Кинф, блуждающие звезды. книга 2. 27

Виделось мне, как дикари убивают своими серпами, оглушают свою жертву заскорузлыми от крови рукоятками, и сдирают своими отточенными лезвиями, похожими на серпы спутников в темном небе,  с убитых кожу…
От видения этого я упал на колени; это были не мысли и не чувства людей – это снова была неумолимая память земли; она рассказывала мне свои тайны, шептала, и всюду, всюду я снова видел эти серпы: выбитые ли на камнях, из которых дикари собирали свои хижины,  вырезанные ли на рукоятях топоров, нарисованные ли на лицах сажей…
Мой дар вновь подводил меня, и я, попав в плен к видениям, был беспомощен как младенец и одновременно с этим  обладал  знанием. Каким обладает, наверное, только Бог.
И это было зловеще.
Ур сцепился с неизвестным; это они визжали и шипели, катаясь в подлеске, посыпая друг друга отборнейшей бранью на родном им языке – да, да, они были соплеменниками! И при всей кажущейся хрупкости неизвестный не уступал Уру в силе и ловкости, а то и превосходил; теперь понятно, почему не Черный в первых рядах героев! С такими, как Ур и ему подобными, он бы не справился.
А оппонент Ура оказался противником серьезным.
Сверхлюди, они взяли много от животных, что давало им возможность выжить в условиях, в которых лично меня хватило бы на пару дней, и то если рядом не проползал бы голодный удав.
Незнакомец, верно, был одним из них – из этих голодных, толстых, хитрых удавов.
Казалось, его тело имеет суставы более подвижные, чем человеческие, и более прочные. Он выворачивался из рук Ура, как бы сильно тот не стискивал его, он бил – и бил с не меньшей силой, хотя и уступал Уру в габаритах.
- Белый! – орал Черный, вертясь юлой. Дикари наседали, неумолимо, страшно, Айяса высекала искры о серпы дикарей, и Черный отступал, отступал!!! – Белый!
- Сейчас, - бормотал я, на четвереньках выползая из кустов. – Я сейчас…
Впрочем, помощник из меня сейчас был никакой.
Тэсана лежала где-то в зелени, перед глазами качались  многочисленные призраки треклятых серпов,  а руки мои дрожали.
- Белый!!!
Ур налетел на неизвестного, и его угольно-черная коса захлестнулась вокруг запястья нашего недоброжелателя. Ур угрожающе трещал своей чешуёй и шипел, оскалившись. Незнакомец отвечал ему тем же самым с той лишь разницей, что чешуи на нем не было.
Наверное, Ур хотел хоть немного, хоть ненадолго, но сковать действия противника, выгадать время; но это не удалось ему. Неизвестный со странной для такого хрупкого существа силой стряхнул с себя наседающего Ура, и тот отлетел и ударился о дерево. На миг от удара он потерялся и упал; незнакомец резко обернулся к Черному – в голове моей вспышкой пронеслась его мысль, страшная и такая же омерзительная и неумолимая, как эти серпы.
Неизвестный хотел убить Черного.
Оторвав ему руку, он оставил бы его дикарям.
Черный был ему не нужен. Я ему был не опасен; с Уром он рассчитывал справиться после, сообща с дикарями, или даже в одиночку – он мнил себя намного сильнее Ура, да, возможно, так оно и было.
И он прыгнул на Черного.
Незнакомец двигался быстро, очень быстро.
В мозгу моем успела лишь мелькнуть мысль, что он тоже своего рода мутант, высшее существо, искусственное созданное исчезнувшей цивилизацией, и я не успею ни перехватить его, ни даже поднять свой меч, потерявшийся в траве, да и странно это – мне, неумехе, кидаться с железякой на такое быстрое существо, с которым даже Черный вряд ли успеет справиться…
Может быть.
Я не знаю.
Я не заметил, как и когда этот круглый скользкий плод оказался у меня в руке.
Удобно лег он в ладонь, тяжелый и плотный, как камень.
Наверное, он был еще не созревший…
На один мой вздох мир остановился, и я, что есть сил размахнувшись, метнул это странный арбуз в лохматый затылок незнакомца, который в стремительном броске уже тянул руки к Черному, и пущенный мной арбуз летел быстро, намного быстрее, чем умел двигаться неизвестный.
Если камень – оружие пролетариата, то арбуз – оружие лохов.
От удара плода о затылок неизвестного в разные стороны брызнули красные ошметки, и мне даже показалось, что  у неизвестного взорвалась голова.
Я попал очень удачно – прямо в основание черепа. Сверхчеловек, не сверхчеловек, а голова-то у него оказалась слабовата. И он в своем страшном броске, не достигнув цели, вдруг дернулся и завалился набок, сбив одного из нападавших на Черного. Второго тут же перечеркнула крест-накрест Айяса, и драка стихла.
Как Ур оказался рядом – я не заметил, лихорадочно отыскивая еще один метательный снаряд, потому что второй соперник Черного зашевелился.
Айяса быстро вонзилась в шевелящуюся кучу тряпок, и второй дикарь затих навсегда.
На поверженного моим арбузом неизвестного навалился Ур и заломил ему руку. Вопреки моим ожиданиям, голова у неизвестного не треснула нет, и он уже начал ворочаться.
- Говоришь – договориться не мог, а?! – зло шипел Ур, выкручивая незнакомцу руку так, что тот вынужден был искаженным от боли лицом уткнуться в траву. – Дикари?! Ссссщарт!
Последнее слово, как я понял, было ругательство, сказанное Уром на их родном языке. И означало оно нечто унизительное и гадкое.
Я, стоя как дурак, с бесполезным арбузом в руке, тупо смотрел на трупы дикарей.
- Как ты убил их? – только и смог спросить я.
- Ур их загипнотизировал. Как кроликов, – ответил Черный – кажется, он тоже был в легком шоке.
Незнакомец, крепко прижатый к земле, от досады и злости завыл что-то на непонятном нам языке. Из его зажмуренных глаз градом лились злые слезы.
- Ур! - выкрикнул он с ненавистью. Ур сильнее рванул его руку, вынуждая повернуться к себе определенным образом. Незнакомец, как я понял из спутанных обрывков мыслей Ура, действительно был сильнее Ура - «новая модель»,  - и кроме того на самом деле имел такие суставы, что его практически невозможно было взять на болевой прием, да и поймать так просто тоже невозможно; он легко выворачивался из любой хватки благодаря своей силе и необычной подвижности своих суставов.
Да только Ур все же не зря имел такую репутацию и биографию; и далеко не вся сила его заключалась только в мышцах. Ур был умнее.
Ур все же придумал, как обойти природу и сумел вывернуть руку незнакомца так, что все его гибкое тело свивалось в клубок, подобно змеиному, но вырваться неизвестный не мог.
- Ты кто? – спросил Ур, деловито скручивая извивающееся тело; со стороны действительно казалось, что он пытается обездвижить тело змеи, которое обвивает его руки. – Я не знаю тебя.
Пленник Ура, затейливо скрученный, затих.
- Зато я хорошо тебя знаю, – ответил он скосив на Ура глаза. – Сссщарт…
Ур усмехнулся и как следует придавил руки неизвестному.
Грязное ругательство не произвело на него никакого действия.
- Зед, - произнес он, глянув на меня, - принеси восемь крепких палок в локоть длиной и пару лиан посуше… распусти его лестницу! Она нам сейчас очень пригодится.
Неизвестный смолчал; он прекрасно понимал, для каких таких целей Уру понадобилось все вышеперечисленное, но снес это очень достойно.
Черный без слов ломанулся в подлесок, размахивая окровавленной Айясой. Я проводил его взглядом, и мне в голову пришло, что и он находится слегка под властью Ура… интересно, зачем Черного-то он одурманил?
- Затем, - назидательно произнес Ур, прочитав мои мысли, - что если бы он начал так отважно размахивать своим мечом, как он делает это обычно, я бы не имел возможности сейчас поговорить с этим господином. А мне это необходимо.
- Твой щенок, - высокомерно заметил неизвестный глухо (голова его по-прежнему утыкалась в траву), - не смог бы…
- Мой щенок, – перебил его Ур, - действовал в одну десятую от своих возможностей. Так что он отсек бы твой змеиный хвост еще до того, как я спустился на землю.
Вернулся Черный с охапкой палок, перемотанных высушенными растительными волокнами, из которых когда-то состояла лестница неизвестного. Да и палки, кажется, были когда-то её ступеньками.
Вид у Черного уже не был такой пришибленный, и он небрежно свалил свою добычу рядом с Уром.
- Скажи-ка, Торн, - произнес Ур,  взяв одну палку из груды, - как давно ты видишь свои сны наяву?
Я не ответил, наблюдая, как завороженный, за его работой по обездвиживанию противника.
Он, наверное, придумал, как упаковать неизвестного, уже давно. Я думал, что невозможно обездвижить змею, она вывернется, как её ни ухвати.
Но Ур создал просто чудовищный капкан из примитивной системы рычагов, скрепив их между собой лианами. Мы с Черным, вытаращив глаза и вытянув шеи, наблюдали за его действиями, благоговея перед мощью интеллекта, потому как из этого капкана, как ни верти, неизвестный не смог бы выбраться ни за что, несмотря на его феноменальную, невообразимую гибкость. Незнакомец оказался скрученным таким образом, что даже самая невинная попытка освободиться причинила бы ему адскую боль как минимум. Как максимум, он переломал бы себе кости рук, ног или шеи.
Неизвестный, несмотря не то, что операция эта наверняка причиняла ему боль, снес её на удивление спокойно и даже с достоинством. Он не мог не понимать, что Ур может просто бросить его здесь, беспомощного, на растерзание этим же дикарям, но ни звука не произнес.
Ур уселся рядом со своей жертвой, привалившись к дереву спиной.
Видно, схватка здорово вымотала его.
Мы с Черным последовали его примеру. Сдается мне, разговор у нас будет серьезный, ведь не спроста же Ур так запросто расселся посреди леса, из которого так рьяно собирался вырваться еще полчаса назад…
- Так что насчет твоих видений? – повторил Ур, отряхивая ладно от древесного мелкого мусора. – Как давно это с тобой?
Я пожал плечами.
- Приступы случаются у меня с тех пор, как я попал сюда, - ответил я.
- То есть, на родине, в стерильных условиях, этого с тобой не происходило? – подвел итог Ур.
Неизвестный, которого Ур не потрудился даже усадить, тревожно сверкал глазенками откуда-то из травы. Забавное это было зрелище, доложу я вам!
- На родине нет того, что есть в этом мире – магии.
- Магия тут не при чем, - возразил Ур, заметно повеселев. – Эге-гей! Теперь-то я знаю, как мы выпутаемся из этой маленькой неприятности! Ты понимаешь, о чем я говорю?
Незнакомец смолчал, но молчание его было этакое… вызывающее. Казалось, даже молча он спорил с Уром.
- Да-а-а, - протянул меж тем Ур, внимательно глядя в мое лицо. – Я не ошибаюсь, и ты это знаешь, не так ли? Он – именно то, о чем я думаю! Ты ведь слышишь его мысли, Торн, не так ли?
- Невозможно, - сквозь сжатые зубы прошипел незнакомец. Лицо его, красное от злости, было искажено страшной гримасой ненависти. Увы. Это единственное движение мускулов, которое он мог себе позволить.
- Не понимаю, - Черный слегка напрягся. – Это вы о чем?
- О таланте твоего друга, - ответил Ур. – Разве ты не знаешь, что он немного не такой, как все?
- Знаю, - ответил Черный вызывающе. – И что?
- Дело не в магии, на которую вы все списываете. – ответил Ур. – Магия – если она существует, - это всегда влияние извне, чья-то злая или добрая воля. Твой друг не подвластен чьей-либо воле. Он обладает уникальным даром, - Ур многозначительно постучал по голове пальцем, - и более ярко выраженного таланта я еще не видел.
Неизвестный завозился в траве, но тут же с ругательствами затих. Ур бросил на него презрительный взгляд и вновь глянул мне в глаза.
- Значит, дома, в стерильный условиях, - Ур словно сам с собой говорил, и глаза его странно блестели, - твой талант никак не проявлялся… Тааак! Вначале я было подумал, что ты банальный телепат, на таких уже и внимания никто не обращает...
- Да о чем ты? – завопил Черный.
- Твой друг – расчетчик, такой же, как и Айрин, - ответил Ур. – Только более талантливый. Его талант никто не развивал – может, оттого, что проглядели, а может, оттого, что на вашей родине никто не слышал об этом даре… пока.
Я упрямо помотал головой.
- Я понял, чем занимается Айрин. Она просто высчитывает возможности, она статистику просчитывает! А то, что происходит со мной, не иначе как колдовство.
Ур молчал, но его глаза смеялись.
- А иначе как объяснить то, что я творил? – я разволновался отчего-то. Наверное, мне показалось чудовищной одна только мысль о том, что все, что до сих пор происходило со мной – это все я делал, а не некая волшебная сила… - Я точно рассказал наоргу о его короле, имя которого никто не помнит уже! Откуда я мог узнать о древней тайне? От единого моего слова умер человек! Я просто сказал – а он просто умер! А ночной бег?! Ты ничего не знаешь! Я за одну ночь преодолел расстояние, которое мы на лошадях прошли за несколько дней! Я с точностью до шага угадал место, где я встречу этого человека – и ты говоришь, это не магия?!
- Мозг, - Ур торжественно и многозначительно указал на голову вновь.
Я сидел, обалдевший, ничего не понимая.
- Но как?! – только и смог выговорить я.
- Твой мозг – это как совершенный компьютер, - ответил Ур. – Ты же наверняка знаешь, что люди не используют и десятой доли своего потенциала. Так вот ты используешь его намного больше, чем любой рядовой из ныне живущих людей. И то, что ты принимаешь за магию, всего лишь химия.
- Не понял.
- Все просто. Твоя голова, подобная компьютеру, постоянно обрабатывает информацию. Постоянно. Она не может не делать этого. Твое обоняние улавливает запахи; твои глаза считывают информацию со всего, что ты видишь; твои пальцы считывают информацию со всего, что ты трогаешь, чего ты просто касаешься. У тебя обостренное обоняние, и достаточно и одной молекулы, витающей в воздухе, которая затем нечаянно попала в твой любопытный нос, чтобы ты уловил запах и запомнил его. Картина мира для тебя – это всего лишь гамма химических реакций, которые проходят у тебя в мозгу. Иными словами, на каждое явление, о котором ты слышал, которое ты видел или ощущал, у тебя собрана целая коллекция признаков. Кровь ассоциируется у тебя с определенными запахами, цветом, событиями… ты мгновенно выдаешь всю информацию, все картинки, все формы, все ощущения и запахи, которые связаны с этим словом, - Ур опустил руку и горстью ухватил землю, влажную, черную, жирную, перепутанную корнями растений, - а твоему мозгу только достаточно отсеять лишнее, и вот он выдает тебе точное описание того, что случилось.
- Но как можно было угадать смерть этого человека? – встрял нетерпеливый Черный. Я рассказал вкратце историю про конец Ордена и смерть посланника Ордена, и Ур усмехнулся.
- Вот как раз в этом нет ничего сверхъестественного, - ответил он. – Все очень просто.
Пролетая над землей с Драконом, ты моментально запомнил местность. Твой мозг фиксировал ландшафт, все до мельчайших подробностей; горные еле заметные тропки, перевалы, удобные и проходимые для путника, просеки. А потом он лишь выдал тебе результат – он выдал тебе максимально короткий маршрут и скорость, с которой ты должен двигаться, чтобы как минимум пересечься с этим человеком.
Одновременно с просчетом маршрута твой мозг решал задачу и о том, где может находиться этот человек в данный момент. Это сложная операция – из десятков запахов людей, находящихся в доме, ты вычленил тот единственный, который не принадлежал никому.
Затем, по концентрации молекул этого запаха в воздухе, ты рассчитал время, которое прошло с тех пор, как он дом покинул. Ты учел примерную скорость, с какой способен двигаться мул, и рассчитал скорость, с которой должен был двигаться сам, чтобы догнать по рассчитанному пути этого человека. Ты говорил, что был в трансе, когда бежал? Это просто твой разум отключился, чтобы не повредиться, потому что бежал ты, действительно, очень быстро. Так, как велел тебе твой мозг – а сдается мне, ты нечасто бегаешь быстрее, чем может ехать гоночный автомобиль. Но мозг твой велел твоим мышцам сокращаться именно так – и ты сделал это.
По этим же молекулам, что унюхал в доме, ты составил примерный портрет этого человека – да, да, ведь у разных рас и наций обмен веществ идет по-разному, не так ли? Тело синтезирует разные белки, и с возрастом их синтез меняется. В твоей голове мгновенно прошел сложный анализ, такой, на который в хорошей лаборатории понадобилось бы много времени.
Ты догнал его; зрительно и обонятельно сканируя этого человека, ты, во-первых, убедился, что это он, а во-вторых оценил степень его изношенности, так сказать. Ты напугал его; наверное, твое обоняние тут же уловило небольшой выброс адреналина в кровь, из-за которого на коже человека выступил пот. По запаху пота ты вычислил все заболевания, которыми страдает этот человек. Он был очень стар, как ты сказал, и, думаю, что и болезней у него было предостаточно. Наверное, у него было больное сердце или же предрасположенность к инсульту. Ты начал говорить с ним – думаю, что и набор фраз, которые ты сказал ему, твой мозг просчитал заранее, и ты, говоря их, прислушивался к его реакции, к биению его старого сердца, принюхивался к его горячему поту, к шуму крови в его старых сосудах. Каждое твое слово особым образом воздействовало на него; а по состоянию его ты ориентировался в том, что тебе нужно сказать дальше, чтобы усилить тот губительный эффект, который ты на него оказывал. Возможно, ты как-то воздействовал на его мозг. Но, так или иначе, а ты довел его до инфаркта. Ты не предсказывал его – ты его создал, основываясь на той информации, которую считывал с тела этого человека. Все просто.
В голове твоей хранится много информации, - он показал мне комок земли в своей ладони. – Ты увидел эти полумесяцы в своих видениях, так? Хотя нигде их раньше не видел, да и слышать о них тебе едва ли приходилось. Так?
- Ну, так, - согласился я.
- Полумесяцы – это своеобразное изображение божества этих людей, - пояснил Ур, тиская землю в ладони. Она  рассыпалась, пачкала его пальцы. Земля как земля. – Культ его зародился давно. Тогда, когда произошла катастрофа. Люди – те, что не ушли в Систему, - остались здесь, на поверхности земли. Думаю, это были мародеры и преступники (кажется, ты и об этом кое-что знаешь?). Их никто не пришел бы спасать. Им неоткуда было ждать помощи и надеяться было не на что. Единственной их надеждой на спасение был Торн. Он прикрывал их землю от губительных лучей и как-то сдерживал радиацию. Они годами смотрели на его темный диск, принимающий на себя удары космоса, и молились, молились лишь о том, чтобы он не двигался с места. Радиация все же достала их, и они мутировали – в тех существ, которых ты сейчас видишь. Но все же они остались живы. И до сих пор в них живет суеверные страх и поклонение спасшему их Торну. Они везде и всюду изображают его спасительный диск; они сделали себе оружие, похожее на него; и во славу его они льют кровь. Об этом тебе рассказала земля, её запах. Запах страха и смерти. Запах безумия.
Так же эти люди активизировались именно в то время, когда Торн максимально прикрывал их землю от вредного излучения. Днем его темный полумесяц хорошо был виден на небе.
В эти дни (определенные дни месяца) люди эти активизировались. Они активнее охотились, жизнь их была наполнена событиями. В эти периоды земля претерпевали некие изменения; люди вытаптывали траву, загоняя жертвы, заготавливали кожи, изготовляли одежду, вымачивали кожи в горячих источниках. Все это превратилось в своеобразный цикл; и ты, всего лишь раз увидев это место, вдохнув его запах, сразу понял все это, и с чем связаны эти перемены – тоже. Ты великий талант, Торн. Среди расчетчиков редкость такая скорость в расчетах. В тебе есть только один минус – при расчетах ты виснешь, как любой из компьютеров, и выпадаешь из процесса. Это плохо.
Незнакомец, лежа в траве, зашелся в злорадном клекоте.
- Думал, обзавелся компасом? – язвил он. – Думал, сможешь так просто выбраться ? А нет!
Ур уничтожающе глянул на него.
- Отчего нет? – преспокойно спросил он.
- Да потому нет, – все так же злорадно отвечал незнакомец, - что даже если тебе и повезло, и ты нашел этот талант, ты не можешь им воспользоваться! Расчетчиков готовят годами. Таких талантов я не видел еще, но и его пришлось бы готовить долго… чтобы избавить от зависания! А где ты возьмешь препараты, чтобы стабилизировать его стихийные прогнозы? Нету у тебя их! Изготовление расчетчика в кустарных условиях, без препаратов, невозможно!
 – Забыл разве, кто я такой? – ответил Ур. - Я – врач, ученый. Я сам не только готовил эти препараты, но и выводил формулы новых, более эффективных. Почему ты думаешь, что я не смогу приготовить один из них сейчас?
- Приготовить-то ты, может, и приготовишь, - злорадно отвечал незнакомец, – да только кто даст тебе их применить?! Это же не курсант-расчетчик! Он не подчиняется тебе, как баран, не раскроет послушно и бездумно ротик, чтобы ты влил в него отраву и превратил его в мутанта! А твой бравый Зед отрубит тебе руки, которыми ты попытаешься причинить его другу вред!  - и он зашелся в зловещем хохоте, хоть это и причиняло всему его телу боль.
- Да? Не раскроет бездумно? После того, как бездумно подставил руку Дракону, и то влил в него свою кровь? – усмехнулся Ур, кивнув на мою руку с красочной предательской татуировкой, выглядывающей из-под задравшегося рукава.  – Он уже мутирует. Кровь Дракона, насколько мне известно, усиливает в человеке его наиболее приоритетную склонность. А значит, Торн – самый совершенный расчетчик, который только существовал когда-либо. Ну, или станет им в скором времени. И закончить процесс обращения после Драконового вливания будет в тысячи раз быстрее.
Черный вскочил, закусив от злости губу. Лицо его пылало.
Его до чертиков злил этот научный треп и то, что эти двое спорят о том, что они хотят сделать со мной – точнее, они оспаривали само право распотрошить меня себе во благо, совершенно игнорируя тот факт, что я-то сижу рядом и все это слушаю.
Черный хотел тут же расставить все точки над i.
Ему, как обычно, были до задницы оба этих высших существа. И их могучий разум напару с высокомерным интеллектом не внушали ему суеверного трепета. Он хотел разрешить проблему так, как её обычно решали варвары - огнем и мечом. Чтобы они оба заткнулись, и подавились своими расчетами, планами и играми!
А мне не было обидно.
Совершенно не было обидно, хотя эти двое и делили меня, как нечто неодушевленное.
Просто сейчас, с потоком той информации, что выдал мне Ур, в цепочке ассоциаций и фактов, из которых состоял этот мир, стало куда меньше белых пятен.
Я понимал сейчас все ярче и четче, чем когда-либо.
Эти двое знали, что я  расчетчик. И что я из себя представляю - они тоже знали.
Они не пытались меня обмануть; напротив – оба они говорили правду, зная, что я почую ложь и накажу лжеца.
Они затеяли игру разума, стараясь каждый перетянуть меня на свою сторону.
Неизвестный выигрывал свою жизнь и жизнь Ура в придачу.
Ур – Ур выигрывал свою жизнь и свободу.
Я потянул Черного за руку и заставил его сесть. Он с удивлением посмотрел на меня, но я ему ничего не ответил. Наверное, он понял меня без слов.
- Послушай меня, - незнакомец оживился, увидев, что я прислушиваюсь к их с Уром спору. – Идем со мной! Тебя ожидает поистине великое будущее! Ты со своими данными станешь вершить судьбы мира, и не этого задрипанного вонючего срача, и даже не своего, скучного и стерильного, а нашего! Ты не будешь дрянным образцом великого неудачного эксперимента на людях за номером таким-то, ты будешь жить! Свои способности ты сможешь подарить людям, и их будут использовать по назначению, и ценить станут, очень высоко!
- Что за фигню ты несешь! – рявкнул несдержанный Черный. – В том месте, где мы родились, в отличие от вашей Системы, не проводят эксперименты на людях – а у вас они в моде, как я посмотрю! Да и кто тебе сказал, что захочет, чтобы его использовали?
- Да? В самом деле? Не хочешь? – неизвестный рассмеялся. – Да вы все живете только для того, чтобы вас использовали! Да, да!
На вас проводят самые чудовищные эксперименты, какие только возможны – точнее, вы сами их на себе проводите, добровольно. А тот, кому это нужно, смотрит на вас и просто записывает результаты…
Скажешь, нет? А я докажу, я докажу!
Какая идея движет вашим миром?
Что вы строите, к чему стремитесь?
Ни к чему! Всяк идет своим путем, скажешь ты, и старается во благо себе – только благо-то это на всех одно!
Все заняты собою и собственной задницей.
Ваши женщины помешаны на красоте – точнее, на том образе, который считается красивым согласно общепринятой моде.
Если раньше красота была делом случая, и отпускалась господом богом единицам, и напоминала выигрыш в рулетку, то теперь она общедоступна. Ваша наука и медицина позволяют всем подряд натянуть на себя соответствующую оболочку!
А какой ценой?!
Женщины морят себя голодом, чтобы подходить под общепринятый стандарт – хотел бы я глянуть на того, кто это стандарт придумал?! Не говори мне ни слова о здоровом образе жизни, потому что этот образ жизни давно стал вреден и даже опасен для здоровья. Бесконтрольное голодание приводит к истощению.
Обманывая природу, женщины увеличивают некоторые параметры своего тела; с физиологической точки зрения, таким образом самки издревле приманивали самцов. Но! Какое потомство даст изможденная самка?
Если в этой гонке за красотой что-то пойдет не так, врачи искромсают и перекроят тела; вот и готова обманка! Особь с генотипом и фенотипом, противоположными диаметрально.
Ваши мужчины наращивают себе ненастоящие, слабые мышцы. Они огромны, мышечные волокна в них разрушены, как истрепанные, изжеванные нитки. Свои гормоны, свой темперамент они тратят не на продолжение рода и не на ухаживания за женщинами, о, нет!
Они растрачивают все это – молодость, время, здоровье, - чтобы вырастить гору бесполезного мяса. Они колют себе вещества, от которых  нарушается обмен их веществ, но растет мясо. Как у цыплят-бройлеров.
Все без исключения люди все свое сводное время убивают в спортзалах.
Все лепят из себя нечто, потому что все хотят быть красивыми!
Красота – это просто! А спроси у них, зачем это нужно?
Зачем нужны изможденные женщины и надутые мужчины?
«Для того, чтобы быть востребованными», «для самореализации»…
То есть, все это – для того, чтобы оправдать свое существование? Это все – кому-то требуется?
Что? Ты хочешь сказать, что востребован? Тогда почему ты сейчас сидишь передо мной в костюме варвара, в меховых рукавицах и в сапогах из вонючей кожи? Не потому ли, что рад был сбежать оттуда, где требуется то, что не требуется тебе?!
Ха!
Требуется, требуется. Только не худые и огромные – такие у вас сейчас все, - а то, как этого достигают. Статистика, динамика. И все вы востребованы как образцы под номером таким-то, каждый в своем роде эксперимент…
Ты говоришь, что нет экспериментов.
А что это, если не огромный эксперимент?
Эксперимент на выносливость – долго ли можно протянуть без еды? Как долго можно изнурять свой организм большими нагрузками, и где предел?
И какое потомство дадут эти особи – измученные этими бесконечными экспериментами, да еще и видоизмененными настолько, что невозможно здоровую особь отличить от больной, ущербной?
И даже информацию не нужно собирать – жертвы этого огромного эксперимента сами напишут о своих страданиях и о сроках проведения этого изуверского эксперимента в своем электронном дневнике, и разложат все это по полочкам и рассортируют по датам для удобства переваривания всего этого ужаса для Того, Кто Все Это Затеял!
Я же тебе предлагаю стать именно Тем.
Тот Кто Все Это Затеял – он вертит миром, как пожелает. Он говорит о том, что красиво и что правильно. Он направляет толпу, он вдохновляет её и дает ей смысл в жизни.
Без этого направляющего люди не знают, зачем они живут.
Сейчас в твоем мире никто этого не знает, и потому бесцельно прожигает время в каторжном труде или же изнуряя себя всеми перечисленными ранее способами – что впрочем, тоже каторжный труд. Тот, Кто – он ленив. Или глуп, потому как не умеет направить людей в нужную сторону. Или жаден – а ты как думаешь?! Он создал нечто, некий продукт, но вот беда – он подходит для очень ограниченного круга людей. А продукт надо продать, и нажиться на этом. И потому всех людей начинают обстругивать таким образом, чтобы продукт был им впору. Всем в пору!
Ты же можешь отвлечь людей от тупого потребления того дерьма, что им совершенно не нужно.
Ты умный; и в тебе еще сохранился интерес к жизни. Ты еще умеешь радоваться ветру и дождю – это такие малости, но ты еще помнишь, как это приятно!
Люди этого уже не помнят.
Люди хотят престижа. Они добровольно запирают себя в четырех стенах и работают, чтобы жить лучше – работают до тех пор, пока не становится поздно.
Ты можешь это остановить.
Все в твоих руках!
А Ур – Ур хочет только одного: спасти свою шкуру. Удрать.
Он сделает из тебя тупой компас. Я знаю, он хочет накачать тебя своим варевом, и сделать кустарным способом расчетчика из тебя… не соглашайся! Он может допустить ошибку, и изменения в твоем мозгу будут необратимы. Ты станешь работать на пределе своих возможностей – так же, как и все остальные, которые желают быть востребованы и которые предоставляют свои тела для любого эксперимента, который взбредет в голову Тому, Кто, - а потом, когда он с твоей помощью выпутается из того дерьма, в которое встрял по своей вине, он кинет тебя. И ты сломаешься, как любой кустарный компас. И погибнешь – так же, как и все остальные.
Выбор за тобой!
Я молчал; в голове моей откладывалась информация.
Я знал, что Ур нарочно дал выговориться этому человеку – и этот человек не врал. Он верил в то, о чем он говорит, хотя бы потому, что был причастен к большинству мерзостей, о которых так горячо рассуждал и к которым склонял меня. Ур, впрочем, тоже был причастен к ним же, и оба они знали манящий вкус неограниченной власти не понаслышке.
Но вот в чем соль: незнакомцу этот вкус не надоел, и был по прежнему манящим. Ур же больше не желал его пробовать.
Не знаю, почему.
Возможно, оттого, что он хорошо знал так же и вкус боли, которую можно причинять подобными экспериментами.
О, да! Он же был врачом. И очень умным человеком – а значит, знал, куда надобно нажать в человеческой душе, чтобы  оставит глубокую рану. Знал он и то, как доставить человеку неземное блаженство – а именно: подарить ему смысл жизни и иллюзию нужности обществу. И мог бы делать это, пребывая в любви и поклонении. Но и это его не прельщало – а может, ему просто было лень осчастливливать недалеких соплеменников таких нехитрым способом.
Но было в нем что-то от Дракона. От того существа, которое однажды отведало чужой страх и страдания, и ни за что не хотело их больше пробовать.
Ур все правильно рассчитал; сдается мне, он сам принимал эти препараты, чтобы хоть немного, но приблизиться к таланту расчетчика.
Я не поверил бы настолько в рассказ самого Ура, который в своем высокомерии предпочел бы гордо отмолчаться в ответ на язвительные вопросы, как я поверил в горячечный, полный соблазнов и роскошных предложений рассказ неизвестного.
Ур честно раскрывал карты и предлагал мне самому сделать выбор.
Бесспорно, он мог меня обманом или силой выпить свое снадобье – тут не спасли бы ни сила Черного, ни моя прозорливость, у Ур-то придумал бы, как провернуть это дельце.
Но он не стал делать этого.
Он стремился к свободе – так отчего же ему лишать этой самой свободы кого-то другого?
Неизвестный лежал в траве, сверля меня умоляющим взглядом. Ур сидел рядом, сложив руки на коленях, и ждал. Черный таращился на меня – у него голова кругом пошла от той речи, что толкнул тут соблазнитель.
Все молчали и ждали что я скажу.
И я сказал.
- Мы пойдем через Озеро,  - сказал я. – С Уром. Иди, вари свое снадобье.
Неизвестный от злости заскрежетал зубами и завопил ругательства на своем языке, непонятном мне.
Ур поднялся, отряхнув штаны.
- Тогда мне нужен помощник,  - он глянул на Черного, и тот подскочил все так же удивленно таращась на меня. – Я научу тебя всему, что сам знаю. Не беспокойся; это займет немного времени благодаря тому, что и я, и твой друг кое-что смыслим в устройстве мозга. Теперь я точно уверен, что мы выйдем.

12. ПУТЬ ДОМОЙ; СЫВОРОТКА УРА.
 - Тебе не удастся сделать из него компас,- зло шипел неизвестный. – Не удастся! Ты можешь только погубить его, влив ему медиатор… а для синтеза стабилизатора у тебя нет условий! Ты, юный дурачок,- неизвестный вновь расхохотался, - дал согласие на то, чтобы этот негодяй искалечил тебя! Он вынесет тебе мозги, и ты останешься идиотом!
Ур снисходительно и спокойно смотрел на врага, связанного, корчащегося от боли, еле возящегося в траве.
На губах его играла спокойная улыбка.
-  Ты уверен? – произнес он так высокомерно, что неизвестный расхохотался – так нелепо, напыщенно и жалко одновременно выглядел этот вопрос.
Затерянный в диком лесу человек, без инструментов, – что он мог сделать?!
- Уверен ли я?! Да, я уверен!
Незнакомец смотрел на Ура, скосив глаза, потому что повернуть голову у него не вышло бы. Но его взгляд был взглядом победителя – несмотря на плачевное положение.
- Я уверен! – шипел он сквозь стиснутые от боли зубы, яростно сверкая глазами. – О, я в этом абсолютно уверен! Что, ты хочешь сказать, что ты припрятал стабилизатор, когда удирал? Да брось ты! Ты же знаешь, что со временем он распадается! Ты осмелишься ввести его человеку?! Не зная наверняка, какие звенья уцелели? А какие нет? И ты доверишься расчетчику, который станет рассчитывать ситуацию, полагаясь лишь на частичные усиления?!
На лице Ура появилась улыбка – скорее, тень её. Кажется, Ур узнал этого человека, и воспоминания  эти были не самыми добрыми.
Ур очень хотел убить этого человека.
Он не хотел причинить ему боль, чтобы в душе неизвестного поселился страх, и чтобы он больше не смел говорить все то, что говорил сейчас.
Ур не любил причинять боли. Для него пытки были противны, и он старался не делать боли ни как врач, ни как враг.
А вот убить…
Уничтожить, задушить, сжав горло в руке, чтобы вывалился язык, который мелет всю эту глупую веселенькую чепуху. Ничтожно, глупое создание, узколобое, ничего не смыслящее, и пытающееся чем-то напугать, что-то доказать…
Смешно; и противно – невыносимо слышать этот высокомерный треп. Да-а,  мозгов-то, которые могли бы составлять хоть какую-то ценность, в этой голове нет, думал Ур с усмешкой. Бесполезное насекомое, которое ползает под ногами и мешается.
Ур, несомненно, знал этого человека.
Я почувствовал тени воспоминаний, пронесшиеся в голове Ура, которые он лишь слегка пригубил, чуть-чуть допустив в свои мысли, и пренебрежительно поморщился – а, так это же он!
Ур работал с ним вместе. И люди, на которых они работали, считали неизвестного достойным, ценным ученым. Самым лучшим.
Но Ур был иного мнения.
Ур смотрел на него свысока – и, думаю, у него были на то веские основания!
Ур глянул на меня – в конце концов, подумал он, вреда не будет. А расчетчик должен полностью доверять своему создателю.
И он раскрылся передо мной. А я присел, пораженный увиденным, благоговея перед мощью его интеллекта.
- Господи Боже, - только и смог промямлить я.
В мыслях  Ура не было не гордости – хотя ему было чем гордиться. Не было высокомерия – хотя он с презрением думал о своем недруге. Для Ура это было – обычно.
И из того нескончаемого потока информации, который тек из мозга Ура в мой, и расцвечивал мои мысли разноцветными вспышками, я все же сумел выхватить основное.
Ур работал врачом, и вся его деятельность сводилась именно к тому, чтобы синтезировать эти вещества – медиаторы и стабилизаторы, для самых различных применений.
Для ускорения регенерации; для усиления сигналов, которые шли от нервных окончаний к мозгу; для расширения возможностей самого мозга…
Те разработки, которые вел Ур, и которые он так блистательно спер, ударившись в бега – он подумал об этом с усмешкой – они были очень важными и настолько невероятными, что никто другой больше не смог повторит ни единого опыта из тех, которые делал он.
Он работал с наннерами – крохотными роботами, которые, собственно, и собирали медиаторы и стабилизаторы. И то, и другое по сути своей было белком, но таким,  какой человеческое тело синтезировать не умеет. Наннеры собирали медиаторы в лабораторных условиях, вне человеческого тела. Потом их и медиаторы вливали в кровь к человеку, и они доставляли медиатор на место, где он делал свое дело, а сами наннеры погибали. Этого вещества было достаточно, чтобы либо разбудить, либо усилить имеющиеся в человеке способности, усовершенствовать функции тела, активизировать неиспользуемые части мозга.
Ур же хотел, чтобы эти процессы в организме человека шли непрерывно. Для этого наннеры, введенные в человеческий организм, не должны были умирать.
Он хотел научить наннеров собирать себе подобных.
И у него это вышло.
Как завороженный, смотрел я на тело Ура, которое, просвечиваемое моим взглядом насквозь, казалось черной бездной; и в этой бездне жили, носясь хаотично, на первый взгляд, миллиарды крошечных разноцветных звезд.
Те, что были синего ослепительного цвета, трудолюбиво собирали ткани Ура – от недавнего ранения и следа не осталось! Словно его и не было никогда! Вот почему и рана Айрин затянулась так быстро…
Те, что вспыхивали белыми вспышками, пробегали по коре мозга и стекали вниз, в разные стороны по ходу нервов. Желтые метались в глубине головы, зеленые вспыхивали редкими отдельными вспышками в различных частях его тела. И я смотрел, как завороженный, как они носятся, деятельные крошки, как загораются яркими вспышками в кончиках пальцев его поднятой руки… Как они плодятся, повинуясь его приказу – сигналу его мозга! И это было просто невероятно.
Он был – целой Вселенной для этих механических веществ и своеобразным киборгом.
Природа не наделила его ничем особенным, кроме необычной внешности, и это был скорее минус.
Но благодаря своему острому уму он смог стать тем, кем он был сейчас. И наннеры поддерживали эти его способности постоянно.
И он такой был один.
Он не оставил ни записей, ничего из своих разработок. Кто-то знал, что его опыты увенчались успехом, и кое-какие свои работы он все же предоставил миру, но это уникальный симбиоз он оставил при себе.
Вот почему Система так сильно хотела заполучить его.
Хотя, разумеется, никто даже помыслить не мог, что именно он изобрел.
«Организм человека – это вся система элементов, - думал Ур. – В нас есть все, что необходимо для синтеза. Я научил их синтезировать различные участки медиаторов и стабилизаторов, а потом стаскивать их в определенное место. Для этого пришлось отладить и обмен веществ, но это не повредило мне. Вот и все».
- Я синтезирую их здесь, - произнес Ур, ухмыляясь.
Неизвестный зашелся в смехе, перемешанном со вскриками боли.
- Здесь! – стонал он. – Здесь! Где ты возьмешь наннеров? Ты и наннеров вынес? Наверное, в коробочке, положив в карман!
Ур презрительно скривил губы. В его голове снова промелькнула мысль о том, что это ничтожное существо никогда не стало бы хорошим ученым, потому что даже думать, мечтать оно боится. Какое посмешище… так примитивно мыслить!
- Все, что мне нужно, - отчеканил Ур, - я синтезирую в себе. Наннеры в моей крови.
Неизвестный затих в траве так внезапно, словно некто отсек ему голову и перерубил горло, изрыгающее хохот. Я подумал, что его кондрашка хватила.
Нет, не хватила; однако, он был близок к этому.
Лицо его побагровело, и мелко дрожало каждой своей мышцей, глаза налились темной кровью, и  из оскаленного рта вырывалось рычание.
- Так вот как ты их украл! – взвизгнул он. – Вот как ты их вынес!
Ур покачал головой:
- Украл? – спокойно произнес он. – В свете моего последнего признания давай рассмотрим это немного иначе: все разработанные мной наннеры теперь части моего тела. И говорить в этом случае о воровстве просто глупо.
Черный повалился в траву и зашелся от хохота.
- Вот это фикус-пикус! – простонал он. – Что, сожрал, змеина?
Ур, гордо подняв голову, улыбался. Он торжествовал; я знал – Ур хотел подарить ему жизнь, отпустить с тем, чтобы он с позором вернулся в Систему и рассказа там, что Система  её многовековой мудростью, с её наукой и техникой, уже вчерашний день. Он, тот, кого Система выбраковала и хотела исследовать, распластать как лягушку и  выкинуть – он на ступени выше. Он – уже день завтрашний, и за ним будущее.
Ур перевел взгляд смеющихся глаз на меня.
- Идем, - проговорил он. – Нам нужно подготовиться. Ты – да и я тоже, кстати, - должен быть абсолютно здоровым перед вакцинацией.
- А с этим что? – спросил Черный, презрительно ткнув носком сапога неизвестного в бок. – Оставим его тут? Вернутся дикари и сожрут его, - кровожадно предложил он свою версию утилизации ненужных типов.
Неизвестный, несмотря на такое жестокое предложение, выглядел абсолютно преспокойно. Ур внимательно посмотрел на него, словно бы читая его мысли но я опередил его с ответом.
- Они не сожрут его ни за что, - произнес я, ощущая знакомый приступ ясновидения – теперь, думаю, это было уже немного управляемое мной действие. Воображение моё, отпущенное на волю, рисовало мне лабораторию – вообще-то, это было идеально чистое, белое помещение, и инструменты из ослепительного пластика мне были не знакомы, и я не знал их применения, но все же некоторые из них рождали в моей голове некие ассоциации с медициной.
Неизвестный рисовался мне бледный и слегка изможденный; к его руке был присоединен катетер, и в кровь его вливалось некое вещество…
Этого вещества в него вливали много!
- Он выделяет такой запах, от которого дикари на подсознательном уровне чувствуют к нему отвращение как к пище, – произнес я. – Благодаря этому он и выжил среди них. Посмотрите кругом – он же тут долго живет, а ни дома толкового нет, чтобы укрыться от них, ни инструментов, ни оружия. Он с ними сговорился, и они охотятся для него. А он, – эта мысль пришла мне в голову случайно, и я ужаснулся ей, и мне смертельно захотелось хотя бы метнуть в неизвестного арбузом, - он скармливал им всех путников, которые забредали к нему сюда! Всех свидетелей, которые хоть кому-то могли бы проболтаться, что видели здесь человека, который сумел выжить среди местных!
- Тварь какая, - Черный побагровел от злости. – Дайте я его убью!
- Нет, - твердо ответил Ур. – У него в крови есть сыворотка. Мне она нужна. Я научу наннеров синтезировать её. Пригодится.
Слава Богу, неизвестный был худощав!
Ур сказал, что нам нужно дойти до Парящих Прудов – до серных источников, расположенных немного дальше от поселения.
- Там горячее вода и концентрация солей в ней выше. Зараза вымрет наверняка, - так он пояснил необходимость нашей передислокации.
Неизвестного – впрочем, Ур нам его представил, кинув коротко: «Ультур», - мы, как убитого зверя, привесли на крепкий шест, за концы которого взялись Черный и Ур. Мне доверили нести поклажу – мою книгу, Уровы медицинские инструменты, увязанные в узелок, и катану Черного.
Черный, прикинув тяжесть, с сомнением покачал головой.
- А далеко идти? – спросил он. - Тяжеловато будет…
- Нет, не далеко, - ответил Ур. – В сторону  его логова, и чуть-чуть дальше.
Незнакомец – Ультур, - зарычал от злости.
- Ты хочешь показать им Парящие Пруды? – прошипел он. – Наши Парящие Пруды?!
- Успокойся, - ответил насмешливо Ур. – Теперь это всего лишь старые развалины. Это место уже ничего не значит. Его нет резона скрывать.
Однако у Ультура был на то свой взгляд; я не мог разобраться толком в той гамме чувств и мешанине мыслей, что овладели им, но одно было ясно: Ультуру это место было дорого, почти священно, и он впадал просто в ярость, граничащую с исступлением, от одной мысли о том, что кто-то увидит… узнает… о чем? Этого Ультур не позволял мне узнать.
На скалы, в которых Ультур оборудовал себе убежище, мы взобрались очень легко, главным образом оттого, что Черный, когда ходил за лестницей, обнаружил желоб, ступени, грубо выдолбленные в породе и прикрытые зеленью. При одном взгляде на эти неровные, грубые сколы, меня посетило видение трудолюбиво долбящих камень дикарей. М-да, худо дело…
- Сдается мне, - мрачно заметил я, - что за нами будет погоня.
Ур, идущий последним, оглянулся, вопросительно посмотрел на меня.
- Этот твой Ультур, - продолжал я, - он предводитель дикарей. Ну, помнишь, мы еще удивились, что они говорят. Так вот это он их научил. Научил разговаривать. Он их водил на эти Парящие Пруды, – язвительно наябедничал я, увидев в промелькнувшем видении топающих по ровной мощеной дороге дикарей замотанных в их многочисленные лохмотья. Их босые, заскорузлые, твердые, как мореный дуб, подошвы ступали по холодным камням, чуть припорошенным снегом, а над дорогой поднимался зловещий, огромный, холодно сияющий Торн – их могучий покровитель, вокруг которого в космическом пространстве танцевали и плавились жестокие лучи…
- Эй! – из моего недолгого транса меня вывел окрик Ура, и я очнулся, с изумлением увидев, что стою едва ли не уткнувшись лицом в куст. – Торн!
- Я… я слышу тебя, - пробормотал я, выбираясь из зарослей.
- Зачем он водил их туда? – спросил Ур. -  Постарайся не виснуть. Посмотри, но не рассматривай деталей.
Я выбрался на тропинку и встал.
Снова вызвал видение шагающих дикарей, размахивающих острыми серпами.
- Он водил их туда охотиться, - резко ответил я, рывком выдирая себя из видения, которое было мерзко и жутко настолько, что мне достаточно было и тени его чтобы всей душой возненавидеть Ультура.
- Н людей, - уточнил Черный зловеще, поправив на плече сук. Сдается мне, что если бы он шел вторым, то влепил бы Ультуру хорошего пинка в свисающий зад.
Ур больше не скрывал своих мыслей от меня. Думаю, он нарочно это сделал, чтобы меньше пришлось объяснять вслух.
Мы не просто шли, о нет. Все время нашего перехода было занято приготовлением к моему обращению – но сначала была очередь Черного.
«Что ты хочешь влить Зеду?»
Ур оглянулся на меня.
«Я научу его чувствовать и знать человеческое тело, - ответил Ур. – Все знания о строении человеческого тела есть в нашем мозгу. Мозг получает нервные сигналы о состоянии мышц, о том, как и где они прикреплены к телу, о токе крови по сосудам… я просто научу его понимать эти сигналы. Он станет в некотором роде врачом. То есть, если тебе понадобится… потом… он сможет приготовить медиатор при помощи простейших ароматических масел и напитков. Он станет готовить лекарства, и, возможно, научится синтезировать простейшие медиаторы… так же, как это делаю я.  Мы расстанемся скоро, а обращение в расчетчика – это длительный процесс. Его нужно контролировать и помогать расчетчику. Если этого не сделать, то расчетчик потеряет свой дар. Просто потеряет – но ты на это не согласен, не так ли? Потому что это так же неприятно, как потеря слуха или зрения… ощущение потери давит, заставляя ощущать себя инвалидом. Вот чтобы этого не произошло, твой друг должен помочь тебе».
…Этакий экспресс-курс для лаборанта…
«А если оставить все, как есть?»
«Тогда твои видения будут настигать тебя в самый неподходящий момент, и ты можешь погибнуть. А пройдя обращение, ты сможешь управлять своими видениями. Твой разум будет в состоянии понять все загадки Космоса. Ты сможешь рассказать мне о моем мире больше, чем я сам о нем знаю. Ты сможешь расшифровывать послания тех, кот ушел много сотен лет назад, и сможешь ответить на вопрос, куда они ушли, и что с ними сталось. Это поистине увлекательно и интересно, и дороже этого дара природы нет ничего на свете уж поверь мне».
«Дороже всего? И любви тоже?»
«Любовь! – усмехнулся Ур. - Это вопрос юного мальчика. Ты будешь видеть, как в смешении образов, запахов, чувств, ощущений, звуков зарождается это чувство, которое вы, люди, называете любовью, и которым так смешно дорожите. Это всего лишь длинная химическая цепочка в твоей голове, не более. И когда в твоей крови иссякнут продукты, синтезированные твоим мозгом, любовь пройдет. А интерес к истине, к тайнам мира останется навсегда… Дорого бы я отдал, чтобы владеть твоим даром! Ибо нет ничего больше того наслаждения, что может подарить человеку мозг и мысль».
Странно было слышать это от существа, выглядящего так, как выглядел Ур, когда маскировался. Его гладкий человеческий образ, с неземными глазами, с точеными правильными четкими чертами лица, с богатыми иссиня-черными волосами был очень привлекателен для женщин, и поначалу я думал, что он нарочно напялил именно его, чтобы… ну, вы понимаете – толпы марширующих по всем планетам ребятишек с синими глазами…
Но это было не так; Уру, такому, как есть, по большому счету не нужно было гладкое лицо, чтобы соблазнить женщину. Да и в своей маскировочной внешности он не видел ничего особенного.
Ему безразлична были его красота. Думаю, если бы я сказал ему о том, что это каким-либо образом помешало бы ему в его научной деятельности, он без зазрения совести напялил бы менее привлекательный образ. Сдается мне, он так и делал – в тех случаях, когда надо было затеряться в толпе, он превращался в серого унылого типа, и на свои сияющие глаза, не поддающиеся никакой маскировке, опускал волосы или надвигал поля шляпы.
Да уж, игра природы – горящие глаза и абсолютно холодное сердце.
Ур навеки подарил его науке.
Шагая последним, я хорошо видел, как на плече Ура, в ряду самых верхних крупных чешуй, начала вздуваться шишка. Не особенно большая, я бы и не обратил внимания на неё если бы не оттопырившаяся чешуйка. Она теперь торчала почти перпендикулярно телу.
Наннеры трудились вовсю.
Я видел их скопления, разбросанные по всему телу Ура. Каждая группа роботов вспыхивала нестерпимым, ослепительно-белым светом, собирая звенья стабилизатора, и потом тонкими нитями, словно по тропе, они поднимались с готовыми участкам препарата в плечо Ура. Под кожей они образовывали из своих тел некую капсулу, чтобы вещество не всасывалось в кровь Ура.
Это вещество Ур потом планировал ввести Черному.
Ур шагал впереди меня, и я, глядя на его черный затылок, казалось, слышал то, о чем он думает.
«Разумеется, я не дал Айрин наннеров, что ты! Я всего лишь синтезировал местно, у себя в вене, наскоро ускоритель регенерации, и только…»
«Вещество можно ввести в кровь, а можно выпить… выдернет чешуйку…»
На ум мне пришло сравнение с церемонией дарения капли крови Драконом, и Ур едва заметно качнул головой.
«Да, возможно, ты прав. Наверное, в Драконах тоже живут наннеры, и готовят стабилизаторы для избранников. Драконы – существа созданные искусственно, об этом все говорит. Но кто и с какой целью их сделал? Зачем наделил разумом?»
Я вспомнил и ту легенду, которую рассказал нам Алкиност когда-то, но ответа на вопрос Ура не получил.
Парящие Пруды располагались как раз за той скалой, в которой Ультур обосновал себе убежище. Это была странная скала, похожая на упавший с неба огромный булыжник, плотно воткнувшийся в расселину, по дну которой проходила еле различимая тропа. Пещера Ультура была скорее похожа на щербину в монолите, и туда едва вместилось ложе из тюфяка, набитого сухой травой. Мы встали перед этой темноватой дырой в камне, и Ур, не заботясь более о сохранности своего груза, сбросил со своего плеча изрядно надоевшую палку. Незнакомец грянулся оземь с громкой руганью.
- Ну это надо же, - усмехнулся Ур, разглядывая внимательно пристанище Ультура, - ты, никак, возомнил себя стражем, последней преградой между внешним миром и дорогими твоему скудному умишку останками, э?
Ультур смолчал.
Ур деловито протиснулся вовнутрь каменной щели.
Он выкинул из неё все – и тюфяк, и пару каких-то непонятных, длинных и широких рубах, пошитых из толстого грубого материала, - и даже некие тюки с одеждой (я с содроганием отшатнулся от одного из них, упавшего мне под ноги, потому что там, в кожаном мешке, сшитом из лоскутов шкур животных тонкими сухожилиями, лежали вещи, принадлежащие когда-то людям, которых этот хитрый, злобный удав отдал на растерзание людоедам…).
Ур заметил моё отвращение и еще раз недобро усмехнулся.
«Да, ты прав, - подумал он специально для меня. – Этот человек-удав именно таков – хитер, скрытен, злобен и беспощаден. Кроме того, он не прочь помародерствовать. Нам здорово повезло, что он при всех своих замечательных качествах туп, как пробка. Не то нас уже насадили бы на вертел. Он не остановится не перед чем,  и ему не жаль ничего и никого. Он не видит особой ценности в уникальности человека. Он видит только свою выгоду Нет, он не продукт Системы. Он дурен и злобен сам по себе».
Вскоре пещерка стараниями Ура была чиста и пуста, но хода он не нашел.
Его чувствительные пальцы в сотый раз ощупывали камень, сколотый неровно, но не находили даже намека на отверстие.
А меж тем оно должно было бы быть тут!
Потому что дикари часто ходили по нему; Ультур, этот коварный желтый удав, не раз становился свидетелем того, как горе-путешественники терпят крушение в джунглях – с удивлением я понял, что все они в буквальном смысле этого слова сыплются с неба, - и тогда он открывал свой тайник и посылал своих неумолимых гончих в тщательно охраняемый им мир, чтобы они настигли и уничтожили жертву.
- Торн, - попросил Ур, - постарайся увидеть этот проход… представь, где бы он мог быть.
Я подумал о том, как Ультур охранял свою тайну и двери в его мир… мм, наверное для него это был не просто умерший мир – это было кладбище. Он смотрел на него сверху и ревностно охранял от любого проявления жизни, будь то нечаянно попавший в эти края человек или животное. Чужие следы на останках древнего мира казались ему кощунством, и он готов был выжигать их огнем, до серого нежного пепла, до пустоты и неподвижности, до выскобленного ветром камня…
- Трава! – с изумлением произнес я; в видении моем я заметил росток, тонкий стебель, проросший на пороге тайного лаза. Один из дикарей обронил семечко со своей одежды, и оно проросло. - Трава, Ур!
- А?! – Ур высунулся из каменного закутка, глянул на меня дикими глазами. – Трава?!
Ультур от злости завопил благим матом, извиваясь на земле, когда Ур в очередной раз нырнул в пещеру и ощупал пол своими чувствительными тонкими пальцами.
Он нашел этот стебелек, едва развернувший два тонких листочка, и засмеялся.
Маленький росток, изгибаясь, рос из неровности в скале, похожей на небольшой неровный скол. Ур, проведя ладонью по граниту, легонько толкнул плечом стену, и она поддалась, легко отодвинулась в сторону, обнаружив в громадном монолите гранита словно бы просверленный гигантским сверлом лаз.
- Трава, - произнес Ур, с улыбкой коснувшись листочка, нежного и светлого. В голове его пронеслись образы деревьев – он узнал, что это за росток, - и видение огромного старого дерева, разворотившего своими корнями пещеру удава… этот крохотный росток вырастет в огромное дерево!
- Ну что? – издеваясь, сказал Ур, весело блеснув глазами, - хороший я себе компас раздобыл? А я еще не давал ему ни медиатор, ни стабилизатор!
Ультур шипел и извивался, стараясь освободиться. От ярости пена шла у него изо рта, он побагровел, и стиснутые зубы его скрежетали, едва не крошась. Думаю, он вывихнул себе пару суставов, стараясь выбраться из капкана, придуманного ему Уром, но даже боль не  могла заставить его утихомириться.
- Успокойся, - насмешливо произнес Ур, пренебрежительно глянув на Ультура. – Разве кучка камней, руин, обглоданных временем, стоят того?
Черный, хохотнув, вскинул палку себе на плечо, отчего Ультур, посыпающий Ура самыми отборными ругательствами, оказался перевернут вниз головой.
- Ну что, идем?
Ур кивнул; лицо его сияло от гордости – и не только потому, что ему удалось обнаружить тайный ход Ультура.
Он был счастлив и взволнован, потому что то место, о котором он только что отзывался с таким пренебрежением, на самом деле тоже много значило для него, и он рад был туда вернуться.
- Черт!- путешествие наше по тоннелю окончилось внезапно, вместе с первым проблеском света. Камни из-под неудачно поставленной ноги полетели вниз, в пропасть, а ветер, свободно гуляющий над равниной, вцепился в одежду, рванул волосы, обнял тело обжигающе холодными ладонями, и я вынужден был ухватиться за какие-то корни, торчащие из потолка лаза. Дух захватило от увиденного, и я застыл, благоговея.
- Пришли, - сказал Ур невозмутимо, но сердце его колотилось учащенно.
Пред моим изумленным взором открылась огромная, глубокая долина, похожая на чашу, окруженная, насколько было видно глазу, абсолютно ровными скалами, что наводило на мысль об их искусственном происхождении. А на дне этой долины, на плоском и круглом, как блюдце, дне располагался город, величественный, грозный и страшный.
Должно быть, когда-то он был красив.
Наверное.
Это было странное место, каких мало в этом мире.
Люди, темные и невежественные, боялись всего неизведанного, а потому обходили стороной то, что было выше их понимания. И обломки, осколки той, ушедшей цивилизации, стояли нетронутые и неисследованные. Лишь время и вода точили их, по крупинке растаскивая мозаику времен.
Изредка, все же, к ним являлись гости, но лишь затем, чтобы, взобравшись на руины башен, величественных и тихих, выкрикнуть фанатическую речь о демонах, кознях, и прочую безумную чушь, рождающуюся в воспаленном разуме, а потом предать огню все то, что пугало и завораживало.
Но огню больше нечем было поживиться в этом старом каменном, темном мертвом мире. Он торопливо слизывал жалкие охапки соломы, принесенные с собой фанатиками, и утихал, оставляя город точно таким же, каков он был до прихода незваных гостей.
Ур, казалось, вдыхал ветер с наслаждением. Холод – то ли и в самом деле похолодало, то ли место это было устроено древними архитекторами так, чтобы воздух здесь всегда был кристально прозрачен и холоден, - доставлял ему удовольствие, у Ура разгорелись глаза и потемнела кожа.
- Смотрите, - Ур указал рукой на небо, которое было ясно и чисто, так, что, наверное, просматривалось до самого дня Великого Космоса. 
Над долиной медленно вставал огромный Торн. Было еще светло, и диск его был бледен и тонок, но отчетливо виден, и казалось, Торн хотел заполнить собой все небо над долиной, закрыть её, уложив свой тяжелый круг на обод каменной чаши.
- Ночами здесь было светло, - пробормотал я,  - и в полнолуние люди любовались серебряным городам на его поверхности…
- Расскажи, что ты видишь? – нетерпеливо попросил Ур, и я обвел взглядом темную мертвую долину.
Сейчас здесь почти ничего не было, но я видел не каменные тихие остова, а великий город в серебряной дымке, словно ничто – ни люди, ни время не касались его, и он стоял, молчаливый и пустой, точно такой же, каким его покинули тысячи лет назад.
- Что ты видишь? – повторил Ур. – О чем тебе говорит это место?
-  Я вижу город, - ответил я. – Живой город!
Город был подобен диску солнца, Одину, колесу, вечно движущемуся по небу. Своими постройками он заполнял всю круглую долину до самых краев, и его призрачные, давно умершие сады, возродившиеся в памяти старой земли и открывшиеся для моего взора, терялись в туманной неверной дымке времени; кольцевыми широкими улицами город  делился на сектора, в которых когда-то располагались дома – я смотрел на темные руины, но воображение мое дорисовывало домики и дворы, яркие огоньки, фонарики, зажженные в честь праздника, высокие башни и многоэтажные здания, тающие в дымке моего видения, - а в середине, на круглой площади, возвышался величественный, словно серый дымчатый сталагмит, замок. И, словно лучи, от этой площади во все стороны разбегались улицы, похожие на спицы вечного колеса, отражающегося на небе…
- Люди этого мира любили солнце, - произнес я. Я мог бы рассказать много – о свете, которым наполнен их мир, и о величии, подобном великим пирамидам и  городам майя, смущающем воображение. О мечте, которая владела умами людей, обративших свои взоры к небу, и мечтающим узнать, что же там, в вышине…
Теперь это место шептало взахлеб мне о горе и о смерти. Я видел, как исчезают отсюда люди, и расстаются затем, чтобы никогда больше не увидеться, и сотни, тысячи историй, не менее трогательных и горьких, чем история Ромео и Джульетты, не оконченных и едва начатых, открылись мне. Казалось, я еще вижу их тени на стенах, тени рук, расстающихся, касающихся друг друга только кончиками пальцев, и слышу голоса, обещающие – «Я вернусь!» «Я дождусь!» И великий огромный Торн накрывал долину темнеющим диском, и бушующее фиолетовое мертвенное пламя космического пожара, словно развевающиеся волосы вокруг лица, бушевало вокруг него.
И высотные здания, легкие висячие мосты и каменные дворцы застывали в этом слепящем мертвом свете, становились голыми, сухими, словно остова человеческие, лишающиеся плоти, и исчезали, разрушались, превращаясь в тлен, и гас свет солнца, которое так любили люди. Раскаленный город, залитый неестественным фиолетовым светом, наливался багровыми тенями, и смертоносное излучение выжигало всякое проявление жизни, высушивало дочерна побеги, пробившиеся сквозь толщу почвы и сжигало тонкие крылышки бабочек одним лишь своим дыханием…
А где-то под землей, в укрытии, в спасительной щели, упрямо и отважно, билось сердце, твердящее «я дождусь!».
Но это было не долго…
- Не стоит, - сухо произнес Ур, положив мне руку на плечо, и я очнулся от своего видения. Ничего. Только серая пустая долина внизу… растаяли величественные видения, и осталась лишь пустота. – Это всего лишь память. Этого давно уже нет. 
Именно здесь спасались те, что потом переродились в дикарей. Именно в этой долине, которую Торн ночами прикрывал от взорвавшегося соседа, родилось поколение, которое приспособилось к жизни в жестоком мире.
Но странно, что наряду с ними существует и весь остальной мир.
Эшебы, каряне, айки – они, получается, здесь не были в те дни, когда небо было фиолетовым от губительного излучения? Они появились позднее? Откуда? Кто привел их на эту планету?
И кто, в таком случае, завалил выход из этой долины тем самым камнем, в котором Ультур обосновал свое убежище – до меня дошло, что этот камень именно нарочно воткнули в расселину, по которой проходила дорога,  - и кто проделал в нем проход чтобы… войти или выйти?
Вопросы, вопросы…
Но скоро я узнаю на них ответ!
Ур внимательно наблюдал за мной, и, сдается мне он колебался до последнего с моим обращением.
Он не был желтым удавом.
Он уже раздумывал, что неплохо было бы просто купировать мой дар, ведь обращать меня полноценно времени нету, да и опасно это. Если бы речь шла о нем самом, он не раздумывал бы ни мгновения, но ведь он – ученый, и его совершенного разума не терзали те сомнения и тягостные чувства, что мучили меня, настигая вместе с воспоминаниями. Образы, от которых рвалось мое сердце, для него были всего лишь старинной мозаикой, вроде тех, что откапывают археологи, сметая вековую пыль кисточкой, открывая шаг за шагом картинку. И картинка эта, пусть и трогательная, но вызывает лишь любопытство и благоговение, радость – но никак не боль и страдания. 
Но я теперь желал всем сердцем, чтобы он обратил меня!
О, как я хотел этого!
Я хотел увидеть то, что скрыто от других.
Я хотел быть свидетелем их жизней, чтобы они прожили их не зря… может, я обманывал себя, и всего лишь хотел убедиться, что хоть одно «дождусь» сбылось? Может, я хотел себе самому облегчить боль? Может быть…
Может, я и в самом деле молод и глуп, может, меня напрасно тревожат и трогают наивные слова, сказанные когда-то кем-то, до слез, но я не хотел закрывать глаза и забывать о них.
Я хотел о них помнить; я хотел, чтобы они были сказаны не зря.
Я хотел быть памятью, живой памятью и свидетелем того, что стоило остаться в вечности.
«Я вернусь!»
«Я дождусь!»
Стоя теперь над останками чужого мира, терзаемый ледяным ветром, я чувствовал нестерпимое жжение в груди, и клялся, что запомню все, и расскажу всем о тех, кто не успел сам поведать свою короткую историю Вечности… Да, Ур прав – нельзя лишать кого бы то ни было шанса на жизнь. Система, какая бы они ни была, состояла прежде всего из людей, живых людей, таких, как Айрин, например, и они хотели жить. Что-то говорило мне, что благодаря всей этой запутанной долгой истории они еще увидят свет настоящего солнца, и холодный ветер этой долины развеет волосы всех цветов, и Айрин тоже, но как скоро это произойдет – я не знал. Возможно, меня уже не будет, и память обо мне исчезнет.. возможно…
- Ты странный, - произнес Ур, изучая мое лицо своими горящими глазами. – Ты любопытен, как и я, как ученый, но слишком горяч. Слишком много чувств и эмоций тебе откроется, ты это понимаешь? И ты все это станешь переживать так же остро, словно это случилось с тобой. Не боишься сгореть?
- Нет, - ответил я, мысленно просматривая снова и снова умерший город и прислушиваясь к его старческому шепоту. – Нет, не боюсь.
Ур кивнул, но в жесте его было известное сомнение. Мое поведение казалось ему нерациональным, горячим, необдуманным, губительным, но, в конце концов, ему тоже было выгодно обратить меня, и он уступил.
Ультур, наблюдая за нами, злобно шипел.
- Давай! Вынеси ему мозги! – клекотал он злобно. – Он сгорит от первой же косточки, что попадется ему на глаза, от тряпочки, которую найдет!
Я свысока посмотрел на него.
- От первой же косточки тех, кого ты скормил дикарям? – уточнил я. – Я уже видел их. Не беспокойся об этом; сцены драк привычны для меня. Но если ты станешь доставать меня своим злобным шипением, я сделаю так, что ты пожалеешь о том, что вовремя не удрал с моего пути. Но если ты благоразумно заткнешься, то мы мирно разойдемся. Я стану самым совершенным из всех известных расчетчиков, а ты вернешься в Систему - хочешь поспорить?
Ультур сощурил свои глаза, полные ненависти.
- Я буду спорить до конца, - прошипел он, - потому что ты еще не расчетчик! И, возможно, не станешь им никогда!
Черный усмехнулся. Он был на все сто уверен в том, что я говорю, и в его безупречной смелой душе и сомнения не возникало в правоте моих слов.
Это видел и Ур.
- Тогда – добро пожаловать в мой мир, - с улыбкой произнес Ур. – Идемте, я покажу вам все.
Парящие Пруды располагались в тени, которую бросала стена скал на восточную часть города. Казалось, великая каменная чаша раскололась в этом месте, и образовались эти неровные рваные трещины, в которые словно бы утекла вся жизнь. И теперь эти неровные непроглядные изломы парили кипящими на их дне желтыми густыми массами, вскипающими пузырями и лопающимися с жирным чавканьем.
Там же, в тени скал, на берегах этих трещин, были останки города, сохранившиеся прилично; в самом темном углу, немного покосившись, стоял на вздыбленной плите домик. Плита когда-то треснула ровно пополам, и казалось, это дом своей тяжестью заставил её накрениться и переломиться, словно плитка шоколада.
Дом отчего-то показался мне обитаемым. Может, оттого, что он не был засыпан, занесен, как прочие, многовековой пылью и пеплом, а может, по какой иной причине.
Но не один я так подумал.
Ур, словно огромный кот, почти пригибаясь к земле, чертя в пыли на мостовой своей блестящей черной косой полосу, перебежками, скрываясь в тени, подобрался ближе и осторожно заглянул в окно.
Несомненно, он думал, что кто-то там побывал, и не один раз…
Но на сей раз там никого не оказалось.
Зато возле дома, на выскобленных добела веками плитах , Ур обнаружил какие-то странные рубчатые следы, оставленные будто бы полозьями неких санок, или гусеницами (хотя откуда здесь взяться гусеничной машине?!) или чем-то похожим…
- Ты плохо стерег свою святыню, Ультур, - произнес Ур, думая о чем-то своем, - тут были люди, и не похоже, чтобы твои верные трупоеды поймали их. Здесь нет ни следа крови – а по всему видно, что они ушли отсюда недавно.
Оглядевшись по сторонам, Ур словно бы нехотя вернулся к нам.
- Нам нужно закончить все скорее, - произнес он, оглядывая подозрительно скалы. – Мало того, что за нами отправится погоня из сикрингов (надо ли напоминать, что они бегают весьма прытко?), так еще и местных нам не хватало…
Ультура вместе с его шестом уставшие изрядно Черный и Ур без церемоний скинули прямо на треснувшую мощеную мостовую.
- Тут мы как следует отмоемся перед инъекцией, - Ур указал на свое плечо. Сыворотка, которую наннеры к тому времени собрали – я так понял, что и доза отмерялась максимально точно, - сияла в плече Ура, как драгоценный изумруд. – Этого тоже надо окунуть, хотя меня и гложет желание посмотреть, как глисты его обмотают с ног до головы…
Желтого Удава без лишних реверансов опустили в источник как есть, связанного, вместе с его палкой, и он отплевывался от брызг из лопающихся у его лица пузырей.
Все наши вещи, до последней тряпки, полетели в разлом. Ур, ничуть не жалея ни бархата, ни меха, и мешал все это палкой, как в огромном котле. Мою книгу подвесили над испарениями, и скоро её кожаный переплет покрылся мелкими кристалликами солей, белыми неряшливыми пятнами.
Вслед за одеждой мы сами осторожно спустились в этот серный, остро пахнущий суп. Горячая едкая вода обожгла, заставила огнем гореть расчесы и укусы, которых оказалось предостаточно. Черный попытался было расчесать волосы, но попытка не увенчалась успехом, и он безжалостно обрубил их Айясой. Ободранные, исцарапанные, голые, яростно терзающие свои потерявшие всякий цвет и вид тряпки, мы являли собой жалкое зрелище.
Как следует пошоркав, мы разложили свои вещи прямо на каменных плитах, чтобы вода с них стекла. От ядовитой воды одежда стала похожа на те самые жуткие тряпки, в которые с ног до головы заматываются сикринги, и лишь украшения из серебра и алмазов сверкали своей первозданной чистотой.
На воздухе было холодно так, что зуб на зуб не попадал, и мы с Черным снова забились в теплую вонючую воду. Свою верную Айясу он положил рядом с собою, умостив кое-как на выступающих из воды камнях. Желтая вода смыла с лезвия нечистую кровь, и Черный щурился от едких испарений, разглядывая белый налет, наляпанный пятнам на блестящей стали.
Ур вычистился первый.
Он даже косу свою (в отличие от Черного) прочесал и заплел заново.
Кое-как натянув мокрые шорты, он выбрался из своей расселины, но у самого края попятился назад, согнувшись в три погибели, потому что в лицо ему смотрел весьма внушительный клинок.
- Так-так! Кто это у нас тут? Что за рыбки завелись в наших прудах?
Огромный бородатый дядька в черной кожаной одежде  опершись на колено, склоняясь над расселиной, с интересом рассматривал нас, голых и беспомощных (на его взгляд), и на губах его играла недобрая усмешка.
- Вот так раз, - произнес Ур, - разбойники.
Но, судя по го голосу, это не было для него неожиданностью.
По выражению его глаз, неотступно следящих за усмехающимся разбойником, по его спокойству, по вкрадчивости движений – Ур отступал вглубь своей расселины, и могло показаться, что он растерян, и даже напуган, - я понял: этих людей он почуял еще тогда, когда мы только подошли к этому месту.
Он чуял их, когда осматривал дом; он видел их, притаившихся в густой тени, между вздыбившихся плит. Он знал, что они не притронутся к нам, покуда мы не отмоемся от спор паразитов, и разложил наши одежды – попорченные, но сверкающие алмазами на ярком солнце, - как приманку, и на видном месте оставил оружие – мой и свой мечи... 
В видениях его промелькнули эти странные рубцы на мостовой, оставленные неведомым транспортным средством – так вот что ему нужно было от них! Он рассчитывал отнять у них их транспорт, и подманивал их, ловил их на нас, как на живца.
«Потому что если бы мы на них напали, и они почувствовали, что дело пахнет жаренным, мы нипочем бы не догнали их», - ответил он в заключение всего того, что я выудил из его головы.
Черный, до этого яростно шоркающий сапог, прямо-таки окаменел, раскрыв рот. В глазах его было искреннее детское недоумение, но его Айяса, однако, почти беззвучно исчезла в воде, словно тело змеи.
Меж тем разбойники уже совершенно не таились.
Их было трое – тот, что следил за нами, и еще парочка – они теперь рылись в наших тряпках, расшвыривая не понравившиеся им вещи по улице.
Первый был человек роста громадного, бородатый дядька, с крупными сильными руками (таким клешнями только и загребать, отнимать что-нибудь), с цепкими крепкими пальцами. Если говорить о его национальности, то я определил бы его как регейца или кара, хотя голову его украшали эшебские косы. Но это было скорее для удобства, чем дань традициям предков. Волосы у него были темные, и глаза его, круглые и  выпученные, словно у него была больная щитовидка, были цвета переспелой вишни. Эти влажные выпяченные  кругляки на воспаленных, красноватых белках крутились, придавая его итак неприятному лицу выражение совсем уж дебильное и отталкивающее.
Одет он был добротно; на огромных мощных ногах – сапоги на толстой подошве с круглыми тупыми носами, кожаные прочные черные штаны и длинная куртка из той же черной кожи, перепоясанная широким прочным поясом с крупной металлической бляхой. Наручи защищали его руки, и на груди, под курткой, тоже была защита – панцирь. Здоров, как буйвол, и наверняка не дурак подраться…
За спиной его послышалась возня – кажется, те двое, что рассматривали наши вещи (свою добычу), подрались из-за пояса Черного.
- Надо же, какая богатая добыча. Чьи это алмазы? Твои? - бородач, чуть скосив глаза, глянул на сверкающие в свете холодного солнца алмазы Черного. – У тебя губа не дура, господин Алмаз! Небо послало нам редкостных идиотов! Разгуливать без штанов по Долине Темного Торна, и раскидывать свое добро без присмотра! Хм… одно удивляет: как эти редкостные идиоты смогли живыми выбраться из лесов сикрингов?! Одно из двух: либо сикринги все внезапно вымерли, либо вас было не меньше двух дюжин, и они просто обожрались!
- Нас было около сотни, - вызывающе соврал Ур. Бородач презрительно скривил губы – ну, конечно! Он так и подумал!
Ур исподлобья глядел на мародера и молчал; и Черный тоже молчал. Лишь его тонкие длинные пальцы стискивали недомытый сапог, раскисший, перепачканный в глине.
- Может, венете нам наши вещи, да и разойдемся по-мирному, - предложил Ур вкрадчиво, косясь на мародерствующих. Сам он ни на миг не верил в свои слова и лелеял некий план… какой?!
Бородач хохотнул.
- Да? Боюсь тебя опечалить, но, сдается мне, мои друзья не хотят тебе ничего возвращать. За ваши побрякушки на базарчике дадут приличные деньги, а за таких, как вы, рабов, местные красотки, соскучившиеся по ласке,  и подавно, - он кивнул на бутафорское гладкое лицо Ура, и тот расхохотался, закинув голову.
«Ба! Да тут и красотки есть! Ультур, ты теряешь былую хватку!»
- Вылезайте-ка, рыбки мои. Да без глупостей. Я  не  хотел бы попортить товар.
Ультур от злости забулькал, и тем привлек к себе пристальное внимание бородача.
Ультур действительно был глуп или самонадеян и эгоистичен настолько, что не мог даже подозревать какой-либо хитрости в другом. Для него все происходящее действительно было фатальной ошибкой со стороны Ура, приведшей нас к гибели.
Бородач наклонился ниже, рассматривая незадачливого Желтого Удава, и хохотнул:
- Ба! Да среди нас ест самый ценный экземпляр! Хозяин скалистой гряды! Как это тебе не свезло, что такие редкостные болваны умудрились тебя прищучить? Сегодня явно мой день! С каким удовольствием я отдам тебя на потеху своим ребятам! Ну, пошевеливайтесь! Вылезайте!
Ур отступил еще на шаг.  Черный, не меняя дебильного выражения своего лица, чуть привстал, и под водой двинулась тонкая узкая тень притаившейся Айясы.
- А ты заставь нас выйти, - смело сказал я (ну, должен же быть в наших рядах хоть один наивный идиот) каким-то странным звенящим голосом (как пионер на праздничной линейке). Бравада это совершенно не вязалась с моим жалким видом (я был даже без штанов), и незнакомец оскалился:
- Ах ты, твареныш…
Сапог, раскисший от тропической грязи, полный воды, тяжелый, как камень, пущенный мощной рукой Черного, влепил глинистой жесткой подошвой прямо по губам бандита, и то заорал, обеими лапами ухватившись за разбитый рот. Сквозь пальцы текла кровь, много крови.
Так-то! Не хами принцу пакефидскому!
Привлеченные его ревом, двое других разбойников кинули свою добычу и, выхватив оружие – тесаки устрашающего вида, с причудливо вырезанными клинками, - ринулись в разлом с воплями:
- Щенки!
Думаю, эти двое были новичками в их нелегкой профессии, и в их головах пока что было всего две мысли: нажиться и покуражиться своей силой, удачливостью и всем тем дерьмом, что наполняло их никчемные жизни и придавало им в своих собственных глазах величия и значимости. Тот, что сейчас мычал и выплевывал окровавленной пастью выбитые зубы, их натаскивал, а они, являясь по сути своей ударной силой, выступающей по приказу своего предводителя, думать не умели.
Черный не зря заткнул ему пасть свои сапогом; наверное, бандит поостерегся бы нападать на нас так бездумно, пусть и на безоружных и голых; может, кстати, он и подозревал что в желтой воде, не видное ему, есть еще оружие, а потому и выманивал нас из ямы, а не полез вытаскивать нас силой.
Но теперь главарь с трудом мог сказать что-либо вообще, а его бравые молодцы с готовностью кинулись в бой, и Айяса Черного, вынырнувшая из желтой вонючей воды, в великолепном выпаде  перечеркнула кожаный наряд первого и коварно ткнула второго.
Первый повалился в воду, даже не поняв, что произошло. Второй, похитрее – или поудачливее, - успел увернуться, скользя по дну ямы и поднимая тучи брызг. Айяса лишь слегка коснулась его, поранив.
- Давай! – шипел злой Черный, тыча в его сторону Айясой. – Ну, что же ты притих?! Все еще хочешь мои алмазы? Так попробуй возьми!
Бородач, зло мыча, подобрал свой оброненный клинок. Кровь из лопнувших губ рекой текла по подбородку. От ярости его трясло, и картины страшной мести рисовались в его голове.
Ему не было жаль убитого в конце концов, подобных болванов в округе много (ого!), а вот зубы больше не вырастут, да еще и останется позорный шрам, как напоминание о наглом молодом сосунке, который посмел подумать, что ему это сойдет с рук.