Конкурсное произведение 3

LURJE - ЧЕЛОВЕК, КОТОРЫЙ ХОДИЛ ЗАДОМ НАПЕРЁД

Осенний лес был пронизан лучами солнца, сочившимися сквозь кружевную листву, чуть тронутую позолотой. Солнце еще несло благодатное тепло: первая декада златолиста только началась, и лето еще не успело полностью уступить свои права осени. Дожди, хмарь, слякоть и холода были впереди.
Дома в такую чудную погоду сидеть совершенно не хотелось, и Рейна, с позволения матери, отправилась прямиком в лес, прихватив с собой лукошко для грибов. Матрона Руон не боялась отпускать девочку одну по грибы: о диких зверях в их округе не слышали со времен ее прабабки, да и та за всю свою жизнь видела одного-единственного зубата - да и то престарелого и больного. Лихих людей тоже поблизости не встречалась - деревня, состоящая, в основном, из семей охотников и рыболовов, стояла на отшибе, вдалеке от торговых трактов и больших дорог.
Рейна весело бежала по знакомой с детства тропинке, помахивая лукошком. Две черные косички били по выступающим лопаткам, а сапожки, доставшиеся девочке по наследству от старшего брата, неприятно болтались на ноге. На грибы Рейна пока не обращала внимания - успеется; ей очень хотелост посидеть на бережке своего любимого лесного озерца и посмотреть на то, как гладкую водную поверхность рассекают водомерки. Говорят, если внимательно приглядеться, можно увидеть в взорах их движения имя своего будущего суженого...
...Неожиданно красная головка осиновика привлекла внимание девочки, и водомерки мигом вылетели у нее из головы. Восторженно охнув, она присела около гриба и погладила его суховатую, нагретую солнцем шляпку одним пальчиком. Затем, ревниво оглянувшись по сторонам, поспешно срезала гриб и бросила на дно лукошка. А вон и еще один! И еще! Красные шляпки осиновиков сигнальными флажками маячили в высокой лесной траве, уводя девочку все дальше и дальше от тропинки.
Рейна опомнилась только тогда, когда обнаружила себя на краю совершенно незнакомой поляны, окруженной березами. Небо, раньше приветливо-синее, теперь стремительно затягивалось облаками, деревья зловеще зашумели, а в середине поляны девочка почудилось какое-то черное пятно...
Лукошко вмиг показалось страшно тяжелым, и девочка, охнув, выпустила его из руки. Осинники кровавыми каплями разлетелись вокруг нее, и Рейна, закрыв лицо руками, присела на траву и горько зарыдала от отчаяния, безнадежности и страха. Она еще никогда не уходила так далеко от дома, и в голове мигом всплыли страшные побасенки, которыми любила пугать маленьких детей Старая Гвен долгими зимними вечерами. В них говорилось о лесовиках - страшных лесных чудищах, похожих на огромные мшистые кочки, перерезанные пополам широким ртом, полным острейшими иглами-зубами; о ночных огоньках, заманивающих запоздалого путника в чащу; о Сосновой Ведьме, которая хватает зазевавшихся детей и обливает смолой, которая моментально застывает янтарем...
Представив себя особенно ярко в виде заживо вмурованной в янтарь, Рейна зарыдала пуще прежнего, когда на плечо ей неожиданно легкла твердая теплая рука.
-Ты заблудилась? - услышала она старческий надтреснутый голос. Словно сухое полено стрельнуло в камине.
Девочка всхлипнула последний раз, вытерла кулачком слезы и устремила взгляд вверх.
Ей улыбался высокий (по крайней мере так показалось маленькой Рейне) старик, одетый в потрепанный коричневый сюртук и вытертые залатанные штаны. Деревянные башмаки выдавали в нем ремесленника, об этом же говорили и заскорузлые, все в мозолях огромные ладони. Когда Рейна, хлюпая носом, поднялась с земли и принялась с детским любопытством разглядывать незнакомца, ей неожиданно бросилась в глаза одна деталь.
На месте глаз незнакомца темными впадинами зияли пустые глазницы: старик был слеп. Однако он безошибочно угадывал, где она находится и поворачивал лицо так, что у нее создавалось полнейшее впечатление, что он на нее смотрит.
-Ты заблудилась? - мягко повторил он свой вопрос.
Забыв строжайший мамин наказ никогда не разговаривать с незнакомцами, девочка доверчиво улыбнулась в ответ:
-Да, мэтр. Я собирала грибы, сошла с тропинки и...попала сюда. Я не знаю, в какой стороне моя деревня..., - она умолкла, почувствовав, как к горлу вновь подкатывает предательский комок.
-Тише, тише, - старик ласково потрепал ее по плечу, явно угадав ее намерение снова залиться слезами, - как называется твоя деревня?
Рейна сказала; незнакомец задумчиво кивнул.
-Я выведу тебя к дороге, - промолвил он, - знаешь, маленькая Рейна, тебе очень повезло, что ты вовремя уходишь с этой поляны. Видишь то черное пятно посередине?
Девочка перестала сгребать осинники в лукошко и удивленно уставилась на старика.
-Но, мэтр, откуда Вы знаете? Я думала, Вы... - тут она запнулась, осознав, что чуть было не ляпнула бестактность.
-Слепой? - мягко улыбаясь, закончил за нее старик, - не стесняйся. Я же не всегда был таким. Поторопись, нам нужно как можно быстрее покинуть эту поляну. Если ты пообещаешь не задавать мне лишних вопросов и поскорее собрать твои грибы в корзинку, по дороге к твоему дому я расскажу тебе историю этой поляны.
Рейна кивнула и, подстегиваемая любопытством, с удвоенной силой накинулась на грибы.

-Давным-давно, когда твоей прабабки еще не было на свете, на этой поляне стоял дом целителя Зонга. Ты знаешь, кто такой целитель?
Рейна кивнула.
-Да, у нас есть такой, дядька Лэрс. Травами лечит, и все такое.
-Только Зонг был непохож на твоего дядьку Лэрса. Зонг был немного странным целителем: простые болезни, вроде грудной жабы или насмотрка не врачевал, зато мастерски сращивал переломанные кости и порванные сухожилия, вправлял вывихи и останавливал кровь. Неподалеку от его дома, там, где сейчас Стейнвальдское болото, находилась деревня. Не знаю уж, отчего, только говорили, что деревня эта проклята за какое-то злодеяние, которого ее жители не совершали...или же не успели совершить. Посуди сама: в этой деревне часто рождались уроды: люди с кожей, вывернутой вовнутрь, глазами, которые были повернуты в глубь черепа, тремя руками, ногами, неправильным строением костей. Зонг помогал им по мере своих сил: он ломал неправильно сросшиеся кости, отрезал лишние конечности или же, наоборот, пришивал новые...
Представив себе это отвратительное зрелище, Рейна тихонько заплакала, а старик, не обращая на нее внимание, безжалостно продолжал:
-У любого целителя случаются неудачи. Случилась таковая и у Зонга. В один далеко не прекрасный день на пороге его лесной обители появилась матрона, требующая, чтобы он излечил ее единственную дочь. Несчастная девушка была обречена с рождения на невиданное даже в той деревне уродство: руки и ноги у нее гнулись не как у все нормальных людей, вперед-назад, а вправо и влево, почти перпендикулярно телу.
Рейна не знала, что значит мудреное слово "перпендикулярно", но общую картину уловила и, испугавшись вдвойне представившегося в воображении зрелища, заревела в голос.
-Тише, тише... - машинально пробормотал старик, - итак, Зонг не рассчитал дозу змеиного яда, призванного обезболивать, если давать его в малых количествах, и девочка умерла. Представь себе горе ее матери, потерявшую единственную дочь...в тот же вечер разъяренные жители деревни, те, чьих детей Зонг выхаживал, явились к нему домой. Сначала они побили все стекла в его избушке и сожгли урожай на его скудной делянке, но им показалось этого мало. Тогда вылающая гневом матрона ворвалась в дом, и по ее приказу Зонга, пытавшегося укрыться в подвале, схватили и переломали ему все конечности. Затем, удовлетворившись местью, жители деревни бросили целителя на пол и вернулись по домам, оставив Зонга медленно и мучительно встречать свой последний закат в этом мире.
Но была там и еще одна девочка, Дарси, дочь местного кузнеца. Это была первая пациентка Зонга; в свое время он вправил ей вывихнутых плечевой сустав и слегка повернул голову: с рождения голова девочки была повернута вбок. Дарси не забыла доброты Зонга и тайком бегала к нему, приносила еду, выхаживала и даже готовила кое-какие лечебные снадобья - по указанию целителя. Постепенно кости Зонга срослись, но из-за неопытности Дарси неправильно: стопы его ног отныне были развернуты в противоположном направлении, так, что пальцы на ногах были обращены ему за спину. Из-за этого Зонг смог передвигаться с большим трудом: каждое движение доставляло ему неимоверную боль, и со стороны казалось, словно он ходит задом наперед.
Дарси продолжала ходить к нему, помогая по огороду и убираясь в доме - с молчаливого согласия отца, который чувствовал себя вечным должником перед целителем, за красивую, здоровую дочь. Зонг быстро шел на поправку, но планы мести неблагодарной матроне постоянно бродили в его голове...
Когда он привык к своим новым ногам и смог сносно передвигаться по лесу, несчастливый случай погнал матрону к лесной реке - постирать белье. В тот же день Зонг отправился туда же - пополнить запас некоторых лечебных трав, и - надо же было такому случиться - столкнулся с женщиной у брода. Матрона только и успела увидеть странную фигуру, появляющуюся из утренней дымки, передвигающуюся замысловатыми хромающими движениями. Она даже не успела закричать, как что-то тяжелое обрушилось ей на голову.
Очнулась матрона уже в подвале избушки Зонга. Месть целителя была страшна. Введя под кожу женщине вытяжку из корня белой озоды, убивающей все ощущения, Зонг отрезал ей правую руку, а левую перебил в несокльких местах и удалил сустав в локте, затем что-то сделал с ногами, отчего те срослись под неправильным углом, и в результате матрона стала напоминать заморскую каракатицу, потому, что отныне она могла передвигаться лишь ползком, выкидывая далеко вперед ноги и загребая единственной оставшейся рукой. Зонг запер ее у себя в подвале, изредка подбрасывая ей полугнилые остатки пищи, дабы она не умерла от голода.
Неизвестно, сколько бы она еще прожила в таком полуживотном состоянии, если бы один из пахарей не проследил за Дарси и не узнал, что целитель до сих пор жив. Вновь обозленные крестьяне явились к нему, и им открылось страшное: в подвале они нашли матрону, уже разучившуюся говорить и умеющую лишь издавать гортанное рычание и сипение. В ужасе люди схватили Зонга и Дарси, заперли их в избушке вместе с мечущеся в подвале матроной, завалили вокруг сухим хворостом и подожгли, стоя вокруг и следя, чтобы никто не ускользнул из горящего домика.
Однако стоило пламени разгореться, как странная истома охватила стоявших вокруг крестьян. Темный дым окутал поляну, и все, кто на ней находился, рухнули замертво с перебитыми в мелкое крошево костями...
...Огонь прогорел, и на месте избы Зонга навечно осталось черное пятно, намертво впечатавшееся в землю. Говорят, что многие пытались свести его, но любой, кто дотрагивался до выжженной земли, падал замертво, будто сломаная кукла: все его кости обращались в пыль.
Постепенно деревня исчезла, на ее месте возникло болото, а эту часть леса люди стараются обходить стороной. И, если бы не я, страшно подумать, что бы с тобой могло случиться, - закончил старик свой рассказ, поворачиваясь к оцепеневшей от ужаса Рейне невидящим лицом. Девочка уже не могла плакать, и лишь тоненько всхлипывала, чувствуя, как стальная рука перехватывает ее внутренности.
-А откуда...откуда вы все это знаете...так подробно? - запинаясь, проговорила она.
Старик улыбнулся странной улыбкой, в которой на сей раз не было ничего доброго.
-Это я всех их проклял. За смерть моей Дарси, моей любимой дочери.