизнь текла
И так их всех качала…
Всех поровну ебла,
И это утешало…
- Андре! Спой нам что-нибудь о любви! О большой и чистой любви! – Ника сделала мечтательное выражение лица и изобразила рукой в воздухе большой овал.
Андрей задумчиво посмотрел на нее.
- Все песни, если вдуматься, о любви. Других, пожалуй, и нет…
- Есть песни просто о природе! «В траве сидел кузнечик», - напела Ника.
- Но ведь дальше там появляется, как нас уверяли в детском саду, лягушка, прожорливое брюшко, и съедает кузнеца. Кузнечик любил жизнь во всех ее проявлениях. Он – это Максим Горький, опустившийся на дно и оттого позеленевший. Но и лягушка любила жизнь. А то, что для нее жизнь, для бедного кузнечика смерть. Песня трагическая. Любовь – это всегда трагедия. Но с большим элементом фарса, когда это, как ты говоришь, большая и чистая любовь…
- Неправда! – упорствовала Ника. – Есть любовь с хорошим концом!
- Ну, если конец и в самом деле изрядный, любовь окажется белой и пушистой. Есть такие концы, и есть такая к ним любовь!
Андрей остановился и опустил гитару к ноге.
- Нас ругают и проклинают. – Прищурив глаза, он осмотрел всех, словно ожидая возражений. – И это естественно. Мы светлые, мы чистые до того, что нас не видно. Видны лишь наши тени. Но эти тени темные, совсем черные. И по ним судят о нас… Судят и осуждают. За что? Оказывается, есть за что… Мы – не святые! Ругают, и во многом, как видите, справедливо! Одно нас утешает во дни невзгод и тягостных раздумий о выбранной профессии… Хорошие гонорары! Не будь их, как не впасть в раздумье при виде того, что делают с нами! И кроме почасовой оплаты, есть всякие цитрусы, яблоки… К тому же, если признаться честно… - Андрей заговорщически подмигнул Виктору, вскользь взглянул на девушек и с напускным смущением закончил: - К тому же с каждой четвертой получаешь все-таки удовольствие… Не хлебом единым жив человек! Правда, Ника?
Обиженно надув губы, Ника ничего не ответила. Вик смотрел на Аню, словно оправдываясь. Она смутилась и отвела взгляд. Ей вспомнилось, как совсем недавно она неожиданно для самой себя прижалась к Борису Михайловичу. Ее руки обхватили его так крепко, что, казалось, между ними не осталось даже воздуха – только сексуальное влечение друг к другу. Не стоит рассказывать об этом эпизоде Вику.
- Андрей, вот ты вырос в деревне… – Анна не знала, как деликатнее выразить свою мысль.
- Наверно, там и вырос…
- Пели там что-нибудь местное, кондовое, так сказать?
- Какое кондовое, о чем ты говоришь? – вмешалась Ника. Говорила она, однако, без обычной энергии. – Андре вырос в большой деревне. В очень большой деревне! Больше самого Парижа!
Удивленная ее непоследовательностью, Аня смешалась и поспешила согласиться.
- Хорошо, пусть больше Парижа… Но я не об этом. Предположим, что в этой деревне живут пять миллионов… крестьян…
- Хлеборобов, - подсказал Андрей. – И доярок. Доярки нужны, потому что хлеборобов пока не научились выращивать, как пшеницу, в поле.
- Живет там много народа… - продолжила Анна. – Поют они что-нибудь, кроме того, что ты исполнял сегодня? Я думаю, поют…
Андрей взглянул на нее с любопытством, усмехнулся ее напускному простодушию.
- Кондовое, говоришь? Конечно, поют. Как выпьют, так и поют. И когда не выпьют, тоже поют. Но чтобы не выпить – это с ними случается редко. Что в деревне еще делать, как не пить! Это же не город, где проблем выше головы.
- И ты в деревне что-то пел?
- Еще как пел! Обо мне говорили: «Наш шатурский Кукурузо!».
- А сейчас не исполнишь ли нам что-нибудь из своего старого, деревенского репертуара?
- С удовольствием! – Андрей, не глядя на Нику, стал говорить напряженным, дрожащим голосом, похожим на голос Ники: - Я спою вам о любви… О большой и светлой сельской любви!
Он поднял ладонь, как бы прося тишины. Затем, неожиданно заложив два в рот, громко свистнул, хлопнул в ладони, притопнул и пропел визгливым фальцетом:
Ах, ах, ах! Полюбила тракториста,
Как-то раз ему дала.
Целый месяц сиськи мыла
И соляркою cсала! Эх, эх, эх!
- Спасибо, Андрюша, больше не надо! – поспешила вмешаться Аня.
Ника осталась безучастной. Она все больше грустнела и в любой момент готова была расплакаться…
Бросив петь, Андрей поставил гитару рядом у ноги, помолчал.
- Что и требовалось доказать… - неожиданно заключил он и обратился к Нике. – Я ведь для тебя пел, дорогая… А ты ни гу-гу… Прав был один древний мудрец: женщина всегда знает, чего хочет, но никогда не знает, чего ей хочется…
- Ты всегда говоришь только «милая» и «дорогая»! Так говорят все! – Ника требовательно подняла руку: - Скажи «любимая»!
- Нет ничего проще! – Андрей пожал плечами и произнес проникновенно: - Любимая! Таких, как ты, не было, нет… и не надо!
- Вот видишь, опять смеешься! А я страдаю! Как бедная Лиза у Карамзина! Его мы тоже проходили в школе… К сожалению, сейчас нет Карамзина, чтобы почувствовать и описать мои душевные мучения!
- Бедная Ника! Пусть их опишет Тургенев! Такой же талантливый сентиментальный писатель…
- Его тоже нет! И опять ты подкалываешь! Я выберу момент и в отместку укушу тебя!
- Только не это! Железный Феликс… Можно сломать зубы…
- Ты обидел меня своими шуточками. За это тебя следует наказать! – Ника отвернулась, а потом неожиданно заявила: - Если ребенок вылезет из живота, назад его уже не засунешь!
Андрей удивленно посмотрел на нее.
- Интересное сравнение! И главное, так актуально! – Он задумчиво потер переносицу. – Уже успела всем рассказать…
Слушая эту пустяковую перепалку, возникшую почти из ничего, Аня вдруг поняла, что Ника посвятила ее далеко не во все свои тайны. Дело не в беременности, хотя срок ее уже приличный. Нике хотелось бы родить… Это очевидно! Родить ребенка от любимого человека. Не считаясь ни со своей бурно начавшейся карьерой «манекенщицы», ни с сопротивлением Андрея. «Еще один кандидат на поездку в Нью-Йорк испарился… - с грустью подумала Анна. – Ни в какие нью-йоркские академии Андрей, конечно, не собирается. Этот замысловатый вояж он придумал только для того, чтобы сломить желание Ники стать матерью… Как сильна эта инстинктивная жажда в женщине! Неужели и я, если вдруг забеременею, махну рукой на все? Не знаю… Заранее не предскажешь, как поведут себя гормоны…».
Андрей положил гитару на колени и начал медленно перебирать ее струны.
- Вы знаете, - заговорил он, ни на кого не глядя, - в свое время американский композитор Николас Кейдж написал очень необычное произведение. Оно моментально сделалось знаменитым, сделалось, можно сказать, культовым. Это «Четыре минуты тридцать три секунды тишины». После взмаха дирижера оркестр молчит ровно столько, сколько указано в названии этого шедевра. Тишина - тоже музыка. Пауза или молчание – тоже разговор, а тишина – не просто музыка, а, возможно, вершина музыки. Как вы понимаете, изящную вещицу Кейджа можно исполнять любым составом инструментов. Давайте, я исполню ее вам на гитаре. Итак…
Андрей взмахнул рукой, наступило молчание. Оно длилось, по меньшей мере, минуту. «Когда он поет, он становится искреннее и лучше, - подумала Аня. – Не нравоучительствует, не высокомерничает… Манера пения необычная. То замедляет, то убыстряет темп… Стонет, причитает, а то вдруг выкрикнет, как кипятком ошпаренный… Кто придумал эти песни? Спрошу как-нибудь… Не сейчас… Мальчик из глухой, потерявшейся в болотах подмосковной деревушки. Ее жители, наверно, давно забыли само ее название. За ненужностью. Некому спрашивать, где они живут… «Мы не местные…» Таких, «не местных», там не бывает. А сейчас собирается в Нью-Йорк, Лондон и Париж… Если, конечно, собирается…».
Наконец, Ника не выдержала и чуть слышно зааплодировала.
- Прекрасная музыка! Это лучшее из всего, что ты когда-нибудь играл.
- Спасибо, старался! – Обидевшийся Андрей манерно наклонил голову. – Тем, кто достиг вершины, деваться некуда – только спускаться вниз. От музыки и поэзии надо переходить к низменной прозе… Давайте пропустим пару глотков виски, а потом каждый из нас расскажет какую-нибудь занимательную историю. Такую, чтобы начиналась словами «Однажды я…», а дальше шло что-то необычное, лучше всего - совершенно невероятное. Своего рода рождественский рассказ…
Андрей отложил в сторону гитару, поднялся с кресла, налил виски и поднес каждому стакан.
- Кстати, Анечка… - неожиданно начал он. – А как быть с ящиком нашего знаменитого и очень дорогого шампанского? В криминальной среде не принято оставлять после себя следов. В приличном обществе другой принцип. Нельзя расходиться, пока не выпито все шампанское. Виски или водка могут оставаться. Их остатки даже лучше употреблять утром. Натощак, так сказать, для опохмелки, как говорили в моей родной деревне. Но шампанское – нет! Оно не должно киснуть!
Под недоумевающим взглядом Виктора Аня ответила односложно:
- Ничего страшного, не прокиснет. Его владелец зайдет в ближайшие день-два.
Виктор напрягся и поставил свой стакан на столик. Андрей оставался невозмутимым.
- Неплохо! Частые встречи любовников – это уже дружба! Любовь ржавеет. Даже старая любовь ржавеет, хотя многие думают иначе. А вот дружба – нет. Она изготовлена из совсем другого материала. Давайте выпьем за дружбу!
Ника поколебалась, но потом все-таки выпила.
- Я тебе, Андрюша, не друг, не товарищ и не брат, - сухо сказала она, вытирая губы.
- Брат – это иносказательно, - заметил Андрей. - Ты мне сестра.
- И не сестра! С сестрой не спят! Сестры от братьев не беременеют! Я против того, чтобы переводить любовь в дружбу!
- Андрей, ваше пение чем-то напоминает Бьорк… - поспешила вмешаться Анна. – Она тоже постанывает, маниакалит, а потом неожиданно срывается в хаос и кричит…
Андрей благодарно посмотрел на нее.
- Я подражаю Бьорк. Открыто, не стесняясь этого. Она – проявление моей скрытой женской сущности… Мы с нею – женское и мужское лица одного и того же человека.
На Нику это туманное объяснение почему-то произвело впечатление. Во всяком случае, она выслушала его внимательно и в знак согласия покивала головой. Однако не забыла свою обиду, что тут же не замедлило проявиться.
- Давайте, я буду первой рассказывать! – энергично начала она. – Однажды моя знакомая…
- Симпатичная? – перебил ее Виктор. – Если не очень, то нужно помнить уговор – рассказывать нужно о себе!
- Высший класс! – ответил за Нику Андрей. – Не какой-нибудь сорняк с растопыренными лапами!
Ника от возмущения побледнела.
- Прошу без намеков! У меня действительно ноги от коленей немного расходятся врозь. Но они длинные и стройные! И не волосатые, в отличие от некоторых… - Ника подняла палец, давая понять Виктору, что это относится не к нему. – Так вот, одна моя знакомая целый день лежала на диване и читала «Фауста» Гете. И вдруг ей захотелось…
- Если читала «Фауста», значит не сорняк, - многозначительно заметил Андрей.
- И неожиданно ей захотелось… - Ника сделала многозначительную паузу. – Нет, не Фауста! И, представьте себе, даже не Гете!.. Захотелось обычного, здорового негра! Очень черного негра!
- Все-таки сорняк… - Андрей кисло сморщился и отвернулся от рассказчицы.
- Но где найти такого негра? На дороге они не валяются и в подъезд к ней не заходят… Она приоделась получше и отправилась на Тверскую. Где еще в Москве быть негру, как не там? Ходила, ходила, но ни одного приличного негра нет. Даже неприличного нет. Пристают, конечно: «Девушка, я вас в последнем французском фильме видел…». Липнут, как лейкопластырь. Но все белые… Тогда она решила поехать на Юго-Запад, к Университету дружбы народов. Пока добиралась, стал моросить дождик. Прошлась по улице, напротив здания университета. Потом рядом с общежитиями. Людей мало. Некоторые парни поглядывали на нее, но белые, совсем как скисшее молоко, таких и в деревне под Верхненижнеурюпинском хватает. Еще были какие-то черновато-желтоватые. Наверно, марсиане, прилетевшие подучиться нашему земному сексу. Но таких черных, как парадные офицерские сапоги, не встретилось ни одного. Углубилась в лесочек за общежитиями. Там под кустами были уже пары, но из-за дождика они не столько лежали, сколько стояли на четвереньках. И вдруг выныривает из-за деревьев негр. Такой черный, что лица не видно, тем более начинало темнеть. Направляется прямо к ней. Будто чувствует: «Если женщина хочет…». Присмотрелась, какой-то неполновесный негр. Высокий, но тщедушный, прямо плюгавенький. Дунь посильнее – улетит. Говорит этот негр: «Не хотите, девушка, в ресторан сходить? Здесь рядом. Вон за теми кустиками». Так невнятно по-русски говорит, что если бы не знала, чего хотела, вряд ли поняла бы его. Только зашли за кустики, он сразу стал хватать ее за разные места. Оттолкнула, кое-что сняла с себя. Самый минимум. А он возьми, да и повали ее на землю! Наверно, так у них в Африке принято. Других позиций не знают! Лежит она, как дура, на мокрой земле и снизу ее в голую попу что-то колет. Ситуация кошмарная! Снизу сыро, прямо холодит, а сверху ничего, как будто нет. Темно, негра совсем не видно. Он легкий такой, как перышко, никакого приятного давления не чувствуется. Не успела она опомниться, как негр уже вскочил и штаны застегивает. Она встала растерянная, сучки и листья с себя отряхнула. И тут негр говорит ей на прекрасном русском языке: «Пора деньги платить, девушка… не знаю, как вас там зовут». До того щебетал что-то непонятное, как птица. А насчет денег высказался на хорошем русском языке, совсем без акцента. Даже прочувствованно. Прямо актер Василий Ливанов! «Платить? - переспрашивает она. – Получай!» Как двинула его кулаком в челюсть! Он кубарем в кусты улетел. Хотя, может, и не в челюсть. Там его вообще почти не было видно. Но полетел далеко. Пошуршал он в кустах секунду, а потом как даст деру! В сторону, противоположную от университета! Ну, думает она, прямо в Африку подался! Пусть расскажет там, сколько стоит русская девушка! Даром наша красавица не отдается. Даже негру!
Ника остановилась и осмотрела всех торжествующим взглядом. Впечатление от ее рассказа оказалось, однако, каким-то двойственным. Аня смотрела в сторону. Виктор наклонил голову и явно не собирался выражать свои чувства. Только Андрей одобрительно покивал головой, но потом почему-то развел руками.
- Верите вы, что все это так и было? – не выдержала молчания Ника. – У меня есть доказательства!
- Верим, верим… - нехотя откликнулся Андрей. – Верим всему, кроме одного! Не могла эта девушка полдня лежать на диване с «Фаустом» Гете! Она, кроме плаксивых женских романов, вообще ничего не читает. Для нее даже Карамзин с Тургеневым сложноваты. Но негра она вполне могла захотеть! Не только к вечеру, а уже утром! Как встала, зубы еще не почистила, а уже хочет негра! Таких девушек я хорошо знаю!
- Откуда тебе их знать, темнота подмосковная! Негры это же не грибы! – Ника с досадой махнула рукой.
- А вот представь себе, знаю! – Андрей поднял руку, выдержал паузу и неожиданно твердо заявил: - Негром, которому ты дала в челюсть, был я!
- Как ты? – дружно воскликнули все и уставились на Андрея.
Некоторое время он мычал что-то неопределенное, поводил головой и хлопал себя ладонями по коленям.
- Это был я! – повторил, наконец, он и потер себе челюсть. – Здорово ты тогда мне звезданула! – Выждав, когда недоумение достигнут предела, он продолжил, слегка морщась от воспоминаний об этом, не особенно приятном эпизоде своей жизни. – В то смутное время я только что приехал в Москву. Прибыл в столицу нашей Родины из своего любимого Шатурского района... У нас там, кстати, теперь большой прогресс. Моя деревня стала почти вторым Нью-Йорком, а районный центр – так вообще теперь Париж. Наш глава районной администрации, представляете себе, негр! И председатель нашей сельской артели – негр! И все бригадиры негры. И даже доярки – сплошь негры. Но женские негры, то есть негритянки Сейчас там, конечно, все расцвело, а раньше глухомань была… Подался я от отчаяния в Москву. Но, оказывается, многие москвичи тоже плачут! И я попал в их число… Жить негде, работать негде. Искал, искал себе подходящее занятие и решил: буду подрабатывать негром! После обеда намазывал лицо и кисти рук темно-коричневой морилкой для дерева, и отправлялся туда, где большая дружба народов. Морилка не пахнет, это вам не гуталин. Но если не начинает еще темнеть, то опытные девушки могут заметить, что негр какой-то нашенский, подмосковный… Смелые девушки, желающие себя испытать, крутятся в лесочке около общежитий… А я тут как тут! Лепечу что-то полуиностранное: «Не желаете ли пройтись, мадмуазель, сильву ваше пле, вон за те кустики!». Сначала говорил, что там, прямо в кустах, ресторан. Но потом одна негодяйка дала мне в челюсть, и я решил: «Не имея денег, не обещай красавице ресторан! Схлопочешь по физиономии!».
Все смотрели на Андрея изумленно. Ника первой пришла в себя и послала ему воздушный поцелуй.
- Ах, милый, оказывается, мы с тобой давно уже знакомы! Можно сказать с детства!
Андрей ответил ей ласковым воздушным поцелуем.
- Там, в лесочке, было много таких, как я, подмосковных негров… Мы хотели даже организовать свой профсоюз чернокожих, чтобы обслуживать девушек, жаждущих африканской экзотики. Настоящих негров мы, конечно, гоняли. Русская девушка – только для русского! Иногда неграм это надоедало, они собирались оравой, ловили нас и били. Но хуже всего было с местной шпаной! Она не разбиралась, почему ты черный: то ли ты в Африке родился, то ли просто есть хочешь. Расисты, одним словом.
- Но объясни мне вот что, Андрей, - спросила Ника и в ее голосе прозвучало недоверие. - Тот негр был длинный, но худой… Прямо как щепка…
Андрея ее вопрос ничуть не смутил.
- Я ведь только-только из деревни приехал! А там три года питался одной картошкой. Каким я мог быть? Сейчас, конечно, женщины меня подкормили. Стал ходить в спортивные залы, в бассейн, к массажисту… Все меняется и обязательно к лучшему!
- А знаешь Андре… - неожиданно заметила Ника. – Если честно, ты мне тот, в лесочке, когда был негром, больше понравился…
- Надо же! – встрепенулся Виктор. – Сейчас он мощный, красивый, ухоженный, а она вспоминает его тощего и замухренного! Что делает с людьми любовь с первого взгляда! Каким увидит любимого при первой встрече, таким и хочет видеть его потом всю жизнь! Да… Такие истории надо печатать в газетах, в рубрике «Зачем вы, девушки, чернявых любите?». В поучение подрастающему поколению.
Аня смотрела на него насмешливо.
- Ну, это еще не факт, что тем негром, который произвел такое впечатление на Нику, действительно был наш Андрей. Он ведь сам рассказал, что таких негров, как он, в лесочке было много… Я вот не пойму… - Аня задумчиво накрутила прядь своих волос на палец. – Не пойму, чем белый, крепкий мужчина может быть хуже черного?
- Тем, что он не черный! – тут же ответила Ника. Смутившись под взглядом Андрея, она сама перешла в наступление. – Почему только девушек надо предостерегать от опрометчивых шагов? Вот, например, тебе, Андрей, хотелось бы темненькую?
- Какую еще темненькую? Из Италии, что ли?
- Черную! Из Африки! Из самых что ни на есть джунглей? – не дождавшись ответа Андрея, Ника высказалась за него сама. – Хотелось, и не раз! И была у тебя такая, я уверена! Нередко прямо на мокрой земле! Я представляю, как иглы и ветки впивались ей в ее черную задницу!
- А тебе, Вик? – спросила Аня и сделала такой вид, будто все, что бы он ни ответил, окажется неправдой.
Виктор ушел, однако, от ответа и обратился почему-то к Андрею.
- Ты, вроде, специалист в этом вопросе… Как русская женщина выбирает себе негра?
Андрей пожал плечами.
- Чтоб был повыше и, само собой, почернее…
- Здесь требуется… как это сказать… компетишн, - вставила Анна.
- Да, да! - охотно согласился Андрей. – Хорошее русское слово компетишн! Оно здесь как раз на своем месте. Богат наш родной русский лэнгвич, для каждой ситуации в нем есть точное слово!
- Нужны курсы какие-нибудь, вроде автошколы… - рассуждал, словно про себя Виктор. – Какая-то предварительная практика, занятия с инструктором…
- Глупости ты говоришь! Никакой негр нам не нужен! И никак мы его не выбираем! К твоему большому огорчению! – В подтверждение своих слов Анна стукнула кулаком по подлокотнику кресла. – Не нужен, и все тут!
Глава 7
Неожиданно раздался писк домофона. В ответ на повернувшиеся к ней лица, Аня развела руками.
- Я больше никого не приглашала! Все-таки такой день – веха в новой и такой необычной жизни… Хотелось, чтобы были только свои…
- Никому не открывай! – предупредил ее Виктор. – Не хватало только, чтобы приперся какой-нибудь твой… поклонник! Да к тому же черный, из самых джунглей!
Анна отправилась к пульту домофона, о чем-то поговорила с неожиданным гостем и вернулась в комнату.
- Посыльный из ресторана «Метрополь»… Принес подарок… От кого – не знает…
- Интересно… - недоверчиво протянул Виктор.
- Посмотрим, что за подарочек! – Андрей оживленно потер ладонь о ладонь. – А от кого – это вопрос десятый!
На звонок в дверь Анна прошла в прихожую, пошепталась о чем-то с посыльным и через минуту вернулась в комнату. В руках у нее была большая красивая коробка, перевязанная яркой лентой.
- Посыльный действительно не знает от кого подарок. Даже за деньги не знает… - недоуменно сказала она. – Приказано доставить ровно в семнадцать часов… Пойдемте на кухню, там на большом столе откроем… Может, внутри есть какая-нибудь записка…
На ее вопросительный взгляд Виктор твердо ответил:
- Не я прислал подарок! Я противник нашей новой распрекрасной жизни! И подарков по этому поводу делать не собирался! К тому же у меня и денег пока нет на такие дорогие подарки, которые доставляют посыльные … Так что, извините…
Аня поставила коробку на стол, развязала бант на ленте и повернулась к Виктору:
- Может, угадаешь, что там?
- Свадебное платье! - радостно закричала Ника. – Большое белое свадебное платье с фатой. Не иначе, как от Антонио Берарди или Валентина Юдашкина!
Андрей обнял ее за плечи и ладонью закрыл ей рот.
- Погрязла в мелочах, - сказал он извиняющимся голосом. – Не будет же Анна праздновать начало новой… очень новой своей жизни в свадебном платье? Тем более, Виктор здесь ни причем. И свадьба – понятие туманное. Одни мечтают быть на своей свадьбе в белом свадебном платье, другие не хотели бы присутствовать на ней даже голышом.
- Открывай, не тяни. Не могу даже представить, что там, - поторопил Виктор. – Сам я никогда не отправлял подарки с посыльным. Откуда мне знать, что дарят женщине в день, который она почему-то считает пиком своего торжества…
Аня взяла крышку за углы и сняла ее. В картонной коробке оказалась пластиковая коробка, чуть поменьше, закрытая полупрозрачной серебристо-голубой крышкой.
- Будем гадать? – еще раз спросила Аня.
- Уже угадали! – Виктор быстрым движением снял крышку.
В пластиковой коробке был большой торт, даже не торт, а что-то отдаленно напоминающее его. Коробка была заполнена доверху отборной красной икрой. По насыщенному красному фону шла сделанная черной икрой закурсивленная надпись: «Жизнь удалась!».
- Вот это да! – произнес изумленный Андрей и покачал головой. – Такого я еще не видел! Как можно это угадать?
Ника не выдержала, ткнула пальцем в икру и облизала палец.
- То, что надо! Высший сорт! Но так красиво, что жалко это есть!
Андрей подхватил несколько икринок с надписи, задумчиво пожевал и удовлетворенно хмыкнул.
- Неплохо… Очень необычно. Кто хоть однажды видел это, тот не забудет никогда… Но здесь нет никакой записки… Никакого поздравительного адреса! Кто этот счастливчик, способный заплатить за три или четыре килограмма икры и ее художественное оформление?
Все внимательно посмотрели на Анну, но было ясно, что она сама не знает, от кого этот необычный подарок. Андрей обошел Нику и Виктора, обнял Анну за плечи и поцеловал ее в щеку.
- Поздравляю, дорогая. Жизнь, как правильно нам подсказывают, удалась!
Оттеснив Андрея, Ника расцеловала Аню в обе щеки и тут же стерла легкие следы своей помады тыльной стороной ладони.
- Я тоже поздравляю! В следующей коробке непременно будет свадебное платье!
Виктор мрачно осмотрел коробку с выложенным на ней панно, покрутил ее на столе.
- От кого? Ни звука, ни слова! Интересно… Это напоминает надписи, выкладываемые на откосах вдоль железной дороги. «Счастливого пути» или, там, «Успехов в труде». Обычная железнодорожная безвкусица…
Аня обиженно посмотрена на него.
- У меня нет знакомых железнодорожников!
Ника тут же поддержала ее.
- Ты не прав, Вик. Очень необычно и красиво. Я бы сказала, с выдумкой и фантазией. Волнует душу! Особенно тонкую женскую душу, которая любит подарки и умеет их ценить! Какому железнодорожнику по карману такой подарок! Только министру путей сообщения! Но у него нет вкуса! Уж я это знаю, не при Андрее будь сказано. Если бы этот министр и решил прислать что-то в подарок, это были бы, я думаю, две железнодорожные шпалы! И принес бы их не посыльный из ресторана. Куда этому слабаку! Их притащили бы две могучих женщины в оранжевых куртках. Так у них давно заведено: женщины таскают шпалы, а мужчины покрикивают на них из кабинетов. Мне на день рождения этот твой министр прислал, знаешь что? Вагонное колесо! А к нему приварены по бокам железные крылышки. Это колесо вкатили ко мне в квартиру две пожилые, здоровенные женщины в рабочих куртках и сказали: «Принимай, мать! Будешь знать, кому давать!»
Виктор приподнял пластиковую емкость с икрой и вытащил из-под нее небольшой картонный прямоугольничек с текстом.
- «Ресторан «Метрополь». Повар Анри Перье».
Виктор повертел картонку.
- Ерунда какая-то. Продукт отечественный, а приготовил все почему-то француз. Он чего доброго, живую лягушку туда внутрь засунул… Я думаю, все это надо выбросить в мусоропровод!
Виктор взялся за коробку, но Андрей мягко остановил его руку.
- Подожди, Вик. Выбросить мы всегда успеем. Сначала приготовлю себе два бутерброда. Один с черной икрой – под шампанское «Кристалл», которым нас сегодня угощает твоя Анечка. А второй – с красной икрой, под виски…
Ника тоже положила свою руку на руку Виктора.
- И я сделаю себе два бутерброда. Два очень толстых бутерброда! А что касается этой французской лягушки… Если она там есть, Анечка быстренько нам ее поджарит. Хорошо, чтоб там внутри было четыре лягушки! По одной на каждого… Давай, Андре, я и тебе приготовлю бутерброды!
Недовольный таким поворотом дела Виктор ушел в комнату. Аня махнула ему вслед рукой.
- Иногда он бывает ужасным букой. А ты еще, Андрей, ляпнул про этот «Кристалл» … Это же соль на рану! Ревность!
- А что это такое, ревность? – спросил, присаживаясь Андрей. – Разве можно ревновать любимого человека?
- А кого еще ревновать? – отозвалась Ника. – Не министра же к его жене. Или к тем колесам с крылышками, которые он раскатывает по всей Москве? – Она подошла к Андрею и нежно поцеловала его. – Ты должен, милый, учиться ревновать! Со временем станешь, как Отелло! Нет, не таким же черным, как он. Таким же ревнивым! Черным ты уже был. Теперь тебе нужно вырастить в себе злобного, ревнивого зверя. Схватишь меня когда-нибудь за горло и прохрипишь в припадке ревности: «Молилась ли ты на ночь, Ника?» А я отвечу жалобно: «Нет, милый! Я и молитв-то не знаю…» Ну, ты меня и задушишь! Прямо на той постели, на которой я буду лежать рядом с другим мужчиной! Это будет так возвышенно!
Андрей отстранил ее от себя, развернул и, хлопнув по заду, отправил к разделочному столу.
- На постели – это, конечно, гораздо возвышеннее, чем на полу. Но ты на меня, пожалуйста, не сердись. У меня нет никакого желания тебя убивать! Лучше я врежу тому типу, который будет лежать с тобой. Как ты когда-то врезала мне. В том, конечно, случае, если он вдруг откажется заплатить тебе. А иначе и ему бить морду не за что…
Андрей отправился в комнату, принес виски и стаканы, достал из холодильника бутылку шампанского. Потом еще раз сходил в комнату и позвал к столу Виктора. Тот отказался и, включив телевизор, стал смотреть какую-то информационную программу.
- До чего ревность способна довести человека! Новости уже смотрит! – укоризненно покачал головой Андрей, присаживаясь к столу. – Думает, что выше женского лицемерия нет ничего на свете. Ошибается, есть! Телевизионное лицемерие – вот самая высокая вершина!
Ника поставила на стол большое блюдо с бутербродами. Андрей разлил виски.
- Чтобы елось и пилось, и хотелось, и моглось! Чего проще! Пожалуй, за это и выпьем! – он выпил, ни с кем не чокаясь. Жуя бутерброд, он принялся рассуждать вслух. – Немного же человеку надо! Выпил шотландского виски, закусил бутербродом с русской черной икрой и уже думается: «И жизнь хороша, и жить хорошо!».
Ника заторопилась, поперхнулась, но все-таки вставила:
- Жить хорошо, а хорошо жить - еще лучше!
Андрей скривил губы.
- Ты все еще во власти банальностей! У кого поднимутся руки задушить такую провинциалку? Тебе, крошка, надо расти!
- Следует быть поосторожнее со своими желаниями… - вернулась к своей утренней мысли Аня. – Хочу вам напомнить, господа нью-йоркцы, что великий американский поэт Уолт Уитмен говорил: «Для полного счастья достаточно жить и дышать».
- Так и говорил? – переспросил заинтересовавшийся этим советом Андрей. – Для счастья ничего не нужно – только живи и дыши?
- Так и говорил! – с удовольствием подтвердила Эн. – В поэме «Листья травы». Человек должен жить так же просто, как растет трава.
- Любопытная мысль… Но хорошо сказано!- Андрей на секунду задумался и принялся разливать шампанское.
Виктор пришел на кухню и встал в дверях. Потом он взял стакан и бутерброд, но садиться не стал.
Аня, ничего не объясняя, сменила тему разговора.
- У нас с Виком есть друг, который обожает икру. Но уже забыл, когда пробовал ее в последний раз… Давайте позвоним ему, и он подъедет! – Она взяла мобильник, набрала номер и выжидательно замолчала.
- Он любит икру! Редкого вкуса человек! Прямо какой-то уникум! – Андрей сделал удивленное лицо, а потом процитировал: - «А любишь ты икру?» - спросили раз ханжу. - «Люблю, - ответил он. – Я вкус в ней нахожу». Вашего уникального друга надо поддержать! Хотя бы килограммом икры!
- Ника его знает, - пояснила Аня. – Это – Олег, на конкурсе красоты - жених Виктора.
- А, Олежка! – радостно воскликнула Ника. – Прекрасный человек! К тому же был женихом Виктора. Он немного ухаживал и за мною во время конкурса… Говорил… Андре, не слушай! Говорил мне, трогая за талию и чуть ниже: «Какие губки! Такие губки! Они требуют достойного украшения!»
Андрей внимательно смотрел на нее. Потом неожиданно заговорил, повернувшись к Виктору.
– Мне непонятно только одно, - сказал Андрей, - почему Виктор разрешал своему жениху ухаживать за другими женщинами? Ведь жених Вика, его будущий муж, явно ухаживал за тобой…
Виктор, наконец, не выдержал и громко рассмеялся. Вслед за ним стала открыто смеяться и Аня.
- Все это была шутка, Андрей! – давясь смехом, воскликнул Виктор. - Розыгрыш! Олег никогда не был моим женихом! На конкурсе я играл роль женщины. Чтобы обеспечить мне алиби, Олег заявил, что он мой жених. Он даже сказал, что я внебрачный сын Альберта Львовича! Благодаря этим фокусам я, наверно, и победил.
Обескураженный Андрей тер себе лоб.
– Что же вы молчали об этом? - спросил он.
Аня вытерла слезы, выступившие в уголках глаз, и подала Андрею бутерброд.
- Большой шутник этот ваш Олег, - развел руками Андрей. - Он приедет сюда, чтобы продолжать ухаживать за Никой… Значит, икра окажется предлогом? Нельзя так насмехаться над деликатесом! Никакой ваш Олег не гурман! Он просто ловелас! Бабник, как говорили у нас в деревне…
- Успокойся, Андрюша, и ешь свой бутерброд, - примирительно сказала Анна. – Заявлял, что ревности нет, что она теперь такой же атавизм, как аппендикс. А теперь начинаешь ревновать Нику… Олег за нею ухаживал больше по инерции. Он ни одну симпатичную девушку не пропустит без … комплимента. Так, на всякий случай… А вдруг что обломится! Сейчас, кстати, у него в гостях две очаровательные девушки. Я думаю, события у них в полном разгаре…
– Олег теперь вне подозрений, - удовлетворенно подвел итог Андрей. - Если он как-то уладил дело со своими красавицами, он вполне может подъехать к нам. Вместе с ними, если они ему еще не надоели…
Аня предостерегающе подняла палец.
- Эти девушки не нашей профессии!
- А кто их знает! - равнодушно отмахнулся Андрей.
- Я знаю. У Олега нет денег на широкую жизнь. - Анна грустно развела руками. – У него их нет и на не очень широкую жизнь. Его горизонт – четвертинка на двоих с любимой и жареная колбаса с макаронами на ужин.
- Аскет, - с удивлением сказал Андрей – Подвижник…
- Сексуальный подвижник! – рассеялась Ника.
- Какая разница, чем он двигает. Звони ему, Анечка! Таких людей на всей планете осталось, я думаю, не больше десятка. Тарелка макарон, а после этого две женщины за вечер… И так, полагаю, каждый день?
- Примерно так, - ответила Анна и перезвонила Олегу. Он, однако, не отвечал.
- Титан мысли и тела… Особенно тела. Но и духа, это само собой, - задумчиво рассуждал Андрей. – Такого ни две, ни три женщины не испугают… Как сказал наш знаменитый поэт: «Трактор на полном ходу остановит и в ватнике в женскую баню войдет».
- Еще бы! Такие многого стоят! – Ника еще раз показала Андрею язык, явно на что-то намекая.
- Почему это?
- Потому, что один орган у них из титана! – заключила она с довольным видом. – Никогда не гнется. Им и виагра не нужна. Не то, что некоторым… нетитанам.
Неожиданно раздался настойчивый и длинный звонок телефона. Анна взяла трубку и удивленно сказала:
- Международный… Тебя, Андрей. – Когда Андрей начал говорить, она прошептала Нике. – Какой-то мужчина! Судя по голосу, молодой…
Андрей говорил односложно, ограничиваясь по преимуществу «да» и «нет». В конце он произнес: «Нет, нет! Сейчас не могу!».
Положив трубку, Андрей обвел взглядом всех, прокашлялся и небрежно заметил:
- Я дал твой телефон, Анечка, своему хорошему знакомому. Виктор может не волноваться. Никакой опасности для женщин этот человек не представляет. Для них он стерилен.
- Кто звонил? И почему он звонит тебе именно сюда? – Нику это объяснение явно не удовлетворило.
Андрей пожевал в задумчивости свой бутерброд, потом многозначительно сказал:
- Звонил самый знаменитый гомосексуалист страны.
- Боря Моисеев?
Андрей снисходительно посмотрел на нее и усмехнулся.
- Звонил поэт Дмитрий Могутин! Твой любимый Боря перед его портретом рыдает о своей неудавшейся сексуальной карьере! Дмитрий пишет очень неплохие стихи, а какие стихи у Бори? Дмитрий известен не только у нас в стране, но и за рубежом. Он неоднократно представлял нашу страну в Западной Европе и в Америке.
- По какой линии представлял? – недоверчиво спросила Анна.
- Естественно, по своей, по голубой. Делился своим богатым опытом с зарубежными мужчинами. – Все затихли, а Андрей откинулся на спинку стула, довольный произведенным эффектом. – Дмитрий консультирует Альберта Львовича по некоторым тонким вопросам мужской психологии. Замечательный мужиковед и мужиколюб! Автор нескольких книг на эту тему. Прекрасные, очень поучительные книги! Голубой Максим Горький! Буревестник новых форм мужского секса! Я читал его «Роман с немцем». Там он описывает, в частности, как выиграл в Канаде престижный конкурс на самую красивую мужскую грудь. И как в Нью-Йорке одному богатому идиоту загонял в его эту самую… бильярдные шары на шнурке. Такой был «фэшн», я вам скажу! Позы менялись, как у борцов классического стиля. Сейчас у Дмитрия вышла новая книга, «Америка в моих штанах». Хочет подарить ее мне. Он подписал ее…
- Уж не спермой ли? – в голосе Ники звучало недоверие. – Свои уникальные книги он, что, спермой пишет?
Андрей состроил удивленное лицо и с неодобрением посмотрел на Нику.
- До чего проницательная девушка! Но на этот раз ты все-таки ошиблась. Пока ошиблась. Свои книги он пишет чернилами. Хотя и добавляет туда…
- Все-таки добавляет? – требовала подтверждения своей догадки Ника.
- Но не то, что ты думаешь. Он добавляет в чернила свой талант! Большой талант, моя милая! В русской литературе спермой пока что не написано ни одной книги. Может, в будущем появится по-настоящему плодовитый автор, но пока такого у нас нет… Даже Эдичка Лимонов писал обычными чернилами, правда, нью-йоркскими. И знаменитая фраза «Русские поэты любят больших негров» написана этими же чернилами…
Чувствовалось, что Андрей мог разглагольствовать на эту тему долго. Виктор смущенно мялся в дверях, бросая вопросительные взгляды на Анну. Она поспешила изменить направление разговора.
- Андрей, а ты ругаешься матом? – неожиданно с самым невинным видом спросила она. – Вот в твоей песне был пропуск… Напрашивалось одно нехорошее слово…
Андрей замолк и удивленно уставился на нее.
- Нашей милой, невинной девушке вдруг захотелось пьяного дебоша с матерным стихосложением? – Он с сожалением развел руками. – Ничего не выйдет. Ругаюсь, но редко. По необходимости. А в присутствии женщин вообще не ругаюсь. Это было бы пошло. Не этому учил нас Иван Сергеевич Тургенев в своем знаменитом пособии для старшеклассников «Отцы и дети». И не для того декабристы разбудили Герцена, чтобы он выкрикнул на всю страну что-нибудь трехэтажное…
- А вот когда ты жил в деревне и начиналось половое созревание… - настаивала Анна, не хотевшая, чтобы разговор вернулся к чересчур откровенным вещам.
Взяв еще один бутерброд, Андрей внимательно осмотрел его, но есть не стал.
- Деревня – это, милая моя, миф. Мечта о первобытной простоте нравов. Была ли на самом деле та знаменитая деревня, в которой я вырос и возмужал? Этого теперь никто не знает. Ника верит, что была. А я сомневаюсь… Она думает, что там без мата я ни с одной девушкой не мог познакомиться. Я же предполагаю, что в той иллюзорной деревне я сызмальства знал всех девушек. Мне незачем было начинать издалека: «Девушка, так вашу перетак и переэтак, кажется, мы с вами вон в тех кустах еще не встречались?» …
Аня слушала его недоверчиво.
- Все дело в том, что как мужчина ты созревал, наверно, очень медленно?
- Ты полагаешь, что я долго качался, как сопля, над сексуальной пропастью? Может быть, - охотно согласился Андрей. – Бывало в детстве, годиков в семь-восемь, выйду на улицу, гляну на село… Девки гуляют и мне весело! Вернусь в дом, прошу: «Маменька, родная, дай воды холодной! Ножки гудят в пляску хотят!».
- Ты нас разыгрываешь! – усмехнулась Аня. – Но если насчет семи-восьми годиков правда, то рановато ты начинал. Зигмунд Фрейд таких вещей не советовал…
Андрей равнодушно отмахнулся.
- А, твой Фрейд! Чего стоят его советы! Он самому себе ничего путного не мог подсказать. Сразу после сорока он завязал свой узлом – крепким морским узлом – и сказал: «Это мне больше не нужно». У него были свои, фрейдистские комплексы. Его тянуло, я уверен, к проституткам. Но он не мог раскрепоститься и изменить своей жене… Как это делал, например, прекрасный поэт Александр Блок, воспевавший свою жену, но не притрагивавшийся к ней, а живший с проститутками. Первая женщина должна быть одновременно и последней! Этот принцип много крови попортил нашему дорогому Зигмунду!
- А мне вчера снился Зигмунд Фрейд! – вдруг воскликнула Ника. – Но непонятно, что бы это могло значить! Я ведь спала совсем с другим мужчиной! Даже без усов и бороды! И у него нечего было завязывать крепким морским узлом… Так себе, с гулькин нос…
- Не повезло тебе, зайчонок! – Андрей погладил Нику по плечу и сочувственно вздохнул. – Финансовая сила – это еще не все в мужчине. Далеко не все… То-то ты днем так приставала ко мне! Оказывается твой вчерашний партнер, хоть он без усов и бороды, по своей сексуальной силе тот же самый, что тебе снился!
«С этими друзьями не соскучишься, - с досадой подумала Анна. – О чем с ними ни заговори, они переведут беседу в одну плоскость…». По Виктору было видно, что он чувствует себя как первоклассник, случайно оказавшийся на вечеринке развеселившихся донельзя первокурсников института. Надо было его выручать, и Аня снова позвонила Олегу.
Наконец Олег снял трубку и чуть осипшим голосом стал извиняться.
- Не снимаю трубку… очень занят… Прости, пожалуйста, Анечка! Думаю, кто это названивает? Прямо растрезвонился, мешает работать… Не знал, что это ты. Думал, Альберт Львович. Пора платить за аренду помещения, а на счету нашего модельного агентства ни шиша. Он снял со счета все деньги до копейки. И мне он обещал подбросить немного деньжат. На моем счете тоже ноль копу и поцелуй в попу, не при женщинах и не женщине будь сказано. Он мне два дня назад прямо сказал, хватит, мол, в кафтане ходить и на разбитом драндулете ездить. Вы, Олег, - президент знаменитого модельного агентства и должны быть как Джанни Версаче! Это, если помнишь, тот знаменитый модельер, которого застрелил его гнусный любовник. Хороши шуточки у нашего Альберта Львовича! Но деньги мне не помешали бы. У нас ведь зарплаты нет не только у рядовых манекенщиц, но и у самого президента модельного агентства. Каждый крутится, как может…
- У нас с Виктором в гостях друзья. Много шампанского и полно икры. Мы хотели бы тебя увидеть и услышать.
- Услышать можете и сейчас, а вот увидеть…
Пока Олег размышлял, Аня включила кнопку громкого звука, чтобы все могли слышать его ответ.
- Какая у вас икра? Красная, наверно? – поинтересовался Олег.
- И красная, и черная.
- Ну, вы даете! У одних с утра во рту макаронины не было, а другие устраивают себе праздник жизни! Откуда богатство?
- Ниоткуда, вестимо. Какой-то мой доброжелатель прислал с посыльным несколько килограммов икры.
- Шампанское тоже от доброжелателя? А какое?
- Американское, «Кристалл». Целый ящик.
- Какие соблазны! Как устоять перед ними слабому человеку?!
Из трубки стал доноситься глухой женский голос, послышалась возня. Когда Олег снова заговорил, тон его был уже не восторженным, а извиняющимся.
- Я уже на крючке, как пескарик… Говорить еще могу, а двигаться не очень. Понимаешь, Аня, две книги… Одну уже прочел, она пошла на кухню посуду мыть. Представляешь, сама вызвалась! Благородная девушка! Будь я порядочным человеком, обязательно женился бы на ней! Говорит, лучше я буду на кухне, слишком уж возбуждаюсь при виде постельных сцен. И дома, и даже в театре. В театр, поэтому давно уже не ходит. А мытье посуды успокаивает ее лучше всякого душа. Шарко… Сейчас занят чтением второй книги. Проанкетировал ее, сделал мониторинг, провел лизинг… Действую, как настоящий бизнесмен! Она уже так раскалилась, что требует, делай со мною все, что хочешь! Ну, с этим пока подождем. Пусть сначала она сделает со мною все, что я хочу! А от икры не отказался бы… Пробовал ее в последний на свадьбе знакомого Виктора и теперь не отказался бы! Но не сегодня! О-го-го! Нет, это я не тебе… Пока трубку не уронил, настоятельно советую - икру в холодильник! Только не в морозилку. Там она станет гуще, но потеряет во вкусе. Уж я эти вещи хорошо знаю! Приеду завтра! Всем большой привет! Очень хорошо!..
На этом разговор прервался.
- Сгорел на работе, - сочувственно заметил Андрей.
- Это у него не работа, а хобби, - поправил Виктор.
- В нашем деле не поймешь, где работа, а где хобби. Одно перетекает в другое… - Андрей вдруг оживился. – Мы ничего не доводим до конца! У Олега нужно учиться! Приступил к делу – кончай смело! Вот, например, стали мы рассказывать о необычных случаях из жизни, но дали высказаться только Нике. Получили в подарок необычный торт, но так и не узнали, от кого он… Не Альберт ли это Львович? Позвони-ка ему, Аня! Поинтересуйся исподволь, не он ли… Только насчет наших планов выбросить торт в мусоропровод не проговорись. Обидится старик… Но сначала давайте выпьем, чтобы разговор с шефом получился деловым и содержательным. Может, Вик, все-таки присядет?
- Как тебе Олег? – спросила Аня Виктора.
Виктор сел за стол, долил себе виски.
- А что Олег? Он в своем амплуа. Работает и за себя, и за того парня.
Аня неожиданно рассмеялась.
- А тот парень – это, конечно, ты! Так подвести товарища – свалить на него свою работу!
Под любопытными взглядами Ники и Андрея Виктор смутился и начал оправдываться:
- С тех пор, как мы познакомились с тобой, я к Олегу стал заходить только по делу! Если он и привозит двоих, то совершенно случайно! Не оставишь же одну девушку ждать свою подругу у подъезда…
- А раньше книжечки вдвоем с Олегом почитывали? – деловито поинтересовался Андрей. – Богатая была библиотека?
Погрозив Андрею пальцем и нахмурив брови, Ника строго заметила:
- Интимная жизнь – это тайна! Глубокая тайна, покрытая мраком!
- Но ты же рассказала о своем негре? – не удержался Андрей.
- Только потому, что негром был ты! Это был рассказ о первой встрече двух любящих сердец. Современных Ромео и Джульетты! Если хочешь, Анны Карениной и князя Вронского, не помню его имени!
Андрей замахал руками и сделал испуганное лицо.
- Знаем мы, к чему привела бедную Анну роковая встреча с князем Вронским! О железных дорогах и тем более об их министрах мы все знаем, больше уже не надо! Не хватало только, чтобы ты предложила тост за железную дорогу…
Ника посмотрела на него с вызовом и повела плечами.
- А вот и предложу. Давайте, друзья, выпьем за железную дорогу! За тех, кто мчится по ней навстречу своей новой судьбе!
Анна и Виктор недоуменно переглянулись и подняли свои стаканы. Андрей помялся и присоединился к ним. Никому, конечно, не пришло в голову, что этот случайный, надуманный тост имеет сейчас прямое отношение к ним всем.
Неожиданно Аня встала, взяла Виктора за руку и вывела его на середину комнаты.
- Знаете, друзья, как? – сделав паузу, она покрепче взяла Виктора за локоть. – Через две-три недели мы с Виком уходим от Альберта Львовича! Уходим насовсем!
- Вот это да! – воскликнул Андрей. – Вот так сюрприз!
- Куда уходите? – удивилась Ника. – Вы нашли место лучше?
- Нет, - ответила Аня. – Никакого нового места у нас нет. Мы уходим в никуда! Просто мы возвращаемся в обычную жизнь!
Виктор стал выдергивать свой локоть из руки Ани, но она держала его крепко.
- Я еще ничего не решил! – воскликнул он. – Может, я еще думаю!
- Если ты не уйдешь сейчас со мной, думать будешь один! – резко сказала Аня и бросила его руку. – А я не могу дальше жить такой неестественной жизнью. В конце концов, я – человек и обычная женщина. Я - не путана, в которую меня превратил ваш Альберт Львович!
Решивший разрядить обстановку Андрей плеснул всем понемному виски и поднял свой стакан.
- Не надо ссориться, друзья! Мы с Никой тоже подумываем об уходе от Альберта Львовича и того грязного бизнеса, который он делает на нас. Но думаем мы, конечно, медленно… Так что вот так сразу… у нас не получится… К тому же нам хотелось бы остаться в модельном агентстве. Но быть настоящими моделями, а не чьими-то сексуальными игрушками. Ты, Ника, не унывай! Будет много новых конкурсов, блестящих побед… Наши девушки очаровательны, у них прекрасные перспективы. Я уверен в этом! Ты, Виктор, превосходно справился на конкурсе с ролью женщины. Дерзай и дальше, твори!
Ненадолго задумавшись, Андрей показал пальцем на себя.
– Труднее всего придется в новой жизни вот этому человеку! – он грустно покачал головой. - С каким триумфом начиналась его карьера! Негр в московском лесочке. Праздношатающийся симпатичный юноша в вестибюлях фешенебельных отелей. Стриптизер, пользующийся бешеной популярностью у женщин, и не только у них… И наконец, профессионал экстра-класса, имеющий дело со сливками общества… От деревенского, голодного и зачуханного парнишки дойти до таких высот – это много! И вот теперь с вершины и вниз. Башкой о землю! Геракл и Икар в одном лице! Подобно Гераклу, совершил девять подвигов, как Икар, поднялся до небес, но рухнул на землю из-за мелочи – из-за своего капризного характера…
Ника вопросительно смотрела на него.
- Но, Андрюша, мы с тобой ни разу не говорили о нашем расставании с Альбертом Львовичем… Я, конечно, пойду за тобой куда угодно, но нужно все-таки все обстоятельно продумать…
Андрей обнял ее за плечи и поцеловал.
- Милая моя, зачем тебе напрягать свою маленькую головку? Я сам принял решение, а тебе остается идти за любимым человеком. Ты ведь прекрасно знаешь, что я тебя никогда не подведу!
Ника кивала головой, но из глаз ее потекли слезы.
- Все-таки очень все это неожиданно… - пролепетала она, принимая платок из рук Андрея. – Прямо-таки внезапно…
- Для себя этот вопрос я уже давно решил, - Андрей говорил так, что трудно было понять, говорит он в шутку или всерьез. - Ника, конечно, захочет последовать за мной… Я вернусь в мою родную деревню и начну новое восхождение наверх, к деньгам и славе. Буду работать скотником, потом меня повысят до бригадира… Ника сможет трудиться бок о бок со мной дояркой. Ее тоже со временем продвинут… И так мы постепенно дорастем до сияющих вершин модельного бизнеса! Но уже без алчного Альберта Львовича, превращающего свои модели в путан!
- Красиво говоришь! – заулыбалась сквозь слезы Ника. – Стану дояркой и буду кормить моего дорогого бычка своей грудью!
Передернув плечами, Аня недовольно заметила:
- Приятно слышать, что мы все готовы расстаться с этой грязью. Только не нужно пафоса! Давайте, действительно, выпьем, но за что-нибудь грустное…
- За нас, что ли? – Виктор поморщился. – Мы не грустные, мы жалкие… Это конец только что начавшейся новой жизни. Мы ничего не успели, не успели даже достойно отметить начало этой жизни…
Андрей погрозил ему пальцем и широко заулыбался, как бы приглашая улыбаться и всех остальных.
- Ты не прав, дружище! Мы молоды, и это наш огромный шанс! В любой момент мы можем начать свою биографию с чистого листа. Вы начинаете чуть раньше, а мы присоединимся к вам. У нашей нынешней жизни нет никаких перспектив. Тем более, что Ника беременна…
Глава 8
Снова зазвонил телефон. Андрей досадливо поморщился.
- Какой-то вечер непрерывного телефонного общения! Не хватало только секса по телефону! Но звонок не международный и даже не междугородний. Не стоит, пожалуй, отвечать…
- Это может быть Олег, - извиняющимся голосом сказала Аня и взяла трубку.
Звонил Борис Михайлович. После нескольких вступительных фраз Виктор хмуро сказал:
- Включи, пожалуйста, громкий звук. Слишком много стало у некоторых секретов…
Аня неохотно выполнила его просьбу. Густой, медлительный голос Бориса Михайловича заполнил кухню:
- Ну, как торт? Понравился? Хотя это, в общем-то, не торт. Это – произведение искусства или, если хочешь, репродукция очень известного произведения. Лет пять-семь назад один художник создал этот шедевр, и он моментально сделался знаменитым. Его теперь воспроизводят в самых разных странах. В Нью-Йорке я ел это произведение под лозунгом «Life is a success», «Жизнь – это успех». Но это не совсем то, что наше «Жизнь удалась!». Я попросил повара в точности воспроизвести оригинал.
- Спасибо, Борис… Михайлович! Очень понравилось… Особенно всем понравился остроумный замысел. Сразу чувствуется – большой и оригинальный художник. О материале я уже и не говорю – выше всяких похвал. И главное – к случаю! Мы здесь собрались с друзьями…
- Веселитесь, а голос у тебя расстроенный… Ну, не будем об этом. В январе у тебя день рождения. Нужен будет торт с надписью, устремленной в будущее. Может, «Вся жизнь впереди!»? Хотя торты – это мелочь. Лучше будет, пожалуй, маленький «рено»… Впрочем, о сюрпризах заранее не говорят. Не буду отвлекать тебя. Обнимаю!
- Всего доброго.
Анна замерла на мгновение. Вынув у нее из руки трубку, Виктор положил ее на стол и с мрачной деловитостью заметил:
- Всю биографию знает! В январе у нее, видите ли, будет день рождения. Я пока даже не вспомнил об этом, а он уже готовится…
- Я думаю, он знает не только ее день рождения. Он познал ее всю. Потому и готовится! – Ника толкнула Виктора в бок пальцем и, довольная своей шуткой, засмеялась.
- Но мы-то хороши! Съели произведение искусства! Шедевр, как теперь выясняется! – по голосу Андрея невозможно было понять, шутит он или говорит всерьез. – Дикари, варвары! Вот так же дикари съели когда-то капитана Куку! Он полез в карман за бусами для них, что-то там у него зацепилось, а они неправильно поняли его и съели…
- Капитан Кук не был произведением искусства. Даже самого современного. – Анна начинала приходить в себя после неожиданного звонка Бориса Михайловича. – А наше произведение и создавалось для того, чтобы его съесть. Оно не может ведь выставляться в художественной галерее, как картина. Полюбовался и съел. Это постмодернистское искусство, перформанс…
Слушавший ее с интересом Андрей, удовлетворенно кивнул головой.
- Вот именно – перформанс! Помнишь, Анечка, этого художника, который изображал собаку?
- Конечно, помню. Художник Кулик.
- Так вот, если кто не знает, этот художник раздевался догола, одевал себе на шею ошейник с цепью, становился на четвереньки и лаял, как собака. Это произведение имело большой успех у зрителей!
Ника смотрела на Андрея с недоверием.
- Зачем он обнажался догола?
Андрей снисходительно похлопал ее по плечу.
- Собака не носит одежды! Пес не прячет свои яйца!
- Он выставлялся нагишом, чтобы его произведение привлекало внимание! – не согласилась Ника. – Голый мужчина всегда привлекает внимание женщин. Особенно, если это богатый мужчина. Правда, Аня?
- Смотря, какой мужчина – уклончиво ответила Анна. - Я сама не видела человека-собаку. Но знаю, что теперь это произведение не выставляется.
- Посетители оторвали у шедевра какие-то важные детали? – ехидно поинтересовался Виктор. – Вот на Арбате у бронзовой девушки какие-то вандалы отпилили руку. А у человека-собаки могли отхватить его этот самый…
- Ничего не оторвали! – рассердилась Аня. – Просто это произведение повезли на выставку в Стокгольме. Там собака сидела, прикованная в углу, лаяла и напрыгивала на зрителей. Но увлеклась. И укусила одну зрительницу…
- Красивую, наверное? – улыбнулся Андрей. – Красивую скандинавочку и я бы, пожалуй, укусил…
Ника поджала губы, а затем выпалила:
- Ты одну россияночку уже укусил! Да так укусил, что она не знает, что теперь делать! Хватит распускать зубы… и все остальное!
- С тех пор это произведение больше не выставляется, - закончила Аня. – Опасный перформанс.
Ника неопределенно повела рукою в воздухе и мечтательно сказала, моментально забыв о своих горестях:
- Я тоже хотела бы быть произведением высокого искусства. Сидела бы совершенно голая в уголке галереи на цепи и хватала бы проходящих кобелей за…
- Ну, ну! Не увлекайся! – Андрей прикрыл ей ладонью рот. – Хороши мы, есть на что полюбоваться! Заинтересованно обсуждаем проблемы поп-арта! Некоторые уже навострили лыжи в Стокгольм, в художественную галерею. Здесь нам всем надоело раздеваться!
Через пару минут Андрей неожиданно предложил:
- А не отправиться ли нам в какой-нибудь хороший ресторан? В «Яръ», например, это близко… Не ужинать же одной икрой! Но сначала дежурный звоночек Альберту Львовичу. Пусть знает, что мы еще живы и придумает для нас какое-нибудь интересное занятие. Мы ведь еще не расстаемся с ним... Потерпим немонго…
Анна набрала номер телефона Альберта Львовича. Ответа долго не было. Потом из трубки неожиданно рявкнул незнакомый мужской голос:
- Опять, небось, Альберта Львовича? Уже достали! Нет такого здесь! Я теперь живу в этом номере!
- Извините… - Анна опешила, у гостей вытянулись лица. – Извините, как это нет? Он не говорил, что переезжает…
- Ну, значит, умотал он от вас, девушка. – Незнакомец немного смягчился. – Мужики всегда так делают, когда не хотят платить. Не переживайте. Я только что въехал в номер, вашего мошенника не видел. Если хотите, подъезжайте ко мне. Это вы потребовали, чтобы в спальне на потолке висело зеркало? Чувствую, занятная вы штучка…
Анна поспешно отключила телефон и растерянно оглядела всех.
- Вот где, оказывается, он развешивал зеркала… - задумчиво проговорил Андрей. – Но на каком потолке он развешивает их теперь? Позвоника-ка, Анечка, администратору. Может, он в курсе, куда переселился Альберт Львович.
- Не иначе, как в «Метрополь», - Ника говорила уверенно, словно других вариантов переселения не существовало. – Звони, Аня, прямо туда!
Аня принесла телефонную книгу и нашла в ней телефон гостиницы «Центр». Администратор был сама вежливость и на все вопросы отвечал с добродушным похмыкиванием и покряхтыванием.
- Как же, как же! Альберта Львовича здесь знают все! Очень жалели, что сегодня он рассчитался, поблагодарил всех и уехал. Хм, далеко поеду, сказал…
- Но в номере было много собственных вещей Альберта Львовича! Телевизор, холодильник, кондиционер… Мебель, наконец…
- Это все он оставил. Широкой души человек! – В голосе администратора прозвучало восхищение. – Вызвал меня и говорит: «Уезжаю в родные места! Ностальгия, понимаете ли, замучила…». Спрашиваю: «А как быть с вашим имуществом? Оно ведь больших денег стоит?». А он широко повел рукой и отвечает: «Отдайте все эти мелочи неимущим! Не тащить же в новую жизнь все это старье». Я подумал-подумал, заказал грузовик и отвез все к себе на новую квартиру. Жена одобрила, особенно ей понравился испанский шкаф из красного дерева…
- А зеркало на потолке в спальне? – Анна цеплялась за последнюю ниточку.
- Жена категорически против! «Не хочу, - говорит, - чтоб ты видел мою мятую задницу на потолке». Зеркало отвезу завтра сыну, он приспособит его куда-нибудь… А куда уезжает, Альберт Львович не сказал. «Скучаю, - говорит, - по дальним родным краям»…
- Спасибо, - задумчиво сказала Анна. – А насчет зеркала на потолке ваша жена, может быть, еще передумает. Всего доброго.
Наступило долгое молчание. Ника замерла с полуоткрытым ртом. Виктор пристально смотрел на Аню, словно она могла раскрыть тайну неожиданного исчезновения Альберта Львовича. Задумчиво вертевший на столе свой стакан Андрей периодически отхлебывал по глотку виски.
- Вот тебе и «Метрополь»… - Он приподнял ладонью опустившийся подбородок Ники и мягко постучал ее пальцем по лбу. – Вот так и решилась проблема нашего будущего! Только мы собрались оставить Альберта Львовича, как этот хитрый мошенник покинул нас.
- Куда же он исчез? – Виктор отвел взгляд от Ани и обратил его на Андрея. – Обещал позвонить мне поздно вечером…
Андрей выразительно пожал плечами и состроил грустную гримасу.
- Мне он обещал очень выгодны заказы… Я в очередной раз убеждаюсь, что обещания дают главным образом для того, чтобы их не выполнять… А вот куда исчез дорогой Альберт Львович - это большой вопрос…
- Неразрешимый вопрос! – откликнулась Анна. – Ностальгия – непредсказуемая вещь. Может завести хоть в Нью-Йорк, хоть в Австралию, хоть в Аргентину… Я заметила, кстати, что в последние дни Альберт Львович был очень напряжен. Он вел какие-то переговоры с бывшим президентом нашего модельного агентства. Олег сказал, что со счета агентства исчезли все деньги. А суммы там были немалые…
Андрей понимающе покачал головой.
- Если деньги – это плохо. Это как камень на шею перед тем, как броситься в прорубь…
- Совсем плохо! – ожила, наконец, Ника. – Деньги ведь не Альберта Львовича, а чьи-то… А если чужие деньги такие большие, с ними нужно нырять глубоко! Достанут – голову оторвут! Он забрал и наши с Андреем деньги. Сказал, что вложит их в выгодное дело и через два месяца удвоит…
Аня засмеялась и долго не могла остановиться.
- Та же история и у нас с Виктором! Мы отдали Альберту Львовичу все наши скромные сбережения и теперь сидим на нуле. Вик настаивал, сказал: «Хочу быть вдвое богаче, и не оттягивая!» Вот, Вик, ты и стал богачом! – продолжая смеяться, она обняла Виктора.
- Нет больше Альберта Львовича! Он хитрый, его не достанут… - печально констатировала Ника.
- Правильно рассуждаешь! – похвалил ее Андрей. – А если даже его найдут и оторвут ему голову, пользы от него будет после этого немного…
Снова зазвонил телефон. Трубку сняла Аня, встревожено слушала несколько минут.
- Звонили из Курска, прямо из кабинета начальника вокзала! – взволнованно сказала она, теребя в руках мобильник. - Вы представляете, Альберт Львович приехал в Курск навестить своего родственника, да так разволновался при встрече, что прямо на перроне, в объятиях родственника взял и умер! В кармане Альберта Львовича нашли номер моего мобильника… Выражают соболезнование…
Наступила минута общего молчания. Первым очнулся Андрей.
- Нет… - задумчиво сказал он. - Как говорил знаменитый режиссер Станиславский: «Не верю!». Смерть в объятиях родственника, вдруг объявившегося в Курске…
- Что же здесь невероятного? – недоуменно спросила Ника. – Поехал в Курск и там неожиданно умер. Как пели мы в детстве: «Шел трамвай девятый номер, а в трамвае кто-то помер». Ехал человек куда-то, но не доехал до конца. Взял и неожиданно умер…
- Нет, нет! – возразил с хитрой улыбкой Андрей. – Все не так просто. Я думаю, это – только очередной спектакль Альберта Львовича! – Андрей говорил быстро, но убежденно. - Он сбежал с чужими деньгами. Причем не только с нашими пустяковыми сбережениями, но и с деньгами своих коллег по бизнесу. А это, я уверен, большие деньги. Его коллеги, замечу, очень памятливые люди. Теперь он заметает следы… Уверен, на одном из кладбищ Курска уже есть скромная могила Альберта Львовича. На граните сдержанная надпись: «Дорогому мужу и отцу от любящих его жены, детей и сотрудников по модельному агентству»». Альберт Львович изворотлив и к своему бегству он подготовился основательно. – Андрей поднялся и заходил по комнате. - Анечка, позвони-ка в железнодорожную справочную! Спроси, пожалуйста, какой поезд из Москвы проходил час назад через Курск.
Аня принялась звонить.
- Ты хочешь узнать, по каким местам мучает человека ностальгия? – спросил у Андрея Виктор.
- Совершенно верно! – ответил Андрей.
Аня закончила разговор по телефону и повернулась ко всем.
- Поезд «Москва-Симферополь», - задумчиво сказала она. - В Курске стоит четыре минуты.
Андрей удовлетворенно взмахнул рукой.
- Все понятно, - заключил он. - Альберта Львовича соблазнил уютный домик на теплом южном берегу Крыма. Гарные украинские парубки… Редкий из них доплывет до середины Днепра, но ночью они работают как отбойные молотки. И берут недорого, потому что не очень богаты, да и самим это дело нравится… Туда он и отбыл.
- Невероятно! Но похоже на правду… - согласился с ним Виктор.
Он заворочался на стуле, почему-то заулыбался и даже послал Ане воздушный поцелуй.
- Теперь я могу воскликнуть: «Я разорен!» и начать рвать волосы на голове, - Виктору было смешно, скорее всего, потому, что кричать о своем разорении у него никогда не было повода – нищие не разоряются. – Может немного отдохнем и начнем собираться на новый конкурс красоты? Правда, Анечка?
Он положил руку Ане на плечо, но та недовольно смахнула ее.
- Ты уже знаешь, чем кончаются эти конкурсы! Но после нашего мы оказались на вершине… на пике… модельного бизнеса. – Она так и не сумела подобрать других слов. – А следующий конкурс может привести меня в паршивый массажный салон… или в вонючую сауну…
- Массаж с танцами… – припомнил Виктор.
- Я не хочу, чтобы случайный клиент имел меня во время танца! И что бы этих клиентов оказалось столько, как у Оксаны! – Аня говорила горячо и возмущенно. – Я не хочу заниматься нашим нынешним делом, даже без руководства Альберта Львовича! Вместо него обязательно найдется кто-то другой, как две капли воды похожий на него!
- Но, благодаря судьбе, Альберта Львовича нет! – попытался успокоить ее Виктор. – Нет и не будет!
Он положил свою ладонь на руку Ани, лежавшую на столе. Она замолкла и растерянно смотрела на него.
- Мы с тобою, Вик, знаем, что делать… Надо жить обычной жизнью, а не экспериментировать над своим телом!
Улыбающийся Андрей предложил новый тост:
- Я предлагаю выпить за светлой памяти Альберта Львовича! Уверен, его коллеги по бизнесу быстро отыщут его. И отправят в тот прекрасный мир, где нет проклятой ностальгии. И нет пагубной страсти к деньгам, я имею в виду - к чужим деньгам! У кого сейчас совсем гадко на душе, так это у нашего бывшего шефа. Вспомним его прошальным словом!
Все выпили, не чокаясь. Андрей поднялся из-за стола, обнял за плечи Нику.
- Пойдем, Вероника, потанцуем. Попрощаемся с городской жизнью. В моей деревне не танцуют… Там только пляшут.
Ника и Андрей ушли в комнату и включили магнитофон. Анна подняла Виктора, и они стали медленно кружиться в танце.
- Не переживай, Вик. – Она поцеловала его несколько раз и крепко прижалась к нему. – Мы с тобой обязательно что-то придумаем. Андрей прав, молодость – наше основное богатство.
- Ты думаешь, Андрей и в самом деле отправится назад в деревню? И возьмет с собой Нику?
Аня улыбнулась и прислонила голову к щеке Вика.
- Не будь наивным! – ласково сказала она. – Он просто не знает, что делать дальше и начинает с того, что отбрасывает самые нереальные возможности… Забудь обо всем. Оставайся сегодня у меня. Теперь мы снова безработные и можем встречаться хоть каждый день…
В комнате стихла музыка и на кухню, обнявшись, вернулись Андрей с Никой.
- Может, по рюмочке на дорогу? – полувопросительно сказал Виктор.
- Конечно! Но виски уже хватит, завтра нам всем придется много и тяжело думать. Новые большие планы. Давай, Ника, на минутку по русскому обычаю присядем! Такой стресс! Альберт Львович не выдержал встречи с родственником и скончался, как нас уверяют, прямо в его объятиях. А мы можем не выдержать такой неожиданной разлуки с Альбертом Львовичем… - Он остановился, а затем решительно сказал: - Давай, Анечка, шампанское!
- Охлажденного уже нет, - предупредила Аня.
- Неважно! «Кристалл» он и неохлажденный остается «Кристаллом»! В Нью-Йорке его не очень попьешь. Там одна бутылка стоит больше трехсот долларов…
Андрей аккуратно открыл шампанское, налил его прямо в стаканы для виски, заполнив их до краев.
- Я предлагаю выпить, - сказал он, поднимая свой стакан, - за хэппи-энд. В деревне всегда за это выпивали. Пили там все и помногу, но кончали, к сожалению, только немногие. Новость о каждом благополучном конце моментально разносилась окрест. Мужики одобрительно крякали и говорили: «Есть все-таки этот самый хэппи-энд! Если произнести за него тост, а потом хорошенько выпить, смотришь, он и у нас сегодня побывает». Давайте и мы, дорогие друзья, последуем народной традиции и выпьем за хэппи-энд!
Все осторожно чокнулись переполненными стаканами. Девушки сделали по паре глотков, а Андрей и Виктор дружно осушили свои стаканы до дна.
- До новых встреч! – весело произнес, поднимаясь, Андрей. Он поцеловал вставшую Нику, обнял ее за талию и повел к выходу. Уже из прихожей он крикнул:
- Гитару, Анечка, оставляю у тебя. В деревне только баян и частушки. Одну из них Ника уже знает…
Анна и Виктор, замершие в поцелуе, только подняли руки на прощанье. Когда щелкнул замок входной двери, Анна отклонилась, встряхнула головой и весело сказала:
- Черт с ним, с этим мошенником Альбертом Львовичем! Забудем о нем навсегда. Впереди у нас целая жизнь…
- Ты права, милая…
- Как всегда права, дорогой!
- Пусть будет так, «как всегда», - не колеблясь, согласился Виктор. – Заработали немного денег и сразу же потеряли их… Стоит ли из–за таких пустяков расстраиваться? Жизнь преподнесет нам сюрпризы и похлеще. Но теперь нам совершенно ясно, что мы шли не своим путем. Нам на этой дороге платного секса делать нечего… Как сказал один известный политик, мы пойдем другим путем. И добьемся, в конце концов, успеха. Главное – чтобы мы с тобою были всегда вместе, остальное приложится. Об Альберте Львовиче больше ни слова. Не были мы знакомы с этим пошлым человеком, втягивающим молодых людей в грязь! Договорились?
Аня согласно закивала головой, а потом, с хитрой гримаской на лице, неожиданно спросила:
- А правда, милый, что этот самый хэппи-энд в конце концов приходит? Может, он и нас посетит сегодня? Хотя бы еще разочек?
Виктор рассмеялся. «Как легко женщины от самого серьезного переходят к самому легкомысленному и простому, - подумал он. – И, наоборот, от простого к очень серьезному. Уму непостижимо! Непостижимо, конечно, для мужского ума, ограниченного и слабого в практических вещах».
- Хэппи-энд посетит нас трижды еще до полуночи! – В голосе Виктора звучала твердая уверенность. – А что будет потом, дорогая, страшно даже представить!
- Мне становится страшно, дорогой! – засмеялась Аня и прильнула к Виктору.
Содержание
Часть 1. Выбор из ничего ………………………………………………… 3
Часть 2. «Мисс третье тысячелетие» ……………………………………… 151
Часть 3. Полоса неопределенности ………………………………………. 268
Часть 4. Неожиданная развязка …………………………………………… 378
© Copyright: Александр Ивин, 2010
Свидетельство о публикации №210120501039
Свидетельство о публикации №210120501039
Рецензии