Пельмени

 
        Приняв освежающий морской душ, я выхожу в предбанник, слегка промокаю себя   разовым полотенцем и, усевшись на скамейку, облачаюсь в очередной комплект такого же   белья, небесного цвета, с открытым воротом  и короткими рукавами рубаху   и просторные,   до колен  шорты.
        «Разовыми» они называются потому, что не подлежат стирке,  а после употребления  используются на ветошь. Это по береговой инструкции. Но в море наоборот.
        Белье отличного качества, из натурального хлопка, (по слухам такое же выдают космонавтам)  почему многие   офицеры с мичманами,  «придерживают» пару-тройку комплектов  для последующего отпуска.  Что б подарить друзьям, как предмет экзотики.
        На исходе  второй месяц  боевого дежурства, и  желанный отпуск не за горами.
        А пока мы таимся  в глубинах  Саргассова моря, по ночам всплываем на сеансы связи и очень страдаем от жары.
        До солнца  две сотни метров океанской воды, но в отсеках душно, на переборках конденсат,   все  ходят потные. К тому  же у нас уже несколько дней барахлит холодильная установка, отчего мясо стало припахивать.
        Завершив одевание и натянув пропахшее никотином «РБ» (в лодке запахи очень прилипчивы) я отдраиваю глухую металлическую дверь,   поднимаюсь на среднюю палубу ракетного отсека  и  направляюсь  в  корабельную амбулаторию, где проживаю в изоляторе вместе с доктором.
        Там с подволока свисает мокрая простыня, с дующим на нее вентилятором, а у стола сидит  «док»,     что-то сосредоточено кропая  шариковой ручкой на бумаге.
        - Че, Сань, наверное о ведмеде пишешь? - невинно спрашиваю я.
Доктор  у нас «щирый хохол»  и  многие слова произносит по украински, что вызывает бурную радость лодочных юмористов.
       - Не, - вздыхает док. - Отчет, в бога його маму.
Кто  в штабах придумал отчеты о плаваниях я не знаю, но писать их  обязательно - бюрократии на флоте хватает.
       -Ну-ну, - бормочу я,   перебираясь  в смежный с амбулаторией изолятор. Там  две, расположенных одна над другой койки, наподобие тех, что в купе поезда, небольшой  стол-тумба, два белых платяных шкафчика и наш персональный гальюн за герметичной дверью.
       Я наклоняюсь к нижней, подымаю ее и звеню в рундуке* бутылками. Все пусты.
Перед походом практически все офицеры, помимо прочего, подкупают для себя ящик-другой минеральной воды, поскольку та, что варят химики  безвкусная,  и потребляют естественный продукт  по мере надобности.
       Разочаровано  крякнув, я  опускаю койку  и думаю, у кого может быть минералка. У «дока»  тоже кончилась и у всех моих приятелей.
       И тут меня осеняет -  у замполита! Тем более, что накануне он  приглашал меня на стаканчик.  Отношения с заместителем у меня трепетные.
       Дело в том, что  он готовится к переводу в Москву, а с неделю назад на корабле случилось  грандиозное «ЧП».  Прикомандированный к экипажу матрос, пытался лишить жизни  своего непосредственного начальника. 
       Причем демонстративно, гоняясь за ним по турбинному отсеку, с пожарным топором в руках.
        Общими усилиями буяна скрутили, препроводили  в каюту замполита, и тот, вместе с командиром, по возвращению  решили  предать его суду военного трибунала. С парнем случилась истерика, на разборку был вызван доктор, а потом  несостоявшегося убийцу, под конвоем доставили ко мне для  последующего дознания. 
        И тут выяснилось, что  он подлежал демобилизации еще два месяца назад, но в своем родном экипаже насолил отцам-командирам, и  по согласованию с нашими, был отправлен  в автономку «для перевоспитания».   
        Этим вопросом  вплотную занялся командир турбинной группы - недавно выпущенный из училища лейтенант. В результате практически  все вахты, не раз бывавший в плаваниях специалист 1  класса, под душещипательные сентенции «воспитателя», черпал там из трюма соляр и воду.
        С учетом этого всего, состава преступления в его действиях я не нашел, матрос был профилактирован и возвращен на боевой пост, а лейтенант получил неполное служебное соответствие.
        - А своему адмиралу по приходу доложишь? - осторожно поинтересовались командир с замом.
        - Нет, - пообещал я. - Возьму грех на душу.
Вернувшись в амбулаторию, я выщелкнув из штатива трубку,   набираю номер зама.
        - Владимир Петрович, Королев. Как  насчет обещанной минералки?
        - Давай, заходи, - сипит трубка, - как раз посоветуемся.
        - Чуешь, Валер, выдури у него бутылку, а я ее подморожу в провизионке, - слыша разговор, сглатывает слюну док.
        - Постараюсь, - киваю я, и выхожу наружу.
        Сзади хлопают тяжелые переборочные люки,  в отсеках надоевший  гул лодочной вентиляции,  да парная до одури  духота.
        Тяжело дыша, я поднимаюсь по трапу  на расположенную рядом с офицерской кают-компанией матово сияющую   площадку и откатываю дверь замовской каюты.
        В ней,  сидят  замполит   с помощником  командира   и о чем-то тихо беседуют.
       - Давай, Николаич, присаживайся, - кивает капитан 2 ранга  на   расположенный напротив диванчик. Потом  встает, открывает небольшой лючок в обшивке  и извлекает из межбортного пространства  запотевшую, с розоватой этикеткой бутылку.
       - «Боржом», - закатывает глаза помощник    и вожделенно  на нее косится.     Затем появляются три стакана и хозяин набулькивает в них  искрящуюся пузырьками воду.
       - М-м-м, - мычим мы от удовольствия и с наслаждением ее вытягиваем.
       Наш помощник командира, капитан 3 ранга Паша Малько, тоже «приписной»*,  я с ним был в  автономке  и глубоко уважаю. Паша  блестящий офицер, фанатично любит море  и  неиссякаемый оптимист.
       Вот и сейчас, в отличие от нас он  бодр, подтянут и благоухает «шипром».
       - Значит так, - поворачивает в мою сторону кресло зам. - Как по твоему   психологическое состояние команды? 
       -  Не очень, Владимир Петрович, -  отвечаю я, -     полста  суток под водой   не шутка.   Личный состав устал.
       -  Точно, -  кивает   рыжей головой заместитель.  - А посему всех надо встряхнуть  и, так сказать, придать бодрости.   
       - Что, снова лекции о бдительности? - настораживаюсь я.
       - Не угадал, -  довольно щурится  кап два. - Вот мы с  помощником, - кивает на Пашу,-  решили организовать кое-что поинтересней.
       - Концерт?
       - Нет, -  хлопает меня по колену  Малько. -  Коллективную лепку пельменей!
       - ?!
       -  Ну да,  и не делай большие глаза, - ухмыляется  Паша. - Когда  я был    минером на «дизелях» и мы шесть месяцев болтались в Средиземке,  с тоски всей командой принялись лепить пельмени с ламинарией,  поскольку все мясо протухло.    И знаешь, здорово помогло, даже смеяться  начали.
      - Во-во, -  многозначительно поднимает   вверх палец зам. - Коллективный труд великое дело!
      -  Это ж сколько   пельменей надо? -  почему-то начинаю я считать по пальцам.
      -   Совсем плохой стал, - укоризненно качает головой  помощник. - Две тысячи четыреста, из расчета двадцать штук на организм.
      На лодках матросов, офицеры в обиходе называют  по разному. В мое время, когда я служил срочную, нас звали «шлангами»,  на соседней - «пингвинами», а  вот на этой «организмами». И все это от неистребимого флотского юмора  и, как там говорят, для полноты ощущений.
      - А заодно организуем    и призы, - развивает мысль Паша.  - В каждую сотню  по гайке. Кому попадет  на зуб, тому воблу.
      - Только бы это, не подавились, - с сомнением косится на него  заместитель. - Ты уж   согласуй это с доктором.
      -  Обязательно, - соглашается помощник,  - ну, так я пошел?  Озадачу интенданта.
      Заместитель  солидно кивает,   мы остаемся одни и я  ложу  ему на стол бумажку.
      - Это что? -  разворачивает он ее и близоруко щурит глаза.
      -  Да так, вроде частушек, почитайте.

      А слева молот, справа серп,
      Это наш советский герб,
      А хочешь сей, а хочешь куй,
      Все равно получишь  …

      -  Твою мать, так это ж махровая  антисоветчина! - наливается он краской.  - Откуда? 
     -  Мичмана после вахты поют, в семнадцатой каюте.
     -  Ну, я им курвам покажу, - шипит зам. - Получают  как министры и  такое ****ство. 
     Чуть позже я  иду назад, с бутылкой  минералки для дока и представляю, как он обрадуется.
     - О, боржом! -  экспрессивно восклицает  Саня, изымает у меня бутылку и бережно водружает на стол. - Шас заморозим и вечером дерябнем, - потирает руки.
      Я замечаю  на   кушетке  россыпь никелированных гаечек, беру одну и с интересом рассматриваю.
      - Тут заходил  Паша Малько, - кивает на нее Саня, -  ты в курсе, что они задумали? 
      - Ага, - киваю я, - в курсе.   
      - Что ж, психологически все верно, я лично «за». Щас продезинфицирую гайки а завтра приступим к апробации.
      - А  если кто подавится или проглотит, тогда чего?
      - Вырежу, -  решительно говорит  док, и я ему верю.
      Саня  по специальности хирург и страдает патологической страстью  ко всякого рода операциям. С год назад он  удачно вырезал в море  аппендикс  боцману, виртуозно вскрывает скальпелем   панариции и фурункулы и всегда активно ищет,  на ком бы еще попрактиковаться.
      - Ладно, я пошутил, -  угадав мои мысли, ухмыляется  док. -  Если что, они выйдут сами, потому как мелкие.
      Вслед за этим   извлекает из шкафа объемную зеленоватую бутыль с намалеванным на наклейке черепом с костями и надписью   «spiritus  us m», отливает немного в мензурку и  ссыпает  туда гайки.
      - Порядок, - бормочет  затыкает мензурку пробкой.  Затем убирает бутыль, натягивает на себя куртку, с надписью «начальник медслужбы»  на боевом номере и, прихватив мензурку и наш боржом,  насвистывая,  выходит из амбулатории.
      Спустя минуту чмокает дверь и  в проеме возникает   КГДУ-1*, капитан-лейтенант Вася Белякин.
      - Привет, Валер, ну и парилка, а где наш эскулап?  - кивает   на пустое кресло.
      -  Ушел к интенданту.
      -  Вечно  болтается по лодке, хрен  его поймаешь, - недовольно брюзжит  Вася.
      - А что нужен?
      -  Ну да, хотел после вахты позагорать.
      -  Так в чем вопрос,  давай, - киваю я на стоящий в углу кварцеватель.
      Саня переступает высокий комингс, стаскивает с себя всю одежду и, увенчав лицо зпщитными очками,  укладывается под аппаратом на кушетку.
      Я щелкаю  включателем,  помещение наполняется синим светом и в воздухе чувствуется характерный запах.
      - Озон расщепляется, лепота - сладко зевает Вася,  забрасывает руки за голову.
      - Ты ж смотри, не больше десяти минут, а то сгоришь, - киваю я на висящий над столом хронометр и перебираюсь в изолятор.
      - А представляешь, Валер, вот вернемся мы из автономки,  сдадим лодку и двинем всем экипажем в санаторий, в Крым, - мечтательно говорит Белякин. -  А там красота, синее море, пальмы и все такое.  Я надену белую форму, прицеплю кортик и  вечером на набережную. Закадрю самую красивую телку и в кабак.  Она конечно спросит,   откуда у тебя такой загар? А я - да так, отдыхал на Бермудах детка. Представляешь?
      - Ага, отвечаю я, - усаживаясь  на койку.- Представляю.
      - Ну а потом…,- бормочет Вася и издает  могучий храп.
      Я тоже  зеваю, приваливаюсь к переборке и   начинаю клевать носом.
Мне грезится Крым, пальмы и жующие траву   телки.
      - А-а-а! -  нарушает тишину  душераздирающий вопль, я вскакиваю, врезаюсь башкой  в верхний кронштейн  и впрыгиваю в амбулаторию.
      Там, в слепящем мареве,  носится орущий Вася издавая запах пригоревшего бифштекса.Я вырубаю кварцеватель и на мгновение слепну.
      Потом откуда-то возникает док, амбулатория сотрясается от матов и  в его руках извивается очередной желанный  пациент.
       Стонущему Васе дается чарка спирту, пострадавший укладывается на  кушетку, где густо намазывается  какой-то маслянистой гадостью.
       - Не ной! - сдергивает у него с   глаз   очки Саня, и мы заходимся в гомерическом хохоте.
      Под ними два пятна незагоревшей кожи и Вася  напоминает гуманоида.
      - КрасавЕц! - довольно  чмокает губами  док, - давай топай в каюту, завтра будем делать операцию.
      - Какую на хрен операцию? - пугается  каплей.
      - Пластическую, -  значительно изрекает Саня, - давай, давай, топай.
      На следующий день в старшинской кают-компании мы  дружно лепим пельмени. Здесь практически все свободные от вахты, радостные и оживленные.
      В центре, в громадном  алюминиевом лагуне накрученный кокшей фарш из двух сортов мяса - говядины и свинины, сюда же  мо мере надобности   его помощниками доставляются с расположенного рядом камбуза сотни аккуратно выдавленных  тонких кружков теста.  На них вестовые шлепают ложечками  начинку, а «док» впечатывает  в каждый сотый, выкупанную в  спирте гаечку.
      -  Хорошее дело пельмени, -  топорщит  казацкие усы зам, ловко залепляя очередное   гастрономическое чудо. - Только чебуреки лучше. ( Он родом из Баку и обожает кавказскую кухню).
      - А че такое чебуреки, товарищ капитан 2 ранга? -  интересуются сразу несколько моряков.
      -  Да те же пельмени, только вот такие, - распяливает он все пять пальцев.  - И их варят в кипящем масле.
      -  Это ж надо, - шмыгает носом кто-то из  мичманов. – Может налепим и чебуреков.
      - Не, - отрицательно вертит  бритой башкой кок. Там совсем другая технология.
      В обед в обеих кают-компаниях то и дело раздаются взрывы смеха. Вкусившие призовой металл  с гордостью демонстрируют его  вестовым и те вручают счастливчикам желанную воблу.
      Не обходится и без  юморных казусов. Механик давится одним из сюрпризов  и  его бережно отпаивают компотом, а встревоженный интендант сообщает о перерасходе воблы.
      - Ничего,  не обеднеешь, - довольно изрекает командир.  - На вот тебе еще одну гайку.  И все весело хохочут.

Примечания:
рундук - подкоечный шкаф для хранения личных вещей на корабле.
«дизеля» - дизель-электрическая  подводная лодка (жарг.)
«приписной» - офицер, мичман или матрос, приписанный к экипажу на время плавания (жарг.)
КГДУ - командир группы дистанционного управления
«кокша»  - ласковое название кока на лодках. Бывает и второе,  но матерное (жарг.)

Саргассово море.  Ноябрь 1980