Гардемарин Ру

     Как?.. Вы нe знаете гардемарина Ру?.. Вы никогда о нем не слышали?... Это невероятно, так как его знают не только в России, но и во всем мире. Говорят, что он никогда не был рожден и его никто не видел до его двадцатилетнего возраста. В эти годы он подал прошение на Высочайшее имя о принятии его в Морской Кадетский Корпус и чрезвычайно легко был зачислен гардемарином, что можно считать его первым «чудом», так как родители его никому не были известны. Поэтому о нем стали ходить разные слухи: то будто бы он бессмертный египтянин, открывший секрет вечной молодости, то будто он - Ангел, посланный на землю за какой-то грех, то говорили, что он дьявол из ада, появившийся среди людей, чтобы вводить их во искушение... Красоты он был не поддающейся описанию, скорее женоподобной, хотя цвет лица его больше напоминал пергамент, чем нормальную кожу человека. Взгляд был пронзительный, властный, которого никто долго не выдерживал, но вместе с тем все его манеры были обаятельны. Он очень любил музыку и немного играл на скрипке, когда ему давал ее кто-либо из кадет. Дружил он только с одним однокашником, с миловидным Павлушей Редькиным, прекрасно игравшим на рояле и предполагавшим когда-нибудь окончить консерваторию. Играл Редькин всегда серьёзные вещи, но даже и в простые вещицы умел вкладывать столько души, что слушавшие его замирали от очарования. В особенности всем нравилась в его исполнении «Вторая Рапсодия» Листа.
     Во время его игры Ру часто задумывался, недвижимо смотря в одну точку. Он как будто всем своим существом улетал в неведомые дали и только после того, когда умолкал рояль, он словно просыпался и, потирая лоб пальцами левой руки, казалось, что-то вспоминал. Однажды кто-то из присутствующих спросил его: «Ты спал или мечтал с полузакрытыми глазами?» Ру виновато улыбнулся и ответил стихом Лермонтова: «Но звуков небес заменить не могли ей скучные песни земли». Впоследствии кадеты, вспоминая этот ответ, еще упорнее утверждали, что Ру не от мира сего, и по всей вероятности Ангел, а никакой-то там допотопный египтянин, хотя немного на него и смахивал.
     Несколько раз было замечено, что накануне репетиций или экзаменов Ру, шутя говорил кому-нибудь, чтобы тот хорошо приготовился, так как его-де будут «гонять» по всему курсу, что в действительности и происходило. Были даже и такие случаи: кто-либо из слабых, но трудолюбивых товарищей спрашивал Ру, что его спросят на экзамене, и Ру всегда безошибочно предугадывал вопросы преподавателей.
     Ру  отрицал,  что  знает  будущее,  так  как   его, вероятно, совсем нет, а если есть, то знать его может только один Бог и никто другой. О нем можно только догадываться, и если очевидна известная закономерность повторения, то предсказания возможны и делаются, например, астрономами, которые высчитывают даже точное время затмений, но нельзя безошибочно предсказать погоду или землетрясение, или «что день грядущий нам готовит». Поэтому о будущем Ру не говорил, да и о прошедшем не распространялся потому, что таковое и так-де все знают.
     В гаданья и спиритизм он не верил, верил только в силу человеческой воли, часто повторяя слова Христа: Если вы будете иметь веру с горчичное зерно и скажете горе сей: перейди отсюда туда! И она перейдет. И ничего не будет невозможного для вас. Эти слова были для него непреложной истиной. Он неопровержимо верил им, как в то, что он - человек и существует реально, видит, слышит, осязает, как в то, что существует вселенная. В каждом человеке есть такая сила духа и есть воля, но нет веры не только в самого себя, в эту волю и силу, но часто и в то, что он - человек и существует реально. Скептицизм, недоверие и самомнение властвуют им. Сомнения и логические ошибки, как сорная трава, заглушают ценные ростки миропонимания. Мир вечно изменяющийся, с вечно движущейся энергией в том или ином виде, имеет тоже свою душу, как имеет ее человек.
     В то время еще не знали о расщеплении атома, но предполагали, что атомы могут быть делимы и в них скрыта колоссальная энергия. Ру в своих разговорах высказывал еще более смелые мысли, что во вселенной, состоящей на 90 процентов из водорода, меньше материи, чем энергии и меньше энергии, чем атомов разума, которые управляют всем миром, создают, дополняют, изменяют и уничтожают законы природы по велению Господа. Эти атомы разума как бы экспериментируют в своем управлении вселенной, они ищут совершенства, творят всё новое, ошибаются, исправляют свои ошибки и тоже конечны: рождаются и умирают.
     Они, конечно, не Бог! По его понятию, Бог создал только время, а время уже создало всё, всю Вселенную во всех ее видах и со всем содержимым. О Боге он вообще не говорил, так как, по его понятию, Он никем, никогда не может быть познан. Бог - вне нашего предела знаний и рассуждать о Его Существе, доискиваться Его начала, как начала всех начал, - большой грех. Бог - высшее из высших, величайшее из величайших существ, совершенно иного понятия - Святыня.
     Когда с полуусмешкой спрашивали Ру: как, по его мнению, живут атомы разума, он охотно объяснял, добавляя, что это - только его личное мнение. Идет, например, человек по улице, и вдруг обрывается с высокого здания кусок карниза, который падает но голову этого человека и убивает его. Что это? Случай? Несчастный случай или несчастье? Ни то, ни другое, ни третье, это - дело атомов разума. Им почему-то надо было убрать этого человека; или он был им не нужен или же, наоборот, был нужен как раз в этот момент для чего-то иного нам неизвестного.
     В мире всё целесообразно и всё причинно, всё разумно и всё последовательно. Для нас это слепой случай, но для законов природы - ничего случайного нет: «Ни один волос не упадет с головы человека без Божьего благословения».
     Мы тоже можем управлять случаем; даже больше: можем управлять и самими атомами разума и изменять законы природы в некоторой небольшой степени, если силой веры и силой своего духа будем в состоянии согласовать свою волю с этими атомами и обратим их внимание на нашу необходимую истину. Всё это мы имеем в себе. Человек это тот же добрый атом разума, «чудо» природы; чудо в кавычках потому, что человеческих чудес нет, а есть новые явления, часто для нас непонятные. Чудеса могут быть совершены только осененными Духом Святым, но не лицами, не имеющими даже элементарных основ химии духа, почти равноценной Любви.
     Наука физика оперирует только с определенными веществами: звуком, светом, электричеством. Химия изменяет вещества: графит превращает в алмаз, свинец - в серебро. Атомы разума заново создают то, чего еще никогда не было. Это сверх химия духа, наука еще не начатая человеком. Может быть, через тысячу лет он создаст и ее; ведь есть уже две вещи, которые придумали люди без указания природы, еще не успевшей их создать... Это - колесо и логарифмы. Нигде в мире нет естественного колеса, а у нас оно есть! Рычаг, шар, сложение, умножение есть в природе, а вот логарифмов нет. А у человека они в руках.
     Любовь. Что такое любовь? В Священном писании апостол Иоанн Богослов говорит, что Бог есть любовь. Да: это правда, но в нашем животном понятии, в нашей звериной борьбе за существование любовь представляется в четырех видах: любовь супружеская, любовь к отечеству, любовь материнская и любовь к Богу. На самом же деле любовь только одна: эмоциональная, то есть рождающаяся в психике человека в зависимости от обстоятельств, его окружающих. Это подтверждается тем, что очень часто - беззаветная любовь превращается в беспредельную ненависть или фанатическая вера в Бога - в воинствующий атеизм. Иногда и наоборот.
     Ру страшно не любил денег и никогда не имел при себе кошелька, а в бумажнике у него лежали только немногочисленные необходимые документы и фотография какой-то девушки. Когда его спрашивали о ней, он, улыбаясь, говорил, что этот снимок нашел на улице. Всё же несколько мелких монет лежало в его карманах. Гардемарины это знали и всегда платили за него в своих пирушках, которых Ру далеко не чуждался.
     Как-то произошел неприятный инцидент с одним его однокашником: в день своего рождения, совпавшего с каким-то двунадесятым праздником, он пригласил Ру и еще одного юнкера, своего близкого друга, в один из загородных ресторанов «кутнуть». Наняли лихача и помчались. Около полуночи, изрядно подвыпив, «новорожденный» стал буянить, принялся бить стаканы, облил вином одну из приглашенных там девиц. К несчастью, в соседнем кабинете был какой-то гвардейский офицер, возмутившийся поведением гардемарина. Публика из зала требовала вызова полиции. Ру подошел к офицеру, стал во фронт и извинился, добавив, что они согласился, но когда дело дошло до уплаты по счету, то оказалось, что у виновника торжества, в суматохе, кто-то вытащил из кармана деньги, или же, буяня, он их сам потерял, а у товарищей имелось только около десяти рублей. Счет был на 94 рубля с копейками. Это было уже совсем плохо: грозил не только скандал, но и исключение из Корпуса.
     - Я заплачу, - сказал вдруг Ру. Как ни были пьяны его друзья, а сразу ему не поверили: уже больно невероятное было явление!  Ру спокойно опустил руку в карман и вынул смятую одно рублевую кредитку, которую протянул хозяину ресторана в присутствии официантов и публики.
     - Вот вам сто рублей. Сдачи не надо, - сказал Ру и резко повернувшись, вывел из ресторана обоих товарищей. Никто из присутствующих не сказал ни слова, но все видели, что Ру дал  хозяину только один рубль - желтую бумажку. Тот с благодарностью поклонился гостям и, что-то бормоча, проводил их до дверей. Когда об этом  «чуде» стало известно в корпусе, то мнения  разделились:  одни говорили, что Ру одно рублевую бумажку превратил  в сторублевую, а другие, - что  хозяин, по своей  душевной доброте, принял ее, не желая компрометации взбалмошной молодежи. Возможно, что это было именно так. Наконец, третьи, которых было, пожалуй, меньшинство, смеясь говорили, что с пьяных глаз всё это им  померещилось; но эти лица были из числа тех, которые любят ничему нe верить, мало работать, много есть, никогда ни в чем не   нуждаться, всегда любить и быть любимыми.

                * * *
               
     Ру имел несколько знакомых семейств в Петербурге, где иногда обедал, и где его принимали весьма радушно, очевидно, надеясь в недалеком будущем считать его женихом одной из милых дочерей этих семейств. Ждали только окончания им Морского Корпуса. Однажды Ру получил письмо: писала дочь действительного статского советника - главы той семьи, где Ру бывал чаще всего. Письмо было отчаянное: отец проиграл в карты казенные деньги и пытался покончить жизнь самоубийством. Выстрел был в область сердца, но пуля проскочила мимо, и несчастный вот уже два дня лежит в госпитале без сознания.
     Через полчаса Ру был уже в госпитале. В общей приемной на диване рыдала жена умиравшего советника, а сидевшая рядом с ней ее дочь, глядя куда-то в пространство, еле слышно что-то ей говорила. Ру они не заметили. Он подошел к дежурной сестре и попросил вызвать к нему главного врача. Тот вскоре пришел.
     - Я - друг пытавшегося покончить самоубийством, - представился Ру, - будьте любезны сказать мне ваш прогноз. Можно ли надеяться на его выздоровление?
     -  Нет, молодой человек. Только что закончился консилиум  профессоров, которые признали  положение больного безнадежным: выстрел сильно обжег аорту.
     -  А если сделать операцию, - допытывался Ру. Врач слегка улыбнулся, но в ту же секунду серьёзно ответил:
     - Операция не поможет: вскрытие груди не заживит ожога, да к тому же больной очень слаб. Визиты к нему категорически запрещены, кроме близких родных. Врач протянул ему руку.
     - Но, я вас очень прошу, доктор, примите все меры...  Всё, что вы в силах сделать, сделайте, -умоляюще, но властно и категорически сказал Ру, пожимая ему руку. Взгляды их встретились.
     - Это я вам обещаю и сейчас же иду к нему, - как-то покорно ответил врач. Ру подошел к рыдающей женщине.
     - Не плачьте: он будет жить!.. Поверьте мне, - сказал он ей и, не ожидая ответа, направился к выходу. Через три  недели советник выздоровел и Ру посетил его уже дома.. Разговаривали они наедине и при закрытых на ключ дверях; к вечернему чаю не вышли. Было уже поздно, когда прямо из кабинета Ру прошел в переднюю, куда вышла и жена советника. Все ее предложения - остаться, выпить чашку чая Ру вежливо отклонил. Он поцеловал ей руку и надел шинель, которую пытался подать ему советник. Старик никогда не был горд, а к Ру всегда относился по-дружески. Затем он попросил у жены 100 рублей и, отдавая их гардемарину, сказал, понизив голос:
     - Я верю в счастье и верю в чудеса, но всё-таки от суда мне не избавиться, если даже я и верну все деньги.
     - От вас я требую только слепой веры, а всё остальное - чепуха. Я верну вам и деньги и доброе имя, потому что я люблю вас за вашу открытую, чистую душу и честь, а от роковых ошибок никто из нас не избавлен. Итак, до понедельника! Последующие события произошли на глазах многих свидетелей, когда в субботу вечером, в закрытом клубе, за карточным столом, вдруг занял место Ру, который никогда до этого в азартные игры не играл. Предварительно он подошел к находившемуся там полковнику с просьбой сесть за игорный стол; тот от удивления чуть не запел арию из «Пиковой Дамы»: «Уж не узнал ли ты три карты у графини!» Конечно, разрешение было дано и сам полковник присел к его столу посмотреть на игру.
     Банк метал тот самый господин, который выиграл у советника двадцать пять тысяч казенных денег. Это был завзятый игрок. Первый банк взял Ру, поставив все сто рублей. Второй банк он проиграл, но проигрыш был незначительный, как говорили, скорее для видимости. Третий банк в восемь тысяч опять взял Ру, четвертый в три тысячи пятьсот рублей тоже взял он. После девятого выигрыша он встал из-за стола и протянул руку своему партнеру.
     - Вам нельзя обижаться на меня, мой друг, - сказал он ему. - Вы проиграли ровно столько, сколько выиграли не так давно. Эти деньги, строго говоря, не ваши.
     Тому осталось только кисло улыбнуться, но он все-таки ответил на рукопожатие, и как-то смешно пожал плечами, мол, вы правы, «судьба играет человеком...»
     Конечно, весь выигрыш Ру отдал своему другу и тот сумел избежать суда.
     И опять были разговоры в салонах Петербурга об этом «невероятном событии». Говорили даже,
что Ру смошенничал, ловко передернул карты,  на что его защитники отвечали весьма резонно:
     - Ру-де никогда до этого в азартные игры не играл и он настолько честен, что никогда не рискнул бы в аристократическом клубе сделать какую-либо непристойность.
     - Честно ли влиять на партнера своей силой воли или внушением с тем, чтобы обыграть? Ведь это тоже непристойность! - возражали не желавшие видеть в Ру добропорядочного человека. Сам Ру уклонялся от участия в таких разговорах и на задаваемые ему прямые вопросы отвечал весьма неопределенно: - Может быть, по всей вероятности, возможно, я не думаю... - и так далее. Но, когда произошел следующий случай, затмивший описанный, то всё общество пришло в такое замешательство, что директор Корпуса счел необходимым лично серьёзно побеседовать с Ру в своем кабинете.
     Дело началось с того, что у профессора, полковника Халтулари, всеми любимого в Корпусе, где учился Ру  вдруг ночью оказалась убитой жена. Убийца не был найден и все улики пали на мужа. В ночь убийства он был только один дома и, кроме того, следствие установило, что с женой жил он
плохо и был в близких отношениях с продавщицей из кондитерской Филиппова. Кроме того, судебная медицина установила, что жена была на пятом месяце беременности. Это сенсационное дело слушалось в военном суде и обвиняемый был приговорен к вечной каторге. Приговоры этого суда обжалованию не подлежат, исключая прошения осужденного о помиловании на высочайшее имя, что и было сделано, но в помиловании было отказано.
         Нетрудно представить, какое впечатление произвела частная беседа директора Корпуса с воспитанниками. С заметной дрожью в голосе, он сказал, что такое преступление не только  личный  позор полконника Халтулари, но и позор Корпуса. Больше того: позор офицера Русской Армии!..             
     - Но я не хочу верить, чтобы Халтулари был способен на подобное злодеяние, - добавил
начальник. - Из разговоров со всеми вами, я вынес твердое убеждение, что он абсолютно чужд таким поступкам, что он безупречно честен и всеми любим.. Его неудавшаяся семейная жизнь не может быть поставлена ему в упрек уже потому, что это - сугубо личное дело, которое никак не поддается обсуждению извне. В этом его надо только пожалеть, а не осуждать. Увлечение Халтулари красавицей надо понимать, не как метод крепостничества, а по индивидуальным законам природы, которые нами никак не изучены и нам не понятны. Кроме того, сколько бы ни имел человек задушевных друзей, как бы ни был счастлив в семенной жизни, он всё-таки в своем «я» абсолютно одинок. Из всего хорошего можно сделать плохое, и наоборот: всё зависит от пристрастия, которого никто из нас не лишен. Я знаю несколько фактов, когда проповедники большой морали, с пеной у рта осуждали людей за прелюбодеяния, слали им проклятия и предсказывали все муки ада, а сами, после такой патетической проповеди, ехали к своим любовницам на свидание. Я не осуждаю таких лиц за их увлечения и такой грех не считаю «смертным» грехом, но осуждаю их за лукавство и лицемерие.
     - Нашего профессора Халтулари надо понять, даже мало понять, надо полностью осознать его психологию, впитать в себя суть его чувств, стать им, стать на его место, пережить всю его жизнь самому, чтобы иметь право бросить в него камень! Я считаю, как, наверное, считаете и все вы, что в данном случае суд допустил ошибку. Роковую ошибку! Мы еще живем в такое время, когда везде вооруженный силач навязывает беззащитному свои понятия, веру и мировоззрения. Все люди и народы должны жить независимо от кого бы то ни было, чтобы такой симбиоз был свободен, разумен и честен. Таков по характеру был и наш бывший профессор.
     На глазах Ру и некоторых кадет заблестели слезы, жалели просто несчастного человека. Директор закончил свой доклад словами:
     - Вечная каторга это -  медленная смерть. Мучительная смерть! Но нельзя убить преступника, не убив человека, о котором Христос сказал: «Возлюбите ближнего, как самого себя». Я внимательно следил за судебным процессом и могу с полным правом сказать, что недоказанное преступление не есть преступление, а суд прямых улик не получил. Прокурор не доказал его вины вне всякого разумного сомнения, поэтому я считаю такое решение суда тяжелой ошибкой. Судили люди, а люди могут ошибаться. Единственно, что было в основании приговора это то, что он был один в доме и, якобы, никто другой там нe был, значит, убил Халтулари. Но, так ли это? Я уверен, что он не виновен.
     Когда кадеты выходили из зала, Ру шепнул своему другу, Павлику Редькину:
     - Ничего нет вечного во всей вселенной, а тем более каторги. Наш профессор не будет там!
     Тот только взглянул вопросительно на Ру, но ничего не ответил.
     Ровно через три недели, в три часа ночи, под воскресенье, к тюрьме подкатила коляска. Из коляски молодцевато выскочил офицер в военной шинели и вызвал начальника тюрьмы. Тот вышел заспанный. Офицер предъявил ему пакет, добавив: - Из канцелярии Его Императорского Величества.
     Начальник вытянулся в струнку и отдал честь. Пройдя в канцелярию тюрьмы, вместе с офицером, он вскрыл пакет и прочел приказ на плотной большой бумаге с громадной сургучной печатью: «По повелению Его Императорского Величества Государя Императора предлагаю вам немедленно передать предъявителю сего заключенного Викентия Халтулари.. Генерал-адъютант...» Подпись была неразборчива.
     Начальник тюрьмы никогда не получал таких приказов. То ли он спросонья, то ли с испуга, в ту же минуту провел офицера в камеру осужденного, который спал глубоким сном. Его разбудили и офицер приказал немедленно одеться и следовать за ним. При выходе офицер спросил начальника тюрьмы:
     - Почему осужденный был не в кандалах?
     - По распоряжению военного министра, ваше высокоблагородие.
     - Я еще не дослужился до высокоблагородия - сказал офицер, подписывая расписку в приеме арестованного, я только одно благородие, пока что.
     Они вышли за ворота. Офицер и арестованный сели в карету. Первые минуты они ехали молча. Вдруг офицер взял полковника за локоть и спросил каким-то голосом, от которого у того чуть- чуть не остановилось сердце:
     - Скажите честно, полковник, вы убили свою жену?
     - Даю вам честное слово русского офицера: я не убивал.
     - Поклянитесь!
     - Клянусь прахом своей матери и прахом отца! Клянусь всем святым и дорогим мне здесь и за гробом, своим счастьем, Ботом и...
     - Довольно! - прервал его офицер; потом расстегнул  шинель, достал из кармана запечатанный конверт и подал его полковнику.
     - Возьмите. Это инструкции. Конверт распечатаете, когда будете уже ехать в поезде. А это вам билет на скорый поезд, который отходит в 4.15 ночи в Томск, где вы и будете жить на вольном поселении. Возьмите этот чемодан. Он ваш. В нем всё, что вам надо... Ну, вот и вокзал. Прощайте! Офицер подал ему руку. Ошеломленный, всё еще не понимающий происходящего, полковник пожал руку офицеру и нагнулся за чемоданом. При достаточно ярком освещении вокзальной площади он всмотрелся в лицо офицера...
     - Ру!!!.. - воскликнул он.
     - Тише! Никому ни слова, или я и вы погибнем...
     Они молча расстались. Карета скрылась, а полковник уехал в Томск.
     Особое следствие, назначенное но делу бегства Халтулари, ничего не установило, так как ни в пакете, ни на бумаге, которые привез таинственный офицер, не было написано ни единого слова, но начальник тюрьмы клялся, что он ясно прочел письмо на бланке Канцелярии Его Императорского Величества, и стояла большая сургучная печать с двуглавым орлом. После нескольких допросов, начальника больше не беспокоили, а поиски беглеца долгое время оставались безрезультатными. Его обнаружили только в 1914 году, когда началась Первая мировая война и гардемарина Ру уже не было в живых. Беглый невинно осужденный, перед смертью, поведал некоторым друзьям всю историю своего бегства. Друзья не удивились, т.к. в Сибири много было таких беглых по подложным документам, чаще всего, как «Иваны Безымянные». Они только спросили, почему он, честный человек, воспользовался бегством, а не вернулся в тюрьму? Ответ был правильный: - Потому, что тогда пострадал бы и Ру. А кроме того, я ни в чем не виновен и отбывать вечную каторгу только потому, что судьям казалось такое наказание верным, больше чем неразумно. Следствие велось вяло, не были сделаны основательные розыски убийцы, а главное - суд не принял во внимание моего честного слова русского офицера. Я считал себя вправе воспользоваться возможностью бегства точно так же, как суд воспользовался своим правом и властью, осуждая невиновного, вопреки, божеским и человеческим законам.
     - Во время моего освобождения из тюрьмы, не понимал, что происходит и думал, что меня везут уже на каторгу и покорился судьбе, но когда я увидел ясное лицо Ру уже на вокзальной площади, я понял, что если меня спасет он, то я должен следовать его указаниям, да и было уже слишком поздно пятиться назад... И я уехал в Томск.
    
     В дортуарах Корпуса весть о бегстве бывшего профессора произвела впечатление разорвавшейся бомбы. Все кадеты в один голос сказали, что это мог сделать только Ру, потому что он «дьявол!». Павлик Редькин прямо сказал ему это, на что тог только улыбнулся, ответив:
     - Если бы я был дьяволом, то мне не надо было бы учиться: я бы всё знал. Но я часто не понимаю даже простых вещей...
     - Что же ты не понимаешь? - усмехнулся Редькин.
     - Не понимаю, как это могли астрономы узнать, что звезда Сириус называется именно «Сириус», а не «Редька», например. А планета Венера называется «Венерой», а не «Валей», в которую ты, кажется, влюблен.
     - Ты всё увертываешься, сказал Павлик, видя, что Ру не хочет продолжать этот разговор. Он отлично знал, что на тему о сверхъестественном с ним говорить бесполезно.
     До, это мог сделать только один Ру и никто иной! Слава о нем понеслась еще дальше. Даже английский посол упомянул его имя в разговоре с Иваном Николаевичем Дурново на балу во дворце.
     Очень скоро после такого случая директор Корпуса вызвал к себе в кабинет Ру, и прямо задал ему вопрос:
     - Где вы были в ночь под воскресенье 21-го августа?
     - В семье Крапоткиных, на вечеринке.
     - Когда вы ушли от них?
     - В начале шестого часа утра, ваше превосходительство, разрешите мне спросить вас: что  это? Допрос?
     - Не-ет... Это не допрос, но меня очень интересует то событие, о котором вы уже догадываетесь. Кое-где поговаривают, что организатором побега Халтулари были вы. Говорят, что вы подсунули начальнику тюрьмы чистый лист бумаги и сказали, что это - приказ Императора об освобождении арестованного. Так ли это?
     - Никак нет. Никакого приказа Императора я не имел и ничего не «подсовывал» начальнику тюрьмы.
     - Даете в этом свое честное слово?
     - Да, даю в этом свое честное слово, - гордо ответил Ру.
     - Достаточно. Я удовлетворен вашим ответом. Я даже рад, что кто-то выкрал Халтулари  и  тем спас его от незаслуженного, по моему мнению, приговора. Идите... Постойте! Официальная  часть закончена, а теперь скажите мне просто, как частному лицу и вашему другу: вы увезли  его  из тюрьмы?
     Ру молчал. - Если вам трудно ответить на этот вопрос, - продолжал адмирал, - то я разрешаю вам... Собственно, в частной беседе я не могу ни разрешать, ни запрещать отвечать. Если трудно ответить или не хотите, то не отвечайте.
     - Разрешите итти? — спросил Ру, не ответив на вопрос.
     - Идите!
     Чеканно повернувшись кругом, Ру вышел из кабинета.

                * * *

     Около года назад, в дортуарах зашел разговор об истории древних времен. Кадеты горячо спорили, строго говоря, о том, что давно утонуло в Лете; спорили о происхождении русского народа и его жизни до Рюрика. Ясно было только одно, что русские жили на своей земле и до «призвания варягов княжити», а что же было раньше этого? Говорили вполне правильно, что первоисточники русской истории далеко неполные и неубедительные, что уже Ломоносов опровергал их и что, по сохранившимся записям, древнегреческие купцы за тысячу лет до Рождества Христова вели торговлю со скифами, киммерийцами и др., которые населяли европейскую часть современной России. Ру в это время играл в шахматы, изредка поглядывая с улыбкой на спорящих.
     - Чего ты улыбаешься? - спросил его один из спорщиков. - Разве я не прав? Ты сам какого мнения?
     - Ты спрашиваешь мое мнение? - ответил Ру. - Оно не согласно ни с одной стороной; всё, что
тут было сказано - не верно.
     - А что же верно?
     Ру ответил не сразу, он несколько секунд глядел на шахматную доску, двинул какую-то фигуру и посмотрел куда-то в пространство. Кадет терпеливо ждал ответа.
     - Мне кажется, что, как не называйте доисторические племена русских: анты или словены, не столь уж важно. Важно то, что русские испокон веков жили на своей земле.
     Он опять промолчал немного и продолжал, чуть-чуть прищурив глаза, как будто что-то припоминая: - Сто тысяч лет тому назад... А, может быть и больше, как я полагаю... был всемирный потоп. Конечно, это не был потоп «сорок дней и сорок ночей», а нечто большее: на землю упал громадный кусок распавшейся планеты, некогда обегавшей Солнце, как и Земля. Она когда-то жила между Марсом и Юпитером. Упал этот кусок где-то на севере Атлантического океана и его воды хлынули на русские равнины, бывшие до этого в области теплого пояса. Жившие там наши предки были смыты. А потом ударили страшные морозы, поползли льды. Единицы, чудом уцелевшие от гигантской волны и голода, уже в новых условиях нарождали наше поколение. В опустошенных местах, в пещерах, лишенные всего, что было у них раньше, они расселились по Скандинавии, западной Европе, где смешались с южанами и превратились, наконец: в России в русских, а на Западе в те народности, которые мы видим сейчас. Поверьте, что даже на берегах Рейна люди говорили на древнерусском языке!
     - Новая гипотеза величайшего исследователя Ру,  - сказал с насмешкой один из слушавших.
     - Жаль, что никто не может парировать, т. к. ни у тебя, ни у кого бы то ни было нет никаких данных об этом.
     Он покровительственно похлопал Ру по плечу и отошел прочь.
     - Откуда ты все это взял, - спросил другой кадет, игравший с Ру в шахматы. - Ты что-нибудь читал об этом?
     - Что и где я мог прочитать, если ни у кого нет никаких данных? Но я мог бы написать правдивую историю о России за тысячи лет до постройки египетских пирамид.
     - Как? Откуда у тебя данные об этом? Ты жил в то время?
     Ру таинственно улыбнулся, да так и застыл с этой улыбкой, уставившись окаменелым взглядом на шахматную доску. Глаза его медленно прищуривались, как будто он что-то вспоминал или думал о чем-то далеком-далеком. Ею партнеру стало жутко. Он не решался прервать молчание. Ему даже показалось, что над головой Ру засветился очень бледный фосфорический свет.
     - Ру!! - крикнул он весь подавшись вперед. - Тот поднял голову и ласково посмотрел на товарища.
     - Чего ты испугался? - сказал он. - Я задумался о... том, как Чигорин разыгрывал концовки партий... У него, я помню, была, как будто, такая же комбинация, как сейчас у нас...
     - Ты, кажется, никогда не врешь?
     - Кажется. - И оба они расхохотались. С тех пор еще больше стали гардемарины  подозревать Ру в каком-то таинственном его происхождении, а другие, утверждавшие, что и  они  видели таинственный фосфорический свет вокруг головы Ру, в тот момент твердо в этом были уверены. Возможно, что они и были правы, т.к. в дортуаре свет от потолочной лампы не был особенно ярок, настольная же лампа, что стояла на шахматном столике, как-то странно освещала лицо Ру. По крайней мере так объясняли это явление противники  признания за ним чего-то сверх естественного. Они не видели даже этого и в том, что незадолго до такого «сияния» произошел следующий случай:
     Идя по улице с двумя товарищами, Ру философствовал. Он говорил, что человек - стадное животное и всегда стремится к обществу, к содружеству, и всё же всю свою жизнь он остается без подлинного друга, и для многих нежелательным членом общества. Вдруг послышались выстрелы... Как потом выяснилось, было ограбление банка. Бандиты убили стражника и полицейского, и один из них, преследуемый погоней, мчался по улице навстречу идущим гардемаринам. Они увидели, как бандит, размахивая револьвером и отстреливаясь, быстро приближался к ним. Прохожие в страхе шарахались в стороны, прятались, где было можно, ложились под дома. Ру быстро вышел на середину улицы, как раз наперерез бежавшему на него бандиту. Гардемарины бросились к Ру, который спокойно стоял и, казалось, ждал выстрела, которым бандит легко мог уложить его на месте. Но, опять совершилось чудо - бандит, как вкопанный, остановился перед Ру и бессильно опустил револьвер. Секунды две они напряженно смотрели в глаза друг другу, потом Ру, как у ребенка, взял из его рук револьвер и спросил: - Что ты сделал?
     Тот с жаром стал что-то говорить по-персидски (он оказался персом). К удивлению товарищей, Ру тоже стал разговаривать с ним по-персидски, но тут подоспели полицейские, забрали перса, и Ру отдал им его револьвер. В нем было еще три неиспользованных патрона.
     Этот поступок так был ошеломляющ, что публика провожала гардемарин несколько кварталов, выражая cвое восхищение.
     После учебного плавания, за месяц до производства в офицеры, Редькин взял Ру под руку и отвел в сторону.
     - Мне надо с тобой серьёзно поговорить, - сказал он.
     Они вышли во двор и Редькин рассказал ужасную новость: вчера он сделал предложение Вале, в которую он действительно был влюблен без ума и за которой долго ухаживал. Ему казалось, что его внимание к ней не безуспешно, так как она не отвергала его подарков, бывала с ним приветлива, хотя и сдержанна в обществе, а вчера, вдруг, сказала, что любит какого-то Юлия де-Врезе, сына секретаря французского посла и, наверное, вскоре выйдет за него замуж.
     - Если это случится, то я, черт знает, что могу сделать, - закончил Павлик. - Ру засмеялся:
     - Уж не уйти ли в монастырь? Будь мужчиной. Экая большая беда, что она хочет повенчаться с другим! Вокруг тебя невест с добрый десяток! Только выбирай.
     - О, нет! Или она, или никто!... Я безрассудно ее люблю и моя мечта - жениться на ней. Я думаю об этом уже три года... Ты видишь, что я готов на всё, - горячился Редькин.
     - Вижу, что ты, действительно, безрассуден.
     - Тебе всё смешки, - вспылив, перебил его несчастный. - Клянусь Богом, что если она...
     - Подожди!, - внезапно строго приказал ему Ру, и тот мгновенно замолчал. - Что же ей в тебе не нравится? Ты красивей и умней де-Врезе.
     - Не нравится мое имя и фамилия: я - Павлик... Что такое Павлик?.. Мольчишка. А Юлий, всё  равно, что Юлий  Цезарь!..  Историческая  личность. И Редькин!! Что это за сельскохозяйственная  фамилия? Ей стыдно быть мадам Редькиной, а вот де-Врезе, - шикарно!
     Ру хохотал до истерики. Глядя на него, рассмеялся и Павлик.
     - Из-за такой глупой красавицы даже жаль тратить время на разговоры. Постарайся о ней больше не думать и поскорее забыть. Присматривай себе другую.
     - Никогда!.. Любовь - страшная сила и я весь в ее власти. Ты помогал многим и во многом совсем чужим, просто знакомым, а мне, своему закадычному другу, ни одного раза... Помоги хоть теперь, когда мы уже расстаемся  и разъезжаемся на разные суда! - На глазах Редькина заблестели слезы: было видно, что он страдает не на шутку.
     - Так я помогу те6е, - сказал Ру. - Если хочешь, ты перестанешь ее любить и даже возненавидишь.
     - Нет! Нет! Нет!.. Что ты? Я прокляну тебя, если ты только хоть раз еще подумаешь об этом. Ведь ты сам, как будто любишь.
     - И не люблю, и не влюблен, а только интересуюсь ее переживаниями. Жаль, что ты не можешь чувствовать то, что чувствует Валя, да и читать ее мысли, когда беседуешь с ней. Это очень интересно.
     - Всё равно, Ру, помоги мне.
     - Помочь не могу, так как это дело личной веры и чувства, причем сформировавшихся на глубоких эмоциях психики, а посоветовать могу. Можешь ли ты дать мне честное слово, что в течение 10 лет никогда ее не обидишь и не изменишь ей?
     Редькин клятвенно поднял свою правую  руку:
     - Клянусь! И даю честное слово на 50 лет!
     - Не надо этого, так как биологически не все позвоночные хищные, млекопитающиеся животные - единобрачны. Кроме того, ты ничего не знаешь, что произойдет даже через 10 лет... Так вот, когда ты  пойдешь к ней еще раз, купи хороший букет красных роз и подари их ей, а во время обычной беседы скажи: - Вот эти розы - моя любовь к вам, они долго, долго будут такими же, как сейчас и  будут вас радовать. Это  верная  примета. А кто дарит цветы  не от любящего   сердца, они вянут па другой же день. Я приду к вам через месяц и если вы и тогда не согласитесь быть моей женой, тогда я  покорюсь вашей  воле. - Понял?
     Павлик недоверчиво посмотрел на Ру, но не возразил: он слепо верил своему другу.
     На следующий же день он купил букет пунцовых роз и поехал к возлюбленной. Он знал, что в успех каждого дела надо прежде всего верить, а потом находить правильные методы его осуществления. Последнее уже - техника. Метод осуществления ему преподал Ру, который всегда говорил, что никакая техника, т.е. материя, без духа, т.е. веры, ничего не сделает, и приводил слова непобедимого А. В. Суворова: «Ставьте всегда дух выше формы и ваша победа обеспечена.»
     Редькин легко заставил себя поверить в волшебную силу роз, в чем ему помогала любовь и надежда на успех. Валя встретила его холоднее обычного, уже не как возможного жениха, а просто, как знакомого, но букет приняла и, как показалось Павлику, лед ее встречи стал понемногу таять. Они сидели в гостиной недолго, но всё же он успел сказать ей символическую фразу, добавив, что ему дорога ее будущность, которую он создаст ей, полной счастья и радости. Уходя, он заметил, что она была ласковей с ним. Она сказала, что ждет его через две недели в это же время.
     - Кстати, ..... добавила она шутя, указывая на чудный букет на камине: - Вот этот букет принес мне вчера месье Юлий. Теперь я буду ждать результата по вашему пророчеству.
     А ее мать заметила, что и в ее время судили об искренности чувств точно так же - по цветам.
     Через две недели, уже после производства, получив назначение на миноносец Балтийского флота, Редькин, в новом мундире, пришел к Вале. Ее не было дома. Мать любезно провела его в зал и, как никогда прежде, сыпала любезностями. Указывая! на его букет роз, рассказала, что все поражаются такой сохранности цветов, а в то же время букеты всех других лиц увядали уже через три дня.
     - Удивительно! Наш мир создан так, что не только, человек, но даже и бездушные вещи имеют свою судьбу! - И сама заговорила о его предложении Вале:
     - Моя Валюта изменила свое решение и поняла, что счастливая семейная жизнь ни в коем сейчас не зависит от красивой фамилии, или от знатного рода, а, кроме того, мы - русские, и замужество с иностранцем никому не нравится.
     Пришла Валя, и Редькин, ободренный разговором с мамашей, сразу же повторил свое предложение:
     - Валечка, наши цветы живут, не увядая. Вы видите, что я люблю вас, и тут, в присутствии вашей мамы, я прошу вашей руки, прошу быть моей женой.
     Валя зарделась, как маков цвет, а мама взяла его и ее руки и соединила вместе.
     - Я очень счастлива, - сказала она. - Для Вали это очень хорошая  партия и я с радостью отдаю вам свою дочь. Любите ее и не обижайте. Она очень чуткая и нежная девушка. Слезинки скатились по щекам матери.
     - Ну  поцелуйтесь же!  - Павлик обнял девушку и несколько раз поцеловал в щеки и губы. Она слабо отвечала. Растроганная мать оставила их наедине.
     - Я еще не слышал вашего слова, - сказал, волнуясь, Павлик, всё еще держа ее руку. - Вы согласны быть моей женой?
     Потупя взор, Валя подтвердила: - Да, конечно. С тех пор, как я увидала ваши неувядающие цветы, я как-то сразу полюбила вас, Я понимаю, что все это странно и может быть весьма наивно, но я твердо поверила в силу вашего чувства.
     Дело заключалось, конечно, не в цветах, которые всё еще были свежими, как будто только что сорванными. Говорят, что это было простым внушением на расстоянии.
     День свадьбы, по особому разрешению, был ускорен. Две трети реверса за Павлика внес его отец, а Ру дал остальное, что также привело в недоумение многих: откуда у Ру могла быть такая сумма, когда он сам занимал у товарищей несколько рублей для вечеринок в складчину. Никто никогда ему денег не присылал; родственников у него не было и ни в каком банке он не имел текущего счета.
     Свадьба удалась на славу. Было много новоиспеченных офицеров, духовой оркестр, и гости щедро одарили молодых подарками. Только Ру пришел без подарка. Это он объяснил своим незнанием обычая.
     - Как нибудь, после, я подарю ему что-нибудь для хозяйства, - оправдывался он перед гостями.
     - Нет, - отвечали  ему, - дорого яичко к Красному дню. Важно сделать подарок сейчас, а не когда-то после.
     Павлик защищал его, не придавая никакого значения такой оплошности: - Он так много сделал для меня. Подарок его не обязателен.
     Ру оторвал от своего нового мундира пуговицу и, подавая ее Павлику, сказал:
     - Ну вот, возьми. Это - амулет. Когда в жизни у тебя случится несчастье или серьёзное затруднение, приложи эту пуговицу к сердцу и помолись с верой. Бог даст тебе то, что ты разумно Его попросишь.
     Все гости весело рассмеялись и всю свадьбу, где надо и не надо, высмеивали «амулет», мол, если у гардемарин и кадет существует обычай дарить пуговицу своего мундира любимой девушке, то не как амулет, а только как сувенир.
     Одна пышная знатная дама, соклассница Валиной мамы по институту благородных девиц, несколько раз пыталась побеседовать с Ру на оккультные темы, т.к. очень интересовалась всем таинственным. Наконец, ей удалось задать ему вопрос так, чтобы его никто, кроме Ру, не слышал.
     - Правда ли, мой друг, что наш новобрачный обещал вам никогда не изменять Вале и поэтому ето цветы не вяли? А если он всё-таки когда-нибудь ей изменит, то что может быть?
     Ру не ожидал, что Павлик расскажет об этом кому-нибудь и немного смутился.
     - Думаю, что точно так же ничего не произойдет, как ничего не было и после ваших обещаний вашему супругу.
     - Вы - грубиян! Как вы смеете говорить мне такие дерзости? - вспылила дама.
     - Я ответил только на ваш вопрос, мой друг. Дама резко отвернулась и отошла. Жаль, что она не видела взгляда Ру, которым он провожал ее, пока она не вышла из комнаты.
     В общем же свадьба прошла весело. Молодые рано уехали на свою квартиру, а гости пировали до утра. Через несколько дней  Ру уехал в Кронштадт, где стоял его миноносец.
     Связь с товарищами-однокашниками сразу прекратилась. Письма приходили редко, да и писал-то, можно сказать, один Редькин. Кстати, сообщал он, что амулет оказался самым ценным подарком: его жена всегда страдала мигренью, доводившей ее часто до отчаяния, но с тех пор, как она, не находя от боли никакого спасения, приложила к виску его пуговицу, сразу же боль утихла, и с тех пор не повторялась ни разу. «Вера твоя спасет тебя!» - закончил он это письмо любимой фразой Ру из Евангелия.

                * * *

     Разговоры о «чудесах» Ру велись уже далеко за пределами России. И Государь заинтересовался личностью молодого офицера, когда ему доложили, что неведомыми чарами тот делает недозволенные вещи, а главное, в кают-компании позволил себе утверждать, что теория Чарльза Дарвина безусловно права: никакого Адама с Евой никогда не было. Больше того: на вопрос - считает ли он истиной грехопадение первых людей в существовавшем раю, ответил, что в дикие времена, в дикой Азии, дикие азиаты только и могли создать такие версии. Император рассмеялся после того, как всё это изложил ему министр Двора.
     Это удивительно! - сказал государь. - Доложите мне, когда Ру вернется из плавания, я хочу его видеть. Когда же поедет в Кронштадт офицер для поручений, скажите ему, чтобы он повидал Ру и спросил его, - имеет ли он что-нибудь сказать мне, и если ему нужны деньги, то выдайте тысячу рублей.
     Разговор офицера состоялся как раз накануне отплытия флотилии. Взволнованный Ру сказал офицеру: - Будьте любезны передать Егo Императорскому Величеству мою искреннюю благодарность за все его заботы обо мне, но денег мне не надо. Я хотел бы, чтобы вы только предупредили Государя: в октябре он будет возвращаться в Петербург - пусть будет осторожен и не едет семнадцатого октября.
     - А что может быть?
     - Несчастный случай.
     Офицер строго, почти зверем, смотрел на Ру, который отвечал невозмутимым взглядом. Наступила пауза. Наконец офицер возмутился:
     - Вы не пророк, чтобы говорить такие, весьма рискованные веши, надо иметь неопровержимые данные.Они у вас есть?
     - Безусловно есть, господин штабс-капитан.
     - Какие же?
     Ру ответил ему не сразу и медленно потирал лоб пальцами левой руки.
     - Мой сон. Сегодня мне снилось крушение императорского поезда.
     Офицер улыбнулся. - Ну, знаете, это не доказательство. Мало ли какая ерунда временами снится. Страшен сон, да милостив Бог! Будем верить, что ничего этого не случится, - сказал он и протянул руку. - Желаю вам счастливого плавания!
     Когда об этом разговоре передали государю, тот поднял брови и, помолчав несколько долгих секунд, промолвил: - Никому не говорите о таком предсказании. Забудьте всё это. Я не могу не верить Ру, но снам я не верю, а тем более чужим. Он просто не хотел сказать правды и выдумал увертку - вещий сон. Во всяком случае, будет очень интересно проверить его пророчество.
     Всем известно, что предсказание сбылось. Ру сказал правду: 17-го октября 1888 года поезд, в котором ехал император со всей своей семьей, потерпел крушение невдалеке от станции Борки. Можно верить или не верить, но то что вся семья императора и он сам остались целы и невредимы, произошло, безусловно, не без воли Ру.

                * * *

     Русская флотилия из двух миноносцев и одного крейсера пересекала в середине апреля следующего года экватор, Утро было ясное и океан спокоен, недаром он носил имя «Тихого океана».
     В кают-компании, за завтраком, место Ру было свободно: он почему-то отсутствовал. Капитан послал узнать причину его отсутствия и все как-то сразу затихли в ожидании возвращения посыльного. Тот, вскоре вернувшись, доложил, что Ру в своей каюте лежит мертв. Сразу же все бросились туда. Ру, одетый в парадную форму, ровно лежал на своей койке. Легкая улыбка застыла на его губах. Казалось, он спал. Судовой врач констатировал смерть от разрыва сердца.
     - Это что-то невероятное! - говорил капитан. - В расцвете сил и здоровья, ни на что не жаловавшийся Ру, никак не мог умереть. Вчера еще вечером он весело шутил… А сегодня… Вот, господа офицеры, как несовершенен человек!
     - Никак нет, господин капитан: он не был человеком, - это был ангел во плоти, и он не умер, а вернулся в рай.
     - А если он и был человеком, - добавил мичман, - то он был совершенным человеком, каким будут люди, может быть, через десятки тысяч лет.
     Капитан только пожал плечами. Вскоре, при всех воинских почестях, тело Ру было опущено в океан.