Новеллы Казановы

Введение.

Предательство.


"Первое предательство непоправимо. Оно вызывает цепную реакцию дальнейших предательств, из которых каждое все больше и больше отделяет нас от точки нашего исходного предательства."
                Милан Кундера. Невыносимая легкость бытия.


     Она думала, что он ее предал. Но, он ее не предавал. Тогда он не предавал ее. Он никогда никого не предавал. Он так думал. На самом деле, он не знал, что уходя, он предает. Он предавал, его предавали. Если бы в мире не было предательства... Если бы не было....
     Тогда он дал слово другой, той, которую знал раньше ее. Он считал предательством то, что может не сдержать данное слово. И он сдержал его. Он сдержал слово, данное другой. Он не знал, что этим предал ее, предал, сдержав слово, данное другой.
     Если бы он сделал другой выбор. Если бы... Тогда бы он предал ту, первую, не ее, но все-равно бы предал. Значит не уйти от предательства, никак не уйти. Делая выбор, любой выбор из двух и более, мы предаем остальных. Это сейчас понятно, а тогда он не знал, что предает ее. Он не предавал ее...
     Он не может попросить у нее прощения. Попросить по настоящему, стоя на коленях. Ему не за что просить у нее прощение. Он не предавал ее... Она давно простила его. Она приняла его, через много лет, приняла, а значит простила. Сказала, что простила. Скрылась за россыпью фраз, за веселыми шутками, за лирическими рассуждениями. Но... Предательство не прощают. Он знает это. Она знает это. Хотя, он не предавал ее... Не знал, что предает...

Глава 1. Встреча.

     От неожиданности он вздрогнул. Нет, он всегда был готов к неожиданностям, хотя возраст говорил об обратном. Школа, двор, и, даже то небольшое время, проведенное им в армии, научили его быть всегда начеку. Но, сейчас он не ожидал услышать свое имя. Он понял, что окликнули именно его. Серёжа... Его имя произнесли с особой интонацией, с особым ударением, с особой протяжностью. Так ему послышалось. И это было неожиданно.
     Таким именем называли многих в его поколении. Оно было модным, а потому распространенным. Он никогда не задумывался, почему его назвали именно так и никак иначе. Наверное, он не задумался бы даже тогда, если бы его назвали не Сергей, а Геннадий. В том возрасте вообще мало задумывались о происхождении тех или иных слов, названий, имен. Хотя, если бы его назвали Геннадий, у него сложилась бы, скорее всего, совсем другая жизнь и, мне сейчас, пришлось бы рассказать совершено другую историю. Если бы, конечно, было что рассказать... Он повернул голову.

     Она смотрела на него открыто и с любопытством. Она смотрела на него так, как смотрят утром на восходящее из-за горизонта солнце, пытаясь угадать, каким сегодня будет день, как смотрят на первую страницу непрочитанной книги, пытаясь увидеть интригующие сюжеты, как смотрят в звездное небо, пытаясь уловить незримый и неведомый разум.
     В его голове вихрем закружились вальсы и заиграла музыка. Руки вспомнили хрупкое тельце, а из уголков памяти выплыла белокурая мордашка. Танцы, танцы, танцы...
    В танцевальную школу он пришел сам. Пришел в седьмом классе и занимался бальными танцы охотно, практически все три года, до самого выпуска из средней школы. В отличие от музыкальной школы, куда его привели родители, захотев увидеть в своем чаде великого баяниста. Музыкальная школа не дождалась своего выпускника, как, впрочем, и школа бальных танцев. Но, в последнем случае, не доходив каких-то двух-трех месяцев до выпуска и торжественного получения диплома, этот самый диплом он все же получил, так как заслуги, хоть и небольшие, хоть и не на крупных соревнованиях, он имел. Танцы, танцы, танцы... Он любил бальные танцы, хотя они ему практически не пригодились. Но, бальные танцы дали ему возможность прикоснуться, а в последствии и приобщиться к тонкому и таинственному миру взаимопонимания пары - ОН и ОНА. Это были его первые шаги на пути к нарицательному имени - Казанова.

     Ее звали Ира. Имя на ту пору тоже довольно распространенное, а потому ему всегда хотелось звать ее как-то по другому, как-то особенно, как-то не так, как все. И он придумал, как он ее будет называть. Он назвал ее Иркин. Он стал ее так звать, то ли потому, что поначалу она была для него "своим парнем", то ли потому, что это имя ему навеяли ветры вольных казахских степей, но так или иначе, это имя прошло с ней до сегодняшних дней, и его знают очень многие, хотя тайну возникновения этого имени знают только избранные.
    Да, это была Иркин, та самая Иркин, с которой вальсы, танго и ча-ча-ча уносили их в мир недалекого еще детства и совсем уже близкой юности. Да, это была та самая угловатая, хрупкая девочка с удивительно тонкими, но изящными ножками.
     - Иркин?
     Музыка в ушах притихла, а вихрь танца развеял пелену...
     Перед ним стояла Иркин. Да, это была она. Она, но... не она. Перед ним стояла прекрасно сложенная девушка с тонкими чертами лица и стройными ногами. Ее открытый и любопытный взгляд почему-то обезоруживал. Нет, он не вводил в ступор, не напрягал, не заставлял сконфузиться. Он просто обезоруживал, обезоруживал и открывал невидимые створки его "я" ей навстречу. Как будущий офицер он понимал, что бросать оружие нельзя. Оружие нельзя бросать ни перед врагами, ни перед друзьями, но нечеловеческая сила вырвала в тот миг все его автоматы и лазеры, разрушила все его щиты и силовые поля. Эта же неведомая сила окружила голову легким пьяным туманом искушения и в тот же миг он понял, от чего он вздрогнул. Он вздрогнул не от неожиданности. Он вздрогнул от того, что Казанова внутри него воткнул свой палец в его сердце.

     Они разговаривали долго, очень долго. Они разговаривали так долго, что реальный мир вокруг них отодвинулся куда-то вдаль, размылся неясными контурами и приглушенными звуками, стал каким-то фоном, здесь и сейчас им не интересным и не нужным. В то же время мир, их мир, сузился до невероятно маленьких размеров, на столько маленьких, чтобы в него не поместились два человеческих сердца. Поэтому, чтобы поместиться в этот их маленький мир, двум человеческим сердцам необходимо было слиться в одно.
     И они слились.

Продолжение следует...