Яэлита - Полный закат

ЯЭЛИТА. (ПОЛНЫЙ ЗАКАТ)

Роман-компиляция*
___
*Все закавыченные «вот так» фрагменты являются цитатами из "Аэлиты" А.Н. Толстого (http://az.lib.ru/t/tolstoj_a_n/text_0160.shtml) и под ограничения авторского права не подпадают. Их использование является художественным приемом и продиктовано техникой.
Все другие цитаты, помеченные "вот так", взяты из других источников. Их использование является нехудожественным приемом и продиктовано жизнью. Впрочем, бывают и исключения.
Автор благодарит один из источников и составных частей за активное участие, вылившееся в монструозный рост библиографического аппарата.
Тем не менее, все персонажи вымышлены, некоторые даже не единожды, и любые совпадения с реальными лицами и другими частями тела полностью случайны. Как и всё в этом мире, впрочем.

Тем же, кого от библиографизма тошнит, Автор настоятельно рекомендует чтение облегченного варианта, приведенного в конце. И ощутить разницу.
___



«СТРАННОЕ ОБЪЯВЛЕНИЕ»


   Объявление появилось в разных местах и в разное время. В четыре часа дня – в Петербурге и Москве, в три – в Киеве, в шесть – в Екатеринбурге, в восемь – в Красноярске... а в Магадане уже была полночь.  И, тем не менее,  оно было абсолютно идентичным, словно сошедшим с японского конвейера. Впрочем, обстоятельства места и времени здесь не так важны, чтобы уделять им столько внимания, сколько делаем мы. Поэтому лучше обратим наш ленивый взор только к одной из сцен этой разворачивающейся драмы – скажем, некогда знаменитому, а нынче глубоко провинциальному городу без названия. Скажем, Петербургу.

«Корреспондент американской газеты» Иван Петрофф шёл по проспекту Розы Ветров, держа в одной руке томик «Аэлиты», а в другой – ешё что-то, неважно что. Всего сутки провёл он в этом городе, но лучше бы их и не было.

«Прибитый гвоздиками к облупленной стене», – всюду одинаково строгой и непреодолимой, – «небольшой, серой бумаги листок» был неприметен, и Петрофф прошёл бы мимо, углубившись в книгу, если бы его взгляд не задержался на стоявшей перед объявлением «босой, молодой женщине, в ситцевом, опрятном платье, - она читала, шевеля губами. Её усталое и милое лицо не выражало удивления, - глаза были равнодушные, ясные, с сумасшедшинкой.» Иван почувствовал приятное волнение, обычно предшествующее походу к врачу, и придвинулся ближе, делая вид, что больше всего на свете его интересует именно бумажка. Но как ни странно, объявление показалось ему куда интереснее читающей его женщины, тем более, что читающая женщина – не такой уж и подарок. Он провел рукой по глазам, перечел еще раз:
    «- Twenty three, - проговорил он, наконец, что должно было означать: "Чорт возьми меня с моими костями".» Он переводил взгляд с объявления на книгу и обратно, не веря ни своим глазам, ни печатному слову.

      «"Инженер М.С. Лось приглашает желающих лететь с ним 18 августа на планету Марс, явиться для личных переговоров от 6 до 8 вечера. Ждановская набережная, дом 11, во дворе."» 

   Вся разница была лишь в цели полёта: висевшее на стене звало не на Марс, а к высотам человеческого духа, и после слова "инженер" стояло "ч.д."

   «Со спокойным мужеством» Петрофф «ожидал всего в этом безумном городе. Но объявление, приколоченное гвоздиками к облупленной стене, подействовало на него в высшей степени болезненно.» На стоявшую рядом женщину, по-видимому, тоже. Во всяком случае, она как-то сжалась, глаза блеснули немытыми кинжалами, большие пальцы на ногах оттопырились – похоже, приходя в радостное состояние боевой готовности. Ивану она вдруг напомнила какого-то зверька – ондатру или шиншиллу. "Скоро зима," - подумалось ему вдруг. Объявление было давно просрочено, "стоял ноябрь уж у двора" (А.С. Пушкин, http://lib.ru/LITRA/PUSHKIN/stihi.txt)

   - Ну и Лось! – проговорила женщина с едва сдерживаемым восторгом. – К высотам человеческого духа, ишь ты! Кому он там нафиг вс...

   Она внимательно посмотрела по сторонам, прикидывая, сколь уместно будет здесь щегольнуть просторечным оборотом. Увидев, что единственный свидетель – американский корреспондент (как она поняла его национальную и профессиональную сущность – для нас истинная загадка; впрочем, женщины ещё и не на то способны), она сделала над собой видимое усилие и с хрустом наступила на горло собственной песне. Послышались хрипы и скрипы, словно игла на патефонном диске дошла до ручки, и в голове Ивана начали складываться строчки репортажа "Слово убивает".

К её счастью, вдруг откуда ни возьмись появилась ещё одна женщина, совсем молоденькая, прямо девочка. Было в ней что-то необычное – то ли взгляд сверху вниз, то ли нос снизу вверх, то ли ни то, ни другое. В руках она держала кусочек одеяла.

   - Да! – сказала она. – Как сказал мыслитель, "Тупоумие - узконаправленное мышление, способное принимать узкий спектр информации одного направления и не способное воспринять другой спектр информации противоположного значения, другого направления. " (©Даная Дан, http://proza.ru/2010/08/30/1482)

   Иван задумался. В его жизни случалось многое. На заре юности его переехала корова,  которую везли на экскурсию на мясокомбинат. В молодости, когда он служил на почте маркогасителем, чуть не лишился всех чувств, приложившись к конверту с неизвестным белым порошком. В зрелом возрасте пал жертвой коня за пешку. В старости... впрочем, до старости он ещё не дожил – и, если дела пойдут таким образом, и не доживёт. Во всяком случае, ничего подобного от юных дам он раньше не слышал. Казалось, её устами говорило радио "Свобода". Возможно, несвобода и лучше...

   Однако для первой женщины, похоже, загадок не было.
- "Тупоумие - узконаправленное мышление, способное принимать узкий спектр информации одного направления и не способное воспринять другой спектр информации противоположного значения, другого направления." Замечательно сказал этот удивительный мыслитель! Как я люблю, когда люди говорят светлые и умные слова! Не то, что эти Лоси, - она покосилась на листок бумаги, все ещё сиротливо покоящийся на облупленной стене.

   Вторая благодарно прижала к груди свой кусочек одеяла:
   - От ваших слов, каждый светлый человек, вот как я или вы, или Аня Чапмэн, вообще приходит, в состояние.

   Ивану стало совсем нехорошо. "Не надо было шаурму есть" -  подумал он уже в который раз за последний месяц, и в отчаяньи погрузился в книжку.

    «В это время перед объявлением остановился рослый, широкоплечий человек, без шапки, по одежде» – менеджер, потому что в галстуке, но без шляпы. «Руки у него от безделья были засунуты в карманы. Крепкий затылок напрягся, когда он стал читать объявление:
   - Вот этот, вот так, замахнулся», - к высотам человеческого духа! – «проговорил он с удовольствием и обернул к» Ивану «загорелое, беззаботное лицо. Глаза - ленивые, серо-карие, и так же, как у первой женщины, - с искоркой.» (Петрофф «давно уже подметил эту искорку в русских глазах, и даже поминал о ней в статье: "Отсутствие в их глазах определённости, неустойчивость, то насмешливость, то безумная решительность, и, наконец, непонятное выражение превосходства – крайне болезненно действуют на свежего человека".») А менеджер тем временем продолжал:
  - Прежде всего, надо определить, что ты понимаешь под этими высотами. Начнем с определения понятия "высота" как числового выражения местонахождения объекта по отношению к объекту отсчета, который бывает следующих видов...
   - Как сказал один очень умный человек, "есть люди - кто бы и как бы о них не говорил, остаются в неизменном положении. А положение это столь высоко (в моральном плане), что нижестоящие нравственно, всегда будут находиться ниже их. " (© Даная Дан, из замечаний http://proza.ru/rec.html?2010/12/07/47)

   На негнущихся ногах, спотыкаясь об уродия местного пролетариата, Иван двинулся прочь, а вслед ему доносилось:
   - Прекрасное определение высоты как числового выражения местонахождения!..
  - Что же касается духа, то имеющаяся в нашем распоряжении классификация...
   - "Элитарность - качество, которое вмещает в себя ряд положительных качеств, без чего человек не может себя причислять к элите..." (©Даная Дан, из рецензии http://proza.ru/rec.html?2010/12/05/2101)
   - "А посмотрите на только что выступавшую здесь <...> Вот где если и не элитарность, то интеллигентность и аристократизм... " (©Точки Красоты, из рецензии, цитируется по http://proza.ru/rec.html?2010/12/06/05&7#7)
   - ...жизнь не только прекрасна, но и удивительна!..
   - ...все – дураки, дураки, дураки!..

   «Шумели старые липы в сквере» – что было странно не по сезону. «На куче песку, один во всем сквере, видимо уже давно, - сидел маленький мальчик» в красной рубашонке  и «без штанов. В руке он держал конец верёвочки, к другому концу верёвочки была привязана за ногу старая, взлохмаченная ворона. Она сидела недовольная и сердитая, и, так же, как и мальчик, глядела на» Ивана.

    «Вдруг будто облачко скользнуло по его сознанию, стало странно, закружилась голова: не во сне ли он все это видит?.. Мальчик, ворона, пустые дома, пустынные улицы, странные взгляды прохожих и приколоченное гвоздиками объявление, - кто-то зовет лететь из этого города» к высотам человеческого духа.

    Петрофф «глубоко затянулся крепким табаком» и чихнул.

   - Будь здоров! – крикнул ему мальчик и дёрнул за верёвочку.

Иван «усмехнулся. Развернул план города и отыскал Ждановскую набережную.»


«В МАСТЕРСКОЙ ЛОСЯ»

  Двор был завален ржавой жестью. «Чахлая трава росла на грудах мусора, между спутанными клубками проволок, поломанными частями станков.  В глубине двора отсвечивали закатом пыльные окна высокого сарая. На пороге его сидел рабочий и размешивал в ведерке кирпично-красный сурик» (или суржик, или сурок – русский Петроффа был не настолько совершенен, чтобы улавливать подобные нюансы). Это был точно не Лось, максимум Подлосик. Иван поколебался и вошёл – мягко, как по маслу.

В глубине сарая пылал горн, перед ним возвышался барабан. Из него выползала тонкая медная трубка, она взлетала под потолок, откуда, совершив немыслимое число поворотов,  опускалась вниз прямо в центр сарая, где и располагалось главное: гончарный круг.  В кругу сидело несколько лиц преимущественно некавказской национальности – как мужских, так и не очень. Они сосредоточенно смотрели, как из трубки с мерным цоканьем капало.

   - Я по объявлению, - неуверенно сказал Иван в воздух. Один из сидящих поднял на него глаза, светлые, немигающие. «Густые, шапкой, волосы его были снежно-белые.

   - Хотите лететь? - спросил он глуховатым голосом, и указал на стул под конусом лампочки.» Иван сел, зажмурился от яркого света и почувствовал, как в его руке появилась тяжелая металлическая кружка.

   - Вы Лось?

Раздался дружный смех. Наверное, фанера. Американец знал, что такие люди ничего дружно делать не могут.

   - Нет, я Юсь. Точнее, только что – Лся, а мы все вместе – Лись. А теперь уже и не Мся.

Петрофф никогда не изучал русский язык с задней стороны, поэтому смысл этой тирады для него так и остался тёмен. Тем временем снежноволосый продолжал.

   - Какой я вам Лось? Я – Ворон. Белый и пушистый.

   Смех его действительно был каркающий, но вот цвет... "Белый Орел", "Серый Гусь" – это Иван знал. А ворон должен быть чёрным, чёрным, чёрным! Дикая страна. «Он объяснил, что лететь не собирается, но что прочел объявление и считает долгом познакомить своих читателей со столь чрезвычайным и сенсационным проектом.»

   - «Жалко, что вы не хотите со мной лететь, жалко,» - Вор«он качнул головой, - люди шарахаются от меня, как от бешеного. Через четыре дня я покидаю землю, и до сих пор не могу найти спутника. - Он зажег спичку, пустил клуб дыма.»

  - А остальные не летят? – Иван обвёл глазами сидящих. "Цок, цок, цок" – капало из медной трубки. Огонь, вода... В голове его опять закружилось.

  Со двора донеслись грубые звуки, будто вся жесть мира собралась на репетицию. Что-то неясное, но явно правильное произнёс рабочий, сидевший на пороге – и исчез в неизвестном направлении. В дверном проёме возникли лица, шеи, плечи, груди, животы. Между ними беспорядочно мелькали искорки, создавая иллюзию фейерверка идей.
   - Вот они, летуны! Сейчас полетаете!
   - Наша духовная чистота, видите ли, их не устраивает!
   - Возомнили себя элитой, а у нас все равны! А нам всё равно!
   - Налетай, подешевело!..

   Десятки, сотни, тысячи тел начали вваливаться внутрь. Иван не подозревал, что сарай настолько вместителен. Среди них была и босая женщина в ситцевом платье, теперь уже не столь опрятном, и ее лучшая подруга с кусочком одеяла, и менеджер... Вот был ли мальчик? А народу всё прибывало. В окнах плющились носы и губы тех, кто пока не пробился к дверям.

  Ворон вздохнул:
   - «Обычно называют полетом - полет птицы, падающего листа, аэроплана. Но это не полет, а плавание в воздухе. Чистый полет - это падение,» – поднёс свою кружку ко рту, глотнул и растворился в воздухе. («Механизм движения помещался в горле, обвитом спиралью», – понял Иван.) От этого в сарае стало ещё мрачнее. Сидящие в гончарном кругу стали тоже один за другим исчезать. Совсем стемнело. В какой-то момент Иван остался единственной фигурой, на которую надвигался отряд искроносных.

 -"...мы, homo sapiens, абсолютно равны в том, что одинаково достойны любви и уважения, ведь у каждого человека есть красивая душа и прекрасный свет в ней" (© Точки Красоты, из замечаний http://proza.ru/rec.html?2010/12/06/05&7#7)
   - "...умный, пораженный тупостью - опасный контингент в сообществе людей(©Даная Дан, http://proza.ru/2010/08/30/1482)
   - Да будет свет в конце туннеля!
   - Да будет туннель в конце света!
   - Посторонним – вход!..
   - С вещами – на выход!..
   - А-а-а!..
   - Бэ-э-э..

Дрожащей рукой Иван Петрофф поднёс свою кружку ко рту, в нос ударил запах крутой бодяги (или как это там po-russki). Он понял, что никогда не сможет употребить подобную гадость. "И немедленно выпил." (В. Ерофеев http://www.serann.ru/t/t292_0.html)
   
   
(Продолжение следует)

____________________________

ЯЭЛИТА-ЛАЙТ



СТРАННОЕ ОБЪЯВЛЕНИЕ


   Объявление появилось в разных местах и в разное время. В четыре часа дня – в Петербурге и Москве, в три – в Киеве, в шесть – в Екатеринбурге, в восемь – в Красноярске... а в Магадане уже была полночь.  И, тем не менее,  оно было абсолютно идентичным, словно сошедшим с японского конвейера. Впрочем, обстоятельства места и времени здесь не так важны, чтобы уделять им столько внимания, сколько делаем мы. Поэтому лучше обратим наш ленивый взор только к одной из сцен этой разворачивающейся драмы – скажем, некогда знаменитому, а нынче глубоко провинциальному городу без названия. Скажем, Петербургу.

Корреспондент американской газеты Иван Петрофф шёл по проспекту Розы Ветров, держа в одной руке томик «Аэлиты», а в другой – ешё что-то, неважно что. Всего сутки провёл он в этом городе, но лучше бы их и не было.

Прибитый гвоздиками к облупленной стене, – всюду одинаково строгой и непреодолимой, –небольшой, серой бумаги листок был неприметен, и Петрофф прошёл бы мимо, углубившись в книгу, если бы его взгляд не задержался на стоявшей перед объявлением босой, молодой женщине, в ситцевом, опрятном платье, - она читала, шевеля губами. Её усталое и милое лицо не выражало удивления, - глаза были равнодушные, ясные, с сумасшедшинкой. Иван почувствовал приятное волнение, обычно предшествующее походу к врачу, и придвинулся ближе, делая вид, что больше всего на свете его интересует именно бумажка. Но как ни странно, объявление показалось ему куда интереснее читающей его женщины, тем более, что читающая женщина – не такой уж и подарок. Он провел рукой по глазам, перечел еще раз:
   - Twenty three, - проговорил он, наконец, что должно было означать: "Чорт возьми меня с моими костями". Он переводил взгляд с объявления на книгу и обратно, не веря ни своим глазам, ни печатному слову.

      "Инженер М.С. Лось приглашает желающих лететь с ним18 августа на планету Марс явиться для личных переговоров от 6 до 8 вечера. Ждановская набережная, дом 11, во дворе." 

   Вся разница была лишь в цели полёта: висевшее на стене звало не на Марс, а к высотам человеческого духа, и после слова "инженер" стояло "ч.д."

   Со спокойным мужеством Петрофф ожидал всего в этом безумном городе. Но объявление, приколоченное гвоздиками к облупленной стене, подействовало на него в высшей степени болезненно. На стоявшую рядом женщину, по-видимому, тоже. Во всяком случае, она как-то сжалась, глаза блеснули немытыми кинжалами, большие пальцы на ногах оттопырились – похоже, приходя в радостное состояние боевой готовности. Ивану она вдруг напомнила какого-то зверька – ондатру или шиншиллу. "Скоро зима," - подумалось ему вдруг. Объявление было давно просрочено, стоял ноябрь уж у двора.

   - Ну и Лось! – проговорила женщина с едва сдерживаемым восторгом. – К высотам человеческого духа, ишь ты! Кому он там нафиг вс...

   Она внимательно посмотрела по сторонам, прикидывая, сколь уместно будет здесь щегольнуть просторечным оборотом. Увидев, что единственный свидетель – американский корреспондент (как она поняла его национальную и профессиональную сущность – для нас истинная загадка; впрочем, женщины ещё и не на то способны), она сделала над собой видимое усилие и с хрустом наступила на горло собственной песне. Послышались хрипы и скрипы, словно игла на патефонном диске дошла до ручки, и в голове Ивана начали складываться строчки репортажа "Слово убивает".

К её счастью, вдруг откуда ни возьмись появилась ещё одна женщина, совсем молоденькая, прямо девочка. Было в ней что-то необычное – то ли взгляд сверху вниз, то ли нос снизу вверх, то ли ни то, ни другое. В руках она держала кусочек одеяла.

   - Да! – сказала она. – Как сказал мыслитель, тупоумие - узконаправленное мышление, способное принимать узкий спектр информации одного направления и не способное воспринять другой спектр информации противоположного значения, другого направления.

   Иван задумался. В его жизни случалось многое. На заре юности его переехала корова,  которую везли на экскурсию на мясокомбинат. В молодости, когда он служил на почте маркогасителем, чуть не лишился всех чувств, приложившись к конверту с неизвестным белым порошком. В зрелом возрасте пал жертвой коня за пешку. В старости... впрочем, до старости он ещё не дожил – и, если дела пойдут таким образом, и не доживёт. Во всяком случае, ничего подобного от юных дам он раньше не слышал. Казалось, её устами говорило радио "Свобода". Возможно, несвобода и лучше...

   Однако для первой женщины, похоже, загадок не было.
- «Тупоумие - узконаправленное мышление, способное принимать узкий спектр информации одного направления и не способное воспринять другой спектр информации противоположного значения, другого направления.» Замечательно сказал этот удивительный мыслитель! Как я люблю, когда люди говорят светлые и умные слова! Не то, что эти Лоси, - она покосилась на листок бумаги, все ещё сиротливо покоящийся на облупленной стене.

   Вторая благодарно прижала к груди свой кусочек одеяла:
   - От ваших слов, каждый светлый человек, вот как я или вы, или Аня Чапмэн, вообще приходит, в состояние.

   Ивану стало совсем нехорошо. «Не надо было шаурму есть» -  подумал он, уже в который раз за последний месяц, и в отчаяньи погрузился в книжку.

   В это время перед объявлением остановился рослый, широкоплечий человек, без шапки, по одежде – менеджер, потому что в галстуке, но без шляпы. Руки у него от безделья были засунуты в карманы. Крепкий затылок напрягся, когда он стал читать объявление:
   - Вот этот, вот так, замахнулся, - к высотам человеческого духа! – проговорил он с удовольствием и обернул к Ивану загорелое, беззаботное лицо. Глаза - ленивые, серо-карие, и так же, как у первой женщины, - с искоркой. (Петрофф давно уже подметил эту искорку в русских глазах, и даже поминал о ней в статье: "Отсутствие в их глазах определённости, неустойчивость, то насмешливость, то безумная решительность, и, наконец, непонятное выражение превосходства – крайне болезненно действуют на свежего человека".) А менеджер тем временем продолжал:
  - Прежде всего, надо определить, что ты понимаешь под этими высотами. Начнем с определения понятия "высота" как числового выражения местонахождения объекта по отношению к объекту отсчета, который бывает следующих видов...
   - Как сказал один очень умный человек, есть люди - кто бы и как бы о них не говорил, остаются в неизменном положении. А положение это столь высоко (в моральном плане), что нижестоящие нравственно, всегда будут находиться ниже их.

   На негнущихся ногах, спотыкаясь об уродия местного пролетариата, Иван двинулся прочь, а вслед ему доносилось:
   - Прекрасное определение высоты как числового выражения местонахождения!..
  - Что же касается духа, то имеющаяся в нашем распоряжении классификация...
   - Элитарность - качество, которое вмещает в себя ряд положительных качеств, без чего человек не может себя причислять к элите...
   - А посмотрите на только что выступавшую здесь <...> Вот где если и не элитарность, то интеллигентность и аристократизм...
   - ...жизнь не только прекрасна, но и удивительна!..
   - ...все – дураки, дураки, дураки!..

   Шумели старые липы в сквере – что было странно не по сезону. На куче песку, один во всем сквере, видимо уже давно, - сидел маленький мальчик в красной рубашонке  и без штанов. В руке он держал конец верёвочки, к другому концу верёвочки была привязана за ногу старая, взлохмаченная ворона. Она сидела недовольная и сердитая, и, так же, как и мальчик, глядела на Ивана.

    Вдруг будто облачко скользнуло по его сознанию, стало странно, закружилась голова: не во сне ли он все это видит?.. Мальчик, ворона, пустые дома, пустынные улицы, странные взгляды прохожих и приколоченное гвоздиками объявление, - кто-то зовет лететь из этого города» к высотам человеческого духа.

    Петрофф глубоко затянулся крепким табаком и чихнул.

   - Будь здоров! – крикнул ему мальчик и дёрнул за верёвочку.

Иван усмехнулся. Развернул план города и отыскал Ждановскую набережную.


В МАСТЕРСКОЙ ЛОСЯ

  Двор был завален ржавой жестью. Чахлая трава росла на грудах мусора, между спутанными клубками проволок, поломанными частями станков.  В глубине двора отсвечивали закатом пыльные окна высокого сарая. На пороге его сидел рабочий и размешивал в ведерке кирпично-красный сурик (или суржик, или сурок – русский Петроффа был не настолько совершенен, чтобы улавливать подобные нюансы). Это был точно не Лось, максимум Подлосик. Иван поколебался и вошёл – мягко, как по маслу.

В глубине сарая пылал горн, перед ним возвышался барабан. Из него выползала тонкая медная трубка, она взлетала под потолок, откуда, совершив немыслимое число поворотов,  опускалась вниз прямо в центр сарая, где и располагалось главное: гончарный круг.  В кругу сидело несколько лиц преимущественно некавказской национальности – как мужских, так и не очень. Они сосредоточенно смотрели, как из трубки с мерным цоканьем капало.

   - Я по объявлению, - неуверенно сказал Иван в воздух. Один из сидящих поднял на него глаза, светлые, немигающие. Густые, шапкой, волосы его были снежно-белые.

   - Хотите лететь? - спросил он глуховатым голосом, и указал на стул под конусом лампочки. Иван сел, зажмурился от яркого света и почувствовал, как в его руке появилась тяжелая металлическая кружка.

   - Вы Лось?

Раздался дружный смех. Наверное, фанера. Американец знал, что такие люди ничего дружно делать не могут.

   - Нет, я Юсь. Точнее, только что – Лся, а мы все вместе – Лись. А теперь уже и не Мся.

Петрофф никогда не изучал русский язык с задней стороны, поэтому смысл этой тирады для него так и остался тёмен. Тем временем снежноволосый продолжал.

   - Какой я вам Лось? Я – Ворон. Белый и пушистый.

   Смех его действительно был каркающий, но вот цвет... "Белый Орел", "Серый Гусь" – это Иван знал. А ворон должен быть чёрным, чёрным, чёрным! Дикая страна. Он объяснил, что лететь не собирается, но что прочел объявление и считает долгом познакомить своих читателей со столь чрезвычайным и сенсационным проектом.

   - Жалко, что вы не хотите со мной лететь, жалко, - Ворон качнул головой, - люди шарахаются от меня, как от бешеного. Через четыре дня я покидаю землю, и до сих пор не могу найти спутника. - Он зажег спичку, пустил клуб дыма.

  - А остальные не летят? – Иван обвёл глазами сидящих. "Цок, цок, цок" – капало из медной трубки. Огонь, вода... В голове его опять закружилось.

  Со двора донеслись грубые звуки, будто вся жесть мира собралась на репетицию. Что-то неясное, но явно правильное произнёс рабочий, сидевший на пороге – и исчез в неизвестном направлении. В дверном проёме возникли лица, шеи, плечи, груди, животы. Между ними беспорядочно мелькали искорки, создавая иллюзию фейерверка идей.
   - Вот они, летуны! Сейчас полетаете!
   - Наша духовная чистота, видите ли, их не устраивает!
   - Возомнили себя элитой, а у нас все равны! А нам всё равно!
   - Налетай, подешевело!..

   Десятки, сотни, тысячи тел начали вваливаться внутрь. Иван не подозревал, что сарай настолько вместителен. Среди них была и босая женщина в ситцевом платье, теперь уже не столь опрятном, и ее лучшая подруга с кусочком одеяла, и менеджер... Вот был ли мальчик? А народу всё прибывало. В окнах плющились носы и губы тех, кто пока не пробился к дверям.

  Ворон вздохнул:
   - Обычно называют полетом - полет птицы, падающего листа, аэроплана. Но это не полет, а плавание в воздухе. Чистый полет - это падение, – поднёс свою кружку ко рту, глотнул и растворился в воздухе. («Механизм движения помещался в горле, обвитом спиралью,» – понял Иван.) От этого в сарае стало ещё мрачнее. Сидящие в гончарном кругу стали тоже один за другим исчезать. Совсем стемнело. В какой-то момент Иван остался единственной фигурой, на которую надвигался отряд искроносных.

 -...мы, homo sapiens, абсолютно равны в том, что одинаково достойны любви и уважения, ведь у каждого человека есть красивая душа и прекрасный свет в ней
   - ...интеллектуал никогда не станет мудрым, если не будет слушать голос собственного разума
   - Да будет свет в конце туннеля!
   - Да будет туннель в конце света!
   - Посторонним – вход!..
   - С вещами – на выход!..
   - А-а-а!..
   - Бэ-э-э..

Дрожащей рукой Иван Петрофф поднёс свою кружку ко рту, в нос ударил запах крутой бодяги (или как это там po-russki). Он понял, что никогда не сможет употребить подобную гадость. И немедленно выпил.   
 

(Продолжение следует)