Плюс

Настя посмотрела на часы – была ровно половина шестого. Посмотрела на часы и поняла, что пора зажечь огонь. Зажечь огонь на кухне. Она взяла деревянную доску для резки хлеба, положила ее на пол, сверху поставила сковородку, налила в нее лимонного масла для приятного запаха, а затем, осторожно перемешивая, положила вчерашние печали и радости, мечты и страхи. И подожгла. Огонь сначала с некоторой неохотой облизнул прошлое, а потом принялся обгладывать вчерашнюю жизнь до пепла. Настя грелась и улыбалась, и плакала, и тосковала, и радовалась, и даже немножко пела. Потом зазвонил телефон. И пришлось оставить огонь в одиночестве.
- Анастасия? – спросили из трубки взволнованным голосом.
- Да, это, кажется я, - Настя не узнавала себя в полном имени. И не могла представить, как должна выглядеть  и разговаривать эта Анастасия, которой ее периодически называли окружающие.
- Я, - из трубки запахло неуверенностью и сомнениями, - я, в общем,… хочу вам принести и отдать, - затем голос добавил резко, - Мне говорили, что Вы поймете.
- Конечно, я понимаю. Приходите. Прямо сейчас и приходите. Минут через двадцать, - заволновались и заспешили Настины слова.
- Через полчаса. До встречи, - разговор закончился короткими гудками, а Настя вернулась на кухню. Огонь уже погас, а в сковородке осталась только серая пыльца. Девушка взяла ее в горсть и открыла окно, на котором ненужной оранжевой краской было выведено: «Настя». Открыла окно и отдала вчерашнюю пыль ветру…
А внизу шел прохожий он чихнул, посмотрел наверх, увидев закрывающееся окно на еле заметном этаже, покачал головой. И недовольно пошел дальше, он не увидел, как за его спиной вдоль по асфальту побежала, радостно припрыгивая, его тень.

Настя открыла дверь и в квартиру зашла Ира. Ира с серьезной прической, серьезными глазами и в серьезном костюме. У нее в детстве никогда не было кошек и собак, зато в наличии имелись трепетные и предупредительные родители, пушистый ковер и прекрасная мебель из дорогого магазина, а в дневнике секретов - огромная увесистая папка планов на будущее.
- Нужно договориться об оплате, - сказала двадцатипятилетняя Ира голосом сорокалетней деловой женщины.
- Я…, - Настя растерянно оглядела худенький коридор, и пальто на вешалке, - Я не знаю, что Вам может у меня понравиться.
- Мне понравиться? – Ира фыркнула, - Я спросила - сколько вам буду должна.
- Вы? Мне? – еще больше удивилась Настя, - Только наш разговор и все.
- Да, да. Разговор - сколько? – Носок ее туфельки недовольно воткнулся в пол.
- Нисколько. Совершенно нисколько.
- Странно, - носок туфли начал постукивать по полу, на этот раз  недоверчиво, - Но наш разговор подействует?
- Вы забудете обо всем. Все останется здесь и никогда вас больше не тронет, - пообещала Настя.
- Вот именно. Мне как раз и нужно, чтобы не трогало. Не трогало и не вспоминалось.
- Не будет, - пообещала Настя, увлекая гостью на кухню и усаживая в удобное только гостевое кресло. Красное, мягкое, но абсолютно чужое. Настя хотела, чтобы девушка побыстрее начала говорить.  И Ира начала, и вот что у нее рассказалось.
Дни, события, люди, происшествия редко бывают резко-положительными или резко-отрицательными. Обычно трудно с этим определиться, тогда вызваниваются друзья, родственники, но неуверенность остается. И она идет рядом всю жизнь, появляясь за спиной в самый неподходящий момент, чтобы тяпнуть за пятку  и потащить назад. 
А дело все было в том, что даже у таких пунктуальных запланированных девушек как Ирина порой что-то ломается. В тот раз (а тот раз случился почти пять лет назад) отказалась ехать машина, а потом и, это было гораздо опаснее, чуть не переломались все планы на жизнь. Из института пришлось возвращаться на злом метро, потом, замерзнув в ожидании маршрутки, ловить непонятную Ладу. И было очевидно, что после таких жутких происшествий сладкое и чашечку гляссе пришлось перенести с будущей пятницы на теперешний вторник. Что Ира и сделала в кафе «Шоколадница». Сделала, не терзаясь сомнениями и математическими действиями. Поэтому удивилась, когда напротив нее незаметно появился парень. Удивилась, еще и потому что его карие глаза и приятная улыбка появились сразу же сидящими напротив. А гляссе был уже заказан и на четверть выпит, а пирожное почти подняло настроение. В его руке была чашечка кофе, которая почти мгновенно превратилось в фиалку. Он протянул цветок Ире.
- Я  - Максим, - представился он.
- Я Ира. И я люблю розы, - гляссе начал питься крошечными глотками, а фиалка превратилась в чайную розу.
- К разлуке. И вообще пора рассказать, как ты это делаешь,  - сказала Ира, пряча в сумку теперь уже красную, но искусственную розу.
- Я маг, волшебник. Чародей.
- Фокусник из цирка. А живые цветы пахнут вкуснее искусственных, - слова Иры прикасались к языку, оставляя на нем вкус кофе.
- Я работаю и учусь. Я не фокусник и не из цирка, - он уверенно оглянулся как раз в тот момент, когда в кафе вбежала лучистая девушка в снежной шубке. Через минуту она тоже появилась за столиком Иры.
- Снежана, сестра, - улыбка идеальная, глаза ярко-синие, в ушах радовались, ловя электрический свет, алмазные сережки.
- Ира, - взгляд завистливо следил за блеском камешков.
- Подарок Макса. Он  - прелесть. Будущее светило генетики. Еще учится, но уже работает в крупном центре. Недавно получил зарубежный грант, - Снежана уже сидела на мягком дорогом кресле перед крошечным кофейным столиком, напротив  - на диване -  сидела Ира, чувствуя на плечах теплую руку Максима.
- Он много о тебе рассказывал, о том, где вы были вместе, ваших романтичных свиданиях, ты ведь не сердишься на него за это, - улыбнулась немолодая женщина в строгом костюме. Оказывается, она сидела рядом со Снежаной. Оказывается, это была мама Максима. А его отец  - в командировке, он в Англии.
- Свиданиях? – Ира оглядела комнату. Бело-голубая гостиная, радующая Иринин пытливый взгляд. А их свидания… Свидания? Да, свидания. Романтические неожиданные. Словно в дымке, словно в тумане. От них осталось лишь ощущение тепла и привкус гляссе и  бисквитного крема.
- Конечно, не обижаюсь, разве можно на это… - Ира уже сама улыбалась, улыбалась и узнавала кафе «Шоколадница» и столик, за которым они встретились. Улыбалась, узнавая его карие глаза и улыбку, неожиданно появившиеся напротив, улыбалась, увидев бархатную коробочку на столе, в которой маленький бриллиант на золотом кольце искрил под электрическим светом.
Хлопнула дверь, и Максим вздрогнул. Девушка в холодном дешевом пальто, села за их столик ровно через минуту после и, подставив щеку для поцелуя, потребовала кофе.
- Зачем ты… - слова Максима потерялись в неуверенности.
- Чтобы все разрушить, конечно. Чтобы наверняка все разрушить. Как всегда. Как я люблю, - девушка  проглотила маленькую чашку кофе. Встала из-за стола и через минуту хлопнула входной дверью. Ира пожала плечами и надела кольцо на палец.
- Пойдем отсюда. Скорее, - он сжал ее руку почти грубо.
- Но Снежана…
- Не придет она. Она пропала. Исчезла, ее больше не будет. Скорее, пойдем отсюда,  - его голос уже бежал прочь из этого кафе.
- Она? Когда? Что случилось?
- Она… Она ушла из дома. Да. Написала записку  и ушла, такой вот характер – бывает. Скорее, - Макс уже встал из-за столика, когда пирожное и гляссе Иры превратились в кусочек торта и большую чашку латте, и когда вернулась девушка в пальто.
- Вот. Документы, - она помахала бумагами перед лицом Максима, - если ты подпишешь отказ от  квартиры нашей умершей мамочки - сможешь фантазировать дальше с кем влезет и сколько влезет. Кстати, Я Мила…
- Мила, - повторила эхом Ира.
- Мила, сестра. Настоящая и невыдуманная. Ну? – ее взгляд вопросительно повернулся к Максиму. – Фантазии или квартира…
- А  Снежана…  - неуверенно начала Ира.
- Фантазии, все фантазии, - Мила рассмеялась со злым удовольствием.
- Ты не можешь ее вернуть? Снежану, твою мать, вашу квартиру и отца в Англии, – Ира растеряно пыталась поймать его ускользающий взгляд.
- Нет, не могу, - Максим пожал плечами, расписываясь в документах, - не могу и не хочу, потому что для этого должен сам верить.
Ира посмотрела на пустой безымянный палец, накинула кроличью шубку и вылетела из кафе, вылетела в теперешний вторник, на который перенесла гляссе и пирожное с пятницы. Теперешний вторник, в который машина отказалась ехать, и пришлось толкаться в злом метро, ловить непонятную Ладу, и …
Иногда она вспоминала о нем и ей было радостно думать, что он ее не забыл и никогда не забудет. Это согревало ее в скучные моменты жизни, которые в общем и целом-то осуществились по плану – хорошая квартира, престижный муж и его работа. Но вчера Ира видела Максима, Максима с маленькой девочкой, но он прошел сквозь нее, сквозь нее и ее память.

Ира встала с красного кресла, такого удобного и такого чужого.
- И что? – слова прозвучали холодно.
- Ну и все, провожу Вас, все уйдет. Закроется моя дверь и все уйдет. Останется здесь, - Настя золотисто улыбнулась. Ира недоверчиво проследовала в коридор и скрылась за дверью. Щелкнул замок, закрылась рассказанная история. Настя прошла на кухню. Она взяла деревянную доску для резки хлеба, положила ее на пол, сверху поставила сковородку, налила в нее лимонного масла для приятного запаха, а затем, осторожно перемешивая, положила вчерашние печали и радости, мечты и страхи. И подожгла. Огонь сначала с некоторой неохотой облизнул прошлое, а потом принялся обгладывать вчерашнюю жизнь до пепла. Настя грелась и улыбалась, и плакала, и тосковала, и радовалась, и даже немножко пела…
 А потом открыла окно, открыла окно и выпустила пепел полетать с ветром.
Внизу шел парень  и маленькая девочка. Девочка чихнула и подняла голову, разглядывая окно, на еле заметном этаже. Окно с написанным наоборот именем «Настя», угаданным девочкой едва-едва.