Мой погодок

Как жаль, что я не художник, не живописец. Да и от фотографии – технического подобия  изобразительного искусства – отошёл. А ведь сколько вокруг красот, которые хочется иметь рядом, постоянно перед собою, чтоб любоваться ими всегда.  Всю жизнь.
Так думаю уже много лет, проходя мимо этого дуба, любуясь им со своего балкона.  Да и не только я, но и многие другие, торопясь по будничным делам, не могут не задержать на нём восхищённый взгляд, не вздохнуть восторженно: «До чего же прекрасен!  Как могуч!  Великолепен!»
Это хорошо, что в городе, среди повседневной суеты, толчеи попадаются  образчики  природной красоты, заставляющие хоть на секунду, хоть на мгновение задуматься о суете повседневности и, пусть ненадолго,  окунуться в неповторимое величие Её Превосходительства Природы.
Мой друг Дима Дмитриев, профессиональный инженер–строитель,  не пропустил ни одного выезда обществ рыбаков и охотников на природу. Но он не брал с собой и даже не имел дома ни удочек–спиннингов. Ни  ружья и патронов. А у него  были всегда готовые к выходу–выезду мольберт, кисти, краски.  И я всё мечтал заказать ему портрет этого величественного и мифически могучего экземпляра.   Но слишком  долго собирался и… не успел. Ушёл Дима, закрыл за собой дверь навсегда, оставив многочисленные папки и коробки с рисунками, эскизами.  Даже карандашные наброски его чудесны.  Но… Ушёл (как жаль!) друг, и я остался без изображения одного из красивейших дубов.  Я говорю о дубе, пережившем очень интересную историю.
О портрете этого красавца я и мечтал продолжительное время, но слишком долго раздумывал и до сих пор жалею, что не решился упросить Диму.  Как  его изображение украсило бы мой кабинет!  Оставило бы и замечательную память о вдохновенном человеке, умевшим  кистями и красками  тонко передать великолепие, очарование природы.

В шестидесятых годах прошлого века в рижском районе Иманта была маленькая улочка Даммес. В самом конце этой неказистой улочки, возле её слияния с дорогой, превращённой затем в Курземес проспект, был хутор.  Тогда, до массовой застройки будущего спального района, этот хутор за городом был настоящим, со  всеми присущими латышской муйже  (хутору) атрибутами: жилой дом  (маленький, низенький, осевший в землю),  сараи, погреб и, конечно, фруктовые деревья.  Старые, ветхие строения не представляли собой ничего стоящего,  даже для разборки на стройматериалы.  Поэтому после отселения жильцов приехала пожарная   команда и сожгла былой хутор.
Улицу перепланировали, значительно расширили, несколько изменили её направление, застроили девятиэтажками и назвали именем Героя Советского Союза Люлина  (после 1991 года переименовали в Даммес).  А вместо  хутора появилась широкая площадка с конечной остановкой – кольцом трамвая, большой  автостоянкой.  Тут  даже намечали сделать станцию планируемого в Риге  метро.  О бывшем хуторе напоминали только отдельные фруктовые деревья, громадный куст из одиннадцати стволов черёмухи и большущий дуб.  Площадку заасфальтировали 
и превратили в начально–конечную остановку маршрутного такси.  А внутри кольца микроавтобусов остался небольшой клочок земли – клумба с дубом посредине.
На нижнем  сучке один из наших «кинологов»  (часто мы вместе выгуливали любимцев, и моя Альма хорошо дружила с  его «парнем») заметил бумажку, на которой написан короткий текст: «Этот дуб посажен в 1930 году».
Почти мой ровесник. Старше меня всего на год.
А сейчас он… Вряд ли хватит рук, чтоб  вдвоём обнять его ствол.  А высотой, высотой  достигает… да выше он стоящей рядом пятиэтажки.  До чего красива его крона!  Мощные руки–ветви раскинуты во все стороны, занимают большое пространство вокруг, делают его очень объёмным.  Ежегодно этот дуб приносит богатый урожай плодов.  Всегда обильный… Но пять лет назад площадка – стоянка маршруток за каждую ночь  покрывалась толстым слоем жёлудей  и всю осень его ежеутренне убирали дворники.  Так щедро «аксакал зелёного мира»  заботился о потомстве.
Герой моего повествования   замечателен не только формой и могуществом, но также и тем, что мог бы он рассказать из виденного им за хоть и не долгую по  «дубовым меркам»,  но богатую событиями жизнь.
Поведал бы абориген Иманты и о хуторской жизни в первой половине прошлого века, о крестьянах среди болот и лесов  бившихся за выживание, за скудные урожаи с клочков земли, о взимоотношениях хуторян с немецкими помещиками  Клейстами.  Рассказало бы дерево и о страшной войне, прошедшей рядом в 1941 – 1944 годах.  Видел дуб те страшные бои вблизи него,  от которых до сих пор сохранились траншеи–окопы, теперь уже густо поросшие деревьями.  Помнит он и превращение болот и части леса  Клейстов в современный спальный район столицы.  Не было тогда вокруг него пяти– и девятиэтажек, не мешали они ему видеть возведение высотного здания управления радиозавода им. Попова, строительство корпусов  многочисленных его цехов.

Многое видел и мог бы рассказать красавец–великан.  Настоящий дуб!  Его величество дуб!  Мой погодок!