Танки на крышах. Ч. 1, гл. 17а

                Г л а в а   17

         Бизнес у Павла катастрофически не шел. Несколько раз его элементарно «кинули». Однажды даже его давний приятель Нино, аргентинец итальянского происхождения, с которым они познакомились и сдружились лет за семь до этого в Буэнос Айресе. Он прилетел специально по звонку Павла делать «каменный» бизнес, и прожил в моем доме около двух недель. Пока они ожидали результата своего предприятия, мы ходили в бар вместе. Угощал, естественно, я, потому что Павел «сидел на нуле» и периодически занимал у меня, а Нино тратиться и не порывался, хотя носил двухтысячедолларовый «Ролекс». К концу своего пребывания в Замбии Нино удивленно подвел итог:
   - Вы какие-то не типичные русские. За все время вы ни разу не произнесли  слово: «****ь».
   - Мы же интеллигентные люди, - ответил я ему. - В нашем лексиконе таких слов нет.
         Соврал, не моргнув. В нашем лексиконе это было самое безобидное слово, но без повода мы его никогда не произносили, потому что ни Павел, ни я свой язык «промежуточными» словами не замусоривали. Если мы и использовали  это слово, то только в тех случаях, когда и подразумевали то, что оно означает. Как-то само так получилось, что за все время пребывания Нино в компании с нами у нас ни разу не возникло повода обсуждать тему порочных женщин. Просто других слов Нино никогда прежде и не слышал. Но к слову сказать, мы - практически вся русскоязычная диаспора, включая женщин, пользуясь тем, что нас здесь никто не понимает, «развязали» свои языки до полного безобразия.
         Захватив с собой «урожай» камней, Нино уехал, а Павел, полный надежд, стал терпеливо ждать, уже подсчитывая, что он сможет сделать на свою часть заработанного. Однако в условленный день он получил по Интернету письмо от Нино, который фактически послал его куда подальше. Вместо выигрыша на Павле повис долг в 10 тысяч баксов. А я из-за этого вынужден был продолжать обеспечивать нас всех едой. Кроме того, прогорел в очередной раз и я, потому что часть затраченных на камни денег принадлежала мне. Отнеся все мои неудачи в любом бизнесе на счет географии, я решил рискнуть еще раз, но уже в Африке, и бочком вклинился к Павлу в инвесторы. Дудки! Ближайшие родственники любого бизнеса – обман и воровство. И то и другое во мне врожденно отсутствует. Фортуна не идиотка, она знает, кто ее достоин. В очередной раз она демонстративно повернулась ко мне своим, таким уже знакомым задом.
         Месяца два Павел лез из кожи вон, чтобы вылезти из провала. Моя квартира превратилась в подобие ночлежки для тех, кто приезжал к нему делать бизнес. Но никто из них не оказался способным на риск, и все это заканчивалось ничем. В этом бизнесе ничто не делается на доверии, только наличными. У Павла их не было, а я ничем помочь ему больше не мог, кроме  как кормить еще и его гостей.
         Только в мае месяце у него, в конце концов, что-то выгорело, и он, вне себя от счастья, засобирался дней на десять в Москву. А я впервые наяву  увидел, что такое легендарная африканская женская ревность. 
   - За одно и дома побываю. Седьмой год, как не был, - сказал Павел, оживленно раскладывая и складывая все, что намеревался назавтра взять с собой в дорогу.
   - А почему Элеонора такая: то злая, то грустная? Вроде пошло дело. Ей, казалось бы, только радоваться, а она или посудой гремит, или глаза вытирает.
   - Сердится. Ревнует. Я же к жене еду. Целый день мне сегодня сцены устраивает. И это еще не все. Посмотришь, что будет позже.
         Вечером они уже скандалили. О чем был разговор, я не понимал, потому что говорили на французском. Через час такого «базара» внезапно раздался оглушающий грохот посуды, разнесенной об пол на мелкие фрагменты. Я выскочил из своей комнаты. В этот момент со стороны балкона пролетела на кухню хрустальная ваза, которая, с визгливым звоном врезавшись в стену, разлетелась в брызги. Я заглянул туда. Мишенью для вазы, брошенной Павлом, была Элеонора, которая сумела увернуться. Она стояла там и держала в руках очередную партию тарелок. Весь пол вокруг нее был усыпан битым фаянсом. Ее заплаканное лицо искажала гримаса слепой ярости. Тарелки и ваза были не мои, поэтому сам факт их аннигиляции меня не трогал. Меня больше возмутил шум, которого я не выношу. Увидев выражение моего лица, Элеонора на секунду замерла, потом с громким стуком поставила тарелки на стол и быстро удалилась в свою комнату, хлопнув за собой дверью. Павел был на балконе и сосал сигареты, прикуривая одну от другой. Нормально говорить он был не в состоянии. На лице был отчетливо нарисован  плохо скрываемый гнев.
   - Ты бы ей объяснил, успокоил... - начал я, но он перебил меня.
   - Да сколько можно объяснять!? Все нервы вымотала, сука! Поддала джина с тоником «для успокоения», так совсем ох...ла. Никакие слова не действуют. Осталось только морду набить. 
         Я не придал значения его словам, потому что во-первых, такой бой всегда идет в разных «весовых категориях» и результат известен заранее. А во-вторых, потому что на Павла это было не похоже. Но я неверно оценил ситуацию.
         К ночи, когда отгремели в остервенении подметаемые осколки фаянса и хрусталя, и я уже настроился на сон, лежа у себя в комнате с книгой в руках, их перебранка разгорелась с новой силой. Элеонора что-то орала по-французски истерическим голосом, а Павел временами рявкал. Через полчаса таких «переговоров» послышался шум возни, рычание Павла, затем ее приглушенный рыдающий вопль, а потом и звук упавшего тела. Раздались звонкие шлепки ударов, а затем ее громкий плач. Для меня это было уже совершенно  невыносимым, и я выскочил в зал в полной готовности кинуться на защиту слабому. Элеонора сидела на полу, рыдая и прикрывая обеими руками от очередной пощечины раскрасневшееся и залитое слезами лицо, а Павел стоял с занесенной рукой, держа второй Элеонору за волосы. Лицо его было бледным и искаженным от гнева.
   - Все! Достала, падла! - крикнул он, увидев меня на пороге комнаты.
   - Прекрати! - вскричал я, кидаясь на него с кулаками. - Не смей бить женщину!
   - Я не бью, я ее спасаю!
   - ???
   - Она сначала в драку полезла. Один раз только попала. А потом хотела с балкона прыгнуть, уже через перила перелезла. Еле успел за голову поймать. Чуть не оторвал, пока назад затаскивал.
         Самоубийство или инвалидность не состоялись. Когда Павел уехал, мы с Элеонорой провели много часов за беседами. Я пытался разъяснить ей психологию немолодого женатого человека, который соскучился по своей семье. Но в первом браке он себя уже исчерпал. У него уже взрослые дети и иметь других никак не входило в его планы. Тем более, что его русская жена на несколько лет старше его, и все это ей тоже уже давно не нужно. Элеонора молча и согласно кивала, но по выражению ее лица было понятно, что у нее на этот счет есть собственное мнение.
         Но когда Павел через две недели вернулся, все было забыто без всяких душеспасительных бесед. Снова было счастье, смех и празднование маленькой удачи в его бизнесе. Я был рад за них. И за себя тоже, потому что теперь я, кажется, мог начать «восстановление народного хозяйства».
         Кроме того, с помощью Элеоноры я познакомился с красивой замбийской девушкой по имени Орин. Не «мисс Замбия», допустим, но очень привлекательна. Многие из тех, кто ее видел, облизывались. Девушка она, понятно, чисто условно, но кто об этом в Африке думает? Орин, как она мне представилась, была профессиональной танцовщицей. У нее были очень красивые глаза с длинными, густыми и изящно загнутыми ресницами, белоснежные зубы, талия, которую можно было обхватить двумя раскрытыми ладонями, длинные ноги с потрясающими коленями и великолепная фигура, едва заметно подпорченная родами трехлетней давности от какого-то индийского бродяги*. Но поскольку ни о чем серьезном я не помышлял, то какая мне была разница? Хороша, и этого достаточно. К тому же очень умелая. Могла бы работать старшим тренером по Камасутре. Саша, правда,  предупредил  меня,  что  если  она  танцовщица,  то  мне  нужно пользоваться    двумя   презервативами.   Мы   смеялись,   и   всерьез   я   это   не воспринимал.  Мы   проводили   наши  уик-енды  все  вместе,  и  жизнь  казалась прекрасной и насыщенной. Но наша радость была недолгой.
--------------------------------------------------
         * - Это тоже типично для Африки. Считается, что индийцы, все без исключения, очень богатые люди, поэтому африканки стараются заполучить их в мужья. Но сами индийцы только миллионами свои «семячки» разбрасывают, а потом тихо смываются. То же самое, кстати,  можно сказать и об арабах и китайцах.