Танки на крышах. Ч. 1, гл. 17б

                                Незадолго до моего очередного дня рождения шеф снова уехал в Ндолу. Перед отъездом он предупредил меня, что если мне доведется делать какую-нибудь операцию, я должен буду позвать в помощники или Шухрата, или другого доктора, профессора Ламбарта. Задачу он мне задал нелегкую. Шухрат с женой недели за три до этого уехал в Ташкент на свадьбу младшей дочери, но на днях должен был уже вернуться. А дергать того профессора в его почтенном возрасте в неурочное время только для того, чтобы он ассистировал мне, было неловко. Кроме того, мне доводилось помогать ему на его операциях. Я бы ему за такую работу руки поотрывал. Он такой же хирург, как я - чемпион Чукотки по водным лыжам. Может быть, он и профессор, но по какому-то другому виду медицинского «спорта». Из-за этого я относился к нему с некоторой прохладцей, хотя внешне своего отношения ничем не выдавал. Но его присутствие неизбежно привело бы к тому, что он, как профессор, стал бы навязывать мне свою «технику», а это уже перешло бы в открытый конфликт, ибо чужую глупость мне привить невозможно.
         Как на грех, через день к вечеру меня вызвали из дома. Больной была необходима операция, и довольно сложная. Пожалуй, самая сложная из всех, которые мне пришлось делать здесь прежде.
         Шухрата еще не было, он прилетал только назавтра, а звать того профессора я не захотел по причинам, о которых рассказал. Я все сделал сам. Забегая вперед, скажу, что с больной все в порядке и по сей день, если с ней за это время не произошло что-то совсем другое. Через два дня, в субботу, уже было понятно, что она выздоравливает. А в понедельник, в день моего рождения, пришел на работу шеф. На обходе я с гордой посадкой головы доложил о больной и о проделанном, на что шеф задал мне только один вопрос, помогал ли мне кто-нибудь. Ожидая похвалы, я сообщил ему об обстоятельствах, в которых оказался, исключая негатив, который я испытывал по отношению к профессору Ламбарту. Шеф промолчал.
         «Победителей не судят», - гласит древняя мудрость. Но оказалось, что Африка или имеет свое собственное толкование мудростей, или никогда и ничего о мудростях и не слышала.
         Назавтра в качестве «подарка» к дню рождения секретарша вручила мне письмо  профессора, в котором он написал, что мои соседи очень недовольны мной, а хозяин дома в гневе за содержание жилья. В связи с этим мне предстоит выселиться в течение трех недель. Мне согласно нашему контракту будут выплачиваться дополнительные средства для оплаты квартиры, но ее поисками мне придется заниматься самостоятельно.
         На моем месте любой другой повернулся и отправился бы в суд или к адвокату, поскольку это распоряжение противоречило условиям контракта. Но идти на прямой конфликт мне не хотелось. Своего адвоката я не имел, а не свой мог обойтись слишком дорого, а в конечном счете сыграл бы не на моей стороне. Свои ближе.
         Но было во всем этом и нечто странное. Свое жилище я всегда содержал в полном порядке, ибо не выношу бардака. С соседями у меня сложились очень хорошие взаимоотношения и то, что они мной недовольны, вызвало у меня большие сомнения. Дочери Павла почти каждый день играли во дворе с соседскими детьми, поэтому Элеонора тесно дружила с их родителями. Не было ни малейших признаков, что кто-то чем-то недоволен. А хозяина дома я за год ни разу не видел в глаза. Уверен, что и он понятия обо мне не имел. Это была ложь. А раз так, то кто-то должен быть в этом заинтересован. Кто?
   - Это все неправда, - сказал я профессору. - Работающие соседи меня почти не знают. Видимся мы только по утрам и очень приветливо здороваемся. С остальными мы дружим и даже иногда обмениваемся книгами. Что касается  хозяина дома, то я даже не знаю, мужчина это или женщина. Что происходит? Если они уведомили вас в письменном виде, могу я почитать их письмо?
         Разумеется, он не бросился искать и давать мне какую-либо бумагу. Выражение его лица сохраняло полную и холодную непроницаемость.
   - Не имеет значения, каким образом меня информировали. Главное, что все это так. Я могу дать вам месяц на поиски нового жилья. Думаю, что срок вполне достаточный.
   - Но в нашем контракте обеспечение жильем за вами. Я иностранец, и с законами Замбии не знаком. Но я читал даже в Интернете, что это ваша задача.
   - Какая разница? Я даю вам деньги.
   - Не знаю, - протянул я в лихорадочном раздумье. - Где мне искать квартиру? Я же не знаю города, нигде не бываю, после работы сразу еду домой. И потом, судя по объявлениям, те, кто сдает квартиры, требуют плату вперед за несколько месяцев. У меня таких денег в руках нет. Если мне не помогут с поисками, я никогда не смогу ничего найти.
   -  Я поручу моему секретарю помочь вам, а когда найдете, дам вам деньги. 
         Амина, получив, как я позже догадался, соответствующий инструктаж, не потела от напряжения, помогая мне с решением этой проблемы.  Немного оживилась только, когда я посулил ей денежное вознаграждение, но в конечном счете так ничего для меня и не сделала. А могла бы, дуреха, неплохо навариться на моем несчастье.
         Поиски нового жилья заняли долгих полтора месяца, в течение которых мне неоднократно задавались вопросы, когда же я наконец слиняю. Отчаявшись дождаться, профессор в конце концов распорядился, чтобы я не выходил на работу в течение недели и полностью посвтил себя решению проблемы. Спеша выполнить его требование, я остановился на одном очень неудачном варианте  из желания покончить с этой нервной канителью раз и навсегда. Но то, что это неудачный вариант, я понял с опозданием на несколько дней. А в оставшееся до выезда время я собирал свои манатки. Павел с Элеонорой тоже были заняты поисками другого угла. И вот тут, наконец, проявился общий смысл всей этой затеи. Осторожно, очень осторожно, стал интересоваться всем, что есть в этой квартире... Абдухамид. В последний день, уже неприкрыто, он попросил показать ему мое, уже можно сказать бывшее, жилье.
         Все встало на свои места. Профессор не выселял меня. Это сделали его руками другие люди. И не имеет значения, когда и кому из них первому пришла в голову такая мысль, кто разработал стратегические и тактические планы, кто и каким способом подтолкнул  профессора к активным действиям. Главное, что им это удалось.
         Во время редких, коротких и, чаще, случайных встреч со старыми друзьями и знакомыми мы в разговорах касались этой темы. Немного удивляло, что эта история была всем известна. Кое-кто утверждал, что меня наказали за Павла и его семью. Но после приводимых мной аргументов соглашались, что я был прав.
         Некоторые, прикидываясь неосведомленными, советовали:
   - А почему ты не поговоришь об этом с Каюмом? Он очень близок к твоему шефу и имеет на него влияние. Он может помочь.
   - Не хочу жаловаться. Не люблю я это, - отнекивался я, тоже изображая полный наив.
         И только Эркин был искренен с самого начала:
   - Сдается мне, что это обыкновенный шантаж. Если только не желание самого шефа от тебя отделаться.
   - А зачем ему от меня отделываться? Ни он, ни кто-либо еще, не говорил мне, что я плохой работник, или делаю что-то недобросовестно.
   - Ты не приносишь дохода. Ты же сам много раз говорил, что хирургической работы там почти нет.
   - Доход от меня есть, - возразил я ему. - Я ведь делаю еще и эндоскопию с ультразвуком, и в этом смысле представляю для шефа большую ценность. Ему не надо кого-то вызывать и платить дополнительные бабки. Кроме того, с  диагностики тоже деньги капают немалые. И операции есть, только мелкие. Я не думаю, что от меня нет прибыли. Другое дело – ее масштаб. Но госпиталь простаивает не по моей вине. Судя по тому, что происходит, я уверен, что это дело рук Каюма. И то, что сам он не задал мне на эту тему ни одного вопроса, еще одно тому подтверждение.
   - Если все так, как ты говоришь, то это действительно типичный рэкет с узбекским «акцентом». Тебе создали  безвыходную ситуацию для того, чтобы ты начал искать «пятый угол» и в конечном счете приполз к нему. Тебе не раз на это намекали. Тут бы он с тебя три шкуры и содрал. Все было бы восстановлено, а ты еще и благодарил бы его по гроб жизни. Вот для чего ему надо было привязать тебя к себе. А ты вместо этого стал от него отползать. Такое не прощается.

         Да, нечто подобное в моей жизни однажды было. 35 лет назад, когда уже был решен вопрос об учебе в клинической ординатуре в Ленинграде, в моей практике произошел один случай. 
         Тогда прошло всего два года моей работы после окончания института. Это был поселок Дустлик, куда я переехал из г. Янгиера после развода со своей первой женой подальше от слухов, сплетен и ненужных расспросов. Тамошний главный врач проникся ко мне уважением за работу, которой я посвящал все время, находясь в больнице чуть ли не  сутками. Больше там все равно делать было нечего. Работы было много, а это было как раз то, что я всегда любил, и в чем в тот момент особенно нуждался. Кроме того, я умел составлять и писать различные бумаги, приказы и распоряжения, из-за чего главный назначил меня своим заместителем, оставив себе свое хобби – ничего не делать, кроме как ходить по гостям к «нужным» людям и жрать плов под коньячок.
         Однажды, в середине августа, когда я отлучился в Ташкент, чтобы получить все необходимые последние бумаги для моей учебы, в нашей больнице умер пацан, лет 13-ти, если я правильно запомнил. В мое отсутствие у него развился септический шок из-за нагноительного процесса на обеих ногах. В футбол поиграл. Когда я приехал, все было уже позади. Я позвал нашего единственного врача, который и меня заменял, и наблюдал за лечением парня. Обыкновенный бездельник, не читавший учебников тогда, когда для этого было и время, и все возможности. Впрочем, это типично. Наша страна – единственная в мире, где сначала получают диплом, а уже потом образование.
         Ни в чем не разбираясь, он ничего не предпринимал, пока дело не дошло до критической точки, а когда «запахло керосином», просто растерялся. Со мной связаться он не мог, потому что я уже был в дороге*. В панике он успел позвонить в областной центр и вызвать в помощь консультантов. Сначала инфекциониста**, потом судмедэксперта.
-----------------------------------------------------------
             * - О сотовых телефонах в те годы могли знать только главы правительств и шпионы.
        ** - В Узбекистане летний период эпидемиологически опасен в отношении желудочно-кишечных заболеваний, потому что за три года до описываемых событий наблюдалась вспышка совсем не типичного для Советского Союза заболевания – холеры. По этой причине любая тревога, касавшаяся инфекционистов, вызывала ажиотаж на самом высоком уровне.

         Их приезд ожидался с минуты на минуту. Просмотрев истрепанные и засаленные страницы, я сказал ему, что это не история болезни, а оберточная бумага, что такой документ давать в руки серьезным людям по меньшей мере неприлично  и  что ему  нужно  срочно  переписать  ее  начисто.  Но  его  всегда
было трудно заставить делать что-то сразу. Он не стал торопиться и в тот раз. 
         Через час приехали консультанты, которые захватили с собой еще  главного хирурга области и одного из функционеров облздрава.
     «Что ж он наговорил им такого, что прилетели такие важные и разношерстные птицы?»,  - подумалось мне тогда.
         Увидев, что наш «охламон» занят переписыванием истории болезни, они тут же заподозрили какой-то криминал и изъяли оба документа. Скандал разразился грандиозный. Но самое интересное, что во всем, что произошло, обвинили меня. Именно меня, к моему полному недоумению, назвали главным виновником трагической, хотя и вполне объяснимой смерти подростка, несмотря на то, что за три дня до этого я сам принимал его, положил в стационар, вскрыл все девять нагноившихся гематом* и назначил интенсивное лечение. И  только после этого уехал в Ташкент к назначенному мне сроку, оставив его на попечение нашего врача. Но этот балбес за время моего отсутствия не сделал ему ни одной перевязки. Меня ждал.
         * - Подкожное или внутритканевое кровоизлияние, чаще всего – в результате травмы.

         Через неделю состоялся разбор на большом и представительном собрании в областном центре. К проведенному лечению никто не придирался, об этом речи не было вообще. Акцент делался на то, что я распорядился подделать историю болезни, несмотря на то, что недописанный текст совпадал с оригиналом один к одному. Я выслушал много суровых и даже оскорбительных слов. А один из выступавших вообще сказал, что если бы была его воля, он бы всем нам головы поотрывал. Палач*.
       ** - Через семнадцать лет этот «грозный обвинитель» приезжал ко мне учиться основам легочной хирургии. Я узнал его сразу, а он меня нет. Или сделал вид, что не узнал. Прошлое мы не вспоминали.

         Собрание, в конечном счете, вынесло решение навсегда лишить меня права заниматься хирургической деятельностью. Это было абсурдом. Я не мог понять ничего. Какая связь между снятием копии с истории болезни и хирургической практикой, за серьезные ошибки в которой иногда наказывают подобным образом? И что общего между переписыванием и подделкой? Нам часто приходится заниматься снятием копий с историй болезней, когда мы имеем дело с судебными случаями. Оригинал изымается и подшивается в уголовное дело, а копия остается медикам. Это нормально, и никто не видит в этом ничего предосудительного.
         Через два дня, по моей просьбе, мы вместе с моим главным врачом поехали в облздрав доказывать, что я не антиобщественный элемент, что я «за мир и дружбу» и далек от криминала. И только уже в приемной областного главы здравоохранения мой главный врач разъяснил мне весь смысл происходящего.
   - Если вы сейчас откажетесь от учебы в Ленинграде, я тут же прекращу весь  этот  «базар-вокзал»,  и  все  будет  восстановлено  и  забыто,  -  сказал  он,
проникновенно глядя мне в глаза.
         Меньше всего происшедшее я бы связал со своей учебой в Ленинграде. Оказывается,  весь  этот  «пожар»  раздул  мой  же  собственный  главный  врач,
воспользовавшись подвернувшимся случаем для того, чтобы удержать меня при себе. Ему при мне так комфортно жилось!
         Я, разумеется, ни от чего отказываться не стал, и приказ по области вышел в том виде, в каком был зачитан на разборе. Как мне объяснил тот же главный врач:
   - Ну тогда в назидание другим, чтоб не повадно было. Вам-то уже все равно,  вы уже считай одной ногой в Ленинграде. А других воспитывать на этом примере надо.
         Все правильно: «Бей своих, чтоб чужие боялись».
         Но если бы я тогда принял его предложение и отказался от Питера, сдавшись на милость такого рода «рэкета», моя судьба сложилась бы совсем по-другому.

   - Голову на отсечение даю, - продолжал Эркин, - Каюм убедил твоего шефа, что ты имеешь с жильцов дополнительные деньги. Может быть, и он сам в этом уверен.
   - Да это же чушь! Это я восемь месяцев кормлю и пою эту семью. Как можно оставлять голодными детей? Поэтому и денег ни на что не хватает. Да еще эти бесконечные визитеры – бизнесмены безголовые...
   - Это ТЫ знаешь. Могу и я тебе поверить, зная тебя и всю ситуацию в целом. Но их ты не убедишь. Никто из них не поймет такого бескорыстия. И знаешь, ты правильно сделал, что нашел квартиру сам. Если бы ты настоял, чтобы поисками занимался госпиталь, то через некоторое время ты бы опять оказался в том же положении.
         События последовавших двух месяцев подтвердили его правоту: в сентябре приехала по вызову племянница Каюма, тоже врач-дантист.
   - А у тебя в Ташкенте еще много племянников? - спросил я его при встрече.
         Он, как всегда, промолчал.