Сон историка

Им бы этот же вылить напиток
В их невинно клевещущий рот,
Этим милым любителям пыток,
Знатокам в производстве сирот.

А. Ахматова



– Мне кажется, вы... вы, что... что товарищ Историк не немного, но несколько преувеличивает роль Сталина…
– Что Вы! Иосиф Сталин… то есть товарищ Виссарионович… тьфу! Простите, товарищ Сталин… преуменьшил!.. И ста лет.… Куда нам… вселенский, если хотите… Товарищ Сталин, ну, Вы знаете, я бы ни. 
– И все-таки, товарищ Историк немножко исказил историю.
- Я?! Когда?!
- Иногда, но всякий раз.
- Значит, исказил.
– Что товарищ Историк находит здесь смешным?
– Вы простите... но это...
– Не понял...
– Товарищ... Иосиф Виссарионович, один собеседник... замечательный был... да... он говорит пишет мне, нет пишет, вот, почему вы воспеваете Сталина? "Вы клевещете!" Я не клевещу, я пишу, что Сталин – это великий человек, всего лишь.
– И все-таки прочитав книгу товарища Историка, можно сделать одно предположение.
–  Какое, если не секрет? 
– Одно, но очень смелое предположение, товарищ Историк. Прочитав книгу товарища Историка, можно подумать, что основатель Советского государства товарищ Ленин был бесом…
– Кем?
– Таким немножко чертом.
– Вам так показалось, товарищ Сталин? Это, знаете… это прелестно!
– Да, товарищу Сталину показалось, что если великий Ленин и был бесом, то товарищ Сталин – воплощение самой Тьмы на земле.
– Я, товарищ Сталин… Это как бы, если хотите… поразительно, конечно, интересно…
– Не кажется товарищу Историку, что товарищ Сталин получился у него немножко сыном Сатаны. Самим, скажем так, Антихристом?
– Товарищ Сталин, я вот слушаю и не устаю восхищаться… У Вас необычайно интересная лексика, товарищ Сталин. Необычайная! И я понял ее корни, они – в Вашем религиозном образовании. Но я отдаю себе отчет, товарищ Сталин, что не должен не стать последней жертвой культа личности, не попасть под это огромное влияние такого огромного человека.
– Товарищ Историк так боится попасть под влияние товарища Сталина?
– Зело боюсь, Иосиф Виссарионович, зело… Нет, там есть, конечно, некоторый суд истории, но и некоторая, если хотите, позиция над – она тоже есть… Если по-прямому отвечать на вопрос…
– По-прямому. Как еще можно отвечать товарищу Сталину?
– Товарищ Сталин, я всем рассказваю: во Франции к юбилею Французской революции был бал, на котором потомки Шарлотты Корде танцевали с потомками Марата, вместе. И это и был символ страны. Страна нормально к этому отнеслась. И это и было примирение и согласие.
– Товарищ Историк или валяет дурака или сам не понимает, о чем говорит! Это было не примирение нации, это была очередная тусовка бомонда. Да эти ублюдки одним миром мазаны, и они еще дождутся своего товарища Сталина.
– И это прелестно, то, что сказали, товарищ Сталин. Я всем говорю… ваша лексика… Вот, предположим, "Письмо о сыне" – это просто блестящее исследование собственного ребенка. Или эта работа об обезличке и непрерывке."Непрерывка ведет к громадному росту производительности труда, к искоренению обезлички". Какой романский стиль! Какая сухость Дантовского сонета!
– Товарищ Историк все-таки попал под влияние культа личности.
– Зело слаб человеце и грешен… есть формула, ну, или... не важно... я, товарищ, Сталин, эту формулу говорил, и я ее всем повторяю, чтобы всем все было ясно. Английский историк, его спросили: "Великий ли Кромвель?"
– Кромвель?
– Да, товарищ Сталин. И он ответил: "Великий. Великий! Но каков злодей". Вот это и есть формула.
– Товарищ Историк считает, что эта формула подходит к Сталину?
– Подходит, товарищ Сталин.
– «Великий злодей».
– «Великий, но какой злодей», товарищ Сталин.
–  Кромвель, может быть, и был великий злодей, но все-таки, из книги товарища Историка  следует, что еще никогда садистские сценарии Смерти не воплощались с таким космическим размахом.
– Я, товарищ Сталин, не претендую на то, чтобы.. такие столь смелые... Я не Историк… то есть, не теолог… Я – писатель, пишущий об истории. Книга о Вас – это роман.
– Вижу, что не «Мцыри».
– Это роман на 900 страниц.
– А не кажется товарищу Историку, что 900 страниц – маловато для товарища Сталина.
– Иосиф Виссарионович! Мало, да куда там, мало! Вы знаете, товарищ Сталин, мне было жалко с Вами расставаться. Мы с Вами вместе прожили три года почти. Я уже научился говорить вот этим Вашим интересным... Нет, у Вас поразительно интересная лексика, товарищ Сталин.
– И все-таки из книги товарища Историка не очень понятно, почему в других странах не чтут злодеев, даже таких мелких, таких Кромвель, а в России чтут "великого, но какого злодея" Сталина.
– Товарищ Сталин, злодей в России – ведь, вы все должны исследовать, так же не просто. Вообще, русский человек – это тайна, это огромная тайна. И чем больше русский человек, тем он таинственнее.
– И все-таки странно, что злодея Сталина так чтут сегодня в России.
– Что же странного, Иосиф Виссарионович? Мы все вышли из вашей шинели. Я тоже… не в Гондурасе вырос. Я родом из большой, замечательной страны. Я не хочу отсюда уезжать.
– Что так?
– Товарищ Сталин, я люблю Россию. А Вы?
–  Что: а я?
– Я говорю, я люблю Россию, а Вы? Вы любите ее?
– Россию?
– Да, Россию. Нашу Родину. Вот я ее люблю. А Вы?
– Товарищ Историк задает очень странные вопросы! Не Россия выбрала Сталина – Сталин выбрал Россию. И не ошибся. Россия – единственная страна в мире, в которой до сих пор поклоняются Смерти. И, как верно заметил товарищ Историк, Смерть еще будет участником предвыборной кампании.
– Значит, мы еще встретимся с Вами, товарищ Сталин?
– Все, рано или поздно, встретятся с товарищем Сталиным.
– Товарищ Сталин! Разрешите, я при читателях Вас буду называть «Товарищ Смерть».
– Разрешаю.
– Спасибо, товарищ Сталин.
– На здоровье. Я бы тоже хотел кое о чем спросить товарища Историка. Если он, конечно, не возражает.
– Что Вы, товарищ Сталин! Это прелестно.
– Скажите, а если бы товарищ Сталин предложил Вам вечную молодость без каких-либо условий, Вы бы приняли предложение?
– Я боюсь любых предложений от Вас, товарищ Сталин. Дело в том, что даже мысленно никому я не советую с Вами играть. Понимаете? Вы, Иосиф Виссарионович, очень серьезны, о чем вы нас сами и предупреждали. Когда, предположим, Булгаков попытался с Вами играть и заигрывать попытался, это кончилось страшно.
– Товарищ Историк имеет в виду ту пошлую мистификацию под именем Воланд? Да этот клоун даже кровь не смог предложить даме. Кровь, видите ли, давно ушла в землю, и там, где она пролилась, давно уже растут виноградные гроздья. В Карлсоне и Винни-пухе больше от товарища Сталина, чем в этом дешевом фраере Воланде.
–  В Винни-Пухе?
–  Товарищ Историк не согласен?
– Нет, это прелесно!
– Действительно сталинское по духу произведение Булгакова – это «Собачье сердце», а «Мастер и Маргарита» – пфу! Сентиментальная мещанская любофф, сентиментальные слезы над добрым Иешуа, и пафосно-романтический товарищ Сталин, каким его представляют себе мещане и все эти ваши новые коммунисты-монархисты-фашисты. В общем, все эти троцкисты.
– Но кончилось, все равно, страшно, Иосиф Виссарионович… с Булгаковым… Я себя не равняю… юмор у меня все-таки есть… но страшно…
–  Товарищ Историк так боится товарища Сталина?
– Прежде времени – очень не хочется, товарищ Сталин… Вы знаете, это очень смешно, но я думаю, особенно учитывая, сколько лет я прожил, что мои главные достижения - они впереди… А так… Вы знаете, Иосиф Виссарионович, Вы мне кажетесь, очень любопытным. Вот, есть такая замечательная фраза – я ее как-то процитировал. По-моему, умирала великая княгиня, неважно какая, ее спросили: "Вы боитесь смерти, наверное?" Она сказала: "Вам нужно мне завидовать. Скоро я узнаю то, чего вы никто не знаете". Поэтому, этот Ваш приход, товарищ Сталин, он интересен, он божественен. Да и Чаадаев жаждал и хотел.
– Товарищ Историк не разделяет Бога и Дьявола? Для товарища Историка одно и то же?.. Я правильно Вас понял, товарищ историк?
– Что Вы, Иосиф Виссарионович, разделяю и всегда разделял.
–  Хорошо. Тогда вернемся к этому вопросу в другой раз.
– Товарищ Сталин… не думаю… что… нет, может и вернемся…
– Товарищ Историк как-то неуверенно говорит… Может быть, товарищ Историк не уверен и в том, что он сейчас разговаривает со Сталиным?
– Товарищ Сталин... Ну, Вы знаете, я бы... Ну, Вы же понимаете, что юмор у меня все-таки есть какой-то такой, да.
– Это хорошо. Юмор – это очень хорошо! Спокойной ночи, товарищ Историк!
–  До свидания, товарищ Сталин!
–  До скорого!
– Товарищ Сталин, вы мне снитесь...


Свобода –
это когда забываешь отчество у тирана,
а слюна во рту слаще халвы Шираза
и, хотя твой мозг перекручен, как рог барана,
ничего не каплет из голубого глаза.

И. Бродский