6. Игрушки для взрослых

РАЗДУМЬЯ.

Петенька оказался на вид совсем обычным худым подростком в очках. Из под тощего шарфа на шее у него выглядывал край толстого свитера. Такие свитера любят носить дикие туристы. Машина неслась к вокзалу.  Егор вдруг поймал себя на мысли, что вчерашняя девушка кажется ему несуществующей, выдумкой усталого мозга. Уже светало, небо окрашивалось бледно-сиреневым, когда Костьевский посадил их в вагон. И только там Егор, наконец-то, полноценно заснул, благо что в купе кроме них с Петенькой никого не было. Да и Петенька  сразу же цепко схватился за религиозную брошюру.

Айна еще два дня ходила по городу, пока агентство, занимающееся продажей комнаты, не перевело деньги на ее счет. Только тогда она немного перевела дух, казалось с деньгами она должна чувствовать себя легче. Но ощущение легкости никак не приходило. Видимо, это были не те деньги, от которых она могла разбогатеть счастливо. К тому же она страдала оттого, что плохо одета, а приличные вещи стоили дорого. И опять надо было что-то придумывать, идти на определенные компромиссы.
Город казался оглушительно спокойным. Последние два вечера Айна засыпала легко и быстро, и в снах ее не было перерыва. Утром она с досадой рассматривала свое заспанное лицо и думала обо всем понемногу. О Егоре, невесть откуда свалившемся на ее голову, о своей будущей безрадостной жизни, о других людях, которые живут незамысловато и просто, не задумываясь особо ни о чем. Но больше всего она думала о том, о ком не могла не думать. О том, который прочно и цепко засел в ее душе, так, что было невыносимо, душераздирающе больно. Чтобы избавиться от этой боли, она пыталась посмотреть на себя со стороны
Она хотела это сделать и боялась. Она казалась себе чужеродной этому миру людей. Мир отполировано лоснился своими громоздкими деревянными правилами, которые казались ей глупыми и непонятными. Кто-то называл их законами бытия, кто-то правилами игры, кто-то реальностью. Но Айна не хотела принимать всех этих навязываемых ей условностей.
-Мне тяжело жить по законам этого мира, но с другой стороны я не знаю никакой  другой жизни, кроме этой. Значит, я должна жить и быть похожей на всех остальных. О, как много бы я отдала за то, чтобы стать такой же как все, - так совершенно искренне думала она.
Пытаясь подражать ухоженным и спокойным дамам, Айна выбрала себе в магазине длинное темное пальто и маленькую кожаную шапочку. Лиловый шарф был безжалостно затолкан в самые дальние уголки дорожной сумки. Она представила, как явится в свой городок этакой стильной, дерзкой, независимой дамой. Но выдавить улыбку превосходства на лице не получалось. Жалкая имитация хорошего настроения.
В душе у Айны жила печаль, сама Айна была печаль. Новое пальто не принесло ей радости, только подобие ее.
 Айна хотела разобраться в себе, навести порядок внутри себя, разложить все свои многочисленные  образы по полочкам. Все эти образы условно укладывались в две непохожие души, которые Айна никак не могла соединить. Внутри нее жили одновременно девочка и женщина. Иногда девочка побеждала женщину, иногда наоборот. Женский, спокойный  умный голос, призывал Айну быть более рассудительной. Девочка же подначивала Айну на совершенно безумные поступки. Иногда девочка и женщина внутри Айны менялись настолько быстро, что образовывали прямо-таки гремучую смесь. Девочка строила из себя невинность, а женщина играла в обольстительность. Девочка была безумно романтична и восторженна, а женщина деловита и цинична. Но обе они не отрицали любопытства, и Айна  знала уже, что обязательно позвонит Егору. Она даже видела себя  в поезде, мчащемся в столицу. Женщина, правда, ворчала что-то насчет унизительности, а может быть, опасности этого визита, но девочка верещала, требуя чуда. В общем, видимо бояться было нечего. Денег, которые Егор оставил ей, действительно должно было хватить на билет и на неделю проживания в гостинице и не в такой позорной как эта.
Айна мечтала… С новой мечтой ей было легче жить, особенно в сумерки. Сумерки изводили ее больше всего, как граница между прошедшим днем,  в котором ничего не было и началом нового, следующего, в котором снова может ничего не быть. Сумерки, как отсчет уходящих дней. Песком сквозь пальцы. Она сделала все, зачем приехала в этот город. Деньги от продажи старой  комнаты   она теперь должна была отдать своему бывшему мужу, их ему хватит на покупку новой квартиры в  их крохотном городке, и можно будет теперь считать, что она станет свободной.

Ощущение свободы должно рождать ощущение парения. Ничего подобного не было. Поезд нес ее домой, в болезненно искривившееся прошлое, все ближе и ближе, и Айна никак не могла унять биение своего сердца. Было неприятно то, что никто не встречал ее, а собственно кто мог ее встретить? От вокзала она взяла такси. Снежинки летели,   умирая , бились в лобовое стекло. Над городком висел невидимый колпак тоски, от которой у Айны опять болезненно сжалось сердце.
   
Она открыла дверь своей однокомнатной квартиры и ей впервые, за время прошедшее после развода, стало страшно. В квартире стоял слабый запах пыли. Мебели явно не хватало, только большой, во всю торцевую стену, шкаф для одежды, диван , телевизор, темно-коричневый палас на полу, бледно-розовые обои на стенах, книги, сложенные стопками на полу.
О своем бывшем муже Айна почти и не вспоминала. Вполне вероятно, что  она  любила его когда-то, но сейчас она ничего не могла вспомнить, может быть только какие-то отдельные фрагменты. Сначала он, кажется, поразил ее своим кругозором, утонченными манерами. Но потом как-то быстро все прошло, раскрылось и приелось. Сразу после замужества появились грязные трусы, носки, недокуренные сигареты в пепельнице. Подруги пресно удивлялись Айниному беспокойству. У некоторых из них мужья были куда хуже. Но Айну тошнило  от его ежедневного лежания с газетой на диване, от его короткого удовлетворенного рыка в моменты близости. Она злилась на него, но вернее даже большей частью на себя. Ей не хватало чувств или острых ощущений, которые она получила потом сполна от своего любимого и осталась одна в душераздирающей пустоте своей удивленной, нежно-розовой комнаты.
Если бы Айна была ведьмой, она бы ведала все, она бы знала все, глядя на Луну и осязая легкий озноб, бегущий по позвоночнику. Но она не была ведьмой. И та женщина, живущая внутри, нее озабоченно и сердито внушала Айне:
-Ты неудачница. Такую, ,как ты, любить невозможно. Ты жалкая, нерешительная неудачница.
Айна знала, что такие мысли вредны, но ничего не могла с ними поделать.
      
Легкий холодок или озноб, пробегающий от сосков маленькой упругой груди к локтям.
-Нет, не думать, не думать об этом. Моего любимого больше нет. Его нет, нет, нет…
Но не думать о нем было свыше ее сил. Женщина внутри нее переменила тактику. Она начала нудить насчет Егора.
- Айна, у тебя появился шанс избавиться от тоски. Попробуй его, здесь ведь тебя ничего не ждет, ты умрешь от тоски.
- А  там меня ждет нечто такое, чего я не знаю? Какие-то игрушки, потерянный друг. И вообще, он не очень то усердно меня упрашивал.
- Как это не очень! Он дал тебе денег на проезд. И , Айна, ты не можешь отрицать того, что в столице много шансов начать новую жизнь.
Вот такие мысли- диалоги крутились в голове у Айны. Она попыталась отвлечься. Включила чайник, телевизор, вытерла пыль ,приняла горячую ванну. Но только тоска не отпускала ее. Закутавшись в махровый халат , она улыбнулась своему отражению и сказала:
- Я люблю тебя, Айна.
И сразу же эти слова повторил за ней шепотом он, ее любимый. Она ощутила его присутствие в комнате. Но только присутствие прошлое, а не настоящее.
Вот он прикоснулся рукой к ее плечу. Узкая ладонь, серые глаза, коротко остриженные темные волосы. Она вдохнула его запах и у нее закружилась голова. Вот так, уйти в забвение, легко и просто.
Она вздрогнула от телефонного звонка. Звонил бывший муж, спросил, стараясь сделать равнодушный тон, о том, как дела с продажей городской комнаты.
-Я сделаю тебе доверенность, можешь снимать деньги со счета, все в порядке, - ответила Айна.
- Но мне надо придти, обсудить
- Хорощо, но только не сейчас, я устала с дороги.   
- С прошлым теперь покончено, -  добавила она беззвучно, положив трубку, и ей вдруг стало себя безумно жаль.
Сейчас ей показалось, что она  утонченная и безумно красивая.  Мгновения, которые отстукивали часы, падали ей в руки хрустальными каплями.
- Я одна. Я должна радоваться тому, что одна, - сказала она сама себе. - И надо проще смотреть на вещи.
Она соорудила себе большой бутерброд  с ветчиной, налила кружку крепкого чая, закинула ногу на ногу.
Но бутерброд так и остался недоеденным. Она вскочила, и подбежала к зеркалу, ей показалось вдруг, что ее зовут. Лихорадочный румянец проступил у нее на щеках. Она оделась очень быстро, вишневой помадой подкрасила губы и выскользнула из квартиры на улицу.
    
Ей было стыдно, боже мой, как ей было стыдно. Но она шла к дому своего возлюбленного, чтобы только посмотреть на его окна. Серая, сгорбленная неудачница, тупоголовая идиотка - такими эпитетами она награждала себя. Но ноги несли ее к его дому. Окна его квартиры были темны. Он исчез еще до ее отъезда, и ,видимо, так и не появлялся.
- Ну, что ж, я тоже исчезну,- сказала она сама себе, стараясь саму себя наполнить многозначительностью.
Какая уж там многозначительность,  так робкое подражание кому- то сильному и решительному. Айна была слаба и ей впору было молить о помощи:
- Спаси меня мой любимый.
Или нет, не так, а лучше:
- Спаси меня, Егор.
Слабость, за которую она себя ненавидела. Слабость такая же изнурительная, как хроническая болезнь с повторяющими жуткими ночными приступами. Она бежала прочь от его дома. Может быть,  никто и не видел ее, но ей казалось, что об этом догадываются все случайно встреченные ею прохожие. Она то надеялась, что после поездки в ней что-то изменится, она успокоится, остепенится, взглянет на свою неудавшуюся любовную историю со стороны, но этого не произошло. Он исчез, окна его дома были темны, и Айна не знала, что с ним.

Чтобы хоть как-то оправдать свой выход на улицу, она решила зайти к своей подруге по работе. Та открыла ей дверь, кутаясь в печально бесформенный халат.
- Айна, ты  уже приехала?
- Как видишь…
- Проходи на кухню, - подруга, окинув ее цепким взглядом, зажгла сигарету.- Ну что расскажешь интересного? С кем познакомилась?
- Да так с одним, он из столицы, позвал меня в гости.
- Неужели? А как же твой любимый?
- А ты не видела его?
- Видела. С девушкой, и она совсем непохожа на тебя.
Сердце Айны ухнуло вниз.
- Значит, он все-таки с ней. Но… он не живет дома.
- Значит, он живет у нее.
- Но он говорил мне про нее, что она просто ему знакомая, что он уедет надолго.
- А ты , Айна, веришь в эти сказки? – подруга эффектно притушила сигарету.
Пепельница была сделана в форме морской раковины. На столе дешевая клетчатая клеенка со следами от ножа, окно заиндевело снаружи, за ним темнота. Подруга
 поднялась, чтобы поставить чайник. У Айны же все поплыло перед глазами.
- Если хочешь, я все разузнаю.
- Узнай, - кто-то чужой ответил за Айну.
-  А ты собираешься в столицу?
-  Не знаю.
- За работу можешь не переживать, все отчеты на мне.
-  Я не переживаю, - глухо ответила Айна.
   
Она вернулась домой совершенно обессиленная. Чтобы заснуть,  выпила снотворного, но его хватило только на пол ночи. Она проснулась оттого, что было сухо и душно, но ей трудно было встать, чтобы открыть форточку. Вертясь под одеялом, она с трудом заснула и проснулась уже поздним утром, когда солнце беспощадными лучами расковыривало портьеры. Но  встать Айна не могла. Привычная жизнь лишилась смысла,  и теперь надо было смыслом  наполнять каждое движение, прежде чем его сделать. Новое  утро мучило Айну тем, что оно было началом бесполезного и утомительного дня, в котором ее не ждало ничего хорошего. Айна знала, что время лечит, а значит,  когда-нибудь ее боль утихнет. Но сейчас эта боль для нее была невыносимой.  Отпуск, который ей дали на работе, заканчивался только через две недели, и Айна опять с тоской подумала о том, что одна она в своей квартире за это время сойдет с ума.
Чтобы хоть как-то отвлечься, она решила думать о Егоре. Надо было решиться со звонком к нему, подрепетировать заранее фразы.
   
Егор же не думал об Айне. Мучавшая его головная боль разрешилась простудой. Еще в поезде у него поднялась температура, чему немало способствовал дотошный Петенька. Свою брошюру он читал только тогда, когда Егор спал. Но стоило Егору открыть глаза, как Петенька тут же принялся проповедовать. Всю  оставшуюся дорогу Петенька энергично корчил из себя религиозного фанатика, пытался объяснить Егору, в чем состоит истинное устройство мира. Причем все сенсорные начинки называл не иначе как бесовскими штучками. Но ведь и занимался их копированием, что самое интересное. Любые попытки Егора объяснить ему что-то или возразить  встречал в штыки, объявляя все прелестью бесовской.  И все, о чем Егор с ним не пытался говорить, он сводил к Богу. Молодой воинствующий, религиозный фанатик довел своей нудностью Егора до ручки.   
 О, как хотелось Егору побыстрее с ним  расстаться. И  когда поезд  остановил свой монотонный бег, Егор был просто счастлив. Он прежде никогда  так не радовался концу своего путешествия.  С Петенькой они договорились встретиться на следующее утро в ИГРОТЕКСЕ. На всякий случай в кармане у Петеньки был сотовый, подаренный ему родителями, и   Петенька  раз десять повторил свой телефонный номер. Пока они шли до метро, он  успел рассказать несколько совершенно никчемных историй из жизни своей тетушки. Выяснилось, что тетушка,  у которой он остановится, очень мила и хлопотлива, и Егору не надо переживать, что Петенька будет далеко от него, потому что Егору повезло с ним, с его праведностью, которой нет у нынешней молодежи.
Егор вздохнул с облегчением, когда за Петенькой закрылись дверцы поезда метро. 
Ему надо было поскорее ехать домой, отлежаться.
    
Но дома он почувствовал себя еще хуже. Не помог ни горячий чай с лимоном и медом, ни короткий сон. Наоборот, после сна ему стало совсем плохо. Поднялась температура, и пришлось  вызвать участкового врача на дом.  Участковый врач была женщиной неопределенного возраста, с волосами, закрученными на голове в дежурную гульку. Она усердно выслушала в фонендоскоп  его  дыхание, заглянула ему в горло, и, сделав страшные глаза, запретила ближайшие три дня выходить на улицу. Она исписала рецепт мелким, торопливым почерком, а Егор подумал о том, что ему некого попросить сходить за лекарствами. Впрочем, лекарств Егор не признавал.
Он честно вылежал положенные два дня, выпив тонну чая и пересмотрев на год вперед все телевизионные программы. А на третий  день ему показалось, что он выздоровел.   
Егор позвонил Скрипачу и шутливо сердясь,  сказал ему все, что он думает о той  убогой гостинице, в которой  тот заставил его поселиться. Скрипач сделал на том конце провода удивленно невинное лицо, предложил ему побольше пить чая с лимоном и медом  и спросил ни привез  ли он что-нибудь лично для него, Скрипача,  ну, например, какую-нибудь новую игрушку. Егор вынужден был его разочаровать, ведь он привез только сенсоры, а сенсоры Скрипач не признавал ни в какую.
- Нам, старикам приятно бы было видеть рядом с собой  какую-нибудь большую куклу. Ну пусть даже и не совсем большую, но тематическую. Например, мне бы хотелось иметь куклу дирижера или молоденькой девушки с конопушками.
- Почему именно с конопушками?- спросил Егор.
Холодным комком провалилось куда-то внутрь воспоминание об Айне. Егор специально ничего не рассказал старику про ту нечаянную встречу. Но старик и не расспрашивал его ни о чем, словно бы все уже зная. И Егор  вдруг ясно и отчетливо понял, что Айна сегодня обязательно позвонит.
Но сначала позвонила  Лили. Она пыталась убрать волнение из своего голоса, и  ее нарочитое спокойствие раздражало Егора. Конечно, она хотела увидеть его. Но он сослался на неимоверную занятость и довольно быстро закончил с ней разговор. Когда он бросил трубку, то поймал себя на мысли, что больше не хочет ни видеть, ни слышать никого. Даже Айну.
На расстоянии очарование Айны исчезало, она казалась ему бесплотным, бесполезным миражом, куклой молоденькой веснушчатой девушки. И когда в очередной раз зазвонил телефон, он взял трубку безо всякого трепета.
- Привет, Егор, я решила позвонить тебе насчет работы, которую ты мне предлагал. Ты не передумал?
Все это она выпалила одним махом по-детски непосредственно. Так же беззащитно и тоненько звучал ее голосок по телефону.
- Айна, приезжай. Я тебя встречу, отвезу в гостиницу, по дороге мы все обсудим.
-Тогда встречай меня завтра в полдень.
Егор усмехнулся, неожиданно почувствовав острое облегчение. Боль и жар исчезли куда-то. Вещи обрели прозрачность и выпуклость. На паркетном полу спал солнечный зайчик, запахло свежесваренным кофе.
- Забавно, -буркнул он себе под нос.
- Я буду ждать тебя у справочного бюро,- сказал он притихшей трубке.
В трубке тоненько пискнули:
- Хорошо.
Айна говорила слишком быстро, словно боялась передумать. Забавная девочка. Такая подойдет  на роль куклы. Да, как ни странно, взрослым нужны куклы. И не такие как для детей. Куклы, выражающие настроение, куклы, которым можно менять лица, рисовать на них грусть или улыбку. Можно придумать для них особую программу смены настроений, так чтобы они подстраивались под биополе своих хозяев. Идея создания таких кукол принадлежала вовсе не Скрипачу, о ней еще  давно говорил Егору Арсен. Арсен был одержим новомодной идеей торсионных полей. Он говорил о том, что можно создать куклу идеально соответствующую своему хозяину, так сказать по образу и подобию, или сделать слегка более утонченной или  гротескной. Нам ведь нравятся наши фотографии и портреты, почему бы не воспроизвести себя и в объеме, в самом выгодном ракурсе, чтобы повышать себе настроение. Арсен говорил о том, что теоретически возможно с помощью торсионных полей  сделать свою идеальную копию. Нет не безмозглого клона, а именно свою копию с такими же привычками, памятью, со всем тем багажом, который накоплен оригиналом.
Егор представил вдруг куклу похожую на себя. Бред. Она ему совсем ни к чему. Вот если бы сделать женскую куклу, такую чтобы была живая и теплая, но не просила есть и не капризничала. Кукла, похожая на Лили, с закрывающимися и открывающимися глазами.
Он опять вздрогнул от раскатистой трели телефонного звонка. Небо потемнело, в комнате сразу стало душно и сумрачно. Снова звонила Лили. Она звонила как бы ради приличия, но и не ради. Она решила закончить свой разговор, который Егор так бессердечно оборвал. Прижав трубку к уху и не особенно вслушиваясь в ее болтовню, Егор прошел на кухню и налил себе кружку кофе. Он ждал, как Лили выкрутится, чтобы выпросить для себя вечерний визит к нему. И, видимо, ему придется ее сегодня принять, потому что завтра приезжает Айна и с Лили придется на время завязать. Конечно, лучше всего это можно было сделать прямо сейчас, но Егору было жаль Лили.
- Ты не хочешь меня видеть.
- Ну что ты, хочу, - слишком поспешно отреагировал он, поморщившись от банально фальшивой фразы.- Приезжай, я вечером буду дома.
Он вдруг поймал себя на мысли, что в разговоре с Лили он неправильно строит фразы. Он должен был бы спросить:
- Когда ты приедешь?
Он должен был развеять все ее сомнения и сказать:
- Глупенькая, я тебя жду.
Это были настоящие, волшебные слова, но они не подходили к Лили. Глупенькой он мог назвать, например, Айну. Трубка сердито захлебнулась короткими гудками. За окном простирался день, закутывающийся в туманную пелену, в серую холодную морось. Кукла по имени Лили, кукла по имени Скрипач в костюме дирижера и золотая рыба или птица по имени Айна. Худенькая девочка с не понять какими глазами. 
Вопреки ожиданиям день скоротечно скатился в вечер,  и Лили приехала, не заставляя себя долго ждать. Она старалась делать вид, что не сердится. Это давалось ей нелегко.   Егор поймал себя на мысли, что с Лили он просто отрабатывает ритуал вежливости.

Все было как всегда. Уже в сумерках он осторожно прокрался на кухню, унося из спальни бокалы со следами губной помады. Лили вздремнула на кровати. В голове у него вертелся один вопрос:
- Зачем? Зачем на его кровати спит эта ухоженная женщина.
Темные волосы Лили разметались по подушке и спящая, она действительно  была похожа на большую куклу.
- Спящая женщина должна быть похожа на ребенка.
Кажется, это был голос Скрипача или просто очень похожий на его голос. Кому точно принадлежали эти слова,  Егор не мог вспомнить. Когда Егор вернулся в спальню, Лили уже проснулась, по-кошачьи потягиваясь на кровати. Она достала из своей сумочки зеркало, губную помаду и стала медленно приводить себя в порядок. Егор отошел к окну, испытывая угрызения совести, хотя видимых причин к этому не было. Эту спальню Лили моделировала сама. Минимум мебели, розовый пол, бледно-серый плед, такая же светлая кровать, туалетный столик со стеклянной крышкой. Лили сама придумала и подобрала интерьер, но сейчас эта спальня выталкивала Лили из своих недр. Егор это чувствовал, и, видимо, это передалось Лили. Она сухо отстранилась от него, когда он пытался ее слегка обнять. Он проводил ее до машины и подумал о том, что все в его жизни хорошо и уютно и зря он так холоден с этой красивой женщиной. Мысли  были правильные, но они не добавили спокойствия, наоборот, неясная тревога  начала потихонечку жечь сердце.
Он вышел покурить на лоджию, и ветер уносил струйки дыма в полуоткрытую створку окна. Пронзительно и темно растянулась длинная ,зимняя ночь. Завтра надо было встречать Айну, и, боже мой, сколько же накопилось неотложных дел.