Рождественская сказка для непослушных детей

      Сайт автора http://skazki-stihi.ru/

      С недавнего времени отрыта страничка песен в моем исполнении. Конечно, играю и пою я не ахти как, могу запросто "дать петуха", но любовь к песне заложена с детства, поэтому, как говорят, "на том стою и не могу иначе". Для тех, кто не испугался:

http://skazki-stihi.ru/index.php/audio

      Так уж сложилось, что большинство песен предназначены для взрослых, но, надеюсь выложить кое-что и для детей.




                РОЖДЕСТВЕНСКАЯ
                СКАЗКА ДЛЯ НЕПОСЛУШНЫХ ДЕТЕЙ

Эта история началась в зимний морозный вечер, когда за окном кружила вьюга,  и падал колючий белый снег. Наступала Рождественская  ночь, а вместе с нею должны были прийти чудеса – радостные и печальные, о которых мамы потом будут рассказывать вам сказки до самого лета…



Маленький Ганс сидел в своей комнате и хныкал. Он был ужасно капризный и мог разреветься в самый неподходящий момент. А уж куда более неподходящее время – Рождественская ночь! Папа с мамой из всех сил выбились, стараясь выполнить все просьбы мальчика о подарках, которые он хотел бы найти под елкой. Чего только не было уже в красивом ящике, специально для праздника сделанном знаменитым городским матером! Хлопушки, гирлянды, снежинки, набор солдат, плюшевые зверушки, тряпичные куклы – и все это такое нарядное, красочное, что посмотришь – и сердце радуется. Но…

Но все это было хорошо только до тех пор, пока Ганс не подсмотрел случайно, как мама укладывает подарки в ящичек. А потом сразу стало неинтересно. Что ж тут было необычного – куклы, солдатики?.. У него это уже есть. А вот, к примеру, паровоза нет… Да-да, паровоза! Почему ему не подарили паровоз?

Папа закрыл глаза, держась за сердце; они с мамой переглянулись, и пришлось папе снова одеваться и бежать в лавку к продавцу игрушек. А тот наверняка уже закрылся свою лавку и сам готовился встречать Рождество…

Ганс все это время хныкал. Ему, конечно, было очень любопытно, какой паровоз раздобудет папа – заводной, с хитрым механизмом внутри, или почти настоящий, в который можно залить воды, разжечь огонек – и он покатится по полу, дымя трубой?

Мама позвала мальчика ужинать, лишь бы он забылся на время и не ревел на весь дом, и Ганс с удовольствием отведал праздничных угощений. Что из того, что до полуночи еще далеко? Ведь мама разрешила!

А когда пришел папа и развернул коробки, Ганс ахнул. Там были ОБА паровоза сразу! Вот здорово! Не зря он старательно плакал весь вечер. Оказывается, чудес можно добиться обыкновенными слезами! Да и в старых сказках все происходило так же. Поревела, например, Герда – сердце Кая и растаяло…

Ганс, схватив коробки, побежал в свою комнату. Ему не терпелось попробовать, как паровозы сами собой мчатся по паркету и сшибают расставленных солдатиков.

Растопив огонек из лучины, залил водички – и первый паровоз покатился. Медленно, зато далеко уехать может… А второй завел ключиком – и пустил следом. Он живо догнал того, который дымил трубой. Быстро едет, хорошо, но… Почему-то завода пружины хватает только на половину комнаты.

Надулся Ганс, бросил ключ – и давай снова реветь. Прибежали к нему папа с мамой: «Что случилось, малыш?» А он в ответ:

- Мне не такие паровозы нужны, а настоящие! Чтобы ехали долго-долго и быстро-быстро.

Папа схватился за голову и ушел, хлопнув дверью. Он уже не мог выносить капризного крика. А мама расплакалась и тоже ничего не сказала.

Остался мальчик в комнате один. И сделалось ему так обидно, что он заголосил пуще прежнего: «Хочу ПА-РО-ВОЗ! – и добавил грозно: - Настоящий!» Пусть папа с мамой поломают голову, как ему угодить…

Прошел час, а родители не спешили успокоить Ганса, будто им до него не было  дела. Затопал он ногами по полу и подумал злорадно: «Если  и сейчас не прибегут – открою окно, заболею и умру. Пускай поплачут тогда!»

На игрушки мальчик уже не обращал никакого внимания. Она даже пнул их от досады, когда пошел к подоконнику и встал там, размышляя, подождать еще или … А потом взял – и открыл!

Холодный ветер обжег лицо Ганса, но сейчас мальчику все было нипочем. «Ах, не хотите дать мне НАСТОЯЩИЙ паровоз – вот вам!..» Он залез на подоконник, перевалился через него и попал в огромные пушистый сугроб, нанесенный пургою под его окошком.

Захотелось встать, чтобы отряхнуться, открыл глаза – а впереди, во мраке, виднеется труба, из которой клубами идет дым. «Ух, ты! – подумал мальчик. – Что это такое? Неужели папа КУПИЛ?.. НА-СТО-Я-ЩИЙ?!»

Подняться на ноги оказалось трудно, и Ганс пополз вперед на четвереньках.


Сугроб немного мешал, но почему-то в нем было не так холодно, как представлялось мальчику раньше. Вот только труба нисколько не приближалась. Может, все-таки встать и побежать бегом?

Ганс напрягся и совсем рядом услышал пыхтение: «Ду-у!.. Чух-чух!» Что это такое? Какая-то тяжесть мешала ему разогнуть спину. Да и руки с ногами не очень-то слушались… Глянул мальчик вниз – и обомлел! Не было у него теперь ни рук, ни ног, а вместо них по самые оси утопали в снегу… обыкновенные паровозные колеса.

Как же такое случилось? А труба, из которой  вперемежку с искрами валил густой черный дым – стало быть, его прежний нос?

«Такого не бывает!  - принялся твердить себе Ганс, снова закрыв глаза – на этот раз от страха. – Наверно, это папа позвал в гости фокусника, и мне показывают какое-нибудь из его представлений. Вот здорово!.. Но нет, все равно буду просить настоящий паровоз. Ведь фокусник завтра утром уйдет, а паровоз-то останется насовсем…»

Только вокруг не было ни фокусника, ни папы.

- Мама! – хотел позвать Ганс, но у него вышло иначе: - Ду-ду!..

«Что же, я совсем разучился говорить? – испуганно подумал мальчик. – Ох, как плохо!..»

Он подудел еще несколько раз, пока, наконец, ему это не стало нравиться. «Так, пожалуй, даже лучше. Никому не надо ничего объяснять. Свисти себе, сколько хочешь, а они пусть сами догадаются, что мне нужно!»

Ганс развеселился, представив, как удивятся, увидев его, приятели и особенно Фриц, который жил на соседней улице и хвалился, что ему подарят на Рождество игрушечную железную дорогу. «Там будут маленькие рельсы со шпалами и шлагбаум как настоящий!» – рассказывал всем Фриц, и мальчишки вокруг страшно завидовали ему. Им очень нравилось, когда Фриц сам изображал шлагбаум, поднимая руку и торжественно говоря при этом: «Путь открыть… Проезжай!»

«У тебя шлагбаум-то игрушечный! – злорадно подумал Ганс и запыхтел от удовольствия. – А я – самый взаправдашний паровоз, вот!»

Он загудел протяжно, поднапрягся – и покатил по улице, разметая сугробы. Мальчик не заметил даже, как задевает за фонарные столбы и чужие калитки.

Огонь в топке жарко пылал (ведь мама совсем недавно покормила Ганса), и ехать было весело и приятно.

Городок, в котором жил мальчик, разделяла река. Ее можно было перейти по одному-единственному мосту. Вот здесь-то и решил прокатиться Ганс – из озорства.

Удивительное дело: на улицах ему не встретилось ни одного прохожего. Знакомые и незнакомые – все они в этот поздний час сидели рядом с теплыми очагами и встречали чудесный праздник.

«Жаль, что никто не увидит, как я пронесусь по мосту! – подумал Ганс, разогнался – и всей тяжестью своего металлического тела впрыгнул на деревянный настил. Мост застонал, как живой, и вослед изумленному паровозу донеслось: «О-ох, мои старые косточки!... Это невыносимо!.. У-ух, сейчас не выдержу!..»

«Ага, хныкаешь! – захохотал мысленно мальчик. – А мой папа говорит: хныкать плохо… Получай за это!»

Он развернулся и с грохотом пронесся по мосту снова. Сваи заскрипели, настил и перила рассыпались на отдельные доски – и все вместе это рухнуло на скованную льдом речку.

«Вот потеха! Развалился, как карточный домик. Если бы Фриц видел, наверняка позавидовал бы…»

Чем больше Ганс думал о своей мощи и тяжести, тем сильнее раздувался от гордости. Он даже приоткрыл топку – чтобы развести огонь пожарче. Из трубы то и дело вылетали целые тучи искр и рассыпались во мраке ночи замечательным фейерверком.

«А может, действительно съездить к Фрицу? – мелькнула у Ганса озорная мысль, и вдруг… Он зачихал, сбив дыхание,  и поспешно захлопнул дверку топки. Сильный ветер едва не задул своим порывом огонь. Кажется, и греть из-за этого он стал не очень сильно.

Зябко поежившись, мальчик покатил дальше. Он сразу же отогнал от себя неприятную мысль о том, что ни дров, ни угля у него в запасе нет, и скоро станет еще хуже.

Теперь он мчался по улице не так быстро, как ему хотелось бы. «Ничего, все равно доберусь до Фрица, удивлю его до смерти! – Мальчик даже захихикал от удовольствия, представив, какие широкие глаза сделаются у его приятеля…

Фриц тоже был капризным, и они частенько соревновались друг с другом, сравнивая бесконечные подарки родителей.

Метель подула с новой силой, и Ганс запыхтел от напряжения. Ему становилось все труднее и труднее бороться со встречным ветром. Да и холод уже пробирался в самые глубины его механизмов, и от этого делалось неуютно и немного страшно.

Ага, вот и дом Фрица! Перед самой калиткой высился огромный сугроб. Его нельзя было обойти стороной, потому что тянулся он вдоль всего забора. Ганс прищурился, вглядываясь в темноту. Окно приятеля должно было находится совсем рядом, вот только проклятая метель залепила глаза…
Рамы почему-то оказались открытыми настежь, и кажется, Ганс сумел разглядеть зажженную лампу в комнате Фрица…

«Что это он замораживает дом? – удивился мальчик. – Попадет же ему от родителей… Впрочем, они его все равно никогда не ругают. Потому что он тоже умеет реветь, как это делаю я. Ха-ха!.. – Это развеселило Ганса. - Нужно попробовать подобраться поближе и оттуда позвать его…»

Так он и сделал. Откатился назад на десяток шагов – и рванулся что было сил прямо в сугроб. Колеса впустую забуксовали по снегу, а огонь в трубе заревел, сжигая последнее топливо.

«Нет, не получается! – с досадой махнул дверкой Ганс и загудел протяжно. Фриц должен был услышать и выглянуть в окно…

Печальный и надрывный звук собственного голоса испугал мальчика. Он заработал колесами, со скрипом выкатился на дорогу и больше уже не стал вызывать приятеля.

«Поеду домой. Папа с мамой, наверно, уже заждались меня…» Он не знал, что в это время доктор уже делал его папе укол: от огорчения и расстройства с ним случился сердечный приступ. Рядом плакала мама: ей тоже некогда было вспоминать о капризном сыне.

Паровоз, чихнув в который раз, медленно сдвинулся с места и поехал, покачиваясь, по заснеженной мостовой. «Ох, как тяжело!» - Мальчик хотел вздохнуть полной грудью, но поперхнулся и едва не завалился набок. Даже поддерживать равновесие становилось непросто. Тут ему вспомнился бедный старый мост, и Ганс почувствовал, как краснеет от стыда. Дверка топки при этом раскалилась, и двигаться вперед стало еще труднее.

Огня больше не было. Лишь угольки, из последних сил раздуваемые мальчиком, пока позволяли ему крутить огромные колеса.

Когда он увидел свой дом, то чуть не заплакал от радости, но и на это уже не оставалось сил.

«Мама!.. Папа!.. Я здесь! - хотел крикнуть Ганс, а у него вышло совсем смешное: - Дчхи!... Дчхи!..».

«Ох, дотянуть бы до окошка, а там, может быть, меня заметят!» - мелькнула отчаянная мысль, и мальчик, едва живой, покатился к сломанной им же калитке.

И вдруг… Что это такое? Неужели шлагбаум? Но откуда он взялся?.. Ведь совсем недавно его здесь не было… Значит, кто-то поставил его специально, чтобы не пустить Ганса к маме и папе?

Ужас придал ему сил. Собрав их в комок, рванулся он вперед, услышав, как трещат доски шлагбаума, увидел разлетающиеся кругом щепки и…

Последний уголек с шипением погас, и белое облако кружащихся снежинок вскоре забилось в остывшую топку…


Наутро перед домом в огромном снежном сугробе были найдены два замерзших мальчика. Они лежали рядом, и запоздалые слезы на их побелевших щеках превратились в льдинки…

               

                КОНЕЦ