Вовчик

    Поздней осенью  1984 года, насколько помнится,  наша 17 железнодорожная бригада завершала работы по подготовке к сдаче в постоянную эксплуатацию новой линии  Толгойт  -  Сонгино  в окрестностях столицы МНР – Улан-Батора.  Тут все батальоны, принимавшие участие в строительстве этой небольшой железной дороги, занимались «подчисткой» своих недоделок. Наш, например,  готовился отсыпать  пропущенные дамбы.  Причём, результаты этих трудов  нашего батальона были не всегда хорошие; об этом уже рассказано в «Братстве по оружию». Правда, я забегаю вперёд…
           Мостовой батальон выполнял бурение скального грунта и укрепительные работы  по руслам, трубам и мостам,  для чего каменный карьер нашего батальона, заложенный ещё в начале этой стройке на склоне гор, продолжал работать: скальный грунт был нужен. Там же находился наш экскаватор. Как водится, этот сдаточный объект постоянно «курировали» бригадные механики, производственники и начальники.(На фото - как раз "кураторы" в карьере). Заминки в работе строго карались, хотя погодные условия не баловали.
           В тот  тихий и прохладный вечер, ничего не предвещало беды: по какому случаю я там в это время оказался совершенно не помню – может быть,  просто приехал за нашими солдатами   и привёз ужин остающимся на охране.  Может быть, что-то ещё привозил – но людей с офицером я точно помню – собирался увозить в часть.  Метрах в ста от нас «кучковались» мостовики с каким-то командиром – они тоже ожидали машину. Наши воины почти уже собрались  – кто-то был уже в кузове, кто-то курил в сторонке, а экскаваторщики что-то «подтормаживали».  В общем, всё шло к тому, чтобы наша машина минут через  10  - 20 поехала в сторону Улан – Батора.  Кажется, подходил кто-то с мостового батальона и интересовался, нет ли у нас места для его команды, если вдруг их машина не приедет. Уже не помню,  что я ему ответил: может быть, даже решил немного подождать.  В это время мостовики  занимались кто чем: кто стоял и курил разговаривая,  некоторые сидели около небольшого костра, представлявшего из себя самую распространённую в желдорвойсках конструкцию – ведро с соляркой. Копоть, конечно – но тепло. Сколько было мостовиков,  я не припоминаю – мало, человек  10,  наверное.   Двое,  самые «заморившиеся» - конечно молодёжь, сидели совсем рядом с огнём.  Один, Вовчик , задремал…
          Как получилось, что в полное безветрие его бушлат потихоньку начал тлеть никто не видел. Но когда среди солдат он вдруг с  диким криком вскочил,   то все оказались в ступоре – никто не сообразил,  что же произошло в эту минуту полной тишины и умиротворения, на фоне прекрасного заката и с видом на столицу Монгольской народной республики.  Ему, по-видимому, было очень больно и страшно – ведь парень загорелся во сне! Что в этот момент было в его мозгу мы уже не узнаем –  Володя, продолжая истошно кричать от боли, ринулся по склону – он хотел как можно быстрее попасть в воды реки Тола, протекавшей, вроде бы, совсем рядом.  Он там искал спасения…
                Наши солдаты с открытыми ртами смотрели на мчащийся  вдали  факел, живой факел, разгоревшийся во всю длину тела Володи; на фоне темнеющих гор это было страшное зрелище!  Кто-то из рядом стоявших сослуживцев солдата бросился было за ним – но куда там!   Скорости были не сопоставимы,  и никто его догнать не сумел…
        В это время показались фары машины мостобата,  а   Вовчика  достали из воды.  Подбежав, увидел,  что  ровно половина его тела  было обожжено; одежда – ватный  бушлат,  брюки  и сапоги, остались только спереди,  а   кожа представляла из себя  что-то жёлто – чужое.   Как уж они спешили – предать трудно;  улетели, буквально, в сторону госпиталя за две минуты – только пыль оседала долго долго…
           Не могу сказать,  сколько  времени   все мы приходили в себя после этой страшной сцены сгорания человека на наших глазах!   Это был всем страшный урок того, как мало надо, чтобы потерять самое главное – жизнь…   Так, не проронив ни слова, сели в машину и поехали в часть.
           … Вчера позвонил старому другу-сослуживцу по Монголии Юрию Суворову, в то далёкое время служившему в том  самом мостовом батальоне начальником инженерно-технической службы.    Рассказал про то,  что написал, и спросил его, помнит ли он  то страшное событие. Оказалось, что помнит, и очень хорошо!  Более того, Юра мне рассказал  об очень интересном факте, произошедшем  за  десять дней до случившегося.
      «Меня послали, как это часто бывало, на карьер с проверкой личного состава в ночное время: старшим там в этот момент  временно был один сержант срочной службы.   Личный состав размещался в одной палатке и занимался бурением скального грунта. Народ был из технической роты – машинисты буровой машины БТС-150 и компрессорщики.   Вовчик как раз компрессорщик был;  проверяя спящих обнаружил, что все на месте, кроме… его! Он находился недалеко, у ведра с  горящей соляркой: грелся, получается.  Подошёл к нему и вижу – спит солдат, и  у него …   тлеет бушлат на спине!  Пришлось его срочно расталкивать и срывать бушлат – тогда он ничего не понял, потому, что не стало больно,  и он ещё сам-то не загорелся.   Но был очень близок к этому…    Отругал его, конечно, и сержанта заодно. Бушлат пришлось выбросить, но он, видимо, так ничего и не понял, бедный…»
         
        …Доходили сведения, что Вовчику делали много каких-то операций,  и  он долго находился в реанимации в армейском госпитале.   Юрий Аркадьевич сообщил мне, что парню даже стало получше, но, как оказалось, чудес не бывает. Он умер…     Царствие Небесное тебе, солдат  железнодорожных войск Советской армии.