Назначение-радость

Назначение-радость.
               
                Упокойся с миром влюбленность юности моя.

    Этот "не оконченный" рассказ - слезное и трепетное прощание с периодом юношеского романтизма. Последний реверанс. Период, который со страшным скрипом удалось продлить ещё на 10 лет. Разрывающая душу мою отходная молитва о нереализованном и необычайно пристрастном любовном импульсе, который я осознал в четыре года, но так и не смог проложить ему дорогу сквозь первые три десятка лет.
   И теперь, когда уже мое тело стало покрываться морщинами и длинными волосами, а зубы крошатся день ото дня, когда я стал замечать первые кристаллики в структурах своей личности - необратимые психические процессы, мне стало не куда больше идти. Эта дверь захлопнулась окончательно. Я открываю другую. Я больше не буду искать в человеке романтические глаза, больше не буду бежать за ними на край света. Время, отведенное для этого, как не прискорбно, уже давно истекло.

                Прогулка в Коломенском.

Мне достаточно,

 чтобы ты любила две вещи: рисовать

 и меня.
 
     Если вы вечный узник бетонно-асфальтового мегаполиса, его рукавов извилистых мусорных рек, узник офисной культуры и шоу - аншлагов как видов искусств, раб корпоративного счастья и верный пехотинец прорезининой Тантры, и хотите узнать, как выглядит рай настоящий, то посетите ранним летним утром Коломенский заповедник.

    Расположитесь на тамошней лавочке в яблоневом саду, вокруг цветочных клумб… Преувидется пышная шелестящая сочная зелень, яркое восходящее солнце, благоухающие цветы, благовейная тишина и покой. В это время практически не слышен гул авто. Еще не проснулся окольцованный МКАДом люд, и уже уснули охранники с собаками. И ни-ко-го. Только, цветы, облака и тишина! Цветы и тишина. Так выглядит рай...
Время остановлено.

           Дует легкий свежий ветерок, поднимается солнце, распускаются цветы и никаким образом, их заботы, не сжимают во мне пружины, которые затем сдвинули бы стрелки часов.

            Голова моя растекается вдоль сада и растворяется в густых  вдыхаемых нектарах, на выдохе – минутная невесомость и долгое и странное падение в бесконечный высокогорный водопад. Падение замедляется и вскоре практически прекращается. Теперь это уже парение тополиного пуха. Я вижу толщи скалистых отвесов - формы вечных, как жизнь человека, мыслей. Перевожу взгляд вниз и в параллели глубокой реки в ущелье ищу что-то. Затем безнадежно пытаюсь сфокусировать взгляд на дне этой реки, голубой и бездонной как небо.
  Жалко, что звезды днем не видны. Воздушные потоки, преломляясь радугой в зрачках, устраивают короткий и беспорядочный карнавал ярко-бархатистых красок. Это означает, что уже давно пора собрать свои глаза, протереть их костяшками пальцев, и размять слегка затекшую шею, успевшую срастись со спинкой скамейки. Мое  распластанное звездочкой тело пытается минимальными усилиями вернуться в сидячее положение.

 Не далеко между деревьями замелькала чья-то фигура. Она приближается, вдруг, останавливается и несколько минут стоит неподвижно напротив моей клумбы.

    Я продолжаю наблюдать за пейзажами моего рая. И обнаруживаю, что здесь совсем ничего не изменилось. Те же деревья, солнце, благоуханье цветов и художница, которая неуловимыми движениями располагается перед цветником для работы.
Похоже, я ей совсем не мешаю, как будто я - эта скамейка, эта листва, эти облака, эта прохладная земля, этот шелковый ветер, этот дождь осенью, эта капель весной, эти соловьи в мае, эта река в детстве, этот гроб деда, эта кровь друга, эта тройка в школе, этот «Урал» армейский, этот поезд южный, этот ГУЛ вечный.

    Тополиный пух, паутинки медленно кружат надо мной, изображая из себя звездные скопления Млечного Пути, а может, это Млечный Путь вообразил себя июньским пухом? Тогда моя лавочка это звездолет и я несусь на ней со скоростью света сквозь бесконечные пространства, которые, пронизывая меня, доводили до обморока, почти с самого моего рождения. Внизу справа тает на глазах голубая планета, вместе с Коломенским заповедником и назойливой пчелой, которая жужжит у моего носа. Я отмахиваюсь от нее.

   Художница замерла, вглядываясь в бледное пятно холста. Я понимаю, что мы видим один и тот же сюжет.

- Скажите, можно ли нарисовать рай? – Спрашиваю.
- В раю все можно!

  Как же тихо кругом...
Бог знает, откуда эта слеза на щеке. Она падает в бездну неподвижного неба и, наверное, соберет вскоре вокруг себя тучи.
И вот, густой  горячий воздух сжимается, от этого становится немного душно, и  он нехотя, но все же уступает свое место влажной грозовой прохладе. Я думаю, что пора уходить:

-    Скоро дождь. Идемте под крышу.

Она посмотрела на серо-синее покрывало над головой и быстро начинает собираться.

- Могу ли помочь чем-нибудь?
- Нет, наверное. Хотя… придумайте пока где спрятаться можно.
- Конечно, например, тут рядом деревянный навес.


Мы стоим в древней проездной башне, импортированной из Николо-Корельского монастыря и смотрим на стену дождя.

- Любите лето? –  спрашивает она.
- Очень. – Задумчиво отвечаю. - А можно узнать ваше имя?
- Роса.
         
     Мы молча и неподвижно стоим и смотрим как идет дождь из неоткуда, из матово-серой тучи. Что она?, думали мы, лишь туман, пар заслоняющий голубое небо. Иллюзион мрака и отчуждения, -  суматоха дней наших.
     Мое тело изнутри заполняется теплым приятным покоем. Стоять становится очень легко.
     Заканчивается дождь, и я понимаю, что пришло время расставаться. Роса мельком кинула взгляд на меня, и я в этот момент успеваю сказать:
- Завтра прогнозируют тоже дожди, может, я вам позвоню?
- Я хочу здесь закончить свою работу, когда будет хорошая погода, и цветы только-только начнут распускаться. До встречи!

И она мягко ступила в мокрую траву. Но, сделав несколько шагов, обернулась и весело добавила: - Завтра будет хорошая погода!

Увлеченно вслушиваясь в ее хрупкий вибрирующий голос, я не смог сообразить чего-нибудь в ответ.

 Весь оставшийся день и всю ночь лил дождь.
За окном уже светло. На часах начало пятого – время пробуждения цветов. Её коан не давал мне покоя. Я подумал, что так и не смогу его разрешить. И единственный способ не потерять «ее очарование» - это каждое утро первой электричкой добираться до Коломенского заповедника и ждать ее там, у цветочной клумбы.

Я приготовил себе крепкий черный чай с лимоном и долго с удовольствием пил его из огромной кружки, посматривая на хмурое небо за окном. Через полчаса оделся, взял зонт и шагнул в дождливое царство.

 Ох, как прекрасны эти минуты, думал я, покачиваясь в пустом вагоне метро. Сколько времени, сколько лет пришлось ждать этой свободы. Чтобы не спрашивать разрешения у родителей, а затем не зависеть от начальников на работе и многого другого, чтобы в нужный тебе день и час оказаться там, где тебе хочется быть. Шесть пятнадцать утра и я уже на месте, дождь почти закончился. Но, кажется, сейчас он снова польет стеной. Я закрываю свой зонт и удобно устраиваюсь на лавочке. Жду. Через полчаса показался кусочек синего неба. А еще минут через пятнадцать весь сад утонул в лучах яркого летнего солнца. От резкой перемены закружилась голова. Ароматы свежих листьев и умытой травы просачивались глубоко в меня, растворяя закостенелое от прохлады тело.

 Моей художницы по-прежнему не было видно. Сначала я не знал о чем мне и думать, но постепенно стал догадываться, что Она где-то рядом.

Где же пребывает человек, когда его еще или уже нет на Земле?
Где сейчас моя любимая?.. Я писал и звонил ей два с половиной года. И когда ее дождался, то через неделю Она покинула меня и эту Землю, и редко вспоминает теперь обо мне. Я же часто о Ней...
В каких вечных подземных городах или небесах хранится как в резервуаре теперь её жизнь безликая? Где теперь Она?.. Без Нее я  обречен.

Плачет земля, плачут глаза
Плачет деревьев золотом лист
Я есть слеза, я есть пыльца
Нити, которых сотканы в лик.
Святость – любовь, Святость – любовь,
Святость – любовь, Святость – любовь.
Поиск любви между морем и небом -
Сна мой полет с корнем вырванный в небыль…

Вряд ли я уже найду здесь свою половину. Теперь я занят взрослыми делами, а когда повзрослею, то мне самому и дряблому моему телу будет уже все являться не в том свете, который сохранял право на жизнь до настоящего момента.



Меня озарило: «Окружающий мир на много чувствительнее, чем я привык о нем  думать. А солнце, деревья, трава, цветы, голос Росы – вестники Его!»
.
Вдруг, я услышал за спиной подкрадывающиеся шаги. В следующее мгновение мои глаза закрывают нежные прохладные пальчики.
 
- Угадай, кто!?

Я продолжаю тихо сидеть, потому что если «угадаю», то она сразу уберет свои ручки. Проходят минуты, а я все молчу и слушаю солнечное тепло, птиц, ее дыхание.
Она весело: “Угадал!”
Мои глаза снова открываются яркому утреннему свету.

- Ну, надо же! - Мягко сказала Роса, - просто так подумала о хорошей погоде, а тут солнце. Я ведь даже этюдник не взяла, хотела только погулять под дождем.
 Она стояла напротив меня, держа руки в карманах ветровки, и спокойно рассматривала поверх моей головы яблоневый сад. Из ее густых волос несколько волосинок, благодаря легкому ветру парили сами по себе, как в космической невесомости поблескивая на солнце золотыми искорками.

                Я проснулся утром счастливый
                От того, что ты есть у меня...


Я проснулся ночью, потрясенный озарившим меня одним пониманием. Жизнь человека бесконечно ценна!!! У меня не было слов, чтобы передать насколько это важно знать и помнить. Насколько важно беречь человеческое воплощение.
Я содрогаюсь при мысли, что тысячи человеческих жизней сам же человек истребляет каждый день.
 Я цепенею от ужаса и от этого не могу спать по ночам.
Тут же вспомнил материалы о Соловках и Бухенвальде, которые недавно попались мне на глаза.
Мне привиделось, что я заключен в Соловках и каждую минуту ожидаю смерти.

…Что мне сделать сейчас для тебя,
    Чтоб счастливее быть для тебя?

Май-декабрь 2003.

Продолжение будит…
Продолжение, март 2005.

   Дикий зверь соскальзывал в пропасть. Он молча впивался когтями в изумрудный лед, царапал его, замедляя свое падение. Но падение продолжалось. На смену сломанных и стершихся когтей вырастали новые. Предсмертный озноб заглушал истерику и все остальные, теперь уже несущественные вещи. Они где-то неглубоко, но тихо змеились, пребывая в полукоматозном состоянии, парализованные низкими температурами, выдыхаемой Несотворенной Бездной.
  Так начинались ночные сновидения вот уже 30 лет подряд. Еще один день прошел, и так каждый день. Дни тают, время уходит, гаснет одна за другой свеча – дьявольский счетчик. Циферблат в метро отсчитывает мои секунды. И как не правы те, кто думает, что это время следующих друг за другом поездов.
               
   Какая-то музыка, чьи-то голоса и фотографии, и вечный гул мегаполиса. У-у-уш, - бдит круглосуточно город. Мы просыпаемся, что-то делаем, спим… Гул пропитывает меня. Я пытаюсь отклеиться, уйти и стряхнуть с себя эту бешеную лихорадку. Хватаю монстра за хвост и кручу его вокруг себя. Но он просачивается через мои руки, плечи, сердце, желудок, мозг. Снова я съеден.



          Одиночества стена стекла в Где-то-
                Рев толпы лихой.
                А мне бы только испить до дна
                И остаться самим собой.

          Одиночества стена стекла в Где-то-
                Рев толпы лихой.
                А мне бы только испить до дна
                И остаться самим собой.



               
                Упокойся с миром юность влюбленности моей.



Когда, будучи на чужбине, я вдыхаю благовония донбасской полыни, у меня начинает кружится голова и из глаз льются слезы.