Воробей и бабочка

      Виталий ФИОЛЛЕНТ
      «Воробей и бабочка»

      * * *

      Однажды серый воробей — вольный странник диких степей и лесов — нарезвившись за день, облюбовал ветвистое дерево да и присел отдохнуть. Полдень давно миновал, вечернее солнце мягким светом согревало воздух, травы и листья. Сидел он на ветке, беспечный и довольный — всё хорошо, всё отлично: сыт, свободен, проворен, здоров… Но странное чувство не давало ему жизнью насладиться, в полную грудь и с открытыми крыльями. «Что не так?» — спросил он себя. Но ответа не последовало. Обратился к ветру тёплому, в подперья его задувавшему: «Что не так?». Не отозвался ветер. Взор на поля-луга кинул: «Что не так?» Молчали луга. К небесам головку поднял, клюв приоткрыл: «Что не так?» Безответной пустотой сияли бездонные небеса, а тучки редкие, нелюдимые у горизонта ютились. Переступил воробей с лапки на лапку и дереву чирикнул:

      — Здравствуй!

      — Здравствуй, — к его удивлению отозвалось оно.

      — Ты, наверное, мудрое… де-ре-во… — прочирикал воробей. — Ответь мне: что не так под этими вольными небесами?

      Недолго думало дерево и ответило уверенно, кроной шелестя:

      — Мир прекрасен и безупречен.

      — Но мне не хватает какой-то части этого мира, — прислушиваясь к дереву, робко прикрыв глазик и наклонив головку, возразил воробей.

      — Может быть, тебе нужен в этом мире Друг? — предположило дерево.

      — Да? — заинтересовался воробей. — А у тебя он есть?

      — Земля — мой друг — она поит, воздух — мой друг — он лелеет, солнце — мой друг — оно согревает. Всеми корнями и кроной я чувствую их, — ответило дерево, стволом слегка дрожа, воробей это почувствовал.

      Он призадумался. Правильно говорило дерево. Оно многое на своём веку повидало, многих птиц истории слышало. И спросил:

      — Скажи, мудрое, у тебя приют находили звери и птицы. О чём рассказывали они тебе?

      Дерево улыбнулось, вспоминая. Да, да, улыбнулось, воробей почувствовал это. Веточки дрогнули нежно и трепетно, пыль с тонким звоном, словно пыльцу сказочную, стряхнули. В миг всё вокруг светом волшебным засияло. И ответило дерево ласково:

      — О, ведаю я, что мучает тебя, небом напиться сполна не даёт. Зовётся это… Любовь.

      — Л-ю-б-о-в-ь… — прошептал воробей. — Красиво… А где найти её? Говорили ли звери и птицы?

      — Говорили, — по-матерински улыбнулось дерево и листьями по головке воробья погладило. — Повсюду она. Проливается на нас.

      — Но я не вижу, — чирикнул воробей, с удивлением озираясь.

      — Её не увидишь. Взгляни, с какой любовью земля мои корни приняла и укрыла; как каждую ветку свою я люблю и берегу, любовь от земли до каждого листика с соком доношу.

      Воробей поворачивал головку и любопытным взглядом осматривал мудрое дерево.

      — Так вон какое ты… к-р-а-с-и-в-о-е, — протянул он, — любящее и всеми любимое. А я обычный. Маленький. Серый…

      — Зачем пригорюнился? Ты не обычный, — возразило дерево.

      — Как? Как? Как это? — не унимался и щебетал воробей.

      — Тебе ли горевать? Ты столько просторов повидать можешь. На мир сверху взглянуть, до солнца долететь и обогреться… Тебе ли?..

      Воробей прикрыл глазки: сколько раз с высоты на землю он взирал, скольких зверей и птиц видел. Да не думал о любви никогда. Теперь она представилась ему каким-то чудом.

      — Покажешь мне чудо? — робко спросил воробей, открывая глазки.

      — Смотри! — улыбнулось дерево и поднесло к нему тонкую ветку. Там под листом пряталось что-то необычное.

      Воробей прищурился, внимательно изучая лист. Под ним висел шарик. Неприметный и серый.

      — Это — чудо? — усомнился воробей.

      — А ты подожди, — убеждало дерево. — Смотри внимательно.

      И вдруг шарик качнулся.

      — Ой, —вздрогнул пёрышками воробей. — Оно живое?

      — Всё вокруг живое. Порой не обязательно высоко кружить, чтобы чудо увидеть. Оно — рядом.

      Шарик опять качнулся и треснул. Воробей зажмурил глазки, стараясь представить чудо, а когда открыл их, то увидел прямо перед собой два красивых глаза. Его удивила глубина их взора, казалось, они отражали все краски мира, знакомые ему: в них в дивной палитре смешались жёлтые солнца и алые зори, что доводилось встречать ему, и изумрудные травы, росами поившие, и синий небосвод, его беспечную серую головку пьянящий. Глаза смотрели прямо на него и завораживали. Потом они моргнули и словно раскрылись.

      — Как красиво, — прошептал воробей, заглядывая в глаза прекрасного создания. Пара усиков трогательно тянулись к нему… «Привет!» — Привет, — смог вымолвить воробей. — Ты кто?

      — Я? — глаза моргнули, словно осматривая мир вокруг. — Не знаю. Но здесь так красиво и светло. Мне кажется, я просто заснула и проснулась в новом дне.

      Глаза порхнули и сели рядом с воробьём на ветке:

      — Ты, наверное, ждал меня?

      Воробей наклонил головку набок, рассматривая незнакомку, — чудесное, невесомое создание, сотканное из света и раскрашенное радугой, оно доверяло ему и смотрело на него поразительно глубоким взглядом, в котором он увидел своё отражение… и было оно не серым! Бесподобно ярким и живым.

      — Да!!! — не сомневаясь вымолвил воробей, увидев себя в глазах незнакомки. — Я ждал тебя. Ты — чудо! Мне рассказало о тебе дерево.

      Дерево развело свои ветви, пропуская свет.

      — Как тепло! — промолвила незнакомка и вспорхнула с ветки, устремляясь к полю.

      — Подожди! — окликнул воробей и полетел за ней.

      — Дорожи чудом, — прошелестело вслед дерево.

      — Спасибо! — донёсся до него воробьиный «чи-рик».

      Несколько сказочных пылинок, слетевших с кроны дерева, закружились в тихом танце, спускаясь на землю.

      * * *

      — Подожди! Не улетай! — догонял незнакомку воробей.

      — Догоняй! — не оборачиваясь, пела она. — Мы должны успеть к закату. Я так голодна.

      Незнакомка долетела до букета ярких полевых цветов и присела на один из них:

      — Какой чудный нектар!

      — Я понял! — сказал воробей, сев поодаль. — Ты — бабочка!

      — Наверное, — согласилась незнакомка, трепеща в воздухе крыльями и свевая пыльцу над цветами. Воробей увидел, как моргают красивые глаза, обведённые причудливой кистью на её крыльях. — А ты кто? — спросила бабочка.

      Воробей замялся. Как объяснить своей новой спутнице, что он тот, кого она должна бояться и от кого нужно прятаться.

      — Не знаю, — вымолвил он. — Но я могу быть твоим другом,.. если хочешь.

      — А ты умеешь дружить? Ты не обидишь, — доверчиво спросила бабочка, облизывая своим хоботком вкусный нектар цветка.

      Воробей уже знал, что никогда не смог бы обидеть эту бабочку, и с восхищением смотрел на неё. Теперь его поражали не только цветные, бездонные глаза на её крыльях, но и беззаботность, открытость и доверчивость.

      — Обещаю, что буду защищать тебя, — ответил воробей и в тот момент почувствовал, что в маленькой его грудке гулко забилось сердечко. Он даже ахнул: — Ах!

      — Что с тобой? — подлетела к нему бабочка, и воробей почувствовал, как от движения её крыльев стало щекотно в груди.

      — Мне кажется, ко мне пришла любовь… — изумился воробей.

      — Это приятно? — прищурилась бабочка, складывая крылья, но тут же распахнула их шире прежнего. Воробей утонул в отражениях двух глаз, а ветерок от её крыльев увлажнил его глазки. — Ты плачешь? — вопросы, такие простые по сути, не требовали ответа. Бабочка усиками пощекотала головку воробья, оставляя на его пёрышках цветочную пыльцу.

      — Это прекрасно! — выдохнул воробей и вспомнил дерево: «Спасибо, мудрое!».

      * * *

      Много дней миновало. Вместе резвились воробей и бабочка. Весело им было и привольно. Каждый новый день дарил им чудные игры с травами, цветами и деревьями. Ветер заносил их в новые дали. Встречали они закаты и рассветы. От дождей прятались, крыльями переплетаясь. Оберегал воробей бабочку от птиц. Всегда сверху над ней летал, стараясь тенью своей не затмевать, боялась она тени, солнце любила. Вместе на ветвях засыпали, уютно друг к другу прижавшись. Вместе на рассвете в луга летали и нектар-росы опивали. Такие разные, из разных миров словно сотканные.

      Росла бабочка, становилась грациозной красавицей с большими крыльями, что два веера, расписных, диковинных. Теперь уже и она иногда над ним воспаряла и сверху опахивала крыльями. Смеялся воробей и ликовал: радостно ему было и щекотно. Невесомо. Вспоминал дерево, которое чудо ему подарило, и благодарил. Благодарил и весь мир вокруг, им принадлежащий…

      К концу близилось лето. Тепло постепенно за экватор уходило — далеко, не достичь. Ветер капризный цветы трепал, сухие лепестки осыпая. Вечерами свежо становилось, но по-прежнему, ко сну устраиваясь, сплетали крылья серый воробей и бабочка-радуга. Сядут, бывало, на ветку повыше, куда от земли вечерний холод не закрадывается, и смотрят вдаль. Любили они созерцать темнеющее подножие горы, таящее поляну цветов, и яркую вершину — алый венец, в облаках растворяющийся, горячий.

      Говорила бабочка, что достичь той вершины хочет. Что зовёт её наступающая осень в вечное лето, которое на той горе царствует. Мечтали они… а однажды…

      Однажды ринулись они вместе в небо, ввысь: бабочка радугой небосвод прорезала и серый воробей с любящим сердцем сиял на солнце ослепительными белыми крыльями, облака отражая. Чтобы достичь вершины вечного лета…

      * * *

      Говорят, если поднять голову вверх и всмотреться в вершину горы, что иногда алым венцом своим кудри облаков цепляет, можно увидеть две пары крыльев. Кружат они в небе, радуясь вечному лету. Всегда вместе. И такие разные: невесомая радуга и искрящееся, белоснежное облако. Они далеко. Но каждый рассвет и закат, друг к другу прижавшись, с высоты любуются миром и проливают на него… Любовь.

      6 октября 2010 года