Глава 44. Третье лирическое отступление

                ТРЕТЬЕ ЛИРИЧЕСКОЕ  ОТСТУПЛЕНИЕ

    В тот год весна пришла рано. Мама, на месяц раньше обычного, содрала бумагу, которой на зиму были заклеены щели в окнах и распахнула настежь обе рамы. Вторые рамы ставили только с приходом холодов, а по весне снова снимали и выносили на чердак. Так поступали все жильцы Юрочкиного дома, потому что комнатки были маленькие, а не нужные летом рамы занимали много места. Мама, вымыла окна и сдвинула потеснее цветочные горшки на подоконнике, и теперь Юрочка мог, подстелив для удобства старое детское одеяльце, лежать на нём и высунув голову наружу с интересом разглядывать округу с высоты шестого этажа. А посмотреть было на что, например, внизу под окнами вытянулась вдоль всего дома, вытоптанная до черноты, полоска земли, за ней плотной шеренгой стояли дровяные сараи, упираясь спинами в кирпичный забор автопарка. Юрочка вспомнил, как однажды, подначенный Котькой, он залез на крышу одного из  сараев, что был прямо напротив его парадной. Там он устроил целый концерт, состоящий из матерных частушек, блатных песен и длинных, каких-то особо замысловатых ругательств, которые он выучил, наизусть подслушав их у взрослых и ребят постарше. Котька с ребятами, тогда ржали до упада. Проходящая мимо старушка попыталась было пристыдить и усовестить его за ту похабщину, что он нёс, но в Юрочку, словно бес вселился, и он под хохот ребят обложил её в три этажа. Старушка, в сердцах, плюнула и пообещала всё рассказать его родителям, но Юрочка, в тот момент казался себе смелым и решительным и пропустил её угрозы мимо ушей. Но вечером, когда пришла, пора идти домой от его смелости не осталось и следа, и Юрочка с ужасом думал о том, что его ждёт дома. Он пришёл домой готовый к самой страшной каре, но к его великому удивлению его не только не наказали, но даже словом не обмолвились по поводу его безобразного выступления. Вот, когда Юрочка на себе прочувствовал, что иногда ожидание наказания бывает страшнее и эффективнее чем само наказание. А ещё с тех пор Юрочкин папа больше ни разу не выругался в присутствии детей и стал одёргивать своих друзей, если те распускали язык.
    Дальше, за сараями и за забором, начинался другой, очень интересный для Юрочки, мир. Мир грузовиков, автобусов, а также шофёров, ремонтников и прочего около машинного люда и, конечно же, самого главного в этом мире  человека – дяди Лёши Найдёнова. Пожалуй, не было никого во всей округе, кто бы ни знал Главного Механика автопарка – дядю Лёшу Найдёнова, но если и были такие, что не знали его в лицо, то уж с его знаменитым голосом были знакомы наверняка. С этим голосом все жильцы домов из примыкающих к автопарку улиц просыпались и засыпали. Только зимой, за двойными оконными рамами, при включенных на полную громкость радио и телевизоре, и желательно постоянно орущих детях, можно было на какое то -  время лишь чуть – чуть отдохнуть от словесных вывертов на чистейшем русском – матерном языке, которым дядя Лёша владел в совершенстве. Знанием этого языка он делился со всеми окружающими абсолютно безвозмездно, денно и нощно, своим громоподобным, поставленным в бесконечных скандалах с шофёрами, ремонтниками и начальством, голосом. А родители всё удивлялись от кого же их детишки понахватались гадких слов. Порой, так и подмывало им сказать: «Не в лесу живём, дорогие граждане, не перевелись ещё народные сказители, что уж скажут, так скажут! Не захочешь, а выучишь». И выучивали! Даже спустя десятки лет, когда напрочь позабылись имена врагов и друзей далёкого-далёкого детства, позабылись фамилии соседей, с которыми прожил бок о бок не один год, позабылись многие события тех давних дней, но стоит лишь где-нибудь поскользнуться и грохнуться со всего маху о землю-матушку, как сами собой слетают с языка знаменитые и вечно живые дяди Лёшины перлы. И непременно, кто-нибудь из случайных свидетелей твоего грехопадения, кинется к тебе на помощь и подмигнёт, как посвящённый посвящённому. Видимо в детстве он слушал те же уроки от дяди Лёши. Чей бессмертный образ до сих пор стоит у меня перед глазами. Образ этот не менялся ни зимой, ни летом, потому что дядя Лёша был постоянен в своих привычках. На его лысеющей голове всегда красовалась одна и та же засаленная кепка. Одет он был в лётную кожанку, хоть и на молнии, но неизменно распахнутую на груди, под которой, летом красовалась рубашка в клетку, а зимой, в придачу к ней надевался толстый свитер. Широкие, по моде тех лет, брюки, заправленные в яловые сапоги, напоминали офицерские галифе, не хватало только лампасов. Сам, дядя Лёша, был не высок ростом, и что называется, широк в кости, а с годами ещё и начал полнеть. Плюс ко всему физиономию имел весьма заурядную, но всё это переставало иметь значение, когда он начинал говорить. От его голоса, парящие под облаками, голуби разом бросались в крутое пике и, набрав скорость, улетали прочь словно пули. Мартовские коты теряли всякий интерес к кошкам и, вздыбив шерсть, удирали куда подальше. Грозные сторожевые собаки, словно нашкодившие  щенки, трусливо поджимали хвосты и, гремя цепями, забивались в дальние углы своих будок. Моторы машин, над которыми неделями мучились ремонтники, мгновенно заводились и работали, как швейцарские часы. Пьяные шофёры, трезвели за одну секунду и клятвенно обещали, что больше никогда в жизни не возьмут в рот ни одной капли. На складе, кладовщики, тут же находили запчасти, которые, как они же и утверждали часом ранее, не поступали к ним больше года. Отпетые лентяи и прогульщики рвались работать по две смены в день, без выходных, без отпусков и завоевать почётное звание «Ударник пятилетки». При звуке дяди Лёшиного голоса, высокое начальство вспоминало своё сопливое детство и виновато пожимало плечами. После всего выше перечисленного самым поразительным было то, что у дяди Лёши не было врагов. Его любили все и даже родители тех детей, которых он сам того не желая научил ненормативной лексике. Вот такой он был удивительный человек.
    Юрочка вдоволь нагляделся на владения дяди Лёши Найдёнова и перемахнул взглядом через следующий забор на территорию троллейбусного ремонтного завода. Невозможно сосчитать сколько раз он с друзьями обшарил её вдоль и поперёк в поисках чего-нибудь интересного. Юрочке нравилось подолгу сидеть в одном из находящихся на ремонте троллейбусов, на месте водителя, крутить огромную баранку рулевого колеса и воображать себя водителем. В мечтах он водил троллейбус мимо своего дома, мимо домов своих друзей и знакомых, мимо своего детского садика. Ему хотелось, чтобы все его узнавали и при входе  здоровались с ним, как с взрослым, а он, отвечая   через микрофон, желал бы им хорошего настроения, доброго пути, а при выходе говорил бы всем до свидание. Может быть, когда-нибудь, так и будет, но сейчас ему вдруг вспомнилась случившаяся с ним в прошлом году неприятная  история, связанная с троллейбусом.
    В тот день  ребята, подбитые Котькой Сущаком, решили покататься на троллейбусе бесплатно, то есть сзади на бампере. Выбрали удобное для посадки место, где при повороте с Арсенальной улицы на Минеральную троллейбус переходил с одной линии проводов на другую, и чтобы его, похожие на усики кузнечика, токоприёмные штанги не соскочили с них  он поневоле замедлял ход. Ребята пользовались этим и  вскакивали на бампер, цеплялись руками за скобы лестницы и катились  до следующего такого же поворота, но уже с Минеральной улицы на Кондратьевский проспект. Потом поджидали троллейбус, идущий в обратном направлении, и всё повторялось вновь. Так они и катались туда – сюда, пока не случилось то, о чём Юрочка впоследствии вспоминал с неохотой. Во время очередного прыжка он не успел ухватиться за скобу и, сорвавшись, в последнюю секунду вцепился всё в тот же бампер. Троллейбус набрал ход, и Юрочка повис на бампере, сложившись буквально пополам, впившись в него руками и упираясь ногами, а бедная, тощая Юрочкина задница повисла над дорогой и время от времени, когда троллейбус подпрыгивал на кочке или проваливался в ухаб, ширкала по ней. Поэтому, когда троллейбус добрался до поворота на Кондратьевский проспект, Юрочкины тренировочные штаны, - новенькие, впервые надетые в тот злополучный день, а также трусики под ними, протёрлись окончательно, и из огромной дыры выглядывала на свет Божий Юрочкина попа, также изрядно пострадавшая от соприкосновения с дорогой. Юрочке повезло, что Минеральная улица тогда ещё не была заасфальтирована, иначе ущерб был бы неизмеримо больше. А вечером по многострадальной Юрочкиной попе прошёлся отцовский ремень – в наказание за порванные штаны и за безрассудное поведение. Юрочке в очередной раз напомнили, что нужно сто раз подумать, прежде чем пускаться в подобные авантюры. Эх, да что там говорить!
 Юрочка вздохнул и перевел взгляд влево, туда, где за Минеральной улицей высились цеха и общежитие Станкостроительного завода имени Кирова. Юрочка хорошо помнил, как однажды в заводской общаге вспыхнул пожар, и её обитатели в панике эвакуировались через запасной выход, и хотя жили они бедно, каждый тащил какой-нибудь узел, чемодан или сумку с наспех собранным барахлом. К счастью, быстро приехали пожарные и затушили огонь, занявшийся, как потом выяснилось, от неисправной электропроводки. Так что пострадала только часть лестницы, залитая пожарными из брандспойтов, и вскоре несостоявшиеся погорельцы потащили свой скарб назад. В этой общаге у Юрочки было много друзей, и ему было жалко их, потому что они жили в жуткой тесноте, и “удобства” у них были в общем коридоре, где вечно стояла очередь, а за стеной днем и ночью грохотал работавший в три смены сборочный цех. Юрочка жалел своих друзей, хотя сам жил немногим лучше. Но всё же, согласитесь, коммунальная квартира, даже с печным отоплением и без горячей воды всё-таки лучше общежития, напоминавшего большой человеческий муравейник. Правда, комнатушка, где обитала Юрочкина семья, была даже меньше, чем комнаты ребят из общежития, но Юрочка всё равно жалел своих друзей, потому что так его воспитала мама. Она говорила, что нужно жалеть людей и помогать тем, кто попал в беду, учила быть добрым и не жадничать. Поэтому, если Юрочку чем-то угощали, он всегда оставлял сёстрам их долю. Однажды его просто потряс поступок старшей сестры Наташки: когда Юрочка с Маринкой пришли из детского сада, Наташка дала им по одной мармеладинке из большой коробки с красивым названием “Мичуринский сад”, и только потом Юрочка узнал, что мама наказала разделить мармеладки поровну, а Наташка всё слопала сама, оставив младшим по одной штучке!
Вспомнилась Юрочке и другая, столь же неприятная история. Однажды Наташка дала им с Маринкой большую плитку шоколада “Аленка”, а когда Юрочка её развернул, внутри вместо шоколадки оказались какашки. Старшая сестра так хохотала над этой проделкой, а Юрочка сначала очень удивился, потом обиделся, а потом даже обида куда-то испарилась, уступив место глубокому отвращению к Наташке. С тех пор он уже не мог любить её, как в раннем детстве. Даже после того, как она спасла ему жизнь. Однажды, в парке Челюскинцев, когда они купались в пруду, Юрочка поскользнулся на илистом дне, бухнулся в воду вниз головой и чуть не захлебнулся, а Наташка поймала его за трусы и вытащила на берег. Но и после этого отношения между ними остались натянутыми. Вот и сейчас при мысли о старшей сестре у Юрочки сразу испортилось настроение, но он запретил себе думать о плохом и обидном и продолжал разглядывать окружающий мир.
Сразу за заводскими корпусами раскинулась территория недавно открывшегося домостроительного комбината, который взрослые сокращенно называли ДСК. Он вырос на месте маленького кирпичного заводика, потому что дома теперь строили по новому: не из кирпичей, а собирались, как в детской игре “конструктор” из больших деталей, которые делали вот на таких Д.С.К. Это было дешевле, а, главное, быстрее. Через много лет эти новые дома презрительно назовут “хрущобами”. Но так их назовут те, кто не жил в полуподвалах и в чердачных комнатушках, промерзающих зимой и раскаляющихся летом, или, как Юрочка, в угловых комнатах с вечно мокрыми, покрытыми плесенью стенами, которые не высыхали даже если постоянно топить маломощную печурку. Кто не жил в бараках, в коммуналках, где, по Высоцкому “на тридцать восемь комнаток всего одна уборная”. Люди тогда считали за великое счастье переехать в эти самые “хрущобы”, где в каждой квартире была своя кухня, своя ванная и туалет, а, главное, никаких соседей! Да и первые блочные дома, которые показывали Хрущеву, чтобы получить у него благословение на массовое жилищное строительство, были не совсем такими, которые начали строить потом: и потолки были повыше, и кухни побольше, и санузел не совмещенный. Это уж позже большие и маленькие начальники в борьбе за кресла, за переходящие знамена и, соответственно, за экономию времени и средств, превратили квартиры в клетушки, где взрослый человек весьма средних габаритов едва мог развернуться. Зато и пеклись эти “хрущобы”, как блины, но народ и таким был рад. Впрочем, теперь уже неважно, какими проектировались эти дома, и какими стали! Все это еще только будет, а сейчас Юрочка лежит на подоконнике и смотрит по сторонам, - ага, вот и школа! Здесь учится его  сестра Наташка и старшие друзья, а скоро он и сам туда поступит,  а за ним и Маринка. В этой школе Юрочку уже знают и ждут – правда, далеко не все будут рады его приходу. Напротив школы – фабрика, где мама и папа работают по совместительству кочегарами. Здание фабрики небольшое, одноэтажное, поэтому с шестого этажа видно только часть крыши и труба кочегарки – остальное заслоняют другие дома и кроны высоких тополей, на которых еще не проклюнулась листва. Глядя на высокую трубу, Юрочка вспомнил, как в прошлом году ходил в кочегарку вместе с папой. Папа в тот день получил сразу две зарплаты – на основной работе и на фабрике, где он работал по совместительству. Дома эти деньги с нетерпением ждала мама: один неприятный тип дал ей деньги в долг и сегодня она, наконец-то, могла вернуть хотя бы часть этого долга. Но папа, как на грех, не мог отойти от работающего на полную мощность котла, поэтому он доверил деньги Юрочке и наказал ему бежать со всех ног домой, нигде не останавливаясь и никуда не сворачивая. Юрочка дал честное слово, что так и сделает, и пустился домой со всех ног. Чтобы не потерять деньги, он крепко зажал их в кулачке, а для верности засунул кулачок под футболку. Он бежал и думал только о том, чтобы случайно не разжать кулачок и не выронить деньги, но тут его отвлек какой-то странный звук, доносившийся сверху. Юрочка поднял голову и остолбенел, забыв про всё на свете: то, что он увидел, было похоже на кадр из фантастического фильма. Прямо над головой Юрочки плыл по небу огромный, сверкающий дирижабль. Его серебристое, продолговатое тело двигалось в ту же сторону, куда бежал Юрочка, а, значит, им было по пути. Моторы дирижабля негромко тарахтели – это их звук и отвлек Юрочку от выполнения папиного задания. Под серебристым брюхом можно было отчетливо разглядеть пассажирскую кабину с большими квадратными окнами и Юрочке даже показалось, что он разглядел за стеклами лица пассажиров. Как он им завидовал – вот оказаться бы сейчас там, наверху, в кабине этой чудесной машины и медленно плыть в ней над городом, любуясь домами, парками, реками и каналами. А если лететь долго-долго, то можно увидеть другие города, другие страны, моря, леса, горы, и даже облететь всю Землю. Какой жалкой показалась бы Юрочкина мечта нынешним мальчишкам, живущим в век сверхзвуковых скоростей, когда полёты в космос стали будничной работой. Впрочем, и сейчас находится немало желающих полетать на воздушном шаре, на дельтаплане или на планере. Разве можно сравнить ощущение свободного парения над землей с путешествием в герметически закрытом чреве межконтинентального лайнера! Оттуда, в лучшем случае, можно увидеть землю, напоминающую лоскутное одеяло, а в худшем – только белые клубы облаков. Юрочка бежал за дирижаблем, за своей недостижимой мечтой и вспоминал всё, что читал и слышал о них, - например, о цеппелинах Первой мировой войны, или о гигантских летательных аппаратах построенных между двумя мировыми войнами и курсировавших между Европой и Америкой, о попытках долететь на дирижабле до Северного полюса, и вот этот дирижабль, совсем небольшой по сравнению со своими предшественниками, казался ему приветом из ушедшей эпохи. Юрочка даже подумал, что это, может быть, последний дирижабль, который ему посчастливилось увидеть на своём веку. Но вот Юрочка добежал до поворота, и дальше их пути с дирижаблем расходились. Он с грустью посмотрел вслед уплывающей серебристой машине, за которой, казалось, мог бы бежать хоть целый день, и повернул к дому. Ведь он дал папе честное слово как можно скорее принести деньги маме – она ждёт их, поэтому надо спешить. Он до боли сжал кулачок и помчался домой.
 Юрочка и сейчас, спустя много дней после встречи с дирижаблем, с грустью вспоминал о ней. Он вздохнул и прошептал: “Ничего, еще полетаем!” Что конкретно имелось в виду, Юрочка и сам толком не знал, как не знал и того, что буквально через несколько дней, когда он будет играть с друзьями во дворе, его мама распахнет окно и крикнет на весь двор, на всю улицу, на всю округу несколько слов, которые Юрочка запомнит на всю жизнь:
- Люди! Человек в космосе! Наш Юра Гагарин в космосе!