Тяжелые ангелы, как они есть 3

Дневник Смита-36 

«22» октября 2010 г.

«В августе сорок четвертого» запомните две условные фразы: «Не могу понять» означает «предельное внимание», «Будьте любезны» – значит «полная боевая готовность».
– Будьте любезны, вернитесь на место.
– Может быть, вы нас по стойке «смирно» еще поставите?
– Это… я поставлю. Если это понадобится, я поставлю.
_______________

Смит не сводит глаз с мишени. Твой томми-ган посадист и удобен. На Томпсон не смотреть – смотреть на Цель. Как зритель (читатель) заметил – жизнь многогранна. Обезьяньи «фазы Райха» – вариации, написанные для шести африканских инструментов – изо дня в день вбиваются в голову белого человека. Папуасский континент, уголовно-шерстистый контингент, серверы Пентагона, браконьеры, псы и ле-рои, поджигатели арийских лесов, нелегалы, ведомства и собаки, банда Мордехая в Шиловичском массиве. И всему этому противостоит Смит, заматеревший в тридцати шести сериях-дневниках, с фосфорными гранатами. Масса фосфора. А также торпеды-валькирии – ницшеанки, выскакивающие из воды. Вихляющиеся махины, иноходки. Видим птаху по полету. По рыскающей траектории. И ангелы северного полушария, вестники эпоса будущего. В настоящее время граница Европы проводится: на севере – по Северному Ледовитому океану. Мы все здесь за этим, не так ли?

Герой и не думал фотографировать – он интерпретирует. Ярко выраженный северо-западный «перенос». Резервист-метафизик говорит: отсечь животные, зоологические ветви в литературе, музыке и философии, вытеснить звериный образ и звериные черты. Горящий дракон со свернутой набок башней. Человек необязательно несет в себе проклятие обезьяньего, зоологического происхождения. 

Послевоенная «проблема» преференций и репараций – конечно же, не проблема. Кому там опять недодали. Проблема в уме. Проблема в том, что люди исчезли. Говорить не с кем. Metal-войны двадцатого века (и не только) – это безумие в действии, – белыми руками и белыми жизнями. Кафка. Совсем неслучайно Австриец намекал на австрийский стыд кровосмешения. Именно. Даже в дни, предшествовавшие самоубийству, Австриец так ничего и не понял: как был русоненавистником-выродком, так и остался, по нацменскому недомыслию (либо все-таки сознательно?) утащив с собой десятки миллионов лучших, ангелов северного полушария. А ведь никто не хотел умирать. «Засунув» оставшихся – запросто так – в грязный островной водоворот, в дыру, мондиалистский шабаш.

Замки, синие бухты, ослепительной белизны валькирии над морем – где все это теперь, Смит?

Теории, не содержащие в себе силы – раскрошатся, и уж тем более не будут «звучать». Поэтому ангелы Северной Европы (лесного ада) говорят о силе звука, о силе филологии, даже о грамматике тайги. Монтана. Гайно-кайские мотивы, проливы и обороты. Скоростное письмо – динамическое чтение. Лесная новеллистика. Если бы Булава могла говорить. Лингво-лаборатория. Опять приближаемся к атомной физике Ницше. В ожидании Жанра. Двадцатый век тем и хорош для философии, что была достигнута атомная, триумфальная стадия – завязались метафизические узлы-концентрации. Новые тяжелые ракеты – религия нашего времени. Милитаризация не только духа, но и по всем направлениям.

Рейнджер, обдумывающий Жизнь в Лесу, – качайся на турнике, бегай, отжимайся, ежедневно стреляй навскидку. Метафоры «добавочный воспламенитель», «боевой взвод», «боевые пружины», «ствольная сталь» не могут не завораживать. Ночь бегущего человека. Тяжелый черный пистолет. Сброс огнесмеси. Со времен Вьетнама ничего не изменилось, Смит. Приходится лазать по Скалистым горам, часами сидеть по шею в снегу, бегать на лыжах, терпеть мучительную боль. Но боль, страх, усталость – это все чушь, Смит. Да, чушь. И Луна на Ниолсе светит по-другому. «Не какая-нибудь разбодяженная нью-йоркская дрянь» (Miami vice, 2006). 

Люди уходят – оружие остается. Так закалялась сталь. Избушка на Ниолсе и бункер на Побережье обклеены схемами-плакатами: Револьвер инженера Кириллова, Ранцевый огнемет, Штурм & К°, Пулемет Давыдова, Тепловая пушка инженера Гарина, Мой друг Томпсон, округ Чикаго. Лучшим военным достижением для подвижного боя в лесу остается пистолет-пулемет. Баскервили из лесов приходят – люди уходят. Баскервили приходят – егери остаются. Баскервили уходят – егери идут за ними. Егери идут.

Сезонная ликвидация. Сезон охоты открыт навсегда. Увидать зверя в темную ночь. Если в каком-нибудь районе Мертвого моря собрать воедино, из лесов и массивов, всю эту рычащую, визжащую, аморально-однозначную свору, далекую от аллегоричности – станет мир чище? Какая «ужасная эпоха», – так говорит обрез. Нужно ли иногда додумывать метафизическую мысль до конца? Нужно. Но иногда мешает вой. Ходил утром в кросс-поход за Речку, проверить. Там недавно старый волк (из семейства псовых) собрался умирать. Но разве это – трагедия? Я, безусловно, понимаю, что безразличие природы может угнетать, подрывать и надрывать. Но тогда – «Тем более», – сказал бы по этому поводу Писатель (Солоницын) в «Сталкере». Писатель был бы прав, тысячу раз прав!

– Знаете, я вчера посмотрел ваше досье…
 Штирлиц поворошил разгоравшиеся поленца и сказал:
– Ну, валяйте.
– Это все очень серьезно.
– А что в этом мире несерьезно?
– Хотите еще коньяку?
– Хочу.
Штирлиц поднялся, не спеша подошел к Холтоффу, тот протянул рюмку, и в этот миг Штирлиц со всего размаха ударил Холтоффа по голове тяжелой граненой бутылкой. Обструкция. Бутылка разлетелась, темный коньяк полился по лицу Холтоффа. Сила солому ломит.

Так знаковый Холтофф был наказан безупречным Арийцем не только за личную, теоретическую (нетехническую) ошибку, но и за австрийскую, дарвиновскую. За обезьяну в кубе. За антибелую агрессию. Внимание! А может, и не Ошибка вовсе? А может, сговор с островитянами в колготках? Вот где вижу неприкрытую ублюдочность. Что ж, все это может быть. И все это может быть не так. Но, так или иначе, сработано под коминтерн-пакт, каменный мешок. Все это так странно...

«23» октября 2010 г.

Академиков, назвавших волков «санитарами» – в волчью нору, в особняк «Хрустальный лебедь».

Возвращаясь к тому «умирающему» волку. Какой душераздирающий эпитет. Какой «душераздирающий» вой. А сколько народу сожрал, спидоносец.

Я, конечно, понимаю: есть большая и красная обезьяна, дикая индия, господа удавы, немораль, секс в большом городе, пальмы, Мертвое море, бананы... Да, я все понимаю – что голод, что полонизация, наезды, j.-талибан, вьетконговские лазутчики, шлюхи по так называемой «жизни» и пиастры. Вы говорите: «Тяжело нести жизнь». Жить тяжело? Полно, не будьте же столь сентиментальны. А как же Экзистенция? Ей тоже тяжело. Ведите себя достойно на «каторге».

Белое племя – против семейства псовых. Волк – демон. А баскервиль? А баскервиль – исчадие. Волкодав – он тоже «демон», но он добрый демон, демон в кубе, ангел лесного ада, ангел северного полушария. Вся твоя жизнь, сталкер-охранитель, – на отстрелах и саквояжных мотивах, заказ-нарядах и маршрутных квитанциях, между Манхэттеном и материком: Студеная страна – Родезия – Уральский Север – Драконовые горы. По периметру заповедников белого человека, вдоль изломанной рваной кромки Побережья. Егерь-наемник Смит (ты нанял самого себя!), бегущий вдоль Енисейского кряжа – с любовью к Ниолсу.

А вокруг огромное количество лживых, проклятых, разлагающихся из семейства псовых. А вокруг отарки, баскервили – бурые, черные, оранжевые, розовые – прикапывающие для «душка» и жрущие свою падаль-ценность... Нет ничего отвратительнее.

В поведении волков особенно раздражает поза-на-луну. Старый умирающий волк с душераздирающим воем-поведением. Очевидно, что здесь некоторое кинематографическое кокетство, как и в избранных, феминизированных, антиевропейских пассажах Тарковского, нанесшего сильнейший, кинематографический удар по образу Студеной страны, объективно (или все-таки субъективно) принесшего русским людям вред.

Вот видишь, даже волк «страдает», а метафизик леса? «Что за поведение? Это невозможно принять», – констатируют в Surf Nazis Must Die, 1987. Именно. С точки зрения лесной теории, лесной  новеллистики, волевой накачки, теории опасности, которая уже есть! Когда углубляюсь, на ночь глядя, в таежную бездну (и тесноту), стремительно и бесповоротно... Проанализируй это. В этом и отличие метафизика-волкодава, с его «железом теорий» (умирать не больно, умирать без сожаления), –  от вселенского надрыва (враг найден).

Итак, вчера была душераздирающая Деталь: волк улегся на высотку. Только этого – мало! Раздался такой жуткий вой, что «все» (то есть я и другие обитатели) поняли, что происходит что-то вселенское, «что-то очень-очень ужасное». Но что такого ужасного в индивидуальной трагедии. Проанализируй это. Рассуждая на ходу. Умирай молча. В наше время все, все делается молча. Умирай – не подыхай. Умри, но не сдохни!

Я уже три года живу в опасной зоне, кишащей контрабандистами, поджигателями и красными павианами. Экстраполировать направление движения поджигателей и бешеных волков приходится десятки раз за маневры. И пусть кто-то на круп бросается, а кто-то на бок. Прогноз результата: Волкодав целенаправленно загоняет шерстистого в кустарник.

Минимизация затрат энергии – это от низкого и очень узкого лба. Очередное изобретение этологов. Нам, егерям-волкодавам, из столетия в столетие активно навязывают депрессивные состояния – на так называемых «дневках», схронах, кладовых и кормовых базах для щенков. Это только волки, обожравшись, способны сутками валяться (и разлагаться) на высотах. Так трепещите, псы!

(Продолжение следует)