Жажда

Мне очень хотелось пить.
- Скоро? – нетерпеливо спрашивал я.
- Скоро, -  отвечал Сабир. – Напьёшься воды из того самого колодца... Помнишь?
Как не помнить?! Сколько раз за два года армейской жизни Разыков рассказывал о нём! У меня создалось впечатление, что  колодезь этот – прямо волшебный. Три поколения рода Разыковых строили его. Начинал дед Гафур, потом подключился подросший сын его Усман, то есть отец Сабира, и завершил сам Сабир. Почти все рассказы Разыкова об Узбекистане начинались с колодца. Он и поил, и кормил людей. Был не только фамильной реликвией, но и реликвией всего кишлака.
- А ты приезжай в гости после службы, посмотришь, - не раз приглашал  Сабир. - Нет, правда, Виктор, приезжай.
И вот я приехал.
Мы добирались со станции через барханы верблюжьей тропой. Впрочем, для впечатлений. Могли бы и на автобусе, как все люди. Солнце нещадно слепило глаза, обжигало плечи. На небе - ни облачка. Даже птицы не пролетали над нами. Куда ни посмотришь - всюду барханы - величественные, безмолвные, причудливые. Они представлялись мне вздувшимися волдырями на обожженном теле земли. И невероятным казалось, что где-то здесь недалеко могла быть жизнь.
- Скоро?
- Скоро, -  неизменно отзывался Сабир и продолжал расспрашивать меня о разном, будто мы прогуливались по тенистому саду. - Женат?
- Нет ещё.
- Книгу своих рассказов не издал?
- Да какие рассказы?! Кому они нужны теперь?
- Работаешь?
- Ну, ты - прямо следователь! Я после дембеля нигде по-настоящему не работал. Электриком в театре подрабатывал, сантехником - в школе... Денег, конечно, никогда не было. Потому и не приезжал к тебе десять лет.
- А теперь разбогател?
- Перестройка помогла. Как началось в России «купи-продай», я прямо, Сабир, в струю попал. Честное слово! Начал с кредита и с тамбовской картошки. Там КАМАЗ с прицепом закупил, в Подмосковье продал. Три раза за сезон слетал. И пошло дело! Лук, чеснок, капуста, картошка... Выгода многократная! У меня теперь, Сабир, и российских «деревянных» хватает, и зелёненькие шуршат...
- Ты моему деду о своем бизнесе, пожалуйста, не рассказывай, - перебил, Сабир. - Он всех бизнесменов барханами называет.
- Почему? - не понял я.
- Барханы берут у природы много тепла и света. А отдача? Видишь, ни единая травка не растет...
- Круто! - понравилось мне. - Но старикам не понять. Жизнь, Сабир, другая стала, и жить надо по-другому. Ты-то как поживаешь, друг?
- Да все так же... Добываю большую воду для кишлака. Вахта - семья - огород...
Впереди завиднелись буровые вышки. А ещё через сотню шагов в низине открылась экзотическая картина. Пирамидальные тополи, бело-стенные дома с высокими антеннами и яркая сверкающая зелень всюду.
- Это и есть мой кишлак.
У крайнего дома с пристроенными мазанками нас поджидала вся семья Сабира: Зульфия, жена его, трое любопытных ребятишек - один меньше другого - и согбенный старичок.
- Здравствуйте!
- Салом алейкум! - с поклоном ответил дед Гафур.
- Добро пожаловать, - улыбнулась Зульфия.
Смуглая, стройная, приветливая она сразу развеяла моё смущение.
- Зуля, водички нам, - попросил, Сабир.
И только утолив жажду, я заметил, что под навесом, увитом  виноградными лозами, уже был накрыт стол. Восточный настоящий стол! Все на нем поражало своей величиной. Ягоды пальчикового винограда были действительно с палец, персики с пиалу, а ломти арбуза и дыни едва умещались на широком подносе. Стол буквально ломился от изобилия. А когда Сабир принес прохладный жбан вина из погреба, я воскликнул:
- Откуда всё это в пустыне?!
- Из трёх начал, сынок, -  витиевато по-восточному ответил дед Гафур. - Руки, кетмень и вода.
- Из колодца нашего, - добавил Сабир.
- Ах, колодезь! Да где же он? Покажите, наконец.
Но не сразу.
Мы долго сидели за столом, пили вино и ели  фрукты. И говорили, говорили... Как Россия поживает, как в Узбекистане живут? Когда разговор коснулся Москвы, дед Гафур прослезился, вспомнив лютые морозы в окопах Подмосковья. И только когда я изрядно захмелел, наелся, наговорился всласть и наигрался с забавными ребятишками, оделив их заморскими гостинцами - жвачками и сникерсами, - меня подвели к колодцу.
- Осторожно, голова закружится.
- Ещё чего!
Сабир открыл замок, поднял крышку, и передо мной разверзлась черная дыра. Она, казалось,  пронзала весь земной шар. Дно не просматривалось. Только где-то очень глубоко сверкала звездочка. То ли это отражалась во мраке звезда небесная, то ли светился фонарь уличный на той стороне земли? Невероятная глубина колодца, как зияющая пропасть, заманивала в себя. У меня действительно закружилась голова, и я ухватился за глиняную надстройку.
- Неужели вручную сделано?!
- Конечно! - довольный, ответил дед Гафур. - буровые машины пришли позже.
- Вот это работа!
От колодца отходили замысловатые арыки  как кровеносная система они омывали растения, кустарники, деревья. Такая же картина была и в соседнем огороде, и во всех огородах кишлака. Весь посёлок утопал в зелени. Дозревали яблоки и персики. Снегирями на ветвях краснели гранаты...
Я вспомнил, как в детстве меня поразил Крымский мост в Москве своим величием и красотой. А позднее - останкинская телебашня, взметнувшаяся в небо. Настоящий труд - цельный на всю жизнь. Много чего поражало в жизни: дворцы и проспекты, шлюзы каналов, картины музеев и книги библиотек. А сегодня поразил колодезь в пустыне, райский уголок среди барханов. А я что? Ну, что я? Я делаю деньги...
- Ну, молодцы! - восхищался я грандиозным трудом Разыковых. - Вот это работа!
- А ты где работаешь, сынок? - спросил вдруг дед Гафур.
Я стушевался. Я вспомнил совет Сабира не рассказывать о своем бизнесе и замешкался.
- Да я, собственно... нигде. Я - подрабатываю...
В хмельном мозгу моем набатным громом пульсировало слово «Работать» и фальшивым камертоном звучало - «Подрабатывать»...
Я найду свою работу. Обязательно найду. Настоящую - на всю жизнь...
С тех пор меня одолевает постоянная жажда работать.