Девочка медвежонок

   
Утро было  серое и холодное. Северное, немножко дождливое  утро середины октября.
    Я проходил мимо их дома, когда один из работников  тяжело блевал под стенкой.
Весь в какой-то пыли и паутине...  еле стоял на ногах, держался за стенку.  Второй в это время тоже, как призрак, в пыли и паутине, выплыл на крылечко отлить.  Странное было утро.


    Вчера мои соседи по брошенной деревне - партия экспедиции "леспроекта" привезли медведя.  Убили его где-то неподалеку, на брусничнике.
    Из машины  (военный, тентованый ГАЗ-66) вытаскивали за лапы, вниз спиной.  Голова запрокинуто болталась, глаза были еще почти живые.

    Занесли на мостки (это настил из досок во дворе), положили.
  Надо было снимать шкуру, а для этого, надо, чтобы медведь лежал на спине.
  На спине  медведю лежать не получалось. Он все время заваливался набок. 
  Тогда его положили на правый бок, а левые лапы привязали алюминиевой проволокой к остаткам забора. 

  Лысые пятки двухгодовалого медвежонка смотрели вверх, и в них было чот по-детски беспомощно-беззащитное.  Шерсть на животе, в паху  была какой-то ребенковой, редкой и трогательной.
   
  На пару, Татарин с Колькой в два ножа, разрезали ей (это была медведица) штаны, кожу на животе, и начали раздевать.

   Правильно говорят,  что медведь без шкуры похож на человека.
 На женщину. 
Сильные, округленные  грудные мышцы напоминают девчоночью грудь.  Живот  плоский, квадратиками пресса, руки, ноги, такие же, как у человека - только более мускулистые. 

   А она и была девочка.

   Ей два года было.

   Когда  на брусничнике она встретила своих ангелов смерти.
 
   Я не заметил, как ее раздели почти всю. 
Она лежала на своей окровавленной шкуре с распростертыми руками и раздвинутыми ногами. 
С простреленными ребрами и с еще пока своим лицом.
С которого еще не сняли кожу. 
Ее простреленные ребра  перекликались  с ее глазами.
А глаза ее  были почти живые и удивленные.
Это была девочка.
Лесной человек.

    Лесной человек. Как называем себя мы, бродячие по лесам. Вот и она была лесной человек. Только она была девочка. И ей было два года.  И с ее лица еще не успели снять кожу. 
   Она уже лежала на своей коже, но это как-то воспринималось не так. А вот снимать кожу с лица...  И лицо у нее было было более  осмысленно, чем у тех, кто расстрелял ее из автомата на брусничнике. 
   И поэтому, они снимут кожу с ее лица.

    Какая-то непонятка-жуть кружила, шаталась, было... где-то везде и вплотную, рядом...  что не так что-то. Что-то неправильно. Не должна она тут так лежать.  А лежит. Почему-то.  Я не стал ждать, пока начнут снимать кожу у нее с лица. 

     От приглашения на ужин отказался.  Пошел к себе. 

     А там накрыли во дворе стол,  развели костер, жарили мясо и долго, долго, долго  пили... 
   

 (фото из интернета)